ПРОЛОГ

Южный берег Англии,

графство Дорсет,

1579 год

– Не спеши, Джордж. Птицы, как и женщины, существа нервные, непредсказуемые. Главное – начать действовать в нужный момент.

Чарльз Кавендиш положил руку на плечо друга, чтобы успокоить и приободрить его. Свое дело Чарльз знал хорошо. Никто в округе не сомневался, что в соколиной охоте он превосходит всех.

– Ты должен быть уверен в себе – и тогда все получится.

– Да, да, согласен. Ты только скажи мне – когда. – Джордж слегка заикался от волнения. – Бог мой, как же она хороша! Ты только взгляни на нее, – выдохнул он. – Вот это будет добыча!

– Если она тебе достанется, – напомнил Чарльз. – Чрезмерная самоуверенность тоже ни к чему: она может обернуться провалом. Нельзя загодя быть уверенным в удаче.

– По-моему, видеть добычу, предвкушать охоту на нее – уже наслаждение, – сказал Джордж. – Но даже если ты уверен в успехе, всегда надо оставлять место случайности.

Чарльз подумал, что всякий раз знакомое предчувствие будоражит его кровь. Хотя сейчас он выступает в роли наставника, а плоды успеха будет пожинать Джордж, он все равно испытывает радость и какой-то особый подъем, который делает это прекрасное утро еще прекраснее.

На холмистой земле Дорсета стояло позднее лето, уже готовое перейти в осень. Свежий ветерок слегка растрепал волосы Чарльза, когда он повернул голову. Он был холодным, этот ветер, но щедрое солнце согревало Чарльза, тепло проникало сквозь легкий кожаный камзол и сорочку.

Неожиданно в дальнем конце болота два его спаниеля принялись отчаянно лаять. Потревоженная в своем укрытии великолепная цапля показалась во весь рост в высокой болотной траве.

– Пора, – подтолкнул Чарльз своего друга. – Давай!

Джордж поднял руку в плотной перчатке и сдернул клобучок с головы сокола, давая возможность птице оглядеться вокруг.

– Пошел! – закричал он, подбрасывая сокола вверх. – Вот она, твоя добыча!

Сокол взвился в воздух, рассекая его своими сильными крыльями, и устремился к цапле. В этот момент Чарльз заметил незнакомого черного пса, опередившего двух его спаниелей, но не придал этому особенного значения. Как всегда, он сосредоточился на полете своей птицы, ощущая сильные взмахи ее крыльев так, словно сам он находился в полете. С того дня, когда он год назад получил этого молодого сокола в подарок на свое тринадцатилетие, он весь был поглощен обучением этой птицы. Чарльз знал, что сейчас она без всякого труда завладеет своей добычей, несмотря на то что цапля гораздо крупнее ее. Чарльз следил за ее полетом, предвкушая, как вечером они будут лакомиться жареной дичью. Он уже ощущал на языке восхитительный вкус птичьего мяса…

Но внезапно неизвестно откуда в небе появилось темное пятно и метнулось наперерез его птице. Потеряв из вида свою цель, сокол в нерешительности замер в воздухе, раскинул крылья и повернул обратно. А к цапле в это время летел крупный чужой сокол.

– Что за дьявол? – рванулся вперед Чарльз.

– Это моя цапля! – воскликнул Джордж.

Чужой сокол камнем обрушился на цаплю, сломав ей шею. Вонзив когти в спину жертвы, он потащил ее по земле и исчез в густых зарослях камыша, окаймляющих болото.

– Будь ты проклят! – закричал Чарльз и побежал по заводи, чувствуя, как вода просачивается в тяжелые сапоги. – Я убью хозяина этой птицы!

– Погоди! – Джордж устремился вслед за ним, выставив вперед тяжелую перчатку.

– Оставайся на месте и дождись моего сокола! – приказал Чарльз. – Помаши приманкой, и он прилетит к тебе.

Джордж остановился и начал осматриваться вокруг в поисках птицы. Чарльз бежал дальше, хотя и понимал, что ему самому следовало бы приманить своего сокола. Но гнев гнал его вперед. Он настигнет того, кто посмел украсть его добычу!

Черная собака выскочила из зарослей камыша и помчалась в ту сторону, где скрылись цапля и сокол. Продираясь вслед за ней, Чарльз отметил про себя, что это та самая охотничья собака, которую он видел раньше. Он добежал до птиц, только немного отстав от нее.

Сидя на спине цапли, сокол повернул к нему голову. Его пронзительный надменный взгляд и высокомерно вздернутая голова, казалось, говорили: «Это моя добыча. Тебе не повезло». Черный пес занял оборонительную позицию рядом с цаплей и злобно смотрел на Чарльза.

– Ах, вот ты как! – проворчал Чарльз, оглядывая лес.

Поскольку собака прибежала оттуда, из леса непременно должен был появиться и ее хозяин. Эта земля принадлежала семейству Морли, но с тех пор, как несколько лет назад умерла леди Морли, там никто вроде бы не жил.

Судя по треску сучьев, кто-то пробирался сквозь густой лес. Чарльз сжал кулаки и широко расставил ноги, готовясь к драке. В свои четырнадцать лет он был достаточно сильным, чтобы справиться с любым ровесником, да и более взрослым противником. Интересно, кто хозяин этой отлично обученной птицы?

Чужак приближался, и внезапно Чарльз замер от удивления: ветер донес до него мелодию какой-то странной песни, эхом отдававшейся между деревьями. Наконец ветки раздвинулись, и показалась тоненькая фигура.

Чарльз уставился на нее, потеряв дар речи. Да это не парень, а девушка!

А может, лесная нимфа?

Волосы у нее были черные, густые, легкие локоны вились вокруг лица, падали на спину шелковистым покрывалом. Девушка как ни в чем не бывало отряхнула волосы от прилипших к ним листьев и высвободила прядь, зацепившуюся за ветку. Белоснежные перья, заткнутые у нее за левым ухом, подчеркивали черноту волос. Сквозь прореху в ее простенькой юбке виднелось колено, блузка небрежно сползла с одного плеча, но ей, по-видимому, это было совершенно безразлично. Так же как то, что взгляд незнакомца уперся в ее маленькие, упругие груди, вырисовывающиеся под тонкой тканью блузки.

Но самое странное заключалось в том, что на руке у нимфы была плотная перчатка сокольничего!

Чарльз с трудом сглотнул, пытаясь подавить возбуждение, пробудившееся в его чреслах. Он не должен испытывать ничего подобного по отношению к этой странной девушке, повстречавшейся ему в лесу. Тем более что она завладела его охотничьей добычей. Но в последнее время он часто думал о женщинах. Настолько часто, что не мог заснуть по ночам.

Девушка выглядела совершенно невозмутимой, естественной и такой соблазнительной… Подняв руку в перчатке, она слегка улыбнулась ему. Потом ее губы разжались, и из них вырвался резкий, вибрирующий свист.

Сокол без колебаний оставил цаплю, взлетел и опустился на руку своей хозяйки, позвякивая маленькими колокольчиками на путах. Девушка достала из мешочка, висевшего у нее на поясе, кусок сырого мяса и стала кормить птицу. Когда та покончила с угощением, незнакомка вытерла испачканные кровью пальцы о юбку. Ее взгляд снова остановился на Чарльзе. Она вела себя совершенно спокойно, словно имела право выхватить добычу у него из-под носа, даже не извинившись!

– Вы поступили нечестно! – воскликнул Чарльз, злясь не только из-за испорченной охоты, но из-за того мучительного возбуждения, которое он испытывал в ее присутствии. – Я жду извинений!

Девушка окинула его удивленным взглядом и стала спускаться к нему по склону холма, величавая и уверенная в себе.

– Из-за чего вы сердитесь? – произнесла она, останавливаясь перед ним.

– Я не сержусь, – выпалил Чарльз. – Я разъярен! Вы украли мою добычу!

– Вовсе нет, – спокойно отозвалась она. – Вы просто опоздали выпустить своего сокола.

Она снова улыбнулась, чуть скривив губы и явно бросая ему вызов.

«Неужели я слишком поздно скомандовал Джорджу?» – спрашивал себя Чарльз, приходя в ярость от такого предположения. В семье его вечно попрекали тем, что он всюду опаздывает – в церковь, на урок к учителю. Но он всегда был точным и пунктуальным, когда дело касалось его птиц. Собственно говоря, как раз из-за своих птиц он и опаздывал повсюду.

– Моя птица выжидала довольно долго, прежде чем вы выпустили свою, – добавила девушка.

Она почесала белоснежную грудку своего сокола, и тот отозвался на ласку, перебирая лапками по ее руке и курлыча от удовольствия.

– Я не видел ее, – мрачно заметил Чарльз.

– Увидели бы, если бы смотрели как следует. Она была довольно высоко. А где сейчас ваш сокол?

Чарльз был слишком рассержен, чтобы вести с ней беседу. Он сжимал и разжимал кулаки, переведя взгляд с безмятежного, прекрасного лица девушки на ее шею. Он без труда мог бы обхватить пальцами эту нежную шейку. Его пальцы даже заныли от этого желания. Ее губы выглядели такими мягкими, манящими, что он тут же припомнил мимолетные поцелуи, которые ему удавалось срывать с губ молочниц на ферме, и почувствовал, что был бы не прочь испробовать эту лесную нимфу.

– Сколько же вам лет, если вы так хорошо разбираетесь в соколиной охоте? – спросил он, стараясь выглядеть равнодушным.

– Тринадцать, – отчеканила она, горделиво вздернув подбородок. – А вам?

– Мы здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями.

Он напустил на себя высокомерный вид, не отводя взгляд от глаз девушки. Вблизи, при солнечном свете, ее глаза оказались ярко-зелеными. Они наводили на мысль о прохладных, сочных полях клевера в жаркий летний день или о покрытых росой полянах ранней весной. Чарльз тряхнул головой, еще более злясь на то, что она заставила его предаться дурацким похотливым фантазиям. Раздражение еще сильнее воспламенило его кровь, когда он понял, что она ничуть не испугалась его гневного взгляда.

Девушка нагнулась, подняла белоснежную цаплю, закинула ее себе на плечо и направилась к холму. Собака охраняла ее, идя рядом с хозяйкой.

– Остановитесь! Что вы собираетесь делать с этой птицей? – закричал Чарльз и бросился за ней. – Вы по крайней мере должны разделить со мной добычу.

– Я нуждаюсь в этом мясе больше, чем вы, – заявила девушка, обернувшись к нему. – Я уже несколько дней живу одна в имении Морли. Там нечего есть, кроме того, что я добываю на охоте.

Она кивнула на сокола, сидевшего у нее на запястье.

Чарльз остановился, пораженный грустным выражением ее лица, тем, как печально поникли ее плечи, когда она зашагала прочь.

– Почему вы живете одна? – крикнул он ей вдогонку. Его гнев странным образом испарился в одно мгновение. – А где ваш отец? Почему вам нечего есть?

– Мой отец сейчас в Пуле, он готовится к поездке в Париж, – ответила девушка, не оборачиваясь. – Он не смог сопровождать меня, а я должна была побывать в имении Морли. Понимаете, моя мама умерла здесь…

– Как же отец отпустил вас одну?

Сейчас, когда она поднялась на холм и оказалась среди деревьев, луч солнца пробился сквозь листву, словно распахнув дверь в иной мир, осветив место, где стояла девушка. Она была так ослепительна в этом потоке света, что его глазам стало больно.

– Я намеренно избавилась от своей горничной по дороге сюда. Я хотела побыть одна.

Он заморгал от удивления, а когда снова посмотрел в ее сторону, она уже скрылась в тени деревьев.

Собаки Чарльза подбежали к хозяину и уселись у его ног. Он почувствовал теплое дыхание, но даже не взглянул на псов.

– Она, наверное, сумасшедшая, – пробормотал он, глядя ей вслед. – Приехала в Морли одна. Отправилась на охоту…

И тут его осенило – она не сумасшедшая. Она просто сумасбродка. Она сама как вольнолюбивый сокол – летит куда захочет, отказываясь от чьей-либо помощи.

Девушка продолжала подниматься по склону холма, переходя из тени в свет и опять скрываясь в тень. На опушке леса она остановилась, освещенная потоком солнечного света, и, обернувшись, помахала ему рукой. Луч солнца вспыхнул в ее темных волосах. Птица, сидевшая у нее на руке, привстала и широко расправила свои великолепные крылья.

Странное чувство охватило Чарльза, повергнув его в смятение. Она была слишком прекрасна, слишком независима для его понимания, и это приводило его в ярость.

Она исчезла в густом подлеске, и он, расстроенный своим смятением, повернул назад. «Как же так вышло, что я потерпел поражение от какой-то девчонки?» – с досадой думал Чарльз, сердито хлюпая сапогами по воде. Хуже того, она обвинила его в том, что он промедлил!

«Я могу делать все, что захочу. Могу опаздывать куда угодно, – бормотал он, все еще находясь во власти противоречивых чувств, которые она пробудила в нем. – Но на соколиной охоте я никогда больше медлить не буду».

И, оглянувшись через плечо на рощу, в которой затихал шорох ее шагов, Чарльз дал себе еще одну торжественную клятву: «Никогда больше вы не одержите надо мной верх, таинственная леди с соколом!»

 

1

Париж, начало мая

1588 года

– Мадемуазель Морли, мне очень жаль, но я не могу здесь дольше задерживаться. Я должен вернуться к сэру Хэмфри к семи часам.

Фрэнсис очнулась от своих мыслей и взглянула на молодого человека, стоявшего перед ней в прихожей ее парижского дома. Ее бывшего парижского дома.

– Да, конечно, я понимаю. Обещаю, что не задержу вас.

Она встала, разгладила черную траурную юбку, взяла в правую руку плетеную клетку с Орианой, а в левую – сумку со своими вещами и бросила прощальный взгляд на опустевшую гостиную.

Последние девять лет она называла это место своим домом и любила в нем каждый уголок – просторный холл с витой лестницей наверх, гостиную, которую украшал выложенный розовым мрамором камин… Сколько дивных вечеров провела она в этой гостиной, играя в карты или просто беседуя с друзьями ее дяди!

Теперь все изменилось: над этим домом витала зловещая тень. У Фрэнсис сжалось сердце при мысли о том, что ей, возможно, придется провести здесь ночь в одиночестве. Вся прислуга ушла, инстинкт подсказывал Фрэнсис, что и ей лучше уйти из этого дома как можно скорее.

Слезы навернулись у нее на глаза, когда она оглядывала знакомые покои, в которых они с дядей жили с тех пор, как ее отец умер три года назад. Теперь жестокая судьба украла у нее последнего близкого человека…

Если бы только она могла повернуть время вспять, услышать еще разок веселый голос дяди, увидеть его улыбающееся лицо… Тоска болью сжала ее сердце. Ей не дано повернуть время вспять, как не дано было и спасти дядю от смерти.

Фрэнсис не сомневалась, что это было убийство, но доказать свое предположение не могла.

– На него напали грабители, – заявили парижские власти, когда труп дяди ранним утром выловили из Сены. Но она одна знала, что это не так.

Ей никогда не забыть ту ночь – душераздирающий дядин крик, разбудивший ее. Шум борьбы, заставивший ее выскочить из постели и спуститься вниз. Дрожа от холода и страха, босая, она выбежала в холл… и обнаружила, что входная дверь распахнута, а дяди нет.

– Надо выяснить, кто это сделал! – возмущалась она, обращаясь к английскому послу. – Нельзя оставлять безнаказанным такое преступление! Ведь дядя работал с вами, вы не должны быть равнодушны к его смерти!

– Хорошо, хорошо, дорогая, – успокаивал ее посол. – Мы сделаем все возможное, чтобы виновные были пойманы.

Тогда Фрэнсис поверила ему. Но сейчас, когда прошло уже шесть дней, а преступление так и не было раскрыто, у нее возникли серьезные сомнения.

– Может быть, мне лучше отвезти ваш сундук к сэру Хэмфри? – спросил служащий посольства, показывая на ее скромные пожитки. – Он сможет переслать его вам в Лондон.

Фрэнсис согласилась.

– Сэр Хэмфри очень любезен. Я оставлю при себе только мою птицу и сумку.

Вздохнув, Фрэнсис последовала за молодым человеком по ступенькам. Пока он укладывал ее сундук на тележку и привязывал его, она раздумывала, как ей быть дальше.

Потеряв своего дядю, Фрэнсис осталась без средств. Будь у нее деньги, она не уехала бы из Парижа и занялась поисками убийц, но такой возможности у нее не было, и Фрэнсис не оставалось ничего другого, как вернуться в Англию.

Обстановка в Париже не способствовала ее намерениям отыскать убийц дяди. Герцог Гиз угрожал королю, своему кузену, добиваясь короны. На улицах то и дело вспыхивали беспорядки. Надвигались грозные события, и одинокой девушке здесь было не место.

Молодой человек, присланный сэром Хэмфри, тоже испытывал беспокойство. Ему явно не терпелось идти, и он стоял, напряженный, нервно поглядывая по сторонам.

Фрэнсис не собиралась менять свое решение, к тому же она обещала домовладельцу съехать непременно сегодня, чтобы он смог пустить уже завтра новых жильцов. Но отправляться одной в далекое путешествие было небезопасно, к тому же ей был обещан сопровождающий.

– Передайте сэру Хэмфри, что, если мой сопровождающий не явится в течение часа, я буду весьма признательна, если смогу провести ночь в его доме, – сказала она. – Если же он все-таки придет, мы отправимся прямо отсюда.

– Сэр Хэмфри всегда будет рад оказать вам гостеприимство, – пробормотал молодой человек, в последний раз проверяя, хорошо ли он привязал сундук.

«Это не совсем так», – подумала Фрэнсис, поставив клетку с птицей и доставая кошелек. Сэр Хэмфри Перкинс шесть лет проработал вместе с ее дядей в английском посольстве. Она знала, что как друг семьи он с радостью примет ее – но не ее птицу. Он неодобрительно относился к увлечению Фрэнсис и вряд ли потерпел бы присутствие сокола в своем доме.

Фрэнсис сунула мелкую монету в руку молодого человека.

– Это вам. В благодарность за помощь.

Он поклонился.

– Я передам сэру Хэмфри, что вы приедете в его дом, если в течение часа не появится ваш сопровождающий. Если же вас не будет, это означает, что вы на пути к побережью.

– Да, – кивнула Фрэнсис. – В этом случае мы немедленно уедем.

Она выслушала его пожелания благополучного путешествия и проследила взглядом, как он катит свою тележку по оживленной парижской улице, которая к вечеру начинала постепенно затихать. Небо над городом выглядело так, словно большая кисть смыла серовато-голубые облака, заменив их сплошным серебристым фоном. Знакомый пейзаж, всегда радовавший ее взор, сейчас заставил сердце сжаться от боли.

Вернувшись в дом, Фрэнсис поставила клетку и присела на ступеньку лестницы. Так она сидела в полном одиночестве, обдумывая две оставшиеся возможности. Дожидаться неизвестно кого, надеясь на его появление, или отправиться к сэру Хэмфри и просить его приютить ее, чего ей очень не хотелось.

Во всем виноват этот человек… как же его зовут? Фрэнсис порылась в сумочке, притороченной к поясу, в поисках письма королевы, чтобы уже в сотый раз убедиться, что она правильно поняла его содержание. Все верно, писарь четко вывел его имя – барон Милборн, королевский сокольничий, прибудет восьмого мая, чтобы отвезти ее в Дьеп. Там они сядут на корабль, который доставит их в Англию. Но сегодня восьмое, уже конец дня, а барона Милборна все нет…

Может быть, что-то случилось, когда он плыл через Пролив? Или он не нашел ее дом? Могли возникнуть десятки извиняющих его непредвиденных обстоятельств. Но так или иначе она не намерена коротать ночь в опустевшем доме!

