Я сижу в клубе Зорина, в его кабинете, и терпеливо жду пока он закончит разговаривать по телефону.

Час назад он позвонил, извинился, что с дарственной не получается (у меня отвисла челюсть), и предложил приехать, чтобы забрать копию договора купли-продажи и после консультации с юристами, дать ему ответ, готова ли я купить территорию.

Не готова. Я думала обо всем произошедшем и выводы мне не нравились. Ситуация с самого момента нашего знакомства просто нелогичная. И, тем не менее, я сижу тут, жду когда он договорит, и утрамбовываю в голове все сомнения. Похожу по юристам, пусть посмотрят. Подписывать или нет, решу позже, если договор действительно чистый.

Смотрю в распахнутое окно и чувствую на себе его взгляд. Давящий. Путающий мысли. Чувствую, как под тяжестью этого взгляда на разум находит тень чего-то неопределенного, путающего еще больше. Сцепляю пальцы на скрещенных ногах, пытаясь отвлечься. Не получается. Он смотрит. Перевожу на него взгляд. Тотальная ошибка.

Он спокоен, даже расслаблен, пока не взглянешь в его глаза. Насыщенные не только цветом зелени с неровными карими ободками вокруг зрачка, но и эмоциями. Не яркими, это лишь эхо, которое катится от него ко мне и несется дурманом по венам в голову. Зрительного контакта не разрываю, но удерживать непроницаемое выражение лица мне труднее с каждой секундой. Быстрая усмешка по его губам — он снова без труда считывает все то, что со мной творит одним взглядом.

Это мгновенно отравляет раздражением и уязвлением.

Вот как? — улыбаюсь одними глазами. Зорин, а ты в курсе, что в эту игру можно играть вдвоем? Нет? Я покажу тебе.

Откидываюсь на спинку кресла и чуть склоняю голову, прищуривая глаза. Заинтересовано приподнимает бровь, как бы приглашая. Сдерживаю улыбку, прикусываю губу. Его взгляд за этим движением. Он резко замолкает, когда мой язык скользнул по тому месту, где секунду назад были мои зубы. Глаза темнеют и будто бы нагревают воздух.

— Что?.. Нет, я здесь. — Словно бы опомнившись отвечает он и закрывает глаза, чем вызываем во мне удовлетворение накормившее раздражение почти досыта. — Слушай, давай обсудим завтра, у меня сейчас встреча. Да… Да… Приезжай со всем своим табором ко мне в офис к трем примерно, я должен освободиться к тому времени, тогда и обсудим. Да, хорошо.

Отключается, но не надолго. Снова кому-то набирает.

— Тань, организуй мне ужин на двоих в моем кабинете. Не знаю, что-нибудь нормальное. — Задумчиво смотрит и спрашивает у меня, — вино, шампанское, виски или что-то еще?

Я отрицательно мотаю головой, он хмыкает и продолжает:

— Вино. Белое сухое. То, которое утром оплатили. Да не помню я, как называется, помню, что отвалил столько, что оно просто обязано быть хорошим. Да, мне как всегда. Тань, ты меня видела вообще сегодня? Какие триста грамм, бутылку давай.

Он немного раздраженно откладывает телефон и достает сигареты. Закуривает, глубоко вдохнув и выдохнув смотит на меня.

Снова затягивает. И меня и его. Отвожу взгляд, не давая воли ни себе, ни эмоциям. Разочарованно улегшимся тугим комом внутри. Хватит.

— Договор, — негромко и ровно напоминаю я.

— Да. Точно. — Легкая тень разочарования в голосе, почему-то вызывающая у меня усмешку.

Пара секунд на то, чтобы потушить сигарету и взять из ящика стола бумаги.

— Вот, посмотри. — Обходит стол и становится чуть правее и позади моего кресла. Кладет договор на столешницу передо мной.

