_.

Сумасбродная идея попасть сюда созрела давно. Неважно, когда именно. И вот она здесь. Что дальше? Хочется кричать. Кричать от боли, как резаной, во весь рот туда, в эту безмолвную бездну. Громко. Неважно, как. Никто не услышит…

Ещё немного и он родится. Кем он станет? Таким же чудовищем? Она не допустит, а значит… Нет, не стоит жить. Ни ей, ни ему, как и всем тем, которые уже там, далеко, на дне бездны. Надо заснуть. Навсегда. Взгляд вновь скользит вниз. Темнеющая пропасть манит. Автомобили, детская площадка, одинокая беседка. Безлюдно. Пусто. Никого. Как в её душе. Темно и пусто. Никто не желал её рождения, а она… Родилась, чтобы родить его, – другое чудовище. Такое, как все они! Чёрная тоска и отчаяние назойливо ползёт в середину сердца. Поднимается выше. В середину головы. Слышен шёпот. Упорный. Тихий и вкрадчивый. Вот и они, – тёмные силуэты. Чудовища обступили, чего-то просят. Дышат ей в лицо. Что ещё? Хватит! Пропасть настойчиво зовёт и манит, оскалив тёмный взгляд. Не хочу – у – у!

Она летела вниз, нелепо взмахивая руками. Тёмная пропасть приняла её. Сердце замерло и остановилось прежде, чем тело коснулось асфальта…

_.

– Саломея, смотрите внимательно! – предложил Крошеминников. На этот раз вчетвером, их взгляды цепко следили за тем, что происходит на экране монитора.

– Эта запись сделана накануне последнего преступления. Там, рядом автостоянка. Их камера слежения кое-что зафиксировала. Мы изъяли запись, решили показать её вам… Маньяки обожают различные схемы, ведомые только их, больному воображению.

Наблюдая за всеми, кто запечатлён на записи, Саломея, внезапно, обратила внимание на редкую толпу, в ней – хрупкий, девичий силуэт. Девушка пересекала дорогу, с опаской поглядывая по сторонам. Неожиданно для всех присутствующих, произнесла:

– Наконец-то вы поверили! А ведь алгоритм был, да и мотивация… – Выставила указательный палец. – Она! Это она!

– Да-да! – повторила она. – Три по три! Три молодых, три зрелых и три пожилых. Чтобы запутать след, кто-то вмешался, убив ещё двух одного возраста затем ещё одну! Явно, кто-то второй! Итого… Плюс «я». Итого, тринадцать!

– Продолжайте, Саломея! – произнёс спокойно, но нахмурился, однако, генерал.

– Возможно, убийца видит в жертвах своих близких. Убивает юных, как сама. Молодых, видимо, как её мать и очень пожилых, как бабушка. А вот сила удара? Мы говорили об этом много раз, – отвлечь, запутать следы!

Выключив монитор, присели за стол.

– Я в это мало верил, – начал генерал, – скажите спасибо вашим защитникам, особенно Антону, а также Игорю. Они настояли! Так вот, Саломея, мы установили следующее, да и в фоноскопической лаборатории экспертиза подтвердила… – Пашков встал из-за стола, нервно стал прохаживаться по кабинету.

– Итак, всех нас можно поздравить? Для задержания всё готово! – воскликнул Крошеминников, обращаясь к генералу.

– А я? – порывисто поднялась из-за стола Саломея, – разрешите и мне с вами?

Аркадий Петрович выразительно взглянул на Крошеминникова. Твёрдо произнёс:

– Почему бы и нет? Считаю, вы имеете на это право…

Автомобиль быстро примчал по адресу.

Синие глаза лежащей на кровати пожилой женщины смотрели на них без всякого удивления. Ей было плохо, и, тем не менее, старухе удалось скорчить брезгливую гримасу. Затем усмехнулась, глядя на Саломею:

– И ты с ними! – будто развеяла прежние сомнения. – Явилась, значит! Ведьма!

Отвернулась. – Убили, изверги! – ни к кому не обращаясь. Сквозь рыдания: – Если бы не ты, ведьма проклятая, жила бы моя доченька!

– Внучка ваша! – тихо уточнил Крошеминников. – А дочь свою вы убили так же, как когда-то мужа.

Повернул голову к Саломее:

– Знакомьтесь! Та девушка, что была на видеозаписи, – дочь, а вернее, внучка этой самой Эммы. Валентина – Виолетта. Жена бандита Захара Зубова!

Саломея застыла.

