Сара, одуревшая от дыма, чувствующая запоздалый испуг, тем не менее чуть не рассмеялась, и это уже походило на истерику.

— О Боже, — выдохнула она. — Я не могу поверить. Ну-ка, скажите, из какого вы полка?

Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

— Из восемьдесят пятого полка легкой пехоты, — сказал он еще более сурово. — И если вы считаете, будто это какой-то розыгрыш, то…

— Нет. Н-нет. Просто… Я поставила перед собой цель в-встретить «Н-непобедимых» Веллингтона, хотя, должна признаться, я не предвидела п-подобных обстоятельств.

Затем подошла встревоженная и потрясенная Десси, и Сара попала в ее объятия.

— Детка, детка! — приговаривала Десси. — Я бы его с удовольствием убила, но я никак не могла хорошенько прицелиться, боялась попасть в тебя. С тобой все в порядке?

— Да, да, — ответила Сара, кашляя и судорожно цепляясь за большое и такое родное тело Десси. — А я не могла дотянуться до пистолета, этот мерзавец держал меня. Слава Богу, обошлось… бла-благодаря этому офицеру. А что случилось с бандитом, который на меня напал?

— Едва заметив опасность, он убежал, — объяснила Десси с мрачным удовольствием. — По-моему, за такое убить его мало!

— Сцена, несомненно, трогательная, — сурово произнес капитан, — но, вероятно, вы заметили: становится невыносимо жарко, да и ваш противник может еще вернуться. Залезайте в повозку! К, сожалению, вы выбрали такую лошадь, что я не уверен, не придется ли вам карабкаться в гору пешком и тащить ее за собой. Ладно, по крайней мере, я вас провожу в более спокойную часть города.

Ни Десси, ни Сару не пришлось уговаривать. Сара думала: жизнь иногда странно смеется над людьми, именно американец угрожал ей, а спас ее вражеский офицер. Но развить столь интересную мысль ей не пришлось — дым забивался в горло, ел глаза. Цепляясь друг за друга, Сара и Десси вернулись к повозке и забрались на сидения.

Капитан силой заставил лошадь успокоиться и, держа за повод, повел ее туда, куда еще не добрался огонь и где дым почти не чувствовался. Ночное небо казалось почти таким же светлым, как дневное, адские звуки пожара долетали даже сюда; к счастью, здесь было значительно прохладней, и Сара больше не думала, будто они прошли сквозь адские врата.

Она уже понемногу приходила в себя, когда ее неожиданный спаситель наконец оставил лошадь. Он повернулся к ним и собирался заговорить.

Он протянул Саре ее шаль и сухо заметил:

— Сейчас она вам нужнее, чем этому бедному животному.

Только теперь Сара вспомнила, что ее противник — страшный человек с тяжелым дыханием, отвратительным запахом изо рта и цепкими ненасытными руками — разорвал ворот ее платья, но она почти безразлично глянула вниз. Мысли о приличиях представлялись такими неважными, однако она послушно приняла шаль и завернулась в нее. Одно плечо оставалось почти голым, но это меньше всего ее тревожило. Она смотрела на своего спасителя с нескрываемым любопытством.

На его измазанном сажей лице играли красные отблески пламени, и Сара никак не могла представить, как он на самом деле выглядел, кроме того, что он был высок и, судя по тому, как он буквально подхватил и отшвырнул напавшего на нее бандита, он, несомненно, был очень силен.

Он производил впечатление человека, сдерживающего свой гнев только с помощью значительных усилий. Сара не понимала причин его плохо скрываемого раздражения. Левый рукав его формы темнел от крови, и незнакомец держал руку, стараясь ее не сгибать, будто каждое движение причиняло ему боль, — отчасти это объясняло его гнев. Но его окрашенный горечью юмор свидетельствовал, что причина кроется все же в чем-то другом.

Он произнес с видимым усилием, явно пытаясь умерить свой гнев:

— Я не стану спрашивать, мадам, почему вопреки здравому смыслу вы решили остаться в городе и выбрали для прогулки столь неподходящее время. Но, как вы сами убедились, гулять сейчас крайне опасно. Самым правильным для вас было бы вернуться домой и оставаться там, пока все не успокоится.

Сара хотела язвительно поинтересоваться, когда, по его мнению, это произойдет, не тогда ли, когда город сгорит до основания, но ответила иначе:

— Я бы с удовольствием так и поступила, капитан, да только вы и ваши люди сожгли мой дом весьма старательно.

