Юсеф занимался своим проектом о серийных убийцах с того момента, как передал Фирму дочери. Сидя у себя в кабинете, он набрасывал рукописное повествование, которому еще не мог подобрать подходящего названия. Не детектив, не роман, не киносценарий и не пьеса. Скорее что-то вроде руководства к действию для того, кто пожелал бы войти в историю как самый хитрый шведский серийный убийца. Томас Квик и компания (если этот несчастный псих вообще был в чем-то виноват) по сравнению с тем, кого изобразил Юсеф, просто дилетанты. Совершение убийств, которые придумал Юсеф, требовало как большой смелости, так и недюжинного интеллекта. Да, он вел себя нагло, бил себя в грудь. Но ему-то как раз удалось в свое время создать одну из наиболее успешных мафиозных структур в этой стране, поэтому доказательства его компетентности в этом вопросе налицо.

Грейс ничего не знала о проекте мужа. Он и сам пока не знал, что со всем этим делать, и рассказывать о нем никому не собирался. Он прятал рукопись в сейф каждый раз после того, как дописывал еще кусок, делая при этом вид, что не замечает немого вопроса в глазах Грейс. У нее ведь тоже есть секреты, вроде ночных прогулок, о которых, она думала, он ничего не знает.

Он послал проследить за ней — и получил отчет о том, что она необычно долго гуляет по ночам и ведет дружеские беседы с бездомными. Самые теплые отношения у нее с одним молодым наркоманом, торгующим своим телом.

Она водит его в «Макдоналдс» и все в таком роде.

Играет в святую.

В отличие от Фрэнси Юсеф не придавал большого значения двойной морали Грейс. Что такого в том, что она жила в роскоши и буквально купалась в деньгах и одновременно беспокоилась о судьбе тех, кто оказался на самом дне? Бездомным, нищим, наркоманам, алкашам, психбольным и проституткам не заживется лучше, если Грейс вдруг тоже станет бедной.

«Нет, пусть живет себе в изобилии, как жила, никому от этого никакого вреда», — думал Юсеф, пока сидел и от руки чернилами писал что-то невероятно длинное и полное разнообразных подробностей.

Он часами мог сидеть и размышлять о том, сколько часов должно пройти, прежде чем жертва умрет, много времени посвящал чтению медицинских справочников, где говорилось о «прочности» различных внутренних органов и наиболее уязвимых составляющих человеческого организма. У него вызывало колоссальный интерес знакомство с разными частями тела, и пару раз возникало желание даже открыть собственную практику, наподобие той, что была у мадам Гастон, где он мог бы принимать больных вроде себя.

Он занимался этой рукописью просто-напросто потому, что получал от нее удовольствие и наполнял чем-то дни, которые стали слишком длинными после того, как он вышел на пенсию. Гольф, путешествия, званые ужины и участие в различных мероприятиях — все это не могло заполнить образовавшуюся пустоту.

Ему перестало нравиться собственное отражение в зеркале. Он видел в нем старика, которому в прошлом году перевалило за семьдесят, седого, с лицом, не излучающим былой самоуверенности. По-прежнему физически сильный и накачанный для своего возраста, он больше этому не радовался и постоянно сравнивал себя с тем, каким был в молодости.

Иногда в женских журналах, которые выписывала Грейс (и которые он тайком читал, когда долго сидел в туалете), печатались интервью с разными знаменитостями об их отношении к «зрелому» возрасту, которого они достигли. Все как один утверждали, что очень довольны жизнью, все их устраивает, говорили, что в пятьдесят жизнь только начинается, — в общем, теперь-то и наступил их золотой век.

Какая чушь. Золотой век — это между тридцатью и сорока. К тому моменту человек, как правило, успевает «найти себя», как принято говорить, и у него еще есть время воплотить свои мечты.

В дверь позвонили. Он неохотно оставил свою рукопись на столе и пошел открывать. Грейс ушла попить кофе с подругой — так она сказала.

