Тхорн.

Галактический закон столь же прост, сколь и суров. Совместимые народы он считал единой расой. А вытекало из этого правила то, что одна планета может сколь угодно долго держать протекторат над другой, инвестировать в неё квадриллионы кредитов, но если население протектора не могло производить потомства с населением протектората, такая власть считалась хрупкой. Обрушиться эта конструкция могла в любую минуту при появлении претендента с биологически совместимым населением.

Таким претендентом тщетно пыталась стать Октиания. Эта планета несколько сотен лет стремилась получить протекторат над Шаггитеррой, в основном в погоне за её неразработанными ресурсами. Как и Горра, она находилась на удобном расстоянии и превосходила Шаггитерру в развитии, однако благодаря тому, что уровень самой Горры далеко опережал Октианию, Совет Галактики сделал выбор в пользу первой, а второй назначил лишь отчисления за лёгкое ущемление прав.

Октианцев также официально не пускали на планету — ни им, ни горианцам не было разрешено проводить эксперименты по рождению совместных детей до тех пор, пока шаггитеррианцы не достигнут уровня умственной полноценности — на горизонте ближайших пятисот лет такой перспективы не просматривалось. Но если горианцев такая ситуация полностью устраивала, то октианцы подозревали, что их пытаются обвести вокруг пальца.

Информация о появлении Асхелеки, первого совместного ребенка горианцев и шаггитеррианцев, полностью меняла дело в пользу Горры, но одновременно подрывала устоявшуюся межпланетную политическую обстановку. Объяснять октианцам, что это получилось случайно, в нарушение всех горианских законов, было бесполезно, поскольку октианцы и сами не слишком тщательно соблюдали собственные законы и других подозревали в том же.

От Сезара Тхорн узнал, что в последней заварушке, в которой он чуть не погиб, командование получило доказательства тайного присутствия на Шаггитерре октианцев — разумеется, выяснилось, что они прокрались на планету уже давно и пару десятков лет похищали местных, пытаясь произвести совместное потомство, но все их эксперименты не увенчались успехом. Два года назад они пошли на более агрессивные и довольно безумные, с точки зрения Тхорна, шаги: стали массово гипнотизировать шаггитеррианцев, с помощью химических средств и внушения, чтобы они нападали на горианцев.

Смысл этой затеи ему никак не удавалось понять, но результат был известен — несколько погибших горианцев, несколько десятков серьёзно травмированных, физически и психически. Сотни погибших местных.

Когда стало известно об Асхелеке, октианцы, видимо, дали добро своим воякам на новую заварушку, а параллельно разработали план похищения девушки, которая так удачно вновь оказалась на Шаггитерре вместе со своим женихом. После разговора с Сезаром Тхорн почти сразу понял, что его жену выкрали не случайно.

В глубине души он осознавал, что Величайший не просто так требовал от него оставаться в стороне. Но он также быстро сообразил, что его маленькая рыжеволосая девочка подвергалась страшной опасности. Её могли увезти на Октианию, чтобы годами экспериментировать с телом, убивая психику наркотическими препаратами.

Стоило ему всё это понять, как последние сполохи здравого смысла и уважения к Величайшему угасли. Сознавать, что его жена в руках октианцев, и бездействовать Тхорн не мог, хотя он и понимал, что Сезар контролирует ситуацию. Но всегда есть опасность, что что-то пойдёт не так, размышлял он. И даже Величайший может совершать ошибки.

Впервые в жизни не видя иного выхода, как дважды за короткий срок пойти на преступление, Тхорн чувствовал себя так, словно состарился разом на сто лет — из оставшихся ему максимум ста пятидесяти. Но в то же время его переполняли небывалая лёгкость и решимость. А сознание его, как никогда ясное, подсказало, что в одиночку даже ему с такой миссией не справиться. И он обратился за помощью к лучшему другу.

