Глава 14

Быстро миновав городок, Лиз выбежала на узкую двухрядную дорогу с асфальтовым покрытием и замедлила шаг. Пройдя еще четверть мили, она услышала шум приближающейся машины и, сойдя с обочины, укрылась за деревьями.

Скорчившись так, чтобы занимать как можно меньше места, она ждала, и по ее разгоряченному лицу ручьями стекал пот. Наконец показался автомобиль — это был джип, и, вероятнее всего, с Ранчо. Поэтому Лиз, пригнувшись, стала быстро удаляться от обочины, скользя между деревьями.

Скрипнули тормоза — джип остановился. Лиз плашмя бросилась на землю и по-пластунски поползла в кусты, не обращая внимания на то, что ветки рвали ее одежду, впиваясь в кожу. Позади послышались мужские голоса, громкий топот, но преследователи — если это были они — и не старались передвигаться бесшумно.

Вся одежда Лиз насквозь промокла от пота, при каждом вдохе воздух обжигал легкие, страх стискивал железными оковами сердце. Она отползла уже футов на сто от дороги, когда внезапно услышала шум — вначале впереди, а затем справа и слева от себя.

Быстро развернувшись, она поползла обратно. Если бы ей удалось добраться до дороги, она могла бы попробовать завладеть джипом, напрямую соединить провода и…

Неожиданно наступила тишина. В молчании леса чувствовалась враждебность охотника, подстерегающего добычу. Не слышно было даже пения птиц и зудения москитов. Лиз замерла. Где-то недалеко от нее хрустнула ветка, она быстро поползла прочь от того места, откуда донесся звук.

В этот момент справа из кустов появился Гордон и, прыгнув вперед, навалился на нее сверху так, что у нее пресеклось дыхание. Слева почти одновременно выскочил второй преследователь — это был начальник по личному составу.

Эти двое действовали умело и скоординированно. Они перевернули ее на спину, затем начальник по личному составу уселся ей на ноги, а Гордон всей тяжестью навалился на грудь. Лиз, задыхаясь, отчаянно сопротивлялась, но ничего не могла сделать.

— Гордон! Дай мне встать, черт побери! — крикнула она, стараясь освободить руки.

— Спокойно, Лиз, — раздался голос вынырнувшего из леса доктора Левайна.

— А вы как здесь оказались?

— Вы не в себе, Лиз, — сказал Левайн, ставя на землю свой черный портфель и доставая оттуда шприц.

— Господи, что вы собираетесь делать?!

— Тебе надо отдохнуть, прийти в себя, дорогая, — с улыбкой отозвался Гордон успокаивающим тоном.

— Отпустите меня!

Лиз снова попыталась освободиться, но Гордон и Флорес держали ее словно в тисках.

— Держите крепче, иначе я не смогу сделать инъекцию! — крикнул доктор, описывая круги около клубка тяжело дышащих тел.

— Спокойнее, леди, нас здесь трое, так что никуда вы не денетесь, — пропыхтел Ашер Флорес.

— Ты, сукин сын! — заорала Лиз. — Они, наверное, давали мне наркотики…

Гордон зажал ей рот ладонью.

— Давайте быстрее, доктор! — крикнул он.

Левайн воткнул иглу в бедро Лиз прямо через камуфляжные брюки.

Препарат был настолько сильным, что Элизабет почувствовала его действие уже через несколько секунд. Она попыталась сосредоточиться, сопротивляясь влиянию наркотика, но сон навалился на нее теплой волной. Она услышала голос доктора, повернула голову, чтобы посмотреть на него и вспомнить… что-то важное… но веки ее, точно налитые свинцом, закрылись помимо ее желания.

— А что это у нее с пальцем? Почему он такой кривой? — спросил кто-то, и Лиз узнала голос Ашера Флореса. — Что случилось?

— Она сломала его несколько недель назад, — ответил Гордон, тяжело дыша, раздраженный, все еще разгоряченный борьбой. — Доктор, она уже отключилась? Ну ладно, солнце встает, нам пора убираться отсюда.

Лиз почувствовала, как кто-то измеряет ей пульс. Сквозь туман, окутавший ее сознание, пробился торжествующий голос доктора Левайна:

— Расслабьтесь, ребята. Она уже далеко отсюда.

Ашер Флорес завтракал в кафетерии на Ранчо, размышляя, чем бы ему заняться. Глобальные вопросы за него решали другие, так что ему оставалось всякая мелочь — например, как убить сегодняшний день. Но именно подобные мелочи просто сводили его с ума.

Ему было двадцать девять лет. Мать его была еврейкой, эмигрировавшей в Америку из Польши, отец — осевшим в США мексиканцем, католиком, как и большинство выходцев из латиноамериканских стран. До восьми лет Ашер посещал и синагогу, и католическую церковь. У них в доме ели как мацу, так и тортильи. Когда он понял, что рано или поздно ему придется делать выбор, религия перестала существовать для него.

Это было еще в те времена, когда их семья жила в южной части Лос-Анджелеса. Здесь, где то и дело слышались перестрелки, преступления, жестокие и зачастую совершенно бессмысленные убийства случались так часто, что к ним привыкли. Когда же в начальной школе он стал водить компанию с задиристыми вьетнамцами, его родители сочли за благо переехать. Семья осела в расположенном в графстве Орандж городке Мишн-Вьехо, где царили консервативные взгляды, а среди населения преобладали люди зрелого и пожилого возраста. Там Ашер подружился с тремя мальчиками из французских семей, ежедневно вывешивавших на своих домах трехцветный национальный флаг Франции, исключение делалось четвертого июля, когда на флагштоках в честь их новой родины поднималось ввысь звездно-полосатое полотнище. Ашеру это ужасно нравилось. Он помог ребятам создать в школе футбольную команду, а они подарили ему футболку с вышитой блестками Эйфелевой башней на груди. В средней школе его близким другом был парнишка из Западной Германии.

Позже, в колледже Калифорнийского университета в Сан-Диего, его заинтересовали другие страны, народы и их культуры. Он специализировался на тех науках и предметах, которые имели отношение к международным отношениям и внешней политике. Тогда-то его и приметили вербовщики из Лэнгли. Ашеру импонировало то, как сформулировали основную задачу его возможной работы: предлагалось принять участие в деятельности, направленной на обеспечение демократии во всем мире.

Во время шумных процессов 80-х годов Ашер работал в Европе, и потому многие детали скандала «Иран-контрас» выпали из поля его зрения. Кроме того, к моменту, когда он приступил к работе в агентстве, шум, вызванный этим делом, уже затихал. Как и многие другие, он следил за слушаниями в конгрессе и судебными разбирательствами по газетам, знал кое-какие пикантные подробности из разговоров коллег, но докапываться до сути ему было недосуг.

Ашер гордился своей репутацией одного из лучших оперативников Хьюза Бремнера. То, что новым директором ЦРУ стала женщина, ему очень нравилось, так как ее курс реформ отвечал на некоторые вопросы, возникшие у него.

Флорес мыслил простыми категориями: ставил перед собой ясную цель, которая опиралась на святую веру в правоту дела, которому он служил, цель тайных операций ЦРУ, по его мнению, состояла в том, чтобы поддерживать демократические режимы в тех странах, где они не были достаточно прочными.

Эта вера была отнюдь не теоретической абстракцией. Она была составляющей фундамента его личности и характера. Тогда в Лос-Анджелесе для невысокого мальчика, в жилах которого смешалась еврейская и мексиканская кровь, дорога в школу и обратно превращалась в ежедневное испытание крепости его духа и кулаков. Люди в его квартале, просыпаясь утром, никогда не знали, что принесет им новый день, а союзники в драках становились братьями на всю жизнь. Это закрепило в Ашере способность жить и действовать самостоятельно и нестандартно. Лучшими оперативниками Лэнгли были те, кто не только умел работать головой, но и обладал ярким характером. Ашер был наделен и тем и другим весьма щедро, по мнению Бремнера, даже слишком щедро. Именно поэтому он был вынужден теперь просиживать штаны за клавиатурой компьютера на Богом забытом Ранчо.

Ашер не выспался из-за ночных приключений, в которые его втянул Гордон Тэйт. В компании сотни нетерпеливых, так и рвущихся в дело курсантов он лениво жевал свой завтрак и размышлял о том, не совершить ли ему пробежку, после чего он мог бы опробовать новую технику, доставленную вчера в лагерь для расчистки местности под еще один тренажерный зал. Наконец он мог бы заглянуть туда, где хранились данные по личному составу. В конце концов это входило в его обязанности.

Ашер вышел из кафетерия и побрел вокруг площади. У «Доджерз» в этот день была игра, но до нее оставалось еще слишком много времени. Проходя мимо небольшого лазарета, он вдруг вспомнил о Лиз Сансборо. До чего симпатичная девчонка, подумал он. Жаль, что у нее не все дома.

Когда Ашер обходил площадь во второй раз, он вдруг почему-то подумал о Гордоне. Ему действительно был по-настоящему противен Тэйт. Но от того, как он, нависая над лежащей без движения Сансборо, разглядывал ее, кого угодно вывернуло бы наизнанку. Наверное, он и сейчас сидел в палате, пуская слюни, хотя доктор сказал, что девчонка полностью отключилась часа на два. Может, Гордон Тэйт некрофил, подумал Ашер и пришел к выводу, что вполне мог бы в это поверить.

Ашер обошел площадь в третий раз, и у него появилось ощущение, что Гордон Тэйт что-то задумал. Он наконец принял решение и направился в свой отдел. Будучи мастером в проведении операций, осуществляемых агентом в одиночку, Ашер обладал удивительным чутьем на такие вещи. Он сел за свой компьютер и задумался. Пожалуй, решил он, следует начать с самого начала. По-видимому, все должно быть как-то связано с этой женщиной — с Лиз. Если старина Тэйт обстряпывает какие-то темные делишки, то Ашер не без удовольствия создаст ему кое-какие проблемы.

Ашер вызвал на экран досье Элизабет Сансборо. После стандартной вводной части в файле шел трогательный рассказ о детстве Лиз. Он прочитал его и уже решил, что здесь нет ничего интересного, когда вдруг наткнулся на драгоценную находку: по данным медицинского освидетельствования, мизинец на левой руке Лиз был сломан и неправильно сросся еще в детстве, а не несколько недель тому назад, как сказал Тэйт.

Ашер растянул в улыбке толстые губы. Тут явно что-то наклевывалось, и, если ему повезет, можно будет как следует прищемить хвост Гордону Тэйту.

 

Глава 15

В штате отдела личного состава, помимо начальника, числилось трое сотрудников. Сейчас все они сидели рядом с Ашером Флоресом и занимались своей обычной работой — обновляли файлы, отмечали даты отпусков и периоды отсутствия по болезни, вводили в компьютеры данные о последних перемещениях в руководстве корпуса морской пехоты, изучали послужные списки претендентов на вакансию преподавателя фарси.

За время, которое Ашер пробыл в лагере, они научились его не замечать. Он явно пренебрегал своими обязанностями, но по крайней мере не мешал им заниматься своим делом — и на том спасибо. Было совершенно очевидно, что он не имел ни малейшего представления, чем должен заниматься начальник отдела, и не хотел этого знать. Если в Лэнгли решили таким странным образом пошутить, то в этой шутке не было ничего смешного. Короче говоря, сотрудники с нетерпением ждали настоящего руководителя.

Тем не менее они не могли не признать, что Ашер Флорес умел обращаться с компьютером. Правда, к их великому разочарованию, он использовал это умение в основном для того, чтобы играть в компьютерные игры — «Хаммурапи», «Гарпун» и особенно в свою любимую — «Воздушный бой». Какое неуважение к окружающим!

Поэтому, когда в это утро один из сотрудников оказался за спиной Флореса и увидел, что тот читает чье-то личное дело, он тут же дал знать об этом остальным, и все вздохнули с некоторым облегчением: появилась надежда на то, что начальник наконец возьмется за ум.

Ашер заметил некоторое оживление среди персонала, обычно молчаливого и замкнутого, но ему было не до этого: все его внимание было поглощено изучением личного досье Сансборо. Помимо неувязки со сломанным мизинцем, ему не удалось найти ничего необычного. Но Флорес понимал, что, поскольку он не работал с Сансборо, зацепку он может найти только в ее личном деле — других возможностей у него скорее всего не будет.

Впрочем, еще одну странность он все же заметил: в файле полностью отсутствовали какие-либо сведения за последние три года. Может быть, именно три года назад у Лиз начались проблемы с психикой?

Чтобы выяснить все до конца, Ашер решил прибегнуть к помощи установленного в Лэнгли сверхмощного компьютера «Коннекшн мэшин-5», за который контора выложила многие миллионы долларов. Эта ЭВМ по своим характеристикам значительно превосходила большинство существующих суперкомпьютеров. Во время своего последнего визита в Лэнгли Ашер видел это чудо техники — большой черный куб, усеянный множеством мигающих красных лампочек. Теперь ему пришлось препираться с этим монстром, добиваясь возможности заглянуть в хранящееся в его памяти досье Сансборо. В конце концов Флорес понял, что для этого ему придется использовать новый, сверхсекретный код, присвоенный ему как начальнику Ранчо по делам личного состава.

Получив новый код, СМ-5 выплюнул на дисплей искомый файл. Он был идентичен тому, который хранился в памяти компьютера на Ранчо, за исключением двух абзацев в самом конце.

Читая первый из них, Ашер буквально впился глазами в экран. Он думал, что его уже ничем не удивишь, но то, что он узнал, поразило его: примерно три года назад агент ЦРУ Элизабет Сансборо полюбила опаснейшего наемного убийцу по кличке «Хищник» и стала работать на него.

Флорес сделал небольшую передышку, затем прочитал абзац еще дважды, откинулся на стуле и принялся фальшиво насвистывать себе под нос. Значит, эта красотка — предательница. Надо же влюбиться в самого высокооплачиваемого в мире убийцу и отречься от всего, во что веришь, ради того, чтобы быть с ним. Флорес потер подбородок. Он был не брит, и кожа его на ощупь была похожа на крупнозернистый наждак.

Так что же тогда Лиз Сансборо делает здесь, на Ранчо? Гордон Тэйт сказал, что у нее проблемы с психикой. Что ж, при таком любовнике, как Хищник, это неудивительно. По всей видимости, она все же порвала с ним и вновь перешла к своим. Вероятно, она хочет помочь ЦРУ. Но, если она однажды так подвела, ей больше не могут доверять.

Флорес прочел второй абзац, в котором говорилось о следующем: месяц назад Лиз Сансборо объявила, что они с Хищником обратились к четырем государствам — США, Германии, Франции и Великобритании — с просьбой о предоставлении им убежища. В обмен на их спокойную и обеспеченную жизнь под новыми именами Хищник пообещал рассказать все, что знает.

После этого следовала фраза: «Хищник принимает предложение США». Потом шло несколько дат. Последней среди них было сегодняшнее число. В указанные дни Сансборо, выступавшая в качестве посредника, передавала ЦРУ в Париже доказательства серьезности и искренности намерений террориста. Но в этом случае, подумал Ашер, Лиз Сансборо никак не могла находиться на Ранчо. Или могла?

В лагерном лазарете остро пахло лекарствами и антисептиком. Это строение из гофрированного металла располагалось рядом с отделом личного состава. В нем находились палата на шесть коек, изолятор, комната для осмотров и лаборатория.

Ашер скромно сидел в крохотной комнате ожидания, скрывая нетерпение. Когда откуда-то из глубины помещения появился доктор Левайн, он попросил у него разрешения проведать Лиз Сансборо.

— Боюсь, это невозможно, — сказал Левайн. — Лиз без сознания, и мы хотим, чтобы она какое-то время побыла в этом состоянии.

— Это еще зачем?

Доктор Левайн — мужчина в возрасте около пятидесяти пяти лет, с худым лицом, впалой грудью и грубоватыми манерами — на секунду оторвался от блокнота, в котором что-то писал, и сделал в сторону Флореса раздраженный жест не по росту маленькой кистью:

— Молодой человек, я врач и сам решаю, что ей нужно и кому можно ее навещать.

— Но мне надо у нее кое-что спросить. Это займет всего одну минуту, но это очень важно.

— Ее здоровье гораздо важнее.

Левайн повернулся на каблуках и направился к двери.

— Приятно было побеседовать, — проворчал Флорес, глядя, как одетая в белый халат фигура доктора удаляется по коридору.

Если Сансборо без сознания, подумал Ашер, она должна лежать в изоляторе. Он посмотрел вокруг, приник к двери изолятора, прислушиваясь, и открыл ее. У окна сидел Гордон Тэйт и что-то писал в своем блокноте. Увидев Ашера, он нахмурился:

— Какого черта…

— Хорошо, что ты здесь, — с ходу сымпровизировал Флорес. — Я тебя как раз ищу. Что за дела здесь творятся вокруг этой Лиз Сансборо?

— Ты о чем? — еще больше нахмурился Гордон.

— Мне сказали, что она хочет со мной поговорить. Где она?

Тэйт заморгал от удивления:

— Что ты плетешь, она тебя даже не знает. Ты что, хочешь запрыгнуть к ней в постель? Катись отсюда к чертовой матери, Флорес!

Ашер улыбнулся. Он выяснил то, что хотел. Раз Сансборо не было в изоляторе, значит, она могла находиться только в палате. Теперь он решил сделать попытку поговорить с Тэйтом напрямик.

— Слушай, старина, а все-таки что происходит? Эта Сансборо совсем не похожа на сумасшедшую. По-моему, с обучением дела у нее шли отлично. Я тут только что прочитал ее досье, и…

Гордон вскочил на ноги и подошел к нему с таким видом, что Флорес невольно попятился. Было видно, что Тэйт просто взбешен, а в таком состоянии, когда он плохо контролировал себя, был и в самом деле опасен.

— Она задействована в сверхсекретной операции, в которой каждый знает только свою задачу. Ты понял? Не суй нос не в свое дело. А теперь пошел вон отсюда, пока я не доложил о твоем поведении в Лэнгли!

Тэйт тяжело дышал — он действительно завелся.

— Мне бы это пошло только на пользу, — огрызнулся Ашер и отправился к себе. Усевшись за свой стол, он дождался полудня, когда все покинули помещение, и позвонил Бремнеру в Лэнгли, но того не оказалось на месте. Он уехал в Париж с какой-то сверхсекретной миссией и должен был вернуться значительно позже.

Чертыхнувшись, Ашер поскреб подбородок, из которого лезла щетина, жесткая, как проволока, и такая же черная, как его кудрявая шевелюра. Итак, Бремнер был в Париже, а в досье Сансборо говорилось о том, что именно оттуда приходили сообщения от Хищника. Как раз сегодня должно было поступить еще одно. Не надо было быть Эйнштейном, чтобы понять, что Бремнер скорее всего улетел в Париж повидаться с какой-то куколкой, выдающей себя за Лиз Сансборо, и забрать у нее свежую информацию от ее любовника-террориста.

Сидя в кафетерии за ленчем, Ашер надел наушники и стал слушать репортаж об игре с участием «Доджерз». Его любимцы проигрывали Хьюстону со счетом 1:3. Он съел два сандвича с тунцом, пакетик картофельных чипсов и киви, выпил две порции лимонного чая со льдом. К тому моменту, когда он расправился со всем этим, счет не изменился. Матч уже заканчивался, и он решил дослушать репортаж. Флорес добавил к своему меню три шоколадных пирожных и, прикончив их, узнал итоговый результат: «Доджерз» проиграл — 1:4. Что за дерьмовый день!

Он опять пошел в лазарет в надежде, что на этот раз ему удастся повидать Сансборо. Когда он огибал площадь, из административного здания показался Гордон Тэйт.

— Флорес, у меня для тебя кое-что есть. Только что пришло.

Тэйт протянул ему листок бумаги. Это был факс из Лэнгли, в котором Ашеру приказывали немедленно отбыть на Шпицберген, архипелаг в Северном Ледовитом океане. Среди разведчиков он имел репутацию скучнейшего места, где лето пролетало с быстротой молнии, а чудовищно холодные зимы тянулись убийственно долго. В представлении большинства сотрудников Лэнгли Шпицберген был чем-то вроде модернизированного ГУЛАГа.

— Твое новое назначение. Счастливого пути, Флорес, — сказал Гордон и скрестил руки на груди.

Тэйт не преминул использовать свое чуть более высокое по меркам агентства положение, чтобы оставить за собой последнее слово. Язвительная улыбка на его лице была поистине отвратительной.

— Спасибо, Гордон. Можно, я тебя поцелую? — парировал Ашер.

Снова вернувшись к себе, Флорес умудрился вытащить из КМ-5 досье на Хищника и быстро просмотрел его. Там не было ничего интересного — в основном стандартные измышления по поводу его таинственной личности, которую никак не удавалось установить, и перечень «мокрых дел», в совершении которых его подозревали.

Лишь одна деталь привлекла внимание Ашера: в течение последних трех лет Хищник не совершил ни одного заказного убийства, ни одной террористической акции. Предполагалось, что именно три года назад Лиз Сансборо стала действовать с ним заодно. Это не могло быть простым совпадением.

Распечатывая досье на Хищника, Ашер все время поглядывал на дверь. В любой момент мог появиться Гордон Тэйт с нарядом морских пехотинцев, швырнуть его в грузовик и отправить из лагеря ко всем чертям. Надо было спешить. Выведя на бумагу материалы по Сансборо, Флорес решил проделать эту же операцию с досье на тех людей, которые упоминались в файле Лиз и были занесены в память суперкомпьютера.

Его подчиненные с удивлением и беспокойством переводили взгляд с принтера на Ашера и обратно.

— Небольшое поручение из Лэнгли, — на всякий случай пояснил он.

Сотрудники разошлись, улыбаясь. Они как ни в чем не бывало вернулись к своей обычной работе, разговоры о том, что Ашер попал в черный список агентства, до них еще не дошли.

Стрекотание принтера смолкло, и Ашер стал читать свежую распечатку по «операции высшей категории секретности», для осуществления которой ЦРУ была нужна Лиз Сансборо. Ясно, что в Париже уже работает женщина, выдающая себя за Сансборо. Она так или иначе задействована в контактах с Хищником. Но какая связь между Сансборо, которая сейчас в Париже, и той, что находится здесь?

Ашер пришел к выводу, что парижская Сансборо — скорее всего доверенное лицо Хищника, раз уж он выбрал ее в качестве посредника. Террорист, судя по всему, не сомневается в том, что она и есть настоящая Сансборо. Вероятно, в Лэнгли тоже так считают, раз об этом прямо говорится в ее досье.

А что, если та женщина, которая лежит сейчас в лазарете лагеря в штате Колорадо, и есть настоящая Элизабет Сансборо? Тогда получается, что парижская дублерша в течение последних трех лет, когда у подлинной Сансборо были проблемы с психикой, играла ее роль. Да, это было вполне возможно. Но уж Хищник-то должен хорошо знать свою любовницу!

Ашер покачал головой. Цельная картина из разрозненных элементов пока не складывалась — слишком уж много было этих элементов. Слишком много красоток по имени Элизабет Сансборо.

Закончив работать с принтером, Ашер оторвал поля полученных материалов, соединил каждый из них скрепкой и сунул их в папку.

У него все не выходил из головы этот тупоголовый молодчик Гордон Тэйт. Он был убежден, что там, где Тэйт, добра ждать не приходится. Не могло ли получиться так, что этот тип пытается помешать реализации планов ЦРУ, связанных с Лиз Сансборо? Если все так и Ашер в состоянии доказать подобное, это может избавить его от Шпицбергена. Тогда, вероятно, ему самому поручат заниматься Хищником. Решить подобную задачу было бы делом чести для любого оперативника.

 

Глава 16

В это утро Лукас Мэйнард, сидя в квартире Лесли, потел, как стакан виски со льдом в летнюю жару. Он убеждал себя, что это не от страха, а от пережитого шока и проклятого диабета, но в глубине души понимал, что главной причиной все же был страх.

Он налил себе на кухне чашечку черного кофе, сел за стол и развернул «Вашингтон пост». Тут же в груди у него что-то оборвалось, болезненный спазм сдавил желудок. На первой полосе, в ее верхней части, красовались недавно сделанный портретный снимок заместителя госсекретаря Кларенса Эдварда и набранный крупным шрифтом заголовок:

ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫЙ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ ЧИНОВНИК УБИТ И ОГРАБЛЕН.

Вчера вечером Мэйнард в течение четырех часов безуспешно названивал Клэру домой в Джорджтаун. Теперь он понимал, почему в трубке все время слышалась лишь стандартная запись автоответчика. Со смертью Эдварда растаяла их с Лесли наилучшая, если не единственная возможность выпутаться из передряги, в которую они попали.

