Глава 1

 

 На пляже было многолюдно. Пожалуй, даже слишком: казалось, пальцы в узких ботинках чувствовали себя вольготнее, чем отдыхающие. Но погода стояла великолепная — солнце купалось в небесной лазури, море, отутюженное штилем, дышало вечерней свежестью — и любители загара не жаловались на легкие неудобства.

 Скромный молодой человек, пришедший на пляж четверть часа назад, с трудом отыскал свободное место и бросил на гальку зеленую сумку. Море, курорт, едва начавшийся отпуск — что может быть лучше этих удовольствий? Разве что знакомство с приятной собеседницей?

 В это время невдалеке от берега беззаботно покачивалась на надувном матрасе пышнотелая дама туманного возраста. Любуясь белоснежными яхтами, романтичная женщина не заметила, как пластиковый друг начал медленно худеть, а когда заметила — было уже поздно.

 - Ой–ей! Я, кажется, тону! — запричитала она высочайшим фальцетом. — СОС! Хелп! Помогите!

 Молодой человек, услышав отчаянные крики, с тревогой посмотрел на берег. Удивительно. Но никто из отдыхающих не спешил записываться в герои. Люди в нерешительности поглядывали друг на друга, будто бы спрашивая: 'А не вас ли там зовут?'.

 В ответ звучало только сытое урчание желудков.

 Мысленно обругав всех присутствующих на пляже, молодой человек устремился к морю.

 Между тем, надувной матрас, испустив последний дух, вяло мешал хозяйке тонуть. Дама исступленно колотила его руками, словно пытаясь оживить, но ничего не получалось — сник. Молодой человек довольно быстро подплыл к потерпевшей и, увидев ее возбужденное состояние, невольно растерялся. В таких случаях, полагалось сбивать панику ударом (обычно, по лицу), чтоб утопающий не мешал спасению, но здесь была женщина, как же ей, по лицу - неловко. 'Неловко вилкой суп хлебать, — говаривал старшина в армии, — а выполнять инструкции - святое дело'. И ведь прав был старик. Попав под крутящиеся пропеллером пухлые дамские ручки, герой–спаситель немедленно скрылся под водой…

 Легкий ветер настороженно прошелся по аквамариновой глади. Бездельник–штиль испуганно отшатнулся в сторону, уступив ему дорогу. Небо резко потемнело.

 Вынырнув в полутора метрах от женщины, молодой человек тут же об этом пожалел (нужно было подальше). Дама с ловкостью дельфина выскочила из набежавшей волны и метко спикировала на голову спасителя.

 - Не бросайте меня, я тону!

 'Кажется, я тоже, — подумал герой, снова уходя на дно. — Сказано: сбивать панику ударом - значит, ударом. И нечего было рассуждать о приличиях'.

 Столпившиеся у воды люди смотрели на происходящее с азартом: мужчины нервно курили, дети возбужденно прыгали, женщины держали кулачки у подбородка. История обещала трагическую развязку — это накаляло страсти. Все искренне переживали за судьбу героев. Впрочем, не более чем зрители у экрана телевизора.

 В конце концов, по горло нахлебавшись соленой морской воды, спаситель понял, что таким способом можно двигаться лишь в одном направлении — строго вниз.

 - Послушайте, перестаньте меня топить! — крикнул он, в очередной раз, появившись на поверхности. — Успокойтесь, я сам вас подхвачу.

 - Хорошо, хорошо, — звонко пробулькала дама. — Подхватывайте скорей, подхватывайте!

 Наивно полагая, что сумел вразумить потерпевшую, молодой человек снова приблизился к ней.

 - Ну, подхватывайте уже! — взвизгнула она, сграбастав его в охапку…

 Уткнувшись носом в пышную грудь, спаситель начал задыхаться и судорожно трястись. Дама, вероятно, считая, что он таким образом поплыл, прижалась еще сильней…

 Тем временем, на берегу к зевакам присоединился высокий, с пушистыми усами, грузин и, сделав руку козырьком, с негодованием изрек.

 - Вай, где спасатели, слушай?! Когда надо — их нет. Когда не надо — обязательно веслом по голове заденут.

 - Они заняты, — сказал кто–то из толпы. — На соседнем пляже депутат утонул — сейчас всей бригадой вылавливают.

 - Не надо депутатов, надо людей вылавливать! — вскинул указательный палец грузин и решительно вошел в воду…

 Неутомимая женщина продолжала бороться за жизнь, и теперь, не только за свою. Герой- спаситель, израсходовав последние силы, безвольно раскачивался на волнах в полной готовности отойти ко дну, но стойкая дамочка сама туда не спешила и ему не позволяла…

 Грузин, фырча, как тюлень, стремительно подплыл к незадачливой парочке и, ухватил женщину за волосы, мощным буксиром потянул ее к берегу. Потерпевшая уже не могла помешать второму спасителю, потому как цепко держала за шею первого…

 

 Придя в себя, молодой человек увидел над головой смуглую усатую физиономию.

 - Отогрелся, генацвале? — с грузинским акцентом спросила она.

 - К–кажется.

 - Вот и хорошо, а то здесь, слушай, ни врачей, ни спасателей не найдешь — сам тебя в чувство приводил. Спасибо, что Аркадий с девочками помогли.

 - С–спасибо, — заикаясь, пробурчал молодой человек, обводя взглядом окружающих: двух женщин и тучного мужчину лет 35–37.

 - Аркадий Эдуардович, — приветливо подал руку толстяк.

 - Л–лейтенант… Н–николаевич… Полынцев, — ответил горе–спаситель, пожимая протянутую ладонь.

 - Хорошее имя, скромное, — с ухмылкой заметил Аркадий Эдуардович. — Признаюсь, военные фамилии частенько доводилось слышать: Майоровы там всякие, Генераловы. А вот, чтоб имя - впервые.

 - Ой, — смутился Полынцев, поднимаясь с лежака, — А–андрей меня зовут, извините, оговорился.

 - Извиняем, — осклабился грузин. — А я Вахтанг.

 Полынцев благодарно кивнул своему спасителю и перевел взгляд на женщин. Первая, худая и рыжая, с миниатюрной, напоминающей мешки под глазами, грудью, не вызвала никаких эмоций. Зато вторая… Симпатичное, ухоженное личико, слегка подернутая загаром кожа, абсолютно синие глаза. Не голубые, а именно синие — яркие, огромные — с ума сойти! Сердце учащенно забилось. Вот это удача, не зря попал в передрягу. Хорошо бы сейчас что–то умное сказать, заковыристое, чтоб произвести на девушку впечатление.

 - А, это… как его, — почему–то сипло, и отнюдь не умно, промямлил Андрей. — Ик–де эта женщина, которую я спасал?

 - Домой убежала, — недовольно ответил грузин. — Даже адрес не оставила. Что за люди, слушай, я удивляюсь! Наши дамы так никогда бы не поступили. Кстати, познакомься, — указал он рукой на худосочную. — Это прибалтийская королева Яночка.

 Андрей кивнул. Конечно, королева. Для вашего брата любая светловолосая — королева. А вот синеглазка — темненькая. И это здорово. В рыжих и блондинках, все же, есть какой–то изъян - они ведь альбиносы. Брюнетки — другое дело. Вон, какая у девушки замечательная фигура - мячиками грудь, рюмочкой талия, в струнку ножки. И купальник изумительный — голубой, легкий, с узкими на тонких тесемках плавками.

 - А это Юленька, — представил красавицу грузин. — Она из Питера.

 - Здрастье, — скромно сказал Полынцев, глядя на стройные ноги девушки.

 - Ты сейчас с кем поздоровался, дорогой? — удивленно изогнул брови Вахтанг. — Хозяйка выше.

 Андрей, смутившись, поднял глаза.

 - Здрасьте.

 - Еще выше, — подкорректировал грузин, заметив, что Полынцев споткнулся на груди.

 - Вы так персонально с каждой частью тела будете здороваться? — с легким прибалтийским акцентом пропела рыжеволосая.

 - Зачем человека стыдить? — вскинул указательный палец Вахтанг. — Пусть со всеми поздоровается, хуже не будет, но сначала с лицом.

 Юле не понравился Полынцев. Ничего выдающегося в нем было. Заурядный парень, каких на сотню — девяносто девять. На курорте можно и получше экземпляр подыскать, благо, есть из кого выбрать.

 - Я только вчера в милицейский санаторий приехал, — словно оправдываясь, пробурчал Андрей. — Еще не знаю здесь ничего, вот первый раз на пляж пришел.

 - А мы из пансионата, — радостно подхватил Вахтанг. — Вон из того, что на горке, — он махнул рукой в сторону высотного белого здания, сверкавшего на солнце зеркальными окнами. — Присоединяйся, вместе будем отдыхать.

 - Спасибо. А можно я вас вечером в ресторан приглашу, чтоб за спасение отблагодарить? Я ведь, получается, перед вами в долгу.

 - Вот это настоящий мужчина! — расплылся в улыбке грузин. — Где твои вещи, дорогой, неси их сюда, обсудим интересное предложение.

 Полынцев без лишних вопросов помчался за одеждой.

 Едва он скрылся из виду, Юля набросилась на Вахтанга.

 - Зачем вы его пригласили? Пусть бы отдыхал в своем эмвэдэшном санатории. Нам еще филеров здесь не хватало.

 - Не понимаешь, женщина! — тоном аксакала возразил грузин. — Свой милиционер — лучше чужого!

 - Рыжеволосая тоже скорчила недовольную гримасу и поддержала подругу.

 - Зачем он нам свалился? Будет тут вынюхивать, да подслушивать — сплошные неудобства.

 Аркадий Эдуардович, в свою очередь, вступился за генацвале.

 - Вот вы, прибалты, так и норовите русского человека побольней укусить. Натерпелся я от вас в Таллинне, до сих пор изжога мучает. Все вам не так, во всем червоточину ищите. Еще неизвестно, зачем вы сами, Яночка, сюда приехали, может, тоже за нами подглядывать?

 - Не начинайте, пожалуйста, — поморщилась эстонка. — Я вам уже сто раз говорила, что каждый год здесь отдыхаю. Моим недугам только местные грязи помогают.

 Юле неинтересно было слушать препирательства друзей. Уже не в первый раз Аркадий Эдуардович, вынужденно уехавший лет 5 тому из Эстонии, вымещал злобу на Яне (нашел тоже крайнюю). Она старалась не вступать в споры, но он не успокаивался, постоянно зудя о потерянной работе, квартире, друзьях и т.д. В общем, о банальной истории, каких в Прибалтике тысячи. И зачем, спрашивается, на отдыхе этим душу травить? Неужели, заняться больше нечем? Здесь ведь такое дивное место — солнце, море, пальмы — живи и радуйся. Еще бы приятного молодого человека встретить, и был бы полный ажур. Но только приятного, а не такого, как некоторые. Вот, пожалуйста — помяни лихо…

 Полынцев, лавируя между отдыхающими, словно официант между столиками, возвращался с огромным пакетом фруктов и пузатой бутылью вина…

 - Вот, все, что было в киоске, — радостно сообщил он, отдавив напоследок ногу лежавшему рядом старику. — Выпьем за знакомство?

 Дедок проворно вскинул голову, решив, что предложение относилось к нему. Но, увидев, что ошибся — снова погрузился в солнечную ванну.

 Вахтанг растянул губы шире горизонта.

 - Вай, какой молодец! Не успел туда–сюда и уже все успел. Настоящий джигит! Не зря я тебя спасал, да!? — он с гордостью посмотрел на эстонку.

 Та благодушно улыбнулась — мол, не зря, конечно.

 Аркадий Эдуардович, не теряя времени, быстро сдвинул лежаки, соорудив импровизированный столик.

 - Давайте сядем в кружок, бутылочку от посторонних глаз прикроем, а то дети рядом бегают, неудобно.

 - Боитесь плохому научить? — ехидно спросила Яна.

 - Нет, — опасаюсь, что бутылку опрокинут. Ну, рассаживайтесь быстрей, рассаживайтесь…

 Выпив по стаканчику (а следом по второму), компания обмякла и подобрела. Вахтанг начал, подергивая усами, улыбаться рыжеволосой эстонке. Она — Полынцеву. А он — Юле… Но, к сожалению, безответно.

 Разомлевший Аркадий Эдуардович, проникшись всеобщим благодушием, протянул Яне самый большой, аккуратно очищенный и услужливо разломленный на дольки, апельсин. Та, светясь от радости, приняла подношение. Вахтанг, неодобрительно посмотрев на такую идиллию, нервно плеснул в стакан соперника вина и случайно (а может быть, и нет) забрызгал его светлые, с якорьком на карманчике, шорты. Видно, ревновал грузин нешуточно.

 Хоть вино и считалось белым, но пятна оставляло желтые, двусмысленные.

 - Вот так номер! — вскрикнул толстяк, отряхивая гульфик. — Теперь все будут думать, что я где–то постоял против ветра.

 - Прости, дорогой, я не специально, — сухо извинился Вахтанг.

 - Да уж, — обиженно промычал Аркадий Эдуардович. — Моя любимая вещь — надеюсь, что отстирается.

 - Юляша, а я купила билеты на концерт, — перебила неловкий момент Яна.

 - На 'Звезды против террора'?

 - Угу.

 - Повезло, а мне не досталось.

 - Я и на тебя взяла.

 - Правда? Ой, спасибо, мне так хотелось туда попасть!

 Она, действительно, мечтала побывать на этом представлении. Программа обещала собрать весь цвет российской эстрады. Выпадала редкая возможность увидеть в одном месте полтора десятка популярнейших артистов. Такое, разве, в Кремлевском дворце бывает и то, под Новый год.

 - А почему, только Юля? Почему не все вместе? — вопросительно вскинул руку грузин (вопросительный жест отличается от восклицательного только интонацией — пальцы при этом крючком не загибаются).

 - Потому что мужчины, на концерты ходить не любят, — кивнула в сторону Полынцева Яна. — Их больше рестораны интересуют.

 - Я тоже с вами хочу, — задиристо сказал Аркадий Эдуардович.

 Эстонка недовольно скривила губы.

 - Поздно. Все билеты уже проданы.

 - А у меня в филармонии блат имеется. Я даже место могу заказать рядом с вашим. Какое у вас?

 - Не помню, — буркнула она, пожав плечами. — Вы так эстраду любите?

 - Совсем не люблю, но из принципа пойду, вечер вам портить.

 Яна отложила апельсин в сторону, достав из сумочки носовой платок, неспешно поднялась, вытерла руки.

 - Ну, что, будем собираться? Поздно уже, засиделись.

 Полынцев отметил, что в компании не все было так гладко, как казалось на первый взгляд. Кипели внутри какие–то страсти, бурлили подводные течения. Даже в отпуске людям не жилось спокойно. Странный народ — эти курортники.

 - А как же ресторан? — напомнил он о своем обещании.

 - Э, зачем ресторан, дорогой? — разливая остатки вина, сказал Вахтанг. — Поедем завтра с нами на экскурсию, там будет коньяк, шашлык, форель, перепелки — все, что нужно для хорошего застолья. Ты приходи в пансионат к 10 утра, я встречу.

 - В тот? — уточнил Андрей, кивнув на горку.

 - Да, прямо к центральному входу.

 - Хорошо, в 10 буду, как штык.

 Юля опалила усы грузина жгучим недовольным взглядом.

 

 Хоть и долог июльский денек, но и он когда–то заканчивается. Подходя к санаторию МВД, Андрей попытался отыскать в сотах светящихся окон свой номер. Не нашел — плохо еще ориентировался в этом многоэтажном улье. И то сказать, огромное здание с просторной столовой, вместительным кинозалом, библиотекой, бильярдной, теннисным холлом и прочими удобствами курортной жизни требовало не один день на изучение. Зато шикарный парк, раскинувшийся перед входом в корпус, был совершенно прост и понятен.

 Пышная растительность встретила гостя, как родного — трава смахнула пыль с обуви, деревья остудили горячее тело мягкой прохладцей. Нарядная беседка, прятавшаяся под зонтиком пальмы, подмигнула голубым фонариком, приглашая посидеть, а журчавший рядом фонтанчик брызнул приветливой струйкой, будто сказав - 'стой, не проходи мимо'. Э–эх, здесь бы с девушкой погулять, экзотикой полюбоваться. Только не было пока девушки. Точнее, была, но, кажется, из тех, что носом небо царапали — со столичным апломбом. Заносчивой оказалась барышня, за весь день слова доброго не вымолвила. Считала, наверное, себя неотразимой красавицей и думала, что все должны падать пред ней в обморок. Кто громче других рухнет, тому и достанется сладкий приз. Какое счастье. Всю жизнь мечтал.

 Взбежав на седьмой этаж (лифт — для ленивых), Андрей осторожно вошел в свой номер. Сосед по комнате уже спал. Хороший был парень Сережа Попов — толстощекий кадровик из Томска - но скучноватый, трудный на подъем и потому совершенно непригодный для курортных похождений.

 - Это ты, Андрюха? — открыл глаза томич.

 - Ага, я. Извини, что разбудил.

 - Да нет, я еще толком заснуть не успел. Как погулял–то?

 - Хорошо погулял. Чуть не утонул.

 Сергей, кряхтя, повернулся на бок.

 - Ты, с этим делом будь поосторожней, — он выразительно щелкнул себя пальцами по горлу, — особенно у воды.

 - Да знаю, — отмахнулся Полынцев. — Это мы с ребятами уже после происшествия выпили. Так сказать, за спасение. Послушай, Серега, я вчера с дороги уставший был, не разобрал — ты ночью храпишь, нет?

 - Раньше было, а сейчас, нет. Одна бабка посоветовала перед сном несколько горошин съедать - помогает.

 - Тоже неплохо, — рассудил Полынцев. — Только балкон на ночь не закрывай.

 

 

 

 Глава 2

 

 

 Утром Юля проснулась в отвратительном настроении — жутко болела голова. Наверное, вчера пересидела на солнце или перепила вина, или то и другое вместе. Во лбу стучало, в затылке ныло, между ними шумело, как на стадионе. Поблуждав взглядом по голубым в цветочек стенам, широким окнам, паркетному полу, она села на кровати и протянула руку к тумбочке… Кружки с холодным лимонным чаем, приготовленной с вечера, на месте не оказалось. Странно, вроде бы, ставила. Соседки по комнате Вики, скромной бухгалтерши из Тольятти, в номере тоже не было. Наверное, убежала на пляж, она всегда загорала до полуденного солнца и, между прочим, правильно делала, только жаль, что поднести стакан водички было абсолютно некому. Страдальчески, и где–то болезненно, вздохнув, Юля впихнула ножки в синие (под цвет глаз), шлепанцы и медленно заковыляла в душ…

 Кружка, совершенно пустая и даже чистая (что бывало с ней крайне редко), стояла на умывальнике. Удивительно, вроде бы, не приносила. Кажется, начинаются провалы в памяти - первые признаки алкоголизма, надо срочно завязывать с местным винцом, так и до нарколога недалеко. Скорей под душ…

 Через какое–то время холодная вода принесла облегчение телу, но не голове — там, по- прежнему, шумел прибой, гудели пароходы. Требовался контраст.

 Как только горячие струи, огладив густые, модно стриженые волосы, скользнули по загорелой коже, в номер громко постучали.

 - Кто там? — крикнула Юля и поморщилась от собственного голоса — мозг, будто проткнули толстым гвоздем.

 - Я, Елисей! — донесся из коридора приятный баритон.

 Это был сосед по этажу. Когда он, вот также громко, представился во время первого визита (приходил знакомиться), она испытала микрооргазм от сказочной романтики имени. После того, как разбавил отчеством — Федулович, удовольствие схлынуло, будто и не было. А когда заполировал фамилией — Могила, у Юли случился спазм средних полушарий тела и, если бы не плотный бюстгальтер, обвисли б они до самого пупка (ну, или чуть выше). Такое вот первое впечатление произвел на нее этот видный, с кудрявой шевелюрой, мужчина сорока неполных лет. Зачем нужно было называть фамилию и отчество — непонятно. Может, считал их красивыми? А может, для солидности — он работал каким–то чиновником в какой–то администрации. Вообще–то, везло Юле на возрастные знакомства. Нет, клеились, конечно, и молодые, но попадались все больше наглецы да неучи с интеллектом кирпича, а хотелось чего- нибудь возвышенного.

 - Подождите, я сейчас оденусь, — негромко сказала она, распахнув дверь душевой (чтоб лучше было слышно в коридоре). И, надо признаться, удачно.

 В тот же момент в замке повернулся ключ, и в номер вошла разрумяненная Виктория. Елисей Федулович — следом.

 И что, очень даже мило получилось: обнаженная Юля на всеобщем обозрении. Пожалте вам - бесплатный утренний стриптиз. Ну, не мымра, эта Вика?! Приперлась в самый неподходящий момент!

 Могила плотоядно сглотнул тягучую слюну. От вида эротической женской фигурки у него затвердел даже язык.

 - Что вы хотели, Елисей Федулович? — захлопнув дверь, спросила Юля и, с удивлением, обнаружила, что после эмоциональной встряски (а она, разумеется, была — не каждый день перед мужчиной обнаженкой сверкала) прошла головная боль, что называется — нет худа без добра.

 - Яща буща муща — прошепелявил сосед негнущимся языком.

 - Понятно, — тихонько пробурчала Юля. — Вчера одного перекосило, сегодня другого переклинило. Тоже слабеньким оказался. И это при такой–то фамилии. Она почему–то представила себя в роли его жены: Юля Могила — умереть, не встать. Звонишь кому–нибудь по телефону и говоришь: 'Здравствуйте, это Могила беспокоит'. А на том конце: 'Считаете, мне уже пора?'.

 Тем временем, Виктория (к слову сказать, тоже обладавшая неплохой фигурой), отвернувшись к окну, принялась стягивать с себя белые шорты.

 Елисей Федулович, отклячив глянцевую, выбритую станком с двойным лезвием, челюсть, нервически затряс коленом.

 Ой, извините, — спохватилась бухгалтерша. — Я по привычке стала переодеваться, забыла, что мы с подружкой не одни, — она быстро вздернула шорты на место.

 Но Могиле хватило и того, что видел. Он затряс вторым коленом и начал пританцовывать, как заправский чечеточник.

 В таком состоянии и застала его Юля, вышедшая из душа в коротеньком махровом халате.

 - Что, Елисей Федулович, — спросила она, пытаясь скрыть собственную неловкость, — никак отойти не можете?

 - Ущя, ющя, — пропыхтел Могила.

 - Это мы уже поняли, а зачем пришли–то?

 - Уже вще на эскущию щобалищь

 - Ох ты, господи! — всплеснула руками Виктория. — Сегодня же экскурсия! Ты почему не напомнила, подруга?

 - Когда? Я же только что проснулась. Ну–ка, представители другого пола, быстренько освободили помещение, нам переодеваться надо.

 Елисей Федулович пожав плечами (его–то чего стесняться — все уж видел), пошленько подергиваясь, вышел из номера.

 Полынцев уже полчаса утаптывал асфальт перед центральным входом в пансионат. Высотное белое здание улыбчиво сияло широкими окнами, серебристыми балконами, огромными стеклянными дверьми, за которыми виднелось просторное фойе с мозаикой на стенах. Парк, окружавший пансионат, был хоть и жиже МВДэшного, но, зато, ярче, элегантней — с пушистыми цветочными клумбами, стриженными под мячик кустами.

 - Э, генацвале, ты уже здесь!? — радостно воскликнул Вахтанг, выходя из пансионата в сопровождении высокого кудрявого мужчины весьма представительной наружности. — Знакомься — это наш сосед Евсей.

 - Елисей Федулович, — строго уточнил спутник.

 - Очень приятно, Андрей.

 Курчавый ехидно улыбнулся.

 - Так это вы, тот герой–спасатель? Мне Вахтанг подробно о вашем подвиге рассказывал. Отчаянная у вас голова.

 Полынцев спрятал глаза. Можно было представить, что там насочинял грузин. А, впрочем, не все ли равно. Вот если не выйдет Юля, будет действительно плохо. Тогда экскурсия превратится в скучнейшее мероприятие. Словно решив успокоить влюбленное сердце, на крыльцо высыпала вся вчерашняя компания, плюс миловидная незнакомка.

 - Привет, Лейтенант Николаевич, — весело поздоровался Аркадий Эдуардович. — Мы тут немного задержались, но, кажется, не опоздали. Схожу–ка я разведаю обстановку. А ты пока за нашей соседкой присмотри, а то уведут в два счета и охнуть не успеем.

 Высокая русоволосая красавица лет 24–26, с длинными ресницами и крутыми бедрами, скромно протянула руку.

 - Вика.

 Полынцев, засмущавшись, аккуратно пожал ее мягкую ладонь.

 - Очень приятно, Андрей.

 - Это вы, тот герой–спасатель? — улыбнулась девушка, выказав два ряда ровных, безупречно белых зубов. — Нам Вахтанг про ваш подвиг весь вечер рассказывал — вы молодец.

 Темпераментным мужчиной оказался грузин, в смысле, разговорчивым. Со всеми успел чужим позором поделиться. Но, сейчас, не о нем — Юля в легком голубом платьице гордо проплыла мимо, не сказав ни слова. Могла бы хоть для приличия поздороваться — питерская цаца. Эстонка, напротив, повела себя весьма доброжелательно: улыбнулась во весь рот и даже пальчиками помахала. Лучше б подружку вежливости поучила.

 Тем временем, к дверям пансионата по–южному лихо подрулил вишневый японский микроавтобус с надписью на борту 'экскурсионный'. Из кабины выскочила плотная, стриженная под мальчика женщина лет 45–50.

 - Меня зовут Аделаида! — возвестила она сиплым голосом, заложив руки за спину. — Я вам покажу красивую усадьбу в роскошном месте, но, при условии, что вы будете дисциплинированной группой, а не цыганским табором. Итак, прослушайте краткий инструктаж, — она принялась загибать толстые, без признаков маникюра, пальцы. — Во–первых - мои распоряжения выполнять беспрекословно. Во–вторых — действия администрации не обсуждать. В–третьих — держаться вместе, желательно попарно. И этого, пока достаточно. Теперь закрепим теорию на практике. Слушай первую команду - 'По машинам!'. Предупреждаю: любое отклонение от маршрута считаю побегом и стреляю навскидку. Шутка, мать ее. Кстати, закурить ни у кого не найдется?

 - А когда билеты покупать? — протягивая сигареты, спросил Полынцев.

 - С билетами по дороге разберемся, — забрав пачку, ухмыльнулась дама. — Куда вы денетесь из закрытой камеры. Опять шутка, мать ее. По машинам, я сказала!

 Судя по всему, женщина когда–то работала надзирателем на зоне, что добавляло поездке шарма. Андрей хотел занять место рядом с Юлей, но где там. Курчавый прилип к ней, как сопля к рукаву и, само собой, оказался проворней. Пришлось составить компанию Аркадию Эдуардовичу. Хотя бы, не скучно.

 Микроавтобус, сыто урча дизелем, вырулил на центральный проспект и взял курс за город.

 Признаться, называть городом этот райский уголок, где каштаны обнимались с магнолиями, кипарисы целовались с пальмами, а фруктовые растения перебрасывались друг с другом большими и малыми плодами, как–то язык не поворачивался. Деревьев здесь было такое множество, что кроны, словно крыши, нависали над целыми кварталами, и, во время дождя, можно было смело гулять по улицам, не раскрывая зонтиков. А сверху, с самолета, этот чудо–сад напоминал густую зеленую макушку, в сравнении с которой любой другой город выглядел голым, как копыто.

 Едва вырвались из зеленого моря, как тут же окунулись в синее, вернее, в Черное, невообразимо широкое и, оттого, пугающее. Завораживала не красота водной глади (вода, как вода, хоть и с бирюзовыми разливами), а ее бесконечность. Если вы с детства привыкли видеть края в любом водоеме, будь то лужа, речка или озеро, то здесь их не было вовсе — сплошное безбрежное пространство. Вода и небо. Небо и вода.

 Дорога тянулась вдоль моря с одной стороны и высоких щербатых гор, с другой. Полынцев впервые видел и море, и горы, а потому крутил головой, как танк, башней, во все стороны. Хорошо, что быстро добрались до места, иначе свернулась бы шея.

 На берегу прозрачной, уходящей в ущелье, речушки и раскинулась уютная усадьба, где предстояло провести экзотический уикенд. Несколько деревянных, утопающих в зелени домиков, просторная веранда, кухня под навесом, шашлычная — вот и вся рукотворная красота, остальное — природа, роскошная мать–природа. Вдали — мохнатые сизые горы. Чуть ближе - гладкие, как бильярдный шар, скалы. Внизу — искрящаяся радужными брызгами речка. Вверху - лазоревое небо. А вокруг: трава, цветы, деревья, поющие птички, стрекочущие цикады. В общем - Рай.

 - Так, строиться на прогулку! — заложив руки за спину, хрипло гаркнула Аделаида. — В смысле, на экскурсию, конечно, — быстро поправилась она.

 - Вот, так нами будут командовать, когда нас посадят, — тихо заметил Аркадий Эдуардович. — А у тебя какой рост, Лейтенант Николаевич? — спросил он, окинув взглядом Полынцева.

 - Рост — 180. Вес — 75. Размер обмундирования — 48, — по–военному отчеканил Андрей.

 - А у меня — 180,5, — ревниво предупредил толстяк. — Значит, ты после меня в строю должен стоять.

 Полынцев скромно промолчал.

 С фотоаппаратом через плечо к ним подошла улыбчивая эстонка.

 - А у меня рост — 178. За кем занимать?

 Аркадий Эдуардович, даже вытянувшись тетивой, дышал ей в подбородок.

 С туфельками в руках прибежала босая Виктория.

 - Мой рост 176. Кто тут последний?

 Она тоже была выше толстяка.

 Ниже оказалась только Юля, но женщин в замыкании ставить не полагалось. Так сказала надзирательница, то есть, экскурсовод, конечно, поэтому Аркадий Эдуардович все же очутился в конце строя.

 - Сзади еще лучше — все вещи будут моими, — не унывая, хихикнул он. — Вот когда вы, Яночка, свой фотоаппарат уроните, я его подберу и взамен огромный выкуп потребую.

 - Не уроню, не беспокойтесь, — бережно погладила длиннофокусный объектив эстонка. Он ко мне намертво приклеен.

 Аделаида придирчиво оглядела ранжированный строй и, видимо, оставшись довольной, заправски щелкнула пальцами.

 - Внимание! Показываю маршрут предстоящей экскурсии, — она принялась жестикулировать руками, словно стюардесса, объясняющая пассажирам, в какие двери нужно вылетать, когда лайнер взорвется. — Вот, по этой вот дорожке идете прямо, вон туда, до валунов. Там поворачиваете налево и поднимаетесь вон на ту горку. Осторожно, трава скользкая, сырая. За горкой начинается скалистое ущелье, оно небольшое, мелкое, так что если свалитесь в реку — не страшно. По–над ущельем идете до круглой скалы и возвращаетесь обратно. Все ясно?

 - Так точно! — браво козырнул Елисей Федулович (чем немало удивил Полынцева - молодцевато получилось). — А глубока ли речка?

 - Воды в ней по пояс, так что, не утонете.

 - Я слышал, и в тазике можно захлебнуться, — блеснул эрудицией курчавый.

 - Бывало, некоторые собственными соплями захлебывались, — цвиркнула сквозь зубы Аделаида. — Когда по носу лопатой получали.

 Могила покашлял в кулачок. Не смешно. Вахтанг, стоявший рядом с ним, обеспокоено уточнил.

 - А вы что, уважаемая, с нами в гору не пойдете?

 - Что я, дура? — ухмыльнулась надзирательница, доставая из сумочки сигареты. — Я вас здесь буду вылавливать, прямо из речки. Шутка, мать ее. Приготовиться к движению!

 - Закурить не найдется? — наивно поинтересовался Андрей.

 - Свои надо иметь, молодой человек, — пыхнула дама паровозной трубой и дала отмашку на старт. — Вперед, голуби мои!

 Отряд дружным шагом тронулся в путь. Маршрут был ясен, цели понятны, задачи определены - главное в речку не свалиться, а на земле бояться нечего.

 По равнине прошли без происшествий, собирая цветы, распугивая ящериц, восхищаясь огромными, как банты первоклассниц, бабочками. Замыкающий даже попытался затянуть маршевую песню 'Не зря начищена труба походная', но, перепутав слова (а заодно и мелодию), оставил эту затею.

 Потери начались при подъеме в гору, не очень крутую, но и не слишком пологую. Трава, действительно, оказалась сырой и скользкой, как и предупреждала не дура экскурсовод. Полынцев сначала буксовал на каждой кочке, но, потом, перенял технику движений у эстонки - она поднималась 'елочкой', упираясь в землю ребрами кроссовок — и все пошло просто замечательно.

 А вот у направляющего — не все…

 С протяжным воплем - 'А–аях!' - Елисей Федулович, высоко вскинув ноги, смачно шлепнулся наземь. Но тем не успокоился и лихо покатился вниз.

 Грузин с криком 'Вах!', шустро отскочил в сторону, пропуская тело дальше.

 Полынцев молча перепрыгнул через него — конкурент, зачем мешать.

 Яна, Вика, Юля, дружно ойкнув, синхронно отошли с дороги.

 И лишь зазевавшийся Аркадий Эдуардович с удивленным возгласом 'У–е!?', принял курчавый груз на себя. И, более того, составил ему попутную компанию…

 Подпрыгивая на больших кочках и вдавливая мелкие, как катком, матерящийся колобок уверенно набирал скорость…

 - Мать… ать… ять…

 …И набрал бы ее максимально, если б не встретившиеся на пути кусты, которые он, конечно же, протаранил, но, от этого потерял ход и, грязно выругавшись, наконец, распался.

 - Живые? — с тревогой в голосе крикнула сверху Яна.

 - Типа того, — поднимаясь с Аркадия Эдуардовича, хмуро пробурчал Елисей Федулович. — Хорошенькая у нас компания собралась, все, как по команде, расступились, будто специально тренировались.

 - Я не расступился, — не без гордости заметил толстяк. — Поймал. Но, лучше б, конечно, — фотоаппарат.

 - Идти сможете? — спросила Вика.

 - Сможем, только в другую сторону, — отмахнулся Могила, растирая ушибы. — Мы вас за столом будем ждать, альпинисты, мать вашу, скалолазы.

 Вахтанг окинул взглядом поредевший отряд.

 - Дальше пойдем?

 - На фиг нужно! — возмутилась Юля. — Давайте возвращаться. Все уже посмотрели, вон скалы, вон ущелье, ничего интересного, пошли вниз.

 Путешественники молча повернули обратно. Ну, действительно, вон скалы, вон горы — ничего особенного, а вот столик с вином — это настоящая экзотика.

 

 В пансионат вернулись поздним вечером, усталые, но довольные. Яна пригласила всех к себе, заполировать событие коньячком. Разумеется, никто не отказался.

 Двухместные апартаменты эстонки, которые она занимала одна (могла себе позволить), немногим отличались от комнаты, где проживал Полынцев. Такие же кровати с пружинными матрасами, тумбочки, шкафы, стол, телевизор, холодильник. Правда, мебель здесь была поизящней, матрасы помягче, а бытовая техника посовременней. Ну, так что? В номере Андрея, например, вообще никакой техники не было, кроме мусорного бачка с педалькой, и ничего, хорошо отдыхалось.

 Яна быстро выложила на стол все, что имелось в холодильнике: нарезала копченой колбасы, настрогала лимонов, распечатала коробку шоколадных конфет. Потом достала бутылочку армянского, в четыре звездочки, коньяка и, расставив бокалы по количеству гостей, села на кровать между грузином и толстяком.

 - Наливайте!

 Налили… выпили… закусили: кто — колбасой, кто — лимоном, кто — конфетой.

 - Да–а… не получилось у меня, Яночка, сегодня ваш фотоаппаратик поймать, — кривясь от лимона, с сожалением, произнес Аркадий Эдуардович. — Сам едва уцелел. А думал, признаться, сорву за него награду. Кстати, зачем вам такая серьезная машинка? Что–то не слишком часто вы ей пользуетесь. Как ни посмотрю — все на шее болтается. Бережете?

 - Берегу, — кокетливо улыбнулась эстонка. — Не хочу зря пленку переводить.

 - С таким объективом можно хоть орлов в облаках снимать. Какая у него дальность?

 - Большая. Ну, что вы к нему привязались, поговорить больше не о чем?

 - А что, разве плохая тема? Где он у вас? Дайте–ка взглянуть, я кое–что в этих вещах смыслю.

 - Не дам, — Яна ласково погладила ногу толстяка. — Он чужих рук не любит.

 От Вахтанга не ускользнуло это интимное движение, и он начал медленно закипать, гневно вращая глазами.

 - А я хочу посмотреть объектив, — упрямо настаивал Аркадий Эдуардович. — Вот вы, прибалты, все такие вредные. Вам только дай над русским человеком покуражиться. Что, жалко стало железки?

 - Ой, секундочку, — спохватилась эстонка, поднимаясь из–за стола. — Я там кое–что забыла взять, сейчас вернусь, договорим.

 Она быстро выскочила из номера, а Елисей Федулович погрозил толстяку пальцем — не заводи, мол, старую пластинку, не отравляй людям отдых. Вахтанг разлил коньяк по бокалам и предложил завтра съездить на экскурсию в медовое хозяйство. Это всем понравилось - предложение приняли. Полынцев, решив, что сегодня фортуна уже не повернется к нему передом, встал из–за стола и, поблагодарив компанию за приятный отдых, отправился восвояси. Спустившись в фойе, он заметил на вахте болтающую по телефону эстонку, но не стал ее беспокоить, молча проскользнул мимо….

 Юля после ухода Полынцева почувствовала некоторое облегчение. Как–то напрягал ее этот субъект. Она не могла объяснить, как именно, вроде бы, и не докучал ухаживаниями (разве что искоса поглядывал), и не путался под ногами, но, все равно, напрягал. Без него было гораздо свободней.

 Яна вернулась довольная.

 - Ну что, девчонки, не удержали молодого кавалера, сбежал?

 - А мы, что, старые? — возмущенно буркнул Елисей Федулович.

 - Да, — икнул Аркадий Эдуардович. — Мы еще ого–го чего можем. У нас еще фотоаппараты чик- чирик, как чикают, не то, что ваш длиннофокусный.

 - Ох, и достали же вы меня с этим аппаратом, — покачала головой эстонка. — Ну, хорошо, я отдам вам его на растерзание, но только в обмен на бутылочку текилы. Коньяк все равно уже кончился.

 - Договорились, — кивнул толстяк. — Сейчас сбегаю на набережную, куплю. Только за это потребую один горячий поцелуйчик.

 - А холодный не устроит? — лукаво прищурилась Яна.

 - Нет! — уже в дверях выкрикнул Аркадий Эдуардович. — Только горячий, как кипяток!

 Грузин обжег злобным взглядом круглую спину соперника.

 - Я быстрее бы сходил, он даже не знает, в каких ресторанах этот текила есть.

 - Там их полно — не в одном, так в другом найдет, — махнула рукой эстонка.

 - Посмотришь, три часа искать будет. Пойду, пока туфли перенадену, а то ноги, слушай, от жары плачут.

 - Я тоже отлучусь на минутку, — присоединился к нему Елисей Федулович, — рубаху поменяю.

 Юля зевнула. Когда ушел Полынцев, компания постарела, а когда разбежались остальные - поскучнела. Все–таки, чисто женское общество сиротливо. Оно где–то сродни безалкогольному вину: вроде бы, и вкус, и запах — все на месте, но не хмелеешь, только киснешь и грустишь. Вот и сейчас, даже поясница от тоски заныла.

 - Вика, что за упражнения ты делала для спины?

 - Их много, тебя какие интересуют?

 - Расслабляющие.

 - Ну, тогда лучше повисеть на перекладине, или прогнуться, вот так, — она вышла на середину комнаты, наклонилась вперед, сцепив руки в замок, подвела их под ягодицы, потом, чуть присев, выгнула дугой позвоночник, потянулась. — Будто на мяч ложишься. Ясно?

 Юля тяжело поднялась со стула и, отодвинув его в сторону, попробовала повторить движения подруги. Это была нелегкая задача…

 - Руки просунь ближе к коленям и прогнись, — тренерским тоном подсказала Вика. — Ноги помаленьку выпрямляй… Еще… Еще… Ну, и деревянная ты, девушка, хоть и молодая.

 - Это ты где такое упражнение высмотрела? — спросила Яна, вставая с кровати, и, пытаясь наклониться. — Мы на тренировках что–то похожее делали.

 - Спортивную молодость вспомнила, — не без гордости сказала бухгалтерша. — Я, ведь, когда–то волейболом занималась.

 Эстонка хотела что–то ей ответить, но тут раздался звонок внутреннего телефона.

 - Але, — подняла она трубку. — Что?.. Нет, здесь его нет. Как?!

 Увидев, что глаза подруги медленно расширяются, Вика торопливо спросила.

 - Ну, что там? Не тяни.

 - В парке избитого мужчину нашли, — опустила руки Яна. — По описанию — Аркадий. Пошли скорей, не прощу себе, если это он…

 Они бросились вниз…

 На вахте уже собралась небольшая группа отдыхающих.

 - Я возвращаюсь по аллее, — рассказывал худой, длинноволосый парень, — вдруг, вижу: под деревом мужик лежит, присмотрелся, а у него голова пробита и, кажется, не дышит совсем. Я трогать ничего не стал, сразу бросился сюда. Скорую надо вызвать и милицию. Он, вроде бы, из наших, пансионатских, лицо знакомое. Толстенький такой, веселый.

 - Вызвала уже, — кивнула крючконосая дежурная, глядя на эстонку. — Это, скорей всего, Аркаша из 425–го, он недавно на улицу выходил.

 - Где он — показывайте, — сухо бросила Яна.

 Парень повел компанию на место.

 Ночной парк, хоть и был освещен фонарями, но выглядел довольно жутко: листва по–змеиному шипела, ветви зловеще выгибались, трава дрожала так, будто бы под землей кто–то раскапывался и собирался вот–вот выскочить наружу. За каждой пальмой чудился маньяк, за каждой магнолией — оборотень.

 Пройдя по аллее метров 50 — 60, парень остановился у высокого кипариса.

 - Вот, — указал он под дерево.

 Юля схватила за руку Викторию. Та вздрогнула. Когда посмотрели вниз — обе съежились.

 Аркадий лежал на спине, раскинув руки, поджав под себя левую ногу. Окровавленная голова его была неестественно свернута набок и буквально касалась носом земли. Лицо, еще полчаса назад толстое и веселое, теперь выглядело осунувшимся, посеревшим. Губы искривились в страдальческой усмешке, подбородок провис, а от кровавого пятна, что темнело на виске, багровая дорожка тянулась прямо в глаз — о, Боже, — открытый! Юля сжалась в комок.

 - Ну, где там скорая, может он еще жив!?

 Ей почему–то захотелось, чтоб рядом оказалась не Яна, не Вика, а Полынцев, милицейский лейтенант, который наверняка знал, что нужно делать в подобных случаях.

 

 Тем временем, Андрей, приняв душ, безмятежно (в одних трусах) покуривал на балконе своего номера. Щенячий восторг, бурливший в душе от вида местных красот, слезно просился наружу, но выплеснуть его было решительно не на кого, хоть луну в собеседницы приглашай. Кстати, симпатичную дорожку она через море перебросила, длинную, волнистую, искрящуюся, и кроны пальм замечательно высветила — этакими желтовато–зелеными кисточками. Надо признать, что ночи здесь не только красивы, но и удивительно спокойны. Можно хоть да утра гулять по улицам, не заботясь о собственной безопасности. То ли диковинные растения оказывали на людей благотворное влияние, то ли жулье боялось гостей распугать, но атмосфера всюду царила исключительно дружелюбная. Не в пример родному городу с редкими прыщиками кустиков на окраинах. Там вечером собаку во двор страшно выпустить — прохожие загрызут.

 

 

 

 Глава 3

 

 

 В пансионат Андрей зашел ровно в полдень и сразу поднялся в 425 номер, где проживали Вахтанг с Аркадием Эдуардовичем. Постучав в двери, и не дождавшись ответа, он застыл в раздумье. Наверное, друзья засиделись вчера допоздна, спят еще. Интересно, Юля с ними была или ушла пораньше? Стоп, это уже не имеет значения. С сегодняшнего дня тактика меняется - никаких воздыханий, никаких взглядов, никакого внимания — ноль, пустое место. Хватит, побегал. В конце концов, он тоже не последняя пуговка на кальсонах, вот именно, так что навязываться никто не собирается.