– Да, Саломея, та самая тётушка твоей знакомой из Штатов – Валерии! Она же, Эмма Григорьевна!

– О, Господи! – выдохнула Саломея.

Синие глаза Валентины – Виолетты вонзились ей в лицо. Старуха чего-то ждала. Напрасно. Саломея не отвела взгляда.

Она чувствовала: женщине не просто плохо, – она умирает. Синие глаза тускнели. Седая прядь выбилась и упала на лицо.

– Надо срочно вызвать Скорую! – тревожно произнесла Саломея. Крошеминников быстро спросил:

– А где же ваша внучка? Вы и её?

Старуха в ответ внезапно усмехнулась.

– Если бы не ты, ведьма, жила бы моя Оленька до сих пор! Умерла Оленька! Бросилась с крыши дома. Вчера похоронила! – Затем отчаянно: – Эх, зрение меня подвело! Обозналась я! Роковая ошибка стоила жизни моей драгоценной…, – не договорила, бессильное рыдание сотрясло её тело. Полежав минуту, видимо, собрав последние силы, еле шевеля губами: – Там! – показала в сторону, – записка Оленьки! Хотела помочь ей! Она ведь беременная… Была! Не знаю, откуда, – старуха вдруг попыталась подняться, – помогите мне!

Саломея помогла женщине приподняться на подушках.

– Не знаю, откуда! – повторила тяжело, почти растерянно, ни на кого не глядя. – Почему это началось у Оленьки? Как? Ведь я её любила больше всего в жизни!

Крошеминников прочёл длинную записку. Она напоминала признание. Признание человека, который принял твёрдое решение. Окончательное. Покончить с жизнью. Протянул бумагу Саломее.

«Не судите меня строго, прошу всех, кто прочтёт это! Страх и ужас сопровождает меня. Больше не могу! Когда мне было семнадцать, в диком пьяном бреду моя мать – бабушка призналась во всём, что произошло с ней и моей настоящей матерью. Это было потрясением, шоком! Господи! Ну, за что?! Не верилось! Оказалось, и мать, и бабушка – чудовища! Я беременна! Не хочу на свет произвести такое же чудовище! Ненавижу их всех! Я – убийца! Девять! Напоминали бабушку, мать и… меня! Убивая их, убивала себя!». Дальше автор записки, подробно, в деталях описал, как всё происходило.

– Я стала следить за Оленькой! – продолжала исповедь старуха. Она не успокаивалась. И мне стало страшно. Впервые в жизни. Я была готова на всё! Подкараулила и убила вначале двух, – странно усмехнулась, – что смотрите? Представьте себе! Да! Молодость вспомнила! Затем ещё одну!

– Решили убрать и меня. – Напомнила Саломея.

– И не учли одного! – вмешался Крошеминников. – Экспертиза! Технологии шагнули вперёд настолько, что… Мы определили, – сила удара была разной, потому это не вписывалось в серию!

– Я поняла, поняла раньше, что сделала что-то не так! – пробормотала старуха. – Но, как тебе удалось? – Взглянула на Саломею потухшими глазами. – Если бы не Валерия! Именно от неё узнала, поняла до конца – Оленька в опасности! Чего мне это стоило! Как там, по-вашему, заметала следы, но…

Затихла. Казалось, жизнь уходит из этой пожилой, красивой когда-то женщины, прямо на глазах. Плотно закрыв глаза, через минуту шёпотом произнесла снова:

– Там, в кладовой оно! То самое, что вы ищете!

В пожелтевшую газету, чудом уцелевшей «Пионерской правды», что была издана в середине шестидесятых прошлого столетия, была завёрнута палка. В ней – вбитый длинный гвоздь. Кровь. Никто даже не пытался смыть её.

Лицо женщины приобрело восковой оттенок. Последнее, что услышала Саломея, были хриплые, прерывистые слова: – Бездна! Тёмная! Надо мной! – Затем, паническое: – Она смотрит на меня! Боже! Она также смотрела на Захара! Всю жизнь! Страшно! Она проглатывает меня! За грехи – и – и! – тело внезапно дёрнулось и застыло.

Саломея ехала по знакомой дороге, всматриваясь вдаль. «Зелёный квартал». А вот и знакомый дом. В окне горит свет. Не стала звонить, предупреждать.

– Ну, милая! Я знал, я верил в тебя! – воскликнул Константин Григорьевич Большаков, увидав на пороге Саломею. Забыв поздороваться. – Чай?

– Чай! – засмеялась, протянула коробку с тортом. – И только ваш! Фирменный!

Помогла расставить чашки, разрезать и разложить куски торта на блюдца.

