19 августа 1814 года, Вашингтон

— Да будут прокляты эти трусливые негодяи! — проревел Магнус Маккензи, с негодованием отворачиваясь от окна. Когда он бывал взволнован, он выглядел истинным шотландцем, хотя покинул землю своих отцов больше тридцати лет назад. — Неужто у них нет ни капли гордости? Едва услышав об опасности, они мечутся в панике, поджав хвосты от страха. Ну их всех. Я умываю руки!

— Действительно, жалкое зрелище, — насмешливо блеснув глазами, согласилась с ним его единственная дочь. — Я уверена, что слухи о высадке британской армии всего в пятидесяти милях от Вашингтона заставили каждого, кто может выпросить, взять взаймы, а то и украсть экипаж или полудохлого мула, срочно собрать вещи и покинуть столицу. Боюсь, это внушит о нас британцам весьма невысокое мнение!

Магнуса ее замечание слегка позабавило.

— Такое мнение о нас они уже составили.

Но ты-то, по крайней мере, не особенно боишься?

— Нет. Уверена, ты, ни минуты не раздумывая, отрекся бы от дочери, которая бы вела себя столь недостойно! — откровенно ответила Сара. В глазах ее по-прежнему сияла усмешка.

Магнус тоже усмехнулся.

— Я так бы и поступил, девочка. Но у тебя больше здравого смысла, чем у всех остальных, вместе взятых. Включая президента и его капризную жену. Не бойся! Не поручусь, что так уж хорошо знаю британцев, дочка, но даже они не настолько глупы. Лишь идиоты станут тащиться пятьдесят миль по вражеской территории, и все для того, чтобы овладеть городом, не имеющим никакого стратегического значения, — неважно, столица это или нет. Будь уверена, им нужен Балтимор, ведь именно там базируются каперы, которые доставляют им массу хлопот. Представляю это грандиозное зрелище — могучий Королевский флот, не решающийся покинуть порт из страха перед этакой кусачей мошкарой!

Магнус Маккензи был крупным, могучего сложения мужчиной с рыжеватыми волосами. Неиссякаемая энергия била в нем ключом. Во времена американской революции, четырнадцати лет отроду, он «зайцем» уплыл из родной Северной Шотландии в Америку. Тогда его имущество составляли несколько фунтов да кипящая в крови ненависть ко всему британскому, вскормленная веками противостояния господству Англии.

Сейчас он мерил шагами столовую, будто ему было в ней тесно; его так и тянуло к окну — на улицах мельтешили объятые глупой паникой горожане.

— А что до болтунов, — с отвращением продолжил он, — которые бессмысленно мечутся, словно цыпленок с отрубленной головой, то никакого сочувствия я к ним не испытываю. Единственное, что меня утешает — мысль о том, как они, обезумев от страха, попытаются убежать от британской армии и выбегут ей прямо навстречу! Неужели ты думаешь, что мы никогда раньше не дрались с британцами? Дрались! Дрались и били их!

Сара во всем походила на отца. Высокая и при том очень стройная, она гордо держала голову, увенчанную волосами чуть более темными, чем отцовская песочного оттенка шевелюра. Ей досталась хорошая доля вспыльчивого характера Магнуса, но ей требовалось больше времени для того, чтобы выйти из себя, и еще Сара унаследовала от своей матери, которую она едва помнила, достаточно спокойствия, чтобы хранить безмятежность во время отцовских выходок, вроде частых вспышек презрения к согражданам.

— Возможно, тебе не понравятся мои слова, — произнесла она задумчиво, держа чашку обеими руками, — но, мне кажется, для паники достаточно оснований. Меры, предпринимаемые для защиты столицы, слишком слабы, а члены правительства спорят о военной тактике и ссорятся между собой, словно вздорные мальчишки. Однажды нам удалось победить британцев. Тогда мы завоевали нашу независимость. Зато сейчас мы показали себя не лучшим образом. Мне больно об этом говорить.

