Истины ради должен признать, что носороги Казиранги значились где-то в самом конце списка намеченных мною действующих лиц телефильма. Мне довелось видеть предостаточно лент, на которых сей двухтонный исполин в основном поглощает огромные количества травы. Но конечно же этому причудливому созданию следовало отвести пусть не очень значительную роль экзотической диковины в одной из серий. К моему величайшему удивлению, пребывание в Казиранге вылилось в целый ряд интересных событий; каждый день был полон волнующих моментов.

Когда я работал в Южной Америке, конечно, не обходилось без случаев, относимых к разряду «рискованных приключений»; однажды мне даже позвонили из страховой компании и решительно заявили, что моя страховка аннулируется! По мнению сего учреждения, не желающего рисковать верными деньгами, я вел чересчур опасную жизнь, «играл с огнем»… Однако, если исключить один не самый умный поступок, когда я затеял борьбу с пятиметровой анакондой, не припомню ничего, что оправдало бы, например, следующий заголовок: «Ради этих снимков он рискует жизнью». (Предупреждаю: мы не несем никакой ответственности за подобные заголовки, даже если статья или текст к снимкам написаны или проверены нами.)

Однако в Индии и в Шри-Ланке мы и впрямь так близко соприкоснулись с крупными млекопитающими, что можно, пожалуй, согласиться с определением «рискованное приключение». Мы — Фредрик, я и Пиа, моя помощница на заключительной стадии съемок, — действительно познали на собственной шкуре, что означает «контакт третьей степени». Помимо атакующих носорогов, были на нашем счету и другие инциденты, сопровождаемые усиленным выделением адреналина. Так, в одну лунную ночь печально известная дурным нравом тигрица долго принюхивалась ко мне и Пиа сквозь хлипкий барьер из сена, служившего нам укрытием; запомнилась также ночь, когда мы сидели в окружении пяти львов, образовавших кольцо радиусом не более трех метров; один леопард пристально изучал лицо Пиа с расстояния всего 70 см… Подробнее об этом будет рассказано дальше. Сейчас же замечу только, что в этом смысле Казиранга явилась началом поры, которая далеко превзошла все, что я мог себе представить.

В одном кинофильме, поставленном по японскому роману, прослеживается такая мысль: если герой остался в живых после всех передряг и в состоянии поведать о пережитом, стало быть, происшествие не заслуживает такого уж большого внимания. Ну что ж — вот я сижу и пишу — и не собираюсь ничего приукрашивать. Как с японскими блюдами: не в приправах дело, важен естественный вкус…

Казиранга — исполинский газон, где трава вырастает на метр выше самого высокого слона, почему ее и называют слоновой (пеннисетум красный). Но местами среди высокой растительности встречаются более привычные глазу участки — короткая сочная зеленая трава на пласте глины. В период муссонов здесь сплошные топи; даже в начале февраля, когда мы прибыли, пруды были полны воды. Подсыхающая глина, по которой непрестанно топали тяжелые носороги, так изобиловала ямами, что десяти шагов не пробежишь без риска споткнуться. Обстоятельство, которое следует тщательно учитывать, когда приближаешься к носорогу, вернее, когда удаляешься от него…

Во взрослом состоянии у этих великанов (вес крепкого самца превышает две тонны) мало врагов. Если исключить небольшое существо, выделившееся среди человекообразных обезьян, но довольно долго и совершенно серьезно почитавшее себя созданным по образу и подобию самого творца. В этом мире, кишащем свидетельствами вполне достаточной потенции упомянутого рода — на земном шаре четыре миллиарда людей, а лучше бы было на три с половиной миллиарда меньше, — охота на носорога, как ни странно, основывалась на «любовном» мотиве. Совершенно ошибочно жители Юго-Восточной Азии полагают, будто порошок из носорожьего рога способен увеличить мужскую силу! На черной бирже, снабжаемой браконьерами из пограничных районов Казиранги, по сей день щедро платят за фаллического вида длинный, часто изогнутый «рог».