Он вытер лицо кухонным полотенцем и прочитал материал. Если верить газетной информации, в тот момент, когда произошло несчастье, поблизости никого не было, однако несколько свидетелей из проезжавших мимо машин утверждали, что видели, как молодой блондин на роликовых коньках столкнулся с идущим по тротуару хорошо одетым мужчиной зрелого возраста и сбил его с ног. Представители полиции заявляли, что преступник нанес жертве смертельное ранение ножом и забрал у Эдварда имеющиеся при нем ценности.

На второй полосе были продолжение статьи и снимок скрюченного тела убитого Клэра. Где же его модный чемоданчик, подумал Мэйнард, снова покрываясь липкой испариной. В конце концов он остановился на утешительной мысли о том, что, конечно же, Клэр должен был запереть манильский конверт в сейфе у себя в кабинете. Но дальнейшие размышления вновь расстроили Лукаса.

Видимо, Эдвард решил, что в офисе бумаги могут кому-нибудь попасться на глаза и этот кто-то потребует, чтобы его взяли в долю. Вот это предположение уж точно в духе Клэра. Если же его мысли были заняты какой-нибудь бабенкой, у него тем более могло хватить ума сложить бумаги в кейс и потащить их домой. Да, он был достаточно беспечен, чтобы сделать такую глупость, рассудил Мэйнард.

На какой-то момент в душе у Мэйнарда вспыхнула надежда на то, что Клэра прикончил оскорбленный поклонник какой-нибудь из его дам. Это было бы весьма романтичным проявлением высшей справедливости и означало бы, что Хьюз Бремнер не имеет никакого отношения к убийству заместителя госсекретаря. Но Лукас Мэйнард был не так наивен, чтобы тешить себя такими предположениями. Наверняка именно по приказу Бремнера убрали Эдварда, а конверт с документами по Стерлингу О’Кифу скорее всего уже у него. Это означало, что теперь Бремнер будет охотиться за Лукасом. Надо действовать быстро.

Лесли еще спала. Войдя в спальню, Мэйнард посмотрел на ее растрепанные светлые волосы и лицо в форме сердечка. Он понимал, что на карту поставлена не только его, но и ее жизнь.

Она вернулась из редакции в час ночи, вымотанная до предела, с синяками под глазами. Там она закончила свое расследование, ею был подготовлен большой материал, обещавший стать серией статей. Поэтому на сегодня Лесли взяла выходной и будет полдня отсыпаться. Когда она проснется, его в квартире уже не будет. Лукас понимал, что теперь его присутствие представляет угрозу для ее жизни.

Он еще раз посмотрел ей в лицо, и у него перехватило горло. Теперь, когда он так счастлив, очень страшно потерять эту женщину.

Сейчас он должен немедленно бежать. Забыть о Стерлинге О’Кифе и операции «Маскарад». Забыть об освобождении от ответственности. Забыть обо всем, все бросить и бежать. И как можно скорее.

Лесли заранее спланировала взять выходной, чтобы сделать все те дела, на которые у нее не хватало времени, пока она готовила к печати свою статью. Мэйнард еще вчера сказал ей, что тоже решил денек отдохнуть и потому останется у нее. Почуяв неладное, она не поверила ему, но он знал, что Лесли будет ждать, пока он сам не расскажет ей, что происходит…

Пока Лесли спала, Мэйнард четыре раза выходил на улицу к телефону-автомату, связываясь с «друзьями» в Лихтенштейне и подготавливая тайный и безопасный отъезд из Вашингтона утром следующего дня. Поблизости от дома Лесли не было никаких признаков слежки. Это означало, что пока они находятся в относительной безопасности и нет смысла держаться подальше от Лесли, чтобы не навлечь на нее беду. Они могут некоторое время побыть вместе и уедут тоже вместе, решил Мэйнард.

Используя значительные связи, возникшие благодаря многочисленным и весьма ценным услугам, оказанным им за последние сорок лет различным людям, истратив уйму денег, Мэйнард добился того, что они с Лесли могли вылететь из Вашингтона рейсом «Суиссэйр» в Цюрих, в качестве официальных курьеров этой швейцарской авиакомпании. Затем на машине они доберутся до Лихтенштейна, крохотного государства, расположенного в горах на берегу Рейна, конечного пункта их путешествия.

Вечер прошел восхитительно, все удавалось — и беседа, и любовь. Страхи отошли и утихли. Но он по-прежнему боялся посвятить ее в свои планы, а времени оставалось все меньше и меньше.

Обычно собранная и быстрая, как ртуть, Лесли стала мягкой и податливой, кожа ее порозовела. Она лежала, свернувшись комочком, в его объятиях, как котенок. В тусклом свете ночника предметы в комнате отбрасывали длинные тени. Характер и внешность Лесли наложили неуловимый отпечаток на ее комнату. Она была небольшая, красиво и со вкусом обставлена, необыкновенно уютна.

— Скажи, Лесли, тебе нравится Европа? — спросил он наконец.

— Я ее обожаю, милый. А почему ты спрашиваешь?

— Как ты насчет того, чтобы слетать туда завтра утром?

Маленький кулачок, лежащий на его обнаженной груди, разжался. Пальцы у Лесли были крохотные, как у ребенка, но соображала эта малышка, как гроссмейстер. Это сочетание всегда восхищало Мэйнарда, но сейчас, когда она посмотрела ему в глаза, ему стало не по себе.

— Что случилось, Лукас?

— Слушай меня внимательно, — сказал он, прижимая ее к себе. — Я выхожу из игры. Мне придется покинуть Соединенные Штаты, я очень надеюсь, что ты поедешь со мной. Так или иначе, сегодня сделаны все необходимые приготовления. В Лихтенштейне у меня есть кое-какие деньги, нам их хватит. Мы там нормально устроимся.

Она долго лежала молча, прежде чем заговорить.

— Лихтенштейн знаменит только двумя вещами — пейзажами и своей недоступностью для налоговых служб. У тебя что, столько денег, что понадобилось создать там одну из этих компаний, которые открываются, чтобы спрятаться от национального налогового управления? В таких компаниях банковскими счетами распоряжается адвокат, который на самом деле всего лишь подставное лицо?

Он решил не обращать внимания на жесткие интонации в ее голосе и очертя голову бросился вперед:

— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Лесли. Ничто не сделает меня таким счастливым, как твое согласие. Я люблю тебя. Ну ответь мне, ты согласна?

Она села в кровати и стала внимательно смотреть на него.

— Ты достаточно меня любишь для того, чтобы сказать мне правду?

Последовала долгая пауза.

Итак, время пришло. Еще до начала разговора он отдавал себе отчет в том, что боялся не мести Бремнера, а возможного разрыва с Лесли. Он просто не мог себе представить своей жизни без нее. И поэтому надо было все ей рассказать — деваться было некуда.

И он выложил ей все — всю длинную историю о надеждах послужить своей стране в молодости, о болезненном разочаровании в зрелые годы, о терзавшем многих офицеров ощущении, что их предали, — ощущении, которое одних заставило опустить руки, а других — уйти в отставку. И наконец, о Стерлинге О’Кифе и операции «Маскарад». Голос его звучал тихо:

— Руководитель нашего подразделения Хьюз Бремнер решил идти до конца, заставить агентство заплатить за все те годы своей жизни, которые он принес в жертву. Он привлек к своим делам четырех заместителей в «Мустанге» — меня, Адама Рисли, Тада Гормана и Эрни Пинкертона. Все мы прошли через «холодную войну», доподлинно, из первых рук знали о разложении, поразившем Вашингтон, и чувствовали, что нас обманули.

Операции наши и без санкции высшего руководства Лэнгли проходили легко и просто. Мы присвоили миллионы долларов из денег, вырученных от продажи оружия Ирану и от ввоза наркотиков в США. Мы потребовали расплаты за оказанные в свое время услуги от «Бэнк оф кредит энд коммерс интернэшнл», от мафии, торговцев оружием, членов конгресса, нескольких руководителей «Сэйвингз энд лоун», а заодно и от тех бизнесменов, которые занимались прибыльными, но не совсем законными делами и которых мы держали на крючке.

Мы с самого начала вышли на нужных людей. Когда наладилось наше сотрудничество с банком, мы основали свою корпорацию — «Стерлинг О’Киф энтерпрайсиз». Стерлинг — для придания названию солидности и респектабельности, О’Киф — в честь нашего старого наставника из Лэнгли, которого звали Рэд Джек О’Киф. Он ушел в отставку уже лет десять назад. Рэд любил говорить: «Темп команде задает лидер».

Мэйнард позволил себе мрачно улыбнуться и посмотрел на Лесли. Она молчала, лицо стало бесстрастным и застыло как маска.

— Все держалось в строжайшем секрете, — продолжал Лукас. — Мы прибирали к рукам и совершенно легальный бизнес. В конце концов наша корпорация завладела «ОМНИ-Америкэн сэйвингз энд лоун», казино и отелями «Президентс палас» в Лас-Вегасе и Атлантик-сити. Мы заполучили контрольный пакет самой крупной в стране кредитно-чековой компании «Голд стар кредит рисорсиз» и одной из крупнейших фирм по прокату автомобилей — «Голд стар рент-э-кар». «Нонпарей интернэшнл иншурэнс» тоже принадлежит нам. Многие наши корпорации владеют другими компаниями. Я даже не знаю полного перечня всего, что нам принадлежит, да мне это, наверное, было и не к чему. «Стерлинг О’Киф» — одна из наиболее динамично развивающихся компаний во всем мире.

Мэйнард снова сделал паузу. Он чувствовал себя не в своей тарелке, но Лесли, сидя на кровати в тусклом свете ночника, продолжала молчать, и он решил продолжать:

— Формально компанию возглавляет один из двоюродных братьев Бремнера, Леланд Бремнер Бивер, он аристократ или вроде этого. На самом же деле ею владеет и руководит наш тайный совет директоров. Председатель совета — Хьюз, его доля в прибылях — пятьдесят один процент. Оставшиеся сорок девять процентов делим мы — Тад, Адам, Эрни и я.

— Как здорово, — вставила Лесли. — Лакомая сделка для всех.

— Была. Сейчас возникли проблемы, из-за которых «Стерлинг О’Киф» и операция «Маскарад» могут всплыть на поверхность.

Он рассказал Лесли о работавшем по всему миру наемном убийце по кличке «Хищник», который мог разрушить всю построенную ими систему. Мэйнард не стал посвящать ее в детали, так как даже сейчас не мог заставить себя пойти так далеко. В качестве индульгенции был заготовлен разумный аргумент: для Лесли будет слишком опасно знать так много.

— Но я уже решил, что выхожу из игры, и причина этому — ты, Лесли. Любовь к тебе совершенно изменила мою жизнь.

Она взяла сигарету и продолжала сидеть неподвижно, прислонясь к спинке кровати.

— Так, значит, я открыла тебе глаза на твои заблуждения, — заговорила она наконец. — Занятно. Но я что-то не замечаю так называемых изменений, которыми ты так гордишься. Я вижу только преступное… и трусливое… бегство ради спасения собственной шкуры.

Он вздрогнул как от пощечины, но она продолжала все громче и яростнее:

— Если ты сейчас сбежишь, корпорация «Стерлинг О’Киф» будет продолжать проворачивать грязные дела, а ты исчезнешь со своим состоянием и своей подружкой — если, конечно, тебе удастся ее уговорить. И ты говоришь мне, что изменился? Просто слушать противно.

Она потянула к себе простыню, прикрывая грудь.

— Я пытался…

— Из-за тебя убили Кларенса Эдварда!

— Может быть, это было просто ограбление.

— А тебе ужасно хочется, чтобы так и было, не правда ли? — Ее губы сморщились в гримасе отвращения. — А что ты держишь в этом сейфе у меня под кроватью?

— Документы и свои записи о «Стерлинге О’Кифе» и операции «Маскарад».

— Значит, там у тебя бумаги, с которых ты снял копии для заместителя госсекретаря?

Мэйнард кивнул.

— И именно там ты прятал доказательства, которые могли бы покончить со «Стерлингом О’Кифом» и «Маскарадом»?

Он снова кивнул. Она неожиданно дала ему пощечину.

В тишине комнаты звук получился оглушительным, как выстрел. Мэйнард не поднес руку к лицу, хотя ему очень хотелось это сделать. Боль от удара была не такой уж сильной, но боль от ее справедливого негодования вошла в него, как раскаленный клинок.

— Да меня могли убить! Если Бремнер отправил на тот свет заместителя госсекретаря из-за номеров нескольких банковских счетов, представь себе, что бы сделали со мной, если у меня под кроватью такое… — Теперь уже Мэйнард рассердился. — Я принял меры, чтобы тебя защитить! Никто не знает о наших отношениях. Я ни разу не привел сюда «хвост». Если ты никому ничего не рассказала, мы в безопасности. Я тебе это гарантирую!

Он был рад, что в состоянии говорить твердым тоном. В конце концов он не мальчишка и еще кое-что умеет.

— Да ты же просто ничего не понимаешь, Лукас. Собирай свои вещи и выметайся отсюда ко всем чертям. Я с тобой даром теряла время.

Она включила свой ночник, в комнате стало светлее. Лесли встала и, обнаженная, пошла к стенному шкафу. Ночь была такой жаркой, что даже включенный на полную мощность кондиционер не мог дать желанной прохлады. Но она, вынув из шкафа белый махровый халат, закуталась в него так, словно сильно замерзла.

— Чего я не понимаю? — спросил Лукас едва слышно.

Ее светлые волосы казались облачком в свете лампы. В белом халате, с румяным личиком в форме сердечка, она походила на ангела с елки, которую мать Лукаса ставила под Рождество в их доме в Индиане.

Она закурила новую сигарету и остановилась в дверном проеме:

— Понимаешь, тебя для меня просто нет, ты не существуешь. Ты создал некий образ. Он был таким, каким я хотела тебя видеть. Ты притворялся, что похож на того, каким я тебя придумала, но это был фантом, пустота… Ну да, как же, ведь умение очаровывать и создавать видимость — это все часть твоей профессии, верно? Как самонадеянно было с моей стороны думать, что я могу отличить тебя настоящего от образа, который ты создавал! — Лесли горько засмеялась. — И ты говоришь, что ты переменился? Брось шутить! Ты даже не смог пустить в ход свои документы, не заключив сначала сделку, не обеспечив себя золотым парашютом в виде освобождения от ответственности. А беднягу заместителя госсекретаря — твоего друга! — убили из-за всего этого. Ладно, не смеши, Лукас. Собирай все свое дерьмо и проваливай.

Она пошла через холл на кухню. Лукас последовал за ней. Без нее ему просто незачем было жить.

— А что мне оставалось? — сделал Мэйнард слабую попытку оправдаться. — Что я один мог сделать против Бремнера и целой армии, которой он располагает? А ведь я знаю достаточно для их уничтожения. Вчера его головорезы караулили меня в моем доме. Он уже приказал меня убрать!

Лесли насыпала зерен сальвадорского кофе в кофемолку и нажала на кнопку. Раздался громкий, дребезжащий звук. Молотый кофе она засыпала в кофеварку, и вскоре кухня наполнилась уютным ароматом свежесваренного напитка.

Потушив сигарету, Лесли повернулась к Мэйнарду лицом. Скрестив руки на груди, она молча смотрела на голого, беззащитного Лукаса. Он видел, что в этих светло-голубых глазах нет места для любви — одна только боль.

— Ты хочешь, чтобы я пустил ко дну всю корпорацию «Стерлинг О’Киф» и «Маскарад», открыто и публично?

Это звучало не как вопрос, а как смертный приговор.

Двумя пальцами Лесли вынула еще одну сигарету из пачки, засунутой в карман халата. Она курила «Пэл Мэл» без фильтра, объясняя это Лукасу тем, что ей нравился вкус и аромат настоящего крепкого табака.

— Твои сигареты сведут тебя в могилу, Лес.

Он уже говорил ей это тысячу раз. Лесли закурила, глубоко затянулась, выдохнула струю дыма:

— На сигаретах по крайней мере есть предупреждающая надпись.

Они долго стояли молча, глядя друг на друга, — Лукас, беспомощный в своей наготе, и она, закутанная в свой белый халат. Наконец он сел, продолжая смотреть на нее:

— Я не могу пойти в госдеп и отдать документы государственному секретарю. В этом случае мы не сможем улететь в Европу прямо сейчас. Возможно, мне самому будут предъявлены обвинения. Не исключено, что я попаду в тюрьму, может быть, на многие годы.

— Да, — сказала она.

— Ты именно этого хочешь?

— Я хочу правды и справедливости для всех нас.

Она улыбнулась, и ему показалось, что жесткий свет кухонных светильников смягчился, словно говоря ему, что он прощен.

— Я подожду, — просто сказала Лесли. — Я люблю тебя.

Он тоже улыбнулся, не отводя взгляда от ее лица. Ему дали надежду на будущее. Он встал, обошел вокруг стола и обнял Лесли, наслаждаясь ароматом ее тела. Нагота перестала мучить его.

— Я пойду к госсекретарю завтра, — прошептал он.

 

Глава 17

В мозгу Лиз Сансборо проносились странные видения. Ей казалось, что она попала в яму, где стоит кромешная тьма. Она карабкалась по отвесным стенам, покрытым слоем льда, наверх, из ее израненных пальцев сочилась кровь. Почувствовав рядом какое-то движение, Лиз нанесла удар. Чей-то голос приказывал ей спуститься вниз, но она продолжала свои попытки забраться еще выше. Вдруг раздался сильный шум, а по глазам полоснул резкий, ослепительный свет, но она почему-то знала, что свет очень нужен ей: он был связан в ее сознании с безопасностью.

Элизабет открыла глаза и увидела белые стены и два ряда выкрашенных белой краской кроватей с проходом посередине. В помещении стоял запах антисептика и хозяйственного мыла. Она сразу сообразила, что находится в лазарете Ранчо. Ее койка стояла у окна, за которым к колорадскому солнцу тянулась сосна.

Она привстала, но вошедший в палату санитар попытался уложить ее обратно:

— Перестаньте сопротивляться, леди. Сейчас вам опять будет хорошо.

С этими словами он поднял глаза кверху и стал возиться с прикрепленной над койкой бутылью капельницы, заменяя опустевший сосуд новым, полным лекарства. Должно быть, он делал это с некоторым опозданием, поскольку действие наркотика, которым ее накачивали, ослабло настолько, что Лиз смогла проснуться. У санитара было красивое лицо, но его портило выражение животной тупости. Без сомнения, он выполнит любой, даже самый бесчеловечный приказ.

Пользуясь тем, что санитар отвлекся, Лиз, собрав все силы, быстро, хотя и несколько неуклюже, встала на колени. В этот момент он взглянул на нее:

— Эй! Что вы…

Договорить он не успел. Собрав все силы, она кулаком ударила его в челюсть. Санитар, пошатнувшись, отступил назад. Зажав в кулаке резиновые трубки от капельницы, прикрепленные к ее левому запястью, Лиз нанесла еще один удар. Санитар боком рухнул на пустую койку. С одной из кроватей в конце ряда раздался чей-то стон.

Элизабет замерла и прислушалась, осторожно поглаживая левой рукой ушибленную правую. Стояла тишина. Она тряхнула головой, разгоняя все еще окутывавший сознание туман, и освободила запястье от капельницы. Ее одежда лежала в углу. За несколько секунд Лиз переоделась. По всей видимости, нокаутированный ею санитар был единственным дежурным по лазарету, иначе, услышав, как он упал, кто-нибудь заглянул бы в палату посмотреть, что случилось. Рано или поздно сюда все равно кто-нибудь придет, подумала Лиз, врач, сиделка или другой санитар, но к этому времени ее здесь уже не будет.

Она связала санитара и запихнула ему в рот кляп. Свои вещи она нашла в тумбочке рядом с койкой, однако «беретта» и бумажник Гордона исчезли. Лиз ругнулась про себя: придется пробираться в их с Гордоном комнату, чтобы завладеть его «береттой».

Она открыла окно, посмотрела вокруг и спрыгнула на траву.

Ашер Флорес вышел из отдела личного состава с толстой пачкой распечатанных досье под мышкой. Он размышлял, попросить ли, чтобы его подвезли на вертолете, или просто воспользоваться своей машиной. Сейчас, когда он несколько остыл, благоразумие подсказывало ему, что, пожалуй, он едва не зашел слишком далеко. Конечно, дело, связанное с Хищником, — серьезное дело, а Гордон Тэйт — ублюдок, каких мало, но все же Хьюз Бремнер был его, Ашера, боссом, и Ашер знал, что босс всегда все рассчитывает очень точно.

Может быть, у Бремнера и Тэйта разработан надежный план, цель которого — взять Хищника с помощью Сансборо из штата Колорадо. Если Ашер его сорвет, то и далекие острова в Арктике покажутся ему раем. Некоторые нарушения инструкций для пользы дела и срыв секретной операции — вещи далеко не однозначные. Ашер напомнил самому себе, что ему надо еще раз попробовать дозвониться до Бремнера. Может быть, ему удастся уговорить шефа подключить его к операции.

Продолжая думать о возможном разговоре с Бремнером, он заметил мусоровоз, кружащий по территории лагеря. Ашеру очень нравился этот грузовик, и даже его громоздкость была ему по душе.

Вдруг он уловил какое-то движение справа от себя. Не поворачивая головы, Ашер боковым зрением увидел чью-то фигуру. Он замедлил шаги, чтобы рассмотреть ее получше.

Это была Сансборо!

В камуфляже, с рюкзаком за спиной, она прямиком направлялась к автостоянке. Ашеру потребовалось всего десять секунд, чтобы обдумать такой неожиданный поворот событий. Похоже, он будет просто вынужден участвовать в проводимой Тэйтом секретной операции из-за чьего-то недосмотра.

Сансборо явно сбежала, так что Гордон опростоволосился. Ашер усмехнулся: возможно, это поможет ему вырваться из опалы, в которую он попал, и одновременно рассчитаться с Тэйтом.

Флорес рысцой подбежал к мусоровозу.

— Привет, Ашер, — окликнул его водитель, с которым он был в приятельских отношениях.

— Привет, Берни. Ну как, хочешь немного отдохнуть? Как насчет того, чтобы я съездил на нем в город?

— Не знаю. — Берни вытер рукой лоб. — Мы сегодня набиты доверху. При полной загрузке ты должен быть очень осторожен на крутых подъемах.

— Ты же сам меня учил.

— Ты прав, — просиял Берни. — О’кей, поезжай. А я с удовольствием передохну.

Берни похлопал по массивному крылу мусоровоза. Сделка состоялась. Ашер вскочил за руль, отпустил ручной тормоз и укатил.

У офицерского клуба он опрокинул в грузовик последний контейнер с мусором и поехал к своему домику. Там быстро уложил в спортивную сумку пистолет, патроны к нему, одежду, кредитные карточки и несколько оформленных на разные имена документов, удостоверяющих личность. Он решил ничего не оставлять Гордону Тэйту, предчувствуя, что игра только начинается.

Лиз Сансборо склонилась над открытым капотом зеленого «иксплорера», пытаясь напрямую включить зажигание. Увидев Ашера, она захлопнула капот и прыгнула за руль. Ашер остановил мусоровоз позади «иксплорера», перекрыв ему дорогу.

— Эй, Сансборо, хочешь подвезу? — спросил он мягко.

Она вцепилась в руль «форда» с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели.

— Тебе ни за что не выбраться отсюда без моей помощи, — сказал Ашер.

Глаза Лиз с расширенными зрачками пристально смотрели на него. «Черт, да у нее в самом деле с головой не в порядке», — подумал Флорес.

— Прошу извинить за утреннее недоразумение. Я выполнял приказ. А теперь я сам попал в немилость у Лэнгли.

Она выскользнула из джипа, пригнувшись, осмотрела автостоянку и убедилась, что вокруг никого нет. Затем подбежала к грузовику и влезла в кабину на пассажирское место. Ашер, улыбаясь, повернул к ней голову, но улыбка тут же замерла у него на губах. Прямо на него уставился ствол «беретты» 9-миллиметрового калибра.

— Как ты меня нашел?

— Я тебя просто увидел. Не думаю, что тебя видел кто-нибудь еще. Ты настоящий талант по части скрытного передвижения.

— Я имею в виду, как меня нашли утром в лесу.

Ашер озадаченно наморщил лоб:

— А, ну да. По твоему поясу. Понимаешь, эта пряжка выглядит совершенно обычно, но на самом деле в ней находится радиомаяк. Ремни с такими пряжками выдаются всем слушателям. Обычно отдел безопасности активирует маяк только в случае необходимости, например, если кто-то заблудился.

— Заблудился, говоришь? Ну да, понятно, — едко заметила Лиз, снимая ремень и швыряя его в окно машины. Он улетел под задний бампер «иксплорера».

— Хороший бросок, — прокомментировал Ашер.

— Почему ты мне помогаешь?

— Ляг лучше на пол, чтобы тебя не было видно.

