Ариадна.

Спустя несколько дней она поняла, что удивительно быстро привыкла к своему новому статусу, к постоянным выходам на публику с Эльтесеином, к неспешным разговорам поздними вечерами, к мельтешению огромного числа людей вокруг них — её помощниц, его помощников, её учителей и его советников, журналистов, работников Сезариата. Все постоянно от них чего-то хотели, но это почти не раздражало. Мысль о том, что Сезар каждый день уделяет ей немало времени, несмотря ни на что, поддерживала её так, как она и не ожидала.

И стоило признать, что она всё-таки привыкла к нему… и нашла в себе море энергии на учёбу, занятия телепатией, в том числе с женихом, на знакомства с десятками людей, на общение с ними, на освоение дурацкого этикета. Эльтесеин тактично подсказывал ей, когда она забывала выпрямить спину или позволяла себе неуместные в горианском светском общении улыбки, или когда не знала, как ответить кому-то. Они много разговаривали, но теперь ей хотелось большего.

Но ее жених по-прежнему не открывал своих секретов, отказывался снимать блок с её воспоминаний, и больше не пытался целовать её. Как будто потерял интерес и просто ждал окончания помолвки. А у неё только-только. А ей только-только стало интересно. А она только-только начала думать, что может… что-то и получится. И от нее, тем временем, требовалось все больше. И за чередой новых дел и обязанностей не хватало времени все хорошенько обдумать.

— Эльте, со мной сегодня говорила жена советника Эс-Фарфе, — начала Ариадна за ужином.

Эльтесеин поднял глаза, и она ощутила сканирующее проникновение.

— Ты мог бы дослушать вместо того, чтобы читать мои мысли!

— Но так быстрее. Так почему ты отказалась войти в общество помощи больным детям?

Ариадна воззрилась на жениха с немым возмущением, в тот момент не зная, что её больше раздражает: беспардонное чтение её мыслей или непонимание элементарных вещей.

— И что же такого элементарного я не понимаю? — осведомился Эльтесеин, демонстративно отводя глаза в сторону.

— Они пригласили меня, потому что я твоя невеста. Какой смысл начинать работу, если я не знаю, что будет через месяц?

— Боишься перетрудиться? — насмешливо спросил Эльтесеин, но почти сразу, в ответ на прилив бессильной ярости в её эмоциях, добавил другим тоном, — Тебя беспокоит неизвестность?

Ариадна стиснула зубы. Её ноздри сами собой расширились. Это было слишком, ведь она не готова ни к каким признаниям. Начинать разговор не стоило, дошло до неё с опозданием. Теперь придётся признать, что её беспокоят его планы. И что ей уже не хочется расторгать помолвку, а про его желания ей ничего неизвестно. Что, если он уже решил, что она не достойна?

— Я привыкла к тебе, — еле слышно выдавила она, борясь с комком слёз в горле. — Я не хотела бы привлекать больше, если… если…

— Я испытываю те же чувства, — медленно сказал он, и поднялся из-за стола, обходя его. Ариадна молча задыхалась, все еще не поднимая глаз, но когда его слова дошли до ее сознания, он постепенно подняла лицо:

— Это правда?

— Да. И я знаю, что это нормально, испытывать такие чувства во время помолвки. Я сканировал сотни и сотни людей, и почти все они переживали нечто похожее. И ещё я знаю, что большая часть помолвок на Горре заканчивается слиянием. Но иногда бывают и неудачные. И даже мне неизвестно будущее.

— Обними меня, — попросила Ариадна. Всё это время она не могла даже подумать, чтобы попросить о таком, хотя ей хотелось не раз, но теперь вдруг стало плевать на гордость.

— Наконец-то, — с улыбкой сказал Эльтесеин, и мгновенно поднял её на руки, крепко и очень нежно сжимая в объятиях.

— Можно спросить?

— Да.

— Про поцелуи.

— Хочешь целоваться?