Слово взято в кавычки потому, что упомянутый вырост строением разительно отличается от рогов оленя или буйвола. У оленей рога, нередко достигающие более полуметра в длину, каждый год спадают и новые начинают отрастать задолго до гона, когда происходят турниры за доминирование. Рога — украшение самцов, только у северного оленя можно видеть самок с рогами. У молодых животных на голове торчат острые выросты, напоминающие кинжал; у старых самцов рога становятся подчас настолько большими и тяжелыми, что кажутся скорее обузой, чем полезным оружием… Но главная их особенность заключена в том, что они образуются на костных выростах лобных костей и представляют собой окостеневшие отростки. У антилоп и других полорогих, как-то: крупный рогатый скот, овцы и козы — рог не что иное, как костный стержень, одетый роговым чехлом, который растет вместе со стержнем, не ветвясь и не сменяясь целиком всю жизнь.

Что до придатка, украшающего морду исполинов Казиранги, а также их родичей в Африке, материковой Азии и Индонезии, то его основу составляет утолщенная ороговевшая кожа; это не окостеневающий отросток и не костный стержень в роговом чехле. В зависимости от возраста и в какой-то степени от износа он выглядит то малозаметным бугорком, то грозным острым оружием длиной до 60 см, которым разъяренный носорог способен основательно исполосовать тугую кожу соперника или искалечить незваного человека. Вооружение носорога дополняет набор достаточно крупных зубов, не таких длинных, как у бегемота, но не менее опасных для врага. Ко всему этому добавим тяжелое, однако отнюдь не дубоватое, то есть плохо управляемое, тело. Атакующий великан способен развернуться буквально на пятачке, он управляет своими тоннами с поразительной легкостью, так и кажется, будто бежит по ковру из пенорезины. Тело его выглядит весьма внушительно; толстые кожные пластины поделены складками и напоминают панцирь, который в задней части особенно прочен благодаря шишковидным вздутиям — они весьма кстати, ибо спасающийся бегством соперник рискует получить основательную трепку, если вовремя не унесет ноги. Правда, дуэли носорогов достаточно редки.

Пожалуй, здесь стоит привести сравнительную характеристику уцелевших на нашей планете носорогов.

В Африке водятся два вида — черный носорог и белый. У обоих два рога, расположенные на одной прямой от конца морды до черепа. Белый носорог крупнее индийского, черный — меньше. На Яве обитают единичные особи вида, который размерами уступает уже названным и вооружен, как его индийский сородич, только одним рогом. Меньше всех двурогий суматранский носорог, сохранившийся (будем надеяться) в Бирме, Малакке и на Суматре. Эти животные, более других напоминающие некоторых древних, ныне вымерших ящеров, нещадно истреблялись как первобытным человеком, так и хорошо вооруженным ангелом смерти нынешнего столетия. Примерно пять миллионов лет назад, до появления человека, когда и климат был более благоприятным, вид, известный ныне под названием двурогого азиатского носорога, бродил по лесам от нынешних Англии и Франции вплоть до Восточной Индии.

В Индии с ее растущим населением и привозными «спортсменами» численность носорогов разительно сократилась в прошлом столетии. Охранные мероприятия были введены, что называется, в последнюю минуту. В 1910 году в Казиранге оставалось одиннадцать носорогов, в Непале и некоторых районах Бенгала — считанные единицы. Охрана дала поразительные результаты: сейчас в Казиранге около 800 носорогов!

