«На этом званом вечере случилось одно событие, которое иначе как чудом и не назовешь. Мисс Мерриуэзер дважды танцевала с мистером Уэстоном, который, о чем ты, наверное, прочитала в колонке светской хроники, слывет образцом элегантности. Представляешь, он ни разу не танцевал с мисс Хилл, самой завидной партией двух последних сезонов. Ах, моя дорогая Люси, все это кажется столь чудесным и невероятным — я поэтому не спешу писать о себе и моих делах, — это какое-то наваждение, я никак не могу от него очнуться…»

Из письма Элизабет Фотергилл сестре Люсинде Фотергилл.

— Мне кажется, что это не совсем благоразумное решение, — смутилась Диана, когда Генри пригласил ее во второй раз на танец. — Вам не следует приглашать меня во второй раз, когда на балу еще столько дам, с которыми вы не танцевали совсем. Это неприлично.

Генри рассмеялся. У его смеха оказался настолько теплый, бархатистый тембр, что у Дианы мурашки побежали по коже.

— Понемногу я начинаю понимать, чем вы так пленили мою мать, мисс Мерриуэзер. Ваше участие в окружающих не вызывает ничего, кроме восхищения. Однако я очень сомневаюсь, что кто-то из них ждет достойного поведения от меня.

— Пусть ваше поведение предосудительно, все равно вам все простят. Предпочитая меня другим, вы тем самым накличете на меня неприятности: три четверти дам на этом вечере станут неприязненно относиться ко мне. И никому из них нет никакого дела до того, что я нисколько вас не интересую.

Нахмурившись, Генри повел ее к трем другим парам, готовящимся к котильону.

— Вам не трудно объяснить, что вы имеете в виду.

«Как будто не знаете».

— Вы смеетесь надо мной, — подчеркнуто медленно проговорил он, и вдруг до Дианы дошло — последние слова она произнесла вслух.

С минуту она молча смотрела на него, пытаясь понять: притворяется он или говорит серьезно.

Диана усмехнулась:

— Я не собираюсь, мистер Уэстон, отказывать себе в удовольствии слушать вашу лесть дальше.

Он опешил от ее слов и хотел было что-то сказать, но она опередила его:

— Могу сказать вам, о чем сейчас думают все присутствующие здесь дамы, видя нас вместе, — очень тихо проговорила Диана, чтобы никто не мог подслушать. — Ваши сестры и наши матери озадачены. Моя бабушка и мисс Фотергилл скорее всего рады. Миссис Эллисон или леди Килпатрик это совершенно безразлично, первую интересует только ее муж, а вторая вообще не интересуется мужчинами. Зато все остальные дамы, независимо от возраста и семейного положения, раздражены и возмущены, видя меня рядом с вами, так как любой из них очень хотелось бы оказаться на моем месте. А раз им не повезло, в таком случае они предпочли бы, чтобы их обошла какая-нибудь блестящая красавица вроде мисс Хилл.

Шок от ее краткого монолога был посильнее, чем от утверждения, что солнце встает на западе. Раньше мисс Мерриуэзер никогда не говорила так много, тем более так откровенно.

Но тут раздались первые осторожные звуки музыки, которая завладела общим вниманием. Как только они начали делать первую фигуру, Генри наклонил голову к ее уху и прошептал:

— Не могу поверить, что мое общество так высоко ценится дамами, вместе с тем это льстит моему тщеславию. Но в одном я должен вас поправить. Я более чем уверен, что моя мать сейчас с удовольствием взирает на нас.

— Ваша матушка очень добра, — заметила Диана.

— Иногда она позволяет себе быть такой, — пробормотал он под нос.

Во всяком случае, что-то вроде этого послышалось Диане, так как в этот момент они разошлись, и она взялась за руки с другими танцующими дамами, чтобы образовать круг. Впрочем, ее радовала не столько беседа, сколько сама возможность потанцевать. На какой-то миг она забылась в танце, ее стройные ножки скользили и порхали над полом в такт музыки, наполнявшей ее сердце неизъяснимой радостью.