Барон Милборн был при дворе королевы Елизаветы заметной фигурой. Дамы обсуждали между собой его привлекательную внешность, превозносили его опыт в любовных делах. Он не был женат и слыл искусным соблазнителем женщин. Уже эти его качества вызывали у Фрэнсис неприязнь.

Однако должность королевского сокольничего считалась очень уважаемой. Человек, занимающий этот пост, должен был обладать высоким искусством в обращении с хищными птицами. Мысль о том, что ей предстоит встреча с мужчиной, который в равной степени умеет управляться как с птицами, так и с женщинами, вызывала в ней одновременно любопытство и странное беспокойство. Фрэнсис слышала, что титул барона Милборна носит Чарльз Кавендиш. Не тот ли это юноша, которого она повстречала девять лет назад там, где смыкаются земли Кавендишей и Морли? Память вернула ее в то время. Холмы, заросшие густым лесом, соколы, парящие высоко в небе, ее охотничий трофей – белоснежная цапля и юноша – стройный, красивый, преисполненный негодования…

Но гнев его быстро остыл. Фрэнсис инстинктивно уловила его смущение, заметила искорку желания в его глазах.

В тот день карие глаза охотника сказали ей многое. Они говорили, что он хочет обладать ею, но еще сам боится признаться в этом себе.

Этот юноша, в котором мужская похоть боролась с детским смущением, еще долго вспоминался ей…

Фрэнсис отогнала мысли о сокольничем, засунула письмо в сумочку и вытащила оттуда золотую пуговицу. Она нашла ее сразу же после исчезновения дяди, внимательно осмотрев холл. Видимо, во время борьбы пуговицу потерял один из похитителей ее дяди.

Фрэнсис поднесла пуговицу к глазам, разглядывая необычный выдавленный рисунок. Она не сомневалась, что такие пуговицы делают в Испании. Для Фрэнсис это означало одно: злодейское убийство ее дяди – дело рук испанцев.

Но все это были ее домыслы и предположения. Сама мысль о том, что сотрудника английского посольства могут похитить и убить среди ночи за то лишь, что он выполнял свои обязанности, выглядела слишком неправдоподобной. Она это прекрасно понимала.

По мере того как на Париж опускался вечер и его улицы пустели, Фрэнсис охватывала все большая тревога. С каждой минутой, проведенной в одиночестве в пустом доме, самообладание покидало ее.

Все было бы совсем иначе, если бы здесь оставались ее горничная, трое слуг, повар и лакей. Но она их отпустила: последнего жалованья, полученного ее дядей, едва хватило, чтобы расплатиться со слугами.

Фрэнсис дотянулась до сумки с вещами и прижала ее к себе. Бумаги, лежащие в потайном кармане сумки, усиливали ее тревогу. В ближайшие несколько дней она должна была доставить эти бумаги в Англию и не могла дождаться того момента, когда вручит их королеве Елизавете и наконец освободится от них.

Сидя в холле опустевшего дома, она впервые осознала серьезность своего положения. Беспокойство в ее душе сменилось страхом. Если люди, убившие ее дядю, заподозрят, что ей известна их тайна, они вернутся за ней!

 

2

Ну вот, он опять опаздывает!

Злясь на обстоятельства, задержавшие его, Чарльз Кавендиш, барон Милборн, торопливо шел по парижским улицам, разыскивая улицу Сен-Жак. Черт возьми, он никак не предполагал, что ему потребуется столько времени, чтобы успокоить Арктуруса и перевязать соколу сломанную ногу. Птица попала в ловушку, установленную Ральфом Стоуксом, новым владельцем имения Морли. Что побудило этого человека расставлять ловушки с сырым мясом, если он знал, что Чарльз со своими соколами вернулся в родной дом? Какая птица не соблазнится таким лакомым кусочком!

Ну и конечно, он обнаружил Арктуруса в ловушке с ногой, зажатой стальными клещами. Потребовалось все его умение, чтобы высвободить обезумевшую птицу и перевязать ей лапу. Из-за этого он опоздал на несколько часов на корабль, отплывающий в Дьеп. Хорошо еще, что корабль принадлежал его зятю и дождался Чарльза. Иначе он вообще не попал бы сюда.

Погруженный в свои мысли, Чарльз повернул на улицу Сен-Жак и столкнулся с гигантом, неожиданно появившимся из-за угла.

– Дурак! – выпалил тот. – Ты что думаешь, улица принадлежит тебе одному?

– Я могу задать тебе такой же вопрос, – отозвался Чарльз, обратив внимание на смуглое лицо и иностранный акцент, и чертыхнулся про себя.

Еще один испанец! Он вдоволь нагляделся на них на островах Карибского моря и поклялся избегать встреч с ними до конца своих дней. Но представители этой нации проникают повсюду, вынашивают заговоры, плетут интриги, строят коварные политические планы. Вот и этот грубиян оглядывает его с головы до ног, словно примеривается, куда лучше ударить. Ненависть взыграла в крови Чарльза.

– И почему вы не убираетесь в свою Испанию?!

Чарльз принял боевую стойку, одной рукой схватившись за рукоятку шпаги, а другой выхватив кинжал.

Мужчина прищурил темные пронзительные глаза, явно прикидывая, стоит ли ему вступать в драку, и, очевидно, решил, что не стоит. Презрительно фыркнув, испанец насмешливо поклонился, словно давая понять, что с радостью отправил бы Чарльза к праотцам, но сейчас ему это не с руки. Обойдя Чарльза, он взмахнул своим черным плащом и скрылся за углом.

Надвинув шляпу на лоб и приняв еще более решительный вид, Чарльз продолжил путь. Постепенно он успокоился. К испанцам у него свой, особый счет, но не вступать же из-за этого в драку с первым встречным грубияном. Чарльз чудом избежал смерти от рук испанских солдат там, на островах Карибского моря. Но его лучший друг погиб мучительной смертью, буквально разорванный на части, и Чарльз никогда этого не забудет, хотя временами ему и хотелось бы стереть из памяти этот ужас. Однако воспоминания вновь всплывали, и он знал, что вряд ли ему удастся когда-нибудь избавиться от них.

Чарльз постарался отогнать от себя тяжелые воспоминания и мысли о неприятном столкновении с испанцем. А лучшим средством отвлечься всегда были соколы. Как это часто с ним бывало, волнение за больную птицу прогнало прочь иные мысли. Такая травма могла стать губительной для птицы, а ведь он выращивал Арктуруса с того момента, как тот вылупился из яйца. К соколам Чарльз относился с гораздо большим сочувствием, чем к людям. И уж никакого сочувствия он не испытывал к девице, которую согласился сопровождать обратно в Англию.

Он как-никак королевский сокольничий, а не нянька!

Весь во власти своего дурного настроения, Чарльз стал разыскивать дом Силлингтона и выругался, обнаружив, что чуть не прошел мимо. В окнах не было света. Он довольно долго стучал, но безуспешно. Проклятие, куда же она делась? Неужели не дождалась его?

Чарльз от души пожалел, что согласился выполнить просьбу брата. Джонатан уговорил его, объясняя, что ему сейчас больше некого послать. Неужели Чарльз откажется сопровождать бедную девочку домой? Ее дядя, помощник английского посла сэра Эдварда Стаффорда, умер, и она осталась одна на всем белом свете. Джонатану, в силу каких-то секретных служебных обстоятельств, было важно, чтобы девушка благополучно прибыла домой. «Пожалей бедную девушку», – попросил его брат. «Я и пожалел, – подумал Чарльз, придерживая рукой шпагу. – Бросил своего любимого сокола, отправился в Париж – и вот, в награду за все мои хлопоты, девушка исчезла!» Продолжая про себя проклинать все на свете, Чарльз постучал в дверь соседнего дома.

Слуга, открывший ему, ничем не мог помочь, но он направил Чарльза в дом напротив. Оказалось, что там живет владелец дома, который еще недавно занимал Силлингтон.

– А, мадемуазель Фрэнсис! Я с ней недавно разговаривал. – Седовласый владелец дома представился как месье Жан Ла Бланш и сложил пухлые руки на большом животе, перехваченном ремнем. – Она отправилась на ночь на постоялый двор. Заходите и присаживайтесь, я напишу вам адрес. Вы приехали издалека?

– Я пересек Пролив и за день добрался до Дьепа. – Чарльз устроился в удобном кресле, стоявшем в холле. Черт с ней, с этой девицей! Если она где-то нашла себе пристанище, он может минутку и передохнуть. – Я буду вам весьма признателен, если вы объясните мне, как добраться до того постоялого двора. Так, вы говорите, девушку зовут Фрэнсис?

– Да, Фрэнсис. Я уверен, что она будет очень рада своему соотечественнику. Я пытался уговорить ее остаться в доме на ночь, но она сослалась на то, что уже упаковала и отправила все свои вещи. Мне кажется, что ей просто было страшно оставаться в пустом доме одной. Я предложил ей поужинать и переночевать в моем доме, но она твердо решила отправиться на постоялый двор.

Он пожал плечами, вручая Чарльзу бумажку с адресом.

Чарльз взглянул на нее. Черт побери, она направилась чуть ли не на другой конец города! Неудивительно, что Ла Бланш настаивал на том, чтобы нарисовать ему дорогу. Чарльз с неохотой поднялся. Вежливый хозяин проводил его до двери.

– Благодарю вас за хлопоты, – Чарльз пожал руку Ла Бланша.

Тот склонил голову.

– Будьте осторожны, барон Милборн. И позаботьтесь о мадемуазель Фрэнсис. Бедняжка, на ее долю выпало столько испытаний. Девушка оказалась в ужасном положении…

– Я понимаю, что она расстроена, потеряв своего дядю, – согласился Чарльз, слегка озадаченный последней фразой домовладельца. Он надел шляпу и оглянулся на Ла Бланша, светившего ему фонарем.

– Бедняжка больше чем расстроена. Это грязное дело, барон! Будьте осторожны, – напутствовал его француз. – До свидания.

Неприятное чувство владело Чарльзом, когда он спускался по ступенькам. Грязное дело? Что могли означать эти слова?

На улице он снова заметил высокого испанца, который неподалеку разговаривал с какой-то женщиной, поглядывая в сторону Чарльза.

Рука Чарльза невольно легла на рукоять шпаги: на своем горьком опыте он убедился, что встреча с испанцами приносит беду. Но испанец продолжал разговаривать с женщиной, а Чарльз не собирался затевать ссору, поэтому он сдержал свой воинственный пыл. Перед тем как свернуть за угол, он еще раз обернулся и встретился взглядом с высоким испанцем.

Такой интерес к его особе показался Чарльзу странным и весьма опасным. Но сейчас ему было не до этого. Чарльзу предстояло утомительное путешествие до постоялого двора, где ждет его молодая леди. Он очень надеялся, что тревоги последних дней отняли у нее много сил, потому что был не в настроении выслушивать глупую болтовню девицы.

 

3

– Барон Милборн, вы опоздали!

Судя по холодному приему, было не похоже, чтобы юная леди ему обрадовалась. Чарльз сунул монету слуге, который проводил его в ее комнату, и тот исчез, прикрыв за собой дверь.

– А вы оказались вовсе не там, где должны были быть, мадемуазель Фрэнсис. – Чарльз снял плащ и перебросил его через руку. – Я потратил уйму времени, пока разыскал этот постоялый двор. Вы не могли найти ничего подходящего в центральной части города?

Он обратил внимание на отсутствие занавесок на окнах и убогость обстановки.

– В этой части города у меня есть друзья. Я предпочла быть поближе к ним.

Чарльз поморщился.

– Вам ведь сообщили, что я буду сопровождать вас. Вы должны были дожидаться меня по указанному адресу.

– С какой стати? Наступил вечер, вы не приехали… У меня не было никаких оснований считать, что вы вообще появитесь.

Ее голос звучал воинственно – более воинственно, чем этого требовали обстоятельства. Да, эта юная леди явно не робкого десятка. У Чарльза с самого начала было предчувствие, что ему предстоит долгое и неприятное путешествие обратно в Англию. Но когда Фрэнсис сделала шаг вперед и на нее упал свет единственной свечи, он понял, что его подстерегают в путешествии трудности иного рода.

Прежде всего Чарльз увидел у нее на плече большого сокола. Птица без клобучка на голове, с коричневым отливом перьев была великолепна, но при взгляде на ее хозяйку Чарльз забыл обо всем. На Фрэнсис была невзрачная юбка, черный корсаж и белая блузка – она выбрала эту скромную одежду то ли в знак траура, то ли сочтя ее удобной в дороге. Но ее лицо, волосы, фигура… Ее красота загипнотизировала Чарльза, он был потрясен, покорен, очарован.

Длинные черные волосы свободно ниспадали ей на плечи и достигали талии. До его прихода Фрэнсис, видимо, причесывалась: она заметил гребень в ее нежной белой руке. Она опустила руку, и его жадный взгляд устремился на ее корсаж. Тонкая ткань скорее подчеркивала, чем скрывала высокую грудь. К сожалению, широкая юбка не позволяла ему судить о прочих достоинствах фигуры Фрэнсис, но он не сомневался, что они выше всех похвал.

Чарльз поспешно одернул себя, удивляясь направлению своих мыслей. Что-то здесь не так, раз, едва увидев госпожу Силлингтон, он уже мысленно раздевает ее. Чарльз почувствовал, как возбуждение охватывает его, и заставил себя сосредоточиться на ее лице – лице, обладающем необычной прелестью.

Несмотря на убогую обстановку этой комнаты, девушка казалась Чарльзу похожей на нимфу. В ее чертах, в посадке головы, в манере двигаться было что-то дерзкое, вызывающее, непокорное.

Ее лицо, окруженное темным облаком волос, отличалось тонкостью черт и нежной светлой кожей. Это была не та болезненная бледность, что свойственна многим знатным дамам. Алебастровая кожа Фрэнсис служила прекрасным фоном для огромных зеленых глаз и сочных губ. Чарльз не мог оторваться от этих колдовских глаз. Они вызывали мысль о цветущих долинах или об изумрудных лесах, куда не ступала нога человека…

Внезапно Чарльз нахмурился: из глубин его памяти всплыло воспоминание юности.

– Вас здесь не знают под фамилией Силлингтон, – начал он, желая проверить свои подозрения. – Спрашивая о вас на постоялом дворе, я назвал эту фамилию, но безрезультатно. Лишь когда я задал вопрос об англичанке, которая только что приехала, меня проводили сюда.

– Я племянница господина Силлингтона, а моя фамилия Морли, – отозвалась она. – Фрэнсис Морли. Кстати, девять лет назад в Дорсете вы, Чарльз Кавендиш, опоздали на охоте выпустить своего сокола – и продолжаете опаздывать. Видимо, ни годы, ни ваша должность королевского сокольничего не в состоянии повлиять на вас.

Значит, его предположение подтвердилось. Перед ним девушка, которая взяла над ним верх девять лет назад. Вернее, ее птица взяла верх над его соколом. Меньше всего Чарльз хотел бы иметь с ней дело. Но он обещал благополучно доставить ее в Англию и сдержит данное брату слово.

– Да, я опоздал, – признал Чарльз, – но на то были серьезные причины. Вы должны радоваться, что я вообще приехал!

– Я должна радоваться? Может быть, вы объясните мне, почему это я должна радоваться?

Ее дерзкий тон окончательно вывел его из терпения.

– Я приехал потому, что мне сказали, будто вы нуждаетесь в помощи, мадемуазель Морли, – резко ответил он. – Но если вы в ней не нуждаетесь, то спокойной ночи.

Чарльз повернулся и двинулся к двери. Неудивительно, что Джонатан не нашел охотников отправиться за этой девицей. Сначала она осыпала его упреками, потом очаровала, а теперь вот устроила словесную дуэль.

– Куда же вы?!

Страх, прозвучавший в ее голосе, остановил его. Чарльз обернулся вовремя, чтобы заметить этот страх в ее глазах раньше, чем она успела скрыть его. «Выходит, она не такая храбрая, какой хочет казаться, – подумал он. – Однако же изрядно дерзка и остра на язык, – напомнил он себе. – К тому же весьма соблазнительна».

Чарльз собирался обсудить с ней дальнейшие планы, детали их путешествия, но никак не мог сосредоточиться в ее присутствии. Его взгляд опять оказался прикован к водопаду ее роскошных волос, потом он скользнул по нежной шее. Как хорошо помнил Чарльз то острое желание, которое испытал когда-то, – желание отомстить за унижение и с силой сжать эту тонкую шею! Теперь его желание носило не мстительный, а чувственный оттенок.

Неожиданное видение ошеломило его – горячие поцелуи под покровом леса, прикосновения к ее роскошному телу… Эта прекрасная нимфа, околдовавшая его в диких лесах Дорсета, где они впервые встретились, обещала так много…

Чарльз одернул себя.

– Я переночую в другой комнате, и мы увидимся завтра, – торопливо сказал он, отгоняя непристойное видение.

На ее лице промелькнуло облегчение, и это удивило его. Неужели она подумала, что он бросит ее? Он никогда еще не отказывался выполнять свой долг, каких бы усилий ему это ни стоило.

– Мы отправимся рано утром, – сказал он, чтобы успокоить ее. – Надеюсь, что к семи часам вы будете готовы.

– Деспот! – бросила она в ответ и повернулась к нему спиной.

Не обращая на него внимания, Фрэнсис вернулась к прерванному занятию и принялась расчесывать свои роскошные волосы. Самка сокола, видимо, была к этому привычна и спокойно сидела на плече хозяйки.

Чарльз покачал головой. Бесполезно проявлять к ней великодушие: она презирает его самого, презирает его помощь, хотя вынуждена принимать ее. Всем своим видом она демонстрировала это.

Ну что ж! Он не собирается докучать ей своим присутствием. Они скоро расстанутся, и он постарается поскорее выкинуть ее из памяти.

Уже на пороге комнаты Чарльз обернулся.

– Как вы повезете свою птицу? – спросил он.

Фрэнсис продолжала стоять неподвижно, словно не слыша обращенного к ней вопроса, а соколиха наклонила головку, ее острые желтые глаза уставились на него. Им предстояло длительное путешествие, надо было позаботиться и о сохранности птицы, и о том, чтобы она не доставила никаких неприятностей окружающим.

– У нее достаточно надежная и просторная клетка? – спросил Чарльз, не зная, соизволит ли эта гордячка ответить ему.

Фрэнсис обернулась.

– Вас это действительно волнует?

– Это мой долг, – кратко ответил он. – Такая ценная птица требует к себе особого отношения. Я прослежу за тем, чтобы с ней все было в порядке.

Губы Фрэнсис скривились в некоем подобии улыбки, но даже этот слабый знак благодарности доставил Чарльзу удовлетворение.

– У меня есть клетка. Надеюсь, Ориане в ней будет удобно. – Фрэнсис кивнула в сторону кровати, где стояла плетеная клетка. – Вы со мной согласны, барон Милборн?

Две пары глаз – Фрэнсис и соколихи – внимательно следили за ним.

Он не обратил внимания на сарказм, с которым она произнесла его титул, и принялся рассматривать клетку. Она была крепкой и хорошо проветривалась. Чарльз проверил, как открывается и запирается дверца, висящая на кожаных петлях.

– А что случилось с птицей, которая была у вас девять лет назад? – спросил он, опуская клетку и возвращаясь к столу.

Чарльз пододвинул себе стул и сел, уверенный, что теперь, заговорив о соколиной охоте, стал полноправным хозяином положения.

Фрэнсис боролась с собой, пытаясь сохранить дистанцию, не поддаться обаянию, исходившему от этого мужчины. Прошло девять лет, но интерес, который пробудил в ней когда-то этот юноша, снова напомнил о себе.

Красота Чарльза Милборна делала его опасным – как приманка в ловушке для дикого сокола. «Остерегайся, – подсказал ей внутренний голос. – Остерегайся, иначе окажешься в клетке, как Ориана».

К сожалению, сердце Фрэнсис не подчинялось голосу разума. Оно трепетало при виде этого красивого высокого мужчины, учащенно билось от возбуждения, охватившего ее.

