Юля сладко потянулась в постели. Ночь промелькнула перед глазами коротеньким тоннелем. Казалось, не успела заехать — тут же выехала. За окном уже не кислый вечер, а бодренькое розовое утро. Измотанный двухдневными пытками организм проспал, как убитый, почти 12 часов, зато полностью восстановился и был готов к новым приключениям. Только не к таким, в которых похищают, сажают в подвал, стреляют и дерутся. К другим: романтичным и увлекательным.

 Виктория колдовала над столом, заваривая ароматизированный чай. Его запах после тюремной затхлости казался расчудесным благовонием.

 - Ну, дай мне скорей чашечку, дай — капризно протянула руки красавица.

 - Ты уже встала? — обернулась подруга. — Сейчас я за тобой поухаживаю, потерпи минутку.

 - Спасибо, кисулька. А Полынцев случайно не заходил, пока я спала?

 Вика принесла на подносе чай с бутербродами и пирожными.

 - На, моя сладкая, кушай и никого не слушай, — она присела рядом на кровать, придерживая чашечки и блюдца. — Что, волнуешься за ухажера? Хороший мальчишка?

 - Так себе, — улыбнулась Юля, пожав плечами. — Еще не разобралась — ситуация неподходящая была.

 - Ну, рассказывай, что там у вас произошло, а то вчера галопом по европам проскакала и заснула на полуслове.

 - Я же сама толком ничего не знаю. Вроде бы, Янка оказалась террористкой. В фотоаппарате этом, якобы, находилось оружие. Она должна была из него убить на концерте какого–то знаменитого певца. Типа, акция устрашения такая. Дежурная была с ними заодно. Нас выкрали, что б случайно не сорвали их планы. Вот и все. Да! Ты бы видела лицо Погремушкина, когда мы ему об этом рассказали — глаза из орбит чуть не повылазили. Кстати, молодец, очень даже грамотно сработал: сразу на ноги всех поднял, не стал идиотскими вопросами доставать. А больше я ничего не знаю. Меня ж домой отправили. Полынцев с ними на операцию поехал. Сама жду результатов. Не заходил, говоришь?

 - Нет

 Юля на секунду задумалась.

 - А, может быть… Ой, мамочки! — всплеснула она руками. — А если с ним что–нибудь случилось?! Там ведь настоящие бандиты. Что ж я, глупая, тут сижу. Надо бежать. Забирай быстрей посуду.

 - Куда ты собралась?

 - Сначала к нему в санаторий, а дальше видно будет.

 Вика тяжело вздохнув, поставила поднос на тумбочку.

 - Парень тебе встретился стоящий, по–хорошему завидую. Я б за таким тоже побегала. — Она поднялась с кровати и, выйдя на балкон, чуть слышно добавила. — Только моя любовь вся в прошлом осталось.

 На щеке ее блеснула маленькая, грустная слезинка.

 

 Полынцев спал беспокойно, перед глазами снова и снова мелькали фрагменты концерта… Нет, не смог бы он вычислить бандита до выстрела, не за что было зацепиться, ровным счетом не за что: лицо незнакомое, место другое, фотоаппарат на коленях — со сцены не видно — а больше и танцевать было неоткуда. Выходит, заслонили своим товарищем народного артиста. Интересно, ему хоть расскажут об этом? Вряд ли. Станут они такое дело раздувать. Андрей перевернулся на бок и сквозь сон уловил тонкий аромат женских духов. Вот те на — сосед Попов решил имидж поменять?

 Юля, сидя за столом, с интересом изучала обстановку в номере: как живут, чем дышат, куда вещи складывают. Любопытство далеко не праздное и, отнюдь, не детское — самое что ни на есть бабье, с прицелом на будущее. Полынцев был аккуратным мальчиком: и тумбочка оказалась прибранной, и брючки, стрелочка к стрелочке, висели на стульчике, и носки…

 Андрей открыл глаза в тот момент, когда Юля заглядывала под кровать.

 - Кого потеряла?

 - Носки, — вырвалось у нее автоматически.

 - Зачем снимала?

 - К тебе под одеяло хотела забраться, — пошутила она, разгибаясь.

 - Прошу! — вытянул он руку.

 - А зубы почистить?

 - Обязательно! Только запомните, барышня, у меня никогда не воняет изо рта. У меня даже носки не пахнут, будь они хоть трижды ношены. Потому что я не вонючка.

