Они довольно скоро дошли до взморья и направились на запад. Солнце жгло вовсю, укрыться от его палящих лучей было негде. Крутые, пышущие зноем утесы перемежались обширными полосами раскаленного песка. Три дня подряд они шли и шли. Запас воды у них иссяк. Но на исходе четвертого дня они нашли в скалах впадину, где была вода, и наполнили мех. Они не имели представления о том, долог ли путь в Испанию. Они знали одно: нужно идти во что бы то ни стало.

Когда зной становился нестерпимым, они купались в море. Они шли не только весь день, но и часть ночи. Прибавлявшийся месяц освещал им путь. В полдень путники делали привал в тени утеса, а если место было ровное, – сооружали из своих туник и нескольких жердей подобие палатки. Передохнув, шли дальше.

На шестой день пути они увидели очертания непонятного темного предмета, черневшего вдали, на невысоком утесе посреди маленькой бухты. Подойдя поближе, они: различили корпус разбитого судна и ускорили шаг, взволнованные тем, что в томительно однообразном странствии им встретилось нечто неожиданное.

– Это пиратское судно Кудона, – на ходу сказал Марон.

– Ну нет, – возразил Бренн.

– Оно самое, – поддержал Марона Феликс. – Это так же верно, как то, что я лишился левого глаза, стараясь удержать нож в равновесии на кончике собственного носа.

– Значит, оно все-таки не пошло ко дну, – сказал Марон, – и течением его вынесло на берег.

Они вскарабкались на утес, подлезли под самое судно и убедились, что Марон прав. Затопленный, разбитый корпус поплыл по течению вслед за ними, к берегу Африки, и волны выбросили его, кормой вперед, на утес. Трое товарищей стояли под кормой, сильно приподнятой, тогда как носовая часть глубоко погрузилась в белую пену бурунов, клокотавшую над рифами.

– Ну что ж! Вряд ли нам будет какой-нибудь прок от этих обломков, – задумчиво сказал Марон.

– А вот не знаю, – отозвался Бренн. – Мы можем взойти на корабль и посмотреть, не осталось ли там что-нибудь ценное. Когда мы попадем в город, деньги нам очень пригодятся.

Они сложили свои сумки и мех с водой в тени, у скал, и огляделись вокруг. С одной стороны кормы до половины высоты корпуса свисал канат. Феликс стал лицом к кораблю и уперся руками в корпус. Бренн прыгнул ему на плечи и тоже уперся в корпус – и, наконец, Марон, не без труда, взобрался на плечи Бренну. В этом положении он быстро поймал канат и, подтянувшись, взобрался на палубу. Там он нашел еще несколько кусков каната и крепко связал их узлами; получился длинный канат, один конец которого Марон прочно закрепил, а другой перебросил через борт.

Феликс и Бренн тотчас взобрались наверх к Марону; крепкие, крупные узлы очень облегчили им подъем.

– Давайте прежде всего поищем золото, – предложил Бренн. – У Кудона золота, наверно, было немало, и хранить его он мог только в кормовой части, а не в носовой, где всегда толкались матросы.

Марон взошел на мостки, соединяющие корму с баком, и отпрянул, восклицая:

– Берегитесь! Здесь – дыра в настиле!

Вытянув шеи, они опасливо глянули вниз; их глазам представилась зияющая сквозная пробоина, фута в три диаметром. Заглянув еще глубже, они увидели волны, исступленно хлеставшие утес и кружившие куски деревянной обшивки.

– А сможем ли мы перескочить через нее? – неуверенно спросил Бренн.

– Вовсе это нам не нужно! – воскликнул Марон.

Он открыл дверь ближайшей каюты, через разбитую переборку прошел в соседнюю и вышел оттуда на мостки по ту сторону пробоины. Там настил был в целости. Феликс и Бренн шли за ним. Они обшарили все каюты, но денег не нашли. Одежда и корабельное снаряжение имелись в изобилии, но ни золота, ни серебра не было. Дойдя до конца мостков, все трое замешкались, глядя, как на сильно накренившуюся нижнюю палубу переплескивались волны.

– Не ходи туда, Бренн, – сказал Марон, – или тебе конец.

– Не такой я дурак, – ответил Бренн. – Я раздумываю, как нам добраться до самых верхних кают.

– Кудон жил там, – напомнил Феликс, – и свои богатства, наверно, держал в рундуке.

