Татары ещё не раз налетали малыми силами на окраины Рязанской земли. Олег бросался наперехват, слушая советы воевод, готовился, потом сам рубился в передних рядах, мужая и набираясь опыта.

Единственное, на что он соглашался, уступая мольбам матери и увещеваниям дядьки, — в бою всегда по обе руки от него сражались двое самых могучих дружинников.

По вечерам Олег частенько, не скрываясь, шёл в домик у стены детинца, где полновластной хозяйкой жила Даша. Здесь он отдыхал и от докучливых забот матери, и от въедливых бояр, что лезли с советами и воспоминаниями: об его отце, о дедах — вот, мол, при них... Сюда допускались только друзья, Епишка и Васята. С Епишкой Олег играл в шахматы, а Васята точил лясы с Дашей. Она, нарушая вековой уклад, не уходила в свою светёлку, а сидела вместе со всеми, порой вставляла к месту слово в беседу.

Мать, поджимая губы, всё чаще заговаривала о женитьбе. Олег отшучивался, он понимал, что мать права: Рязанской земле нужен наследник, а рано постаревшей женщине нужен внук, да лучше бы ещё и внучку, чтобы скрасили вдовьи пустые годы. Но всё в душе молодого князя противилось ранней женитьбе.

Гонец из Орды к тысяцкому прискакал поздней ночью, когда все огни были уже погашены и ворота опущены.

Его долго с пристрастием допрашивали, потом впустили в детинец тайной калиткой, передали внутренней страже. Те отвели к тысяцкому.

Тысяцкий, спавший по-стариковски некрепко, сразу же принял его, выслушал, поскрёб в седой бороде и кликнул рынду одеваться.

   — Пойдём к великому князю, — кивнул недоумённо глядевшему гонцу.

   — Он же мальчонка ещё, великий боярин, — попробовал возразить гонец. Ему хотелось поскорее завалиться спать. Нет, вначале съесть чего-нибудь горячего, запить чаркой мёду, чтобы согрело нутро, а потом уже спать. А тут, вишь, к князю. Неизвестно, когда ещё он соизволит принять.

   — Засиделся ты, гляжу, в Орде, парень, — сказал тысяцкий, заканчивая одеваться. Было непонятно, осуждает он гонца или посмеивается. — Ныне великий князь всё воедино в свои руки собрал!

   — Эвон как быстро шагает!

   — Кому сколько дано, — сказал старик, и вновь было не понять, шутит он или говорит серьёзно. — Вели коней подать, — приказал рынде и пояснил гонцу: — До княжьего терема недалеко, да стар я уже по ночам ноги бить.

Появление тысяцкого Олега не удивило. Ему уже донесли о прискакавшем из Орды гонце, и он с нетерпением ждал старика, так как знал, что у того были тайные осведомители и в Орде, и почти во всех Залесских княжествах. Кто под видом торговца, кто — ремесленника, кто — каменных дел мастера, а кто и сотника. Тысяцкий создавал эту невидимую людскому глазу тайную сеть с незапамятных времён, ещё когда княжил сам Коротопол, гордился ею, ревниво оберегал. Не допуская даже князя в тайное тайных, опасаясь, что по молодости, невзначай, может сделать Олег неверный шаг, и тогда пропадёт кто-то из верных людей.

Тысяцкий, отдуваясь, уселся на лавку.

   — Ты, княже, и гонцу сесть дозволь. Сколько дней в седле.

   — Садись, — кивнул князь.

   — Хан Бердибек убил своего отца хана Джанибека и сел на кошму, — с ходу сообщил главную весть гонец.

   — Та-ак...— растерянно протянул Олег.

   — Вот именно: та-ак. — Тысяцкий усмехнулся. — Жаль Джанибека, хороший был хан, если нехристь вообще может быть хорошим. Только это уж дело прошлое. Надобно нам к Бердибеку посольство с дарами немедля ладить. Так, чтобы раньше всех прочих княжеств поспеть.

   — Посольство? Выходит, поздравлять будем? С чем? — вскинулся Олег. — С тем, что отца родного убил? Хана, с коим я лепёшку дружбы разломил, хлеб-соль ел?!

Тысяцкий похлопал по плечу гонца:

   — Иди в молодечную избу, скажи, что я велел накормить и уложить тебя.

Гонец, пошатываясь, вышел, забыв поклониться.

   — Вот теперь я на твой правильный вопрос отвечу, великий князь. Коли нужно для блага твоей земли — то поздравишь!

