Глава 1

В день окончания срока Влада впервые за три месяца ярко светило солнце, словно бы даря свое благословение тому, кому оно было на хер не нужно.

За спиной Влада тихое жужжание ворот, в пятнадцати метрах от поворота к въезду в исправительную колонию номер восемь были припаркованы по обе стороны дороги девять машин. Припаркованны нагло: и поперек дороги, и на образцовых тротуарах — они приехали за владельцем и им, как и их временным хозяевам было абсолютно плевать на стражей порядка, стоящих на вышках и уже три часа предупреждающих, что их, этих самых временных владельцев «попросят» вести себя приличнее. Эти люди приехавшие встречать и забирать Влада, сами готовы были «попросить» быть расторопнее сотрудников исправительного учреждения.

Служители порядка это понимали прекрасно, понимали в основном потому, что знали в лицо тринадцать из семнадцати приехавших. И так же прекрасно понимали, что ничем хорошим не обернется их попытка перейти от слов к делу. Поэтому молчали и делали все, что было в их силах — рапортовали непосредственно начальнику колонии, что «ожидающие» наглеют.

Ожидающие наглели достаточно демонстративно — они просто пили, травили воздух сигаретным дымом и не только им, все громче врубали музыку, пару раз пробно запустили фейерверки, наплевав на то, что время было десять утра и уже давно рассвело. Им было плевать. На все. Они открыто это показывали. Нагло, вызывающе. Они бросали вызов, да только принять его это гарантия проблем.

Они образцово ждали Влада тридцать восемь месяцев и шестнадцать дней. И ни часа больше ждать были не согласны, оттого и провоцировали.

Сотрудники колонии это знали, но у них никак не получалось вывести за свою границу Влада, потому что они не могли найти его печатку с ониксом, как и не получалось отыскать того, кто «случайно унес» печатку из отдела хранения.

Предложенные тридцать тысяч компенсации за перстень заставили Влада рассмеяться.

Его люди, словно почувствовав, пустили особенно громкий «пробный» фейерверк за пределами ИК.

Пятьдесят тысяч компенсации заставили его уже не смеяться, а сдержанно усмехнуться.

Время шло и «пробные» фейерверки становились все громче. И ближе к воротам. Нет, разумеется, «встречающие» не нападут. Они просто предупреждают, что ждали тридцать восемь месяцев и шестнадцать дней. Которые вот-вот истекут и им жизненно необходимо, чтобы тот, за которым они приехали вышел. Проблема в том, что этот упрямец сам не желал покидать пределы ИК, требуя возместить стоимость «утерянного» перстня. Но ожидающие об этом не знали, и в воздухе явственно концентрировалось невысказанное пока только предупреждение.

По итогу Влад все же вышел, сжимая в кармане семьдесят восемь тысяч компенсации — это было все, что могла дать ему смена.

Печатка стоила пятнадцать.

Пока ворота за его спиной закрывались, он прикурил и порвал засаленные купюры на мелкие клочки, чтобы затем скупым жестом пустить их по весеннему озорному ветру.

Проследил взглядом за игрой обрывков по асфальту и, наконец, посмотрел на тех, кто приехал его встречать.

Те, кто не имели права этого не сделать. Те, кто так долго ждали его возвращения. Те, кто выражали ему благодарность за отведенный от них всех удар. Те, кто выражали почтение за настолько достойно принятый удар.

Звучание музыки при его появлении стало громче.

Влад отошел от ворот метров на десять и остановился, усмехнулся, втягивая в себя еще по зимнему холодный и свежий воздух, и понимая как же много в нем ноток алкоголя, который выпили его люди.

На встречу от толпы и машин шел его ближайший соратник. Краткое, сильное рукопожатие.

— Твоя девочка. — Его друг, повернувшись к толпе ожидающих, дал знак и черная дерзкая стерва Влада разорвала какофонию звуков громким призывным рыком мощнейшего двигателя.

Но Влад не испытал прежнего воодушевления при виде автомобиля, что так безапелляционно сообщал о дерзости своего хозяина, его неукротимой агрессии и всесилии.

— Транзакции на запад и назад… — в унисон разрывающего воздух трека тихо пропел Влад, пригубив виски поданный другом и почти тут же отшвыривая в куцые кусты на обочине полную бутылку. — Девочку обратно в загон. Хочу комфорта, Вано.

— Выбирай, — Ваня широким жестом обвел участок дороги, заполненный избранными автомобилями. — Выбирай любую. Неделю определялись, но так и не сошлись в едином мнении, какая тебе может понравится. Так что взяли все.

— С цветом угадали. — Негромко хмыкнул Влад, оглядывая ряды черных автомобилей. — Мне без разницы, просто бы сзади развалиться и поспать, пока до дома не доедем.

— Рус, подгоняй свою! — Крикнул Ваня, кивнув плотному мужчине невдалеке.

— Это Руслан? — уточнил Влад, приподняв бровь и близоруко прищуриваясь, вглядывался в силуэт плотного мужчины, садящегося в салон ку седьмого. — Как же раскабанел, бог мой. Совсем вы расслабились, Вано, да и ты тоже… Полагаю, работали на отъебись, коли отожраться так успели. Я вернулся, так что забывайте про сон и еду, пора возвращать отобранное.

— Да, Владислав Игоревич. Пора.

Влад тихо рассмеялся, снова прикурил и принимал приветствия людей, так многим ему обязанным. Жалел лишь об одном — здесь не было ублюдка, обеспечившего ему три года колонии и которому он бы прямо сейчас глотку перерезал и заставил давиться этой грязью из зоновской пыли и литров пролитого в него Хеннесси. Но он до него доберется.

* * *

Шесть месяцев спустя.

Я машинально помешивала ложкой остывший чай, слушая радостный и быстрый щебет мамы и старательно делала вид, что не выпала из темы ее монолога, но мои мысли были далеко от уютной кухни, ее слов и моей сестры, сидящей напротив меня и что-то печатающей в телефоне.

Просто слушала успокаивающий голос мамы и думала. Думала где же я так накосячила и за что расплачиваюсь царящим в моей жизни адом.

Кошмар начался три недели назад. Когда мой недобывший муж вынудил моего работодателя меня уволить. Это воспоминание было болезненным. Но чаще всего я возвращалась почему-то именно к нему.

«— … так что… да ты и сама все понимаешь, не буду распинаться и увиливать. Пиши по собственному, Полин. — Мой начальник, мой гуру и просто замечательный человек, перед которым я всегда испытывала благоговение, со вздохом положил передо мной лист бумаги. — Я тебя ценю, правда, и даже пободался бы за тебя, однако… Вы там, может, помиритесь потом и все снова будет замечательно, но это будет потом, а не сейчас, и, ты уж прости, но я не могу быть уверен, что ситуация не повторится. Работа это работа, Полин, здесь не может быть места подобному. Я прошу у тебя прощения, если мои слова звучат для тебя грубо, но мне просто необходимо, чтобы ты меня поняла правильно. Проблемы мне сейчас вообще не к спеху, только с этой станцией и гребанным клубом разрулили, так что он выбрал удачный момент и я не смогу, так скажем, настоять.

— Да, Вячеслав Алексеевич, я понимаю. Извините, пожалуйста, за… за это. — Прикусила губу до боли, взяв похолодевшими, неверными пальцами ручку. Так ужасающе стыдно мне еще никогда не было. — Мне так перед вами неудобно, извините, пожалуйста».

— …И Света прекрасно закрыла сессию, теперь ей будут выплачивать повышенную стипендию…

— О, это здорово. Поздравляю, Свет! — улыбнулась я, получая вежливую улыбку от сестры, решившей год назад пойти по моим стопам и поступившей в экономический.

Неожиданно, но училась она успешно, чем радостно делилась со мной мама по телефону. Вроде как намекала, что мне неплохо было бы похлопотать за сестру после окончания ею учебы и запихнуть рядом с собой. Ага, запихну, мам. Я за эту работу готова была душу продать, что-то я сомневаюсь, что Светка будет пылать таким же энтузиазмом, а без этого делать ей там нехер.

Готова была продать. А Андрей меня ее лишил. И души, падла, и работы.

«— …просто вот нахера, ты мне ответь! И еще в такой форме „попросил“! Я чуть со стыда не сгорела! Ты же знаешь, что я люблю эту работу!

— И так же знаю, в чем она заключается! Хватит орать, сиди на заднице ровно! Все нормальные бабы об этом мечтают, а я тебя домой загнать не могу! Мне стыдно в глаза друзьям смотреть и говорить, что моя жена работает где-то там бухгалтером!

— Где-то там?! Ты это называешь „где-то там“?!

— Будешь сидеть дома, не надо меня позорить!»

Дескать, не пристало президенту агрохолдинга иметь жену, работающую на чужого дядю. Это он мне так подавал. На самом деле причина была проста как три копейки — ревность. С каждым годом по этому поводу крыша у него текла все сильнее. У нас разница в четырнадцать лет, но его мысли, что он для меня стар и я найду себе молодого горячего самца стали просто навязчивой идеей. Андрей тщательно за собой следил — тренажерный зал, плавание и правильное питание. Это все приносило свои плоды — он совсем не походил на сорокалетнего. Совсем. Это видели все, кроме него самого и его прогрессирующей патологии.

— Полин, твой чай остыл. Давай новый налью. — Мама вырвала меня из тяжких дум и я согласно кивнула.

Пока она зачем-то еще раз заваривала чай, я снова вернулась мыслями к началу нашего проклятого романа. Один из моих преподавателей в институте занимался фандрайзингом, проще говоря, поиском финансирования проектов. Я примазалась волонтером, чтобы получить зачет, и ходила за ним хвостиком, послушно гавкая перед потенциальными спонсорами набивший оскомину рекламный текст, в котором я вообще ничего не понимала, но на все вопросы потенциальных инвесторов отвечал мой преподаватель, а я делала очень умный вид и кивала в подходящие моменты, — мне нужен был зачет, а моему руководителю нужна была моя харизма, и у нас сложился удачный симбиоз. Я даже подумывала перестать маяться херней и таки заняться фандрайзингом плотнее, ибо мне реально там что-то светило, если бы я приложила усилия, но на моем пути встретился Андрей Межеков. Который сразу просек, что я нихрена не рублю в теме, но слушал меня с таким выражением в глазах, что я невольно запиналась и краснела. Мне было-то двадцать всего, молодая и зеленая.

Денег он нам дал. Даже больше, чем выклянчивал мой преподаватель. А потом Андрей тонко ему намекнул, что профинансирует любой проект, даже самый безнадежный, если его буду презентовать именно я. Преподаватель почти слезно меня умолял продолжить симбиоз, обещая мне взамен договориться за любой зачет и экзамен. Меня прыть этих двоих пугала, я запуталась, кто кого использует и отказала. И если мой преподаватель остановился, то Андрей нет.

Он мне проходу не давал. Красиво ухаживал, делал это долго и взял измором в общем. Хотя, если уж откровенно, то я все-таки влюбилась. В него такого невозможно было не влюбиться. Однако любовь любовью, но на ней бы мы далеко не уехали, это я понимала прекрасно. Поэтому отметала любой разговор о том, что заканчивать институт самой мне нет необходимости, что мол, только одно слово и весь мир у меня под ногами, и все для меня, рассветы, туманы, звезды и единороги и вообще любой мой каприз. Я, может, и была наивной, но не дурой точно.

Хотя вру. Дурой я тоже была. Вообще много ролей сменила за время нашего брака. Особенно запомнилась мне роль рогатой, и это при условии, что Андрей так боялся, что рога ему наставлю как раз-таки я. Перестраховался, что ли?..

Об этом я узнала через неделю после того, как он меня заставил сидеть дома, таская с собой иногда по своим делам, чтобы совсем не стухла. Я еще депрессовала по поводу этого и никак не могла смириться и простить супруга, как мне прилетела весть о том, что пока я там тактично увещевала четыре года своего мужа, что он у меня мужик ого-го во всех смыслах и лучше его быть вообще не может, он успешно трахнулся с кем-то в одной из своих бесчисленных командировок. Видимо, решил проверить мои слова опытным путем.

Мы возвращались из ресторана, когда мне позвонила моя заклятая подруженька, не особо блещущая умом.

«— …Полин, ты только… Просто я думаю, что о таком нужно знать. — Голос Нины в телефонной трубке звучал вроде бы ровно, но она все же не удержалась от тени злорадства, прежде чем вогнать последний гвоздь в крышку гроба моего брака, — в общем, я все же допекла Дениса и он признался, что… ну, в общем, когда они с Андреем в Москву ездили с этим филиалом решать, то Андрей хотел расслабиться и там были девочки… и, ну, ты сама понимаешь».

«Сама понимаешь». Как же часто я слышала это слово в связке с моим мужем. Но я могла собой гордиться — внутри взрыв, снаружи безмятежность. Так что Андрей, ведущий машину по вечернему проспекту, совсем не подозревал о том, что я произнесу и чем для него обернется одна роковая непродуманная реакция на мои слова.

«— А твой Денис в это время что, печеньки жрал и мультики смотрел? — горько усмехнулась, глядя на проплывающий за окном машины город. Внезапно ставший мне таким чужим.

— Что?

— Ты думаешь, что пока Андрей мне изменял, твой мужик образцово стоял в стороне и просто осуждающе за ним наблюдал, Нин? Ты совсем тупица? Нина. Рмальная.

Одним выстрелом двух зайцев: Нина напряженно замолчала, а Андрей…

Андрей дернул рукой на руле и машина вильнула. Своей дебильной реакцией он все подтвердил без всяких слов. Я отключила звонок и покачала головой, не глядя на своего помертвевшего супруга.

— Это пиздец, Андрей. — Рассмеялась. Истерически, но рассмеялась. — Ты хотя бы попытался вывернуться, что ли… Наврать что-нибудь, сказать там, что у Нинки с головой беда, или Денис брехло, а не так дешево сейчас спалиться. Останови машину, я выйду.

— Полин… — почти с мольбой позвал он.

— Мне на ходу выскочить?»

— Поль? Что-то случилось? — голос мамы, родной и теплый вернул меня в ее квартиру.

— Нет, просто немного устала. Почти четыреста километров за рулем, мам.

— Ой, ну иди приляжь. — Мама взволнованно смотрела мне в глаза. — Иди-иди, Полин. Тоже я дура такая, сижу тебе тут фигню всякую рассказываю, а ты же только с дороги. Иди отдохни.

— Нет, ты чего. — Старательно улыбнулась, накрыв ее руку ладонью. — Так давно не слышала твой голос вживую, мам. Я еще посижу. Как дела у тети Марины?

— Да вроде неплохо… О, я тебе не рассказывала, что ее дочь в Европу переехала?

— Нет, расскажи.

Ее голос успокаивал. Он почти заглушил самое последнее, самое гадостное воспоминание. Почти. Но не до конца.

«— …Слушай, ну хватит херней страдать! Хватит! Все изменяют! Это было-то один раз и по пьяни, это не считается!

— Андрей, у тебя совсем с головой не в порядке? Отпусти мой чемодан!»

— … вроде бы все-таки поступила в университет, давно мы не виделись что-то. А, да, поступила. Нужно было сдать экзамен на знание языка, она для этого в Самару ездила, там центр языковой, который выдает сертификаты и вот они котируются…

«— Дай мне развод, я сказала!

— Я дам тебе два месяца на раздумья, Полечка. Подумай хорошо. И приходи назад.

— Подам на развод без тебя. Слава богу, не в темные времена живем, нас разведут и без твоего согласия. Даже два месяца ждать не надо.

— Тогда я лишу тебя всего.

— Чего именно? Одежду, украшения и прочее я тебе и так оставлю, можешь носить по настроению. Пришли потом фото, как будешь щеголять в розовой шифоновой юбке, которую привез мне из Риги. Всегда ее ненавидела, а тебе определенно пойдет, баба ты рязанская, блять. Машину тоже забирай, мне без надобности, сама себе куплю.

— Всего, Поля, это значит абсолютно всего. В том числе и того, что ты там своей семье накупила. В том числе и твои счета.

— Это мои деньги и мои счета! Я маме со Светкой на свои финансы все покупала! Я эти деньги заработала и ты не имеешь никакого права…

— В браке же заработала, значит я могу претендовать на это. Так что два месяца, Полин, подумай хорошенько, взвесь все. В фирму не вернешься, я тебе гарантирую. Здесь тоже нигде нормально не устроишься, это я тоже обеспечу. Подашь на развод в одностороннем порядке — обязуюсь выполнить все описанные действия. Ты уверена, что через два месяца впроголодь на совсем от меня уйдешь? Уверена, Полин?

— Уверена. Уйду так, что пыль заебешься глотать, Андрей.

— Ну-ну, поглядим.»

— Как Андрей, Полин?

— Что? — я непонимающе посмотрела на задумчивую маму. — А, хорошо. Укатил на какой-то там очередной форум. Дома скучно, решила вас навестить. Мам, ты не думай, я вас стеснять не буду, квартиру себе сняла в паре кварталов отсюда.

Она возмущенно говорила что-то про то, что я их вовсе не стесняю и тому подобное, а я мыслями все возвращалась к тому, что же я могу сделать со своим мужем.

Ни-че-го.

Ровным счетом ничего. Мне с ним не тягаться и он это знает. И пользуется. Сука. Два месяца, чтобы найти вариант, как бы и ему подгадить и самой при этом на дно не уйти. Я-то ладно, я бы себя не пожалела, но подлянку какую-нибудь организовала, но в этих обстоятельствах… он ведь и по моей семье пройдется, за ним не заржавеет. Ничего, я что-нибудь придумаю. Не зря говорили, что мы два сапога пара.

И ладно бы только меня прессовал, но вот на мою семью и счета покуситься… К которым у меня теперь каким-то чудодейственным образом доступа нет. Пока он просто их заблокировал и сколько бы я не бодалась с банком мне дается один и тот же ответ: «идет проверка в связи с подозрительными транзакциями, ждите окончания». Что-то мне подсказывает, что это проверка аккурат два месяца длиться будет. И это «что-то» имеет хорошую такую дружбу с местным руководством моего банка. «Что-то» с этим самым руководством любило периодически гужбанить в ресторанах, чтобы эта дружба не угасала.

Хорошо хоть наличку сняла недавно. Маме хотела шубу подарить, теперь не подарю, а то жить не на что… Сволочь. Какая же тварина… работы лишил, денег лишил, другой бабе присунул и еще и угрожает мне, мразь, чтобы обратно на коленях приползла. Я-то, может, и приползу, только ты об этом пожалеешь, скотина. Осталось придумать, как этого добиться.

Мама-таки затолкала меня в гостевую, чтобы я отдохнула. Мой периодически отсутствующий взгляд она восприняла верно, но допытываться не стала. Знает, что я ничего не расскажу, пока не решу проблему. Она всегда слишком переживает. Всегда и слишком. Не нужно этого.

Я час пролежала, тупо пялясь в потолок. Мама ушла к подруге, а мне стало невыносимо тоскливо. Пошла к Светке.

Мы переговаривались о чем-то поверхностном, малозначительном. Я стояла у ее банкетки, пока она снимала макияж и просто слушала ее голос. Светка рассказывала про институт, про преподавателей, кафедры, предметы. Я слушала, но не вслушивалась. И тут мой взгляд зацепил открытую шкатулку с драгоценностями, стоящую на углу стола, аккурат рядом со мной.

Светка пошла расправлять постель, а я все никак не могла поверить, разглядывая массивное кольцо. Я ей такое не дарила. А больше ей такое никто не подарит. И это не серебро. Блять.

— Свет, откуда деньги? — очень ровно спросила я.

— Что? — она не уловила эхо грядущей бури. Неудивительно, с интуицией у нее всегда было туговато. И оказывается не только с интуицией.

— Это платина. — Мой взгляд никак не мог отцепиться от гравировки «РТ» на внутренней стороне ободка кольца.

Она как-то нервно дернулась, выронила покрывало на пол прежде чем распрямиться и повернуться ко мне и я почувствовала что в который раз за эти несколько дней у меня болезненно замерло сердце.

— Серебро. — Совсем уже бессмысленно попыталась солгать она.

Я прикрыла глаза и протяжно выдохнула, опускаясь на пуф у зеркала. Мой взгляд упал на ее зачетку, лежащую на рабочем столе у окна. Светка никогда не любила учиться, но хорошо умела договариваться. Что там говорила мама, пока я сидела сопли пускала? Света прекрасно закрыла сессию и ей повысят стипендию?

— Сколько у тебя стипендия? — Выстрелила я резким, безапелляционным вопросом.

— П… пять триста. — Она запнулась всего лишь на миг, но мне хватило.

— Ты ведь поступила не на бюджет, верно? Год стоил сто двадцать тысяч еще во времена, когда я училась. Сейчас наверняка выше. Так откуда у тебя деньги, Света?

Оглядела ее комнату совсем другим взглядом. Много новых безделушек, но ценных. Из приоткрытой двери шкафа-купе видны достаточно занимательные шмотки. Даже на первый взгляд не дешевые. Посмотрела на сестру и мои губы искривила усмешка.

Тело подтянуто, видно, что она не пренебрегает интенсивными тренировками. Как и солярием. Волосы и лицо — салонный уход. Косметика. Протянула руку, начала перебирать у зеркала бесчисленные баночки, склянки, пластиковые футляры. Здесь нет ни одного неизвестного бренда.

— Ты же понимаешь, о чем я сейчас думаю? — негромко произнесла я, взглядом усаживая ее на край кровати и скользя ногтем по флакону известного парфюма. — Света? Я сама с собой разговариваю, что ли?

— Господи, да не проститутка я, успокойся. — Она пыталась храбриться, но под моим тяжелым взглядом выходило у нее весьма херово. — Полин, честно.

— Сколько ему лет?

— Кому?

— Дуру не изображай. Сколько лет мужику, ради которого ты так прихорашиваешься и который дает тебе на это деньги.

— Он хороший человек, Полин. Он очень хороший и я его люблю…

— Сколько. Ему. Лет.

— Пятьдесят два.

Старше на ее на тридцать три года. На тридцать три.

— Ты ебан… — оборвала себя, прикрыв глаза и медленно выдыхая. — Он женат?

— Полин… — с отчаянием прошептала она.

— Света… — я посмотрела на нее в неверии. — Просто… Сука, это просто… Свет, ты даже не представляешь! — Я неожиданно для себя прыснула. — Я тут, значит, с Андреем развожусь из-за того что он какую-то овцу трахнул и не сумел это скрыть, а моя сестра с женатым… Любовь у нее… Нет, это вообще бред. Это какой-то дурной сон! — я попыталась сдержаться, но даже сквозь дрожащую ладонь у меня прорвался надрывный, какой-то скулящий возглас, — да что за нахуй происходит?..

— Ты с Андреем разводишься?..

Я стиснула рот ладонью, пытаясь унять странный, надрывный смех и совсем не осознавая, что плачу. Смотрю на свою глупую сестру, внутри все дрожит, а я смеюсь. И плачу. Ее это пугает, а я не могу прекратить. Совсем не могу взять себя в руки. Меня просто прорывает изнутри. С головой накрывает кошмар отодвинутый на задворки сознания деланной смелостью и уверенностью когда вокруг меня все так внезапно начало рушиться.

Накрывает и топит в смердящей вони от предательства, от несправедливости, от полной безнаказанности урода, так подло ударившего в спину, еще и вдогонку так унижающего вообще ни за что… И окончательно добивает одно простое осознание — я одна. Совсем. Некому заступиться. Да даже опереться не на кого, чтобы просто перебинтовать подрубленные колени. Одна. Да и похуй. Как будто когда-то было иначе.

Эта бестолочь смотрит на меня в абсолютном непонимании расширившимися от страха глазами и меня это смешит. И снова заставляет плакать. Потому что у нее ситуация еще хуже — она даже не осознает, в какое дерьмо лезет. Не понимает вообще. Я хоть и как-то пыталась подстраховаться, пусть не помогло, но я пыталась, а эта… ебучий случай тебе название, Света!

— Бухло, блять, принеси… — едва выдавила сквозь жалкие всхлипы, склоняясь вперед, обнимая свои колени и умоляя себя прекратить. Только дрожь, мелко сотрясающую тело, эти мольбы совсем не интересуют. — Я с тобой на трезвую голову не смогу разговаривать. Дура, блять. Света, ты просто пиздец какая дура.

 

Глава 2

Мне пришла смс. От недобывшего мужа.

«Ты еще не осознала свою ошибку?»

Я громко расхохоталась глядя на текст и быстро стала набирать ответ:

«Осознала. Андрей, прости меня за то, что я настолько буквально восприняла одну известную цитату. Это было глупо, признаю»

Ответил почти сразу:

«Какую цитату?»

Зло фыркнула.

«Чтобы быть вечно молодым, нужно трахнуть старость.

Поняла действительно чересчур буквально. Была молода и хотелось такой остаться, искала способы»

Ухмыльнулась, выжидательно глядя в экран, но Андрей мне так и не ответил. Какие мы обидчивые, надо же!

Так и не дождавшись его реакции, ключила блокировку экрана и кинула телефон в карман кожаной куртки. Вроде знает меня, а все равно прессовать морально надумал. Дурной совсем, что ли. Ладно бы комплексов у него не было, на которых я сплясать могу, а то…

Я положила руки на руль и откинула голову, прикрыв глаза.

Вчера, когда я загасила двести грамм водки и меня отпустило, я стала очень последовательно с пояснениями для тупых рассказывать испуганной до смерти и плачущей сестре, почему именно она дура и чем закончится ее любовь. Она возникала, возражала, божилась в абсурдных вещах. Например таких как то, что ее любовник самый замечательный, любит ее всей душой и, сука, обязательно разведется. Я заржала и накатила еще двести грамм, чтобы с ноги не уебать этой наивной овце.

Кое-как уняв издевательский смех, пошла по второму кругу, объясняя, как для самых безнадежных, чем именно все это может закончиться. Приводила в пример свою ситуацию как вариант сказочного хеппи-энда, как исход один на миллион и объясняла, почему Светке это, кхм, не светит. Там где-то внутри нее что-то дрогнуло, заставило ее мозг чуть рассеять розовую дымку. Чуть. Я поняла, что я скорее сдохну от старости, прежде чем дождусь, что она прозреет. Нужно было брать ситуацию в свои руки.

О, как она воспротивилась! Как сопротивлялась. Что заявляла. В чем созналась, глупая…

Зависть.

И мое горькое понимание, что именно я виновата в тупости своей сестры.

Мы никогда не были особенно близки, она не знала меня, не знала той хуеты, что периодически случалась у меня в жизни. Она была из той серой массы, что считала меня и мою жизнь идеальной.

И хотела такую же.

Я никогда в жизни так не пила. Чтобы катилось по пищеводу как вода, чтобы не закусывать, чтобы уже через минуту желать еще. Никогда не чувствовала себя настолько безусловно, безвыходно, безоправдательно виноватой в чужой ошибке.

Подавила свое желание удариться в тупую бабскую истерику с посыпанием головы пеплом. Мой третий круг с объяснениями и ясное осознание, что все это бесполезно, что нужно решать самой и радикально. Пусть она сейчас возненавидит, но потом поймет. Дай бог, поймет. Не поймет и хер с ним, хотя бы не врюхается туда, откуда ее потом не вытащить. Взаимная любовь. Ага, да, конечно. Люб-off.

Выдвинула ей ультиматум, что либо она организовывает мне встречу со своей любовью, либо я сама ищу пути и за последствия не ручаюсь. После истерики она согласилась.

Ночь без сна. У меня, у нее, у матери, которая не могла добиться ответа, что произошло, пока ее не было, почему Светка, закрывшись в комнате громко рыдает, и почему я бухая в дрова вру ей что все в порядке. Сука, хоть бы мать пожалела. Эгоистка хуева. Кому ты нужна-то кроме мамы и меня, идиотина…

И сейчас я сидела в своей машине возле ресторана и смотрела на часы, ожидая еще десять минут до назначенной встречи.

Ладно хоть Андрюха объявился, хоть повеселил немного, жалко что обиделся, у меня еще много хороших язв было уготовлено.

Однако еще прежде чем я достав телефон, чтобы самой подоставать тварину, считающую себя царем в моем пиздеце, наступил момент икс — ко входу в ресторан подъехал Ленд Крузер с номерами администрации.

Они вышли из машины и меня невольно перекосило при виде того как сестра прижалась к высокому телу в дорогом костюме, пока они поднимались по мраморным ступеням. Я пристально смотрела в спину беспринципного урода, открывавшего перед Светкой входную дверь. Прежде чем зайти вслед за ней он посмотрел на мою машину, припаркованную с краю стоянки. Улыбнулся и вошел в здание.

Вызов был брошен.

Ерохиным Дмитрием Степановичем. Заместителем министра транспорта и автомобильных дорог нашей области. Руководителем департамента планирования и развития дорожного хозяйства. Чиновником с безупречной репутацией. Женатым. Имеющим троих детей. Все старше моей сестры.

Тишину салона моего автомобиля негромко нарушал трек, отчего-то поставленный сегодня на повтор. Я безотчетно повторила звучащие слова:

— Нас учили быть людьми. Просто быть людьми. Хуй с ним.

Возьмем за слоган этого вечера. Да, Ерохин?

Вызов был брошен. И принят.

Усмехнулась, сплюнула в окно, выключила двигатель и покинула машину.

Они ждали меня. Светка была в его тени, сидела лишком близко к нему, подобострастие в ее глазах и тщательно подавляемый испуг при моем появлении. Он лишь вежливо улыбнулся.

Ерохин неуловимо походил на Андрея, хотя и боролся с возрастом менее тщательно. Лицо серьезное, скуластое, но не отталкивающее. Седина в волосах тщательно зачесанных назад. Очки в золотой оправе смягчают достаточно неприятный взгляд. Цепкий слишком. Вбуравливающийся. Уже судя по этому я заключила, что без потерь я отсюда не уйду. Но и его без них отпускать не собиралась.

Я села напротив него, не обращая внимания на сестру, смотрящую на меня волком. Ерохин меня приятно удивил:

— Светлана, будь добра, подожди в машине. — Его голос вкрадчивый, негромкий, такой хочется слушать.

Света, я разделяю это твое желание, но еще немного и я уделаю тебя как бог черепаху. Так что лучше вали отсюда — взглядом говорю ей я и она в ответ кривится, но все же удаляется.

— Теперь мы можем поговорить как деловые люди. — Ерохин кота за причиндалы не тянул и как только моя сестра скрылась из виду, сразу пошел в наступление. — Ввиду особенности обстоятельств, я смею предположить, что основным вашим инструментом манипуляций станет попытка шантажа, заключающаяся в одном единственном, но таком веском условии, что если я не отступлюсь от вашей сестры, то вы найдете способ донести о моей неверности моей же супруге. Я вас правильно понимаю?

— Правильно, Дмитрий Степанович, как это не прискорбно. — Кивнула на льющееся в бокал вино. — К сожалению, у меня было мало времени на поиск более обширного спектра вариантов манипуляции.

Он приятно улыбнулся, блеснул звериными глазами и честным голосом произнес:

— О, поверьте, вам будет достаточно и этого.

— Неужели? — вернула вежливость в улыбке, вопросительно поведя бровью.

— Да, вы не представляете, как дорог для чиновника моего уровня семейный покой. Но оставим сей момент. Я хочу поговорить о вас, Полина Викторовна. — Он склонил голову, внимательно глядя мне в глаза. Люблю таких. Смело глядящих в глаза. Интересные твари. — Честно говоря, вы мне очень интересны. Один факт вашей биографии натолкнул меня на занимательную, пусть и немного авантюрную идею и вместе с тем подарил надежду на бесконфликтное завершение этой встречи. Факт, что меня так заинтересовал, касается вашей работы на одного примечательного гражданина, тут обойдемся без имен. Гражданин достаточно известен в определенных кругах. — Я внимательно наблюдала за выверенной мимикой Ерохина, уже понимая, к чему он клонит. — Признаюсь вам, я весьма любопытный человек, Полина Викторовна, и люблю потакать этой своей слабости, поэтому знаю, что с этим гражданином связаны очень непростые люди, оттого он весьма и весьма избирателен в наборе своего штата.

Не ожидала, что авторитет Зимина сыграет в моей жизни именно такую роль.

— Мне нужно заняться вашей бухгалтерией? — Заинтересованно склонила голову, изучая ровное лицо твари перед собой и не веря в свои слова. Он слишком умен, чтобы дать мне хотя бы подоие возможности собой манипулировать.

— Что вы, я государственный служащий, моей бухгалтерией есть кому заниматься, — улыбнулся Ерохин, подавая знак официанту, чтобы мне обновили вино, к которому я так и не притронулась. — Но полет моей мысли вы уловили верно — я действительно хотел бы, чтобы вы занялись бухгалтерией. Не моей, но хорошо известного мне бизнесмена, с которым, к моему глубочайшему сожалению, у нас вот уже несколько лет кряду сохраняются не очень приятные взаимоотношения.

— Моя работа с его бухгалтерией… Должна иметь цель улучшить ваши взаимоотношения или ухудшить?

— Второй вариант. Я бы даже осмелился сказать, что ваша деятельность должна для него завершиться фатально. Для бизнеса, разумеется. Хотя, порой жизнь так не предсказуема…

Это что за витиеватые намеки? Он что во мне Никиту, что ли, разглядел? Универсального солдата? Не гони коней, старче.

— Компромат. — Твердо обозначила рамки я.

— Именно. — Не без досады согласился он на эти рамки. — И с учетом факта вашей биографии, Полина Викторовна, я более чем уверен, что вам это под силу. Всего лишь нужно… хм… войти в доверительные отношения с этим человеком настолько, чтобы он позволил вам заняться его делами на более глубоком уровне, где есть определенные подводные камни, которые мне весьма интересны.

— Когда я обнаружу эти самые подводные камни, что я получу взамен?

— Очень солидное вознаграждение.

Я рассмеялась. Тихо и с удовольствием, внимательно глядя на этого хитросделанного мужика.

— Дмитрий Степанович, вам напомнить, по какому именно поводу мы с вами встретились?

— И, разумеется, я прекращу всякие взаимоотношения с вашей очаровательной сестрой. — Послушно согласился он. — У вас же такой весомый довод в виде угрозы моему семейному благополучию, а после того, как вы поможете, вполне ожидаемым и закономерным будет то, что мне не захочется портить с вами отношения, ведь я человек очень благодарный.

Интересно. Это правда интересно. Ломить ему свою волю в одностороннем порядке не получится. И после таких змеиных поползновений с нужными акцентами и не хочется. Умный мужик — это головняк. Он не торопится и не торопит меня, а это значит лишь одно:

— Это не все, верно?

— Вы далеко пойдете, Полина. — Одобрительно улыбнулся он, чуть прищурено глядя на меня. — Определенно многого добьетесь в этой жизни. Очень жаль, что ваш супруг был не так дальновиден. И так опрометчив с угрозами. К тому же, это весьма невежливо с его стороны шантажировать женщину финансовым благосостоянием.

Светка просто идиотка.

Я прикрыла глаза и улыбнулась, рука сама собой потянулась за бокалом — намечается что-то очень интересное. Моя сестра — влюбленная дура, которая в попытке удержать хмыря который ее просто трахает раскрыла все карты. Причем не свои. Господи, да нельзя же мужику все рассказывать, как бы ты там его не обожала! Тем более о своей семье трепаться! Может, Светку к нам подкинули? Или жалостливая мама купила ее цыган. Ну, или перепутали в роддоме. Не можем мы с ней быть от одних и тех же родителей. Я в девятнадцать лет не была такой тупой как она. В нашем родстве есть явно какой-то подвох.

Я откинулась на спинку кресла, пригубив бокал, оценивающе глядя на Дмитрия Степановича, мило мне улыбающегося.

— Полагаю, вы сейчас добавите мне мотивации работать на вас? — Понимающе продолжила я.

— Работать на другого человека, Полина Викторовна, — мягко поправил он меня. — Но, в принципе, пользу получу я. Ну и вы, само собой. А так да, вы правы. Я окажу вам протекцию при вашем бракоразводном процессе и простилаться она будет так далеко, насколько вас это устроит. Имею в виду раздел имущества, конечно же.

— Это серьезный аргумент. Отдаю должное, вы умеете убеждать. — Хохотнула я, признавая свое полное поражение.

— Так значит, по рукам?

— Если я откажусь?

— Не хочется портить вечер плохими прогнозами, Полина Викторовна. Думаю, вы понимаете, что у меня нет желания доставлять женщине проблем, как и вам не хочется оставаться… ни с чем. Я не руководствуюсь методами шантажа, потому что искренне полагаю, что сотрудничеством можно добиться больших преимуществ нежели конфликтным разрешением ситуации. Однако, если бы я был менее принципиальным человеком, то можно предположить, что свои отношения со Светланой я наверняка бы сохранил. Более того, вы лишились бы всякой возможности сообщить об этом моей жене. И, соответственно, я из мужской солидарности всячески бы поспособствовал вашему супругу в воплощении его угроз. Но я не настолько малодушен, что бы говорить такие страшные вещи замечательной девушке и очень перспективному специалисту. Предпочитаю взаимовыгодное сотрудничество.

— Знаете, я тоже его предпочитаю. — Тяжело вздохнув, заключила я, отставляя бокал. — А еще я, как человек имеющий в своей биографии один занимательный для вас факт, еще и предпочитаю гарантии. И, разумеется, как всякий перспективный специалист работаю по предоплате.

— Я весь внимание.

— Не посчитайте за оскорбление, но я бы хотела чтобы вы явственно обозначили серьезность вашего ко мне отношения как к замечательной девушке и перспективному специалисту, который будет с вами взаимовыгодно сотрудничать.

— У вас прекрасно поставлена речь, но я вас не понимаю, к сожалению.

— Вы же тут полчаса мне по ушам ездили своим словесном поносом, Дмитрий Степанович, простите мне этот маленький потуг на месть, я уже просто не сдержалась. — Смягчила грубость слов обворожительной улыбкой.

Он рассмеялся. Громко и весело, с одобрением посмотрев на улыбающуюся меня.

— Поразительно насколько же вы не похожи со своей сестрой. Очень разные люди.

Не поверишь, мужик, сама хуею с этого факта. Погнали дальше:

— В качестве гаранта я бы предпочла вас не видеть рядом со своей сестрой и обличить это в форму по возможности наиболее безобидную для моих с ней взаимоотношений.

— Полина, вы просто очаровательны. Но давай-те все же более доходчиво для моего уже не такого, как оказалось, прыткого ума.

— Я снова не удержалась, простите. — Хотелось плюнуть в эту вежливо улыбающуюся рожу. — Имею в виду, что на весь период моей работы, вы не подходите к моей сестре, повод придумайте сами, но я не хочу, чтобы она винила меня в этом. Это и будет мой аванс.

— Занимательное условие, особенно с учетом обстоятельства, что Светлана знает, что предметом нашего с вами обсуждения стала она.

— Вы тоже меня просите не в магазин за хлебом сходить. — Напомнила я, удерживая его взглядом.

— Ваша правда. — Согласно кивнул Ерохин, задумчиво глядя на меня. Вынул из кармана пиджака телефон и кому-то набрал. — Анатолий, через пять минут, после того как от ресторана отъедет синяя БМВ Полины Викторовны, отвезите Светлану домой, скажите, что у меня срочно наметилась встреча, но я ей перезвоню и все объясню немного позже. Да, спасибо.

Я медленно кивнула, глядя на его телефон, отложенный на край стола и поднялась.

Перед выходом из ресторана остановилась, глубоко вздохнула и решительно толкнула дверь. Слетела по ступеням, бросив искренне злой взгляд на припаркованный прямо у входа Крузер и метнулась к своей машине. Выехала лихо, с небольшим заносом и с рыком двигателя помчалась вниз по проспекту. Как и следовало ожидать, мой спектакль произвел впечатление на Светку, сидящую в Крузере. Она набрала мне, когда я поворачивала в проулок, чтобы обогнуть квартал и подъехать к ресторану с другой стороны. Спросила все ли в порядке. Я от души послала ее по известному адресу и с чувством обматерила Ерохина. Она сказала, что перезвонит и вроде бы даже разревелась. Скорее всего от облегчения, что у меня ничего не вышло. Дрянь наивная. За ее же благополучие ратую. Кто бы за меня так впрягался.

Связалась с таким козлом еще, господи… Ладно хоть не тупорез самоуверенный, за обоюдную выгоду вон выступает и тонко намекает, что пустит мою жизнь под откос в случае несогласия. Одним словом политик. Лучше бы она с нариком снюхалась, прости господи, одни проблемы от этих умных мужиков… Деньги срубят, опору под ногами почувствуют, а ты потом под их дудку пляши без права голоса. Для чего, спрашивается, я так упорно образование получала уже будучи в замужестве за «ой-он-такой-обеспеченный-у-тебя-ну-зачем-ты-время-на-эту-учебу-тратишь»? Для чего на работу рвалась, всеми правдами и неправдами упрашивая Андрея поспособствовать просто одной встрече с Зиминым? Это единственное, о чем я его попросила за четыре года брака. Единственное, до чего я сама добраться вообще никак не могла, а работать мне хотелось. Работать именно с этим человеком, именно у него и на него. Потому что знала, что могу, просто мне нужен один шанс и я хоть на изнанку вывернусь. Вот и все. Мне тоже нужна была опора. Чтобы не остаться без ничего в случае, если что не так у меня с этим «удачным» браком пойдет. Или вообще с жизнью. Или еще что. Мне нужна была опора под ногами. Своя собственная. Ладно еще не залетела, время тянула. Как в воду глядела и все равно оступилась. Светка, какая же ты тупая, блять… Все-таки ее подкинули в нашу семью, не иначе.

Припарковав машину, я посидела еще с пару минут и покинула салон. Крузера на месте уже не было.

Ерохин ждал меня на прежнем месте, с интересом глядя в окно, на мчащиеся по улице машины.

Когда я села на стой стул, он перевел взгляд на меня и негромко произнес:

— Что ж, теперь приступим к обсуждению деталей.

Но Ерохин к ним не приступил сразу, а подозвал холдея и попросил себе коньяк. Когда его заказ оперативно выполнили, откинулся на спинку стула и расслабил узел галстука. Хлопнул коньяку, попросил еще и, протяжно выдохнув, посмотрел на меня:

— Человека зовут Владислав Игоревич Казаков. Контролирует сеть СТО, но меня интересует его деятельность, касающаяся импорта, перекупа и реализации автомобилей на территории Автограда. Знаете этот авторынок?.. Так вот, там есть… так скажем… не совсем честные моменты. К вам он придет через неделю и придет как к аутосорсинговой фирме за бухгалтерскими услугами. Было бы идеально, если бы вы числились до сих пор в фирме Зимина, потому что это уже дало бы определенные рекомендации вам и существенно облегчило вашу задачу. Это возможно?

Это возможно. Это черт возьми, было бы просто идеально. Но. Одно очень весомое — НО, из-за которого я сверну военные действия так их и не начав. Я не могу подставить своего гуру. Не потому что он мне шею свернет. Потому что я его уважаю. И хочу быть схожей. Чтобы и ко мне так же относились, как и я к нему. Поэтому уточняю один простой, но такой важный для моей системы ценностей вопрос:

— Станет ли публичным тот факт, что интересующую вас информацию вы получили именно от меня?

— Нет. Разумеется, нет, если это для вас важно. Но в этом случае я бы посоветовал вам работать наиболее аккуратно, и сделать самой по возможности абсолютно все, чтобы Казаков не догадался о моем вмешательстве при вашем содействии.

Что ж, правила и цель игры обозначены. Мне говорят добро пожаловать, и я не откажусь.

 

Глава 3

Ерохин развел Свету, что куда-то там уехал и держал свое слово. Это было заметно по тому, как она грустит. И сидит дома. Институт и дом. Я наведывалась к ним каждый вечер.

Еще Ерохин и меня развел. На бурную деятельность. ИП мне оформили быстро, офис сняли в хорошем бизнес центре, по поводу всего полагающегося к офису я вообще не заморачивалась. Дали в довесок девочку Тоню, занимающуюся делами, чтобы у желанного клиента, который прийти должен был через три дня, не создавалось впечатление только что открытого офиса.

Клиент пришел.

Мужик лет тридцати, среднего роста и достаточно симпатичный. Правда с этой вот бесящей меня мужской модой, когда волосы путали локализацию, то бишь лысая башка, но аккуратная борода. Пришел он в день, когда меня по смс предупредил Ерохин:

«Сегодня. Не подведите».

Я быстро осмотрела мужика, обаятельно мне улыбнувшегося и заключила что проблем не возникнет.

Опрометчиво заключила.

Это был не Казаков, а его заместитель, с которым мы быстро пробежались по интересующим его вопросам, я выдала список требуемых мне документов и мы распрощались.

А дальше началась жесть, потому что я почти сразу поняла, что к Казакову у меня непосредственного доступа нет, я работала с ним только через его людей. Все документы на подпись забирал улыбчивый, и надо признать очень приятный, несмотря на перепутавшие локализацию волосы, Иван Сергеевич Спасский. Когда возник вопрос по кадрам того сервиса, который я вела у Казакова, то познакомилась с Русланом Эдуардовичем Завьяловым, плотным и странным мужиком. Потом поняла, что он просто ленивый, поскольку пытался на меня спихнуть еще и работу по кадрам, а когда я тактично, но твердо сказала, что это не в моей компетенции, он грустно вздохнул, с ненавистью посмотрев на папку с документами, которую мне притащил.

Потом был еще Владимир Васильевич, который занимался, как я поняла финансами Казакова. Вот с этим мне надо было подружиться, и в виду того, что я явно была в его вкусе, это не составило труда. На его попытки флирта я не отвечала, разговаривая исключительно по возникающим вопросам, но шутки охотно поддерживала.

Казакова не было. Эти его люди были в его абсолютном подчинении, это видно по их манере разговаривать с ним по телефону, когда мне что-то было нужно уточнить, а номера Казакова у меня не было, мне его просто не дали.

Это были его подчиненные, а не друзья, значит выделываться тем, что я замечательный бухгалтер нет смысла, они ему не советуют, они его штат. Мне нужен был Казаков и у меня был вариант, как его дернуть.

Зимин ответил на мою просьбу через неделю, хотя обратилась я к нему еще тем вечером, когда мы впервые встретились с Ерохиным. Но винить его мне было не в чем, в Гималаях, куда он улетел с женой на две недели, как-то проблематично было со связью и интернетом, и он сказал, что если время не терпит, то мне нужно организовать свое ИП, а как вернется, то рассмотрит вариант с филиалом своей фирмы в моем городе. На Эверест он так и не поднялся, сетуя по телефону, что нужно бросать курить.

И он рассмотрел. Нанял меня обратно. После двухчасового разговора в его машине с разъяснением деталей. Нет, разумеется, не сказала, что в конечном счете мне будет нужно ухватить клиента за причинное место и передать его в руки Ерохина. Это было близко к распилу, на это Зимин не пойдет. Я предоставила переданный Ерохиным список с тем, что числилось за ОООшкой и ИП Казакова и Зимин, подумав, дал добро. Потому что там было много всего интересного. Такого вот, даже с первого взгляда, так сказать, многообещающего.

Мой разговор со лысым Спасским был долгим и до нужной степени откровенным. Окончательным фактором, убедившим меня в победе стало то, что об аутсорсинговой фирме Зимина он слышал. Значит, знал чем там занимаются. Плюсы мне в карму на пути к достижению цели.

Лысый пообещал поговорить с Казаковым и уже менее, чем через час мне дали согласие и два автосервиса. Я спихнула ИПешный сервак на Тоню и твердо заявила Спасскому, что мне просто необходимо присутствие Владислава Игоревича прямо вот сегодня и желательно сейчас, потому что нужно заново подписать документы, и если он занят, то я могу сама подъехать.

Спасский перезвонил через пять минут и порадовал вестью, что Казаков-таки явится.

И он явился.

Приехал через сорок минут, вошел в офис без стука. И я поняла, что у меня проблемы. Поняла сразу, интуитивно, хотя ничего такого из ряда вон не произошло, пока он снимал на ходу кожаную куртку и шел безошибочно к моему столу.

Высок, широкоплечий, шаг ровный, спокойный. Брюнет, короткая стрижка, почти под единицу. Черный росчерк бровей и карие глаза. Взгляд которых прошибал навылет.

— Здравствуйте. — Голос низкий, ровный, с едва слышной хрипотцой.

Сел в кресло у моего стола, перекинув сложенную куртку через спинку. Расслабленно, спокойно.