Его взгляд был таким довольным и хитрым, что Ариадна рассмеялась:

— Нет! То есть да, но… — поправилась она, когда Эльтесеин иронично поднял бровь в ответ на очевидную ложь и послал ей телепатический смех, — чёрт, ты меня смущаешь, я не об этом хотела спросить!

— Разумеется. Ты хотела спросить, не соврал ли я, что ни с кем не целовался?

— Ненавижу, — прошипела она. — Ненавижу, когда читаешь мысли!

— Я бы предпочёл, чтобы ты не думала во время поцелуев. И я не лгал тебе.

— Но… как…

Ариадна густо покраснела под его немного изумлённым, но по большей части самодовольным взглядом:

— Тебе показалось, что у меня есть опыт, — прошептал он ей на ухо, — потому что я сканировал сотни людей и видел тысячи поцелуев в их памяти. Я видел всё, включая то, как они это делали и иногда узнавал даже, о чём они думали во время поцелуев. Что им нравилось, а что нет. Глубокое проникновение в память и психику других людей позволяет мне без практики и тренировок изучить многие вещи почти досконально.

— О, боже, — прошептала она, чувствуя, как её мысли приобретают совсем откровенный характер, не ограничиваясь фантазиям о поцелуях. И тело реагирует соответствующе. Эльтесеин, державший её на руках, не мог это не почувствовать, и послал ей очередную порцию телепатического смеха. Перед тем, как захватить её губы своими, и подарить ей несколько минут бесстыдных, и весьма возбуждающих поцелуев.

Но стоило ему оторваться от её губ и поставить на ноги, как в чувства Ариадны снова вкралась тревога. Слишком много тайн не давали ей покоя.

— Мне снятся пугающие сны с твоим участием, — сказала она, глядя в сторону.

— Ты видела дракона, это многих вгоняет в шок, — успокаивающим тоном заметил Эльтесеин, положив на её плечо горячую ладонь.

— Ты так говоришь, как будто это был не ты.

— Не совсем я. Не стоит ставить знак равенства между нами.

— Как это? Я не понимаю! Цесин говорил…

— Забудь, что говорил твой преподаватель. Он в жизни не общался ни с одним из нас.

— Но учебники…

— Ариадна.

Он развернул её к себе за плечи и заглянул в глаза:

— Пожалуйста, не беспокойся о том, что тебе пока не понятно. Ты поймёшь всё в своё время.

— Я так больше не могу, — прошептала она. — Иногда мне кажется, что я скоро рехнусь. Дай мне хоть что-то. Я… многое могу понять. Объясни мне хоть немного… пожалуйста.

Ариадна сама не могла поверить, что её отчаяние довело её до откровенной мольбы. Но что-то дало ей понять, что Эльтесеин даст ей то, что она просит. И она решила рискнуть, даже боясь показаться жалкой. Просто у неё уже не хватало сил на сопротивление. Потребность знать захватило всё её существо, оставаться в неведении казалось поистине мучительным.

— Что тебе снилось сегодня? — спросил он, наклоняя голову.

Её глаза забегали, а щёки порозовели. Глупость, но… ей снилось, как он смотрит ей в глаза, и его зрачки становятся вертикальными, а затем кожа стремительно темнеет и грубеет, черты лица меняют форму… Сон оборвался до того момента, когда его превращение в дракона завершилось бы, но ей и того хватило, чтобы очнуться с колотящимся сердцем и ледяными руками.

— Посмотри мне в глаза.

Ариадна подняла взгляд, и вздрогнула всем телом, вскрикнув: зрачки Эльтесеина заметно пожелтели и сузились. А затем стали вертикальными, как во сне.

— Страшно? — осведомился он, послав ей телепатическую улыбку.

— Жутковато, — призналась она, не отрывая взгляда от его глаз — словно он сковал его.

— Но ты не кричишь и не убегаешь.

