Дракона я убила и свой хер он обещался скинуть к понедельнику, умоляющим взглядом глядя на меня. Потому что на Казакова они смотреть боялись.

Мы сидели в головном офисе сети магазинов автозапчастей. Я, разложив бумаги перед гендиром и еще каким-то мужиком, которого мне не представили, уверенно и твердо убивала дракона, используя выданный мне меч, а дракон на меня смотрел двумя головами и на все кивал, отбивая у меня всякую охоту его убивать. Я тут воевать пришла, где кровь и кишки? Где парирование ударов? Точнее их попытка, потому что у меня был непревзойденный сенсей, который учил махаться на таких мечах не оставляя противнику шансов. Тем более, когда в договоре прописан, сука, пункт о компенсации. Это прямо уже не то что меч, это базука.

Казаков развалился на стуле в полуметре позади меня, все это время не отрывался от телефона и жевал жвачку. Сидел на расслабоне вообще не вслушиваясь в то, что происходит, травил воздух этим своим ублюдочным веянием и молча рылся в телефоне. И жевал жвачку. Я не знаю, почему именно это меня раздражало, но это очень раздражало. А дракона просто пугало.

Мне повезло — я сидела к Владу спиной и его не видела, а у них он был прямо перед глазами, им повезло меньше. Видимо, они были хорошо знакомы с Казаковым, потому что кивали на все, что бы я не говорила. А я, между прочим, расстаралась. Не потому что мне так Казаков велел, а для того, чтобы не посрамить своего гуру, это принцип.

Но это подобострастие отбивало всякий интерес. Меня так и тянуло что-нибудь съязвить, ну вроде как квартиру мне купите или тур куда-нибудь оплатите, потому что мне казалось, что они согласятся абсолютно на все. Лишь бы Казаков сидел, молчал, а лучше вообще ушел. Навсегда.

Сошлись на том, что компенсацию они отдадут раньше понедельника. Ну, как сошлись. Я сказала завтра скинуть, они согласились. Стремный дракон, слабый какой-то. Его этот вот, который сзади сидит скучает, наверняка навещал не раз, чтобы подобная реакция была.

— Владислав Игоревич? — позвала я, повернув голову к нему голову и едва не выматерилась.

Он сидел в беспроводных наушниках. Сидел в наушниках, жевал жвачку и смотрел видео в телефоне. Ладно еще про какие-то детали, а не порнуху, а то с него станется. Но. Это вообще что?! Это как?!

— Владислав Игоревич, — скрипнув зубами, я протянула руку, чтобы тронуть его за колено.

Реакция была резкая и очень пугающая. Он молниеносно перехватил мою кисть и сильно сжал, одновременно вскидывая голову, и я поняла — это рефлекс. Это не у Тони рефлекс. Вот он. Даже по глазам видно, что он еще осознать не успел, как его тело среагировало. Его внимание было отвлечено, в ушах наушники, но стоило в поле зрения мелькнуть конечности, пытающейся до него дотронуться, как тело мгновенно отреагировало. И это очень напугало.

Хват длился не больше секунды, он расцепил пальцы и вынул из ушей наушники.

— Все? — ровно спросил он, будто ничего не случилось.

— Завтра скинут компенсацию. — Чувствуя, как сердцебиение отдается в ушах, ответила я.

— Хорошо. Пошли.

Он шел по офисному коридору спереди. У меня внутри опять эта непередаваемая смесь страха и раздражения. Я едва сдерживаясь от того, чтобы не дать ему пинка и с воплем паники не сбежать.

— Зоновская привычка. — Совсем негромко и без эмоций пояснил он, пропуская меня вперед, когда спускались по лестнице. — Первые полгода были тяжелые. Мало ли кто и зачем подкрадывается, поэтому такая реакция выработалась.

Вот это было дико. Нет, не то, что он сказал, хотя тоже та еще дичь, а то как он это сказал. Я едва не оступилась и только когда эта сволота насмешливо фыркнула, до меня дошло, что он опять стебется. Желание дать пинка стало просто непреодолимым.

— За что ты сидел? — хмуро спросила я, когда выходили из здания и шли к парковке. Сегодня князь на черном Прадо разъезжать изволил.

— Изнасилование. — Абсолютно серьезно отозвался он, разблокировав машину и не оглядываясь через плечо, кинул мне ключ, который я едва успела подхватить. — Сядь за руль. Есть еще место, куда надо заехать.

Я, сжимая иммобилайзер, застыла на месте. Не знаю, как можно с этим человек вообще сосуществовать. Бесит же неимоверно!

— Я стану рецидивистом, если сейчас в машину не сядешь. — Сказал он, открывая пассажирскую дверь. — Не хочу снова чалиться, мне не понравилось. Шевелись, Межекова, мы можем опоздать и тогда мне по твоей вине еще по сто пятой статье отвечать придется.

— Убийство? — криво улыбнулась я, садясь за руль и запуская двигатель гребанного абсолютно неудобного танка.

— Возьми с полки пирожок. — Отозвался Казаков, перегибаясь через подлокотник и начал рыться на заднем сидении, доставая оттуда бумаги. — Рули к «Империалу» на Добронравова, у нас полчаса.