— Для особы, вызывающей столь жгучую зависть и неприязнь у всех остальных в зале, вы выглядите что-то слишком счастливой, — заметил Генри, когда опять взял ее за руку. — А теперь ответьте мне, кто такая мисс Фитербилл, и почему она в отличие от всех рада за вас?

Диана ничуть не удивилась тому, что он не знал Элизу. Хотя ее подруга уже выезжала в свет третий сезон подряд, она не относилась к тем девушкам, которые привлекают внимание. Вместе с тем Элиза не принадлежала к числу тех, которых приглашали танцевать только благодаря протекции доброй леди Уэстон. Во время очередного поворота Диана кивком головы указала в сторону самой дальней стены:

— Видите рядом с моей матерью шатенку в розовом платье? Это и есть мисс Фотергилл.

— Да, да, простите. Конечно, мисс Фотергилл. Так почему она рада за вас, когда все другие настроены против?

— Мы с ней подружились за последние годы. Нас очень редко приглашают танцевать, поэтому скуку на балах и званых вечерах мы обе скрашиваем беседой.

Тут в голове Дианы мелькнула мысль, что беседами их общение можно назвать с известной натяжкой, так как большую часть времени Элиза болтала, а Диана слушала. Дело в том, что она не любила делиться своими переживаниями и секретами, а слушать восторженные, полные наивного оптимизма излияния подруги было очень приятно. Впрочем, в последний год все разговоры Элизы сводились к одной и той же теме, что было уже не столь очаровательно и даже утомительно. Но поскольку предметом этих бесед был не Генри Уэстон, Диана не сомневалась, что Элиза нисколько ей не завидует и лишь радуется за нее.

— Я чувствую, вы что-то не договариваете, — хитро прищурился Генри Уэстон. — Что-то скрывается за вашей улыбкой. Неужели ваша подруга тоже недолюбливает мужчин?

— Что вы? Конечно, нет. Она только и делает, что говорит о нем, то есть о них. О мужчинах. Только о них.

Глаза Генри заискрились от любопытства. Диана тихо вздохнула, поняв, что он непременно воспользуется ее обмолвкой. Генри посмотрел на Элизу, которая почти не отводила глаз от танцующих, вернее, от одного из них. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы проследить за ее взглядом и определить того кавалера, к которому она была неравнодушна.

Наконец он перевел удивленный взор на Диану.

— Неужели Гейбриел?

Диана слегка пожала плечом. Половина дам в Лондоне сходила с ума, кто явно, кто тайно, по очень и очень симпатичному мистеру Габриелю. Будучи племянником лорда Блатерсби и его единственным наследником, молодой человек со временем должен был стать обладателем очень недурного наследства.

— Прошу вас, — взмолилась Диана, — поймите, тут надо быть очень деликатным…

— Можете на меня положиться. — Генри хитро подмигнул, что лишь усилило тревогу Дианы.

— Она даже не верит, как мне кажется, что сможет привлечь его внимание, — призналась Диана, кружась вокруг партнера. — Мы полагаем, что…

— Мы? Вы вдвоем образовали союз?

— О, нас намного больше. Вы когда-нибудь слышали об «Отряде кривляк и ломак»?

Явное недоумение отпечаталось на лице Генри.

— Возможно, вы слышали об этом отряде под другим названием, а именно «Ополчение старых дев».

Генри рассмеялся, но не слишком весело, затем внимательно оглядел всех дам, сидевших вдоль стен залы.

— Вы шутите?

Диана представила, как он, восприняв ее слова всерьез и испугавшись ее откровенности, судорожно подсчитывает свои шансы на выживание.

— Шутить по поводу «Ополчения старых дев»? Как такое могло прийти вам в голову? Не пугайтесь, мистер Уэстон. Мы, желтофиоли, не тайная организация. Кроме того, как бы ни было много на вашем счету брошенных женщин, я полагаю, в наших рядах таких найдется немного. Я надеюсь, мистер Гейбриел исполнит свой долг джентльмена, как исполнили его вы, и протанцует один танец с Элизой.

Генри издал странный, неподобающий звук, очень походивший на фырканье. Но разве Генри Уэстон мог выкинуть такое?