Я поздоровалась. И пошла в бой, доступно, информативно и понятно объясняя, что изменилось, что нужно подписать и почему. Положила перед ним контракт с Зиминской фирмой точнее исправленный вариант, потому что его не устраивала сумма компенсации на случай если его организация понесет потери по нашей вине. Удвоили.

Он без интереса посмотрел на бумаги перед ним, но не притронулся. Снова посмотрел на меня.

Орешек-то по зубам, но я уже прекрасно понимала, что намучиться мне придется, ох намучиться…

И Казаков не преминул это подтвердить — он вообще не шел на контакт. Не спрашивал, не уточнял, не реагировал как положено при разговоре — легким кивком или любым знаком мимики, как ответ и показатель, что человек с тобой в диалоге.

Нет. Он молча слушал все мои пояснения, глядя мне в глаза. Взгляд у него странный. Необычный. Не тяжелый и давящий, но какой-то…

Он смотрел мне в глаза абсолютно спокойно, почти не моргая. Этот его взгляд будто медленно втекал в голову, проникал в кровь, тяжестью разливался под кожей и путал мысли. Я сама не заметила, как начала волноваться, почти сбиваться и желала отвести глаза, словно бы нерадивая студентка сдающая предмет к которому не готовилась и надеющаяся на снисхождение экзаменатора, не склонного к этому. От слова совсем.

Когда у меня возникла эта ассоциация, я испытала полную растерянность, потому что вот чем-чем, а неуверенностью в себе никогда не страдала. Это было очень-очень, просто, сука, очень странно. Сидит передо мной человек, которого я вообще впервые в жизни вижу. Он сидит, ничего не делает, не говорит даже, просто в глаза смотрит, а у меня голос тише становится, мягче, почти просительным, как будто я накосячила и меня сейчас за это наказывать будут. И я действительно именно так себя чувствовала. Знала, что это полный бред, но ничего не могла поделать. Это опутывало с ног до головы, липло к нутру, перелиновывало. Это пугало. Потому что Казаков совсем на меня не давил, он вообще никак не выражал эмоций, просто смотрел, а я чуть ли в поклоне перед ним биться хотела. Господи, что это за жесть… Нужно немедленно это прекращать. Для начала разорвать зрительный контакт.

Я быстро протянула ему стопку документов и он перевел на них взгляд, и у меня будто удавку с шеи сняли. Принял бумаги и я отметила еще одну странность — плавность движений. Которая парадоксально заявляла, да просто вопила о резкости. Это абсурдно звучит, но это именно так. Что-то подобное ощущаешь, когда смотришь на питона, или удава. Они тоже все такие плавные, пока не решат напасть. И тогда без шансов.

Я смотрела на его лицо, когда он читал документы, пыталась проанализировать и все отчётливее понимала, что мой вывод про орешек был поспешным.

Дело было вовсе не в его взгляде. Дело было в нем самом. Веяло от него чем-то таким. На это остро реагируют первобытные инстинкты, шепчущие быть очень осторожной. Он не часовая бомба, он не агрессивный хищник, он не хитрожопая и опасная тварь по типу Ерохина, он не из этих уверенных в своей власти самцов вроде Андрея. Нет. Им всем нужно пасть открыть, чтобы показать кто они. А ему достаточно взгляда, чтобы до тебя все дошло. И доходит. Входит и травит. Заставляет забыть кто ты и пригнуть голову.

Как вызвать желание доверять у человека, когда в его присутствии с собой справиться не можешь? Он сидел в моем офисе, просматривал бумаги, вообще не обращал на меня внимания, а у меня все крепло и крепло чувство… паники, что ли. Оно мешало думать, заполоняло мысли, заставляло забыть о задаче и советовало просто тихонечко сидеть и ждать, когда он соизволит уйти.

Что за дикость, блять. Я чего это тут херней страдаю? Мне нужно его в оборот взять любым способом, а я вместо составления плана действий сижу как тупое животное ориентированное только на свои инстинкты, чувства и эмоции. К херам это все. Немедленно.

Я сдержала желание нервозно прикусить губу, глядя на человека с которым не знала, как обращаться. Не доводилось мне таких встречать.

Боялась ли я его? Пожалуй, да. Это чувство он тоже вызывал.

И это я тоже тщательно давила. В голову ничего ценного не приходило и пока я сидела, подавляла себя и пыталась родить варианты установить с ним ВЗАИМОотношения, параллельно подмечала ряд ненужных деталей.

Природа одарила его приятной внешностью. Располагающей очень, притягательной, только это понимаешь не сразу. Его веяние затуманивает глаза, влияет как-то сразу на нутро, не дает место анализу. Он подавляет просто одним своим присутствием. И мне не хотелось предполагать, что именно происходит с человеком, когда Казаков разворачивает активные военные действия.

Я никогда не была эмпатом, как-то больше на практический анализ все опиралась. Анализ жестов, мимики, интонаций, они всегда дают очень много информации, подсказывают, что это за человек и с какой стороны к нему можно подойти. А здесь вообще ничего не было, ни жестов, ни мимики, ни интонаций. Зато было то, чего бы лучше не было, ибо заглушить рефлексы, наследованные далекими предками давалось гораздо сложнее.

Но когда он не смотрит, то замечаешь, что он очень приятен. Вот про таких можно сказать — милый. Когда спит. Зубами к стенке. Конкретно этот просто прекрасен когда хотя бы на тебя не смотрит, не то что спит. Баб наверно штабелями рядом валяется…

Диссонанс. Между внешними данными и тем как его воспринимаешь, причём второе полностью затмевает первое. Впервые такое вижу. Впервые так себя чувствую.

Говорят, человека по одежке встречают. Ага, да. Я тут даже внимания не обратила на нее. Хотя там тоже бывают важные подсказки.

Черный кашемировый свитер с V-образным вырезом, рукава чуть приподняты до середины предплечий. Ну, в принципе, можно сказать, что засучены — признак мужиков быстро раздражающихся если их отвлекают когда они заняты, типа лучше вообще не лезть если увлечен. Учтем.

Пальцы красивые, ровные и длинные. Ногти коротко и аккуратно подстрижены, кожа чистая. Кутикула и заусеницы на большом и указательном как будто темным налетом покрыты. Сомневаюсь что это неряшливость или он не заметил, скорее всего просто не отмылось. Грязной работы не боится. Где грязь, там тяжесть процесса, а из этого уже много выводов можно сделать. Так и запишем.

На правой руке часы, циферблата не было видно и я не могла разглядеть бренд. А интересно. Потому что ремешок из крокодиловой кожи. Но циферблат не ровно посередине кисти, слегка смещен вверх и в сторону лучевой кости. Правая рука, часы расположены только для своего удобства — пунктуальность. На левом запястье неожиданно, но витый золотой браслет. Не массивный и не широкий, без пафоса или вульгарности. Такой какой нужно. Вкус и знание меры, без загонов на своем внешнем виде. После Андрея прямо греет душу. Что-то меня не в ту степь понесло…

Он поднял на меня взгляд и очень быстро помог вернуться в напряженную вообще-то ситуацию.

— Полина Викторовна, предоставьте сейчас абсолютно все, что мне необходимо подписать. По поводу всего остального решаете со Спасским или Завьяловым. Ко мне обращаться только в случае крайней необходимости.

«Меня разрешается дергать когда вариантов уже никаких. В остальное время чтобы я не помнил о твоем существовании» — это очень ясно читалось в его глазах. И шло полной несовместимостью с моей задачей.

— Я поняла. — Серьезно произнесла я, отвечая сразу и на то, что было в глазах и на то что он сказал.

— Ручку. — Глядя в документы, сказал он.

Что голос, что взгляд — выполняешь все автоматически, еще прежде чем дойдет до мозга. Я отпустила момент, что очень быстро инстинктивно подчинилась. Даже обдумать еще не успела, а уже протягивала ему ручку. Это, разумеется, в разрез шло с моим устройством мира, с моим характером и прочим, но я была бы полной дурой если бы сейчас дала волю раздражению и протесту, как ответу на его влияние. Нет, у меня есть задача и эмоции идут на хер, потому что эта задача вот-вот войдет в рамки неосуществимого. Я отбрасывала варианты один за другим, глядя как он подписывает документы и у меня оставалось все меньше и меньше времени. Сейчас он подпишет и уйдет, и я хоть пятьсот раз буду хорошо работать, но без контакта с ним самим, мне его доверия не получить, а контактировать с собой он мне запретил. Можно, конечно, доводить ситуации до крайностей чтобы его дергать, только не долго я так проработаю. Прямо поклясться в этом могла — один мой тупой косяк и аривидерчи. Что, блять, делать? Что? Что?

— Это все? — документы ровной стопкой, снова взгляд мне в глаза.

— Нет. — Мозг выдал это, а у меня чуть истерика не случилась, потому что это и вправду было все, но отпускать его мне нельзя, а удержать вообще нечем.

Он выжидательно приподнял бровь. Я стиснула зубы, но не сдержала неровный выдох. Это ужасно. Просто ужасно.

И тут он улыбнулся. Ну как, улыбнулся. Едва заметно повел уголком губ. Выражение глаз поменялось, не абсолютно, конечно, совсем слегка, но оно уже было не настолько безапелляционно контролирующим. Там было эхо насмешки, будто бы он прекрасно видел, что я его боюсь, но старательно давлю это и отчаянно силюсь сообразить, что мне делать и как себя вести, чтобы этого не было заметно.

— И? — его ровный голос. Вот он абсолютно тот же самый, но четкое такое ощущение будто надо мной сейчас откровенно заржали. Громко и очень унизительно. — Что еще?

Я не знаю что еще, но уходить тебе нельзя! Как с тобой обращаться, кошмар ходячий?! — надеюсь, по глазам он читать не умеет.

Умеет.

Блять.

Миллисекунда удивления в темных глазах, а потом такая едкая и така-а-ая унижающая ирония, что меня аж чуть не вывернуло от того, насколько сильно это уязвило.

— Полина Викторовна, что еще вам от меня нужно?

Он спрашивал не о документах. Он прямо говорил о том, что кроме этого вот своего отношения, которое клубилось в его глазах, больше я от него ничего не получу. Это явственно звучало, это унижало так, что все попытки Андрея меня задеть даже в совокупности казались теперь детским лепетом. И там я могла ответить, а здесь не имела права.

— Заявление. — Неожиданно даже для себя выдала я, переводя взгляд на монитор и уговаривая себя успокоиться. — Заявление на выпуск электронно-цифровой подписи. Забыла распечатать.

— Жду.

Заявление он уже подписал. Неужели не заметил? Все же листы просматривал. Не дам ему исправить оплошность. Напряженно смотрела в монитор, открывая документ. Палец замер над вкладкой отправить в печать. Мало времени.

— Забыла сменить картридж. Извините, пожалуйста. — Идея пришла вообще неожиданно. — Вы можете подождать еще минут пятнадцать?

Казаков бросил взгляд на часы и задумчиво ответил:

— Не больше.

Мне хватит.

Я кинула взгляд на Тоню, про существование которой вообще успела забыть. Она сидела тихо, пялясь в ноутбук и казалась какой-то сжатой.

— Тонь, через дорогу торговый комплекс, там отдел есть, будь добра, сходи за картриджем. — Откатилась на кресле к окну, где оставила сумку.

— Так вчера же только…

— Кончился. — Резко прервала ее я, доставая кошелек, и думая, что надо бы ей популярно объяснить, как мы с ней будем работать. Прямо четко по полочкам разложить.

Она достаточно шустро ушла.

Смотреть на Казакова мне не хотелось. Взгляд упал на кофе-машину.

— Кофе? — негромко спросила я.

— Черный, без сахара.

Ни тебе «да, спасибо», ни «буду благодарен». Просто иди и налей.

Я нажала на кнопку, позволив себе краткий миг на то, чтобы оскалиться, потому что он меня не видел. Это вообще странное ощущение — когда ты и боишься и от этого злишься, но сообразить ничего путного не можешь. Как спеца он меня воспринимает ровно. Видно, что для него обыденно работать с профессионалами, этим его не проймешь. Я как-то всегда на этом в основном выезжала. Или на том, что мужикам нравилась и они охотно шли на контакт. Либо одно, либо другое. А тут выеби себе мозг, но найди третий вариант, потому что эти два его не впечатляют. Казаков, да что же с тобой делать-то?..

Кофе налился до половины, я подняла взгляд и у меня сердце сжалось от надежды. Кажется, один из вариантов все же реален. В зеркальной вставке входной двери отражался Казаков. Задумчиво скользящий взглядом по моему телу.

Медленно так, оценивающе. Я повела бедром, вроде как переступая с ноги на ногу и выгодно, но не вызывающе отклянчив задницу.

Есть. Взгляд остановился на ягодицах.

Господи я никогда в жизни не испытывала столько счастья, что мужик рассматривает мою пятую точку. Так, теперь главное не переусердствовать.

Кофе налился, я якобы просто поправила волосы, но когда опускала руку за чашкой быстро и незаметно расстегнула верхнюю пуговицу блузки.

Когда шла к нему, едва сдержала усмешку, заметив, что он скользнул взглядом по груди и задержался чуть дольше допустимого. Есть, сука.

Поставила чашку рядом с его рукой, расслабленно лежащей на краю стола и когда отнимала пальцы от фаянса, как бы нечаянно скользнула ногтем мизинца по тыльной стороне его ладони.

— Ой, извините.

А его пальцы-то почти незаметно, но шевельнулись. Был бы прежней скалой, то мне хоть ломом по нему захреначь, не дернулся бы, потом бы этот лом наверняка оказался у меня в глотке, но не суть. Важно то, что сейчас он отреагировал. Упоение по венам.

Я посмотрела на него и на секунду испытала замешательство — он ни на мгновение не поверил, что я коснулась его случайно. Но ирония уже смешалась с едва ощутимой тенью интереса. По-мужски затягивающего, терпкого, дурманящего.

Я уже села в свое кресло, когда вошла оперативная Тоня. Пока я заменяла картридж, чувствовала, что он смотрит. Добавим огня, Казаков?

— Ох, черт… — специально ткнула на какую-то хрень, пользуясь тем, что когда с нажимом соскальзываешь ногтем, гель-лак громко щелкает по пластику.

Палец к губам, языком по подушечке. Никакой пошлости, просто и правдоподобно. Его фантазия сама добавит этому красок. Повернув голову в профиль посмотрела на него сквозь ресницы.

Усмешка по его губам и… отвел взгляд.

Дальше все быстро, неинтересно, хотя я ждала еще чего-то, хоть одной осечки, чтобы еще что-нибудь выкинуть, но нет. Распечатала, подписал. Встал с кресла. Только потом посмотрел. На губы. В глазах снова блеснула ирония.

— Всего доброго.

Почти уже отвернулся, бросил очень краткий последний взгляд мне в глаза и… я стыдливо сжалась, потому что почувствовала себя абсолютно голой.

— Завтра заеду после обеда, есть вопрос. — Перевел взгляд на чашку и снова усмехнулся.

— Не выпьете? — брякнула я, бесполезно пытаясь собраться, когда он уже отвернулся и шел на выход.

— Не люблю кофе. — Одновременно с поворотом дверной ручки.

 

Глава 4

— … Так что, это все в отчет вносите и подаете. — Ровно сказал он, чуть прищурено разглядывая только что написанные собой строчки.

О да, он пришел, как и сказал. Я сначала начала вроде как продолжать эти флиртующие замуты, но они остались без внимания абсолютно. Он просто сказал Тоне погулять. Сказал таким тоном, что она пошла на заплетающихся ногах, потом повернулся ко мне, мигом отбив у меня и без того не слишком твердое желание брачные игры устраивать и заморозил для верности взглядом. Сел в кресло и накатал мне список автомобилей, прямо заметно, что брал их от балды, придумывая прямо на ходу, а потом сказал мне внести все это в отчет.

— Но по факту этих машин не было. — Сглотнув и сгоняя нехорошее чувство засевшее промеж лопаток, смотрела на придвинутый ко мне листок с фальшивыми машинами.

— Не было. — Взгляд спокоен, расслаблен.

— А если будет проверка…

— Она будет. — Согласно кивнул он, отвечая на пришедшую ему смс.

— … то возникнут вопросы, почему в отчете есть, а по другим документам их нет.

— Верно.

— Вопросы может задать прокуратура. — Многозначительно глядя на Казакова, отложившего телефон, уточнила я.

— Может, но не задаст. — А его явно веселила моя нервозность. — Так, Полина Викторовна, смотрите как мы будем с вами работать — я вам говорю что писать и вы пишете. Последствия я знаю, возьму их на себя, даю гарантию. Вопросы возникнут, да, согласен, но это мне и нужно. Сделайте то, что я вам сказал.

— Я могу поинтересоваться для чего? — негромко произнесла я.

Для Зимина возникновение любых вопросов после сдачи отчетов было индикатором того, что сделали мы их халтурно и на отъебись и он это воспринимал всегда как личное оскорбление, за что снимал с нас по три шкуры, заставляя впредь усердно стараться и добиваться идеала. К этому он и приучил, к перфекционизму в работе. Здесь же от меня требовали ровно противоположного результата и цель мне была не понятна.

— Пока внимание определенной группы лиц будет поглощено этим вопросом, я решу парочку других. — Казаков со своим давлением и его гребанной иронией в глазах уже не пугали. Они раздражали.

Его где-то учили, что ли, отвечать так, что вопросов только больше становится?

— Полина Викторовна, — вздохнув так, как будто разговаривал с просто непроходимо тупым человеком, он сменил положение, чуть подавшись на стуле к моему столу и давяще глядя в глаза. — На бис: делайте то, что я вам говорю, последствия вас не коснутся. Что непонятного?

Мне показалось, или он едва сдержал «блять» в конце?

У нас контракт, там пункт о компенсации в случае если фирма Казакова понесет потери по вине аутсорсинга. И компенсация серьезная. Он ее вот удвоил на днях. Спецом для этого, что ли? А ему выхлоп какой?.. Нет, это бред, тут логики нет. Господи, я не смогу… Зимин… Что делать-то?..

Он прицокнул языком и снова откинулся на спинку кресла, как будто подведя итог, что я просто безнадежна.

И у меня едва не бомбануло. Во-первых, мне Зимин шею свернет!

Мать твою, Казаков! Ты что, Дамблдор, что ли? Как ты наколдуешь то, что вопросы будут, но последствия нет?! Это было раз. Во-вторых, я занимаюсь бухгалтерией. Я! Не надо мне говорить, как делать мою работу! Мой гуру просто удавил бы тебя за это на месте! В-третьих… а в-третьих я бы от всего этого отказалась и высказала причины вслух, если бы не была связана обязательством с Ерохиным. И согласно этим обязательствам мне нужен был компромат на СТО Казакова. Но как этого добиться, если он мне не будет доверять и соответственно не даст сунуть нос в черную бухгалтерию?..

Глубоко вздохнула, сверля взглядом перечень фальшивых машин, которые мне нужно будет дописать.

Н-да. Пока мне удается собрать компромат только на себя.

Подняла на Казакова взгляд и невольно похолодела от легкой иронии в его глазах и едва заметной полуулыбке, тронувшей губы. Казалось бы, он прекрасно слышал мой внутренний протест, словно бы я действительно проорала его вслух. Меня мимика подвела? Да быть не может. Тогда в чем дело?

— Мне подождать? — негромко спросил он, вопросительно приподняв бровь.

— Чего подождать? — слишком нервозно взяла листы и это не осталось для него незамеченным — его улыбка стала отчетливой. Унизительной.

— Вашей новой попытки соблазнения, Полина Викторовна. Или сегодня вы не будете меня веселить?

Сука.

Как мне с ним обращаться? Вот как? Он вообще не воспринимает меня всерьез, еще и глумится. Сука.

— Ну, так и? — Казаков вопросительно посмотрел на меня, находящуюся в полном замешательстве. Снова прицокнул языком, чуть откинул голову и, глядя на меня сквозь ресницы, немного устало произнес, — Полина Викторовна, давайте с вами откровенно. К чему были эти ваши попытки вызвать у меня эрекцию? Зачем я вам?

— Потому что вы богатый. — Паузу затягивать было нельзя, поэтому я брякнула первое, что пришло мне на ум.

Фейспалм я сделать не успела. Потому что Казаков, закативший глаза, умел удивлять неожиданными выводами:

— То ли это попытка бывалой хищницы взять меня искренностью, то ли осечка женщины имеющей какую-то другую цель, но избравшей такую избитую стратегию для прикрытия основного мотива.

А вот тут мне стало не по себе. Его срочно надо уводить от этого второго вывода. Поэтому я, тщательно пытаясь сделать голос кокетливым, хлопнула ресничками и по-дурацки хихикнув, произнесла:

— Я же девушка, Владислав Игоревич, у меня всегда много мыслей на уме, одни перебиваются другими, формируя множество противоречивых мотивов и так далее…

А в мозгу билась паническая мысль — пожалуйста, поверь, что я дура! Умная, но дура! Типа вроде шарю, по пиздец тупая! Ну, пожалуйста, мать твою!

Долгий испытывающий взгляд мне в глаза. Я чувствовала, как холодеют мои ладони, но продолжала мило улыбаться, думая, что у меня вот-вот сведет челюсть от напряжения.

— М-м. Все же меркантильная сука. Жаль. Был бы второй вариант, я бы сам с охотой упал в твои сети, Межекова. Люблю задачки на логику. Что ж, — у меня аж коленки задрожали от облегчения, что он поверил в то, что я тщательно ему втюхивала. — Сегодня, в семь вечера, Шевченко семьдесят шесть, первый подъезд. Как подъедешь, позвони.

— Зачем? — не поняла я.

— Зачем любовница нужна? — вот снова это. Снова ровный голос, но отчетливое чувство, что над тобой сейчас заржали. — У тебя же цель захомутать богатого мужика. Разумеется, брак и дети тебе со мной не светят, но в любовницы со всем полагающимся вполне подойдешь. Ты же мне искренне ответила, я тебе тоже. Что не так? От меня цацки-бары-рестораны, все как полагается, ничем не обижу. От тебя то же, что полагается от женщин твоего уровня — круглосуточно говорить мне «да», как только мне приспичит. И на все, что мне приспичит. Пойдем по классике — машину тебе надо?

— У меня есть.

— Какая?

— БМВ, эм пятая.

— Новый кузов?

— Да.

— Значит, максимум прошлого года и стоит от семи лямов. — Он смотрел на меня оценивающим взглядом, а у меня на языке так и вертелось язвительное «потянешь такую шлюху, Владислав Игоревич?» — Подарили, верно?

— Да. — Честно ответила я и мне почему-то стало очень смешно. — Тоже богатый мужик. Был.

— Разорился и ты ушла?

В принципе… можно сказать, что душевно разорился и я ушла. Так что я смело кивнула, и, не удержавшись прыснула, хотя ситуация, в общем-то была печальная — меня тут как шлюху позиционируют и общаются со мной соответственно, а я сижу радуюсь. Пиздец. Но правда смешно.

Казаков мой настрой воспринял по своему, вероятно, как довольство, что мне милостиво позволили с ним трахаться за деньги, скучающе зевнул и встал из-за стола, накидывая на плечи куртку и одновременно роясь в телефоне.

— Так, пара моментов, раз уж мы тут откровенно разговариваем. — Не поднимая на меня взгляд произнес он деловым тоном. — Работаешь в прежнем режиме, зарплату плачу. От тебя, как уже сказал, слышу только слово «да» в любое время и на все, что я тебе говорю. В сексе я по настроению, могу и жестко трахнуть, могу и лирический настрой словить со всеми вытекающими. Не люблю резкий парфюм, люблю красивое белье и никаких волос кроме как на голове. А, да, справки о состоянии здоровья привези, может без барьерный метод защиты изберем, таблетки там всякие или что у вас еще там помимо презервативов. Решу в общем.

— Владислав Игоревич. — Окликнула я, когда он уже взялся за ручку двери.

— Что? — повернул голову в профиль, скучающе глядя на кадку с фикусом.

— Я сегодня не приеду, мне же отчеты готовить. — Подавляя истерику, произнесла я и помахала листами. — Вечер посвящу этому, вы же сами сказали работать хорошо.

— Тогда завтра. Заеду к десяти, есть еще одно дело. Или к одиннадцати, тут уж как выведу. В общем, заеду с утра. На всякий случай возьми сменный комплект одежды и все необходимое, скорее всего укатим. Дня на три, не больше.

Дверь за ним закрылась, а я рассмеялась. Смеялась весело так, задорно, наивно полагая, что ситуация и вправду смешная сложилась. Горькая, но такая смешная.

Какая же я наивная была в тот день, в тот час, в ту минуту.

Я думала тогда, что ад у меня начался с момента как Андрей уволил, потом изменил и отобрал все в ожидании когда на коленях приползу, и Света еще…

Нет. Я ошибалась. Ад начался именно в ту секунду, когда я сделала первую единственную ошибку — не восприняла Казакова всерьез. Больше я этого не повторяла никогда, но, тем не менее, основного положения вещей это так и не изменило — ад все же начался.

 

Глава 5

И снова. Явилось ясно солнце в десять утра. Сказал Тоне погулять и три дня не появляться дома и на работе. Я бы на ее месте вопросы задала, а не так, как она, покивав и не глядя на свою непосредственную и охуевшую начальницу, молча собраться и сбежать.

Казаков стоял посреди офиса, роясь в телефоне.

— Вещи взяла?

Нет.

Даже взгляда не поднял и продолжил:

— Хер с ним. Кофе налей. Через две минуты Спасский приедет. Едем на три дня за город.

Алё! Алё, Казаков! Земля тебя вызывает!

— Межекова, шевелись. Черный без сахара мне. Через полтора часа обыск, нам надо уехать до этого момента.

— Чего? — подавилась я.

— Через полтора… — ему пришла смс и он, усмехнувшись, исправился, — через час обыск. Нет, ты можешь, разумеется, остаться. Передашь от меня операм привет и потусишь с ними тут три дня. Либо со мной за город на шашлыки и свежий воздух.

— Я не сдала еще отчеты… К чему обыск у меня? — совершенно растерянно пролепетала я.

— К тому, что ты на меня работаешь, а значит подобные вопросы звучат отныне очень глупо и я накладываю на них табу. — Влад чуть прищурился отвечая на смс и недовольно искривив губы. — Ты едешь, нет? Шашлыки или допрос? — Казаков усмехнулся на мгновение отрывая взгляд от экрана и бросив его на потрясенную меня. — Межекова, я не люблю тормозов.

— Я…

А сама уже поднялась из-за стола, чувствуя непередаваемое воодушевление избежать неприятностей. И вдарить в ровное лицо Казакова с ноги.

— Кофе мне налей. Серебристый Мерседес у входа, номер три тройки. — Он уже шел к двери, так и не поднимая взгляда от экрана. — Жду десять минут.

Тупые слова о том, что он сам заявлял, что кофе не любят застряли в глотке. Обыск. Падла.

Через семь минут он, не отрывая взгляда от своего телефона, посекундно его оповещающего о входящих сообщениях, пригубил кофе и, поморщившись, выбросил его в приоткрытое окно Мерседеса, за рулем которого находился Спасский, а на заднем сидении сидела я.

— Руслан за Маринкой поехал. — Спасский стал выезжать с парковки.

— На кой? — почему-то это прозвучало как будто «ну нахуя, блять?»

— Она на седьмом месяце, а у нее и без этого как бы с логикой проблемы были. Сейчас она думает, что если Руслан куда и едет, то это непременно в проституточную, типа у него один маршрут, а тут надолго же… вот и вцепилась.

— Почему ты говоришь, что у нее логики нет? Есть. Я бы вообще из-за такой Марины в проституточную жить переехал. Или Марину переехал. Под какое настроение попала бы. Межекова, сделай из сказанного вывод.

— Влад? — негромко произнес Спасский, бросив на него вопросительный взгляд.

— А, забыл сказать. Она теперь моя любовница. При ней можно вести себя естественно.

Вот у любого другого это прозвучало бы абсурдно, обидно. А у него просто как факт. Мол, земля круглая, небо голубое, она моя любовница, при ней можно грубить и говорить гадости.

А ничего так, мне нравится, с ним что угодно, но явно не соскучишься. Вот, например, организовал развлекуху на три дня. От веселья прямо петь хочется. Как волк. На луну.

Я удрученно смотрела в окно, на проплывающий мимо город. Они трепались мало. Влад не прекращая рылся в телефоне, довольно часто курил. Лысый молча вел машину.

Мы были уже близко к выезду из города, когда телефон Спасского. Он поднял трубку и довольно долго молчал, только вот лицо у него становилось все более напряженным.

— Рус, ты вообще как себе это представляешь, ты нормальный, нет? — Негромко поинтересовался он, останавливаясь на красный сигнал светофора. — А Леха или Володя? Слушай… да погоди ты… ой, ладно, скажу! Ага. Должен будешь. — Спасский отключил телефон, бросил его на приборную панель, и, тронувшись на зеленый сигнал, аккуратно произнес, — Влад, только не злись.

— Л-л-лол. — Зевнул Казаков, не отрывая взгляда от экрана.

— Рус с Маринкой короче в прах разругались, и им надо на разных машинах, а Вовчик с Лехой уже уехали и мы еще в городе и… вот. Только не злись.

— Руслан понимает, что рискует остаться вдовцом? Или евнухом. Я еще определяюсь. — Произнес вроде с ленцой так, ровно очень, а прямо вот ощущаешь его просто непередаваемое по силе раздражение.

— Поэтому он через меня попросил.

— Я с ней в одной машине не поеду. Межекова тоже. У нас еще не было интимных отношений, а Марина у нее к этому охоту отобьет и чего мне тогда три дня там делать?

Я в полном ступоре посмотрела в затылок Казакова. Сказано опять в этой манере «солнце светит, дождик льется, мы с три дня с Межековой трахаться будем». Типа все норм, все так и происходит, чему тут удивляться? Глупая, что ли? Элементарных вещей не знаешь?

— Чего? — сипло выдавила я.

Меня проигнорировали. Лысый, тщательно подавляя смех, вел машину, Казаков молча сидел в телефоне, я тихо хренела дальше. И вот прямо в воздухе витало что режим «солнце светит, земля круглая и тут-любая-фраза-ублюдка-Казакова-будет-так-же-естественна» активирован. Навсегда.

Да ага, счаз. Разбежался. Я не дура, я протест в лоб кидать не буду, прекрасно понимаю, кто есть кто, Владислав Игоревич. Я уже поняла, что к вам нужен особо обдуманный подход. Марину не переносите? Да это ж охуенно, Казаков! Красава! Дай пять! И еще с десяток фраз, что у тебя вызывает стойкую аллергию, а то слишком жестко прешь со своими этими «солнце светит, а Межекова-бесприкословная-дура». Межекова тоже вот не пальцем деланная, если что.

Непременно буду общаться с неведанной Мариной, раз она обладает таким чудодейственным веянием на Казакова. Прямо отходить от нее не буду, раз он даже в одной машине с ней ехать не может. Хотя тут тоже рассудить надо. Он дал мне карт-бланш, мол пошли в отношения, правда на позиции моей шлюхи, но пошли. Переть в лоб бесполезно. Хитростью брать? Так просечет. Просек же эти мои фортеля… Зачем только согласился потом Чтобы заставить страдать, наверное. Тупость он наказывает, это прямо у него на лбу написано. Блять, умный мужик это головняк. Вот что мне делать-то? Ну не спать же с ним…

Пока я там в рассуждениях путалась, не заметила, что мы уже выехали из города и теперь тормозили недалеко от припаркованного на обочине внедорожника Ауди. Как только Спасский остановил машину в паре метров от внедорожника, то задняя дверь распахнулась и из салона вышла миловидная темноволосая девушка, зябко кутающаяся в красное пальто на промозглом ветру, гуляющем по загородному шоссе. Она запахнула пальто на внушительном животе и решительно направилась к автомобилю, где сидели мы.

— Только не это. — Сказал Влад и взялся за ручку двери. — Межекова пошли.

Я замешкалась, но подчинилась своему начальнику, идущему чуть впереди от меня. Как будто обмен заложниками, сука. Марина, проходящая мимо нас, угрюмо зыркнула на не обращающего на нее внимания Казакова, все так же увлеченного своим телефоном.

В салоне Ауди приятно пахло. Я снова сидела на заднем сидении и торопливо анализировала сложившуюся ситуацию. Мы проехали пару километров в абсолютной тишине, и на обочине показался экипаж Гаи. Когда до них оставалось метров десять, гаишник махнул полосатой палкой, и Руслан начал сбрасывать скорость. Казаков, что-то печатая в телефоне, открыл окно и махнул рукой. Мерседесс со Спасским и Мариной, подчиняясь, проехал дальше.

— О, Андрейченко. — Зевнул Влад, наконец оторвавшись от телефона ровно в тот момент, когда мы проезжали мимо гаишника и Руслан готов был съехать на обочину. Негромко приказал. — Топи.

— Не останавливаться? — Уточнил Руслан.

— Нет. Засветимся. Через час все будут знать, что нас действительно в городе не было. И Вано набери, его тоже надо засветить. Пусть на двадцать восьмом километре у заправки тормознет, с хвостом туда подъедем.

И Руслав втопил. Меня вжало в сидение и я испуганно посмотрела назад, где гаишники что-то проорав торопливо садились в машину, чтобы выехать следом.

Казаков был спокоен. Руслан тоже. По ходу, ускоренно билось серрдце только у меня одной, неотрывно смотрящей, как экипаж мчит за Ауди, но нагнать у него не получается. Руслан позвонил Спасскому и ровно передал слова Казакова, скучающе глядящего в зеркало заднего вида, на непоспевающую Приору гайцев.

Сука… Да во что я ввязалась?

Влад сказал сбросить скорость Руслану, когда впереди показалась заправка, возле въезда на которую уже был припаркован серебристый Мерседес Спасского.

Руслан подпустил экипаж, но обогнать не давал. Когда все же дал и те пошли на опережение, резко свернул на обочину метрах в пятнадцати от Мерседеса.

— На бричках все ездят. — Бросил Влад, презрительно глядя как Приору заносит от резкого торможения и тащит вперед еще на несколько метров. — Ладно, сейчас, пока машину будут шмонать, я бабла Андрейченко накину и поедем.

Из машины впереди выбежали два гаишника и помчались на Ауди, одновременно, откуда ни возьмись, появился еще экипаж, лихо пересекающий двойную сплошную, и останавливающийся рядом с Приорой. Из машины подкрепления выбежали еще четыре человека.

— Шмонать? — Повторил Руслан внимательно глядя на бегущих людей.

— Разумеется. — Казаков зевнул и усмехнулся. — Знают, что денег возьмут, но выебнутся у них дело святое.

— Влад… я с весом. — Упавшим голосом сказал Руслан.

Я потрясенно замерла, забыв как дышать. С наркотой. Он с наркотой, долбоеб. Машину будут досматривать…

Казаков резко повернул к нему голову и взгляд у него был просто ужасающий. Нечеловечески злой. Отравивший напряженную тишину в салоне. Миллисекунда, за которую он выстрелил рукой и с силой ударил Руслана лицом о руль.

— Где?

— Под сидением. — Сдавленно ответил Руслан, закрывая лицо рукой и склоняясь в сторону двери.

— Не пались, ебанат — Рыкнул Влад, заставив Руслана замереть. — Ты хули впрягся если маркированный? Тупорез, блять… — Дверь с его стороны распахнули и грянул Казаковский резкий и безапелляционный приказ, — руки убрал. Сам выйду.

А вот Руслана выдернули. Со мной сначала замешкались, я почувствовала неловкость, дрожащими пальцами отстегивая ремень, но дернули не так грубо как Руслана.

— Тихо, все свои. — Влад стоял рядом с машиной и, сука, от него разило, просто разило давящим отталкивающим веянием, заставляющим двух гаишников остановиться в полуметре. Просто мертвая зона, а он был ее причиной и эпицентром. В то время как меня прижали к закрытой двери, а Руслана, с окровавленным лицом из-за разбитого носа, к капоту.

Сердце прошибало ребра, адреналин растворял кровь, я загипнотизировано смотрела на Казакова, ровно и спокойно идущего к высокому человеку с очень злым лицом наблюдающего его приближение. Он скривился, подал рукой непонятный знак и мои руки, скрещенные на пояснице отпустили и от Руслана отошли.

Сказали отойти от машины, мы стояли рядом с Русланом в паре метров, рядом с нами один гаишник.

Я, сбито дыша, смотрела, как из припаркованной у заезда на заправку машины выходит Спасский, идет прямо к нам. Ему преградил дорогу один из служителей дорожного порядка, но краткий разговор, кивок лысого в сторону Влада, разговаривающего с человеком, отведшим взгляд в сторону и твердо сжавшего челюсть. От Спасского отошли и он направился к нам.

Подъехал еще экипаж, вышли трое в форме, начали разговаривать с гайцем стоящим возле нас. Лысый остановился рядом, хмуро посмотрел на Руслана, зажимавшего нос, и вытирающего второй рукой с подбородка кровь.

Руслан взглядом указал в сторону стоящего рядом с нами гаишника, и сука, Спасский сказал им отойти. Он. Сказал. Им. Отойти.

У меня было чувство, что я нахожусь на грани истерики, когда те, на миг замолчали, тяжело глядя на спокойного лысого и молча отошли ближе к обочине.

— За что? — Иван Сергеевич снова посмотрел на Руслана, мимоходом глянув на мое напряженное лицо и протянув пачку сигарет, я отрицательно мотнула головой.

— Вань… — негромко прогундосил Руслан. — У меня крэк под сидением.

Спасский на мгновение прикрыл глаза и протяжно выдохнул дым, прикусывая губу и качая головой, напряженно глядя на асфальт.

— Это залет, Рус. Он тебя убьет.

Одновременно с этим, гаишники начали тормозить машины. Понятые. Они набирают понятых. Досмотр будет.

— Твою мать… — Спасский смотрел в ту же сторону, резко повернул голову в сторону Казакова, все так же разговаривающего с гаишником. Они встретились глазами и Ваня едва заметно кивнул в сторону гаишников, объясняющих низкому и плотному мужичку, вышедшему из видавшей виды копейки, для чего он его остановил.

Казаков почти незаметно отрицательно мотнул головой.

Спасский сделал особенно глубокую затяжку и очень тяжело посмотрела на Руслана, глядящего на его машину. Внезапно сбито выдохнувшего, злобно выматерившегося:

— Блядь, Марина, нет…

Я посмотрела в сторону автомобиля Спасского и заметила напряженную девушку, выходящую из него. С внушительным таким сроком. Она не отпускала взглядом лицо Руслана, все еще сжимающего кровоточащий нос.

И началось кино и немцы, потому что я поняла, почему Казакова так раздражала жена Руслана, подошедшая к нам и начавшая что-то лепетать сначала, а потом допытываться, кто из сотрудников разбил лицо Руслану и громко говорить, что это подсудное дело.

— Руслан резко остановился, ударился о руль, Марин. — Напряженно ответил Спасский, глядя как останавливают еще одну машину.

Но она не остановилась. И я мучительно захотела ее ударить, чтобы перестала нести херню, когда тут пиздец начинается.

Подошел гаишник, тот самый, который меня удерживал, поинтересовался у Руслана где документы. Они пошли к машине, но Руслану ее даже коснуться не дали, он просто рукой показал на бардачок, откуда гаишник сам взял документы.

К нам подошли гаишники с понятыми, начали говорить что-то, я почти не вслушивалась, напряженно посмотрев в спину Казакова. Мужик, с которым он в этом момент разговаривал отрицательно и твердо мотнул головой, начал что-то объяснять, кивая в сторону столба с установленными камерами. У меня упало сердце.

«Засветиться», «На двадцать восьмом километре» — Казаков сказал это все не просто так. Я еще раз посмотрела в сторону столба. Казаков знал, как засветиться, знал, что будет шмон после которого он даст взятку и нас отпустят. Но никто не знал, что Руслан с наркотой.

Я снова посмотрела на Казакова, очень зло сплюнувшего в сторону, а мужик перед ним заметно вздрогнул, но снова кивнул в сторону столба.

— Теперь точно? — очень тихо спросила я у Спасского, прикурившего вторую сигарету, и глядящего, как пара гаишников, Руслан и понятые, остановились у капота и служители дорожного порядка им что-то объясняли, тыкая в разложенные на капоте бумаги.

— Теперь да. — Так же негромко ответил Спасский, доставая телефон и отходя в сторону, одновременно кому-то набирая.

Я осталась с растерянной и деланно злой женой Руслана. Она перевела взгляд от компании у машины на меня хотела что-то сказать, но я на нее не смотрела, прикусив губу, когда один из служителей дорожного порядка, стоящий у капота громко сказал:

— Владелец автомобиля, подойдите.

— Вано, она на тебя оформлена. — Внезапно послышался ровный голос Казакова.

Я обернулась, глядя как лысый, не прекращая разговаривать по телефону отходит от обочины и идет к машине. Посмотрела на Казакова. Ему нужно еще время. Еще немного времени. Это было заметно по прикусившему губу мужику, все так же глядящего в сторону. Ему нужно время. Которого у него нет.

К нам подошел Руслан, уже не зажимающий нос. Идея пришла ко мне быстро, еще до конца не успев сформироваться, но времени нет. У Казакова нет времени — дверь машины уже была распахнута.

— Руслан, сейчас я буду тебя бить. — Напряженно сказала я, чувствуя, как натянулись нервы до предела. — Подыграй.

— Что? — он изумленно повернул ко мне лицо и я с размаху, с силой, от всей души за такую подставу впечатала ему кулаком в нос.

И зашипела, потому что оказалось, что людей бить это больно. Но это подстегнуло, заправило адреналином вены и подавляло чувство страха и будоражило смелость. Руслан отшатнулся, что-то прохрипел, а я громко завопив первое что пришло в голову, прыгнула на его:

— В смысле по пьяни не считается?! — ударила неровно, куда-то в скулу и опять скривилась от боли. — В смысле, блять, измена по пьяни не считается?! С кем, падла?! С кем ты трахался?!

Руслан под моим весом не удержался и мы рухнули в ледяную пыль, он закрылся руками, но впечатать ему еще раз я не успела — зрители включились в спектакль. Ко мне подскочил какой-то мужик сзади, схватил за плечи и оттащил. Я брыкалась и орала, зло и с ужасом глядя на Руслана, которому помогали подняться на ноги явно веселый мужичок-понятой и еще один гаишник.

Мой взгляд упал на абсолютно растерявшуюся Марину, мысль пришла неожиданно:

— Ты от кого беременна?! — она смотрела на меня в абсолютном ужасе. — От кого-о-о?!

Не иначе как с перепугу Марина оперативно тыкнула рукой в сторону растерянного донельзя Руслана. И тут в спектакль включился Спасский. С размаху ударив Руслана кулаком в ухо и взревев:

— Ты мою сестру обрюхатил?!

Я аж обмерла. Как и все. На мгновение. Потому что Руслану явно надоело, что его все бьют и он кинулся на Спасского с громким, неразличимым ругательством. Они сцепились так, что свалили с ног гаишника, и покатились на дорогу, вынуждая ехавшую по ней машину уйти в сторону. К ним кинулись все — двое понятых, гаишники, в том числе и тот, что держал меня. Марина громко воскликнула и пошатнулась я рванула к ней, не осознавая, что этим сама порчу свое же представление. Схватила за плечи и глядя в глаза приказала идти к машине. Сказала что все будет хорошо, просто иди к машине. Она смотрела на меня вообще в шоке.

— Иди к машине! — рявкнула я. — Сейчас же!

Она кивнула и резко повернувшись почти бегом кинулась к машине Спасского.

Я, обернулась, глядя на битву на дороге, уже принявшую массовый характер, потому что в военные действия каким-то макаром оказались вовлечены и двое понятых. Кто кого за что бил было непонятно, разнимались все с трудом, хотя орущие уже благим матом гаишники очень старались.

Продолжалось это еще с полминуты, не больше, их все-таки растащили. Стали выяснять на повышенных тонах. Понятые грозились написать заявление.

— Ты. Сука. В машину. — Такой злой рык у меня над ухом, что я аж подпрыгнула.

Испуганно оглянулась. Влад. Бледный, настолько зло глядящий на меня, что все внутри перевернулось. Если я несколькими минутами ранее думала, что мне было страшно, то сейчас поняла, что ничего не знаю о страхе. Чувство, как будто на краю бездны и земля под ногами осыпается.

— Быстро. — Бросил резко, звучно, без права на возражение. Взглядом указал в сторону машины Спасского.

Я инстинктивно попятилась назад, глядя на него исподлобья, но он уже на меня не смотрел, направившись к группе все так же громко орущих друг на друга людей. Быстро затихающих когда он к ним подошел, а я на ватных ногах уже садилась на заднее сидение, где плакала перепуганная жена Руслана.

Откинула голову назад и прикрыла глаза, чувствуя, как дрожат колени. И все нутро. Почему-то тяжело дыша повернула голову, глядя как там, у другого автомобиля стоят люди. И понимая. Что не одну сейчас меня так кошмарит.

Несколько минут и все стали расходиться. Быстро, почти незаметно полились деньги. Краткие передачи от одного к другому.

В эту машину сел Руслан и мы поехали. Марина плакала, он молчал, а у меня было очень отчетливое чувство, что вот точно ничего не закончилось, и это только начало пиздеца.

 

Глава 6

— …Марина, пожалуйста, успокойся. Доедем, останемся с тобой наедине и поговорим…

— …Марина, успокойся, все хорошо…

— …Марина, прекрати. Господи, пожалуйста, прекрати, мы с тобой обязательно поговорим. Я все тебе расскажу. Просто давай доедем до дома…

— … Нет, ничего не случится, все закончилось. Я все тебе объясню позже, пожалуйста, успокойся…

Но Марина была истеричкой.

Он говорил ровно, немного гундосил. Говорил правильные и важные вещи, но…

Но Марина была истеричкой.

Я бы тоже от такой в проституточную переехала. Или ее переехала.

— Да успокойся ты, блядь. — Не выдержав, резко бросила я, тяжело глядя на нее, аж замолкшую от неожиданности. — Ты беременная, если себя не жалко, то о ребенке подумай, дебилка. Он не должен страдать из-за того что мужик накосячил, пусть и твой вот… этот, короче. — Зло кивнула в сторону напряженного Руслана. — Перестань создавать головняк, все закончилось тебе сказали. Сейчас наистеришься и спровоцируешь преждевременные, я у тебя роды принимать не буду, а мы уже далеко от города, если что. Вывод сама сделай.

Она хоть и была из разряда беременяшек головного мозга, считающих что положение им дает право вести себя как заблагорассудиться, но последний мой аргумент ее убедил и она наконец заглохла. Отлично. Есть свет в конце туннеля, Казаков рано руки опустил.

Подумала так и мрачно усмехнулась. Я знала — что-то будет. Не понимала за что, но знала точно, что мне прилетит. Он там одним взглядом железобетонный гарант дал. И факт того, как он ударил Руслана о руль, наказывая за вес, вот нихуя хорошего мне не прогнозировал.

И это вот мое напряженное ожидание подтвердилось.

Мы въехали в загородной поселок с элитной недвижимостью, медленно ехали по красивым широким улицам огражденные по обеим сторонам рядами архитектурного великолепия, почти замков.

Въехали в закрытый сектор, ехали долго. Здесь уже не было такого тесного расположения псевдозамков, просто улица с ползущими в стороны аллеями. Повернули на тринадцатой, ехали по обсаженной липами и раскидистыми плакучими ивами дороге не долго. Впереди особняк в классическом стиле в три этажа. На подъездной дороге у линии высоких белоснежных колонн восемь машин в два ряда. Номера у всех… три тройки. Только буквы и регионы разные.

«…серебристый Мерседес у входа, номер три тройки».

Я могла жизнью поклясться, что у той машины, у машины Руслана, в которой поехал Казаков и Спасский номер тоже три тройки, хотя я и не обратила на него внимания. Но я была уверена. Не знаю почему, но меня прошиб холодный пот. Затем в голову пришла всякая ересь, что если сложить то получишь число демонских чинов и князь третьего это Велиал, и три тройки это явно третий…а у Казакова с ним даже имена с одной буквы… Еб твою мать, о чем я вообще думаю! Человек с высшим образованием, блять! Крайне пересравшийся, когда увидел просто одинаковые номера на машинах.

Пока я там херней занималась у себя в голове, то пропустила момент, что из дома высыпали около десятка человек.

