В РУВД Полынцев зашел перед самым обедом. В коридорах уже толпились сотрудники, собиравшиеся на встречу с гастритом в столовую. Перездоровавшись со всеми, а с некоторыми обмолвившись парой слов, он, наконец, добрался до кабинета № 209. За дверьми его скрипел противный голос Мошкина.

— Потом второй труп, потом третий и каждый раз — в раскопанных могилах. А по ночам туда приходит Гробокоп: огромный, страшный, в длинном, на шнуровке, балахоне с высоким треугольным колпаком. И без лица.

— Как это? — ахнула Инна.

— А вот так! Поворачивается он к тебе — а в капюшоне пусто!

Полынцев без стука распахнул дверь. Инна ойкнула, Мошкин, сидевший за столом напротив, вздрогнул.

— Ты обалдел, что ли — без стука врываешься?! — вскрикнула девушка, нервно поправляя прическу.

— Хамло, — поддержал ее былинный сказитель.

— Я слышу — в кабинете мужской голос, — оправдываясь, промямлил Полынцев. — Думаю, зачем стучаться: не переодеваешься же ты перед ним.

— Откуда ты знаешь? — съехидничала Инна. — Мало ли, чем я занимаюсь.

Мошкин посмотрел на него, как Донжуан на Квазимодо: «Ходят тут всякие».

— Ну, тогда дверь закрывайте, — потеряв настроение, развернулся Полынцев.

— Чего хотел-то? — уточнил сыщик.

— Забыл уже. Счастливо, не буду вам мешать.

— Ты сейчас куда?

— В столовку.

— А откуда?

— С завода. Внука искал.

— Нашел?

— Да. То есть, нет. В командировке он, в другом городе.

— В каком?

— Не узнал.

Полынцев только сейчас вспомнил, что забыл спросить у кадровика, куда именно уехал инженер. А если он находился в соседней области? А если мог легко приехать домой на выходные? Новый поворот в деле? Еще один участник?

— Понимаю — склероз, — прервал его размышления Мошкин.

— Склероз, — согласился Полынцев.

— Это тебя не красит. Опять версию провалил.

— При чем тут я? И кого я еще провалил?

— Ну, как же — вчера гробокопа упустил.

Глаза Инны загорелись.

— Ты его видел?!

— Ну да, — скромно кивнул Полынцев, заодно передумав разоблачать глупый рассказ коллеги.

— А как упустил?

— Погнался, и не догнал.

— Так ты за ним гнался?! — восхищенно захлопала ресницами Инна.

Мошкин ревностно скривил губы. История неожиданно заработала против него. Старался, старался, нагонял жути на девушку и, нате вам, получите. Нет, без боя сдавать позиции нельзя. Тем более, с таким трудом завоеванные. Может быть, впервые в жизни она слушала его с искоркой в глазах. Может быть, именно сейчас в ней пробуждались те самые чувства, от которых зависела его холостяцкая жизнь. Нет, нужно срочно принимать контртеррористические меры. Иначе, все вылетит коту под хвост.

— Прошляпил, в общем, Гробокопа, — съехидничал сыщик, пытаясь развенчать успех Полынцева. — А сегодня, ко всему прочему, еще и родственное звено профукал.

— Сам же говорил, что звеньев слишком много. Теперь уже меньше. Ты, кстати, сам что-нибудь сделал?

— А как же. Во-первых: установил, что дед убит из «ТТ», а кавказец — из «ПМа». Смерть наступила приблизительно в одно время. Значит — была перестрелка. Во-вторых: узнал, что последний старик похоронен — а, стало быть, и задушен — раньше первого. Отсюда можно предположить… например… если хорошо подумать…

— Что?

— А черт его знает. Что-то, наверное, можно предположить, но у меня сейчас предполагалка не работает.

— Ты это сам проверял?

— Почти. Увэдэшные опера подсуетились. Им проще. Они к экспертам ближе.

— А сам, что делал?