Думаю, говорить ему то, что этого времени мало вообще смысла не имеет, если не хочешь выхватить еще пару язв, а у меня сейчас от злости планку срывает, а грубить ему нельзя, а не матерный ответ я выдать ему не могу. Поэтому я, сцепив зубы, специально с еще не прогревшимся мотором выехала с парковки. О, разумеется, промолчал. Он же каждый день машины меняет, урод.

Влад курил и рылся в бумагах, иногда что-то в них дописывая и сверяясь с телефоном. Кое-что странное я заметила далеко не сразу — он писал левой рукой. Положил листы на левое бедро и что-то писал между печатных строк левой рукой, а в правой у него телефон и тлела сигарета.

— Ты амбидекстер? — негромко поинтересовалась я, срезая дорогу до центра дворами.

— Только заметила? В разведку тебя с собой не возьму, наблюдательная ты моя. — Чуть нахмурился, быстро пролистывая страницы в телефоне и потянувшись, стряхивая пепел в окно.

— При мне ты все всегда подписывал правой рукой. — Пробормотала я, скашивая на него недовольный взгляд.

— Значит, на тот момент мне было так удобнее. — Влад выкинул сигарету, выдыхая дым не в сторону окна, а прямо в салон и начал фотографировать исписанные собой листы и кому-то отправлять. — Руслана ударил левой. Тебя тоже левой за горло держал.

Вот он не сказал «заткнись», но так «тонко» на это намекнул, что всякое желание дальше разговаривать отпало. Сволочь. Знает, как и какие эмоции вызвать, что бы все было понятно без лишних слов было.

Молчать мне быстро надоело, да и он вроде бы был спокоен. Хотя по нему хер проссышь, пока действительно беситься не начинает и вокруг себя мертвую зону не создает.

— Сам развил? — думая о времени в тюрьме негромко спросила я, снова срезая дорогу дворами.

— Природа наградила. У этой твари вообще оказалось своеобразное чувство юмора.

Вот и понимай, как хочешь, ни эмоций в голосе, ни прозрачных намеков. Хотя, может, опять глумиться начинает, типа бери давай у меня интервью, я тебя всю затроллю по типу «зоновской привычки». Вот до момента встречи с Казаковым я была искренне убеждена в том, что у меня прекрасное чувство юмора и шутки я понимаю хорошо. Хотя, где наша не пропадала?

— Казаков, у нас же стосунки, да? — Задумчиво спросила я, бросив на него беглый взгляд.

— Наблюдательность уровня Бог. — Он закурил и зевнул, бросая телефон на приборную панель. — Ну, и?

— Расскажи о себе. Про меня ты явно все знаешь, — вот и страшно про последнее, и поглумиться хочется, учитывая, что Ерохин тылы прикрыл. Правда, кто знает насколько хорошо…

— Не расскажу. — Чувствовала его изучающий взгляд на моем профиле.

— Почему?

— Потому что ты не выкупаешь, когда я издеваюсь, а когда серьезен. Меня просто разорвет от сарказма.

Я бросила на него гневный взгляд, он усмехнулся, чуть прищуриваясь и глубоко затягиваясь, Выдохнул не сразу, язык скользнул по нижней губе и в темных глазах пока еще мягкое, но такое знакомое веяние горячего хаоса, мгновенно напомнившее моему телу, что природа действительно тварь и в мужском плане она одарила Казакова прекрасно. И он умеет этим пользоваться.

Отвела взгляд, стараясь вообще думать, что его не существует. Он тихо и на удивление приятно рассмеялся. Заставив ощутить томление, наливающееся теплом внизу живота.

— Межекова, может, тормознем в подворотне? Ты сверху, мне понравилось.

Я проигнорировала, стараясь загнать в темный угол разгорающееся внутри уже вполне отчетливое возбуждение. Ждала, что сейчас начнет приставать, но он этого не сделал, чем немало удивил. И, тварь такая, раздосадовал. В плане, что возбуждение утихло, но оставило после себя тяжесть. Разумом я, конечно, против была. Я бы точно отказала. Чувство тяжести внутри, питающее уже нарастающий голод мне явственно возразило.

Продуман вонючий.

Мне кажется, что даже мой раздраженный взгляд после этих мыслей, он понял прекрасно, безошибочно засчитал в список своих побед, хотя лица ко мне так и не повернул. Просто мерзко, но довольно улыбнулся. Снова этим взбесив.

До ресторана доехали молча. Уютный приглушенный свет фойе, девушка-администратор кивнувшая ему и сказавшая:

— Восьмой кабинет.

Казаков, минуя гардероб, направился к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж. Я, немного замешкавшись, пошла за ним.

— Еще одного дракона надо убить? — спросила я, со скукой оглядывая интерьер с претензией на помпезность, когда мы пересекали широкий наполовину заполненный зал со множеством столиков.

— Нет, мы вдвоем. — Не оборачиваясь бросил он.

— Зачем? — Я остановилась, когда зал мы пересекли почти наполовину, мрачно глядя на повернувшегося ко мне Влада.

— Как ты правильно заметила, у нас стосунки, Межекова. — Разговаривая со мной как с непроходимой тупицей, не понимающей элементарных вещей произнес он. — Девушек надо кормить в романтической обстановке. Я в кино видел.