Трепещущий золотистый свет одинокой свечи смягчил черты его лица, убрал резкие складки в углах рта, и сейчас Чарльз очень напоминал того юношу, с кем она повстречалась в лесу.

Понимая, что молчание слишком затянулось, Фрэнсис нарушила его.

– Не хотите ли воды с ячменным сахаром? – предложила она, стараясь быть любезной.

Он кивнул в знак согласия.

Фрэнсис налила ему в кружку золотистого напитка из глиняного кувшина и села напротив, застыв в напряженной позе, словно перед ней за столом переговоров находился противник. Чарльз пил, продолжая наблюдать за ней. Поставив опустевшую кружку на стол, он внезапно протянул к девушке руку – и Фрэнсис резко откинулась назад, словно бы почувствовав в его невинном жесте угрозу.

– Не бойтесь, я не укушу вас, – Чарльз усмехнулся при виде такой ее реакции и легко коснулся головки Орианы.

Что он позволяет себе?! Он дерзнул дотронуться до ее птицы!

– Я опасаюсь не за себя, – выпалила Фрэнсис и вся напряглась, к неудовольствию Орианы, – но она может клюнуть вас. Ориана не любит незнакомцев. И особенно не любит, когда трогают ее спинку.

Не обращая внимания на ее слова, Чарльз медленно провел пальцами по блестящим перьям на спинке Орианы. Фрэнсис вспыхнула, когда птица спокойно приняла его ласку. Ориана подвела ее, выставила лгуньей! Больше того, Фрэнсис чувствовала себя так, будто Чарльз ласкал ее, а не птицу… Еще с прошлой их встречи она помнила притягательную силу этого человека. С годами его обаяние стало еще более ощутимым, заставляя трепетать от страсти женские сердца…

Фрэнсис прикрыла глаза, чтобы отгородиться от его присутствия, и внезапно перестала чувствовать Ориану на своем плече. Девушка открыла глаза и увидела, что ее птица устроилась на руке у этого дьявола и принялась охорашиваться!

Поведение Орианы всколыхнуло в ней волну гнева, но Фрэнсис ничем не выдала его.

– Я просто не узнаю Ориану. Она никогда раньше ни с кем так не вела себя.

Чарльз улыбнулся, продолжая поглаживать птицу.

– Она у вас с самого рождения? Вы взяли ее из гнезда?

– Да, – отрезала Фрэнсис. – Я вырастила ее, и она любит меня.

Чарльз взглянул на нее с улыбкой.

– Не беспокойтесь, она не пойдет ни к кому другому, кроме вас и меня.

– Но почему она вообще пошла к вам?

Чарльзу хотелось смеяться при виде недоумения, написанного на красивом лице этой гордячки. Он стал объяснять ей, что природа, видимо, наделила его особым даром находить с птицами общий язык. Может быть, это был ответ на то восхищение, которое он питал к этим гордым, сильным созданиям.

Чарльз заметил, что соколиха покалывает его руку своими когтями – признак того, что она чем-то встревожена. Она не могла поранить его, потому что стеганый рукав надежно защищал руку.

– Вы не ответили на мой вопрос, – сказал он, переведя взгляд с Орианы на Фрэнсис и продолжая гладить пальцами грудку птицы. – Что случилось с тем вашим соколом, с которым вы тогда охотились за цаплей?

– Он подавился куском мяса – через три года после той охоты, – резко сказала Фрэнсис, стараясь не выказывать свою боль от этой утраты.

– Я тоже лишился своего первого сокола. Он однажды улетел от меня, когда мы охотились на куропаток.

Чарльз тут же пожалел о сказанном, опасаясь насмешек с ее стороны. Однако в зеленых глазах Фрэнсис светилось только сочувствие.

– Это ужасно, – прошептала она.

– От вас тоже когда-нибудь улетали птицы?

– Нет, но я знаю, каково это… когда тебя бросают.

Эти ее слова дали Чарльзу новую пищу для размышлений. Очевидно, она потеряла кого-то, и боль потери еще слишком свежа. Ему вдруг стало неловко за то, что он приманил к себе Ориану. В нем неожиданно зародилось желание обнять Фрэнсис и избавить ее от боли.

Это желание удивило его: менее всего он подходил на роль утешителя горюющих женщин.

Наверное, он сам все это выдумал. Фрэнсис – волевая, независимая девушка, она вполне может постоять за себя и не нуждается ни в чьем утешении. Чарльз вспомнил слова брата о том, что Фрэнсис недавно потеряла дядю. Видимо, из-за перенесенного горя она проявила минутную слабость, а он уже готов выступать в роли утешителя.

Он пересадил птицу обратно на ее плечо.

– Господин Силлингтон был братом вашей матери? – поинтересовался Чарльз.

При этом вопросе ее лицо словно застыло, как будто он коснулся запретной темы.

– Моя мать носила фамилию Силлингтон, – неопределенно ответила Фрэнсис и встала. – Вы совершили утомительное путешествие и должны как следует отдохнуть перед обратной дорогой.

– Вы не боитесь оставаться одной?

Она равнодушно пожала плечами.

Задетый тем, что ему едва ли не указывают на дверь, огорченный, что доверие, установившееся между ними, было столь мимолетным, Чарльз поднялся. На пороге он задержался и, обернувшись к ней, стал подыскивать нужные слова, но ничто подходящее не приходило ему на ум.

Он уже собирался закрыть дверь, ограничившись пожеланием спокойной ночи, как вдруг страшный удар обрушился сзади на его голову.

 

4

От внезапного предательского удара Чарльз пошатнулся и едва не упал.

– Что за дьявол…

В плохо освещенной комнате он с трудом разглядел нападавших. Их было четверо. Чарльз с удивлением заметил, что лица мужчин скрыты под масками.

В тесной комнате было бессмысленно хвататься за шпагу, поэтому Чарльз молниеносным движением выхватил кинжал и ударил по руке того, кто был к нему ближе всех. В голове его мелькнула мысль, что вряд ли это обычные грабители. Четверо преступников в масках не стали бы нападать на скромных постояльцев плохонькой гостиницы.

Фрэнсис вскрикнула от боли. Кинув взгляд через плечо, Чарльз увидел, что один из мужчин заламывает ей руки за спину, а другой хватает птицу. Соколиха взвилась с ее плеча, готовясь вонзить свои острые, как бритва, когти в глаза обидчику. Тот заорал и принялся отбиваться обеими руками.

– Нет, нет! – закричала Фрэнсис, вырываясь из рук громилы в плаще. – Вы сломаете ей крылья!

– Тогда наденьте ей колпак, – скомандовал тот, жестом приказывая остальным отойти подальше.

Чарльз воспользовался коротким замешательством, схватил маленький столик и, держа его перед собой наподобие щита, прижался к стене. Фрэнсис снова посадила птицу на плечо и надела ей на голову клобучок. Она не сопротивлялась, когда двое негодяев связывали ее.

Справившись с Фрэнсис, мужчины уставились на Чарльза. Ножки столика удерживали их на расстоянии вытянутой руки, но это же делало его кинжал бесполезным. Чарльз разглядывал четырех сильных, рослых мужчин, окруживших его, лихорадочно ища какой-то выход. Одному с ними справиться было невозможно, а помощи ждать не от кого.

Наконец они все разом бросились на него. Чарльз резко вытянул вперед руки, целясь ножкой столика в голову одного из нападавших, потом еще раз повторил свой маневр, выведя из строя второго бандита. Подняв столик вверх, Чарльз обрушил его на голову следующего негодяя, и тот свалился на пол.

– Крепкий столик, – пробормотал Чарльз, бросив взгляд на Фрэнсис. Она стояла неподвижно, ее зеленые глаза были полны страха.

Оправившись от ударов, мужчины в масках возобновили атаку. Один из них размахивал каминной кочергой.

От первого же удара на столике появилась трещина, и Чарльз понял, что скоро его щит станет бесполезным. Голова у него кружилась, и наивно было полагать, что он справится с четырьмя мужчинами. Нужно было звать на помощь.

– Воры! – заорал он во всю силу своих легких.

Фрэнсис тоже принялась кричать:

– Помогите! Грабят! На помощь!

Нападающие остановились.

– Молчать! – выкрикнул самый высокий и занес кочергу над головой Фрэнсис. – Замолчите, или я разнесу ей голову!

Чарльзу показалось, что голос с сильным испанским акцентом принадлежит тому великану, с которым он столкнулся недавно на улице Сен-Жак.

– Что вам надо? – зарычал он.

– Нам нужна эта женщина… и вы. Следуйте за нами – и мы не причиним вам вреда.

Испанцам нужна Фрэнсис? Почему именно она?

– Оставьте ее в покое! – Чарльз двинулся в сторону двери. – Внизу вы найдете более веселых и сговорчивых девиц. Там их хватит на всех.

Заметив медленное продвижение Чарльза к двери, один из нападавших преградил ему путь. Но Чарльз сделал отчаянный рывок, схватился за ручку двери и широко ее распахнул. Он снова закричал, в надежде, что кто-нибудь окажется поблизости. Бесполезно. Никто не отозвался.

Высокий испанец замахнулся кочергой, и сильный удар обрушился на голову Чарльза. В последний момент он успел немного отклониться, удар получился скользящим, и это спасло ему жизнь.

Вскрикнув от боли, Чарльз пытался перебороть головокружение и тошноту. Последним усилием он сжал покрепче кинжал и стал наносить им удары вслепую. Должно быть, он ранил кого-то, потому что услышал проклятия, но тут в глазах у него потемнело, и он потерял сознание.

«Даже без сознания он напоминает сокола, – думала Фрэнсис. – Эти нависающие на глаза густые брови, ярость и гордость в лице…»

Фрэнсис разглядывала барона Милборна, лежавшего на днище трясущегося фургона, стараясь не думать о том, что их ожидает, и не поддаваться страху.

Фрэнсис уже жалела о том, что сердилась на Чарльза за опоздание и, когда они встретились на постоялом дворе, была настроена по отношению к нему весьма агрессивно. По поведению Чарльза она догадалась, что та их давняя встреча в лесу осталась в его памяти. Но тут перед глазами Фрэнсис всплыла картина, как Чарльз поглаживает по перьям ее Ориану, и в душе девушки вновь шевельнулось ревнивое чувство.

Мысли Фрэнсис вернулись к последним событиям. Никогда прежде она не видела, чтобы человек сражался с такой яростью. Будь Фрэнсис девушкой романтической, она, пожалуй, вообразила бы его своим защитником, но такого рода приятные фантазии не для нее. До сих пор смерть уносила всех, кто о ней заботился. Она вынуждена защищать себя сама, так что ей ни к чему забивать голову подобными глупостями. Барон просто вынужден был сражаться, и вовсе не ради нее, она для него никто, он всего лишь выполнял свой долг.

Вряд ли он питает к ней добрые чувства, ведь она однажды одержала над ним победу, уязвив его гордость. В тот момент она наслаждалась своим триумфом и его очевидной яростью. Но, повзрослев, Фрэнсис поняла, сколь была опрометчива. Мужчина, над которым женщина взяла верх, никогда не сможет стать ей другом.

Она устроила поудобнее голову Чарльза у себя на коленях, оберегая его от тряски на разбитой дороге. Когда испанцы затаскивали его в фургон, он на мгновение открыл глаза и тут же опять впал в беспамятство.

Она снова наклонилась к нему, чтобы осмотреть глубокую рану на голове, но в темноте это сделать было трудно. Ее пугало то, что Чарльз так долго не приходит в сознание. Что будет, если рана окажется смертельной?! Она опять останется одинокой в этом мире…

«Глупости, – сказала себе Фрэнсис. – Я и так одинока. То, что я случайно вовлекла барона в свои дела, ничего не меняет».

Но ведь это из-за нее он подвергся опасности, и, значит, она обязана помочь ему спастись. Фрэнсис была уверена, что сумеет устроить побег. Ее друзья Пьер и Луи, вероятно, видели, как их похитили испанцы. Да, все непременно образуется… если только барон Милборн не умрет раньше.

Она прислушалась к его дыханию, положила пальцы на запястье Чарльза. Пульс был четкий, грудь вздымалась и опадала при равномерном дыхании. Наверное, ее страхи безосновательны.

Но что, если он повредится в рассудке? Что, если в результате удара потеряет память?

Фрэнсис вглядывалась в его черты, рассматривала лицо этого красивого мужественного мужчины, пыталась угадать в нем того подростка, встреченного летним днем в лесу. Он тогда сумел пробудить в ней интерес, но их знакомство было таким мимолетным…

А как сложатся их отношения теперь? Какая судьба ожидает их? Кто эти люди и куда они их везут?

Чтобы не думать о грозящей им опасности, Фрэнсис вновь сосредоточила свое внимание на Чарльзе. Ей было так приятно ощущать его близость, касаться его, перебирать густые темные волосы. Глядя на застывшее побледневшее лицо Чарльза, Фрэнсис испытывала нежность и сострадание, ей хотелось хоть чем-то помочь ему.

Чувство тревоги вновь закралось в ее душу. Ей страстно хотелось, чтобы Чарльз поскорее пришел в себя. Может быть, сообща они смогут найти выход из того ужасного положения, в котором оказались.

Фрэнсис корила себя за малодушие, которое проявила на постоялом дворе, когда эти негодяи напали на них. Она могла бы чем-то помочь Чарльзу, когда он один сражался с четырьмя негодяями.

Она вздохнула, глядя на него, и мысленно поклялась себе впредь быть ему лучшим союзником. Фрэнсис никогда не считала себя трусихой, но уже второй раз в минуту опасности на нее нападало странное оцепенение, которое она не в силах была побороть. Точно так же стояла она, онемев от страха, в ту ночь, когда был убит ее дядя…

Чарльз пошевелился на ее коленях, облизал языком пересохшие губы, и это чувственное движение вызвало в ней неожиданный отклик – как при звоне колокольчиков на ножках соколихи. Довольно странно, но это на мгновение избавило ее от душевной боли. Боже, как ей хотелось, чтобы он открыл глаза и посмотрел на нее!

Впрочем, если Чарльз и откроет глаза, она не увидит в них ничего, кроме гнева и недоумения. Еще бы, ведь он оказался вовлечен в какие-то непонятные для него, темные дела… Даже если он и испытывал к ней некое чувство, которое она заметила, когда ей было тринадцать лет, едва ли оно сохранится после того, что произошло с ним по ее милости…

Ну а она сама? Не удивительно ли, что она чувствует сейчас нечто похожее на желание? Нет, определенно ее отношение к этому человеку было столь же запутанным, как и его к ней. Но так или иначе сейчас она была бы рада любой реакции с его стороны, даже гневу. Все, что угодно, лишь бы знать, что он поправится, а там уж пойдет своим собственным путем, без нее.

Фрэнсис беспокоила его рана, а еще больше – люди, захватившие их. Каковы бы ни были намерения этих людей, настроены они весьма решительно, увозя ее и Чарльза тайком из Парижа…

«Умоляю, Чарльз, очнитесь!» – молча просила она, склонившись над его лицом, пытаясь в который уже раз определить, насколько серьезна рана. Но в фургоне, прикрытом парусиной, было слишком темно.

Господи, что же ей делать?! Может быть, попытаться договориться с захватившими их испанцами? До сих пор они игнорировали все ее просьбы, но ведь можно попробовать еще раз.

Один из испанцев плелся позади фургона и выглядел не таким устрашающим, как остальные.

– Добрый господин, умоляю вас! – обратилась к нему Фрэнсис, приподняв край парусины. – Нельзя ли остановиться и найти где-нибудь воду? Моему спутнику очень плохо, я опасаюсь за его жизнь!

Страж хмуро взглянул на нее и покачал головой, показывая, что не понимает ее. Фрэнсис постаралась сказать то же на испанском. Но он снова покачал головой и взялся за рукоятку своего кинжала.

Фрэнсис тяжело вздохнула. Было ясно, что они ничего не сделают для человека, который нанес им увечья…

Она пошевелилась на твердой подстилке, устав от долгого сидения в одной позе. Голова ее то и дело ударялась о парусину, натянутую между двумя высокими бортами фургона. Глядя во тьму, Фрэнсис в сотый раз спрашивала себя, где допустила ошибку.

Нетрудно было догадаться, что, если она задержится в Париже, испанцы обязательно найдут ее. Почему же она сразу не отправилась к сэру Хэмфри? Там она была бы в безопасности. Но Фрэнсис предпочла постоялый двор, чтобы повидаться еще раз с Пьером и Луи – двумя бродяжками, которых она подобрала на парижской улице и которые оказались самыми верными ее друзьями. Теперь Фрэнсис понимала, что это решение было чистейшим безумием. В результате она пленница, а ее спутник, может быть, поплатится жизнью за ее безрассудство…

– Выслушайте меня! – снова взмолилась Фрэнсис, используя свои скудные познания в испанском языке. – Если этот джентльмен умрет, вы не получите очень важных сведений. Без него я вам не нужна, поскольку почти ничего не знаю.

Испанец, которого остальные называли Диего, нахмурился и, кажется, принял какое-то решение. Он исчез из вида, фургон вскоре съехал с дорожной колеи и остановился. Испанцы быстро переговорили о чем-то между собой, и Фрэнсис с радостью услышала звук льющейся воды.

Мужчина, ударивший Чарльза кочергой, обошел фургон, откинул парусину и ткнул ей в лицо деревянную кружку с водой.

Фрэнсис приняла кружку, не поблагодарив, и первым делом влила в рот Чарльзу несколько капель. Потом она промыла рану и, смочив в воде свой носовой платок, положила ему на лоб.

Чарльз глухо застонал, и Фрэнсис поудобнее устроила его голову у себя на коленях, пытаясь уберечь от тряски. Она знала: им обоим потребуется напряжение всех сил, когда придет время спасаться.

 

5

Чарльз на секунду открыл глаза и опять провалился в беспамятство. Снова его окружила чернота тропической ночи и жара – невыносимая, обессиливающая жара. Сколько уж раз Чарльз пытался скрыться от этого ночного кошмара, освободиться от чувства вины – и не мог.

Опять перед ним возникают сырые стены испанской крепости, толстые, сквозь которые не пробиться. Кровь из разбитого лба стекает к губам, проникает в рот, оставляя острый горький привкус.

Внезапно душераздирающий вопль разрезает воздух. Чарльз знает, что это кричит Ричард. Потрясенный, он обеими руками сжимает голову, прекрасно понимая, что не может помочь своему другу. Но боль Ричарда становится его болью, и он тоже начинает кричать, умоляя о пощаде. Муки крадут его последние силы. Кажется, еще немного – и он навсегда перестанет что-нибудь чувствовать…

Но неожиданно все меняется. Теперь Чарльза окружает буйная сочная зелень. Океанский бриз ласкает его лицо, как ласкала его когда-то Инес. Ее прекрасный экзотический образ возникает перед ним. Инес прогуливается по саду с пунцовым цветком в черных волосах, опираясь на руку своего отца, а Чарльз тайком следит за ней сквозь листву. Она явно о чем-то просит отца. Тот кивает в ответ, и Инес весело смеется.

Дочь богатого испанского плантатора, она была избалована рабами и ни в чем себе не отказывала. От него она требовала слепого поклонения, и он, да поможет ему небо, закрывал глаза на все остальное.

– Ричард… – шепчет Чарльз пересохшими губами. – Прости меня… Что я наделал?!

Теперь он бежит сквозь джунгли, чтобы спастись от собственной глупости: человек, готовый на все ради женщины, становится беззащитным дураком. Он хочет найти Ричарда, уверить друга в том, что он вырвет его из рук испанцев, но тяжелый плотный туман застилает ему глаза, мешает видеть что-либо, тяжким грузом давит на легкие.

Внезапно Чарльз понимает, что этот туман не имеет отношения к погоде. Его угнетает, не дает дышать ощущение собственной вины. И еще страшно болит голова. Болит так, что, кажется, череп вот-вот расколется.