Он-то знал, что она будет бродить одна, купит что-нибудь для Армии спасения, зайдет в какое-нибудь кафе, посидит там, переваривая ссору с Фрэнси, и вернется домой еще в большем раздражении, чем уходила.

Он попытался обсудить с ней то, что произошло накануне вечером, но она не захотела его слушать. Он даже позвонил дочери домой, но та не сняла трубку.

Посмотрев в глазок и засунув за пояс пистолет, он открыл. На пороге стоял мальчишка-курьер в спортивных штанах и велосипедных тапочках.

— У меня пакет для Грейс Бьёрнссон, — сказал парень, держа в руках большую коробку.

— Могу принять я, — сказал Юсеф, расписался и взял посылку, весившую, как минимум, килограммов пять.

Он запер дверь, пошел в гостиную и уселся на диван, поставив посылку на журнальный столик перед собой. На листке отправителя значилось: «Фарфоровая фабрика» — и адрес абонентского ящика. Постучав по коробке, он услышал только глухой отзвук.

— Что она там еще заказала? — побормотал он недовольно, потому что чертов Интернет за пару щелчков мышью мог кого угодно довести до банкротства.

Немного поборовшись с искушением, он все же не смог устоять и, разорвав бумагу, открыл коробку. Там лежало нечто напоминавшее мяч, завернутый в толстый изоляционный материал. Что бы это могло быть? Очевидно что-то хрупкое. Лишь бы не очередная ненужная хрустальная ваза.

Он продолжил распаковывать и вроде как добрался до самого предмета. И тут же пожалел, потому что услышал жужжание, но было поздно. В коробке оказалось полное осиное гнездо. Он завопил как умалишенный, когда они облепили его с головы до ног, и бросился в ванную. Захлопнув дверь, он запрыгнул в ванну, включил душ и начал поливать врага водой. Под конец осы сдались и посыпались на пол, так как летать уже не могли.

— Сдохните! — заорал он и стал давить подмочивших крылья солдат бутылкой с шампунем. — Сдохните!

Они сдохли, а за дверью ванной затихло жужжание. Рой был рассеян. Юсеф выглянул наружу и, пригнувшись (как будто это могло помочь), вбежал в ближайшую комнату, где был телефон. Тут же был еще несколько раз ужален, но боль уже была такой сильной, что он даже не заметил еще пары укусов… и все же успел нажать на тревожную кнопку, перед тем как потерять сознание.

У его постели сидела Кристина. Она сразу рванула к нему, как только он позвонил. При этом ни Грейс, ни Фрэнси не снимали трубку. Кристина рассказала, что его нашли без сознания и почти без признаков жизни, и «скорая помощь» на бешеной скорости увезла его в больницу. Кристина же поведала о том, как пожарные выбили дверь, ворвались в квартиру и перебили всех ос. Кристина ничего не сообщила ни Грейс, ни Фрэнси.

— Ну, как ты? — спросила она.

Он кивнул. Ничего. Все тело страшно чесалось, болело и распухло, он выглядел ужасно, но на этот раз то, как он выглядит, его не беспокоило. От всех полученных лекарств клонило в сон. Врач констатировал анафилактический шок и вколол ему адреналин прямо в бедро. Ничего удивительного после такого нападения. Юсефу повезло, что он остался жив.

— Тебе придется остаться здесь на ночь, — сказала Кристина. — Они не решатся отпустить тебя домой. Ты был очень плох, когда поступил.

— Я хочу домой, — прошипел Юсеф. — Договорись с ними.

— Мне не переубедить врачей.

— Дай им денег. Это всегда действует.

— Не думаю…

— Твоя сестра бы это сделала.

Наступила тишина.

— Прости, — извинился Юсеф и потянулся за рукой Кристины.

Она позволила ему коснуться своей руки, но потом встала и подошла к окну.