— Он пригласит ее, если она проявит хоть каплю сообразительности. Гейбриел очень приятный молодой человек, но к несчастью, — тут Генри поморщился, — он целиком и полностью разделяет дядино увлечение.

А, так вот в чем было дело! Все в свете были наслышаны о всепоглощающем страстном увлечении лорда Блатерсби овцами. Основное стадо его шерстистых подопечных паслось на пастбищах его огромного поместья. Однако и в Лондоне в саду при доме он тоже держал небольшое количество любимых животных. Он пересчитывал их перед тем, как лечь спать, и носил одежду, сотканную из их шерсти, Диана подозревала, что блюда из вкусного мяса этих животных часто украшали его стол. Лорд Блатерсби сам подогревал подобные слухи о себе, так как, беседуя с кем бы то ни было, непременно переводил разговор на овечью тему.

— Ну что ж, — бодро проговорила Диана, — надеюсь, мисс Фотергилл сумеет найти общий язык с Габриелем, поскольку ее родственники имеют отношение к мануфактуре.

Генри уклончиво хмыкнул, но тут танец опять развел их в разные стороны. Диана растерялась, не зная, как расценить его неопределенную реакцию. Неужели у него пропал интерес к ее просьбе? Когда они опять сблизились во время последней фигуры, вид у него был мрачно-задумчивый, и концовка кадрили прошла в обоюдном молчании.

Взяв партнершу под руку, Генри повел Диану к ее матери. Оба прекрасно знали, что никто больше не пригласит ее танцевать. Уже на полпути к намеченной цели он вдруг остановился, пробурчав что-то нечленораздельное и устремив свой взгляд куда-то в бок. Через мгновение, повернув в сторону, он пошел туда вместе с Дианой.

Леди Уэстон беседовала с леди Хейвенхерст и миссис Кэмпбелл. Увидев подходившего сына, она с улыбкой обернулась к нему:

— Генри.

Он слегка поцеловал мать, и тут же в ее глазах блеснула гордость за него.

— Мисс Мерриуэзер, как я рада вас видеть.

Диана сделала короткий реверанс.

— Прошу нас извинить, Мэри, — вдруг заспешила леди Хейвенхерст. — Мне и Августе надо еще поговорить кое с кем из джентльменов, ведь скоро состоится еще один прекрасный бал. Впрочем, все балы чудесны, так что прими мои поздравления.

— Вы, должно быть, очень горды. — Миссис Кэмпбелл в совершенстве владела искусством светской беседы — говорить в доверительной манере, но так, чтобы ее могли слышать чуть ли не в другом конце залы. — Два очень состоятельных, знатных зятя — и как все быстро! Не прошло и одного сезона, как Оливия вышла замуж.

— Вот что значит везение, — хихикнула леди Хейвенхерст, прикрывая веером свой длинный язык. — Моей Энни понадобилось целых три сезона, чтобы найти мужа. Целых три! Мой дорогой Хейвенхерст и я уже почти потеряли надежду выдать ее замуж.

— Салли! — Миссис Кэмпбелл ткнула подругу локтем в бок и слегка наклонила голову в сторону Дианы.

— О, прошу меня извинить, мисс Мерриуэзер. Случайно сорвалось с языка, но я не хотела вас обидеть. В конце концов, не все женщины созданы для брака. Как приятно, наверное, вашей матушке, видеть вас всегда рядом с собой, м-м… — Леди Хейвенхерст запнулась и замолчала, веер в ее руке тоже замер.

— Леди Хейвенхерст, мне кажется, вас ищет ваш муж, — ледяным тоном, от которого у Дианы мороз пробежал по коже, заявил Генри Уэстон.

— Да, да, — покорно согласилась заядлая сплетница, — вероятно, ему надо кое-что сказать мне. Всего доброго, леди Уэстон, мистер Уэстон, мисс Мерриуэзер.

Если в их беседе и возникли неловкие моменты, то теперь уходившие дамы старательно пытались их загладить учтивыми кивками и реверансами.

— Скатертью дорога, — буркнул сквозь зубы Генри.

