Тхорн.

Двое мужчин мрачно и угрюмо смотрели в глаза друг другу. В гостиной царила полутьма и прохлада, под стать их настроению. Жестокий, упрямый, неизлечимо больной психически человек, сидящий перед Тхорном, лично пытался украсть его жену. Если бы это у него получилось — он бы хладнокровно руководил бесчеловечными экспериментами над ней, возможно, пытками. Вероятно, в результате Асхелека погибла бы.

И всё же он не мог ненавидеть Сачча — не теперь, после полного сканирования. Теоретически Тхорн и так знал, что садисты и преступники такими не рождаются. Но одно дело знать что-либо, другое — увидеть своими глазами, проследить, как родители, окружение, воспитание, дикая система ломает вполне нормального ребёнка-телепата. Как его нераскрытый, неразвитый потенциал превращается в орудие пытки.

Как постепенно, шаг за шагом, его учат быть жестоким, сначала — отвечать ударом на удар, потом — мстить за испытанную боль, затем — с последовательностью параноика предвосхищать её, причиняя боль другим на ровном месте. В детстве Сачча присутствовали почти все виды физического и психологического насилия, которое только можно было придумать. Никогда больше Тхорн не желал бы сканировать никого с подобной судьбой.

Его били, унижали, морили голодом, запугивали, подвергали постоянному психологическому давлению, причиняли боль другими способами — по сути, никто с ним не был добр: ни родители, ни одноклассники, ни учителя. Помимо прочего, отец Сачча был жесток с его матерью, и он с раннего детства наблюдал за сценами домашнего насилия, от которых и у взрослого бы волосы встали дыбом.

У ребёнка не было другого выхода, как загнать весь стресс в самую глубь, воспринимая всё зло, творящееся вокруг него, как должное, и неизбежно перенимая поведение старших. Он больше никому не верил, ни перед кем не открывался, никого не мог любить, включая самого себя. А телепатическая чувствительность требовала что-то сделать со всей болью, которую он не только испытывал сам, но и впитывал от окружающих. И Сачч превратил её в удовольствие для себя, заключив что-то вроде договора со своей психикой: боль безопасна, если причина этой боли — он сам. А раз безопасна — то и хороша. И вот тогда уже пустился во все тяжкие.

Накануне Тхорн выбрал несколько наименее травмирующих ситуаций из его детства и попытался «вернуть» его. В уводе Сачч отреагировал ожидаемой яростью вперемешку с ужасом, но затем физически его состояние резко ухудшилось, и он «выключился» прежде, чем превратился бы в беспомощного плачущего мальчика.

Тхорн повторил эту жестокую процедуру дважды, несмотря на сопротивление, но и второй раз октианец сумел лишиться сознания прямо перед опасной чертой. Возможности его психики, учитывая отсутствие элементарного телепатического образования, просто поражали. Разумеется, это всё работало лишь до тех пор, пока Тхорн избегал самых болезненных для него воспоминаний — но это неизбежно привело бы к необратимым дефектам психики с потерей контроля, и он не торопился.

— Поговори со мной.

— Это что, новый способ пытки, командир?

Тхорн наклонил голову:

— Ты ведь знаешь, кто я.

— Да. Обожаю читать на досуге горианскую прессу. Хроники вашего прелестного мира, где живёт только добро, радуга и солнечный свет… жаль, твои поклонники и журналисты не в курсе, что ты подрабатываешь палачом на полставки. Но это не слишком вписалось бы в радужную картину, верно?

Губы Сачча искривила циничная усмешка. Тхорн спокойно смотрел на него. То, что сейчас происходило, представляло собой отличный материал для учебника по психологии, подумал он: находясь в картине своего мрачного мира, октианец искал подтверждение её истинности и для Горры. И с удовольствием находил, считая Тхорна таким же садистом, как он сам.

— Ты знаешь мои возможности. Я ещё не начинал тебя пытать, — заметил он небрежно, наблюдая за тем, как эмоции Сачча предсказуемо меняются: теперь он испытывал страх, бессилие и ярость. Но лицо его не отразило ничего из вышеперечисленного — октианец всё ещё владел собой и своим телом.

— Что тебе надо, палач?

— А ты уверен, что я палач? — осведомился Тхорн, исследуя ход его мысли наугад.

Он ещё не знал, как расположить его к себе, выйти на какую-то приемлемую сделку, но договориться непременно следовало. Потому что он вдруг понял, что не сможет его сломать, не сломавшись сам. И это уже стало вопросом жизни и смерти. Единственная альтернатива — снова не подчиниться Сезару, но на этот раз его точно не простят. И, следовательно, это не альтернатива.

— Ты служишь. Пытаешь людей за деньги. Как ещё прикажешь тебя называть?

