Мы возвратились поездом в Бхаратпур и только возобновили съемки, как в заповедник снова наведался Джай Сингх. Он собирался по делам в Сариску и спросил, не хотим ли мы составить ему компанию. Через четверть часа мы уже находились в пути.
Сариска теперь, как и Рантхамбхор, входит в число заповедных территорий, охваченных «Операцией Тигр», и напоминает Рантхамбхорский заповедник: такие же луговины с торчащими над ними крутыми скалами и пологими холмами в редком уборе акаций. Джай Сингх бродил здесь задолго до того, как тигра взяли под охрану. В ту пору на диких животных смотрели совсем по-другому, и его главной обязанностью была организация охоты, прежде всего на тигров как для индийских групп, так и для гостей из Европы и Америки. Естественно, его основательное знание тигриных привычек, поначалу находившее негативное применение, оказалось очень полезным, когда тигра стали охранять. Джай Сингх всячески старался помочь нам со съемками, и мы связывали большие надежды с Сариской и Рантхамбхором.
Я знал, что Каилаш Санкхала особенно прилежно изучал тигров именно в Сариске. Множество случаев, описанных в его книге, происходило в этой области, и нам не терпелось увидеть ее своими глазами.
Руководил тогда заповедником Фатех Сингх. Страстный поборник охраны природы, он всю душу вкладывает в это нелегкое дело. И уж если Фатех за что возьмется, будь то малое или большое начинание, толк будет. На нужное дело сил не жалеет, не отделывается красивыми фразами.
Не забуду, как он выручил нас однажды вечером, когда мы совершенно вымотались на съемке и у меня из-за диабета резко упало содержание сахара в крови. Свободных машин не было, но Фатех, словно рикша, сел на велосипед с коляской и, нажимая на неподатливые педали, довез нас до базы со всем нашим снаряжением!
Как это часто бывает с людьми, решающими серьезные задачи, Фатех не чужд юмора — если постоянно носить серьезность в сердце, оно может и надорваться. Он способен в разгар деловой беседы вдруг произнести длинную тираду голосом диснеевского утенка. Но горе тому, кто погрешит против принципов и правил, действующих в его заповеднике!
Шестнадцать лет Фатех занимал должность охотоведа в Рантхамбхоре, он знал эту территорию, как собственный сад, и наладил тщательную охрану тигров. Его знание повадок каждого зверя помогло, в частности, Каилашу Санкхале снять в Рантхамбхоре превосходные кадры, да и сам Фатех увлекается фотографией.
При нем в заповеднике практически прекратилось браконьерство. К сожалению, как это часто бывает в нашем мире, усердие повлекло за собой повышение, так что пришлось ему оставить любимый Рантхамбхор и возглавить заповедник
Сариска, а спустя всего один сезон его назначили охотоведом в Бхаратпур. Все это время Фатех не переставал тосковать по Рантхамбхору!
В Сариске, как и в Кахне, тиграм выставляют на заклание буйволов. С одной стороны, как я уже говорил, это помогает возродить популяции диких животных, составляющих естественную добычу хищника, с другой — и тигр получает больше шансов на выживание. Однако немалую роль играет тут желание привлечь туристов. Каждый вечер и каждое утро места подкормки объезжают микроавтобусы, и туристы часто могут наблюдать тигра у зарезанного им буйвола. Вот и в тот вечер, когда мы прибыли в заповедник, вернулся из экскурсии автобус с окоченевшими индейцами и европейцами, которые видели тигра у «добычи».
На другой день Фатех распорядился отвезти туда большой жестяной ящик, смахивающий на гроб франкенштейнова Чудовища. Когда мы прибыли на место, все было готово, продолговатый ящик лежал всего в полутора десятках метров от туши буйвола. В передней стенке его помещалось забранное решеткой окошко — из него фотографы, увековечивающие тигров Сариски, высовывали свои объективы. Моя кинокамера, естественно, в ящике не поместилась, и я установил ее снаружи, оставив дверь убежища открытой. После чего мы с Пиа забрались внутрь. Тихо, как мышки, мы лежали в своих спальных мешках. Рождество мы встретили, подстерегая тигров в Рантхамбхоре, теперь наступил новогодний вечер. Я никогда не ощущал особого влечения к рождественским традициям, мне странно видеть, как люди превратили столь важный некогда древний языческий ритуал жертвоприношения богам в середине зимы, с неизбежным убоем скота и необходимой для выживания обильной трапезой, в слащавый праздник лавочников, пусть даже спасительный для многих дельцов… Ни Пиа, ни я не испытывали ровно никакой тоски по рождественской суматохе (да и кому она по душе?!), и наш способ встречи Нового года вполне устраивал обоих. До чего романтично: мы двое, тигр и гроб Чудовища.
