Когда я вернулась, бедный Леонард чуть не потерял сознание от облегчения. Я с одного взгляда поняла, что это ужасное происшествие свело на нет результаты всех моих усилий, поэтому немедленно приступила к работе, чтобы компенсировать ему испорченное удовольствие. Все-таки это я была виновата в том, что по неосторожности захлопнула дверь. Правда, ему я об этом не сказала.

— Ты один виноват в этой неприятности, — строго заявила я. — К счастью для тебя, я сумела справиться с критической ситуацией.

— Да, ты это умеешь, — невнятно произнес он. — Теперь все в порядке, не так ли?

— Если ты спрашиваешь, решила ли я возникшую проблему, то я отвечу «да». Но что касается тебя, то я намерена применить очень суровое наказание.

Я ударила его палкой, и после третьего удара его пенис восстановил утраченную силу. Более того, эрекция была настолько сильной, что ему пришлось приподнять зад, чтобы освободить место для напрягшегося пениса. В таком положении его зад сам напрашивался на порку, и я принялась методично обрабатывать его палкой, пока ягодицы не приобрели ярко-красный цвет.

— Хани, — взмолился он, — иди ко мне. Быстро!

Я освободила его ноги, но не запястья, и перевернула на спину. Его мощный пенис стоял под углом семьдесят градусов.

— Неужели ты оставишь меня в таком состоянии? — с трудом дыша, сказал он.

— Да, — просто ответила я.

Содрав с себя панталончики, я уселась на него верхом. Он чуть не умер от радости. Я тоже развеселилась, с вожделением поглядывая на огромный пенис, который должен был вскорости оказаться внутри меня. Он был просто великолепен!

Не теряя времени, я опустилась на этот могучий ствол. Внутри у меня все пульсировало в радостном предвкушении, и Леонард меня не разочаровал! Он сразу же достиг оргазма, но отнюдь не утратил силы. Второй оргазм последовал сразу же после первого, но он все еще был полон энергии. Я поднималась и опускалась, как будто скакала верхом на коне, но при этом умудрилась протянуть руку назад и легонько сжать его яйца. Он зарычал в экстазе.

Я ускорила темп, позволяя ему проникнуть как можно глубже, и тут же почувствовала приятную дрожь во всем теле. Этот человек умел поддерживать себя в состоянии боевой готовности как угодно долго, и, прежде чем все закончилось, каждый из нас четыре раза достиг оргазма.

Когда я освободила его от наручников и мы оба лежали довольные в объятиях друг друга, Леонард вдруг сказал:

— Хани, выходи за меня замуж.

— Дорогой, это очень милое предложение, — сказала я, искренне тронутая его словами, — но мне кажется, что это не очень удачная идея.

— Это самая удачная идея из всех, которые у меня появлялись. С тобой я смог бы подняться до больших высот.

— Я это видела, — пробормотала я.

— Я не это имею в виду. С твоей помощью я смог бы стать даже премьер-министром.

Мне не хотелось обижать его, поэтому я удержалась от смеха, когда представила себе, как следую за ним по всему миру на различные международные саммиты, пряча в дипломате палки, розги и наручники и выполняя таким образом свой долг перед нацией.

Я поцеловала его.

— Дорогой Леонард, ты очень мне нравишься, и я очень бы хотела ответить «да», но не могу. Однако я всегда буду с благодарностью помнить о том, что ты сделал мне предложение.

Он вздохнул:

— Ничего. Попытка не пытка.

В тот вечер он окончательно очаровал меня еще одной просьбой. Он попросил до утра остаться в его постели. Я отказалась, потому что для него это было рискованно, и уехала из отеля на рассвете, пока назойливый Престон о чем-нибудь не пронюхал.

