«Лисовский Роман Вадимович»

Придирчиво оглядев вышедшие из-под перьевой ручки буквы, раздраженно дописала:

«Вы сука»

Дождалась, когда взгляд серых глаз упадет на меня, пока шло совещание «Тримекса», открытого три недели назад под моим учредительством, и подняла край листа.

Его глаза сверкнули металлом, но за три адских недели я выработала стойкий иммунитет к замораживанию этими взглядами. Стойкий, очень стойкий. В отличие от остального штата сотрудников, замирающих и торопливо разбегающихся, когда Лисовский изъявлял волю притащить свою задницу в бизнес-центр, где «Тримекс» арендовал хороший такой офис.

Притаскивался он в основном для того, чтобы подействовать мне на нервы своим присутствием и гребанными вопросами с подковырками ко мне «как к соучредителю», ответы на которые я не знала, заслуживая холодный насмешливый взгляд. Не знала, но торопливо исправляла, как только дверь моего кабинета за ним захлопывалась. База знаний в моем девственно чистом мозгу полнилась достаточно быстро (а то ж. Столько ведь пространства свободного). Я уже вполне себе сносно, хоть и поверхностно ориентировалась, морально готовясь к грядущему аду — участию в тендере на строительство торгового центра. Разумеется, он достанется «Тримексу». Это даже не вызывало сомнений — папа и Легроимовское зверье под предводительством своего ублюдочного вожака уже подсуетились и я тихо, но верно скатывалась в панику.

Потому что боялась одного — папа может дать мне команду, согласно которой, мне что-то надо будет сделать, о чем Лисовский знать не должен. Это первое и единственное, что заставляло меня насиловать свой бедный мозг большим объемом ужасающе непонятной информации, на разбор которой я тратила почти все ночи, потому что я боялась. Боялась не подчиниться отцу и боялась обмануть Лисовского. Мне нужно было знать наиболее безболезненные варианты выхода из возможной ситуации и все равно я лелеяла надежду, что «Тримекс» не возьмет тендер, папа ничего не придумает, а этот козел не будет иметь повода подергать меня за ниточки. Лелеяла и понимала, что это все из разряда утопии, и нужно быть готовой. И листала бесчисленные статьи в интернете, о устройстве организаций, правах и обязанностях, структурах работы и прочем…

Штат в «Тримекс» Лисовской набирал самостоятельно и этот штат был слабее его стаи, но своего вожака знал твердо, что, естественно, нихера мне не помогало, порой вгоняя в грусть и тоску, когда руководители отделов приносили мне бумажки на подпись и я с подозрением смотрела в них, памятуя из чьего клана все эти люди и не понимала, чего там написано. Однако, все же стоит отметить, что такой дикий стресс был только первую неделю, пока я не начала примерно ориентироваться, правда, тратя время на листание исписанного в усмерть блокнота, где я помечала особо значимые вещи, но все же разбираясь.

Вожаку об этом сразу же доложили и он начал прессовать меня своими царственными появлениями, делая это все жестче и чаще, доводя до желания застрелить его, как только он переступал порог офиса.

А еще эта ледяная сволочь время от времени забавлялась моим позором на совещаниях, задавая мне «вопрос как к соучредителю», на который я, разумеется, не знала ответа, впадая в отчаяние на середине его вопроса, потому что забывала начало из-за обилия неизвестных терминов. Вот как сейчас, например, сидим на совещании, я усиленно изображаю, что понимаю происходящее, а он взял и спросил меня «как соучредителя, обязанного быть в курсе»:

— Публичное АО, генеральный директором которого я являюсь, — так, это он про «Легроим», это мне понятно, слава богу, — в ближайшем будущем планирует стать контрагентом «Тримекса», это общеизвестно, и работать с ним, разумеется, по принципу синергии, однако уже стоит озаботиться вопросом выбора наилучшего способа финансовых транзакций, а именно — не будет ли «Тримекс» против простых векселей?

Чего, блять, это такое?! Это на каком языке вообще?! — хотела завопить я и едва сдержалась, раздраженно глядя в его глаза, на дне которых плескалась прохладная насмешка.

— Я обязательно дам вам ответ после завершения совещания. — Ровно отозвалась я и едва не плюнула в убийственно ироничную рожу, одновременно сделав себе пометки того, что запомнила из его словесного поноса, отчаянно надеясь, что с помощью Кира и интернета к концу совещания я успею разобраться, что этому козлу от меня надо.

