В кабинете следователя Вишняковой пахло французскими духами и библиотекой. Первое — оттого что вчерашняя выпускница юридического института питала слабость к импортной парфюмерии. Второе — потому что широкий канцелярский стол, занимавший едва ли не половину помещения, был завален выпотрошенными из сейфа уголовными делами.

— Апчхи! — вместо привычного «здравствуйте» громыхнул Полынцев, появившись в дверях кабинета.

Вишнякова, стоя на обшарпанном стуле перед высоким, с антресолью, шкафом, ответила гостю тем же.

— Псхи! — чихнула она тоненько, будто кошка, понюхавшая луковицу.

— Будь здорова, — кивнул Полынцев, оглядывая стройную фигуру девушки.

— И ты расти большой, — пожелала она взаимно.

— Спасибо, и так не маленький, — ухмыльнулся он, поправляя заколку на форменном галстуке.

— Кто? — неожиданно уточнила Вишнякова.

— Я! — повторил он уверенно. — Метр восемьдесят — ровно.

— А мне кажется, что ты себя несколько превозносишь.

Полынцев незаметно выпрямил спину.

— Крестись, если кажется.

Она спрыгнула со стула, от чего небольшая приятной округлости грудь колыхнулась под легким бежевым платьицем, бросила на стол пачку чистых протоколов и, вытянувшись в струнку, подбоченилась.

— Ну?!

— Что, ну? — недоуменно спросил он, видя свое отражение в карих девичьих глаза, сверкающих под пышной каштановой челкой.

— У нас с тобой плечи на одном уровне — видишь?

— И что с того?

— А во мне — метр семьдесят, ровно.

— Прибавь к ним каблуки.

— Невысокие. Заметил?

Разумеется, он заметил, только не совсем понял: девушка проявляла к нему определенный интерес или попросту издевалась? Это нужно было немедленно выяснить.

— Инна, — нерешительно переступил он с ноги на ногу. — Ты со мной типа заигрываешь, или издеваешься?

— Хороший мальчик, прямой, как рельса, — кивнула она, опускаясь на стул, — С чем пожаловал, загадочный ты наш?

— О Зотове узнать. Возбудила или нет?

— Зотова, кажется, возбудила. Чуть в любви на допросе не признался.

— Ничего удивительного. Он недавно из армии вернулся, на юбки еще не насмотрелся. После службы кровь в жилах бурлит. Я его понимаю.

— А я нет, потому как в армиях не служила и на юбки не смотрела. Но, думаю, что за трое суток бурлящая кровь слегка поостынет.

— Неужели задержала?

— Естественно. А что с ним церемонится.

— Зря. Дело-то плевое. Можно было бы и подпиской обойтись.

Инна свела к тонкой переносице черные стрелочки-брови.

— Ты сюда пришел указания мне давать?!

Зная болезненное отношение следователей к своей процессуальной независимости, он быстро замазал образовавшуюся трещину.

— Я из профессионального интереса — сессия на носу.

В юридическом институте, где ему предстояло сдавать экзамены, преподаватели нередко интересовались делами из следственно-оперативной практики. Зачастую, грамотно построенный рассказ помогал вытянуть и теоретическую часть билета. Полынцев учился, в целом, неплохо, но, заметив, что с профессором можно спорить, прикрываясь личным опытом, он к концу второго курса, без малого, стал отличником. Спасительная фраза «А практика идет по другому пути», — не раз помогала ему в нелегких учебных баталиях. Не всегда, но в семи случаях из десяти, эта уловка срабатывала.

— По-хорошему, можно было и не задерживать, — смягчив тон, согласилась Инна. — Но я не переношу, когда подследственные клеятся прямо в кабинете. Я следователь, а не девочка с улицы.

Полынцев, сняв фуражку, взъерошил примявшийся бобрик.

— И почему все красивые девушки такие злые?

— Потому что в зеркало надо смотреться, прежде чем красавиц клеить.

Он бросил взгляд в зеркало, висевшее у вешалки перед выходом.

— Э-хе-хе. Может, ты и права.

— Посмотрелся? — ехидно уточнила красавица.

— Ну, — вздохнул он невесело.