 - Андрюша, мы все здесь, — послышался сзади тихий женский голос.

 Полынцев обернулся. Эстонка, выглянув из своего номера, призывно махала ему рукой.

 Было бы предложено.

 Войдя в комнату, Андрей увидел невеселую картину. На кровати, шашлыком на шампуре, теснилась вся вчерашняя компания. А за столом напротив сидел молодой лысоватый мужчина и поедал ее хмурым взглядом. Это пахло неприятностями. Плешивый, судя по возбужденному, как уголовное дело, лицу, был сотрудником милиции. Отсюда вывод — совершено преступление. На месте нет Аркадия, значит — что–то связанное с ним. Осталось выяснить — что именно.

 - Я так понимаю, еще один герой вчерашней пьянки заявился, — бесцеремонным тоном сказал плешивый, заметив в дверях растерянного Полынцева.

 Андрей не любил, когда незнакомые люди, тем более сотрудники милиции, начинали разговор в столь бестактной манере. Изжогу вызывала сама форма общения: пренебрежительная, надменная с начальственными нотками. Ладно б, он так с крутыми бандитами разговаривал, ведь нет же — с ними, наоборот, через 'будьте любезны'. А вот с безобидными, попавшими в трудное положение людьми — запросто. Вон, пожалуйста, Вика с Юлей сидят, перепуганными глазенками хлопают, того и гляди, сейчас расплачутся. Нагнал, наверное, жути — рад, ухмыляется. Ну, что ж, как говаривал старшина в армии: 'Каждый сапог должен знать свое место в строю'. Придется расставить все по уставу.

 - Являются только привидения и чертики в горячке, а люди приходят, — сказал Полынцев, засунув руки в карманы.

 - Остряк, что ли? — вскинул брови мужчина. — Я б на твоем месте так не веселился.

 - Тыкать будешь пальцем в ж… — Андрей осекся, дернув взглядом на женщин, — в небо. А со мной — на 'вы', и через 'пожалуйста'.

 - Ты с кем так разговариваешь? — покраснел от возмущения плешивый. — Ну–ка, быстро сел и замолк!

 - Ну–ка, быстро встал и представился, пока я тебя не выкинул отсюда, как хамло трамвайное.

 Глаза Юли засветились благодарностью к Андрею. Ведь правда, и без того все было плохо: страшное убийство, жуткое лицо Аркадия, бессонная ночь — пока приехала милиция, пока осмотрела место происшествия, записала показания — спать легли только под утро. А тут пришел еще этот, поднял всех с постели и начал допрашивать по–второму кругу. Что особенно неприятно — обращался фамильярно, какие–то пошленькие намеки отпускал по–поводу интимных связей Аркадия Эдуардовича. Грозился тюрьмой, большими сроками. В общем, вел себя так, будто перед ним сидели настоящие преступники.

 - Андрюша, — негромко сказала Яна, указав взглядом на мужчину. — Это оперуполномоченный из местного райотдела.

 - А у него что, на лбу кокарда нарисована? — огрызнулся Полынцев и сделал шаг вперед, намереваясь выкинуть гостя из комнаты. На самом же деле прекрасно понимая, что до этого не дойдет. Такие субчики ходили гоголем только перед тихонями, а когда встречали на пути гвоздь - сдувались как покрышки. Так, собственно, и вышло.

 Плешивый выдернул из кармана удостоверение и, закрывшись им, словно крестом от нечистой силы, хрипло выкрикнул.

 - Вот, смотри!

 - Теперь вижу, — спокойно сказал Андрей, разглядывая фотографию. — Старший лейтенант Побрякушкин.

 - Погремушкин.

 - Тоже неплохо, — кивнул Полынцев и показал свои документы.

 - Участковый уполномоченный, лейтенант милиции, — вслух прочитал оперативник. — А ведешь себя, будто генерал какой.

 - Разница между мной и тобой, Побрякушкин, — нравоучительным тоном произнес Андрей…

 - Погремушкин, — настойчиво поправил сыщик.

 - Тем более. В том, что я не отличаю генералов от простых работяг — со всеми разговариваю вежливо. А ты нет.

 - Лекции мне еще почитай, — достал из кармана платочек плешивый. — Иди лучше, объяснение пиши. Приятеля вашего ночью убили.

 - Аркадия?!

 Андрей сел на край стола, прямо перед носом у растерянного коллеги. Это выглядело, по меньшей мере, вызывающе. Ничего, пусть похлебает кашу, которую для других заваривал.

 - Глухарь?

 - Висяк, — недовольно кивнул Погремушкин, вытаскивая из–под ноги нахала смятые протоколы.

 - Хулиганка?

 - Гоп–стоп.

 - Со смертельным?

 - Да. Камнем в висок.

 - Гопота?

 - Не похоже, — плешивый, кашлянув, обратился к притихшей компании. — В общем, мы с вами обо всем договорились, если понадобитесь — вызову. Пока можете быть свободны.

 Юля с удовольствием послушала бы их беседу и дальше, ей так понравилось и про 'Побрякушкина', и про 'хамло трамвайное', и про непонятные 'гопы' со 'стопами'. Но велено было уходить. Спорить ведь не станешь…

 - Так ты говоришь, не похоже, чтоб шпана навалилась? — напомнил вопрос Полынцев, когда невеселая компания удалилась из номера.

 - Угу, — кивнул Погремушкин. — У него шея оказалась свернутой.

 - Фью–уть, — присвистнул Андрей. — Странно.

 - Вот и я говорю — зачем камнем бить, если голову уже скрутили? И еще — вроде бы ограбили, как положено: карманы вывернули, лопатник забрали — все нормально. А золотые котлы и гайку не тронули. Вот и думай после этого, кто там был.

 Полынцев заметил, что плешивый с удовольствием пользуется блатной 'феней'. Наверное, думает, что этим свой профессионализм показывает, а на самом деле — плинтусный уровень: дрессируя собак, сам залаял. Чтоб по фене ботать, не надо институты заканчивать, ею каждый (извините) баклан владеет. А ты попробуй литературным языком разговаривать, да так, чтоб люди рот от удивления раскрывали — вот это будет уровень. Андрей к нему стремился, правда, пока не очень получалось. Так он и институт еще не закончил — только на третий курс заочного отделения перешел. Как там учил профессор Марцев на лекциях по праву: 'Убирая дерьмо, чаще мойте руки, иначе въестся в кожу'. Вот именно.

 - Не успели снять — вот и вся разгадка, — рассудил Полынцев, отряхивая невидимую грязь с ладоней.

 - А, между прочим, с какой стати я тебе все это рассказываю? — неожиданно спохватился плешивый. — Может, ты и есть самый главный душегуб. Ведь ушел же из номера к тому времени?

 - Ушел, ушел, — задумчиво подтвердил Андрей. — Слушай, а территорию отработали, никто случайно приметы не срисовал?

 - Как обычно, нет…

 

 Юля плюхнулась в свою кровать и устало выдохнула. Как же хорошо, вот так растянуться на матрасе после нескольких часов сидячей пытки. Нет, казалось бы, нужно горевать по умершему Аркадию, а она радуется, что вырвалась из рук милиции. Да, здорово у них получается одни стрессы другими перебивать — не захочешь связываться.

 - Вика, ты не спишь?

 - Нет, — сонно откликнулась подруга.

 - А чего он от нас хотел? Думал, мы Аркадия убили, что ли?

 - Угу.

 - Он что, дурак?

 - …

 - Вика?

 - Угу.

 Кажется, бедняжка уже во сне бормочет. Умаялась. Вообще–то она молодец, хорошо держалась и ночью, в парке, и утром, на допросе. А вот Яна как–то скисла, да и мужчины оказались не на высоте. Елисей вообще трясся, как неврастеник, наверное, боялся, что на работу сообщат. Будто взрослый человек не имеет право выпить на курорте. А может, не зря боялся? Ведь не было же его в номере, когда убийство произошло. Хотя, что ему плохого сделал Аркадий? Ерунда. Наслушалась этого Побрякушкина–Погремушкина, теперь все вокруг подозрительными кажутся. Надо будет подробно расспросить Полынцева о том, что ему этот плешивый рассказал. Вдруг и правда, убийца среди своих затесался? Например — Вахтанг, его ведь тоже в номере не было. Мог убить? Конечно, мог. У него–то конкретный зуб на Аркадия имелся, из–за Янки. Нет, пожалуй, так рассуждать бессмысленно, нужно посоветоваться с профессионалом. Где его там черти носят?

 Андрей, попрощавшись с Погремушкиным в коридоре, собрался было вернуться в номер, как вдруг, дверь в соседней комнате распахнулась и на пороге появилась синеглазая красавица. Сердце запрыгало от радости, словно собачка, увидевшая хозяйку. Но грозный хозяин, а Полынцев был именно таким, жестко оборвал веселье - 'Сидеть, не вякать, а то в кофе утоплю'. Сердце сжалась. Знало — может.

 - Зайди на минутку, — поманила пальчиком Юля.

 - Кто, я? — опешил Андрей.

 - Нет, твои ноги.

 Ноги зашли.

 Красавица прикрыла дверь и заговорщицки зашептала.

 - Ну, что там Побрякушкин сказал? Это не простое убийство, да? Не простое?

 - А почему шепотом? — обалдел Полынцев от неожиданного натиска. Еще вчера он даже не мечтал, а сегодня… Если б у сердца был хвост, сейчас, виляя им, оно пересчитало бы все ребра.

 - Там Вика спит, — пояснила Юля. — Давай здесь пошушукаемся. Или ты против?

 Против ли он? Что за дурацкий вопрос?! Он, можно сказать, только и думал о том, чтобы с ней пошушукаться. Он с именем этим ложился и с именем этим вставал, готов был целовать песок, по которому она ходила, служить был рад, прислуживаться тоже (нет, это из другой песни). Что там еще из крылатых выражений осталось… в общем, на все был готов. Против ли он. Смешно слышать!

 - Конечно, против, — сдерживая учащенное дыхание, прошептал Андрей. А сердце предупредил - 'Если будешь вместо меня бубнить — залью валерьянкой. Не смыслишь в тактике — помалкивай'.

 - Хорошенькое дело, — вздернула бровки красавица. — Это почему это?

 И тут Полынцев вернул ей все, что скопилось на душе за три дня безрадостного знакомства.

 - С какой стати, Юля, я должен с вами делиться служебной информацией?

 - Ну, как? — оторопело сказала она. — Вдруг здесь страшная тайна — вместе раскроем. Разве неинтересно?

 - А можно узнать, какая у вас профессия?

 - Можно, — красавица кокетливо отбросила волосы назад. — Корреспондент газеты 'Молодежный фасон'.

 - Видно, что молодежный, — кивнул Андрей, ухмыляясь. — Непосредственность прямо через край плещет.

 - Мне 21, — обиженно сказала Юля. — И, между прочим, любопытство — моя профессиональная черта. Крови до жути боюсь, а всякие там интриги люблю, из них материал хороший получается. Представляешь, вернусь домой, напишу, как в детективную историю попала, как сама в расследовании участвовала, как вместе с настоящим сыщиком преступника ловила — все ахнут!

 - А вот мне скажут: 'Дурак ты, Полынцев, в отпуске нужно было отдыхать'.

 У Андрея на секунду возникла пораженческая мысль: бросить тактику к чертям собачьим и, обняв Юлю, радостно воскликнуть — да согласен, согласен и еще тысячу раз согласен! Но — воля, плюс характер. В девушке просматривалась определенная меркантильность: понадобился — и она готова дружить, а если б нет — то и нет? Профессиональный интерес? Да пусть она им подавится.

 - Юля, раскрою вам свои карты, — с умным видом произнес Полынцев. — И заранее прошу не обижаться. Мне нельзя заниматься этим делом, потому что я в отпуске, другими словами - отстранен от работы.

 - Ну и что? — хмыкнула она. — Сыщик — всегда сыщик, хоть в отпуске, хоть на луне.

 - Во–первых, я по должности не опер, — возразил Андрей. — Вот именно. А, во–вторых: не хотелось бы устанавливать с вами какие–то отношения — вы не в моем вкусе. Я люблю девушек скромных и мягких по характеру. А вы, извините, резкая и непосредственная, как подросток. Захотела — поздоровалась, не захотела — мимо прошла. Мне такие помощницы не нужны. Так что, рекомендую обратиться к Погремушкину, он, думаю, с радостью согласится на сотрудничество.

 - Кто резкая? — зашлепала розовыми губками Юля. — Кто, как подросток?

 - Я и сам человек несложный, — продолжал умно излагать Андрей (он считал, что умно), — и, тем не менее, с девушками на ты перехожу не раньше первого поцелуя. Равно, как и со знакомыми, при встречах обязательно здороваюсь, вне зависимости от того, испытываю к ним симпатию или нет, — чуть заметно кивнув (специально, под гусара), он резко повернулся к двери. - Счастливо отдохнуть, мне еще с Яной побеседовать нужно…

 Юля осталась стоять с открытым ртом. Это она–то непосредственная? Это она–то не в его вкусе? Да он… да она… Слов нет от возмущения. Нет, конечно, работа с молодежной аудиторией накладывает определенный отпечаток, но кто бы делал замечания, сам–то: 'А это, как его, игде эта женщина, которую я спасал? ' — тьфу, деревня! Чуть глаз не выронил, когда на нее в купальнике пялился, а сейчас: 'Вы не в моем вкусе'. Да откуда он у тебя взялся, этот вкус? Ну, и гад! Это она–то резкая?! Вот, сволочь! Нет, надо отомстить, во что бы то ни стало, отомстить.

 

 Андрей, деликатно постучав, зашел в комнату Яны. Унылая компания сидела за столом, поминая Аркадия Эдуардовича. Вид у всех был соответствующий поводу.

 - Присоединяйся, генацвале, — поднял рюмку грузин. — Помянем хорошего человека.

 - Идите ко мне, Андрюша, — похлопала рукой по матрасу эстонка, сидевшая укрытой пледом кровати. — Я за вами поухаживаю. Сегодня вы у нас настоящий герой. Поставили этого Погремушкина на место, а то измывался тут над нами все утро, грозился всех в тюрьму отправить — кошмар какой–то. Лучше бы настоящих бандитов ловил.

 - Неприятный тип, неприятный, — с готовностью подтвердил Елисей Федулович. — Разговаривал так, будто мы в чем–то виноваты. Совершенно в людях не разбирается, и заносчив до безобразия. На душе и так муторно, а он еще со своими допросами пристает: куда, мол, отлучались, почему лицо в ссадинах? Я объясняю, что со скалы, мол, оборвался. А он свое - 'Может, все–таки, подрались?'. Ищет, понимаешь, там, где светло, а в темноте лазать не хочет. Это я к тому, что по улице надо ножками топать, а не в номерах отсиживаться. Ну, давайте помянем Аркадия, Царство ему небесное.

 Подняли рюмки, не чокаясь, выпили. Хороший напиток водка: жесткий, предсказуемый - дернул, захмелел — все просто и понятно. Другое дело — вино: пьешь, пьешь, вроде и не забирает, а потом неожиданно — хлоп, и поплыл.

 Выпили еще. Стали понемногу отходить от стресса.

 - Что там страшного вам этот Погремушкин наговорил? — подав Андрею бутерброд с форелью, поинтересовалась Яна.

 В это время зашли Вика с Юлей. Последняя неприязненно взглянув на эстонку, молча села на свободный стул. Виктория предпочла кровать.

 Полынцев зарумянился от удовольствия. Женщины буквально сжали его мягкими тисками. Слева тощим бедром — Яна, справа округлым — Вика.

 - Да ничего особенного этот Погремушкин не рассказал, все больше спрашивал.

 - О ком? — уточнила эстонка.

 - Обо мне, конечно. Аркадия–то я всего два дня знал — не о чем говорить.

 Вахтанг, услышав имя покойного, посуровел лицом и, взяв в одну руку бутылку с вином, а в другую — с водкой, разлил содержимое первой по фужерам, второй — по рюмкам.

 - Давайте помянем хорошего человека.

 - Мы его тоже всего неделю знали, — проглотив лимон, как мармелад, посетовал Елисей Федулович. — Да мы тут, собственно, все недавно познакомились. И это плохо.

 Эстонке не понравились последние слова.

 - Что плохо? Что познакомились?

 - Нет, что отдых сорвался, плохо.

 Яна, опершись одной рукой о матрас, а второй о колено Андрея, чуть приподнялась над столом и негромко произнесла.

 - Вы знаете, я, конечно, страшно огорчена смертью Аркадия, но, все–таки, считаю, что на отпуске это не должно отражаться. Не хочу показаться кощунственной, но было бы странно из- за несчастья с малознакомым человеком, прости меня, Аркаша, — она на секунду вскинула взгляд к потолку, — лишать себя отдыха. У него есть родственники, пусть они траур и соблюдают. А мы вот, по–человечески посидели, помянули, и достаточно. Жизнь не остановишь, и дополнительный отпуск нам никто не предоставит, так что нужно отдыхать. В общем, завтра, как договаривались, едем на экскурсию в медовое хозяйство, — она чуть сдавила пальчиками бедро Полынцева. — Вы согласны со мной, господин лейтенант?

 Андрею понравились подковерные движения эстонки. Молодец, умеет пользоваться женским обаянием. Вроде бы, и не красавица, а симпатию вызывает откровенную. Вот что значит возраст и опыт. Знает, когда рядом присесть, когда за ногу ущипнуть. Недаром за ней мужики бегают. Такой и подыграть не грех, тем более что рассуждает вполне здраво, хоть и несколько цинично.

 - Вы на меня–то не ориентируйтесь, я ведь милиционер, — сказал он, вздохнув. — Трупов за службу насмотрелся — кожа давно задубилась. И это, конечно, плохо.

 Вахтанг наполнил рюмки.

 - Конечно, плохо, дорогой. Давай помянем…

 Юля желчно взглянула на эстонку. Нет, вы только посмотрите, какая стерва. Можно сказать, сама человека в могилу загнала — из–за ведь нее он побежал за текилой — а теперь еще предлагает не делать из этого трагедию.

 - Юляша, — улыбнулась Яна, словно почувствовав ее недовольство. — А у меня есть для тебя маленький подарок, — она достала из тумбочки театральный бинокль. — Вот, держи, на концерте можешь своих любимчиков практически в упор разглядывать.

 Юля, просияв от радости, взяла в руки приятную вещицу, погладила золотистый ободок, приставила окуляры к глазам, покрутила ребристое колесико — отлично! Нет, все–таки, правильно говорит Янка, что ж теперь, весь отпуск горевать? Посидели, помянули и достаточно.

 

 Полынцев, возвращаясь в санаторий, остановился у знакомого фонтана. Вот и еще один день отпуска пролетел, такой же неудачный, как все предыдущие. Приехал отдохнуть, развлечься, а здесь только успевай от проблем отряхиваться. Решил спасти женщину — сам, чуть не утонул. Встретил красавицу — не пришелся по вкусу. Убийство, опять же, притянул к себе, как мусоросборник какой. Не могло ведь оно в чужой компании случиться. Нет, именно в его. На, мол, Полынцев, гостинец в нагрузку, чтоб служба медом не казалась. Молод ты еще летом по курортам раскатывать. Кабы в январе — так, пожалуйста, а в июле — это уж чистое нахальство. Сглазил кто–то, позавидовал. А путевку, между прочим, за высокие показатели в службе дали. Вот именно.

 Значит, вместо отдыха — преступление. Куда теперь денешься — придется засучивать рукава. История ведь, действительно, темная. Непонятно, зачем понадобилось убивать Аркадия. Оказал дерзкое сопротивление? Глупость. Его только припугни, он сам все отдаст и еще в благодарностях расшаркается. Не из той породы толстяк, чтоб в опасной ситуации зубами клацать. Для этого нужен соответствующий характер, закалка, да и физическая подготовка, о которой тот имел смутное представление (судя по неуклюжим действиям на скалах), должна быть на хорошем уровне.

 Кстати, о подготовке. Когда журналисты спросили знаменитого каратиста (и мировую кинозвезду) Чака Нориса, что бы он сделал, столкнись вдруг с грабителями? Актер признался честно: 'Отдал бы кошелек, — и пояснил. — Я не собираюсь подвергать себя риску из–за каких–то денег, жизнь и здоровье намного дороже'.

 Можно, конечно, предположить, что Аркадий Эдуардович, выпив стопку, решил навести в городе железный порядок. Но для развенчания этой фантазии достаточно было одного удара в челюсть, зачем же камнем в висок? Или тюфяк оказался скрытым рукопашником, и устроил жуликам Варфоломеевскую ночь? Тогда каким образом ему удалось сохранить часы на руке — они первыми слетают в драке. И тут же попутный вопрос — почему их не сняли преступники? Не успели? Кто–то вспугнул? Хорошо, допустим. Но свернутая шея? Это ж ни в какие ворота не лезет. Разве стали бы простые грабители голову скручивать? Приемчик–то, больно специфический. Таким, обычно, профессионалы пользуются. Среди жулья, разумеется, мог затесаться спортсмен–рукопашник. Но опять не клеится — а камень тут при чем? В качестве контрольного выстрела? Странный выбор способов расправы — от квалифицированных, до народных. И потом, здесь же курорт — лютовать не принято. Ворье за подобные фокусы может само предъяву выставить. Не дай Бог, гопники распугают гостей, с чего серьезный криминал кормиться будет? Кто там еще остался? Залетные? Тоже вариант. Но как–то мелко для них получается, если судить по навару. Да и не будут гастролеры на мокрое дело подписываться, они сюда зарабатывать приезжают, а не черепа крошить. Нет, причина кроется в другом. Знать бы только в чем.

 

 

 

 Глава 4

 

 

 Вишневый японский микроавтобус, по обыкновению, лихо подрулил к центральному входу в пансионат. Из кабины выскочила уже знакомая особа в зеленой, как капустный лист, рубахе.

 - Меня зовут Аделаида, — привычно возвестила она командным голосом. — Я вам покажу красивую усадьбу в роскошном месте, но при условии…

 - Что мы будем цыганским табором, а не конвойной группой, — подсказал Полынцев, широко зевнув. Не выспался. Все–таки, обманула бабка соседа Попова. Храпел томич безбожно. Да, к тому же, горох добавлял ситуации пикантности.

 - А, это вы, — улыбнулась собравшейся компании надзирательница. — Тогда сами знаете, если…

 - То будете стрелять навскидку, — закончил фразу Полынцев и демонстративно закурил.

 - Молодец, помнишь, — похвалила Аделаида, протянув руку за сигаретами. — Правда, местами путаешь.

 - Ага. Свои надо иметь, — быстро захлопнулась пачка. — Сегодня моя очередь курить, ваша развлекать. Шутка. Ну, по машинам, что ли?!

 Елисей Федулович, как опытный направляющий, услышав знакомую команду, повел компанию на посадку. Экскурсовод обомлела. Это, что ж, получается — у нее пытаются хлеб отобрать?

 Но на хлеб ее никто не покушался. Просто Андрей иногда общался с людьми зеркально: со скромными — скромно, с нахальными — соответственно. Заскочив в автобус, он прошел в конец салона и развалился на широком кожаном сиденье. Машина взяла с места.

 За окном потянулись зеленые улицы, пестрые клумбы, белые сверкающие мытыми стеклами здания. Аркадия сейчас не хватает. Рассказал бы, как в прошлый раз, и про местный дендрарий, и про фуникулеры, и про цветомузыкальный фонтан. Но нет человека, и дырка в пространстве образовалась. Значит, хороший был мужик, иные пропадают — только атмосфера чище становится.

 - Ты почему со мной вчера таким свинским тоном разговаривал?! — прозвенел в воздухе приятный голосок.

 Андрей еще не понял, откуда прозвучал вопрос, сиденье еще колыхалось оттого, что кто–то плюхнулся рядом, а сердце уже радостно скулило: 'Это Юля, это Юля!'.

 - В каком смысле, свинским? — медленно повернулся он к девушке.

 Ох, лучше б не поворачивался! Нахмуренные птичкой брови. Кукольный носик. Поджатые, словно нарисованные, губки. И огромные глазищи: василькового, слепящего, разящего цвета - невозможно смотреть, обжигают, как сваркой. Нет, в окно, только в окно.

 - Ты чего отворачиваешься? — пихнула его в бок красавица. — Ну–ка, быстро отвечай!

 Полынцев, вспомнив о тактике, демонстративно зевнул и, как бы, между прочим, поинтересовался.

 - А вы, простите, какими духами пользуетесь?

 - Не поняла?

 - Запах какой–то слишком резкий, дышать трудно. Пересядьте, пожалуйста, в другое кресло.

 Если б девушка была не так красива, то Андрей никогда бы не позволил себе столь бестактного замечания. Но она была просто обворожительна, и, судя по нахальному поведению, прекрасно об этом знала. Поэтому, ничего страшного — пусть понервничает, полезно.

 Вахтанг, сидевший сразу перед ними, услышав краем уха разговор о запахе, принял упрек на свой счет и, потихоньку достав из барсетки одеколон (он всегда носил его с собой вместе с бритвой — мало ли где заночуешь на курорте), обильно подушился.

 - Полынцев, а я ведь могу за хамство и оплеуху отвесить, — серьезно обиделась Юля.

 - Даже не сомневаюсь, — не поворачиваясь, ответил Андрей. — Молодежная газета. Детский сад.

 - Ах ты, гад! — смазала она его ладошкой по щеке. — Да я тебя! — и добавила кулачком по плечу. — Да ты на себя посмотри! — и лягнула ножкой… А потом, спотыкаясь, убежала.

 Микроавтобус свернул на проселочную дорогу…

 

 - Между клыкастых гор, среди густого леса стелилась мягким ковриком цветочная поляна. Ни стебелек, ни листик, ни травинка здесь никогда не слышали о ветре. Он, много раз слетая с кручи, пытался протаранить чащу, чтоб хоть глазком взглянуть на безмятежье. Но мощною корой–кольчугой встречала в лоб его зеленая дружина и выбивала дух стопалыми ветвями. Он выл от злости, уползая в горы, чтоб силы накопив, опять пойти на штурм. Но на чеку лесное войско, плотны шеренги толстоногих великанов, — закончив монолог, пасечник отвесил присутствующим артистический поклон… Однако аплодисментов в ответ не дождался.

 - Галиматья какая–то, — недовольно пробурчал Елисей Федулович. — А про пчелок–то, где?

 Андрей вышел из сердечных размышлений и окинул взглядом медовое хозяйство, по которому вот уже полчаса хороводили экскурсанты. Маленький, чернобровый мужчина, размахивая волосатыми руками, представлял гостям красочные горные пейзажи. А что до самого хозяйства, так его и было, что: огромная поляна, утыканная ульями, как подсолнух семечками, бревенчатый двухэтажный дом, круглая, смотровая веранда для посетителей, да три–четыре сарайчика с неизвестным содержимым. В общем, говорить не о чем. Да, разумеется, кухня и шашлычная, как положено. Остальное — природа, шикарная мать–природа, о которой так вдохновенно рассказывал, да что там, заливался соловьем, поэтичный мужчина. Зря старался — в этих краях не человек красил место, как гласила народная мудрость, а прямо–таки наоборот. Даже кривая собачья будка, увитая плющом, и прикрытая фруктовой ветвью, казалась здесь сказочным домиком.

 - Вам тоже понравилось про безмятежье? — спросила подкравшаяся к Елисею Федуловичу Аделаида.

 - Еще бы! — картинно восхитился он. — Сам, наверное, сочинял?

 - Конечно! Он вообще творческий человек, романтик.

 - Заметно

 - Да, — расплылась в улыбке надзирательница. — Поэт, можно сказать.

 - Я, в смысле — что сам сочинял, заметно. Только про пчелок–то, где?

 - Да при чем тут пчелки?! Это же про райское место, типа легенда

 - А, если, типа легенда, тогда другое дело. Правда, я думал, она как–то с медовым хозяйством связана, с пчелками.

 - Дались вам эти пчелки! — отмахнулась Аделаида. — На них и дома насмотреться можно. А здесь вон, красотища: горы, лес, цветы. Запах какой — сдохнуть можно.

 Грузин, услышав краем уха последнее предложение, отнес его на свой счет и отошел в сторонку. Не подушишься — плохо, подушишься — опять плохо. Ничего люди в хороших одеколонах не понимают.

 Романтичный пасечник, наконец, исчерпав запас словоблудия, пригласил компанию в гости к пчелам. Между прочим, предупредив, что там будет показан смертельный аттракцион. 'Кстати, с участием всех желающих', — загадочно добавил он, взглянув на Викторию, возле которой танцевал все утро, как грач перед лебедкой (птица такая, а не подъемный механизм).

 Экскурсанты вышли на чудесную, окруженную лесом, поляну и остановились у крайних ульев, подперев спинами ершистый, в человеческий рост, кустарник.

 - Я покажу вам настоящую златоносную жилу! — патетично воскликнул пасечник, сдергивая, аки фокусник, крышку с одного из пчелиных домиков.

 Женщины, испуганно ахнув, спрятались за мужчин, думая, что это и есть смертельный аттракцион (кстати, с участием нежелающих — не будет же полосатый рой выяснять, кто согласен — всем натыкает без разбора). Но ничего не произошло. Стояла тишина. И только маленькая пчелка–разведчица, словно боевой вертолетик, медленно воспарила над ульем и, качнув крылышками–пропеллерами, стремительно взмыла в небо.

 - Облет территории делает, — осклабился медовый романтик, пустив золотой фиксой зайчик в глаз Виктории. — Сейчас посмотрит, что все в порядке, и назад вернется. Они вообще–то мирные, правда, резких запахов не выносят.

 На сей раз Вахтанг не расслышал последних слов хозяина, потому что именно в эту минуту его кто–то больно ущипнул за руку. Он повернул голову и, увидев за спиной Викторию, игриво пошевелил бровями — оказывается, это девушка шутит. Острые у нее коготки, слушай, больно!

 Разведчица, ужалив источник зловония (а это были ее 'коготки', если кто–то не догадался), вероятно, передала тревожный сигнал на базу, потому что со словами пасечника: 'А теперь - самое интересное', — из ангара поднялась полосатая эскадрилья. На секунду зависнув в воздухе, вероятно, чтоб получше запомнить гостей, она заложила крутой вираж и взвилась к солнцу. Факир застыл в недоумении…

 Полынцев с восхищением наблюдал за высшим пилотажем мохнатых вертолетиков. Они действовали настолько слаженно, что казалось, переговаривались между собой, корректируя движения.

 'Второй, второй, я первый, ложусь на боевой курс'.

 'Второй понял, иду следом'.

 'Третий понял, иду за вторым'.

 '…'

 Но чувствовалась в пчелиных рядах какая–то нервозность, ощущалось растущее напряжение. Знать бы, о чем они там болтают.

 'Второй, второй, я первый, захожу на цель. По готовности — атакуем.

 'Второй понял, приступил к подготовке'.

 Это был уже не рой, это было крылатое войско, четко разбитое на звенья, жестко управляемое, заряженное на выполнение единой задачи.

 'Второй, даю целеуказание: высокий, чернявый, с усами. Атакую!'.

 И началось самое интересное (как и было обещано факиром).

 - Вах! — звонко вскрикнул грузин, когда жало пулей вошло в его, выскобленную до синевы, щеку.

 'Второй готов. Цель вижу, атакую'.

 - Ох! — подскочил Вахтанг кузнечиком, когда в шею вонзилось другое.

 'Третий готов, цель вижу, атакую'.

 - Я–ха! — на мексиканский манер возопил генацвале, выкинув коленце, и, запрыгав на одной ноге.

 Пасечник, заметив неладное (вовремя — наблюдательный был малый), побежал в сарай за дымовушкой, крича по дороге, чтоб никто не махал руками. Компания, по стойке смирно, начала медленно оттягиваться к дому. Лишь Виктория слегка притормозила.

 'Четвертый готов, цель вижу, атакую'.

 - Юх–ху–ху! — содрогнулся Вахтанг от очередного укуса и, развернувшись юлой, стремительно бросился в чащу. И Вика была ему в том не помехой.

 'Пятый готов, цель вижу, атакую'.

 'Шестой готов, цель вижу, атакую'.

 Протаранив бедную девушку, как велосипед локомотивом, Вахтанг влетел в кусты и, упав меж ветвей, накрыл голову рубахой. Виктория, свалившаяся рядом, ободрала о колючие ветки лицо, ноги, руки, а также:

 - Ай, мама, ай! — получила два укуса в шею.

 Юля кинулась на помощь подруге и тут же:

 - Ой–ей–ей! — зажмурилась от боли, схватившись за ужаленный нос.

 - Вай–яй–а! — взвыл им в такт грузин, подвергшись очередному нападению с воздуха.

 'Десятый готов, атакую'.

 'Одиннадцатый готов, атакую'…

 Сбежавшая часть компании с ужасом наблюдала за неравным боем между людьми и природой. Последняя вне всякого сомненья побеждала. Но чем они могли помочь друзьям — разве, шеи свои подставить, чтоб тем поменьше досталось.

 Когда уже казалось, что война окончательно проиграна, в сражение вступил отважный пасечник. Выскочив на поляну с дымовушкой наперевес, он принялся окуривать всех и вся длинными и короткими очередями. Крылатому войску это явно не понравилось. Расценив действия хозяина, как гнусное предательство, оно стало медленно сдавать позиции. Непримиримые бойцы еще какое–то время сопротивлялась, но 'химическое оружие', в конце концов, деморализовало и их. Возмущенно жужжа, полосатая эскадрилья начала нехотя разлетаться по ангарам. Загнав на посадку последнюю пчелу, и, водрузив символом сокрушительной победы, крышку на злосчастном улье (кстати, прекрасно исполнившем роль ящика Пандоры), медовый герой приступил к эвакуации раненых.

 Елисей Федулович смерил подозрительным взглядом Аделаиду.

 - Интересные вы тут аттракционы устраиваете. Типа, развлекаетесь в тихом уголке?

 - Да нет, что вы. Он просто хотел вам предложить рамку с пчелами в руках подержать.

 - Весело, — хохотнул Могила. — А посидеть голой задницей на улье он нам не хотел предложить?

 Полынцев отметил, что после смерти Аркадия Эдуардовича, Елисей стал более раскованным.

 - Не берите в голову, — успокоила гостей надзирательница. — Здесь столько разных снадобий, что от укусов уже завтра ничего не останется. Хозяин свое дело четко знает, поверьте — он настоящий мастер. — Она с любовью посмотрела на полянку, по которой возвращалась скрюченная компания, опираясь на мастера, как на хлипкий костыль.

 

 В пансионат вернулись поздним вечером, усталые и недовольные. Дежурная ахнула, увидев вместо головы на плечах грузина тыкву с ушами, цокнула языком, взглянув на исцарапанную сверху донизу Викторию, прыснула в кулачок, посмотрев на красный носик–помидорку Юлии.

 - Слушайте, вы, часом, не на гладиаторские бои выезжаете? В прошлый раз все ободранные вернулись, сейчас — то же самое.

 Компания не стала удовлетворять ее глупое любопытство и молча поднялась к эстонке, традиционно заполировать поездку коньяком.

 Пострадавшие на минутку разбежались по своим комнатам, чтоб привести себя в порядок, а дезертиры быстренько накрыли на стол, сели, выпили. У них вообще–то было превосходное настроение — всегда ведь хорошо, когда другим плохо (только не надо говорить, что у вас наоборот). Полынцев радовался больше остальных. Он просто пищал от восторга, глядя на Юлину помидорку. Кстати, вроде бы мелочь, а красавицу превратила в чудовище. Пугало, уродка, прелесть, в смысле, до чего противна! Вот и вся цена вашему, девочки, шарму, случись что — и нет его, остается только человек. Вот именно.

 Юля плакала над умывальником, рассматривая себя в зеркало: чучело огородное, страшилище! Куда теперь с таким лицом выйдешь. Пасечник, конечно, намазал нос каким–то снадобьем, но все равно, слива — сливой. И ведь до чего подлые, эти пчелы — в самое видное место укусили, мерзавки.

 - Ты готова? — заглянула в душ уже переодевшаяся Виктория.

 - Нет, куда я с такой рожей? Помоюсь, да спать лягу.

 - Кого там стесняться? Или стесняешься?

 - Вот еще, — фыркнула Юля. — Просто не хочу, и все.

 - Выпить, сейчас не помешает. Стресс нужно снять. Пошли, а то я твоего Андрюшку быстро захомутаю.

 Какая же странная штука — женский характер: вроде бы и не нужен ей этот самый лейтенантик, а как представишь, что подруга будет с ним обниматься, так аж зубы сводит. Ревность? Откуда? Ведь не нравится же совсем, да и хамит почище Погремушкина. А что тогда? Поди, разберись. Может, и правда, стоит напиться? Юля решительно вытерла слезы…

 Грузин, вопреки общим ожиданиям, не только превосходно себя чувствовал, но и был довольно активен. Устроившись рядом с Яной на кровати, он то и дело приставал к ней с поцелуями (не к кровати, разумеется).

 - Слушай, тебя пчелки в какие места покусали? — спросила эстонка, в очередной раз, увернувшись от усатой тыквы.

 - Во все места, сильно!

 - Ты подожди, пусть хоть опухоль сойдет, а то лицо, извиняюсь, от задницы отличить невозможно.

 - Можно. На лице есть усы.

 - Ну, хватит, успокойся, — поморщилась Яна. — Я задницу с усами целовать не собираюсь. Отстань, пожалуйста.

 - Не могу успокоиться, слушай, бурлю весь! Взорваться могу!

 Елисей Федулович, уже достаточно хорошенький, попытался увести разговор в менее взрывоопасную сторону.

 - Послушай, генацв… генацв, — запнулся он на полуслове и, немного помедлив (но, так и не сумев преодолеть препятствие), обратился к грузину в уменьшительно–ласкательной форме. — Послушай, гена.

 - Цвале, — дополнил Вахтанг.

 - Да? — искренне удивился Могила. — Это меняет дело. — Послушай, цвале.

 - Гена, — вновь поправил грузин.

 - Да? — пуще прежнего изумился Елисей Федулович. — Как у вас все сложно. Ну, не об этом речь. Ты мне лучше, вот что скажи, почему мы… му–мы, му–мы, хихик–ик, хорошо звучит. Так вот, почему–му–мы на пляж завтра не пошли?

 - Завтра об этом и узнаем, — сказала, неожиданно появившаяся в дверях Виктория.

 - Хих–ик, — расцвел Могила, увидев рядом с ней Юлю. — Я 'бы' имел в виду. Почему 'бы' мы на пляж завтра не пойти?

 - Странно вы, Елисей Федулович, иногда выражаетесь, — заметила Юля, между прочим, подсаживаясь к Полынцеву. — То - 'яща буща муща' какие–то. То - 'почему бы мы завтра не пошли'. Родной язык стали забывать?

 - Я все понял! — вскинул указательный палец грузин. — Он хотел сказать, что надо завтра сходить на пляж.

 - Ик–менно! — подтвердил Могила.

 - Решено, с утра — все на море!

 Полынцев успокоился: повод на завтра — а без него он стеснялся приходить — был найден. Остальное, его неинтересно. Он встал из–за стола и, откланявшись, покинул номер (тактика - ноль внимания).

 Юля закусила губу. Похоже, мальчик решил поиграть в жмурки? Ну, что ж, там, где ты учился, мы преподавали. Посмотрим, у кого яблочко слаще.

 

 

 

 Глава 5

 

 

 Ночью было душно. Спалось плохо, тревожно. Снились какие–то кошмары: то Аркадий Эдуардович, кричавший из гроба Погремушкину: 'Если не отыщешь преступника, я тебя самого с могилой познакомлю' (Елисей Федулович стоял тут же, протягивая сыщику руку). То Вика, примерявшая хомут на шею Полынцева — удавила бы обоих. То Вахтанг в образе тыквенного чудовища. В общем — бр–р. Хорошо, что наступило утро.

 Опять болела голова — знакомо. Если на тумбочке не окажется кружки с лимонным чаем, то будет полный ажур… Ее не оказалось. Полный ажур. Ладно, хоть Вика не успела сбежать — есть, кому водички поднести.

 Едва Юля раскрыла рот, чтоб кликнуть подругу, как за стеной раздался истошный вопль.

 - А–а! Убили!

 Виктория подпрыгнула на постели.

 - Ты чего орешь?

 - Это не я, это у Янки, — испуганно пролепетала красавица.

 Девушки, не сговариваясь, накинули халаты и выскочили в коридор. Увидев сверкающие пятки горничной, побежавшей на вахту, они осторожно заглянули в открытый номер эстонки.

 В комнате был настоящий погром: стулья опрокинуты, стол перевернут, продукты и посуда разбросаны. А на полу… О, ужас! Подруги сцепились руками.

 Безвольное тело Яны сломанной куклой лежало у кровати, в луже загустевшей крови. Искаженное уродливой гримасой лицо ее было обращено к двери и, казалось, своим жутким видом говорило: 'Вот такое я без маски, трепещите'. И, признаться, было от чего: побелевший, безгубый рот хищно скалился. Веки мстительно щурились. Брови, острые, будто заточенные, вонзались копьями в сморщенную переносицу и тем довершали образ злобной фурии, в которую превратилась Яна после смерти. А ведь интересной женщиной была при жизни, вон какие длинные ножки из–под задранного платья выглядывают. Что это рядом? Колготки? Действительно, колготки. Неужели, изнасилование? И нож под правой рукой. Защищалась?

 - Вы что тут делаете? — вбежала в номер крючконосая дежурная. — Ну–ка, быстро освободите помещение, до приезда милиции ничего трогать нельзя.

 - Мы и не трогали, — дуэтом ответили подруги, медленно пятясь к выходу…

 

 Поднявшись на 4–й этаж, Полынцев увидел Погремушкина в окружении сотрудников милиции. Они что–то горячо обсуждали, показывая друг другу приемы освобождения от захватов. Похоже, моделировали какую–то ситуацию.

 - А вот и еще один герой вчерашней пьянки заявился! — воскликнул плешивый, отделяясь от толпы. — Хорошо же вы отдыхаете, господа курортники, каждый день по трупу. Сколько там до конца отпуска осталось? Всю компанию успеете схоронить, нет?

 - Очень смешно, — протянул руку Андрей. — Кто на этот раз?

 Смахнув с лица иронию, Погремушкин сухо пожал его ладонь.

 - Эстонка.

 - Опять глухарь?

 - Пока да.

 - Зацепки какие–нибудь есть?

 - Так, иди–ка ты, друг мой… лучше объяснение пиши, ничего я тебе не скажу. Еще неизвестно, какой стороной ты сам здесь прислонился.

 Полынцев заглянул в комнату Яны. Ее уже увезли, на полу остался только меловой абрис тела. Хотел осмотреть место детально, но дверь перед носом захлопнул эксперт–криминалист. Правильно — бродят тут всякие, потом улики пропадают. Пришлось зайти в номер к девчонкам.

 - Располагайся, где удобно, Андрюша, я сейчас тебе кофе налью. — Приветливо встретила гостя Вика.

 - Вот такие вот дела, — пробурчала сидевшая на кровати Юля, теребя в руках поясок голубого халатика. — Интересно, кто будет следующим?

 Андрей опустился на стул.

 - Думаете, убийства как–то связаны между собой?

 - Откуда мне, бедной девушке, знать. Вы же там с Погремушкиным секретничаете. Вон, досекретничались уже, — она кивнула на соседний номер.

 Полынцев виновато потупился.

 - Он и мне теперь ничего не рассказывает. Хоть вы просветите, а то я вообще не в курсе дела.

 Юля оживилась и, спрыгнув с кровати, подсела к нему за стол.

 - В общем, вчера, после твоего ухода, все сразу разбежались. Мы с Викой приняли душ, попили чайку и спать легли. Ночь прошла, вроде бы, спокойно. А утром вдруг слышим крик за стенкой: 'Убили, убили!' Мы сразу туда. А там… жуть! Яна лежит с таким страшным лицом, что мурашки по коже: рот ощерился…

 Андрей упредил ее недовольным взглядом.

 - Давайте без художественных описаний, только факты и действия.

 - Что, неприятно про мертвецов слушать? А говорил, что привык.

