По небу вновь прокатился гром. Сквозь отверстия в доспехах Стелла увидела три голубоватые вспышки и услышала стук дождя по стеклу и вымощенному камнем двору. Стук капель напоминал топот тысяч маленьких ножек. Потом к этому звуку добавился ещё один — очень слабый: «Сильвия-сильвия-сильвия». Звук приближался, словно кто-то медленно подползал к ней.

Развязав завязанное в узел тело, Стелла поднялась к шлему и выглянула наружу:

— Кто здесь? Флоренс, это ты?

Ответа не последовало. Стелла решила было выбраться из укрытия, но, высунувшись наполовину, остановилась и прислушалась. Затем она вылетела из доспехов и облетела комнату. Тишина. Звенящая тишина и холод.

Она вернулась к стеклянному футляру с платьями Анной и Катариной. Только Стелла собралась расспросить платья про Флоренс, как откуда ни возьмись вновь появились Гобелены, — всё это время они ждали её, притаившись за большой деревянной дверью, а теперь выскочили и опять бросились на Стеллу.

Стелла упала на позолоченный персидский ковёр перед футляром с платьями. На этот раз Гобеленовые призраки застали её врасплох.

Второй раз ей не спастись! Неожиданно Стелла вспомнила о маме — как та протискивалась сквозь петли в воротах, возвращаясь с работы домой.

Самый большой Гобелен потянулся к Стелле, но в эту самую секунду персидский ковёр приподнялся и отбросил призрака в сторону. Подтянув к себе Стеллу, ковёр укрыл её собой.

— Меня зовут Уильям. Лежи тихо, — сказал он, — я не дам тебя в обиду.

Гобеленовые призраки раздражённо затопали по спине Уильяма. Стелла почувствовала их тяжесть. Совсем как в Лувре.

— Лежи тихо, не бойся. Пусть себе топают, — успокоил её Уильям, — Флоренс скоро придёт. Подожди чуть-чуть.

— Чуть-чуть — это сколько?

— Почти что сейчас, Страшилка Стелла. — Голос Уильяма показался Стелле прекрасным. — А я вот лежу здесь, и мне снятся летние ночи, — продолжал он.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? И почему тебе снятся летние ночи?

— Твоё имя давно мне известно. Летних ночей так мало. Они словно краткая вспышка посреди зимней тьмы. Знаешь, этой жизнью правят тени. И если ты зайдёшь слишком далеко, то можешь оказаться в опасности.

— О летних ночах я знаю много, — заявила Стелла, чувствуя, как тепло Уильяма успокаивает её. — Однажды моя мама научила меня летать. И было это как раз летней ночью.

— Вон оно что…

— А потом из мамы сшили пальто!

— А мой отец был перчат… — Уильям замолчал и прислушался.

Шум Гобеленовых призраков стих.

— А Гобелены не вернутся?

— Нет, теперь они будут держаться подальше, — ответил Уильям.

— Так твой отец был перчаточной кожей?

— Нет, он был перчаточных дел мастером! — гордо заявил Уильям.

В этот момент на один его краешек что-то опустилось.

— Hello, — послышался чей-то нежный голос.

— Это она, — сказал Уильям, — Флоренс.

Он приподнял краешек, и Стелла выглянула наружу. Кто-то поднял её вверх, и Стелла закрыла глаза в предвкушении чего-то прекрасного. И прекрасное не заставило себя долго ждать. На Стеллу словно подул лёгкий летний ветерок, а затем чей-то голос ласково произнёс:

— Я ждала тебя.

Стелла открыла глаза. Флоренс оказалась лёгкой, белой и необыкновенно красивой. Рядом с ней парила небольшая свеча.

— Наконец-то я отыскала тебя, — повторила Флоренс. — Я тебя заждалась. Thank you, Уильям.

— Уильям очень добрый, — тоненьким голоском проговорила Стелла.