— Тогда иди своей дорогой, не трать время попусту.

Теперь все встало на свои места. Она не только над ним издевалась, но и ясно давала понять: кто есть кто. Последнее было вовсе необязательно. Ему самому претила навязчивость, с чьей бы стороны она не исходила.

Когда-то в школе за ним бегала по пятам девочка из параллельного класса. Ничего себе девочка, вполне симпатичная и отнюдь не глупая. Веди она себя поскромнее, все сложилось бы как-то иначе. Но ничто не ценится так дешево, как то, что достается даром. Она сама взяла его за руку, сама призналась в симпатии, сама назначила первое свидание. Оно же было последним. Интерес к ней в одночасье испарился. Потом она писала ему любовные записки, караулила после уроков, устраивала слезные скандалы. Но это лишь усугубляло ситуацию, заставляя его хитрить и всячески изворачиваться.

Спустя пару месяцев, страсти успокоились. У нее появился новый кавалер из соседней школы: плечистый парень, занимавшийся то ли борьбой, то ли боксом. Видимо, умная девочка при случае ему поплакалась, потому что однажды он встретил Полынцева на улице и живописно разукрасил его физиономию (желтые и нежно-сливовые круги целый месяц сияли под заплывшими глазами).

На этом любовный роман будущего лейтенанта милиции, едва начавшись, окончился. На душе осталась лишь горькая досада (оттого что сам не занимался ни борьбой, ни боксом) и стойкая неприязнь к любому проявлению навязчивости.

— А, пожалуй, что и пойду, — согласился он, надев фуражку. — Действительно: гусь свинье не товарищ.

— Кто свинья? — на всякий случай спросила Инна.

— Я, конечно, — признался он без кокетства.

— А я тогда кто — гусь, что ли?! — прошипела она возмущенно.

— Ну, хорошо, пусть ты свинья, — уступил он по-джентельменски.

— Ну, и хамло ты, Полынцев! А ну, брысь отсюда живо!

— Почему, брысь? Гусям говорят — кыш.

— Потому, что глаза у тебя зеленые, кошачьи.

— Ты заметила?

— В темноте не светятся? — вопросом на вопрос ответила Инна.

— Не знаю… А давай сегодня ночью проверим.

— Брысь! — звонко пискнула она, запустив в него красный карандаш.

Но остро заточенный грифель воткнулся уже в закрывавшиеся двери. Отменная реакция позволяла Полынцеву уходить от нападений куда более серьезных и, уж точно, не менее резких. Надвинув на глаза фуражку, он пружинисто зашагал в сторону дежурной части…

Сегодня здесь было на удивление спокойно. Дородный капитан, сидевший за стеклом с надписью «МИЛИЦИЯ», встретил коллегу деловито и сухо.

— Чего хотел, Андрюха?

— Обстановкой поинтересоваться.

— Нормальная пока обстановка.

— Журнал вызовов полистать.

— Листай.

— Давай.

— Бери, — взгляд капитана упал на стопку лежавших на столе документов.

Полынцев отыскал среди них «Журнал учета информации», торопливо зашуршал страницами.

Итак: сегодня ничего… Вчера… Тоже… Позавчера. В колонках сообщений о происшествиях мелькнула запись: «Слышны выстрелы на пляже». Он быстро пробежал глазами по строчкам. Это был его участок.

ВРЕМЯ — 01–30.

МЕСТО — городской пляж.

СУТЬ ИНФОРМАЦИИ — слышны выстрелы.

ОТ КОГО ПОЛУЧЕНА — сообщил неизвестный по телефону.

ПРИНЯТЫЕ МЕРЫ — направлен наряд ППС.

ОТВЕТСТВЕННЫЙ ИСПОЛНИТЕЛЬ — ст. наряда с-нт Забелин.

РЕЗУЛЬТАТЫ ПРОВЕРКИ — информация не подтвердилась.

Андрей захлопнул журнал и в задумчивости наморщил лоб.

— Оказывается, у меня по ночам постреливают, а я даже не в курсе.

