На следующее утро братья проснулись поздно. Подняв тяжелую, должно быть, после вчерашнего колдовского напитка голову, Льок осмотрел землянку. Кру дома не было. Дочка его, Шух, и молодая вдова сидели в углу и оленьими жилами нашивали кусочки меха на новую девичью малицу. И руки и языки у них были заняты, они болтали без умолку, в то же время ловко втыкая и вытаскивая костяные иглы.

Заметив, что братья проснулись, вдова встала и вышла из землянки.

Братья сели, поджав под себя ноги, и стали ждать, когда молодая вдова принесет мелко накрошенную мороженую рыбу, обычную утреннюю еду.

Льок перебирал подаренную вчера одежду, грудой лежавшую рядом с ними.

— Хорошая одежда, — сказал он.

— И наша была хорошая, — недовольно проворчал Бэй. — А они забрали и ее, и подарок Ау. Он сказал мне, когда дарил: «Будь всегда смелым. Волчьи клыки помогут тебе».

— Кру велел: «Забудь все, что было раньше в твоей жизни». — напомнил Льок.

Бэй сердито взглянул на брата.

— Здесь нам будет хорошо, — пытался успокоить его Льок. — Нас с тобой взяли в сыновья стойбища.

— Все равно у нас не их кровь, мы из чужого рода.

— Она тоже из чужого рода, — кивнул Льок на вошедшую в это время с берестяным коробом, полным наструганной мерзлой рыбы, молодую вдову. — А смотри, как ей хорошо. Она все время смеется.

Женщина, и вправду, громко засмеялась и, проходя мимо, будто нечаянно уронила холодный кусочек рыбы на голое колено Бэя. Ее недаром прозвали «Смеющейся», она всех передразнивала и первая же смеялась.

И сейчас, разложив на широком чурбане рыбу, она, громко причмокивая, отправляла в рот кусочек за кусочком и лукаво посматривала на братьев, но не звала их.

Все еще хмурясь, Бэй протянул руку за рыбой, но в это время вошел Кру в охотничьем коротком балахоне и велел братьям одеваться.

Выйдя из землянки и подвязав лыжи, все трое двинулись по хорошо накатанной лыжне. Бэй нарочно сошел с наката, и лыжи его глубоко провалились в снег.

— Вот видишь, — сказал он Льоку, — наши лыжи лучше, чем эти.

— Зачем так говоришь? Разве теперь это не твои лыжи? — обернулся шедший впереди Кру. — Разве ты теперь не сын нашего рода?

Вскоре лыжня привела их в еловую поросль, за которой полукругом высились старые ели.

Кру остановился, остановились и братья.

Среди елей стоял резной столб, высотой почти в два человеческих роста. Снег местами густо облепил резьбу, но все же можно было понять, что на столбе вырезаны одно под другим семь человеческих лиц. Перед столбом был сложен из плоских каменных плит невысокий помост. Поодаль, с той стороны, где заходит солнце, виднелся ряд резных невысоких чурбанов. К одному из них шли свежепротоптанные следы, и пелена снега перед ним была изрыта. Кру снял лыжи, братья сделали то же.

Взяв Льока и Бэя за руки, старик провел их к столбику, перед которым был взрыт снег.

— Здесь лежит мой отец, — сказал он, — тут лежат все отцы и деды нашего рода.

Потом, положив ладони на головы братьев, старик заставил их склониться перед чурбаном.

— Отец, всегда оберегающий меня, — взволнованно заговорил Кру, прими их во внуки, как я беру их в сыновья! Я забуду, что погиб мой сын, они мне заменят его.

Ладони старика сделались еще тяжелее, и братья наклонились еще ниже.

— Отец, береги внуков своих, — продолжал Кру, — на тебя они надеются, нет у них защитника более заботливого, чем ты! Береги их жизнь, как бережешь мою! Дай им оружие и дай им огня.

Старик сжал братьям руки у кисти и потянул их к разрыхленному снегу.

Под пальцы Льока попал костяной нож, а Бэй нащупал топор.

Еще дважды нагибались старик и братья. Во второй раз они достали из-под снега по мешочку, куда было сложено все, чтобы разжечь костер, в третий раз — нож для Бэя и топор для Льока.

Хмурое с утра лицо Бэя просветлело: ему очень понравился топор и костяной нож. Такого хорошего оружия на его родине не умели делать. Но еще радостней было Льоку — наконец-то он стал настоящим охотником!

Старик обнял братьев и прижал к себе.

— Теперь у вас есть все, что нужно охотнику, лук и копье вам тоже дадут. Сын мой умер. Сейчас вы — мои сыновья. Будете ходить со мной на охоту и осматривать ловушки.

