На горе "золотых петушков"
К сожалению, вокруг горы Ариваитава совсем не водились скальные петушки. Оставалось только сделать новую попытку в районе, где я пытался снимать этих птиц годом раньше. Хоть бы на этот раз вирусная лихорадка не сорвала работу...
Дени не приходилось рассчитывать на иммунитет, поэтому я решил ехать в Моко-моко без него; оттуда вместе с Атти и Вильямом доберусь до горы "золотых петушков". Я запасся палаткой, надежно защищающей от комаров, и специальной жидкостью, призванной отпугивать всяких насекомых. Утром, перед выходом из палатки, я намазывался этим зельем с ног до головы; по вечерам мы не зажигали фонарей, чтобы не привлекать крылатых мучителей. Возможно, эти меры предосторожности были излишними. В прошлом году в это же самое время, почти в том же месте нас по ночам осаждали тучи мошкары. Теперь же Атти и Вильям спокойно спали в гамаках под открытым небом, и никто их не тревожил. Если не считать хора ревунов1. Да и то этот хор я не назвал бы помехой, мне он по душе, голоса ревунов еще больше, чем крик филина или дуэт краснозобых гагарок, оттеняют атмосферу дикой природы.
1(Ревуны - обезьяны фауны Южной Америки.)
Токовище "золотых петушков" с прошлого года почти не изменилось, но ямки переместились, так что из старого укрытия я не видел целиком новую арену. Тем не менее я там же соорудил себе шалаш из тряпок, проволоки, палочек и пальмовых листьев и приготовился наблюдать из зеленого убежища.
У ревунов всегда унылый вид. Ревут они по любому поводу - завидят ли хищную кошку, подует ли ночью холодный ветер или хлынет внезапный ливень
На другое утро я был на посту. Быстро провел в полумраке шалаша репетицию, чтобы без лишнего шума включать ту или иную аппаратуру, доставать печенье и консервированный компот, убедился, что рука дотягивается до углубления под камнем, где лежала фляга с водой и запасные пленки. И вот уже зашелестели крылья, а точнее - вторые маховые перья. Они заканчиваются еле видимыми бородками, придающими перу особую, заостренную форму, и это-то острие и создает в полете характерный свистящий звук. Пернатые рыцари в оранжево-красных доспехах собрались на турнир. И разыгрался спектакль, который я видел годом раньше, но на этот раз никакие хвори не мешали мне наслаждаться зрелищем. Кокетливые позы, кивание округлым хохлом-гребнем, напоминающим шлем, быстрые подскоки, крики, ложный бой, резкие переходы от покоя к бурной активности...
Первым токование этих птиц описал географ и картограф Роберт Шомбургк, который в 1839 г. путешествовал в пограничных районах Гвианы. Он рассказывает:
"Странствуя по этим горам, мы видели изысканно красивых птиц кокоф-зе-рок, или скальных манакинов1, и мне представился случай наблюдать их своеобразнейшие прыжки; мне рассказывали об этих прыжках индейцы, но раньше мне трудно было поверить их описаниям. Услышав столь характерный для рупикола чирикающий звук, я вместе с двумя проводниками подкрался поближе к полянке вблизи тропы. Полянка была не больше полутора метров в диаметре, и казалось, руки человека повыдергали здесь все травинки до единой и выровняли землю. Здесь мы увидели, как один петушок совершал свои скачки, встречаемые явным одобрением других представителей вида. То расправит крылья и вскинет голову вверх или расправит хвост веером, то важно расхаживает кругом и роет землю, подпрыгивая; наконец он устал, проквохтал что-то, и его сменил другой. Так три птицы выступили по очереди и покинули арену с чувством собственного достоинства, занимая место на низко свисающей ветке".
1(Манакины - семейство мелких птиц, обитающих в тропических лесах Центральной и Южной Америки.)
Брат Роберта Шомбургка, Рикард, ботаник и орнитолог, примерно так же описал виденное им в горах Кануку в 1841 г.:
"На гладкой поверхности скалы исполняла свой танец стая изумительнейших птиц; многие орнитологи отказывались прежде верить в возможность такого спектакля, о котором я очень много слышал от индейцев.
С десяток птиц сидели в кустах вокруг токовища, издавая необычные звуки и как бы образуя восхищенную аудиторию, а один самец прыгал на ровном камне. То важно поднимет широко расправленный хвост, то опустит его, хлопает расправленными таким же образом крыльями и продолжает исполнять свои па. Наконец силы его очевидно истощились, и он вернулся в кусты, а его место занял другой самец".