— Бухгалтерии нужно знать, к чему готовиться, уважаемая гендир. — А он, сука такая, все веселился.

Я мрачно посмотрела на «своего» главбуха, которого подобрал он.

— Вам я тоже обязательно дам ответ после совещания.

Когда снова потекли разговоры, я взяла ручку и написала на краю листка, кто такой Лисовский и зло посмотрела в холодные глаза, когда он это прочитал.

После совещания я торопливо ускакала в свой кабинет, опасаясь, что кусок льда потребует ответ на свой вопрос, в котором я так и не разобралась, ибо Кир был занят и не смог мне ответить, папа тоже был занят, а интернет запутал меня в понятиях о векселях.

Разумеется, сволочь, прекрасно знавшая, где мой кабинет, распахнула его в тот момент, когда я пыталась провернуть язычок замка в двери.

— Или лучше переводные векселя? — погано ухмыльнувшись и замораживая меня взглядом спросил он, проходя мимо остолбеневшей меня в кабинет, чтобы опуститься в мое кресло и надменно так оттуда на меня посмотреть.

Сука, я же только что почти поняла, что такое простой вексель! Про переводной я еще не успела прочитать!

— Определенно лучше переводные векселя, Ксения Егоровна. — С фальшивой печалью глядя на меня, сцепившую челюсть, вздохнул он. — С переводными «Тримекс» будет иметь некое подобие авантажа из-за необходимого акцептирования, являющегося стандартом для подобного вида финансовых операций. Между тем, предстоящая оферта после выигрыша «Тримексом» тендера, с последующим выкупом оборудования у «Легроима» по этим векселям позволит ему остаться в тени и избежать пристального внимания госструктур, потому что оплата будет производится третьим лицами и это станет наиболее выгодным ходом, учитывая что «Тримекс» как предполагаемый векселедержатель уже имеет определенные финансовые обязательства перед «Легроимом» за торговую трансакцию по…

— Лисовский, заткнись! — с силой захлопнув дверью, рыкнула я.

И он заржал. Громко и издевательски. Сука.

— У тебя с метражом не только в нижней части проблем нет, но и в верхней, что умаляет эффективность ниж…

— Намек на длинный язык? Это смотря с какой позиции подойти к вашей озабоченной реплике, Ксения Егоровна. Если избрать правильную вариацию, то ничего не будет снижать эффективность, а скорее наоборот, станет иметь превалирующее значение в вопросах приобретения преимуществ.

Вот что он сейчас вообще сказал? Су-у-у-ука, как же бесит…

— Но ты сей момент проебала. — Глумливо добавил он, с холодным сарказмом глядя в мои глаза, наливающиеся кровью. — Причем в буквальном смысле. — Бросив взгляд на наручные часы, задумчиво нахмурился. — Короче так, я хочу векселями, потому что у меня по одному контракту заказчику платить нечем, есть векселя, но мне это не выгодно, потому что досрочное предъявление стоит семь процентов годовых, поэтому я хочу передать их «Тримексу», а то у меня ни один мудак из субподряда или поставщиков брать не хочет, а вы потом уже своим поставщикам отдадите, или кому там папочка решит… Чудо, ты запиши это. — Глядя на мое перекошенное лицо с искренней жалостью, негромко посоветовал он. — Папочке доложи слово в слово, сама ничего не додумывай. Или ладно, на тебя надежды нет, я сам с ним потрещу по этому поводу.

И вальяжно направился к выходу, а я едва сдерживала желание плюнуть ему в спину.

Вот как мне после такого в себя поверить? С векселями я худо-бедно разобралась и то при помощи Кира, но подобное продолжалось почти через день. Он просто вваливался, издевался и сваливал доводя меня до исступления от бешенства.

Правда, пару раз я ответила все-таки правильно, заслужив чуть приподнятую бровь. И термины стали еще заковыристие, длиннее и запутанее. Су-ка.

Вообще, если уйти в бабские переживания, то есть еще один забавный факт — несмотря на все мое к нему раздражение, а порой и откровенную ненависть, он меня иногда заводил. Взглядом. Движением руки, отложенной на подлокотник, когда, склонив голову, со змеиной улыбкой снова спрашивал какую-то белиберду на тарабарщине. Злил и заводил одновременно. Было еще кое-что, что мне одновременно подогревало самолюбие и больно его жалило. Пару дней назад, он снова причапал в мой кабинет, высокомерным жестом кинув мне на подпись бумаги из бухгалтерии и развалился в кресле, ожидая, пока я, шипя и матерясь от злости, сфоткаю листы и переброшу по вотсаппу Татьяне Владимировне, папиной главбуху, с вопросом можно ли мне это подписать. Пока Татьяна Владимировна просматривала файлы, чтобы вынести вердикт, я исподлобья смотрела в ироничные холодные глаза. И, сука, тлела. Он смотрела так же, как в тот вечер. Так же, пока не завелся. А потом… Почувствовала, как в горле пересохло от вида потемневших глаз, будто бы их обладатель тоже вернулся мыслями к тому вечеру. Тишина напитывалась напряжением. Какой-то ностальгической и будоражащей атмосферой, витающей не только в воздухе, но и тянущейся по венам.