 Полынцев, кашлянув, деловито закинул ногу на ногу, взял в руку чашечку кофе, любезно поднесенную Викой, пижонски отставив в сторону мизинец и мило улыбнулся.

 - Юля, а приходилось ли вам когда–нибудь видеть черное, сгнившее до пластилиновой каши лицо, в котором копошатся вот такие вот черви? — он образно пошевелил тем самым пижонски отставленным мизинцем.

 Получилось довольно мерзко. Девушка брезгливо поморщилась.

 - А распухший, как дирижабль, труп в ванной, который на ваших глазах лопается и наполняет ее до верху гноем? А белые, в крови и желтой слизи, кишки, плавающие в разодранном брюхе?

 Юля мысленно сблевнула, но виду не подала. Даже если б сейчас перед ней сидел самый красивый мужчина планеты, то и он, наверное, показался бы ей противным. Женщины брезгливы и пугливы по натуре, и оба этих качества успешно пробудил в ее тонкой душе этот гнусный плебей Полынцев.

 - А вы знаете, что вспоротая человеческая шея похожа на срез переспелого граната? — продолжал смаковать тему Андрей. — С такими же пленками и жилками, сочащимися кровавыми соплями, черным ввалившимся, нутром. А обглоданные до костей трупы, гнойные и вонючие, как сто помоек…

 - Ну, хватит уже! — взвизгнула Юля, сообразив, что решила напугать военного игрушечным пистолетом.

 - Вот именно, — удовлетворенно крякнул черный рассказчик. — Поэтому, только факты и действия. Художественных отступлений не надо.

 - Хорошо, все по порядку, — согласно кивнула красавица. — Вошли в номер, увидели окровавленную Яну. В ногах ее валялись снятые колготки, в руке, точнее, под ней, лежал столовый нож. Смерть, по словам Погремушкина — мы–то сами не поняли — наступила от удара затылком об угол кровати. По всему видно, была борьба — все вокруг разбросано, перевернуто. Наверное, ее толкнули — упала, разбилась. Думаю, хотели изнасиловать. Вот.

 На этих словах раздался требовательный стук в дверь, и на пороге возник вышеупомянутый Погремушкин.

 - Так, девушки, пойдемте еще раз комнату осмотрим, не пропало ли там чего.

 Подруги, молча, переглянувшись, нехотя вышли из номера.

 Полынцев отхлебнул кофе. По таким скудным данным даже приличную версию выстроить невозможно. А в детали его на этот раз посвящать никто не будет. И правильно, он сам не любил, когда в дело совали нос посторонние. Кажется, праздник закончился: два трупа в одной компании — это уже невесело. Юля думает, что убийства как–то связаны между собой. Она, разумеется, дилетант, но им бывает виднее, потому что взгляд не замылен, как у профессионалов. Итак, что здесь общего? Во–первых, оба курортники. Это, положим, ерунда, их тут больше, чем местных жителей. Во–вторых, из одной компании. Ну так… ни о чем еще не говорит. В–третьих, убиты… Нет, убиты по–разному — не в цвет. В–третьих, связь с Прибалтикой. Уже теплее. Эстонская тайна? Вполне возможно. Только не было, почему–то, желания ломать голову над криминальными шарадами. Отсутствовало в душе такое никчемное и вредное для службы качество, как любопытство. Его ампутировали еще в армии, на курсах молодого бойца. Там с этой болезнью расправлялись быстро. На первый вопрос: 'зачем?', вы получали исчерпывающий ответ - 'один наряд вне очереди'. На второй: 'за что?', следовало разъяснение - 'два наряда'. Те, кто пытал счастье по третьему кругу (умным хватало и двух), награждались абонементом на уборку туалетов, и там окончательно избавлялись от гражданского недуга. В общем, не хотелось сейчас заниматься тем, чем можно было не заниматься.

 - Достал он меня своей простотой, — неожиданно быстро вернулась с осмотра Юля. — Откуда мы знаем, что там у Янки из имущества пропало, она же нам свои чемоданы не показывала.

 - Не заводись ты, — успокоила подругу вошедшая следом Виктория, — у него работа такая, тоже не позавидуешь.

 - Он версию ограбления отрабатывает, — со знанием дела подсказал Полынцев. — Может, вор через балкон залез, а хозяйка в этот момент проснулась, шум подняла. Типичный, можно сказать, случай.

 - Да? — задиристо воскликнула красавица. — А колготки?

 - Хотел, наверное, совместить приятное с полезным, невозмутимо пояснил Андрей. — Тоже не редкость.

 - Интересно, что здесь для тебя приятное, а что — полезное?

 - Извините, не так выразился. Просто бывает, что первоначальный умысел направлен на одно преступление, а конечный — совсем на другое.

 Юля задумалась. Может и правда — ограбление. Янка ведь небедной женщиной была: и наряды у нее дорогие, и в номере жила одна. Очень удобно для жуликов. На четвертый этаж по балконам взобраться — минутное дело. Тогда выходит, что кто–то из пансионата наводку на комнату дал. Интересно, кто?

 - Я вспомнила! — вскрикнула она, хлопнув в ладоши. — Утром у нее на тумбочке фотоаппарат лежал, а под ним билеты на концерт, сейчас там ни того, ни другого. Вика, ты это заметила?

 - Кажется, — неуверенно подтвердила подруга.

 - Погремушкину сообщи, — посоветовал Андрей. — Пусть к делу пришьет.

 - Он уже уехал на другое происшествие, — махнула рукой красавица. — Им по рации передали. Сказал, сам потом всех вызовет.

 - Как уехал?! — подпрыгнул на стуле Полынцев. — Я же объяснение еще не написал. Побегу, может, внизу перехвачу. — Поблагодарив Вику за кофе, он быстро выскочил из номера.

 - Нужно ему твое объяснение, — хмыкнула вдогонку Юля. — Он на этот раз даже Вахтанга с Елисеем впопыхах допрашивал. Хотя у них лица в кровь искорябаны.

 - У нас с тобой не лучше, — вступилась за мужчин Виктория. — Ему же объяснили, что это после экскурсий.

 - А я бы все равно проверила — мало ли.

 Андрей выбежал из пансионата и увидел только дымный хвост отъезжающей машины. Догонять не стал. Надо будет — сами пригласят. От него все равно толку, что с козла молока: не видел, не слышал, не знает. Да и есть ли тут тема для разговора? Не простая ли это случайность? Прибалтийские корни? Вряд ли. Жулье распоясалось — вот и вся разгадка. Одного ограбили, вторую хотели ограбить. И при чем здесь, спрашивается, корни? Обычный криминал, не более того. Если б Юля со своими тайнами тень на вчерашний день не наводила, то и думать было бы не о чем.

 На воздухе мысли начали светлеть, развеиваться, отходить от мрачных дел. Назад возвращаться не стал. Зачем людей беспокоить, утомились, наверное, отдыхать сейчас лягут. Решил пойти в санаторий, поваляться часик–другой на кровати.

 Городские улицы, разодетые в яркие цветочные наряды, помахивали над головой веерами пальм, обдували грудь тенистой свежестью. Люди, поодиночке и парами, с детьми и в шумных компаниях, гуляли, веселились, фотографировались с обезьянками, сидели в кафешках под открытым небом. Андрей решил заглянуть в одно из них, огороженное декоративным, под деревенский плетень, заборчиком, оборудованное небольшой сценой, на которой под аккомпанемент синтезатора что–то мурлыкала худощавая блондинка. Не успел он опуститься за столик, как над ухом прозвенел нежнейший колокольчик.

 - Что будем заказывать?

 Прехорошенькая официантка в короткой зеленой юбочке, сверкнув перламутровыми зубками, приветливо тряхнула золотистыми локонами.

 - Разве можно ими есть? — растерянно пробормотал Полынцев.

 - Кем? — изумилась девушка.

 - Вашими зубами.

 - У вас нет своих, и вы решили пообедать моими? — лукаво спросила она.

 - Да нет, что вы, — засмущался он, — извините, вырвалось. Просто, красивые очень.

 Он хотел отвесить еще какой–нибудь комплимент (если первый можно было считать таковым), но тут прочитал на бэйджике девушки имя 'Юля'. Вот так совпадение. Везло же ему на этих самых Юль, точнее, наоборот, не везло. Почувствовав угрызения совести перед питерской подружкой (хотя, с чего бы — ведь, не давал никаких обязательств), дальше любезничать не стал. Заказал суп–харчо и картошку–фри с бараниной…

 Когда Полынцев выбежал на улицу, Юля посмотрела в окно — догнал ли? Не успел. Хорошо. Значит, скоро должен вернуться… Но нет, постоял у входа, покурил и отправился в город. Неужели он, правда, начал терять к ней интерес? В другое бы время и Бог с ним. Но не теперь, когда совершены два непонятных убийства, когда преступник остается на свободе и может в любое время наведаться снова. И потом, какой материалище сам в руки плывет. Можно себе представить глаза коллег, когда они узнают, как она провела отпуск. У кого–нибудь из них был такой? Нет! А у нее вот, пожалуйста — страшный, романтичный, с приключениями и счастливым концом. Но для последнего не хватало одного — мужественного плеча. А оно пока не горело желанием приниматься за расследование. Что ж, придется как–то выкручиваться. Быстро переодевшись, Юля отправилась вслед за Полынцевым.

 Проглотив кусочек ароматного лаваша, Андрей чуть не поперхнулся, увидев на пороге кафе свою синеглазую, а если говорить точнее, красноносую подружку.

 - Ты почему не вернулся? — с претензией в голосе спросила она, усаживаясь на стул рядом.

 - Вы тоже здесь обедаете?

 - Нет, за тобой пришла, мы ж еще не все вопросы обсудили.

 - Я думал, что вам теперь не до меня.

 - Да? А ты не подумал, что нам сейчас наоборот поддержка нужна, а может быть, и защита.

 - К последнему всегда готов, было бы от кого.

 - Считаешь, что бегающий на свободе преступник — это пустячок?

 - Считаю, что вам ничего не угрожает. На ночь балкон закрывайте и не гуляйте допоздна. И потом, у вас там есть свои защитники.

 Тем временем златовласая Юля принесла второе, и, смерив оценивающим взглядом неожиданно возникшую гостью, безулыбчиво поинтересовалась.

 - Будете заказывать?

 - Спасибо, — придвинула к себе тарелку Юля синеглазая.

 Официантка сочувственно блеснула зубками Полынцеву и молча удалилась.

 Андрей мысленно похвалил себя за то, что не стал с ней заигрывать. Каким бы идиотом он сейчас выглядел перед обеими девушками.

 - Я тут подумал на досуге, — сказал он, неприлично облизав ложку, — и пришел к выводу, что в этих убийствах нет ничего таинственного — обычная корысть. Прибалтийские корни — фикция, простое совпадение. Путаться под ногами у своих коллег не собираюсь. Тем более что пользы все равно не принесу. Поэтому считаю разговор в номере законченным. Очень жаль и Яну, и Аркадия, но им теперь уж не поможешь. Следствие ведется, преступников ищут. Заниматься самодеятельностью не имею права. Вот такое мое мнение.

 - Прям все так официально, аж противно, — прошамкала Юля набитым ртом. — Тебе сколько лет, дедушка?

 - Двадцать два.

 - Так ты нормально, как парень, разговаривай, а не как дядя в кабинете. Я вот на досуге тоже пораскинула своим скудным умишком и поняла, что в этих преступлениях все же есть общее зерно… Именно, как ты выражаешься, корысть. Фотоаппаратик–то у Янки дорогущий был. Помнишь, к нему Аркадий все приглядывался? Так вот, украли его из номера уже утром. И я знаю кто.

 - Ну?

 Юля отложив в сторону вилку, промокнула губы салфеткой и, откинувшись на спинку стула, с загадочным видом начала.

 - Ты не запрягай, а лучше послушай. Грабители в первую попавшуюся комнату не полезут, верно? Мало ли кто там живет. Значит, есть наводчик, верно? Он может быть, как среди отдыхающих, так и среди персонала. Второе, вероятней всего. По крайней мере, в нашем случае. Так вот, когда происходили убийства, работала одна и та же дежурная. Она позвонила сообщникам, увидев, как Аркадий выходил из пансионата, мол, пьяненький с денежкой за бутылкой побежал — можно тряхнуть. И она же сообщила им о наших посиделках у Янки - почему бы пьяную бабу ни обчистить. Но это были б только догадки, если бы тетка не прокололась на фотоаппарате. Ночной грабитель, скорее всего, не слишком–то поживился, потому что все пошло не по плану. Так вот, крючконосая решила, хоть с паршивой овцы шерсти клок содрать — умыкнула дорогую вещицу, а может и еще кое–что, мы ж не знаем. В общем, выдала себя с головой. Короче, брать ее нужно и пилить или, как там у вас говорят…

 - Колоть.

 - Ну, да. И она приведет нас к банде. Ясно?

 - Во многом притянуто за уши, даже не хочу разбирать по пунктам. Да и Погремушкин в любом случае отработает это направление, если оно разумно.

 Юля расстроилась. Когда Полынцев говорил о преступлениях, он, во–первых, переходил на официальный тон, от чего становился деловым и серьезным, а во–вторых, собственные догадки начинали казаться ей глупостью. И как же теперь быть? Упрямый ты мальчик, Андрюша, ох, и упрямый. Но что–то же можно придумать?

 - Понимаю, — грустно сказала она, опустив глаза. — Была бы я такой же красавицей, как эта официантка со вставными зубами, ты, наверное, взялся бы за любое дело, только, чтоб вместе. А так… извини, что оказалась не в твоем вкусе. — Она поднялась из–за стола и понуро побрела к выходу.

 Полынцев опешил. Ему это послышалось?! Она не считает себя красавицей?! Вот же идиот, не заметил в девушке такую тонкую душу! Быстро расплатившись с официанткой (и что в ней было красивого?), он бросился вдогонку за Юлей.

 

 

 

 Глава 6

 

 

 Есть ли на свете что–нибудь приятней первого поцелуя? Нет, не того, что в школе с одноклассницей, а в зрелом возрасте, с незнакомой девушкой. Когда ты еще ни разу не касался ее губ, рук, волос, не чувствовал аромата ее дыхания и в один прекрасный момент вдруг окунался в неизведанное. В такие минуты кровь стучала в висках, как грузовой состав по рельсам, голова отключалась перегоревшей лампочкой, а душа пела соловушкой и порхала бабочкой даже у матерых циников. Таков он, первый поцелуй.

 Так вот, ничего подобного вчера у Полынцева не было. А, значит, могло произойти сегодня. Потому и скоблил он с утра щеки станком с двойным лезвием, выравнивал по линейке височки, начищал уши ватными палочками, точно шомполом ствол. И к обеду был готов.

 На вахте в пансионате сидела другая дежурная, это Андрей отметил, взбегая на этаж. Проходя мимо комнаты грузина, услышал за дверью громкие голоса. Не мешало бы зайти, вчера даже поздороваться не успел, неудобно.

 - Можно к вам? — спросил он, заглядывая в номер.

 - Конечно, — хором ответили Вахтанг и Елисей, сидевшие за столом, украшенным скромной закуской и, наполовину выпитой, бутылкой водки.

 Могила наполнил стопку.

 - Яночку поминаем, присоединяйся.

 Не успел Полынцев опорожнить рюмку, как в номер без стука вошла Виктория.

 - Вот, собрала все, что было в холодильнике, — недовольно сказала она, положив на стол большой куль с продуктами. — Привет, Андрей. И тебя уже с утра накачали?

 - Куда накачали? — Заглянула в комнату Юля.

 - Да твоего спозаранок уже подзаправили.

 Елисей Федулович, приняв 'твоего' на свой счет, повеселел, приосанился и, горделиво откинув кудрявый чуб назад, обвел друзей взглядом деревенского гармониста: куда, мол, вам до меня - шантрапа.

 - Та–ак, — нахмурила брови синеглазая красавица. — Ну–ка, быстро идем отсюда. Забыл, о чем вчера договаривались? — Она схватила Полынцева за руку и в два счета вытащила его в коридор.

 Могила удрученно 'скинул с плеч гармошку', стряхнул шевелюру обратно.

 Юля завела Андрея в свой номер и, усадив за стол, налила чашку крепкого горячего чая.

 - Вот, что по утрам нужно пить, а не водку.

 Полынцев скорчил кислую гримасу.

 - Ой, да я вообще не пью — это с вами тут немного расслабился.

 - Правильно, — согласилась красавица, — детей надо делать на трезвую голову.

 - Детей? — встрепенулся он, залившись румянцем.

 - Каких детей? Я сказала: дела надо делать на трезвую голову. У тебя что–то со слухом?

 Но Юля оговорилась не случайно. Ей не понравилась вчерашняя прогулка. После обеда в кафе они долго бродили по набережной, сидели на лавочках, ели мороженое, пили соки. И ни разу, слышите, ни разу этот плебей не попытался ее обнять, а уж тем более, поцеловать. Нет, девушки, конечно, не любят, когда молодые люди распускают руки. Но, простите, если они их вообще в карманах держат — это еще большее хамство. Ничего интересного рядом, что ли?

 - Слушай, а ты долго будешь со мной на вы разговаривать? — спросила она, подбоченившись.

 - Не знаю, как получится, — снова зарделся Полынцев.

 - Ну да, ясно. А у тебя вообще, когда–нибудь, получалось?

 - Конечно, тысячу раз.

 - А что так скромно, почему не миллион?

 - Вы о чем?

 - А ты?

 Андрей и вовсе растерялся.

 - Понимаете, я не могу общаться с вами, как с простой девушкой. Выходит, что использую ситуацию в личных целях. Это как–то… не очень.

 - Полынцев, ты, на самом деле, такой благородный? — красавица подошла к нему поближе и, опершись бедром о край стола, игриво отставила ножку. — Или…

 Но закончить мысль ей не удалось, потому что в дверь, громко постучав, вошла пожилая, в фиолетовом халате, горничная.

 - Убраться можно?

 - Да, да, проходите. Мы как раз хотели вас кое о чем расспросить, — Юля наступила на кроссовок Полынцева. — Не тормози.

 - Здравствуйте, я из милиции, — предъявил он удостоверение. — Представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут?

 Казалось, последнее предложение было излишним. И без того понятно, что нужно называть свою фамилию. Но оно содержало психологическую посылку, выступало в роли красной (теплой) стрелки компаса. Если выражение 'Представьтесь' звучало сугубо официально (синяя, холодная, стрелка) и настраивало человека на серьезный лад, то конечный вопрос сглаживал строгость и располагал собеседника к доверительному общению. Этому простенькому приему Андрей научился у старых участковых, которые могли разговорить даже дворовую собаку.

 Женщина пристально рассмотрела фотографию, детально сличила ее с оригиналом, тяжко вздохнув, присела на стул.

 - Симонова я, Алевтина Петровна. Меня же вчера допрашивали, больше, вроде бы, нечего добавить.

 - Скажите, пожалуйста, Алевтина Петровна, когда вы утром пришли, дверь в номер эстонки была открыта?

 - Почему открыта — на ключе. Я постучалась сперва, как и всегда делаю, никто не ответил, тогда своим отперла, думала хозяйка на море убежала или еще куда. Она редко в комнате сидела, гуляла больше.

 - Когда вы вошли, не обратили внимания на балкон?

 - Ой, не обратила, — покачала головой уборщица. — Разве ж до того было.

 - Значит, фотоаппарат на тумбочке тоже не заметили?

 - Да что ты, миленький. Какой аппарат. Я, как ее на полу увидела, так сразу за дежурной побежала.

 - Назад вместе вернулись?

 - Нет, она меня попросила на вахте посидеть. Пост же не бросишь, мало ли, кто придет или позвонит.

 - Когда она сверху пришла, ничего в руках не держала?

 - Не помню я, у нее лучше спросите. Она послезавтра будет работать. Это мы тут каждый день, а они, аккурат по сменам.

 - Адрес ее знаете?

 - Конечно. Это, здесь недалеко, на Береговой, 3.

 Андрей сделал знак Юле, чтоб приготовила ручку с бумагой. Пока девушка, гремя парфюмерией, копалась в тумбочке, горничная усиленно терла пальцами переносицу, будто что- то вспоминая.

 - Кажется, у нее подмышкой было полотенце, — наконец, просветлела женщина. — Я толком разобрать не успела.

 - Спасибо, это очень важная деталь, — поблагодарил Полынцев. — Давайте–ка, теперь кое–что запишем.

 

 Улица Береговая, и, правда, находилась недалеко от пансионата, но зато глубоко. Вереницы частных домов выписывали вдоль побережья такие замысловатые вензеля, что голова шла кругом, и заплетались в косичку ноги. Юля с интересом заглядывала в местные подворья, где копошились куры, гуси, индейки, утки. Все такие милые, пушистые, игривые. Хотелось взять какого–нибудь утеночка на руки, погладить, потискать, чмокнуть в клювик. Но Полынцев шел, как заведенный, и приходилось бежать за ним вприпрыжку, не до телячьих нежностей. Нет, странный он, все–таки, человек: то никак раскачаться не может, то мчится без остановок, будто след взял. К тому же, по кругу.

 - Эй, Сусанин! — крикнула она, запыхавшись. — Мы здесь уже были. Вон, видишь, козел бородатый во дворе топчется.

 Андрей повернул голову.

 - Зачем так громко, он же услышит. Здравствуйте, дедушка.

 Старичок приветливо тряхнул жиденькой бородкой.

 - Здоровкались уже, вы тута второй раз проходите. Ищите кого?

 - Дурак, — гусыней прошипела Юля. — Я ж тебе в другую сторону показывала. — Дедуля, извините, пожалуйста, нам нужен третий дом по улице Береговой. Не подскажете, как к нему добраться?

 - А, дык это не тут, — расцвел старик, чему–то обрадовавшись. — Сейчас отцедова — вон туда. Оттедова — вот сюда. Тама — вот такой вот сверток, и прямком по нему — на Береговую.

 Полынцев картографически зачертил его жесты в блокноте, и экспедиция снова тронулась в путь.

 Прошло полчаса.

 - Слушай, опять этот же дед, — остановилась посреди улицы Юля. — Только теперь со спины.

 - Тьфу, — сплюнул Андрей. — Сверток пропустили. Разворачиваемся.

 - А 'оттедова до цедова' не пропустили? — язвительно хихикнула красавица.

 - Не отставайте, — сухо притушил ее злорадство незадачливый проводник.

 К исходу второго часа, изрядно натерев ноги, замарав туфли, и, еще раз полюбовавшись на дедушку (теперь уже в профиль), абсолютно случайно вышли к искомому объекту. Добротный, с черепичной крышей, дом был огорожен невысоким забором, через который хорошо просматривался небольшой, заваленный стройматериалами, двор, где с упоением кормила гусей крючконосая дежурная.

 - Здравствуйте, Ася Руслановна, — крикнул через калитку Полынцев. — Можно с вами поговорить?

 Женщина вытирая руки о фартук, направилась к воротам.

 - А что вас интересует?

 - Мы хотели по вчерашнему убийству некоторые моменты уточнить.

 Крючконосая остановилась на полдороге, раздумывая, пускать ли гостей в дом.

 - Я все милиции рассказала. Чего еще?

 - Несколько вопросов и только.

 Дежурная смерила Андрея подозрительным взглядом.

 - Какие такие вопросы? Почему я должна на них отвечать?

 - Я сотрудник милиции, — предъявил он удостоверение. — Нужно выяснить некоторые обстоятельства дела.

 Она подошла к забору, внимательно изучила фотографию и, что–то прикинув в уме, неприязненно процедила:

 - Так вы же из Сибири. Почему в чужие дела нос суете? Здесь местные органы следствием занимаются.

 - Кое–что нужно узнать, — настойчиво повторил Андрей.

 - Я не буду с вами разговаривать. Вы в той же компании отдыхали, вас может самого допрашивать надо. Понаедут тут всякие, понатворят делов, а потом ходят, воду баламутят. Из милиции он. У себя там, в тайге, корочками тряси, а у нас тут своих дармоедов хватает, — развернувшись, она пошла к дому, не прекращая ворчать. — Между прочим, все неприятности с вашим появлением начались. Я еще поинтересуюсь в местном райотделе, чем вы здесь занимаетесь.

 Лишний раз Юля убедилась в том, что одной ей с этим делом было не справиться. Если люди с сотрудниками милиции так вызывающе разговаривали, то, как бы они повели себя с молоденькой девушкой?

 Полынцев, закурив, уныло поплелся в сторону пансионата. Есть категория граждан, которым хоть красную стрелку компаса показывай, хоть синюю — все едино. У них внутренняя установка: кругом враги — обороняйся. Все правильно тетка сказала, и возразить нечего. Видно, бита жизнью, старая подушка. Грамотно поступила, оборвала ниточку, и делай теперь что хочешь. В расследовании обычно как — побеседовал с одним, вышел на другого, от того — к третьему, и так дальше. А здесь — хлоп, и конец. Неглупый ход. Ведь, начнись разговор о фотоаппарате, пришлось бы рассказывать и о полотенце: зачем взяла, кому отдала и т.д. Вполне вероятно, всплыла бы какая–то неточность, и вот он, след. А так — полный вакуум. Не от чего плясать, ноль.

 - Дура бабка, — по–своему рассудила Юля. — Сама себя выдала. Ей бы надо с нами вежливо беседовать, хоть бы и врать, а она, вон, как взбеленилась. Теперь–то мы точно за нее уцепимся. Да?

 - Угу. Только, с какого бока?

 - Ну, как, с какого? Ну… в общем, тебе видней.

 - Вот, именно. На дураков, как раз, мы с вами больше похожи.

 - Это почему это? Она же сама себя выдала таким хамским поведением.

 - Таким поведением она наоборот сказала - 'Ни в чем не виновата, никого не боюсь, и плевала я на вас, курортников, с высокой колокольни'.

 - Неправильно ты рассуждаешь. Ее надо колоть.

 - Может и неправильно, только на клубке, который мы начали разматывать, она завязала крепкий узелок. А задерживать и колоть человека из–за Юлиных подозрений никто не позволит. За такое можно крупные неприятности по службе схлопотать. Это вам не кино и не книга. Кстати, не посмотреть ли нам какой–нибудь фильмец?

 - Не хочу, — обиженно фыркнула красавица. — По–моему, ты просто ищешь для себя оправдания. Надоел уже. Выламываешься, как мятный пряник, сколько можно!

 - Ничего я не выламываюсь, говорю, как есть.

 - Достал! Не хочешь — не надо, мы с Викой сами справимся. Можешь считать, что наш договор расторгнут. Прощай. — Она развернулась на каблучках и зашагала в сторону набережной.

 Полынцев окончательно сник. Он ведь не собирался останавливаться на достигнутом. Наоборот, хотел обсудить все детали происшествия, найти новую зацепку. Были и другие варианты, не единственная спичка в коробке эта злобная вахтерша. Но услышал - 'прощай'. Как же плохо все получилось. Как грустно.

 

 Юля разыграла партию, как по нотам. Каждому известно, что слово 'прощай' обладает притягательной силой. Оно ставит человека в положение жертвы, у которой что–то отобрали. Отсюда стремление последней исправить ситуацию. На том и строился весь расчет. Время было выбрано самое подходящее: Полынцева только что облаяла тетка — это служебная неприятность - и тут же бросила любимая девушка (уже личная). При таком раскладе он должен был почувствовать себя побитой собакой и превратиться в безропотного раба, готового выполнять любые пожелания хозяйки. Тогда и кончились бы все отговорки: 'не могу, не хочу, не положено', а началось бы настоящее детективное приключение. Только не работала, почему–то, схема: никто не бежал следом, не просил прощения, не сулил золотые горы. Странно. Неужели не подействовало? Ну да, Бог с ним, не очень–то и хотелось.

 Юля вышла на набережную. Здесь было, как всегда, весело и оживленно. Народ гулял, развлекался, уплетая за обе щеки сладкие южные яства, попивая соки, щелкая жареные орешки. А она, свободная, красивая девушка, лишь грустила и расстраивалась. Не так ей представлялся отпуск, совершенно не так. Казалось, толпы поклонников будут одолевать сутками напролет, петь серенады под окнами, забрасывать номер цветами. А получилось наоборот — вынуждена сама бегать за неотесанным болваном. Как же красиво показывают в фильмах. Молодые люди вместе расследуют преступление, он ее защищает, она ему платит благодарностью. Море, солнце, экзотика. А в жизни — одно недоразуменье. Все, казалось бы, есть для настоящего приключения. Убийства — целых два, профессионал — рядом, атмосфера — лучше не придумаешь. Даже ниточка к тайне потянулась. Ясно же, что крючконосая связана с бандой. Но, нет. Оказывается, расследовать самостоятельно нельзя, могут быть неприятности по службе. Кажется, легче другого героя найти, чем этого дальше воспитывать, вон их сколько вокруг бродит. Да вот, хоть бы тот, с усиками, что из джипа выходит. А что, очень даже неплохой экземпляр.

 - Простите, девушка, — мурлыкнул усатый приятным баритоном. — Вы случайно не здесь проживаете?

 Юля не заметила, как подошла к дверям родного пансионата.

 - И что? — ответила она, улыбнувшись.

 - А вы не могли бы в 315 номер букет цветов занести.

 - Давайте, нетрудно.

 Вот, что значит, настоящий кавалер: цветы, посыльные, завеса таинственности. Есть, чему позавидовать. А предмет обожания, наверное, мымра какая–нибудь. В жизни всегда так бывает: то, что нужно тебе, обязательно достается другим. Несправедливая она тетка, вредная.

 Мужчина открыл заднюю дверцу автомобиля, наполнив воздух коктейлем чудесных ароматов. На сиденье лежало три шикарных букета, упакованных в белоснежные целлофановые рубашки.

 - Всю охапку? — восхищенно захлопала ресницами красавица.

 - Нет, выберите, пожалуйста, на свой вкус. И один, прошу не обижать отказом, для себя.

 Предложение было заманчивым. Юля с любопытством подошла к машине. Вернуться в номер с цветами было бы очень даже кстати. Пусть некоторые посмотрит, какие ей подарки незнакомые мужчины делают.

 - Ой, я и не знаю, — невольно смутилась она, глядя на яркое великолепие, — здесь каждая композиция хороша по–своему.

 - Возьмите сначала себе, так легче будет ориентироваться.

 Красавица потянулась за букетом…

 В тот же миг усатый неожиданно подхватил ее под живот и, толкнув в зад коленом, лихо забросил в кабину. Следом заскочил сам. Со стороны это выглядело так, будто девушка, увидела в салоне родную мамочку и радостно прыгнула в ее объятья. Машина сорвалась с места.

 Развернувшись на сиденье, Юля вцепилась в морду негодяя. Вернее, попыталась. Удалось только сорвать усики. Приклеенные, мелькнуло в голове. И тут же подбородок сотряс короткий удар кулаком. Сознание не было к нему готово, сразу отключилось.

 

 Андрей черной тучей ввалился в свой номер. Соседа Попова не было на месте. Уже легче, не нужно поддерживать бестолковых разговоров, можно спокойно погрустить. Сняв футболку, и, взяв со стола какую–то книгу (для виду, будто делом занят), он плюхнулся в кровать.

 Итак, что у нас хорошего? Ничего. А плохого? Все. Да здравствует мыло душистое и веревка пушистая. Где самое больное место? На личном фронте. Значит, нужно думать о другом. Он раскрыл книгу. Может, она хоть немного отвлечет…

 Строчки крохотными вагончиками побежали перед глазами.

 'Воинский эшелон, ощетинившись пушками БМПэ, автоматами часовых и хмурыми взглядами командиров, без остановок шел на юг. Навстречу ему попадались веселые электрички, жирные товарняки, разукрашенные фирменные экспрессы, и никому из них не было дела до того, куда мчался служивый. Никто не махал ему вслед платочком, никто не крестил его на дорожку, никому он был не нужен… Никому… Кроме родных и близких, да тех братишек, которые сейчас сидели в окопах и обреченно прощались с жизнью'.

 Андрей потянулся к тумбочке за сигаретами. Сюжет был явно невеселый.

 'Их бросили в дикий лес стайкой домашних кутят, не умеющих драться, не знающих страшных законов чужого мира. Волки рвали их в клочья, вспарывали животы, вытряхивали кишки, отгрызали головы. А щенки скулили и плакали, и некому было их поддержать… Некому… Кроме тех братишек, которые сейчас во весь опор мчались на юг…

 Какой–то старик на перроне отдал эшелону честь.

 Скромная девушка на полустанке проводила его грустным задумчивым взглядом.

 Шумные женщины у дороги тихонечко охнули и перестали смеяться.

 Спасибо им.

 И презренье тем, кто плевал в наши спины! Мое — русского солдата, безногого, однорукого, с неизвлекаемым осколком под сердцем — презренье!'

 Полынцев сглотнул загустевшую слюну. Это ему–то, курортнику, плохо? Это у него–то, здорового мужика, горе?

 'Но не о стенаньях мой рассказ. А о тех щенках, что скулили, но огрызались, плакали, но дрались, умирали, но не сдавали позиций.

 Мы подходили к Грозному стройной колонной. На бортах наших БТРов еще не было мешков с песком, на дверцах 'Уралов' не висели бронежилеты, оружие стояло по мирному, на предохранителях. Нам не рассказывали о страшной картине новогоднего штурма. Мы ее увидели сами. И это был кромешный… Впрочем, обо всем по порядку.

 В ожидании группы сопровождения колонна остановилась на подъезде к городу, из которого доносился жуткий грохот орудийной канонады. Мы, пришибленными кутятами, выбрались из машин и молча закурили. Грозный издали напоминал рожу черта с черными глазищами, огромной шевелюрой смоляного дыма, раскрытой пастью–топкой, в которой изломанными клыками торчали высотные здания, огненными языками извивались едкие пожарища. Ветер постоянно сбривал чертовы кудри, не давая им вырасти до неба, но они упрямой копной вздымались вновь и вновь. Нам казалось, что мы подошли к дверям Ада, которые открывались только в одну сторону.

 Но вдруг из черного дыма вылетел закопченный БТР, на броне которого живыми шипами торчали пятнистые автоматчики. Он выскочил оттуда, куда мы и смотреть боялись. Следом появился другой, такой же дерзкий и взъерошенный, но с башней, развернутой назад.

 - Буду–б, — отрезал он короткую очередь в 'топку'.

 - Треск, треск, — поддержал его десант.

 - Та–щ, — хлестнул навскидку снайпер.

 Бойцы, отстреливаясь на ходу, мчались к нам на полной скорости, а мы во все глаза таращились на них, как на героев. Да они и были героями. Виданное ли дело — выбраться живыми из чертовой пасти, да еще плеваться в нее свинцом, дескать, подожди, вражина, сейчас вернемся, доломаем твои поганые зубы.

 Подлетев к колонне, и, осадив машины, парни спрыгнули с бортов и кинулись к нам с объятьями.

 - Привет, братишки, привет, родные! Как же долго вы добирались. Мы уж думали, забыли про нас, бросили.

 На их фоне мы смотрелись новыми копеечками, хотя и считали себя грязными. Только мы тогда еще не знали, что такое настоящая грязь. Встречавшие нас знали. Они были грязней самой грязной грязи. Лица их, опаленные, обветренные и небритые, были покрыты толстым слоем пыли и копоти, форма торчала глиняным панцирем, от которого при любом движении отваливались серые ошметки, руки чернели, как кожаные перчатки, но красные, воспаленные глаза светились радостью. Они видели земляков.

 - Не бздите, мужики, — успокаивали нас бойцы. — Здесь, конечно, полная жопа, точнее, самая ее дырка. Но живыми можно и в ней остаться, если клювом не щелкать.

 От слов 'можно остаться живыми', нам стало не по себе. Но прижимать уши на виду у этих парней было стыдно, да и поздно уже — приехали.

 - Здесь счет идет на минуты, на секунды, — говорили они хриплыми голосами, — учиться придется на ходу, с колес. Время сжато в комок, мы только третий день воюем, а считай, уже старики. Не успеем сейчас вам что–то рассказать или вы ушами прохлопаете — в Грозном может уже не понадобиться — не дойдете вы до города. Поэтому смотреть, запоминать, повторять и выживать. Против нас стоит целая армия: с пушками, с танками, со сворой отмороженных наемников. Всякая шушера собралась: и бывшие союзники — хохлы с прибалтами, и заморские бананы — негры да арабы, и прочая нечисть. Они, суки, глотки нашим пленным режут, на крестах растягивают, а мы им, падлам, за это город с пашней равняем. Сейчас артиллеристы 'Минутку' к штурму готовят — все в говно размесили — вещь! Да сами увидите.

 Я заметил на автомате одного из бойцов спарку (сдвоенный магазин), перемотанную полосками белой, синей и красной изоленты. Наверное, не нашлось одноцветной, по клочкам собирали. Надо будет поделиться с мужиками, у нас этого добра навалом. Парень перехватив мой взгляд, широко улыбнулся.

 - Знамя. Усек? Россия. Усек?

 Тогда, впервые в жизни я понял, что символ на войне — это не пустой звук. Это стержень, боевой дух, поддержка своих, маленький кусочек Родины.

 Загрузившись в машины, мы тронулись в путь. К нам на борт запрыгнул высокий, в прожженном камуфляже, собровец Саня.

 - Для связи с головным БТРом, — пояснил он, вытаскивая рацию из разгрузочного жилета.

 - За что воюем? — спросил я, клацнув затвором.

 - Коронный вопрос для дезертиров, — ответил он, подмигнув.

 - Почему?

 - Потому что повод ищут, что б за бабий подол спрятаться.

 - Я же не прячусь.

 - Тогда не спрашивай всякую хрень. Тебя сюда кто прислал: родственники, знакомые или по собственному желанию приехал?

 - Смеешься?

 - То–то и оно. Тебя государство направило, а потому, воюешь ты за его интересы. Здесь еще Лермонтов шашкой махал, а мы чем хуже? У него, между прочим, голова посветлей нашей была, и то не жужжал, трубил, как положено. Тогда, кстати, поводов для возмущенья больше было — на чужие территории лезли, а сейчас тут русских 30 процентов живет. Кто за них заступится? А ты, что, политикой увлекаешься? — закончил он неожиданно.

 - Нет, — опешил я.

 - А на хрена, тогда мозги этой мутью захламляешь? Тебя, что против мирных граждан воевать послали?

 - Непохоже, судя, по канонаде.

 - Судя по тому, что они присвоили нашу технику и вооружение, мирными, скорее, нас можно считать. А Грозный, между прочим, еще генерал Ермолов закладывал. Наш город. Отдадим его сейчас, в следующий раз Москву потребуют (Как в воду смотрел спецназовец, дальнейшие события именно в этом ключе и развивались). Все, заканчиваем политинформацию, подъезжаем к месту.

 Город был пуст и обуглен, как мангал после пикника. Не успели мы поравняться с первыми домами, как по борту зацвиркали пули.

 - К бою! — крикнул Саня, вскидывая РПК (ручной пулемет Калашникова). — Это снайпера работают, их из–за укрытий не видно, поэтому долбите на звук по всем подозрительным местам. Пуля — дура, цель найдет. Для тех, кто плохо ориентируется, даю подсветку трассерами.

 Он рыкнул пулеметом в сторону одного из домов. Мы, стайкой сопливых щенят, затявкали автоматами в голос вожаку.

 Сначала я не понимал смысла в упредительной стрельбе. Зачем жечь патроны, если четко не видишь противника? Но, позднее, когда начались страшные потери от снайперских налетов (и в тех подразделениях, где не использовали упреждение, особенно серьезные), осознал ценность приема. Дело в том, что сидящий в укрытии боевик, тоже хочет жить (как ни странно). И если его направление обрабатывается огнем, пусть и наугад, то стрелять нормально он уже не может. Во–первых, большой риск быть раскрытым и заблокированным, потому что бойцы наготове и выискивают цель, а во–вторых, когда рядом жужжат свинцовые мухи, нет никакой гарантии, что одна из них не залетит и в твое окно. Пуля, ведь, на самом деле — дура. Бывает, стреляешь в стенку, а попадаешь в голову. В общем, хороший был метод, правда, имел свои недостатки и основной — повышенный расход боеприпасов. Тут уж приходилось выбирать: беречь патроны или собственные жизни.

 - Работать во все стороны по секторам! — командовал Саня, меняя длинные пулеметные магазины. — Три уровня, 12 часов — каждому свой кусок… В воздух не шмалять, искать цель стволом.

 Я забегал взглядом по развалинам.

 - Стволом я сказал, а не носом! — прикрикнул он.

 И снова я не понял, зачем нужно вдоль руин водить автоматом, когда проще глазами.

 Только потом, несколькими месяцами позже, мы услышали оценку этого приема из уст одного из пленных боевиков. Он признавался, что когда видел гуляющие по окнам оружейные стволы (даже не стреляющие), предпочитал не высовываться из–за укрытия. Думал, выцеливают именно его. Вот так за один заход собровец научил нас жечь и экономить боеприпасы. Я хватал каждое слово на лету, как воробей мошкару. Может, потому и остался жив. Но так повезло не всем, если мое сегодняшнее состояние можно считать везением. Очень скоро духи приспособились к нашим методам и стали использовать их в своих интересах…'

 На этих строчках Полынцев обжегся угольком истлевшей сигареты. Больно. Только разве это боль в сравнении с той, что досталась солдатам. Даже ойкнуть не посмел.

 

 

 

 Глава 7

 

 

 Юля узнала о том, что наступило утро, услышав разговор охранников за дверью.

 - Почему опоздал? Девятый час уже.

 - Котлы выкинь — ровно восемь…

 Получается, что она провела в подвале почти 12 часов. А сколько еще предстоит? И что будет дальше? Вокруг темно, холодно, сыро. Комната небольшая, квадратная, потолок низкий, рукой можно дотянуться. На земляном полу старый, продавленный матрас, на нем и сидела. Хорошо, что была в джинсах, хоть не голыми ногами этой мерзости касалась. Вот и начались приключения. Или о других мечтала? Да уж, не о таких, конечно. А в жизни–то все оказалось попроще, погаже, пострашней. Дура, доигралась в жмурки с Полынцевым — получила свое. Ведь предупреждал же человек — не надо заниматься самодеятельностью, для этого есть органы. Сиди теперь в темнице, жди неизвестно чего.

 Она встала с матраса, осторожно подошла к двери, прислушалась.

 - Эй, там! Что вам от меня нужно?

 Тишина. Видимо, охранника не было на месте.

 Кому понадобилось ее похищать? Продолжается цепочка убийств, или появилось что–то новое? Если первое, тогда версия ограбления, выдуманная Полынцевым, отпадает — что с бедной девушки взять. А вот со вторым сложнее. Не в сексуальное ли рабство хотят ее продать? Между прочим, сейчас это очень популярная тема. Ох, и дура: поменяла героя на сутенера.

 - Эй, где вы там?! Чего вы хотите?!

 Интересно, дежурная имеет отношение к похищению? Ну, предположим, она позвонила сообщникам и сказала, что к ней приходили с вопросами. Как должны были поступить бандиты? Затаиться, наверное, следы подчистить, улики спрятать. Но не похищать же безвинную девушку. Тем более, что допрос проводил Полынцев, с ним бы и разбирались. Нет, скорее всего, дежурная здесь ни при чем. Все–таки, отгадка спрятана в убийствах. Но что общего у нее, питерской журналистки, с Янкой и Аркадием? Ровным счетом ничего. Те, по крайней мере, прибалтийскими корнями связаны. А она–то, каким боком? Или тайна в фотоаппарате? Вполне возможно. Только это опять получается гадание на кофейной гуще.

 - Эй, кто там есть!? Выпустите меня отсюда!

 - Форточку захлопни, сучка, — раздался хриплый голос вернувшегося на пост охранника.

 - Дайте попить.

 - Дают бабы, а мы берем.

 Юля, закусив губу, притихла. Разговор пошел в опасном направлении.

 

 Всю ночь Полынцев воевал, штурмуя Грозный, и утром в ушах еще звенела канонада.

 - Слушай, Андрюха, — выходя из душа, спросил Попов. — Ты во сне атаковал или оборонялся?

 - Что, слышно было?

 - Ну, дык. Орал - 'За мной, вперед!', потом - 'Назад, с флангов обходят!'. Я так и не понял ваших маневров.

 - Мы с переменным успехом, — скромно объяснил 'фронтовик', натягивая штаны. — Ты книжку здесь взял или с собой привез?

 - Из дома.