— В реальности всё не так. И здесь твоя внешность не меняется, а только…

Стоило ей начать это говорить, как его кожа заметно потемнела. И это оказалось значительно сложнее принять.

— Нет! — вскрикнула Ариадна, отшатнувшись. Она зажмурилась и закрыла лицо руками: Пожалуйста… пожалуйста, перестань. Пожалуйста… пожалуйста…

— Тише.

Только когда он обнял её, мягко покачивая и успокаивая, до неё дошло, что всё её тело дрожит, почти бесконтрольно, поскольку ужас проник буквально в каждую мышцу.

— Эльте… пожалуйста, не делай такого со мной, — жалобно пробормотала она, всё ещё не решаясь открыть глаз. — Мне страшно.

— Даже не знаю, стоит ли напоминать тебе, что пару минут назад ты сама об этом просила, — негромко заметил он, поглаживая её ладонью по спине.

— Я просила объяснить, а не…

— Ты не поймёшь объяснений. Я могу только показать. Но к этому ты не готова. И я сообщил тебе об этом, но ты не слушаешь меня.

Его голос стал прохладным. Ариадна приоткрыла глаза: к её облегчению, Эльтесеин теперь выглядел как обычно.

— Спасибо, что попытался, — прерывисто вздохнув, отозвалась она.

— Потерпи немного. Я знаю, как тебе трудно, — смягчился Сезар, поцеловав невесту в висок.

— А тебе бывает так же трудно? — спросила Ариадна, повинуясь внезапному порыву.

— Конечно, — не задумываясь, ответил он, изучая её лицо взглядом, словно ища в нём что-то, с большим любопытством. Ариадна поймала себя на том, что ей нравится это разглядывание.

— А что тебя беспокоит чаще всего? — спросила она, не особо ожидая честного ответа. Но Эльтесеин отвёл взгляд и задумался, словно на самом деле не знал ответа и только начал искать его по её запросу.

— Несовершенство, — ответил он после недолгих раздумий, рассеянно поправляя её волосы. Но его взгляд был направлен не на неё, куда-то в сторону, обращенный куда-то мимо: то ли вдаль, то ли, наоборот, вглубь него самого. И Ариадна поняла, что он сейчас мысленно не с ней.

Коэре.

Свежий ветер дул в лицо воющим потоком, грозя сорвать с неё одежду. Но в прочности своего линоса она была уверена и сосредоточилась лишь на том, чтобы обогнать Рикэна. Обманный маневр в толпе помог, но потом, изрядно напугав каких-то молодых студентов, ещё неуверенно летающих, Коэре поняла, что надо убираться на другую высоту.

— Хочешь стать причиной чьей-то смерти? — изумлённо спросил Рикэн, тоже увлечённый гонкой над городом, но не настолько, чтобы устраивать лётные маневры в толпе горожан, которые не привыкли к таким скоростям. Хотя, по правде говоря, они при каждой встрече гоняли, как сумасшедшие, найдя друг в друге достойных и азартных соперников.

— Просто увлеклась, — беззаботно улыбнулась Коэре.

— Не делай так больше, это опасно, — сказал Рикэн, и в его тоне неожиданно прорезался какой-то командный тон. Подняв удивлённый взгляд, она тут же засмеялась:

— Да, капитан.

Пару дней назад Рикэн сообщил ей с гордостью, что теперь по праву носит это звание — после ухода Тхорна из команды, Дейке эс-Хэште взял на себя основную часть его обязанностей на «Чёрной звезде», а бразды правления в должности капитана перешли в его руки. Коэре искренне поздравила его, но с тех пор то тут, то там слегка поддразнивала его новым званием.

— Я серьёзно, — сказал он, выравниваясь рядом. Их крылья почти соприкасались, и они оба сбросили скорость.

Коэре подпустила прохлады в свои эмоции:

— Ты не можешь мной командовать.

— Я просто напоминаю о здравом смысле, — с похожей прохладцей ответил он через секунду.