Скучный больничный двор. Внизу стоят люди в белых халатах и курят. Не удивилась бы, если бы они оказались онкологами и реанимационными сестрами. Людей тянет к опасности, как бабочек к огню, она много раз с этим сталкивалась. Например, одна ее подруга влюбилась в интерна, которого потом осудили и за преднамеренное, и за непреднамеренное убийства. А подруга навещала его раз в неделю, и они даже обручились. Как только тот освободился, они сразу же поженились, он стал ее избивать, грозил убить и ее саму, и детей, если она хоть слово скажет полиции, а потом потребовал развод, забрал половину ее имущества и свалил. И теперь она — озлобившаяся, сидящая на антидепрессантах тетка, которая пытается убедить себя в том, что она — лесбиянка, потому что до смерти боится снова влюбиться. Кристина ей говорила, как бы между прочим, что у нее есть один «друг» (то есть Фрэнси), который может разыскать этого типа и «исправить все ошибки», но та говорила только: «Спасибо, нет. Спасибо, я лесбиянка, и мне теперь на это наплевать».

— Она с этим справится? — спросила Кристина.

— Ты имеешь в виду Фрэнси? — уточнил Юсеф.

— А кого еще?

— Да, конечно. Не знаю, Кристина, но я на это надеюсь.

— Надеешься?

Кристина повернулась к нему лицом, во взгляде читалось обвинение.

А я, папа? Я-то, черт возьми…

— То есть ты собираешься просто сидеть и смотреть, как у нее отберут все, что ты создал? — с издевкой в голосе поинтересовалась Кристина.

У нее были светлые, серовато-зеленые глаза, менявшие цвет, как и у матери. Волосы светлые, до плеч, как правило, заколотые на затылке. Круглое лицо она унаследовала от отца, в отличие от Фрэнси, чертами лица напоминавшей Грейс. Телосложение у Кристины тоже было гораздо более крепкое, чем у Фрэнси, но назвать ее толстой было никак нельзя.

Обычно она ходила в белой блузке и очень узкой черной юбке. Туфли на высоком каблуке, серебряные украшения, неброский макияж. И еще все время казалось, что она задержала дыхание.

Взрыв мог наступить в любой момент. Дочери Юсефа не были гармоничными людьми.

— Я дал ей старт, — возразил Юсеф, — а все остальное она сделала самостоятельно. Я не должен и не хочу вмешиваться.

— Господи! Папа, я-то думала, что тебя хоть немного волнует, что станет с семейной собственностью!

Юсеф медленно сел в постели и выпил несколько глотков воды из стакана, стоящего на столике рядом.

— Ты отлично знаешь, что Фирма — собственность твоей сестры, — отрезал он, — у тебя — рестораны. И ты должна быть довольна.

Кристина раздраженно пожала плечами и снова уставилась в окно. Ей страшно хотелось разбить голову о стекло, чтобы отомстить. Дело было не в том, кто чем владел или кто был шефом, а в том — кто был дочерью номер один. Кто был на свету, а кто — в тени.

Фрэнси сидела над аккуратно начерченной в блокноте таблицей и быстро и раздраженно заполняла колонки. Шариковая ручка начала мазать и течь, и настроение от этого отнюдь не улучшалось, однако Фрэнси не стала брать другую ручку. Она сидела у себя за письменным столом и даже не зажгла свет в кабинете. В окна сквозь густые деревья в саду просачивался слабый, рассеянный свет. За весь день она не высунула носа на улицу, не выпила даже кофе на крыльце, а только походила немного по дому и пропылесосила. Теперь, когда Наташи нет, повсюду летали клочья пыли. Уже завтра должна прийти рекомендованная Крошкой Мари женщина, чтобы убирать весь дом пару раз в неделю.

Фрэнси положила ноги на стол, откинулась на спинку кресла, чтобы обдумать выводы, к которым она пришла.

ВЕРОЯТНЫЙ ПРЕДАТЕЛЬ

Проштудировав список вероятных предателей еще несколько раз, Фрэнси уже с трудом различала, что там написано, столько появилось зачеркиваний и каракулей. Ясно было одно: предателя нужно искать в ближнем круге. Нельзя положиться ни на мать, ни на родную сестру, ни на сестру по духу Даже на мужа (бывшего). На отца? Да, как же… Однако ему она поставила среднюю степень вероятности, учитывая, что он сам передал ей Фирму.