На меня дохнул аромат вкуснейшего парфюма с примесью сигаретного дыма, когда он склонился вперед и ткнул в строчки длинным пальцем. Я старательно задерживаю дыхание, стараясь не вдыхать этот одуряющий запах и рассеянно смотрю в договор, гораздо больше занятая попыткой подавить горячее напряжение, расцветающее в крови и ударяющее в голову, чем чтением строк в документе. И глубже втягиваю воздух напоенный его запахом, при этом абсолютно трезво понимая, что еще немного и условная преграда падет, а я не знаю, чем это обернется. Надо заканчивать, надо успокоиться. Да, определенно. Нужно взять себя в руки. Прямо сейчас. Вместо этого — еще один медленный глубокий вдох.

— Вот на это надо обратить внимание. — Его голос отчего-то стал ниже, что будоражит сильнее и воспламеняет что-то темное, тяжелое, горячее, сжигающее к херам любые попытки самоконтроля. — Порядок оплаты. — Краткая пауза, призванная скрыть едва заметно дрогнувший голос, и я нутром чую, как воздух между нами словно бы электризуется от напряжения. — Кхм… в связи с тем, что… — Снова голос дрогнул. Снова пауза. Мои ладони, сцепленные на коленях стали влажными. — Сумму ты отдаешь не сразу, то указанные сроки, сама понимаешь, условны… — Опять обрыв, и кровь от четкого осознания, что его контроль тоже трещит по швам, ударяет в голову щемящим наслаждением. — И вот… — откашливается, и я физически чувствую, как он склоняется ближе, чувствую его выдох, скользнувший по моему виску. — И вот… да ну нахуй это все!

Быстро отнял руку от бумаг, чтобы впиться пальцами в мой подбородок и повернуть голову в бок, к себе лицом. Меня полностью накрывает безумием ровно за мгновение до того, как я чувствую его губы на своих. Горячие, требовательные, распаляющие. Внутри, где-то в районе солнечного сплетения, разрывается атомная бомба, сметающая любую попытку разума завопить об абсурдности происходящего.

Мои руки как-то незаметно даже для меня обвивают его шею. Ногти чуть впиваются в кожу, вырывая из него судорожный вдох и он прикусывает мою нижнюю губу до грани, за которой шла бы боль. Но только до грани.

Горячая тяжесть по сузившимся сосудам, в голове шум и хаос, пытаюсь отстраниться, пытаюсь понять хоть что-то — не дает. Рывок за руку, вынуждая встать. Толчок назад, чтобы прижать меня к столешнице и придвинуться невыразимо тесно. Попытка слабого сопротивления не засчитана — фактически зажимает собой и, склоняясь, просто обжигает горячим чуть учащенным дыханием мои пересохшие губы. Но не касается. Глаза в глаза. Чувствую, что это безжалостно затягивает в водоворот, полностью лишает контроля и душит попытку рациональности прорезаться сквозь упоительно поющий в голове хаос.

Прикрываю глаза, пытаясь взять контроль над царящим в голове и крови безумием.

— Не-а. Даже не думай, — опьяняюще хриплым шепотом на ухо. И последующий легкий прикус зубами мочки снова погружает всю меня в горячий мрак, где нет ничего кроме желаний. Кроме диких желаний гораздо большего.

Его пальцы сжимают мои кисти и медленно тянут мои руки вверх, заводя ему за плечи. Склоняется ниже. Чувствую, что сердце сейчас просто пробьет мне грудину. Легкий прикус в плечо и ощущение его пальцев в моих волосах, мягко, но настойчиво оттягивающих голову назад. Подчиняюсь, прикрывая глаза стараясь сдержать стон от набирающего силу цунами безумия, которое вот-вот захлестнет и утопит и так ничего не осознающую меня. Чувствую, как вторая его рука пробегается от моих лопаток вниз по позвоночнику, задерживается на пояснице. Спустя мгновение с силой сжимает кожу сквозь шифон топа. Мое тело с жадностью отзывается, прижимаясь к нему еще теснее, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Но огонь по сосудам, оседая внизу живота, топит разум в инстинктах и жажде, требовательно нашептывая, что между нашими телами вообще не должно быть сейчас расстояния. Мои пальцы сжимают его плечи. Ногти снова почти впиваются и я получаю в ответ снова почти укус в шею, смазанный легким поцелуем. Все это наполняет тело тянущим, теплым, как плавленая карамель, наслаждением.