— Рус, что за херня? — когда мы вышли из машины и подошли к группе мужчин, потрясенно спросил Владимир, тот самый поджарый высокий блондин, что был ответственен у Казакова за финансы и иногда смешно шутил, пытаясь флиртовать со мной. — Что у тебя с лицом? Почему так задержались? Где Влад с Вано?..

Он сыпал еще вопросами, пока я скользила настороженным взглядом по лицам остальных. Всем от тридцати до сорока пяти примерно, одеты хорошо, почти все по деловому стилю. Акценты, что были в одежде заставляли сердце ускориться — состоятельность. В часах, в отличительных чертах брендов одежды, в их глазах. Но они молчали — слово молвил приближенный Велиа… Казакова. Пиздец. Вот я и приехала на загородные шашлыки. Лучше бы реально с операми тусила.

— Володь, зайдите. — Тихо произнес Руслан, обернувшись и прищурившись на сворачивающий на аллею Мерседес. — Маринку уведи. Сейчас же.

Ебать расклад. Я аж бояться прекратила от удивления, когда Володя, явно что-то смекнув, взял за локоть снова плачущую Марину и пошел в дом. С ним ушли почти все. Остались только трое.

Мерс ехал медленно. У меня ускорилось сердцебиение.

— Слушай внимательно, Полин. — Не отпуская приближающуюся машину чрезвычайно напряженным взглядом вкрадчиво произнес Руслан. — Слушай меня очень внимательно. Что бы сейчас не случилось, что бы не произошло ты делаешь только одно — стоишь и молчишь. Стоишь на месте и не дергаешься иначе тебе пиздец. Говоришь только когда он задал вопрос. Отвечаешь четко и без хуеты. Только на его вопрос и если он обращается к тебе. Я тебя не пугаю, я тебе сейчас очень реальные вещи говорю. Стоишь и не дергаешься. И самое главное молчишь. Что бы ни произошло. Запомнила?

— Нам пиздец? — адреналин разбодяжил кровь, дыхание ускорено. Ноябрьский холодный воздух не помогал.

— Мне да. Ты не вмешивайся. Вообще и ни во что. Стой, смотри и молчи. Спрашивает — говоришь, но четко и по факту. Всё. — Я думаю, что это его «всё» было вовсе не окончанием данных мне рекомендаций. Это было итогом ситуации. За которую мы сейчас будем платить.

Мерс припарковался. Он вышел. Оставил дверь открытой. Не намеренно. Он просто вышел. Остановился у капота.

Из салона мерина мой любимый Каспий. И их гребанный «в огне». Сука.

Краткий приказ подойти и мы едва переставляем ноги, пока он прикуривает и переводит задумчивый взгляд с погасшей зажигалки на асфальт у наших ног.

— В рот. — Влад, все так же задумчиво глядя на асфальт протянул Руслану прозрачный маленький пакетик с кремовым порошком.

Руслан медленно взял его неверными пальцами. Едва не уронил, когда ложил в рот. Пауза и звенящая тишина, только шепчет ветер в кронах, освященных багрянцем закатывающегося солнца.

На словах «…и белого в вены те, кому верил. Они на дне. Время в огне» произошло.

Влад ударил. Резко. Быстро настолько, что если бы я не смотрела прямо на него, я бы не поняла, что произошло. Кулаком, с силой, почти без замаха, но Руслана фактически отбросило назад. Звук удара застрял в ушах, запутался в горячей крови и вгрызся в память.

Руслан сжался на земле, закрыл голову руками, но еще удара не последовало. Влад стоял ровно, смотрел прямо перед собой. Лицо непроницаемо. Затянулся, жутким движением встряхнул кистью. Сделал шаг вперед и очень медленно присел на корточки, разведя колени. Полы черного полупальто коснулись промерзшей земли, на которой сжавшись у его ног, часто и хрипло дыша лежал Руслан.

— Проглотил? — голос ровный, безэмоциональный, спокойный. Дождался сдавленного положительного возгласа. Чуть склонил голову на бок, наконец переводя взгляд и внимательно глядя на Руслана. Его голос был очень тихим, но прозвучал будто набатом. — Спасло одно — жене рожать.

Поднялся и пошел к дому.

Красивая зала, но князь во главе стола, ломящегося от обилия еды и выпивки, источал смрад опасности. Травящий воздух. Травящий души.

Здесь не было только двоих. Не трудно догадаться кого.

Они все, все семнадцать человек, молчали, напитывались и травились. Краткое звяканье приборов тихое блеяние широкой плазмы, на стене прямо за моей спиной, демонстрирующей какое-то шоу, наблюдаемое Владом. Его звериным взглядом.

Так говорят — звериным. Это значит агрессию, ярость, все оттенки сильных, возведенных в абсолют на грани контроля негативных эмоций. Нет.

Нет, это не так. Эта избитая истина лжива и ничего не значит. Абсолютно ничего. Чтобы это осознать, достаточно просто посмотреть на вот это человека с этим его взглядом, невидяще направленным в телевизор. Его взор спокоен, он такой ровный, там нет агрессии. Это и есть звериность. Такая, мать его, звериность, когда ты понимаешь — одно слово, одно просто не то что неосторожное, а любое слово и тебе в этой гнетущей тишине в секунду, в мгновение, просто в долю мига отрубят голову. Спокойно и быстро. А потом снова уставятся в телевизор.

Так что терпи. Подыхай в этом отравленном воздухе и молчи. Главное — молчи, если сдохнуть не хочешь.

Там он ударил не только Руслана. И валялся у его ног не только он. Я не знаю, действительно не знаю почему, он там на меня даже не посмотрел. Но я твердо понимало только одно, там он бил не только его. Наверное, потому и не смотрел. Чтобы не… чтобы не только Руслан там лежал.

Он давно знает кто он. И все, сидящие за этим столом, тоже это знают. Даже я, которая знакома с ним так мало. Мне, как и всем, при первой встрече, сказали об этом первобытные инстинкты.

И я сидела. Молча жрала. Нет, не еду. Моя тарелка так и осталось пустой, я жрала его раздачу. Незаслуженно. За то, что впряглась. За то, что видела, что он не успевает вывезти. За то, что дала ему время. За то, что все мы сейчас здесь. Я сидела и жрала именно за это.

И меня блевать тянуло. Вот действительно, я ни сколько не вру меня физически тошнило. Они сидят и жрут. И я с ними. Молча. Он смотрит. Прямо над моим плечом. Не случайно. Мог бы мог смотреть в окно, в стену, куда угодно. Но смотрит над моим плечом. Это бьет. Эта ебучая грань. Ты, сука, либо выеби меня, пусть незаслуженно, либо вообще не смотри. Но только не так. Либо я выхватываю, похуй за что, но выхватываю, либо нет. Но не так, держать у ног и заставлять слизывать грязь с края подошвы…

— Я сделала это, потому что видела, что тебе не хватает времени.

Вскинула голову. Вскинула, когда мне хотелось ее пригнуть и зажмурить глаза. Потому что он медленно, очень-очень медленно все-таки перевел взгляд мне в глаза. И тишина зазвенела, надавила на уши, влилась в тело и так вскипятила кровь, что удивительно, как мое тело прямо в тот же момент не сдохло.

Он смотрел. Смотрел мне в глаза без масок. Без щитов. Нет, они были нужны не для того, чтобы обмануть человека перед ним. Он их ставил чтобы, сука, не убить. Ненароком. Своей сутью. А сейчас у он убрал свои маски. И смотрел на меня.

Я сбито выдохнула, чувствуя как мне твердо выцарапывают кривым тупым ножом приговор на душе, сердце, разуме.

— Владислав Игоревич… — голос Спасского. Резко оборвавшийся от одного движения. Поднятая ладонь. Жест князя, когда чернь молвила слово в неполагающийся момент.

Я поняла что всё. Поняла глубину смысла этого Руслановского «всё». Но явно бессмертный Спасский снова подал голос:

— Они приехали. Берек и Ильин. Ждут у дома. — Он показал экран телефона. Но Влад не смотрел.

Он с трудом отвел от меня взгляд. Взгляд на бледного Ваню. На бледного бедного Ваню. Осознание в карих глазах. Кивнул и вышел.

Меня правда чуть не вырвало когда они выдохнули. Облегченно. Твари.

Поднялась. Спасский попытался удержать. Долгая пикировка, его проигрыш и мое почти безумное «ебать вы твари». Смех. Краткий, на грани отчаяния. Мне было страшно. Не знала куда.

Запуталась в коридорах. Сползла по стене в одном из них. Полумрак обнял и вторгся сквозь кожу. Успокоил, сказал тишиной, что я смогу. Я вывезу. Нахуй все. Я вывезу.

Поднялась, шла шатко. Нужна лестница и на верхний этаж, подальше от них всех, застывших в той столовой в его ожидании. Хочу подняться на верхний этаж. Подальше. Повыше.

Но он, решив свои вопросы, настиг меня. Когда до выхода на площадку, где мрак коридора разбивали светящиеся лампочки, обозначающие широкую мраморную лестницу, устланную черным ворсом ковра.

Настиг со спины. Хват за шею. Вжатие лицом в холодную стену, оклеенную тесненным шелком обоями. Резко, быстро, бесшумно.

Рыпнулась, зло выдохнула. Моя рука и мои ногти впились в его кисть, вжимающую меня в стену, как одну из нашкодивших шавок.

Он отстранил руку только тогда, когда я стала почти задыхаться от силы нажатия его пальцев, почти полностью перекрывших кислород, а его кожа вспоролась под моими ногтями и обагрилась его же кровью.

Повернулась, дыша жадно, с ненавистью глядя в полумраке черные глаза. Тело было голодно до кислорода, который он перекрыл и кровь гнала по венам с сумасшедшей силой, стремясь напитать мышцы, кости, и все это жалкое, что содержит душу. Которую он сжирал одним взглядом.

— Ты совсем ничего не боишься?

Дыхание участилось, когда я пристально и прищурено глядя в его глаза, с клубящейся в них мраком стояла с забитой в подкорку команду «молчать». Которая вытеснялась.

Сердце билось неистово, вены жгло от страха. И злости.

Со мной нельзя так обращаться. Сука. Кто бы ты не был. Так делать нельзя. Особенно так, как делаешь ты, тварь ебучая.

Медленно придвинулась к нему. Привстала на цыпочки и на самое ухо, на свистящем выдохе почти неразборчивым от злости шепотом:

— Боюсь. Что евро подорожает.

Я видела, почувствовала, как у него под кожей заструилась просто непередаваемая ярость. С ним тоже нельзя так обращаться. Не из-за его выдвинутой позиции. Это не просто надуманные принципы отдельно взятого человека. Просто с таким типажом нельзя так себя вести. Это против их природы вообще. Против естества этой категории в целом. Этого делать нельзя. Ровно так же как нельзя тыкать в следящего за тобой питона палкой. Как нельзя махать руками на пригинающегося перед нападением льва. Потому что это опасно и очень глупо. Тебе нельзя этого делать. А ты делаешь. Потому что ты сейчас ненормальная, а если вообще, то просто терпеть не можешь этих львов и змей. На дух не переносишь. Животные ебучие. И прежде чем тебя растерзают, стоит попытаться, хотя бы глаз выбить.

— Я сейчас на пределе. — Он грубо и с силой толкнул меня к стене. — Прямо не самом пределе. Учти это прежде чем хоть слово мне пиздануть, когда я говорить закончу. — Резко и жестко прижал собой к стене и, так плавно, так, сука, медленно склонившись к самому моему уху, пробирающе до дрожи, до боли, до истерики прошептал одну простую истину по которой живет весь ебучий мир — никогда не лезь, пока я не разрешу. Ни-ког-да. Я тебе твою тупую башку на месте проломлю. Усекла?

— Да, хозяин, блядь. — С оскалом.

Время замерло. Воздух стал настолько густым от ярости, что просто не проходил в легкие. От его и моей ярости. С трудом сглотнув, я осипшим от злости шепотом дополнила основное и самое важное:

— Ударишь меня сейчас, или еще хоть один раз за горло схватишь, или сдавишь до малейшего синяка или боли, или хоть что мне сейчас сделаешь, и я тебя кипятком оболью, когда спать будешь. Случайно оболью маслом и подожгу когда жрать будешь. Хоть что-то мне сделай, мразь. Хоть что-то. Я не стану говорить, что не буду перед тобой пресмыкаться, я на тебя работаю, положение меня обязывает. Но если ты мне сейчас хоть что-нибудь сделаешь, ты за это заплатишь, здоровьем матери клянусь.

Он молчал. Смотрел на меня тяжелейшим и таким обжигающим взглядом, что меня вжимало в стену. Но смотрела на него так же. Не моргая.

Его протяжный выдох сквозь стиснутые зубы и верхняя губа едва заметно дернулась в подавленном оскале. Его горячее дыхание обожгло мне кожу лица, и я почувствовала, как мелкая дрожь тронула кончики похолодевших пальцев. Кожу пропитало адреналином настолько, что она зудела. Он медленно, плавно склонил голову чуть набок. Медленно и плавно протянул руку и коснулся моего предплечья. Медленно и плавно сжал его ровно до названной мной грани — немного сильнее и мне станет больно.

— Если я тебе сейчас сломаю вот эту руку с угловым смещением. — Едва слышно произнес он, переводя взгляд на мое второе предплечье и точно так же, медленно и плавно сжал его, — а вот эту с боковым, то ты меня вряд ли обольешь хоть чем-то.

— Ты это делал? — сглотнув, выдохнула я. Уже зная ответ. Уже его понимая, но задавая этот вопрос совсем для другого.

Он, не переводя на меня взгляда, едва заметно кивнул. Разумеется. Он ведь даже руки по особому поставил. Он знает, о чем говорит.

— Ломай. — Со страхом. С ужасом. С отчаянием. — Только одновременно. — С решимостью, почти на границе безумства. Да нет, не почти. Уже за ней. — Я не любитель терпеть боль.

— И как же я заплачу тогда? — почти неслышно и рассыпалось в горячую тишину.

— Да хуй его знает! — Сбито выдохнула я, чувствуя, как по щекам сбежали слезы. — Я придумаю.

— Дура, Межекова. — Зло бросил он, резко отдернул руки и так же резко отошел на шаг. — Ты действительно мне верила, что я тебе руки сломаю и все равно вперед перла. Ты совсем дура.

Как будто край пропасти внезапно отодвинулся. У меня все тело онемело. В ногах слабость. Качнуло вперед и я, чтобы не упасть, оперлась одной рукой о стену, второй о дрожащее колено, выдыхая так быстро и тяжело, будто только что марафон преодолела. Еще не в силах в это поверить. Что закончилось. Что он мне ничего не сделал.

— А ты бы не сломал? — голос дрожащий. Как и все остальное. Прикрыла глаза, пытаясь унять дыхание и чувствуя, что удары сердца были настолько быстры, что просто слились и сотрясали все в груди.

— Нет. — Его задумчивый голос. — Теперь точно нет. У нас с тобой появились проблемы, Полин.

— Ждешь чтобы спросила, какие? У тебя одна проблема, Казаков, тебе лечиться надо. Изолировать тебя нахуй. Мразь. Не подходи ко мне. Не подходи. Никогда.

 

Глава 7

«Мне нужно с вами поговорить»

Я еще раз перечитала свое сообщение и отправила на номер, по которому со мной связывался Ерохин.

Ответа не было довольно долго. Я нервничала. Сидела на широкой постели в том же доме на исходе третьего дня и нервничала.

Казаков ко мне не подходил. Вообще делал вид, что меня не существует. Я поселилась на третьем этаже в самой дальней комнате. Почти не выходила из нее. Только чтобы взять немного еды и бутылку воды. У них все три дня шла фееста, с громкой музыкой, с веселым пьянством, с салютами, что превосходили те, которые на день города пускают. Со смехом и шумом почти до рассвета. Уроды.

На ночь, или когда уходила в ванную, смежную с комнатой, подпирала стулом дверь. В принципе, делать это было бессмысленно — меня не существовало для Казакова. Значит и для его людей.

Только вот почему-то не покидало перманентное такое ощущение, что меня пока не трогают.

Телефон в руках оповестил об ответном сообщении. Я открыла его и у меня упало сердце.

«Полина Викторовна, я без лести сообщаю, что я вами очень доволен. Вчера наш общий знакомый проявил к вам, так скажем, глубокий интерес. Вам волноваться не о чем — удовлетворение этого интереса я взял на себя. Из этого я делаю два вывода. Во-первых, вы работаете очень эффективно, советую продолжать в том же духе. Второй мой вывод, а скорее рекомендация: не контактировать со мной в ближайшее время, причина — вчерашнее событие. Через две недели я выберу момент, и мы с вами встретимся. Хотелось бы видеть первые результаты. Успехов».

Змея подколодная. Доволен он. Мне эта мразь руки хотела сломать, а ты доволен. Еще и распинается как. Нет, чтобы проще написать:

«Межекова, ты красава. У этого больного явно к тебе интерес — тебя пробивают, но ты там не очкуй, я тылы прикрыл. И давай не отсвечивай со мной пока, а то тебе трындец если все вскроется. Через две недели я тебя выцеплю, расскажешь чо почем. Гуд лак».

Прекрасно. Лучше не бывает.

Через час мне из-за двери мне сказали собираться. Голос был незнаком. Конечно, не царское это дело самому ходить. И слава богу.

Я села в машину с необычайно тихой Мариной и Русланом. Выглядел он просто ужасно.

— Ты как? — тихо спросила я, когда кортеж тронулся.

— Все нормально. Ты?

Я понимала, о чем он спрашивал. И промолчала. Но ответ он тоже понял. Тяжело вздохнув, бросил соболезнующий взгляд на меня через зеркало заднего вида.

Когда вернулась домой, поехала к маме. Грустная Светка вызывала одно временно желание истерично рассмеяться и с силой ее ударить. Но она была не виновата. Она просто тупая. Я сама ввязалась, меня не заставляли.

Вернувшись в свою съемную квартиру я напилась в дрова. Думала пореветь, но что-то не вышло. Поржала. Надрывно так, с всхлипами и скулежом и вскрыла еще бутылку. Видимо, крыша у меня все-таки уехала.

Рабочий день начался чудесно. С того, что налоговая прислала встречку по Казаковской левой компании. Им нужны были доки. Спасский по телефону сказал, что они с печатями у Казакова и звонить ему. Ага, счаз. Я нервно попросила его самого ему набрать. Мне показалось, что тяжело вздохнувший Спасский пробормотал что-то вроде: «вот и влилась в коллектив», но я не была уверена.

Через час мне набрал Казаков и сказал спуститься, что ждет у входа и ему лень подниматься. Типа тебе надо ты и иди, у царя настроения нет задницей шевелить.

Сука, вот как у него получается одновременно и пугать и злить.

Я торопливо выбежала из кабинета. Вчера был дождь, за ночь температура резко упала и вылетев из дверей и оскользнулась на тонкой корке льда и эпично впечаталась в прохожего несущего внушительное зеркало в массивной раме.

Он его выронил и оно разбилось. Семь лет несчастий, мамочки.

Я рефлекторно отступила, взгляд натолкнулся на черный Порше припаркованный в трех метрах левее, где у капота стоял Казаков и курил, глядя в телефон. Даже глаз не поднял.

Мужик начал орать, что я кривоногая, что он из службы доставки и у него теперь проблемы. Я сначала молча слушала, потому что действительно вина была моя, ждала когда он прервется, чтобы предложить ему деньги. Он назвал такую сумму, что у меня глаза на лоб полезли, потому что это зеркало явно того не стоило, попыталась мирно снизить до приемлемого варианта. Но этот козел перешел на личности, чем вызвал у меня озверение.

Я только открыла рот, гневно глядя ему в глаза, как за его спиной прозвучал ровный, холодный приказ:

— Съебался.

Я застыла, глядя в спокойное лицо Влада, остановившегося в метре от оборачивающегося к нему мужика.

— Ты че так разговариваешь, блять? — с угрозой спросил он. Явно храбрясь. Потому что вот даже мне жутко стало.

— Портак прикрывай, опущенный, когда так базар ведешь. Я бы прописал, но с меня спросить могут. Съебался. Три секунды. — Негромко ответил он, внимательно глядя в лицо мужика и медленно склоняя голову чуть на бок.

— А ты черный, что ли? — голос мужика дрогнул, стал тише, с этими знакомыми неуверенными интонациями, которые были у любого, на которого падал вот этот взгляд Казакова.

— Две секунды. — Негромко произнес Влад.

Мужик хрипло выдохнул и попятился назад, напряженно глядя на Казакова.

Влад смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в припаркованной невдалеке грузовой Газели, завел мотор и быстро уехал.

Посмотрела на Казакова. Вид такой, будто ничего и не случилось. Он зевнул и снова стал рыться в телефоне. Я заметила подходящего к нам лысого, несущего наконец бумаги и протягивающего их Владу.

— Этот реально пинч? — задумчиво спросил он, глядя в сторону.

— Да. — Казаков дописал смс и отправил. Бросил телефон в карман и принял документы, быстро пробегаясь по строчкам глазами. — Перстень петушиный набит. Прикинь, как черти хуеют на воле. С таким наездом на нее попер, я думал вообще без разговоров прописать. Ладно на руку посмотрел. Блять, вот так зашкваришься и не поймешь ведь. — На мгновение оторвал взгляд и, посмотрев сторону уехавшей Газели, презрительно сплюнул. — Хуеют в край. Надо маякнуть по районам, что ли… хотя и так дел по горло. Ладно, запихни встречу с Кашей на завтра между Домас-гроуп и Ярмичевым.

— Мы же тогда на Реченский не успеем… — Растерялся Спасский глядя на Влада, чуть нахмурено посмотревшего в экран своего зазвонившего смартфона.

— Сделаешь так, чтобы успели. — Щелчком отбросил сигарету, отклонил звонок и перевел ровный взгляд на Спасского, торопливо роящегося в телефоне. — Руса подтяни, нехуй ныкаться, я больше не злюсь. Пусть дальше батрачит. — Кратко выдохнул оставшийся дым и посмотрел на просто мертвую меня. — Заеду в обед, поговорим. — Я громко сглотнула, принимая протянутые им листы. Он прицокнул языком, закатывая глаза. — Да, я сидел. — Сказано в режиме «солнце светит, вода льется», что просто ударило наотмашь. — Мой бывший бухгалтер тупила часто, чем очень раздражала и однажды я не удержался. Пришлось срок за это отмотать. Не повторяй ее ошибок.

— Он шутит. — Торопливо сказал Спасский глядя на мое перекошенное лицо, наблюдающее за Казаковым уже подошедшего к Порше и садящегося за руль.

Казаков вырулил с парковки и удрученно вздохнувший Спасский пошел к Таурегу невдалеке. У них на каждый день недели своя машина, что ли?..

Я вздрогнула от порыва прохладного ветра, запоздало вспомнив, что выбежала без куртки и на слабых ногах, стараясь не смотреть на разбитое зеркало пошла обратно в здание.

Господи. Еще и урка. Полный набор, блять. Просто полный.

До обеда время текло медленно, и я нервничала все больше, потому что еще медленнее оно течь не могло. Напряжение росло и крепло. И достигло пика, когда Казаков переступил порог. Взглядом поднял Тоню и она торопливо вышла.

Но шок у меня вызвало не это. Совсем другое. Просто шок.

— Ты больной? — хрипло спросила я.

— Психиатр в колонии говорил что нет. А что? Не красивые? — этот ублюдок задумчиво осмотрел букет красных роз, которые положил на край моего стола и развалился в кресле у моего стола распахнув полы пальто и положив щиколотку правой ноги на колено левой, скучающе на меня посмотрел. — Что не так? Я слышал, что подобным образом принято ухаживать за девушками. Мне соврали?

— Пошел на хер отсюда. — Рыкнула я, вжимаясь в кресло и чувствуя как похолодели пальцы.

— Не перегибай. — Он улыбнулся ровно, но так заморозил взглядом, что сердце удар пропустило. Длилось всего секунду и его взгляд снова стал задумчивым. — Межекова, — он прервался, глядя на пришедшую смс и недовольно поморщился, что-то быстро печатая. — Что за дерьмовая позиция усрусь, но не покорюсь? Она была допустима пару дней назад, а не сегодня, когда я пришел сказать, что намерен сделать тебя счастливой. Но рядом с собой. По-другому у тебя не получится, потому что… — Его телефон снова ожил, он отвлекся открывая сообщения с пришедшими фотографиями и быстро их пролистывая. — Тупье. Сейчас, Межекова, обожди. — Он кому-то набрал, и глядя в сторону, негромко, ровно и спокойно начал говорить. Только раздражение снова создавало вокруг него мертвую зону, — я сказал это дерьмо не брать. Да хоть трижды нулевые, эта марка со мной не совместима априори. Еще раз так ступишь — будешь себе работу искать. — Отключил телефон и отложил его на стол, поднимая взгляд на меня и слегка хмурясь. — Что я там говорил? А. Так вот, по-другому у тебя не получится, потому, — его телефон повторно ожил. — Суки, опять сбили, красиво же начинал… — Казаков бросил взгляд на экран и недовольно прищурился. — Господи, я же так еще раз сяду. За убийство. Снова. — Меня просто вжало в кресло от этих слов и последующего быстрого взгляда мне в глаза, когда он поднимал трубку. — Тёма, что у тебя с головой, у нас еще есть шанс? Да то, что ты тупой. Какие нахер шестьдесят третьи, у меня их как говна на конном заводе, их даже уже даги не берут. Я сказал контейнеры с корейцами смотреть. Корейские марки, понимает тупой твой мозг, блять? Дай трубку кому-нибудь адекватному. В смысле?.. Какое еще… нет, блядь, это бесполезно… — Казаков убито прикрыл глаза и протяжно выдохнул. — Где вы? Это в Северном? Через двадцать минут буду, чтобы мозг включили к этому моменту. — Он отключил телефон и поднялся негромко пробормотав. — Хочешь сделать хорошо — выеби это сам. — Бросил взгляд на меня и сказал, — потрепемся вечером. С работы заберу.

И ушел.

«За убийство. Снова».

Не надо нам такого счастья, Казаков. Ой, не надо.

Ерохин падла. О таком предупреждать нужно. Впрочем, он просто обозначил цель, а то, что я так попаду в желании получить доверие, он не мог предположить. Никто не предполагал. Бойтесь своих желаний. Добилась его интереса. Мрази, твари еще и зека, господи… За убийство…

Я хотела сбежать раньше конца рабочего дня, у меня не получилось. Этот козел снова заявился. Ровно в тот момент, когда я, подхватив пальто, уже тянулась к дверной ручке.

— Так и думал. Ты та-а-ак непредсказуема, Межекова. — Фыркнул он, делая шаг и заставляя меня отступить. Перевел насмешливый взгляд за мою спину. — Антонина Васильевна, я уже в офисе. Где рефлекс?

Тоня пискнула и торопливо исправилась.

— Слушай… — когда дверь за ней закрылась, стараясь говорить спокойно, начала я, невольно отступая назад под его ироничным взглядом. — Слушай, давай так, я просто работаю на тебя хорошо?

Его медленный шаг и я продолжила инстинктивно отступать.

— Я буду делать все, что скажешь. — Натолкнулась бедром на угол стола и выронила пальто с сумкой.

Очень мило улыбнулся и согласно покивал. Еще один плавный шаг. У меня пересохло в горле, сердце ускорило ритм, снова осторожно попятилась чуть правее от стола.

— Все, как будешь говорить. Не задаю вопросов, никуда не лезу. Просто молча все выполняю.

Он деланно умилился. И еще шаг. Мое уже откровенно нервозное отступление.

— Я впишу те машины, я буду вписывать все, что ты скажешь. Если что, обращусь к своему начальнику, — мое дыхание и голос сорвались, когда я поняла, все, пиздец — позади стена и отступать мне больше некуда. — Мы сделаем все в идеале, в абсолютном идеале. Влад, давай остановимся на этом. — Я уже не старалась скрыть того напряжения, которое натянуло нервы до предела. — Влад, давай остановимся. Давай.

Он сократил расстояние очень-очень медленным последним шагом. Встал почти вплотную. Взгляд мне в глаза и я торопливо посмотрела в сторону, едва сдерживаясь от того, чтобы прикусить губу.

— Полина. У меня случилась проблема. У тебя просто беда. — Голос негромкий, задумчивый, серьезный. Констатирующий факт. — Понимаешь, тут на днях передо мной стоял человек, искренне веривший, что я причиню ему очень сильную боль и сказавший это делать. Это еще херня, это встречается. А дальше, не поверишь, этот человек не просто так сказал, но и пообещал, что я об этом пожалею. А знаешь, что самое поганое? Там не было ни слова лжи. До конца пойдет, но я заплачу. Однако, руки я убрал не поэтому. Вот далеко не поэтому. Я тогда понял, чт…вот так у меня появилась проблема. А у тебя случилась беда, ибо нехер было так переть. Всю жизнь теперь расплачиваться придется. Со мной. Рядом. Постоянно. Поняла?

Меня мелко начало трясти. Я смотрела в сторону, неотрывно, не моргая, впитывая услышанное и все очень хорошо понимая. Очень хорошо. Довыебывалась. Все, баста, тушите свечи. С трудом сглотнула и перевела на него взгляд.

Его облик. Тот самый. Моя голова инстинктивно попыталась опуститься, но я в тот же миг так же инстинктивно выше дернула подбородок не успев осознать свои животные рефлексы. Все произошло само собой в долю мига. Влад едва слышно хмыкнул, внимательно глядя в мое лицо:

— Девочка-пиздец. — Его губы едва заметно улыбнулись. Слегка. Но так, что стало еще страшнее. — Признаю, тогда в коридоре слегка тебя пережал. Хотя сама виновата. Нехер было… доводить до беды. Отторжение у тебя сойдет, на это нужно время. Только у меня после некоторых событий в жизни сложился непреодолимый комплекс, что нельзя тратить это самое время на ожидание, ты уж извини за это. Так бы я рассчитал все. Но ты мне покоя не даешь. Не могу. Три дня ждал, больше не стану.

«После некоторых событий в жизни…» После тюрьмы. Там, видно, крыша у него и поехала.

— У меня есть шанс все это прекратить? — почти не надеясь на ответ, сорвано выдавила я, панически боясь его, этого совершенно спокойного человека, стоящего почти вплотную и глядящего мне в глаза.

Он кивнул, тьма в его глазах стала непроглядной. Улыбнулся уголком губ, слегка склонился. Меня вжало в стену, но он остановился. У моего виска. И медленно выдохнул, трогая дыханием прядь, упавшую у уха.

— Как? — отчаяние в моем хриплом от напряжения голосе.

Он склонился еще ниже, не касаясь меня ничем, будто знал, что это заставит меня сорваться в абсолютную истерику. Склонился и замер, негромко сказав:

— Разочаруй меня.

Секундная пауза, его теплое дыхание и едва-едва слышный шепот в пояснение сказанному, разбивший меня абсолютным, просто полным пиздецом:

— Умоляй. На коленях.

Мне показалось, что время остановилось. Я просто не могла поверить в то, что услышала.

Что?..

Сердце билось неистово, но в момент замерло и оборвалось. Я не поняла, как схватила его за горло, схватила резко и жестко.

Он отстранился. Его дыхание участилось. Кожа болезненно бледна. В глазах клубился такой мрак, такой обжигающий и темный что это давило физически. Меня снова начало трясти, но уже совсем по другому. Пальцы свело судорогой. Прямо на его шее. Глаза в глаза. Адреналин. В воздухе. В откровенной ненависти и ярости. Он сцепил зубы. До скрежета. С трудом удерживал себя на месте. Удерживал от того, чтобы не свернуть мне голову. Это осознание вгрызалось в меня, било по разуму с такой мощью, что в ушах звенело от бурления крови. В нем. Во мне.

Я, с трудом выдохнув, разжала пальцы. Не потому, что он меня задавил морально. О, далеко не для этого. Для звучной, хлесткой яростной пощечины, где было все. Все что я чувствовала и все что он заставлял чувствовать.

Секунда и крушение мира в преисподнюю.

 

Глава 8

Он двинулся вперед так резко, что я вообще не успела заметить, что произошло. Не успела поймать момент, когда он правой рукой впился мне в волосы, дернув их вниз, заставляя выше вскинуть голову, а второй сжал подбородок. А в следующий момент так протаранил губы каким-то просто озверевшим поцелуем, что на осознание происходящего у меня вообще не осталось шансов.

Разрывом и пожаром внутри, пуская разряд по напряженным до предела нервам и парадоксально заставляя замереть.

Его губы жесткие, горячие, подавляющие. Множащие огненную волну, накрывающую разум. Язык скользнул и надавил, но успел прежде, чем я со стуком сомкнула зубы. Дернул еще раз за волосы. Злость вспенилась, обдала все внутри сильным ударом, рассеивая дым пожара.

Попыталась отдернуть голову, одновременно с силой упираясь в его плечи. Его движение и я зажата между стеной и ним. Отстранился.

Трясет. Обоих. Дыхание обжигающее. Смешивается.

— Пошел… отошел… на хуй… — мысли в голове разнились, сгорали от сумбура в мелко дрожащем теле. — Отошел… сказала…

— Я сказал тебе способ. Умоляй. — Его голос, низкий, срывающийся, хриплый.

— Слюни подбери!.. — в ненависти посмотрела в его глаза. На его губы. Влажные. Жесткие и горячие.

Не могла отвести взгляд. Тяжесть по венам, горячо и сильно давящая. Заставляющая замереть, когда он начал очень медленно подаваться вперед. Я как парализованная смотрела на его кривящиеся губы, едва сдерживающие оскал. Еще ближе. Дыхание смешалось. Сорванное. Обжигающее. У обоих.

Посмотрела ему в глаза. Зло ревущий мрак, стихийное бедствие хаоса, невыносимый просто непереносимый жар. Ударивший по моему сумасшедшему телу. Заставивший сделать одно движение — с ненавистью податься вперед. Впилась в его губы ненавидящим поцелуем. И внутри все снова вспыхнуло. Укусила. Ему больно. Прорычал. Но не отстранился. Резко обхватил, вжал в себя до боли. Двинулся назад, увлекая за собой.

Язык по языку — мысли в огненный смерч и разум в сметающий тайфун. Только вскипевшая кровь в теле и нервы, звенящие от достигнутого предела. Удар его языком по моему, на мгновение отстранение и прикус моей нижней губы. Не до боли. Не до нее.

Резко повела головой — не разжал бы зубы, то прокусил бы губу. Дыхания не хватало, когда снова подалась вперед, обхватывая его за плечи, вжимаясь сама, пытаясь насытить огонь, полыхающий в голове, в сердце, в венах.

Подхватил под ягодицы. Онемевшие ноги сжали его тело. Руками за шею, плечи, обхват и понимание, что мало. Тому всему, что бушевало внутри этого мало.

Стол. Почти посадил, спихнув все, что мешало. Толкнула его назад, как только ослабил хват. Нет. Не так, это слишком далеко от его тела, а мне мало безумия, ад изнывает внутри.

Отстранился, прерывая давление на моих зудящих, покусанных губах. В глазах яростное возражение и краткий миг замешательства, когда понял, что оттолкнула не для этого.

Дрожащей рукой толкнула его еще назад, не могла отпустить взглядом темные, просто черные глаза. Еще назад. Притянул к себе за талию, прижал. Отступая. Знал. Он видел диван.

Не сел — упал, не расцепляя рук, помогая еще в падении принять положение сидя на себе.

Дичайший огонь под кожей, заставляющий прогнуться в спине и откинуть голову, когда его руки под блузку и мое шипение, когда его горячие губы по шее. Ритм биения сердца ушел за пределы возможного, когда надавил руками, заставляя максимально прижаться к своим бедрам и давая ощутить, что отступать поздно.

По телу волна обжигающего свинца, заставляющая сбито выдохнуть, снова прогнуться, прижаться теснее. Его поцелуй между моих ключиц и нажим ладони на груди и пальцев на пояснице. Травящих хаосом. Горячим. Бескомпромиссным.

Пальцами потянулась к вороту рубашки, за него и под него. Его кожа горячая, пускающая онемение в кончики пальцев. Мало. Мешает ворот. Мало.

Отстранил руки резко, почти грубо. Впился в губы, запуская взрывную волну, краткий рывок за полы своей рубашки. Пуговицы в сторону, легкая волна дурманящего парфюма. И я почти простонала от дикого ощущения, когда скользнула наконец ладонями по его телу без раздирающей ткани.

С моей одеждой еще проще, юбку вверх, блузка задрана и горячий язык по грани кружева. Ввело просто в неистовство. Ударило вниз живота болью, требовательной, сильной и горячей. Сейчас… Если не сейчас…

Пряжка ремня, дерущие в клочья и так подыхающую от жара душу секунды на последнюю борьбу с тканью и дернул рукой за мой подбородок заставляя смотреть себе в глаза, когда я чуть приподнялась, готовясь подписать обоим приговор. Медленно двинулась вниз. Его глаза подернулись поволокой и мой сорванный сдавленный возглас от чувства наполненности, убившего последние крупицы осознания происходящего.

Вжал в себя, убивая поцелуем, запуская остервенелость в мой ритм на нем. Быстрее. Жарче. На пределе выносливости. Накаляя, подстегивая движениями в такт, множа и подкрепляя торжествующе ревущее безумие — ему тоже мало.

Мои стоны почти не осознанные, почти неслышные из-за гула в ушах, стоны, сжигаемые им в рваных поцелуях. Но громче, потому что внутри накатывало. Замедлился, прекратил, надавил руками, вжимая в себя теснее — и я с обрыва в пропасть. Тело бросилось вперед, вжалось лицом в его шею. С хриплым не то всхлипом, не то скулежом от мощи наслаждения запускающего дрожь под кожу, бьющей. Убивающей.

Дал тянущиеся миги на возможность осознания, а потом подстегивающий укус в плечо, напоминающий, что я тут как бы не одна. Напоминающий не мне, а огню внутри, который жадно вспыхнул еще, но тело нас сдавало.

— Слабачка… — Хрипло, с насмешкой.

— Сучня… — Почти неразличимо от сбитого дыхания и отчаяния, что жжет внутри, а я не могу двигаться.

Скинул с себя резко, грубо. Навалился сверху. Удар бедрами, заставивший мое тело выгнуться к нему навстречу, вжаться в него обхватить ногами и руками. На миг пауза. Резко вжал собой в сидение, обжигая горячим частым дыханием шею и еще удар. За ударом.

Вырывая и срывая из меня голос. Теснее. Горячее. Жарче. Еще.

— Нет-нет-нет… — с немеющих губ, безотчетно попыталась уползти, опасаясь, умоляя, приказывая.

Его сорванная усмешка и последний самый сильный удар. Последний. Для обоих. Скрутило еще в момент, когда он отстранялся. Быстро, моментально сжигая мир вокруг и накрывая волной горячего пепла зазвеневшие нервы. Слепящим наслаждением. Бесконтрольной дрожью. Истомой.

Сходило медленно, оставляло ватную слабость. С трудом свела колени и приподнялась на локтях.

Сидел рядом откинувшись на спинку дивана. Рука испачкана, отведена на подлокотнике. Голова тоже откинута, глаза прикрыты, дыхание учащено.

Медленно повернул голову и посмотрел сквозь ресницы. Расслаблено, сыто.

— Межекова ты просто не оставила себе шансов. — Голос еще ниже, чем обычно, с еще больше выраженной хрипотцой, удлиняющей и без того медленный сход истомы.

— Что? — Вяло скривилась, падая назад и прикрывая лицо ладонью. Молодец, Полина. Просто красава. Идиотка.

— Я не умею делать комплименты. — Слабая насмешка в голосе, едва слышный скрип дивана и шелест оправляемой ткани. — Не бревно ты, говорю. Это прямо последний гвоздь. — Звук шагов к двери. — Сутки тебе на плевание от злости, что ты все-таки мне дала, послезавтра заебу. Ой, в смысле заеду. — Да ага, «ой». Ага, да. Звук поворачиваемой дверной ручки. — Спасибо, до свидания.

И дверь за них захлопнулась, заставив меня взвыть и швырнуть в нее туфлю.

* * *

Первое, что я для себя уяснила — этот скот просто потрясающий стратег. За сутки я успокоилась. Явись он раньше я бы его прирезала. В страдашках я предывала, попыталась снять стресс алкоголем и что-нибудь придумать.

Второе — это скот не просто потрясающий стратег, он где-то возле гениев трется. Потому что меня трясло. Меня потряхивало от одной только мысли о том, что произошло. Кровь горячела. При взгляде на диван — сжимала колени, ибо из головы никак не могло выйти то, что сейчас тело покалывает вот не от злости. От голода. Уже. И это стирало все мои умные мысли и попытки накидать план действий. Мне хотелось только одного — сейчас и его. На диван я старалась не смотреть, в общем.

Ну и третье, скучненькое такое и вполне очевидное — он всегда выполняет обещанное.

Дали отопление и в кабинете было жарко. Или не только от этого. Гребанный диван. Выкинуть его нахер отсюда надо. Я распахнула за спиной окно, думая, что же в головах у людей. На улице уже три дня тепло, они отопление дали. И сижу еще у батареи. И он обещал сегодня. Душно. Где хоть малейший ветерок-то?

День приближался к полудню, когда он все-таки заявился, уже заставляя себя ненавидеть за то, что я начинала томиться от ожидания, когда же этот козел соизволит приехать.

— Рефлекс! — громко гаркнул Казаков, пинком распахивая дверь офиса.

Тоня подпрыгнула на стуле и торопливо смылась. Я едва не взвыла от просто непередаваемой смеси довольства и злости при его появлении.

Он мерзко улыбнулся, закрывая за Тоней дверь и повернулся ко мне. Склонил голову, оценивающе глядя на подобравшуюся меня и его улыбка стала еще более мерзкой.

Эка настроение у него какое хорошее. Сразу видно потрахался на днях, снял стресс. Сучня. Ноги инстинктивно скрестились под столом, стремясь сдержать медленно наливающуюся тяжесть в вены.

Он приближался в своей манере, медленно и плавно, но вот прямо разило от него тем, что он едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Торжествующе и издевательски.

Сел полубоком на кресло, положил руку на мой стол. Я в нехорошей задумчивости посмотрела на степлер. Он побарабанил пальцами и потянулся к шее, типа разминая ее и потирая справа.

Свитер, вырез и тонкая недлинная царапина там, где шея переходит в правое плечо. От моего ногтя, когда я запускала руку ему под воротник. По сосудам наваждение, ожидание, томление. Едва не прикусила губу, но еще плотнее сдвинула ноги.

Его краткий взгляд мне в глаза, каткий удовлетворенный блеск. Он успел считать абсолютно все, прежде чем я позорно запоздало сделала невозмутимый вид и отвела глаза твердо глядя в монитор и внутренне собравшись.

— Межекова, несмотря на то, что у нас с тобой тут отношения, — «солнце светит, земля круглая», — ты все равно на меня работаешь, а если будешь халтурить пользуясь своим новым выгодным положением, я наябедничаю Зимину. — Скука в голосе, и нотка одобрения в последующих словах, — он вас тоже там и в хвост и в гриву долбит за проебы. Дорожит криминальной репутацией, тем и очаровал. — Меня перекосило от того, насколько двояким тоном это было сказано. — Так что стосунки-стосунками, а работать все равно придется. — Он скупым жестом бросил на стол передо мной бумаги. — Н-н-на. Докажи мне свою преданность — убей дракона и принеси мне его хер. Сейчас тебе еще банковские выписки на почту скинут, типа меч выдадут. Вечером скажешь этим тупишкам где они не правы и за что именно мы с них стрясываем неустойку. И вот еще, — он подался вперед, одновременно с этим вынув из кармана приталенного полупальто черный бархатный футляр и раскрыл его являя на свет красивые серьги, ставя их передо мной. — Аванс за драконий хер, рыцарь моего сердца. Ну и типа я ухаживаю за тобой. — Он говорил это с таким серьезным видом, что заставлял невольно теряться.

Я смотрела на него волком. Раздражаясь все сильнее.

— Что? Я прочитал в интернете, что так делать надо. В интернете врать не могут.

Пикапер просто непревзойденный.

Знает же, что я не приму. «Ты такая непредсказуемая, Межекова». Умирать, так с музыкой, Казаков.

Я скрипнула зубами, зло глядя на коробочку.

— У меня подобные есть. Платиновая херня. Понты одни. — Соврала, таких у меня не было. Я денег зажопила, хотя три месяца подвисала разглядывая что-то подобное на сайте, когда Андрей спрашивал, что мне подарить на день рождения. И как угадал, сучня?

— А. — Казаков деланно печально вздохнул, закрыл футляр и скупым жестом вышвырнул его в окно, за моей спиной, одновременно доставая телефон из кармана и кому-то набирая. — Вано, ознакомься с ювелиркой у Межековой, а то ты выбрал, а у нее такие есть. Деньги на ветер. С тебя высчитаю.

Пока я охреневала, он отключил звонок и посмотрев на меня изобразил недоумение. Вроде, а что такого? Ну есть у тебя такие, значит есть. Зачем еще одни?

Еще и не сам выбирал. Он реально такой дикий, что ли? Или просто «а ну отношения у меня наметились, нехай слуги пятки рвут, мне некогда. Эй, чернь, организуйте дар строптивой боярыне». Резко поднялась и пошла на выход. Только для того, чтобы сказать ему одну фразу. Только для этого. Хотя меня так и пропирало от мысли, что у меня могут быть такие серьги, однако, сам факт, что они от него вызывал желание проблеваться.

— Ты куда? — послушно пошел по сценарию он.

— Подбирать. Иван Сергеевич же выбирал. — Обернулась у двери и мстительно выдала. — Зачем мне человека обижать.

— Подъеб засчитан, — скучающе зевнул Казаков и пошел к кофе машине. — Чего застыла? Иди подбирай. А то человека, — с точностью скопировал мою интонацию и иронично продолжил, — на три месяца без зарплаты чуть не оставила.

Вот по сути, мне похер. Но я уже сама сказала, что…

Вот как у него это получается? Вот как? Я взбрыкнула, он выкинул, а потом мне такой «иди подбирай» и я иду ведь, потому что сама сказала и если сейчас этого не сделаю это будет выглядеть по детски и глупо.

Подъеб засчитан это он явно себе сказал.

Когда я, зло шагая вернулась в офис и едва переступила порог, как меня тут же прижали к стене и впились в губы. Но… мягко, почти нежно. Привкус горечи кофейных зерен, слабый вкус табака, дурманом в вены Секунда на мое охуевание и он отстранился, но только для того чтобы тут же резко и с нажимом провести языком мне по губам, и вызывая такой горячий удар вниз живота, что меня аж в сторону повело.

— Ой, ну ладно тебе, не падай в ноги. — Пожурил он, крепко сжимая мои плечи. — Можешь просто вслух сказать, что я был великолепен. Давай, Межекова, иди драконом занимайся, меч тебе уже наточили и скинули. В шесть вечера с офиса заберу, отвезу тебя на битву. — Усмехнулся, прикусывая губу и горячо глядя мне в глаза, говоря мне совсем другое. Что было бы у него сейчас больше времени, диван бы снова пригодился.

Я скривилась, Казаков довольно улыбнулся и я запоздало заметила, что он держит в руках кофе. Он вытянув руку в сторону над урной, разжал пальцы и почти полная чашка с кофе упала туда со звоном осколков и плеском.

— Готовься, в общем. В шесть жду на парковке. Кофе дрянь.

И вышел.

 

Глава 9

Дракона я убила и свой хер он обещался скинуть к понедельнику, умоляющим взглядом глядя на меня. Потому что на Казакова они смотреть боялись.

Мы сидели в головном офисе сети магазинов автозапчастей. Я, разложив бумаги перед гендиром и еще каким-то мужиком, которого мне не представили, уверенно и твердо убивала дракона, используя выданный мне меч, а дракон на меня смотрел двумя головами и на все кивал, отбивая у меня всякую охоту его убивать. Я тут воевать пришла, где кровь и кишки? Где парирование ударов? Точнее их попытка, потому что у меня был непревзойденный сенсей, который учил махаться на таких мечах не оставляя противнику шансов. Тем более, когда в договоре прописан, сука, пункт о компенсации. Это прямо уже не то что меч, это базука.