— Да, моя девочка, — нетерпеливо согласился Магнус, — однако англичане находятся вдали от дома, и до сих пор в упоении от славы, которую стяжали в европейской войне. Сюда прибыли два-три дивизиона во главе с этим глупцом адмиралом Кохрейном. Адмирал Кокберн еще хуже — самонадеянный, опрометчивый и чрезмерно усердный, — словом, типичный англичанин. И это не пустые слова — уж я-то англичан знаю, нам, шотландцам, пришлось иметь с ними дело в течение долгих столетий. Кокберн гораздо опасней, чем любой из наших каперов.

Затронув любимую тему, Магнус, несомненно, прочитал бы дочери очередную обстоятельную лекцию о войне, обрисовывая все тонкости сложившейся ситуации, но его прервали. Уже много дней к ним непрекращающимся потоком шли и шли объятые паникой горожане, желая узнать от Магнуса о действительном состоянии дел, слухам больше никто не верил; и хотя многие вскоре уходили, ища более приятных советчиков, некоторым нравились его упрямые заявления. В течение последнего года Королевский флот курсировал по Чесапикскому заливу, блокируя его и устраивая быстрые набеги на прибрежные поселения, не причиняя при этом серьезного вреда; за спиной уходящих солдат оставались несколько сожженных стогов сена и тому подобные знаки «освобождения». Сейчас, казалось, высадилась большая экспедиция, и в свете новой опасности люди хотели убедиться, что Вашингтону ничего не угрожает.

В дверь снова кто-то постучался. Услышав стук, Магнус болезненно поморщился. Но раздался знакомый голос, и через секунду мистер Джефри Уорбертон, давний друг семьи, появился в столовой.

Двадцатишестилетний молодой человек с открытым и приятным лицом, он знал Сару с пеленок и пользовался большой любовью ее отца.

— А, это ты, парень, — сказал Магнус, хлопнув его весело по плечу. — Надеюсь, ты не собираешься присоединиться к тем паникерам внизу, которые без всякого стыда бросают столицу?

Джеф выразил удивление.

— Сэр, я покидаю Вашингтон, но причиной тому вовсе не паника, хотя мне и пришлось защищать своего жеребца, его чуть было не украли прямо из-под седла. Вы не поверите, какой-то идиот попытался купить у меня Генерала, и когда я отказался его продать, наставил на меня пистолет! Клянусь вам!

Магнус взревел от смеха.

— И что же, удалось тебе спасти своего жеребца от этого опасного преступника?

Джеф усмехнулся.

— На мое счастье, я захватил с собой Кола, так что грабитель в конце концов был вынужден ретироваться. Но я с тех пор жалею, что не проявил должной прозорливости: следовало послать за остатками моего скота или купить любую клячу из тех, что попадались последние три дня. Если бы я это сделал, наверняка бы нажил целое состояние, и мне бы не пришлось больше зависеть от сердитых клиентов, готовых подать в суд жалобу на своих соседей. Напавший на меня идиот, прежде чем отправился грабить на проселочную дорогу, предложил мне ни много, ни мало тысячу долларов.

Сара налила Джефу кофе.

— Ведь тебе давали в десять раз больше, чем стоит твой жеребец! — поддразнивала она Джефа. — А ты позаботился, чтобы твоего Генерала не увели, пока ты отсутствуешь? Или тебе такое даже не приходило в голову?

— Не беда. Его сторожит Кол, — беззаботно ответил Джеф. — И потом, вы просто завидуете. Лучше бы побеспокоились о вашей перекормленной чернавке. Если ее украдут, кем вы станете бахвалиться, танцуя, как павлин?

Сара засмеялась.

— Едва началась паника, Магнус отослал большую часть табуна обратно домой. Вот только не знаю, сделал он это, чтобы уберечь лошадей от кражи, или поступил так нарочно.

— Нарочно, — согласился Магнус. — Пусть знают, я не какая-нибудь там перепуганная девица, дрожащая от одной мысли о британцах.

— Я уже заметил, в городе только вы да ваша дочь не поддались панике, — прокомментировал Джеф, окидывая ленивым взглядом стол, накрытый для завтрака.

