Я стала фавориткой султана, или, как это официально называлось, избранницей его сердца, и моя жизнь превратилась в волшебное приключение в стране чудес с ее неисчислимыми богатствами и экзотическими обычаями.

Абдул, пожелавший, чтобы я так его называла, объяснил мне, что обычно он не живет в пустыне. Это он устроил себе своего рода каникулы, решив пожить жизнью, какой жили его предки. Разумеется, поступления от экспорта нефти позволяли ему привнести в эту жизнь некоторые элементы роскоши, которой не знали его предки, как, например, шелковые занавесы в его шатре и все современные удобства. У него была целая батарея сотовых телефонов, с помощью которых он поддерживал связь со своей столицей и международными биржами ценных бумаг, а если ему надоедала жизнь в пустыне, личный вертолет моментально переносил его туда, куда ему хотелось. Для исполнения всех его желаний у него в руках был современный эквивалент волшебной палочки — несметные богатства.

В тот день, когда мы открыли для себя друг друга, мы до самого вечера занимались любовью, спали и снова занимались любовью. Потом он сказал, чтобы я приготовилась к совместной вечерней трапезе. Меня отнесли в паланкине в мой шатер, куда были доставлены мои чемоданы, брошенные в «Хилтоне». Я заглянула в свою косметичку и с облегчением увидела, что вся моя косметика на месте.

Абдул заказал для меня костюм, который мне предстояло надеть в этот вечер, и он уже лежал наготове. Он состоял из длинной юбки до пола и топа, заканчивавшегося под грудью. Между топом и юбкой — голое тело. Костюм был изготовлен из золотистой ткани.

Готовясь к вечеру, я подумала, какое место в моей классификации мужчин мог бы занять Абдул. Беда в том, что он был настолько великолепен, что не подпадал ни под одну категорию, если только не напрячь воображение и не представить себе «Хилтон», «Дорчестер» и «Ритц», вместе взятые.

Может быть, лучше оценить его по «фактору рычания»? Это была еще одна моя система оценки мужчин. Она была более гибкой. Настоящий мужчина издавал глубокий горловой звук радостного предвкушения, который сразу же находил отзвук в моем теле. Если мужчина был не столь великолепен, но все же привлекателен, рычание походило скорее на мурлыканье. «Фактор рычания» оценивался по десятибалльной системе. Клайв, например, оценивался в семь баллов, Рэнди получал пять (в свое время я бы оценила его выше, но с тех пор я многому научилась). Майлс получал восемь баллов, Варвар и Джек — по семи. Я знала Абдула всего несколько часов, но уже обнаружила, что его «фактор рычания» так высок, что зашкаливает.

Когда я закончила макияж и надела костюм, который прислал Абдул, Зуфия накинула мне на плечи плащ. Он был тоже из золотой ткани и скреплялся застежкой из чистого золота, усыпанной бриллиантами. Я уселась в паланкин, шторки которого на сей раз были раздвинуты, откинулась на белые атласные подушки, и меня вынесли из шатра.

Уже стемнело. Впереди, освещая дорогу, шли мужчины с зажженными факелами. Вся процессия направилась через весь лагерь к шатру, из которого доносилась мелодия, исполняемая на свирелях в сопровождении барабанов. «По-видимому, мы с Абдулом будем ужинать не одни», — подумала я.

Наконец впереди показалось место празднества. Люди образовали круг, наблюдая, как в его центре кружатся и прыгают танцоры. Абдул восседал на помосте в белом бурнусе с золотыми шнурами. Паланкин опустили на землю перед ним, и он поднялся на ноги. Музыка стихла, остановились танцоры. Глаза всех присутствующих устремились на нас. Он подошел к паланкину и помог мне выйти.

— Ты сегодня прекраснее, чем всегда, яркая звезда моей жизни, — сказал он. — Иди займи свое место рядом со мной.