— Я возьму всю ответственность на себя, но… всё равно не могу гарантировать, что Сезар тебя не накажет, — честно сказал он, испытывая лёгкое чувство вины. Тхорн был уверен, что сделал бы для Дейке то же самое, и не сомневался в его верности.

— Не стоит об этом, — качнул головой его капитан, внимательно выслушав. — Мы должны делать то, что должны, и всё. Об остальном пусть думают философы.

Тхорн молча посмотрел на друга. Ему хотелось сказать Дейке так много, но он даже не мог подобрать слов, подходящих для данной ситуации. Он испытывал бесконечную благодарность. В самой страшной ситуации так легко смотреть вперёд, если рядом друг, который всегда поддержит.

Дейке, тем временем, уже развернул полную карту материка на терминале.

Найти место было делом техники, нескольких часов работы и, несомненно, удачи. На местности обнаружились всего три точки, безусловно удобных для посадки корабля октианцев. Рядом с одной не нашлось жилых поселений, между двумя прочими они выбрали почти наугад. Но в тот момент Тхорн ощущал уверенность, граничащую с каким-то мистическим чувством. Поэт назвал бы его вдохновением, бизнесмен — чутьём, мудрец — опытом. Но Тхорн был военным, а военные не склонны долго размышлять о своих чувствах и давать им названия.

Поэтому они с Дейке действовали, не тратя времени. И, вооружившись по максимуму, отправились туда, где рассчитывали найти Асхелеку — почти сутки в стремительном полёте, с несколькими привалами. Жесточайший расход сил, но Тхорн почти не чувствовал напряжения от прилива адреналина. Блицкриг был обречён на удачу в силу эффекта неожиданности: их появления не ждали ни октианцы, почти не охранявшие поселок, ни горианские военные, наблюдавшие за лениво действующими октианцами.

На глазах у изумлённых обеих сторон, Тхорн с Дейке ворвались в поселение, распугали всех шаггитеррианцев, арестовали двух октианок, просканировали их, а затем поспешили за Асхелекой. Всё это было проделано менее чем за полчаса — и их никто не задержал, поскольку горианцы просто не успели получить указаний от руководства, что с ними делать.

К тому же, статус горианских офицеров, которые могли бы арестовать Тхорна и Дейке за вмешательство в операцию, был намного ниже, чем у дерзких нарушителей, не говоря уж о боевых навыках. В результате свидетели их преступления и срыва операции командования просто боялись связываться с двумя безумцами и изо всех сил медлили, ожидая появления Сезара.

Тхорн всё это понимал, до него даже доносились растерянные эмоции и мысли соотечественников, но его ничто не интересовало, кроме безопасности жены. Не обнаружив её в посёлке, узнав, что она уже в руках октианских офицеров, он едва не обезумел от страха.

— Туда! — закричал он Дейке, вычленив более-менее ясную картинку и нужное направление из сознания октианки, которую грубо просканировал. Бросив инопланетянок, они помчались на окраину посёлка и дальше — к кромке леса, где сразу наткнулись на октианский транспорт. Отыскав взглядом Асхелеку, Тхорн бросился к ней в тот самый момент, когда она уже увидела его и, после секундного замешательства, тоже побежала навстречу.

Встретившись, они оба сжали друг друга так, словно вообще больше никогда не собирались отпускать — и Тхорн только молился, чтобы случайно не сломать ей что-нибудь. Молился, и всё же почти не мог себя контролировать, просто держал её на руках, такую хрупкую и нежную, жадно втягивая носом запах её волос, пусть даже пропахших дымом и шаггитеррианскими травами.

А самым приятным было провалиться в её эмоции, в её слёзы облегчения, в ускоренный ритм её сердца и в её любовь к нему. Какое-то время в мире для него больше ничего не существовало.

И только вечность спустя, уже опустив жену на землю, Тхорн встретился взглядом с глазами Величайшего, полными чистого бешенства, и понял, что ситуация серьёзнее, чем он представлял.

Коэре.