Чудесны утра в Казиранге. Солнце не торопится выйти из-за окраинных гряд Гималаев, густой туман окутывает землю и воды. На редких деревьях весело гомонят майны и другие пернатые. Внезапно из порозовевшей мглы выплывает солнце; поскольку солнечный диск немалую часть пути через небосвод проделал за горами, кажется, что его породил сам туман. Недвижимо маячат кусты пенни — сетума, но вот один из них словно оживает и трогается с места. Медленно материализуется расплывчатый силуэт носорога. Широкие ноздри равномерно выпускают белые струйки пара — ранним февральским утром и здесь холодновато. Все яснее проступают из мглы окружающие предметы, и четкий силуэт с торчащим рогом рисуется взору во всем своем доисторическом величии, поразительно напоминая стиракозавра — гигантского ящера, который жил около 75 миллионов лет назад…

Мы устойчиво сидим на слоне, правда, не настолько устойчиво чтобы с него можно было снимать. Я добился разрешения производить съемки с земли: вообще это строго запрещено. Каждый год несколько человек оказываются жертвами неожиданно атакующих носорогов. Кроме махоута — погонщика слона — нас сопровождает еще один человек, зрению и способности которого чуть ли не инстинктивно угадывать настроение носорога мы без всяких преувеличений обязаны тем, что остались живы. Его зовут Долой; мы договорились с ним об условном знаке — если я делаю ладонью движение вниз, это означает вопрос: можно спуститься на землю? В ответ он либо кивает, либо качает головой. Фредрик чаше всего остается наверху, и, если мне нужно живо влезть обратно, мы пользуемся «акробатическим захватом»: правые кисти соединяем так, чтобы средний и указательный пальцы обхватывали запястье. При таком захвате рука не соскользнет даже от резкого рывка. Вместо того чтобы заставлять слона опускаться на колени (чего он совсем не любит), куда лучше подниматься на платформу на его спине посредством рывка и подтягивания.

Я рассказываю об этом так подробно потому, что этот скоростной лифт позволил нам снять кадры, которых мы иначе ни за что не получили бы. Первое время Долой взирал с улыбкой на наши гимнастические трюки, но вскоре согласился, что они повышают оперативность и уменьшают риск.

Вообще-то наши кинозвезды в районе конторы настолько свыклись со слонами, перевозящими туристов, что почти не обращали на нас внимания. И я довольно скоро отснял то, что можно назвать обычным материалом. Мы увидели, как пасутся могучие самцы, как самка с маленьким детенышем мирно пощипывает разрозненные кусты пеннисетума, мы сопровождали носорогов, когда они принимали грязевые ванны и когда мать, дочь и все семейство в целом каждый день аккуратно собиралось в одном и том же месте наращивать громадную кучу навоза.

Долой был сама бдительность. Затрудняюсь объяснить, как он в один прекрасный день ухитрился заметить, что самка не в духе, ведь говорить о мимике носорога — то же, что говорить о мимике раздвижного дивана. Как бы то ни было, внезапно я услышал его команду: «Вверх, вверх, вверх!» — и конечно же не замедлил подчиниться. Только что носорожиха была от меня метрах в сорока, а тут вдруг очутилась совсем близко, и я живо воспользовался верной рукой Фредрика. Все происшествие заняло несколько секунд.

Долой обладал чертой, которую я с радостью и благодарностью наблюдал у некоторых других профессиональных гидов в Индии и Шри-Ланке: он от души стремился помочь мне снять возможно лучшие кадры. По его предложению мы сосредоточились на районе Багури, где носороги отличались поистине диким, чтобы не сказать бешеным, нравом.

Там нам пришлось использовать для работы двух слонов, один из которых был великолепный самец с внушительными бивнями. Вот именно: внушительными. Ибо даже самый брюзгливый носорог уступает дорогу разъяренному слону, так что два слона были вполне надежной охраной. К тому же нас сопровождал вооруженный стражник, низкорослый ассамец, не уступающий Долой своими способностями.

Прибыв в Багури на простом пикапе, мы очутились в кинематографическом Эльдорадо. Со спины предоставленных нам слонов мы нередко видели сразу до десяти носорогов в океане сочной зелени. Между кочками слоновой травы поблескивали маленькие пруды; кругом носились крикливые зеленые стаи попугайчиков; рядом с носорогами паслись многочисленные стада свиных оленей, похожих на аксиса, но совсем без пятен, и болотных оленей барасинга (Cervus duvauceli duvauceli).