Это может быть совершенно кто угодно.

Она огляделась и вдруг испугалась теней на стенах комнаты и света, просачивавшегося в окно. Крошка Мари часто здесь бывала. Иногда не одна.

Фрэнси встала и стала искать, не установлены ли где-то жучки для прослушивания. За шторами и картинами, в телефоне и будильнике, в собственных наручных часах, которые всегда снимала по вечерам и клала на письменный стол. Нагнулась и поискала под столешницей, под креслом, даже под ковром. В обоих ноутбуках. Прощупала свою одежду.

Ничего.

После столь же тщательного осмотра остального дома (особенно телефонов, которые она разобрала и еле собрала обратно) она была вынуждена признать, что, скорее всего, ее никто не прослушивает.

Ничуть не успокоившись, Фрэнси присела на ступеньки. Не отпускало ощущение, что дом полон глаз и ушей. А вдруг, это все-таки Пер?! Или Грейс с Кристиной? Как же они тогда ее ненавидят! И как ловко тогда Пер и Грейс скрывали эту ненависть до сих пор. А теперь Пер в гостиничном номере наслаждается мыслями о том, как он ее придушил голыми руками. А Грейс в их последнюю встречу показала свое истинное лицо.

— Мама, что ты делаешь?

Это пришел Адриан.

Она вдруг с подозрением уставилась на него. Он умный мальчик. Считает, что она слишком много работает, предпочел бы, чтобы у мамы была какая-нибудь другая работа, и тогда ему не понадобятся телохранители, и никто не станет присылать бандероли с отрубленными головами. К тому же он обожал отца и любил Наташу больше, чем мать. Да, в этом Фрэнси не сомневалась, хотя и старалась поменьше об этом думать.

— Я тут просто… немного прибрала, — ответила Фрэнси, так и сидевшая на ступеньке с разобранным телефоном в руке.

Адриан кивнул и сел рядом с ней. Стал ждать, что она ответит ему на заданный еще вчера вопрос.

— Нам с папой нужно друг от друга отдохнуть, — объяснила Фрэнси и обняла сына. — А Наташа нашла работу в своей стране. Она очень скучала по дому, ты же сам знаешь.

— Да, но почему она даже не попрощалась? — спросил Адриан, у которого внезапно заболело горло, началась резь в глазах и заныло сердце.

— Ей пришлось уехать срочно, иначе она бы не получила это место.

— Но…

— Ты скоро ее забудешь, а я найму в няньки молодого человека, который будет заботиться и о тебе, и о Бэлль, пока я на работе.

Адриан выглядел расстроенным, никогда в жизни он не забудет Наташу.

— Я не хочу новую няньку, — пробормотал он.

— Да, я понимаю, но по-другому нельзя, — отрезала Фрэнси и встала, чтобы спуститься в комнату Бэлль.

Она взяла спящую дочь на руки и направилась в секретную комнату, собираясь оставаться там, пока снова не почувствует себя в безопасности. Когда она поднималась наверх, Адриана в доме уже не было. Наверное, побежал гулять в саду Теперь он почти все свободное время проводил на улице, и не час-два, а порой целый день. Приходил только, чтобы поесть и сходить в туалет.

Она вошла в секретную комнату и опустилась в крутящееся кресло. Бэлль гулила и пукала. Фрэнси крутанулась на кресле, чтобы развеять запах, затем прижала дочь к груди. «Ну, вот и хорошо, — подумала она и погладила малышку по спинке, — теперь спокойно, Фрэнси».

Адриан уже полз по лазу на свободу. Он знал, что Билл и Бык, как он называл качков, при всем желании не смогут его увидеть, хотя они ошивались в доме почти круглосуточно и постоянно были на стрёме, курили, пили кофе, играли мускулами и считали себя суперкрутыми шпионами из американского боевика.