И она бросила на него ещё один удивленный взгляд, с любопытством залезая в эмоции. Они общались уже несколько дней, довольно регулярно, и всё это время Рикэн вёл себя с ней довольно мягко. Коэре никак не ожидала, что на очередной встрече он вдруг переключится в режим типичного самца-горианца, который по определению считает себя вправе делать замечания женщине и управлять её поступками.

Но в глубине его эмоций она не нашла никакого патологического стремления подавлять или командовать — Рикэн просто чувствовал себя ответственным за её поступки во время игры с ним, раз уж он эту игру затеял. И она поневоле послала ему тёплую улыбку:

— Ты прав. Может, погоняем в застывших, где никого нет? Если ты не устал, конечно.

— С удовольствием. И почему это я должен устать? — изумился офицер.

— Ну, у тебя же вроде тренировки каждый день.

— Так всю жизнь. Я давно привык, Кор.

— Не называй меня Кор! — привычно возмутилась она, поскольку в этом сокращённом виде её имя соответствовало названию молочного напитка из детского меню в кафе. И именно поэтому Рикэну нравилось поддразнивать её, а Корра почему-то получала удовольствие, изображая возмущение на лице и даже иногда имитируя его в своих эмоциях. О том, что оно не настоящее, офицер, разумеется, не подозревал.

И даже это превосходство над ним, которое раньше приводило её в отчаяние при общении с горианцами, на этот раз почти не тяготило. Корра сама удивлялась, насколько её затянуло общение с Рикэном — как легко и приятно это было, и как мало, благодаря этому, она думала все последние дни о Сачче. И почти не страдала.

Налетавшись вволю, примерно через час они приземлились на одной из удобных для посадки скальных платформ, чтобы понаблюдать за закатом — оба тяжело дышащие и взмыленные.

— Есть вода? — спросила она, зная, что Рикэн всегда что-то берёт с собой.

— И сладости, — улыбнулся он, извлекая из кармана заготовленный пакет с её любимыми растительными тянучими конфетами.

— М-м-м, — простонала Корра, напившись вволю и наслаждаясь жеванием конфет. — Спасибо, я очень это люблю!

— Мне просто нравится слушать, как ты чавкаешь, — снова поддразнил он. — Это немного сбивает с тебя спесь, и ты даже кажешься нормальной.

Корра молча стукнула его открытой ладонью по плечу, и Рикэн немного толкнул плечом в ответ — так, что она потеряла равновесие и поперхнулась, гневно воззрившись на него, а он послал ей телепатический смех.

Они оба знали, что он что-то подозревал. Но Рикэн никогда не заговаривал об этом, а Корра старалась не читать мысли — чем больше они общались, тем меньше ей хотелось лезть, куда не просят. Ведь рано или поздно придётся рассказать правду, и тогда будет лучше, если она сможет честно заявить: «я не читала твоих мыслей». В противном случае будет сложно рассчитывать на понимание. Хотя на понимание будет сложно рассчитывать в любом случае, догадывалась она.

С каждым днём это заходило всё дальше и дальше, и всё больше напоминало обман. Но чем дольше они общались, тем сложнее было просто взять и открыть правду. Странно ни с того ни с сего вдруг заявить: «А, кстати, я тебе не говорила все эти дни, но вообще-то я драконица, и всё время читала твои эмоции, когда ты думал, что заблокирован. И ещё я знаю твою ненаглядную Ариадну. И еще знаешь, такое дело, мой брат — её жених. Ну, и правитель планеты по совместительству. Это ничего?».

Разглядывая свои руки, глубоко задумавшись, Коэре вдруг расстроилась. Она поняла, что больше не хочет ничего скрывать от Рикэна, но также она знала, что если скажет ему правду — может больше никогда его не увидеть. Тем более, после того, как пару раз они обменялись своими тайнами, и он немного рассказал о своих чувствах к Ариадне.

