Минут через пять, следуя своей проворной крысиной натуре, Хэффлин снова появился в палате. Возможно, я несправедливо сравнивал его с крысой, но мне не хватало душевной щедрости думать об оставившем службу полицейском как-то иначе. Он вкрадчиво озирался, но ступал уверенно, что было особенно заметно с моей точки наблюдения, то есть с больничной койки.

– Ей придется выйти, – сказал Хэффлин, указывая на Жаннин.

– Речь идет о судьбе моих детей! – запротестовала она.

– Я не собираюсь устраивать тут говенную пресс-конференцию! То, что я скажу, не предназначено для ушей всяких писак, – ровным голосом объявил Хэффлин. Я видел, что ему приятно выгнать за дверь Жанин: он не скрывал собственного превосходства над ней. Не трудно было представить, о чем он успел поговорить с Брэндоном.

– Это мои дети, и я остаюсь.

– Ладно, тогда я ухожу, – заявил Хэффлин.

Жанин встала в дверях. Хэффлин сделал глупость, попытавшись отпихнуть ее в сторону, потому что в следующий же миг опытный полицейский, каковым он когда-то считался, очутился на полу. Он лежал на спине, а Жанин, ухватив Хэффлина за волнистую челку, неистово колотила его головой об пол, к счастью покрытый ковролином. Если не считать нескольких шумных вздохов, борьба происходила в полной тишине.

– Жанин, он нам понадобится, ведь мы решили воспользоваться помощью Хэрроу, – предупредил я ее, но Жанин не одумалась.

Они сцепились не на шутку и катались по полу под аккомпанемент проклятий, извергаемых Хэффлином. Если б не заглянувшая в палату медсестра, схватка бы продолжалась. Увидев дерущуюся пару, она закричала и позвала охранников. Чтоб оторвать Жанин от Хэффлина, потребовались двое мужчин из службы безопасности, после чего вооруженный полицейский загнал Хэффлина в угол. Охранники сдерживали задыхавшуюся от бешенства Жанин. Я порадовался, когда заметил, что в кулаке она сжимает клок волос Хэффлина. Она его здорово потрепала. Лицо Хэффлина приобрело угрожающе багровый оттенок.

Через несколько минут появился человек в строгом костюме – представитель больничной администрации. Его сопровождал оперировавший меня хирург.

– Руководство больницы не намерено проявлять терпимость к подобного рода бесчинству, – заявил чиновник с усиками.

Внешне он производил впечатление человека с мягким характером, и я видел, что говорил он с преувеличенным возмущением, которого на самом деле не испытывал. Окинув взглядом испорченный кашемировый пиджак Хэффлина и разорванную блузу Жанин, он покачал головой и неодобрительно поцокал языком.

– Трудно предположить, что люди вашего круга могут дойти до рукоприкладства. Такие сцены – не редкость в травматологических пунктах, куда привозят пьяных болельщиков, но у нас, в условиях стационара, такого рода поведение немыслимо. Мне сказали, что вы, мисс Уайт, журналист. Не думаю, что вашему издателю понравится новость о том, что одна из его сотрудниц затеяла дикую драку и каталась по полу с джентльменом.

– Драку затеяла не я, – храбро ответила Жанин. – Это он на меня напал. И думаю, моему издателю понравится, что его сотрудники могут за себя постоять.

Хэффлин протестующее замахал руками из своего угла.

– Я пришел не для того, чтоб разбираться, кто прав, кто виноват. В этой палате произошел серьезнейший инцидент. Если что-либо подобное повторится, руководство поставит перед нами вопрос о нецелесообразности стационарного лечения мистера Кьюнана в нашей больнице. Мы обязаны заботиться о безопасности наших пациентов и всего персонала.

Чиновник сжал губы и взглянул на меня довольно кисло, как на кукушонка, подброшенного во вверенное ему гнездо. Я принял решение.

– Как говорила моя бабушка, никогда не засиживайся там, где ты нежеланный гость, – сказал я, свешивая ноги на пол. Это движение чуть не лишило меня сил, но я мужественно улыбался.

– Куда ты предлагаешь отправиться? – спросила Жанин.