Вроде и говорит он ровно, с небольшой иронией, но я начинаю чувствовать. Еще пару фраз он кинет так же с иронией, а потом я выхвачу. Брыкаться можно, но не на людях. Это очень отчетливо читалось в карих глазах.

— Что опять не так? Неужели даже в кино врут? — его предпоследний предупреждающий выстрел.

— Ты совсем дикий, да? — едва не оскалилась.

— Не представляешь, насколько. — Он усмехнулся. Усмехнулся ровно и спокойно, а вот глаза потемнели. Это уже не предупреждение. Это гарантия. Это возврат к тому, что было, что я видела в нем, пока он кукухой не поехал в сторону, что у нас отношения. — Идем, сказал.

— Да, хозяин. — Мстительно улыбнулась. Тоже взглядом обещая, что ничего хорошего он для себя из этого не извлечет.

Воздух разрезало холодом, тьмой и давлением — он был раздражен. Почти прошла мимо. Перехватил и прижал к стене. Губы в губы, языком по зубам. На глазах посетителей ресторана. Оттолкнула с силой, отступил. Но только на полшага, рукой уперевшись в стену над моим плечом.

— Ты меня еще трахни тут! — рыкнула я, чувствуя как предательски загорелась кровь. И задрожал голос.

— Уверена?

Я смотрела исподлобья, понимая тон вопроса. Понимая, что он ничего не говорит просто так, особенно когда вот этот мрак в глазах. Тихий гомон в зале стих. И я поняла, что это тоже его территория. Здесь много людей, почти нет женщин. Много таких, похожих на тех, что были в загородном доме. В логове. Я снова в его логове и эти шакалы несмотря на любое его действие слова против не скажут. Потому что это Казаков. И самое худшее — он раздражен. А я в его логове.

— Запугивание не лучший способ добиться расположения. — С трудом сглотнув, негромко произнесла я, глядя ему в глаза.

— Я добиваюсь в отношении тебя только одного и чего именно я уже сказал. Хватит воздух тратить. Пошли, я голоден.

Отдельный уютный кабинет, снова приглушенный свет. Полный стол, мягкие диваны.

Ужинали молча. Точнее он ел, смотрел в негромко блеющую плазму на стене, я сидела рядом на диване, скрестив руки на груди и смотрела в пустую тарелку перед собой. Снова давление. То самое, что витало в помещении загородного дома.

— Казаков, ты… — прикрыв глаза и стараясь говорить ровно.

— Я сейчас зол. Подожди, еще два бокала мазну и поговорим. — Обрубил грубо и сразу.

Резко повернула к нему лицо и испытала дежавю, будто бы снова находилась там, в том доме. Когда давил не за что. Когда я молча жрала его раздачу. Сейчас, здесь, снова. И опять ни за что!

— Я не чернь тебе, чт!..

— Потому и сидишь рядом. — Отвел взгляд, очевидно, чтобы не убить. Потому что он снова стал звериным. Раздражение напитывало каждую черточку его лица, делало его очень резким и отталкивающим, прорывалась в хрипотце голоса и очень давило. — Я сказал мне нужно еще два бокала. Подожди, блять. — Выцежено сквозь зубы и так, что невольно в диван вжимает, уязвляет, заставляет привстать. И сесть обратно. Потому что, — не делай хуже. Ты не дура, про итог сообразишь.

Сжала челюсть, глядя в тарелку перед собой и едва сдерживалась. Ждала достаточно долго. Но он не врал — ощущение прессинга спадало. Когда второй бокал бренди был допит, он со стуком опустил его на столешницу и, откинувшись на спинку дивана, положив на нее руку. Пауза, щелчок зажигалки брошенной на стол и негромко произнес:

— Начинай.

Да с чего мне начинать? С чего начинать-то, сука ты кошмарная?

— Ты же в курсе, что я тебя боюсь и… — попыталась издалека и спокойно, но он снова прервал.

— Это временно, — эхо воспрявшего в нем раздражения. Потянулся и плеснул себе еще бренди. — Потому что я с тобой не с того начал. Я уже это объяснял. — Осушил бокал и бахнул его на стол. — Боишься хуевенько, к слову. Не там, где надо и там, где не надо.

— Это как? — Прикрыв глаза и подавшись к столу, опустила на него локти, сжимая пальцами виски, тихо спросила я, бесполезно пытаясь взять себя в руки.

— Бля-я-ядь. Хуй с ним, — утер губы салфеткой и швырнул ее рядом со своей тарелкой. Снова откинулся на спинку дивана и затянулся, прищурено глядя на меня, — руководство по эксплуатации: в ответ всегда получаешь то, что даешь. Перегибаешь — сразу огребаешь. Грань допустимого сама ищи, на первое время буду прощать. Руку на тебя никогда и ни при каких обстоятельствах не подниму, но советую этим не пользоваться, потому что бить умею не только физически. За словами следи всегда, мне нельзя говорить не подумав, в лучшем случае поиздеваюсь. Стерв не воспринимаю в принципе, раболепие тоже, поэтому просто будь собой и у нас все будет хорошо. Основное сказал, по нюансам допрешь.

— Не рассматривал вариант, что мне отношения с тобой не нужны? — зло посмотрела на него, слегка хмурого и глядящего на меня снова не моргая и тяжело.