Олегу вспомнились слова сарайского епископа, владыки Василия, о чаше кумыса и годе спокойствия. Но сейчас-то речь шла не о кумысе. О крови! И не чьей-нибудь, а отцовской. Какой грех на душу брать!

Словно подслушав мысли князя, тысяцкий сказал:

   — А грех во храме отмолишь.

Олег опустил голову.

Тысяцкий, посчитав, что спор окончен, продолжил:

   — Серебра брать побольше да золото вели из твоей сокровищницы взять. Таких, как Бердибек, золотом покупать надобно.

   — Ты его знаешь, боярин?

   — Нет, — мотнул головой тысяцкий, — но так полагаю. И жемчуг для жены. Хорошо бы завтра к середине дня управиться со сборами. — Он взглянул из-под бровей на князя, проверяя, как тот слушает. — Если велишь, пойду распоряжаться.

Олег поднял глаза. В них было страдание.

   — Но ведь я с ним хлеб-соль делил...

   — Хлеб-соль делил, а ответ перед Рязанской землёй ты один держишь, ни с кем не деля. Так велишь, великий князь, аль нет? Мне ещё всю ночь уряживать, надо нам раньше всех других успеть.

   — Кто посольство возглавит? — спросил Олег.

   — Думать надо. — Тысяцкий ничем не выразил удовлетворения от того, что добился нужного ответа.

   — Ты, наверное, и это за меня решил!

   — Я, великий князь, за тебя не решаю, — с лёгким упрёком сказал тысяцкий. — Я тебе предлагаю решение. Твоё княжеское дело выбрать. Волен согласиться и послать посольство, волен не согласиться. Золото целее будет, если, конечно, успеем в мещёрские болота увезти, когда Орда придёт.

   — Посольство возглавит боярин Корней, — твёрдо произнёс Олег.

   — Вот и хорошо, — быстро согласился тысяцкий, и князь понял, что мнения совпали. — Прям, смел, немногословен, что ты повелишь, то и скажет хану. Язык ихний с малолетства знает, без толмача обойдётся, уважение тем выкажет.

   — Но чтобы ни слова о счастливом восшествии на престол! Великий князь шлёт подарки, и всё.

   — Вестимо, — тысяцкий поднялся. — Прости, княже, посольство ладить — хлопотное дело. Я дворского и конюшего подниму, — и, коротко поклонившись, вышел.

В том же 1357 году в Орду поехал митрополит Алексий. Все русские люди возлагали на него большие надежды, помня, как ещё в бытность свою епископом излечил он от болезни ханшу Тайдулу, мать Бердибека. Теперь он ехал главным образом к ней, надеясь через мать повлиять на жестокого хана.

На Олега между тем навалились бесконечные хлопоты. Старый тысяцкий уже не мог, как прежде, ездить по отдалённым уголкам княжества, проверяя не столько готовность маленьких крепостиц к отражению татарских налётов, сколько умение быстро и собранно уходить в леса и болота. Это тоже требовало и навыков, и особой расторопности.

   — Быстро — не значит торопко. Быстро — значит без суеты и без роздыху, — поучал тысяцкий Олега, который теперь сам ездил по городам и волостям.

Князь всё реже приходил к Даше, едва успевая отдохнуть между поездками. Однажды вечером, когда друзья втроём сидели у костра, Васята спросил неожиданно:

   — Уж не остывать ли ты стал к Даше, княже?

   — А что?

   — Ничего. О своей «крестнице» пекусь, — ухмыльнулся Васята. Так он обычно называл Дашу.

   — И сам не пойму, — задумчиво ответил Олег. — В конце дня говорю себе, что устал и останусь в тереме, а потом с вами или с тысяцким чуть ли не до первых петухов засиживаюсь.

Он пошевелил суковатой палкой уголья в костре. Искры взвихрились, на мгновение осветив возмужавшие лица друзей. У Васяты начало курчавиться подобие бородки, у Кореева над верхней губой отчётливо темнела полоска.

   — Вроде и упрекнуть мне её не в чем, — продолжил так же задумчиво Олег. — Что ни пожелаю, всё исполняет. Все мои любимые яства знает, лучше, чем на поварне, готовит. А уж чистюля — спасу нет, банька беспрестанно топится, и утром, и вечером. Псалтирь у неё видел, спросил — смутилась, говорит, приходит к ней монашек, читать учит. — Олег вздохнул. — Не знаю. Матушка допекает: женись, говорит, хочется ей внучат нянчить. А как мне жениться, если даже с наложницей скучно.