— Нет. — Ствол пистолета был по-прежнему направлен на Ашера, рука ее не дрожала, направляя оружие твердо и уверенно. — Так почему?

Глаза Лиз тем временем внимательно обшаривали площадку автостоянки, готовые уловить малейшее движение. В то же время она умудрялась не терять из виду Флореса.

— Я хочу сыграть в эту игру, хотя пока и не знаю ее правил, — ответил он.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Лиз.

— То, что я сказал. Я попал в немилость и хочу исправить дело.

— Если хочешь выслужиться, можешь сдать меня, и все будет в порядке.

— Пожалуй, я мог бы это сделать, — сказал Ашер.

На самом деле ему вовсе не хотелось этого. Она нравилась ему — у нее был характер. И потом, она скрывалась от Гордона, а Гордон Тэйт был едва ли не самой гнусной личностью во всем ЦРУ.

— Видишь ли, — продолжил Ашер, — я не люблю Тэйта и чувствую, что происходит что-то странное. Но я хочу знать больше, чем знаю сейчас, прежде чем начну что-либо предпринимать.

Лиз контролировала ситуацию и по-прежнему держала Ашера под прицелом.

— Тогда помоги мне отсюда выбраться, — проговорила она наконец.

Ашер включил передачу, и мусоровоз тронулся.

Теперь в глазах Лиз, кроме гнева и ненависти, появилась еще и искорка любопытства.

— Может быть, у нас в самом деле есть что-то общее, — сказала она. — Но если ты попытаешься меня сдать, я тебя пристрелю. Понятно?

Ашер кивнул. Она сползла на пол. «Беретта» теперь была направлена Флоресу в грудь. Лиз подогнула под себя длинные ноги и сжалась в комок. Он поразился ее удивительной способностью группироваться так, что даже при своем росте она почти не занимала места.

— Я всегда считал Гордона болваном, — объявил он.

— А я нет, — отозвалась Лиз. — Я считала, что он спас мне жизнь. Но я никому больше не позволю пичкать меня наркотиком. Где мы находимся?

— За пределами центральной части лагеря, подъезжаем к воротам.

— Почему ты считаешь, что мы сможем проехать через ворота? Ведь отдел безопасности всюду понатыкал свои камеры.

— Верно. Но даже с их помощью нельзя видеть сквозь стальные двери. Кроме того, камеры стоят под таким углом, что в них нельзя разглядеть что-либо на полу кабины мусоровоза. На полу в салоне легковой машины или джипа — можно, но наш грузовик для этого слишком высок. Так что не беспокойся. А потом, сегодня как раз тот день, когда по графику положено вывозить мусор.

— Похоже, этот мусоровоз нам послала сама судьба. Ты когда-нибудь ездил на нем в город?

— Ага. Меня сам Берни обучал. Никто из отдела безопасности и глазом не моргнет, увидев меня за рулем.

— Когда подъедем к воротам, предупреди меня.

Огромный грузовик несся мимо гигантских сосен, их покрытые хвоей вершины терялись где-то высоко в лазурном небе. Наконец мусоровоз остановился.

— Приехали, — процедил Ашер, почти не разжимая губ, чтобы наблюдатели, следящие за происходящим через объективы телекамер, не заметили, что он с кем-то разговаривает. Он держался напряженно, ожидая, что вот-вот раздастся сигнал тревоги, означающий, что Лиз Сансборо хватились. Его беспокоило также и то, что до отдела безопасности мог дойти слух о его переводе на Шпицберген — в таком случае его ни за что не выпустили бы в город.

Ашер выскочил из кабины. Когда его пальцы уже набирали код на пульте замка, хриплый механический рев сирены разорвал в клочья тишину, разлитую в горном воздухе. Могучее завывание, казалось, слышалось со всех сторон одновременно. Господи, как же Ашеру хотелось, чтобы ворота все же открылись.

Он протянул руку, чтобы еще раз ввести код, и тут увидел, как створка чуть-чуть — на какой-то дюйм — сдвинулась в сторону. Она открывалась! Ашер глубоко вздохнул и одним прыжком вскочил в кабину. Створка ползла все быстрее. Сирена продолжала завывать.

— Они знают, — сказала Лиз. Из-за сигнала тревоги голос ее звучал как едва слышный шепот.

— Ага, — пробормотал Ашер, выводя мусоровоз за ворота. Они знают о ней, подумал он, но не о нем. Пока.

Ясно было одно: пути назад у него не было. Он принял решение в тот момент, когда пришел на помощь Сансборо. Теперь ему нужно было завоевать ее доверие.

Чем дальше уезжали они от лагеря, тем тише был звук сирены. Ашер рассказал Лиз о том, что случилось, когда он прочитал ее досье и стал расспрашивать о ней Гордона.

— Ты хочешь, чтобы я поверила, будто тебя отправили на арктический архипелаг только за то, что ты начал что-то разнюхивать обо мне? Может быть, я потеряла память, но я не круглая дура.

— Ты потеряла память? Когда? — насторожился Ашер. Этого в ее досье не было.

— Месяца два назад.

— И совсем не помнишь, что с тобой было до этого? Как же ты можешь взять Хищника?

— А он действительно существует?

— Само собой, — нахмурился Ашер. — А что?

Лиз помолчала какое-то время, потом кивнула головой:

— Ладно. По крайней мере хоть в этом Гордон не соврал. В общем, Хищник дважды пытался меня убить, а теперь я должна помочь ЦРУ его взять.

Ашер усмехнулся про себя. Значит, именно Хищник был целью суперсекретной операции Гордона Тэйта. Но если Хищник сам хотел сдаться и выйти из игры, зачем проводить операцию по его поимке? И почему Хищник хотел убить Сансборо?

— Давай-ка наведем ясность, — заговорил Ашер. — Твой любовник Хищник…

— Подожди секунду! — Было видно, что Лиз просто ошарашена тем, что услышала. — Мой любовник? Что ты такое говоришь?

Ствол «беретты» уткнулся Ашеру в грудь, лежащий на спусковом крючке палец Лиз побелел от напряжения. Он готов был восхищаться женщиной, обуреваемой противоречивыми эмоциями, которая продолжала твердой рукой держать пистолет, но не тогда, когда ствол этого пистолета был направлен на него.

— А ты разве не помнишь?

— Господи, я надеюсь, что тут и помнить-то нечего!

— А хочешь, я с тобой поделюсь тем, что выдал самый мощный и самый защищенный от проникновения компьютер ЦРУ? — спросил Ашер.

— Я тебя слушаю, — напряженно проговорила Лиз, но пистолет в ее руке даже сейчас не дрогнул.

— В досье, которое хранится на Ранчо, о последних трех годах твоей жизни нет ровным счетом ничего.

— Я видела это досье. Там говорится, что все это время я прожила в Санта-Барбаре под именем Сары Уокер, журналистки.

— Так вот, в машине, установленной в Лэнгли, об этих трех годах есть другая информация. И эта информация объясняет, какая существует связь между тобой и Хищником.

— А там говорится что-нибудь о том, как меня направили в Лиссабон, чтобы получить важное сообщение от курьера? Я немного опоздала на эту встречу, а Хищник убил курьера и пытался застрелить меня, я если и осталась жива, то только потому, что он принял меня за мертвую и не успел добить. Это совсем не похоже на отношения двух любовников. Сейчас ему известно, что я жива, и он считает, что тогда, в Лиссабоне, я видела его лицо. Если нападение на мой дом было настоящим, значит, он разыскивает меня, чтобы прикончить.

Элизабет подробно рассказала Ашеру о перестрелке в Санта-Барбаре.

— Чушь, — отрезал Ашер после недолгого молчания. — Чушь, потому что он заключил сделку с Лэнгли, решил сдаться и выйти из игры. С какой стати ему беспокоиться о том, что ты его видела?

— Сдаться? — Лиз изумленно воззрилась на Ашера. — Но Гордон говорил мне…

— О да, благородный Гордон. Ублюдок, каких свет не видывал.

И тут неожиданная догадка мелькнула в сознании Флореса: а не пытается ли Гордон Тэйт помешать осуществлению заключенной сделки по поводу добровольной сдачи Хищника?

— Лиз, пойми одну вещь, — продолжал Флорес. — У Гордона не может быть никаких гуманных соображений. Если он спас тебе жизнь, у него на это были свои причины. Ты помнишь Клэра Джорджа? Когда-то он был заместителем директора ЦРУ по оперативной работе, потом ему пришлось уйти в отставку из-за дела «Иран-контрас». Для людей со стороны он был настоящим разведчиком, мастером своего дела. Но один из наших послов его раскусил. Он как-то сказал, что Джордж обладал комбинацией качеств, идеально подходящих для работы в Лэнгли — он буквально лучился дружелюбием и надежностью, располагал к доверию, на самом же деле был чертовски двуличным человеком. Тебе это никого не напоминает?

— Очень похоже на Гордона, — кивнула Лиз.

— Когда все утрясется, ты сможешь ознакомиться со своим досье, хранящимся в Лэнгли. Если верить этому досье, три года назад ты влюбилась в Хищника и стала ему помогать.

— О’кей, я совершенно согласна с тобой относительно Гордона. Он лжец, ничтожество и Бог знает кто еще. Но чтобы я… — лицо Лиз исказила гримаса, — …три года в качестве любимой подружки одного из самых опасных в мире убийц? О Господи!

— Это еще не все. Согласно тому же досье, ты являешься посредником, доверенным лицом Хищника в его переговорах с Лэнгли. В эту самую минуту ты находишься где-то в Париже или в его окрестностях. Ты переправляешь предоставляемые им сведения в наш местный центр. Именно таким способом Хищник обустраивает вашу с ним будущую жизнь.

— Неплохой фокус, прямо волшебство. Особенно если учесть, что я сижу здесь. Должно быть, в Париже находится кто-то другой, использующий мое имя.

— Возможно. А теперь давай поговорим о твоем сломанном мизинце на левой руке. Когда ты его сломала?

— Еще в детстве, когда каталась на коньках. В моем досье это есть.

— А Гордон сказал мне, что это случилось пару месяцев назад.

Пока она раздумывала над его словами, Ашер внимательно рассматривал ее лицо и в конце концов пришел к выводу, что ему особенно нравится родинка на губе, над правым уголком рта. Ему вдруг захотелось ее потрогать.

— Сразу после того, как меня схватили, доктор Левайн сделал мне укол, — медленно заговорила Лиз, припоминая. — Я слышала, как кто-то — по-моему, это был ты — спросил Гордона о моем сломанном пальце. Да, так оно и было. И Гордон сказал…

По лицу Лиз было видно, что она вспомнила.

— Да, все правильно, — продолжил за нее Ашер. — Так что кто-то лжет — или досье в Лэнгли, или наш дорогой друг Гордон.

В сознании Лиз одни сомнения боролись с другими. Вдруг она услышала далекое жужжание и стала вглядываться в небо над верхушками сосен.

— Вертолет! — воскликнула Лиз.

— Целых два, — отозвался Флорес. — Возможно, они с Ранчо и разыскивают тебя.

Она не спрашивала его, что делать. Быстро проверив оружие, Лиз сползла еще ниже на пол кабины. Ашер смотрел в бледно-голубое небо.

 

Глава 18

Один из вертолетов, АГ-64 «Апач», был так обвешан ракетами, что при желании мог разнести мусоровоз на кусочки до самой Аризоны. Из громкоговорителя, установленного на «Апаче», металлический голос проорал:

— Водитель мусоровоза, остановитесь! Ашер Флорес, приказываю немедленно остановиться!

Ашер посмотрел вниз на Лиз. Она тоже смотрела на него, подняв кверху подбородок. У нее был очень симпатичный подбородок.

— От двух вертолетов на мусоровозе не уедешь, — сказал он.

Придется постараться уйти от них как-нибудь по-другому, подумал Ашер и, подчиняясь команде, затормозил.

«Апач» завис над деревьями чуть позади грузовика. Второй вертолет, слегка модернизированная и подновленная рабочая лошадка производства «Хьюз эйркрафт» времен вьетнамской войны, опустился на дорогу прямо перед мусоровозом. Из него выскочили двое знакомых Ашеру солдат в форме морской пехоты с автоматическими винтовками М-16. Флорес вылез из кабины и пошел им навстречу.

— Какого черта ты делаешь?! — спросил один из морских пехотинцев, стараясь перекричать шум винтов.

— Вообще-то я собирался отвезти весь этот мусор на помойку! А в чем дело, случилось что-нибудь?

— У нас приказ тебя обыскать! — проревел второй.

— Чего ради? Может, из лаборатории пропало что-нибудь радиоактивное?

Все трое вернулись к мусоровозу, где было потише и можно было говорить, не надрывая голосовые связки. Один из морских пехотинцев закурил. Ашер никогда не курил, но тоже попросил у него сигарету. С его стороны это был небольшой отвлекающий маневр, создающий некое подобие дружественной атмосферы. Сейчас было очень важно все рассчитать с точки зрения психологии.

Первый из преследователей протянул Ашеру пачку «Мальборо» и, когда тот, вытащив сигарету, сунул ее в рот, поднес к ней дешевую зажигалку.

— Одна курсантка, Элизабет Сансборо, тронулась и сбежала. Ты ее знаешь?

— Видел ее в лагере пару раз.

Ашер затянулся и едва не раскашлялся от горечи, заполнившей, как ему показалось, не только рот, но и горло до самого пищевода.

— Мы должны ее найти, чтобы док мог снова посадить ее на лекарства. Короче, нам придется обыскать грузовик.

— Я понимаю. Ну что же, в кабине ее нет — это я могу гарантировать. А вот насчет контейнера не знаю. Пошли посмотрим.

Оба морских пехотинца несколько удивленно приподняли брови, а Ашер повел их к задней части грузовика. Он потянул за рычаг, и утроба мусоровоза с рычанием раскрылась. Волна зловония сразу же накрыла всех троих.

— Ничего себе, — с трудом выговорил один из солдат.

— Хорошо еще, что мы в горах, — жизнерадостно сказал Ашер. — На такой высоте не так уж много мух.

— Ага. Ну что, надо бы все это дело проверить.

— Если хотите, ребята, я могу сделать это сам.

Флорес рассчитывал на чувство благодарности, которое должны были испытать к нему морские пехотинцы после его предложения. Может быть, это чувство окажется достаточно сильным, чтобы они поверили Ашеру и не стали заглядывать в кабину. Впрочем, подумал он, если вонь не заставила их сразу обратиться в бегство, про кабину они скорее всего уже забыли.

Первый из солдат улыбнулся:

— Ладно, Ашер, если ты настаиваешь.

— Само собой.

С этими словами Флорес погасил сигарету, бросил окурок в недра мусоровоза и последовал за ним. Он ходил по черным пластиковым мешкам, по самые бедра утопая в помоях, роясь в залежах пивных бутылок, кухонных отбросов, смятой бумаги, старых теннисных туфель, жирной одноразовой посуды для микроволновых печей, рваного нижнего белья, каких-то тряпок и прочей всевозможной дряни.

— Ну что, нашел что-нибудь? — спросил второй солдат.

— Живого ничего. Может, поглубже забраться?

— По-моему, хватит.

Морские пехотинцы посовещались между собой и решили, что этого достаточно. Ашер выполз наружу, смердя ничуть не лучше мусора, в котором рылся. Солдаты, слегка попятившись, поблагодарили его.

— А теперь тебе придется вернуться в лагерь, Ашер, — сказал первый морской пехотинец. В голосе его слышалось сочувствие — всем было известно, как любил Ашер выезжать за территорию лагеря на громоздком, неуклюжем грузовике.

— Почему?

— Таков приказ. Ты же знаешь, тебя переводят. Они хотят, чтобы ты вылетел прямо сейчас.

Ашер кивнул. Теперь пора, подумал он и шагнул вперед, давая им возможность получше ощутить исходящий от него смрад.

— Мне потребуется всего час, чтобы доехать до места и разгрузиться. По-моему, лучше уж я это сделаю, чем заставлять беднягу Берни еще раз тащиться сюда. Подумайте, всего час. И потом, чем дольше машина остается груженой, тем хуже воняет то, что у нее внутри. Никому не понравится, если грузовик вернется в лагерь полным. Представляю, какой поднимется хай.

Ашер демонстративно оглядел себя и поморщился, давая приятелям понять, что он оказал им услугу и теперь ждет от них того же в ответ.

— Никаких проблем, — сказал наконец первый морской пехотинец, по-видимому, старший. — Когда мы вернемся, я там все объясню. Черт побери, они могут отправить тебя сегодня вечером в любое время.

Каждому человеку иногда везет. Солдаты полезли в свой вертолет, а Ашер стоял у крыла мусоровоза и упивался собственным успехом. Он энергично помахал рукой, наблюдая, как оба вертолета удаляются в сторону Ранчо.

Запах от Флореса был отвратителен, но Лиз знала, что он ее спас. Вопрос был только в том, почему он это сделал. Она опустила пистолет, однако по-прежнему держала его в руках.

Лиз поблагодарила Ашера, он коротко кивнул в ответ кудрявой головой и свернул с шоссе на лесную дорогу.

— А теперь расскажи мне, чем ты занималась в последние три года.

Во время повествования Лиз не покидало ощущение, что она говорит о событиях, происшедших с кем-то другим. В известном смысле это так и было, поскольку она основывалась не на своих воспоминаниях, а на том, что она прочла. Она сжимала пистолет до боли в пальцах и ладони, раздраженная и подавленная тем, что не знает точно, насколько ее слова соответствуют реальным событиям ее жизни.

— Потом Хищнику стало известно, что я жива, и он решил устранить меня, — закончила Элизабет.

— Может быть, ты вообще никогда его не видела. Возможно, и Лэнгли тут ни при чем. Не исключено, что все это придумал и организовал Гордон. А потом, он же говорил, что ты ненормальная, верно? Так что может оказаться и так, что ты сама все это выдумала. Возможно, тебя не напрасно пичкали лекарствами.

Лиз мгновенно вскинула пистолет, палец ее плотно охватил спуск.

— Что же ты меня не продал, если так думаешь? Немедленно останови грузовик! — приказала она, и в голосе ее звучал металл.

Флорес сбросил скорость, со скрежетом и пыхтением сработали тормоза, и мусоровоз, похожий на доисторическое чудовище, остановился у обочины изрытой выбоинами узкой дороги. Вокруг стеной высились могучие сосны, упираясь вершинами в безоблачную голубизну. В лесу стояла полная тишина. Лиз и Ашер долго молчали, напряженно глядя друг на друга.

— Что ж, вылезай, если хочешь, — заговорил в конце концов Флорес твердым голосом. — Я не собираюсь тебя останавливать. Но у тебя немного шансов выбраться отсюда пешком, особенно если у тебя нет навыков выживания в лесу. Раз уж ты спросила, я могу тебе сказать, что не сдал тебя по той самой причине, о которой я тебе уже говорил. Я считаю, что Гордон что-то затевает. Может быть, против тебя, а может, против Лэнгли. Может, против всех Соединенных Штатов — трудно сказать.

Он улыбнулся. Лиз молчала. По крайней мере он может помочь в борьбе против Гордона, думала она. Что же касается восстановления ее памяти, тут ей придется рассчитывать только на саму себя, и она сделает все возможное, какие бы препятствия перед ней ни возникали.

— Ты считаешь, что сможешь найти способ выбраться отсюда?

— Я могу попытаться.

— Ладно, тогда поехали.

Флорес включил передачу, грузовик покатился по извилистой дороге, набирая скорость.

— А что за лекарства ты принимала? — спросил он некоторое время спустя.

Лиз ответила не сразу — она все еще не успокоилась после своей недавней вспышки.

— В последнее время это был антидепрессант, одна таблетка в день. Когда мы прибыли на Ранчо, я настолько пришла в себя, что предложила отменить прием. Гордон отреагировал так, как будто это был конец света, поэтому я перестала пить лекарство, а ему ничего об этом не сказала. С тех пор я не приняла ни одной таблетки и при этом чувствовала себя прекрасно.

— Если это был антидепрессант, ты должна была ощущать себя подавленной, когда бросила его пить.

— Да, но этого не случилось. А сегодня утром доктор накачал меня какой-то другой гадостью, это действительно что-то очень сильное. Ощущения жуткие. Я смутно припоминаю, что примерно то же самое было, когда я вынуждена была пить таблетки чуть ли не горстями. Зато теперь прекратились кошмарные головные боли.

— А зачем тебе надо было пить так много таблеток?

— Гордон сказал, что это было нужно из-за мозговой лихорадки или чего-то в этом роде. А потом, когда доктор понял, что у меня амнезия, он назначил мне другой курс лечения, якобы для того, чтобы восстановить мою память.

В это время мусоровоз сделал правый поворот и выехал с ухабистой лесной дороги на широкое и ровное шоссе.

— Пожалуй, сейчас тебе уже можно сесть по-человечески, если ты ничего не имеешь против, — сказал Ашер.

Медленно и осторожно, с трудом распрямляя затекшие конечности, Лиз приподнялась с пола и влезла на сиденье рядом с Ашером, осматриваясь кругом. От Флореса несло, как из выгребной ямы, которую год как не чистили. Она вздохнула, потянулась и стала растирать руки и ноги.

Ашер взглянул на нее и спросил:

— А как ты заработала амнезию?

— Гордон говорил, что я ударилась головой и это привело к мозговой лихорадке. Это довольно таинственная штука, врачи о ней не так уж много знают. Доктор сказал, что мне еще повезло, поскольку у меня не оказался поврежденным мозг. Так что потеря памяти — это еще не самое худшее. Память иногда возвращается сама собой.

— Прямо вот так сразу, ни с того ни с сего?

— Вот именно. Я думаю, что мне действительно здорово повезло. Понимаешь, обычно амнезия наступает в результате уменьшения эластичности стенок артерий, апоплексического удара, паралича. У меня же было всего-навсего небольшое воспаление после несчастного случая. Ясно, что с этим намного легче бороться.

— Должно быть, невесело потерять свое прошлое. Лично я, случись со мной такое, тут же лег бы в сточную канаву и позволил Гортензии меня переехать. Кстати, эту старушку зовут Гортензия. — Ашер похлопал ладонью по приборной доске. — Гортензия, это Сансборо. Сансборо, познакомься с Гортензией. Так скажи мне, Сансборо, кто ты, если у тебя нет прошлого?

— Мне и самой хотелось бы это знать.

На какой-то момент она позволила себе ощутить болезненную пустоту в груди, которую могли заполнить только ее воспоминания. Лиз обнаружила, что начинает чувствовать симпатию к Флоресу. Как бы то ни было, обстоятельства свели их вместе, и сейчас перед ними стояла одна и та же проблема — как скрыться от Гордона.

— Что с тобой сделают, если узнают, что ты мне помог?

Ашер пожал плечами:

— В худшем случае добавят несколько пунктов к списку моих провинностей и расстреляют. А может, спустят в унитаз.

— Тебе нравится эта работа, не так ли?

— Можно сказать и так.

— Не исключено, что из нас двоих чокнутый ты.

Флорес рассмеялся, полез в карман на внутренней стороне своей двери, извлек оттуда толстую папку и вручил ей.

— На-ка почитай.

В папке были распечатанные досье. Два на Лиз Сансборо, одно с Ранчо, другое из Лэнгли. По одному на Сару Уокер, Хусейна Шахид Нуна, Гэррика Ричмонда и Хищника.

— Спасибо, — поблагодарила Лиз. — Может быть, здесь я найду что-то, что объяснит мне все происходящее.

Ей очень хотелось верить, что она человек честный, добрый и даже благородный, но теперь у нее были основания в этом сомневаться.

Мусоровоз трясся и рыскал по дороге то вправо, то влево, кабина нагрелась под лучами горного солнца, дорога монотонно змеилась впереди плавными поворотами, а лекарства доктора Левайна все еще давали себя знать. Лиз попыталась заставить себя читать, но вместо этого задремала, потом вдруг резко, как от толчка, опомнилась — ей приснилось, будто ее снова положили под капельницу. Ей часто мерещились неясные образы того, что могло быть ее прошлым, — лица, дома, события. Все это вертелось у нее в голове, похожее на мешанину кадров на экране испортившегося телевизора. Флорес поглядывал на нее, но ничего не говорил. Лиз была рада его молчанию. Да и что, собственно, он мог сказать? У каждого человека свои проблемы, свои страхи.

Гордон Тэйт нетерпеливо расхаживал по отделу безопасности Ранчо, заложив руки за спину и намертво сцепив в замок пальцы. Он был одет в новенькую форму, предназначенную для маскировки в лесу, на ногах поскрипывали начищенные до зеркального блеска ботинки. Гордон приостановился на секунду, глядя на ремень Лиз, змеей изогнувшийся на столе. Находящиеся в этом же помещении несколько морских пехотинцев наблюдали за мониторами.