 - Люблю я умных людей. Едут в отпуск, литературу с собой берут. А тут, как лапоть — кроме кодекса ничего путного в жизни не читал. Сейчас по городу прошвырнусь, потом обязательно добью…

 - Правильно, — согласился Попов. — Эта штука поинтересней кодекса будет.

 На улице было немного прохладно и пасмурно, так же как на душе, совсем чуть–чуть. Андрей вошел в парк, вдохнув чистейший озон полной грудью. Все–таки, книжка хорошо отвлекла от сердечных переживаний. Разрыв с Юлей теперь казался всего лишь маленькой неприятностью - развеется. В пансионате сегодня делать нечего — никто не приглашал. Значит, в кино, а то закис от последних событий. Пробежаться бы сейчас по этой аллейке вдоль проспекта, размять гончие косточки, давненько километры на кроссовки не наматывал. А ведь было время, когда первый разряд с легкостью перекрывал, до кандидата в мастера всего нескольких секунд не хватало.

 Развернув пружинистый шаг (под впечатлением спортивных воспоминаний), Полынцев не заметил, что следом за ним едва поспевает коренастый мужчина с сотовым телефоном в руках.

 Черный джип, шурша колесами, прижался к обочине, плавно остановился. Затонированное стекло медленно растаяло в передней дверце.

 - Извините, не подскажете, как проехать к дендрарию? — выглянул из окошка усатый молодой человек.

 - Прямо по проспекту, — махнул рукой Андрей. — И через два перекрестка налево.

 - А вы не могли бы это на схеме показать? — открыв заднюю дверцу, попросил второй мужчина с прыщавым, давно небритым, лицом. — Мы тут запутались совсем.

 Интуитивно Полынцев ощутил какую–то опасность. То ли вопрошавшие подходили под теорию Чезаро Ламброзо (был такой ученый, утверждавший, что по внешнему виду человека можно судить о его преступной сущности), то ли вызвала подозрение их легкая навязчивость. Но природная вежливость не позволила тянуть с ответом, и ноги сами зашагали к машине. Подойдя к задней дверце, Андрей осторожно склонился над картой.

 В ту же секунду прыщавый, схватил его за волосы (собирался ведь под 'бобрик' подстричься, не успел) и с силой дернул к себе. Усатый подскочил сзади, отработанно пихаясь коленом. Но…

 Интуиция хоть и притормозила с анализом ситуации, но осторожность, все–таки, разбудила. Нападавшие не могли знать, что худощавый и нестрашный с виду паренек, которого они решили снять по–легкому, дома закадычно дружил с офицерами–спецназовцами. Не так давно им вместе пришлось раскрывать одно дерзкое убийство, и с тех пор отношения заладились. Они встречались постоянно. В том числе и в спортзале СОБРа, где молодого участкового обучали некоторым приемам рукопашного боя. Не балетного карате, а настоящей рукопашки, мощной и корявой, как лапа сибирского медведя. Впрочем, об этом чуть позже, а пока…

 Андрей не стал упираться, освобождая голову от захвата, наоборот, прыгнул вперед, ударив лбом в подбородок противника. Следом, вскинув пятерню, всадил пальцы в его осоловелые глаза. Не выткнул, тот успел зажмуриться, но после удара ничего, кроме разноцветных салютиков, видеть уже не мог.

 - Сука! — вскрикнул прыщавый, закрывшись руками.

 Надо ли говорить, что волосы при этом освободились автоматически.

 Полынцев, согнув ногу в колене, как конь копытом, лягнул заднего нападавшего в лицо (тот как раз наклонился посмотреть, что за шум в салоне), попал удачно.

 - Падла! — взвыл усатый, хрустнув носом.

 Чем отличается спецназовская рукопашка от спортивных единоборств? Многим. Но в первую очередь тем, что приемы и удары здесь, как минимум, травмирующие. Как максимум - смертельные. Акробатических кульбитов и высоких па ножками нет (это лишь в фильмах для детей показывают, кстати, балет смотреть гораздо интересней). Только мощные базовые удары: по кратчайшей траектории в ближайшую болевую точку. Если приемы — то на растяжение, на перелом.

 Полынцев, расчистив путь, выскочил из машины, но тут же столкнулся с подоспевшим на помощь водителем. Судя по всему, тот был боксером — увесистые кулаки засвистели в воздухе бумерангами. 'Никогда не борись с борцом и не боксируй с боксером, — вспомнил Андрей советы собровцев. — Ты не профессиональный боец, поэтому состязаться в мастерстве не сможешь, используй неожиданные для них приемы: у первых всегда открыта голова, у вторых - все, что ниже пояса'. Не теряя времени, Полынцев, нырнул к шоферу под ноги, пробив жесткий апперкот в самое, что ни на есть, интимное место.

 Водитель огласил округу колоратурным сопрано.

 - У, е–о–о!

 - Вот именно, — закончил партию Андрей, врезав коленом в грудь загнувшегося в поклоне солиста.

 Казалось, раунд был окончен за явным преимуществом закона, но здесь случилась неприятность. До ристалища, наконец, добрался тот самый коренастый мужчина с сотовым телефоном в руках. Сходу, обхватив Полынцева за корпус, он по–борцовски оторвал его от земли и одним движением забросил в машину. 'Борец', — мелькнуло в голове Андрея перед тем, как она врезалась во что–то твердое….

 

 Юля тихонько плакала, сидя в углу темницы. Приключенческий дух весь вышел, и его место занял противный, липкий страх. Сознание рисовало самые ужасные картины: изнасилование, издевательства, убийство. Охранник уже пообещал ей переломать руки и выбить зубы, чтоб не сопротивлялась. Два раза он заходил в камеру, пытаясь установить с ней близкие отношения, но она орала белугой и царапалась, кошкой, устраивая настоящую истерику. Помогало. На шум сбегались сообщники и предупреждали мерзавца, чтоб не торопил события — мол, сначала хозяин, потом остальные. Это было по–настоящему страшно.

 Но вдруг.

 Дверь в темницу распахнулась, и два мордоворота бросили на землю чье–то бездвижное тело. Едва различив очертания лица, она бросилась целовать его, гладить, омывать собственными слезами.

 - Андрюшенька, Андрюшенька, миленький, слава Богу, слава Богу. Спасибо тебе, спасибо.

 - Кому? — не уворачиваясь от поцелуев (вот уж не думал, что первые будут такими горячими), спросил Полынцев.

 - Богу, конечно, Богу! Он услышал мои молитвы и послал тебя.

 - Может быть, я ранен, и толку с меня — ноль?

 - Ну, и что! — навзрыд вскричала красавица. — А я тебя выхожу, главное, что ты здесь, что рядом. Вместе не страшно.

 Андрей присел. На самом деле, в сознание он пришел давно, еще, когда тащили через двор. Голова звенела и кружилась, но, все же, сквозь прикрытые веки удалось немного сориентироваться в обстановке. Большой, двухэтажный дом, в подвал которого его спустили, был огорожен высоким кирпичным забором. Левое крыло подпирал вольер с огромной кавказской овчаркой. Правое — курятник и сарай. Если бежать, то лучше в эту сторону.

 - Тебя били? — взволнованно спросила Юля. — Где болит?

 - В душе.

 - А мы ее полечим, — сказала она, положив ладонь ему на сердце. — Мы ее погладим. Вот так… Отпустило?

 - Наоборот, — он сгреб ее в объятья и, целуя, повалил на землю.

 Юля прикрыла глаза…

 Языком он действовал уверенно: не лизался, как щенок, нежно касался ее губ и плавно входил между ними. Не успела она подумать, что это похоже на… как услышала звук расстегиваемой на джинсах молнии (на своих, между прочим).

 - Полынцев, а ты что собираешься делать?

 - Газету, блин, читать. У вас, журналистов, принято об этом спрашивать?

 - Подожди, как ты можешь в такой обстановке?

 Он замер в изумлении.

 - Не понял, мне показалось, ты сама?

 - Да, я хотела, чтоб пожалели, но не больше.

 Возбуждение начало таять, как мороженое на солнце. Через 'не хочу' Андрей переступить не мог — такое вот идиотское воспитание.

 - На нет и суда нет, — медленно поднялся он на ноги. — Впредь буду осторожней.

 - Ты же говорил, что я не в твоем вкусе? — отряхиваясь, напомнила Юля.

 - Отомстила, что ли?

 - А может, и отомстила, вредный мальчишка, — щелкнула она его пальчиком по носу. — В той школе, где ты учился с девочками целоваться, мы в старших классах преподавали.

 - Что–то я не заметил, — кхекнул Андрей.

 - Чего? — возмутилась красавица. — Да я просто смотрела, на что ты способен.

 - Не досмотрела, — буркнул он и, приметив в углу матрас, завалился на него.

 Если говорить честно, Юля решила для себя так: окажется слишком настойчивым… ну, тогда пусть. Ей сейчас было важней его расположение, чем собственные желания. А если будет сдержанным, то лучше не надо. Обстановка, и правда, не располагала. Хоть где–то и писали, что в экстремальных ситуациях у людей просыпается сексуальное влечение, но у нее это как–то не особенно ярко проявлялось.

 - Не обижайся, — подсела она к нему. — Я здесь не могу.

 Андрей прекрасно понимал ее состояние — и злить не хотела, и в объятия не стремилась, вынуждена играть. Женщины вообще народ зависимый. Не все, конечно, есть ведьмы, от которых лопатой не отмашешься. Но основная масса, все–таки, милые, беззащитные создания. Жалко их. Надо успокоить девчонку, а то невесть что, наверное, думает.

 - Юль, — веди себя, как обычно. Я совершенно не обижаюсь, наоборот, ценю — не стелешься под ситуацию. Расслабься, давай, шевелить мозгами вместе.

 Ее немного задело, что он так легко успокоился, но виду она не подала.

 - Я тут все уже передумала, и поняла только одно — это не дежурная виновата. Это что–то другое.

 - Почему ее отмела?

 - Потому что простые грабители не стали бы меня похищать. А тебя, милиционера, и подавно. Они бы сами в норы попрятались. Здесь тайна в убийствах или в фотоаппарате.

 - Или во всем сразу.

 - Как это?

 - Я сейчас начну проговаривать версии, а ты внимательно слушай и дополняй. Ты ведь лучше меня обстановкой владеешь.

 - Давай, давай, — заерзала Юля.

 Андрей прыжком вскочил на ноги и… тут же свалился обратно (голова еще кружилась). Следующую попытку провел уже без лишней резвости: спокойно встал, одернув футболку, медленно подошел к двери.

 - Эй, конвойный, закурить не найдется?

 - Какой я тебе конвойный, козел!

 - А кто ты? Надзиратель и есть. Курево давай, жрачку давай.

 - Щас дам, не унесешь.

 Полынцев хотел ответить дерзко (неудобно, когда тебя в присутствии девушки козлом называют), но, подумав, решил вернуться на место. Злить бандитов раньше времени в его планы не входило.

 - Они как воду приносят? — спросил он, садясь на матрас.

 - Обычно: заходят и отдают. Один даже пытался…

 - Что–то сделал?

 - Нет, я вой подняла, другие сбежались, успокоили.

 Андрей погладил ее руку.

 - Извини, я тоже, блин, полез, идиот.

 Юля чмокнула его в щеку. Нет, все–таки, он хороший парень. Где еще встретишь такого скромного и понятливого. Молодец.

 - Ты–то здесь при чем, — сказала она, прижимаясь к его плечу. — Ты совсем из другого фильма.

 В том, что их должны убить, Полынцев не сомневался. Во–первых, похищение милиционера - шаг сам по себе дерзкий и отчаянный, говорящий о серьезности намерений бандитов. После такого, уже не выпускают. Во–вторых, держат в одной камере, значит, не собираются допрашивать — просто изолировали от каких–то внешних обстоятельств. В–третьих… да хватит и первых двух. Сейчас лучше подумать о том, кому помешали два безобидных курортника? Если не убили сразу, то вполне вероятно планировали как–то использовать — в качестве заложников, например. Это плохой вариант. Когда–то ему приходилось быть живым щитом в руках матерого бандита (того самого, которого ловили вместе с собровцами). Но тогда все было проще — рядом не хлопала ресничками прелестная девушка. А рисковать собой он никогда не боялся.

 - Итак, сводим все воедино, — пустился он в рассуждения. — Что было подозрительного в убийстве Аркадия? Первое — странное ограбление: дорогие вещи остались нетронутыми, а мелочевка пропала. Второе: свернутая шея — слишком жестокий и неспецифичный для гопников прием. Отсюда вывод — произошло дилетантское ограбление на фоне профессионального убийства. О чем это говорит? О том, что преступление совершено не жульем, а спецами. Сначала открутили мужику шею, а потом сообразили, что слишком тонко для грабителей и закрасили камушком в висок, по–простецки, вроде как, шпана сработала. Вопрос — за что? Какие обстоятельства предшествовали убийству Аркадия? Кому он перешел дорогу? Тебе должно быть видней, недотрога синеглазая.

 - Хорошо закончил, — нежно проворковала красавица. — А то сыплешь какими–то официальными словечками: 'предшествовало, профессиональное убийство'. Я от этого теряюсь.

 Андрей, почувствовав плечом ее упругую грудь, мог сказать то же самое.

 - Аркадий был добродушным человеком, — продолжала размышлять Юля. — Вот только с Янкой иногда цапался, и в тот вечер, мне показалось, что она специально послала его за бутылкой, чтоб не привязывался к фотоаппарату. Видишь, опять он всплыл.

 - Хорошо, давай плясать отсюда, согласился Полынцев. — Допустим, Аркадий знал о Яне что–то страшное, и та решила избавиться от него с помощью подельников. Кстати, я видел в тот вечер, как она звонила по телефону от дежурной. Вполне могла дать наводку. Итак, они убирают Аркашу, чтоб он не раскрыл какую–то тайну. Убили. Что дальше? Зачем избавляться от сообщницы? И сразу вопрос: сообщницы чего? Вот здесь главная проблема. И ее мы с тобой, сидя в подвале, не решим. Информации мало. Поэтому я и не хотел впутываться в неофициальное расследование, никаких полномочий. Даже запрос по месту жительства нельзя послать, а может, в нем и есть ключ к разгадке. Кто против нас стоит? Банда мошенников, воров, террористов? Неизвестно. Поэтому и судьбу свою просчитать мы не можем.

 Юля погладила его по плечу.

 - А ты слишком глубоко не копай, исходи из того, что есть, и не бойся фантазировать. Твоя беда в том, что пытаешься оттолкнуться от конкретных фактов, а их мало, значит, надо пробелы заполнять воображением. Например, вот так, — она отодвинулась, опершись на локоток. — Янка мне по–женски сразу не понравилась. Она хищница, хоть и умело это скрывала: со мной сюсюкалась, билетики на концерт доставала, подарочки разные делала — бинокль театральный - ну, ты помнишь. А с чего, спрашивается, такая доброжелательность? И почему именно ко мне, а не к Вике? Та и по возрасту ближе, и по характеру мягче. Симпатия? Что–то плохо верится. Значит, была нужна зачем–то…

 - Зачем? — спросил Андрей, не дождавшись окончания.

 - Не знаю.

 - Да, буйная у тебя фантазия, — с сарказмом заметил он. — Далеко нас завела, не знаю, как назад выбираться.

 - Ты мужчина, ты и думай. Мы, бабы, народ глупенький, слабенький. Нам бы чего попроще, потеплее, — она снова прижалась к нему. — Слушай, у тебя сердце, будто молот по наковальне стучит, аж здесь слышно.

 - А можно, я у тебя тоже послушаю? — в свою очередь поинтересовался Полынцев.

 - Нет, у меня нельзя, — убрала она голову и отодвинулась.

 Что и требовалось доказать. Интересный народ, эти женщины. Пристаешь к ним — не нравится. Не пристаешь — сами лезут. Но лучше, все–таки, потерпеть, слава Богу, не с голодного края приехал. И потом, в экстремальных условиях напряжение не такое уж и великое, голова больше другим занята. Выбираться надо. А как? Задача. Что здесь можно придумать? Вспомнить, что ли, собственный опыт? Находился ведь когда–то в заложниках, должен ориентироваться в теме. Ну, значит, так: вход сюда один, поэтому выход тоже. В этом смысле — без вариантов. Дальше. За дверью недлинный коридорчик и лестница наверх, в служебную комнату. Там есть окно, его было видно по дороге сюда, через него — во двор, потом на курятник, оттуда на сарай, и, считай, на свободе. Интересно, сколько в доме народу? Если много — не прорваться, навалятся кучей, и пикнуть не успеешь. Не такой уж крутой из него боец. Это при условии, что стрелять не начнут. В противном случае — снимут первой же пулей. Но, ведь бегут же люди… даже из тюрем. Вот именно.

 - Ты чего затих? — пихнула его локотком Юля. Обиделся, что ли? А говорил, не будешь.

 - Все нормально, просто думаю.

 - Так ты думай вслух, мне спокойней, когда ты разговариваешь. — Она снова прижалась к его плечу. — Давай, рассуждать дальше.

 - Ты хорошо бегаешь? — спросил он неожиданно.

 - Так себе. А при чем здесь это? Мы же про Янку, вроде бы…

 - С ней все ясно, теперь о другом речь. Когда должен этот концерт состояться, на который она билеты достала?

 - Сегодня вечером. Я даже места помню. Жаль, посмотреть не удастся.

 - Выбираться нужно срочно.

 - Понятно, а как?

 - Бегом. Ни с кем не вязаться, скорость и маневр: 'вперед и вверх, а там — ведь это наши горы, они помогут нам'.

 - Пулей в спину, — грустно закончила Юля.

 - Думаю, пальбу устраивать не будут. Когда меня сюда тащили, за забором виднелись крыши домов. Значит, коттедж стоит в жилом квартале. Люди вокруг. Если во двор выскочить — не рискнут стрелять. Главное, выскочить. В общем, нужно, что б открыли дверь.

 - Давай воды попросим.

 - Могут не дать. Или принесут, но потом. А нам надо сейчас, пока в доме народу мало.

 - Откуда знаешь?

 - Предполагаю. Мне кажется, что они уехали на другое дело. Так ты говоришь приставал к тебе этот охранник?

 - Угу.

 Что по этому поводу гласила тактика. Для успешного проведения операции необходимо. Первое — найти слабое (тонкое, незащищенное, плохо охраняемое, и проч.) место на объекте. Второе — усыпить бдительность противника. Третье — приблизиться к нему на максимально возможное расстояние и, отвлекая внимание, совершить стремительный бросок. Идеальный вариант в нынешних условиях — заманить одного бандита в камеру и тихо его выключить. Но это иллюзия, он такой глупости не допустит, потому что пленников двое — обязательно кликнет на подстраховку напарника. В каком случае он его не станет звать? Во–первых, если не будет опасаться нападения со стороны задержанных (для этого нужно вывести из игры мужчину, то есть его, Полынцева), во–вторых, в силу каких–то меркантильных соображений (здесь хорошо бы посулить ему что–то шкурное, чем он наверняка не захочет делиться с приятелем). Теоретически, все выполнимо. Андрей вкратце объяснил план операции Юле.

 - Чепуха какая–то! — неожиданно возмутилась она. — Ну, первая часть — еще, куда ни шла, а вторая — совершенная ерунда. Заезжено, наиграно, ненадежно. Можно спокойно обойтись и без 'клубнички'.

 - Интересно, как ты себе это представляешь?

 - Объясню ему ситуацию, он заглянет проверить, и здесь ты его вырубишь.

 - Он с места не тронется, скажет: 'мне на это поплевать, вы уже, один хрен, не жильцы'.

 - А я шум подниму, орать начну.

 - Позовет остальных.

 - Ну, и что? Дверь же откроют — этого достаточно.

 - Ты предлагаешь сделать все вопреки тактике. Собрать вместо одного человека целую толпу, насторожить ее, возбудить своим поведением, дать подготовиться к противоборству. И в итоге оказаться в плотной блокаде, которую прорвать можно будет разве что танком. Я тебе не супер драчун — а ля, один к десяти, это в кино для вас клоунаду крутят. В реальной жизни, даже опытные спецназовцы на превосходящие силы без крайней нужды не дергаются, маневром берут. Кроме того, если бандиты окажутся подмороженными или просто нервными - пристрелят, как высморкаются, или покалечат, что тоже неплохо. Это ж не милиционеры, пятнадцатисуточников охраняющие. Я умышленно не стал перепираться с быком, что б не разозлить его, не спровоцировать на резкие действия. А ты советуешь отказаться от сопутствующих условий, плюнуть на то, что ты красивая баба, что бандит на тебя западает, что нас держат вместе, и устроить обычный скандал. Давай еще 'пожар', — начнем орать, весь дом на уши поднимем. Кстати, когда врываются в камеру, достается всем без разбора, в том числе, и женщинам.

 

 

 

 Глава 8

 

 

 Юлю не убедили доводы Полынцева, но делать было нечего, оставалось уповать на удачу. Перекрестившись, она тихонько постучала в двери.

 - Бандит, миленький, подойди сюда, пожалуйста. Кажется, мой друг помер.

 Андрей, взглянув на красавицу, выразительно покрутил пальцем у виска.

 - Чего? — послышался угрожающий бас охранника.

 - Я говорю, дружок мой, кажется, помер, — залепетала Юля жалобным голосом, пытаясь сгладить подсознательную оговорку. — Лежит и не шевелится. Мне страшно рядом с мертвецом сидеть.

 - Твои проблемы, — гоготнул бандит.

 - Послушай, я не шучу. Унесите его отсюда или меня в другое место переведите.

 - Закрой варежку и засохни. Здесь не тюрьма, для всех камер не настроили.

 - Родненький, ведь не зверь же ты, — жалобно простонала красавица. — Неужели не понимаешь, что не могу я вместе с покойником сидеть. Помоги, пожалуйста, я тебя очень прошу.

 - Я у тебя тоже просил.

 - Я на все согласна. Только заберите его отсюда… или меня. Умоляю.

 Лекарство от подозрительности было проглочено и, судя по изменившемуся тону охранника, начало незамедлительное действие.

 - Дохлый, говоришь? Может, спит?

 - Нет, я сердце слушала, не бьется. Уже холодеть начал. Сам посмотри. Если один боишься, позови кого–нибудь. Я не шучу.

 - Сначала дашь, чего обещала, потом позову.

 Замок сухо щелкнул…

 Полынцев лежал на животе, в полной готовности к рывку. Зачем же Юлька про сердце ляпнула? Его, конечно, можно и со спины послушать, но, все–таки, принято с груди. Это могло насторожить охранника. Не станешь ведь ему объяснять, что, мол, и так сойдет. Подозрительной выглядела поза на животе. Только выхода другого не было. Стартовать со спины — драгоценное время терять. А скорость в этой схватке — главный козырь. Юля считала, что охранник набросится на нее прямо здесь. Но Полынцев рассудил иначе — скорей всего это произойдет в коридоре или каком–нибудь другом месте. На всякий случай разработали несколько вариантов операции: два основных — наружный и внутренний, и один дополнительный — те же, плюс напарник бандита. Последнее было крайне нежелательно.

 Дверь скрипнула, разрезав темницу тоненькой полоской света.

 - Где он? — заглянул в щелку охранник.

 - Вон, — указала пальчиком в угол красавица.

 - Почему на животе?

 - Откуда я знаю. Сам так лег и больше не поднялся.

 - Ты сердце через спину, что ли, слушала?

 - Ну да, — растерялась Юля и тут же нашлась. — А какая разница. Делай быстрей свое кобелиное дело и убирай его отсюда.

 После такой откровенности похоть окончательно растопила осторожность бандита.

 - Пошли, — хрипло сказал он, приоткрыв дверь пошире.

 Полынцев сжался пружиной.

 - Я после темноты ничего не вижу, — неуверенными шажками заковыляла к выходу Юля.

 - Че спотыкаешься, иди прямо на свет.

 - Глаза слепит. Отвыкла… Ой, падаю, держи.

 Это был сигнал.

 Андрей сорвался с места палубным истребителем. Если б кто–то стоял рядом, его непременно снесло бы воздушной волной.

 Юля, как было условлено, повисла на руках бандита, сковав их движение.

 Полынцев слету впечатал кулак в его горбатый кадык и добавил локтем в висок. Послышался легкий хруст и утробный клекот. Грузное, почти квадратное тело медленно осело на пол. Кажется, этот готов. Вроде бы, тихо получилось. Теперь быстро его обыскать, и бежать наверх. Он живо обшарил немногочисленные карманы охранника… Оружия у него не было. Плохо. Оставалось надеяться только на собственные ноги.

 Когда–то Андрей видел, как заблокированный собровцами преступник, выставив вперед локти, пытался вырваться из окружения. Правда, не слишком в том преуспел, но против него стояли действующие спецы, а здесь еще неизвестно какие. И потом, у того не было спортивного разряда по легкой атлетике. Главное, что б стрелять не начали. Он сделал Юле знак, чтоб оставалась на месте, и осторожно направился к лестнице…

 Обрамленные перилами, деревянные ступеньки, не издав ни звука, предательски вывели беглеца наверх. И вот удача — в небольшой, утыканной мониторами, комнате находился всего один человек, и тот дремал, сидя на диване. Андрей подкрался к нему сзади и, схватив правой рукой за подбородок, а левой упершись в затылок, скрутил голову, как ржавый вентиль (таким же способом убили Аркадия).

 Но дрогнула рука, не хватило опыта (не спецназовец, все–таки), прием вышел мягким, слабеньким. Охранник, извернувшись змей, стремительно вскочил на ноги и выдернул из подмышки пистолет.

 - Стоять, сука!

 Андрей и так стоял.

 - Лежать, сука.

 Полынцев лег.

 Бандит прижал его сверху коленом и обшарил карманы.

 Понятно, что они были пусты, пришел бы он сюда с голыми руками.

 Ничего не обнаружив, охранник отпрыгнул в сторону.

 - Встать, сука!

 Похоже, словарный запас у него был не из богатых…

 - Вперед, сука!

 Можно даже сказать, из бедных.

 Андрей комментировал про себя каждое действие противника (так учили собровцы), чтоб не терять самообладания и заставлять мозги думать критически. Нужно все замечать, искать дырку в обороне.

 - Вперед, я сказал! — бандит толкнул его дулом промеж лопаток.

 А вот и она, дырочка. Нельзя приближаться к пленному на расстояние удара, а уж, тем более, вплотную. Потому что…

 В следующий миг Полынцев резко повернувшись, вскинул предплечье. Рука бандита отскочила в сторону. Прозвучал запоздалый выстрел. Андрей вцепился в кисть с оружием и вывернул ее на излом. Пистолет, упал на пол, отлетев под пульт. А теперь можно спокойно завершить серию начатых приемов. Боевое самбо — изумительная по простоте и эффективности вещь. Здесь есть все: защита от оружия, удары, блоки, броски, удержания, и многое другое из того, что необходимо в схватке с преступником. Универсальность приемов состоит не только в простоте исполнения, но и в возможности дозировать амплитуду движений. Например, загиб руки за спину нырком — который сейчас проводил Полынцев — можно с одинаковым успехом делать в щадящем режиме, если вы задерживаете пьяного дебошира, и для этого достаточно поднять его ладонь на уровень плеча. А можно закрутить движение на полную катушку, тогда запястье противника следует вращать, по часовой стрелке, до отметки, примерно, полвторого — два, и в этом случае сустав провернется в теле, словно игрушечная ручонка в кукле. Что в эту минуту и произошло у бандита.

 - А, сука, рука! — взвыл он, ударившись головой о собственные ноги.

 - Не ори, урод! — прохрипел Полынцев, утопив каблук в его согбенном позвоночнике.

 - А, сука, спина! — снова вскрикнул охранник.

 - Заглохни, истеричка, целей будешь!..

 Юля выглянула из подвала как раз в тот момент, когда Полынцев (слава Богу, живой) добивал охранника локтем в затылок. Она видела драки всего несколько раз в жизни (не считая кино) и все они были какими–то бескровными, цивильными. Ну, потолкались, побарахтались немножко, наставили друг другу синяков, набили шишек. Но не так же: этот кобель внизу, кажется, натурально сдох. Юля сначала боялась, что он вот–вот очнется, но зря — холодеть начал. Другой бандит, которого ее милый сейчас охаживал твердыми частями своего тела, похоже, давно не дышал полной грудью, потому как накрыл ею пол, будто изодранной тряпкой. Хорек какой–то, а не милиционер. В следующий раз подумаешь, стоит ли с ним заигрываться, не дай Бог, разозлится.

 Полынцев, успокоив стрелка, осмотрел комнату — пистолета нигде не было. Искать уже некогда. Нужно быстро прыгать во двор — там свобода, там спасенье… Но, что за черт, — окно оказалось зарешечено. Оставался только прорыв.

 - Юлька, пошарь под пультами, — крикнул он, направляясь к двери. — Там где–то пистолет должен валяться. Если найдешь, сразу беги за мной — отдашь.

 - А если нет? — спросила она, опускаясь на корточки.

 - Тогда, как договорились, идешь по зачищенной территории.

 Он выскочил в соседнюю комнату. Вот черт, навстречу уже мчались два здоровенных лба. Провозился с этим уродом, потерял драгоценное время. Но что теперь сделаешь, отступать некуда.

 Выставив перед собой локти, он бросился навстречу бандитам. Оружия у них не было и это радовало, но увесистые кулаки по размерам не уступали боксерским перчаткам, и это огорчало. На самом же деле, прорваться через двоих, немногим сложней, чем увернуться от одного. Последний ловит тебя грудью, а эти лишь половинками. Главное, не дать им за одежду уцепиться. Хорошо, что сейчас лето и на плечах только легкая футболка, хотя, и ее лучше было бы снять, но не успеть, уже входил в 'плотные слои атмосферы'.

 - Граната! — громко крикнул Андрей и удивился собственному голосу. Откуда вынырнуло это слово, ведь в мыслях не держал?

 Охранники растерялись ровно на полсекунды (блефует или нет?), но этой заминки хватило с лихвой.

 Он проскочил между крутых плеч, как зубочистка меж зубов, засветив локтем под глаз правому быку и отбив руку левому, немного потерял ход, но, все же, благополучно пролетел в следующую комнату. Дверь на улицу была открыта, и здесь заминки не случилось. Правда, во дворе его ждал неприятный сюрприз — кавказская овчарка свободно разгуливала по территории. Значит, расчет оказался верным: основная часть банды уехала. Ворота на замке, в доме остались только новички, которым, по–счастью, и оружие еще не выдали (тот, что стрелял, наверное, был у них за старшего). Пока, все шло по плану.

 Пес, увидев незнакомца, затрусил к нему. Знал бы, зачем шел, развернулся б на полдороги. Полынцев не боялся собак, потому что держал их с детства. Больше волновали охранники — что- то долго не показывались. Может, гранату искали? А нет, кажется, уже разобрались, скачут. Ну, что ж, погнали наши городских.

 Андрей со всех ног бросился к курятнику. Овчарка за ним. Бандиты за ней. Вытянулась плотная цепочка…

 Нет, не успеть забраться на крышу — слишком маленькая дистанция, надо разорвать. Что ж, придется помотать круги по двору (благо, просторный, вымощенный булыжником, прибранный под метелочку), но только не в таком составе.

 Он резко остановился, встретив подоспевшего пса кулаком в нос. Бедная собака зачихала, зафыркала и забыла, куда бежала. С охранниками было сложней. Вступать с ними в схватку не имело смысла, могли поломать, как спичку. Пожалуй, лучше оставить Юльку здесь и вырваться одному, а после вернуться с подмогой. Не успеют же они за это время с ней что–нибудь сделать.

 Но пленница, будто услышав предательские мысли 'благородного' друга, появилась в дверях незамедлительно.

 Выскочив из–за угла, и, увидев ее на пороге, Андрей зашипел.

 - Спрячься, они за мной бегут.

 - А ты меня не бросишь?

 - Быстро в нору, я сказал!

 Она скрылась за дверью.

 На втором круге скороговоркой выпалил.

 - Я сейчас на забор полезу, они, думаю, к воротам ринутся. Тогда и уйдешь.

 - А ты без меня не убежишь?

 - Сдуйся с глаз моих!

 Она сдулась.

 Был риск, что бугаи поступят как–то иначе, но другого решения на ум не приходило.

 Он не стал ждать, пока гоблины догадаются рассредоточиться и, в конце концов, зажмут его в клещи. Прибавив обороты, подскочил к курятнику, взобрался по сетке–рабице на крышу, легко перепрыгнул на сарай…

 Один из бандитов полез следом. И глупо поступил. Удар ботинком в челюсть недвусмысленно об этом намекнул. Второй бычок бросился к выходу.

 Перемахнув через забор, и мягко приземлившись, Андрей припустил к воротам. Они уже открылись. На улице показались оба охранника. Отлично, в полном составе. Путь для Юльки был свободен. Теперь увести их подальше от дома, а потом вернуться за ней.

 Вот и представилась возможность размять гончие косточки. Хоть и не Бог весть, какие соперники, а все ж бегут, пыхтят. Нельзя далеко отрываться, а то плюнут, остановятся. Интересно, успели они позвонить хозяевам? Скорее всего, нет — рассчитывают сначала поймать, а после уж докладывать. Правильно, за такую службу по головке не погладят. Надо сохранить у них иллюзию хэппи–энда, тревожить боссов раньше времени не стоит, иначе, план может сорваться.

 Андрей сбавил ход, подпустив охранников поближе. Те, заметив, что беглец выдыхается, зашлепали подошвами бодрее…

 Юля выглянула во двор. Кажется, все спокойно. Озираясь по сторонам, шустро засеменила к воротам. Когда до них оставалось метров 5–6, из–за дома вышла прочихавшаяся собака. Заметив удаляющуюся цель, она… чихнула еще раз… и побрела к своему вольеру. Сегодня был не ее день.

 Красавица выскочила на улицу и припустила под горку, Полынцев сказал, что бежать нужно под уклон, потому что он потащит бандитов на подъем. Поселок, по которому она мчалась, состоял из одних коттеджей: всюду высокие заборы, стальные ворота, и, что отвратительно, сплошное безлюдье. Велено было позвонить в милицию при первой же возможности, а какая тут возможность, если нет ни души. Постучаться в дом? Еще неизвестно, кто откроет, может там негодяи похлеще прежних обитают, затащат во двор и попадешь из огня да в полымя. Хоть бы машина какая встретилась или мотоцикл, их здесь полно, лучше б конечно, с коляской, верхом ездить, все–таки, страшновато, да и за водителя держаться приходится, а это неловко — как- никак, девушка. Но что толку пенять на неудобства, если вокруг никого — повымерло.

 Вдруг со стороны ближайшего переулка послышались резкие гортанные звуки.

 - Иа, иа.

 Слава Богу, объявилась живая душа, сейчас наконец–то все образуется.

 Через пару секунд на дорогу выбрался серенький ослик, запряженный в тележку с бидонами, меж которых, точно язык в колоколе, болтался маленький, узкоглазый старичок.

 Юля прибавила шаг.

 - Уважаемый, помогите, пожалуйста, до города добраться, за мной бандиты гонятся.

 Дедок и ослик переглянулись.

 - Бандиты?

 Так как губами пошевелили оба, было не совсем ясно, кто из них задал вопрос.

 - Ну, да, — кивнула она одному и, на всякий случай, другому.

 - Что такое - 'бандиты'? — натянул поводья старик.

 Красавица слегка приуныла — с русским языком у этих двоих, похоже, были одинаковые проблемы.

 - Ехать, в город, ту–ту, — показала она жестами колеса паровоза.

 - Ехать! — осклабился дед, выказав редкие кривые зубы. — Садись, — отодвинул он в сторону алюминиевый бидон.

 Юля, наивно рассчитывая, что ослик полетит сивкой–буркой, взгромоздилась на облезлую повозку. Хотела коляску — получи!

 - Ия! — огласил округу боевым кличем возница и лихо щелкнул вожжами.

 - Иа, — также громко ответило животное и… не тронулось с места.

 - Ия! — грозно повторил старик.

 - Иа, — передразнила его скотина.

 - Послушайте, уважаемый, пока вы будете со своим козлом перепираться, меня догонят и убьют! — нетерпеливо вскрикнула красавица.

 - Ия! — упрямо просипел дед.

 Осел надменно промолчал.

 - Дайте ему кнутом по заднице, — посоветовала Юля, — галопом помчится.

 Она оглянулась. Там далеко, на подъеме виднелось три силуэта — один узкий и два широких - иногда первый приближался к последним, иногда отрывался от них. Это Полынцев уводил бандитов в гору.

 - Задница? — старик округлил глаза, а ослик, вероятно, обидевшись за козла, задрал пистолетом хвост и навалил посреди дороги огромную кучу.

 - Фу, мерзость какая! — соскочила с телеги красавица, зажимая нос. — Где здесь можно позвонить?

 - Позвонить?

 - О, господи, опять! — прогнусавила она голосом вокзальной дикторши. — Вы, что с луны свалились? Ни одного слова не понимаете.

 - Вот! — дед, пошарив руками, вытащил из–за спины облупленный колокольчик, по всей видимости, ранее, принадлежавший ослу, потому что тот радостно завертел головой и забил копытцем.

 - Издеваетесь?

 - Звенит, — с серьезным видом заверил старик, встряхнув находку. Звук, раздавшийся при этом, напоминал стук гвоздя о консервную банку.

 Кажется, дедушка был не только иностранцем, но и полным идиотом. Спасибо удаче, подсунула хорошего попутчика.

 - Телефон, понимаете, — Юля покрутила пальчиком в воздухе (хотя надо было у виска) и приложила кулачок к уху. — Але, але — понимаете?

 - А–а, — расцвел узкоглазый, будто угадав слово в передаче 'Поле чудес'. — Вот! — он вытащил из кармана халата мобильную трубку.

 - Что ж вы раньше–то молчали?!

 Красавица радостно схватила телефон и забегала пальцами по кнопкам. Какой, все–таки, милый, этот старикашка, и ослик у него симпатичный, не без юморка.

 - Але, милиция?

 - …

 - Срочно приезжайте по адресу улица Мочаидзе дом 13, срочно!

 - …

 - Убийство здесь случилось, вот что.

 - …

 - Нас, меня чуть не убили, а сейчас вашего сотрудника преследуют.

 - …

 - Не все ли равно, какая у него фамилия? Он не местный, в гости приехал.

 - …

 - А–а, названье улицы. Поняла. Мочаидзе.

 - …

 - Послушайте, вы сами первую часть слова повторяйте — не ориентируетесь в своем городе, что ли?!

 

 

 

 Глава 9

 

 

 Концертный зал напоминал праздничный торт на лесной лужайке. Со всех концов зеленой поляны сюда тянулись шустрые 'муравьи', разноцветные 'букашки', важные 'жуки' и даже толстые 'гусеницы' (им–то чего, листвой должны питаться), и те спешили отведать диковинное лакомство. Повсюду царило радостное оживление.

 А между тем, единственный концерт, который давали эстрадные знаменитости, назывался не иначе, как: 'Звезды против террора'. Не самая веселая тема, согласитесь.

 Но 'жуков' и 'букашек' это не особенно трогало. Откусить бы сладкую крошку, да проглотить поскорей, чтоб следующую успеть попробовать. Надо получать удовольствия от жизни. Это главное. А горе… Пусть горюют те, к кому оно пришло. Сытый голодному — не товарищ.

 - Слушай, а этот, молоденький, будет? — поднимаясь на крыльцо, щелкнула пальцами чопорная дама, в которой без труда можно было узнать ту самую утопающую, что забыла поблагодарить своих спасителей на пляже.

 - Будет, — освежив воздух коньячным перегаром, успокоил ее пузатый спутник.

 - Ну, Кока, ты же не знаешь, о ком я спрашиваю.

 - А тут и знать нечего, сегодня все будут. Инициатива оттуда, — он многозначительно указал пальцем вверх.

 Дама проводила его жест недоверчивым взглядом и, словно увидев на небе подтверждение, облегченно вздохнула.

 - Хорошо. Только зачем они название такое неприятное выбрали. Неужели, повеселей ничего не нашлось? Втягивают народ в то, чем сами должны заниматься. Кстати, ты фотоаппарат в номере не забыл?

 - Нет, в барсетке лежит.

 Длинноногая блондинка, возвышаясь над толпой, словно учительница над первоклашками, пытала в дальнем углу фойе своего крутолобого приятеля.

 - Вовик, а ты раньше тоже террористом был?

 - Ты че метешь, дура?! — цыкнул бык, озираясь по сторонам. — Рэкетиром, а это совсем другая статья.

 - По мне, так все едино, — махнула пальчиками манерная девушка. — Не могли получше название для концерта придумать? Мы, наверное, отдыхать собираемся, а не уголовный кодекс изучать.

 В артистических кругах витали похожие настроения. 'Чес', 'бабло', 'капуста' - в этом смысл жизни, красивой, заметьте, жизни. Остальное — шелуха.

 - Ладно, вас, патриотов, сюда нагнали, — жаловался за кулисами один известный певец другому. — А нас–то, жаворонков, зачем? Моя публика хочет радоваться, а не слезы лить, ей про любовь, про красивую жизнь подавай, не желает она ни о каком терроре слышать.

 - Не все люди — желудки, — возразил коллега. — Я лично обеими руками поддерживаю эту акцию.

 - Ты оглянись вокруг. Мы вдвоем в курилке. Перед кем понты рисуешь?

 - И то, — согласился патриот. — Чего я тебе, жаворонку, о наших, вороньих, делах каркаю.

 - Ой, посмотрите, обиделся. Как будто я неправду говорю.

 - В том–то и дело, что правду. Пошли скорее уже концерт начинается.

 Людское море, затопившее фойе, весело плескалось, искристо пенилось, шумно бурлило горячими течениями. Первое, особо нетерпеливое, впадало в туалет, второе, чуть менее быстрое, — в буфет. Было хорошо заметно, что эти, казалось бы, разножанровые места, по сути, являются сообщающимися сосудами. Потому как тот, кто выплывал из туалета, немедленно перетекал к буфету, и после небольшой паузы, наоборот. Складывалось ощущение, что люди готовились к выходу в свет загодя: как минимум, неделю ограничивая себя в питании и пару дней не посещая отхожих мест. Этот круговорот мог бы продолжаться до бесконечности, но устроители решили: 'хватит' и открыли центральные шлюзы.

 Народ, не успев доесть, допить и застегнуть на все пуговки ширинки, стремительно хлынул в зрительный зал. Пол задрожал, как при землетрясении, сиденья плаксиво заскрипели, у артистов в гримерках зазвенели ложечки в стаканах.

 - Кока, где наши места? — ткнула впереди плывущую спину чопорная дама, поправляя съехавший на нос парик.

 - Какой я те Кока, дура! — обернулся Крутолобый. — Ой, извините, я думал, это моя штакетина рамцы попутала.

 - Я тоже ошиблась, — поддернула женщина сползший на живот бюстгальтер. — Кока, ты где?..

 Рэкетиру в этом смысле повезло больше. Его спутница белым знаменем реяла над толпой и была видна отовсюду.

 - Валек! — крикнул он, взмахнув волосатой рукой.

 - А?! — откликнулось сразу несколько человек, но только не блондинка.

 - Валенок! — повторил он громче.

 На этот раз встрепенулись двое: его тугоухая подружка и какой–то подслеповатый старичок.

 - Иди сюда, вот наши места.

 Дед пополз, а девушка нет — стояла, как на якоре.

 Не успела чопорная дама, заняв свое кресло, раскрыть рот, чтоб высказать претензии мужу (четвертый ряд — это ж почти заполярье), как рядом появился смуглолицый мужчина с полиэтиленовым пакетом в руках.

 - Извините, вы бы не согласились поменяться с нами билетами?

 - Какой ряд? — настороженно спросила женщина.

 - Третий. Мы здесь с друзьями, — кивнул он на коренастого приятеля, — поэтому хотели бы, чтоб вместе…

 - Кока, за мной, — подскочила дама, не дослушав объяснений. — Конечно, надо помочь людям. Третий ряд — это ж не четвертый.

 - Спасибо, — поблагодарили ее мужчины.

 Крутолобый рэкетир, наконец, вызволив 'знамя' из толпы, водрузил его на законное место. Как только девушка опустилась в кресло, у сидевших за ее спиной зрителей, соответственно в четвертом и пятом рядах, испортилось настроение — программу придется смотреть с помехами. Смуглолицый и крепыш, недовольно вздохнув, обменялись друг с другом местами.