 - И где же они?

 - Кто?

 - Твои носки.

 - В душе, в тазике.

 - Молодец, чистюлька, — улыбнулась красавица. — А я думала по комнате разбрасываешь, — она поднялась со стула. — Собирайся, пойдем куда–нибудь, позавтракаем, а то я даже кофе утром не успела попить. К тебе, между прочим, торопилась.

 - Слов нет, огорошила. Так это, подожди… а где Попов? В смысле, может, потом перекусим?

 - Андрюша, — строгим учительским тоном произнесла Юля. — Даже если б твой сосед вообще сегодня не вернулся, а он сказал, что придет через час, у нас бы все равно ничего не получилось. Как ты себе представляешь — первый раз заявилась в гости, и нате вам? Кто я буду после этого? Быстро собирайся, пока злиться не начала.

 Полынцев встал с постели, натянул спортивные штаны, достав из тумбочки туалетные принадлежности, направился в душ.

 - На нет и суда нет.

 Юля заметила над его пупком широкие, наложенные крест на крест, полоски медицинского пластыря.

 - Это что? — с тревогой спросила она.

 - Царапина.

 - Тебя ранили?

 - Ерунда, — махнул он рукой, открывая дверь. — Погремушкина вчера убили, вот где горе.

 Юля осела на кровать. Слезы без всякого предупреждения хлынули ручьем. Ни после смерти Аркадия, ни после гибели Яны такой реакции не было. Почему же она проявилась сейчас? Другая ситуация? Или боязнь потерять близкого человека? Наверное, все сразу: и Погремушкин выглядел героем, погибшим от бандитских рук, а это выбивало слезу, и Полынцев казался, особенно после заточения в подвале, светом в окошке…

 

 Южный ветер теплым языком облизывал соленые щеки, разгонял окутавшие сердце тучи. Настроение медленно снимало с себя черное платье, переодевалось в белое. Молодость брала свое, долго печалиться она не умела. Юля смотрела на жующего Полынцева и отгоняла от себя желание поухаживать за ним. Хотелось подать ему хлебушек, подставить тарелочку, насыпать сахар в чай, помешать ложечкой и если б не многолюдное уличное кафе, то, наверное, так бы и поступила. Но, увы…

 - Андрюш, а почему они решили застрелить артиста? Не круче было захватить заложников или заминировать театр?

 - Сейчас, подожди, — Полынцев проглотил кусок телятины и запил чаем. — Так о чем, бишь, речь?

 - Ты что вместе с мясом проглотил мой вопрос? Почему они…

 - Да помню, помню, — доставая сигаретку, кашлянул Андрей. — А потому они не стали этого делать, что, во–первых, не захотели повторяться. Были уже и взрывы, и заложники — устарело. А во–вторых, решили показать, что воюют не с мирным населением, которое неизбежно гибнет при массовых терактах, а с конкретным противником. К примеру, поет артист о героях–солдатах, значит, идеологический враг — получи пулю. А кукарекает соловьем про сюси–пуси — значит, друг — живи и радуйся. Точечная тактика — очень верный ход, — он чиркнул зажигалкой. — Представляешь, какая паника в богемных кругах поднялась бы? Да они после этого случая, как черт от ладана, шарахались бы от патриотических песен. И без того–то не жалуют. Вот тебе - малой кровью — большое дело. На личную трусость удар рассчитан — это работает безотказно. Ну и, в–третьих, такая акция легка в исполнении и гуманна по отношению к своим, что немаловажно.

 - Как это? — отхлебнула чай Юля.

 - Да так, — выпустил он колечко дыма. — Акция называлась 'Солнечный удар': Янка должна была снять певца бесшумным патроном, есть такие, никакой глушитель не нужен. Ты бы ничего, естественно, не заметила, фотографирует подруга и фотографирует — нормально. К тому же, бинокль тебе подарили, что б поменьше по сторонам таращилась. После выстрела, сообщники подняли бы панику: мол, в зале бомба, спасайтесь, кто может. С толпой бы и вышли. Дело сделано.

 - Неужели после убийства, кого–то выпустили бы из зала?

 - Они нам показали, как это вживую выглядит — народ смел все преграды, будто волной.

 Юля чуть не проглотила чайный пакетик.

 - У вас там была паника?

