27

Уже через час Кори выехала вдогонку за мальчиком в сопровождении Хью. Прибыв в Дептфорд, они узнали, что Мэтью отплыл во Францию еще вчера, а Кэрью никто не видел. Судя по письму, он собирался тайком проникнуть на «Мститель». Естественно, он не рискнет объявиться перед отцом до отплытия, рассудила Кори, иначе Мэтью ни за что не возьмет его с собой.

Хуже, если Кэрью попал в порт уже после отъезда Мэтью. Тогда ему пришлось бы найти другое судно, направляющееся во Францию, и это страшно беспокоило Кори. Ей становилось плохо при мысли о том, как он плывет один на чужом корабле. У нее не было выбора, кроме как самой отправиться во Францию, чтобы отыскать его. Она уже готовилась расспросить о кораблях, отплывающих туда, когда Хью заметил небольшое судно под названием «Честь».

– Это, должно быть, французский корабль, миледи, – сказал он. – Позвольте мне узнать, не возвращается ли он во Францию.

Кори осталась ждать во вполне приличной гостинице, а Хью пошел наводить справки. Вернулся он с хорошими новостями.

– Корабль направляется во Францию, миледи, а на борту месье Ла Файе. Он вот-вот отплывет в Гавр. Он сказал, что если мы без детей, то он с удовольствием возьмет нас обоих.

Испытав огромное облегчение при этих словах, Кори договорилась о том, чтобы лошадей возвратили Маргарет. Потом она и Хью поднялись на борт французского судна.

* * *

Плавание прошло спокойно, но Кори не удалось по-настоящему выспаться. Она слишком беспокоилась о Кэрью.

Ночью они бросили якорь в Гавре. На рассвете Кори вышла на палубу. Опершись на поручни, она обдумывала свой следующий шаг.

– Как только мы сойдем на землю, – сказала она Хью, – мы сразу же начнем искать Кэрью. – Я помогу вам найти его, миледи. – Около них появился Ла Файе, как всегда, любезный и предупредительный.

– Мне очень жаль, что мои дети так вели себя с вами, – в сотый раз произнесла Кори. – И мне ужасно жаль, что я смеялась тогда насчет меда. Это было так глупо с моей стороны!

– Не волнуйтесь, все забыто, – напыщенно заверил он. – Я пошлю своих людей на берег поискать Кэрью, а мы пока подождем здесь.

Вскоре посланные вернулись. «Мститель» стоял в порту, и Мэтью уехал в Париж еще вчера. Мальчика же с золотистыми волосами никто не видел. Только когда Ла Файе лично спустился на берег и стал опрашивать всех торговцев, один из них вспомнил, что какой-то похожий по описанию подросток купил у него еды. Мальчик отправился в Париж с человеком, перевозящим продовольствие.

Немного успокоившись, Кори решила ехать вслед за Кэрью.

– Раз уж я тоже направляюсь в окрестности Парижа, я могу предложить вам место в моей карете, – сказал Ла Файе. – Позвольте, однако, предупредить вас, что вам не следует прямо ехать в Париж. Я отвезу вас в Мо, небольшой городок на юго-востоке от Парижа. Оттуда вы сможете написать месье барону. Несомненно, Кэрью к тому времени уже присоединится к своему отцу.

Он с такой готовностью вызвался им помочь, что Кори не стала отказываться. Хью не очень-то понравился такой вариант, потому что ему пришлось ехать на муле позади кареты, а с его деревянной ногой ездить верхом было тяжело. Впрочем, он согласился ради дела, и Кори еще раз порадовалась, что ее сопровождает такой надежный человек.

На побережье мало что говорило о войне, но Кори все равно снедала тревога за Кэрью. Как ей хотелось послать людей Ла Файе вперед на поиски мальчика! Они наверняка нашли бы его раньше, чем она, с ее плохим французским. Если бы она больше практиковалась с Молл, она могла хотя бы предложить им плату за то, что они будут всех по дороге расспрашивать. Но незнание языка, по сути, делало из нее пленницу. Она несколько раз говорила о своем желании Ла Файе, но он не соглашался пойти ей навстречу в этом вопросе.

– Мы должны держаться все вместе, – отвечал он каждый раз. – Это гораздо безопаснее, особенно вблизи Парижа.

Этой ночью Кори не могла спать, хотя Ла Файе нашел ей комнату в хорошем частном доме. Она бы предпочла продолжить путь, но Ла Файе решительно воспротивился, объяснив, что путешествовать ночью крайне неразумно.

Кори волновалась не только о Кэрью, но и о его отце.

Нужно набраться терпения, с улыбкой сказал ей Ла Файе.

Но Кори было трудно последовать его совету. Жизни ее близких угрожала опасность.

* * *

В полдень они доехали до Мо, и месье Ла Файе нашел ей комнату на верхнем этаже прочного, пусть и не очень привлекательного дома. В комнате наверху была лишь узкая кровать, стол и пара табуреток, но Кори и внимания не обратила на такие мелочи. Она должна сразу же написать Мэтью и найти Кэрью. Попросив подать ручку, чернила и бумагу, она села писать письмо мужу.

Какой-то шум внизу заставил ее вздрогнуть. В дверях появился Ла Файе с широкой улыбкой на лице. Его малиновый камзол напомнил ей о частых карточных играх и беседах в Хэмптон-Корте.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Все в порядке, – ответил француз. – Я просто хотел посмотреть, как вы тут устроились. Я прослежу, чтобы ваше письмо немедленно доставили мужу.

– Я почти закончила, но мне хотелось бы увидеть Хью. Вы не попросите его подняться?

Он протянул руку за письмом.

– Просто подпишите его. Сейчас не время медлить.

– Но я не закончила. – Кори удивленно подняла на него глаза. Раньше, когда она сама его торопила, он казался таким невозмутимым! – Мне нужно поговорить с Хью, – повторила она уже настойчивее. – Прошу вас послать за ним.

– Но мой гонец ждет, – недовольно ответил Ла Файе.

Это казалось достаточным основанием для спешки, но ведь она всего несколько минут находится в комнате. И почему она не может увидеть Хью? Кори встала и пошла к двери.

– Я сама позову его, – сказала она. – Он наверняка ждет внизу.

Ла Файе загородил собой дверь, и инстинкт подказал Кори, что происходит что-то неладное.

– Хью не поднимется, пока вы не закончите письмо, – резко заявил француз. Он казался необычайно спокойным, но явно не собирался ее выпускать.

Растерявшись, она посмотрела на его:

– Но почему?

Кори услышала, как кто-то поднимается по лестнице, и посмотрела через плечо француза, надеясь, что это Хью. Но вид появившегося в дверях человека заставил ее похолодеть. Это был Франсуа.

– Герцог Майеннский готов выслушать ваш отчет, месье, – произнес Франсуа с поклоном.

Его темные глаза скользнули по Кори, оставляя у той гадкое ощущение, как будто по ней проползла улитка. Хотя все было сказано по-французски, она поняла и имя герцога, и слово «отчет».

– Но… Откуда здесь герцог Майеннский? – спросила она, заикаясь, когда Франсуа ушел. – Вы же говорили, что служите Генриху Наваррскому, что собираете средства на его борьбу. А Франсуа… Он же пытался… – Она умолкла, не в силах договорить.

– Герцог Майеннский, – спокойно ответил Ла Файе, – находится здесь, потому что здесь его ставка. И я никогда не говорил никому в Англии, что служу Наваррцу. Я сказал лишь, что представляю интересы настоящего короля.

Кори в ужасе смотрела на него, понимая, что сейчас он говорит правду. Он всегда говорил о своем господине как о «законном короле». Все считали, что речь идет о Генрихе, а он имел в виду герцога Майеннского!

– Но ведь Франсуа… Он был слугой Эссекса. Он…

– Франсуа – мой верный слуга. И всегда им был, – ответил француз.

И в этот миг пелена спала с глаз Кори. Видимо, Молл, зная французский, узнала тайну Ла Файе, и поэтому Франсуа убил ее. Именно Ла Файе, а не Эссекс, стоял за покушениями на нее, а также за попыткой отравить Мэтью. Его решение вернуться во Францию, так же как и великодушное предложение подвезти ее, имело целью покончить с ней и Мэтью, сохранив тем самым свою тайну.

– Вы лжец и убийца, – закричала Кори, отступая от француза. – А граф Эссекс никогда…

– Граф Эссекс воображает, что он большой мастер заговоров и политических интриг, – перебил он, устремив на нее ледяной взгляд. – Он был счастлив поручать Франсуа кое-какие нечистые делишки, уверенный, что купил его молчание. Ну а теперь подпишите письмо. – Он шагнул к ней с угрожающим видом.

Ужаснувшись при мысли, что он хочет с ее помощью заманить Мэтью в ловушку, Кори метнулась к столу и разорвала лист бумаги надвое.

– Что вы сделали с Хью? – закричала она.

– Вы узнаете это, как только напишете письмо заново. Когда ваш муж придет сюда за вами, мадам баронесса, вы увидите Хью, живого и невредимого.

– Я не буду писать! Вы меня не заставите! – воскликнула Кори.

Вместо ответа Ла Файе бытро подошел к ней и, заведя ей руку за спину, с силой рванул, так, что она вскрикнула от боли. Он толкнул ее на стул, затем отступил в сторону, поправляя камзол.

– Теперь пишите.

Всхлипнув, Кори взяла со стола перо и попыталась писать. Но рука слишком дрожала. Ее первые слова были совсем неразборчивы, а вспотевшая ладонь оставила влажный отпечаток на бумаге.

– Я не могу, – жалобно сказала она.

Ла Файе ударил ее по лицу, чуть не сбив со стула. Она расплакалась, не скрывая своего страха и нарочно оттягивая время.

– Вы должны дать мне успокоиться, – прорыдала она.

Она не видела кулак Ла Файе, направленный ей в висок. В голове вспыхнули искры, и она схватилась за голову. Склонившись над листом бумаги, она нацарапала нечто невообразимое и протянула письмо французу.

– Это не убедит его, что вы в добром здравии и мечтаете его увидеть. – Он смял бумагу и швырнул ее в угол. – Я иду обедать, но вы ничего не получите, пока не напишете письмо. Даже воды. – Он вышел и резко захлопнул дверь.

Кори слышала, как в замке поворачивается ключ, и опустилась на стул, вся дрожа. Господи, ее доброе сердце поверило, что Ла Файе – друг. Почему она не догадалась об обмане? И как ей теперь предупредить Мэтью, чтобы француз ничего не знал?

* * *

Кори сидела над письмом долгое время, ей показалось, что прошли часы. Придется написать. Она может лишь надеяться, что муж поймет, что тут что-то не так. Уж он-то наверняка знает, что герцог Майеннский находится в Мо. Но в любом случае Мэтью появится здесь, чтобы вызволить ее.

Внезапно она поняла, что решение француза вернуться домой не было простым совпадением, хотя он объявил о нем еще до того, как Мэтью решил ехать туда же. Не мог ли он узнать раньше Мэтью о письме его брата? Королева три дня хранила у себя письмо, прежде чем отдала. Ла Файе мог слышать, что такое письмо пришло, и подкупить слугу, чтобы посмотреть его. Более того, вполне вероятно, что у него была возможность читать всю почту, приходящую из Франции. Кори знала достаточно людей, которые за деньги с удовольствием позволили бы знатной особе просматривать письма, считая это чем-то совершенно невинным.

Как бы то ни было, Ла Файе принял меры, чтобы ни она, ни Мэтью не выдали его тайну. Если его замысел удастся, то ни их родные, ни королева никогда ничего не узнают.