— Уильям носит звание заслуженного ковра. Ему известно всё о трагедиях, жестокости, страданиях и любви. А тебе, Стелла, больше бояться — нечего. — А злые Гобелены не вернутся? Они такие ужасные… — They are здесь, но я сильнее их. Они всегда были злыми, и в прошлой жизни тоже.

— Это я поняла, — сказала Стелла, — я уже много чего повидала на своём веку.

Взяв Стеллу на руки, Флоренс полетела по залам. Она была необыкновенно чистой и безукоризненно выглаженной. Рядом с ними летела маленькая свеча. Флоренс крепко, но с любовью и искренней теплотой прижимала Стеллу к себе. Ощущения, которые испытывала Стелла, напомнили ей о Лувре, о времени, проведённом возле Виктора, и о том, как, бывало, мама носила её на руках. По телу Стеллы разлилось тепло, переросшее в бесконечное счастье.

Флоренс преодолела множество залов, наполненных различными вещами, а потом взлетела над лестницей с широкими ступеньками. Стелла заметила, что изящная Флоренс не отбрасывает тени, и улыбнулась, оскалив свой единственный клык.

Наконец Флоренс пронесла Стеллу по узенькому коридору, в конце которого оказалась винтовая лестница. Поднявшись по ней, Флоренс подняла краешек, и в стене открылась крохотная потайная дверца, больше похожая на щель.

— Сейчас мы окажемся в Кровавой башне, — объяснила Флоренс, отпуская Стеллу.

— Так вот это где, — Стелла заулыбалась.

Флоренс, а следом за ней и Стелла протиснулись сквозь дверцу-щель.

— Это Ночная башня, да?

— Да, по ночам это Ночная башня.

— Тогда я у цели, — сказала Стелла.

— Здесь множество башен — Часовая башня, башня Байворд, Белая башня…

— Да, но моя учительница говорила именно об этой башне, — перебила её Стелла, Внутри башни оказалась уютная тёплая комната с высокими полукруглыми окнами. Возле красивого стола из красного дерева стоял красный бархатный диван, а в шкафчике за стеклянными дверцами было расставлено множество пузырьков с лекарствами.

— Ой, как тут красиво, — выпалила Стелла, — и такие забавные склянки! А почему эта башня называется Кровавой?

— Потому что здесь происходили ужасные события. Много лет назад тут убили двух принцесс. Это место — что-то вроде пересадочного пункта. Отсюда легко выйти. Посмотри в окно — видишь, Темза. Её воды текут мимо множества исторических мест. — Флоренс улыбнулась. — Но first milk and tea, — сказала она. — Садись на диван, Стелла.

Стелла осторожно опустилась на бархатную подушку.

— Ты должна помочь мне отыскать Тараторку Тилию. Пиннеус дожидается меня в кладовке. Выйти оттуда он не может, потому что повсюду сигнализация.

Флоренс ещё не успела ответить, как в комнате появилось странное молчаливое привидение. Оно было совсем бледным и несло красивый заварочный чайник и маленький кувшинчик с молоком. Стелла посмотрела на стол — там были расставлены крошечные чайные чашечки белого фарфора с золотой каёмкой.

Лицо Флоренс озарила загадочная улыбка.

— Не забудь про пирожные, Сильвия, — Флоренс махнула рукой, подав знак, что пора принести еду.

Сильвия улетела и вскоре вернулась, неся блюдо с узором из бабочек. На блюде лежали безе. Стелла взяла несколько штук и поблагодарила Сильвию, а та принялась разливать по чашкам чай с призрачным молоком.

Страшилка Стелла ухватила ещё одно пирожное. Как же она обожает грызть безе!

Лучше этого нет ничего на свете! К тому же сахар необходим привидениям, ведь углеводы укрепляют тело.

— Пусть Сильвия почитает нам что-нибудь, а потом я расскажу тебе, как действовать дальше, — предложила Флоренс, прихлёбывая чай.

— А что она будет читать?