Когда Эльтесеин произнёс имя Сачча, у нее в голове зазвенело, словно от удара. Сачч арестован на Шаггитерре. За шпионаж и попытку похищения гражданки Горры — не отвертеться. И его ждала депортация на Горру.

— Мы улетаем? — глухо спросила она, ощущая такой же шок Ариадны, только вызванный другими причинами: землянка была потрясена известием об аресте Тхорна эс-Зарка и Дейке эс-Хэште. Видит Космос, в тот день многим лучше бы не пересекать дорогу её брату, подумала Коэре. Но все её мысли были лишь об одном человеке.

— Да, мы улетаем на Горру. Взлёт через три часа. Мне давно пора вернуться к своим обязанностям, — ответил Эльтесеин.

— Что с ним будет? — спросила Коэре, прямо глядя на брата. Понимая, что Ариадне этого слышать не нужно, она сама перешла на телепатическую речь, и Эльтесеин ответил также, глядя в глаза, не используя голос:

— Сканирование. Допрос. Потом запросим разрешение в Совете Галактики на принудительное лечение.

— Что?

На секунду ей показалось, что её сердце лопнуло, и кровь пролилась в живот — внутри стало горячо и… страшно.

— Эльте, ты не можешь так поступить. Он не телепат.

— Он телепат. Только очень слабый и необученный. Ты ещё многого о нём не знаешь, Коэре. Тебе бы самой вылечиться и забыть его.

Эльтесеин моргнул, и в его глазах появилась нежность, видимая только ей. Коэре знала, что он очень любит её. И она любила брата. Но иногда он был таким жёстким и категоричным.

— Но ведь он гражданин другой планеты.

— Не только гражданин. Фактически правитель.

— Что?

— Я же говорю, ты многого о нём не знаешь.

— Ты сканировал его? — сообразила, наконец, Коэре.

— Ну, так, посмотрел по верхам. Ты должна оценить мою сдержанность: я не прибил его прямо там, на месте.

— Ты даже птичку не сможешь убить, Эльте, — сказала она с нежностью.

— Птичку не стал бы. А его — запросто, — упрямо ответил Эльтесеин, чем заставил её улыбнуться, несмотря ужасную тревогу.

— Вы разговариваете? — тихо, даже немного робко, вмешалась Ариадна, и, расслышав эту робость в её голосе, они оба испытали чувство неловкости. Было невежливо забывать о ней сейчас, когда она тоже переживала бурю эмоций и нуждалась в поддержке.

— Мы уже закончили, милая. Я… оставлю вас, — внезапно ощутив комок в горле, пробормотала Коэре.

Ариадна.

У неё были десятки вопросов, но все они замерли на губах, когда Коэре покинула комнату. Ариадна вдруг остро ощутила, что осталась наедине не с женихом, а с правителем планеты, мысли которого сейчас заняты вовсе не романтикой. И она опустила глаза, остро чувствуя свою никчемность, ненужность, в который раз за последние дни думая обо всей нелепости их помолвки. Вот сейчас ему надо куда-то бежать, отдавать распоряжения или хорошенько подумать о чём-то, а тут она со своими переживаниями. И надо с ней разговаривать, успокаивать…

— Ариадна, посмотри на меня, — негромко позвал он.

— Не хочу, — резко ответила она, мотая головой. — Оставь меня.

Двусмысленной, видимо, получилась не только фраза, но и её мысли, и желания, и Эльтесеин ответил не менее резко:

— Ты не вправе расторгать помолвку сейчас. И прекрасно осведомлена об этом.

— А остаться одной на пару часов мне можно, когда захочу? Дышать мне позволите, Величайший?

Прилив злости придал ей сил, и она даже смогла поднять взгляд, ожидая, что он закроется, обожжёт своими глазами, но Эльтесеин спустил ей с рук эту маленькую дерзость.

— Ты злишься не на меня, а на ситуацию, — изрёк он очевидное.

— Но ситуацию создал ты, — не согласилась она, тряхнув распущенными тёмными волосами.

