Много-много зим прошло с тех пор, как старый Кру наладил свой первый самолов. Верно, у всех людей стойбища не насчитать столько пальцев, сколько переловил он за эти годы зверей и птиц. Теперь старый Кру начал уставать. Все труднее становилось ему обходить ловушки, разбросанные в потаенных уголках огромного леса. Из рук словно ушла еще недавняя ловкость и гибкость, ноги потеряли неутомимость, а когда он все-таки заставлял их бежать, удушье хватало его за горло.

Каждый раз, собираясь в дальний обход, старик вздыхал, что рядом с ним нет сына. Но в это утро сборы были для него праздником — он шел не один.

Братьям надолго запомнился их первый выход в лес, тесно обступивший стойбище. Впереди, словно помолодевший, шел Кру, за ним по лыжне, запушенной свежевыпавшим снежком, бежали Бэй и Льок.

Льок весело поглядывал по сторонам. Он видел кое-где изрытый снег, цепочки следов, в одном месте — перышки на снегу, но, не задумываясь, пробегал мимо. Лес не говорил с ним. А Бэй и старый Кру сразу понимали, кто здесь был и зачем и что случилось тут утром или ночью. Голодный песец набежал перед рассветом на тетерева, закопавшегося в снег, но тот взметнулся в воздух, песец раздосадованно потоптался и побежал дальше — в этом месте снег был разрыхлен, а к нему и от него тянулась цепочка следов. Глазастая сова схватила ночью спавшую на ветке птицу и унесла — снег осыпался с ветки, и два перышка лежали под деревом.

Вдруг старик остановился и сокрушенно покачал головой, сердито тыча палкой в заячий след. Бэй не понял, отчего он сердится, однако сказал Льоку:

— У зайца нет одной лапы. Он бежал на трех.

Вскоре лыжня привела их к осине, снег под которой был измят, будто перекопан. Из невысокого бугорка торчали две тесно сдвинутые палки, и между ними белело несколько коротких волосков.

— Глупые палки! Упустили добычу! — сердито пробормотал Кру.

— Это шерсть того трехногого зайца, — сказал Бэй.

Старик надел оленьи рукавицы, раскопал вокруг палок снег и, кряхтя, вытащил тяжелую деревянную плаху, в которую накрепко была всажена одна из палок. Узел из сухожилий притягивал к ней другую палку, покороче. Быстро вращая ее, Кру раскрутил узел. Братья следили за его руками. Старик опять стал вертеть палку, уже в другую сторону, теперь веревка из жил скручивалась все туже, но Кру растягивал ее, не давая собираться в узлы. Короткую палку он вставил в желобок, выдолбленный внизу большой палки, притянутые друг к другу мгновенно скрутившимся сухожилием палки с треском захлопнулись, крепко зажав копье.

Братья обрадовались и громко засмеялись.

— Вот почему заяц бежал на трех ногах! — закричал Льок. — Ему придавило лапу. Но он высоко прыгал, палки прищемили ему только палец. Он вырвался и ускакал.

Кру повеселел. Теперь он даже не жалел об упущенной добыче. Вот какой умный у него младший сын! Хороший будет ловец.

Старик протянул оленьи рукавицы Льоку и велел ему наставить самолов. Юноша присел на снег, положил на колени плаху и, стараясь точно повторять все движения старого ловца, начал вращать палку сначала в одну сторону, потом в другую. Время от времени он поднимал голову и поглядывал на Кру. Тот одобрительно кивал ему. Сперва неумелые пальцы не слушались, и только что туго закрученное сухожилие упорно свивалось в узлы, но потом дело пошло лучше. Наконец Льок насторожил капкан. Старый охотник засыпал самолов снегом так, чтобы из-под него торчали только концы палок.

Двинулись дальше. Они пробежали полянку, поднялись на холм, спустились с него, и тут старик, круто повернув лыжи, остановился. Бэй замер на месте, а Льок, не удержавшись, пробежал еще несколько шагов.

Самолов был совсем незаметен под выпавшим недавно снегом. Кру молча показал братьям две вешки из еловых ветвей, отмечавшие маленький бугорок, махнул рукой и побежал дальше. Ловушка была пуста.