— Сильвия боится зимы, — сказала Флоренс, — с зимой у неё связаны неприятные воспоминания. Правда, Сильвия?

Сильвия не ответила. Стелле показалось, что она похожа на Эсме, привидение со Швейной фабрики. Молодая, бледная и какая-то отчуждённая.

Стелла перевела взгляд на Флоренс:

— А она не может просто забыть про зиму?

— Она оставила своих детей. И от этого ей тяжело.

— Оставила детей?

— Уильям ей помогает, — ответила Флоренс, — он обсуждает с ней свои сны. И рассказывает о летних ночах.

— Мне и самой снятся летние ночи, — сказала Стелла, представив цветущий луг, раскинувшийся за вспаханным полем возле Швейной фабрики, и вспомнив маму.

Эти воспоминания, словно фонарик, осветили её грустные мысли. «Помни, Стелла, над твоим домом всегда светят звёзды. Не забывай о них даже в минуты самой ненастной бури».

Подойдя к окну, Сильвия тут же повернулась к Флоренс и Стелле. За ней высоко в небе, светила луна. Сильвия принялась тихо декламировать:

Проглотив большой кусок пирожного, Стелла вслушалась. Внезапно её вновь охватило чувство одиночества, как и во время полёта по Млечному Пути.

Сильвия продолжала читать:

Когда Сильвия умолкла, Стелла спросила:

— Она читала специально для меня?

— Да, для тебя и для всех тех, кто тоскует, для тех, кто уже пожил и чья жизнь ещё впереди, — ответила Флоренс.

Стелла посмотрела в глаза Сильвии. Взгляд её был добрым и загадочным.

— Спасибо, — поблагодарила Стелла. Флоренс подала Сильвии знак, и та вышла из комнаты. Стелла посмотрела ей вслед. Флоренс громко вздохнула.

— Красиво, — сказала она.

Стелла посмотрела на Флоренс.

— Это стихотворение как-то связано со Второй истиной?

— Now we are talking, — произнесла Флоренс, поставив чашку на стол.

— Я боюсь, что не смогу отыскать Тилию. — Стелла запихнула в рот четвёртое безе.

— Не надо бояться страха, Страшилка Стелла. — Флоренс спокойно улыбнулась. — You know, в конце концов, только благодаря страху мы появились на свет.

— Не может быть! — Стелла прожевала безе.

— Yes. Большинство людей так и не появляются на свет. Я знаю, что такое война, и мне известно, насколько сильным бывает страх.

— Ты была на войне?

— Yes. Ужаснее войны нет ничего на свете.

Стелла смотрела на Флоренс.

— Ур-рг! — сказала она. — А я вот на войне ни разу не была. Зато я потеряла маму.

Флоренс улыбнулась:

— Маленький мой птенчик… Я знаю.

— Я жадная и непослушная. Так считает Кошмарис Дамаск, мой тряпочный дядюшка.

— Просто оставайся собой, Стелла. Когда я была человеком, меня часто называли упрямой, тяжёлой, слишком романтичной, говорили, что я жалею саму себя.

— Ой, — удивилась Стелла, — тяжёлой? Ты часто попадала под дождь и намокала? И от этого становилась тяжёлой и ужасной?

Флоренс рассмеялась.

— Говорили, что я железная, но я часто чувствовала себя одинокой, и мне было грустно. Больше всего на свете мне хотелось помогать другим людям. Я стремилась облегчить их страдания. Альтруизм — это прекрасно.

— Альтруизм? Какое странное слово…

— Это когда ты прежде всего заботишься о других.

— Я тоже хочу быть железным привидением, — заявила Стелла. — А ты многим людям помогла?

— Ye-s-s-s, — Флоренс скромно кивнула. — Я работала в больницах и лазаретах.

— Лазареты? Забавное слово.