— Возьми на заметку, — кивнул капитан. — Я, к примеру, когда был участковым, каждый день выписывал из книги свои адреса. А потом…

Но Полынцев не стал дослушивать рассказ бывалого, потому что от крыльца РУВД отъезжала машина вневедомственной охраны.

— Побегу, может, в мою сторону едут, — заторопился он, возвращая журнал. — Не хочу на троллейбусе тащиться.

Вневедомственная охрана — самое быстрое подразделение в Органах внутренних дел. От срабатывания пультового сигнала до прибытия группы на тревожный объект проходят буквально считанные минуты. Полынцев отлично это знал и поэтому даже не шелохнулся, когда машина пролетела мимо его участка на полной скорости — каждая секунда на вес золота…

Едва «уазик» остановился во дворе панельного дома, группа стремительно выскочила из кабины и, приготовив оружие, скрылась за подъездной дверью.

После небольшой паузы милиционер-водитель искушенно заключил.

— Ложное срабатывание. Тишина.

— Да, наверное, — согласился Полынцев, выбираясь из салона. — Тогда побегу я, спасибо за доставку.

— Если есть время, подожди, на обратном пути завезем.

— Да мне тут два шага сделать. Счастливо.

Попрощавшись с водителем, он отправился в опорный пункт, дорога к которому проходила через пляж.

Погода в начале лета стояла прохладная, поэтому городское начальство не спешило с открытием купального сезона, хотя для этого все было давно приготовлено. Уже работали медицинские пункты и спасательные станции, вдоль набережной сверкали яркими красками деревянные грибки и веранды, над водой высились сетчатые ограды детских бассейнов-«лягушатников».

Проходя мимо кабинок для переодевания, Полынцев заметил на дверце одной из них маленькие бурые пятнышки. Возможно, маляр неудачно махнул кистью, стряхивая лишнюю краску, а возможно… Вспомнилось сообщение о ночной перестрелке на пляже. Не кровь ли? Андрей тщательно осмотрел пятна, присев на корточки. Да, похоже, что она. Рядом стоял ядовито-желтый грибок, на ножке которого тоже виднелись буроватые брызги. Вряд ли маляр освящал пляжные строения, подобно церковному батюшке. По всей вероятности, это были следы от ранений. Если учесть, что в последние время сообщений из больниц не поступало, то потерпевший к медикам не обращался. Или? Или, уже не мог обратиться.

Полынцев спустился к реке, где стоял бело-голубой вагончик спасателей. Подойдя к дверям, громко постучался.

— Кто там? — послышался изнутри грубоватый мужской голос.

— Участковый! Откройте, пожалуйста. У меня к вам несколько вопросов.

Через пару секунд, замок тихо щелкнул.

— Здрасьте, — недовольно сказал атлетического телосложения парень, выходя из пахнущего смолой помещения.

— Добрый день, — кивнул Полынцев. — Скажите, пожалуйста, вы здесь на днях стрельбу не слышали?

— Не-а, — зевнул спасатель, почесывая крепкими пальцами мускулистую грудь. — Сейчас на пляже полная тишина. Нет никого.

— А ваши коллеги случайно не в курсе?

— Миха, Серый! — крикнул культурист, полуобернувшись. — Стрельбу тут на днях не слышали?

— Не-а! — ответил хриплый голос.

— А когда именно? — уточнил юный басок.

— 28-го, ночью, — подсказал Полынцев.

— А 28-го Гарик дежурил, — донеслось из будки, — у него и спрашивайте.

— Гарик — это я, — повторно зевнул культурист. — Как уже говорил: ничего не слышал, никого не видел, ночью спал. Холод. Тишина. Скукотища.

Полынцев на помощь свидетелей, которых найти подчас сложнее, чем самих преступников, в общем-то, и не рассчитывал. Его больше интересовала собственная версия.

Если предположить, что потерпевшего все-таки убили, то труп, разумеется, спрятали. Куда? Он посмотрел на реку, где в трехстах метрах от берега щетинился густыми зарослями небольшой речной островок. За топкие берега, за водяные воронки, за непролазные чащи местные жители нарекли этот клочок земли «Капканом». Лучшего места для сокрытия темных дел не придумаешь. Возможно, это всего лишь домыслы. Но в этом легко убедиться, переправившись на остров.