Я упомянула об этом, потому что именно на этом основывались наши отношения с Леонардом: мы были друзьями и сексуальными партнерами. Когда мы бывали вместе, его не смущало, что мы с ним проделываем весьма странные вещи, потому что он знал, что может мне доверять. Даже перестав встречаться регулярно, мы остались друзьями. Наша связь закончилась естественным образом, когда он начал ухаживать за одной порядочной женщиной. Она была на несколько лет старше его и относилась к нему по-матерински покровительственно, так что я неприметно отошла на задний план, искренне желая, чтобы у них все получилось. Он сказал мне, что я в любое время могу рассчитывать на его помощь, и я была ему очень благодарна за это. Другой мужчина на его месте, возможно, стал бы опасаться шантажа с моей стороны, но Леонард в некоторых отношениях был очень наивен. Или просто был уверен в том, что я никогда не причиню ему зла. Я открыто рассказываю обо всем этом теперь по одной лишь причине, о которой вы узнаете в последней главе.

Леонард помог мне взглянуть на себя с другой стороны. Кое в чем он был прав: я была сильной женщиной — конечно, не той властной школьной учительницей, которая владела его фантазиями, но тем не менее я была крепким орешком и умела постоять за себя в этом мире.

Я знала, кем была. Я была бимбо. Это название не оскорбляло меня, из своей сексапильности и доступности я сотворила образ очень милой бимбо, и, учитывая мою одержимость сексом, мне это нравилось. Однако мне шел двадцатый год, и я чувствовала, что пора приобрести какой-то более элегантный образ, потому что бимбо-перестарок — зрелище не из приятных. Пора было расставаться с экстравагантным стилем в одежде, и я стала захаживать в бутики, где продавалась готовая одежда самых известных домов моды. Для изделий от кутюр я была маловата ростом, но мне всегда шел классический стиль, а простой силуэт зрительно увеличивал мой рост.

В то лето у меня было много работы и, если бы не тоска по Стиву, я могла бы быть вполне довольна жизнью. Одна косметическая фирма пригласила меня открыть новую линию товаров, которая называлась «Успех». Работая с ними, я получила массу удовольствия. Я снималась также в рекламе для телевидения — меня снимали крупным планом, и я говорила о том, что красота — залог моего успеха (что было правдой лишь наполовину). Меня приглашали для участия в телевизионных шоу вместе с другими знаменитостями, но все это был преходящий успех, а мне хотелось чего-то более надежного.

Однажды мне позвонил Майлс.

— Дорогая, — сказал он, — не окажешь ли мне одну услугу? Один мой приятель хотел бы встретиться с тобой и попросил меня организовать это.

— Кто он такой?

Майлс назвал его имя, которое я обещала не упоминать. Но на меня оно, безусловно, произвело впечатление.

Мы назначили встречу через две недели. Фил и Донни основательно поработали надо мной, чтобы я выглядела наилучшим образом. На этот вечер я решила отказаться от классического стиля и стать той Хани, которую знала публика, потому что была уверена, что именно этого хотел человек, назначивший мне свидание. Я остановила выбор на коротком вечернем платье из цветастого шифона с глубоким декольте, которое носилось без бюстгальтера. Туалет завершала прическа в стиле «волосы, взлохмаченные постелью».

Позвонил секретарь этого человека, чтобы «оговорить некоторые детали». Оказывается, я должна была, обращаясь к нему, называть его «сэр».

— Всегда? — переспросила я, вообразив некоторые весьма интимные ситуации.

— Всегда, — твердо ответил секретарь.

За мной приехал лимузин с черными стеклами. Даже стекло, отделявшее меня от шофера, было черным. Никто не мог видеть меня, и я не могла видеть, куда мы едем. Я попыталась сориентироваться по числу поворотов и уличным шумам, но не сумела. Машина остановилась у роскошного особняка, и я вышла. У входа ожидал человек, который сопроводил меня наверх.

Я пыталась припомнить все, о чем меня предупредил секретарь, но это было непросто, потому что я нервничала. Как ни странно, пригласивший меня человек тоже нервничал. Он предложил мне выпить и попытался занять светской болтовней. Но мы принадлежали к двум разным мирам, и для беседы было трудно найти общие темы.