В первый же день мы убедились, что два слона — отнюдь не излишество. Трехтонный носорог вздумал на полном ходу атаковать машину, но поспешил свернуть, когда встречавшие нас слоны затрубили так, что уши заложило. Махоут знал, какую кнопку нажимать: согнет ухо слона вперед, и тот послушно выполняет команду. Трубный глас слона можно оценить по достоинству только вблизи; когда я записывал его на ленту, казалось, стрелка прибора вот-вот согнется.

Впрочем, атакующий носорог способен ответить в том же духе! Один из этих вояк (а большинство здешних носорогов жаждало расправиться с нами) развил такую скорость, что даже трубные звуки наших слонов не могли его остановить. Оставалось каких-нибудь три-четыре метра, когда стражник выстрелил в землю рядом с носорогом, который ревел, не щадя глотки. Магнитофон был включен, и я слышал звук выстрела у самой моей головы, но лента запечатлела только рев зверя! В направленном микрофоне голос носорога совершенно заглушил выстрел.

На Багури ушла большая часть нашего времени. Но мы совершали вылазки и в другие районы. Нас возили на двенадцатиместном туристском автобусе с широкими окнами, позволявшими обозревать великолепные пейзажи. Узнав, что один пруд привлек горных гусей, мы задумали снять их. По пути я заметил, как водитель сперва сбавил скорость, а потом развил такой ход, что кинокамеры и магнитофоны запрыгали на сиденьях. Он объяснил, что недавно именно на этом участке автобус привлек внимание носорога, который пробил головой стекло, после чего, окровавленный и разъяренный, еще с километр гнался за машиной.

На другой день, когда мы тряслись на своем микроавтобусе по ухабам в узком проходе среди травы, внезапно дорогу преградил заметно злой с утра серый исполин. Вижу, как Долой лезет рукой в мешочек, с которым он не расстается. Достает несколько камней и, выйдя из машины, принимается обстреливать носорога. Кричит, шумит, метит камнями прямо в голову злыдня — наконец тот, сердито фыркнув, срывается с места и исчезает в траве.

Следующий день, то же место назначения. Туннель в слоновой траве минуем без происшествий и останавливаемся на прогалине у дороги. На другой расчистке, метрах в сорока впереди, виднеются наши слоны. Только мы начинаем доставать из багажника штативы, камеры и прочее снаряжение, как в гуще толстых стеблей слышится шуршание и навстречу нам устремляется носорог, мчащийся со скоростью паровоза. Просто чудо, как это мы, с нашими громоздкими ношами, успели забежать за машину. Каких-нибудь два-три метра отделяли нас от зверя. Снова пошли в ход камни, припасенные Долой, и носорог пришел к выводу, что его ждут более важные дела в другом месте.

Причиной утренней раздражительности великанов, о чем мы еще не знали, были их ночные переживания, связанные с приготовлениями к редкостному событию… У одной из самок наступила течка, и развернулся рыцарский турнир за благосклонность прелестницы. В то самое утро, когда мы готовились взобраться на слоновьи спины, до нас сквозь туман донеслись звуки, напоминающие ревуны двух судов, которые сошлись чересчур близко друг с другом. Фредрик живо достал магнитофон и записал рокочущий дуэт. Как только рев прекратился, мы углубились в туман верхом на слонах. Скоро навстречу нам выскочил один из бойцов, вероятно победитель (второй где-то скрывался). Не иначе, в густой мгле он принял слонов за соперника, которому только что задал трепку, вот и пошел в атаку. Трубные звуки слонов вынудили его отступить.

Когда солнце поднялось повыше и рассеяло туман, мы смогли убедиться, что битва самцов была достаточно жестокой. У одного появилась большая рана под глазом; израненный нос другого великана весело клевала стая прожорливых ворон. Он лишился рога! И сколько ни мотал огромной головой ходячий символ силы и мощи, пытаясь прогнать мучителей, они ухитрялись, хлопая крыльями, извлекать розовые волокна из кровоточащей раны.