Кори едва не застонала от этой мысли. Маркус с самого начала почувствовал неискренность Ла Файе. Теперь она будет больше доверять своему сыну… если когда-нибудь увидит его. Взяв в руки письмо, она внимательно перечитала его:

«Лорд Мэтью,

Ангел мой, как я по Вам соскучилась. Я сейчас во

Франции, в городке Мо, недалеко от Парижа.

А если я пустилась в путь, невзирая на опасность,

если не побоялась тягот морского путешествия

и решилась пересечь Ла-Манш, то

знайте – это только из-за пылких чувств к Вам!

Мои испытания будут не напрасны,

если я смогу опять увидеть и обнять Вас,

насладиться Вашей любовью и ласками.

А пока остаюсь Вашей любящей женой

Баронессой Кавендиш».

Это было самое глупое письмо, которое она когда-либо писала, но она не могла подобрать других слов, чтобы зашифровать свое послание. Теперь оставалось только надеяться, что Ла Файе не догадается прочитать первые буквы каждой строчки сверху вниз.

– Я написала письмо, – крикнула она, полагая, что кто-нибудь за дверью услышит ее. – Можно мне теперь воды? Пожалуйста!

В комнате внизу послышались шаги. Ла Файе отпер дверь и нетерпеливо протянул руку.

– Дайте мне посмотреть.

Кори протянула ему лист веленевой бумаги и затаила дыхание, пока он читал. Она попыталась было начать другое письмо, но бросила, уверенная, что тогда Ла Файе точно догадается. Интересно, поверит ли Мэтью, что она могла написать такое?

Внезапное озарение решило проблему. Кори вытащила из рукава зеленый шелковый шарф.

– Если вы приложите это к письму, он будет точно знать, что оно от меня. Он узнает шарф.

Ла Файе взял шарф, едва посмотрев на него, и продолжал недоверчиво перечитывать письмо. Боясь, что он все-таки догадается, Кори готовилась к тому, что он вновь ее ударит.

– Вы что, всегда пишете друг другу такое? – спросил наконец француз с презрительной гримасой.

Значит, он почувствовал искусственность письма, но не догадался, в чем дело.

– Всегда, – кивнула Кори как можно простодушнее.

Ла Файе сложил бумагу.

– А я еще думал, что мы, французы, ужасно сентиментальны! Впрочем, не важно.

Кори чуть не лишилась чувств от облегчения. Значит, он отошлет письмо. Теперь ей оставалось только надеяться, что Мэтью разгадает скрытый в словах смысл.

 

28

– Ваш брат пишет, что намерен остаться в Париже, барон.

Генрих Наваррский побарабанил пальцами по письму, которое только что доставили ему с нарочным. Одетый в простую полотняную рубашку, кожаную безрукавку и поношенные рейтузы, король казался обычным человеком из народа. И это не было позой, он действительно презирал дорогую одежду и роскошь, особенно во время войны. Но от него исходила внутренняя сила, которая привлекала под его стяги множество людей.

Мэтью сидел с ним и тремя его военачальниками в аббатстве под Парижем, которое служило Генриху штабом. Вчера король сердечно встретил Мэтью, но сказал, что не имеет возможности связаться с Джонатаном, пока тот в Париже. Мэтью заставил себя выждать сутки, надеясь, что Джонатан пришлет Генриху очередное донесение, что он делал довольно часто. Письмо от него действительно пришло, но новости были неутешительные.

Мэтью сжал зубы, снедаемый тревогой, поводов для которой было предостаточно. Его беспокоило, как Кэрью воспринял то, что он нарушил свое обещание, и не угрожают ли Кори сообщники Эссекса, оставшиеся на свободе. Теперь же его брат был в опасности, а он не мог ему помочь.

– Мне надо поговорить с Джонатаном или послать ему записку, ваше величество, – сказал он Генриху. – Как его донесение дошло до вас?

– Оно было переброшено через ворота, которые охраняют мои люди, – ответил Наваррец. – Поскольку оно было привязано к камню, никто изнутри не остановил бросавшего. Вожди Лиги только рады, когда парижане бросают в нас камни. Или еще кое-что похуже, – добавил он мрачно. – Наша система связи с вашим братом далека от совершенства. Поскольку он знает, где стоят мои люди, он бросает туда послания, а я передаю их вашей королеве. Но я не могу послать письмо ему. – Обычно добродушное лицо короля исказилось гневом. – Когда я думаю о моих парижанах, которые голодают, в то время когда вожди Лиги живут в роскоши, я проклинаю этих вождей!

– Это и вправду жестоко, – согласился Мэтью, очень обеспокоенный положением дел. – А Джонатан когда-нибудь упоминал имя Джорджа Тренчарда?

Король опять вчитался в послание.

– Он сказал, что вот-вот доберется до него.

– Я знаю, о ком речь, – сказал Лонгвиль, встрепенувшись при этом имени. – Не так давно он обратился к одному из моих офицеров, сказав, что он английский шпион и готов продать нам важные сведения. Мы заплатили ему, а потом оказалось, что это фальшивка. В результате я потерял немало людей.

Мэтью мрачно нахмурился:

– Вам не следует верить ни одному его слову. У моей семьи с ним давние счеты, но я беспокоюсь, что брат сейчас не в лучшей форме, чтобы связываться с ним. Ваше величество, вы сказали, что видели Джонатана несколько дней назад. В каком он был состоянии? Как его рана?

– Не в очень хорошем. – Генрих озабоченно потеребил бородку. – Он чуть не убил Тренчарда в поединке, но был ранен в ногу и едва сумел скрыться. Было безумием подниматься с постели так скоро, уж не говоря о том, чтобы отправляться в Париж.

– Мне кажется, что я должен пробраться в город и найти его там, если он не появится, – решительно сказал Мэтью. – Я не рассчитываю на вашу помощь, но не могли бы вы указать мне лучшее место и время, чтобы перебраться через стену?

Король встал и положил руку ему на плечо.

– Я восхищаюсь вашим мужеством, друг мой, но просто так вы не войдете. Вас убьют солдаты Лиги. Они стреляют во всех, кто перебирается через стену.

– Но тогда как же, черт возьми, Джонатану это удалось? – резко спросил Мэтью, не в силах сдерживать нетерпение.

– Кусок хлеба может творить чудеса с голодными солдатами, но вы не можете войти днем. Подождите до ночи, – посоветовал Генрих.

Мэтью кипел от нетерпения. Он не для того так поспешно оставил семью и Корделию, чтобы сидеть тут, бессмысленно тратя время. Он собрал в кулак все свое самообладание, но бездействие все равно угнетало его. Он постоянно вспоминал прощание с Кори, боль и отчаяние в ее глазах. Но тогда он не сомневался в необходимости отъезда, ведь она была в безопасности, а брат мог в любую минуту погибнуть.

Чтобы не нервничать понапрасну, Мэтью попытался отвлечься.

– Ваше величество, – обратился он к Генриху, – я чуть не забыл передать вам добрые пожелания от нашей королевы. Она надеется, что помощь, которую наши сограждане передали вам через вашего посланника Ла Файе, будет вам полезна.

Конечно, с его стороны было не слишком хорошо забыть обо всем из-за своих личных проблем. Но странно, что Генрих сразу же не поблагодарил его за щедрый дар, полученный от английской королевы.

– Через кого? – спроил Наваррец, поворачиваясь, чтобы взять еще одно донесение от вестового.

Мэтью был раздражен таким небрежным отношением короля к их немалому вкладу в его дело.

– Я говорю о месье Жаке Ла Файе, – повторил он уже громче. – Он провел в Англии более полугода и получил от нас больше двух тысяч фунтов золотом. Он должен был вернуться во Францию за день до меня.

Король поднял на него удивленный взгляд:

– Не знаю никакого Ла Файе. О каком золоте вы говорите?

Мэтью смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова. Неужели все его худшие опасения подтвердились, и Ла Файе просто самозванец?

– Вы хотите сказать, что кто-то имел наглость представиться моим посланником, в то время как я никого не посылал? – гневно воскликнул король. – Как он выглядел?

Мэтью описал Ла Файе, от его малиновых костюмов до самодовольного вида.

– Так вы не посылали никого в Англию? – переспросил он, все еще не желая верить.

– Нет. – Генрих покачал головой. – Я еще удивлялся, когда королева упоминала о моем посланце в своих письмах, но я думал, она имеет в виду моего представителя, с которым ее люди встречались здесь. Похоже, что этот Ла Файе перехватывал мои письма и даже подменял их, потому что я не всегда получал те ответы, которые ожидал.

– Просто невероятно, – вмешался в разговор Лонгвиль, его красивое лицо презрительно искривилось. – Как сильно он мог нам навредить за это время?

– Этот Ла Файе наверняка работает на герцога Майеннского. – Наваррец вытащил из ножен охотничий нож и начал точить его о камень. – В каком же круговороте заговоров и предательств мы живем, если кто-то посмел изображать моего посланца! – Он потрогал лезвие ножа, и вид у него был такой, будто он, не задумываясь, пустит его в ход против любого изменника.

Еще один вестовой появился в дверях, получил от стражи разрешение войти и передал письмо королю.

– Это для вас. – Король протянул Мэтью нераспечатанное письмо и поблагодарил вестового.

На свернутом листе роскошной бумаги было написано имя Мэтью. Теряясь в догадках, от кого оно, Мэтью вскрыл письмо своим кинжалом. Из него выпал зеленый шарф, похожий на тот, который Кори купила в ночь их первой встречи. Встревожившись, он прочитал текст.

– Откуда это, друг мой? – спросил король. – Вы выглядите взволнованным.

– Подписано моей женой. – Мэтью внимательно перечитал письмо. Почерк, видимо, действительно принадлежал Кори, но содержание было странным. Зеленый шарф вроде бы подтверждал его подлинность. Мэтью рассеянно потер пальцами тонкий шелк, все еще сомневаясь. – Она пишет, что находится в Мо.

– В Мо? Но в этом городке ставка герцога Майеннского, – мрачно заметил Лонгвиль.

Мэтью напрягся. Чувствуя, как нарастает внутри страх, он перечитал письмо, ища в нем ключ, который все объяснит. Кори не оставила бы детей и не поехала бы сюда за ним, если только… если она не узнала нечто крайне важное. Или если случилось что-то ужасное. Но даже если так, каким образом она оказалась в руках врагов?

– Она говорила, что собирается сюда приехать? – спросил Наваррец.

– Ни слова. – Лихорадочно обдумывая ситуацию, Мэтью внимательно рассматривал письмо, и тут в его памяти зазвенел колокольчик, призывая вспомнить нечто очень важное. Некоторые промежутки были растянуты и занимали больше места, чем нужно, как будто Кори хотела заполнить большее пространство. Но зачем ей это надо было делать, может быть, она хотела, чтобы каждая строчка начиналась определенным образом…

Может быть, в письме содержится скрытое послание? Перед его отъездом из Лондона они как раз играли в акростихи. Мэтью составил первые буквы каждой строчки в слова и прочитал: «Ла Файе измена».

Внезапно все встало на свои места.

– Ла Файе удерживает мою жену в Мо. Я должен немедленно ехать. – Он бросился к двери, едва не обезумев от страха за нее.

По знаку короля стражник опустил алебарду, заслоняя ему проход. Мэтью отбросил ее в сторону и кинулся по коридору, но кто-то прыгнул на него сзади. Падая, он сжался, как пружина, стремясь освободиться от крепкой хватки. Он нужен Кори. Он должен ехать к ней.

– Сначала туда отправятся мои люди, чтобы все выяснить, – раздался над ним повелительный голос Генриха, и Мэтью прекратил вырываться. – Прислушайтесь к голосу разума, барон. Вы не сможете помочь вашей жене, если попадете в руки Майенна. Если они хотят с ее помощью заманить вас в ловушку, то ей пока ничего не угрожает. – Он похлопал по руке человека, державшего Мэтью, чтобы тот отпустил его. – Пусть встанет.