– Но как туда попасть? – спросил Бренн. – Все трапы снесены.

Марон поймал конец каната, свисавшего с юта, и сильно дернул.

– Думаю, выдержит, – заявил он.

– Будь осторожен! – воскликнул Бренн, в свою очередь предостерегая друга.

Марон всей тяжестью своего тела повис на канате, канат не оборвался.

– Дело верное, – сказал мальчик, проворно взбираясь вверх.

Феликс и Бренн зорко следили за его движениями, пока он не исчез в одной из дверей, выходивших на ют. У них не было никакого желания последовать его примеру, хотя он сверху крикнул, что канат надежно закреплен. Они слышали, как он возился, и вскоре раздался ликующий возглас:

– Нашел!

Над верхней палубой показалось сияющее лицо Марона; мальчик сбросил золотую монету. Он ловко угодил ею между Феликсом и Бренном, изумленно взглянувшими на него.

– Тут стоит рундук, битком набитый деньгами да золотой и серебряной посудой, – всего гораздо больше, чем нам нужно, гораздо больше, чем мы могли бы пронести по этой пустыне, даже выбиваясь из сил.

– Захвати, сколько можешь, золотых монет, – крикнул в ответ Бренн. – Будет предостаточно.

Марон снова исчез из вида. Спустя немного времени Бренн и Феликс услышали звон монет, которые он считал.

Дожидаясь Марона, товарищи мирно сидели на закраине верхней палубы, болтая ногами и глядя то на курчавившиеся белой пеной волны, бурлившие внизу, то на чаек, носившихся вокруг корабля. Возле них, сверкая на солнце, лежала сброшенная Мароном золотая монета с изображением какого-то восточного властителя.

– Что бы ты сделал, если б разбогател? – спросил Феликс.

Бренн пожал плечами.

– Я не хочу быть ни богатым, ни бедным. Я хочу жить в родной своей деревне, где мой дядя, пахать и сеять… От золота нет никакой пользы, – оно годится только для всяких безделушек да для насечек на ножнах меча, и еще его кладут в могилу при погребении.

Феликс сплюнул в воду и призадумался над тем, что сказал Бренн. Привыкнув жить в городе, он не представлял себе уклада жизни, при котором мужчины и женщины довольствуются плодами земли, – тем, что они сами посеяли и вырастили.

– Я считаю, что ты не прав, – сказал он, наконец, – вернее, что ты не совсем прав, хоть я и не знаю нравов и обычаев страны, о которой ты рассказываешь. Что до меня, – мне говорили, что я фригиец, но я уверен, что родился в Риме или где-то в окрестностях Рима. Никакой Фригии я в глаза не видел. Я знаю только глухие закоулки Рима, где за мелкую монетку я покупал кусок пирога с бобами и кружку укропного вина. Но теперь, изведав прелесть свободы, я уже не хочу вернуться в римские трущобы… Где же эта страна, твоя родина?

– К северу отсюда. Это Британия, – ответил Бренн, которого так и подмывало завести разговор на эту тему. Ему не терпелось поведать Феликсу обо всем, что было ему дорого и мило на родине, и ему казалось, – говори он часами, и то не исчерпает того, что нужно сказать. А теперь, когда представился удобный случай, Бренн не находил нужных слов и только снова повторил, что хочет во что бы то ни стало вернуться в Британию. Объяснить другому, почему для него это так важно, Бренн был не в силах. Это желание владело им, но какими словами его передать?..

– Ты согласен отправиться с нами туда? – спросил он Феликса. – Там тебе будет хорошо! В моей семье тебя примут как родного, раз ты – мой друг. – Это было все, что он мог сказать.

Феликс расправил плечи.

– Ладно! Держу путь в Британию, покуда там еще нет римлян!

– Берегитесь! – крикнул Марон сверху – и тотчас к их ногам свалились, один за другим, три больших кошеля, туго набитых монетами. – Я думаю, больше нам не снести.

– Этого хватит с избытком, – сказал Бренн.

Феликс заглянул в кошель, который ему вручил Бренн.

– Эх! Сколько на эти деньги можно было бы купить бобовых пирогов и укропного вина! – воскликнул он. – Но уж раз я решил, – мое слово крепко. Я выбрал Британию, я с тобой, мой мальчик!

Они вернулись на оконечность кормы и по канату спустились с корабля.