Пожалуй, я догадывалась, почему он нервничает. Он, наверное, думал, что я, зная, какое высокое положение он занимает, жду, что он окажется человеком необыкновенным и романтичным: Рудольфом Валентино, Робертом Редфордом и Очаровательным принцем в одном лице. Если бы меня не предупредили заранее о том, что я должна соблюдать официальный тон, я бы, возможно, его успокоила. Но как, по-вашему, можно сказать человеку: «Послушайте, даже если вы и не творите чудеса в постели, это еще не конец света, и я обещаю не сообщать эти сведения в воскресные газеты… сэр»?!

Так не делается, вы согласны? Поэтому мы, спотыкаясь и мямля, продолжали разговор, пока он не решил, что пришло время положить руку на мое колено. Жаль, что он испортил этот момент, посмотрев на часы.

В постели он был вполне хорош — не гигант, конечно, но справлялся неплохо. Я не возражала бы, если бы это продолжалось немного дольше, но мысленно поставила ему шесть баллов за старание.

Когда я уходила, он подарил мне серебряный портсигар. Я не курю, но мне не хотелось говорить об этом, потому что я почувствовала, что это, видимо, стандартный презент в подобных случаях. Я где-то читала, что австрийский принц Рудольф имел обыкновение одаривать своих дам именными портсигарами. Судя по всему, в Вене в то время такие портсигары встречались на каждом шагу.

Сэр заверил меня, что наша встреча была просто великолепной, и выразил надежду на то, что мы встретимся снова. Я не была в этом уверена. Хочу сказать, что есть вещи, которые делаешь один раз, чтобы было о чем рассказать внукам, но их не хочется повторять.

Я встретилась с ним еще два раза, потом отказалась. Он был весьма мил, но, согласитесь, утомительно разговаривать с мужчиной, который говорит о себе «один человек» и до смерти боится своей матушки.

Осенью я получила приглашение открыть «Лэндер» — новый универсам в Найтсбридже. Это был последний в цепи магазинов, принадлежащих сэру Пирсу Лэндеру, выбившемуся из низов мультимиллионеру, который скупал, переоборудовал и открывал универсальные магазины по всей стране. На Оксфорд-стрит уже открылся один магазин Лэндера, но тот, который открывался теперь в Найтсбридже, был гораздо больше. Ни для кого не было секретом, что он должен был перещеголять «Харродз».

Когда Клайв, который все еще был моим менеджером, позвонил и сказал, что меня приглашают на церемонию открытия, я с радостью согласилась.

— Жаль, — проговорил Клайв, — видишь ли, я им сказал, что ты больше не заинтересована в работе такого рода.

— Что? — заорала я. — Клайв, ты негодяй! Я как раз обставляю новую квартиру и могла бы купить у них мебель со скидкой. Как ты мог?!

— Хани, — терпеливо сказал он, — сколько раз я учил тебя не раскрывать сразу свои карты? Никогда нельзя показывать, что ты горишь нетерпением согласиться. Через час они снова пришли ко мне и предложили увеличить сумму.

— Это уже лучше.

— Но я отказался. Я застонала.

И они пришли снова. И предложили десять тысяч фунтов.

— Ну и…

— Я согласился от твоего имени.

— Десять тысяч фунтов? Неужели я им так сильно нужна?

— Кому-то ты очень нужна. Кто-то преисполнен решимости заполучить тебя на эту работу, Хани.

Я поблагодарила его, повесила трубку и задумалась. Я чувствовала, что с сэром Пирсом у нас много общего. Как и я, он начинал с нуля. Несколько дней назад я видела телевизионную программу о нем, где рассказывалось, что он сын бедного иммигранта из Литвы, что с раннего детства он работал в отцовской палатке на рынке, о его честолюбивых мечтах, о первой собственной лавчонке, о первом магазине, о целой цепи успешных коммерческих операций, в результате которых он стал обладателем баснословного богатства.

Говорилось там и о леди Лэндер, которая в настоящее время с ним разводилась. В свое время, когда он еще был небогат, она принесла ему в приданое большие деньги, и он, умело манипулируя ее состоянием, сделал ее еще богаче. И теперь, когда бракоразводный процесс между супругами был в разгаре, бульварные газетенки то и дело баловали читателей пикантными подробностями о разделе имущества.