Жарко, тесно, горячо.

Но мне мало. Мне этого мало. Не отдаю себе отчета, когда медленно и осторожно выдвигаю ногу вперед и прижимаю к его паху. Его сорванный выдох в мою шею, и он отстраняется, но только лишь для того, чтобы впиваться в мои полуулыбающиеся в губы. Поцелуй жесткий, почти до стука зубов. Обхватываю его голову, прижимая к себе теснее и размыкаю зубы, что бы понять, что пиздец все же наступил. Потому что от прикосновения его языка к моему, свинец внизу живота разрывается и стоять становится невыносимо тяжело. Будто считывает, подхватывает под ягодицы, сажает на край столешницы. И все. Дальше только инстинкты.

Его пальцы с силой сжимают мои ягодицы, губы становятся еще жестче, еще настойчивее, выжигая меня из собственно с ума сходящего тела, потянувшегося к пуговицам на его рубашке.

Нас прервали. Стуком в дверь, сразу же разорвавшим наш сгорающий в желании мир.

Отстраняюсь мгновенно, чтобы осознать, насколько большие проблемы у меня с головой. Отдергиваю руки от его уже наполовину расстегнутой рубашки.

Зорин выглядит одновременно растерянным, злым и распаленным. Но по моему смятенному виду понимает, что продолжения банкета требовать сейчас не стоит. Прикрывает чуть дрогнувшей ладонью глаза и протяжно неровно выдыхает, убито качая головой.

— Убил бы, блядь… — с ненавидящим взглядом в сторону двери, сквозь стиснутые зубы.

Пока я запоздало встаю со стола на неверные ноги, он уже успевает на ходу застегнуть рубашку, и упасть в свое кресло, тесно придвинувшись к столу. Прям-таки очень тесно, чтобы даже целенаправленный взгляд не увидел его тело ниже пояса. Причина мне ясна, и я, несмотря на шок грядущий после анализа произошедшего, довольно улыбаюсь, усаживаясь на свое место и оправляя одежду дрожащими пальцами.

Он успевает заметить мою улыбку, ведет уголком губ, но сдерживается, велев незваному гостю заходить.

Отходняки жесткие. С дрожью в руках, сцепленных на скрещенных ногах, с медленно спадающими оковами с разума, не желающего расставаться с разочарованно воющем в голове хаосом. Смотрю, как официантка расставляет тарелки на столе, наполняет для меня бокал вином, и думаю, что я уже пьяна, и это опьянение не чета хоть десятку бутылок вот этого белого сухого.

Рассеянно усмехаюсь краткому взгляду девушки на меня — томление и правда чувствуется в воздухе, и она прекрасно поняла, что пришла не вовремя.

Перевожу взгляд на Зорина и при виде закушенной губы и потемневших глаз с такой зовущей поволокой, понимаю, что снова пьянею, даже не успев протрезветь от произошедшего.

Рациональность в голове захлопывает свою пасть и снова с удовольствием отдается горячим теням мрака, предвещающим продолжение прерванного безумия. Губы пересыхают, инстинктивно облизываю и вижу, как он задерживает дыхание, не в силах отвести от этого взгляда. Что творится? Что твориться-то, твою мать, Ольга Дмитриевна? Подымай седалище и на всех порах прочь отсюда. Ты ненормальная, он ненормальный, и сталкиваться вам не нужно.

Но я сижу на месте. Почему-то. Сижу и сдерживаю желание поторопить официантку, удаляющуюся вроде бы достаточно быстро. Быстро, но так раздражающе медленно. Что вообще я несу?..

Дверь хлопает, мы вдвоем. Глаза в глаза. Пульс ускоряется. Его движение, свидетельствующее о том, что он хочет встать, но я отвожу взгляд в сторону и отрицательно мотаю головой.

Подчиняется. Шелест ткани, щелчок зажигалки, сигаретный дым, подобием успокоения обволакивающий натянутые нервы. Не перевожу на него взгляд, медленно и глубоко втягиваю воздух.