Его губы напряглись, однако он сдержался.

— Отлично! К сожалению, ваш дом сгорел. Но у вас широкий выбор. Жители покинули город, он пуст. Выбирайте любой дом по вашему вкусу. Вы забаррикадируетесь изнутри, а я, если хотите, даже выставлю часового у вашей двери. Могу пообещать, больше вам никто не станет досаждать.

— Интересно, почему ваше предложение, капитан, не вызывает у меня приливов восторга? — спросила она с иронией. — Надеюсь, вы простите меня, но в силу обстоятельств я не верю ни вашему слову, ни вашему часовому. Я не собираюсь оставаться в городе: сгореть вместе с общественными зданиями — малоприятная перспектива.

Он быстро справился с собой и затем сказал:

— Возможно, вы еще не поняли, мадам, город полон британских солдат… — По его голосу было заметно, что терпение его на исходе.

— Как ни странно, я уже догадалась, капитан, — нежно проворковала она.

Он проигнорировал ее слова.

— Если вам мало, напомню: единственные соотечественники, с которыми вам придется в ближайшее время общаться, отъявленные негодяи, вроде недавнего очаровательного мерзавца. Две женщины на улице, без сопровождения, просто напрашиваются на неприятности. Особенно, — добавил он мрачно, скользнув по ней взглядом, — когда одна из них молодая и очень хорошенькая.

Ни его взгляд, ни тон не содержали комплимента, совсем наоборот.

К этому времени Сара разъярилась не на шутку, и ей было необходимо найти врага, на которого можно обрушить свой гнев.

— Но, устроив этот грандиозный фейерверк в честь вашей победы, вы не оставили мне выбора, капитан, — сказала она язвительно. — Если так, я предпочитаю покинуть оккупированный врагом город. И, кстати, вас это совсем не касается. Я благодарна вам за оказанную помощь, но вас ждут дела: в городе, вероятно, есть еще здания, которые вы не уничтожили, и, следовательно, вам и вашим людям предстоит много работы.

Его лицо снова напряглось, а когда он отвечал, голос его дрожал.

— Согласен, мадам. Я умываю руки. Как вы правильно заметили, спасать невоспитанных и нарочито безответственных красавиц не входит в мои обязанности.

Слова задели ее за живое.

— Ах, невоспитанных! — повторила она в ярости.

— Да, невоспитанных. Но, проигнорировав все предупреждения и оставаясь здесь лицом к лицу с врагом, не собираетесь же вы сделать из себя еще и мученицу? Я достаточно перенес за сегодняшний день, и потому подвожу черту, хватит!

Даже упрямой Саре вдруг показалось верхом глупости стоять посреди горящего города и ссориться с абсолютно незнакомым человеком. Она подавила очередную вспышку гнева и потому смогла ответить ледяным тоном:

— Нет, мученицу я строить из себя не собираюсь, Однако смею вам напомнить: как бы я ни решила поступить, не ваше дело. Впрочем, у меня нет времени на бесплодные споры. Прошу вас, капитан, оставить меня.

Он и не пошевельнулся.

— Боже! Придай мне сил! — воскликнул он, обращаясь к небесам. — Ответьте всего на один вопрос, мадам. Если не секрет, куда вы направляетесь? Может, вы не осознаете, что город окружен британскими войсками, окрестности переполнены испуганными и отчаявшимися мужчинами, которые, не раздумывая, убьют вас, в крайнем случае, просто отнимут вашу лошадь и повозку.

Известия не обрадовали ее: она надеялась, что столицу поджег небольшой отряд британцев, а основные силы находятся еще далеко. Но она решила не поддаваться страху и ответила с насмешкой:

— Вы пытаетесь уверить меня, будто британские солдаты нападают на беспомощных женщин, а не только сжигают покоренные города?

Капитану казалось, что он контролирует свое поведение, и потому он не мог даже представить, как резко у него напряглись скулы. Мгновение спустя он резко парировал:

— Я говорю об американских солдатах, мадам! Сегодня днем ваши войска потерпели сокрушительное поражение. Многие ранены, многие попросту напуганы. Они разбрелись кто куда.

Это было еще более неутешительным известием, хотя, безусловно, она о многом уже догадывалась сама.

— Я не боюсь собственных солдат, — настаивала она упрямо.

— Вы не боитесь собственных солдат, — произнес он глухо, — а следовало бы. Вам не хватает жизненного опыта.