Программа включала интервью с его побежденными конкурентами, каждый из которых, осторожно подбирая слова, говорил о его новаторских методах в бизнесе. Его методы нельзя было назвать противозаконными, но было совершенно ясно, что они граничили с мошенничеством. Кроме того, если верить комментатору, было не вполне ясно, за какие заслуги он получил титул, а также какова точная сумма его пожертвований в поддержку одной политической партии.

Этот человек меня заинтриговал, причем меня привлекало не столько его богатство, сколько тот факт, что он сделал его сам. Такого, как он, жизнь не согнет в бараний рог! И теперь, когда я стала считать себя крепким орешком, я почувствовала, что мы с ним одного поля ягодки. Мне не терпелось встретиться с Лэндером, если я правильно понимала ситуацию, ему тоже хотелось этой встречи.

Случай этот имел особое значение и еще по одной причине. Это было мое первое появление на публике в новом облике. Остались в прошлом узкие облегающие платья, которые обрисовывали мой зад, а спереди открывали взгляду все что можно. Теперь на мне было белое шелковое платье с золотыми пуговками и юбкой в складку — от самого Кристиана Диора. Нет, я не шучу. Кристиан Диор! Боже мой, сколько я за него заплатила! Но, Боже мой, оно выглядело на мне умопомрачительно. Несмотря даже на мой небольшой рост.

Увидев застежку до горла, Фил скорчил гримасу:

— У тебя исчезли груди или что?

— Нет, груди на месте, — сказала я, похлопав ладонью по скромно спрятанному под шелком бюсту.

Он вцепился пальцами в свою шевелюру.

— В таком случае почему бы их не показать? Дорогая, будь умницей. Этот мужчина хочет увидеть тебя. Он на это настроился.

— В таком случае он, наверное, уже видел их, — спокойно ответила я.

— Он ожидает увидеть Хани, которую привык видеть. Ему это не понравится.

— Мне это нравится, — заявила я. — И если он думает, что я стану демонстрировать все свои прелести, то ошибается. Он должен принять меня такой, какая я есть, или утопиться.

Я еще не сказала ему, что на сей раз надела эластичные панталоны, придававшие моим бедрам ту самую изящную линию, которая требуется для этого платья. Добавив подаренные Майлсом золотые серьги и цепочку, я решила, что наряд завершен.

Церемония открытия была назначена на три часа, но из секретариата Лэндера позвонили и предупредили, что машина придет за мной в одиннадцать часов утра. Не последовало никаких объяснений, меня даже не спросили, удобно ли мне это время, просто приказали быть наготове!

Ровно в одиннадцать часов у моего подъезда остановился «роллс-ройс», и шофер усадил меня в машину. Стенки машины были из цельного стекла, как в автомобилях, в которых ездит королева, чтобы все могли ее видеть. Из телевизионной программы о Лэндере я знала, что это личный автомобиль сэра Пирса. Да, этот человек явно не страдал излишней скромностью! По дороге до Найтсбриджа на меня глазело множество народа, и я почувствовала себя такой важной особой, что едва удержалась, чтобы не поприветствовать толпу поднятой рукой.

Меня провели в универмаг с черного хода и сопроводили в отдел по связям с общественностью. Весьма взволнованный молодой человек по имени Гарри сказал, что сэр Пирс имел намерение встретить меня лично, но его задержало неотложное дело. Битый час я сидела без дела в кресле. Такое начало не обещало ничего хорошего.

Я была уже готова сказать: «С меня довольно. Я ухожу, а он может засунуть свои десять тысяч фунтов… сами знаете куда», когда дверь распахнулась и в комнату ворвался мужчина в длинном кожаном пальто. Я не хочу сказать, что он был в гневе, просто у сэра Пирса энергия била через край, и складывалось впечатление, что он все берет приступом. Ростом он был выше среднего, лет пятидесяти, с загоревшим лицом и волнистыми волосами, седеющими на висках. Глаза у него были поразительно глубокого и яркого синего цвета. Он буквально излучал энергию. От него пахло деньгами. Я имею в виду не только его длинное кожаное пальто, которое наверняка стоило не менее двух тысяч фунтов, или «Ролекс» на его запястье, или вязаные носки и галстук, или ручной работы кожаные туфли. Даже если вы увидели бы его абсолютно голым (а я видела потом часто), то все равно поняли бы, что перед вами богач.