— Возьми.

На совершенно позабытые мной бумаги кладет пачку сигарет и очень красивую серебряную зажигалку. Цапаю их резко и быстро, чтобы он не увидел как тремор все еще сотрясает кончики пальцев. Но, естественно, заметил, когда я подкуривала. Откидываюсь на спинку стула, затягиваюсь, насыщая легкие и кровь пьянящим чувством. Прикрываю глаза ладонью с зажатой сигаретой и отмечаю, что под гнетом никотина, дрожь становится меньше.

Горечь на языке и во мне. Чуть не отдалась на столе его кабинета. Такое могло произойти с моей знакомой Лидой, мечтающей о всепоглощающей страсти, с подружкой Катьки Тоней, у которой всегда были только одни романы на уме. Но не со мной. Не со мной.

Снова затяжка, не открывая глаз. Не знаю, что делать. Логичнее всего встать и уйти. А бумаги? А кафе? И как мне с ним быть? И вообще со всем этим?

— Так. — Скрип кресла, звук плеска жидкости в бокал, — чтобы сразу исключить недопонимание между нами — я в стадии развода.

Смех вырывается из меня каким-то хриплым гарканьем. Открываю глаза и смотрю на него, затушившего сигарету, подпирающего висок пальцами с зажатым в них бокалом виски и твердо глядящего на меня.

— Мне поздравить или пособолезновать? — даже не пытаюсь скрыть сарказма, благодарно кивнув на пододвинутую пепельницу.

— Возрадоваться.

— Это с какой стати? — Вот снова. Снова эта гребанное чувство раздражение сжигающею к херам все желание, и орущее на разум, мол, вообще, что ли? Как можно было его так хотеть несколько минут назад? Вот его и хотеть? Как?

— Оль, а поговорим откровенно?

— А валяй. — Не могу погасить вызова в голосе.

— Ты вот так, как было до того, как нас прервали, часто с мужиками зажигаешь?

— Каждый день. — Вежливо улыбаюсь, даже не скрывая иронии в голосе. — Иногда даже по нескольку раз в день.

— Вот и я впервые. — Пропускает мою издевку мимо ушей, отпивая виски и глядя на меня испытывающее и неприятно тяжело. — Люди мы взрослые, так почему бы не попробовать, если так… тащит. М?

Усмехаюсь и, поставив на подлокотник своего кресла пепельницу, тушу сигарету, наблюдая, как медленно гаснет алый конец.

— Может быть потому, что Александр Михайлович не до конца честен?

— Отчего же? Я вполне честно сказал о разводе. На следующей неделе я уже по бумагам официально не обременен семейными обязательствами. А так, уже месяца четыре, как не обременён.

— Саш, я тебя поздравляю. Желаю тебе счастья и здоровья. Или что там желают разведенным мужикам, я не в курсе. — Доброжелательно улыбаюсь и собираюсь встать с кресла, но он, мгновенно перегнувшись через стол, перехватывает меня за кисть, потянувшуюся к клатчу. — Нет, не это желают?

— Не это. Особенно не это должна желать девушка, на которую у меня виды.

— Мне тут полагается растаять?

— Никогда бы не подумал, что ты способна так язвить. — Пальцы сжимают кисть крепче, и я снова чувствую вспыхивающее в животе горячее чувство томления. — Так значит, Александр Михайлович не о том говорил, когда ему заявили, что он не до конца честен, верно?

— Именно. — Соглашаюсь я, и пытаюсь свободной рукой расцепить его пальцы, но мало что у меня из этого выходит, и я в нехорошей задумчивости смотрю на нож возле тарелки на столе.

— Уточни. В чем же я не честен? — нож отодвигают от моей тарелки. Вместе с вилкой.

Сдавшись, откидываюсь на кресло, но своих пальцев он не расцепляет.

— Начнем с начала — в кафе ты ко мне подсел не случайно. Мне нужна причина. — По промелькнувшей тени в глазах понимаю, что это сомнение у меня было небезосновательно. — Я не дура, Зорин… Сам же сказал тогда. Перед тем, как брякнуть «задача усложняется». — Невесело усмехаюсь и поправляюсь, — вернее, не совсем дура. Положение вещей до меня пусть запоздало, но доходит. Всегда.