— Ее ремень был под вашим джипом, сэр, — объяснил один из них. — Похоже, она пыталась завести вашу машину без ключа.

Нижняя челюсть Гордона выдвинулась вперед.

— Сука. Она же не могла раствориться в воздухе. Где она, черт побери?

— На Ранчо введен особый режим безопасности, — браво шагнул вперед дежурный. — Мы найдем ее!

— Если она еще здесь, — сказал Гордон. — А если ее здесь уже нет?

— Она не могла выбраться за территорию лагеря так, чтобы мы об этом не узнали.

— Ну да. А только вы все равно понятия не имеете, где ее искать, болваны. Расставьте людей на дорогах. Используйте все варианты. Мы должны ее найти немедленно.

 

Глава 19

Как обычно, в августе все стремились на побережье. По мере того как столбик термометра поднимался все выше, Париж быстро пустел. Аристократы, промышленники и прочие люди с деньгами уезжали в элегантный Канн, в Сен-Тропез.

В то же время люди попроще — пекари, мелкие торговцы, служащие магазинов — вдруг вспоминали о своих родственниках, живущих где-нибудь в Марселе или в Тулоне, в надежде, что смогут какое-то время погостить у них. Куда угодно, только подальше от духоты извилистых улочек, только бы вырваться из лабиринта повседневных забот.

Казалось, всепроникающий зной усиливает общее недовольство, которым была поражена Франция. То и дело страну потрясали демонстрации и забастовки. Первыми начали бастовать водители автобусов, их примеру последовали работники других видов общественного транспорта. Рабочие промышленных предприятий грозили начать забастовку солидарности. Все сходились на том, что во всем виновата экономика, находящаяся в безобразном состоянии. Граждане были неприветливы, выглядели подавленными, нервы у всех были напряжены до предела.

Когда в столице появился передвижной цирк и на одном из пустырей в пригороде Сен-Дени вырос его огромный шатер, это стало неплохим развлечением, на время отвлекающим людей от жары и житейских проблем. Мало кто мог устоять перед веселой, зазывной музыкой, яркими костюмами и возможностью полюбоваться на экзотических животных. Из-под тента то и дело доносились смех и аплодисменты, и даже самые мрачные горожане становились в очередь за билетами.

Среди прочих была француженка средних лет, внешность которой говорила о долгих годах тяжелой работы. У нее были седые волосы, она сутулилась при ходьбе и была одета в толстый свитер, словно мерзла даже в такую жару. В руках она держала обшарпанную хозяйственную сумку. Купив билет, она вошла в шатер и, вместо того чтобы забраться повыше на деревянную трибуну, откуда была хорошо видна арена, осталась внизу, укрывшись в тени, и стала ждать.

На арене в это время кружились белоснежные пудели в великолепных розовых пачках, с большими розовыми бантами на головах. Они низко поклонились и под громовые аплодисменты ушли за кулисы на длинных задних лапах. Сразу же начался следующий номер: из боковых проходов выбежали на арену больше десятка клоунов. Один из них столкнулся с седой француженкой и незаметно сунул ей небольшой конверт. Они успели шепотом обменяться несколькими фразами по-английски.

— Почему все это тянется так долго? — спросил клоун.

— Мы не можем это выяснить. Ощипанный говорит, что на них пора нажать и установить для Лэнгли жесткий срок.

— Нам понадобится время для подготовки. Три дня. — Француженка посмотрела на толпу зрителей на трибуне. — В воскресенье вечером, в восемь часов. Годится?

— Хорошо. Установи контакт с немцами и скажи им, пусть будут готовы. Их предложение почти такое же выгодное, как американское.

Клоун быстро огляделся, сделал сальто назад, точно встав на ноги, обутые в громадные башмаки, и громко сказал по-французски:

— Пардон, мадам! Надеюсь, вы получите удовольствие от представления!

Он бросился на арену, а женщина устало взобралась на трибуну. Она внимательно наблюдала за выступлениями и аплодировала вместе со всеми. Во время перерыва пожилая женщина покинула шатер и зашагала по улицам Сен-Дени, стараясь определить, нет ли за ней слежки. Наконец она вошла в метро. Сев в поезд, женщина направилась в глубь вагона и в одиночестве уселась на скамью. Когда поезд тронулся, старуха склонилась над своей сумкой. Влажной салфеткой она стерла с лица морщины, удалила болезненную желтизну, а когда вагон опустел, стянула седой парик, и на мгновение показалось чудесное лицо, обрамленное золотисто-каштановыми волосами. Но она тут же скрыла глаза темными очками и стала смотреть в окно.

Наконец женщина встала и пошла к выходу. Одним быстрым движением она выскользнула из свитера и бросила его в сумку поверх парика. Ступив на платформу, достала из той же сумки два тома Виктора Гюго и сунула их под мышку так, чтобы видна была лицевая сторона обложки.

В дешевом платье из хлопчатобумажной ткани с неясным цветочным рисунком она выглядела как обычная студентка университета. Войдя в забитое людьми, кипящее суетой здание Северного вокзала на рю де Дюнкерк, она смешалась с огромной толпой туристов, обеспокоенных возможной забастовкой транспортников. Если за женщиной все же увязался «хвост», ей ничего не стоило оторваться от него среди множества людей. Она оставалась в толпе до тех пор, пока не оказалась поблизости от туалета. Она вошла в кабинку и, заперев дверь, постояла немного, переводя дыхание. Сердце у нее колотилось. В последние два месяца ей приходилось тяжело, но дело того стоило. Кроме того, риск, ощущение опасности подхлестывали ее, действуя как допинг.

Женщина сняла грубые башмаки на деревянной подошве, стянула с загорелых ног мокрые от пота нейлоновые чулки, сбросила дешевое платье в цветочек и надела другое — узкое, черное, из льняной ткани, с вырезом на спине. Простой покрой платья лишь подчеркивал стройность ее фигуры и впечатляющую грудь. Последним штрихом стали легкие черные туфли на высоком каблуке. Она всегда появлялась в Тур-Лангедок именно в этом наряде — он был настолько приметен, что, сменив его, можно было легко уйти от наблюдения.

Женщина нанесла на лицо косметику, расчесала волосы, и они мягкими локонами легли на плечи, побросала в сумку все, что с себя сняла. Затем надела огромные солнцезащитные очки и вытащила из сумки небольшую косметичку из черной ткани с бледно-лиловыми полосами. В нее она сложила косметику, деньги, поддельное удостоверение личности, пистолет системы «вальтер» и конверт, полученный от клоуна.

Выйдя из кабинки, женщина бросила пять франков в тарелочку смотрительницы. Потом она заперла хозяйственную сумку в одной из ячеек камеры хранения, завершив тем самым свое перевоплощение.

Через полчаса молодая прекрасная француженка в огромных темных очках оказалась в районе респектабельных небоскребов неподалеку от вокзала Монпарнас на левом берегу Сены. Даже на улице было слышно жужжание мощных кондиционеров, сражавшихся с августовской жарой. Высокая и длинноногая, она шла по испещренной длинными полуденными тенями улице, не обращая внимания на восхищенные взгляды мужчин.

Войдя в Тур-Лангедок, где располагались приемные дорогих врачей, офисы архитекторов, юристов и аудиторских фирм, она прошла мимо полированных стальных дверей нескольких лифтов и остановилась около последнего, у него не было кнопки вызова. Ключом она открыла небольшую дверцу в стене и набрала известный ей код. Несколько видеокамер с дистанционным управлением направили на нее свои объективы, чтобы установить, соответствует ли введенный код личности посетителя.

Наконец двери лифта открылись. Женщина поднялась на самый последний этаж, не обозначенный даже на чертежах плана здания, хранящихся в городских архивах. Зеркальные стекла Тур-Лангедок делали невозможной попытку определить количество этажей снаружи. Очень немногие люди знали о существовании этажа, на который поднялась женщина в черном платье с вырезом на спине. Впрочем, так и должно было быть.

Мало кому было известно и то, что на самом деле зданием владело ЦРУ, а на последнем этаже располагалась парижская штаб-квартира агентства.

Процедура была всегда одинаковой. Сначала девушка отдавала сотрудникам агентства конверт с последней информацией от Хищника. Затем ее приглашали присесть в одно из плетеных кресел, расставленных вокруг современного стеклянного кофейного столика. Сотрудники предложили ей выпить кофе или чего-нибудь еще на ее вкус. Она отказывалась — одному Богу известно, чего они могли подмешать ей в пищу или напиток. Она никогда не выпускала из рук косметичку: «жучок» могли подсунуть куда угодно — в ручку, в губную помаду, даже в кредитную карточку. Она была уверена, что все, что происходит в этой комнате, фиксируется магнитофонами и видеокамерами и по спутниковой связи передается руководству Лэнгли.

Женщине были знакомы кое-какие помещения гигантской, словно склад, территории последнего этажа здания. До того, как она перестала работать на ЦРУ и перешла на сторону Хищника, ей приходилось работать в Париже и бывать на самой верхотуре Тур-Лангедок — в лаборатории, где стоял резкий запах формалина, в центре связи с его мониторами во всю стену и миганием разноцветных лампочек, а также в компьютерном центре, где с помощью ЭВМ трехмерные рисунки из тонких линий превращались в изображения людей, оружия и местности. Помимо этого, на этаже располагались небольшое помещение для совещаний с экранами на стенах и обилием всевозможных карт и комната отдыха, где сотрудники агентства в случае необходимости могли поспать.

Сейчас она находилась в комнате для приема гостей. Двое сотрудников вели с ней вежливую беседу, и она проявляла ответную вежливость, поддерживая ее. Для них она была изменницей, предавшей свою страну и Лэнгли, перейдя на сторону убийцы с самой дурной репутацией. Она понимала это, но их отношение не вызывало у нее ответной враждебности. Их это раздражало, она не чувствовала ни вины, ни смущения.

Женщина перешла к делу.

— Это последнее сообщение, которое вы получаете от Хищника. — Она внимательно оглядела их. — Он доказал собственную ценность. Либо мы приезжаем в США в восемь часов вечера в воскресенье, либо отправляемся куда-нибудь в другое место.

— Но это означает, что остается всего три дня, — возразил один из сотрудников.

— Это слишком короткий срок, — поддержал его второй.

— Данное условие обсуждению не подлежит, — сказала она, пожав плечами.

— Не мы принимаем решение, — сказал первый агент. — Посмотрите, как много времени занимает у Лэнгли эта процедура в других случаях. С Аркадием Шевченко, например, она длилась три года.

— А для вас это всего несколько недель, — напомнил второй.

ЦРУ отличалось особой осторожностью в вопросах предоставления убежища, поскольку те, кто его добивался, нередко не проявляли соответствующей готовности к сотрудничеству или были напичканы дезинформацией. Но в Лэнгли уже убедились в ценности сведений, которыми обладал Хищник, а его намерение выложить их полностью, без всякой утайки было очевидно.

Женщина раздраженно повела плечами, и взгляды обоих сотрудников невольно скользнули по ее груди. Это вызвало у нее раздражение. Она холодно улыбнулась и заявила:

— Скажите Хьюзу Бремнеру, что игра закончена. Все, хватит. У нас есть неплохое предложение от другой страны. Мы связались с ними, и они готовы предоставить нам убежище начиная с воскресенья. Так что это ваш последний шанс. Либо в воскресенье, либо мы отправляемся в другое место.

Был четверг, так что у американцев оставалось достаточно времени, чтобы устранить все бюрократические затруднения, которые могли быть вызваны ускорением графика реализации сделки.

— Мы передадим ваши требования руководству.

— Ответ должен быть готов завтра к полудню. Если он не будет положительным, вы никогда больше ничего не услышите о Хищнике.

Она встала и пошла к лифту. Оба агента тоже вскочили и последовали за ней.

— Где оставить информацию на этот раз? — спросил один из них.

Когда дверь лифта открылась, женщина обернулась и назвала тумбу для объявлений в районе Сен-Жермен-де-Пре, добавив, что зашифрованный текст должен выглядеть как любовная записка, адресованная Мишель. Она каждый раз меняла места обмена информацией и предпочитала старомодный шифр электронным посланиям, источник которых легко можно было отследить.

Агенты кивнули. Женщина еще раз взглянула на них и вошла в кабину.

— Оревуар, месье, — сказала она на прощание.

Лифт понес ее вниз. И ей страшно захотелось как можно скорее затеряться на летних улицах Парижа среди булочников, цветочниц, продавцов фруктов и гуляющих людей.

Хьюз Бремнер наблюдал сквозь картину за сообщницей Хищника. Картина, оживлявшая казенную обстановку, на самом деле была односторонним окном. Он вспомнил, как в результате долгих переговоров удалось убедить Арлин Дебо, директора ЦРУ, что США необходимо заполучить в свою собственность архив грязных тайн киллерской деятельности Хищника.

В конце концов сама Дебо сумела преодолеть щепетильность президента, и Хьюз получил добро на проведение этой операции.

Еще несколько минут назад Бремнер контролировал ситуацию. По утвержденному графику один за другим в Лэнгли поступали соответствующие протоколы, операция «Маскарад» шла своим чередом. Теперь Хищник спутал все карты.

Проклятая перебежчица сообщила о его ультиматуме. Но «Маскарад» еще не вошел в свою заключительную фазу! Операция закончится, когда все важные мероприятия осуществятся.

Бремнеру позарез был нужен Хищник, он должен был любой ценой добраться до него первым.

В замаскированный динамик он приказал сотрудникам принести ему материалы, доставленные связной. В приемной было две двери. Одна вела к лифту. Другая, бронированная, — в коридор, тянущийся по всей длине этажа. Пользуясь своими ключами и персональными кодами, двое агентов открыли ее, вручили шефу конверт и занялись своей обычной работой.

Бремнер отдал последнее сообщение Хищника на расшифровку и поспешил в комнату электронного наблюдения.

За посредницей террориста следили его лучшие люди, и сегодня они должны были во что бы то ни стало выйти на Хищника с ее помощью. Как только Хищник перестанет существовать, завершающая стадия операции «Маскарад» станет неизбежной, а крупнейшая за всю карьеру Бремнера операция «Величие» не будет больше подвергаться угрозе срыва.

До сегодняшнего дня за связной Хищника, как это принято в подобных случаях, следовали три человека, к которым время от времени подключался четвертый, однако женщине всегда удавалось уйти от них. На этот раз Бремнер отрядил двоих мужчин и женщину, которым предстояло вести связную пешком, мужчину и двух женщин — в машинах, и еще добавил к ним двух агентов в фургоне со спецоборудованием, выглядевшем как грузовик, развозящий пирожные по кондитерским.

Бремнера бесило, что, находясь в Тур-Лангедок, женщина никогда ничего не ела и не пила. В ее поведении чувствовалась солидная школа Лэнгли. А в ЦРУ появилась новинка — металлический порошок без вкуса и запаха, его можно было смешать с любой пищей. Если порошок попадал в пищеварительный тракт объекта наблюдения, можно было без всяких проблем следить за передвижениями последнего при условии, что наблюдатель находится не более чем в полумиле от него. Если бы этот фокус удалось проделать с ней, она привела бы агентов ЦРУ к Хищнику.

Когда женщина вышла из здания и люди Бремнера умело взяли и повели ее, сам Бремнер направился к двери.

— Я буду в своем офисе, — сказал он операторам, чьи взгляды ни на секунду не отрывались от мониторов. — Если у вас появится хотя бы малейшее подозрение, что мы приближаемся к цели, позвоните мне немедленно.

Покинув Тур-Лангедок, женщина сразу же обнаружила тех, кто следовал за ней, и была удивлена их численности. Делая вид, что никого не заметила, она спокойно шла по тротуару. Ничем не показала она и того, что увидела Ощипанного. Его присутствие на некотором удалении от нее было рассчитано на тот случай, если произойдет что-либо непредвиденное — как бы хорошо ни был подготовлен агент и как бы осторожно он ни действовал, в жизни всегда есть элемент случайности. Вечером она должна была оставить для Ощипанного в условленном месте информацию о сегодняшних переговорах. Женщина была настроена решительно: так или иначе, в США или в какой-то другой стране, но они получат убежище к вечеру воскресенья.

Связная прошла по многолюдной рю де Вожирар, миновала уличных торговцев и саксофониста на углу, направляясь в Люксембургский сад. Люксембургский дворец был построен в семнадцатом веке и первое время служил резиденцией Марии Медичи. Теперь во дворце заседал французский сенат, а аллеи пышной зелени стали раем для прогуливающейся публики. Войдя на территорию сада, женщина тоже стала медленно фланировать среди искусственных фонтанов и великолепных пышных клумб, затем остановилась у кафе, купила сосиску и банку кока-колы и, устроившись в тени на скамейке, принялась за еду.

Так она провела примерно два часа, и к этому времени те, кто за ней следил, очевидно, либо расслабились, либо занервничали. В любом из этих случаев они не могли работать так квалифицированно, как раньше. Женщина вышла из сада и пошла назад той же дорогой, словно решила вернуться в Тур-Лангедок. Однако вместо этого на бульваре Вожирар она неожиданно нырнула в помещение вокзала Монпарнас. Теперь у нее на хвосте могли удержаться только те, кто преследовал ее пешком. Здесь за ней вряд ли удалось бы угнаться даже Ощипанному.

Она нырнула в проход между огромной колонной и журнальным киоском. Еще пять длинных шагов — и она уже была прикрыта с трех сторон двумя другими киосками и деревянной будкой телефона-автомата. Увидеть ее теперь не было никакой возможности.

Однако ей не хотелось испытывать судьбу. Она мгновенно сняла туфли и оторвала высокие каблуки. Потом припудрила ступни, голени и кисти рук серой пудрой, по виду напоминающей пыль, снова сунула ноги в туфли, расправила спрятанные под платьем черные леггинсы, теперь обтянувшие ее от талии до щиколоток. Затем, расстегнув совершенно незаметную «молнию» на платье, отделила нижнюю его часть.

Дважды она видела, как люди Бремнера проходили неподалеку, в отчаянии пытаясь углядеть ее в многолюдной толпе. Наблюдая за ними, она продолжала действовать с той же быстротой: извлекла из-под газетного киоска ветхую накидку из черного сатина, добыла оттуда же темные очки со стеклами в виде сердца и оправой ядовито-розового цвета. Отстегнутую черную юбку обвязала вокруг головы. Одним движением наложила на губы вызывающе яркую помаду. Потом вывернула наизнанку косметичку, бледно-лиловое нутро которой было в пятнах оружейной смазки, пальцем растерла по зубам немного жидкости коричневого цвета. Преобразившись подобным образом, она вынула откуда-то длинную коричневую сигарету и развязной походкой, покручивая косметичку на руке, снова влилась в вокзальную толпу.

Один из агентов, находившийся неподалеку, уставился на нее. В его взгляде она увидела отвращение и в то же время некоторое любопытство. Это насторожило ее — любопытство профессионала всегда таило в себе опасность. Надо было попытаться убедить его, что отвращение в данном случае более уместно.

Держа во рту незажженную сигарету и покачиваясь, она подошла к нему вплотную и игривым тоном попросила прикурить. При этом приблизилась к нему настолько, что смогла отчетливо различить запах кофе, исходящий у него изо рта, это означало, что и он должен был почувствовать крепкий запах чеснока, распространяемый ею.

Агент продолжал смотреть на нее, но во взгляде его теперь была некоторая растерянность. Не теряя времени, она обнажила потемневшие зубы в отвратительной ухмылке и свободной рукой крепко ухватила его за гениталии сквозь брючную ткань.

Он отскочил назад, отбросив ее руку, она последовала за ним:

— О-ля-ля, такой красивый месье! Позвольте прикурить, и у вас появится шанс получить большое удовольствие! Конечно, не задаром…

Она снова попыталась схватить его за штаны, но он с омерзением отвернулся и отошел, продолжая наблюдать за толпой. Его не интересовало страшилище с небритыми подмышками, наверняка зараженное какой-нибудь дурной болезнью, насквозь пропитанное наркотиками и Бог знает чем еще.

В кабинете Бремнера на последнем этаже Тур-Лангедок наконец зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Сэр, она… мы ее потеряли.

— Что?!

— Мы довели ее до вокзала Монпарнас, там было очень много людей, и она исчезла.

Бремнер слушал оправдания агента, охваченный холодным бешенством. Связная Хищника исчезла, а вместе с ней и последняя возможность убрать убийцу до предоставления ему убежища и тем самым устранить угрозу, которую таили в себе его будущие разоблачения.

— Расставьте людей вокруг вокзала и держите их там в течение ближайших двенадцати часов, — приказал Бремнер. — Она может отсиживаться внутри, дожидаясь, пока вы снимете наблюдение.

Едва он закончил отдавать распоряжения, как зазвонил другой телефон, и Бремнер сейчас же подумал о Гордоне. Незадолго до этого он в течение нескольких часов пытался дозвониться до Тэйта, но безуспешно.

— Гордон! Где ты был, черт подери?!

Гордон, отделенный от Бремнера огромным расстоянием, не ответил.

— Проклятие, что там у вас случилось?

— Сэр, у меня плохие новости, — с трудом проговорил Гордон. Опять последовала долгая пауза. — Женщина пропала. Она сбежала. И Ашер Флорес тоже.

 

Глава 20

Разгрузившись на свалке, Ашер направил машину в сторону города. Здесь у бензоколонки он высадил Лиз, отдав ей одну из кредитных карточек. Она выбрала старый «шевроле-каприс» за три тысячи долларов и подала продавцу пластиковый прямоугольник, в глубине души надеясь, что ЦРУ еще не успело установить контроль за карточкой или аннулировать ее. Вскоре владелец колонки принес карточку назад. Лиз поставила подпись: «миссис Ашер Флорес» и почему-то со стыдом подумала о том, как совсем недавно доверяла Гордону.

Она подумала, а не уехать ли ей без Флореса, но вспомнила, что у нее нет ни цента. Благодаря кредитной карточке Ашера можно добраться до Санта-Барбары, откуда придется начать поиск своего прошлого. Но в итоге по этой карточке Гордон обязательно выйдет на ее след.

Была и другая проблема: надо было решить, откуда начинать распутывать клубок, в котором сплелись Гордон, Лэнгли и Хищник. А Сара Уокер? Если такая женщина действительно существует, возможно, она нуждается в срочной помощи. Один из плюсов Флореса был в том, что он имел опыт, необходимый для разрешения подобных головоломок. А вдруг он каким-то образом связан с Гордоном? Что, если Ашер изменит свое отношение к ней или вообще с самого начала преследует свои цели? Лиз понимала, что, если она решит сделать ставку на Ашера Флореса и ошибется, она может потерять гораздо больше, чем свое прошлое.

Запустив двигатель, Лиз нахмурилась. До сих пор Флорес не сделал ничего такого, что было бы направлено против нее. Он раздобыл для нее досье из суперсекретной базы данных Лэнгли, помог ей бежать и спас ее в безвыходной ситуации с морскими пехотинцами. Кроме того, он не лез ей в душу, не пытался как-то выглядеть, а просто выкладывался до конца. Она сама слышала, как на Ранчо говорили о том, что Ашера переводят на Шпицберген.

Она покатила к выезду на шоссе, в раздумье барабаня пальцами по рулевому колесу. Что ж, это риск, на который ей придется пойти… Во всяком случае, пока. Она решила, что будет начеку, а пистолет будет все время держать под рукой.

Ашер ждал ее недалеко от свалки в чистых джинсах и рубашке.

Флорес прощальным жестом похлопал Гортензию по крылу, бросил свою спортивную сумку в багажник «шевроле» и забрался на пассажирское сиденье рядом с ней.

— Где это ты принял душ и раздобыл одежду? — подозрительно спросила она.

— Парень, который распоряжается тут, на свалке, разрешил мне воспользоваться его душем. А кое-что из одежды я взял с собой. У меня было немножко больше времени и возможностей для сборов, чем у тебя. У тебя есть во что переодеться?

— Ничего у меня нет, кроме того, что на мне, — ответила Лиз, трогая машину с места.

В следующем городке они остановились у магазина. Ашер купил Лиз джинсы, несколько футболок и ковбойские сапоги.

Элизабет осталась довольна покупками. Больше никаких юбок и блузок, думала она. И на некоторое время никакого камуфляжа тоже, хотя он все же лучше юбок и блузок. Лиз посмотрела на отражение в витрине, любуясь собой, — джинсы «Левис» сидели на ней как влитые. Флорес с любопытством посмотрел на нее. Она не могла понять, о чем он в этот момент думал.

Даже внешне Ашер был необычным человеком. Рост примерно такой же, как у Лиз, крепкое жилистое тело, в котором чувствовалось буйство укрощенной стальной волей энергии, шапка непокорных кудрей, кустистые брови и неожиданно прекрасный аристократический нос. Одежда вызывала у него раздражение и всегда выглядела помятой. Разговаривая, он резко жестикулировал, словно вел бой с невидимым противником. Лиз часто думала: за что его сослали на Ранчо?