 - Еще какая.

 - Бедненький, — она погладила его руку. — Натерпелся. Я только одного не поняла. А зачем им Янка понадобилась? Мужиков, что ли, не нашлось?

 - Вот видишь, и ты об этом спросила, значит, расчет у них оказался верным.

 - В чем?

 - В том, что женщину будут искать в последнюю очередь. Тем более: а) проживавшую в пансионате, а не на частной квартире, бандиты, как правило, делают наоборот; б) ходившую на концерт вместе с подругой–журналисткой, а вашего брата многие побаиваются; в) - дружившую со всеми отдыхающими в засос, то есть — всегда на глазах, ничего не скрывала. Одним словом, нормальная диспозиция, крепкая. Вот только Аркадий ее немного подпортил. Сначала на концерт с вами собрался идти. А это уже риск — мало ли, что он мог заметить. Но это бы ладно, если б не интерес к фотоаппарату. Вот здесь они решили: пора заканчивать, слишком далеко мужик полез. Так–то.

 Андрей подозвал официантку и, расплатившись, встал из–за стола.

 Юля, достав косметичку, наскоро привела лицо в порядок, поднявшись следом

 - Куда пойдем?

 - Погуляем в парке. Давно мечтал.

 Они вышли на вымощенную тротуарной плиткой аллею и зашагали вдоль пышных рядов магнолий. Красота и благоухание, бело–зеленое великолепие, птички, бабочки, стрекозы. О любви бы сейчас поговорить, о нежности…

 - Послушай, ну разве женщина может хорошо стрелять? Это ведь мужское занятие.

 - Ошибаешься, — вздохнул Полынцев, сложив крылья. — У вас не хуже получается. А Янка вообще была мастером спорта по биатлону, так что белке в глаз могла попасть.

 - Откуда знаешь?

 - Вчера фээсбэшники рассказали. Да я и сам догадывался. Помнишь экскурсию на скалы?

 - Конечно.

 - Так вот, когда мы в горку поднимались, она ноги по–лыжному ставила, елочкой.

 - Слушай, как ты сообразил все это в одну кучу сложить — фотоаппарат, Аркадий, билеты, акция, биатлон?

 - Ты натолкнула на мысль, там, в подвале.

 - Значит, я тоже помогла?

 - Конечно. Практически, сама раскрыла.

 Красавица засияла новогодним фонариком.

 - Да?! — Здорово! На работе все умрут от зависти. Видишь, а ты не хотел браться за дело. Я сразу почувствовала в нем какую–то тайну. Но, честно сказать, даже не предполагала, что все так серьезно. Акция 'Солнечный удар' - обалдеть можно! Я статью так назову.

 Полынцев, считая, что они уже достаточно обсудили криминальную тему, решил развернуть беседу в более приятном направлении.

 - Не хочешь в море окунуться?

 - Не–а, — отмахнулась Юля, не успев переключиться.

 Этого и следовало ожидать. Пока был нужен — чуть ли ни в рот заглядывала, а как свое получила, так - 'не–а'. Ну, и чему тут удивляться? На большую любовь рассчитывал? Наивняк!

 - Понятно, — невесело кивнул Андрей. — Ну, тогда спасибо за компанию — мне налево, вам направо. Может, когда и встретимся.

 Красавица недоуменно захлопала ресницами.

 - Ты о чем?

 - О том, что дело закончено, и роль моя, кажется, сыграна.

 - Ни фига ты, какими словами заговорил?! — вмиг погас 'фонарик'.

 - Я бы сказал о тебе то же самое.

 - Ты больной, что ли? Какое лево, какое право? Куда тебя понесло? Со сцены упал?

 Засунув руки в карманы, Полынцев остановился посреди аллеи, набрал в грудь побольше воздуха.

 - Я не тупой, и прекрасно понимаю, что отношения пора заканчивать — необходимость в них отпала. Поэтому избавляю тебя от лишних хлопот. Прощай.

 Он, по–армейски, развернулся и пошел к морю. На этот раз сердце не ныло, выбивая твердый маршевый ритм. Когда–то разрыв должен был случиться, так лучше раньше, чем позже. Кончил дело — гуляй смело. Не ждать же, пока тебя еще раз отбреют. Да и потом, самому уходить, как ни крути, легче. Хоть и ненамного. Увидев прямо по курсу парикмахерскую, Андрей немного подумал и решительно взбежал на крыльцо.