Он прикрывает глаза, расцепляет пальцы на моей руке и откидывается на спинку кресла, одним глотком осушив бокал.

— Почему тебя не устраивает версия, что я влюбился в тебя с первого взгляда и так решил подкатить?

— Очевидно потому, что это бред сивой кобылы.

— Спасибо. — Усмехается и смотрит на меня сквозь ресницы. — Сивой кобылой меня еще не называли. — Протяжно выдыхает, подаваясь вперед и наполняя бокал, высоко подняв бутылку и задумчиво наблюдая за тонкой струйкой алкоголя с плеском падающего в бокал. — Допустим, есть у меня причина.

— Внимательно слушаю.

Он, прикокнув языком, отставляет бутылку и вперивает взгляд в меня. Губы приоткрываются. И снова смыкаются. Я сдерживаю себя от желания закатить глаза, и только хочу сказать что-нибудь едкое на прощание, как нас снова прерывают. Дверь хлопает, я оглядываюсь назад, чтобы увидеть парня.

Лет двадцать пять на вид, высокий худощавый брюнет, одет очень стильно. Впрочем, ничего особенного. Вот только его глаза, остановившиеся на Саше, вызывают у меня удивление. Такие же. Зелено-карие. Да и лицо схоже, те же острые скулы и высокий лоб.

— Скрылся. Быстро скрылся на хуй.

Я перевожу недоуменный взгляд на Сашу. Такого ледяного тона я у него еще не слышала. Да и если бы я не знала, что это он, я бы его не узнала. Весь его облик вдруг стал каким-то звериным, отталкивающим, холодным.

— Сань, да я ж по делу, — парень недовольно морщится на грубость тона Саши, окидывает меня заинтересованным взглядом, и, засунув руки в карманы джинс, упирается ногой в дверь, мило мне улыбаясь. — Добрый вечер, леди.

Я сухо киваю, чувствуя, как тяжелеет воздух в кабинете.

— У меня нет денег. — Снова ледяной тон Зорина, от которого так и тянет вздрогнуть. — Закрой дверь с той стороны, будь добр.

— Мне не много надо. Правда. И я сразу уйду. — Снова доброжелательная улыбка, только глаза, как и у Саши нехорошо темнеют.

— Я сказал, что у меня нет денег.

— Да-да, для такого как я, идиота и прощелыги у тебя никогда нет денег. — С печалью кивает он, отстраняясь от двери и вразвалку неторопливо пересекает кабинет по направлению к нам. Останавливается у стола по правую руку Зорина и рассеяно оглядывается в поисках стула. — Только мне не на обычные расходы надо.

Саша смотрит на него прищурено, не моргая и стиснутая челюсть говорит о многом. Я бы не рискнула дальше настаивать, но парень, приметивший стул и уже подтащивший его к столу, моей интуицией не обладал:

— Я верну сразу как смогу, обещаю. Саш, я реально попаду в задницу, если не отдам сумму в течение недели. Выручи, а?

— Игорь, ты меня не слышишь, что ли? — негромко спросил Саша, внимательно, с нехорошим таким намеком глядя на него. — Говорю, нет у меня ничего. Вообще. Счета и сейфы пустые.

Игорь недоверчиво вскидывает бровь, так же как и я очень напрягаясь при виде внезапно расслабившегося Саши, отвечающего ему уже спокойным, чуть ироничным взглядом. Он даже улыбнулся. Только как-то недобро и холодно.

— Саш… — неуверенно начал Игорь, быстро стрельнув на меня напряженным, беспокойным взглядом.

— Все, Игореша, нищий я. Все распродал за бесценок, лишь бы побыстрее. Гроша за душой нет. — Саша отпивает из бокала, внимательно глядя на Игоря. — Все, баста, понимаешь? В клубе последние дни дорабатываю, а фирма уже пара дней, как не моя.