В 1958 г. ботаник Николас Гэппи так писал о токовании скальных петушков:
"Внезапно один из них прыгнул в круг, распушил перья, наполовину расправил крылья и хвост и побежал вприпрыжку, то поднимая, то опуская голову. Миг - и он перекувырнулся, стал на ноги и прыгнул на ветку... потом затих, словно удивленный и озадаченный собственной лихостью".
И что поразительно в этих трех описаниях: хотя наблюдения, сделанные в разных местах, во многом совпадают, они так же далеки от действительности, как схватка борцов от па-де-де. Гэппи никак не мог видеть кувырков, о которых он говорит. Наверно, на него повлияли рассказы индейцев и записи братьев Шомбургк, да и собственная фантазия сыграла свою роль. В свою очередь, братья Шомбургк тоже находились под влиянием рассказов местных жителей, а также описаний глухариного и тетеревиного токования. Неверно говорить о каком-то "чирикающем звуке", о том, что скальный петушок вскидывает голову вверх и расправляет хвост. Данные о том, что несколько птиц по очереди выступают на общей арене, представляли бы немалый интерес - будь они верными. На самом деле такой порядок известен только у синеспинного манакина; два или больше самцов этого вида и впрямь исполняют нечто вроде хоровода. Индейцы всегда очень красочно описывают виденное ими, часто сопровождая рассказ имитацией слышанных звуков; не удивительно, что братья Шомбургк были введены в заблуждение.
Есть индейцы - взять хотя бы моего друга Атти, - которые поразительно много знают о разных животных и явлениях, но и они подчас допускают грубые ошибки. А то и нарочно сообщают неверные сведения. Я столько раз бывал обманут, что научился чуть ли не ко всем рассказам местных жителей относиться критически.
Одним из самых выдающихся и опытных орнитологов в мире был Томас Гийяр. Личные наблюдения он сочетал с фото- и киносъемкой и звукозаписью, это обеспечивает гораздо более надежную основу для последующих сравнений и проверок. То, что мне довелось увидеть и записать, почти полностью совпадает с данными, которые сообщает Гийяр.
Скальных петушков привлекают мелкие углубления в почве среди кустов с длинными вертикальными прутьями, напоминающими годичные побеги вербы. Углубления вовсе не выкапываются птицами, образование их обусловлено совсем другими факторами. Во время дождей на токовище ложатся мокрые скользкие листья. В эту пору петушки, хотя они весьма активны задолго до брачного периода и после него, не токуют, во всяком случае, на землю не спускаются. Когда же наступает засушливая пора, листья высыхают, и птицы, тормозя в воздухе крыльями перед приземлением, разметывают их в стороны. Ни Гийяру, ни мне не довелось видеть, чтобы скальные петушки скребли землю лапами; кстати, лапы у этого вида устроены так, что крепко обхватывают и вертикальные, и горизонтальные ветки, причем когти длинные и острые, почти как у хищников.
Я проверил на себе хватку молодого скального петушка, посадив его на свою руку; он цеплялся куда сильнее, чем сова или хищная птица таких же размеров. Клюв тоже не участвует в уборке листьев, взмахи крыльев достаточно эффективны. За три сезона наблюдений на одном и том же току я убедился, что каждый год ямки перемещаются, иногда чуть-чуть, иногда довольно далеко. Это и понятно при таком способе расчистки. Зато уж когда петушок облюбует себе место, он остается ему верен; хотя до площадки соседа будет всего два десятка сантиметров, он остается именно на облюбованном для себя месте.
Понятно, число самцов на току варьирует, однако их редко бывает больше десяти. На току, где я наблюдал, было всего пять птиц. Индейцы много раз уговаривали меня перенести наблюдения на другое место, дескать, там скальные петушки собираются десятками. Но я не сомневался, что от поисков "другого места" выиграют только проводники, я же потеряю драгоценное рабочее время. Ведь и Гийяру индейцы-проводники сулили по меньшей мере пятнадцать - двадцать токующих птиц; на самом деле из его описания явствует, что он видел не больше пяти самцов в брачном наряде.
Ритуал петушков каждый день один и тот же.