Но кто-то позаботился о том, чтобы устроить его на чем-то теплом, мягком… и живом.

Инес?

Нет, это не Инес: ведь она отказалась делить с ним его судьбу…

Чарльз открыл глаза и увидел темноту. Его тело подбрасывало, и каждый толчок болью отдавался у него в голове. Моргая, он попытался сфокусировать свой взгляд на странной колеблющейся крыше. Сумеречный свет означал, что наступает ночь. Или это утро?

Над ним склонилась какая-то тень, постепенно обретая форму, и наконец Чарльз разглядел очаровательное девичье лицо. Глаза девушки были широко раскрыты, в них застыла озабоченность.

Воспоминание о давнем прошлом возникло в его сознании – образ тринадцатилетней нимфы, переходящей из солнечного света в тень в осеннем лесу в Дорсете. Как странно: всегда от света к темноте…

Леди с соколом.

Где-то рядом раздался клекот птицы, и действительность ворвалась в его сознание, изгоняя видения прошлого.

Чарльз вспомнил, как он приехал в Париж, чтобы сопровождать в Англию молодую леди, которой оказалась Фрэнсис Морли. Должно быть, это на ее коленях покоится его голова. Они едут в каком-то фургоне… Чарльз понимал, что необходимо вспомнить что-то еще. Ах, да! На постоялом дворе на него напали, он безуспешно сражался с четырьмя громилами. Испанцы…

Чарльз попытался сесть, и тут же огненные стрелы боли пронзили его голову.

– Где мы, черт побери? – выдохнул он.

– Не пытайтесь двигаться, – прошептала Фрэнсис. – Я не знаю, где мы, но скоро это выяснится. Пожалуйста, лежите спокойно.

Такой ответ не предвещал ничего хорошего, но Чарльз откинулся на спину, не в силах двигаться, пока не утихнет боль. Пальцы ее тем временем поглаживали его лоб мягкими, нежными движениями, прохладными и успокаивающими. Может быть, он уже в раю?

Уж очень эта девушка похожа на ангела…

– Они не причинили вам вреда? – пробормотал Чарльз, поймав ее руку и прижимая к своему виску.

– Нет-нет, – заверила его Фрэнсис. – Со мной все в порядке. Постарайтесь отдохнуть.

Чарльз охотно подчинился ей, готовый лежать так целую вечность, ощущая исходящий от нее покой. Но тут он вдруг сообразил, что их дела, должно быть, очень плохи, если она держит его голову на своих коленях и так нежно гладит его лицо. Ничто иное не могло заставить ее делать это.

– Где мы? – снова спросил он, готовый услышать самое страшное.

Его голова раскалывалась от боли, даже слова выговаривать было нестерпимо больно.

– Мы едем в фургоне, нас сопровождают четверо испанцев, – сказала Фрэнсис извиняющимся тоном. – Мне очень жаль, но мы их пленники.

– Будь они прокляты! – Чарльз резко повернулся и вдруг почувствовал, что ноги не слушаются его. – Дьявол, что такое с моими ногами?

– Ваши ноги скованы, – вздохнув, ответила Фрэнсис. – Я пыталась убедить их, что вы не представляете опасности, но…

– Не представляю опасности?! – выкрикнул он. – Да я убью этих негодяев!

Сжав зубы в попытке преодолеть боль, он попробовал сесть, опираясь на локоть.

Будь оно все проклято! Их вывозят тайком из Парижа, словно какие-то мешки с фасолью!

– Ну, вот что, мадемуазель. Объясните-ка мне, зачем вы понадобились этим испанцам? – требовательно произнес он. – Насколько я знаю, у вас нет больших денег, которые стоили бы таких хлопот.

– Они слишком поторопились убить моего дядю. Он представлял для них ценность, лишь будучи живым. Когда они сообразили это, было поздно. Теперь им нужна я… Так, во всяком случае, я предполагаю.

– Хорошо, я допускаю, что им был нужен ваш дядя. Но при чем же здесь вы?

Чарльз поморщился от боли и осторожно ощупал свою раненую голову. Рука сразу стала влажной. Он посмотрел на свои пальцы и убедился, что это кровь.

– Я… я думаю, они полагают, будто я знаю все то, что знал мой дядя.

Ее легкое замешательство усилило его подозрительность.

– Неужели они так наивны? Или вы и в самом деле что-то знаете?

Он не мог себе представить, чтобы она могла знать что-то важное. Молодых девушек обычно не посвящают в государственные дела.

– Я знаю все, что знал мой дядя, – просто ответила Фрэнсис.

Чарльз почему-то сразу поверил ей и застонал от досады. Видит бог, он сопротивлялся тому, чтобы его втягивали в эти дела! Он хотел одного – чтобы его оставили в покое…

– Ваша рана опять кровоточит. Вы должны лежать спокойно, – сказала она, нахмурившись, и начала протирать его рану чем-то мягким – очевидно, носовым платком, смоченным в холодной воде.

Чарльз закрыл глаза и отдался ее прикосновениям: все равно пока он больше ничего не мог поделать. Было приятно ощущать ее руки на своей голове, хотя, когда она промывала рану, боль усиливалась.

В углу фургона зашуршали крылья, звякнули колокольчики, и тут он сообразил, что Ориану тоже не оставили в Париже. Чарльз чуть было не расхохотался от абсурдности ситуации: так, значит, не только он и Фрэнсис оказались пленниками испанцев!

– Очень болит голова? – спросила Фрэнсис, склоняясь над ним.

– Она, вероятно, заболит еще сильнее после того, как вы ответите на мой следующий вопрос. Не желая выглядеть черствым, все-таки хочу понять, почему они захватили и меня, если им нужны были вы?

– Видите ли, когда я сказала хозяину постоялого двора, что меня будет искать мужчина, он посмотрел на меня так странно… В общем, я побоялась, что он примет меня за шлюху, и сказала, что ожидаю своего мужа.

– Вашего мужа?!

Она приложила палец к губам, призывая его говорить потише.

– Не надо, чтобы они вас слышали. Я думаю…

Внезапно за стенкой фургона раздался еле слышный голос.

– Фрэнк, ты здесь? – тихо спросили по-французски.

– Кто такой Фрэнк? – Чарльз в недоумении уставился на Фрэнсис.

– Это я. – Она наклонилась и постучала по стенке фургона… – Слава небесам, они знают, где мы!

– Кто это – они?

– Пьер и Луи.

– Французы? Надеюсь, они достаточно крепкие парни и хорошо вооружены?

Фрэнсис улыбнулась.

– О, да, они крепкие ребята, хотя и не мужчины. А оружие им не нужно. Они и так помогут нам бежать.

Предчувствуя недоброе, Чарльз спросил:

– То есть как – не мужчины? Сколько же лет этим двоим?

– Я точно не знаю. – Фрэнсис склонила голову набок, прикидывая. – Быть может, одиннадцать или двенадцать. Но вы не беспокойтесь, – весело сказала она, ободряюще улыбаясь ему в полутьме фургона. – Все будет в порядке.

 

6

– Все будет в порядке? – воскликнул Чарльз, уже не заботясь о том, что его могут услышать. – Нас схватили испанцы. У меня скованы ноги. Рядом нет никого стоящего, кто мог бы помочь нам, а вы заявляете, что все будет в порядке? Вы в своем уме?

– Тише! Пожалуйста, тише! – Фрэнсис встрепенулась, словно встревоженная птица. – Вы не должны так громко говорить…

– Я не потерплю, чтобы мне приказывали, мадемуазель, и не собираюсь говорить шепотом. – Тем не менее он все же понизил голос: – Извольте объяснить мне, почему вы так легкомысленно ко всему относитесь?! И еще – расскажите, что вы планируете предпринять? Поскольку это относится и ко мне тоже, я имею право знать каждую деталь.

– Мне очень жаль, но я не могу вам всего рассказать. Однако клянусь – все будет в порядке.

– Прекрасно! Она не собирается рассказывать мне! – Чарльз закрыл глаза и постарался усилием воли изгнать боль из своей головы. – Как я умудрился впутаться в эту историю?! – пробормотал он себе под нос, потом снова открыл глаза и испытующе уставился на Фрэнсис. – Но сейчас гораздо важнее выяснить, как вы в нее вляпались?

– Я не предполагала, что такое может случиться… Впрочем, теперь это не имеет значения. – Она вздохнула и откинула прядь волос, упавшую ей на плечо. – Но уверяю вас, скоро мы будем спасены. Через несколько часов они должны будут остановиться, чтобы дать отдых лошадям. Кроме того, они вряд ли рискнут везти нас днем: вдруг кто-то увидит и станет задавать вопросы.

– Я не сомневаюсь, что рано или поздно испанцы остановятся. Но если кто-то и начнет задавать вопросы, так это они. Поскольку я ваш муж, значит, обладаю какими-то нужными им сведениями. И что же, по-вашему, я должен отвечать?

– У них не будет такой возможности, – прошептала в ответ Фрэнсис с уверенностью в голосе, которую он никак не мог разделить. – Мы сбежим от них раньше. А если даже они успеют устроить допрос, то начнут с меня, а не с вас.

«Это было бы только справедливо, – раздраженно подумал Чарльз, – хотя и нежелательно. Нет, крайне нежелательно!» Попасть в руки испанцев – это не шутка. Ноги у него связаны, и он не сможет защитить ни себя, ни ее.

Чарльз пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее. Сапоги не позволяли кандалам натирать ноги, но железный штырь, распирающий оковы, просто сводил с ума. К тому же голова его, как барабан, отзывалась на тряску фургона.

– Интересно, как они оправдывают свое путешествие по Франции в таком фургоне? Эти люди ведь солдаты? Почему им вообще позволяют находиться во Франции?

– Насколько я поняла, они выдают себя за слуг испанского посла. – Фрэнсис ткнула пальцем в один из мешков, лежащих рядом с ними. – Видите? Это отборная пшеница, не молотая, для белого хлеба. Скорее всего им поручено везти особый груз – продукты для встречи архиепископа Толедского. А это значит, что мы направляемся на юг: его преосвященство не путешествует морем, если этого можно избежать. Кроме того, его преосвященство предпочитает все самое лучшее.

«Однако же она хорошо информирована о множестве деталей, – подумал Чарльз. – Слишком хорошо информирована…» Но сейчас ему не хотелось особенно вникать в это: нужно было придумать собственный план бегства. Не полагаться же в самом деле на каких-то мальчишек!

– Отдохните, – снова начала уговаривать его Фрэнсис. – Потом не будет возможности поспать. Придется готовиться к побегу.

Чарльз и в самом деле был не прочь поспать: он знал, что скоро ему понадобится ясная голова. Кроме того, ее колени были такими соблазнительно теплыми, ему было так удобно на них… Но Чарльз понимал, что во сне он беззащитен, и не позволил себе расслабиться. Хорошо хоть, что они не связали ему руки. Он взялся за свой пояс, чтобы убедиться, что кинжал на месте, и тут же понял, почему они оставили его руки свободными.

– Проклятье! Они забрали мой кинжал! И шпагу тоже.

– Боюсь, что да…

Фрэнсис наклонилась поближе к нему, чтобы он услышал ее шепот. Густые черные локоны упали Чарльзу на лицо, и он вздрогнул.

– О, прошу прощения! У меня ужасно непослушные волосы. Сейчас я попробую сделать с ними что-нибудь. – Она перекинула волосы на грудь и принялась заплетать косу. – Я не очень надеюсь на то, что нам удастся вернуть ваше оружие, зато рассчитываю раздобыть ключ от кандалов.

Чарльз глубоко вздохнул. Не было никаких причин особенно радоваться тому, что ее лицо так близко от его лица. А безумная самоуверенность этой девушки и уклончивость ее ответов просто приводили его в ярость. Но от нее исходило такое уютное тепло… Чарльзу вдруг захотелось забыть обо всем на свете, целиком раствориться в этой неожиданной близости. Пришлось даже напомнить себе, что они не на увеселительной прогулке.

Черт бы побрал брата, втравившего его в эту поездку! Учитывая склонность Джонатана к интригам, он мог бы предположить, что поездка связана с серьезной опасностью: ведь его брат был одним из главных шпионов королевы. Чарльз проклинал себя за легкомыслие, в результате которого оказался без всякой помощи, если не считать парочки уличных мальчишек и странной женщины, которую они называют Фрэнк.

– Вы уж простите меня, мадемуазель, за недостаток оптимизма, но я больше надеюсь на то, что английский посол направит группу людей разыскивать нас.

– Мне жаль разочаровывать вас, милорд, но он этого не сделает, – невозмутимо заявила она. – Посол будет думать, что вы приехали за мной и мы, как и предполагалось, плывем сейчас в Англию.

– У вас весьма раздражающая манера противоречить мне!

– А вы… – Фрэнсис презрительно скривила свои пухлые губы. – Вы обладаете весьма бесцеремонной манерой опровергать все, что я говорю!

Чарльз прикрыл глаза – но не для того, чтобы отдохнуть. Он просто почувствовал вдруг, что опасно смотреть так долго в это прекрасное лицо. Ее красота убаюкивала его, внушала ему ложное ощущение безопасности, а он не мог позволить себе расслабляться.

Чарльз слишком поздно понял, что совершил ошибку. Фрэнсис начала поглаживать кончиками пальцев его висок и щеку, и он тут же погрузился в долгожданный сон.

Но сон Чарльза не был спокойным и безмятежным: давно миновали те дни, когда он жил в мире с самим собой. Вот и сейчас, едва его сознание окутал разноцветный туман, как из этого тумана проступил образ красавицы Инес и вновь стал преследовать его.

Чарльз помотал головой, мучительно стараясь проснуться. Если бы только он никогда не отправлялся на острова Карибского моря, если бы не стал жертвой всепоглощающей страсти к женщине! Но поздно жалеть об этом: того, что произошло, не поправишь. Путешествие в испанскую Вест-Индию сделало Чарльза мужчиной, но оно лишило его слишком многих иллюзий. А самое страшное – он бросил своего лучшего друга, когда тот больше всего в нем нуждался. Чарльз знал, что в этом нельзя винить Инес: во всем виноват он сам. И еще он знал, что не сможет простить себе предательства до конца своей жизни…

«Что-то изменилось!» – это ощущение вспыхнуло в сознании Чарльза и прогнало сон. Он открыл глаза и заморгал от света, лившегося откуда-то сверху: часть парусины была откинута. Чарльз не сразу сообразил, где он, и только потом вспомнил, что находится в движущемся фургоне, что он пленник испанцев. А ему-то казалось, что все это дурной сон!

Пошевелив ногами, Чарльз убедился, что они по-прежнему в кандалах. Проклятье! Это совсем не сон. Во рту сухость, как в песках турецкой пустыни, а ему необходимо вернуть себе силы.

Но он все еще ощущал мягкую теплоту женских коленей, на которых покоилась его голова, – коленей Фрэнсис. Он поднял глаза и увидел, что она спит, уронив голову на мешок с пшеницей. Одной рукой она крепко держала его за воротник камзола, другая была на клетке с соколихой.

Какое невинное лицо у нее во сне! В нем нет и следа той заносчивости, которую она демонстрирует, когда не спит. Густые темные ресницы Фрэнсис веером лежат на щеках, пухлые губы, такие соблазнительные, плотно сжаты. Взглянув на ее губы, Чарльз решил, что никто никогда не поверит, какие дерзости вырываются порой из этих губ, когда она бодрствует. Каждый раз, когда она открывала рот, у него начиналась головная боль…

Стоило ему подумать об этом, и он вдруг понял, что голова у него перестала болеть. Чарльз осторожно поводил ею из стороны в сторону, проверяя себя. Шум в ушах исчез, разноцветные круги перестали расплываться перед глазами. Хорошо все-таки, что он позволил себе поспать. Чарльз чувствовал, что силы возвращаются к нему, и был готов действовать.

Скрип колес фургона стал постепенно затихать. Видимо, их похитители собирались остановиться. Чарльз прислушался к голосам – и точно: капитан приказывал свернуть с большой дороги. Когда колеса выбрались из колеи, фургон накренился и Фрэнсис проснулась.

– Что случилось?!

Она с такой силой вцепилась в воротник его камзола, что чуть не задушила Чарльза.

– Пока ничего. Во всяком случае, в настоящий момент опасности нет. Кажется, мы куда-то приехали, по крайней мере, свернули с дороги. – Чарльз покрутил головой, пытаясь освободиться. – Вы меня задушите. Не будете ли вы так добры…

Сконфузившись, Фрэнсис отпустила его воротник.

– Вы чувствуете себя лучше?

– Достаточно хорошо, чтобы заняться нашим побегом.

– Этим займусь я с Пьером и Луи, – отрезала она. – Вы ранены. Мы разработаем наш план сегодня вечером.

Чарльз принялся было протестовать, но замолк, услышав испанскую речь совсем рядом. Фургон остановился, и на его парусиновую крышу упала тень – очевидно, они подъехали к какому-то строению. Чарльз и Фрэнсис молчали, пока испанцы отвязывали лошадей, но Чарльзу достаточно было одного взгляда на девушку, чтобы прочесть ее мысли. Она, без сомнения, обдумывала, как вместе с одиннадцатилетними мальчишками устроить невероятный побег.

Соколиха зашевелилась в своей клетке. Фрэнсис тут же обернулась к ней, бормоча нежные слова, продолжая при этом гладить Чарльза по голове. Черт побери, она умудряется успокаивать одновременно и его, и птицу! Следовало признать, что ее прикосновение дьявольски приятно. Слишком приятно… Чарльзу захотелось, чтобы она оставила его одного, тогда он смог бы как следует обдумать ситуацию.

Лошадей увели – вероятно, на водопой. Чарльз понимал, что теперь испанцы займутся ими. И действительно, вскоре чья-то рука откинула холст, покрывающий фургон. Грубый, небритый парень обратился к ним по-испански, приказывая выйти. Чарльз сразу узнал в нем того человека, который в дороге приносил им воду. Он уже хотел ответить, но Фрэнсис опередила его.

– Диего, он не сможет встать, если ты не снимешь с него кандалы, – мягко сказала она по-испански, одарив парня чарующей улыбкой. Диего, судя по всему, был совершенно потрясен этой обворожительной улыбкой и нежным голосом. Он даже не сразу сообразил, чего от него хотят.

Слушая Фрэнсис, Чарльз с грустью припомнил, что Инес была такой же. Она использовала свою привлекательность как оружие, и стрелы ее очарования всегда попадали точно в цель…

Он прогнал прочь мысли об Инес, а Фрэнсис между тем продолжала уговаривать испанца:

– Дай же мне ключ! Этот человек потерял слишком много сил. Уверяю тебя, он никуда не убежит.

Чарльз подавил улыбку, когда испанец склонил голову и ушел: он не сомневался, что Фрэнсис будет очаровывать парня, пока не добьется своего. Однако вместо Диего у выхода из фургона появился другой испанец – Чарльз слышал, что остальные называли его капитаном.

– В чем дело? – резко спросил он, загораживая мощным телом дверной проем.

В душе Чарльза вспыхнул огонь злобы: он сразу вспомнил улицу Сен-Жак, вспомнил, как этот самый дьявол и его люди напали на них на постоялом дворе.

Сузив глаза, Чарльз оценивал своего противника. Он готов был держать пари, что сможет удушить капитана голыми руками и получит от этого огромное удовольствие. И ему не придется долго ждать! Нет никаких сомнений, они схватятся в самое ближайшее время.

– Господин капитан, – вкрадчиво произнесла Фрэнсис. – Будьте так добры, снимите эти кандалы! Иначе мой спутник не сможет сделать ни шагу.

Однако на капитана ее чары не подействовали. Он сплюнул на землю и повернулся, чтобы уйти, но от Фрэнсис не так легко было отделаться.

– Капитан, вы достаточно мудрый человек, чтобы прислушаться к тому, что я говорю, – произнесла она ему в спину все тем же вкрадчивым голосом. – Я ведь знаю, как вы ошиблись с моим дядей. Неужели вы захотите, чтобы я все рассказала архиепископу, когда увижу его?

