Миньли и мальчик с буйволом пробирались сквозь толпу. Солнце пекло им макушки. Миньли, привыкшая к скудным урожаям своей деревни, то и дело ахала, глядя на россыпи фруктов, овощей и прочей снеди на Рынке Зелёного Изобилия. Вдоль всей улицы и прилегающих к ней дворов под огромными зонтами раскинулись столы и прилавки, а на них горами высились нефритово-зелёные капустные головы, завитки огурцов, фиолетовые баклажаны, ароматные апельсины. От одного вида ягод боярышника, алых и блестящих, точно рубины, рот у Миньли сразу наполнился слюной.

– Князя нигде не видно, – сказала Миньли.

– Может, он ещё не пришёл, – беспечно отозвался мальчик.

– Не верится, что я его здесь найду, – сказала Миньли. Сейчас, при дневном свете, Миньли казалось, что ночная гостья мальчика была не такой уж необыкновенной, а её слова – не такими уж убедительными. – Да и что ему делать на рынке?

– Она сказала, что он будет здесь, – значит, будет, – отрезал мальчик. Губы его упрямо сжались.

– А ну пошёл отсюда! – завопил вдруг один торговец, заметив, что буйвол ухватил пучок ярко-зелёных листьев салата. – Эй, ты! Убери своего буйвола! – разорялся он, раскрасневшийся, как горы редиски на его столе.

Мальчишка поспешно оттащил буйвола подальше от соблазна.

– Пожалуй, мы пойдём, – сказал он. – Он голоден, отведу его попастись.

– А я останусь, – ответила Миньли. – Ты иди, конечно. Вам-то незачем ждать со мной князя.

– Ладно. Если понадобится переночевать – ты знаешь, где моя хижина. А не придёшь – ну что ж, увидимся ещё где-нибудь! Удачи тебе!

– Спасибо, – сказала Миньли.

Мальчик беспечно помахал ей рукой, и она вдруг поняла, что, скорее всего, больше никогда его не увидит. Откопав у себя в мешке последнюю монету, она бросилась вдогонку:

– Стой! Подожди! Вот, возьми, пожалуйста!

Мальчик рассмеялся:

– Нет! Мне не нужно. Оставь себе.

– Но… – начала было Миньли, однако мальчик ускорил шаг.

– До свиданья! – крикнул он, и буйвол тоже издал прощальный всхрап.

Миньли грустно усмехнулась и принялась бродить по рыночным рядам, огибая отчаянно торгующихся продавцов и покупателей.

«Ну и что теперь? – думала она. – Как тут отыщешь князя?»

– Добрый человек, – послышался вдруг скрипучий голос, – явите милость, угостите старика кусочком персика!

Миньли обернулась и увидела у стола с персиками согбенного старика. Лицо его было покрыто морщинами, а грязные лохмотья напоминали ветошь для мытья полов.

– Пожалуйста, – умолял он торговца персиками, – всего один персик, самый маленький! Я умираю от жажды!

– Пошёл прочь, нищеброд! – прошипел жирный торговец. – Персики денег стоят.

– Молю вас, – жалобно упрашивал бедняк, – сжальтесь над стариком.

– Вон отсюда, голодранец, – завопил толстяк, – не то позову стражников!

Его крики привлекли внимание прохожих, и у прилавка с персиками начала собираться толпа.

– Позор! Стыд и срам! – послышались голоса. – Так обращаться со старым человеком! Почему бы не дать ему персик?

– Так купите ему персик, раз вы все такие щедрые, – осклабился торговец. – А то чужое добро раздавать все горазды!

Миньли глядела на протянутую руку попрошайки, и в горле у неё снова нарастал комок: старческая рука дрожала точь-в-точь как у папы, когда он кормил золотую рыбку последней горсточкой своего риса.

В кулаке у неё была зажата тёплая медная монета, которую отказался взять мальчик с буйволом. Кулак был прижат к груди, и сердце с каждым ударом словно билось о ребристый край монеты.

– Возьмите! – она протянула монету торговцу, выбрала самый крупный и сочный персик и вручила его старику. Тот с признательностью поклонился и, зажмурившись от наслаждения, впился зубами в сочный плод. Миньли глазела на него, позабыв о Внутреннем городе и о дворце. Да и вся толпа, как зачарованная, не сводила глаз со старика, пока в руке у него не осталась одна персиковая косточка.

– Благодарю, – сказал бедняк уже не таким слабым голосом и поклонился зевакам. – Персик отменный, вот бы и вам отведать. Если окажете любезность старику и немного подождёте, то я вас угощу!