Последнее слово братья не поняли, Кру сказал его на своем языке.

— Что такое «ловушка»? — спросил Бэй Льока.

Тот немного подумал и ответил:

— Верно, это те хитрые палочки, что поймали в лесу глухаря.

Не снимая рук с плеч братьев, старик повел их к высокому резному столбу.

Он снял с пояса прозрачный пузырь, развязал его и вынул маленький берестяной коробок с застывшим салом. Положив сало на помост, сложенный перед идолом, он разрезал его на четыре части.

Одну часть он отдал духу, изображенному на столбе, и громко пообещал, что новые сыновья скоро принесут ему еще сала и вкусного мяса, если он будет им покровительствовать и помогать в промысле. Две части отдал братьям, а четвертую разделил надвое: половину съел сам, а другую закопал перед столбиком, где был похоронен его отец.

В селении, приютившем беглецов, жил человек, по имени Кибу, считавшийся лучшим мастером по выделке орудий. Его изделия высоко ценили соседи севера и юга.

Когда-то Кибу был одним из лучших охотников в стойбище. Однажды он пошел по следу раненого им оленя. Голодная рысь опередила его. Оба столкнулись у истекавшего кровью животного. Запах крови сделал рысь храброй. Ни хищник, ни человек не хотели уступить добычу. Рысь бросилась на Кибу. Они долго боролись. Человек задушил рысь, но она успела когтями и клыками так изранить охотника, что тот едва дополз до селения. Кибу пролежал три месяца, и когда поднялся, то его спина оказалась согнутой, как дуга лука, а правая нога словно одеревенела и не сгибалась. Только руки по-прежнему оставались ловкими и сильными, и Кибу нашел им дело. Он научился так искусно выделывать из камня разнообразные орудия, что ни в этом стойбище, ни в соседних не было ему равных.

К нему-то и привел Кру своих новых сыновей.

Кибу сидел у входа в землянку. Это был тот самый, заросший волосами старик, которого они видели вчера у колдуна. Перед ним на двух камнях лежала большая плоская плита. Склонив над ней кудлатую голову, старик затачивал сланцевый топор, осторожно водя им взад и вперед по шлифовальной плите.

Кру с братьями остановился перед ним, не говоря ни слова. Кибу даже не поднял головы. Льок с интересом следил за каждым его движением, а Бэю скоро надоело стоять, и он нарочно шагнул немного в сторону, чтобы тень его упала на плиту. Но и это не помогло — старый мастер продолжал медленно водить острием по плите, пока не решил, что топор достаточно заточен.

— Пришли? — спросил он, по-прежнему не поднимая головы.

— Пришли, — подтвердил Кру, — сыновьям нечем метать.

Кибу неуклюже поднялся с мягкого, чем-то набитого мешка, сделанного из целой шкуры олененка. Волоча больную ногу, старик сделал два шага, пригибаясь при этом так низко, что мог бы рукой коснуться земли. Чтобы рассмотреть братьев, мастеру пришлось сильно откинуть к спине голову. Пристально разглядывая Льока, старик улыбнулся, и курчавые пучки волос зашевелились на его заросшем лице.

— Ему не надо тяжелого копья, ему надо легкий дротик, — совсем молодым, как у юноши, голосом проговорил он, взяв руку Льока в свою. Она ему чем-то понравилась, и старик стал ощупывать ее, то сгибая пальцы юноши, то отгибая их в сторону.

— Такой рукой хорошо делать топоры и наконечники для стрел, — наконец сказал он Кру, — отдай мне его на выучку.

Кру помолчал, Льок и Бэй должны быть его верными помощниками, сильными и ловкими охотниками. Не для того он привел их из лесу и взял в сыновья, чтобы отдавать старому Кибу, хотя он и хороший мастер.

Теперь Кибу подошел к Бэю, постучал его по груди, ощупал мышцы и сказал:

— Вот этому дадим копье, этот справится и с медведем.

Копье называлось одинаково на языке обоих селений, и братья поняли, о чем говорит бородатый. Льоку стало обидно. Он, правда, много слабее брата, зато ловкостью поспорит с ним, да и хитростью тоже. Льок сердито, исподлобья взглянул на Кибу, но мастер опять улыбнулся юноше и, поманив его за собой, вошел в землянку.