— Да, на то я и Величайший, — неожиданно сухо ответил он. — У меня такая работа: создавать лучшие ситуации вместо худших. И управлять.

— Лучшие для кого? — вскипела она.

— Не смей повышать на меня голос.

— А то что? Арестуешь меня вместе с Тхорном и Дейке?

— Тебя это так задевает?

— Да, задевает! — Ариадна уже почти кричала, игнорируя его предупреждения. — Тхорн спасал свою жену, если я всё правильно поняла. А Дейке — его друг, он не мог поступить иначе.

— Ариадна, ты плохо понимаешь, о чём говоришь. И даже плохо знаешь людей, которых сейчас защищаешь.

— Я знаю, что ты поступаешь сейчас как тиран. И точно также ты поступил со мной.

— Это другое. Я уже попросил прощения и дважды извиняться не намерен.

— Ты просто индюк.

— А ты слишком самонадеяна.

— Ты…

— Ещё одно слово — и я тебя накажу, — чопорно и сухо сообщил Эльтесеин.

— Валяй, — выпалила она, не думая ни секунды. — Надутый индюк!

Ей показалось, что на секунду в его глазах мелькнуло удивлённое веселье, но сразу затем они стали холодными, словно он передумал реагировать шутливо.

— Ладно, — бросил он ещё суше. — Вечером получишь. А пока я не приду — даже не думай покидать каюту.

Эльтесеин закрылся, и ей пришлось отвести взгляд. Попытка упрямо смотреть ему в глаза на полсекунды дольше обошлась ей в резкую вспышку головной боли. Ее жених покачал головой, то ли осуждающе, то ли удивленно, и молча вышел, прикрыв за собой дверь.

Ариадна со вкусом ругала его несколько часов подряд. Она так была увлечена поиском аргументов в свою пользу, расхаживая кругами по каюте, что почти не могла заниматься другими делами — лишь немного почитала, но затем мысли снова вернулись к нему. На этот раз ей стало совершенно ясно, что ничего общего между ними быть не может. Этот мужчина, похоже, месяца не может прожить, чтобы не подвергнуть кого-то аресту или ссылке, даже если этот кто-то — герой планеты и уважаемый всеми горианец.

Как ему такое вообще в голову могло прийти — посадить под арест Тхорна после того, как он жизнью рисковал на войне всего несколько дней назад, отдуваясь за всю планету? И что теперь он с ним сделает, интересно? Что будет с его женой, с Асхелекой, и с Лиской, женой Дейке, которая, между прочим, тоже землянка и гиперчувствительна к стрессам? А ещё у них с Дейке, между прочим, маленький ребёнок, и что этот индюк вообще себе думает?

Конечно, у самого ни семьи, ни детей, а Тхорна, который защищал жену, понять не желает, кипятилась Ариадна. Была бы её воля — она бы Тхорна медалью наградила за то, что он пошёл против Сезара, защищая свою женщину. Только так и должен поступать настоящий мужчина, ведь если человек не защищает свою семью, на что он вообще годен? И только один Сезар не в силах этого понять — вероятно, потому, что это самый бестолковый правитель планеты по эту сторону Галактики!

Ариадна не отдавала себе отчёта в том, что распаляет свою злость специально, в том числе для того, чтобы сбить беспокойство о предстоящем наказании. До сих пор на Горре её наказывали в уводе лишь раз, и это вовсе не было страшно — всего десяток шлепков от Рикэна, когда он ещё был её пре-сезаром, за то, что проспала тренировку. Но Рикэн никогда не злил её так, как Сезар, никогда не был с ней таким холодным и авторитарным… по правде, пугало не наказание. Пугало то унижение, которому Эльтесеин вознамерился её подвергнуть. Они оба знали, что она плохо его перенесёт.