Казаков развалился на стуле в полуметре позади меня, все это время не отрывался от телефона и жевал жвачку. Сидел на расслабоне вообще не вслушиваясь в то, что происходит, травил воздух этим своим ублюдочным веянием и молча рылся в телефоне. И жевал жвачку. Я не знаю, почему именно это меня раздражало, но это очень раздражало. А дракона просто пугало.

Мне повезло — я сидела к Владу спиной и его не видела, а у них он был прямо перед глазами, им повезло меньше. Видимо, они были хорошо знакомы с Казаковым, потому что кивали на все, что бы я не говорила. А я, между прочим, расстаралась. Не потому что мне так Казаков велел, а для того, чтобы не посрамить своего гуру, это принцип.

Но это подобострастие отбивало всякий интерес. Меня так и тянуло что-нибудь съязвить, ну вроде как квартиру мне купите или тур куда-нибудь оплатите, потому что мне казалось, что они согласятся абсолютно на все. Лишь бы Казаков сидел, молчал, а лучше вообще ушел. Навсегда.

Сошлись на том, что компенсацию они отдадут раньше понедельника. Ну, как сошлись. Я сказала завтра скинуть, они согласились. Стремный дракон, слабый какой-то. Его этот вот, который сзади сидит скучает, наверняка навещал не раз, чтобы подобная реакция была.

— Владислав Игоревич? — позвала я, повернув голову к нему голову и едва не выматерилась.

Он сидел в беспроводных наушниках. Сидел в наушниках, жевал жвачку и смотрел видео в телефоне. Ладно еще про какие-то детали, а не порнуху, а то с него станется. Но. Это вообще что?! Это как?!

— Владислав Игоревич, — скрипнув зубами, я протянула руку, чтобы тронуть его за колено.

Реакция была резкая и очень пугающая. Он молниеносно перехватил мою кисть и сильно сжал, одновременно вскидывая голову, и я поняла — это рефлекс. Это не у Тони рефлекс. Вот он. Даже по глазам видно, что он еще осознать не успел, как его тело среагировало. Его внимание было отвлечено, в ушах наушники, но стоило в поле зрения мелькнуть конечности, пытающейся до него дотронуться, как тело мгновенно отреагировало. И это очень напугало.

Хват длился не больше секунды, он расцепил пальцы и вынул из ушей наушники.

— Все? — ровно спросил он, будто ничего не случилось.

— Завтра скинут компенсацию. — Чувствуя, как сердцебиение отдается в ушах, ответила я.

— Хорошо. Пошли.

Он шел по офисному коридору спереди. У меня внутри опять эта непередаваемая смесь страха и раздражения. Я едва сдерживаясь от того, чтобы не дать ему пинка и с воплем паники не сбежать.

— Зоновская привычка. — Совсем негромко и без эмоций пояснил он, пропуская меня вперед, когда спускались по лестнице. — Первые полгода были тяжелые. Мало ли кто и зачем подкрадывается, поэтому такая реакция выработалась.

Вот это было дико. Нет, не то, что он сказал, хотя тоже та еще дичь, а то как он это сказал. Я едва не оступилась и только когда эта сволота насмешливо фыркнула, до меня дошло, что он опять стебется. Желание дать пинка стало просто непреодолимым.

— За что ты сидел? — хмуро спросила я, когда выходили из здания и шли к парковке. Сегодня князь на черном Прадо разъезжать изволил.

— Изнасилование. — Абсолютно серьезно отозвался он, разблокировав машину и не оглядываясь через плечо, кинул мне ключ, который я едва успела подхватить. — Сядь за руль. Есть еще место, куда надо заехать.

Я, сжимая иммобилайзер, застыла на месте. Не знаю, как можно с этим человек вообще сосуществовать. Бесит же неимоверно!

— Я стану рецидивистом, если сейчас в машину не сядешь. — Сказал он, открывая пассажирскую дверь. — Не хочу снова чалиться, мне не понравилось. Шевелись, Межекова, мы можем опоздать и тогда мне по твоей вине еще по сто пятой статье отвечать придется.

— Убийство? — криво улыбнулась я, садясь за руль и запуская двигатель гребанного абсолютно неудобного танка.

— Возьми с полки пирожок. — Отозвался Казаков, перегибаясь через подлокотник и начал рыться на заднем сидении, доставая оттуда бумаги. — Рули к «Империалу» на Добронравова, у нас полчаса.

Думаю, говорить ему то, что этого времени мало вообще смысла не имеет, если не хочешь выхватить еще пару язв, а у меня сейчас от злости планку срывает, а грубить ему нельзя, а не матерный ответ я выдать ему не могу. Поэтому я, сцепив зубы, специально с еще не прогревшимся мотором выехала с парковки. О, разумеется, промолчал. Он же каждый день машины меняет, урод.

Влад курил и рылся в бумагах, иногда что-то в них дописывая и сверяясь с телефоном. Кое-что странное я заметила далеко не сразу — он писал левой рукой. Положил листы на левое бедро и что-то писал между печатных строк левой рукой, а в правой у него телефон и тлела сигарета.

— Ты амбидекстер? — негромко поинтересовалась я, срезая дорогу до центра дворами.

— Только заметила? В разведку тебя с собой не возьму, наблюдательная ты моя. — Чуть нахмурился, быстро пролистывая страницы в телефоне и потянувшись, стряхивая пепел в окно.

— При мне ты все всегда подписывал правой рукой. — Пробормотала я, скашивая на него недовольный взгляд.

— Значит, на тот момент мне было так удобнее. — Влад выкинул сигарету, выдыхая дым не в сторону окна, а прямо в салон и начал фотографировать исписанные собой листы и кому-то отправлять. — Руслана ударил левой. Тебя тоже левой за горло держал.

Вот он не сказал «заткнись», но так «тонко» на это намекнул, что всякое желание дальше разговаривать отпало. Сволочь. Знает, как и какие эмоции вызвать, что бы все было понятно без лишних слов было.

Молчать мне быстро надоело, да и он вроде бы был спокоен. Хотя по нему хер проссышь, пока действительно беситься не начинает и вокруг себя мертвую зону не создает.

— Сам развил? — думая о времени в тюрьме негромко спросила я, снова срезая дорогу дворами.

— Природа наградила. У этой твари вообще оказалось своеобразное чувство юмора.

Вот и понимай, как хочешь, ни эмоций в голосе, ни прозрачных намеков. Хотя, может, опять глумиться начинает, типа бери давай у меня интервью, я тебя всю затроллю по типу «зоновской привычки». Вот до момента встречи с Казаковым я была искренне убеждена в том, что у меня прекрасное чувство юмора и шутки я понимаю хорошо. Хотя, где наша не пропадала?

— Казаков, у нас же стосунки, да? — Задумчиво спросила я, бросив на него беглый взгляд.

— Наблюдательность уровня Бог. — Он закурил и зевнул, бросая телефон на приборную панель. — Ну, и?

— Расскажи о себе. Про меня ты явно все знаешь, — вот и страшно про последнее, и поглумиться хочется, учитывая, что Ерохин тылы прикрыл. Правда, кто знает насколько хорошо…

— Не расскажу. — Чувствовала его изучающий взгляд на моем профиле.

— Почему?

— Потому что ты не выкупаешь, когда я издеваюсь, а когда серьезен. Меня просто разорвет от сарказма.

Я бросила на него гневный взгляд, он усмехнулся, чуть прищуриваясь и глубоко затягиваясь, Выдохнул не сразу, язык скользнул по нижней губе и в темных глазах пока еще мягкое, но такое знакомое веяние горячего хаоса, мгновенно напомнившее моему телу, что природа действительно тварь и в мужском плане она одарила Казакова прекрасно. И он умеет этим пользоваться.

Отвела взгляд, стараясь вообще думать, что его не существует. Он тихо и на удивление приятно рассмеялся. Заставив ощутить томление, наливающееся теплом внизу живота.

— Межекова, может, тормознем в подворотне? Ты сверху, мне понравилось.

Я проигнорировала, стараясь загнать в темный угол разгорающееся внутри уже вполне отчетливое возбуждение. Ждала, что сейчас начнет приставать, но он этого не сделал, чем немало удивил. И, тварь такая, раздосадовал. В плане, что возбуждение утихло, но оставило после себя тяжесть. Разумом я, конечно, против была. Я бы точно отказала. Чувство тяжести внутри, питающее уже нарастающий голод мне явственно возразило.

Продуман вонючий.

Мне кажется, что даже мой раздраженный взгляд после этих мыслей, он понял прекрасно, безошибочно засчитал в список своих побед, хотя лица ко мне так и не повернул. Просто мерзко, но довольно улыбнулся. Снова этим взбесив.

До ресторана доехали молча. Уютный приглушенный свет фойе, девушка-администратор кивнувшая ему и сказавшая:

— Восьмой кабинет.

Казаков, минуя гардероб, направился к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж. Я, немного замешкавшись, пошла за ним.

— Еще одного дракона надо убить? — спросила я, со скукой оглядывая интерьер с претензией на помпезность, когда мы пересекали широкий наполовину заполненный зал со множеством столиков.

— Нет, мы вдвоем. — Не оборачиваясь бросил он.

— Зачем? — Я остановилась, когда зал мы пересекли почти наполовину, мрачно глядя на повернувшегося ко мне Влада.

— Как ты правильно заметила, у нас стосунки, Межекова. — Разговаривая со мной как с непроходимой тупицей, не понимающей элементарных вещей произнес он. — Девушек надо кормить в романтической обстановке. Я в кино видел.

Вроде и говорит он ровно, с небольшой иронией, но я начинаю чувствовать. Еще пару фраз он кинет так же с иронией, а потом я выхвачу. Брыкаться можно, но не на людях. Это очень отчетливо читалось в карих глазах.

— Что опять не так? Неужели даже в кино врут? — его предпоследний предупреждающий выстрел.

— Ты совсем дикий, да? — едва не оскалилась.

— Не представляешь, насколько. — Он усмехнулся. Усмехнулся ровно и спокойно, а вот глаза потемнели. Это уже не предупреждение. Это гарантия. Это возврат к тому, что было, что я видела в нем, пока он кукухой не поехал в сторону, что у нас отношения. — Идем, сказал.

— Да, хозяин. — Мстительно улыбнулась. Тоже взглядом обещая, что ничего хорошего он для себя из этого не извлечет.

Воздух разрезало холодом, тьмой и давлением — он был раздражен. Почти прошла мимо. Перехватил и прижал к стене. Губы в губы, языком по зубам. На глазах посетителей ресторана. Оттолкнула с силой, отступил. Но только на полшага, рукой уперевшись в стену над моим плечом.

— Ты меня еще трахни тут! — рыкнула я, чувствуя как предательски загорелась кровь. И задрожал голос.

— Уверена?

Я смотрела исподлобья, понимая тон вопроса. Понимая, что он ничего не говорит просто так, особенно когда вот этот мрак в глазах. Тихий гомон в зале стих. И я поняла, что это тоже его территория. Здесь много людей, почти нет женщин. Много таких, похожих на тех, что были в загородном доме. В логове. Я снова в его логове и эти шакалы несмотря на любое его действие слова против не скажут. Потому что это Казаков. И самое худшее — он раздражен. А я в его логове.

— Запугивание не лучший способ добиться расположения. — С трудом сглотнув, негромко произнесла я, глядя ему в глаза.

— Я добиваюсь в отношении тебя только одного и чего именно я уже сказал. Хватит воздух тратить. Пошли, я голоден.

Отдельный уютный кабинет, снова приглушенный свет. Полный стол, мягкие диваны.

Ужинали молча. Точнее он ел, смотрел в негромко блеющую плазму на стене, я сидела рядом на диване, скрестив руки на груди и смотрела в пустую тарелку перед собой. Снова давление. То самое, что витало в помещении загородного дома.

— Казаков, ты… — прикрыв глаза и стараясь говорить ровно.

— Я сейчас зол. Подожди, еще два бокала мазну и поговорим. — Обрубил грубо и сразу.

Резко повернула к нему лицо и испытала дежавю, будто бы снова находилась там, в том доме. Когда давил не за что. Когда я молча жрала его раздачу. Сейчас, здесь, снова. И опять ни за что!

— Я не чернь тебе, чт!..

— Потому и сидишь рядом. — Отвел взгляд, очевидно, чтобы не убить. Потому что он снова стал звериным. Раздражение напитывало каждую черточку его лица, делало его очень резким и отталкивающим, прорывалась в хрипотце голоса и очень давило. — Я сказал мне нужно еще два бокала. Подожди, блять. — Выцежено сквозь зубы и так, что невольно в диван вжимает, уязвляет, заставляет привстать. И сесть обратно. Потому что, — не делай хуже. Ты не дура, про итог сообразишь.

Сжала челюсть, глядя в тарелку перед собой и едва сдерживалась. Ждала достаточно долго. Но он не врал — ощущение прессинга спадало. Когда второй бокал бренди был допит, он со стуком опустил его на столешницу и, откинувшись на спинку дивана, положив на нее руку. Пауза, щелчок зажигалки брошенной на стол и негромко произнес:

— Начинай.

Да с чего мне начинать? С чего начинать-то, сука ты кошмарная?

— Ты же в курсе, что я тебя боюсь и… — попыталась издалека и спокойно, но он снова прервал.

— Это временно, — эхо воспрявшего в нем раздражения. Потянулся и плеснул себе еще бренди. — Потому что я с тобой не с того начал. Я уже это объяснял. — Осушил бокал и бахнул его на стол. — Боишься хуевенько, к слову. Не там, где надо и там, где не надо.

— Это как? — Прикрыв глаза и подавшись к столу, опустила на него локти, сжимая пальцами виски, тихо спросила я, бесполезно пытаясь взять себя в руки.

— Бля-я-ядь. Хуй с ним, — утер губы салфеткой и швырнул ее рядом со своей тарелкой. Снова откинулся на спинку дивана и затянулся, прищурено глядя на меня, — руководство по эксплуатации: в ответ всегда получаешь то, что даешь. Перегибаешь — сразу огребаешь. Грань допустимого сама ищи, на первое время буду прощать. Руку на тебя никогда и ни при каких обстоятельствах не подниму, но советую этим не пользоваться, потому что бить умею не только физически. За словами следи всегда, мне нельзя говорить не подумав, в лучшем случае поиздеваюсь. Стерв не воспринимаю в принципе, раболепие тоже, поэтому просто будь собой и у нас все будет хорошо. Основное сказал, по нюансам допрешь.

— Не рассматривал вариант, что мне отношения с тобой не нужны? — зло посмотрела на него, слегка хмурого и глядящего на меня снова не моргая и тяжело.

— Догадайся. — Закатил глаза, будто я спросила очередную непроходимую тупость.

Я убито выдохнула, откидываясь на спинку дивана и скривив губы, недовольно глядя перед собой.

Его взгляд все еще давит, но уже меньше. Выдохнул дым, подался вперед, стряхивая пепел в тарелку и снова расслабленно развалился на диване.

— За что сидел? — спросила я, серьезно посмотрев на него.

— Нанесение тяжких телесных. — Так же серьезно ответил он.

— У тебя так и будут статьи меняться в зависимости от твоего настроения? — Разозлилась.

— Смотри, как бы новых не появилось. — Удар волны раздражения со всеми вытекающими.

— У меня без шансов? — спустя паузу, почти с отчаянием.

— Давно. Нет, ну был вариант, если бы ты бревном была, конечно. Не знаю, как бы я смог с этим смириться. Но теперь да, без шансов. Вы исчерпали свой лимит вопросов, Межекова, на тупость всякую истратили. Теперь мой черед спрашивать.

Вот для чего.

Вот почему сейчас мы здесь. На его территории, где были его люди. Я почувствовала, как засосало под ложечкой.

— Вопрос первый. — Закурил еще одну, задумчиво глядя на упрямо не поворачивающую к нему голову меня. — Для чего фортеля в день, когда я впервые пришел к тебе в офис? Подумай сто раз прежде чем напиздитеть.

Сердце на мгновение сбилось. Руки похолодели. Я все так же смотрела перед собой, внутри в поисках вариантов, как соврать, чтобы поверил. Этот урод просекает все мгновенно.

— Хотела заинтересовать. — Выдала я и посмотрела на него волком.

— Цель.

— Заинтересовать. — С отчаянным, просто отчаянным на грани безумия выражением в глазах «ты что, дурак? Для чего еще бабы перед мужиками перья пушат?».

А эта мразь вдруг тихо рассмеялась и отвела взгляд.

— Ебать у тебя смелости, Межекова… Знаешь, что сейчас хапнешь за дерзость и все равно прешь… — Затушил сигарету и пригубил бренди. — Ладно, канает. Тупо, конечно, но канает. По крайней мере не соврала. Погнали дальше, вопрос второй — твоя машина. По твоим доходам не сходится на три шестьсот. Кто подарил?

Я торопливо анализировала ситуацию. Он спрашивал бы по другому, если бы знал. Если бы хотя бы догадывался. Казаков хороводы водить не будет, он для этого Вано держит. Значит Ерохинские тылы у меня знатные, но тут в другом фигня, эта мразь какая-то колдовская, что ли… Он мгновенно просекает, когда ему врут. Врать нельзя. Надо недоговаривать.

— Бывший. Он мне изменил и с ним все кончено. Окончательно и бесповоротно. Но машину я ему не отдам, потому что он козел, а бумеры на дороге не валяются. И вообще за это надо было бы еще чего содрать с него, но вот так отделался. — Глядя исподлобья в его чуть прищуренные глаза, ответила я. — Допрос окончен?

— Рано. Фамилию его назови.

А вот тут мне стало плохо. Меня затошнило. От страха. Это что за… Это что за херня?.. Он медленно склонил голову на бок. Взгляд давящий и очень внимательный.

— Я сказал назвать мне фамилию суки, на которую мусорам инфу запретили получать. Он кто? Фейс, что ли?

— Тебе может всех моих бывших назвать? — сердце билось где-то в горле. Бешено и больно.

— Только того, кого пробить нельзя. Я спрашиваю он фейсер, что ли?

— И женатый… — это был пиздец. Это был просто пиздец, но это единственное из правды, что я могла сказать.

Влад приподнял бровь, испытывающе глядя мне в глаза.

— Нихуя ты, Межекова… — хмыкнул он. — Изменил он ей. Охуеть претензия. С женой изменил, что ли?

— С какой-то сукой, когда в столицу ездил. — Мрачно ответила я, потянувшись к его бокалу. Влад прыснул и отодвинул его.

Расхохотался, с весельем глядя на угрюмую меня.

— Ну ладно, не расстраивайся ты так. — Едко подбодрил, вызывая мой гневный взгляд. — Ну, бывает. В том твоем положении, это вообще грешно… — Он снова рассмеялся и отпил из бокала. — Н-да, Межекова. Интересная ты личность. Высокий фэйс видать, коли восемь кусков на любовницу хренакнул. Теперь сошлось. На деньги повелась?

— У нас была любо-о-овь… — простонала я, убито закрывая глаза и чувствуя себя Светкой, за что мне было очень стыдно. Но это опять была правда и Влад опять это понял. Заржал уже очень громко, чем очень унизил, — мне было двадцать и я была наивная! Все! Понятно?! Я сейчас бы за километр его обошла! Все, Казаков! Спасибо за чудесный вечер!

— Да ладно ты… — удержал за локоть, заставляя упасть обратно и притягивая к себе. — Все тупят по молодости… Нет, ну шесть лет так тупить это, конечно, уже близко к диагнозу. — Снова издевательски прыснул, бросив сигарету в тарелку и перехватывая мои руки, чтобы подтянуть и прижать меня к себе. — С другой стороны «любо-о-овь» же… Изменил он ей… Ну ладно ты не брыкайся. — Я протестующе выдохнула, пытаясь отстранится, он опять хохотнул и рывком дернул себе на грудь, намертво стискивая и прижимая к ней. — Пиздец, я тебя подъебывать теперь буду с месяц, наверное, если не больше. — Это было сказано с оттенком восторга, вызвав у меня почти вой отчаяния. — Любовь у нее и он ей изменил, негодяй какой! С женой-то ладно, ей можно, а вот новую суку в ваш гарем это уже обидно, да, Межекова? Тут роли уже ж розданы. Одна жена, вторая любимая наложница, а третья-то куда?..

Это было обидно. И смешно. Потому что Казаков вообще не в ту степь пошел. Слава богу. Но вместе с тем вдвойне обиднее, что такой посчитал.

— Ой, ладно пошли. — Сдался, расцепляя руки и позволяя встать. — «Люб-о-овь». Что ж я раньше тебя не встретил? Все бы легче было. «Люб-о-овь», блять.

За руль сел сам, мое напоминание про то, что выпил, проигнорировал. Вел к моему дому, но свернул раньше.

— Ты куда? — растерялась я, когда он съезжал с дороги к новому жилому комплексу.

— Домой. — Невозмутимо отозвался Казаков. — Время видела? Спать пора.

— Останови машину. — Напряженно сказала я, глядя как достаточно быстро приближается заезд в подземную парковку.

— На въезде? Зачем людям мешать?

— Останови, сказала. — Угрюмо потребовала я, глядя на него исподлобья.

— Да сейчас припаркуюсь, угомонись. — Поморщился он, отмахнувшись, как от назойливой мухи.

Пара минут на парковку, я вышла из машины, громко и с силой хлопнув дверью, он убирая в карман кожаной куртки обогнул машину и, направляясь к лифту невдалеке, скучающе обронил:

— Пошли, чего примерзла?

Я повернулась на пятках и направилась к выходу.

— Ну и попутного витру тоби у сраку, дурнэ. — Презрительно бросили мне в спину.

Сволочь! Я аж подпрыгнула на ходу, резко остановилась и обернулась, злобно глядя на Влада, улыбнувшегося уголками губ и швырнувшего в меня иммобилайзером. Который я на автомате подхватила.

— Машину возьми. — Ровно сказал он. — Нехер по улицам пешком ночью ходить.

— Такси возьму. — Зло швырнула в него обратно. Разумеется, поймал.

Склонил голову, устало глядя на меня и сделал шаг, протягивая ключ.

— Возьми. Одна так доездилась. Только через месяц за городом нашли.

— Ты сейчас шутишь? — недоверчиво глядя в его лицо спросила я.

— На опознании был. Не веришь? Вбей новость в поисковик, в сентябре в поле на пятьдесят шестом километре нашли. Настя Иванова. Хорошая девчонка была. — Его глаза потемнели и он очень устало повторил. — Возьми.

Влад сделал еще шаг, протягивая иммобилайзер. И внезапно ехидно улыбнулся и рывком придвинул меня к себе, стиснув без возможности вдохнуть, не то что пошевелиться.

— Ты иногда такая лохушка, Межекова. — Довольно ухмыльнулся, пытаясь поймать мои губы. — Пошли в «любо-о-овь» играть. Я даже разбросанные носки убрал, прикинь, на что ради тебя готов. Пошли, поглядишь на что еще. Я буду очень стараться. Правда, выпил. Однако, когда есть пальцы и язык ты до последнего мужик, слышала про такое?

— Да хватит! — рыкнула я, упрямо отворачивая голову.

— Кого стебу, того ебу. Смирись. — С убийственной честностью выдал Влад.

Я взвыла, чувствуя, как меня отрывают от пола и буквально несут к лифту, что был метрах в десяти от того места где мы стояли.

Сопротивлялась, изворачивалась, только мало мне это помогало. Он остановился у стены и резко меня к ней прижал за плечи. Протестующе рванула в сторону, прижал грубее. С ненавистью смотрела в его улыбающиеся глаза. И чувствовала внутри вен ответ на то, что клубилось на дне его глаз.

— Тихо! — рявкнул он, когда я предприняла очередную безуспешную попытку сбежать.

— Громко, епт! — выдала сквозь зубы. И затихла.

Потому что боярин изволил начать гневаться. С этим своим сраным полудурочным таранящим веянием, сквозящим сквозь поры его кожи и травящим все вокруг. Да щас, ага! Задрал уже прессовать! Лимит исчерпан, приходите завтра!

— Я тебя когда-нибудь точно прибью. — Сквозь зубы выдавил он, сжигая меня взглядом.

— В очередь, сукины дети! — рыкнула в ответ.

— Кто, из нас, бухал блять?!

Мне почему-то стало смешно и я, не сдержавшись, прыснула. Влад недовольно повел верхней губой смерив меня надменным взглядом, но не отпуская мои плечи. Смеялась я опустив голову вниз. Хрипло и стонуще.

— Ты точно носки убрал?.. — сбито выдохнула, со стертым отчаянным всхлипом.

— Пошли, проверишь.

— Да пошли, все равно ведь не отстанешь… — сдавшимся голосом пробормотала я, протягивая руку и тыкая в кнопку вызова лифта.

Как только он приехал и стал раздвигать двери, хват на моих плечах ослаб и я немедленно начала драпать на выход, подбадривая себя воинственным кличем и очень надеясь, что пугая этим его.

Догнал, к сожалению, быстро. Скрутил снова, согнул, рывком складывая мои руки крестом на груди.

— Межекова, ты ебанутая!

— Не отрицаю! Но ты хуже!

Он выдал такой заковыристый мат, что разу было видно, что он закоренелая урка. Снова оторвал меня от земли, чтобы через пару секунд распластать спиной на капоте серебристого седана. Коленом раздвинул ноги и, рывком двинувшись вперед, впился в губы жестким, кусающим поцелуем, перерождающим мой остервенелый гнев в полнейшее безумие, ударившее в кровь и окутавшее разум горячим дурманом. Язык по губам, ударил по моему. Сильно. Одновременно с этим его рывок бедрами вперед между моих разведенных ног и мое тело выгнуло на холодном глянце капота. Выгнуло от страшной, непередаваемо колющей горячим онемением волны пронесшейся по каждой клеточке и взорвавшейся искрами в голове.

Прижалась плотнее в неистовой жажде, чтобы повторилась, обхватила за голову, подаваясь вперед и алчно требуя повтора.

Его губы на моих жестче, а руки на моих плечах мягче, он поддерживает под лопатки, подтягивая отчего-то задрожавшее под ним тело немного вверх и снова удар. Вырвавший хриплый стон ему в рот, потому что на этот раз было сильнее и все осело горячей тяжестью внизу живота.

Отстранилась и укусила в шею. Не сильно, но как же хотелось сжать зубы на горячей, отдающей парфюмом коже. Влажная дорожка моего языка к его уху. Еще один удар. Поддерживая под поясницу мое отозвавшееся снова выгнувшееся тело.

Его поцелуй между моих ключиц.

И срыв всех тормозов. Рванул блузку, зубами по кружеву лифа, оттягивая его, прижимаясь обжигающими губами к коже. Дрожащими руками обхватила его за голову, сорвав дыхание, когда почувствовала его язык на чувствительной коже. Ногами прижала плотнее его бедра и просто вслух изнывала от требовательной боли.

И медленно проезжающая мимо машина.

Порвало безумие, но не до конца. Сорвал с капота, но на себя, руками под ягодицы и языком раздвигая мои пересохшие губы. Мои ноги сжали намертво его торс. Я его руками за плечи и максимально тесно прижалась к его телу, выпивая его сорванное дыхание, поющее в моей отравленной крови.

Лифт. Его удар вслепую по кнопке. Холодная стена и я снова между ним и ней. Слабый ненадежный упор моих ягодиц на поручень, только лишь для того, чтобы он мог отнять руку и сжать мне нижнюю челюсть, рывком дернув лицо на себя и целуя просто безумие. Безумием.

Коридор перед его дверью. У дверей поставил на слабые ноги, удерживая мое лицо за подбородок. Заматерился, когда не сразу ключом в скважину, и не так.

— Косорукий, блять… — это сказала не я. Это был хаос, в голове, сердце и теле, ненавидящий его за то, что тянет время.

Наказание сразу — в квартиру практически зашвырнул.

Налетела боком на какой неразличимый во мраке комод смела с него все, что было. Шелест страниц, баночки, склянки.

Рывок сзади, выставляя руки на холодную лакированную поверхность по обе стороны от снова бесполезно пытающейся воспротивиться меня, вцепившейся в его кисти. Прижался сзади бедрами жестко и бескомпромиссно. Заставив ноги едва не подогнуться от тяжести и жара свинца налившегося в зудящего в венах. Стряхнул мои руки, одной сжал грудь, вторую запустил мне в волосы и потянул за них вниз, медленно с наслаждением, вынуждая запрокинуть голову себе на плечо и поворачивая ее к себе лицом.

Губы к губам, но не касаясь. Только лишь учащенным горячим дыханием, смешивая его. Его рука с груди медленно и с нажимом вниз, до пуговицы на джинсах. Краткая заминка, шелест молнии. И несильный нажим пальцем по границе ткани нижнего белья.

Вздрогнула, задрожала, попыталась двинуться к его улыбающимся губам. Не дал. Вторая рука все еще в волосах и он слегка оттянул мою голову назад, не давая к себе прикоснуться.

— Не надо… — сорвано, когда снова пальцами по границе кожи и ткани и снова отстранился. — Не смей издеваться, сучня…

Сам склонился и… одновременно. Пальцем под ткань и внутрь, языком ударяя по языку. Взвилась от сметающей реальность волны, прошедшей по телу и ударившей в сосуды огнем.

Движения синхронны и меня убивает.

— Я так кончу… — отстранившись, почти со всхлипом, не чувствуя себя, но чувствуя натянувшие до предела нервы.

— О, боже мой! Да ну? — голос очень низкий, хриплый, горячий. И второй палец, сорвавший громкий стон уже просто от непереносимости происходящего.

Двинула ягодицами назад, прижалась тесно. Ну ты же тоже хочешь до умопомрачения, сукан… Я даже через джинсы чувствую, что все огнем горит. А в ответ нарастание амплитуды.

Почти на пределе, сцепив зубы, резко отбросила его руку. Повернулась на подкашивающихся ногах и неверными пальцами к пряжке ремня. Трясет и бьет, потому что необходим сейчас. Щелчок, ремень ослаблен и как же эта тварь упоительно вздрогнула и прикрыла глаза, когда я ладонью за ткань и сжала. Хороший нажим, движения вверх и вниз и мой тихий смех, когда его чуть не порвало уже от этого.

Открыл глаза и сжег взглядом. Резко отстранил мою руку, поворот меня и прижатие к прохладной лакированной поверхности. Сдернул джинсы и белье. Вошел медленно, заставляя тихо выть от чувства заполнения, от обжигающего кошмара выворачивающего тело. Пауза. Быстрое дыхание в унисон и снова ударом. За ударом. Взвилась, привстала на цыпочки, прогибаясь в спине и упираясь руками. Его руки на моей пояснице. Наращивает темп. Под кожей ток, сердце в неистовстве, легкое предупреждающее онемение внизу живота. И резко накрывает. Судорогами, не оставляющими ни одну мышцу без внимания, опаляет изнутри, рвет разум и разгоном бурлящего потока по звенящим нервам.

Нагнал почти тут же. Резко отстранился. Хочу видеть. Резкий полуоборот стирает остроту оргазма и продляет за счет его сорванного протяжного тяжелого и хриплого выдоха, а глаза чернее мрака и столько же в них пылающего жаром хаоса, что бьет наотмашь.

Стараюсь тверже встать на ноги. Он правой рукой упирается в столешницу, свешивает голову, прикрывая глаза. Дышит часто, тяжело. А меня просто ведет от вида тянущихся капель на его левой руке…

— Ванна? — мой голос слабый и дрожащий, как и все тело.

Краткий кивок дальше в полумрак коридора.

Вторая дверь. Шоколадная плитка, красивый золотой узор, в те же тона и цвет мозаика. Освящение не яркое, не тусклое. Такое, какое нужно. Душевая кабина в тон, пара красивых стеллажей, стиралка. Широкая стойка с интегрированной раковиной.

Тупо, знаю, но почему-то легче, что здесь никаких намеков на женский пол.

Тупо.

Неверными дрожащими руками оправляю одежду. Хочу умыться, но косметика осталась в клатче в коридоре. Просто включила холодную воду и протянула пальцы под струю. Прикусила губу до боли. Помогло мало. Тело еще слабое, неверное. Как и вся моя суть.

Мне нельзя с ним заниматься сексом. Нельзя. И я второй день это делаю. Меня ведет по нему, я знаю. Но я не знаю, как взять это под контроль. Он умен до чертиков, пугает до смерти, он смешно шутит и он охуенно трахается. Это, сука, проблема. Это твоя огромная Проблема, Полина. Вскидываю голову, смотрю в свое отражение в зеркале над раковиной и вижу не просто Проблему в своих глазах. Я вижу там Беду.

Скривилась и отвела взгляд, зло сплюнув в раковину. Выключила воду, так и не решившись, что же делать и как себя вести. Сработало оповещение телефона о входящем сообщении. Достала из переднего кармана джинсов и поняла, что лучше его читать сидя. Опустив крышку унитаза, села сверху и нажала «открыть»:

«Я не знаю, с кем именно ты там связалась сука, но если еще раз меня начнут теснить по бизнесу с предупреждением не лезть к тебе, квартиру светкину, за которую ты почти выплатила ипотеку я отмету сразу и ты потеряешь свои уплаченные два миллиона ясно тебе? На условия политгандона дать тебе еще месяц я согласен. Потом пеняй на себя — про квартиру я тебе сказал. Жду еще плюс месяц и ни днем больше»

Андрюша, какой же ты тупой, мать твою!

А Ерохин просто пиздец. Мальчик-пиздец. Старче-апокалипсис. Вот действительно. Я с трудом сглотнула, глядя на пришедшую от недобывшего смс. Очень быстро возвращаясь в реальность. Очень быстро.

Прям мгновенно. Потому что игра становится очень опасной. Ерохин сказал Андрею не лезть, Ерохин просек, что у Казакова ко мне уже не профессиональный интерес. Как именно он это понял сейчас ясно как день — меня пробивали, а он знал, кому накинуть, чтобы Владу выдали то, где меня связать с Ерохиным сложно. И про Андрея вот позаботился, тем самым мне дана негласная команда, что неважно как, но ухвати Казакова, я тебя полностью обезопасил. Не от самого Казакова, но это уже только твои проблемы.

А дальше случился полный и абсолютный треш — телефон завис, а когда снова ожил, то смс на нем не было. У меня руки похолодели.

«Не контактировать со мной».

Этой смс тоже нет.

И тут я поняла понимать действительный масштаб катастрофы. Ерохин опасается, что Влад сможет связать меня с ним. Он на Андрея надавил, чтобы тот не явился и не сдал меня Казакову. Ерохин мне сообщения стирает удаленно, тоже во избежание любого момента, что Влад хоть как-то узнает о нашей с ним связи.

Мне стало дурно. Если бы не сидела, определено бы упала.

Я только сейчас поняла, кто у меня за спиной. Политгандон, как красиво выразился Андрюша. При какой же власти и силе, при каком же интересе Ерохина к Казакову, которого он нагнуть вообще не может, учитывая даже такие свои возможности. И это пугало больше всего — кто такой тогда Казаков? Кто он? Что сам Ерохин вот так ведет игру?.. Господи.

Светкина квартира… Я планировала закрыть ипотеку и подарить ее этой дуре на ее день рождения. Почти закрыла, там пара платежей оставалась… И Андрей сказал, что заберет ее…

Андрей на фоне этих двух уродов вообще казался милахой. Но как же укусил, падла…

Потерять кровно заработанные два миллиона это чувство такое просто невыразимое. Не потерять. Нет. Когда их отнимает тварь, за которой ты была замужем. Ладно бы бедный родственник, а то при его деньгах она ему нахер не сдалась, он просто из принципа, из-за своей бабской натуры. Сказал же, что отнимет все, если не приползу на коленях. На коленях.

Ерохин тоже прозрачно намекнул о безрадостных перспективах и что если я откажусь, то охотно поставит меня коленно-локтевую.

И незабываемое «умоляй. На коленях» от Казакова.

И ладно бы минет сделать, тут можно было бы списать, что меня просто неистово хотят, но нет же. Просто для того, чтобы унизить. Все трое. На колени перед ними.

Да что же, блядь, не так с этими моими бедными коленями? Что у этих за бзик такой у всех, блять?! Больные уроды!

Меня затрясло, поднялась и на деревянных ногах вышла из ванной. В освещенный коридор, туда, где валялась моя куртка и клач. Ну хоть не разулась. Одевалась быстро, но движения были не верны. На него не смотрела. Он стоял в проеме кухни в паре метров и молчал.

Быстро направилась к выходу. Почти вышла, когда он меня перехватил. И руку, стремящуюся подарить ему пощечину, тоже перехватил. Сжал так, что не пошевелиться. Я дергалась, сдерживалась из последних сил, тщательно культивируя ненависть и злость, которые вот-вот сдали бы позиции отчаянию и истерике. Он держал. Спокойно и без эмоций. Держал долго. Пока не выдохлась, дыша горячо и жарко, прикусывая дрожащие губы и прикрывая глаза.

Положил подбородок мне на макушку.

— Кто?

Очень-очень тихо. Без эмоций вообще.

— Ты. — Попыталась рявкнуть, вышло коряво.

— Пока в ванной была, тебе сообщение пришло, звук уведомления слышал. Телефон в руках стиснут до пиздеца. Сама на грани истерики. — Негромко и констатирующее. Ровно и невозмутимо. — Я спрашиваю — кто?

Он ведь сам может начать рыть. Он может. Он все может. Его Ерохин боится. Андрей боится Ерохина. Все всех боятся. Один психопат Казаков никого не боится, по ходу. А чего ему? Он же отбитый на всю голову. Такие и не боятся ничего. С головой же не дружат, поэтому их все боятся, а они никого.

Выдохнула. Опустила голову, глядя в бежевый ламинат. Ну, помянем прописную истину — врать нельзя. Вздрогнули.

— Семейные дрязги. Не обращай внимания. — Проронила тихо, ощущая почему-то странное тепло под кожей. Такое, пульсирующее. В такт его ровному дыханию, касающемуся волос.

— Мужской пол или женский?

— Что?

— Та тварь, которая тебя так вывела.

С трудом сглотнула. Ну, если, допустим, вспомнить то, что Андрей баба рязанская, то вообще-то… Я смело сказала, что женский. Ход правильный, Казаков считал, что в семейный конфликт между женщинами лезть не стоит. Или хер знает. Что у него вообще там в голове. Он же больной.

Руки разжались, а мне вдруг стало холодно. Я растерянно сделала шаг вперед, вглубь коридора и обернулась. Он смотрел внимательно, так же как и всегда спокойно, без эмоций. Там с ним было на мгновение легче… Господи, да о чем я вообще!..

Мотнула головой сбивая глупые мысли, подхватила клатч и почти прошла мимо. Перехват за локоть и мои ноги предательски врастают в пол. Он не поворачивает ко мне головы, смотрит в проем кухонной двери. Я глядела в ровный хищный профиль. Такой спокойный. Он выглядит спокойным даже когда злится. Только пару раз накрывало и это было действительно очень страшно. Он знает, что ему срываться нельзя. Поэтому почти всегда спокоен.

И я знаю, что мне тоже нельзя.

Нельзя.

Совсем.

А слезы все-таки потекли.

Зло опустила голову, зажмурилась, сдерживаясь изо всех сил. Пытаясь это делать и почти получилось, почти все внутри перестало дрожать от натуги, почти под контроль.

Только если бы он не повернул меня к себе и не поднял пальцем за подбородок. Не открывала глаз. Я не видела, но почувствовала, как он медленно стал склоняться к моим твердо сжатым губам, очень медленно. Остановился. Чувствовала его теплое дыхание на коже. Сейчас если скажет что-то жесткое, меня просто порвет на куски и я действительно не знаю, чем все закончится.

— Один шанс… — его шепот едва-едва слышный, почти неразличимый в звенящей от напряжения тишине.

 

Глава 10

Отступила. Отступила назад, чувствуя, как все сковывает льдом. Посмотрела на него. Лицо непроницаемо — он счел это за ответ.

Трясет. Не могу. Я больше не смогу. Почти бегом на выход, снова перехватил и я едва не заревела, бесполезно пытаясь вырвать руку.

— Машину возьми, сказал, нехуй ездить с кем не попадя. — Голос злой, впихивает иммобилайзер в руку и тут же отвернувшись идет вглубь коридора, а меня все внутри просто рвет.

Черный Прадо, три тройки и мой заглушаемый руками крик истерики в салоне. Переродившийся в смех.

Он не появлялся три дня. Вообще. Меня отпустило на вторые сутки. Со стратегией я определилась еще в первый вечер на первой бутылке вина — не надо нам такого счастья, Казаков, вот не надо. Совсем.

Он, как и всегда, считал совершенно по-другому, но начал издалека.

Ближе к полудню в офис пришел Руслан.

— Ты выбирал, да? — удрученно глядя на шикарный букет в коробке спросила я Руслана, ставившего его на край стола.

— На этот вопрос мне сказали ответить «нет, Влад сам». — Грустно произнес Руслан, глядя на цветы и перевел на меня тоскливый взгляд.

Мол, боярыня, ну не будь такой строптивой, нас же за это выебут, мы и так за все подряд огребаем, боярин лютует, если что не так, ты же знаешь! У нас уже сраки хвориючи от такого витру! Ну, будь ласка, боярыня!

— Ладно, соври, что поверила. — Вздохнула я, пригубив кофе и покачала головой, разглядывая цветы.

— Спасибо. — Действительно облегченно выдохнул Руслан. — Он еще сказал в ювелирке купить какую-нибудь хуйню подороже. Я его цитирую, ты не подумай, что я сам так говорю. — Руслан тяжело вздохнул, протягивая мне свой смартфон с открытой страницей сайта ювелирного магазина. — Выбери сама, Полин. Нам всем так будет спокойнее, а то Вано долго отходил от последнего раза.

— Вот сучня, — сквозь зубы выдавила я, взяв протянутый телефон.

Вот просто из вредности выбрала подвеску стоимостью с машину. Самую дорогую, которую нашла. Руслан быстренько за ней смотался и сообщил, что боярин велел передать, что он приедет через сорок минут.

Боярин приехал через тридцать пять.

— Три! — Казаков снова пинком распахнул дверь и ввалился за порог, глядя на наручные часы, — два!..

Тоня подскочила и метнулась мимо него в коридор. Казаков выглянул в проем и громко сказал:

— Норматив сдан! В следующий раз сократим до двух! — гоготнув закрыл дверь, повернулся к ошарашенной мне и изобразил недоумение, — что? Я ей три секунды дал, она за две справляется. Инициатива ебет без смазки, если что, так что нехай теперь за две сбегает.

Отбитый, блять.

И вид такой, что ничего не произошло. Вальяжно прошествовал к моему столу и развалился на стуле, с иронией глядя на меня.

— Что, Иванушка, не весел? Буйну голову повесил. Собирайся, я тебя развлеку, — протянул руку за моей чашкой с кофе, отпил, скривился весь и с отвращением выплюнул назад, заставив меня испытать желание убивать. — Кстати, понравились мои цветы и подвеска?

— У тебя определенно есть вкус. — Ядовито выдала я.

— Просто я тут себе книжку про отношения купил, там написано, что подарки надо выбирать тщательно. Тщательность всю в кулак собрал и выдал. — Лукаво мне улыбнулся, с удовольствием глядя как меня перекашивает от злости. — Поехали, я опробую еще одни рекомендации из книжки.

— Начало рабочего дня, никуда я не поеду. — Стараясь на него не смотреть, гневно ответила я, глядя в монитор.

— Ой, Межекова, ну когда до тебя дойдет, что ты должна быть как Герасим на все согласен. Собирайся говорю, у тебя обыск через два часа.

— Блядь! Сейчас-то за что?! — я аж подпрыгнула в кресле, возмущенно глядя на довольно улыбающегося Влада.

— Помнишь, я тебе говорил вписать машины в отчет. Ты еще ныла, что будет проверка. Вот. Она идет. Пошли рекомендации из книжки опробуем, вдруг у нас случится «любо-о-овь». Или ты с операм потусишь? Они тебя тоже любить будут, конечно, не так чисто и всей душой как я, но будут.

Разумеется, подхватив то, что при обыске не нужно находить, и ноутбук я торопливо побежала за этим отбитым.

Черный Крузер. Новая машина, какая неожиданность. Запоздало впихнула ему иммобилайзер от Прадо, припаркованного рядом.

Я молча сидела, пялясь в окно пока мы ехали по городу. Ехали недолго, припарковался у сервиса. Молча вышел. Я, немного растерявшись последовала за ним.

Работа в сервисе кипела, на входе Спасский тихо переговаривался с Владом. Лысый кивнул мне, я в ответ.

— …и сейчас еще Володя тачку пригонит, от перекупа взял. Посмотришь? Или сразу поедите? — спросил Ваня, подавая бумаги Казакову.

— Посмотрю. — Тот отмахнулся от бумаг, доставая из кармана телефон оповестившей о пришедшей смс, — о, отлично. Сейчас Тимохин подъехал, я с ним потрещу, потом скажу, что дальше делать. Доки эти сожги нахер, видеть их не хочу, а Рябинину передай, что я шлю его на хуй, но красиво, как ты умеешь, чтобы не сильно обиделся.

Он бросил мне через плечо «жди здесь» и вышел. Спасский прикусил губу, глядя на бумаги в своих руках, которые Влад велел сжечь и повернулся ко мне.

— Кофе будешь? У нас тут офис на втором этаже.

Я только хотела ответить, но один из слесарей его окликнул и сказал, что Владимир Васильевич пригнал машину.

Серебристый икс шестой, который загнали внутрь сервиса, заставил лысого удрученно вздохнуть и грустно посмотреть на Володю, выходящего из машины.

— Это же бумер, Володь. — Покачал головой Ваня.

— Это хороший бумер, я его смотрел. — Авторитетно заявил Володя, поздоровавшись со мной. — Тут заменить-то по минималке и можно толкнуть с хорошей наценкой.

— Это бумер, а значит Влад будет недоволен. — Снова покачал головой Спасский, глядя на машину, вокруг которой уже мельтешили слесари.

— Я правда смотрел. — Уже без прежней железобетонной уверенности произнес Володя с сомнением оглядываясь на машину.

И двадцать минут спустя:

— … у меня полные серваки этих ебанных шмар. Ты что притащил мне, блядь? — вкрадчиво спросил Влад, отойдя от машины и очень внимательно глядя на Володю. — В ней масло на нуле, потому что жрет как тварь. Ты расход смотрел у этой дизельной залупы? Там цифры как у реактивного истребителя. Просто на двиг у нее посмотри, мудак синие яйца. Посмотри, блять, на движок. Там только с ЕГР сажу не то что лопатой, ее и с брандспойтном заебешься удалять. — Кивнул на поданные Спасским влажные салфетки и стал зло оттирать руки не сводя взгляда с полумертвого Володи. — Передний привод выебан табуном негров, это под замену по косарю баксов каждый. Планки шедоу-лайн как пизда старой кошелки. Замена на самый ублюдский молдинг это еще косарь зеленых. Если я ее сейчас дальше осматривать буду, то в конце намотаю тебя на этот деньгосос который у нее типа движок. Ты под чем, сука, был, когда это эту конину сюда волок?

— Да она норм… — неуверенно начал блеять Володя, но его суетливо перебил Спасский:

— Володя, заткнись! Влад мы ее пихнем так, без рихтовки, но свежак вырубим, слово даю! Сегодня же вечером ее тут не будет, обещаю!

Казаков насилуя взглядом мертвого Володю, кивнул Спасскому и почти змеей прошипел:

— Еще хоть один раз с этими тремя ебучими буквами что-нибудь пригонишь, и я у тебя вырву орган из других трех букв, усек?

Бледный Володя торопливо покивал и Влад отвел взгляд. Я поняла, что облегченно вздохнула вместе со всеми.

Мы пробыли в сервисе еще два часа, на второй этаж в офис не поднимались. Чего ждали, не знаю, спросить у Казакова я опасалась. Просто тупо сидела полубоком на пассажирском сидении одной из машин и задумчиво постукивала каблуком по бетону, пока вокруг шумела работа. У меня уже почти села зарядка на телефоне, заняться было вообще нечем и я подняла взгляд на Казакова, сидящего на корточках в паре метров от машины.

Он сидел так уже минут сорок, если не больше. Почти недвижно. Рылся в телефоне, иногда курил, но ни разу не встал.

— Казаков, у тебя ноги не затекли? — не выдержала я.

— М? — поднял на меня вопросительный взгляд, затем снова посмотрел в экран. — Нет. Я так довольно долго могу сидеть.

— Как долго?