— Сань, я денег занял… мне отдать нужно срочно… — голос Игоря испуганно дрогнул.

— А я при чем, Игорек? Вот при чем тут я? Нет у меня денег, вообще нет. Все, что выручил с продаж на погашение кредитов и лизинга ушло. Всё. Я беднее церковной мыши.

— Сань… — Игорь был едва ли не белее снега. — Сань я же… меня же прибьют…

И я почувствовала, почувствовала каждым рецептором в теле, как у Зорина внутри все взорвалось. Это правда походило на взрыв. Неслышный, не визуальный, но взрыв, который как и всякий другой был невыразимо пугающим, заставляющим оторопеть и совершенно потеряться.

— И поделом, родной! — Очень зло прорычал он, взглядом сжигая помертвевшего Игоря. — Ты, сученыш, сколько думал мне мозг ебать? Всю жизнь на моем горбу просидеть? Так и спускать мои деньги на шалав, бухло и дурь? Тебе двадцать шесть, дебил, а ты все так же ко мне с протянутой рукой ходишь! Смотри, теперь расклад наоборот — твой старший брат обнищал. Нет у него денег. Теперь тебе лямку тянуть придется, чтобы давать уже мне деньги на бухло и шлюх. О, я еще на наркоту подсяду, чтобы больше бабла у тебя брать. Ах да, раз в полгода мне необходимо будет летать на Ибицу, а каждые восемь месяцев тебе придется реабилитацию мне в Берлине оплачивать. Ничего не забыл? Ой, надо же, забыл!.. Как же машины, которые я раз в год разбивать буду? На новые тачки непременно спортивной породы мне тоже бабло понадобится. — Последние слова Саша уже яростно шипит, неотрывно, не моргая глядя в мертвенно-бледное лицо своего младшего брата. — Ну, и? Чего сидишь-то? Иди, зарабатывай, я же в скором времени клянчить приду.

— Саш… — тихо блеет Игорь, потрясенно глядя на брата. — Блядь, Саш, мне правда нужно! Правда очень-очень нужно отдать! Я клянусь, это в последний раз! Клянусь!

— Сколько раз я это слышал уже? — Саша закатывает глаза, и, откинувшись на спинку кресла, опрокидывает в себя виски. — Дай подумать, сто? Сто пятьдесят? Тысяч раз. — Бокал с такой силой опускается на столешницу, что от дна и по стенке вверх со скрежетом пробежалась трещина. — Катись отсюда, Игореша. Нет у меня денег.

— Саш, дай хотя бы тысяч сто, остальные семьдесят как-нибудь наскребу… — умоляюще смотрит Игорь. — У меня выхода нет…

— Я тебе и рубля не дам. — Саша тянется за моим бокалом, выплескивает вино прямо на пол и льет в него виски. — Все. Пошел на хуй. Дверь вон, окно вот, выбирай любой выход.

Игорь в непередаваемом отчаянии смотрит на брата, наполняющего бокал до краев.

— Я у родителей займу. — Неуверенно произносит он.

— Ага. Удачи. — Саркастично отзывается Саша, будто бы заявление Игоря было самой редчайшей глупостью, которую он только слышал. — Маякни, если получится.

— Сань…Ты же не мог все продать… Ты бы не стал…

Раздражение от Зорина расходится почти видимыми волнами, как круги на воде от брошенного в гладь камня. И эти волны учащаются и набирают силу. Мне хочетсячисто по человечески посоветовать Игорю заткнуться и как можно быстрее уйти, потому что при взгляде на Зорина, очень отчетливо понимаешь, что предел у него уже близко. И за этот предел переступать не стоит, если хочешь остаться хотя бы живым, не то что невредимым.

— Это почему? — Саша отпивает из бокала, испытывающее глядя на Игоря, и старательно гасит в себе злость, просто пугающей силы. — Ты вообще в курсе, как я попал? В курсе про меня и Еву? Нет, конечно, ты не в курсе. А нахуй, да? Главное чтобы старший братик деньгами пичкал, а что там у него творится на то посрать. — Вопросительно приподнимает бровь и на губах расцветает нехорошая усмешка. — Да, в принципе, ничего удивительного. Хоть так новости узнал, что твое серебряное копытце перестало источать волшебство. Продало свои копытца и стало обычным козликом. Как раз сейчас сижу вот с покупательницей, выпиваю за последнее свое проданное копытце, пока ты меня тут позоришь.