— Да, я стараюсь не подавать виду, боюсь навеки потерять уважение Магнуса. И я подозреваю: он попросту расстроен, что войска не добрались до Вашингтона, тогда у него была бы возможность пристрелить пару-тройку ненавистных англичан. В его возрасте и с его положением он хотел присоединиться к войскам, я с трудом убедила его остаться.

— Возраст! — воскликнул Магнус. — В этом старом теле все еще бурлит жизнь! Уважение, которое ты испытываешь к своему старому отцу, девочка, слишком смахивает на жалость.

Джеф, привыкший к подобным пикировкам, усмехнулся.

— Что ж, так же, как и Магнус, я не могу отказать себе в удовольствии прострелить несколько красных мундиров. Генерал Уиндер обратился с призывом ко всем мужчинам, способным носить оружие, и, в отличие от Магнуса, у меня нет ни семьи, ни обязанностей, поэтому стыдно упустить такую возможность. Не забывайте, я пропустил предыдущую войну. Может, это мой последний шанс подраться с британцами.

— Правильно, парень! Вот верный настрой! — поддержал его Магнус. — Не то что у вашего драгоценного генерала Уиндера, зачарованного собственным званием и при этом шарахающегося даже от своей тени. Нет, что бы ни говорила моя девочка, на поле боя я бы пригодился больше. Надоело высиживать бесконечные заседания в Сенате и слушать невыносимо глупых болтунов.

Джеф взглянул на Сару и мирно сказал:

— Не сомневаюсь, сэр, в том, что вы достойны возглавить войска, но не забывайте, у нас есть правительство, от которого мы зависим. Официальные лица напуганы не меньше, чем тот толстый торговец, что угрожал мне пистолетом, и они делают все возможное для ухудшения ситуации.

На лице Магнуса отразилось недовольство: он и вправду тяжело переживал свое вынужденное бездействие. Мысль о том, что британцы подойдут к Вашингтону, была для него невыносима. Сара понимала, никакими словами тут не поможешь, и потому почувствовала облегчение, когда на лестнице послышалась чья-то твердая походка и в дверях столовой показался мистер Генри Хаскел.

На сей раз вошедшего приветствовали не столь радушно. Даже одеждой и болезненным видом этот молодой человек разительно отличался от Джефа. Говорил он точно и обдуманно, а вел себя так, чтобы ничем не раздражать нетерпеливого Магнуса. Генри, казалось, был удивлен и даже чуть раздражен, встретив здесь своего соперника, но он шагнул вперед и с чрезмерной церемонностью пожал руку Саре, затем хозяину, а потом Джефу.

— Вижу, вы попали сюда раньше меня, Уорбертон, и, без сомнения, явились по тому же поводу, — отметил он, словно оправдываясь. — Я, разумеется, приехал для того, чтобы предложить Саре сопровождать ее, ибо, полагаю, сенатор слишком занят государственными делами.

Магнус, не любивший Генри и никогда не упускавший возможности показать свою неприязнь, открыл было рот, чтобы сказать очередную колкость, но, заметив его желание, Сара опередила его.

— Вы и вправду уезжаете из Вашингтона, Генри? — невинным голосом спросила она. — Какая неожиданность. Когда мы с вами говорили два дня назад, мне показалось, вы не собираетесь покидать столицу.

Магнус одобрительно хмыкнул, а Генри покраснел, но быстро нашелся.

— Думаю, я не единственный, кто паникует, поверив слухам, и в то же время я первый сожалею о том, как неразумно ведут себя люди. Вы не поверите, только что какой-то болван предложил мне за мою лошадь две тысячи долларов.

Джеф и Сара переглянулись, а Генри продолжал говорить, не понимая, что сказал нечто забавное:

— Впрочем, глупо игнорировать надвигающуюся опасность, например, возможное наступление, когда можно обойтись маленькой предосторожностью. Думаю, Уорбертон здесь по той же причине, хотя осмелюсь напомнить: ваш дом в Аннаполисе находится как раз на пути англичан, тогда как моя ферма расположена западнее города. А постольку, поскольку моя сестра составит вам подходящую компанию, сенатор может спокойно доверить мне вашу безопасность, моя дорогая.