— Догадайся. — Закатил глаза, будто я спросила очередную непроходимую тупость.

Я убито выдохнула, откидываясь на спинку дивана и скривив губы, недовольно глядя перед собой.

Его взгляд все еще давит, но уже меньше. Выдохнул дым, подался вперед, стряхивая пепел в тарелку и снова расслабленно развалился на диване.

— За что сидел? — спросила я, серьезно посмотрев на него.

— Нанесение тяжких телесных. — Так же серьезно ответил он.

— У тебя так и будут статьи меняться в зависимости от твоего настроения? — Разозлилась.

— Смотри, как бы новых не появилось. — Удар волны раздражения со всеми вытекающими.

— У меня без шансов? — спустя паузу, почти с отчаянием.

— Давно. Нет, ну был вариант, если бы ты бревном была, конечно. Не знаю, как бы я смог с этим смириться. Но теперь да, без шансов. Вы исчерпали свой лимит вопросов, Межекова, на тупость всякую истратили. Теперь мой черед спрашивать.

Вот для чего.

Вот почему сейчас мы здесь. На его территории, где были его люди. Я почувствовала, как засосало под ложечкой.

— Вопрос первый. — Закурил еще одну, задумчиво глядя на упрямо не поворачивающую к нему голову меня. — Для чего фортеля в день, когда я впервые пришел к тебе в офис? Подумай сто раз прежде чем напиздитеть.

Сердце на мгновение сбилось. Руки похолодели. Я все так же смотрела перед собой, внутри в поисках вариантов, как соврать, чтобы поверил. Этот урод просекает все мгновенно.

— Хотела заинтересовать. — Выдала я и посмотрела на него волком.

— Цель.

— Заинтересовать. — С отчаянным, просто отчаянным на грани безумия выражением в глазах «ты что, дурак? Для чего еще бабы перед мужиками перья пушат?».

А эта мразь вдруг тихо рассмеялась и отвела взгляд.

— Ебать у тебя смелости, Межекова… Знаешь, что сейчас хапнешь за дерзость и все равно прешь… — Затушил сигарету и пригубил бренди. — Ладно, канает. Тупо, конечно, но канает. По крайней мере не соврала. Погнали дальше, вопрос второй — твоя машина. По твоим доходам не сходится на три шестьсот. Кто подарил?

Я торопливо анализировала ситуацию. Он спрашивал бы по другому, если бы знал. Если бы хотя бы догадывался. Казаков хороводы водить не будет, он для этого Вано держит. Значит Ерохинские тылы у меня знатные, но тут в другом фигня, эта мразь какая-то колдовская, что ли… Он мгновенно просекает, когда ему врут. Врать нельзя. Надо недоговаривать.

— Бывший. Он мне изменил и с ним все кончено. Окончательно и бесповоротно. Но машину я ему не отдам, потому что он козел, а бумеры на дороге не валяются. И вообще за это надо было бы еще чего содрать с него, но вот так отделался. — Глядя исподлобья в его чуть прищуренные глаза, ответила я. — Допрос окончен?

— Рано. Фамилию его назови.

А вот тут мне стало плохо. Меня затошнило. От страха. Это что за… Это что за херня?.. Он медленно склонил голову на бок. Взгляд давящий и очень внимательный.

— Я сказал назвать мне фамилию суки, на которую мусорам инфу запретили получать. Он кто? Фейс, что ли?

— Тебе может всех моих бывших назвать? — сердце билось где-то в горле. Бешено и больно.

— Только того, кого пробить нельзя. Я спрашиваю он фейсер, что ли?

— И женатый… — это был пиздец. Это был просто пиздец, но это единственное из правды, что я могла сказать.

Влад приподнял бровь, испытывающе глядя мне в глаза.

— Нихуя ты, Межекова… — хмыкнул он. — Изменил он ей. Охуеть претензия. С женой изменил, что ли?

— С какой-то сукой, когда в столицу ездил. — Мрачно ответила я, потянувшись к его бокалу. Влад прыснул и отодвинул его.

Расхохотался, с весельем глядя на угрюмую меня.

— Ну ладно, не расстраивайся ты так. — Едко подбодрил, вызывая мой гневный взгляд. — Ну, бывает. В том твоем положении, это вообще грешно… — Он снова рассмеялся и отпил из бокала. — Н-да, Межекова. Интересная ты личность. Высокий фэйс видать, коли восемь кусков на любовницу хренакнул. Теперь сошлось. На деньги повелась?

— У нас была любо-о-овь… — простонала я, убито закрывая глаза и чувствуя себя Светкой, за что мне было очень стыдно. Но это опять была правда и Влад опять это понял. Заржал уже очень громко, чем очень унизил, — мне было двадцать и я была наивная! Все! Понятно?! Я сейчас бы за километр его обошла! Все, Казаков! Спасибо за чудесный вечер!