Леди Уэстон предостерегающе шикнула на него, а затем не без любопытства спросила:

— Интересно, что заставило моего сына составить компанию его матери?

— Мисс Мерриуэзер и я хотим обратиться к вам с просьбой от лица другого человека. Мисс Фотергилл хочется потанцевать с мистером Габриелем. Не могли бы вы намекнуть этой мисс, что некий джентльмен готов, или скоро будет готов пригласить ее на танец?

— С большим удовольствием.

— Благодарю. — Генри поцеловал мать в щеку. — В таком случае мы с мисс Мерриуэзер сейчас ошеломим мистера Габриеля столь приятным известием. Он даже не догадывается, какая удача выпала на его долю. — Генри шутливо подмигнул Диане.

— Как вы собираетесь заставить мистера Габриеля пригласить мисс Фотергилл на танец? — не без удивления в голосе спросила Диана, пока они направлялись к этому достойному джентльмену, который, стоя за столом с закусками, как раз беседовал со своим дядей.

Генри склонил к ней голову, и на его лице отпечаталось шутливо-комичное выражение, глядя на которое было ясно, что он не воспринимает ее вопрос серьезно.

— Да очень просто. Скажу ему, чтобы шел танцевать с ней. Вот и все.

У него был столь самоуверенный вид, что не возникало и тени сомнения в том, что кто-то сможет отказать ему в просьбе. Диана поняла — с его точки зрения, дело настолько пустяковое, что не стоит даже выеденного яйца.

— Да, да, ясно. Очень просто. — Она робко улыбнулась, хотя одновременно у нее неприятно засосало под ложечкой.

На миг она вообразила себя Аладдином из сказок «Тысяча и одна ночь», вызвавшим себе на помощь могущественного джинна, готового исполнить любое желание. Только в отличие от Аладдина у нее не было никаких иллюзий насчет того, что она сможет управлять джинном по имени Генри Уэстон.

— Очень просто.

Он ухмыльнулся, и от его ухмылки неприятное ощущение под ложечкой вдруг стало другим. Диану бросило в жар, и она поняла — надо бежать. Она попыталась было отодвинуться, но в тот же миг он удержал ее возле себя, зажав ее руку в изгибе локтя.

— Нет, нет, — прошептал он. — Только не вздумайте оставлять меня одного с Блатерсби.

— Я и не думала, — попыталась оправдаться Диана, но он тихо шикнул, призывая к молчанию, так как они уже приблизились к намеченной жертве. Они подошли к столу с закусками, притворяясь, что хотят перекусить. Но как оказалось, Генри не было никакой необходимости притворяться. Еще не подойдя вплотную, он стащил перчатку и взял с подноса имбирный кекс. Откусив кусочек, он закрыл глаза от блаженства.

— Не хотите ли попробовать? — спросил он, протягивая руку за другим кексом.

— Для этого мне придется снять перчатки, а это и трудно, и хлопотно. Вам мужчинам невдомек, как это непросто носить длинные перчатки, — вздохнула Диана.

— Да, мне никогда не доводилось их надевать, — по губам Генри Уэстона скользнула озорная улыбка, — зато я умею довольно ловко их снимать.

Глаза Дианы расширились от ужаса, как только до нее дошел смысл сказанного. Он рассмеялся своим низким бархатистым смехом, под действием которого ее охватывала нервная дрожь, пробиравшая ее едва ли не до костей.

— Неужели я вас шокировал, мисс Мерриуэзер?

— Мне…

Вдруг он откусил половину кекса, а другую половину быстро и ловко протолкнул ей в рот.

— Вот и все. — Хмыкнув с довольным видом, он слизнул крошки с пальцев. — Никаких затруднений и хлопот.

К счастью, ее рот и зубы знали, что им делать, — без какой-либо подсказки со стороны мозга. В противном случае Диане пришлось бы тяжело, ибо рассудок ей не повиновался. Впрочем, не стоило винить потрясенный случившимся рассудок. Здесь, на балу, ее иногда охватывало странное состояние: она как бы переставала ощущать себя мисс Мерриуэзер. Хорошо ей знакомая Диана Мерриуэзер обитала на задворках светской жизни. Джентльмены, вопреки своим симпатиям, приглашали ее на танцы или из жалости, или по настоятельным просьбам ее родственников, вследствие чего она относилась к их ухаживаниям безразлично и всегда вела себя с ними спокойно и сдержанно.