Адриану это совсем не нравилось.

Проскользнув через соседский двор, он по улицам и велосипедным дорожкам пришел на место встречи — в шалаш из еловых веток в перелеске рядом с заросшим футбольным полем.

Теи не было. Он заполз в спальный мешок, который тайно туда приволок, и начал мечтать о совместной жизни с Теей где-нибудь в лесах, пещерах, под водопадами, среди болот и лесных озер. Они построят бревенчатый дом с башенками и бойницами, тайными комнатами и ходами, и с лестницей, ведущей прямо к звездам. Уже совсем скоро они переедут туда. Надо просто получше подготовиться. Прежде всего, нужно решить, в какой лес они переберутся, а также изучить книги по выживанию в экстремальных условиях, которые Адриан взял в библиотеке и каждый вечер читал перед сном. Еще он начал таскать деньги из всегда туго набитого кошелька матери. Купюру там, купюру здесь. Им же нужно будет приобрести массу разных вещей, которые облегчат жизнь в лесу. Удочку, мазь от комаров, бинокль, несколько килограммов конфет и множество батареек для игровой приставки.

Приняв две таблетки собрила, Фрэнси все еще не могла успокоиться. Мысли проносились в голове как бешеные и не давали покоя. Казино. Надо проверить, нет ли жучков там. Проверить барменшу Ингелу. А также все покерные столы. А вдруг это все-таки Юханссон?.. Может быть, у Зака есть неизвестный ей нелегальный игорный клуб, куда обещаниями более крупных выигрышей сманили ее карманного полицейского? Так что надо и за ним установить наблюдение. И слежку за теми, кто будет следить за ним. и за ними тоже. И так до бесконечности. Если бы можно было хоть кому-то позвонить и все обсудить. Надеяться, что тебя успокоят. Но она не решалась. Сначала надо проверить Эрьяна. Возможно, она недостаточно тщательно проверила его прошлое. Черт, опять заболел живот. Немного лозека. Изжога. Бэлль обкакалась. Надо выйти из секретной комнаты и пойти в ванную, поменять ей подгузник. На лбу и под мышками выступил пот. У Бэлль испортилось настроение. И как только выживают родители маленьких детей, которые не могут нанять няню? Фрэнси не могла этого понять. Следует ли всем этим людям выдать по медали или, наоборот, поставить на лбу штамп «идиоты»? Хотя, наверное, для выживания человечества просто необходимы наивные души, которые кудахчут о том, как чудесно иметь маленьких детей.

Жидкие какашки горчичного цвета. «Да уж, действительно чудесно», — думала Фрэнси, вытирая желтую кашицу и надевая новый подгузник. Вымыв руки, она позвонила Сэмми, которому было поручено найти няньку мужского пола, который должен прийти уже завтра. На полный рабочий день. Высокая белая зарплата, но можно договориться и о том, чтобы получать часть денег наличными, чтобы не платить налоги. Отпуск по договоренности. В его обязанности будет входить всевозможная работа по дому, за исключением работы в саду. Гей, бисексуал, транссексуал, натурал — роли не играет. Лишь бы любил детей в нормальном смысле слова и не путался под ногами, когда у Фрэнси плохое настроение, а это теперь случалось довольно часто. Кроме того, он должен подписать договор о неразглашении, чтобы Фрэнси могла быть уверена, что ничего из того, что касалось ее работы и частной жизни, не выйдет за пределы дома. И еще было бы неплохо, чтобы парень не был слишком смазливым и она не отвлекалась бы от работы.