 - Бобрик, — коротко бросил он, садясь в кресло.

 Юля была потрясена и обескуражена поведением Полынцева. С чего он завелся? Вроде бы так славненько беседовали, и вдруг, нате вам, взорвался. Что обидно — приперлась к нему в номер, как дура какая, а он еще брыкается, точно жеребец необъезженный. И, главное, ее же методами действует - 'прощай' сказал — обхохочешься. Вообще–то, не очень смешно — противное слово. Но нет, ее так еще не бросали, и у него не получится — пусть объясняется, валенок сибирский!..

 Андрей вышел из парикмахерской обновленным внешне и даже немного внутренне. Будто вместе с волосами сбросил на пол часть проблем. Правильно говорят психологи: смени прическу и жизнь покажется не такой уж гнусной штукой. Сегодня тяжело, завтра будет легче, а послезавтра…

 - Ты почему ведешь себя, как последняя свинья? — гневно спросила Юля, преградив ему путь.

 Он опешил. Не ожидал, что бросится вдогонку.

 - А мне кажется, наоборот — поступил благородно.

 - Слова не путаешь? Где ты здесь благородство увидел?

 - Отвалился, как отработанная ступень от ракеты. Не стал висеть балластом. Муторное это занятие, если честно.

 - Сам себе такую роль отвел, или кто–то дал понять?

 - Ты дала.

 - Что я тебе дала?

 - Вот именно, ничего.

 И тут Юле стало все ясно. Вот откуда этот бзык появился. Мальчик терпел, терпел и надсадил терпелку. А кто виноват? Надо было пользоваться ситуацией, пока позволяла, а не корчить из себя моралиста.

 - Был бы смелее, давно б взял, — снизив тон, пробурчала она под нос.

 - Я бы взял, если б мы при других обстоятельствах сошлись. А так все время кажется, что это не по любви, а в зачет каких–то дел. Сейчас этих дел уже нет и, стало быть, рассчитывать больше не на что.

 - Есть.

 - В смысле?

 - Дело есть: ведь убийство Янки еще не раскрыто.

 - Раскроют те, кому положено. Мне лично поровну.

 - А если это свои?

 - Так же — фиолетово.

 - Вот и получается, Андрюшенька, что тебе на меня начхать. А еще строишь из себя обиженного мальчика.

 Он громко чихнул, тряхнув бобриком.

 - Почему, на–пчх–ать? Извини, в парикмахерской надышался.

 - Потому, что я в одном пансионате с преступником живу и подвергаюсь конкретному риску, а тебе…

 - Апчхи! — повторил Полынцев.

 - Правильно, начхать. Его девушку, может, сегодня ночью убьют, так же, как Янку. А он тут слюнки распустил — не дали ему. Просить будет не у кого. Понял?!

 - А ты, моя девушка?

 - А чья, блин, Могилина, что ли? Быстро извиняйся и говори, что ты дурак.

 - Прости, я дурак.

 - То–то, — согласно кивнула красавица. — А тебе, между прочим, идет бобрик, — она провела ладошкой по его мягким волосам. — Совсем по–другому выглядишь. Почему раньше не носил?

 - Носил. Просто перед отпуском подстричься не успел, а здесь с вашими делами все недосуг было.

 - Ты мне нравишься с бобриком.

 Полынцев раскис от удовольствия.

 Они спустились на пляж и, на удивление быстро, нашли свободные места. Юля побежала в кабинку переодеваться, а Андрей, скинув с себя одежду, бросился в объятья лазурных волн. Вода мягко огладила рельефное тело, пощекотала натруженные стопы, расслабила упругие мышцы. Немного поплескавшись у берега, он взял курс на заградительные буйки. Кролем, брассом, баттерфляем — каждым стилем по очереди, пусть смотрит, на что он способен…

 Юля уже подходила к воде и оставалось ей сделать шагов 5, не больше. Расстояние от буйков до берега составляло метров 50, не меньше. Кто вы думаете, добрался быстрее?..

 - Ты чего так долго плыл–то? — спросила красавица, раскачиваясь на волнах. — Я уж тут замерзнуть успела.

 - Где же долго? — фыркнул Полынцев. — Можно сказать — ракетой.