Когда речь шла об устроении брака, нельзя было представить, чтобы мисс Диана Мерриуэзер заигрывала с мужчинами, тем более с Генри Уэстоном. Невозможно было представить, чтобы кто-нибудь, тем более сам Генри Уэстон, одаривал ее понимающими улыбками. И она никогда не ела кусочки кекса из чужих рук, и уж точно не из рук Генри Уэстона.

И вот невообразимое случилось: его пальцы касались ее губ. Пусть еле-еле, но все же касались! Такого с ней никогда прежде не случалось. Как вдруг ее проразила другая мысль, от которой у нее перехватило дыхание.

А что, если это кто-то заметил?

Диана с ужасом огляделась по сторонам, втайне ожидая увидеть множество указывающих на нее пальцев и косые осуждающие взгляды, но нет, все было, как обычно, спокойно. Вздох облегчения вырвался из ее груди: по-видимому, это сошло ей с рук. Однако ее негодование не улеглось. Она обернулась к Генри Уэстону, собираясь отругать его, и увидела, как он с самым счастливым видом уплетает за обе щеки очередной имбирный кекс. Ее негодование растаяло, оставив после себя лишь сердитую улыбку.

Он улыбнулся ей в ответ и слегка похлопал себя по плоскому животу.

— Надо немного подкрепиться.

Затем, как будто только что заметил мужчин, стоявших рядом с ними, громко и с некоторым высокомерным оттенком воскликнул:

— Лорд Блатерсби, Гейбриел, рад видеть вас.

Оба вышеупомянутых джентльмена повернулись и, в свою очередь, поприветствовали Генри Уэстона.

— Вы знакомы с мисс Мерриуэзер? — И тут без всякого предупреждения он бросил ее на съедение, но не волкам, а овцам. — Лорд Блатерсби, мисс Мерриуэзер только что восхищалась шерстью из Свейлдейла, хотя я убеждал ее…

— Нет, нет, моя дорогая. Свейлдейл это не самое лучшее. Она колется. Я полагаю, что нет ничего лучше, чем шерсть из Линкольншира…

Несмотря на полное безразличие к шерсти, Диана попыталась изобразить на лице интерес, когда лорд Блатерсби пустился во всю рассуждать о разных видах шерсти и объяснять, чем один вид отличается от другого. Краем глаза Диана следила за тем, как Генри без помех разговаривал о чем-то с Габриелем, как тот нахмурился, пожал плечами и отошел. Генри не спешил на помощь к своей спутнице, он съел еще один кекс с имбирем, лениво натянул перчатки и только затем, лукаво улыбнувшись, вмешался в разговор Дианы с лордом-овцеводом.

— Прошу нас извинить, лорд Блатерсби, — перебил он его и взял Диану под руку, — но я заметил, что миссис Мерриуэзер ищет свою дочь. Не хотите ли попробовать имбирный кекс? Наш повар печет их удивительно искусно, и все оттого, что знает, сколько изюма надо туда добавить. Мелочь, но насколько же она важна.

— Моя мать в самом деле меня разыскивает? — спросила Диана, немного отойдя прочь.

— Пока нет, но полагаю, очень скоро пустится на поиски. Матери всегда очень беспокоятся, когда видят своих дочерей в компании со мной. Мой отец удивил меня, сообщив, что у меня чертовски дурная репутация, которую следует исправлять.

В его признании чувствовалась некая горечь.

— А мне казалось, мужчины гордятся, когда о них так думают.

— Гм-гм. — Он поморщился. — По-видимому, кое-кто считает меня человеком без всякой совести.

Но тут осознав, что их разговор стал слишком серьезным, Генри пожал плечами и уже другим, откровенно шутливым тоном спросил:

— Вы тоже верите ужасным слухам обо мне и считаете мое поведение безнравственным?