Выпив третью таблетку собрила, она пошла и легла в новую двуспальную кровать, купленную на днях в качестве утешительного приза. Кровать, в которой ее муж кувыркался с Наташей, была безжалостно вышвырнута на помойку, а все принадлежавшие Перу вещи как попало свалены в картонные коробки. Кое-что сломалось, но Фрэнси было наплевать. Коробки с барахлом Пера выставили в гараж, и время от времени ей хотелось пойти туда и уткнуться носом в его свитер, но она всегда себя останавливала, потому что перед глазами у нее тут же вставала та самая постельная сцена. Она огляделась, обдумывая далекоидущие планы: сломать стену между этой комнатой и бывшей комнатой Пера и устроить огромную спальню с большим камином и плазменной панелью. Пер всегда возражал против того, чтобы в спальне был телевизор, потому что это плохо и для сна, и для секса, но Фрэнси всегда плохо спалось рядом с ним, а сексуальная жизнь после рождения Адриана совсем заглохла.

Стала бы она вообще рожать детей, если бы знала, как все обернется? Она даже боялась подумать об ответе на этот вопрос. А вдруг есть кто-то еще, кто думает так же? А вдруг и другие люди жалеют о том, что завели детей? Неужели она такой ужасный человек?

Конечно нет. Просто она страшно устала. Так устала, что уже не в состояни больше думать…

Фрэнси заснула с Бэлль под боком. Проснулась — Бэлль все так же под боком. И тут она обнаружила, что уже за полночь.

Адриан!

Рванув в его комнату, она осторожно приоткрыла дверь.

Да, вот он лежит в кроватке и спит. Сделав несколько шагов вперед, она увидела на прикроватном столике открытый пакет с печеньем. Ей стало тошно от стыда. Она даже не в состоянии проследить, чтобы сын нормально поужинал. Сделав еще несколько шагов, чтобы подоткнуть ему одеяло и шепнуть несколько ласковых слов, она резко остановилась.

Лицом к стене, спиной к Адриану, на кровати лежал еще один ребенок.

— Они же пьяные, — объяснял Адриан, сидя на краешке кровати рядом с Теей, пока мать его допрашивала. — Она не может там жить, потому что они все время орут и бьют ее, они очень злые.

Фрэнси немедленно разбудила обоих и начала перекрестный допрос. Она была вне себя от ярости, но пока держала себя в руках.

— Это не оправдание, — сказала она. — Ты привел сюда чужого человека, не спросив у меня разрешения. Как она смогла пройти в сад, а потом сюда? А?

— Через ход, — пробормотал Адриан.

— Ход? Что еще за ход?

— Секретный ход.

— У тебя не может быть от меня никаких секретов!

— У тебя же есть от меня секреты!

— Это другое дело.

— Почему?

— Не смей препираться. И как вы вошли в дом так, что вас не обнаружили камеры наблюдения?

Она покосилась на Тею. Что девчонка успела увидеть и услышать? Кто она такая? Вдруг она засланная Заком разведчица?!

— Я умею становиться невидимым, — ответил Адриан не без гордости.

— Да-да, конечно, — возмутилась Фрэнси. — Уж я тебе устрою, невидимка.

И она повернулась к девочке.

— Меня зовут Тея, — сказала та.

— Ты понимаешь, что тебе нельзя здесь находиться? — спросила Фрэнси.

Тея не кивнула, не покачала головой в ответ. Ее просто трясло. Она боялась маму Адриана, но ничуть не меньше она боялась идти домой. Сначала она подумала, не переночевать ли в шалаше, но спать там одной, в темноте, было слишком страшно.

— Ты знаешь, кто я? — спросила Фрэнси.

— Мама Адриана, — ответила девочка.

— А что еще ты знаешь?

Тея с недоумением на нее посмотрела.

— Ты знаешь человека по имени Зак? — спросила Фрэнси.

— Нет, — ответила девочка.

Фрэнси опустилась на светло-зеленый пуфик Адриана. Дети с тревогой смотрели на нее.

— Значит, твои родители слишком много пьют? — спросила она Тею.

Девочка кивнула.

— И не могут нормально о тебе позаботиться? — уточнила Фрэнси.

Тея покачала головой.

— И что ты собираешься с этим делать?

— Что?

— Прости, я…

Фрэнси попыталась привести мысли в порядок. В голове была полная каша. Так случалось, когда она принимала слишком много успокоительного. Надо с этим завязывать.