– Убедились они? – показал куда-то за окно. – А ведь пригодилось всё, что нарыла ты там, в Сибири! А они не верили, считали второстепенным! А я не ошибся в тебе! – довольно щурясь, посмотрел в лицо бывший «важняк». Саломея удивлённо повела бровью.

– О, господи! Саломея! – коснулся руки. – Нарыла! Словечко-то, какое? А? Не нравится. Мне тоже. Услышал как-то на улице! Ну, давай, рассказывай старику! Только всё по порядку!

Несколько часов пролетели незаметно. За окном – глубокая ночь.

Саломея внезапно спросила:

– Вы, Константин Григорьевич, не тот ли самый, кто пожалел, отпустил Виолетту-Валентину?

Старик вначале хмыкнул недовольно. Или сделал вид. Затем улыбнулся:-Догадалась, значит? – предложил ещё чаю.

– Так говоришь, чудовищем оказалась хрупкая девушка? Да – а! Неудивительно! Будучи девочкой, Валентина – Виолетта формировалась в среде ужаса и психологического насилия? И дочь её – Елизавета! Подумать только, Захар, отец заставлял собственного ребёнка, – это же надо придумать – для закалки, носить в фартуке голову жертвы! Три поколения, родная кровь. И Ольга. Наш фигурант! Хотела иметь нормальную мать, бабушку! – Вздохнул тяжело. – К сожалению, психологические отклонения проявляются и в детях… При живых родственниках – сирота! Не хотела, конечно, что поделаешь, – корни, генезис, потому как вышла из этой самой темноты, из бездны…

– А старуха? Её бабушка? Увела следствие, прикрыв внучку-дочку, почему она на это пошла? Ну, не знаю, – Саломея покачала головой, – неужели помочь иначе нельзя было?

– Не согласен! Всё намного проще, – ответил Большаков:

– Любовь и дикая привязанность к одному – единственному человеку на земле. И ещё. Одиночество. Страшная штука! Всё же она была женщиной, и если бы не такие тяжёлые страшные времена, репрессии родителей, детдом, и разное там… Жаль! – Махнул рукой. – А второе. – Вскинул голову, посмотрел на собеседницу умными, ясными глазами:

– Почему? Феномен преступной памяти! Когда мозг помнит все мелкие подробности, каждую деталь, повторяет всё, совершая новые преступления. – Тяжело вздохнул. – И всё равно, – жаль! Очень жаль человеческую жизнь. Любую. Правда. Кто его знает: от нас самих, обстоятельств или чего-то ещё зависит наша дорога, или, как говорят, судьба…

Саломея подъехала к дому. Захлопнув дверцу, вскрикнула от неожиданности. Тёмный силуэт вырос, словно из-под земли. Вадим стоял рядом и осуждающе, в упор смотрел на неё. Она знала, долго он злиться не может. И, правда. Через секунду Вадик, улыбаясь, произнёс:

– Не могла позвонить? Миссис Шерлок Холмс? А мы тут…

Блэкки бросился лизать ей руки, чёрная шерсть ньюфаундленда щекотно касалась кожи. Следом появились Ромка и Кирюша. Моня сладко спал в руках младшего сына.

– Наконец, вся компания в сборе! – воскликнул, смеясь, Вадим.

– Отпразднуем такое дело? – подхватил Кирюша. Все дружно рассмеялись.

Саломею ждал накрытый стол. На кухне стояли аппетитные запахи.

– Да вы что! – приятно удивлённая, воскликнула она. – Время, смотрите! Позднее!

– Подумаешь! Два часа ночи! Плюс четыре и рассвет!

Вадик и дети спали. Так крепко, как спят только под утро.

Саломея устроилась в нише у окна. Взглянула на небо. Звёзд не было. Густая тёмная дымка протянулась вдоль всего небосклона.

Пришли на память, поразившие тогда, в самом начале расследования, слова философа Фридриха Ницше, которые Ресслер привёл в качестве наставления своим молодым коллегам: «Охотясь на чудовищ, остерегайся сам стать чудовищем, ибо, когда ты смотришь в бездну, бездна смотрит на тебя»…

И снова, подняв голову, взглянула на небо.

Внезапно, чёрное-чёрное…

Где-то в середине черноты – дымка. Начало края бездонного дна. Белая круговая туманность, завораживая, едва касаясь взгляда, манит в зыбкую тёмную воронку. Чёрный конус её мягко, почти незаметно проникает в зрачок.

… Вас уже нет!

КОНЕЦ