В понедельник в полдень «даймлер» Джаджа остановился у парадной двери Ранхилл Корта. Роджер выпрыгнул из машины, помог выбраться дамам, после чего вышел и Джадж. Хотя уже наступил октябрь, на безоблачном небе сияло солнце и было настолько тепло, что Изабелла и Бланш оделись по-летнему, набросив только легкие плащи для поездки в автомобиле. Все поздравили друг друга с удачно выбранным днем.

— Куда мы отправимся? — поинтересовалась Бланш.

Джадж доставал из машины припасы. Поставив обе корзины на землю, он повернулся к Бланш.

— Мы устроим пикник в прелестном месте, поверьте, миссис Стоукс. Мистер Стоукс, вы помоложе, вам и нести корзину побольше.

— Премного благодарен! Это далеко?

— Не беспокойся, — сказала его жена, — мы поможем. Большую корзину мы понесем с тобой вдвоем, мистер Джадж возьмет маленькую, а Изабелла захватит коврик.

— Не желаете ли снять плащи? — предложил Джадж. — Позвольте полюбоваться вашими нарядами, совершенно очаровательными, насколько я мог подглядеть. Трава вполне сухая.

— Джадж, вы не забыли вино? — забеспокоился Роджер. — Я не привык работать бесплатно. Дамские платьица мне безразличны, тем более что жена на сей раз не особенно заботилась о своем туалете. Не сделаю ни шага, пока не узнаю, что в корзинах.

— У нас пикник, а не оргия, — упрекнула Бланш.

— Я сам видел, как укладывали вино… — Джадж приподнял маленькую корзину, — очень хорошее.

— Ты несносный сибарит, Роджер, — вмешалась Изабелла. — Почему сильные и здоровые мужчины всегда так потворствуют своим слабостям?

Сняв плащ, она небрежно бросила его в автомобиль. Бланш последовала ее примеру.

— Ничего себе, декларация. Вы, женщины, всю жизнь тешите себя платьицами, туфельками и шляпками да еще упрекаете нас в потакании нашим маленьким слабостям.

— По-моему, хорошо одетые женщины доставляют удовольствие окружающим, — возразил Джадж, — и потому забота о платьях, туфельках и шляпках не только вполне оправдана, но и является их прямой общественной обязанностью. Едва ли то же самое можно сказать о мужских слабостях.

— Продолжайте в том же духе, и дамы вознесут вас на невиданную высоту, — усмехнулся Роджер. — Посмотрите, они прямо-таки упиваются вашими аргументами.

— Мистер Джадж — рыцарь, — отчеканила Изабелла, — а ты, Роджер, всего-навсего шут.

— Рыцарь, по-твоему, лучше, красавица моя?

— Да уж так мне, глупенькой, кажется.

— Это очень опасное призвание. Ваш рыцарь — льстец. А льстеца рано или поздно начинают считать своей собственностью. Предпочту остаться шутом.

Джадж указал направление, и они пошли вдоль дома по засыпанной гравием площадке. Бланш и Роджер с большой корзиной держались впереди, Изабелла и Джадж, который нес маленькую корзину, шли за ними, понемногу отставая.

Задумчиво помолчав, Изабелла сказала:

— Утверждение Роджера, во-первых, обидно, а во-вторых, совершенно неверно. Как будто мы, женщины, не в состоянии отличать явную корыстную лесть от беспристрастного суждения о женских достоинствах вообще. Для нас важны не слова, а сам человек, его характер.

— Согласен, и тем не менее приятные слова способствуют дружбе.

— Иногда. Однако настоящая дружба требует кое-чего большего, не только пустых комплиментов.

— А как вы понимаете настоящую дружбу… между людьми противоположного пола?

Изабелла слегка покраснела.

— Это легче понять, чем объяснить.

— Да, дружба требует такта, причем такта не рассудочного. Скорее, очень тонкого, деликатного инстинкта.

— Да. Вот поэтому я очень рада, что вы стали моим другом, мистер Джадж… ибо совершенно уверена: вы обладаете подобным… тактом… Грустно — ведь мы скоро навсегда расстанемся…

— Разве ничего нельзя изменить?

— Ничего не поделаешь. Мы уезжаем в самое ближайшее время, а общих знакомых у нас нет. А поэтому вряд ли увидимся снова.

— Другими словами, мисс Ломент, — извините, я должен поставить все точки над «i» — плата за продолжение нашей дружбы — Ранхилл? Я правильно вас понял?