По его эмоциям было заметно, что это дело прошлое — Коэре даже немного завидовала. Ей хотелось бы с такой же уверенностью знать, что Сачч остался в прошлом. Но у неё такой уверенности не было, потому и хотелось с кем-то поговорить. Разумеется, она избрала только обтекаемые формулировки и пожаловалась, что не может забыть «бывшего жениха», и что её всё время тянет с ним встретиться. Но этого хватило, чтобы получить поддержку, а большего ей и не требовалось.

Рикэн воспринял её откровенность удивительно чутко и отреагировал максимально тактично, заметив, что понимает её чувства и сам переживал похожее. Тогда-то он и привёл в пример Ариадну, а Коэре почувствовала себя ещё большей обманщицей, как будто специально вызвала его на откровенность, чтобы что-то выведать.

— Опять думаешь о нём? — вторгся в её мысли голос Рикэна, и вернул в реальность. Словно заново почувствовав тело, Коэре ощутила прохладный ветерок и поежилась. Эмоции офицера, сидящего рядом, выдали лёгкую ревность вместе с сочувствием — неудивительно, ведь он тоже привык к ней теперь, и постепенно проникался чувством собственности.

— Не совсем, — честно ответила она. — Я почти изгнала его из мыслей. Проблема в том, что это отнимает кучу сил каждый день — не думать о нём.

— Иди сюда. Можно? — осведомился он, деликатно обнимая крылом, когда её снова пробила лёгкая дрожь.

— Мне приятно.

— Не кокетничай, мы же просто друзья, — мгновенно среагировал Рикэн, и Коэре немедленно захотелось снова его стукнуть, особенно из-за того, как он сам был доволен своей шуткой. Но под его крылом сразу стало так приятно и уютно, что воевать расхотелось, и стало клонить в сон.

— Думаешь, есть ещё шанс, что он тебя тоже любит? — вдруг спросил Рикэн. — Может, между вами произошло недоразумение? Ведь у тебя вредный характер, — добавил он, поскольку ни минуты не мог не задирать её.

Коэре улыбнулась в ответ, но глубоко задумалась над вопросом. Её глаза наблюдали за солнцем, опускающимся за горизонт, но мозг лихорадочно искал ответ. Она и сама не понимала, что, оказывается, уже много недель и даже месяцев жила с этим простым вопросом, который так внезапно и легко озвучил Рикэн.

Неужели, действительно, всё то время, что она пыталась убедить себя, что Сачч — чудовище, внутри неё оставалась надежда на какое-то чудо? Она все надеялась, что какое-нибудь оправдание для него отыщется, и выяснится, что всё-таки какое-то ответное чувство было… и есть. И, может, даже ещё будет… Вот только она видела его, совсем недавно, и рассмотрела все его эмоции в деталях. Чувство вины было, когда он вспоминал о её смерти, а вот того чувства, что она надеялась увидеть там, увы, не было и в помине. Совсем ничего.

— Нет, я думаю, по правде говоря, такого шанса нет, — пробормотала она. Её взгляд потух, и даже губы задрожали. Коэре уткнулась носом в тёплое крыло Рикэна и совсем забыла, что эмоции не заблокированы. Вспомнила, только когда услышала его шепот:

— Если хочешь — поплачь.

Звучало это просто возмутительно — никогда в жизни она не плакала перед кем-либо. Но почему-то потом она решила, что это не такая уж плохая идея.

Эльтесеин.

Все сроки, которые он ставил себе, давно истекли. Два месяца — всего лишь условность, ерунда. Он прекрасно понимал с самого начала, что ему недели будет достаточно, максимум — двух, чтобы понять, будут они вместе или нет. И он почти сразу понял, что хочет её. Ариадна была едва ли не единственной женщиной на всей планете, которая самым возмутительным образом отказывалась признавать его превосходство. И, как ни странно, ему это нравилось. Это её непримиримое, наивное противостояние немыслимым образом внушало ему приятный азарт.

