— Словом, сейчас мы уже можем расстаться с Балларатом, — сказал Дик, попивая чай, налитый ему не устававшей восхищаться матерью.

На Дике был его лучший костюм, прекрасно сидевший на нём до ухода из Балларата, а теперь тесный и короткий.

— Но Сандерс говорит, что добыча пошла лучше, — проговорил мистер Престон, немного робевший перед сыном. — Жаль бросать сейчас участок. Помнишь, ты сам раньше говорил, что преждевременно бросать — значит делать глупость.

— Я думал, вы его уже продали, — сказал Дик.

— Я всё подготовил к продаже, но в последнюю минуту решил, что ещё немножко подожду. Не думаешь ли ты…

— Ненавижу золотоискательство, — ответил Дик. — У нас теперь появились деньги, и я хочу купить земельный участок. Сержант говорил мне, что в южной Австралии можно дёшево купить хорошую пахотную землю. Хочу купить ферму, чтобы сеять пшеницу и разводить овощи.

Мистер Престон кашлянул и прочистил горло.

— Бывают занятия и похуже…

— Нет занятия лучше, — сказал Дик. — Мне хочется не с наскоку узнать страну, в которой я живу, а кроме того — оно мне нравится.

— Дик, дорогой! — воскликнула миссис Престон, всплескивая руками. — Мне так нравится фермерская жизнь! Но подумать только, что ты пережил!

— Дело не в том, что я сделал, — возразил Дик, чувствуя своё превосходство над бестолковыми взрослыми. — Дело в том, чему я научился. Шейн с радостью присоединится к нам. У него оказалось больше здравого смысла, чем у меня. Он несколько дней прятался в лачуге на горе Бунинйонг, а потом перебрался в Джилонг. Он согласен со мной, что поиски золота не настоящее дело для мужчины. Вот выращивать пшеницу — это настоящее дело.

— Вы посмотрите только на него! — воскликнул мистер Престон. — Он говорит так, словно всё знает!

— А что же здесь удивительного? — с гордостью сказала миссис Престон. — Дик, после чая придёт Козима. Она была для меня таким утешением в те дни, когда мы о тебе ничего не знали! Она пришла однажды утром и назвала себя… Но я уже рассказывала тебе об этом.

— Да, — сказал Дик, хотя с удовольствием послушал бы об этом второй раз. — Ручаюсь, что она согласится со мной. У неё есть голова на плечах.

— Конечно, есть, — поддержала его миссис Престон. — Она говорит, что ты — герой.

— Ну, я не об этом, — краснея под загаром, сказал Дик.

— Но согласись, Дик, — заметил мистер Престон, — что, если бы я не переехал на золотые прииски, ты никогда бы не поймал бандитов и не мог бы заняться фермерством.

— Да, всё это как-то связано, — задумчиво произнёс Дик. — Но я совершенно прав насчёт того, чем нам сейчас нужно заняться.

— Совершенно прав, — подтвердила миссис Престон.

— Ты совсем его захвалишь, — запротестовал отец, набивая трубку.

— Нет, папа, — серьёзно сказал Дик. — Я слишком хорошо понял, как легко потерпеть в жизни крушение. Просто я люблю эту страну и понимаю, как приятно выращивать пшеницу и делать полезное дело собственными руками.

— Ну что ж, Дик, — великодушно заявил мистер Престон. — В общем, ты, наверно, прав.

— И у нас будет отличный дом, — сказал Дик. — Небольшой, конечно, но удобный, и там будут цветы, и плодовые деревья, и… и…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — подхватила миссис Престон. — Такой дом — моя заветная мечта.

Дик подумал о другой мечте, с которой он уже не расстанется, о мечте, которая представлялась ему в образе Рафаэлло, бегущего по вершине холма под градом пуль и взывающего: «Свято помните эту субботу!»

Но не было разлада между двумя мечтами — мечтой о свободном мире и мечтой о зреющей золотистой ниве.