Взгляд Полынцева, выбравшись из дремучих зарослей, опустился на толстую переносицу спасателя.

— Вы можете переправить меня на остров?

— Ну… в принципе…

— Давайте без принципов. Просто переправьте и все…

Культурист, скорчив недовольную гримасу, нехотя поплелся к берегу.

— Мужики, я на остров, — бросил он через плечо.

Моторка завелась быстро, взяла с места резво, оборотисто. В лицо подул влажный речной ветерок. Из-под носа лодки посыпались крупные серебристые брызги.

Не успел Полынцев настроиться на созерцательный лад — широкая сибирская река представляла изумительное по красоте и силе зрелище — как уже добрались до острова. Подрулив к прибрежным кустам, спасатель сбавил обороты и заглушил трескучий двигатель.

— Только недолго там, а то у меня дома дела стоят, — предупредил он тоном заправского таксиста.

Полынцев, не удостоив нахала ответом, молча спрыгнул на берег. Приземление прошло не совсем удачно: руки оцарапались о жесткие кусты, ноги по щиколотку вошли в топкую глинистую жижу.

— Действительно, капкан! — проворчал он, выбираясь из вязкой гущи. — Ясно, почему сюда даже пацаны не заплывают — дерьмо, а не место!

— Чего? — переспросил спасатель.

— Ничего. Сиди и жди.

— Сам ты дерьмо, — буркнул в ответ культурист.

Раздвигая кусты руками, Полынцев с трудом выбрался на твердую землю. Здесь было сухо, но тесно.

Густая трава застилала почву непроницаемым ковром. Деревья росли так часто, что приходилось идти между ними, петляя. Метров через сорок на глаза ему попалась сломанная ветка ивы… еще через десять — другая. Кажется, это были следы недавнего присутствия человека (судя по не успевшей завянуть листве). Становилось теплее, в смысле, не на улице. Вероятно, кто-то здесь бродил, что-то непотребное делал. Что? Ягоды искал? Грибы? Сокровища?

Ответ не заставил себя долго ждать: прямо по ходу движения показалась свежевырытая яма. Осторожно приблизившись к ее краю, Андрей на секунду замер…

Худшие предположения подтвердились.

На дне могилы, лицом к небу лежал седовласый старик в темных штанах и желтой выцветшей сорочке. Под распахнутым воротником виднелась небольшое, диаметром в полсантиметра, отверстие. Судя по величине и форме — от выстрела. Полынцев внимательно осмотрел труп, задумчиво почесал макушку и достал из кармана сотовый телефон.

— Але, дежурный? Вынужден сообщить вам пренеприятное известие.

* * *

Директор зверохозяйства Митрофанов нервно расхаживал вдоль вольеров с хонориками и злобно поглядывал на пушистых зверьков.

— Почему вы не кусаетесь, как собаки?! — сокрушался он, хмуря светлые брови. — Изодрали бы жулика в клочья, и дело с концами, а теперь… Тьфу на вас еще раз!

Лысоватый главбух Еремкин, следовавший за начальником неотступно, резонно на этот счет заметил.

— Собак тоже воруют, здесь сторожей надо спрашивать.

— Спросим, с каждого спросим.

Тяжело вздохнув, они направились в контору, что стояла у ворот, на выезде из хозяйства. Территория последнего была довольно обширна и потому не слишком ухожена. Повсюду валялись лысые покрышки, прохудившиеся бочки, ржавые, без ручек и днищ, ведерки. Еще недавно, во времена советской власти, имущество здесь было общим, отношения между людьми строились исключительно на открытости и взаимном доверии. Но с распадом Союза совхоз превратился в частное хозяйство, и всякая открытость кончилась. Появились высокие заборы, новые замки, угрюмые несговорчивые сторожа. Парадокс, но с введением строгого контроля участились случаи воровства. Сначала пропадали метлы, грабли, лопаты, а теперь, куда уж дальше — звери. С этим мириться руководство хозяйства, разумеется, не желало и готовилось предпринять самые решительные действия.

— У кого воруют, у своих же воруют! — возмущался директор, обходя складские помещения.

