Она сильно замерзла, особенно руки и ноги, ведь, одеваясь в гости, она не рассчитывала гулять на морозе в метель, даже шапки не надела, пришлось накинуть капюшон пальто. Окоченев, она почувствовала себя беззащитной, почти голой. Хотелось где-то укрыться, поэтому она шла почти вплотную к стенам домов, иногда останавливаясь, чтобы постоять, прислонившись к холодному камню, и снова окуналась во тьму и пустоту, глодавшие ее изнутри. «Ну и плевать, — подумала она, — сяду на землю и прикинусь дурочкой. Может, сойду с ума по-настоящему, приедет „скорая“ и отвезет меня в психушку. Запрут меня навсегда, и не надо будет думать, принимать решения, да и вообще жить в этом безумном мире. Пер с детьми будут иногда навещать меня, говорить, что любят, хоть я и обманула их доверие. Мама с папой тоже будут приходить и говорить то же самое. Папа меня обнимет и оградит от всех бед, скажет, чтобы я не верила своим мыслям, это просто симптомы сумасшествия, верить надо ему, он — истина и верный путь, мой кумир и мой герой, как в детстве. Нужно дорожить тем, что имеешь. Возможно, и Кристина приедет раз в год с веником цветов. Скажет, что любит сестру, несмотря ни на что. Все-таки любит. Несмотря на что? Несмотря на то, какая я? Нет, — продолжала, размышлять Фрэнси и, шатаясь, отошла от стены, которую только что подпирала, — нет! Иди дальше, не останавливайся, иди! Ты сильнее, чем думаешь. Ты можешь жить в этом мире, ты справишься сама, теперь ты еще более одинока, чем когда-либо, но это человеческий жребий — тебя могут покинуть все, кроме тебя самой. Если, конечно, не свести счеты с жизнью… Но этого делать нельзя, нет, даже и не…»

Еще одно искушение. Но это для трусов. В самоубийстве нет ничего романтичного, только трагедия и колоссальная неудача.

Она пошла дальше, на секунду подняла голову, посмотрела на ясное звездное небо, с которого смотрела луна, и подумала, что все это смешно и нелепо.

Именно в те моменты, когда ей было больнее всего, космос выглядел невероятно прекрасным.

Время от времени на глаза попадались другие люди, некоторые выглядели такими же одинокими, как она сама. Души, гонимые ветром, в глазах — желание убежать. Им всем хотелось в этот момент оказаться где-то в другом месте, стать кем-то другим.

Она набрела на открытое кафе «Севен элевен», зашла внутрь и купила кофе в картонном стакане в надежде, что руки и ноги отогреются. Сев у окна на барный табурет, она обхватила стаканчик руками и почувствовала, как заныли окоченевшие пальцы. Фрэнси вспомнила о Крошке Мари, которая уже пару месяцев кочевала по Азии с Эрьяном и делала все то, что должна бы была делать в молодости, вместо того чтобы подсесть на наркотики и работать проституткой.

Фрэнси тоже захотелось вот так взять и уехать, как будто ей восемнадцать или двадцать лет. Конечно, в свое время она много путешествовала, объездила кучу стран, но, как правило, это были полеты первым классом, с проживанием в роскошных гостиницах, то есть заранее расфасованные впечатления без всяких сюрпризов, потому что ей, свихнувшейся на том, чтобы все всегда было под контролем, хотелось именно этого.

Фрэнси больше не хотелось держать все под контролем. Не хотелось быть в плену у… своего собственного мозга? Работы? Отца?

«Господи, папа, как же ты мог? — не переставала она думать. — Что же теперь с нами будет? Ты боишься меня, я знаю. Боишься собственной плоти и крови, потому что знаешь, на что я способна».

Она собралась заказать еще один кофе — и вдруг увидела на другой стороне улице кого-то, кто показался ей до боли знакомым.

Возможно ли?!

Она выбежала на улицу.

— Антон! — крикнула она.