 - Ой, Вовик, у меня под попкой какая–то шишечка торчит, — пожаловалась блондинка.

 - Геморрой, — успокоил ее приятель.

 - Я сказала 'под', а не 'в'. На сиденье что–то выпирает.

 - Возбудилось, — гоготнул крутолобый.

 - Давай махнемся, тебе все равно, ты жирный.

 - Как ты меня достала, — пробурчал бык, выбираясь из кресла.

 Смуглолицый и крепыш вновь разменялись местами.

 Свет в зале погас, занавес открылся, на экране замелькали кадры трагических событий: взорванные дома, испуганные заложники, переполненные ранеными больницы.

 Зрители отнеслись к этому по–разному: одни с подобающей серьезностью, другие с совершеннейшим безразличием, третьи — с явным раздражением.

 - Слушай, ну зачем нам такие вещи показывают?! — возмущенно зашептала чопорная дама на ухо своему спутнику. — Своих проблем у нас мало?

 Мужчина со вздохом развел руками…

 - Вовик, ну когда там концерт начнется? — рассматривая в темноте свои, расписанные под хохлому, ногти заерзала в кресле блондинка. — Сколько можно эти ужастики смотреть. Кстати, на этом сиденье тоже какие–то бугорки, мне опять неудобно.

 - Терпи.

 Ждать пришлось недолго. Официальная часть закончилась ровно через 10 минут. Ведущий, выразив соболезнования жертвам террора, перешел к объявлению концертных номеров. На сцене заиграла ритмичная музыка, запрыгали в языческих оргиях начинающие исполнители. Через какое–то время к ним на помощь стали подтягиваться более именитые артисты, а последних, в свою очередь, готовились сменить звезды первой величины.

 Полынцев сидел за декорацией разрушенного дома в глубине сцены и, сквозь щель в 'руинах', пристально всматривался в зрительный зал. Место за местом, лицо за лицом, ряд за рядом. И еще раз в обратном направлении. Жаль, бинокля не было. Спецэффекты, прожектора и, что уж греха таить, сами артисты, особенно подтанцовка, превращали нехитрую задачу в тяжкий труд.

 - Громозека, ответь Циклопу, — крикнул он сквозь музыкальный шум в рацию.

 - Просто Гром, — поправил его Погремушкин. — Слушаю тебя.

 - Где обещанное? У меня после третьего ряда лица размываются.

 - Уже несу. А ты там поменьше девкам под юбки заглядывай, это ослабляет зрение.

 Не далек был от истины коллега. Кто б мог подумать, что смотреть на поклоны артисток сзади, куда интересней, чем спереди. Если б зрители (мужчины, разумеется) знали, какого зрелища их лишают…

 - Ага, — вынырнул из–за декораций Погремушкин. — Где ж тут бандитов увидишь, когда такие задницы перед глазами мелькают.

 - Слюнявчик надень, — серьезно ответил Андрей, впрочем, не отрываясь от созерцания поклонной композиции

 - На, держи, — протянул сыщик бинокль. — Только девок взглядом не сожги.

 - Я на девок не смотрю, — сказал Полынцев, настраивая резкость. — Ой, кажется, у одной трусики порвались.

 - Где? — прильнул к декорации Погремушкин.

 - Шутка. Это я тебя на вшивость проверил, маньяк курортный. Теперь ясно, кто пытался изнасиловать эстонку.

 - С чего ты взял?

 - Ну, как же — сексуальная озабоченность налицо.

 - Да нет, я про изнасилование…

 - Опа, — прервал его на полуслове Андрей. — У мужика, что на Юлькином месте сидит, в руках фотоаппарат появился.

 - Там фээсбэшники рядом, — махнул рукой Погремушкин, — у них все под контролем. Ты лучше сообщников высматривай.

 На сцену, под визг молодых и рев пожилых женщин, выскочил жаворонок российской эстрады с популярной песенкой о лете.

 Чопорная дама закрыла улыбкой собственные уши.

 - Кока, снимай его, снимай!

 Супруг успел поднять фотоаппарат на уровень груди и тут же замер: в боку что–то кольнуло, на руках что–то щелкнуло, за спиной прозвучал угрожающий голос.

 - ФСБ. Сиди тихо, опусти голову.

 Полынцев нацелил бинокль на третий ряд. Молодцы фэбсы не стали сразу выводить из зала сладкую парочку, побоялись распугать подельников. Подруга задержанного показалась ему чем- то знакомой, но он не успел рассмотреть, чем именно, потому что ее тоже согнули буквой 'зю' и заковали в наручники. На этом ряду, вроде бы, все было чисто. На четвертом… Порядок… На пятом… Стоп. А вот и первый — усатый жук с опухшим носом.

 - Погремушкин. Я нашел одного. Шестой ряд, восьмое место.

 - Отлично, — поднес рацию к губам сыщик. — Центр, Грому на связь.

 - Центр на связи.

 - Готовьте собровцев к захвату, есть контакт…

 Андрей заканчивал чесать седьмой ряд, когда ведущий объявил выступление певца–патриота. По залу прокатился одобрительный гул мужских голосов. Зазвучали аккорды любимой военной песни. Сердце застучало в такт мелодии. Сразу же вспомнилась армейская служба: полигоны, учения, стрельбы… стоп!

 Полынцев, как ужаленный, подскочил на месте

 - Погремушкин, мы не того взяли! Мужик просто для себя фотографировал. Кому на хрен нужен слюнявый попсовик. Акция будет сейчас, вот на этой самой песне. Выводи в зал собровцев, пусть ломают всех, кто принес фотоаппараты. Я не нашел бандитов, меня гнать надо из органов! Давай, родной, не тормози, счет на секунды.

 Без лишних слов, оперативник схватился за рацию.

 - Центр, Грому на связь

 - На связи.

 - Мы не тех приняли, клиенты по–прежнему в зале. Акция должна произойти на этой самой песне. Прошу задействовать группы захвата, пусть задерживают всех, с фотоаппаратами. В противном случае — провал.

 - Продолжайте поиск, — недовольно буркнул голос в рации.

 Когда смуглолицый мужчина нацелил длинный объектив на певца, блондинка вновь решила пересесть в кресло крутолобого приятеля. Фотограф, злобно сжав губы, тоже принялся разменяться местами с крепышом. Полынцев, блуждая взглядом по рядам, моментально среагировал на суматошные движения. Направив бинокль на беспокойную компанию, он заметил в руках одного из мужчин фотообъектив.

 Тем временем, в зале появились, в заломленных на ухо беретах и расхристанных до пупа гимнастерках, бравые десантники Они принялись петь и пританцовывать в такт мелодии, вытягиваясь к сцене вдоль проходов. Зрителей это не порадовало, но и не насторожило: солдаты притащились на концерт — бывает. Никто не обратил внимания на то, что в ушах некоторых гвардейцев торчали маленькие, скрытого ношения, наушники.

 - Центр, Грому на связь! — крикнул в рацию Погремушкин.

 - На связи.

 - Срочно! Четвертый ряд, 12–е место. Срочно! Он уже выцеливает.

 В тот момент, когда смуглолицый мужчина нажал рычажок фотоаппарата, крепкая рука высокого десантника вздернула длинный объектив к потолку. Но пуля уже выходила из ствола и лишь слегка изменила траекторию.

 Погремушкин, схватившись рукой за шею, с хриплым стоном повалился навзничь. Андрей бросился к нему.

 События в зале разворачивались стремительно.

 Сидевший в восьмом ряду мужчина с прыщавым лицом, увидев, что десантники задерживают фотографа, испуганно охая, устремился к выходу.

 - Это переодетая милиция! Они поймали террориста! У него бомба!

 Его поддержал другой, с распухшим носом.

 - Бомба! В зале шахид с бомбой! — закричал он, вскакивая с места.

 Десантники рванулись к обоим, но в последних рядах тоже заголосил какой–то пижон в темных очках:

 - Уходите, пока не поздно! В любую минуту может произойти взрыв! Они не успеют ее разминировать!

 Знаменитый артист, прекратив петь, наконец, обратил внимание на происходящее в зале. Музыканты тоже заметили неладное. Дружно лажанув напоследок, они выдернули шнуры из электрогитар и медленно потянулись за кулисы.

 Если б тема вечера была другой, то зрители, наверное, соображали бы дольше. Но им только что показали страшные кадры терактов, в том числе, захват заложников в столичном Доме культуры. К тому же тревожные слова: 'шахид', 'бомба', 'в любую минуту — взрыв' прозвучали в разных концах зала и не вызывали сомнений в реальности. Поэтому людское море зашумело, забурлило, вспенилось и хлынуло из берегов. Задние ряды сначала притормозили у запертых дверей, но, почувствовав давление передних, сорвали с лязгом запоры и смыли упиравшуюся жиденьким забором охрану.

 Поднялась паника…

 Что она собой представляет, могут понять лишь те, кто ее испытал, даже наблюдавшие ее со стороны не в силах оценить ту степень страха, которую вызывает в душе близость смерти. Это не просто испуг, ведомый каждому из нас при встрече с хулиганом или злобной собакой. Это бешенный, высасывающий из легких воздух, наполняющий холодом живот и разрывающий грудь когтями, ужас. Он опускается на вас многотонным потолком, надвигается стоэтажной волной, гонится по пятам огромным чудовищем, и вы бежите от него, захлебываясь адреналином, забыв обо всем на свете, крича, и, думая лишь об одном — выжить и спастись! Мозги отключаются в считанные секунды, остаются только рефлексы, яростные и жестокие, как у зверей, а там, к сожалению, нет места для морали. Приличие, порядочность, сострадание - высокие материи, доступные немногим. Вышедшие из–под контроля инстинкты превращают людей в животных, и для общения с ними требуется уже не милиционер, а опытный дрессировщик. Разговаривать с обезумевшей толпой бессмысленно — слов не понимает, становиться у нее на пути опасно — затопчет и порвет в лоскутья, влиять на нее можно только одним — вселяя еще больший, по сравнению с тем, что уже есть, ужас. Например, расстрелом паникеров. Только кто же допустит подобные зверства в наше чудесно–демократическое время, поэтому лучше сейчас постоять в сторонке и подождать, пока все уляжется само по себе.

 …Женщины вопили и царапались, мужчины ожесточенно пихались локтями, молодежь прыгала по креслам и головам, ломая и то, и другое. Выскочивший на сцену милицейский майор пытался образумить народ, крича в микрофон, чтобы все успокоились, но кто бы его слушал. 'В любую минуту взрыв' - вот что крутилось в головах перепуганных зрителей. Толпа без оглядки мчалась на выход, и остановить ее могло разве чудо. Но чудес на свете не бывает…

 Опустевший зал жалобно помахал уцелевшей дверью вслед последнему убегавшему. На полу, как после морского отлива, остались: грязь, мусор, утерянные башмаки, порванные целлофановые пакеты.

 Сцена грустно моргнула огнями потускневших софитов. Врач скорой помощи медленно отпустил холодную руку Погремушкина.

 - Ему уже не поможешь.

 Полынцев молча поднялся с коленей и направился в зрительный зал. 'Десантники' стояли над связанным в ласточку стрелком, рассматривая длинный объектив фотоаппарата.

 - Под бесшумный патрон от ПССа (пистолет специальный, самозарядный) сделан, — говорил высокий парень, заглядывая в закопченное дуло. — Можно в полной тишине стрелять, никто даже ухом не поведет.

 Андрей подошел к задержанному и хотел от души пнуть его за Погремушкина, но, взяв себя в руки, просто перевернул на спину и заглянул в лицо. Нет, не знаком. Хоть и не легче от этого, но, все–таки, совесть на месте — не пропустил по–невнимательности.

 - Всех приняли? — спросил он у десантника, осмотрев связанных бандитов.

 - В ближних рядах всех, а в дальних, по–моему, нет — толпа помешала. Там фэбсы снаружи по приметам работают.

 Полынцев бросился к выходу. Какие приметы?! Они сейчас усы отклеят и поминай, как звали.

 Выскочив на улицу, он скользнул взглядом по толпе, запрудившей площадь. Опасность миновала, и теперь людей распирало любопытство: рванет — не рванет? Ему были знакомы четверо террористов: крепыш, прыщавый, длинный с усиками и водитель–боксер. В зале лежало трое, отсутствовал шофер. Нужно посмотреть в округе, может, где–то припаркованный джип стоит, если не успел смыться, конечно.

 Пробегая мимо автостоянки, он заметил у шлагбаума двух милиционеров, значит, транспорт уже проверяют, стало быть, дороги тоже. Отсюда вывод — рано или поздно джип найдут, вопрос: с шофером или без? А если тот окажется не круглым идиотом (что вероятней всего) и поймет, что машина засвечена. Тогда как? Верно — уйдет пешком. Куда? Конспиративных адресов может быть много, но сейчас известны лишь два: коттедж и…

 Шанс выглядел мизерным даже под микроскопом, но, тем не менее, и он имел право на существование. В жизни бывает и не такое. Например, однажды, старый оперативник из отдела по борьбе с карманными кражами стал жертвой начинающего щипача, в другой раз, опытному обэпнику подсунули на базаре фальшивую купюру, еще был случай, когда… впрочем, об этом чуть позже. Ноги уже пылили по проселочной дороге, ведущей к знакомому дворику.

 Андрей легко перемахнул через невысокий заборчик и, обогнув грядки, подошел к дому с черепичной крышей. За окнами слышались какие–то стуки, приглушенные голоса: мужской и женский. Он осторожно потянул ручку двери на себя — заперто. Толкнул внутрь — открыто. Вот так удача. Деревенская привычка — жить без запоров, оказала хозяевам недобрую услугу. Грех, ей не воспользоваться.

 - Милиция, всем оставаться на своих местах! — крикнул он, вбегая в просторный зал, заставленный шикарной мебелью.

 Ася Руслановна, замерла, с рубашкой в руках, над раскрытым зевом внушительного вида чемодана.

 - Сынок, беги огородами! — крикнула она в соседнюю комнату.

 Вот оно что! Оказывается, боксер — ее сын. Теперь объяснимо и его появление здесь (невзирая на риск), и скорость, с которой было организовано похищение Юльки.

 Андрей выскочил из дома через дверь, чтоб не терять времени на возню в окне, и, повернув за угол, бросился в погоню за бандитом. Догнать боксера легкоатлету проще, чем коню таксу, но предстояло еще и задержание, а Бог его знает, кому повезет на этот раз, все ж таки, боец - пропустишь удар и смотри потом мультики без телевизора, поэтому пусть немного выдохнется, а там уж и за спарринг.

 Бандит мчался через огороды, как лось через тайгу, обламывая ветви и тараня густые кустарники. Полынцев пружинисто трусил следом, успевал даже яблоки срывать (попадались все больше рыхлые). На четвертом по счету заборе, шофер ненадолго завис, и, казалось, что уж все — закончился бензин. Но нет — попыхтел, подергался и грузно перевалился на другую сторону. Погоня продолжилась. 'Никогда не борись с борцом и не боксируй с боксером' - вспомнил спецназовские наставления Андрей. А также, не бегай наперегонки с легкоатлетом. Добавил он уже от себя. Хороший стайер может воробья в поле до смерти загонять, что уж там до человека — тьфу и готово.

 Бандит, добежав до очередного забора, остановился, тяжело переводя дыхание.

 Ну вот, теперь, можно спокойно задерживать.

 - Морду в землю руки за спину, живо!

 - Ага, щас, — прохрипел шофер, вытаскивая из кармана выкидной нож.

 Это был плохой поступок: боевое самбо, конечно, отличная система, но и с ней можно пропустить лезвие мимо блока. А рисковать сегодня, уже не хотелось, слишком насыщенным выдался денек, надо знать меру, удача — не срок, долго не тянется.

 - Граната! — крикнул Полынцев, замахиваясь яблоком.

 - Ага, — криво усмехнулся боксер, — кидай, я догрызу.

 Во второй раз прием уже не сработал, и это лишь подтверждало мысль о том, что запасы везения подходили к концу.

 Андрей вырвал из земли небольшую палку, подпиравшую хлипкий саженец и, вскинув ее, как саблю, ринулся вперед.

 Бандит заиграл ножом из стороны в сторону, делая неглубокие выпады навстречу…

 Палка, просвистев в воздухе, промахнулась мимо клинка один раз. И тут же взмыла вверх. Закрепила свой неуспех во второй попытке. И снова вернулась в исходное положение. А на третьем круге, изменив привычную траекторию, и, очертив в воздухе замысловатую дугу, с треском обрушилась на голову шофера. Нормальный человек от такого удара свалился бы в коме, но только не боксер, у них в черепной коробке, чистый вакуум и внешние воздействия на внутреннем состоянии никак не отражаются.

 Бандит, тряхнув загривком, сделал резкий выпад, ткнув Полынцева в живот. Пупок последнего, сжавшись от страха, влип в позвоночник, как муха в радиатор, и лезвие успело рассечь лишь мышцы, до кишок не достало. Андрей, думая, что его зарезали, начал охаживать шофера палкой, как пыльный ковер, пытаясь изодрать его в клочья. Спецназовцы рассказывали, что при легком ранении — оно в бою не сразу чувствуется — в горячке можно много бед натворить, главное, не свалиться от потери крови. Пока стоялось, вроде бы, уверенно.

 Боксер остервенело защищаясь, размахивал ножом, словно шашкой, и со стороны могло показаться, что бой идет не на равных — сталь против дерева. Но клинок Полынцева, хоть и деревянный, был намного длинней лезвия, а поэтому шофер, получал один 'укол' за другим, становясь все спокойней и спокойней, будто кровь вытекала из него, а не из раненного лейтенанта. Несколько раз бандит делал резкие выпады вперед, пытаясь закрепить первоначальный успех, однако, палка не дремала: два удара по зубам и один по шее красноречиво об этом свидетельствовали. Андрей, понимая, что может свалиться в любую минуту, решил пойти в наступление. Зачерпнув мыском ботинка рыхлую садовую землю, он швырнул ее в лицо противника и прыгнул следом. Здесь, главное, не делать паузы между первым и вторым движением, иначе нужного эффекта не добиться. Боксер, видно, знал этот трюк (а кто ж его не знает, только зажмуриться все равно придется), и вовремя прикрыл глаза. А когда через мгновение их открыл, то увидел перед собой летящую вслед за последней пылинкой палку и ощутил два сильнейших удара: один — в переносицу, другой — в пах.

 - Ос–со! — взвыл он уже поставленным сопрано и, согнувшись пополам, выронил нож.

 - Вот именно, — привычно закончил арию Полынцев, подбирая оружие. — Никогда не боксируй с легкоатлетами, дружок. У нас, ноги главное, руки так, для отвлечения внимания. А двойной удар — моя личная коронка. Спецы учили, не тебе чета.

 Задрав футболку, Андрей осмотрел свой живот, из раны струилась кровь, боль дала себя знать только сейчас. Верно говорили собровцы, с легким ранением можно успеть много бед натворить.

 

 

 

 Глава 10

 

 

 Юля сладко потянулась в постели. Ночь промелькнула перед глазами коротеньким тоннелем. Казалось, не успела заехать — тут же выехала. За окном уже не кислый вечер, а бодренькое розовое утро. Измотанный двухдневными пытками организм проспал, как убитый, почти 12 часов, зато полностью восстановился и был готов к новым приключениям. Только не к таким, в которых похищают, сажают в подвал, стреляют и дерутся. К другим: романтичным и увлекательным.

 Виктория колдовала над столом, заваривая ароматизированный чай. Его запах после тюремной затхлости казался расчудесным благовонием.

 - Ну, дай мне скорей чашечку, дай — капризно протянула руки красавица.

 - Ты уже встала? — обернулась подруга. — Сейчас я за тобой поухаживаю, потерпи минутку.

 - Спасибо, кисулька. А Полынцев случайно не заходил, пока я спала?

 Вика принесла на подносе чай с бутербродами и пирожными.

 - На, моя сладкая, кушай и никого не слушай, — она присела рядом на кровать, придерживая чашечки и блюдца. — Что, волнуешься за ухажера? Хороший мальчишка?

 - Так себе, — улыбнулась Юля, пожав плечами. — Еще не разобралась — ситуация неподходящая была.

 - Ну, рассказывай, что там у вас произошло, а то вчера галопом по европам проскакала и заснула на полуслове.

 - Я же сама толком ничего не знаю. Вроде бы, Янка оказалась террористкой. В фотоаппарате этом, якобы, находилось оружие. Она должна была из него убить на концерте какого–то знаменитого певца. Типа, акция устрашения такая. Дежурная была с ними заодно. Нас выкрали, что б случайно не сорвали их планы. Вот и все. Да! Ты бы видела лицо Погремушкина, когда мы ему об этом рассказали — глаза из орбит чуть не повылазили. Кстати, молодец, очень даже грамотно сработал: сразу на ноги всех поднял, не стал идиотскими вопросами доставать. А больше я ничего не знаю. Меня ж домой отправили. Полынцев с ними на операцию поехал. Сама жду результатов. Не заходил, говоришь?

 - Нет

 Юля на секунду задумалась.

 - А, может быть… Ой, мамочки! — всплеснула она руками. — А если с ним что–нибудь случилось?! Там ведь настоящие бандиты. Что ж я, глупая, тут сижу. Надо бежать. Забирай быстрей посуду.

 - Куда ты собралась?

 - Сначала к нему в санаторий, а дальше видно будет.

 Вика тяжело вздохнув, поставила поднос на тумбочку.

 - Парень тебе встретился стоящий, по–хорошему завидую. Я б за таким тоже побегала. — Она поднялась с кровати и, выйдя на балкон, чуть слышно добавила. — Только моя любовь вся в прошлом осталось.

 На щеке ее блеснула маленькая, грустная слезинка.

 

 Полынцев спал беспокойно, перед глазами снова и снова мелькали фрагменты концерта… Нет, не смог бы он вычислить бандита до выстрела, не за что было зацепиться, ровным счетом не за что: лицо незнакомое, место другое, фотоаппарат на коленях — со сцены не видно — а больше и танцевать было неоткуда. Выходит, заслонили своим товарищем народного артиста. Интересно, ему хоть расскажут об этом? Вряд ли. Станут они такое дело раздувать. Андрей перевернулся на бок и сквозь сон уловил тонкий аромат женских духов. Вот те на — сосед Попов решил имидж поменять?

 Юля, сидя за столом, с интересом изучала обстановку в номере: как живут, чем дышат, куда вещи складывают. Любопытство далеко не праздное и, отнюдь, не детское — самое что ни на есть бабье, с прицелом на будущее. Полынцев был аккуратным мальчиком: и тумбочка оказалась прибранной, и брючки, стрелочка к стрелочке, висели на стульчике, и носки…

 Андрей открыл глаза в тот момент, когда Юля заглядывала под кровать.

 - Кого потеряла?

 - Носки, — вырвалось у нее автоматически.

 - Зачем снимала?

 - К тебе под одеяло хотела забраться, — пошутила она, разгибаясь.

 - Прошу! — вытянул он руку.

 - А зубы почистить?

 - Обязательно! Только запомните, барышня, у меня никогда не воняет изо рта. У меня даже носки не пахнут, будь они хоть трижды ношены. Потому что я не вонючка.

 - И где же они?

 - Кто?

 - Твои носки.

 - В душе, в тазике.

 - Молодец, чистюлька, — улыбнулась красавица. — А я думала по комнате разбрасываешь, — она поднялась со стула. — Собирайся, пойдем куда–нибудь, позавтракаем, а то я даже кофе утром не успела попить. К тебе, между прочим, торопилась.

 - Слов нет, огорошила. Так это, подожди… а где Попов? В смысле, может, потом перекусим?

 - Андрюша, — строгим учительским тоном произнесла Юля. — Даже если б твой сосед вообще сегодня не вернулся, а он сказал, что придет через час, у нас бы все равно ничего не получилось. Как ты себе представляешь — первый раз заявилась в гости, и нате вам? Кто я буду после этого? Быстро собирайся, пока злиться не начала.

 Полынцев встал с постели, натянул спортивные штаны, достав из тумбочки туалетные принадлежности, направился в душ.

 - На нет и суда нет.

 Юля заметила над его пупком широкие, наложенные крест на крест, полоски медицинского пластыря.

 - Это что? — с тревогой спросила она.

 - Царапина.

 - Тебя ранили?

 - Ерунда, — махнул он рукой, открывая дверь. — Погремушкина вчера убили, вот где горе.

 Юля осела на кровать. Слезы без всякого предупреждения хлынули ручьем. Ни после смерти Аркадия, ни после гибели Яны такой реакции не было. Почему же она проявилась сейчас? Другая ситуация? Или боязнь потерять близкого человека? Наверное, все сразу: и Погремушкин выглядел героем, погибшим от бандитских рук, а это выбивало слезу, и Полынцев казался, особенно после заточения в подвале, светом в окошке…

 

 Южный ветер теплым языком облизывал соленые щеки, разгонял окутавшие сердце тучи. Настроение медленно снимало с себя черное платье, переодевалось в белое. Молодость брала свое, долго печалиться она не умела. Юля смотрела на жующего Полынцева и отгоняла от себя желание поухаживать за ним. Хотелось подать ему хлебушек, подставить тарелочку, насыпать сахар в чай, помешать ложечкой и если б не многолюдное уличное кафе, то, наверное, так бы и поступила. Но, увы…

 - Андрюш, а почему они решили застрелить артиста? Не круче было захватить заложников или заминировать театр?

 - Сейчас, подожди, — Полынцев проглотил кусок телятины и запил чаем. — Так о чем, бишь, речь?

 - Ты что вместе с мясом проглотил мой вопрос? Почему они…

 - Да помню, помню, — доставая сигаретку, кашлянул Андрей. — А потому они не стали этого делать, что, во–первых, не захотели повторяться. Были уже и взрывы, и заложники — устарело. А во–вторых, решили показать, что воюют не с мирным населением, которое неизбежно гибнет при массовых терактах, а с конкретным противником. К примеру, поет артист о героях–солдатах, значит, идеологический враг — получи пулю. А кукарекает соловьем про сюси–пуси — значит, друг — живи и радуйся. Точечная тактика — очень верный ход, — он чиркнул зажигалкой. — Представляешь, какая паника в богемных кругах поднялась бы? Да они после этого случая, как черт от ладана, шарахались бы от патриотических песен. И без того–то не жалуют. Вот тебе - малой кровью — большое дело. На личную трусость удар рассчитан — это работает безотказно. Ну и, в–третьих, такая акция легка в исполнении и гуманна по отношению к своим, что немаловажно.

 - Как это? — отхлебнула чай Юля.

 - Да так, — выпустил он колечко дыма. — Акция называлась 'Солнечный удар': Янка должна была снять певца бесшумным патроном, есть такие, никакой глушитель не нужен. Ты бы ничего, естественно, не заметила, фотографирует подруга и фотографирует — нормально. К тому же, бинокль тебе подарили, что б поменьше по сторонам таращилась. После выстрела, сообщники подняли бы панику: мол, в зале бомба, спасайтесь, кто может. С толпой бы и вышли. Дело сделано.

 - Неужели после убийства, кого–то выпустили бы из зала?

 - Они нам показали, как это вживую выглядит — народ смел все преграды, будто волной.

 Юля чуть не проглотила чайный пакетик.

 - У вас там была паника?

 - Еще какая.

 - Бедненький, — она погладила его руку. — Натерпелся. Я только одного не поняла. А зачем им Янка понадобилась? Мужиков, что ли, не нашлось?

 - Вот видишь, и ты об этом спросила, значит, расчет у них оказался верным.

 - В чем?

 - В том, что женщину будут искать в последнюю очередь. Тем более: а) проживавшую в пансионате, а не на частной квартире, бандиты, как правило, делают наоборот; б) ходившую на концерт вместе с подругой–журналисткой, а вашего брата многие побаиваются; в) - дружившую со всеми отдыхающими в засос, то есть — всегда на глазах, ничего не скрывала. Одним словом, нормальная диспозиция, крепкая. Вот только Аркадий ее немного подпортил. Сначала на концерт с вами собрался идти. А это уже риск — мало ли, что он мог заметить. Но это бы ладно, если б не интерес к фотоаппарату. Вот здесь они решили: пора заканчивать, слишком далеко мужик полез. Так–то.

 Андрей подозвал официантку и, расплатившись, встал из–за стола.

 Юля, достав косметичку, наскоро привела лицо в порядок, поднявшись следом

 - Куда пойдем?

 - Погуляем в парке. Давно мечтал.

 Они вышли на вымощенную тротуарной плиткой аллею и зашагали вдоль пышных рядов магнолий. Красота и благоухание, бело–зеленое великолепие, птички, бабочки, стрекозы. О любви бы сейчас поговорить, о нежности…

 - Послушай, ну разве женщина может хорошо стрелять? Это ведь мужское занятие.

 - Ошибаешься, — вздохнул Полынцев, сложив крылья. — У вас не хуже получается. А Янка вообще была мастером спорта по биатлону, так что белке в глаз могла попасть.

 - Откуда знаешь?

 - Вчера фээсбэшники рассказали. Да я и сам догадывался. Помнишь экскурсию на скалы?

 - Конечно.

 - Так вот, когда мы в горку поднимались, она ноги по–лыжному ставила, елочкой.

 - Слушай, как ты сообразил все это в одну кучу сложить — фотоаппарат, Аркадий, билеты, акция, биатлон?

 - Ты натолкнула на мысль, там, в подвале.

 - Значит, я тоже помогла?

 - Конечно. Практически, сама раскрыла.

 Красавица засияла новогодним фонариком.

 - Да?! — Здорово! На работе все умрут от зависти. Видишь, а ты не хотел браться за дело. Я сразу почувствовала в нем какую–то тайну. Но, честно сказать, даже не предполагала, что все так серьезно. Акция 'Солнечный удар' - обалдеть можно! Я статью так назову.

 Полынцев, считая, что они уже достаточно обсудили криминальную тему, решил развернуть беседу в более приятном направлении.

 - Не хочешь в море окунуться?

 - Не–а, — отмахнулась Юля, не успев переключиться.

 Этого и следовало ожидать. Пока был нужен — чуть ли ни в рот заглядывала, а как свое получила, так - 'не–а'. Ну, и чему тут удивляться? На большую любовь рассчитывал? Наивняк!

 - Понятно, — невесело кивнул Андрей. — Ну, тогда спасибо за компанию — мне налево, вам направо. Может, когда и встретимся.

 Красавица недоуменно захлопала ресницами.

 - Ты о чем?

 - О том, что дело закончено, и роль моя, кажется, сыграна.

 - Ни фига ты, какими словами заговорил?! — вмиг погас 'фонарик'.

 - Я бы сказал о тебе то же самое.

 - Ты больной, что ли? Какое лево, какое право? Куда тебя понесло? Со сцены упал?

 Засунув руки в карманы, Полынцев остановился посреди аллеи, набрал в грудь побольше воздуха.

 - Я не тупой, и прекрасно понимаю, что отношения пора заканчивать — необходимость в них отпала. Поэтому избавляю тебя от лишних хлопот. Прощай.

 Он, по–армейски, развернулся и пошел к морю. На этот раз сердце не ныло, выбивая твердый маршевый ритм. Когда–то разрыв должен был случиться, так лучше раньше, чем позже. Кончил дело — гуляй смело. Не ждать же, пока тебя еще раз отбреют. Да и потом, самому уходить, как ни крути, легче. Хоть и ненамного. Увидев прямо по курсу парикмахерскую, Андрей немного подумал и решительно взбежал на крыльцо.

 - Бобрик, — коротко бросил он, садясь в кресло.

 Юля была потрясена и обескуражена поведением Полынцева. С чего он завелся? Вроде бы так славненько беседовали, и вдруг, нате вам, взорвался. Что обидно — приперлась к нему в номер, как дура какая, а он еще брыкается, точно жеребец необъезженный. И, главное, ее же методами действует - 'прощай' сказал — обхохочешься. Вообще–то, не очень смешно — противное слово. Но нет, ее так еще не бросали, и у него не получится — пусть объясняется, валенок сибирский!..

 Андрей вышел из парикмахерской обновленным внешне и даже немного внутренне. Будто вместе с волосами сбросил на пол часть проблем. Правильно говорят психологи: смени прическу и жизнь покажется не такой уж гнусной штукой. Сегодня тяжело, завтра будет легче, а послезавтра…

 - Ты почему ведешь себя, как последняя свинья? — гневно спросила Юля, преградив ему путь.

 Он опешил. Не ожидал, что бросится вдогонку.

 - А мне кажется, наоборот — поступил благородно.

 - Слова не путаешь? Где ты здесь благородство увидел?

 - Отвалился, как отработанная ступень от ракеты. Не стал висеть балластом. Муторное это занятие, если честно.

 - Сам себе такую роль отвел, или кто–то дал понять?

 - Ты дала.

 - Что я тебе дала?

 - Вот именно, ничего.

 И тут Юле стало все ясно. Вот откуда этот бзык появился. Мальчик терпел, терпел и надсадил терпелку. А кто виноват? Надо было пользоваться ситуацией, пока позволяла, а не корчить из себя моралиста.

 - Был бы смелее, давно б взял, — снизив тон, пробурчала она под нос.

 - Я бы взял, если б мы при других обстоятельствах сошлись. А так все время кажется, что это не по любви, а в зачет каких–то дел. Сейчас этих дел уже нет и, стало быть, рассчитывать больше не на что.

 - Есть.

 - В смысле?

 - Дело есть: ведь убийство Янки еще не раскрыто.

 - Раскроют те, кому положено. Мне лично поровну.

 - А если это свои?

 - Так же — фиолетово.

 - Вот и получается, Андрюшенька, что тебе на меня начхать. А еще строишь из себя обиженного мальчика.

 Он громко чихнул, тряхнув бобриком.

 - Почему, на–пчх–ать? Извини, в парикмахерской надышался.

 - Потому, что я в одном пансионате с преступником живу и подвергаюсь конкретному риску, а тебе…

 - Апчхи! — повторил Полынцев.

 - Правильно, начхать. Его девушку, может, сегодня ночью убьют, так же, как Янку. А он тут слюнки распустил — не дали ему. Просить будет не у кого. Понял?!

 - А ты, моя девушка?

 - А чья, блин, Могилина, что ли? Быстро извиняйся и говори, что ты дурак.

 - Прости, я дурак.

 - То–то, — согласно кивнула красавица. — А тебе, между прочим, идет бобрик, — она провела ладошкой по его мягким волосам. — Совсем по–другому выглядишь. Почему раньше не носил?

 - Носил. Просто перед отпуском подстричься не успел, а здесь с вашими делами все недосуг было.

 - Ты мне нравишься с бобриком.

 Полынцев раскис от удовольствия.

 Они спустились на пляж и, на удивление быстро, нашли свободные места. Юля побежала в кабинку переодеваться, а Андрей, скинув с себя одежду, бросился в объятья лазурных волн. Вода мягко огладила рельефное тело, пощекотала натруженные стопы, расслабила упругие мышцы. Немного поплескавшись у берега, он взял курс на заградительные буйки. Кролем, брассом, баттерфляем — каждым стилем по очереди, пусть смотрит, на что он способен…

 Юля уже подходила к воде и оставалось ей сделать шагов 5, не больше. Расстояние от буйков до берега составляло метров 50, не меньше. Кто вы думаете, добрался быстрее?..

 - Ты чего так долго плыл–то? — спросила красавица, раскачиваясь на волнах. — Я уж тут замерзнуть успела.

 - Где же долго? — фыркнул Полынцев. — Можно сказать — ракетой.

 - Видели мы в прошлый раз твою ракету — чуть сама не затонула.

 Андрей небрежно отмахнулся.

 - Неудачный пуск. Тетка беспокойная попалась. А вообще–то, я ныряю, как дельфин.

 Он скрылся под водой и через секунду выпрыгнул вверх столбиком. Плавки, при этом, слегка приспустились (резинка была слабенькой).

 Красавица, прыснула в кулачок.

 - Андрюш, ты мне сейчас что хотел показать?

 - Ой, извини. Так получилось.

 - А я думала, хвастаешься.

 - Могу и похвастаться, — он обхватил ее за талию и притянул к себе.

 Юля завертела головой по сторонам.

 - Люди вокруг, неудобно. Давай лучше поболтаем.

 - Чем?

 - Дурак! О чем. Например, об убийстве.

 - А поцеловать дашь?

 - Торговаться начал? А говорил, что не признаешь взаиморасчетов. Я уж, глупая, поверила.

 - У тебя учусь. Так как?

 - На.

 Полынцев, плотоядно облизнувшись, медузой влип в ее вишневые, чуть солоноватые от морской воды, губы…

 Иногда можно и отступить от принципов. Если б он всегда придерживался жестких правил, то до сих пор ходил бы в мальчиках. Были и на его пути случайные, попутные и даже развратные связи. А как иначе назовешь отношения с двумя девушками, которые поодиночке никак не соглашались на свиданье. 'Только вместе', — говорили они, загадочно улыбаясь. Причину этой таинственности он узнал позже, когда таки решился (наперекор себе) поучаствовать в неравной схватке. Кстати, о неравности: в первобытном обществе на племя из 25–30 человек приходилось всего 3–4 женщины, и ничего — мужчинам хватало. Так вот к разврату: оставшись наедине с девушками, он переживал за то, чтоб не ударить в грязь лицом: равномерно распределить нагрузку, четко рассчитать собственные силы (первый раз с двумя–то — необычно), но, оказалось, не о том думал. Подружки, под видом игры, привязали его за руки и за ноги к кровати, а сами пустились в лесбийские оргии прямо на полу. Что они только не вытворяли: лизались и кусались, стонали и царапались, изгибались и выворачивались наизнанку, в общем, все, как в гнусных порнографических фильмах (он видел их немало), только суть не в этом. Вволю натешившись друг дружкой, девчонки, как ни в чем ни бывало, оделись и, не развязывая его, подленько скрылись за дверью. Каким способом ему пришлось освобождаться — отдельная история, но разврат с тех пор он ненавидел жутко. Было это, сразу после армии, когда двухлетняя изоляция от женщин давала себя знать при встрече с каждой юбкой. Тогда он еще не помышлял жениться и потому не пропускал мимо ни одной. Теперь же, все обстояло иначе: во- первых, образумила милицейская служба (должен соответствовать), а во–вторых, уже искал спутницу жизни, то есть большую любовь, а значит, на легкие отношения времени не оставалось.

 - Ну, хватит уже, рыба–присоска, — отстранилась красавица. — Что народ подумает. Давай, выполняй обещание. Кто Янку убил?

 - Откуда ж мне знать? — промямлил Андрей, медленно переключаясь с эротической темы на криминальную.

 - Подумай, пораскинь мозгами.

 - Я, признаться, склонен больше к другому…

 - Об этом не сейчас. Здесь, наоборот, о делах нужно говорить. Давай.

 Полынцев шумно окунулся и, встряхнув, по–собачьи, головой, прислушался к реакции организма. Не удовлетворившись процедурой, освежился еще раз и после этого огромным усилием воли настроил себя на нужный лад.

 - Пока могу сказать лишь одно. Это был не грабитель. Со слов Погремушкина, царство ему небесное, вещи у Яны оказались в целости и сохранности. В сумках никто не рылся: деньги, украшения — все на месте. Даже если предположить, что вор столкнулся с ней лицом к лицу, то после убийства, все равно, обчистил бы номер. Но не стал. Отсюда вывод — у преступника не было корыстного мотива.

 - А тогда какой?

 - Не знаю, думать надо. Я пока не готов.

 - Ты завтра утром ко мне придешь?

 - А ждать будешь?

 Юля кивнула.

 И этот молчаливый жест окончательно превратил норовистого скакуна в послушного, с бобриком между ушами, ослика.

 

 

 

 Глава 11

 

 

 Виктория уже выходила из душа, когда в номер негромко постучали.

 - Повадился, — вздохнула она, подвязывая халат. — Шли бы вы, любезный, в баню. Мы по утрам гостей не принимаем.

 Полынцев застыл в недоумении. Вот так встреча. Чей это был голос — через дверь не разобрал, но понял одно — достали девчонок своими визитами. Заявился, идиот, с утра пораньше, проявил беспокойство. Ноги его здесь больше не будет. Сама найдет, если нужен. Он развернулся кругом и направился к выходу. Сзади послышался щелчок открываемого замка.

 - Андрей? — удивилась Виктория. — А я думала…

 А он ничего не думал, шел себе и шел, еще не хватало оборачиваться, как нищему за подачкой.

 - Андрюша, стой!

 Сама стой, гусары два раза не приходят. Получается, что Юлька не очень–то его и ждала. В противном случае не позволила бы подруге так резко отвечать. Значит, с молчаливого согласия. Отсюда вывод — накануне была очередная игра.

 - Остановись, говорю! — послышались за спиной торопливые шаги. — Ты хочешь, чтоб меня подруга убила спросонья?

 - А что, спит еще?

 - Конечно. Да тормози ты, вредный мальчишка! — Вика одернула его за плечо.

 Полынцева развернуло. Сильная девушка, ничего не скажешь.

 - Ой, какой ежик?! — восхитилась она, осторожно прикасаясь к его мягким 'колючкам'.

 Сильная, но ласковая — погладила нежно, будто котенка. Андрей украдкой заглянул в ее серые, цвета осеннего неба, глаза. Ну и глубина — чуть не провалился. Даже голова слегка закружилась.

 Юля, услышав крики за дверью, вышла из номера. Это, что ж такое получается, теперь все подряд будут его бобрик на жесткость проверять? Удавила бы.

 - Полынцев, ну–ка, бегом сюда! — взвизгнула она, топнув ножкой.

 Андрей послушно выполнил команду.

 Красавица зашла в душ, взяла с полочки мятный шампунь, выдавив на ладошку полтюбика, открыла в умывальнике воду (специально сделала погорячей).

 Полынцев заглянул в комнату.

 - Привет, что хотела?

 - Быстро ныряй под кран.

 В одно мгновение Юля вспенила его голову, 'а–ля, зрелый одуванчик', наскоро ее всполоснула, жестко вытерев полотенцем, повернула лицом к себе. Неплохо. Взяв с полочки массажную щетку, с силой зачесала поникшие 'колючки' наперед, отойдя в сторонку, оценила свою работу - вот теперь, совсем хорошо.

 - Так будешь носить. Ясно?

 - Какая разница, — скривился Полынцев от боли. Крепкие у нее ручки, неласковые.

 - Есть разница, — бросила она недовольный взгляд в сторону Виктории. — Кажется, некоторым давно пора на пляж собираться.

 - Считайте, что меня уже нет, — улыбнулась подруга.

 - А ты кофе готовь, пока я умываюсь, понял?! — фыркнула красавица, закрывая дверь в душе.

 - Жадина, — скорчила ей рожицу Вика. — Андрюш, кофе на столе, бутерброды в холодильнике. Хозяйничай.

 - Да с какой радости я ей буду завтраки готовить, — недовольно пробурчал Полынцев.

 - Я думала, была радость, коль так командует.

 - Ну, конечно, — хмыкнул он. — Вон, даже тебя не предупредила, что я утром должен зайти.

 - Ты извини, мне показалось — это опять Елисей Федулович нагрянул. Однажды застал нас врасплох, теперь каждое утро счастье по новой пытает — будит, как петушок. Ладно, не стану вам мешать, побегу на пляж. Она помахала ручкой и выскочила из номера.

 И то правда, даже подруга считает, что у них все давно по–взрослому сложилось, а на самом–то деле… Ну, и кто он после этого? Благородный офицер? Вряд ли. Недотепа и дурак? Именно.

 Затащить Юлю в койку можно было не раз, особенно в свете последних событий. И что с того? Ну, попользовался красивым телом. А дальше? Оказался несказанно счастлив? Голый секс — это ж, как полет в самолете (проверено): вроде бы, и высота, и скорость подходящие, ан не паришь - сидишь в кресле. Ни облака потрогать, ни ветер почувствовать, ни озоновый запах вдохнуть. А хотелось бы. Но пока Юля целовалась без души. И не в том даже дело, что губы ее оставались неподвижными, здесь совсем другое. Нелюбящая девушка обнимает вас, пусть и очень искусно, но, все же, пустыми руками, а вот любящая… Ученые засняли этот процесс на специальной видеоаппаратуре. Так вот в первом случае женское тело отливало тусклым, голубоватым свечением. А во втором… буквально искрилось красными лучами, сверкало ярчайшими молниями. В них вся соль. У Юли, конечно, проглядывала определенная симпатия — грех не возникнуть после таких событий — но не более того. Молнии в руках, увы, не полыхали. А кому нужны холостые ладошки? Любовь, страсть, сердце вдребезги — это жизнь, остальное–дешевка. Испытано.