— Вы ошибаетесь, Хаскел! — взревел оскорбленный Магнус. — Нет необходимости доверять безопасность моей дочери кому бы то ни было. А что касается Джефа, то он готов защищать свою страну в минуту опасности, и я искренне рад, что он не пытается убежать, как крыса с тонущего корабля.

— А мы тонем? — промурлыкала Сара насмешливо, обращаясь к отцу. И прежде чем раздался взрыв, она поспешно отступила.

— Спасибо, Генри, но Магнус уверил меня, что никакой опасности не существует. Он убежден: их цель не Балтимор, а Вашингтон, разумеется, если тут не кроется какой-нибудь хитрый подвох. Я начинаю думать, что англичане, в отличие от нас, не хотят полномасштабных боевых действий.

— Да, по крайней мере в этом ты, девочка, можешь не сомневаться. Разве я тебе не говорил: мне не нравится, как мы воюем! Пусть они победили великого Наполеона, но адмирал Кохрейн вовсе не Веллингтон, они не столько воюют, сколько пугают простых граждан и жгут стога сена.

— Надеюсь, вы правы, сэр, — сказал Генри жестко, намеренно игнорируя оскорбления Магнуса. — Уверен, что как член правительства вы обладаете информацией, которая недоступна для других, но я долго размышлял и решил: глупо рисковать, если существует возможность избежать опасности, проявив небольшую предосторожность. И как бы ни сложились обстоятельства, я предполагаю довольно скоро вернуться домой. Последние события лишь приблизили день моего отъезда.

— Я от души надеюсь, что в ближайшие дни увижу, как многие из вас, поджав хвосты, приползут обратно в город! — с отвращением произнес Магнус. — Ответь мне, парень, ты мужчина или жалкое беспозвоночное? Стыдно паниковать из-за простых слухов.

Но чувство самосохранения для Генри было важнее любых доводов Магнуса.

— Вы забываете, сэр, я беспокоюсь не только о себе, — сказал он спокойно. — В иных обстоятельствах я бы отринул все и встал на защиту страны. Однако моя сестра на самом деле зависит от меня, также и многие другие.

Генри был богатым землевладельцем. Глаза Сары, как обычно, смеялись, но голос ее звучал почти серьезно:

— Я согласна, Генри, мисс Хаскел придется без вас трудно. Кроме того, признаться, я не могу представить вас на поле боя — в грязи и пыли.

Генри воспринял ее слова будто неожиданную защиту.

— Спасибо. Вы знаете, в отличие от вас, дорогая Сара, моя сестра очень робкая. Но я считаю, что время от времени даже подобные вам решительные женщины должны быть благодарны, если рядом присутствует мужчина, на которого они могут положиться. Едва ли стоит добавлять, но, я уверен, если бы здесь находилась моя сестра, она, ни мгновения не колеблясь, присоединилась бы к моим уговорам.

Сара прекрасно знала, что мисс Хаскел, бледная и слабая маленькая женщина, немного старше Генри, не любила ее и вряд ли поддержала бы приглашение, сделанное братом. Но она просто сказала:

— Спасибо, Генри. Однако если англичане действительно нападут на Вашингтон, я тем более должна остаться здесь. Я поставила перед собой цель: собственными глазами увидеть солдата в красной форме. Боюсь, я неизбежно разочаруюсь. Я ведь слышала от Магнуса множество разных историй, и реальность рядом с моими фантазиями покажется необыкновенно бледной. Мне кажется, англичане должны быть, по крайней мере, с рогами и хвостами.

Магнус усмехнулся.

— Может, они и без хвостов, но они настоящие дьяволы. Не забывай об этом, девочка.

Генри выглядел чрезвычайно бледным, ему не нравилась манера, в которой Сара говорила с отцом, не нравилась ее дерзость и то, как она называет отца по имени. Генри был старомоден, для него много значили условности, и тот факт, что Магнус общался с Сарой на равных и даже советовался с ней по государственным вопросам, хотя она всего лишь женщина, пусть и его дочь, не переставал его шокировать.