Да, видно, нешуточная схватка разыгралась прошедшей ночью! Жаль, что темнота и густой ночной туман не позволяли нам помышлять о съемках.

Разумеется, увечья бойцов мы запечатлели. Один из них, спасаясь от мух и палящего солнца., отправился на поиски прохлады в заросли травы. Царило полное безветрие, и я решил последовать за ним, чтобы снять крупным планом глубокую рану длиной около тридцати сантиметров. Казалось, толстая кожа зверя распорота бритвой.

Носорог пощипывал траву в чаще, и мы с Фредриком спустились со слона на землю, вооружившись кинокамерами со штативом. Крайне осторожно приближались к широкому окороку с надрезом, я прицелился объективом, навел резкость и нажал спуск; Фредрик в это же время снимал меня и носорога. Я подходил все ближе к объективу, внимательно поглядывая на чувствительные к ветру метелки пеннисетума. По прежнему полный штиль…

Только я поймал видоискателем поистине страшную рану, носорог тронулся с места, и я увидел, как смыкаются и размыкаются края разреза. Внезапно зверь повернулся ко мне, позволяя запечатлеть угловатую голову и тупо устремленные в объектив глаза. Камера продолжала стрекотать. Воронки огромных ушей уловили звук, но обоняние, которое при малейшем подобии ветра уловило бы запах человека и опасность в пяти метрах, очевидно, ничего не регистрировало.

Одно из достоинств камеры «Пайяр-Болекс» заключается в том, что довольно громкое жужжание моторчика воспринимается как стрекот какого-нибудь из несметного множества тропических насекомых. Наконец могучая голова опустилась, подвижные губы захватили пук травы и сорвали его с таким звуком, словно чьи-то руки с силой разодрали грубую материю. Теперь, когда носорог, отходя в сторону, приступил к трапезе и голова с поросячьими глазками скрылась в траве, я мог медленно отступить, не боясь быть обнаруженным.

В какой-нибудь полусотне метров от этого объекта столь же мирно пасся самый великолепный из увиденных нами здесь «меченосцев», с длинным и чрезвычайно острым кривым рогом. Пользуясь уже описанной тактикой, я и его снял крупным планом. Вполне вероятно, что именно этот клинок так лихо распорол окорок соседа.

Среди невысокой травы мы обнаружили неподвижно лежащего на солнцепеке богатыря с большой раной в боку. Я снял его на почтительном расстоянии, потом решил подойти ближе. Носорог не подавал никаких признаков жизни, и рана зияла на левом боку, вблизи сердца. Поверхностное увечье или смертельный удар, нанесенный острым оружием соперника?

Мы продолжали приближаться к зверю; в это время на его спину опустилась презрительно каркающая ворона. Подпрыгнув вплотную к ране, она схватила клювом мышечное волокно и потянула. Великан озадаченно фыркнул и вскочил на ноги, однако маленькая мучительница продолжала клевать рану, и каждый раз он резко опускал голову от боли.

Успешно проведенные утренние съемки крупным планом поумерили наше почтение к этим толстокожим. Приметив еще два отличных экземпляра, я навел объектив на одного из них, который брел в мою сторону, безмятежно пощипывая траву. Камера ровно жужжала, но тут я внезапно заметил, что носорог обнаружил стоящее на его пути препятствие в моем лице. Опустив голову, он постепенно набрал скорость, затем решительно пошел прямо на меня. Как и положено оператору, я продолжал снимать, не сходя с места.

Наш бдительный помощник Долой тотчас смекнул, что сейчас произойдет, и я услышал за своей спиной громкий трубный звук. Могучие бивни слона произвели на носорога достаточно устрашающее впечатление, он изящно развернулся в кадре и описал круг, задрав кверху голову и издавая характерный фыркающий звук, однако тут же снова пошел в атаку. Так мне представился случай соединить в одном эпизоде нападающего носорога и моих защитников: живо повернувшись спиной к зверю, я поймал видоискателем трубящего слона с поднятым хоботом.