В следующем по счету городишке они купили солнцезащитные очки. Ашер, кроме того, приобрел две широкополые стетсоновские шляпы. Лиз считала, что ей такая шляпа ни к чему, но он настоял на своем, пояснив, что все детали должны соответствовать общему образу. Потом он вручил ей черный краситель для волос и ножницы.

— Ты хочешь, чтобы я остригла волосы?

— Да, измени, пожалуйста, и цвет. Я, как видишь, отращиваю бороду, — сказал он и поскреб свой длинный заросший подбородок.

На этот раз он расплатился наличными. Выехав за город, они остановились, и Ашер тщательно натер землей их шляпы и обувь. Шляпы он выколотил, а потом показал Лиз, как счистить с обуви остатки земли шершавой веткой. Когда они закончили эту странную процедуру, их одежда стала выглядеть поношенной.

Они уже собирались снова сесть в машину, когда услышали стрекотание вертолета.

— Это Гордон? — спросила Лиз.

— Да, возможно, это его люди, — ответил Ашер, быстро найдя глазами кружащую вдалеке металлическую стрекозу.

Они вернулись под деревья и смотрели, как вертолет движется над дорогой по направлению к ним, зависает на некоторое время над гребнем горы и снова пикирует на шоссе. В течение долгих десяти минут он кружил над ними. Было ясно, что сидящие в вертолете внимательно рассматривают движущиеся внизу автомобили.

— Нам повезло, что мы не в машине, — пробормотала Лиз.

— Ага.

— Хорошо, что тебе пришло в голову купить шляпы.

— Я чувствовал, что в конце концов ты будешь этому рада.

Вертолет завис над пустым «шевроле», припаркованным у обочины, затем снова принялся обследовать шоссе. Лиз с шумом перевела дух.

— Такие вещи бодрят как нельзя лучше, — только и смогла сказать она.

Добравшись до следующего населенного пункта, они сменили «шевви» на старый фордовский пикап. Эта модель была особенно популярна в штате Колорадо. Флорес сел за руль, и они поехали на восток в густом потоке машин по федеральному шоссе 70. Лиз открыла досье на себя и Сару Уокер. В досье Сары она не обнаружила ничего нового для себя, в своем же нашла данные о трех последних годах своей жизни. Все было так, как говорил Ашер: она полюбила Хищника, перешла на его сторону, а в данный момент выступала в качестве посредника в его переговорах с ЦРУ. Лиз поежилась. Кто же лгал — Гордон или Лэнгли? И, ради всего святого, для чего эта ложь? Или, может быть, файл в компьютере Лэнгли был сфабрикован, чтобы убедить ее в том, что она действительно сумасшедшая?

Элизабет посмотрела на горный пейзаж за окном автомобиля. На секунду ей вдруг привиделись серебряные ручьи и пики гор под снежными шапками, пикники и долгие поездки по горным дорогам. Но откуда все это, если она выросла в Англии? Правда, напомнила она самой себе, иногда ее семья отдыхала на континенте.

Элизабет взглянула на Флореса, снова спрашивая себя, насколько она может ему доверять.

— Я не фальсифицировал твое досье, Сансборо. Если в нем и есть дезинформация, то я к этому не имею никакого отношения, меня в таком случае просто используют как инструмент, — сказал Флорес, словно угадав ее мысли.

Глаза его внимательно и безостановочно следили за дорогой и за небом. Он имел мгновенную реакцию и умел быстро соображать. Лиз искренне надеялась, что он был честен по отношению к ней.

Элизабет взяла досье Хусейна Шахид Нуна и стала читать вслух, вспоминая фотографии симпатичного юноши с гладкой смуглой кожей, серьезными глазами и черными волосами, падающими на лоб:

«В 1980 году в Пакистане состоялся референдум, в ходе которого была одобрена исламистская политика президента Зия-уль-Хака, а срок его полномочий продлен еще на шесть лет. Укрепив таким образом свои позиции, президент призвал к проведению парламентских выборов. Отец Хусейна Шахид Нуна, известный государственный деятель, объявил о выдвижении своей кандидатуры. Незадолго до выборов он отправился в Кембридж проведать сына и, будучи в Англии, погиб в автомобильной катастрофе. Он находился в машине один, свидетелей аварии не было. Согласно полицейскому протоколу, отец Хусейна съехал в кювет и, выброшенный из салона, умер в результате перелома шейных позвонков. Следователь заявил, что в момент аварии погибший был в состоянии сильного алкогольного опьянения. У властей не было оснований квалифицировать это происшествие иначе, нежели несчастный случай.

Шахид отказался поверить в официальную версию. Он заявил, что его отец был правоверным мусульманином, а мусульмане не употребляют алкоголь. Находясь в Кембридже, Шахид обвинил президента Пакистана в убийстве своего отца, обосновав это тем, что последний выступал в поддержку запрещенной Пакистанской народной партии.

Проведя собственное расследование, Шахид впоследствии объявил друзьям, что, по его данным, президент Зия-уль-Хак для убийства его отца нанял киллера по кличке „Хищник“. Когда вскоре после этого Шахид вернулся в Пакистан, чтобы проведать семью, пилотируемый им одноместный самолет потерпел аварию и рухнул на землю неподалеку от его дома в западной части Пакистана. В результате катастрофы Хусейн Шахид Нун погиб. Пакистанское правительство провело расследование. По версии следствия вышла из строя система подачи топлива, в результате чего произошла авария. Шахид растерялся и совершил ошибку в управлении, в результате которой самолет врезался в землю».

— Не верю я этой чепухе насчет того, что его отец был пьян, — прокомментировал Флорес. — Настоящие мусульмане действительно не пьют спиртного. Я вполне допускаю, что старик Зия мог организовать устранение их обоих. Это был просто дикарь. Он обожал красоваться в военной форме, обвешавшись медалями, которыми сам же себя и награждал.

— В тех материалах, которые мне давали, ничего не говорилось о какой-либо связи между Шахидом и Хищником, — заметила Лиз. — Такое впечатление, что все, что имеет отношение ко мне, так или иначе связано и с Хищником.

— Может быть, Гордон или кто-то еще не хотел, чтобы ты знала, что Хищник был причастен к гибели Шахида?

— Но почему?

Они продолжали ехать на восток. Тени, падающие на шоссе от придорожных деревьев, становились все длиннее, Теперь Лиз изучала уже данные о Гэррике Ричмонде. Он был типичным американским юношей — пресвитерианин, участник движения скаутов, капитан школьной футбольной команды, староста старшего класса. Гэррик получил стипендию в колледже, играл за него в футбол в амплуа защитника, с блеском закончил его, специализируясь на изучении экономики, затем получил фулбрайтскую стипендию в Кембриджском университете. Он был светловолос, красив и обаятелен — неудивительно, что Лиз полюбила его.

— О Господи, ты только послушай, — обратилась Элизабет к Ашеру.

«Дипломная работа Гэррика Ричмонда была посвящена систематизации информации о наемном убийце с международными связями по кличке „Хищник“. Ричмонд собирал газетные вырезки, контактировал с отделом открытой информации Лэнгли, встречался с представителями Интерпола и разведки США, Великобритании и Западной Германии. Благодаря проявленной инициативе он получил предложение по окончании учебы приступить к работе в Центральном разведывательном управлении. Предложение было принято. Пройдя необходимую подготовку, Гэррик Ричмонд переехал в Кембридж, где, продолжая учиться, начал сотрудничать с агентством. Там же, в Кембридже, он познакомился с Элизабет Сансборо, на которой впоследствии женился».

— Опять Хищник. — Флорес почесал голову. — Ничего не скажешь, он все время напоминает о себе.

— Смотри, как странно. И Шахид, и мой муж так или иначе занимались «расследованием» деятельности Хищника. Это не может быть совпадением. Но ни в моих разговорах с Гордоном, ни в моем досье об этом не было сказано ни слова.

— И среди множества людей именно тебя угораздило встретиться с Хищником, и именно в тебя он стрелял. Еще одно совпадение, не так ли? Бог мой, да может, и Гордон Тэйт был с ним как-то связан!

Лиз надолго задумалась, затем дочитала досье Гэррика. Он погиб именно так, как ей рассказывали, — его схватили, пытали, а затем убили боевики шиитского движения Джихад. Это в любом случае был трагический конец, но с его смертью было особенно трудно смириться — несправедливо, когда из жизни уходят такие молодые и такие талантливые.

Примерно в часе езды от Денвера они остановились у бензоколонки и заправились. Когда пикап снова выехал на шоссе, Лиз открыла материалы, посвященные Саре Уокер. Там был уже знакомый ей фотографический портрет — лицо без особых примет, без родинок, нос с легкой горбинкой. Она стала сравнивать его со своей фотографией.

— Немного похожа на тебя, — заметил Флорес. — Есть что-то общее в строении черепа.

— Она и есть я, болван.

— Она не Лиз Сансборо, а Сара Уокер.

— Может быть, кто-то в Лэнгли взял мое фото, сделал кое-какие косметические изменения, убрал родинку, и пожалуйста — получилось фото Сары Уокер, которое поместили в реальное досье на несуществующего человека.

— Так в Лэнгли не делается, — сказал Флорес и ткнул Лиз пальцем. — Если по легенде ты была Сарой Уокер, ее фотография выглядела бы в точности как твоя.

— Ты хочешь сказать, что такая женщина существует на самом деле?

— Это могло бы служить объяснением наличия двух разных фотографий.

— Я тоже об этом думала. Но если Сара Уокер существует, где она была все то время, пока я играла ее роль?

— Может быть, помогала Хищнику где-нибудь в Париже?

— Это было бы хоть каким-то объяснением. Но почему в Лэнгли решили дать мне ее имя и ее легенду в качестве прикрытия?

Лиз раздосадованно покачала головой и стала думать о Хищнике. Неужели она когда-то сотрудничала с Хищником? Нет, она сделала бы все, чтобы этого избежать. Элизабет уже заглянула в досье террориста, собираясь снова погрузиться в чтение, но вдруг почувствовала неладное.

— Ну, началось, — прошипел Флорес. — Давай-ка на пол, быстро!

Не задавая вопросов и не выражая неудовольствия, она скользнула вниз и сжалась в комок.

— Опять вертолет?

Ашер надвинул поглубже свой «стетсон» так, что поля почти закрыли лицо, и только потом ответил:

— Нет, машина. «Олдсмобайл-катласс». Один такой я видел на Ранчо. Он нас догоняет.

 

Глава 21

Пикап продолжал мчаться по шоссе. Лиз, скорчившаяся на полу, от напряжения снова начала обливаться потом. Она чувствовала себя беспомощной, и ее бесило то, что она вынуждена полагаться на Флореса.

— Ну что там? — нетерпеливо спросила она.

— Это сам Гордон! — Ашер с чувством выругался.

Сердце Лиз подпрыгнуло и заколотилось где-то у горла.

— Где он?

— Догоняет нас справа. Вертит башкой во все стороны так, как будто у него шея на шарнирах.

Флорес еще сильнее нахлобучил шляпу и поправил темные очки. Теперь поля «стетсона» почти соприкасались с оправой. И вдруг Лиз с испугом увидела, как лицо Ашера раздувается и его черты становятся тяжелыми и грубыми, причем поросль на его подбородке и щеках лишь усиливает неожиданный эффект. Теперь за рулем сидел плотный крепыш с черной бородой, несколько неотесанный на вид и совсем не похожий на сухого и жилистого Ашера Флореса.

— Где Гордон? — снова спросила Лиз.

— Уже почти рядом с нами. Я думаю, если бы он знал, что мы едем в этом пикапе, он бы давно уже попытался нас остановить. По тому, как он себя ведет, ясно, что он просто надеется наткнуться на нас. С ним, наверное, люди из отдела безопасности. Он собирается обогнать нас справа. Сейчас попробую убедить его поискать нас где-нибудь в другом месте.

— Не ввязывайся, езжай как едешь, — нахмурилась Лиз.

— А ну-ка поберегись!

Ашер включил сигнал правого поворота и резко бросил машину в соседний ряд.

— С ума сошел? — возмущенно зашептала девушка. — Перестраиваешься прямо у него перед носом!

— Именно так.

— Слушай, Флорес…

Она замолчала, ожидая услышать звук клаксона или скрежет покрышек, но до нее доносился лишь обычный ровный шум, характерный для оживленного многорядного шоссе.

— Ну что? — не выдержала она наконец.

Флорес внимательно смотрел в зеркало заднего вида.

— Кажется, он разозлился. Это мне как раз и нужно. Ага, вот он. Обгоняет меня слева и резко набирает скорость. Хочет заставить меня глотать поднятую им пыль.

— Ты что, играешь на его больном самолюбии?

Флорес, сузив глаза, смотрел вперед.

— Вот он. Видела бы ты, как он на меня глянул, прямо насквозь прожег. Продолжает ускоряться. Но ты все-таки пока оставайся на полу. Так, на всякий случай. Могут появиться и другие, так что извини.

— Никаких проблем, — сказала она с облегчением. — И потом, у тебя такой вид, что я бы не хотела, чтобы нас видели вместе.

— А какой у меня вид? — спросил он с любопытством.

— Неандертальский, — честно призналась она.

— Спасибо. Мне было нелегко научиться демонстрировать мое истинное лицо.

Он самодовольно ухмыльнулся, и на какой-то момент Лиз ощутила необычное чувство защищенности.

Машина продолжала мчаться по шоссе. Свернувшись на полу, как кошка, Элизабет разложила досье Хищника и стала его изучать. Быстро пробежав распечатанные материалы из Лэнгли, она вернулась к началу, чтобы перечитать вводную часть.

«Наемный убийца, действующий на территории многих стран и называющий себя Хищником, родился предположительно в конце 30-х годов. Вероятно, один из его родителей был американцем, поскольку, согласно докладам информаторов, его английской речи характерен американский выговор. Кроме английского, он говорит практически без акцента по крайней мере еще на четырех языках — немецком, французском, итальянском и испанском.

Предполагается, что его настоящее имя — Алекс Боса. Фамилия Боса может принадлежать венгру, итальянцу, португальцу, испанцу, а также уроженцу любой южноамериканской или центрально-американской страны, такой, например, как Куба. Тем не менее принято считать, что он итальянец».

Лиз пересказала Флоресу то, что прочла.

— И еще:

«По всей видимости, в конце 50-х годов Хищник вступил в продолжительную связь с женщиной».

— Женился?

— Тут не сказано. Интересно, что потом случилось с этой женщиной? А я думаю еще о той женщине в Париже, которая называет себя Лиз Сансборо. Знает ли она, во что впуталась?

— Можно поставить вопрос по-другому: в состоянии ли она из этого выпутаться?

— Тут ты прав, — согласилась Лиз и стала читать вслух:

«Хищник приобрел известность в период заключительного этапа революции на Кубе, в результате которой 1 января 1959 года Фидель Кастро сверг режим Батисты. Уже после переворота до одного из оперативных работников ЦРУ дошли слухи, что некий ранее неизвестный киллер по кличке „Хищник“ устранил одного из представителей высшего военного руководства режима Батисты, таким образом облегчив победу Кастро.

На Хищника также возложена ответственность за инцидент в Вене, где в декабре 1975 года было совершено нападение на участников сессии стран ОПЕК, в результате которого были убиты министры нефтяной промышленности трех государств.

Предполагается, что именно Хищник совершил в конце 70-х годов убийство председателя западногерманской ассоциации предпринимателей Ганса Мартина Шлейера.

В 1978 году в Лондоне он убил известного болгарского писателя-эмигранта Георгия Маркова, которого уколол зонтиком и ввел в бедро микроскопическую капсулу с ядом».

— Этот случай я помню, — мрачно сказал Флорес. — Я изучал это дело, еще когда проходил обучение. Почти идеальное убийство. Все выглядело как сердечный приступ. Но, к счастью, патологоанатом что-то заподозрил.

— А как он мог что-то заподозрить?

— Он был очень внимателен во время вскрытия и обнаружил в бедре странное неспецифическое кровоизлияние. Когда об этом стало известно, кто-то вдруг вспомнил, что видел, как какой-то человек столкнулся с Марковым на улице незадолго до его смерти. Удалось установить примерный состав вещества — это был сильнодействующий растительный яд.

После этого убийства в разведках многих стран начался переполох. Спецслужбы почувствовали свою уязвимость перед обвинениями в том, что это их рук дело. В конечном итоге все свалили на болгар. О том, что это сделал Хищник, в ЦРУ узнали только потому, что он сам сообщил об этом. Это произошло уже после того, как врач понял, что к чему, но до того, как всему миру стало известно, что Марков убит, а не умер от сердечного приступа.

— Этот Хищник просто душка, — усмехнулась Лиз и продолжила чтение:

«В 1981 году Хищник организовал взрыв бомбы в помещении радиостанции „Свободная Европа“ в Мюнхене. В результате взрыва четыре человека получили серьезные ранения.

По некоторым данным, в 80-е годы Хищник поселился в Восточном Берлине. Принято считать, что он несет ответственность за взрыв в здании французского культурного центра в Западном Берлине в 1983 году, в результате которого один человек погиб. Согласно докладам восточно-германской секретной службы ШТАЗИ, правительство ГДР и сама ШТАЗИ обеспечивали охрану Хищника на уровне, предусмотренном для лиц, находящихся в стране с официальным визитом».

— Ну и дела! — присвистнул Флорес. — Значит, в 80-е годы он жил в Восточном Берлине и коммунистическое правительство об этом знало?

— Согласно этому досье, он находился там до того момента, когда рухнула Берлинская стена. Здесь говорится, что он без всяких помех занимался своими делами и при этом жил в квартире йеменского дипломата, пользуясь услугами шофера, нанятого для него сирийцами. О его пребывании в Восточном Берлине, судя по всему, было известно только четырем представителям высшего руководства страны.

— Да-а, — протянул Ашер, подумав немного. — Уж если ШТАЗИ не только позволила ему у них осесть, но и обхаживала его как малое дитя, значит, он и в самом деле ценная фигура. Тем труднее его найти, а тем более захватить или уничтожить. Сейчас я хочу понять вот что: во-первых, почему он кинулся именно в Восточный Берлин, а во-вторых, почему он оттуда уехал.

— Интересно, куда он отправился потом?

— Хороший вопрос. Читай дальше.

«Одной из особенностей действий Хищника является то, что приписываемые ему убийства неоднократно происходили почти одновременно в разных, далеко отстоящих друг от друга точках земного шара. В некоторых развивающихся странах это вызвало у людей страх и стало причиной слухов о его сверхъестественных способностях. Более рациональным объяснением этих фактов является возможное использование Хищником хорошо обученных и преданных ему людей».

— Ну да, это действительно непросто — ловить его, когда он в одно и то же время находится в двух разных полушариях, — фыркнул Ашер.

— Ты думаешь, он подготовил себе помощников?

— Вполне возможно. Он ведь стареет. Хотя на его месте я бы не стал жертвовать благоразумием ради репутации и действовал бы в одиночку. В таких делах прежде всего думают о безопасности, а уже потом о деньгах. Как только кому-то становится известно что-нибудь, кроме твоей агентурной клички, ты становишься уязвимым.

— А может, никто ни о чем и не знает. Может, он и в самом деле работает одновременно в двух разных полушариях, как я. Я же ведь нахожусь одновременно и здесь, и в Париже.

— Ты права. Все это очень смешно.

Лиз позволила себе улыбнуться и снова принялась читать:

«Три года назад Хищник познакомился с оперативным работником ЦРУ Элизабет Сансборо, которая в тот момент выполняла задание агентства в Лиссабоне. Между ними возникла любовная связь. Сансборо прекратила свою работу на ЦРУ и стала сотрудничать с Хищником. Вероятно, к этому моменту он приостановил свою деятельность, однако неизвестно, связан ли этот акт с влиянием на него Сансборо. Причиной также могло послужить ранение или нежелание (либо неспособность) Хищника продолжать осуществление террористических акций в атмосфере политических изменений, характерных для периода после окончания „холодной войны“. Нельзя исключать возможность того, что его уже нет в живых».

— Господи, до чего же мне надоели разговоры о том, что я его подружка, — раздраженно вздохнула Лиз.

— Ну что ж, может быть, ты убедила его прекратить убивать людей. Это должно вызывать у тебя чувство глубокого удовлетворения.

Лиз недовольно уставилась на Ашера:

— Знаешь, Флорес, ты просто мастер доставать людей.

Вместо ответа он лишь шевельнул бровями и спросил:

— Есть там еще что-нибудь стоящее?

— Длинный перечень убийств, которые приписываются Хищнику. Но прямых доказательств, подтверждающих его причастность к преступлениям, до сих пор нет.

Лиз зачитала весь список, они поговорили еще какое-то время, обсуждая некоторые из упомянутых в досье случаев. Наконец Лиз отложила материалы. В течение следующих двух часов она дремала, свернувшись на полу. За это время Ашер заметил еще три машины, в которых сидели люди с Ранчо, однако благодаря способности Флореса изменять внешность они, как и Гордон, не обратили на пикап никакого внимания. Это несколько подбодрило его, но он чувствовал, что впереди у них с Лиз гораздо более серьезные проблемы.

Стало смеркаться, и на темном бархате неба проступили алмазные россыпи звезд.

— Как думаешь, я могу перебраться на сиденье? — спросила Лиз.

— Давай. Двигаться можешь?

— Самой интересно.

Все тело Лиз буквально разламывалось от боли. Она с трудом выбралась наверх, потянулась и с наслаждением растерла руки и ноги. Даже во сне она думала о Хищнике и теперь решила поделиться с Ашером своими соображениями:

— Он либо псих, либо совершенно аморальный тип. Какое-то отклонение, социальная патология. В известном смысле его вполне можно назвать плотоядным животным, что вполне соответствует его кличке. Как нормальный человек вроде меня мог начать работать на него? Да еще в него влюбиться? Если в Лэнгли верят в это, для этого должны быть какие-то основания. Но доказательств у них нет. А мне что-то не хочется в это верить.

— Если ЦРУ стремится кого-то ввести в заблуждение, это обязательно должно быть в обоих досье. Так что в этом нет ничего удивительного.

— Да, но кого они пытаются водить за нос? Меня? Я как-то слышала на Ранчо присказку игроков в покер: если ты смотришь на партнеров по игре и не можешь определить, кто из них простак, которого будут потрошить, значит, это ты сам.

Заходящее солнце уже тонуло за горизонтом, окрашивая край небосвода в багрово-красные тона. Затем очень быстро начало смеркаться. Наконец наступила ночь. Взобравшись на перевал, они увидели распростершийся внизу Денвер, административный центр штата Колорадо. С этой точки город казался океаном дрожащих огней. Вид был великолепен, но они настолько изнервничались и устали, что не в состоянии были обращать внимание на эту красоту.

На окраине Денвера Ашер свернул с федерального шоссе и подъехал к дешевому мотелю, приткнувшемуся между скотными дворами и стадионом. Это было заведение того типа, куда приходят с дамами на час или на два, а потому портье за стойкой не задают лишних вопросов и не смотрят постояльцам в глаза. В таком месте Гордону Тэйту будет почти невозможно их найти.

Главными приметами улиц этого подозрительного района были обилие светящихся неоновых вывесок дешевых проституток и навязчивая ковбойская музыка. Влажный воздух, казалось, был буквально пропитан крепким запахом скота, человеческого пота и неудовлетворенных желаний.

Огромный Денвер, главный оазис цивилизации штата Колорадо, жил обычной ночной жизнью.

Ашер расплатился за комнату наличными, и они с Лиз внесли в номер свои вещи: его спортивную сумку, ее рюкзак и толстую папку с досье. Кондиционера в комнате не было. Лиз открыла окна и отправилась в ванную. Там она остригла и покрасила волосы, приняла душ.

Ашер тем временем поехал купить что-нибудь на ужин. Он заехал в китайский ресторанчик, который они заметили у выезда с шоссе. Всего в десяти шагах от него стояла телефонная будка. Флорес притормозил, вынул из кармана мелочь и набрал номер. Через несколько секунд его соединили с Лэнгли. Оператор сообщил, что Хьюз Бремнер уже вернулся из Парижа. В Вашингтоне было за полночь, но Бремнер просил, чтобы Ашера, если он позвонит, переключили на его домашний номер.

Руководитель «Мустанга» снял трубку почти сразу же.

— Где ты находишься, Ашер? — спросил он. — Я беспокоился о тебе.

В голосе шефа слышались теплота и озабоченность, желание подбодрить и успокоить.

Ашер стал рассказывать по порядку.

 

Глава 22

— Я думаю, что вам не стоит доверять Гордону Тэйту, — начал Флорес свой разговор с Хьюзом Бремнером.