— Это вы, а не я пришли к такому выводу. Весьма лестно — до сих пор не допускала и мысли, что знакомство со мной для вас, возможно, дороже поместья. Да, я, по-видимому, настоящая эгоистка.

— Не говорите так, мисс Ломент. Сфера чувств сложна — все далеко не однозначно. Прошу вас, давайте пока не вторгаться туда… В одном поверьте мне: я безусловно не хочу терять вашей дружбы, и если возможно хоть что-либо изменить…

— О, оставим это… — сказала Изабелла. — Позвольте, помогу нести корзину.

Они подошли к углу дома, где, не зная, куда идти дальше, поджидали Роджер и Бланш; их корзина стояла на земле.

— Куда же теперь? — спросила Бланш.

— Давайте поменяемся, — предложила Изабелла. — Мужчины возьмут большую корзину, а мы — все остальное. Я понесу маленькую, а ты, Бланш, — коврик.

Нагибаясь за корзиной, Роджер простонал:

— Ох, только не говорите, что еще далеко!

— Около двух сотен ярдов, — успокоил его Джадж. — Идем вниз, вон за то поле.

Рассматривая дом, Изабелла показала на фронтон и спросила:

— Не там ли окно «Восточной комнаты», мистер Джадж?

— Там. А почему оно вас интересует?

Изабелла уже собиралась ответить, когда вмешалась Бланш:

— А дом-то, оказывается, четырехэтажный. Ты говорила о трех этажах, Белла.

— Дом трехэтажный.

— Но здесь четыре, дорогая!

— Три, — подтвердили мужчины. — Пересчитайте снова.

Бланш пересчитала: получилось три. Она со смехом признала свою ошибку и тут же позабыла этот маленький инцидент. Изабелла взглянула на Джаджа: задумчиво потирая подбородок, он смотрел на дом.

Спускаясь по крутому скату газона, который ниже выравнивался и переходил в поле, все молчали. Джадж и Роджер шли впереди.

— Тебе действительно показалось, что дом четырехэтажный? — как бы невзначай спросила Изабелла.

— Да, а что?

— Ничего — просто так спросила.

— Почему ты так интересуешься этим домом? Наверняка уж не только из-за тети?

Изабелла засмеялась.

— С годами ты становишься все более подозрительной. А из-за чего еще? Не за себя же я беспокоюсь: если мне и придется тут пожить, то очень недолго. Хотя, признаться, мне здесь нравится: старина, дом, сад и все остальное…

— Ты уже уговорила Джаджа?

— Еще нет.

— Только не заставляй бедного Маршела слишком ревновать, остальное — ерунда.

— Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, зачем я стараюсь. Неужели думаешь, я потеряла всякое самоуважение?

— Да нет, все в порядке. Только помни, мужчины — очень странные существа: иные воспламеняются весьма быстро.

Спустившись, они перебрались через низенькую изгородь и оказались в поле, которое также спускалось под уклон, но плавно, едва заметно. Поле, остававшееся под паром, с трех сторон окаймляли шеренги вязов, а с четвертой — куда они шли — начинался покатый лесной склон. Припекало солнце, и немного надоедали мухи. Роджер на секунду обернулся и указал дамам на запоздалых ласточек.

— Почему ты считаешь его именно таким человеком? — поинтересовалась Изабелла.

— О, дорогая, пару раз я заметила, он смотрит на тебя очень странно. Мужчины есть мужчины — их не переделать. Он, разумеется, в курсе, что ты помолвлена?

— Дорогая Бланш!..

— Хорошо, умолкаю. Тебе лучше знать. Только веди себя очень и очень осмотрительно.

До самого конца поля Изабелла возмущенно молчала. Мужчины шли быстрее и время от времени оглядывались, как бы протестуя против слишком неспешного и ленивого шага их спутниц.

— По-моему, Бланш, я не прошу особого одолжения. Раз он не собирается здесь жить, почему бы не уступить дом? Тетя заплатит, сколько он запросит.

— Джадж, несомненно, прекрасно разбирается в купле-продаже, — загадочно изрекла Бланш.

Они наконец подошли к выбравшим место и ожидавшим мужчинам.