— В известной мере, — в тон ему кокетливо возразила Диана и тут же покраснела от смущения. — Простите, но ваша репутация в самом деле опережает вас. Хотя бессовестный человек не сделал бы то, что вы только что сделали для мисс Фотергилл. Благодарю вас за это.

— Пустяки, — коротко бросил он.

— Напротив, — возразила Диана. — Это было очень великодушно с вашей стороны.

— При чем тут великодушие?

— А чем тогда вы объясните ваш поступок?

— Безумием, — буркнул Генри. — Я сделал это ради…

— Вероятно, ради себя? — Она вопросительно взглянула на замолчавшего Генри.

— Что вы хотите этим сказать? — Он явно растерялся, да и вид у него был какой-то беззащитный.

— Кто знает, может, в глубине души вы хотите доказать самому себе, что вы добрый человек.

Он покачал головой, но спорить не стал, что косвенно подтверждало справедливость ее догадки. Но тут они подошли к тому месту, где сидели мать и бабка Дианы, и Диана нисколько не расстроилась, что пришла пора расставания. На этом балу произошло столько событий, что ей сейчас более всего хотелось посидеть наедине со своими мыслями и все как следует обдумать.

А думать, размышлять, анализировать свои чувства, находясь так близко от Генри Уэстона, было невозможно. Его присутствие, его мужское обаяние пьянило ее.

— То, что я сделал, я сделал не ради себя. — Он глубоко вздохнул. — Я сделал это ради вас.

— Ради меня? — удивилась Диана. — Но почему?

— Сам не знаю, — признался Генри. — Но скажу прямо, не из-за матримониальных намерений моих родителей.

Диана улыбнулась и тихо сказала:

— О, как я вас хорошо понимаю. Я тоже буду с вами откровенной. На прошлой неделе моя матушка и я зашли с коротким визитом к леди Уэстон. Шепну вам по секрету, ваша матушка волнуется из-за того, что вы неженаты, точно так же, как моя бабушка переживает за меня, что я до сих пор не замужем.

— Как это мило, — задумчиво произнес Генри.

О чем он думал, можно было только гадать, но завороженная чудесным блеском синих глаз Диана даже не думала его расспрашивать. Глаза Генри невольно вызвали у нее воспоминания о бело-голубой китайской вазе, той самой, что стояла в библиотеке, когда она была маленькой.

Ваза стоила целое состояние, но отец всегда позволял Диане подержать ее в руках. Диана вспомнила, как, сидя возле отцовского стола, пока тот что-то писал, гладила пальчиками цветы и завитки, нарисованные на гладкой поверхности.

Счастливые воспоминания.

— Вы будете на суаре у Келтонов?

Вопрос Генри вернул ее в настоящее.

— Думаю, да.

— Отлично. В таком случае мы с вами там непременно увидимся. Благодарю вас за танец, мисс Мерриуэзер.

Генри Уэстон поклонился ей, затем ее матери и бабке и пошел прочь.

Когда Диана смотрела ему вслед, у нее вдруг возникло странное чувство — будто она опять держит в руках драгоценную вазу. Между прочим, это был свадебный подарок принца Уэльского. Подарок, достойный принцессы. Действительно, Диана тогда чувствовала себя маленькой принцессой Суоллоусдейла.

Держа вазу в руках, Диана чувствовала себя не столько обычной девочкой, сколько участницей сказочного действа. Она как будто становилась феей и могла совершать чудеса. Ей казалось, для нее нет ничего невозможного, ничего недосягаемого.

Но как бы особенно ни относился к ней Генри Уэстон, для нее он точно был недосягаем. Хотя он волновал ее, Диана не позволяла себе мечтать о несбыточном.

Ей припомнилась трагическая участь сине-белой вазы.

Крики. Слезы. Грохот и звон.

Фарфоровые осколки, рассыпанные по всему полу, разбитый брак родителей. Диане не хотелось повторять их горький опыт. Ей надо было бежать от Генри Уэстона, спасаться, так, во всяком случае, поступила бы любая здравомыслящая женщина. Но Генри Уэстону непонятно каким образом удалось очаровать ее. Самообладание и остроумие подвели Диану, и она не сумела под благовидным предлогом отвертеться от суаре Келтонов.