Человек остановился, обернулся, посмотрел на нее.

Да, это он.

Он молчал и не делал попыток подойти ближе. Во взгляде — неуверенность и странный блеск, это было хорошо заметно даже на расстоянии. Он вернулся в свой старый мир, это было очевидно, и ей стало очень грустно из-за того, как слабо и недолго он сопротивлялся, как быстро сдался.

Фрэнси смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте. Тогда Фрэнси повернулась и пошла туда, где с детства был ее второй дом.

Казино.

Еще ребенком она мечтала о том, как однажды станет хозяйкой казино. Юсеф передаст его ей. Из кронпринцессы она превратится в королеву. Обладать ради самого обладания, власть ради власти. Она улыбнулась. Казино «Queen», да уж. Вот только корона стала тяжеловата.

Отперев все двери, она отключила сигнализацию, уселась в любимое кресло, сняла носки и ботинки, положила ноги на стол перед собой.

«Наследные владения, — подумала она, оглядевшись вокруг. — Твое детище, папа, и ты широким жестом передал его мне».

Шевеля пальцами ног, Фрэнси надеялась, что здесь ей будет легче найти ответ на вопрос: что делать дальше?

Упаковать детей и, возможно, Пера в чемодан и поступить, как Крошка Мари с Эрьяном? Взять максимально ограниченный бюджет, чтобы посмотреть, сможет ли она жить, как обычные люди… ну, на прожиточный минимум по шведским меркам? Или стать домохозяйкой? Или достать из-под спуда диплом юриста и начать работать по специальности? Или начать сначала делать то, что она умеет лучше всего?

«Нет, — решила она, — только не это унылое „или“! А все сразу! Можно делать все сразу. Я ненавижу любую умеренность, и я не считаю, что золотая середина — лучший выбор. Это вранье, что в природе человека — стремление к равновесию. Где было бы сейчас человечество, если бы всегда довольствовалось золотой серединой, если бы не вставало время от времени перед Создателем, не било себя в грудь с криками: „Ну, давай поборись со мной!“».

Фрэнси сняла ноги со стола и скрестила их, как монах, собирающийся проповедовать Евангелие.

Золотая середина не всегда лучший выбор. Больше всего нужно любить самого себя. Ты пришел на эту землю, чтобы наслаждаться. Не мучай себя, потому что тогда ты мучаешь других, а они — себя и тебя, и этой войне нет конца. Быть жестоким иногда необходимо, но нельзя быть злым. Требуй от других по максимуму. Люби других тогда, когда они меньше всего этого заслуживают. Мир — детская площадка, будьте как дети, они знают, как надо жить!

Она встала, надела носки и ботинки и зашла к себе в офис. Зажгла свет. Достала спортивную сумку, хранившуюся в одном из шкафов, высыпала в нее из сейфа и со стола все, что могло свидетельствовать о том, что ее нога когда-либо сюда ступала. Она собрала компромат и по всему казино. Когда сумка и два полиэтиленовых пакета были наполнены, она принесла из одного из чуланов канистру с бензином, стоявшую там с незапамятных времен на случай, если кому-то из посетителей понадобится подлить горючего в бак. Но никому это так и не понадобилось.

Она облила бензином стены, пол, мебель, отставила канистру в сторону, открыла входную дверь и положила на порог лопату для уборки снега, чтобы дверь не закрылась. Так будет поступать кислород, и огонь не потухнет сам по себе.

Посмотрела наверх, над казино жили люди, но подвал был бетонный, поэтому пожарные успеют приехать до того, как огонь поднимется выше.

Фрэнси чиркнула спичкой и подожгла газету, которую держала в руке. И бросила ее. Посмотрела, как пламя вспыхнуло и стало распространяться словно огненное море.

«Не знаю, можно ли спалить первородный грех, во всяком случае, я попыталась, и никто у меня этого не отнимет» — так думала Фрэнси, повернувшись к пожару спиной и убегая прочь по ночным улицам, одинокая, но сильная.