В сумерках один кабан едва не ворвался в наше убежище, открытая дверь которого смахивала на входное отверстие верши. В последнюю секунду зверь фыркнул, повернулся кругом и ускакал, выражая громким хрюканьем недовольство судьбой, подстраивающей ему неожиданные каверзы.
Дождались мы и тигра, но он удалился, тихо ворча. Должно быть, насмотрелся на фотографов в железной рамке.
Пиа вскоре уснула, а я лежал и вслушивался в звуки, доносившиеся до меня с окружающей луговины. Переливчатые хоры воющих шакалов, редкие крики павлинов, которых здесь больше, чем где-либо еще в Индии…
И мне вспоминались прошлые новогодние вечера.
Лет 20–25 назад каждый новогодний вечер означал желанное пополнение финансов, которые у меня, как и у всякого эстрадного артиста, между летними гастролями в народных парках заметно скудели. Я мчался из одного зала в другой по Стокгольму на такси, от Дома концертов до очередного большого кинотеатра, где происходило ночное бдение по случаю Нового года. Головоломная система, в которой на счету была каждая минута, позволяла нам, артистам, выступать по нескольку раз за вечер. Отработав десятиминутный эквилибристический номер, я, весь в поту, выскакивал на декабрьский мороз и мчался на ожидавшей меня машине к следующему объекту. Как невообразимо давно это было — и как отчетливо сохранилось в памяти…
Потом новогодние вечера приняли форму, которая теперь мне представляется еще более чуждой. Чинное торжество в домашнем кругу, смокинг, шампанское в хрустальных бокалах — все это претило мне в такой же мере, как сам навязанный тогда мне жизненный уклад. И как раз в новогодний вечер всего четыре года назад я сбросил эту смирительную рубашку! «Пусть знают взрослые и дети — свобода лучший дар на свете.»
А сейчас я в засидке, Пиа мирно посапывает во сне, и меня согревает волна теплого чувства. Какой чудесный подарок для отшельника — на рождество, на Новый год, в будние дни — обрести такого товарища. Как и я, она любопытна жаждет познать природу и мир. И так печется обо мне. Явно беспокоится за меня и предпочитает быть рядом во всех рискованных ситуациях. Это трогательно и очень радостно.
С приближением мая жара и засуха в Раджастхане достигают предела — свыше 45 в тени. Мы рассчитывали поснимать тигриное семейство в Рантхамбхоре, тем более, что Фатех, не терял надежды вернуться в любимые края. Однако он задержался в Сариске, а потому в апреле мы снова отправились туда. Более сведущего проводника нельзя было пожелать себе. И как уже говорилось, Фатех не жалеет сил ради дела. Каждый день, как бы ни была насыщена его собственная программа, у нашей закрытой (от зноя) двери звучала имитация диснеевского утенка, и мы приветствовали нашего друга: на голове ковбойская шляпа, весь обвешан, будто револьверами, торчащими в разные стороны фотоаппаратами. Немного погодя джип увозил нас в раскаленные дебри Сариски.
Кто сам не испытал зноя индийского котлована, тот просто не способен представить себе совокупного действия теплового излучения накалившейся за день земли и бомбардировки солнечными лучами. Тяжелее всего к двум часам дня. Потом жара идет на убыль, достигая 37 (температура человеческого тела) лишь около 9—10 вечера!
Снять тигров оказалось непросто и в Сариске. Правда, мы вышли на следы тигрицы с детенышами, однако тигрята были еще такие маленькие, что мать не решалась водить их с собой к месту охоты, вернее, убоя, хорошо сознавая, что у ее «добычи» вскоре может появиться автобус с любопытными туристами.
А потому мы сделали ставку на тигров у водопоя; лучше всего было бы снять встречу хищника с замбарами. Шансы на успех были достаточно высоки. В Вильпатту на Шри-Ланке замбар — ярко выраженное влаголюбивое животное, он ежедневно принимает водо-грязевые ванны; в засушливом Раджастхане замбары ведут себя иначе. Олени Сариски целый день паслись в кустарнике на пропеченных солнцем, но все же овеянных ветром склонах и лишь под вечер спускались в долину на водопой. Причем спускались они большими стадами, тогда как в Шри-Ланке редко увидишь больше пяти-шести замбаров.
Фатех, умеющий ловко подкрадываться к животным на машине даже в лесу, сидел за рулем, а я стоял в открытой задней части кузова, где был установлен штатив с кинокамерой. Пиа присматривала за съемочной и звукозаписывающей аппаратурой и, как всегда, держала наготове вторую заряженную камеру.