И внезапно Дик понял, что ему ферма нужна по-иному, чем его родителям. Она нужна ему для работы, которая влечёт его, которую он считает стоящей. А кроме того, ферма послужит ему точкой опоры, без которой он не сможет вести борьбу.

— Шейн идёт, — глядя в окно, сказала миссис Престон.

Шейн ворвался в комнату. Он был одет в алый свитер, опоясанный зелёным кушаком, молескиновые штаны, морские сапоги и широкую шляпу с болтающимися кисточками, чтобы отгонять мух. Шейн сорвал шляпу и поклонился.

— Здорово я замаскировался? — спросил он. — Мне, разумеется, понятно, что теперь я ни к чему полицейским, но я хотел польстить им маскировкой.

— Тебя всё равно сразу можно узнать, — сказал Дик.

— Вы только навлечёте на себя подозрения, — поддержала его миссис Престон.

— Ну что ж, — согласился Шейн, — в конце концов, действительно, зачем человеку прятать свою красоту?

— Надеюсь, вы не собираетесь опять сбивать моего сына с пути истинного? — сказал мистер Престон, улыбаясь и приминая табак в трубке.

— Вы называете это — сбивать с пути истинного? Да я как раз наставил его на путь истинный — и вот посмотрите на него. Он теперь может без всякой посторонней помощи влезть в любую самую неприятную историю.

— А скажите, был какой-нибудь смысл в вашей истории? — настаивал мистер Престон.

— Огромный! — воскликнул Шейн. — Она изменила облик мира — ни мало ни много. Я целый месяц скрывался вместе с доктором Кенворти. Он немножко просветил меня, и теперь я лучше разбираюсь в вещах. Правительству волей-неволей пришлось сдаться. Оно разбито наголову. Скваттеры — эти старые черти, эти земельные воры — потерпели поражение. Мы скоро получим всё, за что боролись, за что тщетно боролись чартисты в Англии. А почему мы победили?

— Почему? — с сомнением качая головою, спросил мистер Престон.

— Потому, что боролись не в одиночку. Все до единого порядочные люди в стране после нашего выступления помогали нам, кто словом, а кто и делом. События повернулись в нашу пользу после митинга в Мельбурне. Мы скоро добьёмся всего, за что боролись. Права голоса для всех, даже для самых бедных. Конца самоуправства фараонов и солдатни. Тайного голосования, чтобы не было подкупов и избиений, как в Англии. И всех остальных требований чартистов.

— Ура! — закричал Дик.

— Да, и кое-чего мы уже добились. Но не думайте, что остановимся на этом. Скоро им и в Англии придётся согласиться на всеобщее избирательное право и тайное голосование. Им не удержать рабочих после того, как мы показали дорогу. А вслед за Англией к нам присоединится весь мир. Говорю вам, что мы кое-что сделали, чтобы изменить облик мира.

— Трудновато мне поверить вам, — сказал мистер Престон. — Может быть, вы и правы, но я никогда не думал, что история делается таким путём. Можно сказать, прямо у меня под носом.

— Но, даже если мы выиграем эту партию, до конца ещё далеко. Когда мы получим право голоса, мы не прекратим борьбу. Я-то их знаю, они хитрые бестии. Борьба только начинается. Но мы хорошо начали, и наши товарищи погибли не зря.

— Я не могу согласиться с вами во всём, — моргая, сказал мистер Престон, — но в общем кое-что вы сделали. Отдаю вам должное.

— Мы ещё переделаем мир так, чтобы в нём стоило жить! — воскликнул Дик.

Миссис Престон давно уже не слушала их и безмятежно что-то шила, время от времени отодвигая занавеску из бумажной материи и бросая взгляд в окно.

Посмотрев в последний раз, она обернулась к Дику.

— Идёт Козима, — сказала она.

© Lindsay Jack, «Rebels of the Gold Fields», текст, 1936

© Голант Вениамин Яковлевич, перевод на русский язык (главы 1-14), 1956

© Линецкая Эльга Львовна, перевод на русский язык (главы 15-28), 1956