— Да, да, — подкрякивал главбух, едва поспевая за рослым начальником. — Вчера в цехе выделки две свежих шкурки пересушили, — кивнул он на длинное с маленькими оконцами здание. — Придется списывать на брак. Опять убыток!

— Ничего, — махнул рукой Митрофанов, — из зарплаты виновников высчитаем.

— Это дальновидно.

— А здесь-то у кого высчитывать?! — не унимался директор. — У меня?

— Да нет, что вы, — подхалимски улыбнулся Еремкин.

— Тогда, может, у тебя?

— Да, господь с вами, — проглотил улыбку главбух. — Вора надо искать… Может, в милицию обратиться?

Подобное заявление в устах финансиста прозвучало, как насмешка над всем бизнес-сообществом. Наверное, столь же глупо было бы запустить в курятник стайку изголодавшихся лисиц. Главбух это, разумеется, понимал (не первый день в должности), но говорил он чуть быстрее, чем думал. К слову, последним занимался довольно редко и не всегда успешно. Собственно, поэтому и работал сейчас в деревне, а не в городе, где мог бы остаться после окончания аграрного техникума.

Когда-то ему представлялась такая возможность. Приглашала одна солидная фирма на место старшего кассира. В отделе кадров обещали хорошую зарплату и быструю перспективу. Он, конечно же, был не против. Целый месяц добросовестно прохлаждался под японским кондиционером, с усердием лопал пончики в местной столовой, послушно перекладывал бумажки с места на место. Однако солидную фирму это, почему-то, не устроило. Видно, сказались происки злопыхателей. В городе полно гнусных интриганов и мелких завистников: всяк норовит обмануть ближнего и плюнуть на нижнего. Словом, после неудачной попытки закрепиться в райцентре, пришлось вернуться назад, в родное село. Получилось: где родился, там и пригодился. Что, впрочем, не так уж и плохо.

— Не боишься милиции-то? — пригладил директор растрепавшиеся на ветру кудри.

Ревниво взглянув на богатую шевелюру босса, Еремкин с готовностью поправился.

— А, пожалуй, что и не стоит.

— Вот именно, — согласился Митрофанов. — Начнут сверять, проверять, неизвестно что наковыряют. Самим надо искать.

— Из нас с вами сыщики, как из штакетин лыжи, — скептически хмыкнул финансист.

Секунду подумав, директор просветлел лицом.

— А я знаю, кто нам поможет. Причем, лучше всякой милиции.

— Лучше? — усомнился главбух.

— Само собой, естественно, — уверенно кивнул шеф. — Старый хрыч жулье насквозь видит, буквально, как рентген.

— Николай Петрович, что ли?

— Он родимый, кто ж еще.

— А ведь это дело. Как же я сразу-то не сообразил.

— Тут есть, кому соображать, — вновь пригладил шевелюру Митрофанов. — Поехали.

1941 г.

Коля уже полчаса бродил вокруг городской поликлиники, где врачом работала его мама, и терпеливо ждал, когда закончится ее смена. Они договорились встретиться у входа ровно в 4 часа, чтоб вместе отправиться в «Детский мир» за подарками. Сегодня у мамы был день получки — то есть, время исполнения желаний. А какое желание может быть у восьмилетнего мальчика, без троек окончившего второй класс? Ну, конечно, самокат (а потом, и велосипед).

— Сынок, я уже здесь, — легко сбежав по ступенькам, сказала мама, протягивая ему руку.

— Что я, маленький, за ручку ходить, — недовольно пробурчал Коля, но ладошку, все же, подал. Чутье подсказывало — сейчас не самое подходящее время для упрямства. Вот после магазина — другое дело.

— Через дорогу — только за руку, — строго упредила мама, направляясь к перекрестку. — А будешь вредничать, передумаю покупать подарок.

Чутье его не обмануло. Взрослые такие смешные: соглашаешься с ними — хвалят, не слушаешься — ругают.

Регулировщик поднес к губам свисток и вскинул руку в белой перчатке. Черная «Эмка» и маршрутный «газик» послушно скрипнули тормозами. Пешеходы дружно высыпали на проезжую часть. Коля принялся скакать через лужицы, стараясь не замочить светленькие, с блестящими застежками сандалики. Мама тихонечко одернула его за руку.