— Она все еще здесь? — воскликнул он.

— Что вы хотите сказать этим «все еще»? — в гневе заорала я. — Какая наглость!

Это не очень сочеталось с нарядом от Кристиана Диора, но он расхохотался. У него был удивительно красивый, сочный смех. Вся комната ожила в присутствии этой сильной личности. Неизвестно почему, но мне это понравилось. Он был похож на большого ребенка. Он подошел ко мне с протянутыми руками, схватил мои руки и энергично потряс их.

— Я невыносим, не так ли? — сказал он.

— Да, — призналась я.

— Но вы меня простите, ведь правда?

— Наверное, придется простить, пока вы мне не оторвали руки.

— Вы великолепны, Хани. Я уже несколько недель ни о чем другом не мог думать, кроме как о встрече с вами.

И он умел заставить вас поверить его словам, даже если вы знали, что в то же самое время он разорял людей на фондовой бирже. Он верил в себя. Он всегда верил тому, что говорил в данный момент.

— Я пригласил вас приехать пораньше, потому что хотел сам показать вам универмаг, — сказал он. — Гарри, следуй за нами с шампанским. — Он было отпустил мои руки, но теперь схватил их снова. — Я настаиваю на том, чтобы ты называла меня Пирс.

Похоже, он думал, что оказывает мне великую честь, позволяя опустить титул. Я не стала напоминать ему, что «сэры» сейчас идут по пенсу за десяток и что я сама чуть не стала маркизой Дайсон, но едва удержалась от смеха. Подобно многим людям, выбившимся из низов, которым удалось заполучить эту крошечную приставку к своему имени, он был ужасным снобом. Это резко контрастировало с отношением к титулам у настоящих аристократов вроде Майлса, которому было абсолютно безразлично, как его называют окружающие, лишь бы не называли Портлендом.

Мы с Пирсом обошли универмаг сверху донизу, потягивая из хрустальных бокалов шампанское «Шато Петрус», которое доливал в них Гарри. Это была настоящая пещера Аладдина, причем Аладдина очень богатого. Все дома моды продавали здесь свои готовые одежды, а пройтись по ювелирному отделу было все равно что пройтись по Бонд-стрит.

— Обрати внимание, — сказал сэр Пирс, взяв с витрины изящные часики и надев их на мое запястье. — Разве они не прекрасны?

Такой красивой вещицы я никогда не видывала. У часов был прямоугольный циферблат, окруженный маленькими бриллиантами; браслет тоже был усыпан бриллиантами. Я подняла руку, изгибая ее то так, то эдак.

Бриллианты так и поблескивали, и я порадовалась тому, что на мне надето подходящее элегантное платье. Часики выглядели на руке великолепно, и мне безумно захотелось их иметь.

— Сколько они стоят? — спросила я и затаила дыхание в ожидании ответа.

— Двадцать восемь тысяч фунтов, — сказала продавщица и улыбнулась. Должно быть, она прочла мои мысли, потому что торопливо добавила: — Конечно, для друга сэра Пирса будет сделана скидка…

Даже со скидкой часы были мне явно не по карману. Я быстро сняла их и вернула.

Он задержался на мгновение, сказал что-то продавщице и нагнал меня. Он показывал мне универмаг с детской гордостью, потому что это явно была осуществившаяся мечта всей его жизни, и говорил о том, что планирует открыть филиалы «Лэндера» в Париже, Риме, Нью-Йорке. Казалось, весь мир представлялся ему огромным рынком, полным ярких игрушек, с которыми он может позабавиться. Его энтузиазм с самого начала заразил меня. Я и представить себе не могла, что с ним может быть скучно.

— У нас осталось немного времени, чтобы перекусить на скорую руку до начала церемонии открытия, — заявил он.

Воспользовавшись его личным лифтом, мы поднялись на верхний этаж, где у него была квартира.