Тигров мы видели, только свет был слишком слабый. Звери попросту были не в силах двигаться до захода солнца. Да и после захода еще долго держалась тягостная жара, так что я их вполне понимаю…
У одного водоема условия как будто особенно благоприятствовали охоте хищника на замбаров, и здесь мы обычно делали остановку во время наших вылазок. Загоним машину под развесистые деревья, создающие подобие камуфляжа, и ждем, стараясь не шуметь. Хищник часто проходил здесь, вечером мы его видели хорошо, и я снял подходящие кадры. Замбары всегда были начеку — замрут на месте и, внимательно озираясь, время от времени предупреждающе постукивают копытом по сухой земле.
Приведя нас в очередной раз к этому водоему, Фатех с озабоченным видом сказал, что в заповедник приехали важные деятели и ему скоро надо возвращаться. Поразмыслив, он нашел выход: мы можем остаться, а попозже он пришлет за нами кого-нибудь на джипе. Мы выгрузили свои причиндалы и установили штатив на прогалине, с которой открывался хороший вид на водоем. Замаскировав наше убежище кочками, срытыми вдоль дороги, чтобы не портили пейзаж, Фатех помчался к входным воротам — от водоема туда было всего полчаса езды.
Стоял тихий жаркий вечер, и, когда солнце поползло вниз, окрашивая кусты на склоне в красный цвет, появились первые замбары. Я сразу заметил, что олени держатся настороженно. Они двигались короткими этапами, осматриваясь по сторонам, то и дело останавливались и стучали копытом по земле. Может быть, нам повезло и в кустарнике по ту сторону пруда уже притаился в засаде тигр?
Фатех обещал прислать машину к шести часам, но она задерживалась, чему я был только рад. Кажется, появилась надежда снять уникальные кадры. Стрелка экспонометра отклонялась все слабее. Вот уже половина седьмого, а джипа не слышно… Но теперь даже для самой чувствительной пленки было слишком темно.
Неожиданный крик замбара ударил по барабанным перепонкам, отдаваясь в склонах. Все оленье стадо ринулось в нашу сторону, сминая кусты и высокую траву. Тигр!
Темнота не позволяла нам его увидеть. И сколько мы ни прислушивались, больше ничего не слышали. Видимо атака была неудачной.
К этому времени мрак сгустился настолько, что я еле-еле различал колючие ветви акации на краю прогалины. Восьмое апреля 1978 года, пора новолуния. В кромешной тьме я рисковал напороться глазом на шип, а потому мы собрали снаряжение и спустились на дорогу. Джип все не появлялся.
В это время вдали замелькал какой-то слабый огонек, и вскоре к нам подъехали на велосипедах три объездчика с ружьями. Только один из них включил маленький генератор, питающий током красноватый велосипедный фонарь — типичная для индийцев бережливость.
Объездчики, естественно, поинтересовались, что мы тут делаем. Я объяснил, в чем дело, и попросил поторопить водителя джипа, который явно перевернул цифру «6» вверх ногами. Было уже довольно поздно.
— Здесь опасно оставаться, — довел до нашего сведения один из объездчиков, будто мы сами этого не понимали. — Ночью по этой дороге ходит тигр. Нам надо ехать дальше. Поехали с нами!
Однако я отклонил любезное предложение. Примоститься со всем нашим снаряжением на велосипедных багажниках было бы слишком рискованно, в этом трюке вряд ли преуспели бы даже братья Мальмстрёмы, знаменитые шведские эквилибристы. Только камеру разобьешь или ногу сломаешь…
Объездчики скрылись в ночи; темень была такая, что мы с трудом различали поверхность дороги, на которой сидели. Нам бы сейчас тигриные глаза!
Прошло еще с полчаса; звучала перекличка козодоев, к стрекоту насекомых примешивались одиночные лягушачьи трели.
Чу! Снова крик замбара, но какой-то отрывистый.
— Похоже, это было его последнее слово, — заметила Пиа. И чуть погодя добавила: — Чувствуешь?
Точно: легкий ветерок донес слабый, но достаточно явственный в жарком воздухе запах крови. Мы напрягали слух, рассчитывая услышать хруст разгрызаемых костей или что-нибудь в этом роде, но никакие звуки не могли пробиться сквозь все более громкий хор лягушек.
Если и впрямь замбар стал жертвой хищника, этим хищником, по всей вероятности, была та самая тигрица, детенышей которой еще никто не видел. Теперь следовало ожидать, что она либо понесет хороший кус мяса тигрятам, либо сходит за ними и под покровом темноты приведет их к добыче. И в том и в другом случае она пойдет по дороге — асфальт удобнее для мягких лап и в отличие от земли свободен от острых шипов.