— Не балуйся на дороге.

Хоть он и не баловался, а совсем даже наоборот — берег новую обувь, но оправдываться не стал. Чутье подсказывало — так будет лучше.

Весенний город зеленел молодой листвой, сверкал витринами магазинов, гудел автомобильными клаксонами. Воробьи купались в теплых лужицах, беззаботно чирикая. Коля шепеляво им подсвистывал. Казалось, и добродушные женщины, шедшие навстречу в ситцевых платьицах, и стриженные под «полубокс» мужчины в широких, с манжетами брюках — все видят, что он идет в магазин за самокатом и все вместе с ним радуются.

«Детский мир» пах новенькими игрушками и ванильным мороженым, которое продавала в фойе толстая, похожая на снежную бабу тетенька. Ни плюшевые мишки, ни деревянные лошадки Колю не интересовали (не ребенок) — взяв маму за руку, он сразу устремился на второй этаж, в секцию, где продавались самокаты. Маленькие и большие, широкие и узкие, с тормозами и звоночками, они стояли длинным рядами, матово поблескивая гладкими разноцветными рамами. Долго не выбирали: Коле сразу понравился ярко-зеленый красавец с высоким рулем, его и купили…

На центральной улице мама кататься не разрешила.

— Только в безлюдных местах, — сказала она, строго погрозив пальцем.

Так и шли: мама, Коля, между ними самокат, как малыш, которого взрослые ведут за ручки. Свернув с проспекта, решили заглянуть в гастроном за продуктами. Не успели сделать и двух шагов, как…

Цыганки появились неожиданно. В цветастых шелковых платьях, грязно-серых носках и стоптанных круглоносых туфлях, они зацокали языками, увидев Колю и новенький самокат.

— Ай, молодец, женщина! Ребенку игрушку купила. Красивая игрушка, дорогая.

— Красивая, — поддержала ее подруга, — но опасная. Я вижу, несчастье за ней тянется.

Мама испуганно остановилась.

— Что вы сказали?

— Вижу, едет мальчик на дорогу и попадает прямо под машину. Отворотить беду надо, иначе — сбудется.

Мама подошла к ним поближе.

— А как ее отворотить?

Коля такой встрече даже обрадовался. Пока мама общалась с цыганками, он снял с руля оберточную бумагу, проверил педаль тормоза, вскочив на подножку, ловко оттолкнулся и поехал. Шины мягко зашуршали, набирая скорость…

Ход был отличный, тормоза железные. На широкой, с резиновой прокладкой, подножке можно было стоять сразу двумя ногами. Доехав до конца переулка, и лихо, с юзом, развернувшись, он покатил назад, к перекрестку. Цыганок там уже не было, только мама в светлом, с крупными горошинами, платьице растерянно копошилась в своей сумочке. Будто что-то потеряла… Оказалось — не будто.

В отделении милиции у них состоялся очень серьезный разговор.

— Ну, как же можно быть такой доверчивой, — громко говорил высокий, в синих галифе следователь, расхаживая по просторному кабинету. — Неужели вы не видели, что вас обманывают?

— Нет, — плача отвечала мама. — Поняла, когда уже деньги из рук пропали.

— В глаза нужно было смотреть, в глаза, — милиционер раскрыл пачку «Казбека» и выудил длинную папироску. — Они вас никогда не обманут.

— Почему? — полюбопытствовал Коля, сидевший на стуле рядом с мамой.

Следователь на удивленье не пренебрег его вопросом.

— Понимаешь, дружок, когда человек говорит неправду, мозг у него работает активней обычного, и это видно по глазам. Поэтому враль старается их прятать.

— А цыганка ничего не прятала, — возразила мама. — Она, наоборот, в упор на меня смотрела.

— Все верно, — согласился сотрудник. — Это люди подготовленные, тренированные. Но глаза у них все равно ненастоящие, поддельные, как фальшивка, — он сел за стол, качая головой. — Эх, товарищи, товарищи, где же ваша бдительность?

Коля слушал, не отвлекаясь.