— Я терпеть не могу отели, — объяснил он, — поэтому в каждом из универмагов у меня есть собственная маленькая норка.

При виде того, что он называл «маленькой норкой», у меня захватило дух. Там была просторная спальня с кроватью огромных размеров, ванная комната, в которой при желании можно бы было устраивать целые оргии, и гостиная с великолепным видом на Лондон. Мебель была антикварная, картины, украшавшие стены, стоили, должно быть, целое состояние. Одна из них как две капли воды походила на Рембрандта, несколько месяцев назад похищенного из одного голландского музея. Он увидел, что я на нее озадаченно поглядываю, и рассмеялся:

— Не беспокойся, это всего лишь копия.

Я до сих пор не знаю, правду ли он говорил.

Мы пообедали очень вкусным салатом с цыпленком, который прислали из расположенного внизу ресторана при универмаге. Когда мы заканчивали обед, зазвонил телефон.

— О'кей, пришлите сейчас же, — буркнул он в трубку.

Он подошел к двери лифта, выходившей непосредственно в гостиную, и подождал, пока поднимется лифт. Дверь открылась. На полу в лифте лежала коробочка, которую он поднял и вернулся ко мне.

— Это тебе, — сказал он с торжествующим видом.

Я открыла коробочку и увидела те самые часики с бриллиантами, которые примеряла внизу.

— Это мой подарок в ознаменование нашей первой встречи, — сказал Пирс.

— Но я не могу принять такой дорогой подарок, — запротестовала я, причем совершенно искренне.

— У тебя нет выбора, — заявил он. — Посмотри на обратную сторону.

Я посмотрела. Там было выгравировано: «Хани от Пирса».

— Я заказал эту надпись, как только увидел, что они тебе понравились, — сказал он. — Теперь я не могу отослать их обратно.

Я чуть не заплакала. Часики были великолепны. Пирс надел их мне на руку, привлек меня к себе и крепко поцеловал. Я ответила с энтузиазмом. Меня взволновали не его деньги, а его могущество. Этот человек заставил весь мир плясать под свою дудку. Часики всего лишь символизировали его успех. У львов самки конкурируют за право спариться с вожаком стаи. У людей, наверное, проявляется тот же инстинкт. Мое тело горело желанием спариться с этим могущественным самцом.

Он быстро расстегнул пуговицы на платье и запустил руку внутрь. Рука была крупная, сильная, как и все остальное в нем, но прикосновение пальцев будило чувственность. Занимаясь любовью, он, как и во всем остальном, шел прямо к цели, экономя усилия. Он не топтался на месте. Каждое прикосновение его пальцев было рассчитано на то, чтобы произвести определенный эффект, и ему это удавалось. Он разглядел во мне что-то такое, что ему понравилось, и просто протянул за этим лапу, как и положено королю джунглей. Для него было характерно идти прямо к цели, не тратя времени на предварительную подготовку, и получать то, что он хочет. Я была рада тому, что могу отплатить щедростью за его щедрость.

— Мы оба знали, что это случится, не так ли? — пробормотал он, прикасаясь к моим губам.

— Я тоже так думаю, — с трудом дыша, согласилась я.

Не отрываясь от моих губ, он поднял меня с кресла и повел в спальню. Мы добрались до кровати и упали на нее, лихорадочно раздевая друг друга. В это время зазвонил телефон.

— Чтоб вас всех! — сердито рявкнул Пирс. Он поднял трубку и прорычал: — В чем дело? Ах так? Ну ладно, соедините его со мной. — Он взглянул на меня: — Извини, миленькая, это очень важное дело.

А я, наверное, дело не очень важное. Было уже без четверти три. К тому времени как он закончит разговор, пора будет начинать церемонию открытия. Я возмущенно встала и вышла из спальни.

Сквозь приоткрытую дверь мне было слышно, как он отдает приказания по телефону:

— Никаких отсрочек… не обращайте внимания, позвоните в Токио… получите квоту… проверьте в Бундесбанке…

Я плотно закрыла дверь.

Он вышел, когда было четверть четвертого. Он потирал руки и был явно доволен.