– Если они хотят? – взорвался Мэтью, вскакивая на ноги. – А если нет? Черт возьми, моя жена у них в руках! Я не могу просто сидеть здесь в надежде, что они хотят использовать ее только как наживку. Ведь они могут и убить ее. – Он повернулся, чтобы идти.

– Он все еще не может рассуждать разумно. Держите его! – приказал Наваррец.

Откуда ни возьмись появились стражники, множество рук схватили его. Мэтью стал бороться. Он хотел разнести на клочки всю эту страну, отбросить с дороги самого короля, прыгнуть на первую попавшуюся лошадь и сломя голову мчаться в Мо.

Но Генрих был тверд.

– Я кликну добровольцев, чтобы пойти с вами, и они будут здесь через несколько часов, – сказал он. – А когда вы вернетесь, возможно, мы получим известия от вашего брата.

– Вы можете взять свои «несколько часов» и повесить их на ближайшем дереве! – Облако ярости окутало Мэтью, не позволяя думать ни о чем, кроме опасности, нависшей над Кори. Он стал вырываться из рук солдат, пытаясь свалить их с ног.

– Барон, послушайте же меня! – Генрих взял руками его лицо, повернул к себе, и Мэтью невольно застыл под его пронизывающим взглядом. – Вспомните свой многолетний опыт. Вы должны тщательно спланировать подобную операцию. Иначе вы погубите не только себя, но и ее.

Его доводы постепенно дошли до разума Мэтью. Он ничего не добьется, если будет вести себя как безумец. Ни Кори, ни ему самому от этого не будет пользы.

Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и Генрих велел отпустить его.

– С ним все в порядке. Идите по своим делам, – сказал он, кивком отпуская людей.

Солдаты вышли, а Мэтью с силой потер лицо. Он должен взять себя в руки. Речь идет о жизни Кори.

* * *

Немотря на разумность плана короля, нетерпение Мэтью дошло до предела, пока он собирал припасы и оружие для поездки в Мо. Он приготовил большой моток крепкой веревки, почистил и зарядил пистолеты, наточил два кинжала и шпагу.

Время от времени он перечитывал письмо Кори и испытывал адские муки, представляя ее в руках врагов. Он не может потерять ее. Он и не потеряет ее, если, конечно, забудет на время о чувствах и начнет мыслить здраво. В странствиях с Дрейком он научился слишком многому, чтобы теперь бросаться в бой очертя голову. Надо воспользоваться как своим опытом, так и тем, что предлагает король, и не важно, что отсрочка раздражает его. Он должен полностью подготовиться и действовать наверняка… ради Кори.

* * *

Кори вздрогнула и проснулась, уже третий раз за ночь, потому что связанные руки затекли и онемели. Перекатившись на спину, она потерла их о колени, чтобы восстановить кровообращение. Постепенно кожу стали покалывать маленькие иголочки, а Кори гадала, сколько сейчас может быть времени. Скоро ли Мэтью придет за ней? Хорошо еще, что руки были связаны спереди, а не за спиной. Она может, хотя и с трудом, брать в руки какие-то вещи. Когда Мэтью появится, она сможет хоть как-то помочь ему. И еще она видела Хью. По словам Ла Файе, теперь он был в конюшне, связанный, но хотя бы живой.

Перевернувшись на бок, Кори спустила ноги с кровати и села, затем осторожно встала и подошла к окну. Сможет ли она увидеть Мэтью, когда он появится? Подаст ли он ей какой-нибудь сигнал? А может, ей самой подать сигнал ему? И наплевать, если Ла Файе услышит ее, даже если он опять ударит ее. Поднятый шум поможет Мэтью, когда он придет.

Кори попробовала запор окна, но он не поддавался. Как плохо! Ей нужен был воздух. И нужно подать сигнал Мэтью. Взбешенная своим положением пленницы, отданной на милость предателя, она схватила табуретку связанными руками и со всего размаху ударила по окну, вдребезги разбив стекло.

– Будь проклят, Жак Ла Файе, – кричала она во весь голос, планомерн о круша стекла и рамы. – Чтоб тебе гореть в аду за то, что держишь пленницей меня, Корделию Кавендиш!

Не прошло и минуты, как по лестнице загрохотали шаги, и Ла Файе распахнул дверь.

– Прекратите шум, – злобно потребовал он, когда она замерла у окна с табуреткой в руках.

– Здесь ужасно душно, – капризно проговорила Кори, желая вывести его из себя. – Мне нужен был свежий воздух, а защелка не поддавалась.

Ла Файе пробормотал французское ругательство. – Еще один звук, и вы очень пожалеете. И не пытайтеь бежать. Если вы прыгнете с такой высоты, то просто переломаете себе ноги. – Захлопнув дверь, он запер ее и спустился вниз.

Кори была рада, что помешала ему, хотя он и так вряд ли спал. Он, наверное, тоже ждет Мэтью, вооруженный до зубов. Одна мысль о том, что ее муж может попасть в ловушку, вызывала у нее дурноту.

Но сейчас ей не стоит поддаваться панике, надо отвлечься. И Кори стала смотреть в окно, заставив себя думать о другом. Ла Файе прав. Прыгать из окна слишком рискованно, а ближайшее дерево далеко. Ни Мэтью, ни Кэрью не поможет, если она сломает ногу. Придется ждать. А пока она ждет, она может очистить оконный проем от осколков стекла и щепок.

* * *

Замерев, Мэтью притаился в зарослях кустарника на окраине Мо, услышав звон разбитого стекла и крики – крики его Кори. Он испытал мгновенное облегчение при мысли, что если Кори может кричать и бить стекла, значит, она жива и здорова. По крайней мере в данную минуту.

Он посмотрел на своих пятерых спутников. Луи и Блез лучше всего знали местность. Именно они указали дом, в котором скорее всего спрятали даму. Крики из окон верхнего этажа не оставили никаких сомнений, что Кори была там, особенно когда она добавила к проклятиям в адрес Ла Файе свое имя. Мэтью потребовалась вся его воля, чтобы удержаться и не броситься сразу же на помощь жене. Но поступить так – значило попасть в ловушку.

– Будь проклят, Ла Файе! – Ее крик сопровождался еще одним ударом по стеклу. – Желаю тебе жариться в аду!

Когда крики замолкли, Мэтью сжал эфес шпаги.

– Как вы думаете, они могли оставить дом без охраны? – спросил он Блеза.

– Это исключено. Они ждут вас. А вот и один из них. – Блез указал на одинокую фигуру, которая выскользнула из конюшни и стала пробираться к краю леса, странно хромая.

– Мы схватим его и узнаем, сколько их в доме. Поэтому не стоит сразу пускать в ход нож, – сказал Мэтью. – Ты остановишь его, а я наброшусь сзади.

Блез кивнул и занял позицию. Когда человек добрался до леса, Блез сбил его с ног, а Мэтью прыгнул сверху, прижимая его к земле.

– Пусти меня, ублюдок, или будешь валяться здесь до воскресения Христова, – прошипела жертва по-английски, и удивленный Мэтью выпустил его.

– Хью, ты-то какого черта тут делаешь?

– Милорд? – Хью сел, пытаясь отдышаться. – Боже, до чего я рад вас видеть. Я приехал, чтобы охранять миледи, но, к сожалению, у меня это плохо получилось. Они связали меня и держали в конюшне, но мне удалось сбежать. Ее светлость наверху, а мастер Кэрью… мы не знаем, где он. Когда он поехал за вами, ее светлость была до смерти перепугана. Надеюсь, он в безопасности?

– Кэрью вовсе не со мной, – ответил Мэтью, холодея от ужаса. – Ты хочешь сказать, что он последовал за мной во Францию? Один? – Утвердительный кивок Хью погрузил Мэтью в новую бездну тревоги. Вот уж чего он никак не мог ожидать! Кэрью где-то во Франции, один и без всякой защиты. В отчаянии он повернулся к дому, решив пока не думать о сыне и сосредоточиться на предстоящей задаче. – Сейчас мы должны освободить Корделию, – сказал он Хью по-английски. – А потом будем искать Кэрью. – И тут же повернулся к солдатам, говоря по-французски: – Начинаем!

– Я пойду с вами. Я знаю нижний этаж дома и знаю, где они затаились, – сказал Хью, беря кинжал, протянутый ему Мэтью.

Блез махнул остальным, и шестеро мужчин выскользнули из-за ветвей, тихо направляясь к дому.

* * *

Кори мерила шагами комнату, изнывая от волнения. Она должна что-то придумать, чтобы помочь Мэтью, когда тот появится… Но что?

Она замерла, услышав, как брошенный камешек задел стену дома около разбитого окна. Подбежав к окну, она вгляделась в темноту. Темная фигура махала ей от подножия дерева.

– Это я, Мэтью, – раздался снизу громкий шепот, и ее истосковавшееся сердце затрепетало от радости. – Как только начнется заваруха, тебе надо вылезти.

– Как? – Кори со страхом посмотрела вниз.

– Когда начнется шум, я тебе помогу, – прошептал Мэтью. – Я привязал к дереву веревку и брошу тебе конец. Ты привяжи его побыстрее, повисни на ней и прыгай. У тебя получится.

Со связанными руками это могло оказаться нелегко, но у Кори не было выбора.

– А к чему мне ее привязать? – Кори обводила глазами пустую комнату.

– Попробуй засов на двери.

Да, это было единственным выходом. И стол и кровать были недостаточно тяжелыми. А дверь не поддастся… если ее не откроют. Остается надеяться, что никто не войдет.

Охваченная волнением, Кори ждала, едва дыша от страха. Ла Файе ждет внизу, и у него наверняка много людей, возможно, даже больше, чем привел Мэтью. Что, если ее спасителей уже схватили?

Внезапно в разных местах первого этажа одновременно послышался шум. Люди Мэтью напали на стражу.

– Лови! – Мэтью бросил ей веревку.

Задыхаясь, Кори упустила ее, и Мэтью пришлось опять сматывать конец. Скорее, молила она, глядя, как он быстро работает руками. Вдруг внизу, среди шума потасовки, раздался пистолетный выстрел. Кори высунулась из окна как можно дальше и протянула связанные руки. На этот раз все удалось. Она покрепче ухватила веревку и побежала привязывать ее. Вернувшись к окну, села на подоконник, свесив ноги. Веревка показалась страшно тонкой, но она зажала ее руками и наклонилась вперед. И тут же на лестнице послышались шаги.

Кори оттолкнулась от окна. Веревка провисла, и она камнем полетела на землю, поняв, что кто-то открыл дверь. К счастью, внизу ее ждали надежные объятия Мэтью. От сильного удара они оба упали, но Мэтью тут же вскочил и рывком поднял ее на ноги.

Из окна, откуда она только что выпрыгнула, раздался выстрел. Яркая вспышка озарила пространство. Они увидели, что кто-то бежит к ним от дома. Человек бросился на Мэтью, сбив его с ног, и оба покатились по земле, сражаясь не на жизнь, а на смерть. Кори едва могла различить в темноте, кто есть кто, и не сразу поняла, что это Ла Файе. Вдруг в темноте блеснул кинжал, занесенный над самым горлом Мэтью.

Нет! Он не убьет ее любимого!

Подстегнутая ужасом, Кори изо всех сил ударила француза ногой по руке. Кинжал отлетел в сторону. Зарычав от ярости, Ла Файе потянулся за ним.