Сняв крышку с одного из объективов, я принялся постукивать ею о штатив. Получился довольно резкий и противный звук; одновременно мы с Пиа начали громко разговаривать, чтобы тигрица не напоролась в темноте на двух молчащих людей — это могло привести к недоразумениям. Оставалось уповать на то, что тигрята укрыты где-нибудь подальше от пруда. Возможно, читатель уже подметил, что находиться чересчур близко от тигрицы с малыми детенышами крайне опасно для здоровья…
В девять часов мы наконец услышали вдали басистый голос автомобильного мотора. Потом за холмами замелькал свет, и вскоре джип поравнялся с нами.
— Живей, садитесь живей! — крикнул водитель. — На дороге тигр!
Тигрица услышала мой стук и обогнула нас по неудобному склону, но тут же снова вышла на дорогу. Менее 400 м разделяло нас, когда ее встретила запоздавшая машина.
Право же, достойно удивления, что Пиа, отнюдь не привычная к переделкам подобного рода, не падает в обморок и не выходит из игры. К счастью, острые ситуации явно лишь подстегивают ее. Видя, что я спокоен, и она не волнуется. Вот и это ночное приключение не умерило ее любопытства, в чем я вскоре убедился.
Однажды вечером, когда Фатех, как обычно, возил нас по парку (на этот раз рядом с ним на переднем сиденье джипа разместились две англичанки), сноп лучей светильника, которым он прощупывает ночные луговины, неожиданно выхватил из мрака тигра. Мы остановились — тигр тоже; в ярком свете глаза его переливались красными бликами метрах в сорока от нас.
Постояв, тигр нерешительно двинулся в нашу сторону. Сверхчувствительная пленка позволяла снимать, если бы он еще приблизился. Что он и сделал. Шагая вслепую, зверь сократил разделявшее нас расстояние примерно до 12 м. Пользуясь случаем слелать красивый поясной портрет, я с удивлением заметил, что тигр словно бы к чему-то озадаченно прислушивается. Насторожив уши, он снова тронулся с места и медленно пошел вперед. Я решил, что он слышит слабое жужжание камеры — слабое для него, но достаточно громкое для меня, прильнувшего к ней щекой. А голова тигра уже заполнила весь кадр, да что там голова — только глаза и часть морды умещались в видоискателе! Теперь было видно, что это самка. В приоткрытой, шумно дышащей пасти красиво розовел язык.
Слабый щелчок возвестил, что кончилась пленка. Фатех уже знал, что означает этот звук, и поспешил нажать стартер. Он нес ответственность за англичанок и явно счел, что близость с тигром перешла границы дозволенного.
— Что, Пиа, перетрусила? — сказал он. — Я видел, как ты в комочек сжалась!
— Просто не хотела мешать съемке, — ответила Пиа. — А еще я вытянулась вперед, когда подражала тигру.
Так вот откуда инстинктивное поведение тигрицы, ее неожиданный интерес к нашим скромным особам! Я рассказывал Пиа, что иногда очень важно настроить зверя на нужную реакцию. Собака, которая набросилась на вас со злобным лаем, завиляет хвостом и даже начнет лизать вам руку, если вы сумеете правильно заскулить по-щенячьи. Этот жалобный звук — часть ритуала покорности у собак, и он должен снимать агрессию у нормального пса. Столь же сильно действует на тигра, особенно на самку, контактный сигнал тигрят — мурлыкающее фырканье, которое научилась воспроизводить Пиа. Своей имитацией она нажала «психологическую кнопку» в механизме инстинктов и заставила полосатую кошку приблизиться.
Если не считать отдельных случаев, когда нам удавалось снять тигров в последних лучах вечернего солнца, пребывание в Сариске мало что дало. Одно было ясно: только задуманные мною с самого начала съемки тигрицы с тигрятами могли обеспечить достаточно интересный сюжет… Я послал письмо в Канху, но, к сожалению, не получил ответа. А как обидно, ведь как раз в это время я смог бы проследить там за тигрицей с тремя подросшими детенышами… Сколько прекрасных шансов было потеряно из-за несовершенства средств связи в Индии!
Правда, еще до визита в Сариску нам с Пиа были дарованы чудесные встречи с другой крупной кошкой и ее двумя детенышами. Мы ходили по их следам, вместе бродили, вместе отдыхали у лагерного костра под бледной луной… Ибо в долгом промежутке между нашими декабрьскими наблюдениями тигров в Рантхамбхоре и Сариске и жарким апрельским «летом» в котловане состоялось, в частности, знакомство с львами Гирского леса в штате Гуджарат, к северо-западу от Бомбея.