Испанец резко обернулся, и Чарльз решил, что девушка действует правильно, давая понять, что от нее так просто не отмахнуться. Капитан, очевидно, тоже это осознал. Разозлившись, он ворвался в фургон, схватил ее за плечо своей огромной ручищей и развернул лицом к себе. Голова Чарльза соскользнула с колен Фрэнсис и ударилась о жесткое днище фургона. Застонав, он сел и зажал рукой свою рану, из которой снова пошла кровь.

– Вы не можете ничего знать! – прорычал капитан и так толкнул Фрэнсис, что она отлетела в угол фургона.

Чарльз с трудом сдерживался. Ему хотелось наброситься на этого человека, который смеет избивать женщину, и разорвать его на куски. Но он заставил себя сдержаться: их могла спасти только умная стратегия, он убедился в этом на собственном горьком опыте.

– Тем не менее я знаю, – спокойно сказала Фрэнсис, глядя своему врагу прямо в глаза. – Я знаю, что ваш король хочет видеть меня в целости и сохранности, чтобы я могла говорить. Мой дядя тоже был нужен ему живым. Вы ведь не захотите во второй раз нарушить волю короля?

Ее смелость приводила Чарльза в восторг. Не обращая внимания на грозный вид капитана, она смотрела на него с такой яростью, что тот вынужден был опустить глаза.

– Дайте мне ключ от кандалов, – ровным голосом приказала Фрэнсис.

На губах ее мелькнула довольная улыбка, когда капитан подозвал Диего и сунул ему связку ключей.

– Вытащи палку у него между ног, – проворчал он. – Замени ее цепью, чтобы он мог ходить.

Бросив в сторону Фрэнсис злобный взгляд, капитан ушел, предоставив Диего выполнять его приказ. Фрэнсис сердито смотрела в удаляющуюся спину капитана, стряхивая с юбки пыль, а Чарльз скрипел зубами в бессильной ярости. За время своей службы в испанской Вест-Индии Чарльз узнал больше, чем ему хотелось бы, о крутом нраве испанцев. И сейчас в глазах капитана он прочел обещание расплатиться с Фрэнсис.

Было ясно, что они должны бежать от этих людей как можно скорее.

 

7

Фрэнсис опустилась на колени в нескольких футах от фургона, стараясь не смотреть в сторону Чарльза, но ничего не могла с собой поделать. Открывая клетку Орианы и уговаривая птицу сесть на ее затянутую в перчатку руку, она делала вид, что поглощена своим делом, однако уголком глаза постоянно наблюдала за Чарльзом.

Диего заменил железную перекладину между кандалами на цепь, и теперь Чарльз стоял, опершись на стенку фургона, хмуро поглядывая на испанцев. «Слава небесам, он держится лучше, чем я ожидала», – подумала Фрэнсис.

До этого, когда Чарльз, раненый и беспомощный, лежал в полутемном фургоне, она словно бы забыла, что он уже не мальчишка и над ним не так легко взять верх, как девять лет назад. Сейчас, когда он выбрался из фургона и выпрямился во весь рост, она осознала свою ошибку. При ярком свете дня стало очевидным то, что она только предполагала, когда смотрела на него при свете свечи на постоялом дворе: Чарльз был необычайно красив. Кроме того, тугие мускулы и широкая грудная клетка выдавали в нем недюжинную силу. Он словно бы излучал мощь, даже несмотря на рану в голове и усталость.

Фрэнсис вдруг подумала, что не хотела бы оказаться в числе его врагов. Глядя на него, она испытывала странное наслаждение, связанное с риском, – которое она испытывала, когда следила за полетом сокола. В ее мозгу возникло ощущение опасности. «Осторожно! – сказала она себе. – Этот мужчина соблазняет женщин с такой же легкостью и непосредственностью, как большинство людей ест и пьет».

Фрэнсис поспешно отвернулась и перевела взгляд на испанцев. Капитан куда-то ушел, а остальные сгрудились возле старого амбара и переговаривались, перемежая свою речь жаргонными словечками, которых она не понимала. Один из испанцев держал руку на перевязи – очевидно, это был результат их с Чарльзом схватки прошлой ночью. Косые взгляды, которые они бросали в ее сторону, заставляли сердце Фрэнсис сжиматься от страха: ведь они с Чарльзом были абсолютно беспомощны перед вооруженными негодяями. Но ей никак нельзя было обнаруживать перед ними свой страх.

Решив поставить их на место, Фрэнсис подошла к ним и тоном королевы потребовала, чтобы они разожгли огонь и вскипятили воду. Мужчины удивились ее приказному тону, но, чуть помедлив, подчинились ей. Двое отправились собирать дрова, а мужчина с рукой на перевязи принялся шарить в фургоне. Вытащив из мешка черный котел, он наполнил его водой из расположенного поблизости пруда.

У Фрэнсис до сих пор все сжималось внутри, но она испытывала огромное облегчение оттого, что испанцы подчинились ей. Стараясь держаться спокойно и независимо, она подошла к Чарльзу и скомандовала:

– Садитесь вот сюда, на эту попону. Я хочу промыть вашу рану.

Чарльз нахмурился: он не привык к тому, чтобы им распоряжались женщины. Однако рана всерьез беспокоила его, и он послушно уселся на попону, которую Фрэнсис бросила у его ног.

«От близости барона Милборна кружится голова», – заключила она, перевязывая его рану, и пообещала себе, что впредь будет держаться от него подальше.

Впрочем, головокружение могло быть вызвано просто-напросто чувством голода. «Нам необходимо поесть, – решила Фрэнсис. – Что-нибудь горячее, что подкрепит наши силы». Закончив перевязку, она обратилась к капитану, который уже присоединился к своим товарищам:

– Сэр, я прошу вас позволить нам поохотиться. Моя птица нуждается в куске сырого мяса. Иначе она потеряет в весе. А это очень дорогая птица.

В глазах капитана мелькнул интерес. Фрэнсис поняла: он надеется завладеть ее ценной птицей, пока она будет находиться в плену. А еще вернее – соколиха достанется ему, когда она умрет…

Не обращая внимания на холодную волну страха, окатившую ее, Фрэнсис собралась с силами, кокетливо улыбнулась и начала соблазнять капитана описанием куска зажаренного кроличьего мяса. Ведь если охота окажется удачной, мясо достанется всем.

Наконец капитан сдался: судя по всему, продовольственные запасы испанцев были весьма скудны. Он приказал своим людям взять с собой оружие – тяжелые аркебузы и сопровождать ее на охоте. Но тут Фрэнсис поставила условие: Чарльз тоже должен был отправиться с ними, поскольку без него она не ручалась за успех. Капитан, нахмурившись, некоторое время размышлял, но в конце концов был вынужден согласиться.

Фрэнсис не торопясь направилась к пруду, давая возможность Чарльзу поспевать за ней. Впрочем, невзирая на кандалы, он шел рядом, гордый и злой, и выглядел более свободным, чем мужчины, которые охраняли его с заряженным оружием в руках. Заметив это, Фрэнсис улыбнулась и пошла быстрее. Ориана сидела у нее на руке, сумка с драгоценными бумагами висела на плече. Пробираясь по лужку к востоку от дороги, Фрэнсис внезапно пожалела о той близости, которая возникла между ней и Чарльзом в фургоне. Было так приятно держать его голову на коленях, перебирая пальцами густые волосы…

Лишившись своего дяди, Фрэнсис страдала от одиночества. Ей так хотелось иногда опереться на кого-то, почувствовать рядом живое тепло… Когда Чарльз во сне повернулся на бок и одной рукой обнял ее за талию, она уже не могла быть спокойной, как прежде. Его прикосновение заставило ее сердце учащенно забиться, она замерла, боясь разрушить очарование этой минуты.

Увы, это нечаянное объятие подсказало ей еще кое-что. Фрэнсис поняла, что Чарльз привык к близости с женщинами, в то время как она сама была близка с мужчиной только один раз и предпочитала не вспоминать об этом. После того случая с Антуаном ей стало ясно, что полагаться можно только на себя – и разве что на свою птицу, – но никак не на мужчину.

Однако Чарльз был честен с ней, хотя порой и грубоват. Впрочем, она предпочитает такую грубость медовой сладости Антуана. Тот сдабривал каждое свое слово ложью…

Внезапно Фрэнсис почувствовала нетерпение. Ей нужно было поохотиться, чтобы немного прийти в себя. Ориана уже вытягивала шею, готовая взвиться в воздух. Запахло осокой, которую Фрэнсис давила ногами, пробираясь сквозь заросли, окаймлявшие пруд. Ее охватил азарт охоты, она ожила, как оживает земля под солнечными лучами. Несмотря на то что позади шли вооруженные испанцы, она чувствовала: пока для нее существует охота, остается и надежда.

Несколько расслабившись оттого, что все идет хорошо, Фрэнсис принялась внимательно разглядывать луговину, притворяясь, будто прикидывает, где лучше начать охоту. На самом деле она высматривала, нет ли какого-нибудь движения в высокой траве: Пьер и Луи должны быть где-то поблизости.

– Теперь самое время обсудить наш побег, – прошептал Чарльз. – Расскажите мне наконец, что вы собираетесь предпринять!

Он говорил тихо, но желваки играли у него на скулах, а глаза сверкали, как у дикого животного, посаженного в клетку. Неудивительно: у него была тысяча причин для ярости, и одна из этих причин напоминала о себе при каждом шаге.

– Я все продумала, – сказала Фрэнсис, стараясь придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовала. – Но сейчас опасно это обсуждать. – Она кивнула на стражей, которые в этот момент немного поотстали. – Правда, на наше счастье, они не знают английского – я это проверяла, – но все равно могут догадаться, что мы что-то замышляем. Давайте сначала поохотимся. Думаю, вы, как истинный мужчина, будете чувствовать себя гораздо лучше на сытый желудок.

– Я бы чувствовал себя лучше, если бы сделал кровавый пудинг из этих ублюдков, – проворчал Чарльз. – И намерен осуществить это при первой же возможности. Но нам надо немедленно обсудить, как мы собираемся бежать отсюда.

Он упрямо сдвинул брови, и Фрэнсис внезапно показалось, что ей снова тринадцать лет. Ее переполняло озорство, хотя она прекрасно понимала всю неуместность своего настроения.

– Нет-нет, сейчас мы начнем охоту, и я буду выступать в роли собаки. – Она дерзко улыбнулась. – Мне интересно, кого мы можем выгнать из этой травы. Надеюсь, какого-нибудь кролика, потому что я ужасно голодна. Здесь, я вижу, повсюду дикий лук, можно употребить его в жаркое.

Она чуть не рассмеялась, увидев, как грозно он нахмурился.

– Так вы отказываетесь делиться со мной своими планами?! – прорычал Чарльз.

– Совершенно верно, – весело сказала она. – Отказываюсь.

– Если ваша цель – разозлить меня, то вы вполне преуспели. Почему вы не хотите рассказать мне?

– Чем больше вы будете знать, тем больше шансов, что вы все испортите.

К несчастью, он обладал огорчительной способностью пробуждать в ней дурные чувства. Она сама не знала, почему это происходит, но ей постоянно хотелось дразнить его.

Морщины у него на лбу сделались еще глубже, образовав суровую складку между бровями.

– Госпожа Морли, – вежливый тон Чарльза прикрывал сарказм, – я не намерен смиренно ждать, когда наши тюремщики начнут допрашивать нас. Если вы не скажете мне, что вы задумали, я возьму все в свои руки и буду действовать по своему усмотрению!

Судя по всему, он твердо решил подчинить ее себе. Но Фрэнсис была полна решимости не поддаваться.

– Вы собираетесь бежать прямо сейчас, когда за нами следуют два вооруженных испанца? – Она состроила презрительную гримаску. – Что касается меня, я никуда не двинусь, пока не накормлю Ориану.

Фрэнсис повернулась к своей птице, давая понять, что разговор окончен. Если он не хочет доверять ей, пусть пеняет на себя. Она знала, что расслабится, когда соколиха взлетит в воздух. Древний ритуал охоты всегда приносил ей облегчение.

Вытянув руку в плотной перчатке, на которой сидела Ориана, Фрэнсис принялась нашептывать ей ласковые слова и пошла вперед.

– Почему вы не надеваете на вашу птицу клобучок? – спросил Чарльз, шагая рядом.

– В этом нет нужды, господин сокольничий, – пробормотала она. – Поскольку Ориана доверяет мне, вовсе не обязательно закрывать ей глаза.

– Тем не менее со мной вы именно так и поступаете, – заметил Чарльз. Он тяжело дышал, и Фрэнсис начала жалеть, что зашла так далеко. Однако отступать было поздно. – Я соглашусь с вашим планом только на одном условии, – добавил он.

– На каком? – осторожно спросила она.

– Теперь я буду держать Ориану.

С таким же успехом он мог предложить ей отдаться ему прямо здесь. Потрясенная, Фрэнсис во все глаза уставилась на него.

– Она вам не дастся!

– Вы прекрасно знаете, что дастся. – Он злобно хмыкнул и смерил ее оценивающим взглядом. – Она хочет ко мне.

Вот теперь Фрэнсис поняла, каким образом Чарльз заставляет птиц и женщин подчиняться ему. Он нависал над ней, излучая мужскую магическую силу, которой было невозможно сопротивляться. Фрэнсис не сомневалась, что он может вот так же подчинить себе и ее. Она внезапно почувствовала, что в крови закипает желание – самое грубое и примитивное, – и это очень испугало ее.

В панике отвернувшись от него, Фрэнсис принялась проверять, не перекрутились ли путы на ногах Орианы, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

– Я также предупреждаю вас, – продолжал Чарльз, – что более не намерен ждать, пока вы освободите меня от кандалов. Ваш план, судя по всему, с треском провалился, хоть вы и не желаете признаваться в этом.

– Я же сказала, что добуду вам ключ!

– Каким это образом, черт побери?

– Вы… вы невозможный человек! Неужели вы ведете себя так со всеми женщинами, которых берете с собой на охоту?

– Женщины предпочитают быть добычей, когда я охочусь.

Она обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Резкий ответ уже готов был сорваться с ее уст. Но в его глазах она увидела такую жажду обладать ею, что ей снова стало страшно. А больше всего ее пугало собственное желание. И как только удалось этому человеку приобрести такую власть над ней?!

– Надо полагать, вы считаете женщин пригодными только на то, чтобы спать с ними? – выпалила она, гордо задрав подбородок.

– Но они действительно очень хороши в постели, – усмехнулся Чарльз. – И могу предположить, что одна знакомая мне дама будет особенно хороша…

Фрэнсис захотелось закричать от возмущения. Нанести ей такое оскорбление на глазах у их врагов! Испанцы стояли позади Чарльза, безуспешно пытаясь понять, о чем они спорят, но и без того было очевидно их взаимное раздражение. Нет, она не доставит им удовольствия наблюдать ее гнев. – Вы ведете себя невозможно! – прошипела Фрэнсис.

– Вы сами начали этот разговор.

Да, она начала этот разговор. Но виноват он! В ужасе оттого, что ей, может быть, придется уступать ему в чем-то очень важном, она решила уступить в менее серьезном.

– Сегодня вечером, перед тем как мы двинемся дальше, мальчишки добудут ключ, – прошептала она. – Ну вот. Я рассказала вам мой план. А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое!

Прижимая к себе Ориану, словно для защиты, она стала шептать ей что-то, стараясь отделаться от Чарльза. Ориана сразу распушила перья, раздувшись вдвое.

Чарльз хмыкнул. Он обнаружил у госпожи Морли еще одно слабое место. Вскоре он будет знать каждое отсутствующее звено в ее мощных доспехах! Тогда эта смелая девушка окажется беззащитной перед ним, а такое положение вещей было для Чарльза более привычным.

Она разговаривала со своей птицей, а он упивался ее красотой. Несмотря на долгую ночь, проведенную ими в дороге, она выглядела под лучами утреннего солнца свежей и весьма соблазнительной. Правда, помятая юбка и испачканная блузка придавали ей диковатый вид, но зато заплетенные в толстую косу волосы не скрывали ослепительной белизны шеи. Ему вдруг безумно захотелось коснуться рукой того места над воротничком ее блузки, где лучи света играют на нежной коже.

Чарльз представил себе, как его рука медленно сползает вниз, его пальцы отодвигают ткань, обнажая полную грудь… Волна похоти окатила его. Он вспомнил, как проснулся в фургоне, прижимаясь щекой к ее мягкому бедру, ощущая запах женского тела. Одного этого было достаточно, чтобы свести с ума любого мужчину. Он уже собирался протянуть руку, чтобы коснуться ее груди, но внезапно почувствовал, что она плачет. Фрэнсис плакала тихо – очевидно, не хотела потревожить его, – но он ощущал, как содрогается ее тело от рыданий. Вероятно, она оплакивала своего дядю, и это остановило его. Перед лицом такого горя он не мог позволить себе никаких вольностей.

Эти сдерживаемые рыдания тронули его больше, чем он готов был признать. И хотя Чарльз не привык утешать страдающих женщин, его охватило сильнейшее, удивившее его самого желание избавить ее от боли.

Контраст между этим благородным чувством и страстью, вспыхнувшей в нем, поставил его перед дилеммой – сочувствовать или соблазнять? У нее так часто менялись настроения, что он ни в чем не был уверен. Однако сейчас страсть, без сомнения, брала верх.

Интересно, понимает ли она, какие чувства вызывает в нем, нашептывая что-то своей птице? Если и понимает, то наверняка чувствует себя в безопасности, зная, что он ничего не станет предпринимать под взглядами испанцев…

Прикрыв глаза от яркого утреннего солнца, Чарльз стал рассматривать соколиху. Конечно, оценить ее можно будет, только когда она полетит, но он и сейчас уже видел, что это выносливая и отлично натренированная птица. Удивительно, что так воспитать ее смогла женщина.

Именно это больше всего разъярило его, когда он впервые встретил Фрэнсис. Она вторгалась, как он полагал, в чисто мужскую сферу деятельности.

Теперь это чувство стало еще острее. Он ничего не хотел от женщин, кроме того, чтобы время от времени спать с ними. Он хотел, чтобы его оставили в покое. И еще он хотел охотиться.

– Чего вы ждете? – нетерпеливо спросил Чарльз. – Дайте ей расправить крылья.

Фрэнсис в упор взглянула на него, словно давая понять, что знает, чего он хочет, и ей доставляет удовольствие мучить его.

– Большинство мужчин не торопятся давать женщинам расправить крылья.

– Я не такой, как большинство мужчин!

– Я этого не заметила.

Очень довольная тем, что ей удалось уколоть его, она повернулась к нему спиной и высоко подняла руку с соколихой. Птица стремительно взлетела, мощно взмахивая крыльями, и ее полет в ослепительное небо отозвался в сердце Чарльза. Как знакомо ему было все это! Одинокое изголодавшееся существо ищет освобождения в охоте… В течение трех лет такой же голод не давал ему спать ночами. Боль гнала его удовлетворить эту непонятную, неуловимую потребность, и он удовлетворял ее – в женщине или в охоте. И каждый раз при этом в нем закипала кровь.

Чарльз сделал неосторожное движение, и кандалы тотчас же впились ему в ноги. Его охватила бешеная ярость. Захотелось наброситься на испанцев и разорвать их голыми руками, а потом повалить Фрэнсис в траву и наконец подчинить ее себе!

Чарльз приостановился и нахмурился, глядя ей в спину. Что в ней скрыто такое, что заставляет его превратиться в глупого юношу, который слышит только голос собственной похоти?

Нет, определенно эта женщина сводит его с ума!

Прибавив шаг, насколько ему позволяли кандалы, Чарльз догнал ее, полный решимости вновь овладеть инициативой. Он положил Фрэнсис руку на плечо и внимательно вгляделся в ее лицо, когда она обернулась к нему. Фрэнсис вздрогнула и быстро отвела глаза, но было уже поздно: он успел заметить вспыхнувшее в них желание. Чарльз сам не ожидал, что испытает такое облегчение. Так кто же кого сводит с ума?