Но в эту минуту Мэтью, освободившись от веса противника, изогнулся и нанес удар. Его кинжал до рукоятки вонзился в спину врага, стоявшего на четвереньках всего в шаге от своего оружия.

Мэтью застыл, выжидая, готовый драться до конца.

Мир вокруг Кори замер. Оглушенная, она наблюдала, как Ла Файе упал на живот, изо рта его хлынула темная кровь. Его руки и ноги сжались в последней судороге, потом он затих.

Самозванец, почти полгода дурачивший английский двор, был мертв. Потрясенная сознанием, что она помогла отнять человеческую жизнь, пусть даже ради спасения Мэтью, Кори стояла, словно пригвожденная к месту.

Крики со стороны дома вернули ее к действительности и подстегнули Мэтью. В мгновение ока он вытащил кинжал из спины Ла Файе, вытер его о траву и перерезал веревки, стягивающие ее руки.

– Бежим, – велел он, взяв ее за руку. – Давай, пока не поздно.

Кори бежала к лесу вместе с Мэтью, зная, что их жизнь сейчас зависит от скорости. Наконец впереди показались привязанные лошади.

– А как же остальные? – спросила она, когда Мэтью подсадил ее на седло и отвязал поводья. – А Хью?

– Они уже идут. Слышишь? Едем. – Мэтью погнал лошадь вперед, а позади слышались выстрелы, крики и треск кустарника.

Молясь в душе, чтобы с Хью ничего не случилось, Кори стегнула коня поводьями. Ла Файе мертв, но люди герцога Майеннского гонятся за ними. Задыхаясь от волнения, она мчалась за мужем в ночную темноту.

 

29

Ее любимый! Мэтью – ее любимый. Кори все повторяла про себя эти слова, когда после бешеной скачки они прибыли в лагерь короля Генриха. Наверное, с ней просто истерика. Иначе почему бы она стала смеяться в такой момент? Неудержимый смех мешался с рыданиями, и все из-за того, что она наконец поняла, насколько глубокие чувства испытывает к Мэтью. Она нарушила свою клятву – влюбилась в собственного мужа.

Что ж, это лишь принесет ей еще больше боли, когда он оставит ее.

Пытаясь справиться с перевозбуждением из-за только что пережитого страха и бешеной скачки, Кори обхватила себя обеими руками, стараясь унять дрожь. Настроение же остальных было довольно бодрым. К сожалению, одного человека они все-таки потеряли, но успешно выполнили задачу. Однако приключения их на этом еще не закончились. Надо было найти Кэрью, а Мэтью должен был помочь брату.

Сознание предстоящих испытаний угнетало Кори, но истерика прошла.

* * *

Король Наваррский дал распоряжение всем своим разведчикам искать английского мальчика тринадцати лет, с белокурыми волосами. Этим пока и приходилось довольствоваться. Когда солнце озарило горизонт первыми лучами, Кори собирала припасы для вылазки Мэтью в Париж. Он решил рискнуть, и она смирилась. Ведь она вышла замуж за искателя приключений, за человека, для которого опасность была неотъемлемой частью жизни. Не приходилось и мечтать, что он когда-нибудь предпочтет простую, тихую, мирную жизнь в кругу семьи своим отчаянным и опасным походам. Но она любила его, а значит, должна научиться принимать таким, какой он есть.

А Мэтью беспокоился о Корделии. Отдохнув лишь остаток ночи, после бесконечных забот о нем и Хью, она села играть в карты с солдатами короля. Мэтью видел, что она пытается за игрой отвлечься от постоянного беспокойства за него и Кэрью.

В течение дня Мэтью видел, с какой симпатией относились к ней солдаты, но дело тут было не в картах. Несмотря на свой не очень хороший французский, Кори как-то находила с ними общий язык. Часто она прерывала игру, чтобы хоть чем-то помочь им. Она осматривала раненое колено у одного, чинила и стирала одежду другого или же просто успокаивала их смятенный дух беседой или шуткой. Получить утешение от баронессы было так приятно, что к концу дня все воины боролись за эту честь. Скоро уже весь лагерь рассуждал о ее доброте и заботливости. Эти разговоры дошли даже до короля, так что Генрих послал Корделии приглашение на вечер.

Мэтью сопровождал ее, гадая, считает ли король неподобающим для женщины заботиться и развлекать простых солдат? Когда они входили в комнату, где король сидел в компании своих капитанов, он ждал, каким образом король выскажет ей свое недовольство. Правда, он не сомневался, что Кори все равно никого не послушает. Прекрасно зная, как много может дать ее доброе участие, он не считал возможным отказывать в нем тем, кого продолжительная война довела до крайнего нервного напряжения.

– Мадам баронесса, рад вас приветствовать. – Генрих склонился над рукой Кори и предложил ей сесть. – Я слышал, что вы покорили сердца всех моих людей, и захотел сам с вами познакомиться. – После комплиментов он перешел к делам. Они подробно обсудили, как лучше Мэтью попасть завтра в Париж.

Видя, как король глядит на его жену, Мэтью почувствовал укол ревности. Все говорили, что Генрих неравнодушен к прекрасному полу, а Кори, невзирая на недавний плен и сильное беспокойство о Кэрью, сегодня выглядела исключительно привлекательной. Кажется, Наваррец по достоинству оценил ее яркую красоту.

Несмотря на все свои опасения, Мэтью не удержался от улыбки, когда Кори вытащила из сумки у пояса колоду карт. Так, значит, король решил восстановить приличия, настояв, чтобы Кори играла не с его солдатами, а с ним самим? Ну что ж, когда речь идет о картах, Кори не заставит себя долго просить. И хотя король, как говорили, хорошо играл в карты, он не знал, что его ждет.

Королевским жестом Кори указала мужчинам на места вокруг стола, и они послушно сели.

– На что мы будем играть, ваше величество? – спросила она. – На интерес или на комплименты?

– Комплименты? – Генрих казался удивленным таким предложением.

– Ну да. Проигравший должен сказать победителю искренний комплимент по любому поводу, кроме внешности. – Кори посмотрела с улыбкой на короля, и Мэтью понял, что тот не сможет устоять перед ее обаянием.

– Мне кажется, что нам лучше играть на деньги, – возразил Генрих, вытаскивая из карманов мелкие монеты. – Боюсь, я не смогу ограничиться одними лишь комплиментами вашему уму, вы слишком красивы.

Мэтью слегка нахмурился, раздраженный неподдельным интересом короля к его жене. Похоже, ночь будет долгой. Кори просто не заметит плотского интереса короля и не захочет останавливаться на одной игре. Она с удовольствием сыграет и сотню раз. Видя, как мастерски Наваррец мешает карты, Мэтью понял, что и про короля можно сказать то же самое.

* * *

Пара засиделась за игрой далеко за полночь. Наваррец играл с таким же азартом, что и Кори, отвлекаясь за игрой от тяжелых проблем. Не скрывая восхищения, он наблюдал, как умело Кори тасует и сдает карты.

У каждого свой способ утешения, думал Мэтью, вежливо отказываясь всякий раз, когда они приглашали его присоединиться к игре. Одно время он прикорнул на скамье, отчаянно нуждаясь в отдыхе перед завтрашней вылазкой. Однако, когда ординарец принес королю очередное донесение, Мэтью мгновенно проснулся.

Генрих прочитал письмо.

– Это от вашего брата Джонатана, оно было переброшено через стену одному из моих людей, – сказал он Мэтью. – Позвольте мне прочитать его вслух: «Я слышал разговоры, что Лига поймала моего племянника. Завтра ближе к вечеру я попытаюсь освободить его. Прошу ваше величество держать наготове команду у северо-западных ворот города. Если мне улыбнется удача, я передам Кэрью вашим людям завтра на закате. Если нет, я приду к воротам один на рассвете следующего дня. Принесите хлеб».

– Они схватили Кэрью? Бог мой! – воскликнула Кори тонким от страха голосом.

Мэтью удивлялся про себя, как его сыну удалось попасть в осажденный город. Впрочем, Кэрью быстро растет и взрослеет. Теперь Мэтью понимал, что мальчик так отчаянно нуждался в нем, что хотел быть рядом любой ценой. Ясно, что он пробрался в город, думая, что отец уже там.

– Остается надеяться, что Джонатану удастся вызволить его, – мрачно произнес король. – Если нет, то я лично помогу вам попасть в город, барон Кавендиш.

– Спасибо. – Мэтью встал и натянул камзол. – Мне бы хотелось пойти к воротам прямо сейчас. Если Кэрью выйдет, я встречу его там. Я хочу также поговорить с братом.

– Я тоже хочу там быть. – Кори мгновенно собрала карты.

– Мы все пойдем, – сказал король, вставая. – Николя! Поднимай людей! – крикнул он капитану своей гвардии.

– К вашим услугам, ваше величество. – Николя Розни поднялся с некоторым трудом – недавно в битве при Иври он был ранен в бедро – и вышел, чтобы отдать распоряжения охране короля.

– Прекрасно. А пока мы ждем, можно продолжить игру, – сказал Генрих, вытаскивая колоду карт.

* * *

Когда вся группа заняла место в доме около ворот, принадлежащем одному из сподвижников Генриха, наступило раннее утро. Как только они устроились, Кори и Наваррец возобновили игру с того места, где они прервались. Оба играли безрассудно, что было понятно Мэтью. Ожидание было мучительным. Сам он неустанно мерил шагами комнату.

– Я выиграл. – Наваррец положил на стол последнюю карту.

– Вашему величеству просто удивительно везет, – произнесла Кори без особой радости в голосе, тасуя карты.

– Ну нет, здесь вы не правы. – Король устало облокотился на край стола. – В картах мне, может быть, и везет, но как королю – нисколько. Особенно с этой осадой.

– Это правда, что в июле вы позволили трем тысячам женщин и детей оставить Париж? – спросила Кори, сдавая карты.

Генрих хмуро кивнул:

– Да, правда. А недавно я сделал это еще раз. Мои советники, как и мои враги, считают, что я совершил политическое самоубийство, но я не мог позволить невинным людям умирать с голоду.

Кори раздала нужное количество карт и положила оставшуюся колоду на стол, но не спешила брать свои карты.

– Вам ведь хочется снять осаду, правда?

– Все мои военачальники и советники возражают против этого. Тогда я потеряю Париж. – Наваррец осуждающе посмотрел на Розни, Шарля Колиньи и маркиза д'Андло, сидящих сзади. – Как будто Париж будет моим со столькими жертвами! Лига-то не страдает! Я слышал, они ни в чем себе не отказывают, имея вдоволь хлеба и свежих овощей, а затем застегивают пояса пошире, чтобы они висели, показывая, что голодают вместе со всеми.

– Это ужасно, – нахмурилась Кори. – Они используют страдания других как средство борьбы против вас.

– Хорошо сказано, – согласился Наваррец. – Я вас спрашиваю, какой мне смысл занимать Париж, если меня коронуют королем мертвых? Но если я прекращу осаду, французский трон останется пустым. Парижане не будут умирать с голоду, но гражданская война не кончится. Они все равно будут страдать.

– Ваше величество, если я могу осмелиться… – впервые заговорил д'Андло. – Вы должны держаться твердо, и вы завоюете Париж. Герцог Майеннский не настолько силен, чтобы отогнать вас.

– Да! Но вы забываете, что испанский король посылает герцога Парму из Нидерландов на помощь Майенну! – рявкнул Наваррец не оборачиваясь. – Майенн снабдит Париж продовольствием, пока я буду биться с Пармой, хотя сомневаюсь, что он даст втянуть себя в битву. Он найдет повод избежать боя. Впрочем, на него мне наплевать. Я боюсь за свой народ. – Король воздел руки в гневе. – Я убиваю их, чтобы покорить неуправляемую знать и церковников, которые не испытывают тягот осады. В городе священники готовы позволить людям умирать от голода и даже есть собственных детей, только бы не подчиниться королю-еретику! При этом они сами ничем не жертвуют. Ну разве не отвратительно? – В сердцах он плюнул.