Около восьми часов утра, когда лучи утреннего солнца дотягиваются до скал и переливаются на трепещущих листьях в птичьем танцзале, можно услышать свистящий шорох крыльев и сразу затем громкое, многократное "кавао". Первый самец дает знать, что он прибыл на место и готов уделить внимание как соперникам, так и благосклонно расположенным самкам. Словом, звучит сигнал сбора.
Один за другим слетаются к токовищу другие самцы. Первый приветствует их, щелкая клювом, - словно ломается сухой сучок. Похоже, этот звук служит "паролем" у половозрелых самцов.
Самка щелкает так лишь в том случае, если ее потревожат на гнезде, причем она не трогается с места. А у самцов щелканье сопровождается серией молниеносных движений, которые кинолента позволяет различить. Образуемый хохлатой головой круг движется слева направо, затем спускается к самым ногам, одновременно смыкается клюв; на все это уходит полсекунды. Щелканье клюва в мире птиц - демонстрация готовности дать отпор: "Я начеку, без боя не отступлю!"
Снова и снова щелкая клювом, самцы этап за этапом приближаются к своим площадкам. Садятся на тонкие прутья, раз-другой взлетают повыше, опять спускаются вниз. Вот один опустился на корень в нескольких сантиметрах над площадкой и щелкает. Сильно взмахивает крыльями, так что листья разлетаются в стороны, и замирает в своеобразном положении - будто самка, которая приготовилась лечь на яйца. При этом "балетные пачки" расправлены. Однако хвост не задирается кверху, как у глухаря или тетерева, напротив, он подогнут, почти как у дятла. На самой площадке все агрессивные действия прекращаются, здесь петушок не щелкает клювом. Казалось бы, углубленная площадка, центр активности самца, - желанный объект, за который не грех и подраться, но это не так. Поединки никогда не происходят на площадках, только на прутьях, да и то речь идет о ложных боях, самцы не касаются друг друга и не теряют ни пушинки. Сколько я ни рыскал по токовищам (обещал семилетнему сыну прислать перо "золотого петушка"!), ни одной пушинки не нашел, только два - три маховых пера. Словом, в отличие от глухарей и тетеревов у скальных петушков до потасовок дело не доходит.
Проверив свои площадки, самцы занимают места на прутьях, где и сидят без движения по полчаса кряду. Хвост подогнут, но не касается прута; иначе говоря, он не служит для опоры, как у дятла. Неуловимый ветерок колышет длинный наряд, пачки расправлены, птица красуется - и по праву, она чудо как хороша!
Два дня подряд среди половозрелых оранжево-красных петушков появлялся молодой самец, почти совсем коричневый, лишь несколько пушинок обрели апельсиновый цвет. Я ждал, что ему зададут трепку: если молодой тетерев осмелится выйти на токовище, его гонят прочь весьма грубо. Здесь молодого встречали щелканьем, но он не отвечал. Очевидно, эта черта поведения появляется только у половозрелых особей. Все взрослые кругом щелкали клювами - и никто не нападал на молодого, даже когда он приблизился на метр к одной из площадок, над которой в кустах сидел "хозяин". Взрослый петушок обязан отвечать на щелканье, самка - двигаться особым образом, а поведение недоросля не вызывало реакции отпора, самцы относились к нему безучастно, все было тихо-мирно. Я мог спокойно поразмыслить о некоторых деталях.
Два вида скальных петушков теперь выделены в особое семейство, а раньше их относили к котинговым. Название, которое дал этой птице Роберт Шомбургк - "скальный манакин", - было вполне оправдано. Сходство с некоторыми манакинами несомненно, оно включает и особый шелест крыльев, и пристрастие к вертикальным прутьям, и громкое щелканье клювом. Токование черно-белого манакина очень напоминает брачные игры "золотых петушков". Его крылья "жужжат" в полете, самцы манакина устраивают одиночные танцы среди кустов, плавно семеня туда и обратно. Наконец, самец черно-белого манакина щелкает клювом так громко, что на Тринидаде его называют французским словом "касс-нуазетт" ("щелкунчик"). Так что скальный петушок, пожалуй, ближе к манакинам, чем к котингам, чьи брачные игры сильно отличаются от тока двух первых.
Название "скальный петушок" дезориентирует так же, как и придуманное мной наименование "золотой петушок". В обоих случаях у человека невольно возникает параллель с куриными. Хорошее название придумал ответственный секретарь газеты "Экспрессен" Ларе Персон, когда редакция решила дать цветную фотографию птицы в воскресном приложении: "Ну, как получилась твоя апельсиновая ворона?" Скальный петушок и впрямь ближе к врановым, чем к куриным, а одну из котинг называют красношейной плодоядной вороной.