Ничего не скажешь, в съемках довольно скучных поначалу носорогов появилась толика азарта. Дальше — больше…

Однажды утром нам встретилось стадо ассамских буйволов, которые поразили нас своими размерами. В других областях Индии у буйволов маленькие, нередко как бы опущенные вниз рога, и сами они вялые, с явными признаками вырождения, как это часто бывает с животными, когда в генетику вмешивается человек. «Дикие» буйволы Шри-Ланки, например, одомашнены не одну тысячу лет назад. Иногда они возвращались к вольному образу жизни, но затем их снова отлавливали и приручали. Буйволы Казиранги оставались дикими с незапамятных времен, и у них огромные, повернутые назад рога общей длиной до 275 см! Вес самцов достигает 900 кг. Трудно поверить, чтобы хищник мог справиться с таким исполином, однако возле одного пруда на подковообразной прогалине в океане слоновой травы мы увидели поверженного буйвола с зияющей раной на заднем окороке: он был убит и отчасти уже съеден тигром!

Тигры встретились нам в первый же день наших вылазок на слоновьих спинах, и Долой даже радостно заметил по этому поводу, что нас ждет удача в Казиранге. (Насколько он был прав, мы наглядно убедились в последний день пребывания в заповеднике…)

До сих пор мы целых четыре раза видели тигров, но лишь мельком. Теперь же представился идеальный случай. Если устроить маленькую засидку на другой стороне пруда, можно будет снять впечатляющие кадры: кроваво-красный окорок вместе с его отражением в воде и «двойной» тигр, приближающийся к добыче.

Кстати, у нас была с собой маскировочная ткань: накануне мы снимали тройку выдр, и я надеялся, что сегодня представится новый случай. Пока мы доставали ткань, в траве показалась носорожиха, которая медленно описывала дугу, опустив голову почти до самой земли. Где для нас была просто земля, ее острое чутье уловило явственный след тигра. Надо думать, у носорожихи были все основания проверить этот след самым тщательным образом…

Каждый год жертвами тигров оказываются детеныши носорогов, весящие при рождении всего около 60 кг. В 1968 году, например, в Казиранге было убито одиннадцать детенышей. Видимо, эта мамаша лишилась таким образом детеныша, а может быть, и не одного. Не удивительно, что она проследила ненавистный запах вплоть до убитого буйвола, после чего продолжала медленно идти к противоположному концу подковы.

Засняв эту сцену, я объяснил Долой, где мне хотелось бы устроить засидку. Он стал возражать, однако смысл его возражений плохо доходил до меня. В произношении Долой некоторые английские слова искажались до неузнаваемости; так, он произносил «п» вместо «ф» и «с» вместо «ш» (это придавало, например, довольно неожиданный оттенок его сообщению о том, что над нами пролетает «фишинг игл» — орлан-долгохвост). Я понял его так, что он собирается стоять на страже со слонами около засидки на самом виду, но ведь это вряд ли понравилось бы тигру. На мой взгляд, Долой вполне мог занять стоянку в слоновой траве метрах в пятидесяти от засидки. В конце концов он нехотя уступил моим настояниям.

Взяв камеру и маскировочную ткань, мы с Фредриком зашагали по липкой глине в поисках местечка посуше возле пруда. В это время в короткой траве за нашей подковой появились два носорога. Они шли по пятам друг за другом, и я понял, что мы наблюдаем романический эпизод в тяжелом весе. Мигом установив камеру, я поймал видоискателем любезную парочку, набросил на голову черную тряпку, как обычно, когда снимаю при ярком солнечном свете, чтобы лучше видеть тусклую картинку, и увековечил последовавший резвый танец. Носорожиху явно смущали знаки внимания остроносого кавалера, который норовил поддеть рогом складку в панцире позади «лифчика» предмета своей страсти. Она описала галопом несколько кругов, однако неуклюжая кадриль быстро утомила ее, и самка остановилась. Тогда ухажер сменил тактику: приняв неожиданное для носорогов мечтательное выражение, возложил свою голову весом около полутора центнеров на окорока прелестницы. Она продолжала стоять на месте, обессиленная танцем, и после некоторого времени «головного флирта», очевидно представляющего собой верх страстных ласк у носорогов, двухтонный самец поднялся на задние ноги, готовясь к спариванию. Четыре тонны романического счастья стояли на шести колоннах в позе, несомненно требующей значительного расхода энергии, если учесть, что спаривание продолжается до трех четвертей часа и даже больше.