Он повел меня на помост и усадил на приготовленное для меня место. Все низко поклонились. Мне не верилось, что это происходит со мной.

К нам приблизилась процессия женщин, каждая из которых держала в руках черную коробочку. Первая опустилась предо мной на колени и по знаку Абдула открыла коробочку, где на черном бархате лежало тяжелое ожерелье из бриллиантов и сапфиров.

— Это твое, — сказал он.

Я тихо охнула и хотела взять его в руки, но он остановил меня.

— Посмотришь потом, — сказал он, — это еще не все. — Он жестом указал на остальных женщин в процессии. — Каждая из них принесла подарок для тебя.

Он щелкнул пальцами, и место первой заняла вторая женщина, которая тоже открыла коробочку. Там лежали бриллиантовая тиара и бриллиантовые серьги. У следующей женщины был жемчужный эгрет, потом последовали рубины, изумруды, золото, серебро. И все это было для меня.

— Не верю своим глазам, — тихо произнесла я, когда процессия наконец подошла к концу.

Абдул рассмеялся и извлек откуда-то еще одну коробочку. В ней находились два золотых браслета и серьги, усыпанные бриллиантами. Он собственноручно надел их на меня.

— А теперь, — объявил он, — мой последний дар тебе: офицер, который так неуважительно обошелся с тобой, когда привез тебя сюда.

Он щелкнул пальцами, и, к моему удивлению, стражники ввели человека со связанными руками. Это был Уильям.

Остановившись, они подтолкнули Уильяма, так что он упал передо мной на колени. Он дрожал.

— Ты оскорбил мою фаворитку, — холодно произнес Абдул. — За это ты приговариваешься к смертной казни.

Уильям сбивчиво заговорил на языке, которого я не понимала, но догадывалась, о чем шла речь. Уильям, видимо, объяснял, что несправедливо наказывать его, поскольку он не знал, что я стану фавориткой. Я совсем не желала ему смерти (хотя меня обрадовало, что высокомерное выражение исчезло с его лица), но публично оспаривать приговор султана было делом рискованным.

Я наклонилась к Абдулу и прошептала:

— Я не сержусь на него, ведь он думал, что я преступница.

— Ему следовало быть более дальновидным, — невозмутимо заявил Абдул.

— Но я не хочу, чтобы наша любовь начиналась с кровопролития, — умоляющим тоном сказала я. — Ты осыпал меня дарами. Но я осмелюсь попросить у тебя еще один подарок.

— Хочешь, чтобы я заменил ему смертную казнь пожизненным заключением?

— Я хочу, чтобы ты освободил его.

Абдул нахмурился. Потом, видимо, решился. На его поясе висели усыпанные драгоценными камнями ножны. Достав из них сверкающий нож, он подал его мне.

— Перережь либо его путы, либо горло. Оставляю выбор за тобой.

Я спустилась туда, где перед помостом стоял на коленях Уильям, и перерезала веревки, связывающие его руки. Встретившись с ним взглядом, я увидела в его глазах ненависть. Ему очень не хотелось быть обязанным мне. Это выражение исчезло с его физиономии так быстро, что я даже подумала, будто мне показалось, и он рассыпался в благодарностях.

Когда я снова села рядом с Абдулом, он сказал, убирая нож в ножны:

— Ты совершила ошибку, в которой тебе, возможно, придется раскаяться. Мой народ не понимает прощения.

— Чего мне бояться, если ты рядом и защитишь меня?

— Ты права, моя яркая звезда. Бояться нечего.

Уильям все еще что-то быстро говорил, хотя стражники пытались увести его прочь. Абдул сказал:

— Он предлагает тебе в услужение свою дочь Мумтаз.

— С удовольствием возьму ее, — решительно сказала я.

Уильям снова принялся благодарить и клясться в вечной преданности, но на сей раз стражники, заметив недовольное выражение лица Абдула, увели его насильно.