— Да, я предчувствовал нечто подобное, — ответил шеф. В трубке послышался тяжелый вздох. — Сегодня вечером, как только я вернулся, позвонил Эрни Пинкертон. Он сказал, что Гордон хочет отправить тебя на Шпицберген. Я позвонил на Ранчо, но мне сказали, что ты исчез. Объясни мне, в чем дело, Ашер.

— Мне кажется, Тэйт явно перестарался с Лиз Сансборо. Я не знаю, как эта женщина вписывается в сценарий с предоставлением убежища Хищнику, но…

— Ты уже знаешь об этом?

— Да, шеф, — подтвердил Флорес. Он не зря пользовался репутацией человека, умеющего решать проблемы без посторонней помощи. — Я вытащил кое-какие файлы из КМ-5 и обнаружил, что Сансборо перешла к нему три года назад. Не понимаю одного: как она может одновременно находиться во Франции и на Ранчо?

— Может. Речь идет об операции высшей степени секретности.

— Вероятно, имеет смысл ввести меня в курс дела и подключить к операции, шеф? Учтите, если Гордон превратит Сансборо в зомби, она гроша ломаного не будет стоить.

— Она нуждается в лечении.

— Да, но она заявляет, что не будет больше принимать лекарства.

— Следует ли понимать твои слова так, что она находится с тобой?

Ашер инстинктивно решил, что сейчас не следует говорить правду, но рассудок и привычка доверять шефу брали свое. Даже недавний проступок Ашера не повлиял на Бремнера, он ценил своего непослушного агента. И Флорес, и Бремнер знали, что ссылка на Ранчо — временная мера, скоро все вернется на свои места.

— Да, она со мной, — ответил Ашер.

— Верни ее. Привези ее назад. Это имеет огромную важность для национальной безопасности.

Слова о «национальной безопасности» давно уже стали дежурными. С давних времен они служили ширмой для неблаговидных поступков. Ричард Никсон пользовался ими, стремясь оправдаться в Уотергейтской истории. Рональд Рейган, Джордж Буш и бывший директор ЦРУ Билл Кейси прибегали к ним для тех же целей во время Ирангейтского скандала. Дело дошло до курьеза — в 1992 году сотрудники музея живописи Пентагона пытались использовать аргумент о национальной безопасности для оправдания собственной халатности, когда какой-то шустрый юнец умудрился пририсовать усы к написанному маслом портрету начальника штаба военно-воздушных сил.

Однако бывали случаи, когда ссылки на национальную безопасность имели смысл. Поэтому Ашер уже давно решил настороженно относиться к тому, что говорят люди, произносящие это заклинание. Он разбирался до конца в любой ситуации, возникавшей по ходу дела.

— Сумасшедшая имеет огромную важность для национальной безопасности? В это как-то трудно поверить, — заметил Ашер.

— Ты что, влюбился в нее, что ли?

Бремнер всегда говорил спокойно и хладнокровно, но на этот раз Флорес почувствовал в его голосе скрытое напряжение.

— Пока нет. Думаете, имеет смысл?

— Прекрати, Ашер. Ведь совершенно очевидно, что эта женщина не в себе. Поверь мне, что это так. Она может какое-то время вести себя совершенно нормально, а потом вдруг потерять чувство реальности. Если ты не привезешь ее назад, ты с ней нахлебаешься. Она нам нужна. Лечение ей поможет. Пойми, если бы она была здорова, она участвовала бы в операции наравне с другими. Но, поскольку она больна, мы должны помочь ей, чтобы потом она могла помочь нам.

Бремнер умел убеждать. Однако Ашер не мог забыть, как отчаянно сопротивлялась Лиз, когда доктор собирался сделать ей укол, ее решительность, когда она сбежала из лагерного лазарета, ее дикий ужас при виде приближающихся вертолетов. Он видел, как она внимательно изучала досье, своими ушами слышал ее вполне логичные и обоснованные вопросы.

Если она действительно не в себе, почему же все выпавшие на ее долю испытания не смогли заставить ее «утратить чувство реальности», как выразился Бремнер?

— Я подумаю, шеф, — заявил наконец Ашер. — Но если я привезу ее, то сдам вам, а не Гордону Тэйту.

— Разумеется. — Голос Бремнера звучал понимающе. — Это надо сделать быстро, самое позднее завтра. Позвони мне, я тебя встречу.

Они попрощались. Хьюз Бремнер хорошо отозвался о работе Ашера в Лэнгли, о ценности его вклада в общее дело, о его надежности, честности и неутомимости. Кроме того, он пообещал отменить приказ об откомандировании на Шпицберген и отправить Ашера на оперативную работу в тот регион, в который он пожелает.

— Только привези ее ко мне, Ашер, — снова сказал Бремнер перед тем, как повесить трубку.

Флорес не мог припомнить ни одного случая, когда бы его сдержанный шеф был так многословен и щедр на комплименты. Он проехал еще два квартала до китайского ресторанчика, купил еду и вернулся в мотель. К этому времени Лиз уже вышла из ванной и теперь щеголяла в футболке и полотенце, обвязанном вокруг талии. Ее коротко остриженные волосы были перекрашены в черный цвет. Глядя на нее, Ашер все еще колебался. Он был уверен в том, что она так же здорова, как и он, возможно, она была куда более нормальной, чем Гордон Тэйт. С другой стороны, он чувствовал, что она действительно нужна Бремнеру.

— Как гадко.

Лиз состроила гримасу, глядя на свое отражение в висящем на стене пыльном зеркале. Она надела темные очки, зачесала еще влажные волосы назад, открыв уши, и защелкнула на мочках ярко-зеленые пластмассовые клипсы.

— Нашла в ящике стола, — пояснила она. — Как я тебе?

Выглядела она как красотка из дешевого заведения — девушка сомнительного поведения, стремящаяся иметь имидж стильной женщины.

— Тебе не хватает только трехдюймовых ногтей, оранжевой помады и красных штанов в обтяжку, — хохотнул Флорес.

— Тогда порядок, — успокоилась Лиз.

Лиз и так была худощавой, но события последних дней истончили ее еще больше. Она как будто вся состояла из локтей, коленок и тонких лодыжек, обтянутых кожей. Шея ее, казалось, удлинилась и стала совсем хрупкой, исчезла округлость плеч, красивая грудь опала и словно присохла к грудной клетке, пальцы стали костлявыми. Актеры знают, как сильно эмоции влияют на физическое состояние человека и его внешность. Ашер, который гордился своей способностью пользоваться актерскими приемами в оперативной работе, видел перед собой наглядный пример этого влияния.

Он не замедлил поделиться своими мыслями с Лиз:

— Воображение и способность перевоплощаться — для агента очень важная вещь. Их здорово умеют использовать актеры. Ты помнишь, как Пол Ньюмэн в каком-то фильме играл бродягу? Он действительно был так похож на бродягу, что его никто не мог узнать.

Лиз слабо улыбнулась.

— В моем случае изменение внешности было вызвано объективными обстоятельствами. На Ранчо меня этому не учили, — возразила она.

— А зря. Надо бы включить это в программу, — улыбнулся Ашер в ответ.

Они съели пирожки, ловко скрученные из тончайшего теста, суп и двойные порции мяса в устричном соусе. Китайского пива не оказалось, в наличии было только пиво «Коорс». Что поделать, они как-никак находились на территории империи Адольфа Коорса. Лиз выпила две бутылки, Ашер — три. В жару за неимением лучшего и это пиво оказалось вполне сносным.

Затем Лиз не мешкая залезла в постель. Под подушку она сунула «беретту».

Ашер достал из спортивной сумки «гансайт» 9-миллиметрового калибра. Недавно «гансайт» был модифицирован и из тяжелого армейского пистолета превратился в настоящее боевое оружие с крупной мушкой, легко срабатывающим спусковым крючком, гладким, без лишних выступов корпусом, что было очень удобно в момент выхватывания. Налюбовавшись своим личным оружием, он так же, как и Лиз, сунул его под подушку.

— Что будем делать завтра? — спросила Лиз спокойным и бодрым голосом.

Ашеру нравилась ее способность быстро приходить в себя после потрясений.

— Смотря какая у нас цель, — ответил он, повернулся к ней спиной, выключил свет, быстро разделся и забрался в постель.

— Сможем ли мы получить помощь из Лэнгли в обход Гордона? — спросила она.

— Может быть.

— К кому мы можем обратиться?

— Моего шефа зовут Хьюз Бремнер. Он руководит «Мустангом». Вот к нему мы и пойдем.

Лиз попыталась представить себе, чем может обернуться участие Бремнера в этом деле. Конечно, если он вмешается, это избавит их от многих неприятностей и хлопот. И в то же время он был заинтересованным лицом, поскольку имел отношение к операции, связанной с Хищником, и намеревался использовать в этой операции ее.

— Я помню это имя — Хьюз Бремнер, — снова подала голос Лиз. — Гордон говорил, что он наблюдает за моими успехами в обучении и что он во мне очень заинтересован. Насколько я понимаю, Бремнер — важная шишка. Все это время, когда я была в лагере, Гордон ежедневно слал ему по факсу отчеты о том, как у меня идут дела.

Да, подумал про себя Флорес, должно быть, ей отведена важная роль в операции высшей категории секретности. Но опять-таки: если Хищник собрался сдаваться и просит убежища, зачем вся эта суета? Ашер полежал еще какое-то время, стараясь услышать ее дыхание. Затем он заснул, сжимая рукоятку пистолета.

Пятница

Лиз снились незнакомые страны: то жаркие пустыни, то бескрайние просторы, покрытые снегом и льдом. Во сне она была сразу двумя Лиз Сансборо — одна была женой Хищника, другая замужем за Гордоном. Она чувствовала себя беспомощной и такой же злой и порочной, как они. Ей хотелось умереть.

Она проснулась в холодном поту, подхлестнутое страхом сердце отчаянно билось. Красно-желтые отблески неоновой вывески мотеля проникали сквозь оконные проемы и окрашивали комнату в тусклый красный цвет. Одно из окон все еще было открыто. С проходящего неподалеку федерального шоссе доносился шум машин, а в воздухе стоял ощутимый навозный запах и специфический смрад бойни.

Лиз глубоко дышала, стараясь преодолеть свой страх. На нее снова навалился сон, веки отяжелели. Приближался рассвет. Она закрыла глаза и вдруг вспомнила, что несколькими мгновениями раньше что-то привлекло ее внимание, когда она смотрела в распахнутое окно. Ей почудилось, или она действительно заметила какое-то движение?

Глаза ее мгновенно открылись. Не поворачивая головы, она обследовала комнату боковым зрением и наконец увидела то, что искала, — густую, слишком густую тень в углу у шкафа. Ей показалось, что она разглядела руку с пистолетом.

Страх сковал ее, но она тут же вспомнила, чему ее учили на Ранчо. Притворяясь спящей, Лиз вздохнула и, издав тихий стон, перевернулась на бок. Рука ее скользнула под подушку и охватила рукоять «беретты». Резким движением она выхватила пистолет.

 

Глава 23

Лиз нажала на спусковой крючок, одновременно с выстрелом скатившись с кровати на пол. Ей показалось, что от грохота вздрогнули стены. В ту же секунду пуля, прилетевшая оттуда, где прятался незнакомец, угодила в матрац. Неизвестный выстрелил вторично, на этот раз продырявив матрац Ашера.

— Флорес! — вскрикнула Лиз.

Она напряженно вглядывалась в темноту. Еще одна пуля с визгом пролетела где-то рядом с ней — видимо, целились на звук ее голоса. Лиз поползла под кровать, чувствуя, как рваный линолеум врезается ей в бедра. Оказавшись по другую сторону кровати, она приподнялась.

Раздались еще два выстрела — один справа, другой слева от Лиз. Жив, с радостью подумала она о Флоресе. Скорее всего один из выстрелов был его, но вот какой? В красноватой мгле ничего нельзя было разглядеть.

Лиз заползла под кровать Ашера. Она слышала, как неподалеку от нее кто-то движется, стараясь не шуметь. Еще два выстрела разорвали тишину. Было ясно, что противники переменили позиции. В темноте рядом с дверью Лиз увидела чьи-то ботинки. Это не мог быть Флорес — он должен был остаться босиком. Незнакомец, судя по всему, низко пригнулся, скрываясь в тени, отбрасываемой столом. Лиз направила ствол «беретты» туда, где, по ее расчетам, должны были быть ноги, — ей хотелось взять нападавшего живым, чтобы допросить его.

«Беретта» рявкнула. Выстрел болью отозвался в руке, от отдачи она даже лязгнула зубами. Послышались стон и звук падения тяжелого тела.

— Флорес! Где ты? — снова крикнула Лиз.

— Со мной все в порядке, — раздался его голос.

Лиз услышала, как он пробирается к лампе у двери. Она приподнялась и уселась на корточки, выжидая. Скоро появится полиция. Даже в этом гнусном районе, думала она, где человеческая жизнь стоила не дороже стакана виски или дозы наркотика, в конце концов кто-нибудь вызовет фараонов.

Элизабет положила ствол «беретты» на согнутую обнаженную руку. Почему же лежащий на полу человек не подает никаких признаков жизни? Если он жив, он должен издавать какие-то звуки.

— Сансборо, окно! — крикнул из темноты Ашер.

Резко повернувшись, в красном свете вывески Лиз успела увидеть чье-то лицо и направленный на нее ствол. В тот же миг она выстрелила. Она действовала так, словно находилась в тире, и влепила пулю прямо в лоб человеку за окном. Пуля прошила его голову и снесла верхнюю часть черепа. Человек за окном исчез. Сразу же раздалась короткая очередь, видимо, перед смертью он рефлекторно нажал на спуск.

— Проверь окно! — приказал Флорес. Скорее всего он опасался новой атаки. По его напряженному голосу чувствовалось, что у него возникли какие-то проблемы. На пол снова что-то упало.

Элизабет поползла к окну. Чувствовала она себя ужасно, все ее тело покрыла липкая испарина. Вдруг сзади грянул еще один выстрел. Лиз резко обернулась.

— Все в порядке, — хриплым голосом успокоил ее Флорес. — Этот тихарик на полу оказался более живым, чем я предполагал, черт побери.

— Ты убил его?

— Пришлось.

Ашер был мрачен. Он рылся в карманах убитого, стараясь найти что-нибудь, что могло бы помочь установить, кто он такой и что ему было нужно.

Лиз выглянула над подоконником так, что видны были только ее глаза. Окна их комнаты выходили на заросший сорной травой и заваленный мусором пустырь. Осмотрев его, она не заметила ничего, кроме изуродованного трупа, сжимающего в руке оружие. Это был пистолет-пулемет «ингрэм» М-11 калибра 7,62 миллиметра всего десяти дюймов в длину и весом меньше четырех фунтов. Эта игрушка делала 850 выстрелов в минуту. Очень серьезное оружие. Убитый был профессионалом — это было ясно как день. Продолжая наблюдать за пустырем, Элизабет сообщила Ашеру об «ингрэме».

— А у этого, кроме оружия, нет ничего, разве что сигареты, — сказал Флорес, ухватив первого нападавшего за ноги и подтаскивая его к окну. — В карманах совершенно пусто, даже денег ни цента. Но я его знаю. Его зовут Мэтт Листер.

— Я его тоже знаю! — воскликнула Лиз.

Она всмотрелась в лицо мертвеца, освещаемое красными вспышками. Это был тот самый человек, которого, как ей говорили, она убила в своем доме в Санта-Барбаре. Да, это был он: те же невыразительные черты лица, те же зачесанные назад каштановые волосы. Лиз рассказала Флоресу о нападении на ее жилище:

— Гордон дал мне пистолет, а этот парень выполз из-за дивана и прицелился в меня. Я выстрелила. Все случилось быстро, как во сне. Я была просто в шоке. А он вдруг отлетел назад, на груди у него появилась кровь, и изо рта кровь потекла, то есть это тогда я думала, что это кровь.

— Холостые патроны и бутафорская кровь. Хорошо исполненный старый трюк.

— И он сработал, черт побери! После этого я стала верить всему, что они мне говорили.

— Ясное дело, что ты поверила. Они здорово умеют делать такие вещи, и, окажись в той ситуации на твоем месте, я тоже, наверное, им поверил бы. Главное, что ты не позволила им убедить себя во всем.

Ашер высунулся из окна и посмотрел на убитого:

— Этого я не узнаю́, а ты?

Лиз отрицательно покачала головой. Ашер присел рядом с ней. На нем были только трусы, белой полоской резко выделяющиеся в красноватых сумерках комнаты. У него было приятное тело, крепкое и жилистое, длинные ноги бегуна и прямые, широкие плечи, наверное, он был небезразличен женщинам.

— Снаружи никого больше нет? — спросил он.

— Я никого не вижу, — ответила Лиз.

— Быстро собирайся, — приказал Ашер. — Нам надо сматываться отсюда.

— Что правда, то правда.

Он ободряюще улыбнулся. Одевшись, он кинул вещи со стола в спортивную сумку. Лиз влезла в джинсы. Как ни странно, ее панический страх пропал. И тут Лиз почувствовала прилив гнева:

— Это Гордон их послал?

— В такой ситуации вряд ли он взял бы на себя ответственность отдать приказ о ликвидации. Это указание должно было исходить от Бремнера, нашего с тобой наставника, — мрачно отозвался Флорес. — Так что за всем этим стоит не только Гордон Тэйт, но и сам Бремнер.

— Почему ты в этом так уверен? — напряженно спросила Элизабет.

Но к этому времени они собрались, и Флорес торопился:

— Сейчас нет времени объяснять. Пошли.

Он открыл дверь и выглянул наружу. Движение в городе почти прекратилось. У противоположного тротуара была припаркована «хонда-аккорд», новенькая и чистенькая, как-то совершенно не вяжущаяся с кучами битого и ржавого хлама, загромождавшего улицу.

— Наверное, эти типы приехали на ней, — сказала Лиз.

Она забралась в пикап, и Ашер включил зажигание. Лиз еще раз оглядела «хонду».

— Смотри, это арендованная машина, — заметила она.

На левой стороне заднего бампера «хонды» была видна фирменная наклейка «Голд стар рент-э-кар», крупнейшей в США компании по прокату автомобилей. Это означало, что машина никак не могла послужить зацепкой.

Где-то далеко раздалось завывание сирены. Флорес вывел машину на улицу.

— Жаль, что у нас нет времени обыскать их колымагу, — проговорил он с досадой. — Мне кажется, Мэтт Листер хотел убить меня, а тебя захватить живьем. Он был совсем рядом с моей кроватью и явно пытался определить, кто из нас где. Если бы он хотел разделаться с нами обоими, ему проще было открыть огонь прямо от окна, чтобы у нас не было возможности проснуться и оказать сопротивление.

— Откуда ты знаешь, что к этому причастен Бремнер? — спросила Лиз.

Она возлагала серьезные надежды на помощь начальника «Мустанга».

Звуки сирены смолкли — это означало, что полиция уже подъехала к мотелю. Светало. Зубчатая стена окрасилась в розовые тона. Лиз вспомнила удивление, написанное на лице светловолосого молодого человека, когда ее пуля угодила ему в голову. Ей было нелегко при мысли о том, что она убила человека.

— Расскажи мне все-таки, почему ты думаешь, что за всем этим стоит Бремнер, — тихо попросила она Ашера.

Он сжал челюсти так, что на щеках вспухли желваки.

— Я позвонил ему ночью, когда ездил за едой, — процедил Флорес. — Мне хотелось побеседовать с ним еще тогда, когда я был на Ранчо, но он находился в Париже и с ним невозможно было связаться — так мне сказали. Ночью он вернулся.

— Хорошо, что так получилось. Ты ведь думал обратиться за помощью.

— Я надеялся получить от него кое-какие объяснения, — сказал Флорес и умолк. Вид у него был виноватый.

Тут только она поняла: Ашер сделал ошибку, а он очень не любил ошибаться.

— Значит, Бремнер отследил твой звонок и послал людей, чтобы они нас разыскали. Здесь в округе не так уж много мотелей. Так что твой звонок и навел на нас убийц.

— Похоже, так оно и было, — ответил Флорес и еще сильнее стиснул челюсти.

Хьюз Бремнер вошел в роскошный вестибюль особняка, принадлежавшего жене. Тут он и увидел свою благоверную Банни Хартфорд Бремнер, в прошлом первую красавицу Пятой авеню. Тяжело переваливаясь, она направлялась к нему. Было еще совсем рано, и он отчетливо чувствовал чистоту и свежесть утреннего воздуха. Но вместо того чтобы наслаждаться этим воздухом и чудесным загородным пейзажем, он вынужден был общаться с опустившейся алкоголичкой, старой развалиной, выглядевшей намного старше своих шестидесяти с лишним лет. Супруга была явно недовольна, так как к девяти часам ей надо было явиться на заседание суда в качестве присяжного. У каждого был свой гражданский долг, даже у Банни Бремнер.

— Хьюз, неужели ты всегда будешь выглядеть как грозовая туча?

— Ты говоришь штампами, дорогая, — с ехидной улыбкой заметил ее супруг.

— А ты надутый болван.

Она повернулась к мужу спиной, и Бремнер увидел, что одна из бретелек ее лифчика под красным платьем, не вполне соответствующим ее почтенному возрасту, перекрутилась. Старая карга даже одеться как следует не может, подумал он.

— Помоги мне, — потребовала Банни.

Бремнер резким движением застегнул «молнию». Ему стало приятно от раздавшегося при этом сухого треска. Со злорадством он отметил про себя, что платье из-за перекрученной бретельки морщило на оплывшей спине Банни. С каждым днем ее неспособность справляться с элементарными вещами становилась все более очевидной.

— А ведь когда-то тебе нравилось одевать меня, Хьюз, — снова заговорила она. — И раздевать тоже. В те далекие времена, когда ты был беден, а я была свихнувшейся от любви дурочкой.

— Надеюсь, ты не собираешься снова напоминать мне о том, что твой дорогой папаша был прав, когда говорил, что я ничтожество, у которого нет цели и пусто в голове и в карманах?

Она быстро поднялась в спальню и вышла оттуда раньше, чем он успел одолеть лестничный марш. К ее наряду добавились шляпа и туфли-лодочки. В руке она сжимала небольшую аккуратную сумочку.

— По крайней мере ты был из вполне достойной семьи, — сказала она и первой стала спускаться по ступенькам.

Судя по всему, Банни уже успела опохмелиться. Все поры ее тела буквально источали запах алкоголя, который шлейфом тянулся за ней. Бремнер почувствовал неодолимое желание столкнуть ее вниз с лестницы. Это было совсем нетрудно сделать — его жена была неуклюжей старухой, с трудом сохраняющей равновесие на неимоверно высоких каблуках. Она покатилась бы вверх тормашками и сломала свою жирную шею. Ее состояние так и сгинуло бы в опекунском фонде, недосягаемое для него, но ему больше не нужны были ее деньги. Увы, она об этом не догадывалась.

— Как насчет того, чтобы слегка подтолкнуть меня, Хьюз? — вдруг бросила она через плечо. — Тебе бы очень этого хотелось. Мы оба это знаем.

Тут он расхохотался. Это был оглушительный смех, вырвавшийся откуда-то из глубины и потрясший все его тело так, что он был вынужден ухватиться рукой за перила. Банни остановилась и, обернувшись, молча смотрела на него с каменным выражением лица.

— Нет, дорогая, — с трудом выговорил он наконец, утирая глаза. — Меньше всего на свете мне хотелось бы тебя убить, дело не в твоих деньгах, нет, дорогая Банни. Просто без тебя я лишусь единственного развлечения!

Глаза ее сузились. Банни пыталась понять, нет ли в его словах насмешки. В конце концов она презрительным жестом вскинула голову, давая понять, насколько мало все это ее интересует. При этом движении ее маленькая шляпка опасно съехала набок, но она не заметила этого. Они продолжали спускаться по широкой, роскошной лестнице.

— Пожалуйста, приезжай сегодня к ужину вовремя, Хьюз. У нас будут Коксы и Кэботы, — попросила она, находясь уже в самом низу.

— Я, как обычно, опоздаю. Может быть, вообще не появлюсь, — холодно ответил он.

— Хьюз!

Наконец-то ему удалось заставить жену говорить односложными репликами — это означало, что он опять одержал верх.

У парадной двери, на площадке, которой заканчивалась длинная, с плавным закруглением подъездная аллея, супругов ждали их машины. Отсюда открывалось прекрасное зрелище — горы. Покрытые буйной растительностью, освещенные лучами утреннего солнца, они поражали воображение. Когда-то Бремнеру хотелось внести больше цивилизованности в этот дикий пейзаж. Он мечтал, чтобы на месте пышной зелени появились большой универмаг и мелкие магазинчики, заправочные станции, а вокруг них — огромное количество домов с обширными участками, в которых дикие виргинские леса были бы превращены в аккуратные парки. Эти земли были слишком хороши, чтобы пустовать без дела, и время должно было наложить на них свой отпечаток.