— Не засекал. Типичная черта зеков — сидеть на кортах часами и не шевелиться. — Едва заметно усмехнулся, быстро отвечая на пришедшую смс и негромко продолжил, — вернее, раньше типичная была, когда на этапах ни стульев ни скамеек нет ебись душа как хочешь, да и под конвоем часто на кортах, потому что из такого положения напасть или сбежать сложнее. Но это раньше было, сейчас реже встречается. У меня привычка из-за того, что я в карцер на месяц загремел. Там комнатушка два на два, стены и пол ледяные, шконка пиздец лютая, считай, что тупо железная сетка даже без какой-нибудь самой задрипанной фанеры. Ни к чему прикасаться нельзя, потому что тубик и пневмония здесь за здрасьте-дай-обниму, хуевая лампочка под потолком горит и днем и ночью… зрение теперь пиздецовое, в темноте вообще как крот. Ходил туда-сюда, да на кортах сидел. Ни книг, ни покурить, вообще ничего. Ненавижу тишину, покой и ожидание теперь, у меня внутри все ебется потому что там тогда мозгами чуть не тронулся. Твари ебучие.

— В карцер? За что? — сипло переспросила я.

— На зоне мне иногда бывало скучно и я себя веселил. — Снова быстрая усмешка и ответ на входящее сообщение. — Ну и компания у меня там не плохая сложилась, вместе мы веселились, но базарить со мной как с чертом чревато, что бы я ни сделал. Я за это спрошу в любом состоянии. Но их было больше, поэтому мне въебенили карцер. Мрази. Вообще хотели на два-три месяца продлить. Наивные мрази. Оттуда привычка, короче.

— Ты сейчас опять троллишь? — чувствуя как похолодели пальцы, неуверенно спросила я.

Он почти заметно поморщился и промолчал, а я похолодела, потому что поняла, что нет и он серьезно.

— Наконец-то. — Поджал губы и поднялся, не глядя на меня направился к выходу и бросил через плечо. — Пошли.

Я молчала всю дорогу, он тоже не разговаривал. Он был напряжен, это чувствовалось. Движения не резкие, но уже не привычно плавные. Что-то происходит. Ему постоянно звонили, он отвечал односложно и часто курил.

Подъехали к дому, обычная пятиэтажная хрущевка. Третий этаж, квартира, объединённая с соседней, хороший евроремонт, увеличенные площади комнат.

На входе заминка вышла, подсказавшая мне, что не все так просто дальше будет.

Пока разувалась, заметила широкую тумбочку в паре метров от входной двери. На ней лежала маленькая пластиковая коробка с равномерно мигающей зеленой лампочкой, а рядом… больше десятка телефонов.

— Мобилу оставь, на всякий пожарный. — Не оборачиваясь на меня, Влад выложил свой телефон рядом с коробкой, потом достал еще один из кармана брюк и тоже положил. — Так-то чистая, но подстраховаться не мешает.

Чувствуя, как ошиблось сердце, я положила свой смартфон на его, на мгновение сняв блокировку экрана, чтобы увидеть что «сеть не обнаружена». Сердце ошиблось повторно и я на неверных ногах пошла за Владом по коридору.

В зале было десять человек. Шестеро за огромным столом под окном, все в ноутбуках, серьезны и сосредоточены. Еще четверо мужчин средних лет и явно южной крови сидели за красивым деревянным столом на угловом диване играя в покер.

Влад меня не представил, просто поздоровался с теми, что были на диване и посмотрел на тех, что сидели за столом у окна. Среди них была одна девушка, светловолосая, примерно моих лет, она подняла на Казакова взгляд и кивнула.

Влад на долю мгновения прикусил губу и сел рядом с высоким бородатым мужиком средних лет, напряженно на него посмотревшим.

— Нормально, Коба, не очкуй. Пока нормально. Если что, мы бы уже знали. — Ровно произнес Казаков, дергая меня за локоть, заставляя упасть рядом. — В покер могешь?

Я посмотрела на него как на полоумного. Он фыркнул и отвернулся.

Коба протяжно выдохнул и сказал своим начать партию заново.

Они играли, курили, молча пили. На стол выкладывались купюры. Обстановка давила нереально. Никто не переговаривался, все молчали. Это било по нервам, заставляя их натягиваться все сильнее.

Я рассматривала тех, что тыкались в ноутбуки и понимала, что для меня все это пахнет пиздецом.

Влад зевнул, встал и пошел открывать окно, на ходу сняв полупальто бросив его в кресло у электрического камина. Расстегивая манжеты приталенной белой рубашки, закатал рукава и усаживаясь обратно, бросил на меня взгляд, усмехнулся.

— Не трясись, Межекова, тут твое любимое происходит. Мы имеем мозги за деньги. — Сказал он, снова падая рядом со мной.

Негромкий смех за столами, плеск алкоголя в бокалы стук фишек по дубовой поверхности. Влад, не поворачиваясь протянул руку назад и вцепившись в мой локоть, притянул к себе, опираясь на мое плечо спиной.

— Поясница болит, старенький уже. Подопри. Ровно сесть не могу, а то Коба подглядывать мне в карты будет.

— Зачем обижаешь, брат! — деланно возмутился грузин. — Я честно играю!

— Ага-ага, потому мы здесь и сидим все. Сходка честных до пиздеца. — Саркастично хохотнул Казаков, поведя плечами, типа почесываясь об меня.

Атмосфера не стала менее давящей, но мне стало спокойнее. Вот сидит рядом отбитый урка, явно занимающийся чем-то незаконным (кто бы сомневался), оперся спиной о мое плечо, режется с грузинами в покер, а мне, сука, спокойнее стало. Охеренно просто.

Не знаю, сколько времени прошло, я спросила у Влада, где туалет, он кивнул в сторону коридора сказав, «там где-то, я не помню».

Когда вернулась, они уже не играли. Казаков сидел в кресле у выключенного камина, пил виски и смотрел в одну точку, грузины очень тихо о чем-то переговаривались на своем языке.

— Межекова, есть хочешь? — не переводя на меня взгляда, негромко спросил Влад, когда я остановилась на пороге в нерешительности. — Там холодильник забит. Сделай мне пару бутербродов.

Вот что это, блять? Вот как? Ну как можно таким быть? Пугать просто до дрожи и одновременно злить до ужаса.

Но это не та обстановка, чтобы выдрючиваться, совсем не та. Он уже все мне показал в ресторане, здесь просто молча отрубит голову. И, скорее всего, будет прав.

Поэтому я пошла на поиск кухни, нашла быстро. Стильно очень, недешево. Огромный холодильник был забит сверху донизу. На большом кухонном столе упаковки с алкоголем. У меня в горле пересохло. Неверными пальцами настрогала ему бутерброды и пошла назад.

Он взял тарелку и кивнул на подлокотник, куда я присела. Ел молча. Ну, как ел. Пару раз откусил и отставил на стеклянный журнальный столик перед собой, пригубив бокал. Тишина давила, ее слабо нарушал шелест клавиш. Казаков не отрывая взгляда от камина все так же сидел на кресле, сигарета в правой руке сотлела до половины, а он так ни разу и не затянулся.

Чувствуя ускоренное сердцебиение, я сцепила холодные пальцы на коленях, тихо и глубоко дышала, пытаясь унять тошнотворное напряжение внутри.

— Владислав Игоревич, — позвала девушка и все на нее посмотрели, она глядя только на Влада, негромко и серьезно сказала, — все на счетах. Ждем только «Рио».

— Продолжать ждать. — Тихий ровный приказ, так и глядя в камин.

У меня в горле пересохло совсем и сердце пробивало грудную клетку. Обернулась на грузин. Они напряженно смотрели на Влада.

Казаков потянулся к журнальному столику, ткнул сигарету в пепельницу и подкурил новую на этот раз глубоко затягиваясь. Откинулся на спинку и повернул ко мне лицо. Глаза в глаза. Его лицо абсолютно непроницаемо, взгляд вроде бы спокоен, но на дне карих глаз сквозит напряжение.

Безотчетно. Безотчетно совершенно коснулась пальцами его кисти лежащей на бедре. Он прикрыл глаза и отвернул лицо.

Пальцы переплел на секунду. На одну лишь. У меня электрический разряд по коже, он затянулся.

— «Рио» сбросили. — Сосредоточенный голос девушки.

— Разбивайте. — Его без эмоций.

Поднялся и пошел к столу, где сидели напряженные донельзя грузины.

Взял бутылку и пригубил прямо из горла. Со стуком поставил на столешницу и смотрел прямо на прозрачное стекло, не отпуская горлышко пальцами. Минуты тянулись. Нервы. В теле. До предела.

Девушка снова подала голос в котором чувствовался тихий оттенок торжества:

— Сделано.

Секунда и облегченный выдох прокатился по комнате. Я смотрела на Влада, глядящего на бутылку. Уголок губ едва заметно приподнялся. На мгновение.

Он повернул голову к девушке:

— Зачищай хвосты.

— Уже. — Улыбаясь, отозвалась она, быстро щелкая по клавишам и подавая малопонятный знак сидящему напротив нее брюнету, не отрывающему взгляда от монитора, но быстро покивавшему.

— Казаков, дорогой… — потрясенно выдохнул Коба, глядя на него ошарашенными глазами. — Брат… Влад… — он покачал головой и прикрыв глаза громко рассмеялся. Встал с дивана и крепко его обнял, а потом взял широкими ладонями за голову, глядя на него в восхищении.

— Ты еще меня облобызай. — Рассмеялся негромко, мягко отстраняя радостного грузина. — Этап завершающий: Коба, ксивы где?

Коба повернулся к другому грузину, сидящему с краю дивана и что-то ему сказал на родном языке, тот быстро поднялся и вышел.

Люди из-за стола под окном тоже торопливо начали подниматься и собираться. Я прикусила губу, протяжно выдыхая, впитывая кожей разряжение атмосферы и наивно пытаясь усмерить галоп сердца.

На фишки и деньги легла стопка паспортов и банковских карт. Вокруг Влада собрались все присутствующие, одевая верхнюю одежду. Он пригубил виски, глядя на паспорта и карты которые разбирали люди и негромко произнес:

— Так, сейчас я напоминаю вам, а вы, как выйдете, напоминаете тем, кто уже на низком старте: ксивы светить аккуратно, а не как в тот раз. Понятно, Юра? — холодный взгляд на мужчину напротив. — Зубы все себе вставил? Мозг включай, я больше не хочу в гипсе ходить. — Перевел взгляд на стол и снова пригубил. — В банках на Суханова и Дмитриевском снимать мало, они меченные. К банкоматам в «Радуге», «Армаде» и этом еще… как его там… короче, молл на Кирова, не подходить вообще. Большую часть снять по области. Сначала в банках, потом только в банкоматах, правила помним. Машинами тоже не светить, особенно тебя касается, Ален. — Девушка, натягивающая шапку вздрогнула и кивнула. — Амир, — взгляд на молодого грузина рядом с Кобой, — маякни моим бестолачам, чтобы с первой партией тут были. — Дождался кивка Амира, и довольно прицокнув языком, усмехнулся. — Ну, с богом, орлы.

Люди стали покидать квартиру, Влад прикрыл глаза и пригубил бутылку. Ушли почти все кроме Кобы и еще одного грузина. Казаков бросил на меня взгляд и кивнул на диван, куда садился сам. Я на ватных ногах пошла.

Они разыгрывали партию, шутили, негромко смеялись. Где-то с час. А потом началось. Сначала приехал Спасский, потом Руслан. С сумками. Полными нала.

Влад развалился на диване, положив правую руку на спинку над моими плечами и, вытянув длинные ноги, курил и прищурено смотрел, как заносят сумки. Много сумок. Руслан и Спасский с еще парой человек оккупировали широкий стол под окном и вели подсчет.

Стрекот аппаратов для счета денег, щелчки резинок по пачкам. Алкоголь и дым сигарет под потолком.

Они все несли, а он все смотрел. Лицо непроницаемо, затяжка, задержка дыхания и протяжный выдох с одновременным прикусом губы.

Здесь не было торжества. Ликования. Восторга.

Это не в первый раз — внезапно поняла я.

Здесь было его тихое упоительное удовлетворение и его задумчивый взгляд на сумки в паре метров от него. Я не могла смотреть на них. Сидела рядом, скрестив на груди руки. Не на показ, что у меня неудовольствие. Потому что страшно было. Это было очень страшно видеть столько нала. И сумки все заносили.

Меня медленно начинало подташнивать. Я знала. Я уже понимала. Вот это, под его ногами, результат его работы. И мне страшно. По животному дикий ужас от понимания, что он еще может сделать. Что он может сделать со мной. Нет ничего невозможного — тихо поют эти гребанные сумки едва не рвущиеся от содержимого.

Он закурил вторую, когда сумки кончились. Взгляд все туда же, все так же глубоко задумчив, оценивающий, не моргающий.

Тишина в квартире, никаких разговор, только шелест купюр, удар резинок по пачкам, стрекот машинок и шуршание ручек по бумагам.

Я все так же рядом, он так же расслаблен. Скосила на него взгляд, не до конца. Не хотела встречаться глазами. На руку с сигаретой. Засученные рукава.

В голову полезла какая-то полная дичь — я же поняла еще тогда, по этим сраным рукавам себе вывела что его нельзя отвлекать, хули так перепугалась, когда он в наушниках сидел?..

Кожу на кисти начало жечь при этом воспоминании и до меня дошло — он тогда перехватил тоже по особому. Очень по особому. Одно движение и сломает. Как тогда в коридоре.

Тошнота подкатила к горлу. Я поднялась и пошла в туалет. Вырвало.

О, это непередаваемое чувство, когда тебя вывернуло от ужаса. Просто непередаваемое.

Я сплюнула, села возле унитаза дрожащей рукой вытерев губы. Сука, противозачаточные еще забыла. Хотя, какая разница? С ним спать я не могу. Я смотреть на него не могу.

Ерохин, тварь, на кого ты меня послал? Он же… может все. Не потому что денег дохуя, хотя это тоже, конечно, а потому что у него мозги пиздец как работают. Выверено окружение, очень выверено. Молча считающее деньги, складирующее, выводящее к итоговой сумме. Он за ними не следит, знает что не нужно. Что они его. И я среди них. Что он сделает со мной. Что?

К горлу снова подкатило, но уже было нечем. Просто скрутило в спазме.

Я медленно по стеночке в ближайшую комнату. Спальня. Скрючилась на кровати, впитывая полумрак под кожу. Успокоения никакого. Будто хуже.

Потом был шум, негромкая музыка, смех. Они праздновали. Повод был. Не до исступления, как там, за городом, тихо. Потому что все прошло тихо и все должно быть тихо — они сейчас сидят на деньгах.

Гомон стих уже ближе к полуночи и я поняла — он покинул стол. Сейчас зайдет.

Села на краю кровати, чувствуя, как неровно забилось сердце и заледенели пальцы.

Он закрыл за собой дверь. Усмехнулся. В правой тлеющая сигарета, в левой ополовиненная бутылка. Закрыл дверь и облокотился спиной. Выдохнул в сторону и вниз, не переводя с меня внимательного взгляда. Долгая бьющая по нервам пауза. Снова едва заметная усмешка по губам. Сигарета в бутылку. Краткое шипение. Склонился и поставил ее у ног.

Откинулся спиной на дверь, руки в кармане брюк, правой ногой уперся в деревянное полотно.

Белая приталенная рубашка расстегнута на верхних пуговицах, черные глаза в полумраке и очень внимательный изучающий взгляд.

— Почему вырвало? — негромко, как всегда спокойно.

— Не беременна, не беспокойся. — Ровно отозвалась, чувствуя внутри только мандраж.

Усмехнулся и покачал головой. Неторопливо направился к кровати. Я подобрала под себя ноги, чувствуя напряжение. Но он просто сел на край ко мне спиной и положил локти на разведённые колени, свесив с них кисти.

— Странная ты, Межекова. — Устало и так же тихо. — Другая бы восторгалась, радовалась, думала что ей перепадет там… А она блевать побежала. Впрочем, я знал, кого выбрал, хули тут удивляться…

Медленно откинулся на кровать и прикрыл глаза.

Завел руки за голову, мимоходом легко коснувшись моего колена. Проверял. Я вздрогнула, он не открывал глаз, но словно почувствовал — едва-едва заметно поморщился.

— Я никого не убивал, ничего плохого не сделал. — Бесконечно устало. — Так… пошалил немного.

Хуясе, немного.

— В машинки поиграл, с детства люблю играть в машинки, особенно дорогие. Вот себе восемь штучек купил. Каждую по шесть раз.

Я напряженно смотрела в его лицо, чувствуя, как снова ускорилось сердцебиение. Он разрешает. Разрешает спрашивать.

— Купил ты, но деньги заплатили тебе. — Осторожно, почти шепотом произнесла я.

— Не мне. Что я совсем дурнэ, что ли. Рожай, Межекова, давай. Ну? Я же в тебя верю. Да-а-авай. — Зевая и скучающе, все так же не открывая глаз.

— Лизинг? — похолодев, выдала я.

— Пятерка, молодец, за пирожком сама сходи.

— Каждую по шесть раз? — с трудом сглотнув переспросила я, напряженно глядя в его лицо. — Это значит шесть лизинговых компаний и в них заявки одновременно, да?

Едва заметно кивнул. Я с трудом сглотнув, продолжила:

— Но там пиздец сколько нала… В заявках завышена цена. Ты сказал той девушке чистить хвосты, это ликвидация… там фирма однодневка, но должна быть с хорошей кредитной историей, иначе бы лизинги отказали…

— Все, Шерлок, ты сразил Мариарти наповал. Блевать пойдешь в знак победы? Воды мне захвати на обратном пути.

Вот, что называется, сидела ни жива не мертва, во все глаза глядя на безмятежное лицо Казакова и понимая, почему Коба едва его не целовал и восторженно держал за голову. Голова у него пиздец отбитая… Это как вообще?.. И как провернуть надо…

— Полин принеси воды. Я заебался. Три дня на нервах, сейчас отпускает, двигаться не хочу.

Я на негнущихся ногах пошла из комнаты. Его люди сидели за столом, играли в покер ели, пили и негромко переговаривались, не обратили на меня ровным счетом никакого внимания, когда я взяла с края стола бутылку минералки. Только Спасский. Едва заметно приподнял бровь, когда встретились глазами.

Я кивнула, понимая, о чем он спрашивает. Все нормально, Вань. Нихуя правда подобного, но бесить я его не буду. Я его боюсь бесить. Я его теперь вообще во всех смыслах боюсь. И еще пиздец как… хер знает, как назвать. Вот Зимин у меня это чувство вызывал. Теперь еще и этот отбитый.

Вернулась назад. Не могла переступить порог, он все так же лежал на кровати, выставив локоть и прикрыв ладонью глаза. Ерохин… Господи, у меня пути назад нет. Нет и все. Я даже не сомневаюсь, что Ерохин меня сдаст, если откажусь. Что тогда со мной сделает Казаков? Вот что? Андрей падла… Сука, ну так трудно что ли ни в кого не сувать было?.. Начал мне такую цепочку блять, расхлебай попробуй. Хотя нет. Светка… Ерохин и на нее же может насесть, на эту полную дуру. Ерохин… И если бы не Андрей, я бы про Светку не узнала…

— Межекова, ты чего опять подвисла? — устало очень. Очень устало.

Я, судорожно вздохнув, закрыла дверь и направилась к нему. Остановилась рядом, протянула бутылку. Он отнял ладонь от глаз и посмотрел на меня. Взгляд такой неопределенный. Не характеризуемый совсем. Просто сердце ошибается.

Приподнялся на локте и протянул руку за бутылкой. И резко схватив за кисть дернул на постель рядом с собой. Секунда и этот нечеловечески быстрый ублюдок подмял меня под себя и свел руки над головой прижав их к постели.

Глаза в глаза. Его спокойное дыхание и мое сорванное. Медленно на бок склоняет голову.

— Почему нет? — едва слышно.

— Что нет? — напряженно спросила я, чувствуя как под тяжестью его тела меня начинать бить мелкая дрожь.

— «Один шанс» и твой отказ. Почему, Межекова?

— Я не понимаю… — абсолютно искренне выдохнула я, почти со страхом глядя в его глаза.

— Тебе было плохо и ты была слаба. Я не давил. Я впервые у тебя попросил. Да и вообще попросил. — Его изучающий взгляд по моему лицу с твердо сжатыми губами. — Шанс показать то, как может быть. Показать то, что ты успокоилась у меня в руках, может быть постоянным.

— Ты пьян, Влад. — Прикрыла глаза, чувствуя как болью разрывает изнутри.

— Воспользуйся. — Едва слышно. И еще тише. — Потому что я прошу еще раз.

Отвернула лицо. С силой зажмурила глаза, сдерживая сумбур, который правил хаосом. В голове. Душе. Теле.

Отстранился. Сел на кровати полубоком, оперевшись на руку. Я стиснула челюсть, отворачиваясь от него, сорвано выдыхая и умоляя себя не реветь. Только не так. Потом все. Нужно успокоиться. Нужно уйти. Села рывком, но встать не могла. Смотрела перед собой невидящим взглядом, часто дыша и чувствуя… ничего не чувствуя. Невозможно вычленить что-то одно. Я смотрела перед собой и не знала, что происходит. Он протянул руку. Медленно. Пальцем за подбородок, поворачивая мое лицо к себе. Взгляд задумчив, спокоен.

Его пальцы от подбородка вверх по линии челюсти, вызывая спазм в животе от странного, тягучего, травящего чувства по венам. Дошел до щеки, его взгляд за своими пальцами едва ощутимо оглаживающими подушечками кожу у виска. Стало невыносимо.

Зажмурила глаза, почти отшатнулась.

— Тихо, блять. — Его рука отстранилась от моего лица. — Не порти. — Едва слышно, почти неразличимо в звенящей тишине. — Не пожалеешь никогда, клянусь тебе… Я уже… всё…

Я застыла, парализованная смесью тихого приказа и жажды. Нет, просить он не умел. Априори. Поэтому я его не поняла тогда. И даже сейчас он просил странно, сам не понимая, как это делается. Там был оттенок требования, жажды.

Сила именно жажды смешалась с привычной для него беспрекословностью, ударила мне по рецепторам, заставила на миг замереть в полном послушании.

Подушечка пальцев по скуле. Неторопливо и поверхностно. А чувство, будто лезвием провел — больно, горячо, страшно. И внезапно, но хочется еще…

Пальцы дальше по скуле, вспарывая кожу. До губ. Нерешительно. Едва прикасаясь. По контуру. Он пробует. Не уверен. Даже когда мое тело меня подводит и я размыкаю губы. Накрывает собой тут же. Поцелуй с ним будто и не с ним. Не так, как до этого. Осторожно. Покровительственно. И меня бьет навылет одно простое осознание — он опасается сейчас давить, опасается причинить боль.

Он осторожен. Сегодня. Сейчас. Это бьет гораздо сильнее его сарказма, его унижения, его того давления, когда я знала — секунда и сломает руки. Это било сильнее, потому что защититься от этого не уже не можешь. Оно прошивает, впитывается под кожу, уходит в вены, несется по телу. Чувство защищенности. Он пойдет до конца. Не важно до чьего, он всегда идет до конца и здесь тоже. Он идет под кожу. В вены. По телу. Напитывает душу тем, что шепчет его кровь, делающая его губы такими парадоксально и нежными и жесткими — с тобой никогда ничего не случится, верь мне. Здесь. Прямо сейчас.

Я отвечаю так, будто устала. Будто так долго шла и так сильно устала. Сосуды сужены и кровь в них остыла, тело ведет. Он осторожно протягивает руки, сжимая меня за плечи и притягивая к себе. От него ко мне по венам тишина. Знание, что все. Все закончено. Бой окончен, хватит. Отступи, все кончено, не потому что я так сказал, просто… все кончено. Больше никто и никогда, ты дошла. Больше ничего. Больше никто. Никогда. Пока жив.

Мягко положил спиной на постель, не размыкая рук, обнимая.

Тряхануло так, что больно стало. Кислотой по венам, сжигая все, выворачивая от боли до судорог в таком слабом теле. До злых слез, но не прерывая поцелуя. До дрожи, выгибающей тело. Не навстречу ему. Нет. Потому что мир разрушился, такой знакомый и агрессивный когда вырубаешь эмоции и идешь только по заданным параметрам, иначе не выжить. Мораль, ценности, проблема и ее решение, и все, никаких эмоций, пока все не разрулишь и только потом ты одна в тишине квартиры, в полумраке, с алкоголем на губах. В углу. В темном углу дома. Со всхлипами, потому что было так страшно, так тяжело, так сложно. Так страшно, а бояться было нельзя, надо было решать. Раз за разом подавляя то, как ты изнутри орешь, визжишь, стонешь, сдыхаешь. Подавляешь, потому что потом. А сейчас только одно — действие, динамика, нельзя назад. Остальное все позже. Оно будет там, в том углу. Там будет все: боль, холод и страх. Но потом, потому что сейчас проблема еще не решена. Всегда так было и будет.

И сейчас тоже проблема еще не решена, но я уже в том углу. И мне уже страшно, больно и я не знаю, впервые в жизни не знаю, что мне делать.

Потому что под тяжестью его тела, под его губами и руками я понимаю только одно.

Не одна.

Он так осторожен. Он не давит больше. Не сжигает во мне меня, он просто рядом. Лицом к лицу и там, за его спиной, они все остановятся. Не посмеют и он никогда не позволит. Он раздвигает языком мои дрожащие, соленые от слез губы, а я чувствую, как в том темном углу меня окутывает тишина. Темнота и тишина. Шепчущая в крови, что все кончено и нет смысла больше забиваться в это угол, вставай. Все. Кончено. Навсегда.

Мои руки дрожащими пальцы за его шею. И поцелуй глубже. Язык по языку, сердце в галоп, дыхание в срыв.

Отстраняется, губами скользит по щеке, до нижней челюсти, ниже. Мягко касается шеи. Его пальцы расстегивают мою блузку, но не до конца. Только три пуговицы. От шеи губами ниже, до ключицы. И между ними мягкий поцелуй, запускающий томительное, упоительное тепло в тело.

Отстранился. Глаза в глаза. Его полуулыбка, усталая. Первая. Расправившая его черты. До безумия красивая, как и ее обладатель. Взгляд лукав.

— Ты знаешь… я за трое суток спал часа четыре, — отводит взгляд, опускается рядом, — и сейчас еще напил… нажрался. Так что не вывезу. Давай спать, Межекова. Завтра тебя трахну, ладно?

— Сучня… — рассмеялась, поворачивая к нему лицо и ощущая, что это вот тепло под кожей, которое питает его выражение глаз не исчезает. Оно стихает, но не исчезает. И дело тут не в том, что сукан Казаков так обломал. Оно не исчезнет. — Только раззадорил. Ладно, уговорил, спи.

Он негромко фыркнул, протянул руку и сграбастал меня подтягивая к себе и укладывая рядом. Дыхание в висок. Тихое и размеренное. Теплое.

— Сказал же, не пожалеешь. — Почти не слышно.

Тепло под кожей. И смрад отчаяния внутри.

 

Глава 11

Утро началось до рассвета. Началось с того, что он разбудил. Мягко. Ненавязчиво. Поцелуем в шею.

Я лежала на боку, прижатая спиной к его груди. Его правая рука была под моей подушкой, медленно заскользил ей по покрывалу и обнял меня. Теснее прижимая к себе.

Его поцелуй на коже шее усилился. Находясь еще в полудреме я очень запоздало поняла, что он делает. Мой протест не был воспринят и был подавлен сжатием меня в своих руках до состояния обездвиженности. Но без боли. Без грубости.

Его рука под мою полурастегнутую блузку, на грудь, зубы в мою шею. Снова без боли. Просто для запуска огня в венах.

Сама подалась ягодицами назад, прижалась к его паху и поняла, что он хочет, и хочет сильно. Плотнее назад, срывая ему выдох, устремившийся мне под кожу и напитавший томительное тепло силой, сплетаясь с сонной негой и перерождаясь в горячую тянущуюся плавленую карамель по сосудам.

Его пальцы на моей груди кратко и с силой сжали и отстранились. Провел ими по моему животу, по ткани, до границы юбки. С нажимом уходит ладонью на бедро и собирает ткань юбки. Выше. Еще. Приподнимаюсь, позволяя увести ее на поясницу и почти сразу снова подаюсь назад прижимаясь к его бедрам.

Выдыхает мне в волосы. Приподнимается на локте. Его язык мне по шее вверх до угла челюсти. По ней выше, почти до виска. Горячий выдох, сжигающий кожу. Прикусывает мочку уха, и мягко ведет пальцами по кружеву чулок вперед. По границе ткани нижнего белья, за нее, чтобы почувствовать жар моего просящего тела.

Вздрагиваю. Выгибаюсь назад, когда пальцем он касается пальцем на чувствительной точки, когда легкими движением по ней спереди назад.

Поворачиваю лицо, глядя в черные в полумраке глаза, полыхнувшие обжигающим мраком, когда снова отзываюсь на давление. Прикусываю губу, когда из тела рвется уже не просто дрожь, а стон, от ускоряющегося ритма, от нажима, от жара и тянущейся по расширенным сосудам горячего темного хаоса, рождающегося в его глазах и перетекающего в меня через прикосновения.

Его взгляд на мои губы и он прикусывает свои. Это убивает контроль.

Правой рукой за его шею, придвигаясь теснее и разводя ноги. Его палец внутрь — его имя с моих губ, хрипло и с дрожью.

Его дыхание учащается, губы размыкаются, тянутся в полуулыбке. Резко второй палец, сломивший границу реальности, ударивший мое тело. Его имя стоном уже отчетливым, потому что я уже не могла справиться с собой. И не хотела. Кровь не кипела она пела и разносилась огненным поток по телу.

Его легкий прищур глядя мне в глаза. Облизывает свои губы и у меня срыв вдоха, когда ударяет пальцами резко и сильно кпереди и меня выгибает от ощущения горячего импульса несущегося по каждой клеточке, по каждому нервному волокну в теле.

Жарко. Внутри. Ногтями просительно в его шею и он едва заметно кивает.

Хочу повернуться, но удерживает. И удерживает мою руку на своей шее.

— Ногу вперед… — краткая едва слышная подсказка, отстранив пальцы давит мне на бедро и я послушно увожу ногу вперед, просительно прижимаясь к его паху, мешая ему, но не могу остановиться.

Тратится мгновение на то, чтобы он справился со своей одеждой. Прислоняется и мое тело стонет от дразнящего мига, изгибается, придвигаясь к нему бедрами влотную.

Его язык от моей мочки медленно по раковине и одновременно с этим он медленно входит, погружая в свой горячий хаос, заставляя меня рукой просто впиться в его шею. Не отпускать никогда.

Срыв, когда медленно но все же до конца, а его рука опять так же пальцами с нажимом по бедру и отодвигает ткань снова возвращаясь к точке. Отсчета.

Теряюсь в нарастающей амплитуде его тела и пальцев, умираю под ними. С удовольствием.

Жгет. Жгет внутри все сильнее. От каждого движения. Кислород в теле давно сожжен от жара. Все больше нарастающего. Ловит каждый мой приглушенный стон только с его именем. С пожаром в его глазах, с ураганом в теле.

Пытаюсь отстранить его руку, но он не позволяет и я вцепляяюсь в простынь рядом с собой.

Склоняется, срывает краткий поцелуй с моих пересохших немеющих губ и на миг замерев особенно сильно поддается бедрами вперед, одновременно резко и быстро довершая пальцами. Сбрасывает в пропасть. В бездну.

Рвет на части. Почти не ощущаю за ревущим в голове безумием как нагоняет позже. Меня бьет дрожью и с губ срывается что-то, что не различить за ревом обжигающего хаоса, сжегшего и тело и душу.

Отпускает медленно. Лежала все так же на боку, бесполезно пытаясь восстановить дыхание и глядя в темный провал окна. Отпускало так медленно, так неохотно. Снова окутывая тело в путы тяжести и сонной неги.

Да уж, Казаков всегда выполняет свои обещания.

— Никогда не думал, что мое имя может звучать так сексуально, — голос за моей спиной негромкий, низкий с еще восстанавливающемся дыханием. — Особенно это твое «Влад, блядь, пожалуйста, Влад, блядь!». Ауф, сука…

Ирония слаба, не такая обидная, сказана не так как обычно. Без жесткого прицела на мою гордость. Так, на расслабоне. Ему же надо что-то пиздануть, он без этого жить не может.

Запоздалое раздражение, медленно с трудом поворачиваюсь на спину все еще неверными пальцами оправляя одежду и скашиваю на него взгляд.

Откинулся на подушки, ладонью прикрыв глаза, тоже медленно восстанавливая дыхание.

— Сколько времени? — сипло спросила я.

— Около восьми, наверное. — Отнимает ладонь от лица и поворачивает руку чтобы посмотреть на наручные часы. — Без пяти восемь.

— Тут в душ можно сходить? — неуверенно сажусь на кровати, сгоняя остаточную слабость и не зная как себя вести вообще.

— Тебе все-е-е можно, Межекова. Уж поверь. — Усталая полуулыбка, ладонь снова на глаза. — Давай там только надолго не зависай, я тоже потом схожу.

Скривилась и пошла. Проходя мимо комнаты с налом заметила, что работа все еще идет. Спасский с Русланом и еще парой человек фасовали пачки по разным стопкам на столах, подоконнике зашторенного окна, на полу…

У меня сорвалось сердце, когда я увидела еще сумки. Это не те, что были вчера. Те пустые лежали под окном. Это новые.

Это новая партия, еще не разобранная.

Меня било крупной дрожью, пока я стояла под горячими струями душа. Тело вело. Оно пыталось присесть, сжаться и зареветь. Пыталось упорно, я едва его держала.

Когда дрожащими руками вытиралась полотенцем взятом из нераспечатанной упаковке на стеллаже и бросила взгляд в зеркало, я себя не узнала. Совсем. Загнанная, перепуганная, дрожащая, с диким ужасом в глазах.

Умылась ледяной водой, послав нахер то, что косметики с собой нет. Вода слабо, но привела в себя. Я прикусив губу, смотрела в сток и почти полностью взяла себя в руки. Почти полностью. Потом. Все это потом. Не сейчас.

Он сидел на кресле, закинув длинные ноги на стол, пялясь в плазму и потягивая кофе. Как только появилась в дверях, не переводя на меня взгляда поманил пальцем. Вздохнув, подошла на неверных ногах и присела на подлокотник.

Так же спокойно глядя в телевизор протянул мне кружку с кофе, мимоходом огладив пальцы когда я взялась за ручку.

— Сколько здесь? — спросила едва слышно. Сцепив челюсть и глядя на сумки, которые постепенно разбирали. Я не хотела слышать ответ. Совсем.

— Пятьсот семьдесят шесть. — Потянулся за пультом и переключил на новости.

Я забыла, как дышать. Нет, не тысяч. Посмотрела в сторону заваленного деньгами стола. Совсем не тысяч.

— Сколько стоила одна тачка, Полин? — спросил ровно выуживая из кармана брюк пачку сигарет и закуривая.

Восемь машин в шесть лизингов одновременно. Каждая компания оплатила каждый автомобиль, а выхлоп пятьсот семьдесят шесть…

— Двенадцать миллионов за автомобиль… — в горле пересохло. Смотреть на Влада боялась.

— Нет.

Вот не надо! Что-что, а считаю я нормально!

— Как это нет? — спросила прежде, чем сообразила и резко повернулась к Казакову, с легкой насмешкой глядящего на меня.

— Ноль. — Зевнул и кинул задумчивый взгляд на деньги. — За эти машины я не заплатил ни копейки. Мне их подарили. Тусанул между фирмами и, — кивок в сторону сумок, не отрывая взгляда от экрана. — Перфекто.

Что еще сказать. Спасибо, Казаков, ты только что добавил мне седины, сука. Из воздуха создать полмиллиарда это вот прям веет тем, что Ерохин гнида, потому что он мне даже намека не дал, кто такой Влад. Просто поди и сунь нос в его черную бухгалтерию и слей мне. Ага, спасибо, Ерохин. Вчера вон грузины, сегодня вот еще какие-то люди, спокойный Казаков наблюдающий за тем как сортируют его деньги. Что-то мне подсказывает что если я про это расскажу, то Влад даже сомневаться ни на секунду ни станет, кто именно его сдал… ну, даже не знаю почему именно такой вот вывод у меня. Может быть потому что процесс так отлажен, сука! Никакой халтуры, суеты, вопросов, все свои роли знают, это не в первый раз! Может поэтому!

И когда я это сдам, то первая мысль будет о ком?..

— Иди проблюйся, а то опять позеленела. — Фыркнул Казаков, скосив на меня задумчивый взгляд. — Давай. И поедем.

* * *

Миновала почти неделя, он так ни разу и не появился. Ну, работал мужик, что тут скажешь. Либо опять кого-то грабил, либо разбирался с награбленным, ему вокруг меня плясать некогда было, поэтому тянулась чернь с цветами да дарами.

Однако, о себе он забывать не давал. Звонил ежедневно, так же скалезубил, стебался, но в основном звонил только для контроля рабочего процесса. Говорил, что вносить в отчетность, а что не нужно. Иногда говорил дичь. Я молча подчинялась, понимая, что это опять намеренно, опять для отвлечения внимания. И потом, видимо, снова будут сходки, хаты, обнал полярда за сутки…

Вот и сейчас скучающим тоном инструктирует что делать, я торопливо записываю и понимаю, что он устал. Это чувствуется по голосу, по интонации, его сегодня даже на сарказм не хватило, просто позвонил и начал перечислять, что нужно делать. Иногда подвисал, когда я уточняла. Видно, от усталости уже плохо соображал, потому что обычно он выдает ответ еще до того, как успеваешь закончить вопрос.

— У тебя все хорошо? — я не поняла, как это спросила и застыла, глядя в только что продиктованный мне список левых машин.

Пауза. Затягивается. Легкий шелест дыхания, как при протяжном выдохе сигаретного дыма.

— Да. — Ровно и спокойно, снова выдох дыма и так негромко и пробирающе, без всякого намека на иронию, — я тоже по тебе соскучился. Завтра ближе к вечеру должны в город вернуться, заеду сразу.

И снова под кожей тепло и снова это наносит удар по стене, за которой было то, что может оборвать меня в пропасть. Этого делать нельзя, мне нужно соображать. Нужно.

Он отключился, а я так и сидела с телефоном у уха, невидящим взглядом глядя в бумаги перед собой, слабовольно пытаясь вбить в память эти интонации. Этот голос. Напитать нутро…

Пришла в себя не сразу. Глядя на бумаги, на то, что он сказал сделать, поняла, что лучше подстраховаться и скинула на почту своему гуру. Зимин перезвонил где-то через час.

— …и тогда будет идеален пятый вариант оптимизации налогооблажения. — Вячеслав Алексеевич зевнул и ровно продолжил, — как закончишь, скинешь мне посмотреть. Вроде здесь все так просто, что даже скучно, но у меня есть подозрение, на чем базируется эта хуйн… штука и для чего именно она ширмой идет, так что скинешь на поверку, я шлифану до идеала, чтобы если твой клиент и погорел где, то к этому привязать будет сложно и мы не причем. А вообще, Полин, я тобой не доволен.

— Почему? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Потому что. Сколько с ним бухгалтеров работает?

— Вроде два.

— Вроде?

— Два. Точно два, одна на постоянке на него как на физлицо по фигне, ресторан, два магазина, точка на авторынке, по его имуществу, там все чисто. Одна от моего ИП по контракту на новые сервисы. А мы на его юрлицо. — Отрапортовала я, напряженно глядя в монитор ноутбука.

— Вот потому и недоволен. — Зло фыркнул Зимин. — Вспомни ситуацию с Курлаевым. Этот кадр свои ИПешные машины использовал в своей же организации. Мы его ИПешку вели, а Никитинская шарага его ОООшку и что по итогу вышло? Мы подали как и уговорились, эти дебилы навертели по той же операции, нам ничего не сказали, ублюдки, так сдали. Получи фашист камералку. Точнее Курлаев вызов в налоговую, хотя я его предупреждал, что Никитинские тупые и давай, мол, нам ОООшку свою… Ой, нахер это все вспоминать, сейчас опять злиться начну. Короче, ты либо полностью все на себя бери, либо вообще отказывайся.

— Но мы же по контракту компенсацию должны в случае досрочного расторжен… — растерянно начала я.

— То есть нет варианта что он передаст нам все? Ты чего там зависла? Да или нет?

— Я думаю. — Чувствуя ускоренное сердцебиение выдавила я, прикрывая глаза ладонью и стараясь сообразить.

— Чего тут думать? — В голосе Зимина явно звучало недовольство. — Если есть вариант, то задницу поднимай и иди договаривайся. Что говорить и чем апеллировать с особо строптивыми я тебя учил. Если нет, то отказывайся, компенсацию ему завтра к обеду переведу. — Я похолодела при этих словах, но Зимин, щелкнув в трубке зажигалкой негромко продолжил, — или нет, лучше пусть мне наберет, я ему накидаю убедительных вариантов, почему так надо. Всем. И ему и нам.

— Я договорюсь. — Прикусив губу ответила я, не зная, как именно мне уговаривать Влада.

— Ладно. Серегу тебе в помощники прислать? Объем там впечатляющий.

Я невольно улыбнулась, вспомнив, как Зиминский друг адвокат как-то приволок красивую золотую табличку с надписью «бери все и не отдавай ничего» и повесил рядом с дверью офиса. Еле отодрали. Аккурат в тот момент приехал Зимин. Он поржал и сказал, что это идеальный слоган и надо приклеить обратно. Потом должен был приехать важный клиент и опять отдирали.

— Сергей? Если он не против… — неуверенно начала я, торопливо прикидывая сколько от этого пользы с тем, что Серега реально объемы сократит, и сколько от этого вреда, потому что он не дурак и может сдать меня Зимину, если поймет, что я солью хоть что-то о клиенте на сторону. И тогда вообще пиздец по всем фронтам…

— Он? Конечно, не против. На твое место кадку с фикусом поставил, фотографию твою повесил и с ним трепется. Тоскует мужик, как бы совсем не зачах. Сейчас, погоди. Васильев! Зайди ко мне! — Громко позвал Зимин, так и не отодвинув трубки от уха и я поморщилась от звона в ухе. Орал гуру всегда мощно. Послышался хлопок двери. — Сергей, у Межековой там завал, в командировку тебя к ней отправляю.

— Уря. А сколько командировочные? — Послышался заинтересованный голос Сергея.

— Слышала, как Сергей кипятком писается от счастья, Полин? Весь паркет изгадил. — Рассмеялся Зимин, заглушая неловкое бормотание Сергея.

* * *

Как и обещал, Влад явился на следующий день ближе к вечеру.

— На старт!.. — с пинка распахнул дверь.

На «внимание-марш» Тони уже не было в кабинете. Он закрыл дверь и повернулся ко мне. Уставший. Легкая небритость, бледный, под глазами круги. Улыбнулся уголками губ и глаза потеплели, а у меня сердце на пару тактов ошиблось.

— Хватит над ней издеваться, Казаков. — Пробормотала я, уворачиваясь от него на кресле, когда он подошел и развернув его к себе, поставил обе руки на подлокотники, отрезая мне возможность смыться и склонился вперед.

Секунда и его правая рука в мои волосы, левая за подбородок поднимает и фиксирует мою голову. Чтобы в следующий момент протаранить мне губы поцелуем. Требовательным, жестким. Распаляющим. Меня впервые в жизни отымели языком. Просто отымели. И пока я охеревала от происходящего, он отстранился, нежно поцеловал в уголок губ, вальяжно так обошел стол и плюхнулся в кресло.

— Почему нет? — Посмотрев в сторону стола Тони, продолжил прерванный разговор с таким видом, будто ничего сейчас не произошло. — Над тобой грубо стебаться мне нельзя, у нас «любо-о-овь», — солнце светит и дальше по тексту, — а расслабляться мне надо. В книжке про отношения не написано было, что эти самые отношения это так сложно. — Сарказм был тот же, голос, манера поведения, все то же. Взгляд другой. Спокойный как и всегда, но… просто спокойный. Успокоившийся. — Плохая книжка, сжечь ее нахуй. Запишусь к какому-нибудь коучу на курсы.

Едва сдержала «да, на курсы минета», с силой скрещивая ноги и раздраженно принимая свое полное поражение — намокло нижнее белье.

Ну и не сказала еще и потому, что была не совсем уверенна в реакции боярина, уже остановившего задумчивый взгляд на моей чашке с кофе. Я ее убрала на подоконник, а то точно бы сказала.

— Чаво сидишь? — Вопросительно приподнял бровь, бросив краткий взгляд на наручные часы. — Рабочий день только что кончился. — Поехали домой, я сделаю языком тоже самое, но не в рот. — «Ветер дует, земля круглая» и Полина охуевшая от сказанного настолько, что у нее впервые в жизни челюсть отвисла. И от вспыхнувшего в венах огня прокатившегося по венам вниз живота сидеть стало неудобно.

Влад закатил глаза и достал телефон, бросив мне «как отомрешь, скажи» начал в нем играть в танчики.

— Влад, — дрогнувшим голосом начала я, стараясь на него не смотреть и успокоить бешено бьющееся сердце. — Есть разговор.

Он выжидательно приподнял бровь, не поднимая взгляда от экрана. Я вздохнула, внутри содрогнувшись и начала рассказывать о предложении Зимина, раскладывая все по полочкам.

Он молчал. Он всегда слушает молча, не перебивает, не уточняет, не задает вопросов. Как будто со стеной разговариваешь.

— Я подумаю. — Сказано ровно и задумчиво.

Я кивнула и пошла к вешалке за пальто.

— Ты куда, Межекова? Сказал же, что я подумаю, дай мне секунд сорок.

Я закатила глаза и повернулась к нему.

Влад чуть прищуренно смотрел в стол, выключив телефон и откинувшись в кресле.

— Согласен. — Медленно перевел на меня задумчивый взгляд. — Пусть завтра наберет мне в обед, мне с ним надо будет встретится, перетереть пару моментов. И пусть подготовит очень толкового спеца, который будет заниматься бухгалтерией.

— А я? — растерялась, глядя на него, поднимающегося со стула и идущего мимо меня на выход.

— Ты не будешь. — Взял мое пальто, слегка встряхнул чтобы расправить и приподнял над моими плечами, взглядом веля одеваться.

— Что? — с упавшим сердцем спросила я, на автомате просовывая руки в рукава.

— Ебануть может там хорошо, вот что. — Запахнул пальто на мне, на мгновение сжав в объятиях. — Ты не будешь этим заниматься. Сиди вон бумажки перебирай. — Бросил без эмоций, и отстранился направляясь к двери.

Здание покидали молча, он как всегда спокойно шел впереди, я, уже привычно охуевая позади.

— А шмар… бричка твоя где? — На выходе обернулся взял за локоть и направил в сторону края парковки, где был очередной черный танк.

— Я зимнюю резину не взяла. Сказали в ближайшее время снег повалит, — пробормотала я, отвечая на смс мамы, что сегодня не получится заехать. — Завтра суббота, съезжу куплю.

— Колеса под задницей всегда должны быть. Сегодня заедем возьмем.

Неожиданно, но открывает мне пассажирскую дверь, одновременно разговаривая по телефону. Разговаривает грубо, с матом, видно, что очень зол. Садится за руль и запускает двигатель, одновременно прикуривая и прищурено глядя в лобовое. Снова ругается, закатывает глаза и велит стоять и не шевелиться, пока не приедет, иначе голову снимет. И вот как-то этому сразу веришь.

Бросает телефон на консоль и выезжает с парковки.

— Планы поменялись, Межекова. — Ровно произносит, но воздух отравлен. — Сейчас тебя домой отвезу, ты там потуси в одиночестве, носки постирай, бигуди завей, борща захреначь. А то сколько раз меня трахала, а ни разу не сварила, я чувствую себя использованным. — Зло сплевывает в окно и закуривает новую сигарету. — Заберу тебя часа через два, съездим за резиной. И нам с тобой тоже резину надо, задрался, как подросток в руку спускать…

— Я на таблетках.

Брякнула и тут же прикусила язык. Казаков прыснул и покачал головой, не отводя взгляда от дороги, атмосфера в салоне перестала быть такой давящей, но не полностью — Влад был все еще зол.

Поэтому я покорно промолчала, когда он привез меня домой. К себе. Молча впихнул в руки ключи от квартиры и велел идти. Вот прямо аж выворачивало всю от желания съязвить, выкинуть протест, но у него было не то настроение чтобы скандал не закончился моей казнью — прямо на лбу написано.