Некоторое время он боролся с собой, и упорная борьба отражалась у него на лице. Наконец он удивил ее еще больше, жестко сказав:

— Как бы мне ни хотелось, я не могу бросить вас на произвол судьбы! Я достаточно перенес за сегодняшний день, чтобы еще и вы были у меня на совести. Если вы твердо намерены пуститься в это рискованное и безрассудное путешествие, я, по крайней мере, проведу вас через наши позиции. А потом действуйте самостоятельно. Я не располагаю ни временем, ни ангельским терпением, чтобы оберегать двух малознакомых женщин от последствий их собственной глупости.

Ее характер и неукротимая гордость подталкивали ее с презрением отвергнуть его нелицеприятное предложение. Но это предложение значительно повышало шансы пробраться через британские позиции, — такую необходимость она и предвидеть не могла. Да, пожалуй, без него ей не обойтись!

Кроме того, следовало подумать и о Десси. Казалось, мир за последние несколько часов сошел с ума, но, тщательно взвесив «за» и «против», Сара была вынуждена согласиться: не принять неожиданную помощь чрезвычайно глупо, кто бы и как бы ее ни предлагал. Человек, напавший на нее, наверняка рыскал неподалеку, и воспоминание заставляло ее содрогаться, — эти мерзкие руки, ощупывающие ее тело, это горячее дыхание на щеке. Но если бандит и убрался, капитан все-таки прав — толпы насильников и грабителей запросто могли укрыться в пышущей жаром темноте, не говоря уже о «победоносных» британских солдатах.

Все-таки она не смогла отказать себе в удовольствии и проговорила с насмешкой:

— Позвольте спросить у вас прямо, капитан, почему, напав на мою страну и спалив до основания мой дом, вы предлагаете мне помощь? Это особая тонкость британской психологии?

Он не ответил на заданный вопрос, вместо того он опять резко произнес, будто слишком долго сдерживал свое терпение:

— Хотя я уверен, что пожалею об этом, кажется, у меня нет выбора.

И, тяжело вздохнув, он без всяких церемоний взобрался на узкое сидение рядом с ней и принял вожжи из ее рук.

К неудовольствию Сары, Десси восприняла неожиданное вторжение вполне спокойно: чтобы спастись от дыма, она снова обмотала шалью лицо и подвинулась на жестком сидении, освобождая место для капитана. Саре не понравилось это безмолвное признание чужой власти.

Сидение не было рассчитано на трех человек, и Сара обнаружила, что она прижата к капитану гораздо теснее, чем ей хотелось. Она старалась держаться прямо, но все равно чувствовала, как от него пахнет дымом. Теперь она смогла как следует разглядеть его лицо.

Сара подумала: лицо капитана правильнее было бы назвать не красивым, а сильным. Прямой нос, четко очерченные и плотно сжатые губы. Еще прежде она заметила: глаза у капитана ясно-голубые, такие ясные, что на фоне запачканного копотью лица производили прямо-таки ошеломляющее впечатление. Ненавистный красный мундир был тоже запачкан сажей, а о происхождении больших темных пятен на нем Саре не хотелось даже думать. При этом капитан выглядел как образцовый британский офицер, из тех, что Магнус описывал столь насмешливо. По его рассказам, такие офицеры, посылая в бой своих солдат, сами оставались в стороне, сжимая в одной руке надушенный носовой платок, а в другой — золотую табакерку.

Сара видела, что капитан устал и находится не в лучшем расположении духа. Он держал вожжи только в правой руке, левую руку старался лишний раз не тревожить. Время от времени, несмотря на все ее старания держаться подальше, Сара задевала его левую руку, и лицо капитана искажала боль, но он молчал.

Они проехали не больше квартала, дым все еще не развеялся, и Сара по примеру Десси обмотала лицо шалью. Вдруг что-то неожиданно привлекло ее внимание, она выпрямилась и, размотав шаль, громко крикнула:

— Стойте! Да стойте же! Натяните вожжи!

Он изумленно подчинился, переложил вожжи в левую руку, чтобы освободить правую, инстинктивно потянувшуюся к поясу за пистолетом.

— Боже праведный, что там еще? — спросил он резко, но Сара уже встала и, не утруждая себя ответом, перебравшись через колени Десси, слезла с ужасного сидения.

Капитан передал вожжи Десси и приготовился последовать за ней. Впрочем, когда он разглядел, кто скрывается за углом дома, который они только что обогнули, он выругался и покачал головой — капитан, кажется, не мог разделить с Сарой ее жалость. За углом, дрожа от страха, пряталась женщина с грудным ребенком, они были закутаны от дыма в платки.