Его губы приоткрылись, но ничего не выдали. Сомкнулись снова. А я вдруг вспомнила их вкус. Силу и нажим. И не смогла отвести от них взгляда. Скрестила ноги под столом, пытаясь успокоиться и унять буйным цветом цветущее возбуждение, все еще не отводя взгляда от его губ — не хватало воли, не хотелось это делать. Прикусила губу до боли, пытаясь вернуть себе себя, сделала это на мгновение, но он заметил это мое движение. И это будто бы стало сигналом к нападению. Я это поняла сделав ошибку — все-таки посмотрев ему в глаза, в которых лед полыхнул синим пламенем и Лисовский внезапно подался вперед на кресле, а меня будто обухом ударили, отправив мозг в дальнее плаванее и пустив по сосудам огонь, мгновенно сжегший и так уже подкошенную рациональность. Рванула к нему с места. Губы в губы и я едва не застонала, понимая, какой дикий голод у меня был по тому вечеру. Голод, задавленный стрессом, новыми шокирующими обстоятельствами, но все же голод, сейчас так громко ревущий во вспенившейся крови.

Он сжал мои плечи, потянул на себя, обжигая губы языком, подсказывая забраться на стол, но сработавшее оповещение от главбуха, давшей добро на подпись мгновенно отрезвило и напомнило реально положение вещей. Я резко отпрянула, отступила к стене, переводя дыхание и потрясенно глядя на него, прикрывшего глаза, сжавшего челюсть и тяжело рухнувшего в кресло. Сердце стучало просто бешено, а в голове была одна мысль «этот козел прав и я действительно скудоумная».

Лисовский, не открывая глаз, кивком указал на бумаги на моем столе и когда я дрожащей рукой подписала их, молча сцапал и ушел, с такой силой хлопнув за собой дверью, что я вздрогнула. И еще половина офиса наверное. Козел, ручка теперь заедает.

Тендер «Тримекс» выиграл и я с горя напилась в дрова.

Утром, страдая от похмелья, молча слушала инструктажи от Кира, поясняющего, что через пару дней, я, он и несколько людей от «Радона» совместно с Лисовским и его зверьем, полетим в Гонконг, где «Легроим» произведет закупку строительного оборудования, которое после оформления, стратификации и растаможки «Тримекс» выкупит у «Легроима» с сумасшедшей наценкой. Для чего это нужно делать поняла сама — деньги с тендера, разницу между покупкой и продажей «Легроим» и «Радон» попилят пополам. Это первый этап схемы, по который будет теперь работать «Тримекс» и я, горестно застонав и начала рыть инфу, чем немало удивила брата, но на все его вопросы отвечала только, что если я младшая в семье, то это не значит, что безнадежная, типа, мне тоже вся эта ху… весь этот сложный и многогранный бизнес теперь интересен.

Кирилл одобрительно улыбнулся, сказав, что папа явно будет доволен этим моим рвением. Да, Кир, он будет явно доволен, ведь он не знает, что я тут все соки из себя выжимаю, опасаясь не только папиных ходов, но и слишком прыткого мозга Лисовского, который теперь тоже может нас обмануть в любую секунду, если я не буду сечь в теме, а при условии того, что если ходы Лисовского папой все же вскроются, то эта ублюдочная глыба льда будет использовать меня и это вообще…

Вот теперь и самообразовываюсь, чтобы следить и за папой и ублюдком Лисовским, а я же тупа-а-а-ая…

Через два часа, сидя в своем кабинете, я очень горько плакала, гладя себя бедную и тупую по голове, с отчаянием глядя в обилие схем, правил и стандартов, где я совершенно ничего не понимала и рыдала еще сильнее. Выпила кофе, подумала, что у меня есть еще сорок восемь жалких часов, чтобы впихнуть все это в свою голову и позволила себе еще минут десять поплакать от грядущего ужаса.