Борща, ему блять, свари. Зло глядя на рванувший к въезду из паркинга автомобиль я скривилась и плюнула ему в след.

Свари, блять, борща. Ну и где, сука, тут магазин?

Выйдя с паркинга и обогнув дом я обнаружила супермаркет, но до него не дошла.

Меня окликнули, когда поднималась по ступеням. Я обернулась чтобы заметить внедорожник, останавливающийся у заезда в карман у магазина. Внедорожник с номерами администрации.

Вечер стелился на город, зажигая уличные фонари. И начал падать первый снег.

У меня оборвалось сердце, но не шаг. Я сцепила зубы, понимая, что все. Никаких эмоций, Полина. Никаких. Мозг должен рулить. Иначе пиши пропало.

Порыв холодного ветр, перед тем как открыла заднюю дверь и села внутрь темного салона с приятным запахом.

Автомобиль почти сразу неторопливо тронулся вперед, разрезая ксеноном фар пляс крупных хлопьев снега.

— Полина Викторовна, добрый вечер. — Его тон почтителен, его улыбка очень доброжелательна.

— Добрый. — Вежливо кивнула я, глядя на Ерохина, облаченного в дорогой синий костюм и велюровое черное пальто.

— У него прошло два обыска. — Он изучал, ощупывал мое лицо взглядом.

О как. Сразу и по делу. Ну, а хули нам? Тоже по фактам пойдем, тварь ты ебучая. Только тем фактам, которые я тебе втюхаю, ведь ты не Казаков, тебя наебывать можно без риска для жизни. Очень ровно произнесла, отвечая ему долгим взглядом:

— Полагаю, если вы в курсе этого, то знаете и то, что это мелочи, потому что ничего серьезного за этим не последовало.

Ерохин очень устало вздохнул. Прямо вот чувствуется, что Казаков его доконал. Не только тебя, Ерохин. Он мне всю душу выебал. И дошел туда, откуда теперь не могу выгнать. И это самое пугающее. Потому что вариант изгнать его оттуда только один, а ассоциация с этим вариантом единственная — его умение по особому ставить руки, когда он готов переломать конечности.

— Поэтому я хочу услышать что-то мотивирующее, Полина Викторовна. — Без нажима. Но с отчетливым подтекстом, что сейчас я должна дать это что-то мотивирующее. — Владислав Игоревич проявил к вам интерес, исходя из этого, я делаю вывод, что у вас прекрасный шанс выстроить с ним доверительные отношения. Я не вижу результата, Полина Викторовна, и это меня огорчает.

— Он очень… сложный человек. — Едва заметно усмехнулась. Горько и правдиво. Отвернулась к окну, за которым медленно проплывал город в объятиях ночи. — И войти к нему в доверие непросто. Думаю, вы понимаете это, если за длительный период не обзавелись тесным знакомством с одним из его доверенных людей и вам пришлось прибегнуть к помощи третьих лиц.

— Вы же понимаете, что я имею в виду классику. — С мягким укором произнес он. — Именно классику отношений между мужчиной и женщиной, а не как специалиста и работодателя. Если рассуждать логически, то ваша задача при таком условии упрощается, однако, я не вижу результатов.

— Казаков сложный человек. — Повторила я и перевела взгляд на Ерохина, вопросительно приподнявшего бровь.

Он искал на моем лице любую мимическую ошибку, сообщающую ему главное — у меня случилась Беда и я для Ерохина отработанный материал. А нихуя подобного, старче. Нихуя. Я себя просто так пустить под пресс не дам. Ни ему, ни тебе. Хотя ему сопротивляться сложнее, потому что в мозгах и ярости мне противопоставить ему почти нечего. И ты, тварь, знал об этом. Прямым текстом тогда в ресторане об этом сказал, типа ебись сама с тем, чтобы все не вскрылось. Только я не знала в тот момент, кто такой Влад. И на что он способен.

— Условия, что были им озвучены далеки от классических отношений между мужчиной и женщиной, Дмитрий Степанович. На позиции любовницы проблематично в краткий срок вызвать у подобного мужчины желание рассказать о рискованных моментах его деятельности или доверить их документальное подтверждение.

— Вот как. — Он удрученно покачал головой, переводя взгляд в подлокотник, разделяющий пассажирские сидения. — Все же я надеялся на иное. Владислав Игоревич невероятно избирателен в отношении людей, тут ваша правда, но он весьма заинтересован в тех, что одарены интеллектом и смелостью. Исходя из этого, я сделал вывод, что его… кхм… глубокий интерес говорит немного об ином.

«Охренеть, ты оказывается тупая, Межекова, а я-то понадеялся…»

Надейся дальше, старый хер.

Кинул тут меня на передовую и еще радовался, что Казаков меня пробивал. Типа, о заебись, сейчас Межекова натрахает мне инфу. Щас, ага. А потом меня в асфальт вобьют, а ты дальше радоваться будешь, политгандон. Я уже натрахала тебе инфу, только не дам. Потому что это Казаков, а жить я еще хочу. Нарою тебе что-нибудь, за что ему мне башку с размаха проломить не надо будет, чтобы и ты от моей дуры отказался и Казаков меня не сильно…

Сердце на миг ошиблось, когда я вспомнила про Руса в загородном доме… И перехваты и рефлексы Казакова. Говорящие только об одном — трогать нельзя, сломает. Сука, Ерохин… Какая же ты сука…

Вздохнула, сдерживая себя от того, чтобы прикусить губу и посмотрела прямо на него:

— Проявленный ко мне «глубокий интерес» говорит лишь о его осторожности, думаю. Все же, несмотря на им озвученный и принятый мной вариант отношений это может сказаться и на рабочих моментах. По крайней мере, я стараюсь это совместить, Дмитрий Степанович. — Доверительно сообщила я. — Возможно, он тоже предполагает исход текущего положения вещей как нечто более близкое к классическому варианту отношений между мужчиной и женщиной, оттого и проявил глубокий интерес. Он человек не глупый и дальновидный.

— В этом-то и вся беда. — Хмыкнул Ерохин, отводя от меня взгляд.

— Согласна. — Кивнула я в полной солидарности.

— Однако, как вы понимаете, мы не можем долго затягивать, Полина Викторовна. — Взгляд сквозь стекла очков давящий и однозначный. — Вы должны постараться. Светлана обаятельна и настойчива, я могу не устоять против ее напора.

Тварь. Просто грязное животное.

— Хорошо, я вас услышала. — Резко ответила я, сверля взглядом его непроницаемое лицо.

— Мне этого мало. — Обаятельно улыбнулся. — Полина Викторовна, не держите меня за дурака. У вас не может быть пусто. Я жду.

— Я на позиции любовницы и он пока не доверяет, но я все делаю, чтобы это изменилось, дайте мне больше времени.

— Сейчас я в это верю. В вашу позицию любовницы. — «Ты ж тупая, оно и не удивительно, что он тебя просто трахает». — Я говорю о другом. Мне озвучить этот грубый вариант? Не хочется, ибо ваша сестра действительно нежный хрупкий цветок и такие слова в ее адрес звучать будут компрометирующее для меня, как ее поклонника.

— Зимин предложил ему взять на нас полное ведение его бухгалтерии. — Признала я, чувствуя, как становится холодно. Как этот грязный шантаж и сила запускают лед в тело.

— Он дал согласие? — на мгновение маска пала и я увидела перед собой голодного хищника, почуявшего кровь. Но это было на долю секунды.

— Сказал, что подумает. Вероятнее всего согласится. — Смотрела в окно и чувствовала, как все внутри дрожит.

— Вероятнее всего?

— Я сделаю так, чтобы согласился. — Прикрыв глаза, послушно сказала то, что он потребовал одной предупреждающей интонацией. Подписывая себе приговор.

— Хорошо. Очень хорошо. — Одобрительно сказал Ерохин. — Дам вам еще две недели, Полина Викторовна. И вы, думаю, все понимаете.

— Разумеется. — Сквозь зубы выдавила я, в ожидании, когда же водитель Ерохина припаркуется возле магазина где меня выцепили.

Глядя вслед отъехавшей машине, я снова плюнула. От всей души. С ненавистью. И внутренней дрожью.

 

Глава 12

Он приехал поздно, ни через два часа, а очень поздно ночью. Усталый настолько, что только вяло поморщился на сраный борщ и просто кивнул в сторону спальни.

Заснул быстро, почти мгновенно, а я еще долго лежала, разглядывая его лицо в полумраке спальни и прикусив губу.

Резину мне так и не выбрали, мне дали боярские танки и велели подождать недельку, а то «сама херню выберешь, неделю потерпи, нормальная резина придет». Естественно это слабый такой аргумент, но сказан он был таким тоном, что моя бэшечка так и стояла у дома.

Понеслись ужасные будни. Зимин прислал Серегу, но Казаков его посадил куда-то в свой офис и мы вообще не пересекались. Влад появлялся ежедневно, ночевала я только у него и каждый день я делала для себя шокирующие открытия.

Самое ужасное из них — Казаков красив. Он очень красив. И это просто кошмарно.

Я понимала, что у меня такой занос потому что у меня действительно случилась Беда, но даже и без этого в ту первую встречу, я уже отмечала, что он приятен. Просто тогда мешал анализ. Сейчас я поняла, что эта сучня просто нереально красив. Я бы ему оду не на один час воспела, только если бы он меня не продолжал бесить. Ну, вот было такое, когда я зависала, глядя на него, чем-то занятого и он едва слышно и без эмоций мне говорил «Межекова, вытри слюни, потом тебя трахну, я сейчас занят». Меня просто выворачивало от злости, а он не, переводя на меня взгляда улыбался. Тепло и красиво.

Как он и предрекал, у меня действительно случилась Беда. И он от этого ловил нереальный кайф. Впрочем, винить его мне было не в чем.

Потому что Влад умел все. Он знал когда, как и что сказать. Он почти не показывал своего отношения. Но оно считывалось. По легким вскользь прикосновениям. По «где шапка, дурнэ? Ты мне умная нужна, я люблю трахать мозги» и резкому нахлобучиванию мне капюшона. Это было заметно по придерживанию дверей, когда мы куда-то шли. Заметно по тому, что в ресторанах он сначала заказывал мне. По тому, как он нависал сзади, когда я ему показывала моменты отчетности, как можно вывести покрасивее и он едва ощутимо выдыхал мне в затылок, лишь изредка прижимаясь губами. И вообще он любил быть вот так, стоя позади меня. И здесь я не о пошлостях всяких, хотя, если касаться их, то там он тоже предпочитал больше сзади. Ну отбитый же, что тут скажешь еще.

Влад подавал мне драконов и сидел позади меня жуя жвачку и сидя в наушниках. Но он слушал. Слушал, что я говорила. Иногда присылал мне смс «еби жестче, мой рыцарь, я почти потек» или «хули ты растягиваешь так долго, у них там и ведро со свистом пролетит. Давай, Межекова, обожаю когда ты на моих глазах кого-то имеешь». Я подчинялась с удовольствием и знала, что если что, то он их просто взглядом нагнет.

Казаков все так же изгалялся с передачей даров боярыне через свою чернь, но я выкупала, когда действительно выбирал он — вкус у него был во всем, а подход придирчивый и он выбирал не самое баснословное по цене, он выбирал только самое лучшее. Опричники этим качеством не отличались.

Я понимала, что все для меня кончено. Он не оставил мне ни единого шанса. Не взял измором. Нет. Совсем. Он однажды присел на корточки в темном углу и сказал ему доверять и я не пожалею.

Срыв у меня произошел однажды. Он не приехал домой. Прислал краткое «все хорошо, просто дел по горло, ложись без меня». Я стояла и смотрела в экран и пришло еще одно «правда, все хорошо, не переживай».

Водка и энергетик это то, что вот на случаи пиздеца. Темный угол его квартиры. Сбитые всхлипы и смех навзрыд. Я уже знала. Все. Я проиграла.

Просидела так около часа. Шатаясь пошла в ванную, под ледяные струи душа. Холод в теле и в душе. Отсутствие решения.

Добил меня Сережа, занимавшийся его бухгалтерией. Влад был против моего вмешательства туда, он накидывал мне дел, чтобы было не скучно, но туда соваться вообще запрещал. Сережа добил меня тем, что дал-таки мне сунуть нос. Просто мы с ним были Зиминские и гуру нас приучил, что коллективное сознательное это гораздо важнее любого выебона заказчика, гораздо важнее. Вбил это в подкорку. Поэтому Сережа без вопросов показал мне все.

И я увидела подводные камни. Я увидела причину, по которой меня не казнит Влад, но по которой может поплыть Ерохин — помимо всего прочего, Влад банчил ворованными тачками. А так же утопленниками и аварийными. Автомобили рихтовались в его сервисах, на них менялись вины, вбивались новые, создавались документы и машины уходили… в автомобильные салоны. Которые по документам принимали одну от дилера и по черному счету две-три от Казакова, которому херачили в ответ хорошим баблом. Разницу он имел бешенную и во все щели. Каждые три недели. У Казакова даже заказы были от салонов.

Я сказала Владу, что у меня заболела бабушка и мне нужно ее навестить. И полночи ночь бухала в машине под мостом на выезде из города. На повторе попеременно Ти-фест с его скандалом, и Капа и Картель с их сукой. Дрожащий палец над текстом в краткой смс «у меня проблемы» перед отправкой абоненту обозначенному в моем телефоне как Гуру. Не отправила. Я знаю, что он зарубится за меня. Знаю, что попытается вывезти. Одно но — когда все закончится первый в моей жизни человек, которого я уважала, перед кем преклонялась и стремилась стать похожей в профессиональном плане, будет меня презирать. Потому что подписалась на распил, а это он считает в принципе разрядом дешевых проституток не достойных ничего, кроме презрения. Поэтому смс была удалена.

Треки на повторе. Алкоголь внутри. На словах «с ней ты, подумай, что будет у вас потом» я ухмыльнулась. На строчке «ты можешь мне не верить, но скажи своей невесте — она легко ведется, коли залить грамм двести» — согласно стукнула стаканом с водкой и энергетиком по консоли.

На словах «что встретит тебя и превратит тебя и превратит твою жизнь в кошмар» расхохоталась. И расплакалась.

Я думала о Ерохине, думала о том, что политгандон всесилен. Что он держит меня за горло указывая на Светку. Что он может с ней сделать, с этой дурой, которая не понимает ничего… Ебанет по ней и мы никогда ничего не докажем, а я никогда себе не прощу.

Еще в институте одна придурочная с параллельного потока завязалась с кем-то из родственничков политической элиты. Он ее в карты проиграл и деваха два дня по кругу шла в загородном доме и нихуя никто ничего не доказал. Политику трогать нельзя, а ее цепных псов никогда обвинить не получится…

Старче-аппокалипсис наверняка придумает что поинтереснее, чтобы действительно меня в коленно-локтевую, пока эта дура… Господи.

К утру я пришла к выводу. Я сдам. Я сдам эту хуету с тачками, там выхлоп Влада меньше, чем с лизинга, там меньше людей впутаны, а это значит, что возможно меня даже не убьют.

В том, что я без потерь из партии не выйду я знала точно — пятьсот семьдесят шесть миллионов просто орали об этом. Если Влад в бараний рог не скрутит, то на ремни пустят те, кто долю имел. Обнал трогать нельзя. Схему на реализацию в салон можно. Есть шанс, что не убьют. Есть же?..

Светка, дурочка, надеюсь, ты когда-нибудь будешь любить хотя бы своих детей вот так, как я тебя, тупую дебилку. Когда-нибудь поймешь, что семья это все.

Я возвращалась к себе в съемную квартиру с воодушевлением самоубийцы. До встречи с Ерохиным два дня. Мне пиздец. Отступать не буду. Моя кровь, а супротив моя любовь. Я сложила голову и уже похуй, нужно насладиться двумя оставшимися днями. Отчаиваться буду перед тем, как мне предъявят счет, а сейчас… сейчас я хочу подло насладиться. Очень подло. Хочу. Это мое право смертника.

Отключила все эмоции, ведь решение уже принято, чего мусолить?.. Вернулась домой и отоспалась до обеда, пока Казаков разруливал свои темные делишки и к моменту как я проснулась напросился ко мне. Ну, как напрашивался. «Я сейчас приеду и оттрахаю тебя, сука» это такое себе напрашивание. Этот секс был остервенелый. Прямо на пороге.

Охеревший Влад слабо съязвил, что нужно отправлять меня к бабушке почаще. Я рассмеялась и искренне его поцеловала.

Я знаю, что я тварь. Знаю. Мне похер, я уже расписалась в приговоре, не надо отнимать у меня последние мгновения глотков кислорода.

Но я ошибалась.

Не в том, что я тварь. А в том, что это последние мгновения и решение уже принято.

Началось все неожиданно. Он скользил пальцами по моему плечу, пока я лежала на его руди, смотрел в телевизор и сказал, что вечером поедем выбирать мне резину. Я что-то там проблеяла, что уже купила, и боярские танки мне теперь ни к чему, он сказал, что мою шмару за машину не считает, и вечером поедем выбирать мне резину, а кузов типа бонусом к этому идет. Мое слабое возражение не было принято во внимание.

Вечером поехали за город. Влад стебался надо мной, я, потягивая вино из бутылки вяло огрызалась. Уже ближе к выезду из города Казакову позвонил Вано.

Слушал он его довольно долго и воздух прямо травился все больше и больше.

— Нет. Это нерентабельно и просто полная хуета, я в это ввязываться не буду, откажи этой конине. — Раздраженно бросил он, резко трогаясь на разрешающий сигнал светофора. — Что значит, блять, по «какой причине»? Ну, скажи по религиозной… А в том смысле, Ваня голова ты баранья, что если он и дальше будет до меня доебываться со своей розовой хуйней, то я станцую на его могиле, а делать мне этого нельзя, потому что в детстве меня не спросили и покрестили и мужик на небе будет мной недоволен, вот и вся религиозная причина… Ну а хули ты так тупишь, блять? Я велел сказать «нет», ты обдумываешь, как это подать, чтобы со мной все равно все дружили, я за какой хуй тебе еще плачу, тупица?..

Раздраженно швырнул телефон на приборную панель, а я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, потому что… Влад это Влад. Он даже когда раздражен до предела, все равно перлы выдает. Но только до предела. После уже совсем не смешно.

Впрочем, сейчас он был именно раздражен, а не зол.

— Влад, у нас же стосунки, да?

— У нас уже «любо-о-овь», Межекова, — метнул на меня хмурый взгляд, вытягивая сигарету из пачки зубами. — Че те надо от меня «любо-о-овь» моя, блять? Только кратко и по факту, а то тебя тоже отпылесосю.

Меня просто вынесло. Смеялась как умалишенная, глядя на недовольного боярина, не с первого раза прикурившего, психанувшего и выкинувшего сигарету вместе с зажигалкой в окно. Это рассмешило еще больше и я поперхнулась вином. Казаков недовольно закатил глаза, но промолчал. Курить ему хотелось, поэтому он остановился у придорожной кафешки и пошел за зажигалкой.

Вернулся почти спокойный, распахнул дверь с моей стороны и поцеловал. С нажимом и силой. Я слабо сопротивлялась, уже чувствуя как мое тело откликается. Он отстранился, прикурил и облокотился о дверь.

— Это оно. — Негромко хмыкнул, бросив взгляд на мое растерянное лицо.

— Что? — нахохлившись спросила я, предупреждающе глядя на него исподлобья с намеком, что если сейчас начнет стебаться, то огребет.

— Ты чухнула, где тебе бояться не надо. Поздравляю, Межекова, вы медленно, но эволюционируете. — Прикусил губу, смазывая улыбку.

— Это просто ты деградируешь, оттого и кажется, что я развиваюсь. — Бросила резко и зло, и отпихнула его, чтобы закрыть дверь.

— Прямо по краю прошлась, ладно, но я уже Вано выебал, так что ты прощена. — Серьезно сказал он, садясь за руль.

Я скривилась, но промолчала, потому что атмосфера в салоне была предупреждающая. Козел.

За городом ехали довольно долго. Эта сучня включила Владимирский централ и запрещала мне сменить трек, даже когда он в пятый раз начал играть. Это невероятно разозлило и я, швырнув недопитую бутылку в окно, начала рыться в салоне в поисках наушников. Нашла в подлокотнике. Он прибавил громкость.

Я убито простонала, плотнее прижимая наушники, он довольно заржал. И съехал на обочину. Вообще, это странно под шансон сексом заниматься, но я же с отбитым уркой, так что нормально.

Приехали на загородный закрытый автодром. Ночь стелилась и укрывала снегопадом большую площадку заполненную автомобилями и людьми.

Он вышел из машины, я вслед за ним. Снова что-то празднуют. Смех, музыка, алкоголь. И восемь машин почти в центре автодрома, не считая семи на краю площадки у высоких деревьев.

Коба и Амир, те что были на распиле, Руслан, Спасский, остальных не знала. Собрались почти в круг возле Влада. Краткие разговоры не о чем. Шутки и смех, разрезающие ночную тишину. Они праздновали. Опять кого-то грабанули, наверное.

Казаков притянул меня к себе и обнял сзади.

— Выбирай. — Краткий кивок в сторону ряда автомобилей.

— Это те самые? — сглотнув, спросила я, оглядывая машины. — Те которые ты провел через лизинги?

— Ну что ты, те уже проданы. — Натянул капюшон мне на голову и положил подбородок на макушку. — Это уже другие, пока чистые. Что ж я тебе маркированную тачку дам, что ли, за кого ты меня принимаешь? Выбери, остальные в дело уйдут.

Холод по венам, мой краткий выдох. Выбирать мне не хотелось. Я сжала его руки, скрещенные под моей грудью и отрицательно повела головой.

— Дурнэ, Межекова… — зевнул он. — Ладно, все бери. Завтра новые возьмем, время терпит.

Я аж подпрыгнула на месте и возмущенно на него оглянулась. Его глаза смеялись. Склонился и скользнул языком по моим губам, ломая сопротивление. И стену. Которую ломать нельзя. Я отвернула голову, переводя дыхание и беря себя в руки. Нельзя. Не сейчас.

Отбрехалась, что выберу потом и готова была расцеловать Вано приставшего к Казакову с какими-то вопросами. Потом еще были Коба и Амир, они его отвлекли, они расслабили меня. Дым сигарет в воздухе, алкоголь в крови. Его краткие спокойные поясния, что кому и как делать, их уточнения.

— Влад, — позвал Руслан, из ближайшей машины. — Я такую песенку нашел…

— Валяй. — Кивнул Казаков, плотнее прижимая меня к себе и кивая на поданный кем-то виски когда Руслан включил трек и увеличил громкость.

На словах «нет-нет-нет, не надо больше мне БМВ» Казаков рассмеялся в унисон с остальными и одобрительно на него посмотрел. На словах «скачет, сука, евро», усмехнулся и теснее меня сжал.

— Вано, подгоните ее сюда. — Сказал он Спасскому. Тот кивнул и кому-то махнул из толпы.

Они вернулись через минут сорок. Тот человек ехавший на одной из новых машин и вслед за ним Спасский. На черной Феррари.

— Это?.. — пригубив вино и шокировано глядя на остановившуюся в метрах пятидесяти у края выезда машину негромко начала спрашивать я.

— Восемьсот двенадцатая, с восьмистами лошадьми под капотом, — ровно ответил он. — Забавная зверушка.

— Твоя?

— По документам нет. Я вообще нищий, ничего нет у меня. По документам. — Тихий смех, протяжный выдох сигаретного дыма в сторону, медленно стягивает мне капюшон и вкрадчиво шепотом на ухо, — доверяешь мне?

— Проверь. — Не отводя взгляда от машины и чувствуя, как ускорилось сердцебиение тихо сказала я.

Тянущий низ живота миг, когда кончик его языка скользнул мне по мочке уха.

— Стой на месте и не дергайся. — Вложил в руку бутылку, сжал в руках особенно сильно и отстранился, громко приказав, — отошли все и брички отогнали.

Ночь. Тихий снегопад. Загородная трасса. Закрытый автодром. Большая площадь озаряемая фарами множества автомобилей и взревевший черный зверь, когда хозяин пробно надавил на газ. Из приоткрытокого окна сигаретный дым. Он держал ее на месте, просто позволяя рычать, когда сам склонившись к приборной панели быстро что-то там нажимал, переодически еще и на руле.

Сигарета отброшена, окно настежь. Зверь взревел особенно громко. Он готов. Они оба.

Между ними и мной расстояние метров пятьдесят, может чуть больше.

Оглушающий, рвущий слух и душу рык. Еще один. Еще. И он дает своей черной стерве разрешение броситься.

Кровь загорелась, когда машина взревела особенно громко и сорвалась с места, выстреливая на меня. Выстреливая резко и безапелляционно, разрывая диким адреналином жилы и душу.

Расстояние сокращалось очень быстро, но виделось это как в замедленной съемке. Метров пятнадцать между нами, доля секунды и вот уже не больше десяти. И он пустил ее юзом. Дал угла. Управляемый занос восьмисот лошадей. Рвущий нутро свист резины по асфальту, пускающей шлейф из густого клуба дыма. Феррари рычала. Громко и торжествующе описывая возле застывшей меня полукруг. Две секунды и круг.

Я его не видела, слепил свет фар и адреналин. Визг резины по едва не мерзлому асфальту и глянцевый капот проносится по второму кругу на расстоянии вытянутой руки.

В ноздри ударил запах горячей резины и бензина. Запах проник внутрь, вплелся в жилы, влился в кровь, заставил ее вскипеть.

Он отъехал с тянущим шлейфом метров на пятнадцать. Не такой впечатляющий дрифт, это просто, чтобы быстро развернуться и видеть меня. Спрашивать.

Резкий старт — проверял. Я доверяла. Не отошла.

Первый круг пробный. Снова проверял. Не тронулась с места.

Второй круг как последняя попытка дать мне возможность сойти с дистанции. У меня даже мысли не возникло.

Я отравилась тобой, Влад, и пугать меня отныне бесполезно.

Не поняла, что губы растягивает улыбка. Прикрыла глаза, стремясь раствориться в том, что происходило, забыться в этом, остаться в нем. Бутылка к губам как способ утопить себя в ощущениях. Углубить, расширить.

Я хочу большего, Влад, я хочу еще большего. Дай. Сейчас, — краткий взгляд в сторону застывшей в отдалении машины.

Двигатель пробно не ревел больше.

Он сразу бросил машину вперед. Без предупреждения. И на этот раз автомобиль пошел в занос только когда между нами расстояния оставалось меньше пары метров. Третий круг был ближе всех предыдущих, но он не предупреждающий, он нужен как подготовка для самого последнего. Четвертого. И когда он вышел на него я почувствовала удар. Воздуха. По коленям.

Дерущий вкус алкоголя на языке, запах его агрессии, его просто неукротимой силы на моей коже и мне показалось, что если я сейчас не сдохла, то значит буду жить вечно.

Он вышел из машины, шаг медленный и медленное поднятие головы, спокойный взгляд, а в нем всё.

Я дышала часто и прерывисто, будто километр пробежала, кровь горела, кожа тоже. Пары метров не дойдя до меня и швырнул ключ. О, разумеется, хвательный рефлекс он у меня уже проверял, и знал что и сейчас подхвачу.

— Я нашел тебе резину, Межекова. — Кивнул на ключи в руках остолбеневшей меня. — Завтра переоформим. На смену возьму тебе Вольво. В этой только со мной будешь ездить. Вы обе больные, вас нельзя наедине оставлять. — «Солнце светит, земля и тыры-пыры». Подкурил и с удовольствием посмотрел на мое перекашивающееся лицо.

— Я не возьму, ты что… Казаков, ты вообще, что ли? И вообще отстань от меня, у меня есть машина… — бесполезно пытаясь впихнуть ему ключ, начала злиться я.

— Ты мне при мне еще назови марку и повтори что это машина. Давай. Рискни. — Выжидательно приподнял бровь, зажав зубами сигарету и перехватывая мои руки. Взглядом говоря совсем другое — вокруг люди, выебываться на людях нельзя, если ты забыла. — Ой, отстань, Межекова. Бери и не булькай, все равно бесполезно. Да и не нравилась мне эта тачка никогда. Тебе отдавать не жалко.

— Зачем ты ее купил? — отвела взгляд, сдерживая себя от позыва устроить ему темную прямо сейчас.

— Бухой был. — Поморщился он, отстраняя от меня руки и медленно выдыхая дым. — С тех пор я текилу в таких количествах не пью.

Я убито покачала головой, глядя на ключ в своей руке. Казакову позвонили, он поднял трубку, секунда и лицо исказилось. И у меня сердце пропустило удар.

— Доки сжечь! — рявкнул он в толпу окружающую меня и его.

Несколько человек метнулись к машинам. Спасский стоящий рядом со мной уставился на въезд, где уже был виден свет фар быстро приближающихся от трассы автомобилей.

Влад встал впереди, неотрывно глядя как в метрах десяти левее несколько человек бросив стопку листов бумаги на асфальт плеснули из канистры и подожгли.

И на площадку влетели машины. Люди в форме и с оружием. С криком и грубостью. Владовские на коленях и на земле.

К Казакову, стоящему передо мной и Спасскому пронесся фургон. Меня к двери, Вано и Влада на колени.

Сердце пробивало грудную клетку, когда я неотрывно следила как у Влада стоят несколько человек и… дуло у его лица, пока его руки как мои и Спасского заковывают в наручники.

— Уверен? — голос Казакова совсем негромок, он почти теряется в какофонии задержания разбивающей холод и покой ночи.

Казаков спокойно смотрел в голубые глаза человека стоящего перед ним и было отчетливое чувство по напряженным нервам, что тот едва сдерживается чтобы не ударить его прикладом. Только за безэмоциональным и ровным голосом Влада скрыта тяжесть последствий. Это тоже отчетливо чувствовалось… Последствий для всех. И меня начала бить дрожь от понимания этой тяжести. Особенно той ей части, что явно вскоре перепадет и мне.

* * *

Город. Отдел. Краткая заминка пока всех разводили. Меня хотели отдельно от него. Но Влад, посмотрев в сторону немолодого мужчины в форме сказал только одно «девчонку со мной, итог будет один, так что не трать время».

Третий этаж, небольшой кабинет и двое ожидающих в штатском. Казаков шел впереди меня, я, потирая кисти с которых еще в машине сняли браслеты за ним, тот что нас вел к кабинету закрыл дверь и остался в коридоре.

Немолодой лысейщий мужчина за столом курил и прищурено смотрел на Влада, идущего к стульям перед его столом. Второй человек, примерно ровесник Казакова, полусидел на подоконнике, напряженно глядя на него, неторопливо приближающегося к столу. И кода Влад дошел до стола, остановился и… плюнул в того, что был на подоконнике.

Я ошарашенно замерла, глядя как тот выругавшись матом, кинулся на Казакова, они сцепились и Влад почти повалился на стол сметя с него монитор, папки, бумаги и еще какую-то херь. Мужчина за столом подскочил и с руганью начал их разнимать. Разнял, но с трудом.

Влад, раздраженно оправив одежду сел напротив стола мужчины, который второго оттащил к подоконнику. Казаков взглядом мне велел подойти и сесть по его левую руку.

Атмосфера в кабинете травилась откровенной ненавистью, Казаковским ублюдочным отравляющим раздражением и моим ужасом, заставляющим руки, сцепленные на коленях мелко дрожать. Но тишина все не нарушалась. Влад с непроницаемым лицом, чуть хмуро смотрел на мужчину за столом глядящено на него непередаваемо зло. И все-таки отведшего взгляд.

— Казаков, ты всегда появляешься эпично. — Выцедил он и снова посмотрел на Влада. — Чем тебе Варламов не угодил? — краткий кивок в сторону злобного мужика возле подоконника.

— Что вам надо от меня, Егоров? — спросил ровно, но так давяще, что даже я вздрогнула.

— С поличным взяли. — Егоров сглотнул и снова посмотрел на него.

— Без доков нихуя не докажите. Мозги не ебите, отпускайте. — Влад едва заметно, медленно склонил голову на бок, не отпуская взглядом мужчину за столом.

— Так не все сожгли ж, Казаков. Не успели вы. Сейчас оформляют.

— Егоров, а глянь сюда. — В голосе Влада насмешка, а из рукава канцелярский нож. Я метнула взгляд на разбросанные вокруг стола вещи и поняла, чем именно Варламов Владу не угодил. Казакову нужен был нож.

— И чего это? Меня пырнешь, что ли? — мужчина даже повеселел, иронично глядя на нож в руках Влада и жестом веля оставаться Варламову на месте. — Казаков, да ладно, это даже не смешно.

Влад усмехнулся, не отводя от него взгляда. Щелчки выдвигаемого на пару сантиметров лезвия. И прислонение металла к своей правой кисти. Медленно надавил и на бледной коже выступила капля крови. Надавил сильнее — тонкая струйка.

Я задохнулась, но я была научена. Влад прекрасный учитель. Поэтому я сидела и молча кричала от начинающегося кошмара.

— Ты что делаешь, долбоеб… — сипло прошептал мужчина в неверии глядя как металл обагряет кровь, стекает по нему, красит пальцы с зажатым ножом.

Варламов было тронулся вперед, но остановился, прекрасно расценив взгляд Влада. И усиленный нажим, повлекший частую алую капель на потертый линолеум.

— Дернись еще раз — полосну сразу. — Негромко предупредил Влад и перевел взгляд на бледного Егорова. — Сначала эту, потом сразу вторую. У вас будет не больше пятнадцати минут на скоряков, прежде чем я встречусь с апостолом Петром. А потом, Егоров, прикинь расклад: в Лидманской псарне славящейся прессингом мусора Казакова вскрыли. Смешная ситуация выходит — мне вены порезали, а это станет не просто скандалом, да Егоров? Сколько у вас людей на эшафот пойдет, когда мои, в знак протеста, перестанут молчать? Я уже говорил, что будем жить дружно. Не тебе, правда, но ты явно об этом слышал. Вы все об этом слышали. Так что выбираешь, Егоров? Готов взять на себя ответственность за начало пиздеца? Я готов. Ты?

— Ты… Казаков… ты… — потерянно лепетал мужчина, шокированно глядя на его руку.

Канцелярский нож резко в кисть. Звук вспарываемой кожи и чувство тошноты подкатившей к горлу.

— Блядь… да что надо сделать, урод?! — Егоров яростно оскалившись посмотрел на непередаваемо спокойно глядящего на него Влада.

— Наконец-то правильно базарить начал. Кто меня сдал? — ровно спросил он.

— Родионов. — Выдал, будто выплюнул.

— Крыса Родионов дал вам ложную наводку. Машин не было, документы отдаете моим людям, ждут у входа. Тех кого загребли осмотри, хоть волосок упал — вскроюсь. На все про все полчаса.

— Казаков, это нереально сделать. — С ненавистью и почти страхом.

— А ты сделай. Я уже сказал, что будем жить дружно, не хуй было пытаться крепить. Висяк у вас, Егоров. Выполняй. Или мне для стимула полоснуться все-таки?

— Толя! — мужчина поднялся из-за стола махнув рукой Варламову и быстро вышел.

Варламов тыстро покинул кабинет вслед за ним.

— Лицо проще, Межекова. — Задумчиво посоветовал Влад, извлекая из кисти лезвие и зажимая глубокий парез ладонью с ножом. — Я никого в обиду не дам, тем более тебя, не боись. Встань у окна. Хер знает чего от них ждать, учудят еще. Эти самые беспридельные.

Сглотнув, поднялась на ватных ногах и почти прошла мимо него, но ноги вросли в пол.

— Можно… я зажму? — тихо выдавила я, глядя в окно.

Затягивающаяся пауза. Краткий кивок. Села уже справа и ледяными пальцами с силой зажала его кисть.

— Дверь откроется сразу к окну отходишь. Никакой истерики, усекла? — едва слышно, без эмоций.

— Давно. — Голос дрогнул, и я с трудом отвела взгляд от его руки ему в глаза.

Его лицо смягчилось. Глаза потеплели. Тянущиеся секунды. Меня тошнило. Его кровь вытекала между моих пальцев. Он равнодушно смотрел в стол перед собой. Но чувствовалось. Как тогда на обнале. Чувствовалось его напряжение. И это забивало нутро в истерику.

— Ты же понимаешь, что как выйдем я буду Мариной? Как жена Руса. Орать и прочее. — Криво улыбнулась, глядя в разбитый монитор, пытаясь унять учащенное сердцебиение.

— Ага. Я тогда в проституточную поеду. Успокоишься отзвонишь. — Отозвался ровно, как всегда спокойно.

— Возьми меня с собой. — Попытка улыбки, но лицо свела судорога. При повторной попытке все же вышло. — Я там ни разу не была.

— Я тоже. — Поморщившись повел кистью, поднимая ее выше и сгибая руку в локте. — Съездим на экскурсию. Подарю тебе час с мулаткой. Потом расскажешь как.

— Чего рассказывать? С нами пойдешь. Ты ж платишь. — Перевела взгляд в его спокойный профиль.

— Ты такая щедрая, Полин. — Незримый жест, от которого душа сжалась.

— Лучше Межекова. — С трудом сглотнула, давая понять взглядом, что… все. Я не хочу перед ним опозориться.

— Мне тоже твое имя не нравится. — Едва заметно кивнул и посмотрел на меня. — Не как тебе до слез, конечно, но…

— И мне твое не нравится. Про Дракулу постоянно думаю. Тоже знатный кровопийца был.

— В принципе, есть вероятность, что меня зовут не так на самом деле. Но имя Стас просто убожеское какое-то, так что… нет. Даже думать не хочу. Фу.

— Что? — сжала сильнее, но кровь не останавливалась.

— Ничего. Что завтра вечером делаешь? — сильнее сгиб в локте.

— В проституточную еду. Поедешь со мной? — Смешок вышел почти истеричным. Откашлялась и ровно продолжила. — И Руса подтянем, мне его жалко, как представлю иной раз как он живет, боже мой. Начальник и в хвост и в гриву, дома мозг имеют. Оплачу ему мулатку.

— И пару кило кокса. У тебя будет самый преданный поклонник. Пока кокс не кончится.

— Он все-таки сидит на дури, да?

— Два года, как оказалось. Дебил. Тяжело в людях разочаровываться да и не люблю эту возню, как кого рокернуть, чтобы провисов не было… Дебил, блять. — Влад мягко усмехнулся, глядя в мое сосредоточенное лицо, которое постоянно пыталось перекоситься.

— Но мулатку я ему все равно оплачу. — Упрямо делая голос ровным сказала я. — Он, в отличие от некоторых, хоть цветы выбирать умеет.

— Его Марина вообще ко многому приучила. Жуткая женщина. Прикинь, он шить умеет, причем хорошо. Я месяца три его стебал. Ну типа, когда уже Руслик себе юбочку сошьет, или сарафанчиком похвалится.

— Мне нравится сидеть в ментовке и обсирать твоего подчиненного. — Абсолютно искренне сказала я, посмотрев в карие смеющиеся глаза.

— Мне тоже. Давай Вано обсудим. — Негромкий ровный голос и успокоение мне под кожу.

— Во-первых, лысая башка, зато борода. Ты ему хоть намекни, что все наоборот должно быть, мне кажется, он сам все же не догадается. И вообще он чем-то на попа похож. Ты его не из церкви на работу взял?

— Нет, но в приходской школе он учился.

— Да ладно?.. — неуверенно прыснула недоверчиво глядя на кивнувшего Казакова.

Он тихо, рассыпчато рассмеялся. Тепло в сузившихся венах. Нож положил на колено, медленно и плавно протянул руку, чтобы убрать выбившуюся прядь мне за ухо. Мезинцем. Все остальные были окровавлены.

Повинуясь инстинкту повела головой, желая тепла его ладони. Отстранил руку сразу — пальцы в крови.

Я замерла, переводя дыхание и отводя взгляд. Мне нужны его прикосновения. Я не могу. Не вывожу. Закрыла глаза — нельзя показывать.

Он сказал без истерик. Положение пиздец, сейчас нельзя быть тупой. Нельзя.

Словно услышал. Снова протянул руку и так легко, поверхностно скользнул мизинцем по скуле. Медленно. Нежно.

Сидим фактически в заложниках, он выдвинул ультиматум. Самый страшный ультиматум который я слышала в своей жизни. На полу его кровь. В руках нож. На моих пальцах, сжимающих порезанную руку его кровь. Я смотрю в пол, там где она уже свернулась. Смотрю специально, чтобы осознавать. Что проблема еще не решена, ибо я все еще ее вижу, а значит вот то страшное, из-за которого он себя порезал с кошмарным, вбуравливающимся в память звуком еще близко. Перевела дыхание, почти с ненавистью загоняя истерику внутрь. Никаких эмоций. Только думать, Поля, только думать сейчас.

Вызывало ли отторжение то, как он поступал?

Да, вызывало.

Мне, как и всякой другой хотелось заорать, что он сраный долбоеб, что нельзя так, что он просто принципиальный психопат.

Но.

Я прекрасно знала почему. Почему кровь. Он идет во всем до конца. Никогда не фальшивит и сейчас не будет. За ним его люди. Они его, они будут стоять за ним, понимая один простой факт — он идет до конца. Поэтому там и стоят.

Ждала ли я красивого и такого тупого выебона дескать со мной моя баба и сейчас я тут вас всех порешу, словесно и фактически?

Ждала. Я ж женского пола.

А он сказал что убьет себя, если игра пойдет не по его правилам и они хлебнут за это.

Какова должна быть сила и интеллект, когда враги боятся, что ты сдохнешь?

Я уважала его. Ненавидела за то, что он не пошел по девичьему сценарию и понимала, что во всем этом самое тупое это — я.

Ну, тупишка такая, которая орет типа как ты мог сейчас себе вены вскрывать из принципа, что ты за человек, ты просто чудовище! Такое вот женское отторжение.

Его разрушало пониманием, что все. Это очень крупные мужские игры.

Здесь высокие ставки и профессиональные игроки, знающие, что либо ты рискуешь, либо вообще нехуй тут делать. И он был одним из лучших игроков, если не самым лучшим. Поэтому женщин в этих играх нет. Там играют очень крупно, крайне жестко и по строгим жестоким правилам.

Я понимала.

Что мы сидим в отделе. Что нас в любой момент могут закрыть. И нас — это не только я и он. Что он режет себе вены только для того, чтобы показать он кусать не намерен. Еще очень много крови прольется вслед за его. Только он к этому готов. Он двинул свою ставку, а крыть ее было нечем.

Это ведь так легко угрожать чужому. А ты сделай так, чтобы он ополоумел от страха, боясь того, что ты умрешь. Уважение? Безусловно. Преклонение? Абсолютно! Любовь?

Какая же ты сука, Казаков! Какая же тварь! Бизнес твой и сраные принципы?! Ты же себе вены вскрываешь, что бы не замели, сука! Какая же ты принципиальная сволочь!

Но это его ход и бабские визги тут ни к чему.

Поэтому я молчала. Давилась женскими загонами, не видящими сути и молчала. Разумом видела. Он вскроет себе вены. Он действительно это сделает. Это знают все. Поэтому так торопливо все исправляют. Я тоже это видела.

И дать себе волю не могла.

Здесь вершились судьбы, прямо сейчас. Я сидела рядом с ведущим игроком, с самым серьезным и с самым опасным. Зажимала ему вспоротую вену. И понимала. Поэтому я здесь.

Только сейчас дошло почему там в темном коридоре он так резко отдернул руки. Чтобы я сейчас зажимала его вспоротые вены. Кидала дебильные шутки, на которые он так же дурацки отвечал, когда мы стояли на краю пропасти. Оба в его крови.

Он понял это сразу, я только сейчас.

Ему нужна я, а мне никто другой не нужен. Это он тоже понял сразу и сказал об этом. Господи, сколько моей тупости терпел…

Его вопросительный взгляд выдержу ли если коснется, если поддержит.

Смотрела на его кисть. Кровь уже слабо, сукровицей. Смотрела долгим протяжным взглядом на разводы, темный налет на белой коже. Прикусила губу, подавляя еще один последний протест и медленно кивнула.

Ненавижу.

Потому что люблю и пойду за него до конца. Переебу ему потом. Пощечину, хорошенько так, с оттяжкой, чтобы озверел и дал мне повод сходить за дубинкой. Но потом. А сейчас… сжала пальцы сильнее.

Он кистью мне под подбородок, заставляя поднять голову. Его взгляд спокоен и серьезен. Теплый. Нежный.

— Я люблю тебя. — Едва слышно в тишину. — Ничего не бойся. Никогда.

Это физически больно.

Разъедающей кислотой под кожей, по венам. К сердцу, к душе. Страшно. Потому что умираешь. Умирать всегда страшно. Особенно так: медленно и очень больно. Заслуженно.

Я отвернула лицо. Не могу смотреть ему в глаза.

Сжалась. Сцепила зубы, но слезы все равно потекли. Недостойна, а он об этом не знает.

— Не этого ждал. — Голос переменчивый. Там злость. Удивление. Замешательство. — Ты непредсказуема, девочка-пиздец.

Я потянулась к нему.

Обняла. От этого хуже и больнее. Потому что все-таки положил руку мне на поясницу. Не сразу. Очень поверхностно. Но принял. Пожалуйста, прости… господи, лучше бы молнией переебало раз десять.

— Я тоже тебя люблю.

Сипло. Сильно. С чувством.

Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, прости.

Я знаю, что нет. Знаю, что никогда не простит. Убьет. На месте проломит голову. А я впервые в жизни не буду ничему сопротивляться.

Как Руслан. Сейчас я поняла, как Влад отбирал людей. Вот так. Чтобы самому хотелось сдохнуть от того, что ты так… так не достоин. Что ты знаешь, что тебе пиздец, а все равно подходишь, потому что ты действительно поступил как тварь. Он за тебя до конца. А ты просто животное.

Я исправлю. Клянусь всеми богами, я все исправлю. Если не убьет, а просто отречется то поделом. Но я исправлю, каким бы решение Влада после не было. Я исправлю. И когда спустя сорок минут мы все выходили из отдела в моей голове стучало только одно — я исправлю. И я за это заплачу, какой бы счет он мне не предъявил.

 

Глава 13

Вечером следующего дня Влад меня несказанно поразил.

— О, обалдеть! — Я изобразила восторг, когда Влад садился рядом со мной на заднее сидение машины и передавал мне букет, кивая Спасскому за рулем и разрешая трогать. — Ты сам выбрал! Книжку про отношения дочитал? Напишу автору благодарственное письмо! Только вот не пойму зачем мне детские игрушки… — растерянно смотрела на коробки с игрушками, которые Влад положил между нами.

— Шибко не радуйся, это не тебе. — Казаков улыбнулся, глядя на мое недоуменное лицо.

— А кому? — бесконечно удивленно посмотрела я на шикарный букет у меня на коленях.

— Сестре. Мы к ней на день рождения едем.

Я в потрясении посмотрела на абсолютно невозмутимого Влада, выдыхающего в окно.

— Эта ехидна позвонила и начала надо мной издеваться, мол, чего, Владик, ты по многолетней традиции опять один припрешься, у-ха-ха, лошара. Я ей такой «не-а. Утрись». — Она там чем-то подавилась. — Влад довольно улыбнулся, не переводя на меня взгляда, потянулся за сигаретами. — Ладно откашлялась, а то грустно было бы помереть в свой день рождения. Она хоть и старая, тридцать четыре уже, столько не живут, но жалко что-то, я к ней немного привык. Еще на похороны тратиться потом…и плакать надо в таких случаях, а я не умею. Так что хорошо, что откашлялась.

— По многолетней традиции? Ты никого не приводил? — с трудом сглотнула я.

— Это же моя семья. — Пожал плечом, стряхивая пепел в окно.

— И меня поведешь… — помертвела.

— Это же моя семья. — Как для идиотки произнес он. Не повторил. Произнес. Сейчас он имел в виду не родную кровь, в отличие от первого раза.

Пока я пыталась вернуть душу из пяток, то отмечала, что несмотря на его сарказм он был напряжен. Движения без плавности, без резкости, но достаточно быстры. Мало моргает, вгляд все чаще сосредоточен, губы сжаты в перерывах выдоха дыма. Нет, здесь дело было не в том, что он как подросток нервничал, собираясь привести девушку в свой дым. Дело было в чем-то другом.

— Влад? — тревожно позвала я.