Абдул хлопнул в ладоши, и снова зазвучала музыка, и закружились танцоры. Внесли и поставили у наших ног подносы со сладостями. Абдул помогал мне выбирать самые вкусные вещи и время от времени сам клал мне в рот особенно аппетитный кусочек. На мой вкус, кушанья были слишком пряными и слишком сладкими и пропитаны особым сиропом, который назывался сахарным клеем.

Я видела, как люди бросали на меня любопытные взгляды, прикидывая, какое влияние будет иметь эта незнакомка, но никто не проходил мимо, не поклонившись мне. Наконец праздник закончился, и меня отнесли в шатер Абдула. Паланкин сопровождали почти все присутствующие, некоторые танцевали рядом с паланкином, пользуясь случаем разглядеть меня. Некоторые бросали мне цветы. В тот вечер я чувствовала себя королевой.

Когда мы остались одни, Абдул обнял меня, но его дальнейшие действия прервал телефонный звонок. Он раздраженно вытащил из-под подушки телефонную трубку и прорычал:

— Надеюсь, это что-то чрезвычайное.

Послушав мгновение, он сказал:

— Ладно. Дай ему трубку. — Он передал мне телефон. — Твои друзья отказываются уезжать без тебя. Поговори с ними, чтобы не возникло дипломатического конфликта.

Я услышала голос Сакса:

— С тобой все в порядке, Хани?

— Со мной все хорошо, Сакс.

Пока я разговаривала, Абдул расстегнул на спине мой топ, потом обхватил ладонями мои груди. Его манипуляции с сосками мешали мне думать, но прояснили одно: я хотела остаться с ним.

— Они тебя не обидели? — выспрашивал Сакс.

— Н-нет. Все хорошо, — убеждала его я, чувствуя, как по телу пробегает дрожь удовольствия. О да, все было хорошо.

— Мы сейчас в аэропорту, и целая орава солдат держит нас под прицелом…

Абдул, расстегнув корсаж, принялся стаскивать с меня юбку. Наконец он спустил ее с ног, и я осталась голой. Он поднялся на ноги и, сняв с себя одежду, остановился надо мной, расставив ноги. Его гигантский пенис, гордо поднятый вверх, ждал меня, требовал моего внимания, чуть ли не угрожал мне.

Я не могла оторвать от него взгляд.

— Вы должны улететь следующим самолетом, — сказала я Саксу, едва понимая, что говорю. Абдул перевернул меня на живот и подложил под бедра подушку. — Не рискуйте, — пробормотала я в трубку.

— Очень мило, Хани, что ты заботишься о нас. Но как ты могла подумать…

О Боже, Сакс, закругляйся поскорее. Пальцы Абдула скользнули между моими ногами, они прикасаются там, где все влажно, скользко и ждет его.

— …что я сбегу и брошу тебя…

Он опустился на колени между моими ногами и вводит свое смертоносное оружие… медленно… очень медленно…

— …в чужой стране. Я потребовал, чтобы вызвали британского консула…

…Медленно… еще и еще… рывок и отход… рывок и отход… мне очень нравится эта поза… возбуждаются самые неожиданные места, а Абдул — настоящий специалист в деле секса.

— …но, кажется, этого не добиться. Однако как только я вернусь в Англию…

Возвращайся в Англию, Сакс, и чем скорее, тем лучше. Оставь меня наслаждаться Абдулом. Его пальцы раздвигают мои ягодицы и проникают внутрь, а его пенис по-прежнему внутри меня. Мне так хорошо, как не было с Варваром и Джеком. А ведь Абдул — всего один мужчина. И мне не нужно другого.

— …я позабочусь о том, чтобы об этом постыдном инциденте…

Теперь его другая рука прикасается ко мне впереди… дразнит меня… возбуждает… Чудесно… великолепно…

— …узнали все…

Мое тело горит… наслаждение достигает высшего накала.