Освободившись от двух охранников, она встала, подбоченясь, рядом со мной.

Нахмурив брови, в такой же позе, руки в бока, стояли две медсестры, хирург, усатый администратор и даже охранники, – можно подумать, будто все они приготовились кого-то линчевать.

– Не вижу смысла здесь задерживаться, – сказал я. – Ясно, что мое присутствие нежелательно.

– Нет, Дейв, это несправедливо, – сказала Жанин. – Не ты же дрался.

– Мистер Кьюнан, вы мой пациент, – покровительственно сказал хирург, – вам требуется полный покой и тишина. После такой операции, как ваша, существует опасность внутреннего кровотечения. В следующий раз вам может не повезти так, как повезло прошлой ночью.

– Пусть попробует испытать судьбу, – презрительно вставил Хэффлин, – такие дураки, как он, не ценят, когда им живется хорошо.

– Я настаиваю на том, чтоб вы остались у нас, – сказал хирург.

– А я настаиваю на том, чтоб уйти от вас, – ответил я, стараясь встать на ноги. – Слишком многое поставлено на карту.

– Вы только послушайте, что он несет! – снова подал голос Хэффлин. – Опять строишь из себя благородного человека, Кьюнан. Всем известно, что ты работаешь только ради денег.

– Верно, – не возражал я. – Время – тоже деньги, и я не могу себе позволить даром тут просиживать. Выходи, Хэффлин. Встретимся на стоянке.

Хэффлин ушел. Вслед за ним убрались и охранники.

– Дейв, ты не должен этого делать, – тихо сказала склонившаяся надо мной Жанин и опустила ладонь на мое плечо.

– Если мы хотим не упустить шанс поймать Талбота, я должен идти, – прошептал я в ответ.

На ее лице отражалась борьба противоречивых чувств. Спустя минуту она убрала руку и отказалась от мысли уложить меня обратно на подушку.

Я вступил в схватку с ремнем, который поддерживал на весу мою кисть. В дело включились медсестры, и минут через двадцать, подписав три экземпляра заявления о том, что медперсонал больницы освобождается от ответственности в случае моей внезапной смерти, я был отпущен на свободу.

– Мистер Кьюнан, вы должны избегать резких движений и продолжать принимать антикоагулянты, – сказал хирург. – Если станет хуже, возвращайтесь. Вы потеряли слишком много крови.

Он был прав. Я ощущал себя обескровленным. И еще было такое чувство, будто меня растянули в длину. Ноги двигались как бы сами по себе, метрах в десяти от головы.

Когда мы вышли на стоянку, Жанин направилась к своей машине, а я к «Ягуару», в котором дожидался Хэффлин.

– Думаю, ты получил по заслугам, – сквозь зубы проговорил он, открывая изнутри переднюю дверцу. – Сколько ты хочешь за то, чтобы Винс Кинг остался там, где он сейчас находится? Я не удивлюсь, если ты назовешь шестизначную цифру, но не могу гарантировать, что старик даст тебе время насладиться такими деньгами.

– Я не рассчитывал обналичить свои фишки прямо сейчас, – сказал я в ответ. – Мне нужно другое, пусть Брэндон Карлайл гарантирует возвращение на работу Клайда Хэрроу.

Хэффлин озадаченно раздумывал.

– В чем дело, этот Хэрроу тебя шантажирует? – наконец спросил он.

– Но и в этом случае, – добавил я, – Винс Кинг не задержится в гостях у ее величества, потому что я не позволю.

– Как? Я думал…

– Ты думал, я такой же падкий на денежки, как и ты? Ошибаешься. Можешь передать Брэндону, что в случае возвращения Хэрроу на работу я готов дать ему дня два отсрочки, на сборы, после чего Макмэхон получит документы по делу Кинга.

– Да ты спятил!

– Возможно, – согласился я. – И не забудь передать своему боссу, что если вдруг он решит убрать меня с дороги, ему это не поможет. Что бы он ни предпринимал, мир все равно узнает правду о Винсе Кинге.

– Правду! Да ты не признаешь эту правду, если даже она собственноручно даст тебе в морду, – прокричал мне вслед Хэффлин, когда я вышел из «Ягуара» и заковылял к машине Жанин.