Эльтесеин хорошо знал себя и потому прекрасно понимал, что далёк от совершенства. Он не всегда мог обуздать свою вспыльчивость, но в большинстве случаев и не находил в том необходимости — ведь ему как-то надо было удерживать власть, а умеренная эмоциональная агрессивность служила отличным инструментом.

Но на землянку это почему-то не действовало — хоть и чувствовалось, что она иногда побаивается его, это не останавливало Ариадну от язвительных высказываний в его адрес и возмутительных поступков, как на водопаде Шейи, когда она эпатировала половину планеты и на следующий день стала любимицей всех газет и их читателей. Ведь все любили детей и все в глубине души обожали нарушителей правил. А её искренняя улыбка вовсе не выставила её в дурном свете, как опасался Эльтесеин, а, напротив, убедила горианцев в искренности Ариадны.

Впечатлённый тем, как она умудрилась поступить верно, нарушив при этом все правила, Эльтесеин просто сдался. Он почти всю ночь придумывал достойные наказания для своей невесты и стратегию дальнейшего поведения, но наутро, когда планета буквально взорвалась любовью к ней, понял, что был неправ. Инстинктивно она повела себя как мудрый политик, и после этого, он с особенной ясностью понял, что эта женщина будет отличной парой для него, не только дома, но и на публике.

Вот только её воспоминания… их давно пора открывать, однако шок от того, чему она стала свидетелем на Шаггитерре, а именно война, насилие и появление дракона, не давал её психике пространства для маневра. Если бы только он не отправлял её на эту ужасную планету на «Чёрной звезде». Если бы он не дал ей такого явного повода для недоверия…

— Величайший, ваши советники готовы к совещанию, — негромко сообщил его помощник, и это вернуло его из глубины тяжких раздумий. Эльтесеин коротко кивнул, возвращаясь в реальность. Он на полчаса уединился в своём кабинете в Сезариате, чтобы ознакомиться со сводками о политической ситуации на Октиании, а вместо этого предался размышлениям о своих отношениях с невестой… хорош.

— Дайте мне семь минут, — велел он и углубился в сводки.

Агенты с Октиании сообщали, что обстановка накалилась почти до предела. Длительное отсутствие Сачча, теневого правителя планеты или, как минимум, одного из самых влиятельных людей на Октиании, привело к обострению подковёрной борьбы, которая уже выплескивалась из-под этого самого «ковра».

Его ещё не решались хоронить, но политические противники уже начали постепенно отгрызать по куску от его сферы влияния, и всё сильнее повышать голос на команду правителя, который сам по себе был слабой фигурой и мало что мог противопоставить. В результате кресло под ним зашаталось, и на южном материке стремительно назрела предреволюционная ситуация. А на северном, понимая это, спешно укрепляли армию, готовясь к серьезному кровопролитию с непредсказуемым исходом.

После сканирования Сачча Эльтесеин не испытывал иллюзий относительно возможных последствий его ареста на Горре. Он знал, что этот человек — фактически главный силовик на планете, с серьёзным влиянием и психическим дефектом, получающий огромное удовольствие от того, что прикидывается малозначимой фигурой, по сравнению с тем, кем реально являлся. Саччу нравилось «ходить по земле», он частенько заводил отношения с обычными девушками, такими, как альтер-эго Коэре — журналистками, секретаршами, клерками.

Впрочем, учитывая то, как он ломал им психику, это было разумно — проделывай он такое с богатыми девушками, дочерями влиятельных политиков или бизнесменов, нажил бы кучу врагов. Но это не объясняло, почему он решил занять пост начальника охраны правительства и регулярно ходил на эту работу, лично наблюдая за происходящим в главном здании планеты. Девушек гораздо проще цеплять в клубах или в барах.