Обхватив себя руками, Ариадна опустилась на кровать. Её вдруг покинули все силы, когда пришла мысль, что ей в эту игру не выиграть. Он читает все мысли и эмоции — значит, просто ставит какой-то эксперимент, потому и отложил наказание на вечер. Хотел, чтобы понервничала. Чтобы попросила прощения? И тогда он, конечно, не станет наказывать. Да, он просто стращает её, тут же уверилась она, и на душе стало очень грустно.

В его руках находились все инструменты для манипулирования, а ей никуда не деться от этого бесконечного унижения ещё месяца полтора, да и потом — не факт, что он не придумает что-нибудь новое, чтобы не отпускать. Что, если он поставил себе цель подчинить её? Что, если правда подумывает жениться? Но если она влюбится в него, то вечно будет куклой, которую будут водить на поводу её собственных мыслей и эмоций. А она никогда и ничего не сможет этому противопоставить.

В ответ на такое умозаключение в её душе поднялся протест такой силы, что она даже вскочила с кровати. Ею овладело холодное бешенство. Нет уж, Эльтесеин её не получит. Она не будет играть по его правилам, пусть будет выглядеть глупо. Пусть он живот надорвёт, хихикая вместе с Коэре над её потугами в плане противостояния. Ей надоело терпеливо учиться тому, чему всё равно никогда до конца не выучиться. Всё достало. Всё. Совсем.

Ариадна почти не поняла, как в её руке оказался коммуникатор, который она запустила через всю каюту в большой монитор для демонстрации обучающих и развлекательных видео. С первого раза разбить оба прибора не удалось — появилась лишь крошечная трещинка на мониторе. Тогда она упрямо подняла коммуникатор и снова бросила его в экран, повторяя до тех пор, пока он не покрылся сеточкой трещин.

Тогда Ариадна вооружилась большим прибором для укладки волос, напоминающим скалку, и разнесла им всю свою ванную комнату. Немного подумав, она разгромила и выдвижные скруглённые полки с цифровыми приборами: климат-контроль в каюте, часы, электронное расписание, музыкальный центр, прибор для ароматизации воздуха и злорадно рассмеялась, оглядев первые результаты своего труда. Пусть у Эльтесеина будет больше причин наказать её — интересно, как он выкрутится после этого?

Однажды её опекун, ещё на Горре, вздумал угрожать ей поркой в уводе, зная, что для землянок это диковато — и закончилось все тем, что сам же позорно испугался, когда Ариадна предложила ему сделать это. Если Эльтесеин пойдёт на попятную, она будет хохотать, как безумная, подумала она, продолжая громить свою каюту — ломать силиконовые занавески на иллюминаторе, колотить расчёсками по лампочкам. Если же он сделает это — тоже проиграет, ведь они оба будут знать, что он такого не планировал. Что это она его вынудила, потому что не боится его. И его нелепых угроз. И его арестов всех и каждого…

Поняв, что опять начинает злиться, а сил уже почти нет, она упала на разгромленную кровать — всё постельное бельё и подушки давно валялись на полу, распотрошённые. Под ней мягко пружинил матрас, и это успокаивающее покачивание очень расслабляло. Ариадна улыбалась, довольная, хоть и понимала, что поступила как маленький ребёнок. Но почему-то в ту минуту она гордилась собой так, как никогда прежде… по крайней мере, за ту короткую горианскую жизнь, что хранилась в её памяти.

Закрыв глаза, она вдруг почувствовала, как неудержимо клонит в сон, и решила не сопротивляться.

* * *

Проснувшись в своей постели, открыв глаза и увидев всю обстановку целехонькой, Ариадна решила, что повредилась в рассудке. Она отчетливо помнила, как разгромила всю комнату, изорвала подушки и разбила монитор. Резко усевшись в постели, она вытаращила полусонные глаза, лихорадочно переводя взгляд с одного предмета обстановки на другой — всё было цело, все лежало, стояло, висело на своих местах. Но как?

— Ты была в уводе, маленькая. Я ещё немного полечил, — негромко ответил Эльтесеин на её невысказанный вопрос.