– А вы ведь собирались взять на себя роль собаки, – напомнил он, поддразнивая Фрэнсис. – Начинайте!

Ничуть не смутившись, Фрэнсис нашла палку и двинулась вперед, раздвигая траву и заросли кустов. Чарльз подумал, что здесь должно быть много кроликов. Ориана парила над ними, словно связанная со своей хозяйкой невидимой нитью, однако Чарльз тоже ощущал связь с этой птицей. За несколько коротких минут прошлой ночью на постоялом дворе он установил контакт с соколихой тем странным, магическим способом, который, как говорил его старый наставник Диксон, дарован ему природой. Теперь благодаря этой связи он ощущал радость птицы, когда она взмахивала крыльями, зорко всматриваясь в заросли. Словно подвешенная в небесах, Ориана ждала, когда ее хозяйка обнаружит кого-то, на кого она может напасть и убить.

Чарльз чувствовал, как у него кровь закипает от возбуждения. Думая только об охоте, он следовал за Фрэнсис, которая вдруг перестала быть земной женщиной, пленницей испанцев. Она стала диким существом, принадлежащим только этому полю и небу!

Как всегда на охоте, кролик выскочил из своего укрытия неожиданно. Фрэнсис резко свистнула, и Ориана ринулась вниз, целясь в свою добычу. Она камнем упала на кролика, разорвала своим острым, как бритва, клювом кожу на его голове и принялась клевать.

– Хорошая девочка, – Фрэнсис, тяжело дыша, присела рядом с птицей.

– Она хорошо обучена, – коротко заметил Чарльз, хотя в этот момент следил вовсе не за птицей.

Он пожирал глазами Фрэнсис, глядя, как вздымается ее грудь, как горит румянец на ее лице. Он представил себе, как они лежат обнявшись в густой траве, и страсть охватила его с такой силой, что это трудно было перенести. Физическая жажда обладать этой женщиной заслонила все остальное. Он хотел схватить ее, как Ориана схватила свою добычу, держать ее в руках, обладать ею…

– Чистая работа, – выдавил из себя Чарльз. – Сколько вы хотите, чтобы она ела?

– Лучше, если бы она остановилась, – сказала после небольшой паузы Фрэнсис. – Эта добыча предназначена не только ей одной.

Не говоря ни слова, Чарльз протянул руку к соколихе. Клюнув в последний раз кролика, Ориана послушно перебралась к нему на руку. Так же, как и тогда, на постоялом дворе, она не стала царапать его своими когтями, а спокойно сложила крылья. С удовлетворением ощущая приятную тяжесть на руке, Чарльз пробормотал что-то птице, потом взглянул на Фрэнсис – и удивился.

На лице ее была написана ярость. Она опять ревновала!

Шагнув вперед, Фрэнсис повелительным жестом протянула руку к Ориане, но Чарльз, широко улыбнувшись, отвел руку с птицей.

– Вы помните, мы договорились, что я буду направлять ее? Вы не можете мне в этом отказать. Без птицы я только наполовину мужчина. И Фрэнсис с ужасом почувствовала, что действительно не может ему отказать – ни в чем. Опустив глаза, она отступила на шаг, но взгляды, которыми они успели обменяться, словно зажгли порох.

Однако ничего произойти не могло – испанцы, тяжело дыша, уже догнали их.

Чарльз подавил свое желание, взял у Фрэнсис перчатку и усадил на нее Ориану.

– Продолжай! – приказал он птице, сдерживая напряжение в голосе, и, подняв руку вверх, отпустил ее.

Удовлетворенный тем, что она слушается, Чарльз протянул палку Фрэнсис.

– Одним кроликом не накормить шесть человек и голодную птицу, – заметил он. – Нам нужно добыть еще несколько.

Фрэнсис огляделась вокруг, словно освобождаясь от транса, и молча кивнула. Отвернувшись от Чарльза, она снова двинулась вперед, ударяя палкой по траве.

Чарльз покачал головой, удивляясь самому себе. Он всегда полагал, что охота, включая охоту на женщин, – это прекрасный спорт. Но никогда еще охота так сильно не возбуждала его…

С трудом поспевая за Фрэнсис, Чарльз снова вспомнил о своих кандалах, о подлых испанцах и о том, в какую нелепую и опасную переделку угодил по милости брата. Это отвлекло его от мыслей о Фрэнсис, и он решил отложить их до более подходящего момента.

Убив еще двух кроликов, они дошли до дальнего края пруда. Испанцы неотступно следовали за ними с оружием наготове. «Как будто мы можем сбежать на этой открытой ровной долине, да еще при том, что мои ноги закованы», – с отвращением подумал Чарльз.

Его взгляд упал на большой камень. Камень словно просился, чтобы он метнул его и разбил голову испанцу. Чарльз с большим трудом сдержал себя – только потому, что Фрэнсис обещала ему добыть ключ от кандалов. Как она думает это устроить, он понятия не имел, но вынужден был смириться, поскольку больше надеяться было не на что.

Внезапно из тростниковых зарослей, окаймляющих пруд, послышался шепот:

– Фрэнк! Сейчас?

Чарльз понял, что ему лучше не поворачивать голову в ту сторону.

– Нет, – громким шепотом произнесла Фрэнсис. Она шагнула ближе к Чарльзу, погладила птицу, сидящую на его руке, и сделала вид, что разговаривает с ней. – Не сейчас. Сегодня вечером, когда стемнеет.

Чарльз все-таки не выдержал и покосился на заросли, из которых доносился голос. Два личика, похожих на мордочки хорьков, мелькнули в высокой траве. Он успел заметить только взлохмаченные волосы и грязные лица. Все надежды рухнули. Как он и предполагал, спасители Фрэнсис оказались всего лишь уличными мальчишками. Не было никаких шансов, что эти двое смогут им чем-нибудь помочь.

Итак, ему придется взять на себя заботу о побеге.

Какая досада, что Фрэнсис отказывается ему подчиняться! Она даже слушать его не желает! Ее сопротивление страшно раздражало Чарльза. Как главный королевский сокольничий, он не привык к тому, чтобы от его приказов отмахивались.

Мальчишка продолжал говорить что-то по-французски, и Чарльз плохо понимал его жаргон. Он разобрал только, что они намерены устроить переполох.

– Выпустите Ориану еще раз, – спокойно предложила Фрэнсис Чарльзу – так, словно они прогуливались по берегу Дорсета и рядом не было вооруженных мужчин, готовых стрелять в них при малейшей попытке к бегству.

Чарльз отпустил соколиху, но на этот раз он не получил удовольствия от полета птицы. Зато испанцы задрали головы, и Фрэнсис, воспользовавшись тем, что они отвлеклись, быстро зашептала:

– У моего спутника скованы ноги. Нам нужен ключ, который находится у капитана. Вы его сразу узнаете, он самый крупный из испанцев. Связка у него на поясе, а ключик такой тоненький, блестящий. Всю связку не берите: они это сразу заметят. Прежде всего достаньте этот ключ. Все остальное в вашем плане мне очень нравится.

Тростник в последний раз качнулся, и мальчиков простыл след.

Черт побери эту девчонку, которая думает, что двое парнишек способны устроить им побег!

 

8

Когда Чарльз неохотно возвращался в лагерь, неся двух кроликов, все вокруг казалось ему каким-то нереальным. Как это может быть, чтобы им угрожала смертельная опасность в этой спокойной сельской местности, среди свежей весенней зелени? Совсем недавно он воспарял в небо вместе с охотничьим соколом, а теперь снова низвергся в пучину разочарования и отчаяния?..

Вернувшись к амбару, он начал разделывать кроликов, а Фрэнсис наблюдала, как он это делает. Чарльз слишком много двигался на охоте, и в голове у него опять начало стучать.

«Дурак ты, дурак! – говорил он сам себе. – Ты должен был отдыхать, пока Фрэнсис охотилась с Орианой». Но разве устоишь перед соблазном охоты? Однако теперь ему потребуется отдых, прежде чем он вновь будет готов действовать. И еще ему требуется еда.

До сих пор они получили только черствый хлеб и несколько ломтиков сыра и съели все, пока закипала вода. Вряд ли это можно считать достаточным для раненого мужчины. Вскоре, однако, запахло вареным мясом и луком, и именно в этот момент к Чарльзу подошел один из испанцев с распоркой для кандалов.

– Не подходи ко мне! – зарычал Чарльз, мгновенно напрягшись.

– Диего! – закричал коренастый испанец. – Иди сюда!

Вскоре его окружили все четверо, и Чарльз в бессильной ярости сжал кулаки. Он не мог сражаться со всеми ними, даже при том, что гнев придавал ему силу. Но и покорно подчиниться им он тоже не мог: с этой проклятой распоркой он способен только ковылять. Ненависть к испанцам поднималась в нем. Чарльз ненавидел свою беспомощность и зависимость от женщины, но понимал, что без ее помощи не обойтись.

– Сделайте что-нибудь! – взорвался он, обращаясь к Фрэнсис.

Она уронила палку, которой размешивала мясо, и подошла к капитану, умоляюще прижав руки к груди.

– Господин, я прошу вас, оставьте его в цепях!

Она старалась спрятать свой страх, но в ее голосе слышалось отчаяние.

Просьба Фрэнсис только разозлила капитана. Он оттолкнул ее, и она упала на какие-то мешки, сваленные у стены амбара.

Этого Чарльз вынести не мог. Взревев от ярости, он бросился на стоявшего ближе других испанца, изо всех сил ударил его в челюсть и, спотыкаясь, бросился бежать.

Чарльз не думал о том, что им ничего не стоит догнать его: стремление к свободе было слишком велико. Он знал одно – Фрэнсис они не убьют, а уж он найдет способ освободить ее и стереть этих подлых дьяволов в порошок. – Остановись, или она умрет! – закричал капитан, а следом раздался испуганный вопль Фрэнсис.

Чарльз обернулся. Капитан стоял в дверях амбара, одной рукой прижав к себе Фрэнсис. В другой руке у него был охотничий нож Чарльза, приставленный к ее горлу, из которого сочилась струйка крови.

– Ты не можешь убить ее! – крикнул Чарльз. – Она нужна твоему королю!

– Я могу порезать ее, – усмехнулся капитан.

Он лениво поднял нож и начал разрезать блузку Фрэнсис, обнажая ее полные груди. Еще минута – и она окажется обнаженной перед этими мужиками, которые могут изнасиловать ее!

Эта угроза и страх в глазах Фрэнсис решили дело. Чарльз поднял руки ладонями вперед и вернулся к амбару. С каждым мучительным шагом он смирял свою ярость, заставляя себя выглядеть спокойным. У него был долг перед этой женщиной: ведь его послали защищать ее.

Двое испанцев подошли к нему, в руках у Диего была распорка для кандалов.

– Сначала отпусти ее! – потребовал Чарльз.

Но капитан только ухмыльнулся. Его рука скользнула по груди Фрэнсис, и Чарльз не выдержал. Не слушая голоса рассудка, он прыгнул на капитана и ударил его кулаком в лицо. Брызнула кровь, и капитан, как подкошенный, рухнул на землю. Чарльз наклонился, пытаясь добраться до своего охотничьего ножа, но в это время двое испанцев набросились на него сзади. Однако Чарльз все-таки успел дотянуться до ножа и направил его острие в грудь капитана.

– Отойдите все – или я убью его! – крикнул он. Испанцы отступили, но капитан умудрился поймать запястье Чарльза и пытался вывернуть ему руку, чтобы он выронил нож. Чарльз не уступал, чувствуя, что капитан теряет силы, но в этот момент подбежал Диего с поленом в руке. Чарльз успел отклониться, удар пришелся ему по плечу, однако нож он все-таки уронил.

Чарльз опять остался без оружия, но сдаваться не собирался. Он бился с врагами как безумный, все вокруг было испачкано кровью. Хрустнула сломанная рука у одного из испанцев, он выл от боли, и сердце Чарльза наполнилось ликованием.

Однако его преимущество оказалось недолгим. Силы Чарльза убывали, голова, казалось, готова была взорваться от пульсирующей боли. Его удары ослабели и все чаще не достигали цели.

В конце концов испанцы взяли над ним верх. Чарльз упал и, свернувшись в клубок, выдерживал их удары и пинки ногами. Почувствовав резкую боль в боку, он понял, что ему сломали ребро. Правый глаз заплыл, и Чарльз видел перед собой только кровавую пелену.

Наконец испанцы закрепили у него между ног распорку и, обессиленного, бросили в фургон. Чарльз лежал, закрыв глаза, надеясь, что сознание покинет его и тогда он перестанет испытывать эту невыносимую боль. Он проклинал себя за то, что позволил эмоциям победить разум.

Внезапно какие-то теплые капли упали на его лицо. Чарльз попытался открыть глаза и, когда это ему удалось, с удивлением увидел, что над ним склонилась плачущая Фрэнсис.

– Зачем вы это сделали? – бормотала она, всхлипывая. – Зачем стали сопротивляться?

Слезы Фрэнсис почему-то было труднее вынести, чем ее вечные насмешки.

– А вы ожидали, что я буду спокойно сидеть и смотреть, как они избивают вас? Или я должен был мило улыбаться, позволяя им надеть эту проклятую распорку?

Он заскрипел зубами, припомнив кровь, выступившую на ее белой шее.

– Но чего вы добились? Они все равно засунули вам эту железку, только еще и избили к тому же.

– Ну, они тоже получили свое. – С мрачным удовлетворением он припомнил отвратительный звук сломанной кости у одного из испанцев.

Фрэнсис утерла слезы тыльной стороной ладони.

– Почему вы не могли подождать, пока мальчики не добудут ключ?

Чарльз нахмурился.

– У меня нет привычки ждать, чтобы женщина или дети выполняли мою работу.

– Но это наша с вами общая работа! И почему вы такой упрямый?! Однако, что и говорить, испанцам здорово досталось. Где вы научились так драться?

Чарльзу было больно шевелить губами, и все-таки он ответил, решив, что она должна знать:

– В испанской Вест-Индии. Я провел там довольно много лет, – сказал он, стараясь не двигать ртом.

– Что вы там делали? Вы, должно быть, попали туда совсем юным?

– Мне было семнадцать лет, и я мечтал завоевать славу, – проворчал он, с ненавистью вспоминая мальчишку, стремившегося разбогатеть и стать знаменитым. – Мы со старшим братом Мэттью подписали контракт с великим сэром Фрэнсисом Дрейком и отплыли с ним в его знаменитый рейд по испанским островам.

– Я удивляюсь, как ваш отец разрешил вам.

– К сожалению, наш отец ничего не мог возразить. Он умер от апоплексического удара, когда мне было тринадцать.

– О, мне очень жаль! Мне кажется, я понимаю, почему вы туда отправились. – Чарльз явно не хотел продолжать этот разговор, но она попросила: – Расскажите мне про Вест-Индию. Что это за страна? Я почти ничего о ней не знаю.

– Вам и не нужно много знать. Вест-Индские острова прекрасны, ими можно любоваться, но это обманчивое впечатление: жизнь там очень сурова и жестка.

– Я слышала страшные вещи об этих островах. Говорят, что испанцы зверствуют там.

– Помножьте то, что вы слышали об их зверствах, на два. Они не признают честного сражения и изобрели весьма изощренные пытки.

– Вы были у них в плену?

– Я – нет, но у них в плену погиб мой лучший друг. Я пытался спасти его, но мне не удалось организовать побег. Я был слишком молод и глуп…

– О боже! – Фрэнсис склонилась над ним, прижалась щекой к его лбу и обняла обеими руками. – Как ужасно. Я не знала…

От ее нежного прикосновения Чарльзу вдруг захотелось заплакать. Он не заслуживал сочувствия – он обязан был спасти своего друга! И тем не менее Фрэнсис пролила бальзам на его кровоточащую рану ненависти к самому себе. Он чуть было не начал рассказывать ей о том, что случилось с Ричардом, но вовремя остановился. Фрэнсис не следует ничего знать, поскольку они сами теперь пленники испанцев. У Чарльза было очень мало надежды, что сходство ситуаций на этом кончится.

– Я вижу, что вам больно говорить об этом, – прошептала Фрэнсис. – Я не хочу больше вас расспрашивать, мне страшно жаль, что вы потеряли друга. Он, очевидно, был очень дорог вашему сердцу.

Чарльз снова подумал о том, что ее участие незаслуженно, и проворчал, желая сменить тему разговора:

– Мы должны были бежать во время охоты.

– Они просто-напросто пристрелили бы нас. Мы не могли идти на такой риск.

– Иногда пуля оказывается лучшим выходом, – угрюмо заметил он. Внезапно солоноватая капля упала ему на уголок рта, и Чарльз удивился, почему эта девушка так жалеет его – незнакомца, который был к тому же не слишком добр к ней.

– Зачем вы ударили капитана? – спросила она наконец, поднимая голову и вытирая глаза. – Он не забудет этого и постарается отомстить вам!

– Я хотел убить его. Другое дело, что мне это не удалось.

Фрэнсис тяжело вздохнула, отошла в угол фургона и достала миску, спрятанную между мешками.

– Вам нужно поесть, – спокойно сказала она. – Иначе вы не сможете никуда убежать.

Вот это да, она припасла для него немного мяса!

Чарльз с жадностью съел все и в изнеможении закрыл глаза. Невероятная усталость овладела его телом. Неожиданно он вспомнил, как выглядела Фрэнсис во время охоты, в тот момент, когда соколиха взлетела с ее руки. Она стояла, подняв лицо навстречу солнечным лучам, и этот свет омывал ее, она сама словно светилась.

Ее прекрасный образ витал перед ним несколько мгновений, а потом Чарльз провалился в глубокий сон.

 

9

Фрэнсис смотрела на спящего Чарльза, и ее мучило чувство вины. «Ведь это из-за меня он попал в плен к испанцам! – горестно думала она. – Ну почему все, кто обо мне заботится, умирают раньше, чем положено?! Чарльз должен держаться как можно дальше от меня, пока я не погубила его жизнь…»

Как нелепо судьба снова свела их вместе! Нелепо, что при их взаимном раздражении они так тесно связаны, и неизвестно, сколько времени это будет продолжаться. Фрэнсис не могла выносить его чванливую уверенность в том, что он, как мужчина, должен принимать все решения. А она вызывает в нем ярость, когда начинает командовать…

Поразительно, но вопреки всем этим мыслям Фрэнсис испытывала непреодолимое желание обнять его, прижаться к нему, не расставаться с ним никогда. Это желание было лишено всякого смысла, и она постаралась взять себя в руки. Необходимо оставаться спокойной и невозмутимой, как учил ее дядя. С помощью Пьера и Луи они обязательно найдут способ спастись. Жаль, что дядя никогда не одобрял ее дружбы с этими мальчишками и она не могла приучить их к дому…

Фрэнсис пробралась к выходу из фургона и выглянула наружу. Капитан приставил к фургону двух испанцев, чтобы они следили за пленниками, а сам отправился спать в амбар. Но стоило ему удалиться, как стражи набросились на остатки еды.

Мясо получилось превосходным. Фрэнсис охотно поела бы еще, да и порция, доставшаяся Чарльзу, была невелика, но просить их она не желала. Эти дураки и так злились на нее за то, что хороший кусок мяса она отдала Ориане. Надо же – ее птица добыла им пищу, а они не хотели поделиться с ней!

Воспользовавшись тем, что их стражи поглощены обжорством, Фрэнсис выскользнула из фургона и уселась в тени позади лестницы, ведущей наверх. В скором времени должны появиться Пьер или Луи, и им может потребоваться ее помощь.

Диего, однако, заметил, что пленница покинула фургон, и встал с аркебузом в руках.

– Эй, что вы здесь делаете?