— До свидания, Банни, дорогая, — сказал Бремнер с ернической любезностью. — Надеюсь, у тебя будет ужасный день.

Шофер Бремнера Томми распахнул перед ней дверцу ярко-красного «Мерседеса-450», который она обожала и отказывалась поменять эту экстравагантную спортивную модель на что-нибудь более соответствующее своему возрасту. Банни сердито взглянула на мужа, улыбнулась Томми и забралась на водительское место, при этом в разрезе платья мелькнуло ее бедро. Бремнер уставился на старчески вялую плоть, стараясь как можно лучше запечатлеть в мозгу эту малопривлекательную картину. Если любовь и ненависть — две стороны одной медали, мелькнула у него мысль, то они, должно быть, очень, очень сильно любят друг друга.

Наконец Томми открыл заднюю дверь его длинного черного лимузина. Бремнер сел, и дверь лимузина мягко захлопнулась, отсекая доносившиеся снаружи шумы. Зазвонил телефон, и он снял трубку. Это был Сид Уильямс.

— Мэтт и Бено мертвы, сэр, — произнес он каменным голосом.

Бремнер выругался про себя. Речь шла об агентах, которых он послал в Денвер на розыски Флореса и женщины.

— Что произошло? — отрывисто задал вопрос шеф.

— Флорес застрелил их в мотеле, — виновато ответили ему.

Бремнер откинулся на спинку сиденья:

— Очень жаль. Они были хорошими парнями.

Шеф «Мустанга» говорил искренне — он хорошо относился к тем, кто служил ему верой и правдой.

— А что слышно о беглецах?

— Они скрылись. Полиция ничего не нашла.

Мозг Бремнера работал быстро.

— Свяжитесь с нашим другом из денверской полиции, — приказал он. — Объясните ему ситуацию: два оперативных сотрудника из Лэнгли, изменившие стране, убили двух других агентов, посланных к ним для переговоров. Дайте ему фотографии и словесные портреты. Он поднимет на ноги всех.

— Копы будут разыскивать их повсюду. Им ни за что не уйти, — мрачно усмехнулся Сид Уильямс.

— Да. Позаботьтесь о том, чтобы подключились наши внештатные помощники. Нам надо вернуть женщину назад. Сегодня же.

— А что с Флоресом?

— Он предатель, так что прикончите его. Есть что-нибудь новое насчет Лукаса Мэйнарда?

— Его пока еще не нашли, сэр, но мы установили круглосуточное наблюдение за его домом и за всеми транспортными узлами в федеральном округе Колумбия. Кроме того, мы поставили «жучки» на телефонных линиях офиса госсекретаря.

— Отлично, — похвалил Сида Бремнер.

«Жучки» были его идеей. Он решил, что Мэйнард, который славился своим упорством, но отнюдь не богатым воображением, вполне мог попытаться сделать то, что не удалось ныне покойному помощнику госсекретаря.

— И еще мы сообщили местной полиции, что Мэйнард угнал машину из Лэнгли, — добавил Уильямс и рассмеялся.

— Отлично, — одобрительно отозвался Бремнер.

Если Мэйнарда по какой-либо причине где-то остановят, инспектор обязательно проверит права Лукаса с помощью компьютера, и тогда полиция задержит его до приезда Сида.

— Надо все сделать сегодня, Сид. Найдите Мэйнарда и его бумаги. Потом уберите его. Можете инсценировать ограбление или несчастный случай. Все что угодно. Но как только вы завладеете его бумагами, с ним обязательно следует покончить.

 

Глава 24

Лесли попросила Лукаса показать ей документы, касающиеся корпорации «Стерлинг О’Киф», которые лежали в сейфе у нее под кроватью. Теперь они оба участвовали в этом деле, и ей хотелось знать, что стало причиной таких бурных событий. Пока она листала бумаги, отксерокопировать которые стоило Мэйнарду огромного риска, он собрался уходить.

— Мне нужно зайти в редакцию, милый, — сказала она. — А ты куда?

— Хочу сделать несколько телефонных звонков. Воспользуюсь автоматом — боюсь, как бы люди Бремнера их не засекли.

Она благодарно улыбнулась, и Мэйнард ушел звонить. Он направился все к той же кабине телефона-автомата в двух кварталах от дома, где жила Лесли. Пришлось долго ждать, прежде чем его соединили с помощником государственного секретаря. Ожидание было для него настоящей пыткой. Наконец ему ответили, и Мэйнард, представившись, сразу перешел к делу:

— Вчера утром государственный секретарь должен был встретиться со своим заместителем Эдвардом.

— И что из этого?

Помощником госсекретаря была женщина. Она имела достаточно большие полномочия, и по ее голосу чувствовалось, что она сейчас очень занята и слова Мэйнарда не производят на нее никакого впечатления.

— На этой встрече разговор должен был идти обо мне. Я располагаю кое-какими…

— Минутку, мистер Мэйнард. Вам придется немного подождать.

Трубка замолчала, и Мэйнард выругался в бессильной ярости. Ему хотелось плюнуть на всю эту сумасбродную затею, улететь в Цюрих, к деньгам, дожидавшимся его в Лихтенштейне, вместе с Лесли. Он стал просчитывать запасные варианты. Можно было попытаться передать бумаги директору ЦРУ в Лэнгли, но Бремнер наверняка расставил там свои ловушки. С другой стороны, госдепартамент и ЦРУ уже долгие годы соперничали друг с другом, и Мэйнард надеялся, что натянутые отношения между двумя ведомствами не позволят шефу «Мустанга» добраться до него.

Наконец в трубке снова послышался голос:

— Продолжайте, пожалуйста.

— Я располагаю информацией огромной важности. Эдвард должен был ознакомить с ней государственного секретаря. Именно из-за этого его и убили.

— Если вам что-либо известно по поводу убийства, следует обратиться в полицию.

Эта баба была полной идиоткой!

— Послушайте, — прорычал Мэйнард, — у меня есть сведения, которые могут вызвать такой скандал, что все в Вашингтоне полетят со своих мест к чертовой матери!

— Странно, что вы не хотите заняться этим через каналы Лэнгли.

Тон был весьма сухой. В душной телефонной кабине, под яркими лучами утреннего солнца Мэйнард обливался потом. Он внимательно оглядывал улицу, стараясь уловить малейшие признаки слежки. Сказанное взбесило его.

— Ну вот что, — рявкнул он в трубку, — даю вам пять секунд. Либо вы назначаете мне время встречи с госсекретарем, либо я обращусь к кому-нибудь другому. Но тогда вам придется объяснять своему боссу, что дело было у него почти в руках, но вы решили послать меня подальше!

Последовала пауза, в которой ясно угадывалась неприязнь. Наконец Мэйнард услышал голос женщины:

— Хорошо, я постараюсь втиснуть вас в график. У нас есть окно в 11.50 сегодня утром. Но учтите, у вас будет всего десять минут — у босса намечена встреча за ленчем с тремя принцами из Саудовской Аравии.

— Хорошо, я буду, — сказал Мэйнард и с раздражением бросил трубку на рычаг. Вот ведь мерзавка, подумал он.

Когда Лукас вернулся в квартиру, Лесли еще не было. Он уселся на кухне с чашкой холодного кофе в руке, глядя на часы над плитой. Нужно было еще немного подождать, всего несколько часов. Он подумал, не позвонить ли ему в «Вашингтон пост». Но в конце концов, решил Мэйнард, пусть лучше документы попадут в более подходящее для этого место. Внезапно он подумал, что в современном обществе информация подобна взрывчатке, а печатный орган — детонатору. Он усмехнулся: надо будет не забыть сказать это Лесли.

Допив кофе, он услышал, как Лесли поворачивает в замке ключ. Она вошла, держа в руках свой раздувшийся и тяжелый портфель. Он рассказал ей о предстоящей встрече с госсекретарем. Она быстро чмокнула его в щеку, выражая свою радость, и тут же предложила меры безопасности.

— Я сяду за руль, — сказала она. — Тебе не надо будет парковаться. Мы сэкономим время и дольше пробудем вместе.

— Это было бы неплохо, — улыбнулся Мэйнард.

Сколько времени может пройти, прежде чем они смогут снова остаться вдвоем, подумал он.

Лесли поцеловала его и пошла в спальню, а Лукас тем временем налил ей кофе. Вернувшись на кухню, она присела на стул и посмотрела на часы.

— У нас еще куча времени, — сказал Мэйнард. — Что ты думаешь обо всех этих бумагах?

Как это ни странно, он испытывал чувство ревности оттого, что она просмотрела документы, несмотря на то, что он сам открыл сейф и показал их ей.

Лесли улыбнулась:

— Я ценю твое доверие. Вообще это просто блеск — отмывание и перекачка грязных денег, создание с их помощью легального бизнеса, все эти прикрытия, которые корпорация О’Кифа использовала, чтобы оставаться в тени все эти годы. Да еще этот доклад об операции «Маскарад». — Лесли покачала головой, глаза ее стали печальными. — Содержание этих бумаг навело меня на грустные мысли о хрупкости и уязвимости человеческой души.

Мэйнард пожал плечами, он чувствовал угрызения совести.

— Мне всегда казалось: все, что мы делали, было действительно необходимо, — заговорил Лукас. — Что бы нам ни приказывали, всегда представлялось, что это на самом деле нужно, что это правильно. Я думаю, что когда человек долгие годы живет во лжи и постоянно занимается придумыванием предлогов для самооправдания, изменяется его характер, разрушается его личность. Наверное, нечто подобное произошло со многими ветеранами, такими, как я. Пятеро из них докатились до корпорации О’Кифа, а затем и до «Маскарада». Конечно, в 50-е годы мы ни за что не пошли бы на подобную акцию.

— Мне очень жаль, Лукас. Да, ты ошибался. Но то, что ты собираешься сделать, — это по-настоящему мужественный поступок. Легко оставаться безгрешным тому, кто не знает, что такое искушение. Ты испытал искушение, поддался ему, но сейчас ты проходишь через очищение. Те, кто прошел через очищение, — гордость и цвет человечества. Я горжусь тобой и рада, что ты меня любишь.

Она встала и поцеловала его. Он охватил руками ее стройные бедра и прижался щекой к животу. Она была его жизнью, его надеждой.

Ровно в одиннадцать они вышли из дома и сели в старенький «фольксваген-рэббит» Лесли. Место водителя заняла она.

«Фольксваген» покатил на юг по Двадцать первой улице. Здание госдепартамента, привилегированного ведомства в правительстве США, должно было оказаться справа от них. Впереди, по другую сторону Конститушн-авеню, раскинулся Уэст-Потомак-парк с мемориалом ветеранам вьетнамской войны из полированного черного гранита. Западнее протекала утопавшая в зелени река Потомак. Мосты, переброшенные через ее русло, были запружены машинами и людьми. Вся пестрая панорама города с ее шумом и сутолокой была одновременно и гимном человеческому разуму, создавшему могучую цивилизацию, и свидетельством пустоты и суетности человеческой природы.

Машин на улицах было меньше обычного, что облегчало задачу выслеживающим Лукаса людям Бремнера. В ногах у Мэйнарда стояла тяжелая хозяйственная сумка с документами. Он выглядел как турист в легком спортивного вида пиджаке. Под ним в кобуре покоился его «вальтер», на голове красовалась большая соломенная шляпа, на шее висели бинокль и фотоаппарат. Присутствие на теле оружия давало чувство покоя и комфорта. Обычный человек, конечно, был бы лишен этого ощущения.

Сидя за рулем, Лесли болтала о всяких пустяках. Он посмотрел на часы — было 11.04. В их распоряжении оставалось еще много времени. Он попросил Лесли объехать огромное, старой застройки здание госдепартамента, а сам тем временем внимательно осматривал машины, двери, окна, стены и тротуар, надеясь заметить людей Бремнера раньше, чем они увидят его.

Лукас спрашивал себя, не преувеличивает ли он опасность. В конце концов откуда Бремнеру знать, что он появится около госдепартамента именно сегодня и сейчас? Однако ему стало известно о документах и замыслах заместителя госсекретаря. Мэйнард понимал, что, как бы он ни старался, в игре против Бремнера не могло быть никаких гарантий безопасности. Шеф «Мустанга» обладал великим множеством способов получать нужную ему информацию о ком угодно, и Мэйнард знал это лучше, чем кто бы то ни было.

Он попросил Лесли объехать здание еще раз, потом еще. Агентов Бремнера нигде не было видно. Он снова взглянул на часы — оставалось несколько минут, и он радовался этому. Это было еще одной мерой предосторожности на тот случай, если произойдет чудо и Бремнер вдруг решит послать сюда своих сотрудников в самый последний момент.

Мэйнард попросил Лесли притормозить у широкой мощеной площадки неподалеку от длинного ряда сверкающих стеклом и медью дверей здания внешнеполитического ведомства Соединенных Штатов.

— Позвони мне, как только сможешь, — сказала Лесли.

Она выглядела взволнованной, и в ее обычно живых и внимательных голубых глазах появилось растерянное выражение. Он поцеловал ее в губы.

— Ужасно вкусно. Ладно, не волнуйся, — ободряюще улыбнулся Лукас и открыл дверь, понимая, насколько нелепо звучат его слова в этой ситуации.

Он уже начал подниматься по лестнице, когда вдруг почувствовал, как похолодело в низу живота. Все произошло в считанные секунды. На верхних ступеньках откуда-то неожиданно появились трое мужчин и быстро направились к нему. Их лица изменяли темные очки, а движения были точными и слаженными. Двоих он успел опознать — это были оперативники Бремнера.

Подхватив сумку под мышку, он выхватил пистолет. Потом круто развернулся и, отбросив в сторону какого-то парня, попавшегося ему под руку, кинулся по лестнице вниз.

 

Глава 25

К счастью, как Мэйнард и рассчитывал, Лесли еще не уехала — ей хотелось убедиться, что Лукас беспрепятственно вошел внутрь. Двигатель «фольксвагена» работал на холостом ходу. Она смотрела на Мэйнарда, подняв бледное как мел, напряженное лицо.

— Мэйнард! — загремел сзади чей-то голос. — Остановитесь! Налоговая служба министерства финансов!

Он еще быстрее побежал вниз. Министерство финансов! Это было просто смешно. Даже в такой ситуации Бремнер позаботился о том, чтобы прикрыть собственную задницу. Это было нетрудно, поскольку Тад Горман, один из членов тайного совета директоров, занимал теперь в министерстве ответственный пост. Они с Бремнером блестяще покрывали друг друга.

Дорогое личико с каждым шагом становилось все ближе. Сердце его стучало, голова кружилась — диабет давал о себе знать. Мэйнард уже был на тротуаре, и Лесли, наклонившись, распахнула перед ним дверцу.

— Быстрее, Лукас! — крикнула она.

Перед его взором возникли пальчики Лесли на голубой дверце автомобиля, от напряжения они побелели.

— Лукас, они догоняют! — снова выкрикнула Лесли, и в этот момент загремели выстрелы. Несколько пуль врезались в бетон рядом с ним, подняв фонтанчики серой пыли, одна угодила ему в руку. Ощущение было как от удара железным прутом — рука сразу онемела. Мэйнард выронил сумку с документами, но тут же присел и, обернувшись, открыл ответный огонь. Он снова был хладнокровен и действовал привычно, словно хорошо отлаженная машина.

Двое агентов Бремнера, пораженные его пулями, рухнули на землю. Третий выстрелил еще раз. Пуля пробила крыло «фольксвагена» Лесли, звук был резкий, и у них на мгновение заложило уши. Это, однако, не помешало ему тут же выстрелить в ответ. Агент, взмахнув руками, упал на спину.

Были ли все трое мертвы? Мэйнард не знал, да это его и не волновало. Все три тела лежали неподвижно. Проблемы и опасности пока остались позади. Теперь Лукас быстро анализировал положение. Стоит ли ему после случившегося пытаться проникнуть в здание госдепартамента? Нет, это было бы глупо. Где-то вдали раздался звук полицейской сирены. Он понимал, что, если останется на месте, его арестуют. Надо было срочно найти другой способ передачи информации, который позволил бы ему остаться в живых, чтобы успеть дать показания по делу.

— Лукас! — закричала Лесли.

Он не отреагировал на ее крик. От мыслей, роившихся в мозгу, голова у него шла кругом. Ни в коем случае нельзя было впутывать Лесли в это дело. Сзади к ее «фольксвагену» подъехала машина, и он решил захватить ее, чтобы скрыться.

Мэйнард пригнулся и сделал шаг вперед, держа в правой руке пистолет и хозяйственную сумку, левая его рука болталась как плеть. В этот момент он услышал еще два выстрела, и на него обрушился страшный удар. Как ни странно, боли не было. Лукас оглянулся и увидел Сида Уильямса, бегущего к нему через улицу. Он держал обеими руками пистолет и мог в любую секунду послать в Мэйнарда новую пулю. Видимо, он только что появился на месте перестрелки.

Мэйнард упал на колени, уронив голову на грудь, и увидел два рваных отверстия у себя на животе — кровь и красные клочья разорванной плоти. Он с усилием посмотрел вверх на Лесли. Она пыталась втащить его в машину, по щекам женщины струились слезы.

— Уезжай, — с трудом произнес он. — Они запишут номер твоей машины. Я уже мертв!

Мэйнард упал ничком. Глаза его закрылись, и у него уже не было сил их открыть. Кто-то вырвал у него сумку, кто-то схватил его и стал оттаскивать в сторону.

— Выйдите из машины, леди! — донесся до него чей-то голос.

Он услышал рыдания и снова подумал о Лесли. Потом раздался визг покрышек — наверное, это ее машина резко сорвалась с места. Слишком поздно, с отчаянием подумал он. По номеру машины они установят данные ее водительских прав и найдут ее. Каким же он был болваном! В конечном итоге он потерял все.

Хьюза Бремнера вызвали к директору ЦРУ всего через несколько минут после того, как он получил от Сида Уильямса сообщение о том, что Лукас Мэйнард убит, и потому у него не было достаточно времени, чтобы вволю насладиться этой новостью. Он не сомневался, что вызов к высшему руководителю агентства был связан с Мэйнардом. Слухи вообще распространялись в Вашингтоне с фантастической скоростью, а на этот раз случай был особый: не каждый день работники налоговой службы министерства финансов на глазах у прохожих, прямо на ступеньках госдепартамента, убивают высокопоставленных сотрудников ЦРУ, да еще находящихся под действием наркотиков.

Бремнер был уверен, что директор ничего не знала ни о причинах гибели Мэйнарда, ни о связи Лэнгли с корпорацией Стерлинга О’Кифа, ни об операции «Маскарад», ни о близкой к успешному завершению операции «Величие», последнюю точку в которой предполагалось поставить в понедельник. Но осторожность была второй натурой руководителя «Мустанга», и в кабинет Арлин Дебо вошел холодный и величественный аристократ.

Первая женщина-директор за всю историю ЦРУ занимала этот пост в течение года, по общему мнению, характер у нее был покруче, чем у большинства мужчин, находящихся под ее управлением. Их с Бремнером кабинеты находились почти рядом на привилегированном седьмом этаже.

Кабинет директора состоял из двух комнат. Одну из них украшали антикварные безделушки, собранные Дебо за все годы ее карьеры в Агентстве национальной безопасности и в Федеральном бюро расследований. Хозяйка кабинета ждала Бремнера, сидя за обширным столом из красного дерева в дорогом деловом костюме. Дебо была коренастой женщиной с плотным телом и могучей грудью. Чувствовалось, что эта женщина быстро продвигалась по служебной лестнице, она внушала не просто доверие, все ее существо говорило об основательности и надежности.

Она указала Бремнеру на кресло около стола, в которое он немедленно и сел. Полки были заставлены жесткими папками, помеченными цветными ярлыками — каждый цвет обозначал степень конфиденциальности находящихся внутри папок разведывательных сводок.

— Вы что, не в состоянии работать со своими людьми, Хьюз? — спросила Дебо. — Господи помилуй, такой человек, как Лукас Мэйнард, — и употреблял наркотики! И арестовывали его не мы, а постороннее ведомство. Все это чертовски неприятно. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Вы совершенно правы, Арлин. — Бремнер сдержанно кивнул. — Несколько дней назад я установил за Лукасом наблюдение. Я чувствовал, что с ним неладно.

Он всегда был далек от того, чтобы ее недооценивать. Она не демонстрировала свой либерализм, а на деле пыталась реформировать отлаженную машину Лэнгли и потому была действительно опасна.

Дебо никак не отреагировала на сообщение Бремнера. Она лишь нахмурилась, а ее пальцы выбивали дробь по поверхности стола.

— Лукас был одинок, и его диабет действовал на него как угнетающий фактор, — продолжал Бремнер. — По возрасту ему уже недолго оставалось до отставки. Что ожидало его впереди? Наши пенсии щедры, но недостаточны для человека, привыкшего к большим деньгам. До нас доходили сведения, что он прибегал к услугам очень дорогих проституток. Потом стал злоупотреблять наркотиками. Дело дошло до того, что им вплотную заинтересовались налоговые органы. Я послал двух наших агентов в дополнение к двоим людям из министерства финансов, чтобы арест прошел гладко, но Лукас выхватил оружие. Черт возьми, одного сотрудника министерства он убил. Видимо, совершенно потерял чувство реальности.

Дебо поджала губы, но по-прежнему сидела молча. Бремнер понимал, что сейчас она решает вопрос о том, не подвергнуть ли его взысканию за слабый контроль за людьми из своего подразделения.

Однако ее мысли были заняты не только этим.

— Скажите, почему вы не связались со мной по вопросу о Хищнике? — спросила она, снова нахмурившись.

— Я связывался с вами. Просто пока в этом деле нет ничего нового. Он и его сообщница потребовали, чтобы убежище было предоставлено им в воскресенье, и я отдал соответствующие распоряжения.

Арлин Дебо через стол подтолкнула к Бремнеру лист компьютерной распечатки. Это была расшифровка последней информации Хищника. Он сообщал, что пять лет назад его наняли, чтобы устранить президента японской корпорации «Бенидомо», являющейся крупнейшим в мире производителем компьютеров. Нанимателем был протеже президента Тару Мукогава, который и возглавил «Бенидомо» после того, как Хищник выполнил заказ. Теперь Мукогава занимал посты президента и председателя правления компании. В Японии, где в бизнесе действовали почти такие же правила, как на войне, Тару Мукогава считали самым выдающимся деловым человеком страны. Кроме того, буквально на этой неделе на съезде своей партии он объявил о намерении участвовать в борьбе за кресло премьер-министра.

Бремнер уже читал дешифровку. Это была серьезная информация, но она не имела непосредственного отношения к нему, «Мустангу», «Маскараду» или «Величию».

— «Бенидомо» играет жестко, — пробурчала Дебо. — В течение многих лет ее руководство не пускало американские компании на японский рынок. При любой возможности они вставляли нам палки в колеса.

При нынешнем неблагоприятном состоянии нашего торгового баланса с Японией об этой информации вы обязаны были бы доложить немедленно. Если в нужный момент мы дадим знать Тару Мукогава о том, что нам известно, то получим мощный рычаг влияния на «Бенидомо».

Действительно, одной из обязанностей Бремнера было обращать внимание Арлин на наиболее важные оперативные разведданные. Он упустил это из виду, занимаясь реализацией операций «Маскарад» и «Величие», а особенно ликвидацией Лукаса Мэйнарда. Благодаря чистой случайности Дебо могла теперь довести ценную информацию до президента.

Если кандидатура Тару Мукогава пройдет и он станет премьер-министром, у Соединенных Штатов будет серьезный козырь — возможность спровоцировать скандал, бьющий по государству-конкуренту.

Дебо наклонилась к нему, черты ее лица застыли.

— Какого черта вы не положили это мне на стол? Вы что, разучились работать? — цедила она ледяным тоном, и Бремнер почувствовал, что запахло жареным. — Я с риском для себя поддержала вас в вопросе о Хищнике. Президент до сих пор беспокоится, как бы предоставление убежища этому убийце не нанесло морального ущерба престижу государства. Для него предпочтительнее было бы отправить террориста в любую из стран, которая его так настойчиво добивается. Вы должны помнить об условиях соглашения…

— Никаких утечек, — мягко подхватил Бремнер. — Я гарантирую это. Ни пресса, ни общественность — никто никогда не узнает, что Хищник укрылся на нашей территории. Все находится под контролем.

— В самом деле? Если вы не в состоянии обратить мое внимание на такие важные вещи, как информация о «Бенидомо», то можно ли говорить о гораздо более серьезных вещах? Не надо меня расстраивать, Хьюз. Можете мне поверить: если возникнет хотя бы малейший сбой, я заберу у вас дело Хищника, и мне плевать на субординацию.

— Я все понял, Арлин, — изо всех сил пытаясь сохранить величественность, мрачно ответил Бремнер.