От услышанного Кори ощутила приступ дурноты.

– Ваше величество, вы должны снять осаду.

Генрих развел руками.

– Если я хочу быть королем, я не должен этого делать, но что еще можно придумать? Мой народ так страдает! В начале месяца парижские буржуа устроили демонстрацию, требуя заключить мир и пригласить меня в город, но губернатор натравил на них вооруженных монахов, а многих зачинщиков повесили. Если бы они смогли открыть ворота, я думаю, что люди приветствовали бы меня, но пока ситуацией владеют фанатики.

– Ваше величество, – упрямо повторил д'Андло, – прошу вас быть твердым, и вы увидите…

Наваррец хлопнул ладонями по столу.

– Я проявляю твердость с мая, и посмотрите, к чему мы пришли, – повысил он голос. – Вот-вот здесь будет Парма, с ним войско Майенна вырастет до двадцати тысяч. Их армия сравняется с моей, невзирая на всех моих сподвижников. – Он наклонился к Кори и тихо проговорил, прикрывая рот ладонью: – Даже те, кто присоединяется ко мне, не всегда надежны. Идут разговоры, что они делают это, надеясь разграбить потом Париж, в качестве мести за Варфоломеевскую ночь.

– Простите меня, ваше величество, но они идут к вам на помощь, потому что вы великий военачальник, – возразил Розни. – И я знаю, вас ждет победа.

Наваррец выпрямился.

– Видите, как все происходит? – спросил он. – Оба моих верных командира дают мне разумные советы, однако я не удовлетворен результатами. Если же я поступлю иначе, то и тут результаты меня не порадуют.

Кори безнадежно посмотрела на Мэтью, затем перевела взгляд обратно на Генриха.

– Еще одну игру, ваше величество?

– Да, – пробормотал король. – Еще одна игра – это то, что нужно, чтобы занять мои мысли. Но если ваш сын не будет освобожден сегодня ночью, – обратился он к Мэтью, – я помогу вам попасть в город. Пора встретиться с лисой в ее норе.

* * *

Надежды Мэтью рассыпались в прах, когда наступило восемь вечера и ни Джонатан, ни Кэрью не появились.

– Что ж, значит, вам надо самому туда идти, – заявил король. Он выходил какое-то время назад, чтобы еще раз дать указания своим офицерам, обсудить операцию с командирами и поспать несколько часов, но сейчас вернулся, чтобы узнать новости. Обнаружив, что вестей от Джонатана нет, он помрачнел.

Кори стояла у открытого окна, глядя на стены Парижа, озаренные заходящим солнцем.

– Если бы только город сдался, – произнесла она, комкая свой платок.

– У нас безвыходная ситуация, – отозвался Генрих. – Боже! – Он воздел руки к небу. – Ну что мне делать? Мне сообщили, что Парма уже на подходе, но что я все еще сильнее, пока нахожусь на этой позиции. Мы занимаем всю территорию вокруг Парижа. Город близок к кризису. Но кто там останется через некоторое время, кроме моих врагов?

Кори подошла ближе и посмотрела прямо в глаза Генриху.

– Ваше величество, у меня есть предложение. Почему бы не позволить госпоже Фортуне решить судьбу города?

– Что вы имеете в виду? – Он внимательно посмотрел на нее, как будто опасаясь услышать ее предложение.

– Да, Кори, что ты хочешь сказать? – спросил Мэтью, подходя к ним. Он не ожидал от жены чуда, но в данном случае выход, предложенный Кори, мог оказаться лучше, чем эта бесконечная и бессмысленная осада.

– Ваше величество, я предлагаю сыграть три игры в пикет, – очень серьезно сказала Кори. – Если я выиграю две из них, вы снимете осаду и поведете войска навстречу Парме. Если вы выиграете, то останетесь на месте и продолжите осаду. Что вы на это скажете?

Мэтью поморщился. К настоящему моменту он уже знал о страсти Генриха к различным пари. Его любовь к азартной игре уступала лишь его любви к прекрасному полу. Естественно, он не мог устоять перед предложением Кори.

– Кори, я не думаю, что это разумно, – сказал Мэтью.

– Ваше величетво, вы не можете… – заговорил Розни, подходя к ним.

– Тише, вы все! – приказал Наваррец. Он сверкнул глазами на Розни и Мэтью, затем повернулся к Кори и задумчиво поглядел на нее. – Я желаю обдумать предложение мадам. Не вмешивайтесь.

Мэтью промолчал. Мысль о тысячах мертвых тел на улицах Парижа не доставляла ему удовольствия. Если осаду снимут, множество жизней будет спасено. Он может тогда найти Кэрью, а Джонатан покинет город. Несмотря на необычность предложения Кори, Мэтью должен был признаться, что ему оно нравится.

Видимо, оно также нравилось и Генриху, потому что его лицо озарилось вдруг лукавой улыбкой.

– Принимается!

– Ваше величество, умоляю вас подумать, – вокликнул Розни. – Вы же не позволите простой игре в карты решить ваше будущее?

– Это не простая игра в карты. – Король ходил взад и вперед по комнате, размахивая в возбуждении руками. – Разве вы не понимаете? Что бы мы ни делали, нашу участь во всем решает госпожа Фортуна. Я просто прошу у нее дать мне знак.

Мэтью не мог не восхищаться, как ловко Кори дала королю возможность убедить самого себя.

Однако Розни было не так легко убедить.

– Это неправильное решение, – настаивал он. – Вы еще пожалеете, что позволили судьбе Парижа зависеть от того, как ляжет карта.

– Для меня будет облегчением узнать, что предлагает нам Фортуна. – Генрих взял Розни под руку и подвел к двери. Когда тот вышел, король захлопнул за ним дверь и задвинул засов. – Будете следующим, барон? – с вызовом спросил он Мэтью, не обращая внимания на протесты Розни, доносящиеся из-за двери.

– Люблю посмотреть на хорошую игру! – невинно заметил Мэтью, решив не вмешиваться. Если его жена задумала решить судьбу Парижа, он ни за что не прозевает такой момент.

Генрих послал за своим любимым лекарем и тремя капитанами гвардии. Они будут свидетелями, если исход игры вызовет вопросы. После этого Генрих знаком пригласил Кори садиться и сам сел за стол напротив нее, поставив фонарь сбоку. Они приготовились играть, причем Кори сдавала карты из новой, только что распечатанной колоды.

– В моей масти тридцать очков, – объявил король, сбросив ненужные карты.

Кори сбросила ненужное и вытащила замену.

– У меня двадцать пять очков.

– Замечательно! Пока я впереди, мадам. – Король был в восторге. – У меня также и четыре туза.

Кори казалась разочарованной.

– Ваши тузы выше, чем мои четыре дамы. Я проиграла.

Наваррец перетасовал карты.

– Не расстраивайтесь, мадам баронесса. Вы сама дама всех сердец.

– Принцесса сердец, – поправила его Кори. – Там, откуда я родом, Елизавета Тюдор является королевой всего, включая сердца.

Генрих широко улыбнулся поверх карт.

– Принцесса сердец, дама сердец. Назовитесь как угодно, моя красавица, но вы, видимо, проиграете и эту игру.

– А вы уверены, что не хотите проиграть? – очень серьезно спросила вдруг Кори.

– Когда я играю на пари, я всегда намерен выиграть, – ответил король. – А уж что выйдет, то выйдет.

Мэтью невозмутимо наблюдал за игрой. В комнате повисло напряжение. На этот раз карты были розданы и счет назван так быстро, что он едва успевал следить за происходящим. Про себя он молился, чтобы Кори выиграла.

Если осада не будет снята, ему придется пробираться в Париж тайком, рискуя быть убитым прежде, чем он сможет найти Кэрью. Но если она выиграет, осада будет снята, и найти мальчика будет легче. Как же он мог не желать ее победы?

Наваррец перемешал и раздал карты для следующей игры и положил оставшиеся на стол. Они играли с таким напряжением и сосредоточенностью, что напоминали дуэлянтов, сражающихся не на жизнь, а на смерть. Во второй игре Кори вытащила четыре валета, а Наваррец только четыре восьмерки, и она вырвалась вперед. Когда они начинали игру за взятки, Кори опережала короля по очкам. В результате она выиграла вторую игру и взялась сдавать карты для последнего кона.

– Вы надеетесь выиграть последнюю игру, ваше величество? – спросил Мэтью, не в силах больше выносить напряженное молчание, повисшее в комнате.

– Не могу сказать. Я вручил мою судьбу и судьбу Парижа в руки Фортуны.

Кори объявила, что у нее четыре дамы, и Наваррец вперился взглядом в карты. У него было только четыре валета, так что он проигрывал.

В игре за взятки Кори вела благодаря даме бубен.

Кори сходила тузом. Король уступил взятку. Игра ускорилась, так как оба взяли по равному числу взяток. Мэтью уже не успевал следить за количеством очков короля и считал только очки Кори. Карты у каждого в руках быстро таяли. Наконец, Кори, просияв, положила на стол свою последнюю карту.

Мэтью нагнулся, чтобы посмотреть, какую. Это была дама червей.

– Черт, – пробормотал Наваррец, кладя на стол свою последнюю карту. Это была восьмерка пик.

– Я выиграла! – Кори схватила две последние карты и потрясла их в воздухе, торжествуя. – Осада будет снята! Тысячи людей опять увидят хлеб!

Мэтью откинулся в своем кресле, испытывая глубокое облегчение. Кори выиграла спор. Значит, будет проще спасти Кэрью и Джонатана… если еще не поздно.

 

30

Наступила полночь, и Франсуа был доволен. Когда появятся Кавендиши, он использует одну уловку, которая точно сработает. Ему выпала прекрасная возможность снискать милость герцога Майеннского, и он не собирался ее упускать. Как удачно, что он прослышал про беленького английского паренька, слоняющегося по улицам Парижа в поисках своих родственников! Он начал действовать немедленно, и вот в его руках прекрасная приманка для задуманной им ловушки. Да уж, на этот раз он не сплоховал!

Довольный тем, как развиваются события, он ударил по лицу привязанного к стулу мальчишку Кавендиша и усмехнулся, видя, как тот отчаянно пытается сдержать слезы. Очень достойно, но совершенно бесполезно – делать вид, что не боишься. Почему бы не унизиться, не молить о пощаде? История с Молл Дейкинс открыла Франсуа, какое удовольствие доставляет власть над другим существом, перепуганным и беспомощным.

В комнату вошел Джордж Тренчард, внушительный мужчина с седеющими, коротко стриженными волосами, массивным подбородком и серо-зелеными глазами. На нем была дорогая одежда из зеленой парчи, а в речи слышался акцент, но не французский, испанский или итальянский, а странная смесь всех трех.

Пару дней назад, после смерти Ла Файе, будущее Франсуа было неопределенным. Но мальчишка Кавендиш, наивно желавший разыскать своего дядю в осажденном городе, оказался легкой добычей. Этот парень сразу открыл Франсуа возможность поступить на службу к Тренчарду.

– Сегодня ночью мы избавимся еще от двоих Кавендишей, – произнес Франсуа, надеясь угодить хозяину.

– От троих, – поправил Тренчард, обнажая зубы в улыбке, напоминающей скорее волчий оскал. При этом он не посмотрел на слугу. Он редко кого из слуг удостаивал взглядом, предпочитая обращаться к стенке или к окну.