Однако Ромео совсем забыл, что есть другие претенденты на благосклонность Джульетты. В самый разгар нежных объятий справа на сцену выступил мощный соперник. Любовник съехал вниз по той простой причине, что Джульетта сделала несколько шагов вперед, после чего оба застыли на месте, меж тем как соперник продолжал медленно приближаться. Наконец он остановился, вперив в Ромео испепеляющий взгляд вроде того, от которого один противник известного боксера Сонни Листона морально проиграл бой уже при взвешивании. Напряженная минута! И она стала еще напряженнее, когда я услышал громкий крик Фредрика:

— Берегись, Ян! Сзади!

Повернувшись, вижу мчащегося прямо на нас зверя, ловлю его видоискателем и понимаю, что наступил «момент истины».

Теперь-то я знаю во всех ужасных подробностях, чем это все могло кончиться, но нас и на этот раз выручил Долой. Он погнал вперед трубящего слона, и носорог остановился. В фильме видно, как могучие слоновьи окорока преграждают путь яростной атаке зверя. Носорог пятится, фыркает, брошенные рукой Долой камни поражают его панцирь, и зверь скрывается в травяных кулисах так же быстро, как возник.

Судя по всему, самка, которая брела по следу тигра через зеленые заросли, вышла на прогалину — и рассвирепела, увидев двух ненавистных людишек. Еще чуть-чуть, и мы подверглись бы расправе, предназначенной тигру. Если бы Долой и впрямь успел отойти на условленную точку, нам была бы крышка. В безлесной местности, при том что почва была испещрена глубокими носорожьими следами, стремительный разъяренный зверь непременно настиг бы нас.

Под надежной охраной двух слонов мы продолжали снимать пылкую троицу. Инцидент с атакующей носорожихой занял так мало времени и три тяжеловеса взвешивали обстановку так тщательно и осторожно, что практически ничего из главного действия не было нами упущено.

Медленно, с остановками, соперник подходил все ближе, и романтический спектакль Ромео и Джульетты стал до смешного похож на альковный фарс в мире мастодонтов. Глядя, как могучий конкурент берет на прицел стоящего чуть позади Джульетты незадачливого любовника, я невольно вспомнил реплику: «Джордж, у нас с ним только дружба!»

Полуминутная пауза — затем послышался громкий рев, и Ромео подвергся грозной атаке. Противники столкнулись росами, и начался захватывающий поединок. Они напирали, толкали друг друга мордой и рогом, соперник снова и снова бодал голову Ромео, стараясь пырнуть ее рогом, и шаг за шагом теснил его назад, пока тот не решил, что спектакль становится малоинтересным. Он попятился, издавая устрашающий рев, но соперник ответил таким же ревом; тогда Ромео повернул кругом и бросился наутек. В каком-нибудь метре за ним мчался победитель, держа, так сказать, шашку наголо. Преследуемый по пятам Ромео нырнул в травяные заросли, где рев и потасовка продолжались.

Я снимал почти безостановочно. Еще бы — на моих глазах разыгралась сцена, какую можно наблюдать далеко не каждый день. Ибо в сексуальной жизни этих толстяков бывают периоды долгой «засухи»: течка наступает у самок примерно раз в пять лет! Так что и в животном мире случаются довольно пресные браки…

Дело в том, что после спаривания развитие зародыша длится целых шестнадцать месяцев, и родившийся детеныш остается с матерью свыше трех лет, прежде чем родной дом становится ему тесен и он начинает самостоятельную жизнь. Лишь после этого самка вновь может быть поражена стрелой Амура.