Старик вынул из кармана палочку и склонился над землёй. В грунте рядом с дорожкой из чёрных камней он выкопал ямку и посадил туда персиковую косточку. Закопав её поглубже и присыпав землёй, он воткнул в получившийся холмик палочку и попросил воды. Миньли, как заворожённая, достала из мешка кувшин и протянула ему. Старик полил палочку, она задрожала и… начала расти.

«Наверное, мне это мерещится», – подумала Миньли. Но нет, палочка и впрямь росла ввысь и вширь, пока не стала толщиной в руку, а верхушки уже не было видно из-за густых ветвей, усыпанных розовыми цветами. Воздух наполнился нежным ароматом. Палочка превратилась в персиковое дерево. За этим наблюдала явно не одна Миньли – изумлённое «ах» неслось со всех сторон. Даже жадный торговец бросил свой прилавок и застыл с разинутым ртом.

Словно розовый снег, с дерева полетели лепестки, усыпав землю мягким ковром. Теперь с ветвей ниспадали зелёные листья, а среди них, точно жемчужины, вырастали бледно-лунные шары. Поначалу полупрозрачные, как воздушные шарики, они постепенно обретали плоть и наливались розово-алым цветом. Вскоре дерево уже клонилось под тяжестью плодов, и в воздухе разлился запах, перед которым невозможно было устоять, – сладкое благоухание спелых персиков. Дети, сбежавшись со всего рынка, жадно смотрели на персики; взрослые тоже не сводили с них глаз, запрокинув головы и судорожно сглатывая.

Наконец старик выпрямился, сорвал персик и протянул первому попавшемуся ротозею:

– Угощайтесь!

Больше приглашения не потребовалось. Взрослые на цыпочках тянулись к приглянувшимся плодам, дети карабкались на дерево; какой-то мальчишка взобрался на спину своей усталой лошадки и встал во весь рост, чтобы достать самый красный и налитой персик. Вот уже у всех рты были полны сладкой и сочной мякотью. Едоки причмокивали, урчали, постанывали. Даже продавец персиков, забыв о своём товаре, стоял под деревом и жевал, зажмурившись от наслаждения, и сладкий сок стекал по его подбородку.

Одна Миньли не присоединилась к всеобщему пиршеству. «Если бы я не ела персики столько дней подряд по пути в этот город, – думала она, – то, наверное, первой полезла бы на дерево!» Но поскольку персиков ей не хотелось, Миньли заметила то, на что никто больше не обратил внимания. Она заметила, что всякий раз, когда с дерева срывают персик, на прилавке у торговца становится на один персик меньше.

«Так вот из чего он сделал своё дерево!» – развеселилась Миньли, глядя на старика сквозь самозабвенно жующую толпу. Тот с хитрой улыбкой наблюдал за едоками, и тут Миньли поняла, что он вовсе не так уж стар. «Он, наверное, волшебник! Может быть, он поможет мне проникнуть во Внутренний город?»

Миньли стала пробираться к бедняку. Тем временем последний персик был сорван; листья и ветви дерева на глазах начали исчезать; ствол, точно ссыхаясь, становился всё короче и тоньше. Земля под ногами была усеяна персиковыми косточками. Когда Миньли наконец-то добралась до попрошайки, тоненькая веточка, в которую превратилось дерево, скрылась под грудой косточек, и нищий повернулся уходить.

– Постойте! – Миньли схватила его за локоть. Рукав приподнялся, и на запястье сверкнуло золото. Нищий поспешно одёрнул рукав, но Миньли успела заметить золотой браслет в форме дракона. Они с бедняком изумлённо уставились друг на друга – и Миньли мгновенно всё вспомнила. Ведь Дракон говорил, что только членам императорской семьи дозволено носить изображение дракона! А мальчик с буйволом сказал: «Даже младенцу известно, что князья и императоры – и только они – всегда носят особый знак, золотого дракона». Всё это вмиг пронеслось в голове – и у Миньли перехватило дыхание. – Дракон! – ахнула она. – Но золотого дракона могут носить только… значит, вы… значит, вы…

– Где этот негодяй?! – раздался вдруг злобный крик, и Миньли узнала голос торговца персиками. – Он украл мои персики! Я ему покажу!

Нищий вырвал руку и пустился бежать. Миньли застыла на месте.

– …значит, вы, – договорила она вслед удаляющейся фигуре в лохмотьях, – князь!