На столе лежал большой харатейный чертёж Русской земли. Олег Иванович сосредоточенно изучал его, когда в библиотеку без спросу, на правах старого друга, вошёл Кореев. Из-за его спины выглядывала немного смущённая физиономия Васяты.

Князь удивился — последнее время старый приятель был редким гостем в его тереме.

   — Дозволишь войти, великий князь? — спросил Васята.

В его голосе странным образом смешались обида, робость и вызов.

   — А я уж, грешным делом, решил, что ты из города уехал, — заметил Олег Иванович.

Лёгкий упрёк означал одновременно и разрешение войти, и радость встречи со старым товарищем. Васята, в отличие от молодого Кореева, слова понимал в их прямом, буквальном смысле и потому принялся оправдываться, путано объясняя причины, по которым давно не бывал у князя.

Кореев заметил, что многословие друга начинает раздражать Олега Ивановича, и перебил его, указывая на чертёж: в Дикой степи скакали татары на конях, нарисованные когда-то Васятой:

   — Помнишь? Ты ещё за киноварью к изографам бегал.

Васята споткнулся на полуслове и удивлённо воззрился на чертёж:

   — Надо же, тот самый!

Чертёж был подновлён: к левой его кромке прилегали подклеенные листы пергамена, на которых торопливо, без должного старания, были нанесены границы Литвы и контуры Правобережья от Днепра до Днестра.

   — Вот, други, как выяснилось, в те времена мы не очень в будущее заглядывали. Не дальше Дикого поля.

   — Тебя Ольгерд после похода на Москву стал беспокоить? — понял князь Кореев.

   — Я бы на его месте, получив отпор под Москвой, направил полки в северские земли. Вот, — показал князь на чертеже, — почти беззащитные лежат: Новгород-Северское княжество, Дебрянское. Захватит — станет нашим соседом. Причём очень беспокойным. Немногим лучше, чем ордынцы.

   — Слышал я, что он привечает русских князей, — заметил Кореев.

   — Не все ему в рот смотрят, — сказал Олег Иванович. — Боброк-Волынский, как я наслышан, к Москве отъехал. А Боброк — воевода знатный, известный не только в наших пределах, но и там, в латинских странах. — Он неожиданно обратился к Васяте: — Нет ли у тебя знакомого торгового гостя, который был бы связан с Вильно и Колыванью?

Васята растерянно заморгал, переводя взгляд с князя на Кореева:

   — Почему у меня?

   — У меня — нет. У Епищки, — князь сознательно назвал друга старинным детским именем, — тоже, я сие доподлинно знаю. У кого же мне ещё спросить?

   — У меня есть, — неожиданно кивнул Васята.

   — Ну вот! Кто он?

   — Жуковиньем торгует. К нам с Янтарного моря дивные бусы да браслеты привозит, я не раз у него покупал. Отсюда жемчуг да скань серебряную возит.

   — Своих девок одариваешь? — улыбнулся князь.

   — Какие девки, великий князь? — обиделся Васята.

   — Тогда для кого жуковинье?

   — Приданое будущим дочерям собираю.

   — Ишь ты, запасливый какой. Ладно, други, хватит лясы точить. Скажи-ка, Васята, твой торговый гость, он как, верный человек?

   — Верный, коли ему прибыток светит.

   — А если очень большой прибыток?

   — Тогда и очень верный. Да что нужно-то, Олег Иванович? — рискнул опустить титул Васята.

   — Нужен человек умный, приметливый, чтобы, проезжая по Ольгердовым землям, ворон бы не считал, а всё запоминал и нам потом докладывал.

   — Глубоко ты свои коготки прячешь, — вдруг выпалил Васята и рассмеялся. — Десять лет назад ты бы так не сказал.

   — Так ведь десять лет не малый срок. За десять лет медведя кувыркаться да бабу изображать выучить можно.

   — А ты не медведь, — расхрабрившись, подхватил Васята, но натолкнулся на строгий взгляд. — Прости, великий князь.

Олег Иванович сделал вид, что не обратил внимания на оговорку:

   — Как встретишь своего торгового гостя, прощупай его. Если почувствуешь, что он клюнет, сведёшь с Епифаном.

   — Почему с ним? Разве я не могу сам вести такое дело?

   — Можешь. Но Епифан лучше, он уже давно к таким делам приставлен. Но о том молчок!

«Господи, — ожгла Васяту внезапная догадка. — А я и не ведал, не чуял. Вона где кроется тайна влияния Епишки на князя...»

Дремавшая до поры ревность проснулась в душе Васяты.