— Вот, — неопределенно развел руками Мошкин. — Материал нарабатывал, версии обдумывал.

Сказано это было тоном Шерлока Холмса, посвящавшего доктора Ватсона в свои исключительно умные и чрезвычайно секретные дела.

— Я вижу, — кивнул Полынцев на Инну.

— Я, между прочим, считаю, что ранее судимый дед и ранее судимый спасатель могли вполне скооперироваться и придушить второго старика. Спросишь, за что? Да неважно: по родственным мотивам, например. А потом им же за это и отомстили.

— Спасатель-то, живой. Значит, расчет неверный.

— А ты, между прочим, его опросил? — начальственно спросил оперативник.

— Когда б я успел?

— Конечно, к следователям мы успеваем зайти, а для свидетелей у нас времени нет.

— Этот прием, Мошкин, называется: «Сам дурак», — сказала Инна, поднимаясь из-за стола. — Вообще-то, ты нахальней, чем я думала.

— Да я же шучу, ты разве не поняла. Ну, скажи, Андрюха, я ведь шучу.

Полынцев подтвердил.

— Он только так и шутит, по-другому не умеет.

— Так. Выметайтесь отсюда оба, я на обед пошла.

* * *

Вовка уже полчаса крутился возле дома Петровича, ожидая, когда тот выйдет на улицу. Обычно, в это время старик уже стоял у ворот, но сегодня они были заперты.

Местные петухи смирно сидели на заборах, боясь соскакивать на дорогу. Дерзкий малец, обладавший силой «волшебного пенделька» и вооруженный крепкой занозистой палкой, вызывал в птичьих потрохах нервические судороги. Теперь даже гуси предпочитали обходить его стороной. И индюки. И селезни. Словом, заняться Вовке было нечем, точнее, некем.

Походив, как часовой, под высокими воротами, поглазев в дырки и узкие щелочки — в которых, кстати сказать, ничего не было видно — он решил таки зайти в ограду.

Забор для деревенского сорванца не представлял никакого препятствия. В два счета, по-кошачьи, взобравшись на него, он ловко спрыгнул во двор и воровато осмотрелся… Никого… Подойдя к рассохшейся собачьей конуре, на всякий случай заглянул вовнутрь. Тоже пусто. Дверь в доме была не заперта — значит, дед на месте. С силой дернув массивную ручку, он переступил высокий крашеный порог.

— Дед Коль, ты дома?

Тишина…

На душе у Вовки появилось нехорошее предчувствие. Сейчас заглянет в комнату, а там — мертвяк. Стоит ли заходить? Поборовшись с собой секунду-другую, он все же решил, что стоит. Оглядываясь по сторонам, на цыпочках двинулся дальше…

В кухне — никого… В печке — тоже. Сейчас самое страшное — комната. Выглянув из-за косяка, чтоб, если что, тут же броситься обратно, он хорошенько присмотрелся. Но нет — диван пустой, на кресле лежит старая меховая жилетка. Прошел по стеночке к спальне… Здесь тоже ни души. Кровать аккуратно заправлена, тахта накрыта покрывалом. От сердца отлегло: значит, Петрович жив. Наверное, копается где-нибудь в своем огородике. Окно выходило как раз туда. Он встал на цыпочки и выглянул наружу. Ага, вот и учитель: присел у грядки, льет воду в торчащие из-под земли шланги. Чудно, мамка так грядки не поливает. Отпрыгнув от окна, Вовка бросился во двор.

Петрович, вылив из ведра остатки воды, снял воронку с широкого гофрированного шланга.

— Хорошего помаленьку, — крякнул он, переходя ко второму, точно такому же.

— Дед Коль, ты чего делаешь? — забежал в огород радостный помощник.

Петрович нахмурился.

— Я-то грядки поливаю. А вот ты, как сюда попал?

— Тебя искал.

— Я спрашиваю, как попал?! — строго спросил Петрович.

— Через забор, — промямлил Вовка.