— Покажите мне ваш ход, — потребовала она. — А потом мы поедем к твоим родителям.

Через несколько минут она уже отказалась от предложения Адриана проползти через лаз. Она не могла позволить себе застрять, чтобы ее с позором вытаскивали спасатели.

Восхищение предприимчивостью и выносливостью Адриана оказалось сильнее, чем злость на недостатки охранной системы. Если сын когда-нибудь попадет в каталажку, то непременно найдет способ оттуда бежать. Это та сторона его натуры, которой она раньше не замечала.

— И ты уверен, что никто не видел, как ты или вы оба через него лазали? — спросила она.

— Уверен, — ответил Адриан. — Даже Билл и Б… Ну, эти двое.

— Я с ними поговорю.

— Мамочка, давай ничего не будем делать? Обещаю, мы никому не расскажем!

Умоляющий голос Адриана. Адриан, стоящий бок о бок с Теей. Адриан, у которого есть друг.

— Я подумаю, — ответила Фрэнси. — Пошли, Тея. Мы поедем к тебе домой.

Снаружи это был совершенно нормальный дом, довольно маленький, слегка обшарпанный, но в целом приличный. Сад, которым, похоже, никто не занимался.

Внутри же не было ровным счетом ничего нормального. Как попало стоящая мебель, нераспакованные после переезда коробки, никаких занавесок, никаких цветов, почти ни одной лампы, повсюду грязь, в гостиной у стены — покрытый пылью большой плазменный телевизор. Пылью покрыты повсюду стоящие и разбросанные пустые бутылки из-под дешевого вина и дорогих крепких напитков.

«Пропившая мозги пьянь из среднего класса на последней стадии социального падения», — догадалась Фрэнси. Родители Теи лежали на большой кровати без постельного белья и спали. Мамаша — в ногах, а папаша раскинулся морской звездой посередине. Она — в трусах и майке, волосы прилипли ко лбу, лицо красное, с крючковатым носом, сгиб локтя весь исколот. Рядом на полу два использованных шприца и резиновый жгут. На папаше темно-синий махровый халат, под ним мягкое пивное брюшко. На лице как минимум недельная щетина. Вероятно, он уже давно не выходил из дома. Вонь в спальне стояла ужасающая. Фрэнси взглянула на Тею. «Как же ты выжила?» — подумала она. В глазах девочки читался ответ: «У меня не было выбора».

Было только пять утра, а Фрэнси уже сидела на крыльце с чашкой утреннего кофе. За всю ночь она не сомкнула глаз, все лежала и думала об ужасе, который увидела дома у Теи. Какой кошмар! Какая гадость! А вдруг это наркотики из ее… Но даже если и так, разве она виновата? Она смотрела на них свысока. Смотрела свысока на всех, кто не мог контролировать дозировку психотропных средств, начинал злоупотреблять и превращался в развалину Да-да, она и сама злоупотребляла таблетками, но это вовсе не то же самое. А что делать с этой девочкой, которая теперь спала на матрасе на полу в комнате ее сына? Ни в чем не виноватая девчушка, жертва своих родителей-наркоманов, жертва наркоторговли, жертва бизнеса Фрэнси? Это так, как ни крути.

Но разве можно помешать человеку, который хочет одурманить свой мозг, убежать от жизни, уничтожить себя? Она просто предлагала качественный товар, а то, как его потом использовали, уже не контролировала. Ей нечего стыдиться. Они могли бы ограничиться парой кокаиновых дорожек время от времени, иногда выпивать — в общем, быть приличными потребителями. Фрэнси устало вздохнула, встала, налила себе еще одну чашку и стала пить, наслаждаясь каждым глотком. Так следовало бы наслаждаться и прочими стимуляторами. Да-да… Допив остатки кофе в два глотка, она пошла за кофейником, который вскоре опустел. А потом побежала в туалет. Потом от переизбытка кофеина у нее затряслись руки. Затем пришел страх и подступили слезы. Ей не хватало Пера. Черт, она скучала по этой скотине изменнику!