Хотя капитан посетовал на очередное нежелательное осложнение, Сара с удивлением заметила: его голос стал неожиданно мягким, когда он приблизился к испуганной женщине.

— Кто это? — спросил он требовательно Сару. — Вы ее знаете?

Женщина взглянула на капитана с нескрываемым ужасом и спрятала лицо поглубже в рваный платок.

Сара сердито ответила:

— Разумеется, я не знаю ее! Не подходите! Вы еще больше напугаете бедняжку. Не бойся. — Она повернулась, чтобы успокоить женщину. — Мы не причиним вреда.

Молоденькая негритянка — ее лицо было едва ли больше, чем лицо ребенка, — никак не могла прийти в себя. Она крепко прижимала к груди малыша, а глаза ее застыли от ужаса.

— О, бедное дитя! — воскликнула Сара, испытывая необыкновенную жалость. — Дай я тебе помогу забраться в повозку. Там, сзади найдется место и для тебя, и для ребенка, вы можете даже прилечь. Ну-ка, дай мне его. Бедная крошка. Сколько ему месяцев?

Девушка ничего не ответила, но не оказала сопротивления, когда Сара осторожно взяла у нее ребенка. Сара догадалась: их бросили, когда ее хозяин и остальные домочадцы и слуги бежали из столицы, — молодая мать и ребенок оказались слишком слабы для путешествия; небольшой сверток в руках Сары весил тревожно мало.

Но когда она, затаив дыхание, поспешно развернула сверток, она с великим облегчением увидела худенькое темное сморщившееся личико, будто младенец собирался расплакаться; ребенок слабо шевелился в ее руках. Она вручила его Десси, которая тут же принялась о нем заботиться, — укачивать и вполголоса напевать, пока Сара пыталась расспросить молодую мать.

Она продолжала взирать на капитана с униженным страхом, но через некоторое время открыла, что ее зовут Элси, а ребенка — Руфус. Она принадлежала торговцу съестным, который не уезжал до самой последней минуты, боясь, что его товары разграбят. Когда остальные уехали, ее оставили: она только что родила и была еще слишком слаба для путешествия. Она пряталась в доме за магазином, опасаясь, что ее захватят красные мундиры; наконец пожар заставил ее покинуть дом. Она была уверена, что ее убьют, ведь все знали: красные мундиры не раздумывая убивают ни в чем неповинных женщин и даже детей.

Сара почувствовала почти невыносимую жалость. Она тихо сказала, не в силах сдержать упрек:

— Запишите на свой счет, капитан! И помогите ей забраться в повозку, едва ли у нее хватит сил, чтобы встать, не говоря уж о том, чтобы идти.

Капитан несколько мгновений молчал, выражение его лица не поддавалось истолкованию. Затем он пожал плечами и сделал, как его попросили: подождал, пока Десси расстелет перину и положит несколько подушек сзади, затем, подняв Элси, уложил ее в сооруженную постель.

Он ждал со все возрастающим нетерпением, пока Сара суетилась вокруг девушки, помогая ей устроиться поудобнее и нашептывая на ухо, что они ее ни в коем случае не отдадут британским солдатам. Девушка, вероятно, не понимала большую часть ее слов, она тянулась к Десси, и поэтому Сара в конце концов оставила Элси на попечение старой служанки, а сама подошла к капитану, который отозвал ее немного в сторону.

— Ваша абсолютная уверенность в том, что мы не многим лучше варваров, отвратительна, моя дорогая мадам, — сказал он с горечью. — Но я о другом Вы ведь не всерьез предлагаете взять чрезвычайно ослабленную после родов женщину и новорожденного с собой в ваше глупое путешествие?

— А как, по-вашему, я должна поступить? — яростно возразила Сара. — Бросить бедняжку на улице, чтобы ее нашли ваши солдаты?

Снова его губы крепко сомкнулись, будто он запрещал себе говорить. Наконец, ничего не ответив, он вернулся обратно к повозке.

— Залезайте! — сказал он, грубовато подталкивая ее. — Я начинаю думать, что я, должно быть, такой же сумасшедший, как и вы.

Он в сердцах взял вожжи, и повозка тронулась дальше.

Сара с упрямым удовольствием сообщила ему:

— Если вы так будете стегать бедную лошадь, вы испортите хорошее впечатление, которое о вас едва сложилось, капитан. Вам следовало бы знать: нельзя вымещать свой гнев на животных.