— Почему не через ворота?!

— Потому что они были закрыты.

— А для чего люди запирают двери?!

— Чтоб чужие не заходили.

— Значит, ты поступил, как вор?!

— Почему, как вор?

— Потому что проник на закрытую территорию.

— Я тебя искал.

— А я тебе, что, дружок какой, приятель, что ты меня ищешь?!

— Я думал, ты сегодня опять к кому-нибудь пойдешь.

— Когда надо было — ходил. Когда надобность отпала — перестал. Тебе об том докладывать должен?!

— Я думал, спрошу.

— И поэтому, как вор, залез в ограду! Разбаловал я тебя, Вовка. Слишком вольно себя вести начал. Все, хватит с тобой нянчиться. Поди с глаз моих.

На том дружба Вовки и Петровича скоропостижно окончилась.

* * *

Пообедав в кафе, Полынцев снова отправился на пляж. Настроение его припевало и посвистывало.

Во-первых: в столовой не оказалось свободных мест. И это было кстати. Он предложил Инне пообедать в кафе, а она без лишних колебаний согласилась. Во-вторых: когда девушка намекнула на высокие ресторанные цены, он ответил достойно: «Даму подобные мелочи волновать не должны, если рядом с ней настоящий мужчина». После этих слов, она, благодарно махнув ресничками, взяла его под руку. А это была серьезная победа. Хоть и жаль, что девушка оказалась излишне меркантильной.

Медсестра Нина Афиногенова протирала косматой шваброй крыльцо своего вагончика. На этот раз ее реакция на милицейскую форму была не столь вызывающа.

— Здравствуйте, — кивнула она вполне приветливо.

— Здравствуйте, — сухо ответил Полынцев, проходя мимо медпункта. — На месте ли ваш Гарик?

— Не… знаю.

Услышав неуверенный ответ, он по-армейски развернулся.

— Что за сомнения в голосе?!

— Просто не в курсе, — пожала она плечами.

— К сожалению, Нина, я вас очень хорошо, и далеко не с лучшей стороны, знаю, — сказал он, взбегая на крыльцо. — А ну-ка, пройдемте в закрома.

Они вошли в медпункт, прикрыв за собой двери.

— Я действительно не знаю, где он, — улыбнулась сестра, садясь на кушетку.

Оседлав стул напротив, Полынцев приготовился слушать очередную сказку. Похоже, ложь была родной тетушкой этой несговорчивой девицы. Хитрость и лукавство, словно косметический грим, лежали на ее лице толстыми румяными мазками.

— Значит, так: начнем с того, что я еще на улице понял, что на станции его нет.

— Почему? Я просто ничего не знаю.

— Как же вы меня притомили, — вздохнул он, сняв фуражку. — Опять начинаете что-то выкручивать?

— Ровным счетом ничего, — тряхнула она рыжими локонами.

Он поднялся со стула.

— Хорошо, я сейчас пойду и проверю вагончик. Если его там нет — вернусь… с наручниками.

— А я-то здесь при чем?

— Да все при том же. Мы еще за прошлую ложь с вами не рассчитались. Теперь наверстаем упущенное… В райотделе, конечно.

— Почему в отделе?!

— Потому что здесь вы отвечать не умеете.

— Умею. Нет его там.

Он вновь сел на стул.

— Помня нашу предыдущую лекцию…

— Вашу, — поправила она.

— Я и говорю — нашу. Могу предположить, что вы опять таите некий секрет, который своим же поведением и выдаете.

— Я ведь уже созналась — нет его там.

— Это слишком простое признание.

— А вам какое надо?

— Настоящее, полное.

— Это самое настоящее.

— Опять, двадцать пять. Снова будем два часа вокруг да около бродить?

У него начинало тянуть нервы. Так случалось при чтении нудной книги, когда ты давно разгадал следующий шаг, а герои все топчутся на месте, занимаясь ерундой.

— Я сказала все, что знала.

— Нет, не все.

— У вас нездоровая подозрительность.