— Надеюсь, вы простите меня, но ваше легкомыслие в настоящий момент неуместно, — сказал он сухо. — Вы просто не представляете себе, сколь велика опасность, о которой вы говорите. Не собираюсь никого запугивать, но если сенатор позволит мне переговорить с ним наедине, думаю, я смогу убедить его, что лучше отослать вас подальше из Вашингтона до той поры, пока все не образуется.

На лице Магнуса одновременно отразились презрение и озадаченность, но Сара, понимавшая Генри лучше, произнесла изумленно:

— Он хочет сказать, что меня могут изнасиловать или убить в моей собственной постели. Боюсь, такая деликатность полностью неприменима ко мне, Генри. Не забывайте, я выросла на историях Магнуса, рассказывавших о зверствах британцев, поэтому нет ничего, что бы меня могло шокировать. Кроме того, хотя я очень люблю Магнуса, он мне не указчик. А вы думали иначе?

Магнус усмехнулся:

— Вот это моя девочка. К тому же, если ты настолько глупа, что позволишь британцам изнасиловать или убить себя, едва ли ты достойна моей жалости.

Джеф тактично сменил тему:

— Сэр, вы действительно считаете, что британцы пойдут на Балтимор, а не на Вашингтон?

Вопрос позволил Магнусу вернуться к излюбленной теме.

— Послушай, парень. Надо думать, я прав: все, что остается президенту и его драгоценному государственному секретарю в сложившейся ситуации — метаться туда-сюда, как курица, когда лиса уже во дворе, издавать указ за указом и преуспеть лишь в одном — расставить милицию на каждом углу и повергнуть население в панику. Вдобавок Армстронг, секретарь по военным вопросам, нынче пребывает не в духе, ведь командовать обороной назначили не его человека. И если бы я не так сильно ненавидел британцев, я бы сказал, что мы заслуживаем поражения. — Он снова завелся, не в силах успокоиться.

— Когда Магнус выходит из себя, он становится истинным шотландцем, — вставила Сара с радостью.

— А почему бы и нет? — сказал он. — Хотя стоит назвать еще одну причину плохого настроения Армстронга. Единственное очко в карьере этого вашего генерала Уиндера — его пребывание на севере в качестве британского заключенного, что, с моей точки зрения, не лучшая рекомендация.

— Он вовсе не мой, — сэр, — мягко возразил Джеф, надеясь достигнуть согласия. Но Магнус его не поддержал.

— И что же он предпочел делать в сложившейся ситуации? Я вам отвечу. Он целый месяц скакал по окрестностям: кажется это называлось «изучать ландшафт». Слышали? «Изучать ландшафт»! Лучше бы построил несколько оборонительных укреплений на пути британцев, чем оставлять Вашингтон открытым со всех сторон врагу. Признаюсь, многих из них я попросту не выношу.

— Я знаю, что не выносишь, дорогой папа, — вставила Сара ободряюще. — Но постыдись, Магнус, неужели ты не испытываешь ни малейшего уважения к генералу Уиндеру? В конце концов, у него такой благородный вид, он клятвенно заверил женщин, что, пока он командует, им не о чем беспокоиться.

Магнус презрительно фыркнул.

— С тем же успехом они могли поставить командовать обороной любую женщину, да чего там, любого парня из моей конюшни! Клянусь, ты получше их знаешь, как готовятся к военной атаке.

— Не похоже на комплимент, — изумленно ответила Сара, — едва ли кто-нибудь может знать об этом меньше.

— Я твердо уверен — гражданским людям лучше не вмешиваться в военные дела. Оставьте их военным, — жестко возразил Генри. — Мы в подобных делах мало смыслим, и ничего странного тут нет.

— Ох, не знаю, — сказал Джеф. — В таком случае и говорить не о чем. Кроме того, Магнус имеет огромный военный опыт, и бьюсь об заклад, Сара могла бы стать великолепным генералом. — Он широко ей улыбнулся. — Я хорошо помню, как ты заставляла меня маршировать без остановки, когда мы детьми играли в войну, и следовало беспрекословно подчиняться. Кстати, я вечно изображал британца, за что я тебя никогда не прощу.

Он встал.

— Эта история напомнила мне, что я должен идти. Если ты и в самом деле собираешься остаться здесь, Сара, у меня есть еще больше оснований не пускать британцев в Вашингтон.