— Сегодня настоящее столпотворение, — совершенно справедливо заметил Генри, присоединяясь к своим сестрам и Джеймсу, которые собрались в небольшом саду, расположенном рядом с главным залом, в то время как его родители выпроваживали последних гостей. Генри также мог бы спокойно уйти, причем гораздо раньше, и никто не стал бы его упрекать, ибо он не был почетным гостем. Однако, как ни странно, у него даже не возникло подобное намерение.

— Совершенно верно, — согласилась с ним Оливия, обмахиваясь веером и наслаждаясь свежим и прохладным ночным воздухом. — Сейчас придет Джейсон и принесет шампанское.

— К сожалению, Генри, он принесет только четыре бокала, мы на тебя не рассчитывали, — извиняющимся тоном произнес Джеймс. — Впрочем, это, может быть, и к лучшему. Сегодня, как мне кажется, ты выпил уже достаточно.

Не успел Генри спросить, на что он намекает, как в дверях появился Шелдон, держа в каждой руке по бокалу шампанского, следом за ним шел лакей с подносом, на котором стояло тоже два бокала.

— Прошу прощения, Уэстон, — сказал Джейсон, протягивая бокал жене. — Я совсем не ожидал встретить тебя здесь.

— Может, принести еще один бокал шампанского? — предложил вышколенный лакей.

— Не надо, благодарю, — отказался Генри. Удивленно вскинув брови, он спросил Джеймса: — С чего ты взял, что я выпил лишнего?

Джеймс махнул рукой в сторону бальной залы.

Если мои глаза меня не обманывают, то сегодня я видел, как ты два раза танцевал с мисс Мерриуэзер.

— Да, совершенно верно. — Генри пожал плечами. — Ну и что?

— А почему бы ему не потанцевать с мисс Мерриуэзер? — прошептал на ухо Оливии Шелдон.

— Он терпеть не может танцевать с мисс Мерриуэзер, — также шепотом ответила она мужу. — Но моя матушка и матушка мисс Мерриуэзер в юности были близкими подругами, а поскольку леди Уэстон полагает, что долг джентльмена приглашать на танец несчастную желтофиоль, то она заставляет Генри танцевать с ней.

Но как они ни старались говорить потише, Генри все равно расслышал, о чем перешептывались его сестра и зять, и недовольно поморщился… Хотя раньше он и сам не раз в точно таких же выражениях отзывался о подобных просьбах матери. Но сегодня все было иначе.

— Напротив, мне понравилось танцевать с мисс Мерриуэзер, более того, я пригласил ее во второй раз и нисколько не сожалею о содеянном.

— С тобой все в порядке? Ты не заболел? — Изабелла шутливо протянула руку вперед, словно желая коснуться его лба.

Генри отступил на шаг назад.

— Что со всеми вами происходит?

— Я не ослышался: сейчас ты признался, что тебе понравилось танцевать с мисс Мерриуэзер, — медленно и раздельно произнес Джеймс, словно отказываясь верить в услышанное.

— Да, я так и сказал. Ну и что? — Генри вызывающе скрестил руки на груди. — Один танец ничего не значит.

— Конечно, не значит, — поспешно согласился с ним Джеймс. — Но и ты пойми нас правильно. Как было нам не удивиться: ведь раньше всякий раз, когда твоя мать просила тебя потанцевать с ней, мы слышали от тебя одни жалобы. Неужели это каким-то образом связано с твоей задумкой?

При слове «задумка» Изабелла и Оливия насторожились, словно две породистые гончие, учуявшие запах добычи.

— Ты что-то задумал? — спросила Оливия, шагнув к Генри.

— Интересно, что? — вопросительно посмотрела на брата Изабелла.

Генри тяжело вздохнул. Ему так хотелось как можно дольше сохранять в тайне свой замысел, но он слишком хорошо знал своих сестер — они ни за что не отстанут, пока не узнают все.