На траве расстелили коврик и распаковали корзины. Пока Роджер разделывал фазанов и откупоривал рейнвейн, дамы изящно раскладывали пирожные и фрукты, чему по мере сил способствовал Джадж. Они расположились прямо в поле, на солнце, у романтического ручейка, за которым темнел лес. Совсем узенький, всего в дюйм глубиной, ручей был настолько красив, а струящаяся по гальке кристально чистая вода так мелодично журчала, что Изабелла постепенно успокоилась. Склон, которым они спустились, загораживал дом.

— В духе Омара Хайяма — кто-кто, а он умел это оценить, — энергично расправляясь со своим куском фазана, произнес Роджер. — Только вместо прокисшего сиропа у нас три бутылки отменного вина, вместо ломтя хлеба — дичь, и вместо одной «подружки» — две. Не могли бы вы написать на эту тему стихи, Джадж?

— Я категорически против такого отношения к дамам, — холодно возразила Изабелла. — Те времена навсегда миновали: давно уже мужчины существуют для нас, а не мы для них.

— Превосходно! Совершенно согласен. Рад буду способствовать процветанию прелестного женского рая. Кого выбираешь — меня или Джаджа?

— Роджер — зануда-историк, мистер Джадж, он проводит свою жизнь в пыльных читальнях Британского музея.

— Тем больше для меня оправданий, дорогая, — возразил Роджер. — Когда слишком долго роешься в книгах и забиваешь голову всеми этими королями, политиками и героями, собственная природа начинает бунтовать и требует чего-нибудь простого и человечного. Идеалом становятся простушка Джейн и красотка Мюриель.

— Кто же из нас простушка Джейн? — сухо спросила Изабелла.

— Простушка Джейн — «наивное дитя», а красотка Мюриель — «кокетливая чертовка». Сами решите, кто есть кто… А теперь оставьте меня в покое — я возвращаюсь к вину и фазану.

— Мистер Джадж, неужели вы не ответите на столь неслыханную грубость?

— Ничего не поделаешь, милая леди, — развел руками Джадж. — Мистер Стоукс так ловко вывернулся, что совершенно невозможно придраться. По-моему, единственная цель его хитрой тирады — заставить вас обеих лишний раз улыбнуться.

Вилка Бланш застыла в воздухе; в полном изумлении глядя на Джаджа, она спросила:

— Вы намекаете, что мы хмуры и скучны?

— Нет, конечно же нет. Лишь слегка задумчивы — чуть больше, чем требует случай… Я даже забеспокоился, не совершил ли, сам того не желая, какую-нибудь бестактность, не обидел ли чем-нибудь вас?

— Вздор! — воскликнула Изабелла. — Вы сама галантность.

— Муки совести, Белла, — прожевывая фазана, с трудом выдавил Роджер. — Он что-то натворил и не уверен, заметили вы или нет. Выкладывайте, Джадж!

— Нет, нет. Раз мисс Ломент не находит в моем поведении ничего бестактного, лучше оставим эту тему.

— Хитрец!.. Неужели виноват я? На меня Белла обижается в среднем раз в две недели. Прелестное создание, но довольно-таки раздражительное.

— Никогда в жизни не обижалась на тебя, дорогой друг. Когда ты переходишь определенные границы, становишься всего лишь комичен… И вообще дело не в том — мы говорили о мистере Джадже, не о тебе. Обидеться — значит разочароваться, а я не могу разочароваться в поступках или словах мистера Джаджа, ибо, в общем-то, совершенно не знаю его характера.

Бланш пристально взглянула на нее, а Джадж покраснел и после некоторой паузы произнес:

— Всегда считал, что я таков, каким кажусь окружающим.

— Значит, вы никогда не совершаете непредсказуемых поступков? Неужели ваш образ жизни полностью соответствует вашему внешнему виду? В таком случае вы, надо полагать, очень счастливый человек, мистер Джадж.

— А какого дьявола он должен совершать непредсказуемые поступки? — спросил Роджер. — Порой непредсказуемость очаровательна, а в основном сплошной идиотизм. Впоследствии никто не может вразумительно объяснить своих действий.

— Да, рассудочность, возможно, мужской идеал, только отнюдь не женский. Нам нравятся мужчины, которые хоть изредка прислушиваются к голосу сердца и живут не одним разумом. Глупо, конечно, и весьма нерасчетливо, и тем не менее именно таких мужчин мы предпочли бы видеть своими друзьями.

— Почему?

— Потому что для женщин благородство — добродетель, Роджер.

Роджер выпил, вытер губы и спросил:

— Что же, безрассудный человек неизбежно добродетелен?