— Прекрасно. Не забывайте об этом.

Лесли Пушо не могла отделаться от кошмарной сцены, стоявшей у нее перед глазами. Это скорее напоминало кадры фильма ужасов, прокручиваемые бесконечно…

Слезы, застилавшие время от времени глаза, приносили облегчение. Тогда она понимала, что не сможет никогда забыть Лукаса, умиравшего на ее руках. К ней пришло понимание того, что необходимо остановить зло, заставившее Лукаса свернуть с верного пути. Зло, коверкающее жизни и уничтожающее людей.

Лесли произнесла вслух последние слова Мэйнарда: «Уезжай… я уже мертв». Может быть, они помогут ей поверить в случившееся. Прошло всего полчаса, и она остро ощущала боль потери, не в силах примириться с тем, что произошло. Завтра, когда она по-настоящему начнет осознавать, что Лукаса больше нет, боль станет еще острее. Надо что-то предпринять, не то страдание истерзает ее душу.

Но сейчас ей необходимо решить, что делать дальше. Лукас говорил ей, чтобы она поскорее уезжала, пока ее не схватили или не записали номер машины. Проезжая мимо представительства прокатного агентства «Голд стар рент-э-кар», Лесли подумала, что ей надо избавиться от своего «фольксвагена». Глядя на здание «Голд стар» в зеркало, она увидела свое отражение — лицо ее было бледным и измученным, в глазах стоял ужас. Лесли закурила и глубоко задумалась.

Она думала о Лукасе. Этот человек был соткан из противоречий, именно это и привлекало ее в нем. Когда они впервые встретились, Мэйнард напоминал огромный гранитный валун — грузный, обремененный тяжестью оставшихся позади лет. Их отношения складывались нелегко.

Она внушала ему, что все беды страны идут от коррумпированности правящих кругов, думающих лишь о том, как набить свои карманы. Заключаемые ими сделки были выгодны прежде всего их участникам и лишь в последнюю очередь учитывали интересы избирателей. Руководство государства, по ее мнению, бесстыдно лгало доверчивой общественности. Лукас спорил с ней, но постепенно сам начинал задаваться вопросом, правильно ли он прожил свою жизнь. Лесли была прирожденным борцом, и ее старания пали на благодатную почву. Ее быстрый ум и атакующие вопросы отталкивали от нее мужчин. У Лукаса же, напротив, вызывали уважение. Он на самом деле хотел понять ее.

Лесли уже стала привыкать к одиночеству, и это чувство обрушилось на них как водопад. Он забыл о проблемах со здоровьем и о карьере, окружив молодую женщину отеческой заботой и по-юношески пылкой влюбленностью. Она ответила со всей силой, таившейся в ее прямой и честной натуре.

Милый Лукас, думала она, даже умирая, он больше беспокоился о ней, чем о себе. Слезы снова потекли по ее щекам. Лесли вытерла их раздраженным жестом. В ней пробудилась непреклонная решимость.

В Национальном аэропорту имени Джорджа Вашингтона, припарковав свой «фольксваген» на стоянке для машин, оставляемых на длительный срок, она взяла напрокат новый «форд-таурус» в агентстве «Авис» и отправилась домой, в Арлингтон. Если повезет, может пройти несколько дней, прежде чем ЦРУ найдет ее автомобиль, брошенный на битком забитой стоянке у аэропорта.

Проехавшись несколько раз по своей улице, она не заметила ничего подозрительного. Лесли поселилась в своей теперешней квартире всего полгода назад и поэтому надеялась, что выяснение по номеру машины данных ее водительских прав и нового адреса займет у Бремнера больше времени, чем обычно.

Поставив «форд» на стоянку у задней стороны дома, она взбежала вверх по лестнице и, нервно закурив, отперла дверь. В пустой квартире все выглядело точно так же, как и прежде. Лесли достала чемодан и побросала туда кое-что из одежды. Ей хотелось бежать, но она хладнокровно потушила сигарету и закрыла чемодан. Взяв его в одну руку, другой прихватила свой портфель. Подумать только, еще утром Лукас был жив. Несколько часов назад она поцеловала его, надеясь, что скоро, выполнив свой долг, он окажется под защитой государства, в полной безопасности. А потом они будут вместе — уже навсегда. Теперь он мертв, а она вынуждена бежать, чтобы спасти свою жизнь. Бежать вместе со своей тайной.

У Лукаса были тайны, в которые он ее не посвящал. У нее тоже был секрет, о котором он ничего не знал. Ее настолько напугали бумаги, касающиеся корпорации Стерлинга О’Кифа и операции «Маскарад», что рано утром, когда Лукас ушел на улицу звонить, она отвезла документы в редакцию и отксерокопировала их. Теперь копии лежали в ее портфеле, и об этом не было известно ни одному человеку.

Лесли поставила чемодан и портфель в багажник прокатного «форда», внимательно наблюдая за улицей, затем вернулась в квартиру и собрала портативные компьютер и принтер, бумагу, ручки, кое-какие продукты из тех, что не слишком быстро портятся. Загрузив все это в машину, она села за руль и развернула «форд» носом к выезду со стоянки.

В этот момент она увидела его — человека, который убил Лукаса. Он и еще один незнакомый ей мужчина медленно ехали по улице в старенькой «хонде-аккорд». Лесли сползла ниже на сиденье, благодаря Бога, что у нее хватило ума сменить машину. Свернув за угол дома, «хонда» остановилась. Оба типа вылезли из нее. Один стал подниматься к парадному, другой направился к черному ходу.

Лесли сидела за рулем, оцепенев от ужаса. Все же она справилась со своими нервами, наконец включила первую передачу и медленно выехала со стоянки. В Джорджтауне она остановилась у телефона-автомата. Позвонив своему редактору в «Вашингтон индепендент», она договорилась встретиться с ним через двадцать минут в кафе неподалеку от Национальной галереи искусств. Кафе было ей почти незнакомо, а редактор там вообще никогда не бывал. Это ее устраивало — было меньше шансов наткнуться на кого-нибудь из знакомых.

— В чем дело? — благодушно спросил ее редактор.

Еще бы, он сидел в своем кабинете, и его жизни ничто не угрожало.

— У меня есть материал, который мы должны предать гласности. Из-за него меня могут убить, — ответила она.

Голос ее дрогнул, из глаз опять закапали слезы — она подумала о Лукасе.

 

Глава 26

Бледное зарево рассвета растворяло нависшую над Денвером темноту и заливало улицы города. Сидя за рулем пикапа, Ашер Флорес напряженно думал, кому из руководства Лэнгли можно теперь доверять. Он решил держаться подальше от тех, кто имеет отношение к тайным операциям. Ему хотелось помочь Сансборо внести ясность в историю с Хищником и предупредить ЦРУ о Бремнере, обман и вероломство которого подействовали на него угнетающе.

Расчетливость и холодность босса не могли вызывать теплых чувств, но его профессиональные качества и разумная жестокость выковали у Ашера многие ценные качества. Он привык восхищаться боссом и подчиняться ему. Тем невероятнее оказалось предательство Хьюза Бремнера.

Словно в ответ на эти мысли прозвучал голос Лиз:

— Интересно, кто бы нам поверил, если бы мы обратились в органы юстиции или к самому президенту?

Ему нравилось, как она держится. Убийство человека было для нее тяжким испытанием. Ашер сам терпеть не мог подобных вещей, поэтому избегал грязной работы. Там, в мотеле, у него не было выбора. Черт бы побрал Хьюза Бремнера вместе с Гордоном Тэйтом, подумал он. Что же все-таки у Бремнера на уме?

— Не думаю, что кто-нибудь в Лэнгли, а тем более президент, воспринял бы наши слова всерьез, — сказал он, наблюдая, нет ли за ними «хвоста». — Бремнер уже давно является членом высшего руководства агентства. Он связан родственными узами со многими влиятельными людьми на Восточном побережье Штатов. Один из его двоюродных братьев некоторое время занимал пост министра внутренних дел, а последний вице-президент — двоюродный брат его жены. Как ты сама понимаешь, ему нетрудно будет получить медицинское свидетельство о том, что ты ненормальная. Что касается меня, то мое личное дело у него давно уже на заметке, поскольку я слишком часто импровизировал на оперативной работе.

— А если поконкретнее? Объясни наконец, за что ты попал на Ранчо?

— Ничего особенного. — Он лукаво скосил на нее глаза и снова вернулся к обсуждению волновавшей их темы: — Если бы ты была в правительстве, ты бы нам поверила?

— Как обвинители мы с тобой не больно-то заслуживаем доверия.

— Это уж точно.

— Слушай, Флорес, у меня идея. Может, нам попробовать самим выйти на Хищника и эту Лиз Сансборо? Тогда мы узнаем, что же на самом деде происходит. Что-то в этом деле не так. Ты утверждаешь, что Бремнер отвечает за операцию по предоставлению убежища Хищнику, а Гордон говорил, что Бремнер готовил меня, чтобы с моей помощью Хищника взять.

— Это верно.

— Итак, я нахожусь в Колорадо, а в то же время меня в Колорадо нет. Я в Париже и выступаю в роли посредника. Все это какая-то чушь. Мы должны знать, что замышляет Бремнер, только тогда у нас будет достаточно оснований, чтобы выйти на директора ЦРУ… Или на президента. Как ты смотришь на то, чтобы слетать в Париж?

Ашеру понравился ход ее мыслей.

— У меня здесь, в Денвере, есть знакомая художница. Она обладает талантом изготовления паспортов, водительских прав и других необходимых вещей.

Цена была астрономическая — пять тысяч долларов за каждый комплект документов, но приятельница Ашера гарантировала конфиденциальность и качество. Она хотела получить всю сумму вперед, но Ашер заплатил лишь часть. Он отдал всю имеющуюся наличность и договорился, что остальное вручит ей, когда работа будет сделана. Художница сфотографировала обоих и попросила зайти в три часа.

Когда они уже сидели в пикапе, Лиз задала вопрос Ашеру:

— Судя по выражению лица, у тебя есть план финансирования нашего предприятия.

— Ты совершенно права. Давай-ка поменяемся местами. — Вид у Флореса был таинственный.

Лиз по просьбе Ашера трижды объехала квартал, а он тем временем посетил магазин, торговавший хозяйственными товарами. Из магазина вышел внушающий доверие, серьезный парень в салатовом комбинезоне, с красивой папкой, заполненной бланками. Подойдя к машине, он попросил Лиз пересесть и вновь устроился на водительском месте.

— Ты еще помнишь персональный код Тэйта? — спросил Ашер.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовалась Лиз, назвав комбинацию цифр.

— Потом скажу, — заговорщицки улыбнулся он. — А у тебя какие планы?

Теперь была ее очередь загадочно улыбаться.

— Потом скажу, — ехидно ответила она.

Он высадил ее у публичной библиотеки на углу Бродвея и Тринадцатой Западной авеню. Зелень садов и геометрический порядок ухоженных лужаек действовали успокаивающе на Лиз. Комплекс городского общественно-культурного центра состоял из библиотеки, музея искусств и греческого театра. Неоклассическая архитектура зданий и продуманная планировка садов напоминали о величии и красоте человеческого разума. Эта мысль помогала изжить остатки безумия, порожденного ночными кошмарами.

Придя в библиотеку, Лиз сразу же направилась в отдел периодики. Там она взяла подшивку журнала «Ток», того самого, для которого она писала под именем Сары Уокер, и пролистала все номера за предыдущие восемнадцать месяцев. Подпись Сары Уокер мелькала на страницах довольно часто, но в последний раз она появилась целых два месяца назад. Наконец Лиз нашла то, что искала, — небольшое сообщение годичной давности о том, что Сара Уокер принята в штат редакции в качестве специального корреспондента.

Лиз закрыла глаза, потом открыла их и снова впилась взглядом в сообщение: там была напечатана фотография Сары. Это была не Лиз, а уже знакомая ей женщина, имеющая небольшой подбородок, нос с легкой горбинкой, без единой родинки на лице. Значит, Лиз не жила в Санта-Барбаре под именем Сары Уокер, потому что в этом случае опубликовано было бы ее фото.

Ашер, вооруженный документами, удостоверяющими, что он является мастером по ремонту ЭВМ, в комбинезоне и с папкой в руках, объяснял любезной, даже чрезмерно любезной девушке-клерку филиала одного из крупных банков, что ему поручено проверить, нормально ли функционирует в здании компьютерная сеть. Поскольку из-за перегруженности компьютеры в банке часто выходили из строя, слова Ашера особых подозрений не вызывали, они звучали весьма правдоподобно. Девушка, предложившая ему устроиться за одним из столов, отлучилась. Он выбрал стол, на котором, кроме компьютера, находилось устройство, выдающее бланки чеков и заполняющее их.

Пока девушка обслуживала посетителей, Ашер с помощью компьютера открыл фиктивный счет, пользуясь тем, что ему был известен номер счета, на котором «Мустанг» держал в Денвере деньги, предназначенные для подкупа должностных лиц. С помощью персонального кода Гордона он перевел с него на фальшивый счет сорок семь с половиной тысяч долларов. Пока служащая банка была занята разговором с клиентом, он взял пять чистых чековых бланков. Воспользовавшись находящимся под рукой устройством, проставил на каждом сумму — девять тысяч пятьсот долларов — и имя, на которое он открыл липовый счет (разумеется, оно совпадало с именем на одном из имевшихся у него комплектов фальшивых документов). Девушка-клерк по-прежнему занималась оформлением документов. Ашер проскользнул к нужному окошку и оформил как положено все пять бланков, расписавшись на них тем же вымышленным именем и получив на каждый отметку банка.

Теперь вся сумма, которую он снял со счета «Мустанга» в Денвере, была у него на руках в виде пяти готовых к употреблению сертифицированных чеков. Он сунул их в папку под другие бумаги и проставил закорючки на двух верхних листках, делая вид, что закончил работу.

Доложив любезной служащей, что компьютерная сеть работает нормально, Ашер вышел на улицу. Дойдя до конца пустынной аллеи, он снял комбинезон и вместе с папкой, предварительно вынув из нее чеки, запихнул в урну. Теперь в джинсах и стетсоновской шляпе он снова выглядел как решивший развеяться ковбой.

В пяти других банках Ашер получил по каждому из чеков четыре тысячи долларов наличными и трэвел-чеки на оставшуюся сумму, оформленные на имена, которые его приятельница должна была проставить на новых документах. Это было сделано на тот случай, если ЦРУ попытается выйти на след Ашера и Лиз по фамилии человека, снявшего деньги со счета агентства.

Ашер обналичивал чеки, не встречая никаких осложнений: об операциях с суммами менее десяти тысяч не нужно было ставить в известность федеральные органы.

После этого Флорес посетил туристическое агентство и, предъявив новые документы, купил два билета на авиарейс, вылетающий в Париж вечером того же дня.

То же самое он проделал в другом туристическом агентстве — с той лишь разницей, что билеты были до Копенгагена, а самолет вылетал на полчаса позже.

Он чувствовал себя прекрасно. Впрочем, любой ощущал бы себя неплохо с такими деньгами в кармане, в предвкушении путешествия в Париж с самой красивой шпионкой в Лэнгли. Он сунул большие пальцы за ремень, насвистывая, подошел к газетному киоску и вдруг встал как вкопанный перед выставленной под стеклом газетой.

На первой полосе единственной ежедневной городской газеты — «Денвер трибюн» — красовались огромные, разверстанные на три колонки цветные фото Лиз Сансборо и его самого. Снимки были как минимум пятидюймовой высоты. Почти такого же размера были и буквы заголовка:

ПОЛИЦИЯ ОХОТИТСЯ ЗА ДВУМЯ ЛИЦАМИ, ПОДОЗРЕВАЕМЫМИ В УБИЙСТВЕ.

Ашер нервно сглотнул и поглубже надвинул шляпу. Он надеялся, что благодаря неопрятной бороде опознать его по фото в газете будет нелегко. Купив номер «Трибюн», он уже собрался уходить, как вдруг сзади его окликнули:

— Эй, мистер!

Флорес с колотящимся сердцем обернулся.

— Чего? — спросил он как можно более небрежно.

Пожилой мужчина за кассой бросил взгляд на первую страницу газеты, затем перевел его на Ашера:

— Лопни мои глаза, если вы не похожи на этого парня. Он что, ваш брат?

— На какого еще парня?

Ашер, делая вид, что ему ничего не известно о ночной перестрелке, заставил человека рассказать ему всю историю о том, как двое приезжих бизнесменов были убиты на рассвете в пользующемся дурной репутацией мотеле Денвера. Вокруг собрался народ, судача о том, как здорово Флорес напоминает одного из убийц.

Наконец Ашер посмотрел на часы.

— О Господи, я совсем забыл про жену! — воскликнул он. — Вот уж где на самом деле пахнет убийством. Если я через пятнадцать минут не встречу ее там, где мы договорились, она меня прикончит! Извините, ребята, мне пора.

Уходя, он услышал за своей спиной хохот. На этот раз ему удалось выкрутиться, но Бремнер явно не терял времени даром. Видимо, он уже проинформировал местные власти, теперь по их следам шел не только Бремнер, но и местная полиция. Пришло время избавиться от пикапа.

К счастью, у него были нью-йоркские водительские права и карточка прокатного агентства «Голд стар рент-э-кар» на одно и то же имя. И тот, и другой документы были сделаны специалистами, не имевшими отношения к Лэнгли. Этого, решил Флорес, вполне достаточно, чтобы разрешить стоящие перед ним и Лиз в данный момент конкретные проблемы. Если повезет, других документов ему не потребуется.

Флорес поехал в офис «Голд стар». Его одолевали мрачные мысли о том, что аэропорт наверняка под наблюдением и, следовательно, проскользнуть в самолет мимо службы безопасности будет практически невозможно.

Несмотря на темные очки и бороду, помощник менеджера филиала «Голд стар рент-э-кар», молодая энергичная женщина, узнала Ашера Флореса. У нее была превосходная зрительная память, к тому же она ревностно относилась к своим служебным обязанностям, особенно сейчас, когда ее вот-вот должны были назначить менеджером филиала в Литтлтоне, процветающем пригороде Денвера.

У человека, на которого она обратила внимание, документы были на другое имя — о возможности предъявления фиктивных удостоверений ее предупредили, но в списке фамилий, который ей передали, такое имя не значилось. Она подумала: какая редкая удача, что он обратился именно к ней.

Среди служащих компании в США, Европе и Азии распространили фотографии этого человека и объяснили, что он опасен. Поскольку предполагалось, что он находится где-то в районе Денвера, утром агенты ФБР доставили во все городские и пригородные филиалы специальные устройства с электронными маяками, сказав, что, если преступник обратится в агентство, надо прикрепить такое устройство под бампером машины, которую он арендует.

Пока Флорес заполнял бланк контракта об аренде, помощник менеджера извинилась, пошла на стоянку и вручила устройство менеджеру по обслуживанию, изложив ему задачу. Затем она снова вернулась к стойке.

Как только Флорес вышел, она сняла телефонную трубку и набрала 800 — именно такой номер оставил ей представитель ФБР. Подобное сотрудничество между правительственными органами и частной компанией произвело на нее большое впечатление. Она была горда тем, что сегодня сослужила добрую службу своей стране.

Из автомата, стоящего в дальнем углу какого-то полутемного бара, Флорес позвонил в Нью-Йорк, в штаб-квартиру компании «Интернэшнл кейтеринг инкорпорейтед», и попросил к телефону Абнера Белдена.

— Белден слушает, — раздался в трубке голос.

— Пожалуй, в Нью-Йорке грузовики будут побольше, чем в Софии, а, Перикл? — заговорил Флорес.

— Ашер? Господи, ты откуда?

— Из Денвера, Абнер. Мне нужна помощь.

— Никаких проблем.

— Но тебе придется принять мои слова на веру.

Прежде чем ответить, собеседник Ашера сделал небольшую паузу.

— Что, опять импровизируешь?

— В Лэнгли ничего не изменилось. Зануды — они и есть зануды.

Белден мягко рассмеялся:

— Выкладывай, чего ты хочешь.

Ашер начал говорить.

Лиз подождала, пока комната отдыха денверской библиотеки опустеет. Потом она встала, подошла к зеркалу и стала вглядываться в свое лицо, покрытое толстым слоем косметики. Она тщательно изучала свои щеки, лоб, подбородок, внутри у нее все похолодело от предчувствия чего-то неизъяснимого. Флорес как-то заметил, что в компьютерных данных на Сару Уокер было достаточно фотографий, поэтому он обратил внимание на аналогичное строение черепа. Вдруг Лиз увидела в зеркале нечто, от чего сердце оборвалось у нее в груди.

Кожу под подбородком стягивал узкий, всего в дюйм длиной, шрам.

Лиз откинула голову назад, стараясь хорошенько рассмотреть его в зеркале. Шрам был багрового цвета. Если бы он образовался давно, он был бы белым. Багровый же цвет означал, что поврежденные ткани зажили совсем недавно. Лиз опустила голову. Ей казалось, что она вот-вот что-то вспомнит.

Вернувшись к журналам, она нашла номер «Ток», в котором была напечатана последняя статья Сары. Лиз быстро перелистала страницы. Может быть, ей это показалось? Нет, вот он — анонс на четверть страницы: «Новое в косметологии! Оперироваться или не оперироваться? Наш специальный корреспондент Сара Уокер благодаря чудесам современной косметической хирургии приобретает совершенно новое лицо…»

Совершенно новое лицо! Может быть, она пропустила эту статью? Лиз снова просмотрела все журналы — нет, анонсированного материала не было, по крайней мере «Ток» его не публиковал. Она взглянула на первую страницу и запомнила номер телефона редакции.

Лиз пошла к стойке, чтобы вернуть подшивку, и вдруг замерла в ужасе, чувствуя, как покрывается испариной: на первой полосе местной газеты она увидела свою фотографию, а рядом с ней — снимок Флореса. Элизабет огляделась. Библиотекарь говорил по телефону. Какая-то женщина стояла у стойки, читая журнал в ожидании.

Лиз перевернула газету — под ней лежали еще две. В подверстанной к снимкам информации говорилось:

«Элизабет Сансборо, тридцати двух лет, и Ашер Флорес, двадцати девяти лет, оба уроженцы Калифорнии, разыскиваются как основные подозреваемые по делу о зверском убийстве и ограблении двух приезжих бизнесменов. Это преступление было совершено сегодня на рассвете на окраине Денвера.

Полиция предупреждает, что Сансборо и Флорес вооружены и представляют большую опасность. Правоохранительные органы предпринимают широкомасштабные усилия, направленные на поимку упомянутых лиц, чтобы предотвратить новые убийства…»

Элизабет посмотрела на библиотекаря, на женщину у стойки, взяла газеты, повернув их снимками к себе, и вышла. В вестибюле она подошла к телефону-автомату и набрала номер редакции журнала «Ток» в Санта-Барбаре. У снявшей трубку сотрудницы был дружелюбный голос. Она соединила Лиз с редактором.

— Не могли бы вы мне сказать, когда будет опубликована статья Сары Уокер о перенесенной ею пластической операции? — спросила Лиз.

— Мне очень жаль, но публикацию этого материала отложили.

— А что случилось?

— Автор заболела и не смогла выполнить редакционное задание. Весьма печальный случай. — В голосе редактора чувствовалось раздражение.

— Понимаю. Но Саре Уокер все же сделали операцию?

— Конечно.

— Мне бы хотелось с ней связаться.

— Извините, но сейчас она занимается решением семейных проблем. Кроме того, мы никому не даем адреса и телефоны наших сотрудников. Таковы наши правила.

Через справочную службу Санта-Барбары Лиз попыталась узнать новый номер телефона Сары Уокер, но таковой нигде не значился. Она повесила трубку и долго не выпускала ее из пальцев, словно пытаясь до конца впитать всю информацию, которую получила.

Итак, у Сары Уокер новое лицо, причем сама она куда-то пропала.

Еще немного — и страшная правда стала проступать из-под завалов лжи. Лиз Сансборо не находилась одновременно в двух местах. Элизабет Сансборо была в Париже. Она сама — не Сансборо, а Сара Уокер с новым лицом. И это лицо — точная копия лица сообщницы Хищника. Да, теперь все встало на свои места. Она — Сара Уокер.

Вся в холодном поту, Сара-Лиз ухватилась за телефонный аппарат, чтобы не упасть. Засов, запиравший дверь в ее прошлое, был отодвинут, и водопад воспоминаний хлынул на нее рекой. Она вспомнила поездки всей семьей в горы, пляжи Санта-Барбары, велосипедные прогулки с братом Майклом, восхитительные запахи томатного соуса, свежесваренного кофе и поджаривающегося бекона. Вспомнила руки матери, нежно гладящие ее по голове.

Наклонившись к телефону так, чтобы никто не видел ее лица, она зарыдала от сладкой боли, обретенной памяти сердца.