— …Я устрою скандал…

Я не в состоянии больше слушать. Оргазм следует за оргазмом. Чисто физическое наслаждение обрушивается на меня подобно водопаду, я судорожно глотаю воздух.

— Сакс, прошу тебя, не делай этого, — с трудом произнесла я. — Не надо скандала. Не говори никому. Я остаюсь здесь добровольно.

— Не верю.

— Это правда, поверь.

Абдул стоит рядом со мной на коленях, его пенис совсем близко от моих губ, соблазняет меня.

— Хани, ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты сама решила остаться?

— Да, Сакс. Клянусь, это так. Я хочу остаться. Больше всего на свете я хочу остаться.

Головка прикоснулась к моим губам. Я отшвырнула телефон, раскрыла губы, чтобы принять его, и все началось снова.

Мне сразу же не понравилась Мумтаз, дочь Уильяма. Она была примерно одного возраста со мной, крупная, с чувственными чертами лица и такой фигурой, которая заставляла предполагать, что она ест слишком много сладостей. Правда, это ничуть не портило ее красоты в глазах местных почитателей. Камарские мужчины обожали толстушек. Подозреваю, что они считали меня слишком тощей и недоумевали, чем я могла привлечь внимание Абдула.

А чудесные каникулы в пустыне тем временем продолжались. Абдул предоставил мне белую кобылу, и мы вдвоем с ним уезжали верхом на прогулки среди песчаных дюн, рано или поздно встречая на пути какой-нибудь оазис, где все уже были предупреждены о нашем приезде. Нас ждали прохладный шатер, чтобы отдохнуть, фрукты и кофе, чтобы подкрепиться, и интимная обстановка, чтобы утолить нашу страсть. Разгоряченные и возбужденные верховой ездой, мы бросались в объятия друг другу, как пара ненасытных тигров.

Мы хотели друг друга постоянно. В любое время дня и ночи мы были готовы заняться любовью. Абдул, между прочим, поведал мне, что первая женщина была у него в двенадцатилетнем возрасте и что потом он многому научился. Теперь, когда ему было за тридцать, у него за плечами были долгие годы практики и экспериментов. Было бы трудно назвать такие виды искусства любви, которые он не испробовал на личном опыте. Он умел как угодно долго сдерживать свой оргазм, заставляя меня многократно достигать вершин наслаждения, оттягивая свой кульминационный момент путем одному ему ведомых усилий, которые казались сверхчеловеческими.

Ни один из мужчин, с которыми я раньше наслаждалась сексом, не был столь изобретательным в любви, кроме, пожалуй, Майлса, хотя и его выдумки бледнели по сравнению с неистощимой фантазией Абдула.

Он обожал стянуть с меня простыню, когда я спала, и, сунув голову между ногами, целовать и дразнить меня до тех пор, пока я не просыпалась от оргазма.

Я думала, что такой гордый мужчина, возможно, не захочет, чтобы я, занимаясь любовью, была сверху, но он был настолько убежден в своем превосходстве, что это его ничуть не беспокоило, и он очень любил, когда я, оседлав его, сама руководила его проникновением в мое тело, иногда наклоняясь вперед, чтобы он мог обласкать мою грудь, иногда отклоняясь назад, чтобы подразнить и помучить его.

Но больше всего он любил, когда я напрягала внутренние мышцы, которые стали сильными и натренированными за короткий, но интенсивный период моей половой жизни.

Я мягко и нежно сжимала эти мышцы, когда он находился глубоко в моем теле, и он стонал от невыносимого восторга, умоляя проделать это еще и еще раз. В такие моменты я чувствовала себя победительницей, потому что он становился моим любовником-рабом, как и я была его рабыней. И когда мы, утомившись любовью, лежали рядом и моя голова покоилась на его груди, я слышала, как он шепчет:

— Пока не погаснет последняя звезда…

Пришло время возвращаться в столицу. Я видела только небольшую часть города, примыкающую к побережью, а дворец Абдула находился в противоположном конце. Увидев дворец впервые, я подумала, что это одно из семи чудес света. Это было огромное сооружение, простиравшееся, очевидно, на несколько миль и построенное из сверкающего белого мрамора с крышей из чеканного золота. Дворец так сверкал, что мне пришлось прикрыть глаза. Это очень позабавило Абдула.