— А может, я делаю это не за деньги? — спросил Тхорн, и по его спине поползли мурашки от понимающей улыбки в ответ:

— Ну, удовольствие от работы никто не отменял, — с усмешкой ответил Сачч, — но ты явно высокооплачиваемый специалист.

— А, может, это месть? — слегка понизив голос, наугад спросил Тхорн и почувствовал, что попал в точку. Его «подопечного» почти парализовало от страха — судя по эмоциям Сачча и скачку давления, эту перспективу он рассматривал для себя как самую неприятную. И в то же время он сразу поверил.

— За что? — хриплым голосом спросил он, меняясь в лице.

Тхорн поразмыслил несколько секунд о том, говорить ли правду. Ему даже не хотелось произносить имени своей жены при этом человеке, но потом он всё же ответил, негромко и односложно:

— Асхелека.

Сачч замер, мгновенно отводя глаза. Имя ему было знакомо — он не знал лишь того, что Асхелека — его жена, и не видел, как Тхорн пришёл за ней, потому что Сезар увёл его тогда. Но, к удивлению Тхорна, от его слов в голове Сачча возник не образ Асхелеки — точнее, сначала это был её образ, очень слабый, поскольку он лично видел её лишь однажды и всего несколько минут — но сразу затем он сменился образом другой рыжеволосой женщины, шаггитеррианки… Шаггитеррианки, живущей на Октиании.

— Ах ты, подонок, — вырвалось у Тхорна.

— Спокойно, горианец, — почти дружелюбно ответил мгновенно повеселевший Сачч, поднимая руки вверх в защитном жесте. Настроение октианца стремительно улучшалось на изумлённых глазах Тхорна, а страх за несколько секунд почти полностью испарился, вместе с агрессией, — Кажется, у меня есть кое-что, что тебе нужно. Давай договоримся, как цивилизованные люди.

* * *

Три часа спустя, чувствуя себя выжатым, Тхорн прилетел домой. Всё, чего ему хотелось, это лечь и лежать пластом, и попросить Асхелеку сделать ему чашечку восстанавливающего силы травяного напитка, а потом лечь рядом, чтобы можно было обнять её, уткнувшись в ароматные пушистые волосы. И ни о чём не думать.

Но этому не суждено было сбыться. Когда Тхорн вошёл в дом, в гостиной вместе с Асхелекой его ждала зелёноволосая незнакомка с тёмными глазами… которую он, впрочем, сразу узнал.

— Доброго вечера, Величайшая, — сказал он телепатически, немного наклонив голову в знак уважения. Но даже ради демонстрации уважения он не мог бы изобразить удивления. Он предполагал, что она придёт, не знал лишь, что это произойдёт сегодня.

Тот эпизод, с появлением необычной женщины в гостях у охраняемого узника, он пересмотрел в памяти Сачча трижды, прежде чем понял, кто эта загадочная незнакомка и как она сумела пройти сквозь охрану. Когда до него дошло, что она не горианка, а драконица, Тхорна это слегка ошеломило: до этого он и не подозревал, что на Горре живут другие соотечественники Сезара.

Впрочем, слегка поразмыслив, он уже не нашёл в этом ничего удивительного — гораздо более поразительным показался тот факт, что эта женщина жила на Октиании. То, что следовало из их беседы с Саччем и то, что он затем увидел, сканируя его октианские воспоминания, поколебало многие его представления о центарианцах. Тхорн так же задумался о том, что Сезар невольно продемонстрировал ему огромное доверие, позволив сканировать такие воспоминания октианца. Единственное, чего он не понимал, так это кем ему приходится эта женщина.

— Я его сестра, меня зовут Коэре, — нетерпеливо ответила драконица, пристально следя за его глазами — и, как выяснилось, за мыслями.

Ноздри Тхорна протестующе раздулись — никто не смел до сих пор читать его мысли, кроме Сезара. Да никто и не мог…

— Простите меня, — понизив голос, сказала вдруг Коэре. — Я… мне надо поговорить с вами.

— Я вас оставлю, — предложила ничего не понимающая, но всегда тактичная Асхелека, наблюдавшая за их безмолвными переговорами. Которых, разумеется, слышать не могла, и догадалась только, что два телепата высокого уровня разговаривают без слов.

Прежде, чем отпустить её, Тхорн обнял жену и поцеловал в макушку, привычно вдыхая аромат рыжих волос, словно пропитанных солнечным светом.

— Спасибо, милая, — сказал он, не сводя глаз с гостьи, внезапно засмущавшейся. Коэре поняла, что дала маху, прочитав мысли Тхорна, да ещё и ответив на них напрямую.

— Я не сержусь. Но был бы благодарен, если бы вы не лезли больше в мои мысли, — предупредил он, не забывая сопроводить эту жесткость тёплой ободряющей эмоцией: нервозность гостьи от него не укрылась.