Вздрогнув всем телом, Ариадна обернулась, чтобы найти его стоявшим возле иллюминатора, в котором отражалась лишь чернота. Увод? Значит, всё это время она громила каюту только в своей голове, а он спокойно наблюдал за этим разрушительным полетом фантазии, копаясь в её психике? Маленькая. Это типичное горианское обращение к женщине могло содержать столько скрытых смыслов — от нежности до самого что ни на есть уничижительного подтекста. Что именно он имел в виду, когда говорил ей: «маленькая»?

— Мы взлетели? — хриплым голосом спросила она, тупо уставившись в иллюминатор. Её мозгу требовалось переключение.

— Да, часа два назад.

В это невозможно было поверить, но Величайший беседовал с ней с открытыми эмоциями, демонстрируя спокойствие и даже нечто и правда похожее на нежность… впрочем, она всё ещё плохо в этом разбиралась. Ясно было только, что он не сердится за то, что она пыталась разрушить каюту.

— Ты никуда не уходил? — смущенно спросила она. Ей хотелось бы разозлиться на него за то, как легко он обвёл её вокруг пальца, но почему-то не получилось.

— Нет, не уходил.

— Что ты сделал со мной?

— Лечил. По тому, как ты кричала на меня, я понял, что тебе это очень нужно.

— Это ирония?

— Немного.

— На тебя никто не повышает голос, да?

Ариадна смущённо опустила глаза — она не гордилась тем, как легко выходила из себя. Просто не могла с этим справиться.

— Никто этого не делает, если планирует жить долго и счастливо, — подтвердил Эльтесеин, и в его голосе ей снова послышалось нечто вроде веселья.

— Ты обещал наказать меня, — осторожно заметила она, прощупывая реакцию.

— Да. Ты всё правильно поняла, это была провокация. Впрочем, если хочешь…

— Не смей.

— Ты не можешь говорить мне: «не смей».

— О, боже.

— Веришь в Бога?

Ариадна резко вскинула глаза. Снова ирония? Но Эльтесеин серьёзно смотрел на неё, и насмешки не чувствовалось.

— Не знаю, — смешалась она, пожав плечами. — А ты?

— Я верю в высшие силы. Я с ними даже знаком. Но я считаю невежливым упоминать о них в беседе…

— C низшими? Мне кажется, мы уже выяснили, что я диковата. Так что невежливость у меня в крови, — вспылила Ариадна, решив, что ей делают замечание. Но Эльтесеин лишь послал ей телепатическую улыбку:

— Ты диковата, это правда.

— Знаешь, что?..

— Тебе легче? — перебил он.

Ариадна осеклась. С ним невозможно было поругаться сейчас, даже нарочно — настолько он выглядел спокойным. И она прекратила нелепые попытки.

— Да, по правде говоря, намного, — призналась она, прислушавшись к эмоциям.

— Хорошо. Поцелуешь меня?

— Что?

Шокированная вопросом, она резко подняла глаза, которые приняли столь круглую форму, что вызвали у него телепатический смех.

— Я твой жених, — заметил он, приближаясь к ней двумя шагами. — Это значит, что мы можем целоваться, если захотим. И мы оба знаем, что ты хочешь.

— О, как я тебя ненавижу, — выпалила она, в мгновение ока вскипая так, что даже в голове зазвенело.

— Ты забавная.

Эльтесеин наклонился, подхватывая её на руки, не обращая внимания на сопротивление.

— Пусти меня. Пусти… а-а-а!

Ариадна взвизгнула, когда он разомкнул руки, но приземлилась на мягкую кровать. А в следующую секунду Эльтесеин прижал её, и его лицо оказалось совсем рядом:

— Не поцелуешь меня?

— Да ни за что, — прошипела она в ярости и растерянности. — Ты сумасшедший.

— Почему?