— Да ладно ты… — удержал за локоть, заставляя упасть обратно и притягивая к себе. — Все тупят по молодости… Нет, ну шесть лет так тупить это, конечно, уже близко к диагнозу. — Снова издевательски прыснул, бросив сигарету в тарелку и перехватывая мои руки, чтобы подтянуть и прижать меня к себе. — С другой стороны «любо-о-овь» же… Изменил он ей… Ну ладно ты не брыкайся. — Я протестующе выдохнула, пытаясь отстранится, он опять хохотнул и рывком дернул себе на грудь, намертво стискивая и прижимая к ней. — Пиздец, я тебя подъебывать теперь буду с месяц, наверное, если не больше. — Это было сказано с оттенком восторга, вызвав у меня почти вой отчаяния. — Любовь у нее и он ей изменил, негодяй какой! С женой-то ладно, ей можно, а вот новую суку в ваш гарем это уже обидно, да, Межекова? Тут роли уже ж розданы. Одна жена, вторая любимая наложница, а третья-то куда?..

Это было обидно. И смешно. Потому что Казаков вообще не в ту степь пошел. Слава богу. Но вместе с тем вдвойне обиднее, что такой посчитал.

— Ой, ладно пошли. — Сдался, расцепляя руки и позволяя встать. — «Люб-о-овь». Что ж я раньше тебя не встретил? Все бы легче было. «Люб-о-овь», блять.

За руль сел сам, мое напоминание про то, что выпил, проигнорировал. Вел к моему дому, но свернул раньше.

— Ты куда? — растерялась я, когда он съезжал с дороги к новому жилому комплексу.

— Домой. — Невозмутимо отозвался Казаков. — Время видела? Спать пора.

— Останови машину. — Напряженно сказала я, глядя как достаточно быстро приближается заезд в подземную парковку.

— На въезде? Зачем людям мешать?

— Останови, сказала. — Угрюмо потребовала я, глядя на него исподлобья.

— Да сейчас припаркуюсь, угомонись. — Поморщился он, отмахнувшись, как от назойливой мухи.

Пара минут на парковку, я вышла из машины, громко и с силой хлопнув дверью, он убирая в карман кожаной куртки обогнул машину и, направляясь к лифту невдалеке, скучающе обронил:

— Пошли, чего примерзла?

Я повернулась на пятках и направилась к выходу.

— Ну и попутного витру тоби у сраку, дурнэ. — Презрительно бросили мне в спину.

Сволочь! Я аж подпрыгнула на ходу, резко остановилась и обернулась, злобно глядя на Влада, улыбнувшегося уголками губ и швырнувшего в меня иммобилайзером. Который я на автомате подхватила.

— Машину возьми. — Ровно сказал он. — Нехер по улицам пешком ночью ходить.

— Такси возьму. — Зло швырнула в него обратно. Разумеется, поймал.

Склонил голову, устало глядя на меня и сделал шаг, протягивая ключ.

— Возьми. Одна так доездилась. Только через месяц за городом нашли.

— Ты сейчас шутишь? — недоверчиво глядя в его лицо спросила я.

— На опознании был. Не веришь? Вбей новость в поисковик, в сентябре в поле на пятьдесят шестом километре нашли. Настя Иванова. Хорошая девчонка была. — Его глаза потемнели и он очень устало повторил. — Возьми.

Влад сделал еще шаг, протягивая иммобилайзер. И внезапно ехидно улыбнулся и рывком придвинул меня к себе, стиснув без возможности вдохнуть, не то что пошевелиться.

— Ты иногда такая лохушка, Межекова. — Довольно ухмыльнулся, пытаясь поймать мои губы. — Пошли в «любо-о-овь» играть. Я даже разбросанные носки убрал, прикинь, на что ради тебя готов. Пошли, поглядишь на что еще. Я буду очень стараться. Правда, выпил. Однако, когда есть пальцы и язык ты до последнего мужик, слышала про такое?

— Да хватит! — рыкнула я, упрямо отворачивая голову.

— Кого стебу, того ебу. Смирись. — С убийственной честностью выдал Влад.

Я взвыла, чувствуя, как меня отрывают от пола и буквально несут к лифту, что был метрах в десяти от того места где мы стояли.

Сопротивлялась, изворачивалась, только мало мне это помогало. Он остановился у стены и резко меня к ней прижал за плечи. Протестующе рванула в сторону, прижал грубее. С ненавистью смотрела в его улыбающиеся глаза. И чувствовала внутри вен ответ на то, что клубилось на дне его глаз.

— Тихо! — рявкнул он, когда я предприняла очередную безуспешную попытку сбежать.

— Громко, епт! — выдала сквозь зубы. И затихла.

Потому что боярин изволил начать гневаться. С этим своим сраным полудурочным таранящим веянием, сквозящим сквозь поры его кожи и травящим все вокруг. Да щас, ага! Задрал уже прессовать! Лимит исчерпан, приходите завтра!

— Я тебя когда-нибудь точно прибью. — Сквозь зубы выдавил он, сжигая меня взглядом.

— В очередь, сукины дети! — рыкнула в ответ.

— Кто, из нас, бухал блять?!

Мне почему-то стало смешно и я, не сдержавшись, прыснула. Влад недовольно повел верхней губой смерив меня надменным взглядом, но не отпуская мои плечи. Смеялась я опустив голову вниз. Хрипло и стонуще.

— Ты точно носки убрал?.. — сбито выдохнула, со стертым отчаянным всхлипом.

— Пошли, проверишь.