— Я знаю, что вы лечите Сачча. Вы… вы видели…

— Да, я сканировал его полностью. И всё это останется между им, вами и мной.

— Спасибо. Вы выглядите очень уставшим, — заметила она, явно стараясь потянуть время.

— Я в порядке. Что вы хотели, Величайшая?

— Командир эс-Зарка, вы не находите, что слово Величайшая в данных обстоятельствах звучит как насмешка? — полураздражённо, полуиронично осведомилась драконица и, оглянувшись, опустилась на один из диванчиков.

Тхорн послал ей вежливую дружескую улыбку:

— Но не более насмешливо, чем "командир эс-Зарка".

— Вы дипломат, — усмехнулась Коэре. — Скучаете по службе?

— Я принял решение оставить её, — качнул головой Тхорн. — Просто так совпало.

Они помолчали какое-то время, пока Коэре собиралась с духом, чтобы, наконец, сказать то, зачем пришла. Глядя на её бледные руки, нервно сжимающиеся, он никак не мог понять, что это.

— Коэре, если вы опасаетесь, что эта история каким-то образом выйдет наружу, то я вас уверяю, что этого не случится, — мягко заметил он.

— Я не знаю вас, ком… Тхорн, — поправилась она, — Но я наслышана. И мой брат вам доверяет, так что я не сомневаюсь в вашей порядочности.

— Тогда зачем пришли? Хотите снова с ним повидаться?

— Нет!

Она сказала это с такой поспешностью, что Тхорн опешил и сузил глаза: они оба знали, что Коэре только что соврала. Закусив губу, явно предупреждая слёзы, она помотала головой:

— Да, но… я не собираюсь… то есть… я просто хотела кое-что спросить.

Хрупкая фигурка ещё больше сжалась. Глядя на её беззащитность, Тхорн вдруг прозрел, расслабился и преодолел собственную скованность. С первой минуты встречи он неосознанно занял защитную позицию, ведь перед ним был дракон, хоть и в женском обличье. Она могла читать его мысли, а он этого терпеть не мог. Телепатическое превосходство женщины, с которым он прежде не сталкивался, оказалось сложно вынести.

Но теперь, изучая взглядом её тонкие руки, сгорбившуюся фигурку, выступающие хрупкие ключицы, почти болезненную белизну кожи на фоне тёмных крыльев — он не мог больше видеть в ней опасности. Зато увидел обычную женщину, страдающую от неразделенной влюблённости. Испуганную, униженную, смущённую. Она боялась его не меньше, чем он её — теперь было заметно, что даже больше.

— Спрашивайте.

Он развернулся к ней, демонстрируя дружелюбие, посылая ещё одну теплую улыбку.

— Я знаю, что это очень глупо, но… скажите, он хоть немного меня любит?

Последние слова она произнесла так тихо, что Тхорн еле различил их — скорее, догадался, чем услышал. И прикрыл глаза, словно ощутил приступ зубной боли.

Такие сильные чувства, как любовь, сложно укрыть при сканировании. При полном сканировании за всю жизнь — невозможно. Поэтому драконица и обращалась к нему, изучившему жизнь Сачча во всех деталях, за этим сокровенным знанием.

Коэре сама догадывалась о правильном ответе на свой вопрос — но болезненно нуждалась в подтверждении. И Тхорн хорошо знал, почему — сам испытывал подобное много лет назад. Неразделённая любовь — мучительная штука. Но от неё со временем выздоравливают, если удастся нейтрализовать главное орудие пыток — надежду.

— Мне очень жаль, Коэре, — негромко ответил он. — Этот человек не способен любить.

Драконица беззвучно заплакала. Тхорн понятия не имел, откуда у него взялись силы, но увидев, как сильно она страдает, он поднялся и, преодолел расстояние между ними, и присел на корточки:

— Посмотрите мне в глаза.

— Вы не можете сейчас лечить меня… вы не выдержите.

— Коэре, из нас двоих только один — мужчина, поэтому вы не будете сейчас с ним спорить, — резко сказал Тхорн и тут же увел её, едва встретившись глазами с её изумлённым взглядом.

— Вы не можете мной командовать! — возмутилась она в уводе.

— Я не командую, я лечу, — парировал он.

— Вам будет плохо, — посерьезнела Коэре, с благодарностью и одновременно с легким упреком глядя на него.

— Зато я буду всем рассказывать, что сканировал драконицу, — внезапно заявил Тхорн, улыбаясь озорной мальчишеской улыбкой.

— Вам никто не поверит! — быстро и немного испуганно отреагировала Коэре, но тут же поняла, что он шутит, и засмеялась, покачав головой.