Франсуа решил, что он так ведет себя, потому что занимает высокое положение при испанском короле, и не обиделся. Ему захотелось посвятить хозяина в некоторые подробности своего плана, чтобы тот не отстранил его от участия в деле, а соответственно и от наград.

– Если вы будете любезны пройти в следующую комнату, – подобострастно сказал он, – я покажу вам, каким способом я намерен убить Мэтью Кавендиша, в то время как вы будете расправляться с Джонатаном.

Тренчард впервые прямо посмотрел в глаза Франсуа своим стальным взглядом.

– Очень хорошо, – бросил он.

Обрадованный ответом и горя нетерпением представить свою идею на суд начальника, Франсуа провел его в соседнюю комнату, открыл буфет и вытащил бутыль из толстого стекла. Вытащив пробку, он предложил бутыль Тренчарду. Тот понюхал содержимое и скривился. Франсуа тщательно закрыл пробку.

– Масло купороса, – сказал Тренчард. – И что ты собираешься с ним делать? – Он все еще смотрел Франсуа прямо в глаза, и тот почувствовал, что эту честь не так легко вынести.

– Я просто вылью это ему на голову, – ответил он.

Тренчард кивнул. Хотя выражение его лица осталось непроницаемым, Франсуа надеялся, что вызвал его одобрение.

Из осторожности он решил не сообщать, что, если этот способ не подействует, он имеет наготове еще более действенный план.

* * *

– Ты не можешь пойти со мной. Это слишком опасно, – сказал Мэтью жене. Он готовился идти к воротам встречать брата. Они с Кори успели поспать несколько часов, а теперь близился рассвет.

Мэтью настраивался на смертельную схватку с Тренчардом, и нервы его сжимались в тугой комок. Старая семейная вражда должна наконец закончиться.

– Но я должна быть там ради Кэрью, – умоляюще сказала Кори.

– Кори, пожалуйста! – Мэтью отложил пистолет, который заряжал, и обернулся к ней, положив руки ей на плечи. – Если я буду знать, что ты ждешь меня здесь, в безопасности, я смогу полностью сосредоточиться на нашей задаче. Мы с Джонатаном приведем к тебе Кэрью, и потом все вместе вернемся в Англию. – Внезапно он порывисто прижал ее к груди. У него было пугающее чувство, что все, что ему дорого в жизни, поставлено сейчас на карту, как еще совсем недавно стояла на кону судьба осады Парижа. Это было странное ощущение, даже в своих многочисленных сражениях он никогда не испытывал ничего подобного. – Кори, обещай мне, что останешься здесь, в безопасности, – попросил он, с мольбой заглядывая ей в глаза. – Мне необходимо быть уверенным в этом.

Кори посмотрела на него снизу вверх, ее глаза были полны нежности.

– Действительно? Тебе это важно?

У Мэтью так перехватило горло, что он едва смог вымолвить:

– Да, важно.

– Ну ладно. – Она вздохнула и прижалась к нему. – Король Наваррский переезжает в новую ставку, потому что готовится снять осаду. Он пригласил меня остановиться там же. Ты должен спросить, где это, чтобы сразу же прийти ко мне, когда все закончится.

Чувствуя облегчение, что сумел убедить ее не рисковать, Мэтью наклонился и поцеловал ее. Прикосновение к ее губам заставило его сердце учащенно забиться.

– Иди с богом. – Она выскользнула из его объятий и отступила. – Кэрью ждет тебя.

* * *

Измученный Кэрью клевал носом на своем стуле. Как он ненавидел веревки, которые вынуждали его сидеть прямо! Если бы он мог лечь и отдохнуть, он набрался бы сил, тогда ему и думалось бы лучше. Возможно, он нашел бы какой-нибудь выход. Он наблюдал за Франсуа, который в соседней комнате работал над чем-то при свете свечи. Кэрью испытал жгучую потребность выяснить, что там происходит.

Мужчина обернулся, чтобы посмотреть на него, и Кэрью опустил глаза. Надо притвориться слепым и глухим. Пусть думает, что он перепуган насмерть, не способен ничего соображать от страха.

После нескольких минут, которые показались мальчику вечностью, Франсуа взял свечу и вышел. Кэрью слушал, как он спускается по лестнице, и почувствовал облегчение. Когда Франсуа уходил, он всегда чувствовал себя лучше.

Осторожно раскачивая стул, Кэрью переместил тяжесть на ноги. Хотя стул был тяжелый, он мог передвигаться с ним на спине, а это уже было кое-что.

Неловко ковыляя, он пересек комнату. Ему надо было следить за тем, чтобы ножки стула не стучали по полу и не привлекли внимание тех, кто внизу, и к тому же стараться не опрокинуться вперед, иначе он не сможет подняться. Но он непременно узнает, что там делал Франсуа. Он достаточно хорошо знал французский, чтобы понять из разговоров, что отец и дядя скоро появятся.

На столе в соседней комнате лежала деревянная доска, а на ней – три дротика с острыми, как игла, наконечниками. Рядом стояло несколько стеклянных сосудов разного размера. В одной из бутылок он узнал купоросное масло, которое Франсуа показывал Тренчарду. Кэрью не понял слов, но догадался, что в этой бутылке. Это та же кислота, которой он тогда обжегся.

Но ее Франсуа не использовал. Около дротиков стояла маленькая бутылочка. Если он не ошибался, то Франсуа окунул наконечники в содержащуюся в ней жидкость. Тогда это должен быть яд. Когда наконечник ранит человека, яд проникнет под кожу, и человек умрет.

С большой осторожностью Кэрью нагнулся и с помощью зубов взял один из дротиков за чистый конец. Франсуа не придет сюда, пока не позавтракает, и, как Кэрью знал по опыту, он вряд ли будет спешить. Кажется, он наслаждался мучениями Кэрью, вынужденного сидеть всю ночь привязанным к стулу. Кэрью ненавидел его всей душой.

Мальчик работал над двумя дротиками медленно и очень аккуратно. Закончив, он положил дротики обратно, все, кроме третьего. Этот он уронил на пол в дальнем углу.

Внизу послышались шаги. Кэрью медленно перебрался в другую комнату. Когда вошел Тренчард, Кэрью опять опустил голову, сидя на том же месте. Тот прошел в дальнюю комнату и стал рассматривать дротики. Это хорошо. Когда Франсуа вернется, он подумает, что это Тренчард брал дротики и положил их по-другому. Вряд ли он заподозрит Кэрью.

* * *

Согласие Корделии остаться придало Мэтью второе дыхание. Воодушевленный ее поцелуем, он подошел к воротам, о которых говорил Джонатан. Но на сердце у него было неспокойно. Он молился про себя, чтобы Джонатан оказался на оговоренном месте.

Генрих распорядился, чтобы войска оставили окрестности Парижа ночью. По его сигналу отход должен был быть произведен с молниеносной быстротой, прежде чем парижане вообще узнают о снятии осады.

Однако Мэтью видел, что горожане что-то подозревают. Бои прекратились как бы сами по себе, и над землей повисла мертвая тишина. Пройдя мимо ряда домиков к огромным воротам с аркой, он увидел темные фигуры монахов на стенах. Остановившись в тени последнего дома, он стал наблюдать.

Должно быть, прошел час, в течение которого Мэтью изнемогал от беспокойства. А если его брата убили или взяли в плен? Если он опять не придет?

Когда первые лучи солнца показались над горизонтом, ворота открылись на мгновение и тут же снова закрылись. Мэтью вгляделся, стараясь угадать, прошел кто-то или нет. Через минуту он разглядел согбенную фигуру. Это был старик нищий, одетый в грязные лохмотья, он брел, хромая, по улице, опираясь на костыль.

Мэтью вжался в дверной проем дома, но калека, поравнявшись с ним, остановился.

– Рад встрече, брат, – тихо произнес он.

Мэтью узнал голос Джонатана и выругал себя за то, что сразу не догадался. Они обнялись в тени дома.

– Поверить не могу. – Джонатан бросил костыль, чтобы похлопать Мэтью по спине. – Младший братишка пришел мне на помощь! В детстве все было наоборот. – Даже в темноте Мэтью заметил блеск в глазах брата. – Мне сообщили про дом, где держат Кэрью, но я нюхом чую ловушку, – продолжал Джонатан. – Как я и подозревал, они собрали десяток голодающих, которые набросятся на меня, как только я появлюсь. Нам нужно разработать план.

– Главная часть нашего плана в том, что осада снята, – сказал Мэтью. – Наваррец прямо сейчас отводит войска. – Он вытащил сверток с едой, приготовленный Кори, и протянул брату.

– Наваррец снимает осаду? Прекрасно! – Джонатан откусил большой кусок сыра и стал жевать, то и дело отпивая большими глотками воду из кувшина, а Мэтью рассказывал ему, как дела у Маргарет.

– Если твоя рана еще не зажила, – предложил он, – я сам могу пойти за Кэрью, а ты оставайся здесь.

– Нет, я уж доведу это дело до конца. – Лицо Джонатана стало мрачным. – А с тобой кто-то есть?

Мэтью указал рукой себе за спину.

– Двое с лошадьми там, в конце улицы.

– Отлично. – Джонатан сбросил с себя лохмотья, оставшись в обычной одежде. – Ты принес хлеб?

Мэтью вытащил и показал большой мешок, который он принес с собой.

– Давай пустим его в дело.

* * *

Парижане еще не скоро должны были узнать о снятии осады. Несмотря на это, Джонатан сделал Мэтью знак следовать за ним и смело пошел к воротам.

– Доставка хлеба! – негромко сказал он по-французски воину, охранявшему их изнутри, и ворота распахнулись без всяких вопросов.

Братья вошли, вручив пахнущий свежим хлебом мешок стражнику. С радостным воплем он уткнулся лицом в мешок.

Почувствовав ни с чем не сравнимый запах еды, со стены ринулась группа людей, и за мешок началась драка. Голод так обострил их обоняние, что запах хлеба действовал на них сильнее любого возбуждающего средства.

Забытые всеми, Джонатан и Мэтью быстро двинулись сквозь лабиринт улиц, заполненных нечистотами. Спотыкаясь в очередной раз о какую-то отвратительно пахнущую кучу, Мэтью почувствовал дурноту.

– Какого черта… – начал было он, но замолк, внезапно рассмотрев, что перед ним разлагающийся труп. – Ужасно! – прошептал он, с болью думая о том, как дешево ценится здесь человеческая жизнь. – Слава богу, что король снимает осаду!

– Да, – согласился Джонатан, беря его за руку и ведя дальше. – Давай, пойдем. Если ты остановишься, на тебя могут напасть. Видишь?

Мэтью ускорил шаги, заметив изможденные лица людей, наблюдающих за ними из окон и дверей, в их голодных глазах горело безумие.

– Боже спаси их! – прошептал он, потрясенный.

– Да, они всей душой желают, чтобы Наваррец победил и освободил их от власти фанатиков-монахов, превративших горожан в заложников, – сказал Джонатан.

– Так они действительно этого хотят? – переспросил Мэтью, когда они остановились в месте, где вонючая узкая улочка пересекалась с более широкой и чистой.

– Люди любят его, – просто ответил Джонатан. – Ты думаешь, как я выжил? Сторонники Наваррца укрывали меня, а я старался подкормить их. – Он указал на дом дальше по улице. – Кэрью вон там. Они ждут, что мы войдем через заднюю дверь, так что воспользуемся парадным входом. Это хотя бы будет неожиданно.

Мэтью осмотрел красивый двухэтажный домик, стоящий между двумя такими же.

– А как мы избавимся от голодных наемников, поджидающих нас?