Не было добычи и в третьем капкане. Снег вокруг был ровный, нетронутый. Кру нахмурился еще больше — день начался неудачно. Но вот лыжню пересек след зайца и исчез за деревьями. Потом он снова пересек путь охотников, еще и еще раз. Старик повеселел, — петляя и делая скидки, заяц все-таки шел в ту сторону, где его подстерегал четвертый капкан. А за зайцем шла лиса. Рыжая, видно, была опытной охотницей. След ее был прямее и перехватывал путаные заячьи петли наперерез. Местами лапы ее глубоко вдавливались в снег — это она, помедлив, разгадывала заячьи хитрости. Охотники, волнуясь, ждали, что выкинет косой. А вдруг совсем свернет в чащу? Тогда и лиса минует западню! Наконец заяц, видимо, убедился, что никакие уловки ему не помогут. Надеясь на быстроту своих ног, он помчался, уже никуда не сворачивая, прямо по лыжне, где снег был тверже. Лиса, наседая на зайца, неслась за ним по пятам.

Теперь и люди рванулись вперед…

В узком проходе между двумя валунами был насторожен большой капкан. Заяц, разогнавшись, перепрыгнул ловушку, зато лиса сделалась ее жертвой. Издали охотники еще видели, как стиснутый поперек туловища зверь бился и грыз острыми зубами край плахи. Когда они подбежали, задушенная лиса уже бессильно висела, уткнув острую мордочку в снег.

Старик подмигнул приемышам. День не прошел даром. Сбросив лыжи, он присел на корточки и стал рукавицей разгребать снег. Этот капкан не был похож на первый: палки его были больше, толще и круто изогнуты. Когда сухожилия скручивались, концы палок заходили друг за друга и охватывали добычу словно кольцом. Такая западня ставилась на волка или рысь. Из прямого капкана сильный хищник мог вырвать свое поджарое тело, оставив ловцу лишь клочья шерсти. Но в мощных тисках этого самолова он оставался беспомощным. И настораживать такой капкан приходилось вдвоем, одному человеку было не справиться.

Натужась, старик оттянул кривой рычаг капкана и вынул лису. Потом он выпрямился и достал из висевшего на поясе мешочка сушеную головку сига. Что-то бормоча и кланяясь, он бросил ее через плечо. Это была жертва хозяину леса за богатый дар.

Лиса была огненно-красная с белоснежной грудью. Бэй не отрывал от нее глаз. Ему доводилось убивать лисиц, но сколько он тратил на это сил, времени, терпения и хитрости. А здесь рыжая красавица сама прибежала в ловушку старика. Хотя перемет — рыболовная снасть на треску — тоже вроде самолова, но люди из становища братьев никогда не догадывались, что так можно промышлять зверя на суше.

Первый самолов настораживал Льок, а теперь старик взял в помощники сильного Бэя. Как бы в награду, он дал нести ему богатую добычу. Бэй даже покраснел от оказанной чести и бережно перекинул лису через плечо. Зато лицо Льока огорченно вытянулось. И это тоже понравилось старику. Значит, будет охотником, если руки скучают по добыче.

— Тот заяц, что убежал, — сказал Кру, утешая Льока, как маленького, верно, ждет нас впереди.

Так и вышло. Ошалевший от погони заяц, никуда не сворачивая, добежал до следующего капкана и здесь нашел свой конец. Этот подарок лесного хозяина, хоть и не такой завидный, старик доверил Льоку. Охотники обошли за короткий зимний день три десятка ловушек. Кроме лисы и двух зайцев, им достались еще четыре птицы, запутавшиеся в силках: три тетерева и глухарь. День был удачен.

Хотя они вернулись поздно и очень усталые, старик освежевал лису и зайцев и отнес шкурки вместе с двумя тетеревами Главному охотнику стойбища. Лисью тушку бросили собакам, а мясо зайца, тетерева и глухаря осталось в хозяйстве Кру.

Как всегда болтая и поддразнивая братьев, Смеющаяся живо ощипала птиц, обмазала их толстым слоем глины и засыпала горящими углями. Радостно было этим вечером в жилище старого Кру. Доволен был старик своими нареченными сыновьями, и сами сыновья были горды и счастливы удачей, довольна была Шух — она дошила свою свадебную малицу. А Смеющаяся — та всегда была весела. Спать не ложились долго. Кру старательно учил приемышей языку своего селения. Один лишь внук старика, набегавшись за день, сладко посапывал на шкурах.