— Да пошли, все равно ведь не отстанешь… — сдавшимся голосом пробормотала я, протягивая руку и тыкая в кнопку вызова лифта.

Как только он приехал и стал раздвигать двери, хват на моих плечах ослаб и я немедленно начала драпать на выход, подбадривая себя воинственным кличем и очень надеясь, что пугая этим его.

Догнал, к сожалению, быстро. Скрутил снова, согнул, рывком складывая мои руки крестом на груди.

— Межекова, ты ебанутая!

— Не отрицаю! Но ты хуже!

Он выдал такой заковыристый мат, что разу было видно, что он закоренелая урка. Снова оторвал меня от земли, чтобы через пару секунд распластать спиной на капоте серебристого седана. Коленом раздвинул ноги и, рывком двинувшись вперед, впился в губы жестким, кусающим поцелуем, перерождающим мой остервенелый гнев в полнейшее безумие, ударившее в кровь и окутавшее разум горячим дурманом. Язык по губам, ударил по моему. Сильно. Одновременно с этим его рывок бедрами вперед между моих разведенных ног и мое тело выгнуло на холодном глянце капота. Выгнуло от страшной, непередаваемо колющей горячим онемением волны пронесшейся по каждой клеточке и взорвавшейся искрами в голове.

Прижалась плотнее в неистовой жажде, чтобы повторилась, обхватила за голову, подаваясь вперед и алчно требуя повтора.

Его губы на моих жестче, а руки на моих плечах мягче, он поддерживает под лопатки, подтягивая отчего-то задрожавшее под ним тело немного вверх и снова удар. Вырвавший хриплый стон ему в рот, потому что на этот раз было сильнее и все осело горячей тяжестью внизу живота.

Отстранилась и укусила в шею. Не сильно, но как же хотелось сжать зубы на горячей, отдающей парфюмом коже. Влажная дорожка моего языка к его уху. Еще один удар. Поддерживая под поясницу мое отозвавшееся снова выгнувшееся тело.

Его поцелуй между моих ключиц.

И срыв всех тормозов. Рванул блузку, зубами по кружеву лифа, оттягивая его, прижимаясь обжигающими губами к коже. Дрожащими руками обхватила его за голову, сорвав дыхание, когда почувствовала его язык на чувствительной коже. Ногами прижала плотнее его бедра и просто вслух изнывала от требовательной боли.

И медленно проезжающая мимо машина.

Порвало безумие, но не до конца. Сорвал с капота, но на себя, руками под ягодицы и языком раздвигая мои пересохшие губы. Мои ноги сжали намертво его торс. Я его руками за плечи и максимально тесно прижалась к его телу, выпивая его сорванное дыхание, поющее в моей отравленной крови.

Лифт. Его удар вслепую по кнопке. Холодная стена и я снова между ним и ней. Слабый ненадежный упор моих ягодиц на поручень, только лишь для того, чтобы он мог отнять руку и сжать мне нижнюю челюсть, рывком дернув лицо на себя и целуя просто безумие. Безумием.

Коридор перед его дверью. У дверей поставил на слабые ноги, удерживая мое лицо за подбородок. Заматерился, когда не сразу ключом в скважину, и не так.

— Косорукий, блять… — это сказала не я. Это был хаос, в голове, сердце и теле, ненавидящий его за то, что тянет время.

Наказание сразу — в квартиру практически зашвырнул.

Налетела боком на какой неразличимый во мраке комод смела с него все, что было. Шелест страниц, баночки, склянки.

Рывок сзади, выставляя руки на холодную лакированную поверхность по обе стороны от снова бесполезно пытающейся воспротивиться меня, вцепившейся в его кисти. Прижался сзади бедрами жестко и бескомпромиссно. Заставив ноги едва не подогнуться от тяжести и жара свинца налившегося в зудящего в венах. Стряхнул мои руки, одной сжал грудь, вторую запустил мне в волосы и потянул за них вниз, медленно с наслаждением, вынуждая запрокинуть голову себе на плечо и поворачивая ее к себе лицом.

Губы к губам, но не касаясь. Только лишь учащенным горячим дыханием, смешивая его. Его рука с груди медленно и с нажимом вниз, до пуговицы на джинсах. Краткая заминка, шелест молнии. И несильный нажим пальцем по границе ткани нижнего белья.

Вздрогнула, задрожала, попыталась двинуться к его улыбающимся губам. Не дал. Вторая рука все еще в волосах и он слегка оттянул мою голову назад, не давая к себе прикоснуться.

— Не надо… — сорвано, когда снова пальцами по границе кожи и ткани и снова отстранился. — Не смей издеваться, сучня…

Сам склонился и… одновременно. Пальцем под ткань и внутрь, языком ударяя по языку. Взвилась от сметающей реальность волны, прошедшей по телу и ударившей в сосуды огнем.

Движения синхронны и меня убивает.

— Я так кончу… — отстранившись, почти со всхлипом, не чувствуя себя, но чувствуя натянувшие до предела нервы.

— О, боже мой! Да ну? — голос очень низкий, хриплый, горячий. И второй палец, сорвавший громкий стон уже просто от непереносимости происходящего.

Двинула ягодицами назад, прижалась тесно. Ну ты же тоже хочешь до умопомрачения, сукан… Я даже через джинсы чувствую, что все огнем горит. А в ответ нарастание амплитуды.