— Вано, погуляй пару минут. — Приказ ровный и как всегда спокойный. Краткий выдох дыма в окно, пока Спасский сворачивал к обочине и включив аварийки выходил из машины.

— Влад… — напряженно позвала я, глядя в его ровный профиль, на мгновение прикрывший глаза.

— Полин, короче… По понятиям я живу не потому что отсидел. — Сказал это спокойно глядя в сидение перед собой, но я чувствовала, как воздух в салоне стал тяжким от его напряжения.

— Что? — хрипло переспросила я, безотчетно сжимая букет.

— Отец положенец еще с девяностых. — Влад прикрыл глаза и затянулся. Глубоко и долго. — Положенец это вор в законе… В общем, сама понимаешь, что меня не зона научила так жить и так разговаривать.

Я недоверчиво вглядывалась в его лицо, он снова на мгновение прикрыл глаза и протяжно выдохнул дым в сторону окна не поворачивая лица в ту сторону. Выкинул сигарету и достал еще одну. Щелчок. Затяжка. Карие глаза в подлокотник между пустующими передними сидениями.

Прикусил губу на мгновения, заставив меня едва не вздрогнуть и чуть нахмурился, все так же не глядя на меня.

— Это еще не все. — Тихо произнес он, все так же глядя в подлокотник. — Мама при союзе сначала по политической статье влетела, потом они с папой встретились, и… моя сестра, Эвелинка, родилась на второй маминой ходке. Я на третьей. На зоне.

Я неуверенно прыснула глядя на его лицо. И похолодела, когда он разозлился.

— Я тебя блять сейчас серьезные вещи говорю! — рявкнул он устремляя на меня гневный взгляд. — С меня за тебя спросить могут, блядь! Если ты сейчас проебешься с меня за это спросят!

У меня сердце остановилось. Влад раздраженно сплюнул в окно и зло посмотрел перед собой.

— Эвелинка три месяца как откинулась. Объебалась на грабеже, отец перед всеми положенцами выстег ее нахуй на последней сходке… Смотрящему еще переебал, что красных не вывез, там с коблами еще проблема была, ну одну Эвелинка ебнула в бок заточкой, а та под черным ходила и переебали всем, Мясо тоже не в шутеечки играет…

А на фоне играл Владимирский централ.

Я с трудом сглотнула, чувствуя, как ошибается сердце и слушая этого урку, инструктирующего меня ровным, спокойным и, сука, напряженным голосом. Рассказывающего, как положено входить в хату. На какие вопросы отвечать, на какие нет. Как себя вести. И, блять, как смотреть даже…

Меня опять начало подташнивать. А он продолжал. Тихо и напряженно, глядя в консоль и не моргая.

Сказал, что первое, на чем я могу погореть это сесть у параши. Туда, мол, даже смотреть нельзя. Надо будет отказаться, но вежливо, иначе Влада начнут спрашивать за мое поведение прямо там.

Когда Спасский тактично поинтересовался можно ли ехать, я торопливо компоновала у себя в голове информацию, пока Влад затягивался третьей по счету сигаретой.

Едва сдержала стон, когда тормозили у нового жилого комплекса почти в центре города, и чувствовала, что вот ну нихуяшеньки я не готова.

Мы ехали в лифте и я ощущала, как меня начинает бить мелкая дрожь. Последний этаж, непроницаемое лицо Влада и его кивок в сторону раздвинувшихся дверей.

Я вышла на лестничную площадку, он указал в сторону последней двери прямо по коридору, к которой я направилась на неверных ногах.

Влад остановился перед дверью рядом со мной. Напряженно прикусил губу, а у меня все быстрее и быстрее билось сердце. Я глубоко вдохнула и выдохнула и, сосредоточенно глядя на дверь перед собой, уже была готова зайти как зеки входят в хату. Ну, а хули? Выхода у меня нет.

И сначала я не поняла для чего он закрыл себе рот ладонью. Стиснул сильно. И хрюкнул. Присел на корточки опустив голову и сжимая себе рот уже обеими руками.

Пытался подавить себя, но ему это не помогло. Если опустить момент моего охуевания, пока до меня доходило, положение вещей как же эта сучня меня сейчас наебала, а он пытался остановиться и не ржать, то можно заключить, что мне никогда в жизни еще не приходилось испытывать подобное по силе желание убивать.

— Какая же ты лохушка, Межекова, — прохрюкала эта сучня, вставая на ноги и давясь смехом открыл передо мной дверь, заходя внутрь и затягивая меня за собой.

Я хотела его пнуть, но он уже отошел от вглубь освещенного широкого и длинного коридора с хорошим евроремонтом. В котором витали вкуснейшие запахи еды только что приготовленной еды.

— Бабулька! — Заорал Влад, вставая так, что у меня не было никакой возможности выглянуть из-за его спины. — Бабулька, ковыляй сюда, старая!

Меня заморозило от осознания факта, что я сейчас увижу сестру Казакова.

Но не увидела, ибо эта сучня крайне для этого старалась, когда из дальнего прохода в коридор выбежала тонкая фигура в красивом темно-синем платье и звонко рассмеявшись помчалась прямо на Влада.

— Привет, бабулька. — Влад встал так, что его сестру мне не было видно, и крепко ее обняв сунул за шиворот платья конверт. — На. С шестидесятилетием.

— Я думала, что ты действительно купишь мне бадик с платочком, как обещал. — Отозвалась она мелодичным голосом в котором звенел смех, попыталась выглянуть из-за его плеча, но Влад ей намеренно мешал и всучил букет. — О, еще и цветы! Что это с тобой? Ты очеловечиваться стал? Дай познакомиться с причиной!

— Точно, про бадик из головы вылетело. — Помог ей вытянуть из-под ворота конверт, но снова встал так, что мы друг друга не могли увидеть. — Вот, сама себе купишь потом.

— О-о-о! Ты как всегда очень мил! Дети, ату крестного! — Полуоборот в сторону коридора, и оттуда, словно бы действительно подчиняясь команде высыпали два малыша лет пяти и с радостным визгом помчались прямо к Владу и его сестре, старательно его отпихивающей и едва не хлестающей букетом. — Да отойди ты с дороги, шкаф, мне срочно надо познакомиться с причиной твоего очеловечивания! — она все-таки отпихнула его, одновременно всучиваяв ему букет и ярко и широко мне улыбнулась. — Привет, я Эвелина и я нормальная!

— Она бессовестно врет. — Фыркнул Влад, присев на корточки и крепко обнимая два маленьких вихря, девочку и мальчика, восторженно на нем повиснувших и заглядывающих в пакет с подарками. — Врет-врет. Сама еще увидишь.

— Полина. — Прыснув представилась я, глядя на тайфун с темными длинными волосами, перехваченными в толстую косу. Глядя на эту удивительно красивую девушку с большими карими глазами и открытой улыбкой, на которую невозможно было не ответить, когда она забирала мой полушубок и шла к вешалке.

— Сова, открывай, медведь пришел! — раздался звонкий девичий голос в ожившем домофоне.

Эвелина хотела нас отправить в зал, знакомиться с родителями, но посмотрев на мое лицо резко повернувшееся к довольно улыбающемуся Владу, раздающему крестникам подарки, рассмеялась и нажимая на кнопку домофона сказала, что вполне ожидаемо еще и то, что я узнала о том, что мы едим к ней буквально в ближайший час и ободряюще коснулась моего локтя. Я растерянно улыбнулась и она снова рассмеялась, открывая входную дверь в которую спустя несколько минут вошел высокий мужчина с девочкой лет трех на руках и миниатюрная девушка за ним.

Я остолбенела от удивления, когда он повернулся ко мне. Все я поняла далеко не сразу. Просто удивленно пялилась на Влада. Еще одного Влада. Весьма ехидно мне усмехнувшегося и опускающего на пол ребенка. Из-за его спины вынырнула светловолосая девушка и сочувствующе мне улыбнулась.

— Привет, я Ника и у меня была такая же реакция, — с соболезнованием сказала она, сочувствующе глядя на остолбеневшую меня и одновременно скидывая шубу с плеч и пихая ее Владу номер два. — Ты только что поучаствовала в любимом шоу близнецов Казаковых. — Она указала рукой в сторону второго Влада, — это вежливый Стас.

— И он такой же очаровашка как и Влад, Полин! — Хохотнула Эвелина, обнимая и целуя в щеку Нику, и оглянувшись доверительно мне сообщила, — так что ничему не удивляйся. Адский дуэт. По отдельности они еще более-менее терпимы, а вместе это просто треш и угар, у них даже наверняка график где-то есть, кто есть кто сегодня. Привет, дылда! — улыбнулась Эвелина, крепко обнимая закатившего глаза Стаса. — Где мой подарочек?

— Хотел тебе скамейку купить и у подъезда поставить, чтобы с подружками-старушками обсуждала, кто наркоман, а кто мадама с низкой социальной ответственностью. — Стас вынул из внутреннего кармана куртки конверт и протянул Эвелине, одновременно крепко пожимая руку брату. — Потом подумал, что опять ворчать будешь, что цвет не такой и вообще все не то, тебе же только повод дай поворчать. Так что держи, голубка дряхлая моя, сама себе выберешь.

— Вот, видишь Полин!.. — деланно возмущенно сказала Эвелина, расцеловавгромко засмеявшуюсю и улыбающуюся малышку и одновременно снимая с нее пуховик. — Это же просто двое…

— Давай, Эвелин, — перебил ее Стас, вешая одежду. — Брякни сейчас свое любимое, что в семье не без урода, а наша сорвала джекпот и у нас их сразу два. — Фыркнул, с иронией глядя на сестру и приобнимая ее дочь и сына, спущенных с рук Владом и направившихся к нему, пока улыбающаяся Ника доставала из пакета коробки с игрушками. — Или как там… два подлеца, одинаковых с лица?

— Да, дабл трабл, еще. — Скучающе проронил Влад, но тут же добро улыбнулся приседая и разводя руки, когда дочь Стаса наконец была высвобождена из плена пуховика и с радостью понеслась к нему.

— Не вываливайте сразу все мои эпичные фразы! — весело возмутилась Эвелина, подталкивая гомонящих детей в коридор.

— Витька опять на работе? — спросила Ника, когда мы пошли вслед за Эвелиной по коридору.

— Я скоро забуду, как он выглядит! — Эвелина хоть и рассмеялась, но как-то натянуто что ли.

— Он тоже. Придет домой, а там бабка какая-то незнакомая. — Негромко рассмеялся Стас, мягко дернув сестру за косу, когда мы заходили в зал.

Дочь Стаса и Ники побежала к приятной русоволосой женщине, расставлявшей тарелки на столе, ломившемся от еды. Женщина присела, крепко обняла внучку и подняла на руки устремив на меня взор глубоких глаз, тепло улыбнулась и представилась тетей Людой, поочередно обнимая сыновей и Нику. Почти сразу в зал вошел еще один человек.

Их отец, крепкий высокий мужчина, с серьезным лицом, доброжелательно мне улыбнувшийся когда Влад меня представил.

Стас, Влад и Эвелина все походили на него. Высоким ростом, цветом глаз и волос. Только Эвелина еще и унаследовала нежную хрупкость черт лица от матери и непонятно, на кого походила больше. Игорь Борисович хмыкнул в усы, чуть задержавшись на мне глазами и кратко посмотрел на Влада, стоящего за моей спиной. Быстрая, едва-едва заметная улыбка и он садится за стол.

Дети сидеть ни в какую не хотели, с шумом и визгом помчались по дому, играя не то в прятки не то в догонялки.

Их отец во главе стола, мать по правую руку. Эвелина рядом с ней было присела, но тут же подскочила и начала раскладывать столовые приборы, не вынутые из коробки на краю стола. Напротив нее на угловом диване примостились Стас и Ника, мы с Владом другой стороны от родителей тоже на диване.

Через минуту я поняла, что я влюблюсь в них. Ибо троллинг у них был делом вообще семейным.

Стас фыркнул и сказал, что Эвелина действительно уже классическая бабуля, потому что наготовила, как на роту солдат, но упустила главное — возле него одна бутылка. Эвелина быстро и колко отпарировала, что-то вроде «детям-мороженое», подхватила виски и поставила около отца.

— А я тебе говорил, что она жадная и со своим алкоголем надо ехать. — С такой знакомой мне ленивой интонацией сказал Стас рассмеявшейся Нике, кивнувшей Эвелине. Я его разглядывала. Странное чувство. Вроде бы и Влад, а вроде бы совсем не он. Вот совсем. Но вроде бы и Влад. Диссонанс бил по восприятию.

— А с возрастом старики вообще скупые становятся. — Усмехнулся Влад, согласно кивнув брату.

— Ой, вот не хнычьте только. — Рассмеялась Эвелина возвращая бутылку Стасу и лукаво посмотрев на меня сказала, — их отличить не сложно, Полин. Этот, — дала щелбан недовольно посмотревшему на нее Стасу, — постоянно болтает. А вот этот вот, — краткий кивок в сторону Влада, — постоянно выделывается. Не спутаешь! — и торопливо убежала за чем-то еще на кухню, успев быстро обнять Стаса и громко чмокнуть его прямо в ухо, отчего он смешно вздрогнул и едва договорил, что с такой старшей сестрой как она, у них просто нет других вариантов снять стресс. Уделала она его знатно, и я рассмеялась вместе с остальными.

— Господи, вы можете хотя бы сделать вид, что мы приличные! — обеспокоенно сказала тетя Люда, переводя взгляд с одобрительно фыркнувшего Стаса на лениво улыбнувшегося Влада, а потом с тревогой посмотрев на меня. — Хотя бы вид! Игорь, ну скажи им!..

— Такая большая, а все в сказки веришь. — Очень серьезно ответил он, прищурено оглядывая стол. — Влад, как давно вы вместе?

— Месяца два вроде… — Ответил Влад, потянувшись за бутылкой вина.

— Она выдержит, Лида. Она с ним вон уже два месяца и даже не седая еще. Где коньяк?

— Я Люда. — С видом «о боже, началось!», ответила она.

— Точно, Тамар. — Сказал он и сурово посмотрел на Эвелину уже вернувшуюся и торопливо расставляющую бокалы на столе. — Доча, я не доволен. Где мой коньяк? Ты меня не ждала, что ли?

— Сейчас принесу, пап. — Эвелина мимоходом чмокнула хмурого отца в щеку. — Не надо «не доволен», не надо. Сейчас все исправлю.

— Коньяк мне неси, потом будешь в посудку играть. — Неодобрительно глядя на мельтешащую Эвелину произнес он.

Она улыбнулась, снова умчалась и вернулась быстро, одновременно с несколькими бутылками, но коньяк сразу поставила перед отцом. Краткие беззлобные пикировки пока разливался алкоголь, тетя Люда с обреченным видом посмотревшая на меня пока гремел смех за столом. Поздравления и снова пикировки. Эвелина опять куда-то умчалась. Человек вспышка просто.

— Влад, — позвал Стас, перехватывая сына Эвелины бегущего за его дочерью и подтягивая мальчугану сползшие джинсы. — Когда свадьба?

Дежурно так спросил, как бы между прочим. В таком знакомом мне стиле «небо голубое, солнце светит». Я удивленно на него посмотрела и отпила вина. Ответ Влада заставил меня поперхнуться:

— Не знаю. Летом, наверное. Я еще предложение не сделал.

— Почему затягиваешь, тугодум? Нам Полина понравилась, мы ее хотим к себе. Тугодум. — Меня просто поражает их отец. Говорит абсолютно серьезно и это его «тугодум» прозвучало в первом случае как «ты тупой, я разочарован», а во втором «ты вообще мой сын, тупой?».

— Вы хотя бы немного подождали для приличия, прежде чем раскрывать свой психический статус, Полину вон совсем запугали. — Грустно произнесла тетя Люда.

— Почему тугодум? — Влад улыбнулся маме и перевел взгляд на отца. — Я сейчас предложить не могу, потому что все на нее насядут и она с перепугу согласится.

— Надо, чтобы отказала? — бесконечно удивленно посмотрела на него Ника.

— Надо, чтобы от шока отошла после знакомства с вами. — Усмехнулся Влад, иронично глядя на заржавшую Нику. — Взвесила все и подумала, готова ли взять на себя ответственность первой разбавить наш род нормальными генами.

— Эй! — она подавилась смехом, возмущенно глядя на ухмыльнувшегося Влада.

— Прости, Ник, но ты влилась сразу. — С сочувствие произнес он и кивнул на меня, — посмотри, как адекватный человек должен реагировать, а то где ты еще такое увидишь.

— Влад, а тебе не кажется, что ты сам больше всех стараешься запугать свою невесту? — резонно заметила Ника.

Уже невесту. К концу застолья нас все-таки поженят. А я еще развестись не успела.

— Полина пока стесняется показывать, что чувство страха у нее атрофировано в принципе. — Скучающе ответил он.

— Оно и так понятно, что атрофировано, ведь два месяца с тобой уже. Это прямой показатель. — Хохотнул Стас, чокаясь с ним бокалом, переводя на меня взгляд, ободряюще улыбнулся и пропел, — не надо стесня-я-яться. Отпил и доверительным тоном добавил, — но мы не осудим, если ты от него сбежишь. Мы его хорошо знаем, поэтому за попытку спастись тебя правда никто не осудит.

— Вот чья бы корова мычала, Стас. Тебя же Ника терпит как-то четыре года. — С ленцой парировал Влад.

— Пять лет. — С тоской в голосе поправила его Ника. — Шесть месяцев. И двадцать восемь дней. Влад, налей мне чего покрепче, что-то грустно стало.

— Ты Полине делаешь крайне не мотивирующие намеки на нашу с ней семейную жизнь. Яда тебе, что ли, сыпануть?.. — Влад потянулся с бутылкой и плеснул ей виски.

— Зато правдивые намеки. Вон подтверждение сидит злодейски улыбается. — Бросив косой неодобрительный взгляд на супруга возразила Ника, кивнув на пододвинутый бокал. — Полина, когда он соберется наконец, ты очень хорошо думай, ладно?

— Ник, я полагал, что ты ратуешь за то, чтобы я все-таки женился. — Деланно недовольно приподнял бровь Влад.

— Ну прости! Это все женская солидарность.

— Стас, ты теряешь хватку, — с укором произнес Влад, хмыкнув и глядя на меня, прыснувшую и благодарно кивнувшую Нике. — Теряешь, определенно. Почему в Нике еще живы человеческие ценности?

— Врагу не сдается наш гордый варяг, — произнес Стас. — Но я у цели, она должна вот-вот сдать позиции. Уже начала смешно шутить, тебя вон как красиво уделала пару раз.

— Сейчас Полина расслабится и ты будешь горько плакать, считая у себя новые комплексы неполноценности. Полина, наизготовку. — Влад налил мне в бокал вина.

— Ника, не обессудь, но мне угрожают. — Стас взял протянутую Владом бутылку и налил вина жене. — Мы должны напасть первыми. Давай, Ника, чего ты ржешь, защищай мою честь! Я для чего на тебе женился? Фас, говорю.

— Ника, фу! Отмена задания! — гаркнул Влад, когда Ника только открыла рот.

— Господи… да где же я так нагрешила. — Тетя Люда удрученно покачала головой, с неодобрением глядя на своих в унисон расхохотавшихся сыновей. — Семейка Адамс.

— Мне нравился этот сериал. — Одобрительно хмыкнул в усы Игорь Борисович. — Рука там отрубленная смешная была. И этот… с башкой такой квадратной… но отрубленная рука смешнее.

— Игорь, ты сейчас нас просто закапываешь! — она умоляюще посмотрела на супруга.

Им явно удовольствие доставляют такие ее реакции.

— Пап, я только что понял, — фыркнул Стас, забирая у возмутившейся жены виски и придвигая к ней сок. Но Влад подал Нике свой бокал. — Там ведь тоже близнецы были. — Этот бокал Стас тоже убрал, но Влад протянул уже бутылку Нике, бесполезно пытающейся отсесть от мужа, крепко держащего ее в руках. — Близнецы и дурнэ девочка с косичками, кстати о них, где Эвелинка?

— А рука? Там была, а у вас где? — Ника сдалась и с грустью посмотрела на бутылку, поставленную Владом около себя.

— Ну, можно кому-нибудь отрубить. — Влад стукнул меня по кисти, когда я потянулась за бутылкой, чтобы налить виски себе. И придвинул мне сок. Я вопросительно посмотрела на Стаса, почти сразу незаметно кивнувшего на край стола и вниз. Опустила взгляд и обнаружила бутылку коньяка у дивана.

— На Руси если ловили вора, то ему отрубали руку. — Отец посмотрел на Влада и хоть он улыбнулся, но глаза его достаточно резко и холодно блеснули.

— Испанский стыд, Игорь! — тетя Люда совершенно убито прикрыла рукой глаза.

— Мам, она знает, что я сидел. — Рассмеялся Влад, подавая знак брату, чтобы тот вернул его бокал. — Правда не знала за что и у меня было много возможностей поглумит… Дать ей размять фантазию. Спасибо, пап, ты сдал меня с потрохами.

— Я к чему вел-то, сынок: не умеешь — не берись. — Хмыкнул на тихое и такое отчаянное «господи!» своей супруги и потянулся за салатом. — Хорошо, что традиция рубить руки ушла. Хотя, Ларис, ты бы так перестала сыновей путать.

— Я Люда. — На автомате поправила она, убито прикрыв глаза и качая головой. — И я их не путала никогда.

— Да, пап, мама нас не путала. — Стас наполнил бокал Влада и отдал ему. — У нее есть Линочка, Владик и «эй, как там тебя, быстро сюда подошел». Тут сложно спутать.

— Это было один раз и то потому что ты меня разозлил. — Отняла руку от лица и зло посмотрела на Стаса тетя Люда. — Ты всю жизнь будешь мне это припоминать? Пятнадцать лет прошло, но нет, что ты! Никогда не упустит возможность меня этим уколоть! Взрослый человек, у самого дети уже, а все туда же! Обидки у него, ишь чего удумал! Просто травму психическую нанесла, поглядите-ка! Позорище какое! Тыкает матери на одно и то же! Лось вымахал, тридцать лет, а ума нет! Не стыдно тебе? Чего молчишь? Опять обиделся, что ли? Чего ты молчишь, я тебя спрашив… Ой! — она резко себя оборвала и прижала ладонь ко рту, переведя на меня почти испуганный взгляд.

Легли все. Громко хохочущий Игорь Борисович одобрительно посмотрел на крайне ехидно рассмеявшегося Стаса, дающего пять довольно улыбающемуся Владу.

— Вот мам, а то Полина наверняка думала, что ты тут в заложниках. — Сказал Стас.

Тетя Люда убила его взглядом и закрыла лицо руками заставив снова всех расхохотаться.

Здесь было тепло. Здесь было тихо. На душе. Нет, дело не в красивом интерьере, не в том, что полон стол и постоянно звучит звонкий детский смех. Здесь было на душе тихо и тепло. Здесь. С этими людьми, безостановочно подкалывающих друг друга, смеющихся над друг другом и собой. Делая это так по доброму и с поддержкой. Это тоже чувствовалось. Здесь была семья. Большая и очень любящая.

— Что я пропустила? — к столу вернулась Эвелина.

— Они грозятся отрезать мне руку и пугают мне Полинку, — фыркнул Влад. — Заступишься?

— За кого именно? Кто проигрывает? — деловито уточнила Эвелина, подмигнув мне и наполняя свой бокал шампанским. — Мам?

— Я сгораю от стыда, я занята, отстаньте от меня.

— Ты постоянно это делаешь, на минутку прервись и скажи, почему дабл трабл такие подозрительно довольные? Кто умер?

— Моя надежда, что мы не опозоримся. — Грустно ответила тетя Люда.

— А, ну это ожидаемо. — Эвелина вперила в меня взгляд. — Когда мы породнимся?

— Влад обещал летом. — Прыснула я. Почувствовав судорогу в пальцах.

— О, отлично. Мам, все нормально, она своя, не переживай так.

— Полина, мне правда за них иногда стыдно. Хотя нет, почти всегда. — Сказано так искренно и с таким непередаваемым отчаянием.

Новый громовой раскат хохота.

— Все в порядке, — улыбнулась я.

Понимая, уже твердо понимая, что нет. Ничего не в порядке. Я сюда не войду никогда. Просто из уважения.

Даже если у меня все получится, даже если все случится так, как задумано и Ерохин купится, а Влад не узнает ни о чем… я не смогу. Я расскажу ему завтра. Когда закончу. Знаю, что не простит. Если вообще не прибьет. Заслужила. Сто процентов заслужила, даже сопротивляться не стану.

Пальцы заледенели, в горле начало драть. Я не сразу взяла бокал, слегка ошибившись мимо ножки. На долю мига.

Он заметил. Протянул руку и положил мне на плечи, приобняв и придвигая к себе. И делая только хуже.

Я смеялась, отвечала девчонкам, улыбалась, а мне хотелось чтобы он отодвинулся. Чтобы не прикасался вот так. Не пачкался. Я не хочу, чтобы он пачкался. Тем более об меня.

Я улыбалась, я врала отлично, они все верили, даже он — покровительственный нажим пальцев на моем плече ослаб.

Не имею никакого права скрыть. Глядя на них, на него с ними я твердо знала одно — свыше мне уже выписан приговор, и завтра я в нем распишусь. А это наказание. Видеть, как могло бы быть и как никогда не будет. Наказание перед казнью и я не знаю, что тяжелее. Хотя нет, знаю. Я никогда не смогу смотреть ему в глаза.

Владу позвонили. Его краткий взгляд на экран и он поднялся и вышел. Вернувшись, отпил виски и сказал, что нам нужно ехать. Сказал спокойно и ровно, давая понять, что все хорошо. Мне и своей семье, продолжавшей смеяться, веселиться, ни на секунду не давшей исчезнуть теплу, но спросившей его взглядом. Его краткая улыбка — правда, все хорошо. Просто дела, извините меня.

Провожая, поднимают бокалы, чокаются, смеются, а в звоне только одно — будь осторожен. Пожалуйста, будь осторожен. Нет, будьте осторожны.

У меня мурашки по позвоночнику и желание заплакать от сжирающего душу чувства.

Мы стояли на крыльце подъезда и ждали, когда подъедет машина. Он был спокоен, приобнимал меня за талию и курил, листая страницы сканов на экране телефона. Он действительно спокоен. Бояться нечего, просто у кого-то возник вопрос и нужно его решение и присутствие.

Я, прикусив губу, уткнулась в его плечо. Тишина и красиво кружащие в воздухе хлопья снега. Свет фонаря у подъезда. Неистово бьющееся сердце. Горечь во мне.

Он протяжно выдохнул дым в сторону и, не отрывая взгляда от экрана, очень тихо ответил на мой невысказанный вопрос:

— Да. Они знают. Далеко не все, но знают. — Докуренная сигарета отброшена щелчком. Негромко продолжил, открывая другой документ в телефоне. — Мама меня скалкой отметелила. Плакала. — На мгновение сжал челюсть. — Била и страшно плакала. Сначала за то, что в криминал ввязался. Потом за то, что спалился и сесть придется. Эвелинка ее держала за руку, когда она уже не вывозила. Тоже плакала. — Краткая почти незаметная пауза. — Отец не разговаривал. Двое суток молчал. Стас… гибче. Он всегда умел спиливать острые углы между нами. Всегда вставал между ним и мной. Огребал за это от отца по страшному и я еще сзади вдаривал, чтобы он не лез, но очень многое, что я вытворял, не заканчивалось абсолютным пиздецом только благодаря ему. В том всем случившемся, самое сложное для меня было именно это — прийти к ним и признать. Знал, что не отрекутся. И это самое поганое.

Это странно, жрать раздачу, которую он не выдавал. Это было так странно и вместе с эти гораздо горше, больнее и тяжелее. Потому что раздача шла от моего нутра и глотать это оказалось гораздо сложнее.

Черный внедорожник Лексуса, за рулем Спасский, тихая музыка к салоне и я прижатая к нему на коже заднего сидения. Они ничего не знали. Не знали, как я ору и бьюсь в неукротимой по силе истерике. Ваня молча вел автомобиль по дорогам засыпающего города, Влад листал страницы в телефоне. Они не знали. Как я здесь неуместна. Что вот-вот прорвется платина и нас всех накроет. Не знали. Но никотин в окно, пальцы Влада на моем плече и словно такое сильное и такое тихое от судьбы — не трави это сейчас отчаянием, ведь у тебя так мало времени, всего несколько часов. Насладись. Сейчас. На отчаяние и горечь у тебя будет еще вся жизнь впереди, если не убьют. А сейчас не отравляй последние крупицы тепла и не трави его, он слишком умен, чтобы не понять, что что-то не так. Не трави его, стерва, он этого не заслужил. Насладись своей болью. Нежной. Последней.

— За что ты сел, Влад? — негромко, так, чтобы было слышно только ему спросила я.

— Ограбил банк. — Фыркнул он, сказав Спасскому прибавить музыку.

— Скажи. — Улыбнулась я, оглядывая его усмехнувшийся профиль, все так же глядящий в экран.

— Ладно, лизинг. — Фыркнул он, скосив на недоверчивую меня взгляд.

— Опять лизинг?

— Ну что-ты, я никогда не повторяюсь.

— Казако-о-ов, хочешь минет? — едва слышно на ухо.

— Логическую связь уловил. — Рассмеялся он, теснее меня прижимая к себе и кратко целуя в губы. — Ладно, ты умеешь убеждать. Жила-была фирма «А», которая хотела купить у фирмы «Б» несколько единиц техники. «А» заключила договор с лизинговой компанией, деньги упали на счета фирмы «Б» а от нее неприлично долгое время не было ни слуху ни духу. «А» пошла в лизинговую и наябедничала, что лизинговые платежи делает, а автомобилей тю-тю, сходите, мол, с подлой «Б» разберитесь, хули она не поставляет товар, когда он оплачен. Служба безопасности лизинга приходит к фирме «Б» и такая але, где техника, еб вашу мать, мы за какой половой орган вам заплатили? «Б» развела руками и сказала, что у нее была третья фирма-поставщик, и она не доставила ей технику, хотя деньги от лизинга ей были переведены. Третья фирма оказалась обычной обнальной шарагой, канувшей в Лету сразу после вывода средств которые ей были переведены от фирмы «Б». На которую катает маляву лизинговая компания, а та, в свою очередь пишет заяву на хитренькую обнальную. Дальше кино и немцы, потому что получается, что фирма «Б» из обвиняемой оказывается пострадавшей. Никого не нашли, деньги пропали. Потом нашли и я сел. Вот такая вот печальная история.

— И какая из этих фирм твоя? «А», «Б» или обнальная? — Нахмурилась я, теснее сжимая пальцами его колено.

— Ни одна.

— Официально. А по факту?

— Все три.

— Как вскрылось? Деньги нашли или… — настороженно посмотрела в его ровное лицо.

— Меня сдали. — Достал сигареты, убрал телефон, подкурил и затянулся, откидываясь на сидинии и прикрывая глаза. — Ну, как, сдали. Тварь одна хуевертила-хуевертила, а потом меня шантажировать решила этой схемой, чтобы я оплатил ее долбоебство. Я сказал твари, мол, давай сдавай, если ты за это отвечать готов. Он думал, что я шучу. А я не шутил.

— И он ответил за это? — с тревожно бьющимся сердцем тихо уточнила я.

Едва заметный кивок и затяжка, задумчивый взгляд в окно.

— Оно того стоило? — спросила так же не громко, неотрывно глядя за его спокойным профилем.

— Полагаю, что Марк все же понял, что нет. — В глазах мелькнуло что-то такое пугающее. Мелькнуло и исчезло. — Я в принципе не склонен ни о чем жалеть. Все, на что направлено любое мое действие — эффективность. Преобладание выгоды над затратами. Это было эффективно, а значит стоило, — пожал плечом и выдохнул дым. Легкий безотчетный полуприкус губы и очень тихое абсолютно безэмоциональное продолжение, — с Марком меня свел один тупой человек. Мы скинулись и взяли один сервис на троих. Я, Марк и тупой. Им нормально было, а мне мало. Когда ты начинаешь бизнес, конкуренция вещь интересная, но хочется монополии. А у нее должен быть только один негласный владелец. Вот я и начал выстраивать свою монополию. Чтобы избежать грызни действовал очень аккуратно — к одному подошел и двинул ему тему как со страховки можно денег срубить, его согласие, мы повязаны. К другому подошел, чего, мол, сидеть, смотри какая денежная идея есть по продаже паленых запчастей, его согласие. Повязаны. К третьему, четвертому…ко всем. С каждым в разный замут, говорю же, я никогда не повторяюсь… Но здесь это было сделано не столько из принципа, сколько из соображений безопасности — чтобы объединиться против меня не могли, если моча им в голову ударит. Хотя, не ударила бы, наверное. Я абы кого не подтягивал, но ведь подстраховаться всегда стоит. С Марком и тупым не вязался, есть и есть. Работают и ладно. Ну, точнее тупой работает, Марк только вид делает. Если гавкать начнут, то их ушатать было вообще без проблем, а вот с теми людьми мне надо дружить прямо крепко, чтобы у них против меня всяких плохих идей не возникало. Поэтому стандарт: айда, родной, денег срубим, хуяк, ты со мной повязан и слушай теперь меня, я чуть поумнее, а ты всегда будешь при бабле, да и этот мой заеб всегда оправдывать доверие… Нормальный такой бартер, короче… поэтому жили мы в мире и согласии и если у кого и возникали дурные мысли выше головы прыгнуть, то их прямая ассоциация тормозила, что если меня отправят на дно, так я за собой утяну, повязаны же. И однажды эта херня сработала против меня. Вот Марк вроде тупенький совсем был, а такая гнида, что сначала и не пойдешь ну вот как такой пиздец-то ебнул… С Марка спросили за его тупость, и он пришел к нам. Типа спасите-помогите-выручите, сказали в бизнес человека пустить и все заебись будет, Владик, пожалуйста, ну возьми к себе человечка и по негласному итогу отдай ему все… Я ему сказал, мол, свали в закат, ебанат. А ебанату тупой…ну тот, с которым мы скинулись и сервак купили на троих, из жалости схему слил, чтобы тот меня на шантаж попытался взять. Ну и все. Дальше я тебе рассказал.

В голове каша. Факты сопоставляются медленно. Спасский тормозил у какого-то бара. Влад мягко меня отстранил и велел ждать в машине, покинул салон. Его не было его минут двадцать.

— Вань? — негромко позвала я.

— Не, все нормально. Эти тупые просто. Сейчас к умным поедем, там быстро. — Так же негромко отозвался он.

Поехали. Влад был раздражен, ну разгневали боярина тупые смерды. Курил и своим ублюдским веянием, травившем воздух в салоне, упреждал от всяких расспросов.

На встречу с умными меня взяли. Ими оказались Коба, еще двое грузин, трое армян, трое мужиков серьезной наружности. Дали мне документы на сверку катит ли схема отката при прогоне импорта машин через таможню. Хитровыебанная схема. Я подвисла и начала рыться в заметках телефона и подвисла еще больше, когда нашла в запореленных и очень общих заметках кое-что сходное. Я видела почерк Зимина. Кинула краткий быстрый взгляд на Влада и снова углубилась в схему.

— У вас прекрасный бухгалтер, — ровно произнесла я, отдавая документы серьезному мужчине в возрасте. — Вячеслав Алексеевич вывел идеальный вариант.

Мужчина сосредоточенно посмотрел в мое лицо и негромко рассмеялся.

— Его? — Краткий взгляд за мое плечо, на Казакова, рубившегося с грузинами в покер.

— Лучшая. — Негромкий твердый ответ, запустивший огонь по венам, — но тебе не отдам, Ливанов. Я ее у Зимина выбиваю с трудом, все назад забрать пытается. Забавная встреча вышла. Ты давно с ним?

— Сколько он вертится. — Мужчина усмехнулся, пересекая помещение от низкого круглого стола в окружении кресел где находилась я к игорному столу, где сидел Казаков мрачно глядящий на Кобу, который спалился, пытаясь заглянуть ему в карты. — Чего, Казаков, тогда можем с тобой без мозгоебства, коли конторка одна?

— Миша, с тобой без мозгоебства никак нельзя. Да, Коба, блять!..

— Я не подглядывал! Ты сам карты повернул! Амир, руби, у него не флеш, он специально морду такую страшную делал!

Негромкий беззлобный смех в дым под потолком в полумраке випа ведущего клуба города. А у меня, пригубившей вино, отчетливое чувство, что сейчас скрепилась еще одна схема…

Влад это подтвердил, когда мы пересекли парковку позади клуба и я увидела рядом с Лексусом Вано еще три машины и восемь человек, куривших, что-то негромко обсуждавших но разом замолкшивших при нашем появлении.

— Добро. — Негромко сказал Влад. — На подготовку две недели, отчитываетесь ежедневно, что будет за халтуру всем идвестно. Да, родной? — краткий взгляд в сцепившего челюсть молодого паренька в очках и дорогих шмотках.

— Влад, а две не маловато ли… — осторожно спросил Вано, подавая повернувшемуся к нему Владу пачку сигарет. — Нам бы переждать после Римеровского провиса… Его сейчас уволили, в банке проверка.

— Две недели это дохера и с запасом, Ваня голова баранья. — Задумчиво ответил Влад, вскрывая пачку и чуть прищуренно глядя в промерзший асфальт. — Рус прощелкай кто там у них еще там может… Короче, прощелкай тему.

Руслан кивнул и углубился в телефон. Все только начали расходиться, когда в паре метров от края парковки остановился автомобиль и из серебристого седана вышел высокий брюнет.

— Казаков! — зычно позвал он, обходя седан и явно направляясь к нам.

— О, как. — Негромко выдал Влад, метнув на него краткий взгляд и снова посмотрев на пачку, выуживая из нее сигарету.

— Влад… — внезапно очень напряженно позвали в унисон Вано и Рус, пустив у меня мурашки вдоль позвоночника.

— Сядь в машину. — Ровно бросил Казаков мне, подкуривая сигарету и переводя взгляд на явно рассерженого мужчину остановившегося в пяти метрах от нас. — В машину, я сказал. — Толкнул меня в сторону Лексуса и тяжело посмотрел на остальных. — Вы тоже по машинам и домой.

У меня по венам струилось напряжение, застывшее в зимнем ночном воздухе. Неверными ногами пошла к автомобилю. Так же как и все. Уехали почти все, кроме Спасского и Руса, и еще двоих мужчин курящих со стороны пассажирской двери Лексуса, за которой с заходящимся сердцем сидела я и смотрела, как к Владу подходит незнакомец.

Казаков стоял расслаблено. Отпил из бутылки. Снова подкурил и протяжно выдохнул в сторону, задумчиво наблюдая за клубом пара и дыма, медленно растворяющемся в режущем морозом воздухе.

Мужик ему что-то сказал. Очень зло. Влад усмехнулся, перевел на него взгляд. Зажал в зубах сигарету. Посмотрел на бутылку в своей руке.

Неожиданно резко и не высоко подкинул ее слева и чуть впереди от себя, выстрелил в замахе рукой, перехватывая ее за горлышко и используя инерцию набранную в броске с нечеловеческой скоростью и силой ударил мужика в голову.

Тот рухнул как подкошенный.

Я не поняла как выскочила из машины и ринулась к нему. Меня тут же перехватил Руслан, дернул на себя, прижал, намертво блокировав руки, а я что-то неразборчиво закричала, глядя на сосредоточенное лицо Влада, чуть нахмурившееся, сжимающее в уголке губ сигарету и раз за разом наносящего бутылкой удары в голову закрывающегося руками мужика сжавшего между его широко разведенных ног.

Спасский кинулся на перехват, Влад заметил его. Замер на мгновение и двинул локтем в его лицо, когда тот схватил его за плечи.

Спасский отшатнулся, сжимая правую сторону лица и, поскользнувшись, упал. А Влад ухмыльнулся, опять подкинув и перехватив окровавленную бутылку чтобы снова начать ударять заоравшего мужика.

— Блядь… — непередаваемо испуганно выдохнул Руслан у моего виска заставив всхлипнуть и заскулить от страха. Потому что я поняла, что Влад не бил. Это его лицо ясно выражало только одну цель.

— Валера! — Руслан отшвырнул меня в сторону и помчался к Владу. — Валера, блядь! Леха! Хули стоите!

Я боком упала на промерзший асфальт, содрав кожу с локтя и рук, глядя как они его с трудом оттаскивают. Трое с трудом одного. И то, потому что позволяет. Это тоже было заметно.

Я с трудом поднялась, глядя на его бледное непроницаемое лицо, когда его оттащили к капоту. Руслан и еще пара человек метнулись к хрипло стонающему в обагренном снегу человеку.

— Ты ебучая падла его спецом подставил! — Простонал мужик, когда его с трудом поднимали на ноги. — Спецом! Марк из-за тебя!.. — он выплюнул осколки зубов с кровавой слюной в истоптанный снег. — Пацан в могилу, а ты типа три года отмотал и вышел, да?! Как ты спишь-то, тварь ебучая?!

Влад прикрыл глаза дрожащими ресницами и улыбнулся. Жутко настолько, что я оцепенела. Как-то совсем не по человечески. Он повернулся резко, в доли секунды и рванул вперед так, что попытавшегося его перехватить Вано повалило на асфальт и протащило за ним.

— Рус, блядь! Валера! — проорал Спасский, не расцепляя рук даже тогда, когда получил ногой в плечо от Казакова.

На этот раз они среагировали оперативно, бросив мужика и перехватив его сразу вместе.

Я стояла с неистово колотящимся сердцем и вглядывалась в него, тяжело дышавшего, глядящего в капот Лексуса не моргая, твердо сжав губы.

— Сука, если сейчас побои зафиксирует и… — пробормотал Ваня, испуганно глядя на мужика, которого поднимал один Руслан, все остальные стояли рядом с Владом, все так же, все тем же звериным взглядом смотрящего в капот. — Влад, руку покажи!

— Да целые костяшки. — Поморщился и посмотрел на Спасского, протянувшего руку к его левой кисти. — По твоему я для чего его бутылкой хуярил? — Усмехнулся и достал сигареты. — Нахуй надо из-за него садиться. Пусть докажут. Валер, забери бутылку. Леха скажи Русу, чтобы падаль оставил и занялся камерами на клубе и с регистраторов на машинах записи удалил.

Они, было, подчинились, но их прервал хриплый голос Спасского:

— Нет, Леш, иди с камерами сам решай. Руслан пусть с этим придурком поедет в больницу, попробуй с врачами договориться и с ним самим…

— Да нехай лежит. — Поморщился Влад, не поворачиваясь в сторону Руслана, волокущего пострадавшего к машине. — Может сам сдохнет. Хотя… — краткий оценивающий взгляд через свое плечо. — Я его приложил только в первый раз нормально, дальше руками закрыться успел, чмо ебучее. Вано, иди добей, я устал.

— Руслан, шевелись, блять! — встревоженно сказал Спасский, жестом веля остальным остаться рядом с раздраженным Владом и отпустив их только когда Руслан загрузил мужика на заднее сидение своей машины и начал выезжать с парковки. Он перевел почти испуганный взгляд на Влада все так же смотрящего на глянец капота и негромко прошептал, — Господи, Влад… ты же его мог…

— Думаешь, я переборщил, да? И пра-а-авда, Вано! Эта мразь же белая и пушистая, что-то я действительно лишка дал! — И такая ледяная ирония в голосе и взгляде на Спасского.

— Он тупорылая пешка! — выдохнул Вано, садясь на корточки и закрывая руками лицо — Он же просто пешка, Влад! Господи… так нельзя… Нельзя, Влад… Мы можем не вывезти последствия…

— Вывезете. Я же вас, тварей, вывозил и из худшего, хули ноете. — Влад зло сплюнул, глядя как Валера и Леша направляются к клубу. — Мне похуй, он Ерохинский, этого достаточно. Я уже говорил им, что нехуй ко мне лезть иначе ебалом в землю вобью. Хватит ныть, Вано, лучше поедь за Русом и добейте это чмо нахуй, раз так трясетесь, что я сделаю это сам. Ерохинская гниль, блять…

И у меня упало сердце.

 

Глава 14

Напряженная тишина на его кухне. Я сидела в кресле, подобрав под себя ноги, он рядом на диване, задумчиво оглаживая пальцем грань бокала с виски и чуть прищурено глядя в стол.

Он знал, что напугал. Понял не правильно, чем именно.

— Это… — на мгновение прикрыл глаза и пригубил алкоголь. — Это был человек, сдавший Марку схему.

— Тот самый? Который тупой? — негромко уточнила я, подавив ком в горле и глядя на его левую руку. Которой бил.

Краткий кивок, все так же глядя в стол. Глубоко вздохнул и выдохнул, медленно перевел взгляд на меня. В глазах напряжение. Просьба. Не поднимать то, что на дне. Он только что загнал это внутрь и вновь повесил замок. Он не хочет. Устал.

— Стас тоже? — прикусив чуть немеющие губы, спросила я, глядя на его левую руку. — Амбидекстр?

— Нет. Он нормальный. — Ирония вышла кривая, он снова сделал глоток и достал сигареты кратким взглядом попросив распахнуть окно. — Правша. Это только я даже еще не родившись уже начал выебываться. Эвелинка, в принципе, правду сказала, чем мы различаемся с ним.

— В школе не заставляли переучиваться? Писать только правой. — Шла к окну и позволила себе на миг слабость — скривиться от ужаса, бившего сердце о ребра.

— Пусть бы попробовали. У мамы скалка постоянно наготове была. — Благодарно кивнул, когда я снова вернулась в кресло и снова посмотрел в бокал. — Она всегда считала, что любая черта пока жить не мешает это особенность. Только когда мешает это патология. Переубедить ее никому не удавалось, скалка всегда рядом. — Негромко рассмеялся. Невесело. Очень устало.

— И не нужно. — Выдохнула я, потянув руку за его бокалом. — Она права.

Влад прикусил губу. Когда я взяла его руку сжал мою кисть, все так же глядя в стол. И страх внутри, почти подавленный страх накрыла волна боли. Потому что… всё. Потому что он снова верит мне. И я говорю правду, действительно правду, он это знает. Но мне больно от того что завтра я скажу ему еще одну правду. Даже после той его фразы. «Ерохинская гниль». И блять как же страшно, как сука это страшно… Инстинкт самосохранения крошаший нутро почти оттеснен, но его истошный крик все еще звенит в ушах, складываясь в звуки удара бутылки о тело… и как же непередаваемо больно, когда он вот так едва касаясь, сжимает мою кисть.

* * *

Город в огнях фонарей, широкие, расчищенные улицы, по которым неторопливо ехала я в совей машине. Пересекала закрытый сектор пригородного поселка и равнодушно скользила взглядом по табличкам на вычурных до безвкусицы заборах. Никакого стиля, чисто пафос шепчущий о деньгах владельцев этих заборов и того, что за ними. Пфе.

Ерохинский дом был почти в самом конце. Остановилась у ворот, неторопливо разъезжающихся и открывающих широкий заезд к дому. Пафос. Деньги. Безвкусица.

У мраморных ступеней высокий мужчина в деловом костюме, распахнувший передо мной входную дверь. Снова пафос и деньги в огромном холле. Ну, вот по типу — о боже, Петр Первый охуенно жил, это прекрасный музей! Подскажите, где тут буфет? Как нет? А чего тогда тут делать?

Длинный коридор второго этажа, кабинет в конце. Он ждал меня, сидя за дубовым столом, откинувшись в кресле и с непроницаемым лицом глядя на меня, переступившую порог.

Мужчина не вошел вслед, он остался там, у двери.

Я думаю, Ерохин все понял сразу. Он почти не вслушивался, почти не смотрел в раскладываемые мной перед ним бумаги. Фальшивая схема, левые счета, к которым Влада даже если очень постараться привязать нельзя. Множество путанных ходов, сфальсифицированные утром данные. Пока разберешься мозг атрофируется. Я очень старалась. Зимин бы мной гордился. Гуру редко раздавал похвалы, в основном пиздюлей, но тут он бы определенно одобрительно хмыкнул.

Но Ерохин все понял, как только я переступила порог. Давал мне паузу, всматривался в мое лицо, слушал мой голос с пояснениями и убеждался все больше. Нет, я не прокололась ни разу. Мимика, жест, интонация — все очень выверено, все идеально, врать я умела всегда. Только с одним человеком в жизни у меня не прокатывало. Прокатило только по моей недоговорке и его ложному выводу приведшему к катастрофе и моему добровольному согласию на казнь. Потому что заслужила.