– Я сам с ними разберусь. – Джонатан стремительно вошел в дом и полминуты спустя вернулся с мальчишкой на руках. Мальчик, хотя и был худеньким, не выглядел истощенным. Открыв заспанные глаза, он доверчиво посмотрел на Джонатана и широко улыбнулся.

– Бонжур, Эль Маджико. Что ты сегодня мне принес?

– Бонжур, Даниэль. Извини за то, что грубовато тебя разбудил, но я принес тебе хлеба, – ответил Джонатан по-французски.

Мальчик мрачно помотрел на него.

– Это ведь не хлеб мадам Монпасье?

– Нет, это не то, что герцогиня Монпасье, сестра герцога Майенна, привозит с кладбища, – заверил его Джонатан, а Мэтью поморщился при мысли о хлебе, сделанном из выкопанных костей. – Все, что тебе придется делать, когда ты его съешь, это пробежать по улице, крича кое-какие слова. – Джонатан объяснил, что он хочет от мальчика.

– А это правда, месье? – спросил ребенок с некоторым сомнением в голосе.

– Будет правдой через час или около того. – Джонатан протянул мальчику горбушку хлеба, видимо, припасенного от своего завтрака.

Ребенок проглотил хлеб, затем встал и побежал по улице.

– Осада снята! – закричал он неожиданно звонким голосом. – К воротам доставили еду! Я только что съел прекрасный кусок хлеба. Спешите! Долгожданная еда прибыла!

Мэтью, спрятавшись в тени, с жалостью следил, как люди в ночных рубашках выбегали из домов и бросались бежать по улице. Они увидели нескольких женщин, но мужчин было намного больше, потому что Генрих еще раньше позволил женщинам и детям покинуть город. Мужчины в развевающихся рубашках бежали по улице в сопровождении слуг. Один нес большой горшок, как будто надеясь наполнить его едой. Другие, явно задержавшиеся, чтобы успеть одеться, бежали следом за первой волной, но зато вдвое быстрее, чтобы нагнать их и не упустить свое.

Дом, на который указал Джонатан, не был исключением. При первых же криках мальчишки дверь распахнулась, и группа оборванцев рванула на улицу вслед за всеми. Вскоре звук возбужденных голосов затих вдали.

– Теперь достаточно светло, чтобы посмотреть, как обстоит дело, – прошептал Джонатан. – И мы уравняли шансы. Нас двое против Тренчарда.

* * *

Сердце Мэтью сжалось, когда они с братом ворвались в дом и увидели Кэрью, привязанного к стулу, со связанными руками и кляпом во рту. Он послал сыну обнадеживающую улыбку, затем обернулся, чтобы встретить врага.

– Итак, Джордж Тренчард, мы опять встретились. – Джонатан взял кинжал в левую руку, в правой была шпага.

Тренчард, тоже со шпагой в руке, издевательски улыбнулся. В свете первых лучей солнца угрожающе сверкнул испанский клинок.

– Я и не ожидал, что ты помнишь меня, Кавендиш. В то время тебе было пятнадцать. А твой братец вообще пачкал штанишки.

– Ты вредил Англии слишком долго, – ответил Мэтью, не обращая внимания на издевку. – Но это время кончилось. – Он взмахнул шпагой в сторону темноволосого Франсуа, стоявшего рядом со зловещим выражением на лице.

Франсуа нахмурился:

– Я не могу драться с человеком со шпагой, когда у меня только кинжал.

– Ничего, сейчас среди нас нет мастера по дуэлям, чтобы придираться к подобным мелочам. – Джонатан встал в позицию и сделал Тренчарду знак защищаться.

– Здесь слишком мало места, чтобы драться четверым, – сказал Тренчард. – Давайте выйдем.

– Еще чего! – Мэтью поднял шпагу.

Тренчард злобно прищурился, но Франсуа переложил кинжал в левую руку и вышел вперед, держа в правой бутылку.

– Ну что ж, подходите, я все равно слабее вас с одним кинжалом. Почему бы нам не решить дело миром? – заговорил он. – Выпейте, и мы все обсудим. – Он сделал шаг к Мэтью, протягивая ему бутылку.

Мэтью отступил, догадываясь о ее содержимом. Он бросил кинжал и схватил табуретку, надеясь прикрыться от кислоты. Даже маленькая капля могла быть опасна.

За его спиной уже бились Джонатан и Тренчард. Он услышал звон клинков и понял, что они и в самом деле будут мешать друг другу. Комната была слишком мала. Но выходить на двор или на улицу, где у их противников могло быть преимущество, тоже не имело смысла.

Послышался стук, но Мэтью не отрывал взгляда от Франсуа. Время, казалось, замедлилось, каждый звук и движение запечатлелись в его мозгу. Слева от него раздавался звон стали, топот и тяжелое дыхание дерущихся. Франсуа подошел почти вплотную, держа бутылку на вытянутой руке.

Краем глаза Мэтью увидел, как что-то движется через комнату справа от него. Когда Франсуа поднял руку, чтобы выплеснуть кислоту на врага, справа появился Кэрью, все еще связанный, бегущий на согнутых ногах со стулом на спине. Не останавливаясь, он врезался во Франсуа, словно таран.

Франсуа упал на бок, в сторону Тренчарда, бутылка вылетела из его руки, и едкое содержимое выплеснулось. В этот момент Тренчард и Джонатан сделали выпад навстречу друг другу. Обе шпаги пронзили цель, но одновременно кислота облила Тренчарда.

Пока Франсуа лежал, оглушенный падением, Тренчард визжал от боли, схватившись за лицо.

С молниеносной быстротой Мэтью отбросил табуретку и поднял Кэрью, который упал после столкновения.

– Это было великолепно, – сказал он сыну, и в его голосе прозвучало искреннее восхищение. Кинжалом он рассек веревки, связывающие мальчика. Выпрямившись, он оглянулся и с ужасом увидел, что Джонатан прислонился к стене, прижимая руку к бедру. Его лицо исказилось от боли.

Бросившись к брату, Мэтью прижал платок к его ране. Тренчард умудрился второй раз ранить его в то же самое место. Кровотечение было довольно сильным.

– Воды! – кричал Тренчард. – Ради всего святого, дайте воды!

– Отец, берегись! – крикнул сзади Кэрью.

Мэтью поднял глаза на Франсуа, который в общей суматохе незаметно встал и выскользнул в соседнюю комнату. Теперь же он стоял в дверях, держа в правой руке шпагу, а в левой – оперенный дротик. В своих путешествиях Мэтью видел подобное оружие и знал, что острый конец дротика скорее всего смочен ядом.

 

31

Мэтью чуть пригнулся, сжимая кинжал и шпагу, но Франсуа, казалось, не собирался драться.

– Если вы двое пойдете со мной, – сказал он по-английски, – я отпущу мальчика.

– Не надо! – предупредил Джонатан. – Он обманет.

– Почему мы должны идти с тобой? – спросил Мэтью.

– Герцог Майеннский желает вас видеть.

– Чтобы он мог убить нас без помех? Нет уж, спасибо. – Мэтью убедился, что Кэрью позади него, в безопасности, и встал в позицию. – Я предпочитаю драться.

– Как пожелаете. – Франсуа сделал выпад шпагой, и противники начали кружить по комнате, стараясь обнаружить слабое место в защите другого. Их молниеносные выпады следовали один за другим, но не достигали цели. Наконец француз сделал выпад, Мэтью отбил его шпагу резким взмахом своего клинка, вонзив его в правую руку противника. Острие достало до кости.

Вскрикнув, Франсуа метнул дротик. Мэтью, который в этот миг вытаскивал шпагу, не хватило мгновения, чтобы увернуться. Боль пронзила его плечо. Смертоносное оружие достигло цели. Разъяренный, он вытащил дротик из раны и в отчаянии отбросил его от себя. Как долго он проживет, пока яд не начнет действовать?

Франсуа отступал, шатаясь, зажимая рану рукой. Его лицо было искажено от боли.

В этот момент Мэтью заметил сына, подбирающегося сзади к Франсуа. Он тоже держал в руке дротик. Подкравшись поближе, мальчик с силой метнул его. Дротик вонзился в шею француза, и Кэрью отпрыгнул назад с победным криком.

Франсуа побледнел, вырвал дротик из раны и какое-то время смотрел на него, парализованный ужасом.

– Скорее! Отец, дядя! – торопил их Кэрью.

Мэтью почувствовал проблеск надежды. Если он успеет довести брата и сына до ворот прежде, чем упадет, они будут спасены. А он сам сможет умереть на руках Кори.

* * *

Они медленно, но неуклонно продвигались к воротам. Мэтью поддерживал Джонатана, передвигающегося с большим трудом. На улицах было странно тихо этим утром, только несколько человек брели в том же направлении, что и они. Но когда они добрались до ворот, то увидели там собравшуюся толпу.

– Я не зря на тебя надеялся, братишка, – проговорил Джонатан, тяжело дыша и опираясь на Мэтью. – Кажется, кровотечение наконец остановилось.

– Молчи лучше и шагай, – приказал Мэтью, удивленный, что не чувствует никакой слабости. – Я не знаю, сколько сам могу продержаться. – Когда Кэрью вопросительно взглянул на него, он решил, что мальчик вряд ли знал, что поразившее его оружие смертоносно. – Дротик, который Франсуа бросил в меня, был отравлен, – пояснил он. – Понимаешь теперь, почему он так злорадствовал? А ты, в свою очередь, ранил его.

Лицо Кэрью озарилось внезапной улыбкой.

– Я еще раньше вытер этот дротик от яда, а тот, что я метнул в него, был отравлен, его я не успел протереть.

Мэтью остановился как вкопанный посреди улицы, пораженный умом и изобретательностью своего сына.

– Но как ты умудрился сделать это незаметно для Франсуа? – спросил он, все еще боясь ему поверить.

– Я мог двигаться со стулом на спине. Подождал, пока он спустится, затем очистил два дротика, а третий упал у меня из рук, я не смог его поднять, но запомнил, куда он упал. Ты ведь не думал, что я позволю им убить тебя? Я слишком люблю тебя, отец. – И Кэрью улыбался ему так радостно, что у Мэтью от счастья буквально разрывалось сердце.

– Великий боже, благодарю тебя за такого прекрасного сына! – воскликнул он, возведя глаза к небу. Оставив на миг брата, он крепко сжал сына в объятиях. – Если бы ты только знал, как я люблю тебя, Кэрью! Даже не верится, что ты мой сын! Ты самый лучший из людей… – Сознание того, что он избежал почти верной смерти, опьянило его. Мэтью радостно засмеялся при мысли, что впереди у него долгие годы, которые он сможет провести рядом с сыном, чтобы в полной мере выразить свою любовь к нему.

Кэрью глядел на него сияющими глазами.

– Ты правда любишь меня, отец? Хотя я негодяй и олух?

– Ты вовсе не олух, Кэрью. – Мэтью любящим жестом отвел прядь волос со лба мальчика. – Я любил тебя всегда и с каждым днем люблю все больше. Ты дашь мне шанс доказать тебе это? Я поклялся, что никогда не оставлю тебя, и сдержу слово.

Кэрью молча прижался к нему, но Мэтью читал любовь в его глазах. Пропасть, так долго разделявшая их, исчезла. Но каким же трудным оказался путь к этому. Мэтью собирался навсегда запомнить этот урок. Одновременно он понимал, что сегодня его сын доказал не только, что любит его. Он доказал, что становится мужчиной.

В этот момент из-за угла показался Даниэль и, осуждающе посмотрев на обнимающихся отца и сына, подошел к Джонатану.

– Еще раз здравствуйте, Эль Маджико. Вы ранены, – сказал он, озабоченно глядя на Джонатана. – Помощь не нужна? От этих двоих сейчас мало толку.