Бок о бок с Абдулом мы въехали верхом в ворота, но потом сразу же разделились: для меня были приготовлены Розовые апартаменты, чтобы отдохнуть с дороги, а его ждали важные государственные дела.

Апартаменты были великолепны. Они состояли из пяти больших комнат, в одной из которых находилась ванна, больше похожая на плавательный бассейн небольшого размера, устроенный ниже уровня мозаичного пола. Рядом находилась спальня с кроватью около десяти футов шириной под балдахином из розовой парчи. Одну комнату целиком занимали гардеробы и прочные сундуки для хранения белья и стоивших целое состояние драгоценностей, подаренных мне Абдулом. А еще одна комната, по-видимому, объединяла в себе гостиную и столовую и размерами походила на банкетный зал. В одном ее конце размещался экран размером 12x8 футов, задернутый шторами, а также огромный шкаф с полками, на которых аккуратно располагались самые разнообразные видеокассеты. Любой фильм, который я пожелала бы посмотреть, можно было заказать и получить в течение двадцати четырех часов.

Там был также сад, где можно было отдохнуть под деревьями, полюбоваться экзотическими растениями или послушать крики павлинов. Мое уединение защищали высокие стены, утыканные сверху шипами, острия которых были обращены наружу.

Мои служанки приветствовали меня в Розовых апартаментах. Среди них была и Мумтаз. Я старалась относиться к ней хорошо, но мне это не удалось. Это была хитрая, двуличная девица, которая любила подслушивать, а ко мне она относилась внешне подобострастно, но с некоторым пренебрежением. Она явно считала меня виновной в позоре своего отца, который, хотя и находился на свободе, был разжалован.

В тот вечер меня особенно тщательно готовили к встрече с Абдулом. Меня искупали в воде, надушенной пачулями и апельсиновым цветом. Потом Мумтаз припудрила мое тело сандаловым порошком. Неожиданно я почувствовала, как что-то царапнуло мое плечо, и поморщилась от боли. Царапина была довольно глубокая, такую не сделаешь, задев ногтем. Но в пуховку, которой припудривала меня Мумтаз, можно было спрятать сколько угодно булавок!

В ту ночь, когда мы занимались любовью, Абдул заметил царапину и пожелал узнать, откуда она. Я рассказала ему, что случилось, и он немедленно встал, надел халат и приказал привести к нему Мумтаз. Она стояла, потупив взгляд, но время от времени искоса на него поглядывала. Абдул сделал ей строгое внушение за небрежность, но, когда она ушла, отказался выполнить мою просьбу прогнать ее.

— Это было бы слишком неудобно, учитывая то, каким образом она попала в твое услужение, — задумчиво сказал он. — Я позабочусь, чтобы в дальнейшем она была более осторожна. А теперь, звезда моя, вернемся к более приятным занятиям.

Больше у меня не было времени думать о Мумтаз. Несмотря на то что Абдул часто ссылался на важные государственные дела, жизнь в султанате шла своим чередом при минимальном вмешательстве с его стороны. Не прошло и недели после нашего приезда, как он предупредил меня, чтобы я была готова к отъезду, и несколько минут спустя вертолет доставил нас в аэропорт, где уже ждал на взлетной полосе его личный реактивный самолет с работающим мотором. Ту ночь мы провели в казино в Монте-Карло.