Бумаги убраны в верхний ящик его стола.

— Мои люди посмотрят. — Его негромкий голос в тиши кабинета и цепкий взгляд мне в лицо сквозь стекла очков.

— У нас был уговор. — Откинулась на кресле, скрестив ноги и положив руки на подлокотник.

— Мошенничество в особо крупном, Полина Викторовна. Меня интересует это.

— Там не в особо крупном, ущерб меньше тридцати миллионов. — Кивнула в сторону ящика его стола и снова посмотрела ему в глаза.

— Я говорю о том, что буквально на днях было совершено экономическое преступление с нанесением ущерба в размере пятисот семидесяти шести миллионов ста тринадцать тысяч рублей. — Грустно вздохнул Ерохин, глядя на недоуменно приподнявшую бровь меня. — А сегодня утром еще одно преступление с нанесением ущерба уже в шестьсот два миллиона. Четыре области стоят на ушах, прости мне мое просторечие.

Сучня, Казаков! Я едва подавила желание расхохотаться. Романтик с большой дороги, блять. То-то я думаю, чего это он сказал сегодня его не ждать. Обнал он поехал пилить. Четыре области грабанул, сучня такая. И еще через две недели бабло спиздит у таможни, схему вчера ему заверяла. Пиздец, блять.

Я внимательно смотрела в непоколебимое лицо Ерохина. Четыре области, краткий промежуток. Не-е-ет… Просто так это не прокатит, это разряд фантастики. Влад просто не делится именно с Ерохиным. Именно с ним. Вот в чем вся претензия. Казаков умеет делиться, потому его Система еще не нагнула, он прекрасно пилит деньги, но он не делится именно с этим человеком. Влад не жадный, он работает на коллективное сознательное и прекрасно им управляет. Эшелоны по обе стороны его ценят, иначе бы его уже закопали. Поэтому Ерохин его нагнуть не может, Ерохин часть Системы, которую Влад подкармливает, чтобы не трогала, но именно Ерохина Влад оставляет голодным. А Система, разумеется, как совершенное воплощение бешеной безумной твари периодически его кусает, и тогда нож в вены… Казаков рвет в ответ. Выдвигает ультиматум. Либо живем дружно, либо вы голодные, но перед этим еще полетят головы. Ерохину не нужно Влада сажать, ему не нужен даже рычаг давления, чтобы тоже с него сливки снимать. Нет. Ему нужен компромат, чтобы бешеная тварь снова напала. Ерохин не может не знать, чем это кончится. Просто он сказал, что если его политическую морду не кормят, так нехуй никому жрать. Он часть Системы, она его не сожрет, он ее часть. Голодная и продуманная, которая скажет бешеной суке «фас» а та обязана будет напасть, потому что факт будет обнародован. Влад принципиален и не умеет отступать, это обеспечило ему возможности и преданное окружение. А политгандон решил обернуть принципы не отступать и идти до конца против него самого… И он ведь пойдет… Сука, Ерохин… Какое же ты дно, блять…

Я с трудом сглотнула, чувствуя легкий мандраж в пальцах.

— Я вас понял. — Ерохин удрученно покачал головой и в тот же момент дверь без стука приоткрылась и мужской голос сообщил «он приехал, ожидает в библиотеке». Ерохин улыбнулся насторожившейся мне почти ласково и проронил, — о, как же вовремя. Пойдемте, Полина Викторовна, не вежливо оставлять гостей в одиночестве.

Снова коридор Петра Первого и библиотека соответствующая.

Ерохин вошел в помещение первым и как только я увидела «гостя» сидящего у стола и задумчиво глядящего на бутылку коньяка перед ним, то спотыкнулась и с чувством выматерилась.

Спасский прекрасно контролировал себя. В отличие от меня. Лишь чуть дольше положенного смотрел в мое абсолютно ошарашенное лицо и развернулся к Ерохину, уже севшему за стол, разлившему алкоголь по бокалам и откинувшемуся в кресле.

Я перевела взгляд на Ерохина, подперевшего пальцами висок и с удовлетворением глядящего на меня. Он кивнул на свободное кресло напротив Спасского, упершегося взглядом в тарелку с нарезкой.

Я, рвано выдохнув, подошла и села, глядя в непроницаемое лицо Спасского, все так же смотревшего в тарелку.

— Да, Дмитрий Степанович, стратег вы интересный, но непонятный. — Вано взял бокал с коньяком и поставил его на свой подлокотник, задумчиво глядя на вопросительно посмотревшего на него Ерохина. — Я имею в виду, что умудриться подослать к Казакову двух кротов это, разумеется, достойно уважения, однако, вам не кажется, что если бы мы с Полиной Викторовной знали друг о друге, то работать нам было бы сподручнее? И результативнее.

— Иван, заканчивайте спектакль. — Скучающе обронил Ерохин тоже взяв бокал и придвинув тарелку к Вано. — Это не серьезно. Я прекрасно знаю, что как только я начал вас вербовать в свои ряды вы тут же доложились об этом Казакову. Который велел вам сделать вид, что вы согласны на мое предложение. Полина, будете коньяк?

— Водки нет? И энергетик. — Прикрыв глаза я покачала головой, пытаясь унять сумбур в голове. Сейчас надо думать… Думать, блять… Да хули тут думать! Ерохин, ты ебанное днище! Специально показал меня Спасскому, ублюдок! Знаешь же, что тот не имеет права не рассказать!

Ерохин организовал мне и то и другое, пока я смотрела на Спасского, с равнодушным видом глядящего в большое окно за спиной политгандона.

Как только человек принесший мой коктейль на случаи пиздеца удалился, Ваня нарушил напряженную тишину:

— То есть вы прекрасно знали, что Казаков обо всем в курсе. Поэтому подослали Межекову? И не сталкивали меня с ней, верно? — Он выпил коньяк, поморщился и закусил лимоном, чуть нахмурено глядя на Ерохина.

— Я не подсылал Полину Викторовну. — Тот тоже выпил. Жестом попросил бокал Вано и наполнил его и свой. — Напомню, что Казаков пришел к ней сам. Это подсказка, Иван. — Вежливо улыбнулся, пододвигая Спасскому его бокал.

— Володя. Он сказал о ней и апеллировал тем, что она Зиминская. Он настаивал. — Спасский не смотрел на меня, он смотрел в свой бокал и убито покачал головой. — Володя… Шлюха продажная…

— Как невежливо использовать подобную лексику в присутствии дамы. — С мягким укором произнес Ерохин и посмотрел на меня.

Удовлетворенно улыбнулся — он проиграл, но остался непобежденным.

Дама, в моем лице, только что захреначила уже второй бокал в пропорции один к одному — как дань высшей ступени пиздеца. Обычно чуть водки и дохуя энергетика. Но это не тот случай. Вообще уровень за пределами… Дама не пьянела, не чувствовала вкуса, не смотрела на Спасского и уговаривала себя не орать. Не стонать. Не бить морду политгандону. А внутри все крошилось. В кровавое месиво. Ебануться замут. И шлюха продажная здесь я, а не Володя.

— Дама… Однако, Полин, однако. — Это все что сказал Спасский. Сказал так ровно, немного задумчиво, но я все равно услышала то, что у него прямо рвалось изнутри. Сказал ровно. А такое чувство, что он мне в лицо плюнул.

Третий коктейль и до тела все-таки дошло, что нервную систему ебет не только ужас, но и алкоголь. Чуть попустило.

Посмотрела на Вано. Разумеется, расскажет. Если он про вербовку сразу доложился, а я не сомневаюсь, сука, что Ерохин вербовать его начал очень грамотно и издалека, то про меня он точно расскажет и слушать мои уговоры, что я сама не станет. Именно поэтому Ерохин сейчас нас столкнул. Когда я отказалась работать. Он выдал мне гарантированный билет на эшафот.

Ерохин пожелал нам доброго вечера.

Спасский не пошел к своей машине, припаркованной за воротами, он пошел к моей. Закурил, сел на пассажирское и велел трогать. Достал телефон и кому-то набрал. И у меня сердце остановилось от услышанного, когда я выезжала за открывшиеся ворота.

— Руслан, где Влад? Это на Монтажников? Как долго он еще там будет? Хорошо. Так слушай меня внимательно, у нас беда. Приезжай в сервис на Коростылях и цепани с собой Володю. Владу пока ничего не говори и Володе тоже, просто возьми его с собой и смотри чтобы Влад вообще об этом ни сном ни духом. Нет, Рус, у нас полный пиздец и нам с тобой нужно обмозговать прежде чем рассказывать иначе хуй знает, чем закончится… просто хуй знает. Да. Да, все, давай. Приеду минут через двадцать.

— Вань. — С трудом сглотнув, позвала я, не соображая куда еду, что я еду и вообще нихуя ничего не соображая.

— За дорогой следи. — Зло выдал он и сплюнув в окно, удерживая мне руль. — Летим на Коростылевых, помнишь тот сервис, где Влад при тебе Володю чихвостил? Туда едем. — Закурил вторую, качая головой прикрыв глаза. — Полин, ты ебанутая.

— Согласна. — Прикусив губу до боли сказала я, уговаривая себя не реветь.

— У меня один вопрос и от твоего ответа, поверь, зависит твоя судьба. В прямом смысле. Я не угрожаю сейчас, я тебе говорю, чтобы ты понимала реальный расклад и не пыталась врать. Ты Ерохину сдала Влада? Что ты ему сдала? — Третья сигарета, когда я гнала машину по объездной.

— Ничего. — Напряженно глядя на дорогу и вцепившись ледяными руками в руль выдохнула я.

— Скажи мне правду, Полин. Мне нужно понимать, в какую сторону выруливать, чтобы он не сел. И чтобы башку тебе не свернул и не сел уже из-за этого. Скажи мне правду.

— Ничего. Ничего я не сдала, Вань! Не смогла, блядь! Не смогла! Как я в глаза ему смотреть… Двинула вообще левую схему, полночи убила, думала, что пока он разбираться будет я сама все расскажу!.. Поэтому он меня тебе и сдал, как бесполезный отработанный материал, что ты так тупишь-то блядь! — Голос сорвался, сцепила зубы, ощущая как просто бьет дрожь. Все тело.

— Ну-ка не реви. Слезы вытри. Не так все плохо. Не совсем. — В его напряженном до пределе голоса тень облегчения. — Когда ссучилась?

— Что? — растерянно посмотрела на него, пытаясь успокоиться. Успокоить сердце, дышать ровнее. Нужно соображать.

— Когда ты начала работать на Еро… а, он же сказал про Володю, который на меня наседал что надо именно к тебе идти. — Вано поморщился, и сжал пальцами переносицу, прикрыв глаза и выдыхая дым. — Значит, ты изначально его сукой была. Вот это хуево. Вот с этим не вырулишь. Сколько он тебе платил?

— У нас уговор был. Я не за деньги. — Промчалась на красный и свернула на мост, срезая путь.

— Он тебя шантажировал? Как?

— Не шантаж…

— Ебанный рот! Слушай сюда, блядь! Ты вообще не понимаешь, чем это для тебя обернется, да?! Вообще не понимаешь?! Я единственный для тебя на всем белом свете, кто сейчас может повлиять на ситуацию так, чтобы тебя не пришибли на месте! — он заорал так громко, что мне подбросило на сидении и едва не ушла в кювет. — Ты хули мне тут выебываешься, ебанутая?! Ты вспомни про ту ситуацию у Кристалла! Видела, как он озверел?! Это был лучший друг продавшего его человека! Он чужой! Он его убить хотел! А ты ближе и так его под хуй… господи, блядь… господи… Ты понимаешь, чем все это пахнет?.. Чем он тебя шантажировал?

— Я сама Владу расскажу. — Почти с мольбой, скривившись и сдерживая скулеж, сильнее сжимая ледяные пальцы на руле.

Спасский протяжно выдохнул, и снова закурил. Откинув голову на подголовник и очень тихо произнес:

— Тогда ситуация была… Марк съебался, предварительно наговнив так, что мы едва выгребли. Когда мы все же нашли Марка и везли его назад Влад сказал только одно — Марк уже написал предсмертную записку. Буквально это никто не воспринял. Марк провел три недели в реанимации и то, только лишь потому, что мы с Русланом приехали вовремя. Он многое простит, Полин. Очень многое. Кровь утрешь, кости срастутся, зубы можно вставить, но он простит, пусть и не сразу. Почти все простит. Только не предательство. И самое страшное, когда он молчит. Вспомни ситуацию у Кристалла. По тому, что он этому пидору ни слова не сказал, я уже начал догадываться чем все закончится… и что случится, если мы сейчас уедем… Тогда, когда Марка возвращали, он почти не разговаривал. После того, как ты ему расскажешь, тоже не станет. Ты из миллиона вещей выбрала именно ту единственную, что он не простит, дура ты ебанутая, блять…

* * *

Второй этаж, приличный офис, приглушенное освещение. Я перед Спасским, присевшим на подлокотник дивана, в паре метров от нас в кресле у стола охуевший от услышанного Руслан, большими-пребольшими глазами глядящий на меня, сцепившую челюсть и напряженно смотрящую в вечерний сумрак за окном.

— Ебануться зале-е-ет… — выдавил Рус и набрал Володю, веля быть расторопнее. Посмотрел на Вано, прикусившего губу и хмуро глядящего перед собой невидящим взглядом. — Ты дурак, да? Как мы это вырулим? Вот как, Вано? Такое ощущение, что это ты ширяешься, а не я. Причем ширяешься хуетой, которая жестко ебашит тебе по мозгам.

— Надо для начала с Володей решить, узнать, что он сливал… — Пробормотал Спасский, покачав головой и все так же глядя в пол. — Хотя, если по нам не ебнуло, значит ничего. Влад не зря его из темы вытеснял, может, подозревал… Да нет, тогда бы он с него спросил, хули в игрушки играть при таких движняках… Блять…

— Полин, ты Ероше хоть что-то сказала? — напряженно спросил Руслан.

— Ничего. — Выдохнула я, поворачивая к нему голову.

— Ероша ебать продуман. — Руслан нахмурился глядя в стол. — Провернуть ж надо так, свою девку в бухгалтерию…

— Опа… заехал я за договором. — Ровное звучание голоса Влада за моей спиной.

У меня остановилось сердце, Руслан замер все так же глядя в стол. Спасский неровно выдохнул.

Влад стоял в полушаге двери, а за ним медленно скользило дверное полотно на доводчики. Тихий щелчок и дверь закрылась.

Я заледенела и отчаянно не желая этого, все же повернулась. И поняла, что начинаю подыхать.

Влад смотрел на Спасского. Он знал, к кому сего ходил Ваня. Он приехал в офис за документами. А тут напряженный Руслан, помертвевшая при его появлении я и Ваня, прикрывший глаза и опустивший голову. И зашел на самой дряной фразе.

Я смотрела на Казакова, а тот давяще на Спасского. Он уже знал. Он понял. Спасский вдохнув повернул к нему лицо.

— Нет… — неслышно выдали растягивающиеся в улыбке губы Влада, когда он вонзился взглядом в глаза Вани. — Да ладно, блять…

Вано сглотнул и отвел взгляд. Гром в тишине. Тишина и чувство, что небеса разверзлись, разразились раскатом и никогда не станут прежними. Гром. В абсолютной тишине. Бьющей по нервам, по рецепторам, ломающей их до структурных единиц, сжигая их… пуская пеплом по шторму внутри него. И меня.

Его взгляд тяжелый, еще не верящий в бледное лицо Вани, глядящего в пол. Прикрывшего глаза. Подтверждающего.

Влад улыбнулся уголками губ. Принимая. Пытаясь принять. Не отпуская его взглядом, не глядя на меня.

— Левая инфа и выход на нее? — его голос ниже, чем обычно. Смотрит не моргая в лицо Вани.

— Володя. — Негромкий ответ Вани. — Ссучился пока ты срок мотал. Мы не углядели. — И повторный гром.

Время застыло, напитало напряжением нервы и подготовило их к обрыву.

Усмешка. Краткая. Отвел взгляд в пол. Воздух не отравился, нет. Он стал насыщенным и густым. Насыщенным ненавистью. Тяжелой, убивающей, вытесняющей кислород в офисе.

Он только начал медленно поднимать голову, как дверь за его спиной открылась и вошел Володя.

— О, что-то случилось? — Володя недоуменно посмотрел на Вано и закрывшего руками лицо Руса, на мертвую меня и только потом на окаменевшего Влада. Все-таки посмотревшего в мои глаза. И улыбнувшегося. Тепло. Нежно. А хаос на дне карих глаз взревел. Он поворачивался к Володе медленно, не отрывая от меня взгляда до самого конца.

Секунда, Володя смотрел в его лицо и его перекосило. Резкий удар Влада куда-то в грудь, отбросивший Володю на дверь. Я думала, это было страшно тогда, когда он избивал мужика на парковке. Нет. Страшно было сейчас, когда он сначала ударил так, чтобы Володя ни вдохнуть не закрыться не смог и начал с силой бить его в лицо.

К горлу подкатило, когда за страшными звуками ударов, за стонами, глухими вскриками и хрипами я различила хруст. Покачнуло. Вано оказался рядом и держал за локоть.

— Смотри. — Дрогнувшим голосом почти неразличимо за избиением сказал он, отводя взгляд. — Смотри, иначе… он не остановится.

Кровь на двери, на полу, всхлипы Володи, рваное жесткое дыхание Влада и его на мгновение остановка, чтобы оглянуться через плечо. Чтобы дать понять, кого он бьет. Я сорвано выдохнула, принимая. Сцепила челюсть, задержав дыхание и чувствуя как под кожей на разрыв боль от перемалываемого в кашу нутра.

Влад с силой сжал челюсть, глаза полыхнули непередаваемой ненавистью. И снова удар в голову. Нет. Он не остановится.

— Влад. — Мой голос очень негромок, почти шепотом. Выдыхаю тяжело. В голове шум, в ушах звон. Ватная слабость в теле, когда медленно. На колени. — Пожалуйста.

С трудом голову вниз, опуская подбородок и не отпуская его затравленным взглядом. И разрываюсь от цунами. Цунами оглушающей боли, отчаяния и стыда, набирающего мощь, накрывающего все внутри от насыщенного, от яркого, от тошнотворного презрения в карих глазах.

Он посмотрел на полуживого Володю и отпрянул. Отступил от него.

— Займись. Скажешь в больничке… сам придумай. — Резко бросил Руслану, дыша часто и неровно и направляясь к шкафу в углу офиса.

Я встала на слабые ноги оперлась спиной о стену, дрожащими онемевшими руками о колени и прикрыла глаза, пока он хлестал текилу из бутылки, а Руслан с трудом поднимал и уводил Володю.

Звон стекла по полу плеск жидкости.

Я повернула лицо и едва не застонала, глядя, как он приближается. А во взгляде отвращение.

Остановился вплотную, дышал тяжело. Взглядом не отпускает, не моргает, убивает тем, что бушует в его глазах. Резкое движение и его окровавленные пальцы с силой стискивают мой подбородок, ведут вверх, заставляя выпрямляться, прижаться спиной к стене.

Медленно чуть склоняет голову, разрывая у меня остатки того, что еще не ушло в огненный ураган. Презрение. Отвращение. Его пальцы на мгновение сжимаются сильнее, почти стискивают, срывая мне дыхание и отстраняются. Чтобы едва касаясь тыльной стороной ладони провести мне по щеке. Размазывая по коже кровь. Помечая, даря понимание, что это его последние прикосновение.

— Антачебл. — Едва слышно, презрительно, чисто по губам, по сорванному дыханию.

Приговор в одно слово — «неприкасаемая».

И о нет, здесь не было высокого значения. Высокого посыла, что ему нельзя касаться меня потому что он любил и даже не смотря на то, что я его предала он весь такой по ванильной хуйне прется, или то, что я женского пола и он не может поднять на меня руку и тому подобному ублюдскому высеру.

Нет.

Это был приговор. Определение в касту.

По его законам страт. По законам тех, кто не имел права прикасаться. К таким как я. Низким. Продажным. Тварям. Которых пользуют.

Тело повело в сторону. Захотелось ударить, закричать, взреветь. Испуганно и протестующе. Но он был прав.

Его неверный шаг назад, не отпуская взглядом мое кривящееся от боли, понимания и принятие лицо. Второй его шаг тверже. Третий ровный. Присел на край стола. С трудом перевел взгляд на Ваню, звериное движение кивком в сторону бара.

Спасский идет быстро и напряженно. Текила откупорена и подана в пальцы Влада. Его кисть перебинтована, его зашивали два дня назад. Но бинт обагрился — швы разошлись. Он бил правой рукой. Той, что резал. Той, что я зажимала.

Кровь упруго по коже предплечья и впитывалась в черный кашемир засученного рукава, когда он, прикрыв глаза, поднес бутылку к губам и пригубил. Жадно. Стремясь убиться. Только тщетно.

Бутылка со стуком на столешницу, взгляд в пол. Длительные секунды, крадущие у меня годы жизни.

Держалась — стояла на ватных ногах. Смотрела. Жрала. Сдыхала. Но метку не утирала.

— Ерохинская, значит. — Выцежено сквозь зубы, взгляд мне в глаза. Там нет ненависти. Только презрение и отвращение. — Сколько платил?

— Не за деньги. — Мой голос слабый. Сломанный. Как и сама. — Моя сестра дура, у него в любовницах ходит. Сама не отстанет. Он сказал, что все будет кончено, если я достану компромат на тебя. Достала, но не сдала.

Он на мгновение прикрыл. Ресницы дрожат. Бледен. Дыхание еще чуть учащено. Приоткрывает глаза и, глядя в сторону и вниз задает совершенно неожиданный для меня вопрос:

— Как зовут твою сестру?

— Света.

— Полностью, блядь. — Почти с оскалом и снова вдавливающий в стену взгляд.

Сглотнув назвала ее имя.

— Как звали бабу Марка? — Краткий взгляд в сторону напряженного Спасского, глядящего на меня в неверии и ужасе.

— Так же. — Вано прикрыл ладонью глаза и убито покачал головой, падая в кресло.

— Межекова… ты в такую жопу угодила, малыш. — Влад тихо пугающе рассмеялся и нежно мне улыбнулся, но я отчетливо поняла, какой пиздец скрыт за этой улыбкой. Он снова повернул голову к Спасскому и, усмехнувшись, произнес, — Вано, а может мы Светланку того? Сами испробуем? Ты глянь, какая роковая бабенка… Так и хуярит от нее людьми, что несут просто лютый пиздец в мою жизнь. Надо искоренить корень зла.

— Что? — немеющими губами спросила я, во все глаза глядя на улыбающегося мне Влада.

— Твоя сестра, Полечка, последняя шалава. И это я не оскорбляю, это я факт констатирую. А ты дура, которую имели. Причем все. Некоторые вот даже буквально. — Сплюнул на пол, почти в середину между нами и пригубил текилу, поморщившись и не отводя от меня взгляда. — Фамилия у Марка — Ерохин. Он сыночек гиены, которая тебя подослала. Марк встретил твою сестру, когда снимал эскортниц, искра буря и безумие и вот уже Марк как тупой баран на крючке у Светы. Которая замечает рыбку покрупнее в виде отца Марка. Дальше догадаешься?

— Это бред… — не поняла, почему рассмеялась. Колени подогнулись, едва успела взять упор спиной на стену и выпрямиться, с абсолютным неверием глядя в лицо Влада.

— Это, Полечка, не бред, это твоя шалава сестра и семейка Ерохиных. Это то, с чего начался такой замут, что мы все чуть не сели. А стартовало с того что Ерохины шлюху не поделили. — Он ухмыльнулся, выделив это слово, и снова сделал глоток. — Точнее сынок на папашу клыки навострил и получил за это пиздюлей. У них же как у зверей, кто вожак тот и самку выбирает, остальные перечить не должны. Марка лишили бабок и продержался он около месяца. Не привык по средствам жить, а к нам лезть поздновато, мы уже давно повязаны и далеко ушли. А потом папочка выдвинул Марку условие, мол, прощу тебя сыночка-корзиночка и денюшки тебе дальше давать буду, коли друзья твои, так сказать, контрольный пакет акций дадут, или моего человечка к глотке подпустят. Друзья, то есть мы, у виска пальцем покрутили и на хуй Марка послали. Сыночка-корзиночка обиделся и нашему тупому чму в жилетку поплакался. Ну, этому, которого я вчера чуть на тот свет не отправил. А тот тупой же, возьми и слей схему, за которую я в последствие и сел. Ну типа, вот Владик какой плохой, не хочет платить за то, что бедный Марк ебнутый на всю голову, на, Марк, иди попробуй Владика пошантажировать, а то Владик охуел, уже лямами пиздит а папашины тонкие намеки, что ему накинуть надо не воспринимает. И Марк грозился схему слить, если мы не отдаем часть объединенной сети и я не отстегиваю его папашке с каждого своего дела. Начал шантажировать, что сдаст мусорам и я и еще тринадцать человек садимся на пять лет, еще у девятерых не срок, но тоже взрывной волной хорошо зацепит, так сказать… либо мы пускаем его папашку в бизнес и фактически работаем на их ебанутую семейку, а я там вообще типа по первому требованию на коленки бахаюсь, смотрю в рот и делаю откаты что без штанов остаться можно. Мы его опять на хуй послали и все переиграли. Переиграли так, что все три мои шараги ни с кем не контачили, никто там больше не участвовал и я все только в одну харю качнул. Один это сделал, никого больше не было. Ерохин тварина такая, что вывела бы так, что у тех моих людей, у которых тоже свои замуты за плечами, если бы их как фигурантов вскрыли, пиздец какая цепная реакция бы пошла. В общем, сделали так, что я один единственный лизинг выебал. В обмен на это они выпинули Марка и тупого из ОООшки, отдали мне сеть и все, что было у Марка тоже стало моим, а ему в городе больше было без вариантов подняться это было тоже гарантированно. Чтобы он не попробовал, его зажмут себя не пожалеют.

Я прикрыла рот ладонью, сдерживая рвотный позыв. Кое-как доплелась до дивана и рухнула на него, чувствуя, что еще немного и сердце просто не выдержит. Руки ледяные. Слабая дрожь. Хаос. В теле. В душе. В разуме. Горячий, бездумный, беспощадный. Подняла взгляд на него. Слабо оскалился, глотнул текилы, и презрение в его глазах стало еще более насыщенным. Он улыбнулся уголком губ, достал сигареты и подкурил, протяжно выдыхая дым и стряхивая его на паркет. Глядя на свою окровавленную руку, негромко продолжил:

— Но папашка и сыночек решили и из этого выгоду извлечь. Я думал, что я Марка собственноручно казню, но он справился сам — инсценировал свое повешение с запиской, купленными медиками, пышными похоронами и прочими атрибутами. Для чего? Для того чтобы мне еще инкриминировали доведение его до самоубийства. Там, в его «предсмертной» записке столько всего было — закачаешься. И я бы сел уже не на три года, а минимум на десять, и за это время, разумеется, он бы с папашкой бизнес либо развалили, либо людей моих переманили. Десять лет это не три года, такого времени без руководителя ни одно предприятие не вынесет. Вон, сука, три едва пережило, хотя каждый день контролировал. Да, Вано? — Повернул голову в профиль, глядя перед собой раздраженным взглядом. — Охуенно вы тут жили, мыши? Володя ссучился, Рус подсел, в фокус-группе шакалы завелись. Ты у Ерохина терся постоянно, а эту суку проморгал, Володю проморгал, а я тебя для чего туда посылал, мудак?.. Ладно, тебя потом выебу. — Снова посмотрел на меня, глубоко затянулся и слабо выдохнул. — На чем я там остановился?

— Что ты отсидел три… — немеющими губами выдала я.

— Да, я же сказал, что они пытались, а не сделали. Пытались-пытались, да обосрались. Марка мы выцепили на границе Латвии и приволокли сюда. Прокурор хоть и старательно изображал, что страдает косоглазием и слабоумием, но угроза вывести одну компрометирующую ситуацию в широкие массы, если они не прекратят хуйней страдать подействовала и мы с ними танцевали по моим условиям. То есть я мирно уезжаю на три года и таким образом они как бы и Ерохину отсосали потому что все-таки посадили меня как ему обещали, и попутно мне соснули, потому что я на три года отдыхать уехал, а не десять, как Ерохин для меня проплачивал. Но больше они до нас не доебываются, за это мы тоже договорились и держим руку на пульсе со скрытой записью как их начальство с Ерохиным чуть не в десна долбятся обсуждая псевдосмерть сыночки-корзиночки, для чего псевдосмерть нужна и сколько будет стоить плюсом сверху пару статей мне… поэтому прокурор страдать косоглазием и слабоумием прекратил, когда мы Марка притащили и угрожали двинуть запись и эту гниду засветить в доказательство как красиво высшие чины трахаются. Что-то я увлекся. Короче, Марк как из больницы вышел… он там лежал потому что я чуток рассердился на него, но как только он вышел мы его выпинули обратно за границу, чтобы тут ни мусорам ни нам не мешался. Однако папаша Марка посчитал всю ситуацию для себя личным оскорблением и почему-то выбрал меня как главного своего врага, а мой бизнес и то, что я взял у Марка в качестве моральной компенсации, как отнятое у него самого. Так и живем. Чиновник, мечтающий отжать сегмент где я банчу ворованными тачками, мои насосы с лизинга, сеть автосервисов ну и еще по мелочи хуйни всякой, и я, сказавший ко мне не лезть, иначе еще раз по ебалу выхватит. А он не понимает, пидор. Заебись живем. И дальше походу еще круче будет, да, Межекова? Постаралась ты, сука.

Я нервно хмыкнула и меня вжало в спинку дивана, когда он, отставив бутылку и кинув в нее сигарету встал с края стола и медленно и плавно направился ко мне. Остановился рядом, обдавая тяжелейшей, непереносимой раздачей, которую я никогда не смогу сожрать и чуть склонив голову почти не слышно произнес губами, едва подавляя звериный оскал:

— Я как-то пизданул, что руку на тебя не подниму, но впервые в жизни я нарушу свое слово, ты вынудила, сука. У тебя два часа, чтобы съебаться из города и никогда сюда не возвращаться. Два часа, иначе я грех на душу возьму. Съебывай на хуй отсюда, тварь, у тебя два часа и ни минутой больше.

Момент как я вышла из сервиса выпал из памяти. Из памяти выпало почти все, кроме того, как я слушала гудки, дозваниваясь до своей сестры и выруливая с парковки. Она отклонила вызов. Но прислала сообщение.

«Я беременна. Аборт делать не буду»

Я взвыла, едва не уебалась в столб и с трудом, заехав передним левым на тротуар, остановила машину.

«Он тебя заставит дура»

Неверными пальцами, раза с пятого.

«Не заставит. Больше НЕ ВМЕШИВАЙСЯ в мою жизнь»

Конечно, не стану. Игра не стоит свеч, Света. И не стоила.

Я в аду.

Всё.

* * *

Обратно четыреста километров в город из которого я уехала два месяца назад. Уезжала со злостью Возвращалась с безумием.

Не сказать, что Андрей так уж злорадствовал, когда в семь утра я уебала с ноги в дверь нашего дома, проигнорировав нахуй дверной звонок. Он, сонно потирая глаза распахнул дверь минуты через три, когда я уже почти ногу себе отбила.

— Все-таки осознала, Полечка, да? — довольно ухмыльнулась эта сволочушка, облокачиваясь плечом о косяк.

— Да. Что я тебя достойна. На колени падать не буду, ты уж не серчай, старче. Дай пройти. — Даже не посмотрела в его лицо, просто вваливаясь за порог.

Не разуваясь на кухню, к холодильнику.

— Фу, что за дерьмо? — с отвращением сплюнула на пол одно из его правильных блюд. — Есть что-нибудь съедобное? — Начала рыться по шкафам, вытаскивая все, швыряя на пол. — В этом доме кроме твоих помоев нет ничего? А бухло все где? А, ты же в кабинет к себе перетащил. Хуй с ним, пошли туда, мне как раз там кое-что нужно.

Андрюша в полном ахере смотрел на меня, решительно шагающую в холл к лестнице на второй этаж. И взлетевшей по ней, с пинка распахнувшей дверь его кабинета.

— Полин, может, поговорим? — растерянно спросил он, останавливаясь возле меня, присевшей на корточки у сейфа в углу и набирающей код.

— Давай. Мы там еще ж женаты, да? Тогда получается, что я тебе изменила. — Наконец-то это сранное металлическое уебище разблокировалось и я рывком открыла дверь.

— Ну… один-один. — Тихо выдал он.

Стало противно.

— Уйди отсюда, а. — Поморщившись, бросила через плечо, перебирая пачки денег и прикидывая сколько мне взять.

— Я на тебя в полицию заявлю.

— Ага, давай. Что жена денег взяла. — Ну, вот эти две сойдут.

— После развода напишу.

— Взяла я еще в браке. — Обворожительно улыбнулась, сжимая деньги в руках и направляясь к шкафу в углу его кабинета за алкоголем.

— Это легко подправить и…

— Ой, да ебись ты конем, Андрей! Вот с таким вот хуем! — Показала с каким именно, максимально широко разведя руки с деньгами. — На, козлик ебанный, блять! — Швырнула ими в него. — Чтобы ты подавился! И моими деньгами тоже подавись. Заебал уже, баба рязанская! Но бухло я возьму. — Прошествовала к шкафу и, взяв оттуда бутылку водки, пошла на выход.

— Ты куда?

— Куда глаза глядят, заебали вы все! — рявкнула я, спускаясь по лестнице.

— Полин, ну подожди! Да подожди ты блять! — Он почти нагнал меня на середине лестницы и опрометчиво попытался схватить за локоть, если бы не его реакция, в голову бутылкой я б ему попала. — Слушай, давай с начала, а! — Поднимая руки, как бы показывая, что сдается, отступив, начал он. — Давай просто забудем! Ну Поль! Блять мне без тебя плохо!

— Не поверишь насколько меня это не ебет! — выцедила я и, отвернувшись, снова начала спускаться по лестнице.

— Да хватит матюгаться как сапожница! — а этот придурочный все не отставал, почти бегом за мной, уже наполовину пересекшей холл. — Я тебя вообще не узнаю, Поль! Да что произошло?! Ну что? Ты вообще не в себе! Господи, ну успокойся! Остановись! — и снова опрометчиво схватил за локоть.

На этот раз я все-таки попала, правда по руке и водка выскользнула и с громким звоном покатилась по плитке. Да и пошла она нахуй! Сама себе куплю! Магазины скоро откроются уже.

— Малыш…

Пронзило просто насквозь — у них отдаленно сложи голоса. Особенно со спины, особенно когда Андрей произнес это хрипло и низко.

На одно мгновение, просто на одну сотую долю секунды мне вдруг представилось что там, за моей спиной Влад. Что это он позвал. И мои ноги намертво вросли в пол.

Кажется, я схожу с ума. Я просто съезжаю с катушек.

Не поняла, как присела на корточки и обняла себя руками. Сжала максимально, задрожала. Но коснулись меня совсем чужие пальцы и внутри произошел надлом, разрывающий острыми гранями такой краткий, такой хрупкий миг иллюзорного присутствия Влада.

Сдалась с позором. Разревелась и позволила взять себя на руки. Вот и все. Вот мой потолок. Не хуй было себя переоценивать. Получи фашист гранату. Что там еще можно сказать человеку, разрушившему себя и все вокруг? Вот это я себе скажу. Когда перестану слабо и жалко выть в подушку, сжимаясь на чужой постели, в чужом доме, в чужом городе рядом с чужим, но подходящим мне по уровню человеком.

Меня не отпускало. Меня вырвало и я засмеялась дрожащей рукой вытирая губы. Скорая, врачи на дом, капельницы, потеря реальности на три дня.

* * *

Неделю спустя я начала соображать. Андрюша был тише воды ниже травы, ходил по дому тенью.

«Заставил?» — мое краткое смс на номер сестры, когда я с трудом глотала безвкусную пищу, которую надо было жрать. Врачи альтернативой капельницу мне двинули, лучше жрать, я больше не хочу в бессознательности валяться.

«Да» — спустя пару минут и моя горькая усмешка. Отложила телефон и посмотрела в большое окно с видом на террасу. В ночи кружил снег большими хлопьями. Какое сегодня число?.. Пальцы жили отдельной жизнью, когда набрали и отправили Светке еще одно смс:

«Приедь ко мне. Я не буду ругаться ни за что. Съеду завтра от Андрея, напишу тебе адрес»

Тянущиеся секунды. Ее ответ обрывочный, незавершенный, несмелый, отправленный случайно, дрогнувшим пальцем:

«Можно я»

Я напряженно смотрела на экран. И она дописала:

«Можно я перееду? Я найду себе работу честно и буду жить отдельно. Просто можно я перееду? К тебе ближе»

Разрушились замки, да, Свет? Любимый богатый мужик ребеночка вынудил абортнуть? Поняла, что бабосы это полная хуета?

«Маме правильно подай, не пугай ее. Займись переводом из института, я пока найду тебе квартиру и работу»

Ее ответ пришел почти сразу:

«Пожалуйста прости меня»

Телефон выпал из обмякших пальцев на пол. Я зло утерла слезы и встав со стула, присела на корточки с ненавистью глядя на пошедший трещинами экран.

«Ты моя сестра. Не напугай маму и займись институтом»

Ненавижу. Снова ведет…

* * *

Я сказала, что его зарежу, если не даст развод. Тихо и безэмоционально, шатаясь и опираясь плечом о дверь его кабинета.

Он покачал головой и сказал, что даст развод. Написал расписку. Только когда я немного приду в себя, мол, он боится, что я с собой что-то сделаю, просто просит немного потерпеть. У меня ноги подкосились и я взвыла, врезавшись коленями в паркет. Капельница, выпад из реальности. На этот раз на несколько часов.

Было около пяти утра, когда я поняла, что лежу в гостевой спальне, на спине, глядя в потолок. А мой телефон разрывается.

С трудом дотянулась до тумбочки и трубка выпала из пальцев. Спасский. Сердце ошиблось. С ним что-то случилось. С ним что-то произошло.

— Да, — хрипло выдавила я в безумном напряжении глядя в окно.

— Привет, Полин. — Голос Вано вроде ровный, а вроде и неуверенный совсем.

— Что-то?…

— Нет. Влад был на эмоциях, но он не дурак. Войны нет. Худой мир. — Затягивающаяся пауза, на мое невысказанное отчаянное «что тогда?!». Спасский устало вздохнул и негромко сказал. — Полин… он сказал мне найти тебя.

— Для чего? — Я замерла, глядя в одну точку и не в силах первая нарушить явно затягивающуюся паузу.

— Не для того, чтобы тебе морду набить. — Вяло пошутил он. — Он остыл и… там расклад-то по сути без выбора был и… Полин, в общем, если он узнает, что ты замужем, то это сто процентов всё будет.

— И? — я зажала себе рот ладонью, сдерживаясь. Пытаясь.

— Что, блядь, «и»?! Вот что за дебильная, сука, реакция?! — Неожиданно рявкнул он. — Догадайся сама, блядь, нахуй я тебе звоню!

— Ну, сообщи ему что я замужем… И что все время была. Скажи ему правду.

— Что? — явно опешил он.

— А что еще делать, Вань? Скажи ему. Это скрыть можно, но вот только если все всплывет, а оно всплывет… Он же Володю до полусмерти избил… и того на парковке тоже…Короче, лучше сразу.

— Я… — он явно растерялся. — Полин, может все-таки… ты уверена?

— Да. — И заплакала. Тихо. Беззвучно.

— Полин… да он же охуеет… ты понимаешь, что на фоне того, что ты с Ерохиным, а тут еще и это, что ты замужем и после всего до сих пор… он просто… не простит.

— Понимаю. Поэтому и говорю, что рубить лучше сразу, а не ждать когда… сука, я же вскроюсь просто, я повторно уже не вынесу… Вань… пиздец… — не сдержалась, проскулила. — В общем, ладно. Забудь. Просто скажи ему правду и все.

— Поль…

— Спасибо, Вань. Правда, спасибо тебе. Я без сарказма. Что попытался спасибо, но… Сам понимаешь, что лучше сказать.

— Ты счастлива с… с мужем?

— Минутка сантиментов закончена. — Улыбнулась, сквозь слезы. — Скажи ему правду.

— Просто… просто если ты решишься, я могу стопорнуть все… сказать, что роем, но найти пока не можем, что-нибудь придумаю, у тебя будет время. Немного, правда, буквально… но будет и…

— Ты думаешь, эта ложь без последствий останется? Только представь, что случится, если он узнает, что ты меня прикрывал, пока я разводилась… Ладно, давай заканчивать, а то у меня тут время для бабской истерики подошло. — Голос не звучал и вполовину так уверенно, как мне хотелось бы.

— Полин, ты… точно? — его мягкий, просительный, заставил меня скривиться, изо всех сил сдерживая просто животный вой отчаяния. — Полин?

— Да. — На мгновение отведя трубку от уха, прижала руку ко рту, заглушая крик, сотрясший все тело. И более правдоподобно ровно произнесла, — удачи, Спасский. Напиши, как жениться соберешься, пришлю вам букет и открытку. Я сама выберу.

— Я… да. Удачи, Полин.

Я стиснула телефон. Закрыла глаза руками, давя на глаза основаниями ладоней. «Один шанс». И я снова все просрала. Все просто. Сука, предел.

— Развод. — Ровный голос Андрея из двери.

Подняла на него взгляд. Он слышал. И судя по перекошенному лицу у него там прямая ассоциация с теми, кто его теснил. Не знаю, как он там, что связал, но вот испуг на его лице сказал о многом.

— А не хочу. — Зло улыбнулась глядя на трусливую сволочушку. — Это чего это внезапно? Я не хочу развод.

— Подам в одностороннем порядке… — кажется, пересрался он по серьезному.

У Казакова удивительное качество даже незнакомых ему людей запугивать. Андрюша всего-то подслушал один мой телефонный разговор. Слабонервный какой.

— И месяц я еще буду иметь право жить с тобой под одной крышей и ебать тебе мозг. — Мой смешок вышел истеричным. Но все же смешок.

— Полин, я сказал, давай разведемся. — Побледнев и с трудом сглотнув, напряженно сказал Андрей.

— Тогда раздел имущества. — Вот в душе пиздец, вот полный пиздец, а мне, сука, весело. Правда, весело. Особенно видеть, как его перекашивает. — Ой, да ла-а-адно, Андрей, я пошутила. Все время забываю, что нужно быть осторожнее, у тебя же все-таки возраст. Деньги мои отдай и я свалю в закат.

— Завтра снимут блокировку счетов, заберешь деньги и сразу в Загс.

— А отступные? — Приподняла бровь я. — Слыхал, сколько у Абромовича жена отсудила, я тоже так хочу. Подробно изучила ее стратегию, созвонилась с ее адвокатами… Ой, Андрей, ну я же шучу, что ты так бледнеешь в самом то деле. Андрей? — настороженно приподнялась с постели тревожно вглядываясь в его перекошенное лицо.

— Что? — смотрел на меня почти с ужасом.

— Фух, ты так не пугай, — упала обратно на край кровати, обмахиваясь телефоном. — А то и вправду сердце у тебя не выдержит, а мне потом перед вратами рая оправдывайся, что это не мое чувство юмора в твоей смерти виновато, а твое дряхлое сердечко, и в котле вариться мне не за что, ты сам помер и я не при чем. Прощальный секс? Залечу от тебя, подам на ДНК и мы с тебя стрясем все до нитки. Господи, я опять шучу!

Юмор висельника. Слезы по лицу. А я смеюсь.

* * *

Сволочушка деньги мне отдал. Правда, ничего сверху не докинул, да и хер на него. Я сказала, что машину не отдам, возражать он не стал. Продам шмару, возьму себе что-нибудь нормальное. К обеду нашла съемный уголок. Такой себе, на первое время. Позвонила сестре. Светка тихими извиняющимся голосом разговаривала со мной. У меня внутри все переворачивалось, и так и пыталось прорвать плотину, которую нельзя прерывать. Вообще. Я не хочу больше капельницу. Мне нужно прийти к Зимину, мне нужно пояснить… Господи, что же он со мной сделает…

Я почти прокусила губу, глядя в окно на заснеженный двор и не сразу поняла, что почти не слушаю свою сестру. Она что-то там вяло блеяла, что занялась переводом и все идет хорошо. Заплакала, начала просить прощения. Я сцепила зубы с силой зажмурив глаза, резко ее оборвала. Не нужно. Я не готова. И, наверное, никогда к этому готова не буду. Произошло и произошло, хватит, не исправить уже ничего.

Через пару дней нашла Светке работу и морально готовилась к встрече с Гуру, сказавшему явиться завтра. В седьмом часу вечера выбежала в магазин за бухлишком. Когда вышла из магазина, бутылка выпала из пальцев и со звоном разбилась окатив сапоги алкоголем.

Он стоял напротив входа, облокотившись бедром о перила и задумчиво на меня смотрел.

Безотчетно отступила на шаг назад. Он усмехнулся и глубоко затянулся.

— Тоже рад тебя видеть. Запиваешь горе? — кивок на бутылку у моих ног.

— Зачем ты приехал? — немеющими губами выдавила я, не обращая внимания на удивленных прохожих.

— Сказать что ты стерва. — Ровно произнес он, с непроницаемым лицом глядя на меня.

— Ты сказал. — Дыхание в срыв, сердце в галоп, но я держала. Держала плотину.

— Верно. — Казаков лениво улыбнулся уголком губ, отщелкнул ногтем тлеющий конец сигареты и лишь затем протяжно выдохнув дым, негромко заключил, — теперь можно и домой ехать. — Взгляд его был спокоен, может быть с ноткой иронии, от которой в груди все медленно и больно стягивалось. Краткий кивок на черный танк позади него. — Ну, и? Чего застыла? В машину садись, сказал же, домой едем.

— Я… Влад, я замужем, но… — с отчаянием выдохнула я, понимая что все, сука, я больше не могу. Я не знаю, как все… ничего не знаю.

— В курсе. Вано по громкой связи с тобой трепался. — Влад закатил глаза и снова достал сигареты.

— Вот… су… сучня!..

— Ну что ты, наоборот, он хороший человек. Мне же нужно было знать, куда я собирался ехать. К стерве, твари и обманщице чтобы предъявить счет, или за своей женой, которая ввязалась в мужские игры и готова была сдохнуть, но не предать.

— И… что ты?..

— Я здесь — ответ очевиден. Заканчивай сопли пузырить и садись в машину, я устал и хочу домой. А-а… да. Ты развелась?

— Да.

— Так и думал, но день на всякий пожарный тебе еще дал про запас.

— А если бы… нет? Ты бы сейчас уехал?

— Конечно. На кой мне женщина которая развестись не может? — Я издала сдавленный полувозглас-полувстон, не в силах ни смотреть на него, ни отвести от него взгляда. — Да успокойся, я знал что разведешься. Мы с Вано чуть не расплакались от умиления, когда ты нюни распускала и голову пеплом посыпала. Коллективно решили, что ты заслуживаешь оправдательного приговора. — Усмехнулся, глядя как меня уже просто ведет и я не выдержав, всхлипываю. Шагнул вперед и удержал за локоть с укором глядя мне в глаза. — Где твое чувство юмора, Меж… фу, фамилия какая дурацкая. Сменила ее?

— Да. — Прокусила губу, с неверием глядя в спокойные карие глаза.

— Умница-дочка. Я замерз, садись в машину уже, а то без тебя уеду. — Слабо потянул в сторону машины.

— Не уедешь. — Усмехнулась сквозь слезы.

— Ты сядешь или нет, блядь?.. — придурочное таранящее веяние впервые вызвавшее у меня успокоение.

— А ты? — Мой шаг неровный. Подхватил на руки.

— Свое я отсидел, пока вроде не косячил, так что в обозримом будущем не должен. — Подошел с моим трясущимся телом к машине. — Дверь открой, Казакова, чего ты такая медлительная? Говорил же, тормозов не люблю.

Боковой ветер ударял в пассажирскую сторону. Злой, мерзлый, холодный. Я вдыхала аромат его парфюма, запах кожи и легкий сигаретный шлейф витающий в теплом салоне. Утирала слезы и рассмеялась, когда он, фыркнув, включил шансон, жестом велев мне не трогать консоль и спустя пару мгновений, не отводя спокойного взгляда от дороги, медленно и плавно протянул руку, чтобы коснуться моей ладони. И переплести наши пальцы.