Но, судя по результатам сканирования, Сачч испытывал глубокую и постоянно неудовлетворенную потребность унижать не только женщин, но и подчиненных — охрана служила самым благодатным человеческим материалом для этого. Она почти целиком состояла из молодых пугливых мальчишек, которых научили подчиняться приказам, считать себя пылью под ногами старших, и всё время пребывать в состоянии страха. Они даже не понимали, что их начальник подпитывается от них, как вампир, как не понимали этого и влюблённые девушки, которых он унижал и физически, и психологически.

К удивлению Сезара, он также выяснил во время сканирования, что Сачч вполне осознанно пользовался своими телепатическими способностями, хоть и недоразвитыми по горианским меркам, но выдающимися — по октианским. На этой планете телепатов было совсем немного, культура развития этих способностей отсутствовала, и каждый телепат, обнаруживший в себе этот талант, мог действовать лишь по наитию, и обучаться лишь на ощупь.

Учитывая этот факт, работа, которую проделал над собой Сачч, серьёзно впечатляла Эльтесеина. Он самостоятельно обучился сканированию эмоций и даже мог ограниченно воздействовать на нетелепатов, внушая доверие или, наоборот, страх, дезориентируя и подчиняя. Правда, психика октианца давно не выдержала нагрузки, что и привело к развитию садистских наклонностей с ранней юности. А также неуёмного стремления к власти и возвеличиванию себя на фоне остальных. А затем и амбициям завоевателя, которые привели Сачча на Шаггитерру.

То, что натворил за несколько лет этот человек, хоть и злой, но, безусловно, талантливый, поражало размахом. Он развернул целую рабочую сеть агентов, которые похищали десятки шаггитеррианцев для экспериментов, а тысячи других — гипнотизировали, провоцируя агрессию против горианцев. И всё это, возможно, не обнаружили бы ещё несколько лет, если бы он сам не вмешался. Телепатический удар, который дракон нанёс тысячам шаггитеррианцев сразу, высветил октианцев в толпе, как удар молнии освещает мельчайшие детали в полной тьме.

Дальнейшее стало лишь делом техники, и горианская армия в течение нескольких недель арестовала всех до одного, включая Сачча, который, на их удачу, оказался там же, не сдержав соблазна лично руководить похищением Асхелеки. Впрочем, об удаче теперь, глядя на сводки с Октиании, можно было поспорить.

Ещё разок взглянув на документы, Сезар потёр лоб и поднялся, быстрым шагом проходя в зал для совещаний — не в его привычках было заставлять занятых людей ждать более пяти минут.

Поздоровавшись с присутствовавшими советниками, он быстро сел и предоставил им возможность говорить первыми.

— Ситуация на Октиании вызывает опасения о начале масштабной гражданской войны, — сообщил советник по разведке Аксин эс-Эльтин после короткого доклада о состоянии дел на этой планете. — Это вопрос нескольких недель, может, меньше. Если мы не вернём Сачча.

— Если вернём — что это даст? — осведомился Сезар.

— Есть хороший шанс, что это охладит пыл его противников, либо он подавит восстание. В любом случае, жертв будет меньше, чем если его там не будет.

— Он ведь непубличная фигура, почему его отсутствие так влияет на людей? — вмешался Яксин эс-Фарфе, не слишком хорошо разбирающийся в октианской политике.

— Оно влияет не на массовое сознание, а на тех, кто руководит массами, — сдержанно пояснил Аксин. — В это трудно поверить, но психика у октианцев крайне слабая, даже у тех, кто занимает высокое положение. Они действуют в зависимости не от фактического расклада сил, а ориентируются на психологическое превосходство. У Сачча репутация человека, который рвет глотки, и его отсутствие серьёзно ослабило команду правителя в глазах их врагов, которые долго выжидали. Оппозиции не терпится попытаться захватить власть и кажется, что сейчас лучший момент. Поэтому они будут поднимать восстание, не считаясь с возможными жертвами.

— Правительство уже запросило у нас помощь? — спросил Эльтесеин, немного поразмыслив.