Почти на пределе, сцепив зубы, резко отбросила его руку. Повернулась на подкашивающихся ногах и неверными пальцами к пряжке ремня. Трясет и бьет, потому что необходим сейчас. Щелчок, ремень ослаблен и как же эта тварь упоительно вздрогнула и прикрыла глаза, когда я ладонью за ткань и сжала. Хороший нажим, движения вверх и вниз и мой тихий смех, когда его чуть не порвало уже от этого.

Открыл глаза и сжег взглядом. Резко отстранил мою руку, поворот меня и прижатие к прохладной лакированной поверхности. Сдернул джинсы и белье. Вошел медленно, заставляя тихо выть от чувства заполнения, от обжигающего кошмара выворачивающего тело. Пауза. Быстрое дыхание в унисон и снова ударом. За ударом. Взвилась, привстала на цыпочки, прогибаясь в спине и упираясь руками. Его руки на моей пояснице. Наращивает темп. Под кожей ток, сердце в неистовстве, легкое предупреждающее онемение внизу живота. И резко накрывает. Судорогами, не оставляющими ни одну мышцу без внимания, опаляет изнутри, рвет разум и разгоном бурлящего потока по звенящим нервам.

Нагнал почти тут же. Резко отстранился. Хочу видеть. Резкий полуоборот стирает остроту оргазма и продляет за счет его сорванного протяжного тяжелого и хриплого выдоха, а глаза чернее мрака и столько же в них пылающего жаром хаоса, что бьет наотмашь.

Стараюсь тверже встать на ноги. Он правой рукой упирается в столешницу, свешивает голову, прикрывая глаза. Дышит часто, тяжело. А меня просто ведет от вида тянущихся капель на его левой руке…

— Ванна? — мой голос слабый и дрожащий, как и все тело.

Краткий кивок дальше в полумрак коридора.

Вторая дверь. Шоколадная плитка, красивый золотой узор, в те же тона и цвет мозаика. Освящение не яркое, не тусклое. Такое, какое нужно. Душевая кабина в тон, пара красивых стеллажей, стиралка. Широкая стойка с интегрированной раковиной.

Тупо, знаю, но почему-то легче, что здесь никаких намеков на женский пол.

Тупо.

Неверными дрожащими руками оправляю одежду. Хочу умыться, но косметика осталась в клатче в коридоре. Просто включила холодную воду и протянула пальцы под струю. Прикусила губу до боли. Помогло мало. Тело еще слабое, неверное. Как и вся моя суть.

Мне нельзя с ним заниматься сексом. Нельзя. И я второй день это делаю. Меня ведет по нему, я знаю. Но я не знаю, как взять это под контроль. Он умен до чертиков, пугает до смерти, он смешно шутит и он охуенно трахается. Это, сука, проблема. Это твоя огромная Проблема, Полина. Вскидываю голову, смотрю в свое отражение в зеркале над раковиной и вижу не просто Проблему в своих глазах. Я вижу там Беду.

Скривилась и отвела взгляд, зло сплюнув в раковину. Выключила воду, так и не решившись, что же делать и как себя вести. Сработало оповещение телефона о входящем сообщении. Достала из переднего кармана джинсов и поняла, что лучше его читать сидя. Опустив крышку унитаза, села сверху и нажала «открыть»:

«Я не знаю, с кем именно ты там связалась сука, но если еще раз меня начнут теснить по бизнесу с предупреждением не лезть к тебе, квартиру светкину, за которую ты почти выплатила ипотеку я отмету сразу и ты потеряешь свои уплаченные два миллиона ясно тебе? На условия политгандона дать тебе еще месяц я согласен. Потом пеняй на себя — про квартиру я тебе сказал. Жду еще плюс месяц и ни днем больше»

Андрюша, какой же ты тупой, мать твою!

А Ерохин просто пиздец. Мальчик-пиздец. Старче-апокалипсис. Вот действительно. Я с трудом сглотнула, глядя на пришедшую от недобывшего смс. Очень быстро возвращаясь в реальность. Очень быстро.

Прям мгновенно. Потому что игра становится очень опасной. Ерохин сказал Андрею не лезть, Ерохин просек, что у Казакова ко мне уже не профессиональный интерес. Как именно он это понял сейчас ясно как день — меня пробивали, а он знал, кому накинуть, чтобы Владу выдали то, где меня связать с Ерохиным сложно. И про Андрея вот позаботился, тем самым мне дана негласная команда, что неважно как, но ухвати Казакова, я тебя полностью обезопасил. Не от самого Казакова, но это уже только твои проблемы.

А дальше случился полный и абсолютный треш — телефон завис, а когда снова ожил, то смс на нем не было. У меня руки похолодели.

«Не контактировать со мной».

Этой смс тоже нет.

И тут я поняла понимать действительный масштаб катастрофы. Ерохин опасается, что Влад сможет связать меня с ним. Он на Андрея надавил, чтобы тот не явился и не сдал меня Казакову. Ерохин мне сообщения стирает удаленно, тоже во избежание любого момента, что Влад хоть как-то узнает о нашей с ним связи.

Мне стало дурно. Если бы не сидела, определено бы упала.