– Просто сижу, – спокойно ответила Фрэнсис, надеясь, что, пока она не делает попыток бежать, испанец вряд ли запретит ей сидеть тут.

Однако Диего был непреклонен.

– Возвращайтесь в фургон! – мрачно приказал он.

С чердака выглянула заспанная физиономия капитана, в волосах у него застряла солома.

– Если хочет, пусть сидит, – проворчал он. – А ты стереги дверь.

– Благодарю вас, капитан, вы очень добры, – сказала Фрэнсис.

Она очень удивилась такому неожиданному великодушию, но решила, что об этом не стоит особенно задумываться. В конце концов, какая разница?

– Если попробуете что-нибудь выкинуть, я прикажу связать вас, – предупредил капитан.

Голова его скрылась в глубине чердака, Диего вернулся на свое место у фургона, а Фрэнсис, прислонившись к лестнице, прикрыла глаза и стала прислушиваться к голосам, доносящимся сверху. Может, ей удастся услышать что-нибудь полезное для них.

– Через сколько дней мы вернемся в Париж? – довольно громко спросил испанец, которому Чарльз сломал руку.

– Ты хочешь сказать, через сколько ночей? Нам путешествовать еще довольно долго. Четыре ночи до Нанта, а оттуда по побережью, – ответил капитан. – Мы должны встретить архиепископа на границе с Испанией. Его преосвященство захочет допросить эту женщину прежде, чем мы доставим ее к королю.

Фрэнсис проглотила слюну. Его преосвященство архиепископ Толедо намерен допрашивать ее? Кровь застыла у нее в жилах при этой мысли. Она видела труп своего дяди и знала теперь, как испанцы добывают нужные им сведения. Вернулся ужас при воспоминании о том ночном кошмаре. Она тогда поторопилась отвернуться от трупа, не в силах сдержать слез: это зрелище было слишком страшным. Ее дядя был обезображен до неузнаваемости.

– Жаль, что мы не смогли выколотить из того англичанина больше, прежде чем отправили его в Испанию, – продолжал капитан. – Надо было прибегнуть к более жестким способам. Ну, ничего. Его преосвященство сам это проделает.

Фрэнсис онемела. О ком они говорят?!

– Думаю, он расскажет больше, когда увидит свою племянницу.

– Да уж. Заговорит, когда услышит ее вопли. Они всегда так, – хмыкнул капитан.

Голоса затихли, зашуршало сено – очевидно, мужчины стали укладываться. Фрэнсис сидела, потрясенная, прижав руку к губам, уставившись на стену амбара. Святые небеса, не ошиблась ли она, правильно ли расслышала? Ее дядя жив?! Значит, какой-то другой человек похоронен вместо него?

Фрэнсис вскочила на ноги, не в силах сдержать нетерпения. Ее любимый дядя жив! Она должна немедленно отправиться туда, где он находится! Но в таком случае ей не нужно бежать от испанцев: они довезут ее быстрее всего. А потом они с дядей вместе придумают, как спастись.

Оставалась одна трудность. Ей придется убедить Чарльза бежать без нее. Ему это не понравится, но тут уж ничего не поделаешь.

Мысли ее прервал жалобный мальчишеский голос:

– Месье, поделитесь едой с бедным мальчиком! Я ничего не ел последние два дня!

Фрэнсис замерла у лестницы, подавив желание откликнуться. Наконец-то явился Луи за ключом! Она вся напряглась, готовая прийти на помощь, если понадобится. Хотя Фрэнсис и бодрилась перед Чарльзом, у нее вовсе не было уверенности в успехе их затеи.

– Пошел прочь, мерзавец! – откликнулся один из испанцев на ломаном французском. Он замахнулся на Луи, но тот был пока что вне его досягаемости. – Для таких, как ты, у нас нет ничего.

– Но, месье, я вас умоляю! – почти запел Луи. – Я же умираю с голода!

– Ты слышал, что тебе сказали? – прикрикнул на мальчика испанец, встав со своего места, но Луи проворно отскочил. – Еда вся кончилась, убирайся отсюда!

– Тогда, может быть, дадите монетку? – попрошайничал Луи еще громче и настойчивее. – Пожалуйста…

Фрэнсис взглянула вверх, на чердак, где находился капитан. Прикусив губу, она выжидала, чувствуя, что сердце ее бьется уже где-то в горле.

– Я тебе покажу! – Диего схватил Луи за руку и ударил его по уху.

Луи издал душераздирающий вопль, и Фрэнсис не выдержала.

– Почему вы не дадите мальчику немного хлеба? – крикнула она, шагнув к ним и демонстрируя храбрость, которую отнюдь не испытывала. – У вас же есть хлеб, которым можно поделиться!

– Не суйтесь не в свое дело! – зарычал другой страж, схватив ее за руку.

Луи вопил так, словно Диего убивал его.

– Что здесь, черт возьми, происходит?

Чарльз выполз из фургона и шел к ней, как деревянный солдатик: ему мешала распорка между ногами.

Фрэнсис застонала от досады и вырвалась из рук стража. Ей совершенно не нужно было вмешательство Чарльза. Она подбежала к нему, схватилась обеими руками за его куртку и зарылась в нее лицом, изображая отчаяние.

– Тише вы все! – раздался громовой голос. – Вот что значит дураки на страже: даже поспать нельзя. Святая Дева Мария, все приходится делать самому!

Фрэнсис вздохнула с облегчением: наконец-то появился капитан. Пока он спускался по лестнице, Луи продолжал вопить, хотя Диего перестал выкручивать ему руки.

– Прекрати орать! – прикрикнул Диего по-испански.

Луи сделал вид, что не понимает. Завывая во всю силу своих легких, он рванулся вперед, бросился на землю и обхватил руками сапоги капитана.

– Монсиньор, спасите меня от этого зверя! Я только попросил у него кусочек хлеба, а он хочет убить меня! Умоляю, помогите мне, монсиньор!

– Дай-ка мне мой кнут, – приказал капитан.

– Да, капитан, – Диего сунул ему в руку кнут.

Луи побледнел, но не отпускал ногу капитана.

– Монсиньор, вы ведь не станете бить бедного мальчика?

Его руки начали шарить по телу капитана, ощупывали его одежду.

– Заберите его от меня! – заорал капитан, стараясь одной рукой оторвать от себя Луи, а другой размахивая кнутом.

По всей видимости, Луи понимал, что на таком близком расстоянии капитан не может ударить его. Он присосался к нему, как речная пиявка. Диего и второй испанец попытались схватить мальчика, но Луи укусил одного из них и ударил ногой другого.

Чарльз хмуро взирал на эту сцену, негодуя на собственную беспомощность.

– Что же вы молчите? Надо помочь ему! – сказал он Фрэнсис, пытаясь оторвать ее руки от своей куртки. – Нельзя так обращаться с ребенком, тем более с голодным ребенком.

– Умоляю, не вмешивайтесь! – шепнула она ему на ухо. – Этот мальчик может сам постоять за себя.

Чарльз удивленно взглянул ей в глаза. На ее лице было странное, виноватое выражение. Присмотревшись внимательнее к мальчику, он понял, что это, очевидно, один из уличных оборванцев Фрэнсис. Черт побери! Чарльз вынужден был признать, что худенький мальчишка, кажется, осуществляет то, на что сам он, со всей своей военной выучкой, просто не способен. Опытный карманный воришка подбирался к связке ключей ничего не подозревающего капитана!

Мальчишка извивался, ловко орудуя ногами, но капитану все-таки удалось схватить его за шиворот и оторвать от себя. Тогда Луи обернулся и со всей силой укусил капитана за руку, издав при этом такой душераздирающий крик, словно сам пострадал.

Капитан уронил кнут и схватился за руку. Воспользовавшись этим, Луи сорвал у него с пояса связку ключей и бросился бежать. Диего помчался за ним и догнал мальчишку. Ключи взлетели в воздух и исчезли в траве. Луи вопил, лягался и дрался. Потом, словно рыба, сорвавшаяся с крючка, он выскользнул и пустился наутек по волнующемуся под ветром зеленому морю травы.

Диего, ругаясь, вскочил на ноги и бросился туда, куда упала связка ключей. С победным кличем он выпрямился, показывая ключи капитану.

– Подлый попрошайка! – Капитан прикрепил ключи на место и принялся рассматривать свою руку. – Святая Мадонна! Сначала меня чуть не зарезал этот сукин сын, потом укусил какой-то бешеный щенок… Клянусь богом, кто-то за все это заплатит!

Он мрачно посмотрел на Чарльза, но тот не стал обращать на него внимания. Он испытывал смешанные чувства – восхищение ловкостью мальчишки, ярость оттого, что кандалы мешают ему двигаться, злость на Фрэнсис, которая отказалась даже посвятить его в свои планы…

Испанцы вернулись к своим делам, а Чарльз отвернулся от капитана и разрешил Фрэнсис помочь ему влезть в фургон. Его раздражала необходимость принимать ее помощь, но кандалы лишали его возможности действовать самостоятельно.

– Пожалуйста, лежите спокойно и не попадайтесь на глаза капитану, – попросила она. – Вы должны беречь свои силы.

Снова она распоряжается им! Чарльз уже собирался сказать ей что-то резкое, но Фрэнсис неожиданно улыбнулась и начала поднимать подол юбки.

Что делает эта безумная девица?! Взгляд Чарльза был прикован к ее стройной ноге и поднимался все выше, пока не наткнулся на кое-что более важное. У нее за подвязкой был его нож!

– Как вам нравится мой сюрприз? Я тоже даром времени не теряла!

Фрэнсис опустила юбку и победно взглянула на него.

Чарльз покачал головой, не зная, радоваться ему или огорчаться. Теперь у них есть оружие, и это прекрасно. Но что будет, если испанцы обнаружат пропажу?

 

10

Фрэнсис скоро заснула, свернувшись калачиком на полу фургона, а Чарльз спать не мог: его мучил голод. Он съел только маленький кусочек мяса, который принесла ему Фрэнсис, и желудок у него был пуст, как заброшенный караульный пост. Подобравшись к двери фургона, он откинул холст и выглянул наружу. Испанцы сидели вокруг костра, но в котелке у них была только вода, которой Диего промывал руку капитана.

– Матерь божья, я так хочу поскорее оказаться в Испании! – произнес капитан. – Не могу дождаться, когда расскажу его преосвященству обо всех кознях, которые учинили эти английские чудовища. Не говоря уже о презренных французских попрошайках. Этот наглый щенок раскровенил мне руку! Ну, да ладно. Зато я кое-что предпринял, чтобы доставить английскую шпионку к его преосвященству в целости и сохранности. Ты уверен, что она меня слышала? – требовательно спросил он Диего.

Диего кончил промывать рану и вытащил обрывок чистой материи, чтобы перевязать ее.

– Она сидела под лестницей, – проворчал он, хмурясь оттого, что ткань морщится и плохо держится на руке. – Не могла не слышать.

– Отлично, – одобрительно кивнул капитан. – Думаю, она поверила тому, что я сказал, и станет теперь послушной, как овечка. Но сторожить ее надо по-прежнему.

Чарльз нахмурился. Видимо, капитан подсунул Фрэнсис какие-то ложные сведения. Но о чем?

– Есть еще ее муж, – мрачно заметил Диего. – И он начинает причинять нам все больше и больше неприятностей.

– Это точно, – согласился капитан. – Кстати, я так и не нашел его нож. Если он не отыщется в ближайшее время, мы их обоих разденем догола и обыщем.

Чарльз представил себе эту картину – и ужаснулся. Если проклятые испанцы разденут Фрэнсис, они на этом не остановятся. В бессильной злобе он понял, что должен подбросить нож так, чтобы их тюремщики сами нашли его. Оружие, конечно, необходимо, но нельзя подвергать Фрэнсис такой опасности.

Голод по-прежнему мучил Чарльза, живо напоминая о его положении пленника. Чтобы забыть об этом и убить время до отправления в ночное путешествие, он улегся рядом с Фрэнсис, которая спала на правом боку, крепко прижимая к груди свою сумку.

Вероятно, это было ошибкой: Чарльз тут же ощутил иной голод. При сумеречном свете, проникавшем в фургон, он жадно пожирал глазами каждый изгиб ее тела. Ворот блузки сполз с плеча Фрэнсис, и ее кожа сверкала белизной, как в тот день в Дорсете девять лет назад.

Борясь с соблазном прикоснуться к ней, Чарльз тоже повернулся на правый бок в поисках более удобного положения и обнаружил… Проклятье! Ее тело совпадало с его телом – как шкурка апельсина совпадает со сладким содержимым. Но в таком случае как же они будут совпадать, если он позволит себе…

Но Чарльз знал, что не имеет на это права. Мальчишки уже завладели ключом, фургон скоро тронется в путь. Их стражники расслабятся, поскольку будут уверены, что он закован в кандалы и беспомощен. Он должен собраться с силами и быть готовым, когда мальчишки подадут сигнал.

И тем не менее растущее желание угрожало доводам разума. Ему нестерпимо хотелось погладить ее великолепное плечо, отбросить эту проклятую сумку, взять в руку нежную грудь Фрэнсис, сорвать с нее одежды, увидеть ее наготу…

Усилием воли Чарльз отбросил эти мысли раньше, чем они окончательно завладели им. Как можно думать о таких вещах, когда он закован, он – пленник?! Нет, определенно эта женщина представляет для него большую опасность, чем испанцы.

С тех пор, как Чарльз вернулся из Вест-Индии, он не ухаживал долго ни за одной женщиной. А когда испытывал нужду в ней, то находил какую-нибудь придворную даму, известную своими многочисленными любовными похождениями, и открыто предлагал ей переспать с ним.

Имея репутацию внимательного и изобретательного любовника, он никогда не встречал отказа.

Чарльз перевернулся на спину, стараясь не думать о Фрэнсис, и только тут сообразил, что совершенно забыл про нож. Лучше всего вытащить его, пока она спит. Он бросит нож в солому так, чтобы испанцы увидели его. Ему было очень трудно заставить себя отказаться от оружия, но безопасность Фрэнсис он ставил превыше всего.

Осторожными пальцами Чарльз начал приподнимать ее юбку – медленно, молча, как вор. При этом он не мог не смотреть, как вздымаются и опадают ее соблазнительные груди под тонким покровом платья. Его охватило возбуждение, кровь забурлила. Он испытывал непреодолимое желание погладить ее соски и почувствовать, как в ней просыпается ответное желание. Подобно сокольничему, который в первый раз выходит на охоту с дикой, еще не обученной птицей, он ждал того момента, когда они сольются воедино в порыве общей страсти, вместе окунутся в экстаз охоты.

«Нож!» – мрачно напомнил он себе и уже дотронулся до кожаной рукоятки, когда внезапно раздался совершенно спокойный голос Фрэнсис:

– Что это вы там ищете, милорд?

Она повернула к нему голову, открыла глаза, и Чарльз поспешно отдернул руку. Неужели она не спала все это время? И почему у нее такой презрительный взгляд?

Это выражение презрения просто ударило Чарльза. Он, конечно, человек не безгрешный, но не настолько все же, чтобы воспользоваться подобной ситуацией! Мысль о том, что Фрэнсис думает иначе, унижала его. Ему казалось, что уж на доверие ее он имеет право рассчитывать.

– По правде говоря, я искал нож.

– Нож? – Она нахмурилась, а потом насмешливо спросила: – И больше вас ничто не интересует?

– Нет, – с трудом выдавил он, чувствуя себя лжецом. Конечно, его интересовало кое-что совсем другое. – Я хотел взять его, не будя вас. Но поскольку вы проснулись, будьте так добры, отдайте его мне.

К его удивлению, выражение холодного презрения немедленно исчезло с ее лица. С доверчивостью ребенка она вытащила нож, вложила ему в руку и сжала его пальцы.

– Я взяла этот нож для вас. Вот. Он ваш. – Фрэнсис улыбнулась. – Я сразу заметила, что это ваш любимый нож: вы как-то совсем по-особому держите его в руке… Я хотела вернуть его вам.

Чарльз был поражен. О, боги, она возвращает ему нож не потому, что им обоим необходимо оружие! Ей просто хочется вернуть ему утраченное сокровище. Ее благородство поставило его в тупик, он словно окаменел. Как же она будет разочарована, узнав, что он собирается расстаться с ножом!

Чувствуя себя подлецом, стараясь не смотреть ей в глаза, Чарльз сказал:

– Этот нож необходимо вернуть. Я хочу положить его там, где его смогут найти.

– Но почему?! – Фрэнсис уцепилась за рукав его куртки, чтобы удержать. – Ведь вам необходимо оружие. Нож вам понадобится, когда вы сбежите от них.

Чарльз почувствовал некоторое облегчение: все-таки в ней, оказывается, есть какая-то практичность.

– Я вынужден это сделать, – сказал он, решив, что она должна знать всю правду. – Испанцы уверены, что нож у одного из нас. Они собираются раздеть нас, чтобы обыскать.

– Погодите. – Фрэнсис отмахнулась от опасности со свойственной ей самоуверенностью. – Что, если просто спрятать нож получше? Я могу передать его Луи или Пьеру. Они сохранят его для вас.

Она опять растрогала его – своей смелостью, мужеством и внутренней силой.

– Я не могу допустить, чтобы вы шли на такой риск, – сказал он твердо, сдерживая свои чувства. – Что касается вас, они наверняка не остановятся на обыске.

Его слова, по-видимому, поразили Фрэнсис. Воспользовавшись ее минутным замешательством, Чарльз выбрался из фургона, окинул взглядом храпящих стражников и, сделав несколько неуклюжих шагов в сторону, выполнил задуманное. Рукоятка ножа выглядывала из соломы, он был уверен, что испанцы, проснувшись, сразу найдут его и оставят их в покое.

С большим трудом Чарльз забрался обратно в фургон, чувствуя себя гнусным обманщиком. Но почему? Ведь он ничем не оскорбил ее. Он вернул испанцам нож ради ее безопасности.

Фрэнсис снова лежала, свернувшись на дне фургона, глаза ее были закрыты, но Чарльз знал, что она не спит.

Вздохнув, он лег рядом с ней и нашел ее руку.

– Спасибо за нож, – прошептал он, слегка сжимая ее пальцы. – Я никогда раньше не встречал такой великодушной девушки. Мне очень жаль, что пришлось отдать им его.

– Это я вам благодарна, – откликнулась Фрэнсис, пожав ему руку в ответ. – Спасибо, что вы пожертвовали своим ножом ради меня.

Чарльз прикрыл глаза, но это ему не помогло. Он ощущал ее близость, как никогда раньше, и пообещал себе, что, если они выберутся отсюда живыми, он непременно выяснит, почему эта женщина заставляет его постоянно метаться от раздражения к нежности и обратно.

 

11

Фрэнсис проснулась неожиданно – от ощущения, что, кроме них, в фургоне находится кто-то еще. По стене скользнула тень – и она увидела Пьера, который крался к ней, изо всех сил стараясь не шуметь. Приложив палец к губам, он протянул ей ключ и исчез – так же внезапно, как и появился.

Фрэнсис почувствовала, что улыбается во весь рот. Эти ее ребятишки, с их крадущейся походкой и тонкими пальчиками, годами занимались воровством. А поскольку она твердо верила, что всякий дарованный богом талант для чего-то предназначен, то просто направила их усилия в иное русло, найдя их искусству другое, благородное применение. Причем самым трудным оказалось научить их отличать низкие цели от возвышенных. Иногда она просто приходила в отчаяние. Но все равно это были ее ребята, и она не собиралась бросать их.

Пьер выбрал самый подходящий момент для того, чтобы передать ключ, – он прекрасно все понимал. У амбарной двери храпели их стражи, подложив под головы свои мешки и ничего не подозревая, а капитан и испанец со сломанной рукой отправились спать на чердак.

Фрэнсис с удовольствием представила себе онемевших стражников, когда они обнаружат бегство своего пленника. Не хотела бы она оказаться на их месте!