Оранжевый манакин!.. Звучит и красивее, и экзотичнее, чем "скальная птица". Возможно, английское "кок-оф-зе-рок" ("скальный петушок") произошло от "каванорох" - так называют эту птицу индейцы, причем название это, скорее всего, звукоподражательное. Одно время я думал, что дело обстоит наоборот, индейцы небрежно выговаривают английское наименование, но ведь Роберт Шомбургк еще в 1838 г. записал, что индейцы называют петушка "кабануру". Довольно похоже на звук, который иногда "бормочут" оранжево-красные самцы.
Первая половина дня на токовище проходит спокойно, и когда солнце добирается до зенита, птицы, кажется, готовы уснуть. Обычное явление для большинства животных в этих широтах.
Около часа все вдруг начинается снова. Щелканье клювами, порхание между площадкой и прутьями. Но теперь в движениях больше живости, что-то назревает. Самцы громко кричат, в кустах снова и снова вспыхивают "схватки" - опасные только с виду, на самом деле птицы друг друга не трогают. Крылья сердито бьют по листве, они полуразвернуты, так что видны коричневые и белые маховые перья, часто птица подолгу замирает в горизонтальном положении, вытянув ноги отвесно, прежде чем возобновить бурную "потасовку", сопровождаемую громкими криками и прерывистым бормотанием звука "каванорох". То и дело этаким сопрано на фоне "мужских" баритонов звучит тягучий, жалобный клич, сначала вдалеке, потом все ближе. Клич этот словно подстегивает самцов, они мечутся туда-сюда, часто все вместе, а в паузах головы обращены к определенной точке над токовищем или рядом с ним. Если самка сидит прямо над самцом, он держит голову почти горизонтально, глядя на нее.
Она подлетает еще ближе - и вдруг самцы садятся каждый на свою площадку. И приседают, следя за самкой. Кажется, они окоченели, только наряд колышется от ветерка. Впрочем, иногда то один, то другой петушок чуть подпрыгнет, как бы устраиваясь поудобнее, по-прежнему с причудливо изогнутыми головой и туловищем. Видимо, в этой позе должно быть что-то крайне обольстительное для дамы. Но что?
Гийяр предложил гипотезу, которая мне кажется весьма правдоподобной. У воробьиных принято, что оба супруга вьют гнездо и заботятся о потомстве. Но здесь самец и от этой работы освобожден - тут играет роль и токование, и полигамия, и яркий наряд, способный привлечь к гнезду хищников. Все же инстинкт настолько силен, что эволюция не стерла его совсем, а как бы переключила на токовище. Недаром поза самца на площадке человеку напоминает насиживающую птицу; наверно, она стимулирует самку на сооружение гнезда. А стимулы тут нужны, ведь это работа надолго, слепленное из комочков глины гнездо весит до четырех килограммов. Поэтому самка снова и снова - возможно, каждый день - возвращается на токовище, чтобы почерпнуть вдохновение. Не исключено, что особенно сильно привлекает самку большой гребень-хохол с глазом в центре.
В тихую ночь дикий и прекрасный хор ревунов слышно за много километров
Спаривание не входит в ритуал; вряд ли оно вообще происходит на токовище. Ни Гийяру, ни мне не довелось наблюдать что-либо подобное. Лишь однажды Гийяр видел действие, которое он называет выбором самца самкой. Внезапно самка камнем упала рядом с самцом и тут же взмыла вверх, сопровождаемая им. Но это, пожалуй, крайний случай. Мне представляется более обычным обмен стимулами на расстоянии. Самец видит, что взгляд самки устремлен именно на него, она нервно двигается, мотает головой, открывает клюв, иногда кричит. По всему видно, что собирается лететь, - но не вниз, к самцу, а куда-то в сторону. И в самом деле улетает, когда избранник поднимается к ней и преследует ее в лесу.