— Потому что… я не знаю… послушай, так не принято, — извернулась Ариадна, умоляюще глядя на Эльтесеина. Сейчас, находясь в кольце его рук, ощущая жар его тела, она почти боялась его. Он снова поиздевается над ней и уйдёт, а она будет мучиться и даже не поймёт, увод это или реальность.

— Мы в реальности, — мгновенно сообщил он ей, отвечая напрямую на мысли.

— В прошлый раз я тоже так думала.

— Но ты не спрашивала. А что именно не принято на Земле? Поцелуи во время помолвки?

— Не на Земле. На Горре. Не принято лежать вот так на постели. И ты сам прекрасно это знаешь. Горианцы не так целуются!

— Я не горианец. И ты вроде бы тоже.

Ариадна в отчаянии смотрела на него. Он что, серьёзно ждёт, что она сама его поцелует?

— Нет. Я просто дразнил тебя, — сказал Эльтесеин, снова отвечая на мысль, и погладил её по щеке пальцем. Ариадна замерла и прикрыла глаза, едва сдерживая улыбку. Вот же засранец!

— Ты правда ни с кем не целовался раньше? — прошептала она, потрясённая тем, как эта простая ласка откликнулась внутри.

— Да, — сказал он и наклонился, касаясь её губ. Ариадна непроизвольно резко вдохнула, невольно поймав его свежее дыхание с какими-то цитрусовыми и пряными нотками, и замерла, сама не зная, почему ощущает себя так неуверенно и так беспомощно. Она знала, что должна ответить, но почему-то сразу не получилось. Её тело оцепенело, пока до мозга доходило, что ласковое прикосновение его мягких тёмных губ ей приятно. И что Эльтесеин целуется совсем не как новичок.

Лёгким нажатием он вынудил её приоткрыть рот, и Ариадна очнулась, обняла его за шею. Их языки встретились, и все её тело вскинулось в мощном отклике, который поразил её саму. Словно со стороны, она услышала свой стон и поняла, что слишком откровенно себя ведёт и слишком сильно прижимается, но Эльтесеин не возражал. Он запустил руку ей в волосы, продолжая целовать, а другой рукой нетерпеливо задрал линос. В голове Ариадны мелькнула мысль, что её обманули — опыт у него явно был. Следующей мыслью было, что безропотно позволять ему так много — просто безумие. Но тут же она поняла, что настоящее безумие — это думать, что можно что-то не позволить этому мужчине.

— Увод, — тихо предупредил он, оторвавшись от её губ. Ариадна выгнулась всем телом, как только их глаза встретились — её желание словно усилилось. И тут же стало страшно, когда она поняла, что он управляет её телом не совсем привычным ей способом, в дополнение к прикосновениям.

— Что ты делаешь? — беспомощно спросила она.

— Ничего особенного. Просто сканирую эмоции, я же должен понимать, что тебе нравится.

— И больше ничего?

— Больше ничего. А почему такая паника? — ровным негромким голосом спросил он. Ариадна сглотнула, глядя в его расширенные зрачки. Ей показалось, что её обманывают, и что какие-то горькие воспоминания, связанные с этим, вот-вот всплывут в памяти — даже горло перехватило, но Эльтесеин тут же отвёл взгляд и снова наклонился:

— Мне нравится целовать тебя, — сказал он и снова поцеловал. И Ариадна с тихим стоном сдалась, на этот раз ни о чём не думая. Ей тоже понравилось целоваться с ним.

— И всё-таки ты что-то сделал, — с лёгкой обидой сказала она, когда они нацеловались вдоволь, и способность мыслить к ней вернулась.

— Я тебя лечу, — признал он после паузы.

— Как?

— Сложно объяснить. Ты слишком мало знаешь об этом.

— Я знаю, что я скоро с ума сойду без воспоминаний, — вырвалось у неё.

Эльтесеин кивнул и сел, прикрыл глаза и еле слышно вздохнул. По спине Ариадны поползли мурашки:

— Всё так плохо со мной? — тихо спросила она.