Я только сейчас поняла, кто у меня за спиной. Политгандон, как красиво выразился Андрюша. При какой же власти и силе, при каком же интересе Ерохина к Казакову, которого он нагнуть вообще не может, учитывая даже такие свои возможности. И это пугало больше всего — кто такой тогда Казаков? Кто он? Что сам Ерохин вот так ведет игру?.. Господи.

Светкина квартира… Я планировала закрыть ипотеку и подарить ее этой дуре на ее день рождения. Почти закрыла, там пара платежей оставалась… И Андрей сказал, что заберет ее…

Андрей на фоне этих двух уродов вообще казался милахой. Но как же укусил, падла…

Потерять кровно заработанные два миллиона это чувство такое просто невыразимое. Не потерять. Нет. Когда их отнимает тварь, за которой ты была замужем. Ладно бы бедный родственник, а то при его деньгах она ему нахер не сдалась, он просто из принципа, из-за своей бабской натуры. Сказал же, что отнимет все, если не приползу на коленях. На коленях.

Ерохин тоже прозрачно намекнул о безрадостных перспективах и что если я откажусь, то охотно поставит меня коленно-локтевую.

И незабываемое «умоляй. На коленях» от Казакова.

И ладно бы минет сделать, тут можно было бы списать, что меня просто неистово хотят, но нет же. Просто для того, чтобы унизить. Все трое. На колени перед ними.

Да что же, блядь, не так с этими моими бедными коленями? Что у этих за бзик такой у всех, блять?! Больные уроды!

Меня затрясло, поднялась и на деревянных ногах вышла из ванной. В освещенный коридор, туда, где валялась моя куртка и клач. Ну хоть не разулась. Одевалась быстро, но движения были не верны. На него не смотрела. Он стоял в проеме кухни в паре метров и молчал.

Быстро направилась к выходу. Почти вышла, когда он меня перехватил. И руку, стремящуюся подарить ему пощечину, тоже перехватил. Сжал так, что не пошевелиться. Я дергалась, сдерживалась из последних сил, тщательно культивируя ненависть и злость, которые вот-вот сдали бы позиции отчаянию и истерике. Он держал. Спокойно и без эмоций. Держал долго. Пока не выдохлась, дыша горячо и жарко, прикусывая дрожащие губы и прикрывая глаза.

Положил подбородок мне на макушку.

— Кто?

Очень-очень тихо. Без эмоций вообще.

— Ты. — Попыталась рявкнуть, вышло коряво.

— Пока в ванной была, тебе сообщение пришло, звук уведомления слышал. Телефон в руках стиснут до пиздеца. Сама на грани истерики. — Негромко и констатирующее. Ровно и невозмутимо. — Я спрашиваю — кто?

Он ведь сам может начать рыть. Он может. Он все может. Его Ерохин боится. Андрей боится Ерохина. Все всех боятся. Один психопат Казаков никого не боится, по ходу. А чего ему? Он же отбитый на всю голову. Такие и не боятся ничего. С головой же не дружат, поэтому их все боятся, а они никого.

Выдохнула. Опустила голову, глядя в бежевый ламинат. Ну, помянем прописную истину — врать нельзя. Вздрогнули.

— Семейные дрязги. Не обращай внимания. — Проронила тихо, ощущая почему-то странное тепло под кожей. Такое, пульсирующее. В такт его ровному дыханию, касающемуся волос.

— Мужской пол или женский?

— Что?

— Та тварь, которая тебя так вывела.

С трудом сглотнула. Ну, если, допустим, вспомнить то, что Андрей баба рязанская, то вообще-то… Я смело сказала, что женский. Ход правильный, Казаков считал, что в семейный конфликт между женщинами лезть не стоит. Или хер знает. Что у него вообще там в голове. Он же больной.

Руки разжались, а мне вдруг стало холодно. Я растерянно сделала шаг вперед, вглубь коридора и обернулась. Он смотрел внимательно, так же как и всегда спокойно, без эмоций. Там с ним было на мгновение легче… Господи, да о чем я вообще!..

Мотнула головой сбивая глупые мысли, подхватила клатч и почти прошла мимо. Перехват за локоть и мои ноги предательски врастают в пол. Он не поворачивает ко мне головы, смотрит в проем кухонной двери. Я глядела в ровный хищный профиль. Такой спокойный. Он выглядит спокойным даже когда злится. Только пару раз накрывало и это было действительно очень страшно. Он знает, что ему срываться нельзя. Поэтому почти всегда спокоен.

И я знаю, что мне тоже нельзя.

Нельзя.

Совсем.

А слезы все-таки потекли.

Зло опустила голову, зажмурилась, сдерживаясь изо всех сил. Пытаясь это делать и почти получилось, почти все внутри перестало дрожать от натуги, почти под контроль.

Только если бы он не повернул меня к себе и не поднял пальцем за подбородок. Не открывала глаз. Я не видела, но почувствовала, как он медленно стал склоняться к моим твердо сжатым губам, очень медленно. Остановился. Чувствовала его теплое дыхание на коже. Сейчас если скажет что-то жесткое, меня просто порвет на куски и я действительно не знаю, чем все закончится.

— Один шанс… — его шепот едва-едва слышный, почти неразличимый в звенящей от напряжения тишине.