Он судорожно сглотнул и разъяренно посмотрел на нее, но все же опустил руки.

— Да, мадам, — сказал он с фальшивым послушанием. — Есть еще какие-либо советы или инструкции? Молю вас, не томите бесплодным ожиданием.

— Ну, если вы так уж хотите, — прохладно ответила она. — Я хочу попытаться уговорить поехать с нами одну пожилую леди, и именно поэтому я и захватила в первую очередь мягкую перину. Сверните на следующем повороте. Ее дом недалеко отсюда.

Он снова судорожно сглотнул и последовала веская пауза. Затем он сказал гораздо более естественным голосом, чем все, что она от него прежде слышала:

— Не знаю, что в вашей стране понимают под словами «сумасшедший дом», но я начинаю думать, мадам, вы родом оттуда. Взять с собой больную девчонку и ее крошечного ребенка — отменная глупость, но даже вы, мадам, не можете предложить взять с собой старую женщину.

— Почему же? Именно это я и предлагаю, — ответила Сара нетерпеливо. — А заодно ее пожилого слугу. Поворачивайте здесь.

Замешкавшись лишь на мгновение, он так и поступил. К счастью, они находились в той части города, куда огонь еще не успел добраться, поэтому они смогли наконец отдышаться как следует. Сара была почти счастлива, ибо это означало, что мисс Дэнвилл скорее всего жива, а если так, она, без сомнения, была потрясена вероломством британцев.

Но не успели они достигнуть дома мисс Дэнвилл, как Сара опять резко вскочила и крикнула:

— Стоп! Притормозите! Ну же! Ой, бедненький!

— Боже праведный, что на сей раз? — поинтересовался капитан, и в голосе его слышался неподдельный страх. Однако он сделал, как ему приказали, лишь бы она не выпрыгнула на полном ходу из повозки.

На лице его отразилось потрясение, когда он понял, что речь идет не о человеке, а о большой дворняге, сильно пострадавшей от огня. Она пряталась в придорожной канаве и жалобно скулила.

— О Боже! — воскликнул капитан с отвращением. — Вы же не можете серьезно предлагать… Осторожнее, вы, безрассудная девчонка. — Капитан снова бросил вожжи в руки Десси. — Он может быть опасен.

Но Сара уже склонилась над жалким животным.

— Во-первых, собаки ничуть не опасны, — заявила она голосом, в котором слышалось собственное превосходство. — А во-вторых, это не «он», а «она», — добавила Сара, неожиданно сделав маленькое открытие. — У бедняжки скоро должны появиться щенки. Ох, как она сильно обгорела.

Теперь капитан бесцеремонно отстранил ее и нагнулся над жалким существом. Умелыми руками он ощупал собаку и сухо заметил:

— Заверяю вас, не слишком скоро. И это замечательно, потому что я ни на минуту не сомневаюсь: вы не оставите на обочине ни будущую мамашу, ни ее многочисленный выводок.

Но вопреки его словам, его руки были мягкими и нежными, и он прекрасно знал, что делает. Бедная, испуганная и дрожащая от усталости лошадь в этот момент взглянула на него с явным одобрением. Он это заметил и воскликнул:

— Нечего на меня глазеть! Я и сам не знаю, что творю. Если бы я мог выбирать, я бы поехал дальше, не испытывая никаких угрызений совести, но я лишен выбора.

Он взглянул на Сару, понял, что она за ним наблюдает, и его лицо помрачнело.

— Забирайтесь обратно в экипаж. Я согласен, забирайте бедняжку и ее будущих детенышей, но хочу вас предупредить: это абсурд. Поймите же, вам следует больше думать о себе, а не об этой дворняжке, беременная она или нет. Кроме того, вы собираетесь спасти старую леди заодно с ее старым слугой, а куда мы их посадим?

— Мы найдем место, — упрямо сказала Сара. — И пусть это вас не касается! Мне лучше знать, кого я возьму в мой собственный экипаж! Что в этом чемоданчике, Десси? Одежда? Капитан, чем возражать по любому поводу, лучше помогите мне приладить чемоданчик сзади повозки.

После очередной опасной паузы капитан неожиданно рассмеялся.

— Боже мой, я боюсь даже предположить, кто будет следующим, мадам. Отойдите. Я сам подниму это несчастное животное, а потом сяду и стану молиться, чтобы мы больше не встретили никого, кто был бы достоин вашей жалости, в противном случае этот Ноев ковчег не выдержит.