— Ну держись, парень. — Магнус добродушно хлопнул его по плечу. — Десять к одному, тебе не доведется увидеть ни одного красного мундира, и все-таки я тебе завидую.

Сара, к явному неудовольствию Генри, проводила Джефа до двери. Там она остановилась и сказала с беспокойством, которое не смогла скрыть:

— Ты слышал заверения Магнуса. Но пусть опасности нет, пообещай мне быть осторожным.

— О Боже, ну разумеется, — ответил он бодрым голосом и нежно пожал ее руки. — Возможно, Магнус прав, и мы даже издали не увидим красных мундиров.

— Обычно он бывает прав, — рассудительно заметила она. — И все же не забывай: у меня не так много добрых друзей.

Он состроил веселую гримасу.

— Это слегка утешает, хотя я бы мечтал услышать более теплые слова о наших отношениях. Если бы ты вышла за меня замуж тогда, когда я в первый раз сделал тебе предложение, сейчас бы вокруг нас копошился целый выводок детей, и я мог бы воспользоваться тем же предлогом, что и Генри, чтобы ничего не делать.

— Если бы я приняла твое первое предложение, — парировала она, — мы были бы весьма скороспелой парой. Ведь мне тогда, кажется, исполнилось только десять лет. И кроме того, сколько можно повторять: ты по-настоящему не хочешь на мне жениться. Тебе нужна нежная, обожающая тебя жена, которая будет смотреть тебе в рот и думать, что ты самый умный мужчина на свете.

Он усмехнулся.

— А ты думаешь иначе. Все же мне интересно, понимаешь ли ты меня так хорошо, как мне это кажется. В конце концов, мне не очень-то нравятся кроткие, смирные и недалекие женщины, лишенные собственного мнения.

— К которым, слава Богу, я не принадлежу, — грустно добавила она. — Нет, я родилась не для того, чтобы выйти замуж. Я мечтаю сделаться помощницей Магнуса в политических делах, а затем стать независимой деятельницей, вроде старой мисс Дэнвилл.

— Ты забыла, что у старой мисс Дэнвилл три подбородка и бородавка, — сухо заметил Джеф.

— Вздор. Ты меня недооцениваешь. Затратив немного усилий, я, несомненно, смогу отрастить три подбородка и даже бородавку, — настаивала она упрямо.

Джеф засмеялся.

— Я бы многое отдал, чтобы на это взглянуть. Кроме того, как ты можешь допустить мысль о том, что останешься старой девой, когда есть Генри? Он бы наставлял тебя, командовал тобой, а ты могла бы рассчитывать на защиту мужчины?

Она смешно закатила глаза.

— О Боже. Для него я бы стала еще более плохой женой, чем для тебя. И что того хуже, его сестра об этом знает. Могу тебя заверить, ее бы вовсе не обрадовал мой визит. Но переубедить Генри не смогла бы даже я, сколько бы ни старалась. Что он, по-твоему, во мне нашел? Он не устает повторять: ему не нравится моя «беспардонность», и он винит Магнуса за то, что тот не воспитал меня должным образом. Правда, Генри убежден: я нуждаюсь именно в его указке, дабы измениться и стать образцом добропорядочности вроде его бесцветной сестрицы. Грешно смеяться, но, боюсь, мы совсем не понимаем друг друга.

— Я не собираюсь защищать Генри. Его претензии столь же напыщенны, сколь и глупы, но, думаю, твое прекрасное лицо и твои завораживающие зеленые глаза имеют к этому кое-какое отношение, — легко поведал ей Джеф.

Ее смех вызвал ответную улыбку.

— Боже мой, в самом деле, как я могла не заметить? Мое, как ты выразился, прекрасное лицо не произвело должного впечатления на мужчин, и в двадцать четыре года я могу похвастаться лишь двумя предложениями? К тому же одно из них — от бывшего друга детства, по привычке думающего, будто он меня любит, а другое — от невыносимого зануды, который стал бы мне таким же отвратительным мужем, как я ему женой.