 Юля вышла из душа, наполнив комнату ароматом чистоты и свежести. Ее коротенький голубой халатик был едва прихвачен тонким пояском на талии и бессовестно откидывал подол при каждом движении. Ну, какой бы нормальный мужик сдержался в такой ситуации?

 Нашелся один, устоял. Даже голову не повернул (правда, чуть глаза не вывихнул).

 Красавица, сев на кровать, посмотрела на него выжидающим взглядом, будто спрашивая: 'Ну, так чем ты там хотел похвастаться?'.

 А он спокойно насыпал в чашечку кофе, плеснул из чайника кипяточку, размешал сахар ложечкой.

 - Я вот, что подумал. Если это убийство совершили незнакомые нам с тобой люди? Где мы их искать–то будем? Это ж надо весь пансионат отрабатывать, и заодно окрестности. Могли ведь и со стороны прийти.

 - Мы сейчас именно об этом поговорим? — недоуменно спросила Юля.

 - Конечно. Или ты передумала?

 - Нет, я с удовольствием, — оживилась она. — А у тебя все нормально?

 - Абсолютно.

 - Ну, и отлично, — окончательно просветлела красавица. — А то я вчера подумала, пока свое не получишь — с места не сдвинешься.

 - Того, что мне нужно, у тебя все равно нет, — шумно прихлебнул он из чашечки. — А на пятаки размениваться я не собираюсь. Поэтому, к делу.

 - Как это у меня нет? — зацепилась за слова Юля.

 - При случае объясню, а пока переключайся на криминальную тему.

 - Понятно, я готова.

 Вообще–то, если говорить откровенно, ей ничего не было понятно. То, что он не стал напирать на нее в подвале, объяснилось легко — приличный парень, и ситуация неподходящая. В своем номере — уже сложнее. Мог бы вести себя и понастойчивей. А вот сейчас, когда все, казалось, располагало к нормальной интимной встрече, вдруг дал задний ход. Странно. Оставалось ощущение, что готовила обед, готовила, а к нему даже не притронулись. Нет, это, конечно, хорошо — целей будет. Но, все же, как–то не по–русски получается.

 - Давай, как тогда, в подвале, — закинул Андрей ногу на ногу, — рассказывай, что знаешь, а я в кучку собирать буду.

 - Давай, — кивнула Юля. — Мне тогда очень понравилось. — Ах! — всплеснула она руками. — Опять стоит?

 Он опустил глаза.

 - Где?

 - Дурак! Я про бобрик — он опять встал.

 - Не отвлекайся по пустякам, начинай.

 - Ну, ладно, пусть стоит, противный. В общем, так. Мне лично кажется, что преступника нужно искать среди близких знакомых. Спросишь — почему? Да потому что, если кто–то и хотел ее изнасиловать, то понятно, что не впервые видел. Так?

 - Не факт.

 - Хорошо. Но комнату ведь знал, в которой она живет? Значит, как минимум, наблюдал. И потом, ты не забыл, что мы тем вечером выпивали? Посторонний человек не рискнул бы связываться с компанией: вдруг, засиделись бы до утра или ночевать остались. Но основной мой довод в другом. Ты не дал мне в прошлый раз описать выражение ее лица после смерти. А оно, между прочим, о многом говорило. Потому, как лютое было, хищное, понимаешь? Не испуганное и жалкое, а злющее, без тени страха. Будто на кого–то рычала, мол, я тебя, мерзавца, самого в порошок сотру. Сто процентов, перед ней кто–то из знакомых стоял. Перед чужим мужиком по–другому б выглядела. А теперь очень даже просто догадаться, кто этот гость.

 Полынцев мог бы с легкостью ей возразить: он не раз видел безмятежные лица у людей, погибших при ужасных обстоятельствах, и наоборот. Хотя, бывали, конечно, и совпадения.

 - Ну, и? — спросил он, не дождавшись ответа.

 - Вахтанг, естественно! Ты разве не помнишь, какой он возбужденный был в тот вечер? К тому же, все наши комнаты соединены общим балконом, перелезай через перегородку и заходи к любому.

 Андрей поднялся со стула.

 - Пойдем, поглядим.

 Они вышли на балкон и осмотрелись. Действительно, сплошной парапет вдоль всего этажа, хоть из последней комнаты в первую путешествуй. Перегородки для мужчины, не препятствие, легко преодолеет.

 - Вот видишь, он спокойно мог к ней забраться, — подтвердила свою мысль красавица. — Тем более что жил после смерти Аркадия один.

 - А Елисей — с кем?

 - Кажется, тоже один. У него тогда сосед раньше срока выехал. Нового, по–моему, только через пару дней заселили.

 - Откуда такая точность?

 - От верблюда.

 - Я серьезно

 - В гости уговаривал зайти.

 - Зашла?

 Юля погрозила ему кулачком.

 - Убью! Понял?!

 - Посадят — освободишься беззубой старушкой.

 - Не льсти себе. За таких, как ты, больше года не дают, и то условно.

 - Ну, год, так год, — облокотившись на перила, вздохнул Андрей.

 Какая же красота была внизу: зеленые чепчики деревьев, белые фуражечки ресторанов, голубые косынки фонтанчиков. О любви бы сейчас пощебетать, о нежности. Да где тут, когда твою жизнь в год условно оценивают.

 - Ты чего там затих? Обиделся, что ли?

 - Нет, размышляю.

 - Опять про себя?

 - Могу и вслух. Знаешь, мне почему–то кажется, что Вахтангу незачем было Янку насиловать. У них, вроде бы, и так нормальные отношения складывались. Могли и полюбовно договориться. А тут сопротивление, нож в руке. Не понимаю. Разве что взбрыкнула королева.

 - Вот именно. Мы, женщины, любим, когда все делается по желанию и по настроению. А у нее тогда ничего подобного не было. Помнишь, отпихивалась от усатой тыквы весь вечер? Вот и нашла коса на камень.

 - Слушай, а ты замечаешь, что моими выражениями пользуешься? 'Вот именно' - это ж мое.

 - Давно замечаю, и что? — лукаво прищурилась красавица. — Ты разве не знаешь, что с дураком свяжешься — сам дураком станешь?

 - Умное объяснение, возразить нечего. Что будем с грузином делать?

 - К стенке припирать и колоть, как горелое полено.

 Полынцев, состроил удивленную гримасу. Юля с таким задором употребляла крепкие и сленговые выражения, что невольно становилась похожей на молоденького ретивого курсанта. А хотелось бы рядом видеть ласковую девушку.

 - Как мы профессионально выражаемся, обалдеть можно, — покачал он головой. — Ты мне лучше скажи, а сама бы раскололась?

 - Что я, дура?

 - Вот, и он тоже.

 - А что тогда?

 - Нужно искать крючок. Для этого общаться, наблюдать, по–возможности, следить за его передвижениями.

 - Пока будем осторожничать, местная милиция сама все раскроет, и мы с тобой окажемся с боку припеку. А я хочу — лично, у меня на этот счет пунктик — лично!

 Она стукнула кулачком по парапету и резво топнула ножкой.

 С нижнего балкона высунулась лысая мужская голова с прилипшим к макушке куском отлетевшей побелки. Андрей, виновато улыбнулся, приветливо помахав соседу ручкой. Голова, молча задвинулась обратно.

 - Не волнуйся. Дело уже, наверное, передали в ФСБ, а им сейчас не до мертвых, живых сначала выловить нужно.

 - Это хорошо, — успокоилась Юля, — значит, время еще есть.

 Полынцев достав сигарету, чиркнул зажигалкой.

 - Плохо, теперь даже подробности осмотра узнать не у кого. Был бы жив Погремушкин, царство ему небесное, было б легче. Мы с ним на операции хорошо сработались.

 - Ты меня спроси, я тебе и так все растолкую.

 - Ты не расскажешь. Они у трупа, наверное, соскобы из–под ногтей снимали, а там могли сохраниться частицы кожи убийцы. Яна ведь сопротивлялась перед смертью, вполне вероятно, царапалась. Лица–то и у грузина, и у Могилы покарябаны. Разве на глаз поймешь, что от экскурсий, а что от борьбы осталось.

 Юля прищурилась, вспоминая недавние события.

 - Между прочим, на пасеку нам предложил съездить именно Вахтанг, и одеколоном он специально душился, что б его пчелы покусали. И в кусты специально прыгнул, чтоб исцарапаться. Предполагал, что будет сопротивление.

 - Ерунду говоришь. Думаешь, он заранее все спланировал?

 - А почему нет?

 Полынцев дунул на уголек сигареты.

 Снизу снова показалась голова с прилипшей к лысой макушке горсткой пепла. Теперь Юля помахала соседу пальчиками. А нечего чужие разговоры подслушивать, умный какой нашелся.

 - Глупость, — продолжал рассуждать Андрей. — Лучше вспомни подробности того вечера. Кто за кем от Яны выходил, не порывался ли вернуться?

 - Он и порывался. Она его буквально силой вытолкнула.

 - Спать сразу легли?

 - Нет, сначала помылись, чайку попили, а потом уж на бочок.

 - Ничего не слышали за стенкой?

 - Янка там гремела посудой. Прибиралась, наверное. А так, чтобы шум был, нет.

 - Надо у соседей спросить, они могли голоса слышать. Грузинский акцент несложно распознать.

 Андрей перегнулся через перила.

 - Простите, а вы не слышали позавчера ночью шум наверху?

 С нижнего балкона вновь высунулась голова.

 - Нет.

 Красавица насмешливо посмотрела на Полынцева.

 - Тебе заняться, больше нечем? Я же говорю, это Вахтанг. Как следует надавить, и преступление раскрыто.

 - Ты когда–нибудь людей допрашивала?

 - Нет, зато интервью брала тысячу раз.

 Андрей, пряча улыбку, деловым тоном поинтересовался.

 - Девушка, сколько раз вам приходилось спать с мужчинами в благодарность за оказание каких- либо услуг?

 - По морде захотел?

 - А в каком возрасте вы потеряли невинность?

 - Убью, гад! — она бросилась на него с кулачками.

 А он не стал уклоняться, наоборот, притянул ее к себе и нежно поцеловал. Но тут случилось неожиданное. Юля, ловко извернувшись, обхватила ртом его губы и, засосав их, как ребенок пустышку, больно, чуть не до крови, прикусила. Полынцев отстранился, шлепая набухающими 'варениками'.

 - Ну и темперамент!

 - Ты еще моего темперамента не видел, — выдохнула она. В следующий раз откушу на фиг! Понял?!

 - А, между прочим, я тебе задавал совершенно невинные с точки зрения закона вопросы. Теперь представь, как реагирует человек на те, что касаются его свободы? Помнишь разговор с крючконосой? Много она нам тогда рассказала?.. Вот именно. Подогреть сначала надо, потом раздевать.

 Юля хотела ответить колкостью по поводу раздевания (кто б говорил, перед ним тут девушка, можно сказать, в одном халатике, а он… лапоть), но тут увидела на улице примечательную картину.

 - Посмотри–ка вон на тот ресторан с козырьком.

 - Красивый, — согласился Полынцев.

 - При чем здесь это. На крыльцо взгляни.

 - О, как, Вахтанг?! На ловца и зверь бежит.

 - С кем идет, видишь?

 - С дамочкой.

 - Заметь, с рыженькой. Ты понял? — Красавица стала переминаться с ноги на ногу, как бегунья перед стартом.

 - И что?

 - Не понимаешь? Да у него же пунктик насчет рыжих. Он маньяк. Очередную жертву обхаживает, потом также изнасилует и убьет.

 Андрей язвительно уточнил.

 - Из какого фильма сюжет?

 - Зря смеешься. Насчет Янки тоже не верил, а все по–моему получилось. Пошли за ним следить.

 - Можно попробовать, только я это сделаю один. Наружка — штука тонкая, с тобой в секунду засветимся.

 - Как это?..

 - Не спорь. Смотри за ними безотрывно и, когда спущусь, направленье отхода покажешь. Все, я скоро буду.

 Он умчался вниз, а Юля, мстительно закусив губу, продолжала следить за черно–рыжей парочкой. Нет, все–таки конкретный гад, этот Полынцев: 'я это сделаю один, с тобой в секунду засветимся' - гад!

 

 

 

 Глава 12

 

 

 Андрей выскочил на улицу и посмотрел на балкон. Красавица сначала скрутила ему выразительный кукиш, потом им же указала нужное направление. Обиделась, наверное. И хорошо, полезно иногда встряхнуться. Что ж, погнали наши городских.

 Он хотел наверстать упущенное расстояние бегом, но вовремя вспомнил лекции по наружному наблюдению: не выделяться, не суетиться, не обозначать ведомый объект взглядом.

 Много тонкостей было в слежке, но все они сводились к решению двух основных задач: не обнаружить себя и не упустить клиента. Зачастую это было крайне затруднительно. Например, как сейчас. Грузин знает его в лицо, поэтому приближаться к нему нельзя, можно засветиться. Отпускать слишком далеко тоже рискованно. Свернут в проулок или зайдут в дом — ищи потом иголку в стогу сена. Хорошо вести дилетантов: простые люди не обращают внимания на то, что происходит за спиной, практически не оглядываются. А вот с подготовленными клиентами гораздо сложней (Вахтанг, кажется, относился именно к ним — шел, озираясь), они крутят головой на 360 градусов, меняют направления движения, проверяются у витрин, делают обводные маневры и многое другое из того, что называется - 'сбросить хвост'. Тоже целая наука.

 Сладкая парочка двигалась целенаправленно (не прогулочным шагом), значит, был конкретный адрес. Уже легче, не придется бродить за ними до вечера, любоваться местными красотами.

 

 Юле было хорошо видно с балкона, как Полынцев увязался за объектом. Ну, кто ж так следит? Еще бы на километр отстал. Нужно подбираться ближе, как в кино, за углами прятаться, в кусты нырять. Сбегут же, и догнать не успеет. Хотя нет, этот догонит. Она помнила, как он изматывал охранников там, у бандитского дома. Специально бежал по–прямой, никуда не сворачивая, от нее опасность уводил. Смешно было смотреть. Быки выдыхаются, и он сбавляет обороты, они ускоряются, и он набирает. Потом, когда увидел, что она уже далеко, подпустил их поближе, на шаг буквально, и сорвался в галоп, точно рысак на скачках. Бандиты только пыль из–под копыт сглотнули.

 Но как–то странно все же получается: в подвале она была ему обузой, на концерте тоже (потому и не взял), и сейчас, выходит, лишняя? А как же в фильмах показывают? Ясно, что врут, но какая–то часть правды там есть? Значит, надо действовать.

 Полынцев легко проследовал за парочкой по набережной (здесь было многолюдно, поэтому вынужден был сокращать дистанцию), прошел мимо двух санаториев, прокрался вдоль аллейки, ведущей в частный сектор, и вот уже пять минут кружил меж деревянных домов. Не самое удобное местно для наблюдения: улочки узкие пустынные, кривые. Да еще местная шавка привязалась — тявкала и тявкала без умолку, зараза.

 - Фьють, фьють, — услышал он сзади непонятные звуки и медленно обернулся.

 Юля, неумело посвистывая, протягивала вредной псине большую конфету. Собака, прекратив лаять, с радостью бросилась за гостинцем. Красавица, присев на корточки, скормила ей лакомство, потрепала мохнатую мордашку, с чувством выполненного долга встала, победно глядя на притихшего у забора напарника. Не успел Андрей поблагодарить подругу за помощь, как злобная шавка, сожрав подачку, принялась охаивать его с новой силой. Вероятно, решила отработать свой хлеб. Юля еще раз шепеляво свистнула, а когда псина подбежала вновь, хлопнула ее по мокрому носу ладошкой. Собака зачихала, зафыркала и стыдливо примолкла.

 - Молодец, — кивнул Андрей.

 - А ты думал! — подойдя к нему, улыбнулась красавица.

 - Где такому научилась?

 - Видела в окно, как ты бандитского пса успокаивал. Только я кулаком не могу, жалко.

 Андрей выглянул из–за забора.

 - Что там? — шепотом спросила Юля.

 - В дом заходят.

 - А мы?

 - Надо немного подождать, и заодно место дислокации сменить, а то излишнее внимание привлекаем.

 Они возвратились назад и свернули в ближайший проулок.

 - Хорошо здесь у них, — мечтательно вздохнула красавица. — Вроде бы и в городе живут, а все равно, что в деревне. Курочки, уточки, козочки. Гляди, какая беленькая, — ткнула она пальчиком во двор. — Молочко, наверное, у нее вкусное.

 - Гадость, — сплюнул Полынцев.

 - Откуда знаешь, ты из деревни?

 - Из Сибири.

 - Это одно и то же. Все, что не Москва и не Питер — деревня.

 Андрей не стал реагировать на столичную заносчивость — пусть себе кичится.

 С другого конца улицы дом был виден, как на ладони, к тому же, невдалеке проходила дорога, сновали машины и люди. Можно было спокойно стоять, не вызывая подозрений.

 - Так, девушка, давай–ка притормозим у этого палисадничка, — сказал он, останавливаясь под пышной яблоней. — Займем, так сказать, скрытную позицию. Разворачивайся к дому задом, ко мне передом.

 Красавица лукаво улыбнулась.

 - Какая эротичная командочка, хорошо, что не наоборот.

 - Тобой так уже командовали?

 - Опять в морду захотел?

 - Откуда тогда знаешь, что эротичная?

 - Я, по–твоему, фильмов не смотрю, книг не читаю? И потом, у нас в редакции не такого наслушаешься.

 - Понятно. Иди ко мне поближе, будто обнимаемся.

 Юля подошла вплотную, положив руки ему на грудь. Он обхватил ее за талию.

 Какое тут наблюдение, когда стоишь в обнимку с девушкой, чувствуя ее тело, дыхание, аромат волос. Разве можно сейчас заниматься чем–то еще, кроме как плавиться от счастья? Но — воля, плюс характер. Сначала работа, потом удовольствие. Не давал покоя лишь один вопрос: что за идиоты выдумали это гнусное правило и зачем они вбили его в голову молодого офицера?

 - Ты мне хоть рассказывай, что там за спиной творится, — негромко прошептало 'удовольствие' в самое ушко.

 Андрей застриг лопушками, словно молодой жеребец.

 - Пока ничего. Будем ждать.

 - Ой, Полынцев, а у тебя глаза зеленые, как садовые лужайки! — восхитилась Юля. — Почему–то, я раньше этого не замечала.

 - Ну, и что. А у тебя синие.

 - Тебе нравятся?

 - Нет.

 - Ну, и дурак, а мне — да.

 - Ты сейчас про чьи глаза сказала?

 - Я про свои. А ты?

 - И я про свои.

 - Твои тоже симпатичные. Я в них даже улицу вижу.

 - Как грузин выходит, видишь?

 Она резко оглянулась.

 - Где?

 - Не дергайся, с ума сошла? Засветимся. Твое счастье, что он в другую сторону пошел.

 Юля, почти не шевеля губами, тихо процедила.

 - А девчонки–то с ним нет.

 Не успел Вахтанг скрыться за поворотом, как к дому подъехал широкий, темно–фиолетовый джип. Из машины выскочили двое бритоголовых парней и, открыв своими ключами железную дверь, которую грузин, вероятно, захлопнул, скрылись за воротами.

 Андрей напрягся.

 - Слушай, и девушка там осталась, и эти бугаи приехали. Что бы все это значило?

 Красавица, с расстановкой, как непроглядному тупице, разъяснила ему диспозицию.

 - Грузин затащил ее сюда обманом, запер в подвале, а эти сейчас пользовать будут. Все ясно?

 Полынцев качнул головой.

 - Не понимаю.

 - Что тут сложного. Они специально блондинок собирают, чтобы потом в рабство продавать. Когда меня похитили, я тоже так думала. Вот тебе и Вахтанг, душечка. Интересно, сколько таких рыженьких на его счету?

 Андрей, прищурившись, осмотрел подходы к дому.

 - Так, я поскакал на разведку. Ты жди здесь.

 - Долго?

 - Не знаю.

 Юля недовольно хмыкнула.

 - Смешной, его, может, там убьют, а я буду ждать у моря погоды. Ты меня конкретно инструктируй: что, куда, кому, во сколько.

 - Договариваемся так. Если не появлюсь через час, звонишь в милицию, называешь адрес. Все, я отчалил.

 Он перешел улицу и вдоль палисадников направился к дому. Пышная растительность была хорошим для скрытного сближения прикрытием. Дойдя до забора, гнилого и хлипкого, свернул на узенькую тропинку, ведущую в обход усадьбы, подобрался к изгороди с тыла, посмотрев, нет ли на территории собак (кажется, чисто), бесшумно перемахнул во двор.

 Здесь антураж был попроще, чем у террористов. Небольшой, заросший в пояс травой и по грудь лопухом садик. В центре — покосившийся сортир, гудевший навозными мухами, как трансформаторная будка током. Рядом — колодец с разваленным срубом (гигиенично). Всюду: хлам, бутылки, мусор. Можно спокойно подбираться прямо к окнам одноэтажного домика с закопченной крышей. Если оценивать усадьбу человеческими критериями, то она без сомненья относилась к категории бичей — хороший объект, удобный во всех отношениях.

 От деревца к кустику, от него к бочке, мимо покореженной, будто побывавшей в автокатастрофе, тележки, по открытой полянке, между лопухами, прямиком под распахнутые ставни. Все. На месте.

 За стеной послышался сдавленный женский крик. Андрей привстал, заглянув в окошко. В первой комнате, маленькой и темной, было пусто. Пригнувшись, быстро перебрался к следующей. И тут его взору открылась омерзительная по сути и исполнению картина. Один из бритоголовых, тот, что повыше ростом, завалил рыженькую на диван и, по–звериному рыча, грубо ее насиловал. Она извивалась, царапалась, но куда там, разве справишься с таким бугаем. Юлька и на этот раз оказалась права — здесь был чистый криминал.

 Андрей рванулся к дверям.

 Они оказались не заперты — снова выручал деревенский уклад. В прихожей стоял второй бандит с пистолетом в руках. Похоже, красовался перед зеркалом.

 - Куда?! — вскрикнул он сиплым голосом.

 - Милиция, — не останавливаясь, выпалил Полынцев и с последней буквой впечатал кроссовок в пах противника. Одновременно с этим ухватил рукой ствол, резко вывернул его в сторону большого пальца, с легкостью завладел пистолетом.

 - Ой, сука! — застонал парень, оседая.

 Адрей врезал ему рукояткой промеж лопаток и бросился в комнату.

 Первое, что он увидел, выбив дверь — голую задницу насильника, работающую в режиме насоса, подкачивающего шину.

 Второе — удивленные глаза рыжей пленницы, выглядывающие из–за волосатого плеча мерзавца.

 Третье — его затылок с ямочкой в основании черепа.

 На нем и поставил жирную точку. Сначала локтем, потом вспомнив, что в руках пистолет, его рукоятью. Сеанс закончился.

 Сбросив бесчувственное тело на пол, Андрей деликатно отвернулся к окну — девушка была совершенно голой.

 - Одевайтесь, только ничего здесь не трогайте, — сказал он, смутившись. — Сейчас опергруппу вызовем.

 - Ты кто? — переводя учащенное дыхание, спросила потерпевшая.

 - Сотрудник милиции.

 - Мент?

 В голове Полынцева мелькнула смутная догадка.

 - А вы кто?

 Рыжая выкатила глаза, как бильярдные шары из лузы.

 - Как ты сюда попал?! Здесь частные владения! У тебя ордер есть?! Артур, кто его в дом запустил?

 Андрей растерянно развел руками.

 - Я не понял, вас, что, не насиловали?

 Девушка спрыгнула с дивана и, сдернув со спинки стула канареечного цвета платье, принялась судорожно натягивать его на плечи.

 - А ты что, подсматривал? — высунула она голову из декольте. — Артур, иди сюда! Где ты там пропал, бритый черт!?

 - Да подождите вы, объясните толком, что к чему.

 - С чего ради, я должна перед тобой отчитываться? Он врывается ко мне в дом, а я еще буду перед ним объясняться?! Ну–ка, вали отсюда!

 Полынцев, услышав грубые выражения, перешел на официальный тон.

 - Значит так, гражданочка, не хочешь здесь разговаривать, вызову группу и будем разбираться в райотделе. Откуда у них оружие?

 Девушка, не ответив на вопрос, подошла к лежавшему на спине приятелю, присев на корточки, осторожно пощупала пульс на его толстой шее. Видимо, не почувствовав сердцебиенья, приложила ухо к волосатой груди, на секунду замерла.

 - Ты убил его! — вскричала она, вскакивая на ноги. — Он не дышит! Артур, вызывай прокуратуру!

 Андрей не на шутку встревожился — это была чистая статья. Мало того, что ворвался в чужое жилище, так еще и хозяина убил. Отлично съездил на курорт — домой лет через 10 вернулся. Спасибо Юлечке, показала настоящую романтику: солнце, море, приключения — тюрьма. Он подошел к трупу, нагнувшись, приложил пальцы к его горлу. Действительно, тишина. Но не факт, что умер, бывает, даже сердце не прослушивается, а человек еще жив. Надо быстрей скорую вызвать, реанимацию. Только странно, почему же девушка первым делом закричала о прокуроре, а не о враче?

 Он оглянулся, как раз, в тот момент, когда рыжая опускала мраморную пепельницу, а, по сути, кусок грубо обработанного камня, на его ослиную макушку.

 - Хрясь! — сопроводила мерзавка свой удар тонким писком.

 - Хруп! — ответил ей глухим хрустом лоб бритоголового.

 Полынцев, хоть и выглядел в этой ситуации настоящим ослом, но на реакции это никоим образом не сказалось. Ему вполне хватило времени, чтобы убрать свою голову и непроизвольно подставить под раздачу бандитскую.

 Вырвавшаяся из рук девушки пепельница, разбив до крови лоб невезучего (позанимался, называется, сексом) любовника, скатилась на пол, развалившись на части. Что значит, камнем о камень.

 Андрей схватил рыжую за руку.

 - А вот теперь, подруга, ты сама сядешь за убийство. Артур, вызывай милицию!

 - Нет, я не специально! — всхлипнула она, пытаясь освободиться. — Я не хотела! Это случайно вышло! Что теперь будет–то, а?

 - Тюрьма, — сухо ответил Полынцев, отпуская ее кисть. — И, если не расскажешь все, как на духу - прямо сейчас.

 Девушка, причитая, склонилась над бандитом.

 - Что же будет–то?! Что будет?!

 - Какие у тебя отношения с грузином? — упрямо продолжал Андрей.

 - Никаких.

 - В смысле?

 - Познакомились и разошлись.

 - Почему?

 - Не понравились друг другу.

 - А это, что за люди? — кивнул он на распростертое под ногами туловище.

 - Друзья.

 Она принялась хлопать бритоголового по щекам с таким остервенением, что тот, даже находясь в бессознательном состоянии, болезненно скривил рожу. Девушка расслабленно вздохнула. На лице ее появилось удовлетворение, как после бурного оргазма. Немного отдышавшись и окончательно успокоившись, она начала заботливо подтягивать спущенные штаны милого друга.

 - Кому принадлежит дом? — тоже испытав некоторое облегчение, возобновил допрос Андрей.

 - Наш.

 - Кто здесь прописан, документы показывай.

 - Никто не прописан, собираемся иногда, отдыхаем.

 - Притон, что ли?

 Рыжая, на секунду застыла, с укором взглянув на Полынцева, будто он только что оскорбил самое святое для нее понятие.

 - Зачем так грубо–то?

 - Что вас связывает с грузином?

 - Ничего не связывает, вот прицепился. Сказано же — встретились да разошлись. Жмот он, хоть и кавказец.

 - Клиент, что ли?

 - Типа того.

 - А это, что за мужики? Почему с оружием?

 Она застегнула молнию на штанах бритоголового и ласково погладила его волосатую грудь.

 - Наша охрана, у них все разрешения имеютя, они в фирме работают.

 - Понятно. А чего тогда орала, как резаная, меня с толку сбила?

 Теперь девушка посмотрела на Андрея, как на великовозрастного придурка, спросившего, откуда появляются дети.

 - Женщина — не бревно, должна звуки издавать, — кокетливо тряхнула она рыжей челкой. — Или тебе только немые попадались?

 - Ясно, — вздохнул Полынцев. — Спас, е–мое, собаку от котлеты.

 Юля, словно студентка перед экзаменом, сцепив руки на груди, нервно вытаптывала дорожку вдоль палисадника. Прошло уже 40 минут. Наверное, там что–то случилось. Нужно срочно бежать к телефону. Или еще подождать? А если над ним издеваются? Нет, надо бежать. Сделав пару неуверенных шагов в сторону дороги, она оглянулась и тут же вскрикнула от радости — в воротах появился Полынцев. Не раздумывая, красавица бросилась к нему.

 Андрей встретил ее сухо, ругаться не стал, хотя и надо было (эмоции эмоциями, а дело делом), но и от восторга воздержался. А вот Юля буквально повисла у него на шее.

 - Ну, что там, рассказывай быстрей.

 - Лажа, пошли отсюда.

 Они под ручку, не спеша, побрели в сторону пансионата.

 - Тебя не тронули? — спросила она с тревогой.

 - Меня — нет.

 - Ну, и хорошо. А с девочкой, все нормально?

 - Еще как. Это проститутка.

 - Вот так номер?! А дом чей?

 Полынцев с сожалением оглянулся на закопченную крышу.

 - Притон. Сюда бы человека нормального поселить, можно было б из развалюхи настоящую конфетку сделать.

 - А мужики эти? — не оценила хозяйственную жилку напарника Юля.

 - Сутенеры.

 - Значит, Вахтанг снял проститутку, и она привела его к себе?

 - Вот именно. И никакой здесь тайны нет.

 Красавица на секунду задумалась, взвешивая в уме вновь открывшиеся обстоятельства.

 - Не знаю. Девчонка–то, все же, рыженькая, значит, этот пунктик остается. Разве что, вопрос с рабством отпадает.

 - Мне кажется, все вопросы на этом заканчиваются, — устало вздохнул Андрей.

 - Ошибаешься. Вот, скажи мне, если он такой сексуально озабоченный, то почему за Викой не бегает? Она–то, всяко, симпатичней Янки будет.

 - Отшила, наверное, — вяло пожал он плечами.

 - Не–а, отшила она Елисея — он после меня на нее переключился — а Вахтанг, даже не подкатывал.

 Полынцев остановился посреди дороги, будто споткнулся. В голове промелькнули невеселые, похабно–эротического содержания, картинки: гостиничный номер, вино, постель, разврат. Почему разврат? Да потому, что прилично, это когда с ним, с Андреем, а со всеми остальными - низость и порнография. Вот именно.

 - У тебя с Могилой что–то было? — спросил он с подозрением.

 - Дурак!

 - Тогда не употребляй выражение 'после меня'. Звучит двусмысленно.

 - Да? Ревнуешь, что ли?

 - Нет. Только когда тебе достается что–то после кого–то — не слишком приятно пользоваться.

 Юле понравилось, что в нем проснулась ревность. Главное, чтоб палку не перегибал. А то попадались ей в жизни экземпляры, которые в каждом прохожем соперника видели — больные люди, не приведи господи с такими дружить.

 - Ну, ты, пользователь, полегче на поворотах, — потянула она его за руку. — Не тормози, поехали дальше.

 - Ты тоже.

 - Ладно, учту. Так вот, вернемся к грузину. К Вике он не клеился. С другими женщинами я его тоже не видела, хотя согласись, их здесь полно.

 - Не спорю.

 - А он предпочел проститутку. Потому, что его заводят именно рыжие. Он маньяк, точно тебе говорю.

 - Давай лучше пообедаем.

 - Не уводи разговор в сторону. Думай, как колоть его будешь.

 Полынцева начинала раздражать ее любовь к профессиональному сленгу: 'колоть', 'к стенке припирать' и т.д. Зачем она этим бравировала? Хотела показать свою компетентность? Или пыталась по–журналистски окунуться в тему? Лучше б уж газетным языком штамповала. По крайней мере, не создавалось бы ощущение, что рядом находится милиционер–стажер в юбке.

 - Не знаю пока, — Андрей со скучающим видом посмотрел на небо. Солнце катилось меж облаков румяным колобком, навевая конкретные мысли о еде.

 - Тут и знать нечего! — нетерпеливо вскрикнула Юля. — Мы его видели с рыжей проституткой, отсюда и плясать.

 - Что здесь такого? Ну, снял бабу, и что дальше?

 - Заметь, рыжую.

 - Это не довод.

 - Мне кажется, когда он поймет, что мы его раскусили, сам себя выдаст. Маньяки, они такие. Если их тайну разгадать, они сами начинают каяться. Рассказывают и про трудное детство, и про душевную травму, и про девочек, которые над ними в школе смеялись.

 Полынцев удивленно взглянул на подругу.

 - Откуда тебе это известно?

 - В кино видела.

 - А, ну тогда правильно. Пойдем, лучше перекусим.

 

 

 

 Глава 13

 

 

 Пообедав в кафе, неугомонные следопыты вернулись в пансионат. Точнее, неугомонным был один — с синими глазами, второй, с бобриком на макушке, совсем даже наоборот — квелым.

 Вика лежала на кровати, читая книгу.

 - Интересно, зачем я из номера уходила? — шутливо нахмурилась она. — Чтоб вы, как неприкаянные, по улицам слонялись?

 - Не знаешь, где Вахтанг? — вопросом на вопрос ответила Юля.

 - У себя должен быть, недавно забегал, сахар просил.

 - Ты понял? — бросила красавица многозначительный взгляд на Полынцева. — Действуй, пока он тепленький.

 - А поваляться?

 - Раньше надо было валяться, когда разобрано было, теперь двигай, давай.

 Андрей, с обреченным видом, удалился из номера. Кажется, барышня окончательно вошла в образ сыщика: профессиональный жаргон, служебное рвение, руководство подсобными силами (целым лейтенантом командовала) - все, что требуется для нормальной работы. Неужели так велик интерес к преступлениям? Разве молоденькой девушке может нравиться ловля крыс или копание в мусорных баках? Впрочем — дело вкуса. Но обидней другое — криминальный сюжет, ворвавшийся в южную сказку, как вонючий хорек в курятник, задушил любовную историю буквально в зародыше.

 Юля улеглась на кровать, закинув руки за голову.

 - Устала, ноги гудят.

 - Высоко задирала? — съехидничала Вика

 - Интересуешься?

 - Конечно. Расскажешь?

 - Пока нечего.

 - Не понимаю я тебя.

 - Я сама себя не понимаю. И его тоже. Странный какой–то, закрытый, с дурацкими принципами.

 - Тогда ясно.

 - Расскажешь?

 Вика, отложив книгу, поднялась с кровати, подойдя к столику, включила в розетку чайник, достала две чашечки.

 - Все очень просто, мальчик гордый попался. Любви от тебя ждет, а ты, видно, еще не зажглась. Вот он и крутит гривой, не хочет сено щипать, ждет сочной травки.

 - Ты откуда знаешь?

 - Тип людей знакомый. Пока не скажешь, что жить без него не можешь, не объездишь.

 Юля подумала, что подруга мыслит какими–то устаревшими категориями, сохранившимися, разве что в книжках. Современный мир намного проще и эгоистичней. Себя надо любить в первую очередь, а остальное — дело десятое.

 - Это уж ты хватила. Я до такого градуса вряд ли когда нагреюсь.

 - Будешь долго тянуть — бросит. В другое место пойдет искать. И будь уверена, найдет.

 - А я, можно подумать, не найду, — хмыкнула красавица.

 - Обязательно найдешь, какашку в фантике.

 - Будто этот — чистое золото.

 - Не чистое, но и не грязь. Скромный, приличный, людей в море спасает.

 Вика, разлила кипяток по чашечкам, бросив в каждую по чайному пакетику, поднесла одну Юле.

 - Спасибо, кисулька. Слушай, а к тебе Вахтанг случайно клинья не подбивал?

 - Пытался разок.

 - И что, не понравился? Вроде бы, видный мужик, веселый, денежный.

 - Я с ними не могу, — вздохнула подруга, присаживаясь на кровать.

 - С кем, с ними?

 - Ну, с этими — она показала орлиный нос.

 

 Полынцев сидел за столом напротив грузина и тоже пил кофе, правда, по–мужски, с коньячком. Ну, как прикажете начинать неприятный разговор с человеком, который совсем недавно вытащил тебя из моря, пригласил в свою компанию, встретил с таким радушием. Неудобно, неблагодарно, не по–человечески как–то. Что там ОРД по этому поводу советует? Зашифрованный опрос? Как же его тут зашифруешь? Разве что, попробовать с фланга обойти?

 - В растрепанных чувствах я, Вахтанг, — сокрушенно сказал Андрей, прихлебнув из чашечки. — Не получается у меня с Юлькой ничего. Даже не знаю, как быть — плюнуть, что ли? Или еще помучаться?

 - Э, мучаться не надо, дорогой! — вскинул указательный палец грузин. — Если чувствуешь, что хода нет — плюй! Найди себе хорошую девочку, смотри здесь их сколько. Зачем ломиться в закрытые ворота?!

 - А если нравится?

 - Тогда тем более. Чем сильней нравится, тем дальше плюй, — он махнул рукой за окно. — Пусть летит себе.

 - Плевок?

 - Почему плевок?! Женщина.

 - Интересная у тебя логика. Объясни.

 Вахтанг, склонившись к столу, интимно зашептал.

 - Все очень просто, надо выбирать только тех женщин, которые в тебе вкус имеют. Тогда без осечки.

 - В твоем вкусе, ты хотел сказать?

 - Нет. Которые к тебе… у тебя… в общем, которым ты нравишься.

 - А понял. Только, как быть, если такие самому не нравятся? На меня, к примеру, все толстушки западают, а я на них смотреть не могу, что называется, в голодный год за тазик пельменей не стал бы…

 Грузин распрямился восклицательным знаком.

 - Слушай, выбери среди них ту, которая меньше всех не нравится и ухаживай себе на здоровье.

 Полынцев покачал головой.

 - Странный у тебя подход.

 Вахтанг поднял ладонь в успокоительном жесте.

 - Верный зато. Никогда еще не подводил, — он снова склонился к столу. — Скажи, дорогой, кто в нашей компании был тебе самый несимпатичный?

 - Елисей, я думаю, — ответил Андрей, исключив из списка присутствующих.

 - Я о женщинах, ты что?!

 - А. Ну, тогда на мой вкус — Яна.

 Грузин, удовлетворенно кивнув, подошел к холодильнику, с хрустом распахнул чуть пристывшую дверцу.

 - И на мой вкус тоже! Давай выпьем, генацвале за совпадение наших вкусов. Хотя, мне лично, полненькие очень даже нравятся. — Он вытащил початую бутылку коньяка, повядшую зелень, резаный на блюдечке, лимончик.

 Полынцев с радостью подставил чашечку. Пить ему совершенно не хотелось, но алкоголь провоцировал человека на откровения, вытягивая из него, порой, самые неожиданные признания. Это было сейчас, как нельзя, кстати. Да и Вахтанга, кажется, понесло.

 - Я думал, она тебе, наоборот, больше всех нравилась.

 - Э! — вскинул палец грузин. — Всех больше мне, как и тебе, нравилась Юля! Молодой, упругий: попка — персик, грудь — арбуз, слушай. Вах!

 Андрей икнул, кажется, учитель перепутал местами сравнения.

 - А Яна?

 - А потом Вика, — пропустив вопрос, разлил по–второй Вахтанг. — Русский красавица, слушай. Такой женщина, слушай, я даже не могу, слушай. Персик — везде! Давай, за нее, дорогой.

 Дали…

 Следом налили по третьей.

 Ее выпили молча, каждый за свое. Полынцев–за погибших в боях и при исполнении. Светлая им память. А грузин — Бог весть, за что. Об этом не принято спрашивать.

 Учитель, войдя во вкус, достал из холодильника закуску посолидней. Копченую колбасу, жесткую, как кусок арматуры. Сморщенные помидоры. Лаваш, который сгодился бы на подошвы к сапогам. Шоколад, твердый, как кафельная плитка. Ломая зубы, поели.

 - Так что ты, там, про Яну говорил, Вахтанг?

 - Я? — удивился генацвале. — Я, наоборот, про Вику, слушай. Мечта, говорил, а не женщина, я б за такую все отдал, жизнь бы отдал, слушай! Только не нужна ей моя жизнь. Шарахается от нашего брата, как от черта с рогами.

 - От какого брата? — не понял Андрей.

 - От нас, брюнетов, слушай.

 - А… в этом смысле.

 - Кханещна, а в каком еще? Вот и осталась только Яночка. Сначала думал, тоже будет избегать. А она сказала, что я ей какого–то давнего друга напоминаю. Вот и начал отношения настраивать. Хорошо у нас все пошло, слушай, еще бы немножко и… а тут такое. Не поверишь — до слез жалко!

 - Не успел?

 - А, — махнул Вахтанг рукой. — Хотел в тот вечер остаться — выгнала. Пчелы подвели. Что б им всю жизнь пластмассовые цветы нюхать, слушай! Чтоб у них вместо меда касторовое масло получалось! Чтоб их улей на муравейнике стоял, слушай! Неприятный животный, противный!

 Андрей попробовал закинуть удочку подальше.

 - А я рыжих не люблю, не заводят.

 - Я тоже не люблю, — кивнул генацвале, хрумкая шоколадом, как ореховой скорлупой. — Уже два раза не повезло. Теперь близко не подойду.

 - Что, еще одна выгнала?

 - Наоборот, слушай. Познакомился с девочкой в ресторане. Хорошая такая, улыбчивая. Думал, понравился, а она…

 - Убежала?

 Грузин вскочил с места.

 - Какое там?! Привела к себе в гости, говорит: 'Хочешь большую любовь — плати большие деньги'. Наглая, слушай, за что большие — там смотреть не на что.

 - Не стал?

 Вахтанг нервно заходил по комнате.

 - Нет! За большие деньги я себе целый арбуз найду, зачем мне этот мандаринка. Говорю, если ты решила отношения на деньги переводить, то еще сдачу мне за ресторан должна. Тебе красная цена — салат из цветной капусты.

 - А она?

 - Звонить начала кому–то, жаловаться. Клиент, говорит, не рассчитывается.

 - И что, кто–то приехал?

 - Откуда знаю, слушай? Не стал разбираться, ушел быстро. В общем, не люблю я рыжих, террористки и проститутки одни.

 Андрей согласно кивнул, но, все же, подкинул поленце в костерок разговора.

 - Зато, если б с Янкой тогда получилось, сейчас бы всем рассказывал, что с террористкой переспал.

 Грузин мечтательно вздохнул, усаживаясь за стол.

 - Да, правильно говоришь. Может, она в постели тоже террористка, вах!

 - Надо было тебе вернуться, зря сдался — такого удовольствия лишился.

 - Я хотел, слушай, Евсей с толку сбил.

 Полынцев насторожился. Между делом промелькнуло новое имя. Взяв бутылку, он быстро разлил коньяк по чашечкам. Собеседнику требовался срочный подогрев — бурный темперамент, кажется, начинал остывать.

 - Я уже идти собрался, — продолжил Вахтанг, одним глотком освободив посуду. — Слышу, у него дверь хлопнула. Думал, ко мне зайдет, а он мимо, прямо к ее номеру. Поговорил там минут пять и к себе вернулся.

 - С Яной поговорил?

 - Наверное, а с кем еще?

 - Почему, наверное? Ты что, ее голос не узнал?

 - Далеко, не разберешь.

 - Ну, а ты?

 - Я решил, что несерьезно друг за другом к ней бегать — не хочет женщина, зачем насиловать. Можно разозлить, потом вообще ничего не достанется.

 - А ты не подумал, что они могли договориться о более поздней встрече? Когда вы все уснете, например.

 Грузин покачал головой и развел руками.

 - Что теперь сделаешь — его выбрала, значит, его.

 - Не слышал, выходил он еще раз?

 - Что я, пастух, караулить? Спасть сразу лег, обиделся, да!

 Андрей не замечал фальши в словах Вахтанга. Похоже, он говорил правду. Значит, нужно переключаться на разработку нового фигуранта. Тем более что выяснились неизвестные подробности рокового вечера, между прочим, скрытые от друзей, и, судя по всему, от следствия.