— Пока нет, но завтра-послезавтра такое прошение может поступить, — ответил советник по военным вопросам Тмур эс-Вальсар.

— Горианцев там не будет в любом случае, учтите, — заметил Сезар. — Мы не вмешиваемся в дикие заварушки и ведём с Октианией исключительно культурное сотрудничество.

— Осмелюсь заметить, Величайший, если действующий правитель проиграет эту войну, то не будет никакого сотрудничества, — сдержанно вклинился советник по культуре, эмоции которого, тем не менее, выдавали крайнюю обеспокоенность. — Политические противники правителя сейчас играют на антигорианских настроениях. Если они придут к власти, то будут вынуждены разорвать отношения с нами.

Сезар кивнул, прекрасно понимая обеспокоенность советника по культуре: этот человек посвятил лет пятьдесят своей жизни переговорам с Октианией, присутствовал при эпохальном договоре и теперь крайне не желал разрыва взаимоотношений, захваченный любопытством и желанием исследовать новую планету и обменяться с ней культурным опытом.

— Сколько у нас времени? — осведомился он, вновь глянув на Аксина.

— Несколько дней. И то — рискованно. Каждый день промедления повышает шансы, что ситуация выйдет из-под контроля и снижает возможности Сачча как-то повлиять на неё, — ответил военный советник.

Эльтесеин молча кивнул и перевёл взгляд на того, кто до сих пор не подавал голоса, молча слушая других участников совещания:

— Тхорн, что с лечением?

Тхорн эс-Зарка поднял покрасневшие глаза на Сезара, и Эльтесеин, встретившись взглядом со своим подопечным, в полной мере ощутил его боль и усталость. Но никак не прореагировал на это, а молча сверлил взглядом, ожидая ответа.

— Мы начали вчера. За два часа он почти сломался. Я оцениваю его состояние как пограничное.

— Не вижу здесь ничего опасного. Если у него будет срыв — дадим медикаменты и продолжим, — холодно сказал Эльтесеин, и советники, словно по команде, опустили глаза в стол, явно желая сделать вид, что не слышат этого разговора.

— Все свободны, кроме командира Эс-Зарка, — распорядился Сезар и, дождавшись, когда все выйдут, коротко просканировал Тхорна:

— Ты в порядке. Я хочу, чтобы так всё и оставалось.

— Если вы так приказываете, Величайший, — саркастично заметил Тхорн, глядя мимо него.

— Как Асхелека? — спросил Сезар, не реагируя на выпад.

— Я позабочусь о ней.

— Если тебе будет трудно — приводи её ко мне, я посмотрю.

— Благодарю вас, — сухо ответил Тхорн, и по его эмоциям Эльтесеину сразу стало ясно: он скорее умрет, чем попросит помощи для своей жены.

— Я хочу, чтобы ты сделал всё возможное в ближайшие два дня, чтобы отбить у этого подонка садистские наклонности. Возможно, нам очень скоро придётся его вернуть. И тогда от твоего лечения будут зависеть сотни жизней октианцев и, кстати, шаггитеррианцев, выдачи которых мы всё ещё не можем добиться, — слегка смягчив тон, заметил Сезар. Он видел, что Тхорн близок к тому, чтобы взорваться. В его голове крутился вопрос, почему он сам не займётся лечением ублюдка, раз так волнуется за жизни октианцев.

Но благоразумие и субординация удержали его от озвучивания этого вопроса, а этические правила удержали Эльтесеина от эмоционального ответа на него с напоминанием, кому сам Тхорн обязан жизнью — и неоднократно. И всё же беззвучный диалог состоялся, поскольку Сезар мог читать мысли подопечного, а Тхорн эс-Зарка знал Величайшего достаточно хорошо, чтобы и без телепатии догадаться о его эмоциях и мыслях.

— Я могу сказать ему, что он вернётся домой? — спросил Тхорн, отводя глаза.

— Говори, что хочешь, если это поможет делу, — пожал плечами Сезар.