Жилище Кибу было не похоже на все другие землянки в этом стойбище. О том, что здесь живут, напоминал лишь очаг и груда спальных шкур. Каждый уголок был приспособлен для выделки наконечников и топоров. У очага на четырех камнях лежала такая же, как у входа, гладкая плита с насыпанной у одного края кучкой мелкого песка. Тут же стоял горшок с водой. Немного подальше, но так, чтобы можно было дотянуться, не отрываясь от работы, на берестяной плетенке были разложены кремневые желваки — большие и маленькие, круглые и продолговатые. Вдоль одной стены ровными рядами тянулись топоры, тесла, долота, кирки. У другой — наконечники копий, дротиков и стрел. Отдельно лежало все, что нужно женщинам в хозяйстве, скребки для выделки кож, ножи, проколки.

Кибу с гордостью повел рукой, показывая на орудия, потом ударил себя в грудь, как бы говоря, что все это сделал он сам. Наклонившись, он поднял топорик и маленький наконечник стрелы, поднес к самым глазам Льока и причмокнул, будто ел что-то очень вкусное. Наконечник был так ровно обит по краям, а топор так гладко отшлифован и остро заточен, что Льок залюбовался. Он вспомнил грубые и кривые орудия, выходившие из рук Кремня, и уже с невольным уважением посмотрел на старого мастера. Все-таки хорошо уметь делать такие вещи!

В одном углу прислоненные к стене стояли древки — длинные для копий, покороче для дротиков. Тут же кучкой лежали совсем тоненькие стрелы, еще без наконечников. Кибу велел Льоку взять древки копий и вынести из землянки.

Кру вытянул одно древко из охапки и воткнул его в снег шагах в пятидесяти от входа.

Бэю не нужно было ничего объяснять. Он брал из рук Льока одно древко за другим и, размахнувшись, сильным и точным движением бросал его вперед. А вокруг уже толкались откуда-то взявшиеся мальчишки, выражая свой восторг громкими криками, когда древко вонзалось в снег за чертой, отмеченной воткнутой палкой. То древко, которое упало дальше всех и легло точнее других, Кру поднял сам и принес к землянке Кибу. Остальные с визгом кинулись подбирать мальчишки.

Теперь на древко нужно было насадить наконечник. Это была трудная и кропотливая работа. Кибу повел Кру и его сыновей в землянку. Усадив их, он принялся за дело. Прежде всего мастер поставил на огонь горшок с чем-то темным и твердым, налил в долбленую колоду воды и опустил в нее лосиный сыромятный ремешок. Потом, выбрав из нескольких наконечников тот, что показался ему получше, Кибу приставил его черешком к концу древка, посмотрел, подумал и положил рядом. Древко он зажал между камнями и принялся вырезать выемку для черешка и обтесывать края.

К тому времени, когда Кибу покончил с этой частью работы, состав в горшке стал мягким, тягучим. Мастер вынул из колоды сыромятный ремешок, отжал его и чуть подсушил. Потом обмакнул в смолистую жидкость черешок наконечника и конец древка и, не давая смоле застыть, наложил на край выемки кончик ремня, наставил сверху черешок и быстрым движением вогнал его в узкое отверстие. Наконечник и ремешок крепко сели в выемку. Свободный конец размоченного, теперь податливого ремня Кибу обмотал вокруг заостренного древка, стараясь, чтобы он охватывал дерево как можно плотнее и ложился ровно, ряд за рядом.

Льок, не открывая глаз, следил за ловкими и уверенными пальцами мастера. Но вот Кибу отрезал кусочек ремешка, смазал обмотку смолой лиственницы и с гордостью осмотрел готовое копье. Теперь черешок точно врос в древко. Сам наконечник мог сломаться от удара о что-нибудь твердое, но вытащить его из выемки было невозможно.

Бэй нетерпеливо потянулся за копьем, но Кибу отвел его руку и приставил древко наконечником вверх к стене, чуть поодаль от очага. Пусть смола застынет получше, так будет верней. Потом мастер принялся за дротик. И вся работа пошла тем же порядком.

Подавая Льоку готовый дротик, Кибу что-то сказал, и Кру, улыбаясь, перевел:

— Голова у тебя хитрая! Вчера ты сразу догадался, как прыгнуть через очаг, не опалив себя. Я говорю, ты перехитришь всякого зверя, а он говорит — ты перехитришь всякий камень, будешь хорошим мастером.

Но Льок крепко схватил дротик — свое первое оружие — и крикнул:

— Нет, нет! Я охотник!

Кибу рассмеялся, поняв, без объяснения Кру, слова юноши.

Бэю тоже понравилось копье. Он привычно примерил его к руке, попробовал пальцем остроту наконечника и одобрительно кивнул головой:

— Знаешь, брат, копья здесь делают лучше, чем у нас.

Кру отвернулся, чтобы скрыть довольную усмешку, — если приемышу пришлось по руке оружия рода — значит, ему придутся по сердцу и обычаи рода! Чужое стойбище станет своим для него…