 - Но, почему Елисей? У них же никакой симпатии друг к другу не было. Зачем он к ней пошел?

 Грузин удивленно изогнул брови.

 - Откуда мне знать? Может, появилась. Выпили мы хорошо, а пьяный мужчина любой женщине симпатизирует.

 - Да, вполне возможно. Ты с ним после этого частенько сиживал. Ничего такого он под хмельком не рассказывал?

 - Я не спрашивал, неудобно как–то. Зачем человека в неловкое положение ставить. А сам он никогда не вспоминал.

 Полынцев, думая о своем, опрометчиво хмыкнул.

 - Понятное дело.

 Вахтанг слегка насторожился.

 - А ты, почему так подробно этим интересуешься?

 - Я, подробно?! — искренне (или почти искренне) возмутился Андрей. — Это ты мне тут про рыжих начал истории рассказывать. Я к тебе с одной проблемой зашел, а ты мне целый мешок других навешал.

 Грузина удовлетворил такой ответ

 - Женщины — это общая проблема, слушай. Все беды от них.

 - Вот, и я о том же. Помнишь, как я чуть не утонул из–за одной?

 Учитель потеплел взглядом.

 - А как же? Она такой истерической оказалась, слушай, до сих пор не понимаю, как на дно тебя не утащила.

 - Вот, именно. А ты меня спас, спасибо тебе огромное! Извини, что без бутылки зашел. Не знал, что в номере застану. В следующий раз исправлюсь.

 - О чем ты говоришь, генацвале, всегда рад тебя видеть.

 Они обнялись, похлопав друг друга по спинам.

 - Ну, вот, о твоих рыженьких поговорили, теперь давай о моей темненькой. Что мне с Юлькой- то делать?

 - Постучи в двери два раза, если не откроет — уходи, гордость должен иметь, да!

 Андрей грустно вздохнул.

 - Гордости, как грязи. Счастья нету.

 

 В то время, как мужчины перемывали косточки женщинам, последние, напившись кофе, делали то же самое в отношении первых.

 Юля, лежа на кровати, тоненько (и совсем непротивно) икнула.

 - Кажется, меня кто–то вспоминает.

 - Догадываюсь, кто, — улыбнулась Виктория и неожиданно икнула тоже. — Ой, а меня–то за что?

 - Это они про нас говорят.

 - Думаешь?

 - Не сомневайся. Могу даже сбегать подслушать для убедительности, — красавица проворно сунула ножки в тапочки и, придав лицу шпионское (с подозрительным прищуром) выражение, выскочила из комнаты.

 В коридоре никого не было за исключением пожилой супружеской парочки, заходившей в свои апартаменты на противоположном конце этажа. Юля вежливо кивнула соседям, дождалась, когда они скроются из вида, привстав на цыпочки, подкралась к номеру Вахтанга. За дверью стоял басовитый рокот мужских голосов. Кроме слов: 'вах' и 'кханещна', ничего разобрать было невозможно. Красавица, наклонившись, прислонила ушко к замочной скважине. Стало слышно разборчивее, хоть и мешала ручка. Зазвучали имена: Юля… Вика… Яна. Вот сволочи, никого не пропустили, каждой досталось. Не туда Полынцев беседу гнет, ох, не туда — надо о проститутке, а он всех подряд склоняет. Плохой из него сыщик, неправильный, слишком мягко с подозреваемыми разговаривает. Красавица, раздосадовано махнув рукой, побрела в свою комнату.

 - Как и предполагалось, болтают о нас, — сказала она, войдя в номер, и, усевшись за стол. — Давай тоже про них.

 Вика оживленно повернулась на кровати, заложив страничку в книге.

 - Про твоего?

 - Почему про моего? Давай лучше про твоего. Замечаю, Елисей Федулович за тобой, как хвостик таскается.

 - Не говори, притомил уже.

 Юля застучала ложечкой по чашке, размешивая кофе.

 - Вот теперь я тебя не пойму, подруга. Ты красивая, свободная девушка, вокруг мужики табунами пасутся. Елисей, например. Смотри, какой осанистый и нос не крючком, чего не хватает?

 - Наверное, того же, что и твоему Полынцеву. Не могу я по–легкому сходиться, по мне лучше никак, чем как попало.

 - Будто меня кое–как устраивает — тоже настоящей любви хочется.

 - Ты ее пробовала?

 - Естественно, много раз.

 - Так, чтоб с ума сходила, вены резала, таблетки глотала?

 - Ну, сейчас, дура я, что ли?

 - Значит, не пробовала.

 Вообще–то, Юля не завидовала таким чувствам. Отношения должны приносить радость, а не страдания и, слава Богу, что ее этот кошмар не коснулся. Вены резать, таблетки глотать — фу, дикость какая.

 - А ты резала? — взглянула она на подругу.

 - И глотала, и жить без него не могла.

 - Да, ну?

 - Ну, да.

 - И где же теперь твоя любовь?

 - Оборвалась.

 - Бросил?

 - Не по нашей вине, — тихо сказала Вика, чуть дрогнув голосом…

 

 Полынцев, вернувшись с задания, деликатно постучался в двери.

 - Открыто, — крикнула Юля.

 Он постучал еще раз.

 - Не заперто, — повторила она.

 И еще разок.

 - Что там за придурок?! — вскочила красавица с постели.

 Когда дверь распахнулась, Андрей занес руку для четвертой попытки, но, не найдя опоры, провалился в комнату. Юля встретила его грудью, тем самым, удержав от конфузного падения.

 - Что за новости? — нахмурила она брови. — Что за вид?

 - Не кричи, Вику напугаешь, — заплетающимся языком прошептал нетрезвый разведчик. — Пошли на улицу, подышим…

 Резная беседка, зеленая аллейка, фонтанчик, озорно брызгающий искристыми струйками — это ли не место для разговора… об убийстве.

 Полынцев, закинув ногу на ногу, приобняв, за плечико Юлю, притворялся, что внимательно ее слушает, на самом же деле, витал в облаках, купался в фонтане, валялся на мягкой газонной травке. Ну, не получилось у него разбудить в девушке серьезные чувства, что теперь - застрелиться? В легких отношениях тоже есть своя прелесть, особенно на курорте. Сегодня встретились, завтра разъехались. Зачем, спрашивается, лишние сложности создавать? А женитьба… женитьба подождет, возраст пока позволяет.

 Когда Юля достигла апогея в своих аналитических рассуждениях, Андрей, будто только вернувшись с прогулки, совершенно не в тему спросил.

 - А тебе какие отношения больше нравятся, легкие или серьезные?

 - Так! — освободилась девушка из объятий. — Я с кем сейчас разговаривала?

 - Да я все слышал.

 - Повтори.

 - Ответь на вопрос, и повторю.

 - По–разному, иногда, и легкие устраивают, но что б с любовью.

 - Любовь, это разве легкие? — воскликнул Андрей.

 - Она всякая бывает, — спокойно ответила Юля.

 Ее уже достали за сегодняшний день рассуждения о любви. То подружка битый час про высокие чувства рассказывала, то дружок принялся глупыми мыслями сорить. Сейчас, наверное, тоже поведает о своих душевных терзаниях. Смешные они, у самих сплошные проблемы в головах, а других лечить пытаются.

 - Да, врешь ты все! — встал на защиту святого Полынцев. — Любовь, это когда сердце в клочья, душа пополам!

 Красавица про себя улыбнулась. Так и есть: душу пополам, сердце в клочья, голову в петлю, тело под поезд — больные люди. Надо закругляться с этой темой, а то можно черт знает до чего договориться.

 - У тебя такое было? — спросила она сухо.

 - Еще бы.

 - А у меня нет. Нравится человек и нравится, потом перестает. Все, закрыли вопрос, надоело.

 - Понятно, в темнице живешь, — понуро кивнул Андрей.

 - Сам ты, лапоть сибирский. Давай, повторяй мою версию.

 'Шла бы ты со своими версиями', — хотелось крикнуть ему во все горло, но сдержался, не стал усугублять ситуацию. Идиот, нырнул в синие глаза, думал, море — оказалась лужа.

 - И долго мне тебя ждать? — прервала его душевные терзания Юля.

 Вздохнув, он расстроено отмахнулся.

 - Ну, понял я, понял — Могила решил после тебя переключиться на Яну. Вот и переусердствовал.

 - Да, да! Это все из–за меня произошло. Елисей увидел, что я к тебе переметнулась, кстати, села рядом на том вечере, если ты помнишь. И решил сыграть на ревности. И это грамотно, между прочим. Мы, бабы, знаешь какой народ, вроде бы, и самой не нужен, а другой отдавать жалко. Так что, расчет был верный. Янка же представляла собой самый доступный объект — перед всеми задницей крутила. Но, ошибочка вышла.

 - А ты долго с ним дружила? — подозрительно спросил Андрей.

 - В каком смысле?

 - Ну, в прямом, общалась там, и все такое.

 - Про все такое я тебе уже говорила. Опять?

 - Я имею в виду, насколько хорошо его знала? Какой он по натуре, способен на активные действия, нет?

 - На меня лично не бросался, но, вообще–то, он озабоченный во всю голову. Однажды в номер к нам зашел утром, когда я раздетая была…

 Полынцев заерзал на скамейке.

 - Весело. Ты, значит, голенькой при открытых дверях разгуливаешь?

 Красавица махнула рукой.

 - Дурак! Это случайно получилось. Я из душа выходила, когда Вика со своим ключом вернулась, Могила — следом.

 - При нем, значит, голой прыгаешь, а при мне в халате?

 - А ты под ним проверял? — лукаво сощурилась Юля. — Успокойся — шучу. Не уводи разговор в сторону.

 А, между тем, Андрей уводил в сторону отнюдь не разговор. Под шумок беседы его рука, покинув девичье плечико, давно ползла вниз, к вожделенной цели. И вот, обогнув лопатки, миновав спину, мягко скользнув по талии, наконец, до нее добралась. Да — здесь было, за что подержаться!

 - Думаешь, Могила на такое способен? — кашлянув, спросил он, отвлекая внимание хозяйки запретного плода.

 - Еще как. Хорошо, что мы с подругой тогда вдвоем были — неизвестно, чем бы все закончилось. Говорю же, у него даже язык не гнулся. Как же я об этом раньше–то не вспомнила.

 Набравшись впечатлений от женских форм, Полынцев с легкой писклявостью в голосе, но, тем не менее, решительно, произнес.

 - Так! Мы должны срочно провести следственный эксперимент.

 - Давай, — наивно согласилась Юля. — Только лапу с моей спины убери, пожалуйста.

 - А это не спина, — не менее наивно возразил он.

 - И я о том же. Быстро поднял руку вверх!

 Пришлось подчиниться.

 - А ты сможешь отправить куда–нибудь подругу на три, нет, на два часика? — реально оценив собственные силы, упрямо поинтересовался Андрей.

 - На три часика? — насторожилась красавица.

 - На два, — скромно поправил он.

 - А зачем?

 - Для принятия верного решения, мне необходимо своими глазами увидеть ту картину, которая открылась взгляду Елисея Федуловича. Ну, душ там и все такое.

 - Ты, пьяная морда, — резко отпихнулась Юля. — Я тебе увижу, пожалуй, — языком подавишься.

 - Им, значит, преступникам, можно, а нам, гусарам, нельзя?

 - Ой, держите меня десять человек, гусар! — расхохоталась она. — Гусары еще в город не успевали войти, а девки уже…

 - В воздух чепчики бросали, — блеснул знаниями Полынцев.

 - Ага, — кивнула Юля. — Беременеть начинали.

 - От кого? — не понял он.

 - От предчувствия.

 - Ловко, — хихикнул 'гусар'. — А я тебе предлагаю…

 - А я тебе предлагаю идти домой и отсыпаться. Не люблю с пьяными разговаривать. Особенно, когда сама трезвая. Утром чтоб был, как огурчик. Идея есть, Могилу разогревать будем.

 Андрей деланно изумился.

 - Ого, какой сленг?!

 - С кем поведешься…

 

 

 

 Глава 14

 

 

 В последние дни Елисей Федулович заметил, с какой симпатией Юля поглядывает на бобрик Полынцева. Так вот, какие ей прически по вкусу. Информирован — значит, вооружен. Сегодня в 8 утра курчавый посетитель уже сидел в парикмахерской, критикуя мастера за медленную работу, а ровно в 9, обновленный и помолодевший, бодро стучался в дамскую комнату (не в туалет — к Вике с Юлей).

 - Девушки, пора вставать! Уж солнце светит и воробышки поют.

 Никто не ответил.

 Постучав сильнее, дернул за ручку. Оказалось открыто. Как не заглянуть.

 Дамы безмятежно спали. Виктория лежала на кровати, свернувшись калачиком, укрывшись с головой простынкой — ничего любопытного. А вот Юля…

 Стройные, лощеные ножки ее почти полностью высовывались из–под одеяла, грудь трепетным шаром выглядывала из–под руки, а волосы эротичными завитками ниспадали с подушки. Чудо, феерия, картинка! Елисей Федулович, как клещ, вцепившись взглядом в розовую пяточку, сглотнув слюну, медленно пополз вверх: по упругой лодыжке, по округлой коленочке, по гладкому, шелковистому бедру выше, выше и… Ах, черт — одеяло! Самое интересное место закрыто. Или в щелку видно? Он слегка нагнулся, подходя ближе…

 - А! — вскрикнула красавица. — Маньяк!

 Полынцев резко вскочил с соседней кровати, будто снизу ему всадили хорошего пенделя.

 - Стоять! Руки за голову! Морду в стену!

 - Жащьте, — растерянно прошепелявил Могила.

 Юля, закрывшись одеялом, галопом проскакала в душевую, истошно крича уже из–за дверей.

 - У него волосы дыбом встали!

 Андрей строго взглянул на подозреваемого.

 - Запрещенные предметы на стол. Резких движений не совершать — бью как копытом, стреляю на звук.

 Елисей Федулович, ничего не понимая, медленно опустился на стул.

 - Ноховой платохек — это жапьещенный пьедмет?

 - Если сопливый, то да.

 - Хищтенький

 - Чистый можете оставить, — Андрей сел на край стола. — Ну, что, поговорим начистоту, уважаемый?

 Могила с готовностью кивнул.

 - Канехна.

 - Что, язык от возбужденья переклинило?

 Елисей Федулович затряс головой.

 - У меня во йту пеешыхает, когда в стъешшовую шитуацию попадаю.

 - Из вас, наверное, хороший партизан бы получился, на допросах молчали б, как килька в желудке.

 Могила заискивающе улыбнулся, неуверенно пожав плечами.

 - Не хнаю.

 - Но в нынешнем положении это может оказать вам плохую, — Полынцев кашлянул, придав голосу твердости, — я бы даже сказал, роковую услугу.

 - Похему?

 - Потому, как у нас есть все основания подозревать вас в убийстве эстонки, и если вы не представите по этому поводу разумных объяснений, то из отпуска можете вернуться лет через 5 - 8, не раньше.

 Елисей Федулович, неожиданно обретя дар членораздельной речи, совершенно искренне удивился.

 - Она же террористка?!

 Андрей учел смягчающие обстоятельства.

 - Поэтому и говорю — 5 — 8, а не 10 — 12.

 - Я думал, за это медали дают.

 - Вы решили, таким образом награду заработать?

 - Нет, просто предположил.

 - Для этого есть суд, есть закон! — процитировал Полынцев слова героя из какого–то ретро- фильма.

 Могила от такого заявления окончательно пришел в себя.

 - Какой закон? Не смешите меня — все продается, все покупается.

 Андрей мысленно с ним согласился, но вслух выдал очередную реплику из той же картины.

 - Не все. И сегодня уже меньше, чем вчера, а завтра будет меньше, чем сегодня.

 Он, разумеется, не считал себя образцовым милиционером, допускал иногда легкие нарушения, отступал, порой, от правил, но никогда не переходил грань дозволенного, и, как бы ни смешно это выглядело на сегодняшний день, погрязший во лжи, коррупции и кумовстве, старался быть законопослушным. Он прекрасно знал, что каждый негодяй может найти массу оправданий своим гнусным проступкам. Взяточник скажет, что прозябал в нищете. Маньяк, что над ним издевались в детстве. Убийца… тут и говорить нечего — приведет вагон разносортных доводов в свою защиту. И послушать каждого — да, имел полные основания пуститься во все тяжкие. Но для того и придуманы правила, имя которым — закон, что б люди подчинялись только им, а не собственным представлениям о морали. Иначе — хаос, животный мир, джунгли. Вот поэтому, без пафоса, без лишних слов о порядочности Андрей просто играл по правилам, установленным государством, как дисциплинированный спортсмен на соревнованиях. Того же требовал и от других.

 Елисей Федулович, поглаживая стриженную голову, продолжал отстаивать собственную точку зрения.

 - До той поры, когда миром будет править закон, мы с вами уже не доживем. По крайней мере, я — точно.

 - Оптимист, хмыкнул Полынцев.

 - Время такое, безнадежное. Заглянуть бы в будущее, посмотреть, что там за жизнь. Может, и тянуться к ней не стоит.

 - Об этом в следующий раз, а пока давайте вернемся в день сегодняшний. Рассказывайте все по порядку.

 Могила воровато осмотрелся по сторонам, будто опасаясь, что его могут услышать, вытер платочком губы, громко высморкался.

 - Что тут рассказывать. Постучался в двери. Тишина. Дернул за ручку. Оказалось незаперто. Зашел в комнату. Смотрю, лежит в постели, голая…

 Андрей по ходу дела уточнил.

 - Вроде бы в платье была?

 - Да? Может в коротеньком, под одеялом–то не видно. Смотрю, в общем, ножки открыты, грудь, извиняюсь, тоже. — Елисей Федулович тактично покашлял в кулачок и поправился, — наполовинку.

 - Из платья?

 - Из какого платья? Не видел я никакого платья.

 - Да как не видел? Все видели — он нет.

 - Я к ней под одеяло не заглядывал.

 - Да как не заглядывал?! — взорвался Полынцев.

 Могила уступил бурному натиску собеседника.

 - Ну, признаюсь, признаюсь, хотел. А вы бы не захотели, когда перед глазами такая феерия.

 - Хотеть — одно, руками трогать — совсем другое.

 - Я и не трогал.

 Андрей подскочил.

 - Да как не трогал?!

 - Да так, только собрался ближе подойти, а она в крик… ну, в общем, остальное вы сами видели.

 - Ничего я не видел, меня даже близко не подпустили.

 Елисей Федулович неподдельно удивился.

 - Вот как? А я думал, живете вместе.

 - Ну, конечно. Откуда такие фантазии?

 - Как откуда? Своими глазами, можно сказать, в кровати наблюдал.

 - Кого?

 - Вас.

 Полынцев поразился, услышав подобное заявление. Если кого и можно было заподозрить в близких отношениях с эстонкой, так это грузина. И при чем здесь кровать, о ней даже речь никогда не заходила. Хотя, нет — определенный намек, все же, был.

 - Только раз и посидели рядом за столом, — словно оправдываясь, сказал он, — когда Аркадия Эдуардовича поминали.

 Могила согласно кивнул.

 - Все правильно. Один раз посидели, а потом уже незачем, лежать надо. Ваше дело молодое, шустрое.

 Полынцев забарабанил пальцами по столу.

 - Легко у вас, как–то, получается. Таких дел наворотили, а все о том же. Действительно, что ли, маньяк?

 - Да что вы. Это она спросонья крикнула, не узнала просто.

 Пальцы Андрея замерли, не опустившись.

 - Она тоже так крикнула?

 - Ну да, а вы не слышали?

 - Нет, конечно?

 - Завидую.

 - Чему?

 - У вас сон, наверное, крепкий.

 - Не жалуюсь, только при чем здесь мой сон? Вы лучше скажите — нож в ее руках вас не смутил?

 Елисей Федулович выпучил глаза, как перепуганный индюк.

 - У нее был нож?! Вы не шутите?! Вот это номер!

 - А вы не заметили?

 - Нет. Под одеялом, наверное, прятала. Пронесло, слава Богу, — он трижды перекрестился и промокнул сопливым платочком заблестевший лоб.

 Трудно сказать, сколько бы еще продолжался разговор слепого с глухим, если бы из душа не вышла Юля.

 - Ну что, хорошо разогрелся? — спросила она Полынцева, кивнув в сторону Могилы.

 Андрей удовлетворенно потер ладони.

 - Вскипел, практически. Сейчас явку с повинной будет писать. Приготовь ручку с бумажкой.

 - Заявку с чем? — поинтересовался Елисей Федулович.

 - Ни с чем, а куда, — сухо бросила красавица, открывая тумбочку.

 - А куда? — как попугай, повторил Могила.

 - В тюрьму.

 - А за что?

 - За убийство.

 - Кого?

 Юля с Андреем одновременно оглянулись и дуэтом выпалили.

 - За Яну!

 - Смеетесь, что ли? — нервно хохотнул Елисей Федулович. — Я таракана с одного удара убить не могу, а тут целую террористку.

 Красавица бросила гневный взгляд на Полынцева.

 - Ну–ка, выдь отсюда, пинкертон ушастый.

 Андрей не понял, ушастый, в смысле, осел? Но уточнять не стал, покладисто вышел… в киоск за пивом.

 Юля сев за стол, впилась взглядом в переносицу Могилы.

 - Отвечать коротко и по существу.

 - Ес мэм!

 - Зачем вернулись той ночью к Янке?

 - Хотел попросить недопитую бутылочку, не хватило мне, чтобы уснуть спокойно.

 - Взяли?

 - Нет, меня Вика у номера встретила, назад отправила.

 - А вы?

 - Ушел, спать лег.

 

 Полынцев сидел в беседке, потягивая из баночки прохладное пиво. Мозги потихоньку настраивались на нужный лад, мутный прицел восстанавливал резкость. Итак, полчаса проболтал с подозреваемым, не поймешь о чем, неизвестно зачем. Показал себя ослом перед девушкой. Что еще? Да, ушел из номера, оставив ее один на один с вероятным убийцей. Но при этом беспокойства не испытывал. Кстати, почему?

 Когда–то его друзья собровцы рассказывали о том, как принимают бойцов в спецназ. Так вот, их начинают прокачивать прямо с порога. Причем, не напрямую, опосредованно.

 Заходит, допустим, молоденький кандидат в кабинет начальника, а тот, беседуя по телефону, как бы между прочим, включает свет. Лампочка запланировано не загорается. Офицер жестами просит новенького ее поменять. И вот здесь начинается чистый тест. Как человек реагирует на просьбу: вяло, энергично, с неудовольствием? Сразу ли ее понимает или требуется пауза (проверяется реакция, готовность быстро выполнять команды). Задает ли уточняющие вопросы, если да, то сколько и какого характера (не тупой ли?). Может ли действовать самостоятельно (новая лампочка лежит на подоконнике). Здесь же выявляется наблюдательность. Рядом со стульями валяется кипа старых газет, чтоб подстелить под ноги (тест на сообразительность). И так оценивается каждое действие. Несколько десятков личных качеств на этом занятии проверяются. Самое интересное, что все они потом подтверждаются на практике. Вот так работают спецы. Но он–то всего лишь участковый, хотя и лекции по преступной психологии внимательно слушал. Попробовать, что ли, раскрутить беседу на винтики?

 Итак, будем исходить из того, что Елисей Федулович — обычный гражданин, а не легендированный агент и не профессиональный преступник — к ним иной подход. И что же здесь можно увидеть? Ну, прежде всего, то, что он, услышав обвинения в свой адрес, не стал нервничать. Значит, не задело — был спокоен за себя. Начал рассуждать о медалях. Считал, что за это убийство могут поощрить. Похоже, ему даже импонировали такие подозрения. Пока все идет с плюсом. Дальше. На просьбу рассказать, как было дело, поведал утреннюю историю. То есть, она была для него значимой. Если предположить, что он перед этим совершил убийство, то о такой мелочевке не подумал бы. Равно, как матерый бандит не считает за правонарушение мелкое хулиганство. Мог прикинуться? Вряд ли. Нужно иметь хорошие нервы и отменное нахальство, чтоб валять дурака перед сотрудником милиции. Кроме того, беседу вел в свободной манере, даже намеки какие–то интимные отпускал (от чего настоящий преступник несомненно воздержался бы). Это тоже с плюсом. И потом, стал бы истинный убийца входить в номер в такой щекотливой ситуации? Разве, что специально навлечь на себя подозрения. Нет, все–таки, Могила не насильник — обычный воздыхатель. Вот поэтому и не было сейчас беспокойства за Юлю. Не факт, конечно, что все суждения верны, ошибка допустима. Но интуиция подсказывает, что минимально. Хотя в номер, все же, стоило вернуться.

 Но идти, никуда не пришлось. Юля уже мчалась к беседке во весь опор.

 - Так! Опять пьешь? — набросилась она сходу. — А если б меня там убили?

 - Я б застрелился с горя.

 - Правда? Ты бы мог из–за меня?

 - Легко.

 - Ну, тогда, ладно, прощаю. В общем, слушай, что мне удалось из него вытащить, — оправив белую юбочку, она присела на скамейку.

 - А хочешь, я тебе сам все расскажу? — предложил Андрей.

 - Попробуй.

 - Не был, не слышал, не знаю.

 - Правильно. Как догадался?

 - Я же с ним разговаривал.

 - Только, мне кажется, совсем о другом, — ехидно заметила красавица.

 Полынцев с видом Шерлока Холмса, объясняющего наивному Ватсону элементарные вещи, принялся выкручиваться из щекотливого положения.

 - Видите ли, девушка. Вы действуете примитивным способом и потому тараните прямо в лоб. А мы, профессионалы, используем в работе специальные методы. Для того чтобы вытащить из клиента нужную информацию, необязательно пытать его конкретными вопросами, можно сделать это в обход, так сказать, опосредованно.

 - Да? А почему же ты мне сказал, что он явку с повинной собрался писать? Зачем бумагу с ручкой попросил?

 - В шутку, чтоб тебя немного приободрить, ты же такую гениальную операцию с утра провернула.

 - Врешь ты все. А я, между прочим, серьезно перепугалась, когда он нагнулся.

 - Не страшно, когда сам нагибается, страшно, когда тебя.

 - Дурак! — вспыхнула красавица. — Откуда я знаю, что он хотел сделать.

 - Одеяло откинуть и тебя растерзать.

 - Нет, он не насильник — я бы по глазам увидела.

 - Ты такой тонкий психолог?

 - Не очень, но по–женски почувствовала бы. Вот грузин, тот — да. А этот — нет. У него взгляд приличный.

 - Интересное наблюдение. А раньше ты не могла этого заметить?

 - Значит, не могла, — отмахнулась Юля. — Что теперь делать–то будем? Кого искать?

 - Выходит, некого больше. Можно, конечно, для разнообразия тебя с Викой сюда примерить, но половая принадлежность мешает, не прокатит.

 Красавица немного подумав, вдруг вскинула кверху наманикюренный пальчик.

 - А помнишь, соседа снизу, который нас тогда на балконе подслушивал? Ну, лысый такой, страшный. Может он?

 - Угу, — кисло ухмыльнулся Андрей. — А помнишь Аделаиду, пасечника, уборщицу? Может они?

 - Значит, все–таки, чужие?

 - Уверен.

 - Получается, кончили дело?

 - Получается, так.

 - Сейчас опять прощаться начнешь?

 - Как держать будешь.

 Юля возмущенно выпятила нижнюю губу.

 - Интересно, почему это я тебя должна держать? Не хочешь, не надо. Плакать никто не станет.

 Полынцев, грустно вздохнув, поднялся со скамейки.

 - Ну, вот и определились. Когда не держат, надо уходить — это первое правило гусарского этикета.

 - Нет уж, дудки! — вскочила на ноги красавица. — На этот раз уйду я! Притомил ты уже своими дурацкими правилами! С меня лично хватит. Прощай.

 Андрей проводил ее невеселым взглядом. Опять разошлись во мнениях, на этот раз, кажется, окончательно…

 На лавочке просидел еще час, все ждал, не передумает ли? Но нет, видно, действительно, решила поставить точку над i. Сам виноват — какие могут быть вопросы. Отвлечься надо, сходить куда–нибудь, расслабиться. В ресторан? Нет — пить больше не хотелось. В кино? Можно. В цирк? Тоже неплохо. А еще лучше — туда и сюда сразу. Вот именно…

 От души истерзав себя сопливой мелодрамой, тупым боевиком, вечерним представлением в цирке, а также бесплатным концертом на центральной площади, с чувством полной эстетической удовлетворенности за полночь он вернулся в санаторий. Теперь, пару страничек на ночь, под заливистый храп соседа Попова, и невеселые думы окончательно обмякнут, а если повезет, и совсем развеются. Книга, как всегда, лежала на тумбочке.

 'Мы зацепились за окраину Грозного, как скрепка за лист ватмана. Держась непрочно и неуверенно, наши подразделения (даже не наступая) теряли за сутки до 10–ти человек под снайперскими пулями. Закопченные дома, торчавшие вдоль улиц зубьями горелой расчески, были нашпигованы боевиками под самую крышу. Город напоминал Берлин 1945 года. Штурмовые отряды пробиваясь к центру, освобождали одно здание за другим. Но мало захватить, надо еще удержать. Ночью войска оттягивались назад, с тем, чтобы пополнить боезапас и отдохнуть. На передовых рубежах, словно живые заклепки, оставались только опорные пункты. Нашей группой заткнули высотку перед дворцом Совмина.

 Выглянув из окна 7 этажа, я поймал себя на мысли, что смотрю кадры кинохроники времен Великой Отечественной. Руины и пожарища, обугленные танки, с оторванными и разбросанными по площади башнями, глубокие воронки, изрешеченные в дуршлаг стены зданий, пробитые солдатские каски, окровавленные бушлаты, пустые цинки из–под боеприпасов. Все это было не на экране, все это дымилось и смердело прямо на глазах.

 - Куда высунулся, сынок? — услышал я за спиной голос полковника Зайцева, высокого, с борцовской фигурой, командира сибирского СОБРа. — На тот свет решил заглянуть?

 - Обстановку сверху рассматриваю. Где тут наши, где чужие?

 - Наши на базу отошли, к утру вернутся, если мы с тобой здесь удержимся.

 - А если нет?

 - По новой начнут штурмовать, со старых позиций. Ты лучше бойницу оборудуй, пока совсем не стемнело, а то ночью, боюсь, не до того будет.

 - Думаете, полезут?

 - Обязательно. От дневного боя остынут и дадут нам жару.

 И дали.

 От первой мины высотка чуть вздрогнула, но быстро успокоилась. Вторая заставила ее потрястись основательней, осыпав штукатурку, обвалив рамы и подоконники. После третьей, следом четвертой и пятой, здание заиграло, как мачта в шторм. В окна полетели ракеты гранатометов. Потолки начали крошиться, стены выгибаться, пол раскачиваться палубой. В панике, мы бросились на первый этаж.

 - Назад, на позиции! — заорал с лестницы Зайцев. — Сейчас духи полезут!

 И полезли.

 С тылу, из–за домов, мелкими группками, короткими перебежками, под прикрытием дымовых шашек и гранатометов, чехи кинулись на нас, как саранча на рожь. Мы встретили их дружными залпами, но быстро заткнулись, потому что по окнам косым градом забарабанили снайперские пули. До сих пор я считал, что самое страшное на войне — это атака. Но теперь изменил свою позицию, причем, во всех смыслах этого слова. Получив первую пулю в рукав, а вторую в ворот бушлата, я понял, что больше двух очередей из одной бойницы выпускать нельзя — моментально, суки, пристреливаются. Пришлось прыгать от одного окна к другому. Цель, прицел, очередь. Цель, прицел, очередь, очередь. И бегом в следующую комнату. Цель, прицел, очередь. И назад. Однажды зазевался и, уже на выходе, услышал за спиной взрыв гранаты от подствольника. Но помиловала судьба, собрала все осколки в броник, спасибо ей.

 Первую атаку отбили с минимальными потерями, несколько раненных и пара контуженных. Санитар (хотя, какой он санитар, такой же вояка, как и мы, просто сумку с медикаментами парню дали перед выходом и сказали: 'будешь санитаром') оказывал пострадавшим посильную помощь.

 - Как с патронами, мужики? — поднявшись на наш этаж, спросил Зайцев.

 - Пока есть.

 - Экономьте, ночью никто не подвезет.

 Только до ночи еще надо было дожить.

 Высотка снова пустилась в пляс. Духи подключили к миномету пушку. Снаряды дырявили стены, как газету, сметая с окон наши укрепления. Обвалился угол дома. Начались потери. С последним залпом чехи пустили дымы и опять пошли на штурм. Мы отстреливались, уже не целясь, орудуя автоматами, как брандспойтами, заливая подходы к зданию свинцом. Раненые (честь им и хвала) распечатывали для нас цинки и снаряжали магазины. Сами мы успевали только менять пустые рожки. Автоматы, раскалившись, начали плеваться и разбрасывать пули, как брызги. Чтоб попасть в одного духа, нужно было сливать почти весь магазин. В какое–то время показалось, что чехи прорвались на первый этаж, нижняя группа на мгновение стихла. Но только мы собрались мчаться к ним на помощь, как стрельба занялась вновь. Оказывается, парни вскрывали новые ящики с патронами. Боеприпасы были на исходе. Обломав зубы в очередной раз, духи отступили.

 - Разбиться по секторам, вести наблюдение! — крикнул с лестницы Зайцев. — Сейчас будем наших прикрывать — патроны везут.

 Молодец командир, не терял времени даром, связался с базой, попросил о помощи. Я перешел на другую сторону высотки, осмотрел свое направление: несколько обглоданных пулями зданий и маленький скверик, метрах в трехстах от нас. В окнах домов зияла чернота, на улице гулял ветер. Вроде бы, везде было тихо. Только женщина в темном пальтишке и светлых гетрах украдкой пробиралась к подъезду. Я еще удивился, какой отважный народ эти местные — вокруг война, а они о своих квартирах пекутся. Знал бы тогда цену такой наивности.

 Две бээмпэшки, с красными флажками на башнях, остановились на противоположном конце площади. Высовываться из–за домов побоялись. С этой стороны территория считалась нашей, но с флангов все же подбирались духи, поэтому подгонять технику к высотке было нельзя, сожгли б на раз.

 Трое солдат, взяв ящики с патронами, друг за дружкой побежали к нам. Когда они достигли средины площади, правый фланг, как прорвало. Затрещали автоматы, забухтели пулеметы, заухали подствольники. Мы ответили тем же. Позиции уже не меняли, специально высовывались из окон, вызывая огонь на себя, чтоб прикрыть мальчишек. Обрабатывали каждый чердак, каждое окно, каждый подъезд. Под таким ливнем чехи не могли, как следует, прицелиться, и лупили в белый свет, как в копейку. Но это не помогло.

 Последний из бегущих солдат, будто поскользнувшись, выронил из рук ящик с патронами и повалился на землю. Первые успели проскочить.

 - Сука, снайпер! — крикнул кто–то из собровцев.

 - Почему, снайпер? — удивился я.

 - Потому, что в ноги стрелял. Живой пацан, видишь?

 - Он где–то на левом фланге сидит! — заорал другой сибиряк. — Эти уроды справа, нас специально отвлекали.

 Я выглянул вниз. Мальчишка, оставляя на земле кровавые следы, на одних руках полз к высотке и (у меня дрогнул кадык) тянул за собой ящик с боеприпасами.

 Двое бойцов, с нижнего этажа, бросились вытаскивать парня. Как только они выскочили на середину площади, повторилось то же самое — справа разразился массированный огонь, слева, под его прикрытием — одиночные выстрелы. Бойцы друг за другом попадали рядом с раненым.

 - На живца вытягивает, падла! — влетел на этаж Зайцев. — Не засекли, откуда бьет?

 - Говорят, слева, — сказал я, перезаряжаясь.

 - Никаких движений там не заметил?

 - Нет, все было тихо, даже баба в подъезд заходила, — привел я доказательство того, что там никого нет. Разве пойдет женщина в дом, где засели боевики?

 - В какой подъезд?

 - В первый.

 - Под прицел его! — взревел полковник. — Когда следующая группа на площадь выйдет — огонь по всем окнам, что б носу не смогла высунуть!

 - Не смогла? — переспросил я.

 - Снайперша это. О 'Белых колготках' слышал?

 - Нет.

 - Биатлонистки эстонские. Наемницами здесь воюют. Злющие, суки, и хитрые, как крысы!

 - На этой тоже белые гетры были. Я еще подумал, что странно как–то, в таких условиях, в светлом.

 - Понты у них такие. Валить ее надо было, понял?!

 Я–то понял, только вот ребятам, что лежали внизу, от этого уже ни горячо, ни холодно. Подставил я ребят. Эта тварь знала, что делала. Нет лучшей мишени, чем, спасающие раненых, бойцы. Поэтому и стреляли эстонки в ноги, ловили на живца'.

 Полынцев отложил книгу. И здесь про эстонских биатлонисток. Вот змеи, не живется им спокойно в своем болоте. Правильно сказал Могила, за убийство таких тварей медали давать надо. Неизвестно, сколько на этой Яне загубленных солдатских жизней. Тоже, наверное, в белых колготках по Грозному рассекала. Стоп, стоп, стоп. Белые колготки, медаль, Елисей — какая связь?

 Андрей встал с кровати, взяв сигареты, вышел на балкон.

 Итак, Могила не насильник — это, с большой долей вероятности, выяснилось в ходе его допроса. К тому же, Юля интуитивно почувствовала в нем приличного человека. В таких вопросах женщинам можно верить. Значит, преступник — чужак. Только почему все решили, что Яну пытались именно изнасиловать? Вспомнился последний разговор с Погремушкиным. Он тогда что–то такое пытался сказать по поводу этой версии, но не успел. Может, и не было никакой попытки? На месте происшествия валялись колготки. А если… Нет, видно, придется завтра еще раз наведаться в пансионат.

 

 

 

 Глава 15

 

 

 Нельзя сказать, чтобы Юля бурно переживала расставание с Полынцевым: не веселилась, конечно, но и не плакала. До близких отношений дело не дошло, и обманутой она себя не чувствовала. Остальное было не так уж важно. Тем более, что своей цели она, все же, добилась, теперь дома есть, о чем рассказать. А по утерянной романтике пусть сам грустит — такую возможность упустил. Вот именно. Опять его выражение проскочило, вот же репей сибирский.

 - Пойдешь со мной на пляж? — спросила Виктория, надевая футболку.

 - Не–а, поваляюсь еще маленько.

 - Андрюшку ждешь?

 - Нет, просто хочу выспаться.

 - Дело твое. На ключ закрыть, чтоб посетители не мешали?

 - Не надо.

 - Ну, пока, я убежала. К обеду вернусь.

 Когда дверь за подругой захлопнулась, Юля вдруг почувствовала себя одиноко. Дело завершено, дружба закончилась, компания развалилась. Грустно как–то это, неправильно. Она взяла с тумбочки кружку с холодным лимонным чаем. Вообще–то, странно получается, какой–то деревенский лапоть, и не бегает за ней по пятам. Должен каждое слово ловить, цветами забрасывать — ни одного, между прочим, до сих пор не подарил — а он еще носом крутит. Чалдон. Держать его, видите ли, надо. Обхохочешься. Валенок сибирский. Да таких, как он, в комиссионках со скидками продают. В нагрузку.

 Стук в дверь прервал ее гневные мысли.

 - Кто?

 - Я, Полынцев. На минуту.

 Сердце злорадно екнуло. Прилетел птенчик. Знай свое место, мальчишка. Она схватила с тумбочки зеркальце, быстренько привела себя в порядок.

 - Открыто.

 Андрей с деловым видом вошел в комнату, не дожидаясь приглашения, уселся за стол. А чего стесняться, хватит, здесь этого не ценят.

 - Привет, я ненадолго, кое–что нужно уточнить.

 - Уточняй, — с деланным безразличием сказала красавица.

 - Какого цвета были колготки на месте происшествия?

 Юля наморщила лобик, будто вспоминая детали недавних событий, на самом же деле, пытаясь понять, зачем он пришел. Искал повод? Или, действительно, что–то нащупал? В принципе, хорошо было и то, и другое. Значит, незачем голову ломать.

 - Белые, — твердо сказала она.

 - Это точно?

 - Ну да. А какая разница?

 - Есть некоторая. Ты знаешь, кто такие 'Белые колготки'?

 - Что–то об этом слышала, но сейчас не припомню.

 - Это эстонские наемницы, воевавшие на стороне боевиков в Чечне. Биатлонистки, умеющие отлично стрелять.

 - То есть, как Янка?

 - Не как, а именно она.

 - И что?

 - А то, что никто не пытался ее изнасиловать и колготки соответственно не снимал. Сама посуди, зачем Янке после экскурсии нужно было в них наряжаться? На ночь–то глядя? Да и вообще, кто тут летом в колготках ходит? Все стараются, наоборот, с себя лишнее сбросить, чтоб загореть посильней.

 - Могу тебе объяснить, если ты не в курсе, — поучительно произнесла красавица. — Многие женщины надевают красивые чулочки, гольфики, колготочки, как раз, на ночь, потому что мужчинам нравится их снимать. Догоняешь?

 - Догоняют на дистанции, — обиженно буркнул Полынцев. — А тут и бегать не за кем. В свою очередь, могу тебе возразить следующим. Если она приоделась на ночь, то, получается, что кого- то ждала. А в таком случае, какое могло быть сопротивление, какой нож? Все полюбовно, в засос.

 - Откуда же они взялись?

 - Человек принес их с собой, как улику.

 - Ты хочешь сказать, что ей кто–то отомстил за Чечню?

 - Именно!

 - А зачем такие сантименты с колготками? Ну, зарезали бы или застрелили через подушку, у них не заржавеет.

 - Это символ, метка, понимаешь? Для воевавших, многое значит. Да и мужик, наверное, приличным оказался. Хотел удостовериться, что не ошибся.

 - Теперь осталось найти человека с чеченским прошлым, так?

 - Совершенно верно.

 - И где же?

 - А в ком ты вчера заметила приличный взгляд?

 Андрей, по–свойски, налил в чашечку стоявший на столе апельсиновый сок, сделал пару нескромных (с хлюпаньем) глотков. А чего, спрашивается, стесняться? Если хозяйка не отличается любезностью, то гость имеет право вести себя вольно. Это одно из гусарских правил (сам придумал… только что).

 - В Елисее? — неуверенно предположила Юля.

 - Вот и вся разгадка.

 - Как это?

 - Ну, вот смотри, у меня приличный взгляд?

 Красавица подтянула на грудь одеяло.

 - Чересчур. С тобой в одной постели можно спать, не опасаясь за собственную невинность.

 - Согласен, если сама не захочешь.

 - Женщине, для того, чтобы чего–то захотеть, нужно сначала внимание почувствовать, признания в любви послушать, цветы под дверью увидеть. Ты мне хоть один цветочек подарил? В любви хоть раз признался?

 Андрей на это (необоснованное с его точки зрения) замечание, отреагировал известными строчками.

 - Лучше б я признавался в любви лошадям да бездомным собакам.

 Юля нервно дрыгнула ножкой под одеялом.

 - Таких уродов, как ты, Полынцев, еще поискать.

 - Спасибо за комплимент, у меня тоже о тебе приятные воспоминания остались. О любви нужно было раньше щебетать, когда делами чрезмерно увлекалась. А теперь настало другое время. Проехали станцию. На вопрос отвечай. Убить я могу или нет?

 - Запросто, потому что ты хорек. Я помню, как тогда, в подвале…

 - Что и требовалось доказать. Елисей не мог изнасиловать, но постоять за правое дело мог. Потому что он — бывший вояка.

 - С чего ты взял?

 - Однажды на экскурсии я видел, как он в шутку отдавал честь Аделаиде. Очень лихо, между прочим, это делал: с фиксацией, с оттяжкой, чувствовалось, что рука знает движение. Опытному глазу сразу заметно.

 Полынцев, встав из–за стола, продемонстрировал бравое отдание воинской чести. Вытянувшись в струнку, как на параде, распрямил пальцы правой руки, стремительно вскинул ладонь к голове и лихо щелкнул каблуками, в тот момент, когда она застыла у виска.

 - Гусар! — с сарказмом восхитилась красавица.

 Андрей сделал четкую отмашку (сначала чуть дернув ладонью назад, потом резко выбросив ее вперед).

 - А то! Лучшим строевиком в батальоне был, между прочим. Это вам не фигушки под одеялом крутить.