Абдул выглядел красивее, чем всегда, в черном фраке с галстуком-бабочкой. Он много проиграл, но едва ли даже заметил это. Для него важнее всего был азарт. Он сунул мне в руку толстую пачку денег и пожелал хорошо повеселиться. В ту ночь я поняла, что азартная игра могла отвлечь его мысли от физического удовольствия. Один раз я попыталась привлечь к себе его внимание, но он лишь посмотрел сквозь меня холодным, напряженным взглядом.

Мы покинули казино лишь под утро. По пути к отелю Абдул не проронил ни слова. Он спустил два миллиона фунтов и был словно в шоке, хотя я знала, что сумма проигрыша для него была пустяком. Добравшись до наших апартаментов в отеле, он бросился на постель и лежал, уставившись в потолок. Я принялась раздевать его, сняла галстук, расстегнула утонувшие в воланах пуговицы сорочки. Я целовала его в загорелую грудь, а он лишь смотрел на меня равнодушным взглядом, словно удивляясь, зачем я здесь и что делаю.

Он не сопротивлялся, пока я снимала с него остальную одежду, время от времени поворачивался, чтобы облегчить мне работу, но сам как будто отсутствовал и даже не обратил внимания на меня, когда я сняла одежду с себя. Его пенис был спокоен, ничуть не возбужден, и Абдула это, вопреки обыкновению, ничуть не заботило. Я заставила его перевернуться на живот и принялась массировать его тело, не вкладывая в свои действия никаких чувств, как профессиональная массажистка. Я растирала его спину круговыми движениями до тех пор, пока не почувствовала, что он расслабился, и только тогда я уселась на него верхом так, чтобы он мог почувствовать внутреннюю поверхность моих бедер кожей своих ягодиц. Из этого положения я могла обработать его шею и плечи. Я двигалась то вперед, то назад, чтобы он спиной ощущал мягкий контакт с моей кожей. Глаза его были закрыты, но теперь он их открыл, и я почувствовала, что он оживился.

Я соскользнула с него и принялась массировать его поясницу. Пальцы мои иногда как бы нечаянно на мгновение забирались между его ногами. Он раздвинул пошире бедра. Я поняла, что привлекла наконец его внимание, и прикоснулась кончиком языка к его коже. Он рассмеялся и перевернулся на спину, заставив меня радостно улыбнуться.

Мои усилия были не напрасны: его пенис гордо стоял в вертикальном положении. Я взяла его в руки и принялась целовать, как это делала в тот первый день, а когда почувствовала, что он стал еще тверже, я опустилась на него. Он вошел глубоко внутрь, и я удовлетворенно вздохнула. Так я чувствовала себя хозяйкой положения, потому что сама могла регулировать его погружение в мою плоть.

Я ощутила приближение оргазма, но попыталась сдержать себя. Поняв это, Абдул заставил меня вытянуться на нем во всю длину, а потом одним быстрым движением перевернулся вместе со мной и, оказавшись снова наверху, быстрыми и напористыми рывками довел меня до оргазма, независимо от того, хотела я этого или нет. Он снова отобрал у меня инициативу, и я поняла, зачем ему это понадобилось. Сегодня он был не таким, как всегда, и мое доминирующее положение, по-видимому, показалось ему угрожающим, хотя обычно он не придавал этому значения. Но я была довольна уже тем, что он вышел из состояния ледяного безразличия. Я убедила себя, что это главное, а все остальное не имеет значения.

Но когда все закончилось, я заметила, что он смотрит на меня странным взглядом, который был мне непонятен. На следующий день мы возвратились в Камар, пробыв в Монте-Карло менее суток.

Однажды вечером Абдул пришел в Розовые апартаменты раньше, чем обычно. Я еще не успела вытереться после ванны и, услышав его голос, заставила себя поторопиться.

Задержавшись перед входом в спальню, я услышала, как он спрашивает кого-то:

— Почему ты это сделала?

И голос Мумтаз:

— Потому что, ваше величество, вы не должны обманываться насчет этой женщины.