— Мне бы хотелось завести собственный конезавод и заняться разведением лошадей. Полагаю, пора менять свою жизнь и заняться чем-то более серьезным, а не только балами и охотой. Хотя в отличие от вас я еще не спешу обзаводиться семьей. Собственная конюшня, а еще лучше собственный конезавод более соответствует моим вкусам и наклонностям.

— О да, — едко усмехнулась Изабелла. — Замечательное сочетание двух твоих самых больших пристрастий в жизни. Секс и лошади.

Шелдон поперхнулся шампанским. Оливия тихо рассмеялась и постучала его по спине.

— Время от времени я пытаюсь внушить ей необходимые представления о приличиях, — извиняющим тоном обронил Джеймс.

— Отличная затея. — Оливия дружески похлопала брата по плечу. — Ты обязательно добьешься успеха.

— А как же, непременно! — поддержала ее Изабелла.

Вдруг губы Оливии затряслись от сдерживаемого смеха:

— Представляю себе как многие светские леди будут приезжать к тебе, когда им понадобится ха-хароший ж-жеребец.

И она прыснула от смеха.

Изабелла захохотала, прикрывая рот ладонью.

Шелдон грустно покачал головой, пытаясь скрыть недоумение под маской неодобрения.

— Увы, в моей семье по части приличий тоже не все на должном уровне.

Генри посмотрел на одного зятя, затем на другого и шумно вздохнул.

— Пф, — фыркнула Оливия, — как будто вы, мужчины, всегда ведете себя достойным образом. Кроме того, если у меня и возникали какие-нибудь неприличные мысли, — тут она метнула грозный взгляд на Джейсона, — то винить нужно в первую очередь тебя, а также желтую газетенку «Минерва пресс».

— Все, все, довольно, — вмешалась Изабелла, — а то у Хэла такой взгляд, что мне страшно. Когда он разгромил всю мою столовую, у него было точно такое же выражение лица.

— Хорошо, тогда, Хэл, расскажи поподробнее о своей задумке, — торопливо проговорила Оливия, с явной целью отвлечь брата. Ее маневр удался, Генри сразу расслабился.

— Может быть, с твоей затеей как-то связана и мисс Мерриуэзер, с которой ты сегодня танцевал целых два раза?

Генри уже собирался огрызнуться, заявив, что это никак не связано друг с другом, но тут Изабелла схватила его за руку.

— Тебе, вероятно, понадобятся деньги? Отец наверняка даст тебе, а если нет, то тогда мы с Джеймсом. Тебе нет никакой необходимости жениться…

Генри с недовольным видом вырвал свою руку из ее руки.

— Иззи, успокойся. Я даже в мыслях не намерен жениться.

Бросив на него подозрительный взгляд, Изабелла обратилась к мужу:

— На что ты намекал, говоря о том, что ради своей затеи Хэл дважды сегодня танцевал с мисс Мерриуэзер?

— Отец мисс Мерриуэзер очень уважаемый и толковый коннозаводчик, — объяснил Джеймс.

— А я слышала, мисс Мерриуэзер и ее мать давно разъехались с этим человеком, — заметила Оливия.

— Довольно, — прервал их Генри. — Уверяю вас, дорогие сестры, обладающие столь пылким воображением, что мой внезапный интерес к мисс Мерриуэзер вызван отнюдь не ее наследством и уж тем более не ее отцом, который давно не живет вместе с семьей.

Оливия никак не унималась:

— Тогда откуда у тебя такой интерес к этой особе?

Но прежде чем Генри успел открыть рот, Изабелла, звонко рассмеявшись, сказала:

— Ливи, ты много читаешь любовных романов. Сама посуди, разве может наш Генри ухаживать за мисс Мерриуэзер?

Да, представить такое было трудно, почти невозможно. Оливия, так же как и Изабелла, не могла этого вообразить. Зато Генри мог в отличие от них обеих. В его голове быстро созрел план. Пусть он еще не успел продумать все детали и подробности, но в этот момент четко для себя осознал — он хочет поухаживать за мисс Мерриуэзер.

…Но делиться своими намерениями с сестрами он точно не собирается.