— Нет. Я лишь убеждена, что женщины уважают людей, для которых дружба — на первом месте, а собственные интересы — на втором.

— Похоже, несравненная Белла знакома с парочкой этаких личностей!

Изабелла раздраженно пожала плечами.

— Мне не нужны подарки от друзей, мне нужны друзья, любящие и умеющие дарить. Разница очевидна?

— Совершенно очевидна. У тебя острая форма романтизма. Не исключено, что такие интересные люди когда-то и были, но в нашем жестоком, холодном мире им места нет. Лучший друг человека — его банковский счет. Прими как аксиому.

— Согласна. — Изабелла подняла бокал. — Тогда — да здравствуют деньги, собственность и эгоизм!

— И к тому же да здравствуют женщины, улыбки, вино, благословенное солнце — короче, все, ради чего стоит жить! И долой всякие философские дискуссии между мужчинами и женщинами! Для блага общества надо нанять специальную профессуру, которая займется этой ерундой.

Одним глотком осушив бокал, Роджер вытащил сигару и, аккуратно обрезав кончик, с явным удовольствием закурил. Наблюдая за ним, Джадж улыбался.

— Вы никогда не бываете серьезны, мистер Стоукс?

— Только на работе.

— Вы, несомненно, заслуживаете право на отдых. Заслуживает, миссис Стоукс?

— По-моему, он пашет как вол, — беспечно ответила Бланш. — Это у них семейное. Его брат Маршел успешно сколачивает состояние, а Роджер не менее успешно завоевывает репутацию. Иногда я склоняюсь к мысли — лучше бы наоборот.

— Следовательно, мистер Маршел Стоукс действительно умный и талантливый человек?

— Говорят, в своем деле он прямо Наполеон. Белле повезло, не важно, понимает она это или нет.

— Мистеру Стоуксу тоже повезло.

— Увидим, — заметила Изабелла. — Когда все уже улажено и обговорено, девушки подчас выкидывают странные номера.

— Нет, нет — никаких авантюр. Мужчина не мужчина, пока не женится, и, если он впоследствии несчастен, в этом исключительно его вина. Посмотрите на мистера Роджера Стоукса. Он в полной гармонии с жизнью… хотя и немного избалован… Мистер Стоукс, ваше здоровье!.. Приглашаю вас на все будущие пикники, возможно, мне посчастливится и впредь устраивать веселые прогулки. Своим прекрасным настроением вы заражаете окружающих.

— Следовательно, в целом я достоин большей похвалы, нежели наши дамы?

— Я этого не говорил. Кое-что — вне всяких похвал, как известно. Восхитительное солнце, например. Вы придаете пикнику оживление, вы как вино, дамы же — солнечное сияние.

Вскоре у Изабеллы разболелась голова. Она замолчала и стала посматривать на часы: время шло к двум.

— Ты побледнела, Белла. Что с тобой? — спросила Бланш.

— Немного болит голова.

Все посочувствовали и решили пойти осматривать дом. Изабеллу пока усадили в тени. Быстро убрали остатки пиршества и наконец отправились. Изабелла оказалась рядом с Джаджем.

— Мне надо бы вам кое-что сказать, или лучше вас не беспокоить? — чуть погодя спросил Джадж.

— Нет, пожалуйста, говорите.

— Насчет дома. Почему вы во что бы то ни стало хотите его приобрести, мисс Ломент?

Она довольно долго молчала.

— Возможно, я просто хочу вашей дружбы, а не дом.

— Да?!.. Но когда же…

— Не знаю. Чувства ведь постепенно обретают силу, не так ли?

— Да… но почему?.. Чем я заслужил?..

— Возможно, главное — все-таки дом… Мистер Джадж, я и в самом деле чего-то не понимаю, — сказала Изабелла и добавила вполголоса: — Вам, вероятно, известно… вы человек весьма необычный. Поэтому дружба с вами, наверное, очень лестна.

Он помрачнел и, пока добирались до окраины поля, где их поджидали Роджер и Бланш, не произнес ни слова. Вдруг неожиданно заявил:

— Можете сообщить миссис Мур, что я согласен продать дом за взаимоприемлемую цену. Больше я не в силах противиться.

— И это… без всяких условий?

— Без всяких.

— Вы, наверное, понимаете… о, мне трудно объяснить…

— И не надо. Я все понимаю… и предлагаю купить дом без всяких условий.

— Я принимаю ваше предложение, — едва слышно прошептала Изабелла.