Игорь вперивает в меня неверящий взгляд, я стараюсь сохранить лицо невозмутимым, не знаю уж, получается или нет, но Игорь, горестно простонав, снова смотрит на брата.

— Можешь у нее попросить. — Фыркает Саша, — чтобы оплачивала твое веселье и реабилитацию. Знаешь, что она сделает? То, что давно следовало сделать мне — пошлет тебя.

Игорь, зло сдвинув брови, встает, и презрительно глядя на Сашу говорит, словно сплевывает:

— Я своим шлюхам хоть деньгами за секс платил, а не бизнесом. Или эта сука настолько хороша в постели?

Предел достигнут. И переступлен.

Долю секунды казалось, что ничего не произойдет. Но только одну сотую долю. Я уже быстро протягивала пальцы, чтобы коснуться ладони Зорина и попытаться его сдержать, как Саша выстрелил рукой, перехватил локоть Игоря, одновременно с этим резко вставая с кресла и как-то неуловимо быстро выворачивая руку Игоря, заставляя того склониться вперед, к столу. Свободной рукой он с силой вжал его голову в столешницу. Все это заняло едва ли больше той доли секунды, когда казалось, что ничего не случится.

— Саш… — выдыхаю я, по привычке, забитой в подкорку, произнеся это очень спокойным тоном.

Но про мое существование вообще забыли. Игорь, выругавшись, дергается. Саша немного оттягивает его голову за волосы и с силой ударяет о стол, заставляя меня оторопело замереть и смотреть как Зорин склоняется к самому уху Игоря, и каким-то почти мурлычущим голосом, с ласковой улыбкой на губах произносит:

— Ты за словами-то следи, дорогой. — Прикрывает глаза, заталкивая внутрь клубящийся мрак ненависти и злости. Но попытка тщетна. — И на минуточку — ты платил своим шлюхам моими деньгами. — Он убирает пальцы из волос Игоря, достает из брюк портмоне и несколько рваными движением вытягивает солидное количество пятитысячных купюр. — Смотри, Игореша, вот этими самыми. — Купюры рассыпались по столешнице чуть левее и выше его головы, Игорь с трудом повернул голову и вцепился взглядом в деньги. — Тебе же они нужны? Так протяни руку и возьми. — Игорь, тяжело дыша, с трудом протискивает свободную от Сашиного захвата руку между собой и столом, и почти уже дотягивается до денег, когда его ладонь пригвоздила к столешнице острая двузубая вилка для фруктов.

Игорь взвыл и дернулся, но Саша держал его намертво. Я тупо смотрела на быстро разрастающиеся на столешнице ручейки крови из пробитой ладони.

— Чего плачешь-то, Игореш? Больно, да? Мне тоже было больно, когда меня чуть не посадили из-за тебя, предварительно избив фактически до полусмерти. Но что ты, блять, Игореше же деньги нужны были, как же я мог не пойти за него на край. В ответ я от тебя даже спасибо не услышал. — Презрение и злость в голосе, пальцы разжимаются. — Теперь понятно, что игры закончились?

Игорь, сцепив зубы и срываясь на вскрик, поднимается от стола, вытаскивает вилку и быстрым движением сгребает все деньги.

— Здесь мало…

Я, не веря своим ушам, почти в ужасе смотрю на Игоря, лихорадочно пересчитывающего деньги окровавленными руками.

— Уходи. — Тихо шепчу я Игорю, невольно отступающему на шаг назад при виде того как бледнеет Саша. — Уходи сейчас же, идиот…

Игорь бросает на меня испуганный взгляд. И словно бы только тут понимает, на каком тонком острее ножа сейчас балансирует. Вздрагивает, почти бежит к двери, и громко хлопает за собой.