Иногда самка, прилетев на токовище, сидит спокойно, чистит потихоньку перышки и не проявляет особенного интереса к самцам. Впоследствии, ежедневно наблюдая несколько гнезд, я заметил, что около часа - двух дня, в самую жаркую пору, самки улетают, хотя их никто не спугивает. Крик их слышен издалека - и когда они убывают, и когда возвращаются. Конечно, самке нужна пауза, чтобы кормиться, однако не исключено, что самцы и токовище притягивают самок так сильно, что они продолжают туда летать долго и после того, как отложат яйца. Ведь игры продолжаются вплоть до мая, пока не начинаются дожди.
Гийяр провел всего полтора месяца в области обитания скальных петушков, поэтому он почерпнул у Атти сведения о том, когда токование этих птиц достигает кульминации. Атти, как и все индейцы, заверил его, что петушки особенно интенсивно играют на рождество и на пасху. Увы, это совсем не так. Кульминация приходится на вторую половину февраля, но индейцам представляется, что птицам положено больше играть на праздники...
Токование растягивается надолго. Наверно, и в период дождей, стоит проглянуть солнцу, как птицы собираются к токовищу, но липкая подстилка из влажных листьев не позволяет устраивать танцы на земле. Зато с приходом засушливой поры игры становятся все активнее. Казалось бы, кульминация с последующим высиживанием птенцов должна прийтись на конец первого засушливого периода, то есть на ноябрь, но это не так, во всяком случае, в районе Кануку. Гийяр покинул район 9 марта, и в четырех гнездах, за которыми он следил, еще не было ни одного яйца. Зато 29 марта Дэвид Сноу нашел яйца в одном из них. В семи случаях, проконтролированных мной, яйца откладывались примерно от февраля до начала мая. Но только в одном случае я могу указать совершенно точную дату - 19 - 21 марта.
Интересен выбор места для гнезда. Уже когда я, используя инфрасвет, снимал гуахаро1 в пещерах на Тринидаде, меня занимала мысль - сравнить условия гнездования двух видов. Гуахаро гнездятся в пещерах от устья и вглубь, до самых темных мест. Ориентируются они с помощью эхолокации, издавая звуки, напоминающие щелчки.
1(Гуахаро - птицы отряда козодоев, распространены в Южной Америке.)
Скальный петушок порой тоже гнездится в пещерах, но не в таких темных, чтобы самка нуждалась в эхолокации. Чаще всего гнездо устроено в трещине на гладкой, отвесной поверхности скалы или огромного камня. Трещины широкие, в метр и больше. И стенки птица выбирает достаточно высокие, до десяти - пятнадцати метров, чтобы хищник ни сверху, ни снизу не добрался до гнезда. Во всяком случае, гнездо недоступно для взрослого ягуара, любителя полакомиться дичью. К тому же трещина служит надежной защитой от солнца, от ветра и, главное, от дождя. А дожди здесь бывают чудовищной силы...
Лишь в двух случаях видел я гнезда скальных петушков на открытом месте - не в трещине, а на каменной стене с отрицательным уклоном. Дневные пернатые хищники здесь редки; каракара - большой охотник до яиц - совсем не водится. А если бы и водилась, все равно не так-то просто обнаружить яйца или птенцов скального петушка. Яйца - их всегда два - сероватые с коричневыми пятнами, гнездо окраской сливается с фоном, ведь оно слеплено из обработанной термитами земли и корневых волосков. Когда невзрачная коричневая самочка насиживает яйца, рассмотреть ее почти невозможно. Понятно, когда вылупятся птенцы, она чаще вылетает из гнезда, но тело птенцов покрывает такой длинный пух, и сами они так жмутся на дно, что даже самый любопытный глаз может принять их за пучок бурых корешков.
Зато когда самка садится на гнездо, очень хорошо видны разинутые пасти птенцов - они желторотые, причем уголки особенно велики, как у многих других воробьиных. В свете карманного фонарика их можно принять за огоньки, так что самка даже в темной пещере видит эти пасти, стимулирующие ее на кормление.
Птенцы поедают ягоды и косточковые плоды. Я собирал косточки под тремя гнездами, но пока не удалось определить, о каких плодах идет речь. Когда птенцы поднимаются на крыло, они не больше птенца сойки, но проводят гораздо больше времени в гнезде - два месяца с лишним. Это несомненно обусловлено низким содержанием белка в корме.
Самки, как и самцы, держатся стайками, гнезда по возможности лепят вблизи друг от друга. В одной пещере я нашел два гнезда - одно с яйцами, другое с птенцами. .Да еще две самки трудились над гнездами; возможно, это были новые сооружения, но скорее всего, старые, нуждающиеся в ремонте. Что касается упомянутого выше гнезда на открытой плоскости, то из своего укрытия я слышал, как самка, вылетая, кричала, и ей отзывались по меньшей мере две соседки.