— А у вас патологическая лживость.

— Ошибаетесь.

— Я, может, и ошибаюсь, но вы — нет.

— Сама знаю, что нет.

— Я имею в виду, что вы невольно показываете мне, что врете.

— Смешно, — невесело хмыкнула она.

— Сейчас будет грустно. Я вас спросил, на месте ли Гарик. Вы же ответили, что не знаете, где он.

— И что — просто оговорилась.

— Не оговорились, а проговорились. И где же он?

— Откуда мне знать?

— Посмотрите, пожалуйста, мне в глаза.

— Пожалуйста, — вскинула она взгляд, а заодно и ногу, заложив ее за другую.

Движение получилось откровенно эротическим. Полынцев мысленно усмехнулся. Видимо, в гражданке Растатуевой булькнула прабабушкина кровь: тра-та-та, рас-та-та.

— Так, где же спасатель? — повторил он с нажимом.

— Не-зна-ю, — произнесла она по слогам, покачивая ножкой.

— А в глазах у вас совсем другое. Кстати, в моих вам ничего не видно?

— Видно. Зеленое болото.

— А решетку?

Она присмотрелась, будто действительно хотела ее разглядеть.

— Нет.

— А она есть. Собирайтесь!

— На каком основании на этот раз?!

— На таком же: пособничество в убийстве и сокрытие преступника.

Выражение ее лица изменилось. Этот момент нельзя было упускать. Легкое смятение, появившееся буквально мимоходом, могло испариться в любую секунду.

— Ну!? — гаркнул Полынцев, хлопнув ладонью по спинке стула.

— Хорошо, я скажу… Он… он срочно взял отпуск за свой счет.

— И где сейчас?

— Не знаю.

— В городе?

— Не в курсе.

— Значит так, девушка. Этот человек — убийца. Это он организовал встречу на пляже. Это он устроил перестрелку. Это он переправил трупы на остров. И, когда мы его возьмем, не дай Бог, выяснится, что ты хоть что-нибудь об этом знала. Не дай Бог, хоть чем-то ему помогла.

— Нет! Нет! — закричала она. — Я ничего не знала, ничего не видела, ничем не помогала.

— Следы преступления скрывала, — напомнил Полынцев.

— Нет, нет. Не скрывала, и сейчас не скрываю. Знаю, что он отдыхать на юге собирался, а где именно, не сказал.

— Когда должен уехать?

— Сегодня в 5 вечера.

— Самолет? Паровоз?

— Не знаю, не сказал.

— Что ж ты мне целый час бодягу разводишь, — вскочил он со стула, вынимая из кармана мобильник.

— Откуда ж я знала, что он убийца. Говорил, просто связываться не хочет

Время было уже 4. Телефон в кабинете Мошкина не отвечал, гудки тянулись невыносимо долго. После десятого повтора, наконец, послышался ехидный голос напарника.

— Министр внутренних дел слушает.

— Товарищ министр! — гаркнул Полынцев, отворачиваясь к окну. — Быстро бери жопу в горсть и тащи ее на пляж. Поедем убийцу задерживать.

— Кого? — сразу посерьезнел Мошкин.

— Спасателя. Он в 5 часов улетает.

— Или уезжает, — подсказала Нина.

— Или уезжает. Короче, закидываешь меня на ж/д вокзал, а сам дуешь в аэропорт.

— Один?

— Можешь роту автоматчиков захватить, если найдешь по дороге. Только быстро, быстро. В порту уже регистрация началась.

— Понял, лечу. Ты на дорогу выходи, я тебя по пути заберу.

— Понял, бегу.

Нина, внимательно прослушав переговоры, удивленно спросила.

— Вы что, самому министру звонили?

— Да, — кивнул Полынцев, открывая дверь. — И моли Бога, чтоб мы поймали убийцу. Или суши сухари.

— Нет, нет, я лучше помолюсь, — торопливо перекрестилась девушка. — Удачи вам…