— Мы опоздали, — холодно напомнила я.

— Да, опоздали. Но это ничего. Им придется подождать. Извини, но мы с тобой продолжим потом с того, на чем остановились, ладно?

— Боюсь, что у меня сегодня занят вечер, — сердито сказала я.

Он ухмыльнулся:

— Ничем ты не занята. Просто разозлилась на меня. Не злись, пожалуйста. Уж такой я есть. Ну хватит хмуриться, скажи, что прощаешь меня и согласна поужинать со мной сегодня. Вот умница. Я знал, что ты согласишься.

— Но я ничего не сказала.

— Нет. Но ты собиралась это сказать. Уж я-то знаю.

Я поняла, что не могу на него обижаться. Сама того нежелая, я рассмеялась, он тоже рассмеялся. Я простила его, потому что так ему было удобнее. Этот человек был не похож на всех остальных.

— Чуть не забыл, — сказал Пирс, протягивая мне какие-то бумаги. — Это твоя речь.

Я просмотрела текст. Там были цифры и. факты об универмаге «Лэндер» и говорилось о том, что он самый крупный из… и самый первый среди… и т. п. и т. п. Я запустила листки в бумагорезку.

— Что ты делаешь? — удивленно воскликнул он.

— Туда ему и дорога, — сказала я. — Если бы было время, я спустила бы его в унитаз. Оставь эти сведения для держателей акций.

— Но…

— Послушай, дорогой, если тебе нужна речь такого содержания, то следовало бы пригласить представителя Конфедерации британской промышленности. Но если бы ты это сделал, то внизу не было бы и половины телевизионных камер, которые ждут моего появления, не говоря уже о том, что он едва ли выглядел бы так же привлекательно в этом платье. Ты пригласил Хани, так что речь по случаю открытия тоже произнесет Хани. А теперь живо пойдем вниз.

С ним, наверное, давно уже никто так не обращался, и он был немного ошеломлен. Но ничего не сказал.

Церемония открытия проходила на нижнем этаже. Когда я вошла под руку с Пирсом, сразу же замелькали фотовспышки и зажужжали телевизионные камеры. Я одарила всех своей самой обольстительной профессиональной улыбкой и отправила во все стороны озорные воздушные поцелуйчики. И с радостью увидела, что целиком овладела всеобщим вниманием. Один из тележурналистов уронил себе на ногу микрофон, попытался поднять его, не отрывая от меня взгляда, но запутался в кабеле.

Моя речь получилась несравненно лучше той, которую заготовил Пирс. Она была полна приятно будоражащих воображение рискованных шуточек по поводу того, что он такой большой человек и магазин у него такой же большой и в нем имеется все, что может пожелать любая девушка. Речь была воспринята очень хорошо, и я видела, что Пирсу она тоже понравилась.

Потом мне пришлось дать несколько интервью и позировать для фотографов вместе с Пирсом, потом пришлось выпить еще шампанского со всеми важными людьми, которых он пригласил на открытие. К тому времени я, наверное, выпила больше, чем нужно, и почувствовала сонливость. Пирс заметил, как я тряхнула головой, чтобы прогнать сон, и вопросительно взглянул на меня.

— Пожалуй, мне лучше поехать домой и вздремнуть перед встречей с тобой вечером, — сказала я.

— Зачем уезжать? Вздремни наверху. Мне нужно на несколько часов уйти в свою контору, так что я не потревожу тебя.

— Отлично.

Он поднялся со мной наверх и проводил в спальню.

— Все в твоем распоряжении, — сказал он, указывая жестом на огромную кровать. — Позволь мне показать еще кое-что.

Он распахнул дверь, которая мне показалась сначала дверцей стенного шкафа, но там была его собственная сауна.

— Ничто так не восстанавливает силы, как это, — сказал он. — Здесь выключатели. А вот полотенца. Будь как дома. Я вернусь около семи часов.

Оставшись одна, я разделась донага и с благодарностью забралась в постель. Простыни были мягкие и прохладные, и я посмаковала приятное ощущение. Потом веки мои отяжелели, и я задремала.