Но их гнезд мы так и не сумели отыскать на поросшем кустарником, неровном склоне.
Самки всегда проводят ночь в гнезде. Возможно, они ночуют "дома" круглый год. Так что если самка сидит в гнезде, это еще не значит, что она собирается откладывать яйца. А вот когда начинается ремонт краев гнезда с применением корневых волосков и глины - можно со дня на день ждать кладки.
Самки и молодые птенцы очень похожи между собой. По сути дела, их на вид вообще не отличишь - тот же коричневый наряд, тот же короткий гребешок на голове вместо большого и круглого, как у взрослых самцов. Казалось бы, столь ярко окрашенным самцам трудно укрыться от врагов, и их должно быть намного меньше, чем самок. Но это не так! В этом районе вокруг обычного токовища с пятью самцами и число удобных мест для гнездования не больше пяти. По соседству с токовищем, изученным Гийяром, по-прежнему насчитывается только четыре гнезда, и находятся они в тех же местах, хотя с 1961 г., наверно, какую-то из самок постарше сменила молодая. То же можно сказать о других трещинах, гнезда помещаются там много лет.
Так почему же самцам, несмотря на красочный наряд, удается все же уцелеть?
Я долго ломал голову над этой загадкой, а ответ получил случайно.
Изучая в Стокгольме отснятый материал, я заказал одну черно-белую копию. Включил проектор - где же птицы? Пропали! Хотя нет, вот что-то отделилось от фона - и тут же снова исчезло. И тут меня осенило. Подобно Гийяру, я полагал, что оперение самца, цвет которого кажется то оранжевым, то ярко-красным в зависимости от освещения под пологом леса, служит сигналом для самок, но вместе с тем выдает птицу хищникам. Так оно и есть, но только для тех хищников, которые обладают цветовым зрением.
У пернатых представителей отряда хищных превосходное цветовое зрение; у сов светочувствительные клетки часто преобладают над цветочувствительными. И хищные, и совы разных видов, большие и малые, широко представлены на равнине, особенно по краю саванн, но чем выше в горы, тем их становится меньше - как и других птиц. Гийяр наблюдал несколько пернатых хищников в районе токовища скальных петушков, но ведь место, где он занимался исследованиями, расположено всего в полусотне метров выше саванны. Для сравнения можно сказать, что токовище у скалы Иламикипанг, которая торчит над лесом, словно нос лежащего великана, расположено на высоте около 820 м.
Гийяр видел следы оцелота по соседству с токовищем, а у пещеры, где слепили свои гнезда самки, он обнаружил отпечатки лап ягуара. Ягуарунди, тигровая кошка и другие представители кошачьих в этой области - рьяные охотники на птиц; тайры, носухи и лесные собаки тоже не прочь съесть птичку, но все они не различают цветов!
Если бы скальные петушки все время кричали и порхали вверх-вниз, они, понятно, все равно привлекли бы внимание какой-нибудь кошки. Но пернатые актеры по много минут сидят неподвижно, выступление длится всего пять - десять секунд. Покричат, исполнят свои па и снова замирают неподвижно, сливаясь - скажем, для оцелота - с фоном. Этому способствует и форма головы, не такая, как обычно у птиц, а круглая, будто лист.
Известно, что дальтоникам особенно трудно различать зеленый и красный цвета, которые являются дополнительными. Быть может, оранжево-красное оперение в этом смысле идеально сочетается с окружающей зеленью. Проделайте небольшой эксперимент с цветным снимком, на котором изображен скальный петушок. Пристально смотрите с полминуты на оранжево-красную птицу среди зелени (освещение должно быть достаточно сильным), потом переведите взгляд на лист белой бумаги. Вы увидите зеленую птицу на фоне оранжевой листвы!
Конечно, вопрос цветового зрения млекопитающих - да и птиц тоже - еще недостаточно изучен, но отнюдь не исключено, что оранжево-красная окраска скальных петушков фактически является защитной.