 - Видели мы в прошлый раз твою ракету — чуть сама не затонула.

 Андрей небрежно отмахнулся.

 - Неудачный пуск. Тетка беспокойная попалась. А вообще–то, я ныряю, как дельфин.

 Он скрылся под водой и через секунду выпрыгнул вверх столбиком. Плавки, при этом, слегка приспустились (резинка была слабенькой).

 Красавица, прыснула в кулачок.

 - Андрюш, ты мне сейчас что хотел показать?

 - Ой, извини. Так получилось.

 - А я думала, хвастаешься.

 - Могу и похвастаться, — он обхватил ее за талию и притянул к себе.

 Юля завертела головой по сторонам.

 - Люди вокруг, неудобно. Давай лучше поболтаем.

 - Чем?

 - Дурак! О чем. Например, об убийстве.

 - А поцеловать дашь?

 - Торговаться начал? А говорил, что не признаешь взаиморасчетов. Я уж, глупая, поверила.

 - У тебя учусь. Так как?

 - На.

 Полынцев, плотоядно облизнувшись, медузой влип в ее вишневые, чуть солоноватые от морской воды, губы…

 Иногда можно и отступить от принципов. Если б он всегда придерживался жестких правил, то до сих пор ходил бы в мальчиках. Были и на его пути случайные, попутные и даже развратные связи. А как иначе назовешь отношения с двумя девушками, которые поодиночке никак не соглашались на свиданье. 'Только вместе', — говорили они, загадочно улыбаясь. Причину этой таинственности он узнал позже, когда таки решился (наперекор себе) поучаствовать в неравной схватке. Кстати, о неравности: в первобытном обществе на племя из 25–30 человек приходилось всего 3–4 женщины, и ничего — мужчинам хватало. Так вот к разврату: оставшись наедине с девушками, он переживал за то, чтоб не ударить в грязь лицом: равномерно распределить нагрузку, четко рассчитать собственные силы (первый раз с двумя–то — необычно), но, оказалось, не о том думал. Подружки, под видом игры, привязали его за руки и за ноги к кровати, а сами пустились в лесбийские оргии прямо на полу. Что они только не вытворяли: лизались и кусались, стонали и царапались, изгибались и выворачивались наизнанку, в общем, все, как в гнусных порнографических фильмах (он видел их немало), только суть не в этом. Вволю натешившись друг дружкой, девчонки, как ни в чем ни бывало, оделись и, не развязывая его, подленько скрылись за дверью. Каким способом ему пришлось освобождаться — отдельная история, но разврат с тех пор он ненавидел жутко. Было это, сразу после армии, когда двухлетняя изоляция от женщин давала себя знать при встрече с каждой юбкой. Тогда он еще не помышлял жениться и потому не пропускал мимо ни одной. Теперь же, все обстояло иначе: во- первых, образумила милицейская служба (должен соответствовать), а во–вторых, уже искал спутницу жизни, то есть большую любовь, а значит, на легкие отношения времени не оставалось.

 - Ну, хватит уже, рыба–присоска, — отстранилась красавица. — Что народ подумает. Давай, выполняй обещание. Кто Янку убил?

 - Откуда ж мне знать? — промямлил Андрей, медленно переключаясь с эротической темы на криминальную.

 - Подумай, пораскинь мозгами.

 - Я, признаться, склонен больше к другому…

 - Об этом не сейчас. Здесь, наоборот, о делах нужно говорить. Давай.

 Полынцев шумно окунулся и, встряхнув, по–собачьи, головой, прислушался к реакции организма. Не удовлетворившись процедурой, освежился еще раз и после этого огромным усилием воли настроил себя на нужный лад.

 - Пока могу сказать лишь одно. Это был не грабитель. Со слов Погремушкина, царство ему небесное, вещи у Яны оказались в целости и сохранности. В сумках никто не рылся: деньги, украшения — все на месте. Даже если предположить, что вор столкнулся с ней лицом к лицу, то после убийства, все равно, обчистил бы номер. Но не стал. Отсюда вывод — у преступника не было корыстного мотива.

 - А тогда какой?

 - Не знаю, думать надо. Я пока не готов.

 - Ты завтра утром ко мне придешь?

 - А ждать будешь?

 Юля кивнула.

 И этот молчаливый жест окончательно превратил норовистого скакуна в послушного, с бобриком между ушами, ослика.