 Юля вытащила руки наружу.

 - Хочешь сказать, что Могила из военных?

 - Скорее всего. И, вполне вероятно, воевал в Чечне. Отсюда вывод: имел мотив — месть. Я допустил ошибку, что разговаривал с ним, как с простым человеком, поэтому сделал неверный разбор полетов. Федулыч оказался крепким орешком. Сначала пробил меня на отношение к убийству и, когда не нашел понимания, закрылся, увел беседу в дурацкое русло. Кстати, про медаль расспрашивал, еще одно доказательство, что он из служивых. Гражданские люди обычно такими вещами не интересуются, для них это простые железки, им премии подавай, материальные блага.

 - Слушай, так он же сегодня уезжает! — встрепенулась Юля. — Вчера прощаться заходил, сказал, что утром поезд.

 - Во сколько?

 - Не уточнял.

 - Метнусь на вокзал, может, застану.

 - Я тоже, — засуетилась красавица.

 - С тобой, точно, не успею. Какой город?

 - Челябинск.

 - Счастливо оставаться.

 Полынцев выскочил из номера.

 Юля в очередной раз уткнулась взглядом в закрытую дверь. Правда, теперь с большим оптимизмом. Вернется же он рассказать, что там получилось с этой версией? Или нет? Вообще- то, с него станется. Лапоть.

 

 Андрей забежал в здание вокзала и посмотрел на табло. Челябинское направление пока не высвечивалось. Хорошо, значит время пока терпит. Он прошел через многолюдный зал к справочному окошку.

 - Расписание на стене, — не поднимая головы, выдала точную информацию худощавая, с длинным носом, девушка.

 После десятиминутного обзора четных, нечетных, зимних, летних и прочих списков, удалось выяснить, что прямой поезд отправляется только через час. А проходящие… в них сам черт ногу сломит. Но, скорее всего, Могила взял билеты на прямой, так что шансы есть. Андрей вышел на перрон, закурив, присел на обшарпанную лавочку. В помещениях вокзалов, сколько их не мой, не вентилируй, все равно держится специфический запах. Этакий коктейль общественно- туалетных, газетно–обувных и буфетно–водочных ароматов. Не сказать, чтоб слишком противный, но и приятным тоже не назовешь. Свежий воздух, все–таки, почище будет.

 - Молодой человек, присмотрите, пожалуйста, за чемоданом, — обратилась к нему пожилая, в детской панамке, женщина. — У меня где–то внук потерялся, пробегусь быстренько по вокзалу.

 - Только недолго.

 - Я мигом.

 Учат их, учат, а все равно оставляют вещи незнакомым людям, хоть кол голове теши. Потом еще возмущаются. А кого винить, спрашивается, когда сами имущество кому ни попадя раздают.

 Объявили прибытие очередного поезда. Народ бросился к виадуку, переходя на второй путь. Андрей скользнул взглядом по толпе. Внешность у Елисея Федуловича примечательная: высокий, с бобриком на макушке, легко можно вычислить. Главное, что б был. Остальное, дело техники. Но нет, не видно, кажется, все чисто. Внимание привлек высокий мужчина в белой кепке, мчавшийся по переходу сломя голову. Вообще–то, ничего странного, хочет первым место занять. Только вот оглядывается, будто ищет кого–то… или убегает? Минутку.

 Андрей вскочил с места. Этот суматошный пассажир, ни дать ни взять — Могила в шапочке. Рост, манеры, телосложение — все подходит. Не мешало бы его проверить. А чемодан? Рядом сидели довольно подозрительные типы — небритый парень и двое шустрых пацанят. Попроси лису гуся посторожить. Взять с собой? Идея хорошая, правда, криминальчиком попахивает, потом ведь не объяснишь, что для сохранности прихватил. Что же делать, время–то уходит.

 К счастью, на крыльце вокзала появилась долгожданная хозяйка, но, к удивлению Полынцева, отправилась в противоположную от чемодана сторону.

 - Женщина, женщина! — помахал ей рукой Андрей. — Я спешу, заберите свои вещи.

 - Сейчас, сейчас, — кивнула она. — Еще там посмотрю, подождите.

 Ну, это уже было чистое нахальство. Попросила об одолжении, а теперь еще и в обязанность вменила. Правильно вас жизнь наказывает.

 - Я убежал, смотрите за ним сами, — крикнул он, направляясь к виадуку.

 - Ну, ты подумай, какие люди! — возмутилась дама, снимая панамку. — Минуту посидеть не могут.

 Время было упущено, большая часть пассажиров уже вошла в поезд, а среди оставшихся, Могилы, естественно, не было. Самое разумное сейчас — по–быстрому опросить проводниц. Андрей помчался вдоль состава…

 - Не садился к вам такой высокий, с бобриком? — спросил он угрюмую женщину из первого вагона.

 - Нет, — покачала она головой…

 Бегом в следующий…

 - Не было мужчины с бобриком?

 - С животными сегодня никого не было, — с улыбкой ответила корявенькая брюнетка из третьего.

 Не задерживаясь, дальше…

 - Высокий, с бобриком, лет сорока, не садился?

 - С бобриком? — переспросила толстушка из пятого. — Вроде бы, заходил.

 Полынцев взлетел на подножку.

 - Какое купе?

 - Кажется, восьмое.

 Он заскочил в тамбур и, обогнув, как горнолыжник, пассажиров, рванул ручку предпоследней двери.

 За столиком действительно сидел мужчина с бобриком, но дать ему сорок можно было, разве что с глубокого похмелья или в кромешной темноте.

 - Девушка, сорок — это четыре десятка лет, а не семь, — подсказал Андрей проводнице, выходя на перрон…

 - Высокий, с бобриком, не садился? — подбежал он к следующему вагону.

 - Высокий — да, с бобриком — нет, — отчеканила строгая симпатяшка в мини–юбке, сверкнув глазками–семафорчиками.

 Ах ты, черт! Как же он упустил, Могила ведь в кепке, поэтому бобрик никто не заметил. Вот же, идиот. Это что ж теперь, назад бежать, всех по новой опрашивать?

 - Спасибо, девушка, вы мне очень помогли. В каком он купе?

 - В пятом.

 Без особой надежды Полынцев направился к двери.

 И ведь часто так бывает, когда уже ничего не ждешь, вдруг, раз — и клюнуло.

 Елисей Федулович лежал на верхней полке, лицом к стене, и делал вид, что это не он. Ну, как же, как же, вон кепка, вон бобрик, наш клиент, нет сомнений.

 - Уф, — опустился Андрей на сиденье. — Успел. Ну что, поговорим, пока в купе пусто, а то люди соберутся, неудобно будет.

 - Ох, и достали вы меня своей подозрительностью, — кряхтя, повернулся Могила. — Думал, хоть уеду спокойно.

 - Так вы и уедете, только правду мне расскажете, и счастливого пути, задерживать не стану, отнесусь с пониманием.

 - Я уже все рассказал.

 - Не все.

 - Что еще?

 - Например, то, что вы, бывший военный. Так?

 Могила сполз вниз, пошарив ногами под столом, надел туфли. Вид его напоминал бедолагу, получившего вчера телеграмму о смерти близкого родственника, а сегодня узнавшего о том, что тот лишил его наследства.

 - Откуда вам это известно?

 - Не все ли равно. Правда или нет?

 - Ну, допустим.

 - И, что были в Чечне. Так?

 - А вот это, уже мимо. Я уволился из армии еще до войны с ними.

 - Не понял? — удивился Полынцев. — Как, до войны?

 - Вот так. После окончания училища прослужил в войсках пяток лет, да плюнул на казенную жизнь, сбежал.

 - А как же? — Андрей хотел поделиться своими соображениями по поводу 'Белых колготок', но передумал. — Значит, вы на самом деле не заходили к Яне?

 - Ну, я же все рассказал: вернулся за бутылкой, но Вика назад отправила, больше не пытался.

 Полынцев озадаченно почесал затылок.

 - Может, оно и к лучшему.

 - В каком смысле?

 - Пусть дело нераскрытым остается: и у меня совесть на месте, и у вас лишних проблем не возникнет. Счастливой дороги. Извините за беспокойство.

 Они крепко пожали друг другу руки и тепло попрощались.

 Андрей проводив поезд взглядом, не спеша, зашагал к вокзалу. Ну, что ж, последняя версия отвалилась. И хорошо. Теперь свободен, как трюм после разгрузки. Можно спокойно идти на море, отпуск–то не резиновый, тает с каждым днем.

 - Вот он, вот он! — раздался сзади знакомый женский голос.

 Полынцев обернулся. Его догоняла дама в панамке, сопровождаемая двумя строгого вида милиционерами.

 - Гражданин, остановитесь! — громко скомандовал сержант.

 - Предъявите документы, — потребовал старшина, вынимая из–за пояса наручники.

 Вот так дела. Андрей протянул удостоверение.

 - Сотрудник? — удивился сержант. — Пройдемте с нами.

 - А что случилось?

 - Пройдемте, там объясним.

 - Послушайте, ребята, а здесь вы мне ничего объяснить не можете?

 - Пройдемте! — тупо повторил старшина, звякнув браслетами.

 Пришлось подчиниться. Интересно, что такого им эта грымза в шляпе бледной поганки наговорила? Не чемодан ли у нее подрезали?

 В помещении дежурной части, на удивление, было тихо и немноголюдно — мечта городских райотделов. Пожилой, одутловатый капитан, сидевший за стеклянным окошком, точно кассир на почте, болезненно морщась, облил презрительным взглядом всю явившуюся на глаза компанию (не исключая собственных сотрудников).

 - Ну, что ж вы все тащите и тащите, — поднялся он из–за стойки. — На месте, что ли, разобраться не можете?

 - Так, здесь же кража, — оправдываясь, сказал старшина. — Вот, вора задержали.

 Капитан на секунду просветлел.

 - С вещами?

 - Не, с милицейской ксивой.

 Дежурный вернулся в позу уныния и глубочайшей неприязни ко всему, что видел перед глазами.

 - Я, конечно, не стану называть тебя теми добрыми и ласковыми словами, которых ты бесспорно заслуживаешь. Но, напомню лишь один известный афоризм: 'Пьяный проспится, дурак — никогда'.

 - Да вы удостоверение проверьте, оно, точно, левое, — вступился за напарника сержант.

 - Да на кой черт мне ваше удостоверение! — взорвался капитан. — Я этого парня, как только на пороге увидел, сразу понял, что он свой. У него ж на лбу кокарда светится, каемка от фуражки еще не сошла и отпускные бумаги, наверное, в кармане, и отдыхает в эмвэдэшном санатории. Отрубите мне язык, если это не так!

 - Все правильно, — кивнул Андрей. — Лейтенат Полынцев, участковый уполномоченный, здесь в отпуске по путевке.

 - Это было ясно в первую же секунду, — поморщившись, отмахнулся дежурный. — Теперь к вам, уважаемая. Что случилось?

 - Чемодан украли, — решительно тряхнула панамкой женщина.

 - Кто?

 - Не знаю.

 - А почему на лейтенанта показали?

 - Запомнила я его. Он за вещами должен был присматривать, пока я внука искала.

 - И что, вернулись — ни сторожа, ни чемодана?

 - Ну, да. Нет, когда я первый раз пришла, он еще сидел, а потом крикнул, что торопится, и сбежал. Чемодан без присмотра оставил.

 - Как без присмотра, если вас предупредил?

 - Так я же не могла сразу подойти! — возмущенно закудахтала бабулька, хлопая себя руками по бокам. — Мне же надо было еще в другой стороне внука поискать.

 Капитан перевел сочувственный взгляд на Полынцева.

 - С ней все ясно. Беги, отпускник, отдыхай, сами тут разберемся.

 - Спасибо, — забрал удостоверение Андрей. — Удачи вам.

 

 

 

 Глава 16

 

 

 Юля прождала Полынцева до шести вечера и, поняв, что он не собирается делиться с ней информацией, отправилась в санаторий МВД.

 Дверь номера никто не открыл. Вероятно, гуляли мальчики. Ну, положим, один из них имел полное право, а вот второй… Интересно, где его сейчас черти носят? Воображение сразу нарисовало радужную картинку: частный дом, вино, постель, белокурая официантка (та, что со вставными зубами). Нет, все–таки, мужчинам легче жить — вон, сколько девчонок вокруг, к любой подъезжай, отказа не будет. А тут, попробуй, найди нормального, чтоб не маньяк, не дурак, не урод. А если и встретишь, то не подойдешь ведь первой знакомиться, девушка, все- таки.

 Она вышла из санатория и побрела в парк. Красиво у них здесь, романтично, тихо. Погулять бы с кем, о нежности поворковать. Странно получается, когда есть настроение — нет объекта, и наоборот. В себе самой бы разобраться для начала.

 Полынцев, подходя к санаторию, заметил Юлю издалека. Не суетясь, плавно изменил направление движения, свернув в густую аллею, резво припустил в обратную сторону. Встречаться с девушкой сейчас не хотелось. Нужно было разгрести накопившиеся за последние часы мысли.

 История с транспортной милицией не прошла для него бесследно. Та проницательность, с которой дежурный разобрался в ситуации, вызвала в душе легкое чувство зависти. Как лихо он расставил всех по своим местам. И удостоверение, говорит, смотреть не буду: кокарда, отпускное, санаторий — просто в лет срезал. Вот это, называется, опыт, интуиция. С другой стороны, а что здесь такого — не вора же он в кабинете вычислил. Узнать навскидку милиционера или военного — не особо трудная задача: прическа, выправка, взгляд, извините, приличный. Он, Андрей, между прочим, тоже в людях неплохо разбирался. Вахтанга, например, сразу отмел из числа подозреваемых. Могилу, опять же, с первой попытки просчитал. Не он же был у Яны, и это, в конце концов, оказалось верным. Вторая поправка вышла ошибочной из–за отсутствия информации. Но, все равно, транспортный дежурный молодец, только взглянул — и готово. Вот бы на Юлю такими глазами посмотреть, узнать, что там у нее на душе творится. А кто, спрашивается, мешает? Надо попробовать.

 Итак. Любви у нее нет, это точно. Глаза неглубокие, ладошки холодные, целуется без вдохновения. А что есть? Легкая симпатия, интерес к тайнам, недюжинный напор… Одну минуту. Если принять во внимание, что Яну никто не пытался изнасиловать, то в число подозреваемых автоматически попадают женщины. Тогда повышенный интерес Юли к этому делу объясняется, отнюдь, не журналистским пристрастием. И тут один за другим возникают закономерные вопросы.

 Например.

 Почему она с такой настойчивостью (в койку готова была запрыгнуть) уговаривала его взяться за раскрытие этих преступлений? Почему с нескрываемым любопытством расспрашивала о том, что ему стало известно от Погремушкина? Зачем бравировала милицейским жаргоном и строила из себя сыщика–стажера?

 Ответ: чтоб быть в курсе событий и, в случае необходимости, увести следствие в ложном направлении. Потому и старалась командовать поиском, направляя его то в один, то в другой пустой угол.

 Дальше.

 Почему после убийства Яны она так испугалась? Почему считала, что может оказаться следующей жертвой?

 Ответ: потому что сама ее убила и опасалась мести сообщников. Поэтому ее и похитили первой.

 И еще.

 Почему она после разрыва отношений побежала за ним тогда у парикмахерской, но не тронулась с места вчера, в беседке?

 Ответ: в первый раз хотела с его помощью подставить под раздачу кого–то из мужчин, желая отвести от себя подозрения. А во второй такой необходимости уже не было. Со всеми разобралась и на том успокоилась. Партнер ей больше был не нужен. Не оправдал он ее надежд. Плохо колол псевдобандитов. Это ж надо — целую провокацию для Могилы придумала. Рассчитывала, наверное, по косвенным уликам человека в трюм загнать. Пока разберутся, пока все выяснят, там, глядишь, и отпуск кончился — прощай, курорт.

 Все это глупые домыслы или пуговки с одной рубашки? Кстати, непреднамеренный способ убийства тоже более характерен для женщины. Был бы там настоящий вояка, стал бы он толкаться с бабой? Провел бы прием, выбил нож, да свернул ей голову, как курице — вся работа, ни шума, ни крови. А здесь, точно, девка была. Увидела лезвие, сама перепугалась, отпихнулась, по–бабски, и, на свое счастье, удачно. Иначе, валяться бы ей вместо эстонки с дыркой в красивом животике. Вроде бы, все складно получается. Только мотив непонятен. Но это несложно выяснить. Припереть к стенке, навзрыд признается. Зачем, спрашивается, вообще нужно было такие интриги разводить: Вахтанг — насильник, Могила — маньяк. Рассказала бы всю правду, давно б дело прекратили. Необходимая оборона неподсудна. А за убийство террористки, правильно сказал Елисей, медаль давать надо.

 Андрей подошел к санаторию с тыла, осмотревшись по сторонам, незаметно прошмыгнул в фойе. Встречаться с Юлей, все–таки, не хотелось. Не желал он слушать ни ее признаний, ни оправданий, ничего вообще. Пусть остается все на уровне догадок.

 За дверью его номера слышалось громкое и, судя по тембру голоса, не совсем трезвое мычание.

 Наша служба и опасна, и трудна,

 И, на первый взгляд, как будто, не видна.

 На второй, конечно, тоже не видна,

 И на третий тоже…

 Задушевно напевал разбиравший постель Сергей пародию на милицейскую песню.

 - Ты ж не пьешь? — изумился Полынцев, входя в комнату.

 - А, — махнул рукой Попов. — Нынче можно. Товарища с местными мужиками поминали, погиб при исполнении.

 - У тебя здесь есть знакомые?

 - Полно.

 - Как погиб?

 - На концерте террористов брал.

 Удивившись, Андрей хотел было признаться, что тоже в операции участвовал, но, подумав, решил повременить с откровениями.

 - Расскажи подробнее, как все произошло?

 Попов свернул трубочкой губы и многозначительно приложил к ним палец.

 - Только, между нами, это служебная тайна — певца собирались грохнуть прямо на сцене.

 - Откуда знаешь?

 - Мужики рассказали. А снайпершей у них прибалтийская сучка была. Читал про них в книжке?

 - Конечно.

 - Вот такую падаль наши приговорили.

 - Приговорили?

 - Ну да, с одного удара приложили суку. Красавцы!

 - Удара? А мне сказали, сама упала.

 Андрей, туповато переспрашивая каждое слово, пытался вытянуть из соседа максимум информации. Но, кажется, слегка увлекся.

 - Кто сказал? — не преминул уточнить Попов. Пьяный, пьяный, а милицейская жилка сработала.

 - Знакомый из этого пансионата, — выкрутился Полынцев. — Случайно встретились.

 - Ему–то откуда знать, — пренебрежительно хмыкнул Сергей. — В грудину ей врезали. Да так, что влетела в койку, как мяч в ворота. От души врезали. Красавцы! Из наших кто–то поквитался - молодца!

 - Из каких ваших?

 - Из чеченцев.

 - Ты был в Чечне?!

 - Я–то так, с боку припеку, в Моздоке прохлаждался, а вот мужикам по–полной досталось.

 Андрей от неожиданности осел на стул. Похоже, сосед устроил сегодня вечер сюрпризов. Одно сообщение, веселей другого. Кто бы мог подумать, что этот увалень бывал в горячих точках. Хотя, книжки–то читал соответствующие, можно было догадаться.

 - Думаешь, кто–то из бойцов ее… того?

 - Козе понятно, — кивнул Попов. — Я б за такое награждал.

 - Не изнасилование? — на всякий случай проверил свою версию Полынцев. Мог, ведь, и ошибиться с выводами.

 - Да какое изнасилование: на теле — ни царапины, кроме следа от удара, одежда целая, трусы на месте.

 - Тебе и такие подробности известны?

 - Опера между собой болтали. Повторяю, что слышал. Наши это сделали, наши, — пробурчал он, уже ткнувшись лицом в подушку. — Потому что, мужики!

 - Не нашли его?

 - Не–а… и не будут искать, потому что, мужики!

 Андрей призадумался. А ведь Юлька хрупкая девочка, неспортивная. Смогла бы она такую жердину, как Яна, отбросить, словно мяч? Впрочем, неважно, закрыта тема, кончились вопросы. Он ополоснулся в душе и, взяв с тумбочки книгу, завалился на кровать. Вздернув подушку повыше, раскрыл заложенную накануне страничку.

 'Нам предстояло эвакуировать людей из подвалов обувной фабрики, расположенной недалеко от центра Грозного. По данным разведки, там укрывались русские и чеченские беженцы. На этом направлении со дня на день планировалось масштабное наступление, и мирных жителей нужно было срочно выводить из–под удара. На рассвете мы выдвинулись на позиции.

 Мелкий, как манная крупа, январский снежок, скупо посыпал грязные улицы, напоминая нам о далеком доме. Только сибирская зима — белокура и румяна, а чеченская — корява и черна. Впрочем, на чужбине и мед не сладок.

 По пути, два раза попав под обстрел, и успешно отбрехавшись, без потерь, добрались до фабрики. Кирпичная двухэтажка, изгрызенная осколками, точно булка хлеба мышами, стояла в окружении таких же 'буханок' за дырявым бетонным забором. Оставив БТРы под его прикрытием, мы направились к цехам. С чеченской стороны, как обычно, постреливали, но нас это не слишком тревожило. Мы уже научились бегать пригнувшись и выбирать для переходов самые безопасные тропки.

 К подвалу двухэтажки проскочили без особого напряжения, но, когда спустились в подземелье, испытали его с лихвой. В кромешной тьме, в грязи и зловонии, перепуганные и чумазые, худые и голодные, прижавшись друг к другу, словно мышата в норке, теснились на полу несчастные люди. Увидев нас, женщины зарыдали.

 - Солдатики, миленькие, на кого же вы нас бросили, где же вы так долго пропадали?!

 Мы начали неумело оправдываться. Но жалобы и стенания неслись со всех сторон, и нам от этого было еще хреновей, чем под пулями.

 - Нас здесь убивали и насиловали! — неслось со всех сторон. — Грабили и угоняли в рабство. Где же вы были, почему так долго добирались?!

 Что мы могли им сказать? Да и нужно ли было что–то говорить. Они ждали от нас не слов - помощи и реальной защиты…

 Через некоторое время плачь, наконец, улегся, и мы, наслушавшись под завязку упреков, приступили к эвакуации людей. Здесь выяснилось, что идти могут далеко не все. Среди беженцев оказалось много стариков и больных. Зайцев передал по рации, чтоб в БТРах приготовили носилки. А мы принялись объяснять, тем, кто мог передвигаться самостоятельно, как вести себя действовать под огнем.

 - Да все понятно, сынок, — выслушав нас, сказала седая женщина. — Вы только покажите, где ваши машины стоят, а там уж, как–нибудь, разберемся.

 Сделав живой коридор от здания к забору, мы отправили к БТРам первую партию.

 Духи молчали. Люди дошли до машин в полной тишине.

 Следом запустили вторую группу, более крупную.

 Она тоже прошла спокойно.

 Чуть позже вывели третью.

 Тут боевики открыли вялый огонь, но мы его быстро притушили ответным. Духи не стали ввязываться в перестрелку, похоже, берегли силы для обороны. А может, увидели, что мирных жителей выводим, решили пропустить. Не все же чеченцы отморозки, есть и нормальные. Когда загрузили всех здоровых, сняли коридор и приступили к эвакуации больных. На прикрытии оставили только двух пулеметчиков, народу и без того не хватало.

 Одна группа прошла без происшествий.

 Вторая тоже проскочила в тишине.

 Мы решили, что нас не будут трогать и вышли все гурьбой, время поджимало, нужно было торопиться. Едва на улицу вытянулся хвост колонны, как в дальних домах, на духовской стороне, раздался негромкий щелчок. Последний боец припав на колено, выронил из рук носилки. Щелчок повторился. Упал другой, в середине строя.

 - Из мелкашки лупит, сука! — крикнул Зайцев, вскидывая автомат. — Опять эта тварь беложопая вылезла!

 Наши пулеметчики открыли огонь на прикрытие. Только в кого стрелять? Снайперша работала из глубины комнат и меняла позиции после каждой серии, к тому же, с флангов затрещали духовские автоматы.

 Мы прибавили шаг, чтоб быстрей проскочить открытую зону. Но, вдруг, мой напарник споткнулся и затормозил.

 - Задело? — спросил я, испугавшись.

 - Кажется.

 Старик, которого мы несли на носилках, закричал в сторону чеченских позиций.

 - Что вы делаете, изверги!? В кого стреляете, фашисты!?

 Эта ситуация была хуже той, что на площади. Как быть? Оставлять беженца и вытаскивать друга? А дед скажет: 'трусы русские солдаты, больных под огнем бросают'. Я заорал от растерянности.

 - Прикуси губу и беги! Хоть на одной ноге, но беги! Нельзя останавливаться! Всех перебьют!

 И мы побежали…

 Я подталкивал его сзади носилками, стараясь попадать в такт с раненой ногой. Дед кричал: 'Бросайте меня сынки, уходите сами'. А мы молча скакали, как трехногая лошадь, моля Бога лишь об одном — не упасть. Потом друг рассказывал, что закусил губу так, что клыки сомкнулись через мясо. Хромая и спотыкаясь, он вывел нас из–под обстрела. Не знаю, смог бы я с дырой в бедре удержать в руках носилки, но он смог. Мы выскочили за забор'.

 Андрей закрыл книгу. Сколько же эти 'Белые колготки' крови из наших ребят выпили. И, ведь, как подло воевали, сволочи, какие ситуации выбирали. Неужели, молоденькая Юлька смогла уложить коварную эстонку? Но, главное — какой был мотив?

 

 

 

 Глава 17

 

 

 Юля, вдоволь нагулявшись под окнами санатория, злая и голодная, вернулась в пансионат. Гад этот Полынцев, натуральный гад! Специально ее оставил в неведении. Все разузнал и смылся, на нервах решил поиграть. Хочет, чтоб она за ним собачкой побегала, хвостиком повиляла. Шиш! Сам на задних лапках будет стоять. Только поздно б не было.

 Виктория, по–обыкновению, сидела на кровати с книгой в руках.

 - Я тебе с ужина запеканку принесла, — сказала она, заложив страницу почтовым конвертом. — Там в тарелочке. Ешь, пока свежая.

 - Спасибо, — хмуро буркнула красавица, устраиваясь за столом.

 - А чего такая невеселая? — поинтересовалась подруга. — Устала?

 - Не с чего радоваться. Полынцев случайно не заходил?

 - Нет. А вы разве не вместе были?

 - Были да сплыли

 - Понятно. История продолжается. Все никак приручить его не можешь? Или сбежал таки кавалер?

 Красавица нервно фыркнула, терзая вилкой запеканку.

 - Не велика потеря. Был бы не нужен по делу, я б и не вспомнила. Ты представляешь, какой гад - обо всем меня выспросил и пропал. Я уж в санаторий к ним бегала — пусто. Прячется где–то, зараза!

 - Ты все успокоиться не можешь? Не пойму, зачем тебе это нужно. Вокруг столько радости, а ты в горе копаешься.

 - Почему в горе?

 - А что же это, по–твоему, — веселье?

 - У меня профессиональный интерес. Я такой материал, когда домой вернусь, забабахаю — все от зависти лопнут. Террористку раскусила, певца спасла, в плену побывала — точно, лопнут.

 Подруга печально вздохнула.

 - Так чего ж тебе еще? Все уже сделала.

 - Интересно же знать, кто Янку приговорил. Полынцев за Могилой на вокзал поехал. А я жду, чем дело закончится: он — не он.

 И тут произошло то, что заставило красавицу буквально вздрогнуть.

 - Не он, — спокойным, но каким–то каменным голосом произнесла Вика.

 Юля, от неожиданности проглотила целый кусок запеканки и удивленно посмотрела на подругу.

 Она сидела на кровати, положив руки на колени, выпрямив спину, чуть вздернув подбородок. Глаза ее, словно под опущенными забралами, отливали матовой сталью.

 Красавица поежилась под каленым взором.

 - А кто?

 - Я!

 Юля выронила вилку и на мгновенье потеряла голос…

 - К–как?

 - Вот так…

 - Не может быть! Ты же…

 - Может…

 - А… а… а, за что?

 Вика вытащила из книги конверт, достала фотографию.

 - Вот за него

 Юля, поднявшись из–за стола, с легким опасением направилась к подруге. Это была уже не скромная бухгалтерша из Тольятти, это была настоящая львица, красивая своей грацией, страшная своей решимостью. В голове тут же промелькнули ее недавние рассказы о большой любви, прерванном по чьей–то вине счастье.

 - Та самая любовь? — шепотом спросила красавица, несмело опускаясь рядом.

 - Та самая, — дрогнув голосом, но, по–прежнему, твердо сказала Виктория.

 - Солдатик?

 - Лешенька, — кивнула она, и собравшиеся в глазах лужицы слез бурно выплеснулись наружу.

 Юля обняла ее за плечи, взяла из рук снимок. В один миг она ощутила себя маленькой девочкой перед этой взрослой, загадочной, со своей трагической историей, женщиной.

 - Красивый какой, в берете.

 - Всегда мечтал форму носить. Вот и надел.

 - Что с ним случилось?

 - Погиб в Грозном, — Вика, всхлипнув, кивнула в сторону соседнего номера. — Вот такая же сука застрелила, а может, и она сама.

 У Юли по спине пробежал неприятный холодок. Какой же змеей оказалась эта Янка - приползла из прошлого прямо к ним в номер.

 - Сволочь! Полынцев тоже говорил, что она у боевиков снайпершей была.

 - Когда про это подумала, решила — или ее убью, или сама сдохну.

 - Так это не случайно вышло?

 - Нет, если б она не разбилась, задушила б этими самыми колготками.

 - С ножом на тебя кинулась?

 - Угу.

 - Ты не испугалась?

 - Не в том состоянии была. Колготки ей в морду бросила и ударила, сколько мочи хватило.

 - Ты смогла так сильно ударить?

 - Я ведь в прошлом спортсменка, по мячу настучалась в свое время. Да не в том дело, и зубами б загрызла. Она, сука, ты представляешь, когда нож схватила, зашипела мне прямо в лицо. Не те, говорит, колготки принесла, курица, у нас шерстяные были.

 Юля, погладив подругу по плечу, сняла висевшее на спинке кровати полотенце.

 - Возьми, вытрись. Не плачь, все уже прошло, ее больше нет. Хорошо, что сама живой осталась, у нее вон какой опыт. Почему ты колготки–то с собой потом не забрала?

 - Зачем?

 - Чтоб улику спрятать.

 Вика промокнув слезы, помахала рукой на влажные глаза.

 - Ничего я не собиралась прятать. И признаться сразу во всем хотела. Только в первый день не смогла, потому что злая была. Подумала, много чести будет этой суке, чтоб я опять из–за нее страдала. А потом, когда уже собралась — Погремушкина убили. Ходить, выспрашивать у незнакомых людей, кому дело передали, как–то не решилась. Смелости не хватило.

 Юля покачала головой.

 - Ничего себе, не хватило, такую битву устроила. А мне, почему не рассказала? Побоялась, что продам?

 - Пожалела.

 - Как это?

 - Зачем тебе лишний груз носить, своих проблем мало?

 - Зря, я б тобой гордилась.

 - Не мной — ими надо гордиться, — кивнула она на фотографию.

 - Жалко мальчишек, — печально вздохнула Юля. — Паскудная штука — война. Особенно эта.

 - Войны все одинаковы, эта ни хуже, ни лучше остальных. На Кавказе еще Лермонтов порядок наводил. Не мы первые. Мне другое голову переклинило: бабы, которым по–определению жизнь хранить положено, за винтовки хватаются. У нее же у самой мужик, наверное, был, почему же у других–то счастье отбирала? Со стороны, ведь, приехала, для развлечения убивала, не понимаю. Не женщина — ведьма.

 - Точно, — согласилась красавица. — Помнишь, какое у нее лицо было после смерти? Натуральная фурия. Слушай, а когда ты догадалась, что она из этих?

 - Как только узнала, что из Эстонии, и что, спортсменка.

 - Тоже лыжный ход на скалах заметила?

 - И на скалах, и до этого между слов проскакивало. Да еще перед Вахтангом хвостом вертела, говорила, что он ей какого–то давнего друга напоминает. Все сходилось. А после смерти Аркадия, почти не сомневалась.

 - Почти? Значит, не была уверена?

 - Не на сто процентов. Потому и решила реакцию на белые колготки проверить. На признание, конечно, не рассчитывала, но по глазам бы сразу поняла.

 Юля вспомнила, какой равнодушно–холодной была подруга после смерти Яны — ни страха, ни сожаления. Тогда, это не показалось ей странным. А ведь стоило заглянуть в глаза и все могло бы проясниться.

 - Когда ты к ней ходила? Почему я не слышала?

 - Я тебе снотворное в чай подмешивала, — виновато улыбнулась Вика, — рисковать не хотела.

 - Вот от чего у меня голова на следующий день раскалывалась. Клофелином, что ли, поила?

 Подруга промолчала, обмахивая себя полотенцем.

 - А когда кружка в умывальнике обнаружилась, тоже ты?

 - Угу, проверяла, как подействует.

 - Ну, и что?

 - Нормально, спишь, как ребенок, я тебя даже за ушки потрепала.

 Юля обняла ее и поцеловала в соленую щеку.

 - Какая ты хорошая, даже рассказываешь нежно. Послушай, а правду говорил Могила, что ты его той ночью к Янке не пустила?

 - Да. Я сама собралась к ней идти, а тут его нелегкая принесла. Вот и встретились нос к носу.

 - А я думала, он выкручивается.

 - Нет, все правда.

 - Мне об этом тоже ничего не рассказала.

 - Он после убийства попросил не распространяться на эту тему, чтоб лишних подозрений не вызывать.

 - Так ты через дверь к ней входила?

 - Хотела, но потом решила не рисковать, чтоб опять с Елисеем не встретиться. Пролезла через балкон — для меня задача нетрудная, на тренировках посложней кульбиты выписывали.

 Юля оправила ее волосы, чуть наклонившись, заглянула в глаза.

 - Вот ты какая, подруга, а я тебя тихоней считала. Тайну искала не там, где надо было. Главная- то, рядом оказалась.

 Вика опустила взгляд.

 - Никакой тайны во мне нет — обычная русская баба. Ребята, которые домой цинковый гроб привозили, рассказывали, что им эти 'Белые колготки' в Грозном житья не давали. Специально стреляли нашим солдатам по ногам, что б те подольше мучились, и своих на помощь звали. А потом добивали всех вместе. Мой также погиб. Говорят, до последнего вздоха ящик с патронами за собой тащил. Когда на поминках сидели, они все сокрушались, что убить пока ни одной не смогли. А тут, вот эта гадина, за стенкой, плясала на моем горе. Как представила себе, что это она моего Лешку, ну и… Она у меня жизнь забрала, а я у нее.

 - У тебя жизнь? — переспросила Юля.

 - Конечно. Я два раза травилась, к нему, на небо, хотела попасть. Не могла без него, света белого не видела. Но не получалось — не пускали люди добрые, откачивали.

 - Вы не были женаты?

 - Не успели. Мне тогда еще 18 не было. Можно было, конечно, и пораньше расписаться, но он сказал, что до армии не стоит, неизвестно, как все получится. Обо мне думал, проблем не хотел создавать. Будто в воду смотрел.

 - Потом замуж так и не вышла?

 - Нет, хоть и просил он.

 - Кто?

 - Леша.

 - Как это?

 - Ребята от него конверт передали. На обратной стороне страшная надпись: 'Если меня убьют, то прошу передать…' и мой адрес. Они там перед боем все такие оставляли. А в письме приказ - сильно не горевать и жить дальше счастливо, — у Вики задрожал подбородок. — Если хочешь, сама почитай, я не могу — она вытащила из конверта письмо.

 Юля осторожно взяла из ее рук ветхий, видно, на тысячу раз перечитанный, листок. Глаза пугливо опустились на рваные свинцовые строчки.

 'Здравствуй, Солнышко. Даже и не знаю, как начать, получается, что привет тебе с того света передаю. Извини. Не собирался писать, но ребята говорят — надо, если не хочешь, чтоб подруга до конца жизни мучилась. А я не хочу, поэтому слушай мою последнюю волю.

 Приказываю жить тебе, девочка, без меня долго и счастливо. Обязательно выйти замуж, нарожать детей, обо мне забыть, любовь дарить хорошим людям, плохих к себе не подпускать. На могилу ходить не чаще раза в год, реже можно, фотографий на видном месте не держать, с собой не носить, письмо это, после прочтения, уничтожить, душу свою им не травить. Вот, собственно, и весь наказ. Не сложно? Пожалуйста, выполни, иначе я себя на небе плохо чувствовать буду. Не стану напоследок говорить о своих к тебе чувствах, чтоб сердце не рвать нам обоим. Скажу, лишь одно, ты для меня была важнее воздуха, дороже жизни. Наверное, только в разлуке понимаешь это по–настоящему. Ночью, когда вижу тебя во сне, начинаю задыхаться. Тянусь к тебе, как из глубины, но не хватает воздуха, тону. Просыпаюсь, вскакиваю, вроде бы, сам живой, а души нет, захлебнулась. Ну вот. Кажется, меня, все–таки, понесло, извини. Сейчас ненадолго отлучусь. Нас командир вызывает. У парней, что на площади совмина сидят, боеприпасы закончились, нужно подвезти. Потом вернусь, напишу что–нибудь обнадеживающее…

 Юля подняла глаза.

 - Не вернулся?

 Подруга покачала головой.

 - Нет.

 - Солнышком тебя называл. Вот он где был настоящий 'Солнечный удар'.

 - Ты о чем?

 - Полынцев говорил, что бандитская акция так называлась. Выходит, ты их удар, своим перебила.

 Виктория бережно опустила письмо в конверт.

 - Не я — любовь.

 - После смерти Янки, тебе легче стало?

 - Не знаю.

 И снова Юля убеждалась в том, что сильные чувства — это не радость, а большая проблема. Молодая, красивая женщина и до сих пор живет одна. Кому нужны такие страдания?

 - У тебя еще все впереди, — ободрила она подругу, вставая с кровати. — Попадется и тебе хороший человек.

 - 26 — уже не молодость. В этом возрасте все нормальные мужики давно по рукам разобраны. А бабы старухами считаются.

 - Ты правда так думаешь?

 - Почти, — грустно улыбнулась Вика. — Не теряй времени, потом близок будет локоть, да не укусишь.

 - Угу, — задумчиво промычала Юля. — Не было, говоришь, Полынцева?

 - Нет, и, мне кажется, уже не будет.

 - Почему?

 - Я же тебе объясняла, в другое место пойдет искать.

 - Кого?

 - Ее — любовь.

 

 

 Эпилог.

 

 

 В участковом пункте милиции было жарко и душно. Полынцев чувствовал себя гусем в раскаленной духовке. Маленький кабинет медленно пропекал его распаренное тело до румяной кожицы. Расстегнув ворот рубахи, он со вздохом захлопнул служебный журнал, откинулся на спинку стула. Надоело. Тяжело после отпуска входить в колею. Такое ощущение, что из леса на асфальтобетонный завод вернулся. В голове промелькнули яркие кадры недавнего отдыха: море, пальмы, пляж, красивые девушки. Впрочем, о последнем удовольствии можно было умолчать. Оно успешно пробежало стороной. Вот именно. А все, потому что идиот. Умный бы попользовался теми радостями, которые светили, а проблемы скинул, как 'щипач' кошелек. Дурак же, поступил наоборот. Кому рассказать — на смех поднимут.

 Такая возможность незамедлительно представилась. Телефонный звонок истерично взвизгнув, залился стервозным писком.

 - Полынцев слушает.

 - Андрюха, е–мое, с приездом! — раздался в трубке радостный бас коллеги Фокина. — Поздравляю тебя с выходом на службу! А мы тут ждем, не дождемся, когда позовешь курортные фотки разглядывать.

 - В пятницу вечерком подтягивайтесь, посидим, чайку попьем.

 - Заметано! А чего такой кислый — простыл?

 - Почему простыл?

 - Ну, я в том смысле, что девчонки там местные, говорят, все насморком болеют, климат такой, ага. Семенов в прошлом году, по–приезду оттуда, месяц из вендиспансера не выползал.

 - Да нет, здоров я. Не с чего было.

 - Как это не с чего? А на фиг ездил?

 Тут самое время было сказать: 'Раскрывать преступления', но пожалел себя, не стал хвастать ослиными ушами.

 - Ну как, на фиг? Отдохнуть, на людей посмотреть.

 - А чего тогда грустный такой, не влюбился часом? — гоготнул Фокин.

 - Пока не знаю, — честно признался Андрей.

 - Ага, стало быть, в точку я попал. Значит так, к пятнице, что б все знал и друзьям подробно рассказал! Как понял меня, прием?

 - Понял вас хорошо, к указанному сроку буду готов.

 - Ну и добренько, — кхекнул приятель. — До связи.

 - Счастливо, — буркнул Полынцев, опуская трубку.

 Полминуты посидев, он достал из стола черную кожаную папку. Порывшись в ее пухлом брюхе, вытащил на свет новенькую записную книжку с надписью 'курортный блокнот' на обложке. Листая страницы, снова взялся за телефон…

 

 * * *

 

 Юля, вернувшись после работы домой, без особого аппетита поужинала и прилегла на диван, почитать журналы. Месяц в руки не брала — нужно было срочно наверстывать упущенное, вливаться в русло последних событий. Отпуск закончился, начались пыльные будни: встречи, интервью, полосы, материалы и прочая газетная рутина. Куда деваться — отдых долгим не бывает.

 - Ты почему посуду за собой не вымыла? — послышался из кухни недовольный голос матери. — Кому оставила?

 - Ну, мам, я не успела, у меня дел по горло.

 - Я вижу твои дела — на диване с журналами валяться. А за домом кто смотреть будет, я, старуха?

 - Какая же ты старуха, — подхалимским тоном прощебетала Юля. — Тебе еще до пенсии, как до луны пешком.

 - Лень вперед тебя родилась, доченька, — вздохнула мать. — Ну, ничего, попадется муженек крутого нрава, запрыгаешь перед ним зайчиком.

 - Что–то ты перед отцом не слишком высоко прыгала.

 - Потому и бросил, что невысоко. А сейчас, рада бы, да не перед кем. Ты лучше скажи, почему тебе кавалеры после отпуска не названивают. В прошлом году не успела приехать, они уже все телефоны оборвали. Или не познакомилась ни с кем?

 - Да ухаживал там один чудак, все большую любовь искал.

 - Нашел?

 - Не знаю, у меня не было.

 Из кухни выглянула точная Юлина копия предпенсионного возраста.

 - И, слава Богу. Прикипишь сердцем к какому–нибудь малохольному и будешь потом всю жизнь маяться. Мужа надо выбирать не по любви, а по состоятельности, по положению. Это самый правильный расчет — всегда будешь одета, обута, накормлена. А с этими искателями — одна беда.

 - Да знаю, я мам, знаю.

 - И красотой пользуйся, пока молодость позволяет. Это сильное оружие.

 - Тоже знаю.

 Мамаша удовлетворенно крякнула.

 - Вот и молодец. А почему тогда квелая? Позагорала, отдохнула — летать должна, песни петь.

 - А вот этого, уже не знаю! Что–то не летается мне и не поется. Иди давай, не мешай работать, у меня дел невпроворот.

 Когда мать вновь загремела посудой, Юля взяла в руки глянцевый журнал. На первой странице красовалась яркая курортная фотография. Пальмовая аллейка, нарядная беседка, целующаяся парочка. Душа тоскливо заныла. Невеселый какой–то в этом году отдых получился, безрадостный. И, спрашивается, по чьей вине? Кто его таким противным сделал? Вот именно. Достав из сумочки записную книжку с надписью 'курортный блокнот', она протянула руку к телефону…

 

 * * *

 

 Длинный гудок на третьем куплете стих, и после секундной паузы в трубке послышался мягкий женский голос.

 - Слушаю вас.

 - …

 - Говорите же, я слушаю.

 - Привет, Вика, это Полынцев.

 - … Привет, Андрюша.

 - Что, зря позвонил, да?

 - Нет, рада тебя слышать…

 

 * * *

 

 Юля уже четвертый раз набирала далекий сибирский номер. Но лишь короткие гудки были ей собеседниками. Занято, — твердили они без устали.

 

© Copyright Линчевский Дмитрий Иванович