Гийяр сообщает, что часто видел поблизости от токовища агути1, и высказывает предположение, что это животное играет роль "сторожа" для птиц и, в свою очередь, извлекает для себя какую-то пользу. Какую именно, он не указывает, но у меня есть своя догадка на этот счет. Я тоже часто видел и слышал агути вблизи токовища скальных петушков и думаю, что тут играет роль пристрастие птицы к косточковым плодам. Косточки отрыгиваются, и на небольшом участке их накапливается довольно много, а надо сказать, что эти косточки - любимое блюдо агути! И вполне возможно, что виденный Гийяром оцелот подстерегал именно агути, а не скальных петушков, для которых кошка днем вряд ли опасна.
1(Агути - грызун размером с кролика.)
Да, повезло мне, что я смог так подробно проследить за поведением удивительно красивой и своеобразной птицы. Однако первый же день удачных наблюдений мог для меня кончиться весьма печально и стать последним днем в моей жизни...
Завороженный необычным зрелищем, я прилежно снимал, нетерпеливо перезаряжая камеру, и мне все казалось, что надо бы двигаться еще быстрее. Правая рука то и дело ныряла в углубление под скалой за новой кассетой.
Вдруг токование прервалось, птиц будто ветром сдуло. Впрочем, они быстро вернулись и заняли места среди ветвей в метре - двух над своими площадками. Крики, общее волнение, но танцы не возобновляются. Так прошло полчаса, если не больше.
У меня еще раньше было задумано сменить позицию для укрытия. Ведь токовища сместились по сравнению с прошлым годом, вот и мне не мешало слегка переместиться, чтобы лучше видеть всю арену. И решил я, раз уж все равно птицы отвлеклись, перебазироваться немедленно. Причина их волнения оставалась непонятной - никто не ступал по сухой листве по соседству, и на деревьях не появились никакие обезьяны.
Я выбрался из шалаша, потянулся, сделал два - три шага по направлению к ближайшей площадочке и повернулся лицом к своему укрытию. Там, в полумраке, чуть поблескивал объектив кинокамеры, словно глаз Циклопа. Камуфляж хороший, ничего не скажешь. Прикинув, куда теперь надо перебраться, я шагнул в сторону. Нет, не шагнул, а подпрыгнул! Там, куда я собирался опустить ступню, лежала свернутая в кольцо змея. Красивая, на золотисто-розовом фоне черные ромбы, и каждый ромб украшен двумя розоватыми пятнами. Бушмейстер - правда, не из самых больших, чуть подлиннее полутора метров.
Змея глядела на меня, я - на нее, сердце отчаянно колотилось. Палку бы... Сразу за моей правой ногой лежала палка. Я стал медленно нагибаться. Мои ступни по-прежнему находились в пределах досягаемости бушмейстера, и я внимательно следил за его шеей, чтобы уловить движение мышц, предшествующее атаке. Дотянулся до палки... К сожалению, все сучья, лежащие на лесной подстилке, изъедены здесь термитами. Эта палка не составляла исключения, но у меня не было выбора. Я давно мечтал о встрече с этой замечательной змеей, чтобы выяснить целый ряд вопросов. И вот мне впервые представился случай поймать ее.
Бушмейстер продолжал лежать недвижимо, если не считать щупающего воздух языка. Змея вся напряглась, не менее моего озадаченная внезапной встречей. Я осторожно протянул конец палки вперед, сделал паузу, потом прижал палкой шею змеи к земле. Последовал форменный взрыв. Крутились и мелькали желтые и черные кольца. И только правая моя рука приготовилась схватить змею позади головы, как палка сломалась. Бушмейстер устремился к камню, я продолжал лихорадочно орудовать палкой, и мне удалось выбросить змею прямо на токовище. Она свернулась кольцом, и сразу было видно, что змея разъярена. Кончик хвоста дрожал, она громко шипела. Я стал медленно приближаться, снова уловил момент и прижал бушмейстера к земле палкой, которая теперь была меньше полуметра длиной. Стараясь не повредить змею палкой, я ждал, когда она хоть немного угомонится. Полуоткрытая пасть резко повернулась, все змеиное тело напряглось - и снова проклятая палка сломалась! И стою я с палочкой не длиннее зубной щетки, с дурацким выражением лица, а змея улепетывает под камень...
Теперь мне стало понятно, почему птицы прервали игру и поднялись повыше. Возясь со своими кассетами, я нарушил покой змеи, которая отдыхала в норе после ночных трудов, и она решила поискать более тихий уголок. Когда же она выбралась наружу, поднятая птицами тревога заставила ее остановиться. А тут и я еще вмешался...