– Да, Даниэль, я не отказался бы от помощи. Можешь сказать людям у ворот, что мы несем важное письмо от испанского посла Генриху Наваррскому. – Джонатан покачнулся. – Нам надо идти.

– Действительно, идемте скорее. – Мэтью ласково потрепал Кэрью по волосам и подошел к брату. – Но эти люди у ворот… они поверят нам? – спросил он с сомнением.

– Поверят настолько, чтобы выпустить из города, – ответил Джонатан. – Даниэль, ты готов?

– Да, – ответил мальчик. – А когда мы выйдем, могу я увидеть короля?

Джонатан ответил ему улыбкой:

– Разумеется. Наваррец любит шустрых, сообразительных парней.

– Но пусть и он мне поможет, – сказал Даниэль, мотнув головой в сторону Кэрью. – Тогда будет видно, что мы оба на вас работаем. – Он послал Джонатану лукавую улыбку, схватил Кэрью за руку и побежал к воротам. – Дорогу нарочному испанского посла! Дорогу! Дорогу! – кричал он громким голосом. Кэрью быстро понял, как будет по-французски: «Дорогу!» – и присоединился к нему. Среди вызванного переполоха их группа благополучно миновала ворота.

* * *

В Шалле, в прохладе церкви, Кори томилась в ожидании. В этом городке к востоку от Парижа теперь располагалась ставка Генриха. Кори ужасно волновалась, но заставляла себя терпеливо ждать, как бы нелегко это ни было.

– Мадам баронесса, кажется, они уже идут, – сказал ей один из стражников, стоявших у входа.

Кори бросилась к дверям, сердце ее бешено колотилось. Они должны быть живы. Все трое! Или она…

Но что она будет делать в том случае, если с Кэрью или Мэтью случится что-то плохое, она не успела додумать, оказавшись на ступенях церкви и вытягивая шею, чтобы увидеть хоть что-то через головы снующих туда-сюда солдат. Вот в дальнем конце улицы появилось трое всадников. Или четверо?

Едва увидев, что это именно те, кого она ждала, Кори сбежала по ступеням и бросилась к ним. Заметив ее, Мэтью и его спутники остановились и спешились. Прямо с разбегу Кори попала в объятия Мэтью, смеясь и плача одновременно.

– Мэтью, ты живой! Спасибо Фортуне, я так рада! – Она тут же сжала в объятиях Кэрью. Кори была так рада его видеть, что даже не могла говорить какое-то время. Она только крепко обнимала его, довольная, что и он отвечает ей так же бурно. – Кэрью, мой милый! Я так из-за тебя волновалась! Слава богу, что ты цел и невредим! Но как ты мог вот так сбежать? Как тебе не стыдно? Ты напугал меня до полусмерти. Но главное, что ты цел! Это самый счастливый день в моей жизни!

– Можешь поблагодарить его и за то, что я жив, – смеясь, сказал Мэтью, обнимая жену за талию. Она снова повернулась к нему и обняла за шею. Он был весь в дорожной пыли, но Кори ничего не замечала.

– Спасибо тебе, Кэрью, – с готовностью откликнулась она. – Но что же произошло?

– Я стер яд с дротика, – с гордостью ответил Кэрью. – В результате единственный отравленный дротик достался Франсуа.

– Вы должны мне все рассказать в подробностях, – заявила Кори, плохо понимая, о чем он говорит, и чувствуя, что сейчас разрыдается от переполняющих ее чувств. – Но сначала надо помочь твоему дяде. Он ранен. Ведь это же твой дядя Джонатан? – Чувствуя вину, что забыла обо всем, поглощенная радостью встречи, она поспешила к Джонатану. Тот опирался на плечо Даниэля, который помог ему слезть с лошади.

– Меня слегка задела шпага, – беззаботно сказал он, – но это не смертельно. Иначе я не смог бы сюда добраться. Кстати, я очень рад познакомиться с вами, дорогая невестка. Охотно расцеловал бы вас, если бы чувствовал себя получше.

– Не смейте даже думать об этом. Просто дайте мне уложить вас в постель и послать за королевским лекарем. Вы бледны, как полотно, – строго сказала Кори, подставляя ему свое плечо. Даниэль встал с другой стороны, чтобы было сподручнее вести раненого. – А пока вы выздоравливаете, я буду заботиться о вас. Как вы вообще могли позволить проткнуть себя шпагой, Джонатан Кавендиш, когда ваша жена вот-вот родит?

– Ты должна предоставить это мне, – мягко сказал Мэтью, оттесняя Кори и занимая ее место около брата. – Так куда нам идти?

– В тот большой дом на площади. – Кори указала на дом с палисадником, полным цветов. – Мэр был рад предоставить нам кров. У меня готова для вас еда, горячая ванна и чистые постели. Пойдемте, Джонатан, вам все это полагается в первую очередь.

Джонатан улыбнулся, оценив дружеское участие невестки.

– Я сделаю все, что вам угодно, – сказал он, – если сначала вы позволите мне отдохнуть на одной из этих чистых постелей.

– Ну конечно! – воскликнула Кори. – Вы, должно быть, совсем без сил. – Взволнованная, она взяла Кэрью под руку и увела в дом.

По ее указанию слуги тотчас же бросились помогать Джонатану.

– Отец был великолепен. Он прекрасный фехтовальщик! – с восторгом заметил Кэрью, следуя за ней.

– А ты прекрасный помощник в бою, Кэрью, – тут же отозвался Мэтью, идущий чуть позади. Он проследил, чтобы Джонатана увели в спальню и послали за врачом. – Я был просто потрясен, когда ты сказал, что вытер яд с дротика, предназначавшегося мне. Я уже приготовился умереть. – Он нежно положил руку на плечо сына. – Ты спас нас сегодня, и не один раз.

Кори глядела на них, широко раскрыв глаза от удивления.

– Так тебя ранили отравленным дротиком? И ты думал, что умираешь, когда выводил из города брата и Кэрью?

– Да. Но я не умер, как видишь. А узнал об этом только от Кэрью. – Мэтью обнял сына и прижал его к себе. – Я люблю тебя, Кэрью, – произнес он с чувством.

– Я тоже люблю тебя, отец, – ответил Кэрью слегка дрогнувшим голосом. – Теперь я знаю, что ты любишь меня достаточно, чтобы умереть за меня. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я сделал бы для тебя то же самое.

– Я больше никогда от тебя не уеду, клянусь! – Их взгляды встретились, и Кори видела, как любовь и понимание согревают сердца отца и сына. Ей даже показалось, что она чувствует это тепло.

Но при этом неожиданная боль кольнула сердце. Мэтью наконец обрел сына, осознал свою любовь к нему. Ей же оставалось только надеяться, что когда-нибудь в его сердце найдется место и для нее.

* * *

К тому времени, когда врач, осмотрев пациента, сообщил Кори, что рана Джонатана неопасна, а сам пациент поел и заснул, Кэрью, Мэтью и Хью уже успели съесть приготовленный ею обед. Уставшая до предела, Кори стояла в дверях столовой, не в силах отвести влюбленного взгляда от своего мужа. Почувствовав ее присутствие, Мэтью поднял глаза. Сразу же извинившись перед остальными, он встал из-за стола и, ни слова не говоря, повел жену в отведенную им комнату.

Здесь Мэтью с силой прижал Кори к себе, осыпая поцелуями. Внезапно она расплакалась, чувствуя, что не может больше сдерживаться.

– В чем дело? – ласково спросил Мэтью. – Не плачь, дорогая моя. Все позади.

– Именно поэтому я и плачу, – всхлипывая, объяснила Кори. – Вы все наконец в безопасности. Я так рада!

– Так ты плачешь от радости?

– Да, – пролепетала она. – Я рада, что ты не уедешь. Ты так нужен Кэрью. – Она обняла его еще крепче, радуясь, что он осознал свою любовь к сыну, но при этом не смогла подавить чувство охватившего ее одиночества.

– А тебе? – спросил Мэтью, понимая, что за этим что-то кроется. – Тебе-то я нужен?

– Да, конечно, – всхлипнула Кори. – Но Кэрью ты нужен больше. – Она уткнулась лицом в его плечо. – Ты не должен обо мне беспокоиться, – жалобно проговорила она. – Я справлюсь.

Мэтью начал мягко укачивать ее в своих объятиях.

– Это одна из причин, по которой я так люблю тебя, Кори. За твое преданное, нежное сердце. Ты всегда заботишься в первую очередь о других, а не о себе, но я не могу позволить, чтобы так было всегда.

Кори замерла, не веря своим ушам.

– Ты… что?

– Я люблю тебя, Корделия Кавендиш. – Мэтью улыбнулся и заглянул ей в глаза. – Ты знаешь, в тот момент, когда дротик Франсуа воткнулся мне в плечо, я посмотрел смерти в лицо и понял, что единственное, с чем я не могу расстаться, – это с тобой, любовь моя.

Кори во все глаза смотрела на него, боясь поверить его словам.

– Я только что осознал, что могу чувствовать все не менее остро, чем ты. Я просто забыл, как это делается, – продолжал он. – Жизнь ранит нас, но она в то же время и доставляет нам радость, которая удесятеряет наши силы. Я люблю тебя, Корделия. А ты? Ты можешь сказать, что любишь меня?

Искренность его слов, произнесенных таким серьезным тоном, наконец убедила ее. Мэтью говорил правду.

– Ну конечно, я люблю тебя! – Она обняла его изо всей силы, растерявшись от такого открытия. – Я поняла, что люблю тебя, еще в Мо, когда тебе грозила смерть. Я смогла выбить кинжал у Ла Файе только потому, что не могла представить, что ты будешь ранен.

Мэтью усмехнулся:

– Да, это был хороший удар. Я тебе очень благодарен. – Он наклонился и коснулся губами ее щеки. – Теперь, когда мы с тобой знаем всю правду о Ла Файе, я понимаю, что он нарочно подстроил все так, чтобы улики указывали на Эссекса. Я рад, что Эссекс невиновен. Королева так привязана к нему!

– Я тоже рада, но не считаю его совсем уж невиновным, – ответила Кори, наслаждаясь его ласками. – Возможно, он не совершал убийства, но у него такой характер, что он вполне способен организовать заговор. Надеюсь, ее величество сумеет держать его под контролем.

– Зная тебя, не сомневаюсь, что ты ей в этом поможешь. Ты всегда вмешиваешься, если назревает проблема.

– Ну, с Жаком Ла Файе я проявила себя хуже некуда, – признала Кори со смущением. – Теперь даже странно, как я могла думать, что он любил Молл или был достоин ее любви. Я оказалась такой наивной дурочкой!

– Ты просто не можешь быть дурочкой, Корделия, – утешил ее Мэтью. – Твое доброе сердце скрыло от тебя правду. Ты хотела думать о нем хорошо ради Молл, а очень часто люди действительно пытаются быть лучше, чувствуя такое доверие со стороны. Честно говоря, когда я услышал, что ты во Франции, то сразу подумал, что ты все устроишь наилучшим образом и все будет в порядке.

– Лжец! – воскликнула Кори, сморщив носик. – Ты наверняка хотел задать мне хорошую трепку и отправить домой, но это одна из причин, по которой я люблю тебя, Мэтью. Ты напоминаешь мне о моих удачах, а не об ошибках.

Ее слезы давно высохли. Глубоко вздохнув, она всем телом прижалась к нему. И сразу почувствовала, что Мэтью возбужден.

– Пожалуйста, люби меня! – попросила она, стремясь опять испытать высшее наслаждение от близости с ним. – Быть с тобой – это так прекрасно. Я никогда не смогу насытиться тобой.

– С радостью, милая, – прошептал Мэтью, страстно целуя ее.