Он повернул голову и посмотрел прямо в глаза:

— С тобой всё нормально. Просто я пока не могу открыть тебе воспоминания.

— Почему?

— Ты не готова.

Ариадна невольно раздула ноздри. В ответ на эти слова в ней возник протест такой силы, что даже захотелось ударить его. Что, чёрт возьми, могли означать глупости вроде «готова — не готова»? И сколько ещё она будет это слышать в ответ на различные просьбы и вопросы?

Эльтесеин, к её возмущению, послал ей веселую улыбку:

— У тебя почти драконий темперамент, милая. Это мне нравится.

— Ты…

Её кулаки сжались, и Ариадна ощутила, что буквально закипает. Как ему удалось так легко спровоцировать её?

— Давай, напади на меня, попробуй, — со смешком предложил он, но в его глазах блеснул холодок, и нападать ей мгновенно расхотелось.

Тхорн.

Им присвоили статус арестованных и почти не ограничивали свободу передвижения. Передали указание вернуться на Горру на транспортном корабле, но при этом не лишали военных званий, не требовали увольнения с "Чёрной звезды". Однако насчет серьезности ситуации он не обманывался: Сезар показал крайнее неудовольствие уже хотя бы тем, что прекратил всякое личное общение с ним, и теперь Тхорн имел дело только с его капитаном, исполнявшим функции представителя Величайшего.

Немного подумав, Тхорн назначил временным капитаном Рикэна эс-Фарфе и оставил корабль под его присмотром с рекомендацией возвращаться на Горру. А сам собрал вещи и купил билеты на общественный космический транспорт для себя, Дейке и Асхелеки.

— Ты понимаешь, что всё это значит? — не выдержал Дейке, едва дождавшись, когда Тхорн придёт к нему поговорить в крошечную каюту в первый день путешествия.

Транспортный корабль не поражал размахом и комфортом. Он проделывал путешествие до Горры за пять дней, всё это время пассажиры проводили в своих каютах: там же предлагалось есть и пить. На этом корабле, не предназначенном для жизни, не предусматривалось ни столовых, ни мест для отдыха и развлечений, ни спортзалов. Невозможность размяться причиняла дополнительные страдания.

— Это значит, что он крайне недоволен, — пояснил Тхорн, с трудом помещаясь на неудобном сидении. Дейке, сидящий на складной кровати, казалось, не замечал дискомфорта — его больше беспокоили их перспективы и то, какой приговор мог вынести в их отношении Сезар.

— Он создаёт неопределённость, чтобы помучить нас? — уточнил капитан эс-Хэште, и его эмоции ушли в минус.

— Что-то вроде того. А может, сам ещё не решил, что с нами делать.

— Ты понял, что там произошло? Мы влезли в разгар операции по захвату октианцев, верно?

— Думаю, верно. Там был их руководитель. Сезар придавал большое значение его задержанию, насколько я понял, — кивнул Тхорн.

— Но ведь мы в итоге не помешали?

— Думаю, нет. Появись мы там раньше — могли бы спугнуть октианцев. А если бы соображали чуть дольше, Сезар успел бы освободить Асхелеку сам. Собственно, он сам её и освободил — мы появились на несколько минут позже.

— Иными словами, мы появились как раз вовремя, чтобы не принести никакой пользы Асхелеке и никакого вреда горианской армии, зато заработать наказание за измену? — усмехнулся Дейке.

— Как-то так. Прости, что втянул тебя в это.

— Прекрати. Я должен был помочь тебе.

— Это было ужасно глупо.

— Только не для Асхелеки, — возразил Дейке и, протянув руку, хлопнул Тхорна по спине, — по крайней мере, дружище, мы не сорвали операцию Величайшего. Это уже что-то. Мне кажется, он должен учесть наше редкостное слабоумие и бесполезность в данной ситуации как смягчающее обстоятельство.

Тхорн сумел улыбнуться и с благодарностью посмотрел на друга:

— Думаю, ты прав. Идиотизм иногда бывает даже полезным.