   — Значит, не пришло твоё время, — рассудительно сказал Епишка.

   — Вот и я так думаю, не пришло.

   — Ну, до женитьбы тебе ещё далеко. — Васята засмеялся. — Слушай, княже, хоть и «крестница» она мне, но, может, тебе именно Даша наскучила? Может, какую иную девку подобрать, а?

Олег ничего не ответил, лишь нахмурился. Епишка толкнул друга в бок.

   — Ты не толкайся, я дело говорю. Мне вон каждая новая девка в радость.

   — Только у тебя эта радость каждый раз всё короче и короче становится, — с укором сказал Епишка.

   — Спать, однако, пора, — сердито заключил Олег и, поднявшись от костра, пошёл к походному шатру.

Этот разговор через некоторое время продолжился самым неожиданным образом: краснея и путаясь в словах, перемежая их поцелуями, Даша как-то призналась князю, что понесла и уже на четвёртом месяце.

Олег испугался. Ещё месяц-другой, и в княжеском тереме прознают, матушке донесут. Ведь всюду нос суют эти постнолицые, пропахшие ладаном, завистливые бабы или старые девы — кто их разберёт.

Он призвал на совет друзей.

   — И донесут, это как водится, — согласился, выслушав, Васята.

Епишка усмехнулся.

   — Не о том говорите, други.

   — Как не о том? — Олег вспылил. — Матушка лишь о женитьбе и думает, небось и невесту уже приглядела. А тут я ей такой подарок...

   — Вот и я говорю, — продолжил Епишка, — не о том речь ведёте. Надо бы о будущем человеке, а вы о каких-то бабах, что донесут великой княгине.

Олег задумался. Резкая поперечная складка легла между разлетающимися тёмными бровями. Он вскинул голову. Епифан ожидал окрика, но вместо того услыхал растерянный голос друга:

   — Что же делать?

   — Некоторые жёрнов мельничный поднимают, — хохотнул Васята.

   — Дурак, — бросил в сердцах Олег.

   — Тогда сделай, как от веку князья да великие бояре поступают, — посерьёзнел Васята.

   — Как?

   — Выдели ей деревеньку в стороне от Переяславля, чтоб на глаза зазря не попадалась. Выдай замуж за вдовца с детьми из огнищан либо из тиунов княжеских, небогатых. — Васята хмыкнул. — Не ты первый, не ты последний.

   — Тиунов, говоришь? Да кто же согласится? — удивился Олег.

   — Почитай, любой вдовец. Ты, княже, право, словно никогда из терема своего не выходил. А, Епишка?

Тот молча кивнул.

   — А дитё? — спросил Олег.

   — Что дитё? — Васята не понял.

   — Моё ведь дитё.

   — Ну и что? Думаешь, мало у тебя сводных сестёр да братьев по разным деревням живёт?

   — Да, князь. Хоть и тихим вроде считался твой отец, а и он грешил, — подтвердил Епифан и быстро добавил: — Главное, у дитяти отец законный будет, так что никто в жизни не попрекнёт безотцовщиной.

Олег задумался. В голове была полная сумятица. Чужой пример, пусть даже отцовский, не указ. Это с одной стороны. А с другой — что ещё можно сделать? Растить ребёнка около себя, множить сложности? Вспомнилась рассказанная кем-то из старых бояр история о том, как чуть не распалось богатое Галицкое княжество, когда подросли у тамошнего князя двое сыновей — от нелюбимой жены и от любимой наложницы. Этого, незаконного, прозвали в народе по матери Настасьичем, и был он всем по сердцу. Но одни бояре встали за законного князя, другие за незаконного Настасьина...

Нет, пожалуй, батюшка был прав, отдавая наложниц в жёны вдовцам, соблазнив их богатым приданым.

   — И не тяни, князь, — услыхал Олег настойчивый голос Васяты. — Решай, пока брюхо никому в глаза не бросилось.

Олег промучился три дня, потом решился. Злясь на самого себя, поручил Васятке подыскать деревеньку, сговорить огнищанина и сообщить обо всём Даше. Сам не посмел.

...Когда через пару недель Васята всё уладил и пришёл к другу с докладом, Олег не захотел слушать и только кивнул головой. Всё, связанное с Дашей, уже словно отдалилось от него и перестало заботить. Это было уже в прошлом и с каждым днём всё более окутывалось туманом забвения.