— Да уж… Лазарет — это военная больница. Нам ведь нужно облететь весь мир, и для этого нам отпущено five световых лет. Мы должны многое пережить и многое испытать. Поэтому я… — Внезапно замолчав, Флоренс поднялась и подлетела к шкафчику. — Я дам тебе кое-что, Стелла. — Она открыла дверцы и достала какой-то круглый диск на двух резиновых трубочках.

Внимательно осмотрев вещицу, Стелла взяла её.

— Ух ты, какая занятная штуковина, — сказала она, — а что это такое?

— Стетоскоп.

— Перископ?

— No, по. Мы же не под водой.

Это для того, чтобы лучше слышать.

Для того, чтобы услышать, как бьётся человеческое сердце. Пусть он поможет тебе, Стелла. Вслушивайся в каждый удар сердца и постарайся осознать, какое это чудо. Тебе известно, что такое чудо?

— Чудо — это волшебство. Я послушаю, как бьётся сердце у Пиннеуса. Да этот маленький толстяк и сам сможет послушать! А когда я вернусь домой, на Швейную фабрику… То есть если я вернусь домой… — поправилась она, — то положу этот микроскоп… нет, пери… то есть стетоскоп! Я положу стетоскоп в секретный невидимый ящичек, где уже лежит книжка в кожаном переплёте, — мне дал её Виктор из Лувра. А ты знаешь Виктора?

Флоренс мягко рассмеялась:

— Маленький мой птенчик, ну, конечно, я знаю Виктора из Лувра. И Софию Страхомудрую тоже знаю, и…

— А Магическую Мульду ты знала?

Флоренс отрицательно покачала головой.

— Она была моей мамой. Хотя она, наверное, не такое знаменитое привидение. Или ещё им не стала, — добавила Стелла, вспомнив, что в Промежуточном времени они одни, в Прошлом были другими, а в Будущем им ещё предстоит кем-то стать. Об этом гласит Первая истина.

— Люди должны быть человечными. Они должны совершать лишь добрые поступки. Я многим была вместо матери. Но после моей смерти обо мне забыли. Понимаешь?

— Нет, — ответила Стелла. — А ты знаешь Ажурную Августу, маму Тараторки Тилии?

Однако Флоренс оставила её вопрос без внимания и продолжала:

— Неужели я заслужила только забвение?

— В один прекрасный день моя мама непременно вернётся, — упрямо произнесла Стелла.

— Тебе надо добраться до больницы Святого Фомы, — наконец сказала Флоренс. — Там ты отыщешь Тилию. Предупреждаю — тебе надо в новую больницу Святого Фомы, а не в старую.

— В новую?

Флоренс кивнула.

— Да, ориентир — большая светлая лампа. — Флоренс вытерла краешком пятно от молока, вообще-то, это моя старая лампа. Теперь они спрятали её в стеклянный футляр. Найдешь её — значит, справишься и с заданием. Знаешь… чтобы зажечь свет, его надо сперва погасить.

— А твоя старая лампа как-то связана со Второй истиной?

Флоренс посмотрела на Стеллу:

— Ты поняла, о чём гласит Вторая истина?

— Ну, честно говоря, нет, — ответила Стелла.

— Она раскрывает тайну рождения и смерти. Люди рождаются, а потом им суждено умереть.

— А почему люди должны умирать? — Стелла уселась поудобнее. — Почему бы им просто не жить? А то столько работы нам…

— Стелла, но ведь именно поэтому мы, привидения, и существуем. Время — всего лишь обман. Наше предназначение — существовать ради людей.

— Но почему?

— Они должны понять, что не всё в этом мире так, как им кажется.

Стелла молча слушала Флоренс.

— Новорождённых детей заворачивают в маленьких привидений. Людям кажется, что маленькие привидения — это детские пелёнки.

— Да, они похожи на пелёнки. Вот Тимиан, например, — вылитая пелёнка!

Флоренс продолжала:

— Старыми привидениями накрывают умерших людей. Это важнейшее предназначение старых привидений, такое прекрасное и умиротворяющее!