С некоторым злорадством я подумала, что наконец-то Мумтаз получит по заслугам. Я не раз видела, с какой жадностью и завистью она разглядывает мои драгоценности, и дважды заставала ее примеряющей мои сапфиры, которые, как казалось Мумтаз, были особенно ей к лицу.

Войдя в спальню, я увидела целый ворох газет, разбросанных на кровати. Это были европейские газеты, и во всех были напечатаны мои снимки — обнаженной и не совсем, — сопровождавшиеся пикантными историями моих отношений с Рэнди, Майлсом и Варваром. У меня перехватило дыхание. Абдул никогда не спрашивал меня о мужчинах в моей жизни. Интересно, что он скажет теперь?

— Видите, как она жила в прошлом? — презрительно заметила Мумтаз.

Сказав это, она сильно просчиталась. Абдул холодно взглянул на нее.

— Ты ошибаешься. Моя избранница не существовала до того, как стала моей. Никакой прошлой жизни у нее не было. А теперь убирайся с моих глаз.

Мумтаз испуганно выскочила из спальни.

— Она не может оставаться у меня, — сердито сказала я.

Абдул пожал плечами:

— По-видимому, не может. Эти ссоры меня утомляют. Я отошлю ее прислуживать моей престарелой матушке. Мама — настоящий тиран, она быстро поставит ее на место.

— Я хочу, чтобы ее немедленно удалили из дворца, — сердито прервала его я, возмущенная отсутствием сочувствия с его стороны.

— Полно, звезда моего сердца, вопрос закрыт. А мы должны заняться более приятными вещами.

Он не желал больше говорить об этом, и вскоре меня закружило в вихре нашей взаимной страсти. Мумтаз на следующий день исчезла, и я постепенно забыла о ней. Абдул был по-прежнему предан мне. Он продолжал осыпать меня драгоценностями, но больше всего я дорожила безупречной жемчужиной, которую он подарил мне в наш первый день. Она имела для меня большее значение, чем все прочие драгоценности, которые казались какими-то безликими.

Потом, хотя это было очень странно в сложившихся обстоятельствах, я вдруг начала все чаще вспоминать о Стиве. Я вспоминала, как он был добр и как, подавив свои желания, он отпустил меня идти своей дорогой, чтобы не сломать мне жизнь. Однажды я проснулась вся в слезах, потому что он мне приснился, и Абдул озабоченно тряс меня за плечо.

Он спросил, что мне приснилось, и я ответила первое, что пришло в голову:

— Мне вспомнилось то, что когда-то, очень давно произошло со мной…

— Этого не может быть, потому что до меня у тебя не было жизни, — сказал он, и мне показалось, что я услышала угрожающую нотку в его голосе. Может быть, я произнесла во сне имя Стива?

Днем я тоже думала о нем. Интересно, как сложилась бы моя жизнь, если бы он остался в Англии и ждал меня? И иногда жизнь в Камаре казалась мне совершенно нереальной. Я жила как тепличное экзотическое растение. Мне было нечего делать, кроме как доводить до совершенства собственное тело, чтобы в любой момент быть готовой принять Абдула и заняться с ним фантастическим сексом.

Секс, уж поверьте, был по-прежнему фантастическим. Но он стал всей моей жизнью, и я начинала понимать, что мне этого недостаточно. Проходили недели, потом месяцы, а мне не нужно было ни о чем думать. Я словно спала под наркозом, и мне хотелось поскорее проснуться.

Мой мозг продолжал работать, даже когда я занималась любовью с Абдулом, и он, будучи человеком очень чувствительным, вскоре понял, что мое внимание уже не принадлежит ему полностью. Однажды он, скорее, чем обычно, удовлетворив свое желание, вместо того чтобы заснуть в моих объятиях, поднялся и, вежливо пожелав мне спокойной ночи, ушел. Я, как ни странно, была даже рада этому. Потому что, оставшись одна, я могла безбоязненно думать о Стиве.