— Ты сама прекрасно знаешь, большинство мужчин боится тебя, — сухо поправил ее Джеф. — Но тебя это не слишком заботит.

— Осмелюсь предположить: если я буду держать рот на замке и научусь глупо жеманничать, делая вид, что восхищаюсь мнением дураков, которым дано право высказываться по любому поводу лишь потому, что они мужчины, я сделаюсь очень популярной, — парировала она нетерпеливо. — Ты прав. Я еще долго останусь старой девой.

Джеф захохотал:

— Это тебе не грозит, генерал Сара! Она грустно улыбнулась.

— Если честно, то я боюсь, — Магнус слишком ко мне привязан. И прошу тебя, не надо тратить время на бесполезные споры.

— Есть, мадам! — сказал Джеф смиренно. — У меня, как ты отлично знаешь, нет ни малейшего желания уподобиться Хаскелу, но, возможно, тебе следовало бы поехать с ним. Просто на всякий случай.

— И заслужить вечное презрение Магнуса? Я этого не переживу. Кроме того, я не боюсь британцев.

Она помедлила, затем молча подняла лицо. Он поцеловал ее немного грубовато, отстранился и вышел.

Она вынуждена была переждать минуту-другую, прежде чем смогла вернуться в столовую с безмятежным лицом. Там, если бы она находилась в хорошем расположении духа, она бы рассмеялась вслух, увидев следующую картину: утомленный Магнус взял газету и спокойно ее читал, а Генри, решившийся дождаться ее возвращения даже, несмотря на грубость хозяина дома, глазел из окна на суету, прежде так занимавшую Магнуса.

Он просиял при ее появлении, однако сказал с ревностью, которую не в силах был скрыть:

— Уорбертон ушел? Я знаю, он ваш друг, Сара, но я нахожу это неслыханным. Из его отъезда делается целая драма. Если бы мне не нужно было заботиться о моей сестре, я бы сам без промедления откликнулся на призыв родины. Тут нет ни доли героизма.

Хотя его слова привели Сару в ярость, споры с Генри никогда ничем не оканчивались, и потому, после короткой борьбы с собой, она все же могла удержать язык за зубами.

— Я пытался убедить вашего отца, что какое бы решение он не принял как член Сената, не слишком мудро разрешить вам оставаться в Вашингтоне. — Генри продолжал, глядя с неодобрением на погруженного в чтение Магнуса. — Боюсь, мои слова прозвучали впустую.

Она не могла упустить такую возможность.

— В самом деле? Вы удивляете меня. Но вместо того, чтобы поддаться искушению отдать себя во власть вашего мужского разума и позволить вам командовать мною, Генри, я считаю, что должна остаться с Магнусом. Не думаю, что он простит мне мое бегство, и, кроме того, я твердо убеждена: если нам суждено погибнуть от рук британцев, по крайней мере мы будем вместе. — Она говорила с дерзостью, чтобы еще сильнее задеть Генри.

— Да, девочка, вот нужное настроение, — поддержал ее Магнус, отбрасывая газету. — Думаю, нет необходимости беспокоить мистера Хаскела. Если дела пойдут плохо — чего я, заметьте, совсем не ожидаю, — Хэм всегда сможет доставить тебя в безопасное место.

— А вы останетесь в гуще событий! Нет уж, благодарю вас. Я уже сказала — я испытываю жгучее любопытство, я собственными глазами хочу увидеть красный мундир. Говорят, сейчас, когда Бонапарта разбили, с континента прибыла часть знаменитого войска Веллингтона.

Магнус трескуче рассмеялся:

— Ах, «Непобедимые». Посмотрим, посмотрим. Ты права, девочка. У них есть опыт и подготовка, не то что у большинства красных мундиров, которых присылали раньше. Но они чуть-чуть опоздали. Они узнают, кто здесь хозяин! Кроме того, британцы будут дураками, если начнут атаку на Вашингтон. Запомни мои слова, эта бесполезная паника — не больше, чем буря в стакане воды, девочка. Несомненно, британцы сейчас находятся на полпути в Балтимор.

Генри выглядел рассерженным, но, видя такое единство отца и дочери, в конце концов отступил.