Зорин прикрывает глаза. Глубокий вдох и медленный выдох. Падает в кресло, взгляд в стол. Несколькими жадными глотками допивает виски. Щелчок зажигалки, затяжка. Опущенная голова и сжатые пальцами виски. Отпустило. Взял над собой контроль. Осознание этого прорывается моим сдавленным облегченным выдохом, и я только сейчас понимаю, в каком диком напряжении находилась.

— Извини. За все это. — Взгляд пустой, разочарованный, виноватый. — Блядь, прости… Просто я… Прости. Ты не должна была все это видеть.

Не понимая, что делать, растерянно киваю. Он берет телефон, кому-то звонит и просит убрать в кабинете.

Напряженная тишина. Я вижу, что ему сейчас не нужны мои слова. Не нужны беседы по душам. Он переживает свою бурю сам. И соваться с душещипательными разговорами не нужно. Знаю это, потому что это и мой способ спасаться. Встаю, чтобы уйти, но он задерживает меня. Касается моей кисти, снова потянувшейся за клатчем почти невесомо. И в этом движение столько всего… Что я безропотно опускаюсь в кресло.

— Сказка про серебряное копытце. Там у него было одно. — Спустя длительную паузу, негромко произношу я, глядя на кровь Игоря.

— Что? — Немного растерянно на меня смотрит.

— Ты Игорю сказал, что продал последнее серебряное копытце. В оригинале серебряное было одно, остальные обычные.

Негромко смеется, отводит взгляд и закуривает вторую по счету сигарету. Напряжение и сомнения в том, стоило ли нарушать тишину с меня спадают.

— Я особенный козлик, Оль, у меня все копытца были серебряные. — Хмыкает он, снова наполняя бокал. — Бегал, прыгал, а из-под них бабло сыпалось. И так радостно и весело всем было. Пока козлик не допрыгался.

— Все настолько серьезно? — понимаю, что рискую, что, возможно лезть сейчас не следует, но тщательно показываю голосом, что это человеческое сопереживание, а не любопытство.

— М-м-м? — мыслями он далеко, поднимает бокал и задумчиво смотрит на него. — А, нет, вывезу. Первый раз, что ли. Не переживай.

Не получится, Зорин. Если ты сам в заднице, но мне по кафе такие условия поставил… Не получится.

— Я просто к тому, что могу выплатить три миллиона за кафе. — Осторожно говорю я. — Правда, придется подождать. В принципе неделю, может чуть больше.

Непонимающе смотрит на меня. В дверь стучатся, он разрешает войти и мы молчим, пока официанты убирают со стола. Никак не реагируя на кровь. Как только дверь за ними захлопывается, Зорин усмехается и тушит сигарету, отпивая виски и глядя куда-то мимо меня.

— Оль, у нас с тобой немного разные понятия определения «нет денег». — Мой намек он понял, как и понял то, что именно меня гложит из его разговора с братом. — Есть они у меня. Просто спускать на Игоря с его наркотой, клубами и шлюхами мне жалко. Да и заебал он уже, может, хоть так совесть у него проснется. — Взгляд мрачнеет, он отпивает виски. — Могу поинтересоваться, как ты собралась в течении недели три миллиона отдать, если бы я был настолько ущербным, чтобы согласится на помощь девушки, которой ранее озвучил условия сделки?

— У меня есть своя квартира. Я с мамой живу из-за Ланы. И если и правда ситуация такая тяжелая я могу продать и…

— Я, кажется, сказал, что деньги мне не нужны. — Резкость в голосе, как отчетливая демонстрация того, что я суюсь не в свое дело. Но голос мгновенно трансформируется, становится мягким, с извиняющимися интонациями. — Оль, не вникай в это все. Не нужно. Ситуация с Игорем… Не вникай. И извини меня за все это еще раз. — Третья сигарета. — Договор… возьми его, пробегись по юристам, убедись, что я тебе не вру. И как определишься, позвони мне.

Понятливо киваю, забираю бумаги и молча иду к двери. Кивнула-то я понятливо, но вот по сути, нихрена я уже не понимаю.