В тот вечер наиболее сильный самец упорно топал за самкой по воде и посуху, покуда сердце ее не смягчилось. А вернее, носорожиха попросту устала ходить и остановилась. Снова я увидел уже знакомую картину: ухажер придавил тяжелой головой широкие задние окорока самки, дождался, пока она не замерла, и взгромоздился на нее, принимая позу для спаривания.

К сожалению, нам пришлось покинуть поле битвы, если можно так выразиться. Вечер в этих широтах наступает быстро, а с приходом темноты пребывание на просторах национального парка строго воспрещено. Носороги продолжали шуметь, то и дело сквозь травяную чащу проносились гоняющиеся друг за другом самцы, всячески стараясь доказать свое право числиться в списке достойных кавалеров и участников свадебного обряда, который представляет собой столь редкое событие, что до этого времени никем не был запечатлен на кинопленке.

На другое утро мы вновь прибыли на то же место, и нам посчастливилось застать двух самцов во время довольно вялого 15-го, простите, 115-го раунда на туманном ринге. Мы подобрались совсем близко, и я показал знаком, что хотел бы поснимать с земли. К моей радости, Долой, обладающий чуть ли не телепатическим даром толковать предельно загадочный «мир чувств» носорогов, отозвался утвердительным знаком. Я осторожно соскользнул со спины слона на землю, принял от Фредрика штатив и камеру и метров с десяти-двенадцати принялся снимать дуэлянтов. Никакие кинопоцелуи не сравнятся пылкостью и жаром с соприкосновением носов, в которое вложена сила нескольких тонн мышц. В перерывах следуют финты и выпады рогами, потом опять сталкиваются морды. На сей раз явно встретились равные соперники: они поочередно теснили друг друга, напоминая маневровые составы на Центральном вокзале Стокгольма.

Неожиданно замечаю справа от себя большой темный силуэт. Откуда-то неторопливо выплыл третий носорог и воззрился на мою камеру. Справляюсь жестами у Долой, можно ли мне оставаться на земле; он кивает, отлично понимая, что такие случаи повторяются не часто. Оцениваю обстановку. Вновь прибывший носорог стоит метрах в пятнадцати от меня, но я полагаюсь на Долой и на трубные голоса слонов, а потому опять ныряю под черное покрывало, и без помех снимаю тренировочный бой.

Во время нашего короткого пребывания в Казиранге нам сопутствовала сказочная удача, и, конечно, мы были чрезвычайно довольны полученным материалом. Совершив напоследок длинную вылазку, мы обследовали все участки, где накануне царила бурная носорожья активность, однако теперь нам встретились только усталые, а то и раненые звери, которые невозмутимо паслись среди травы. Ни один из них не обнаруживал желания наброситься на нас. Носороги явно настроились отдохнуть и подкормиться. Вся эта ватага буйных толстокожих словно превратилась в кротких овечек.

На другой день, уложив вещи и приготовившись к отъезду, мы услышали, что одного из сторожей только что доставили в небольшую больницу по соседству с национальным парком. Он был атакован носорогом, когда вместе с двумя своими товарищами поджигал жухлую слоновую траву — ежегодное мероприятие, призванное улучшить качество пастбищ. Стоя перед стеной трескучего, гудящего пламени, он слишком поздно заметил носорога.

Мы поспешили в больницу, чтобы поделиться антибиотиками и прочими медикаментами из нашей богатой дорожной аптечки. Санитар, ухаживающий за раненым, объяснил, что лекарств в больнице хватает, только проку от них мало. Сторож настолько искалечен, что не выживет. Перфорировано легкое, повреждено сердце, голова искусана так, что один глаз выскочил из орбиты. Пациент еще был в сознании, и каждый вдох его звучал хриплым стоном.

Бедняга! Моя радость, вызванная неслыханным везением в прошедшие дни, сменилась острым чувством вины, сознанием величайшей несправедливости перед лицом предельного невезения нашего собрата. Он умер днем позже. Никогда не забуду этот случай.