Фрэнсис склонилась над Чарльзом, чтобы разбудить его и сообщить, что ключ у них. Но во сне у него был такой ангельский вид, что рука ее замерла. Спутавшиеся волосы упали на лоб, озабоченная складка между бровями разгладилась, обычно плотно сжатые губы смягчились. Подложив руку под щеку, он выглядел таким юным и невинным – не старше ее мальчишек. Если, конечно, не считать двухдневной щетины на подбородке…

Фрэнсис пришлось напомнить себе, что Чарльз давно уже не юноша. Он – мужчина, который смотрел на нее с такой нежностью, когда она вернула ему нож. Однако спустя всего несколько минут он повернулся к ней спиной, давая понять, что она ему не нужна…

Что ж, она давно уже привыкла к одиночеству, привыкла скрывать глубоко запрятанную потребность в близком человеке. Чарльз не способен помочь ей. Она должна нести свою боль одна.

Фрэнсис тронула его за руку.

– М… м… О боже, это вы? – Он смотрел на нее затуманенными полусонными глазами, явно не узнавая. – Что случилось, кузина? Дом горит?

– Вы не дома, Чарльз. И я не ваша кузина.

– Черт побери!

Он оглянулся вокруг, словно не желая вспоминать, где он и почему. Когда же память вернулась к нему, умиротворенность, которую Фрэнсис только что видела на его лице, исчезла, сменившись мрачной гримасой.

– Я все понимаю, – мягко сказала она. – И, проснувшись, чувствовала то же самое. Но я хочу показать вам кое-что – думаю, это исправит ваше настроение.

Она протянула ему маленький ключ, и у Чарльза сразу загорелись глаза. Он схватил ключ и наклонился, пытаясь дотянуться до кандалов.

– Не сейчас! – Фрэнсис схватила его за руку. – Попозже, когда мы тронемся в путь.

– Нет, сейчас! – прорычал Чарльз, сгорая от нетерпения. – Я сброшу их немедленно!

– Но сейчас вы все равно не сможете убежать, а испанцы перед дорогой обязательно зайдут сюда проверить, все ли в порядке. Подождите немного. Мальчики устроят переполох, и мы сможем улизнуть.

Фрэнсис чувствовала себя очень виноватой, говоря «мы», как будто она тоже собиралась бежать. Но Чарльз не должен был знать о ее планах до самого конца.

Чарльз подумал немного, вздохнул и сунул ключ в карман.

– Ладно, будем надеяться, что они не заметят его пропажу.

– Они не заметят, – состроила гримаску Фрэнсис. – Их слишком обрадует находка ножа.

Как Чарльз и предполагал, Диего наткнулся на нож, когда испанцы начали сворачивать лагерь.

– Капитан, я нашел его! – сияя воскликнул он.

После этого Чарльз почувствовал облегчение: перед дорогой их не стали обыскивать. Теперь, когда у него в кармане был ключ, он почти развеселился и с удовольствием съел немного черствого хлеба и твердого, как камень, сыра, которые принес Диего. Наконец один из испанцев забрался на козлы, остальные оседлали лошадей, и они тронулись в путь.

Дорога в этот поздний час была совершенно пустынна. Навстречу им попалась только группа крестьян, которые возвращались домой с поля и приветствовали их непристойными песнями. В такое время суток люди сидели по своим домам или в местных пивных, отдыхая от тяжкого труда.

Чарльз устроился на мешках пшеницы рядом с Фрэнсис. Их бегство было подготовлено, теперь оставалось только ждать. И хотя он чувствовал вполне естественное напряжение перед решающим броском, еще больше его волновала ее близость…

Фургон подпрыгивал на ухабах, а Чарльз смотрел на парусиновый верх и пытался понять, что же с ним происходит. В конце концов он решил, что, наверное, просто сошел с ума. Слава богу, все это скоро закончится – как только они совершат побег.

Самое нелепое – ему не хотелось, чтобы это кончалось! Его буквально сжигала потребность овладеть ею. Он сам не понимал, отчего это происходит, разве что оттого, что он довольно долго не имел женщин. Оказавшись с Фрэнсис в одном фургоне, отрезанный от всего мира, он, естественно, стал испытывать к ней влечение. А она нуждалась в его защите… Нет ничего удивительного, что все вместе дало подобный результат.

Неуверенным движением Чарльз обнял ее за плечи. Она не сопротивлялась, не говорила ни слова, и тогда он крепко прижал Фрэнсис к себе, зарывшись лицом в ее волосы.

Чарльз прекрасно понимал, что это чистое безумие. Он изо всех сил старался противостоять вожделению, но чувствовал, что его сил не хватает. Губы Фрэнсис были так близко, ему ничего не стоило дотянуться до них. Он был почему-то абсолютно уверен, что она не отстранится, не оттолкнет его…

В этот момент совсем рядом громко заржала лошадь. Фургон рванулся вперед, Чарльза и Фрэнсис отбросило к дальней стенке. Лошади, как взбесившиеся, ударились в галоп, испанец на козлах ругался, пытаясь сдержать упряжку.

– Это мальчики! – крикнула Фрэнсис, стараясь перекричать бешеный стук колес. – Я уверена, что это они! Скорее снимайте кандалы!

Чарльз с трудом нащупал замок, проклиная подпрыгивающий фургон, ключ никак не попадал в замочную скважину.

– Берите вашу птицу и прыгайте! – крикнул он. – Я через минуту освобожусь и догоню вас. – Яростно сражаясь с замком, он заметил, что Фрэнсис лихорадочно роется в мешках с зерном. – В чем дело?

– Моя сумка! Я не могу найти ее. Она была здесь…

– К черту вашу сумку!

Наконец замок, щелкнув, открылся, и Чарльз сорвал с себя кандалы. С ненавистной распоркой в руке он пополз в конец фургона, чтобы посмотреть, что там происходит. Фургон швыряло из стороны в сторону, казалось, он вот-вот перевернется. Испанец, сидевший на козлах, орал что-то невразумительное.

Чарльз высунул голову. Один из всадников был охвачен огнем и дико вопил. Черт побери, мальчишки подожгли испанца! Как им это удалось, он понятия не имел, но ясно было, что ничего лучшего они и придумать не могли. Двое других испанцев пытались своими куртками сбить пламя. Их лошади, испуганные огнем, рвались в сторону.

Среди этого хаоса Чарльз почувствовал, как Фрэнсис прижалась к его плечу.

– Прыгайте! Ложитесь в канаву и лежите там, пока фургон не скроется из вида. Они не заметят вас.

– Вы должны спрыгнуть первой. Не бойтесь, я помогу вам.

Хотя фургон швыряло из стороны в сторону, Чарльз чувствовал, что мчится он уже не с прежней скоростью. Он схватил Фрэнсис за талию, стараясь придать ей уверенности, но, к его изумлению, она оттолкнула его.

– Я остаюсь. А вы прыгайте.

– Остаетесь?! Вы что, с ума сошли?

– Я должна остаться! – Фрэнсис умоляюще прижала руки к груди. – Ради бога, постарайтесь меня понять и не сердитесь. Мой дядя жив, испанцы отведут меня к нему.

– Жив?! – Она, видимо, и в самом деле рехнулась. – Вы же мне говорили, что он убит…

– Я подслушала их разговор. Они говорили, что он жив! – У Фрэнсис дрожали губы, казалось, она вот-вот заплачет.

Внезапно Чарльзу все стало ясно. Он вспомнил, что тоже подслушал один разговор. Капитан намеренно лгал, в расчете на то, что она поверит.

– Ваш дядя мертв! – Чарльз схватил ее за руку, но колесо фургона наскочило на рытвину, и Фрэнсис отбросило от него. – Господи, как мне убедить вас?!

Его охватила паника. Время уходит, а он не может оставить ее. Когда фургон догонит всадников, которые все еще боролись с огнем, будет поздно.

– Нет, он жив. Я найду его. Возьмите вот это. – Фрэнсис сунула ему в руки свою сумку. – Бегите, пока есть возможность! – лихорадочно настаивала она. – Это не ваш дядя и не ваша забота. Это моя забота.

Лошади, влекущие фургон, понемногу успокаивались и замедляли бег. Чарльз понимал, что не может больше терять время: еще несколько секунд, и он потеряет шанс спастись. А Фрэнсис схватилась за мешки с зерном, словно он собирался силой оторвать ее. Но Чарльз не мог так поступить. Он знал: ему остается либо бежать без нее, либо совсем отказаться от побега. Он должен был выбирать.

В отчаянии Чарльз балансировал на краю фургона, прижимая к себе ее сумку. Все, чего он хотел, так это вызволить ее, а она мешает ему! Если бы только он мог…

Внезапно Фрэнсис бросилась вперед – так проворно, что Чарльз скорее почувствовал это, чем увидел. Изо всех сил она толкнула его в плечо, он потерял равновесие и упал на дорогу, все еще сжимая в руке железную распорку.

Подгоняемый инстинктом, Чарльз перекатился в канаву и растянулся там плашмя, молясь, чтобы его в темноте никто не заметил, и проклиная эту сумасшедшую девицу. Весь день он мечтал о том, как они вместе вырвутся на свободу, как отправятся в Англию… И что теперь? Теперь он вообще никуда не поедет. Он найдет способ освободить ее и в следующий раз унесет силой. Он не оставит ее в руках испанцев!

Ее дядя мертв. В этом Чарльз был совершенно уверен.

 

12

Если бы кто-нибудь сказал Чарльзу месяцев шесть назад, что он будет лежать вниз лицом в канаве, полной грязи, из-за женщины, он обозвал бы такого человека безумцем. И тем не менее все так и было. А безумцем, очевидно, являлся он сам…

Задержав дыхание, Чарльз прислушался. Фургон удалялся, с каждой минутой расстояние между ними увеличивалось. Черт побери, ведь они оба сейчас могли быть на свободе! Эти мерзавцы обвели ее вокруг пальца. Она попалась в их ловушку.

– Эй, месье, где Фрэнк? – неожиданно раздался у него над ухом сдавленный шепот. – Что вы с ней сделали?

Это наверняка был один из ее уличных мальчишек. Чарльз сел и принялся с любопытством рассматривать попрошайку.

– Здравствуй, Луи, – он наугад назвал одно из имен. – Я восхищен твоим планом бегства. Как тебе удалось поджечь того испанца?

– Это сделал Луи, а я Пьер. – Мальчик присел на корточки и ткнул пальцем в белую рубашку Чарльза. – Богатая у вас одежда, месье Милстоун. А теперь скажите, где Фрэнк.

– Моя фамилия Милборн. А Фрэнк, как ты ее называешь, отказалась бежать.

Глаза Пьера расширились от ужаса.

– Ты врешь!

– К сожалению, нет. Испанцы убедили Фрэнсис, что ее дядя жив, – мрачно произнес Чарльз. – Она думает, что они везут ее к нему.

– Вот дерьмо!

Петушиная самоуверенность мальчугана тут же испарилась, худенькое личико жалобно сморщилось. Не говоря ни слова, он стал выбираться из канавы. Но Чарльз был готов к этому. Он схватил Пьера за локоть и затащил обратно.

– Не торопись, – прошептал он. – Ты не спасешь ее, если пустишься догонять испанцев и кричать им, чтобы они ее отпустили.

– Но они убьют ее! Как она могла додуматься до такой глупости?!

Мальчуган сел в грязь и разразился новой очередью ругательств, весьма цветистых и изобретательных. Чарльз не мог бы перевести на английский и половины.

– Я никогда не встречал более упрямой женщины, – согласился он. – Если вобьет себе что-то в голову, переубедить ее невозможно. Но я уверен, что ее дядя мертв.

Внезапно худые плечи мальчика затряслись от рыданий. Святой боже, он плачет из-за Фрэнсис! Впрочем, Чарльз и сам был озабочен судьбой этой девушки больше, чем ожидал.

– Не беспокойся, мы придумаем что-нибудь, – прошептал Чарльз, чувствуя себя неловко: ему никогда не приходилось утешать плачущих детей. – Я уверен, что нам удастся освободить ее.

– Мы прекрасно обойдемся без вас, месье, – раздался вдруг насмешливый голос из темноты. – Вам вовсе не обязательно следовать за ними.

Чарльз оглянулся. Это был второй мальчишка, Луи. Он казался крепче и старше Пьера на год или на два – похоже, ему было лет двенадцать. В остальном они походили друг на друга – с немытыми лицами, взлохмаченными волосами, в рваной одежде. В темноте их невозможно было различить.

– Позволь мне самому решать, что следует делать, – возразил Чарльз. – Неужели ты думаешь, что я оставлю ее в руках этих варваров?

Луи покосился на него в темноте.

– Конечно, лучше было бы, если бы у них остались вы, – заметил он без малейшего намека на симпатию. – Но все равно, вы не должны ехать за ней. Какое вам до нее дело?

– Я поеду, – нахмурился Чарльз. – Мы с ней оба англичане.

Он сам удивился этому странному объяснению, и Луи, кажется, был удивлен не меньше, поскольку откликнулся одним только словом:

– Неужели?

Чувствуя себя неуютно под его подозрительным взглядом, Чарльз повернулся к нему спиной, нащупал палку и принялся с яростным ожесточением копать ею землю. Будь он проклят, если передоверит это дело двум детям, что бы они о себе ни думали!

– Что это вы делаете, месье барон? – резко спросил Луи.

– Закапываю проклятую испанскую распорку, чтобы она никогда впредь не касалась человеческого тела.

Чарльз с огромным облегчением засунул железную распорку и кандалы в длинную узкую ямку, которую выкопал, и засыпал их землей.

– Очень хорошо, – похвалил его Луи. – А теперь вы можете ехать домой в Англию.

– Послушай меня! – Чарльз повернулся к мальчику, с трудом сдерживая гнев. – Мадемуазель Фрэнсис устроила мне побег. Я хочу сделать то же самое для нее. Понятно? Я не поеду домой. Я намерен освободить ее, чего бы мне это ни стоило.

Неожиданно худенькое лицо мальчишки расплылось в довольной улыбке. Он кивнул Пьеру, словно получил подтверждение своей глубоко спрятанной уверенности.

– Он прошел проверку, ты согласен?

Пьер молча кивнул, а Луи снова повернулся к Чарльзу. Его лицо приняло суровое выражение, он нахмурил лоб и жестко сжал губы.

– Ладно, барон Милстоун. Мы согласны принять вашу помощь. Но я должен предупредить вас: если вы намерены залезть к Фрэнк под юбку – берегитесь! Мы одобряем – как это говорится? – благородные намерения. У вас благородные намерения?

Чарльз с трудом преодолел желание схватить Луи за воротник рваной рубашки и хорошенько потрясти его.

– Моя фамилия Милборн, – чопорно заметил он вместо этого. – И не смей говорить так о мадемуазель. Она сама решает, что ей делать, и вы не должны соваться в это.

Ему казалось, что он говорит очень спокойно, но глаза его сверкали от сдерживаемой ярости. Однако Луи ничуть не испугался.

– Мое дело – предупредить. А Фрэнк правильно говорила, что вы очень вспыльчивый. Нет у вас никакого терпения!

Выругавшись от души, Чарльз закинул сумку Фрэнсис за плечо, вылез из канавы и зашагал по дороге. У него нет терпения?! У него, который воспитал столько птиц и прошел военное обучение в испанской Вест-Индии? Он им покажет свое терпение, когда придет время освобождать Фрэнсис! Но как же должен быть терпелив человек, вынужденный иметь дело с шайкой сквернословящих уличных мальчишек…

Шагая по темной, в выбоинах, дороге, Чарльз пытался убедить самого себя в собственных «благородных намерениях» по отношению к Фрэнсис. Приходилось признать, что Луи, к сожалению, в чем-то прав. Достаточно вспомнить, какое нестерпимое желание сжигало его, когда он лежал рядом с ней в фургоне… Но сейчас он испытывал совсем другие чувства. Его обуревала ярость и страх за Фрэнсис. Он слишком хорошо знал, что творят испанцы со своими пленниками. Этот страх подгонял его в холодной ночи, придавал ему силы. Даже когда боль опять начинала стучать у него в голове, он не останавливался, продолжая упорно шагать вперед.

Однако нужно было составить новый план, а для этого кое о чем расспросить Луи.

– Как тебе удалось так испугать лошадей? – начал разговор Чарльз.

– Я швырял в них камнями, – гордо ответил Луи. – Они совсем обезумели от боли и помчались как сумасшедшие.

– Это я заметил, – нахмурился Чарльз. – А как ты поджег того испанца?

– Я привязал к камням горящую солому, – сообщил парень. – У меня здесь есть еще на всякий случай. – Он похлопал по рваной сумке, привязанной веревкой к его поясу.

Чарльз отметил про себя запасливость Луи и задумчиво произнес:

– Поскольку один из них пострадал от огня, они скорее всего будут вынуждены искать для него врача. Ты знаешь, как называется ближайший город?

– Экс-де-Шуа. У нас там есть друзья. К ним можно обратиться за помощью.

– Тогда нам лучше поторапливаться. Хорошо бы добраться до этого города к утру. Как ты думаешь, твои друзья смогут достать для меня оружие и некоторое количество пороха?

– Зависит от того, сколько вам потребуется, – сказал Луи.

– Столько, сколько нужно для спасения Фрэнсис.

– Фрэнк, – поправил его мальчишка. – Она предпочитает, чтобы ее называли Фрэнк.

Они шагали несколько часов, и Чарльз уже потерял надежду догнать испанцев в Экс-де-Шуа. Но у расторопного Луи везде были знакомые. Увидев у дороги какую-то ферму, он попросил их подождать и вскоре вернулся с сыном фермера, который, как выяснилось, как раз собирался утром в город. Через несколько минут они уже ехали в двухколесной повозке, парень правил лошадью. Пьер немедленно свернулся в клубочек на парусиновом мешке и заснул. Но Луи продолжал бодрствовать – и, по всей видимости, был полон решимости разозлить Чарльза.

– Как вы оказались у испанцев вместе с Фрэнк, барон Милстоун? – вкрадчиво спросил он.

– Меня послали, чтобы я сопровождал ее в Англию, – кратко ответил Чарльз. Стараясь сохранить силы, он вытянул ноги и попытался расслабиться.

– А вы уверены, что не встречали ее раньше? – снова закинул удочку Луи. Сидя рядом с Чарльзом, он тоже вытянул ноги и вообще старался подражать каждому его движению.

– Однажды встречал, – неохотно признался Чарльз. – Я так и знал! И где же вы ее встречали?

– Неважно, – проворчал Чарльз, намереваясь покончить с этим допросом.

– Это важно для вас, барон Милстоун! – торжествующе заявил Луи. – Я это заметил. Фрэнк говорит, что я способен замечать такие вещи.

– Слушай, а ты не хотел бы поспать? Тебе нужно отдохнуть. Кстати, фамилия моя – Милборн.

Чарльз решил не обращать внимания на болтовню мальчишки, надеясь, что он отстанет. Но Луи только ухмыльнулся и продолжил свои расспросы:

– Значит, это ваш брат – главный шпион королевы? Вы на него не похожи.

– Откуда ты знаешь? – насторожился Чарльз, забыв, что собирался больше не реагировать на вопросы мальчишки. – Кто говорил тебе о нем?

– Я сам два раза видел его. Он приезжал в Париж к английскому послу и встречался с Фрэнк.

Чарльз некоторое время не мог произнести ни слова. Проклятый Джонатан! Он удушит его, когда вернется в Англию! Если, конечно, вернется…

– Откуда ты так много знаешь? – спросил он наконец. – И какого дьявола ты делал в английском посольстве?

– Все очень просто, – Луи поднял на него невинные глаза. – Фрэнк посылала меня к нему с поручением. И вообще… Она обещала сделать из меня джентльмена!

«Пока ей мало что удалось в этом направлении», – подумал Чарльз, покосившись на Луи.

– Интересно, и как же она собиралась осуществить это?

– Я учу английский, зарабатываю деньги и трачу их на чистую комнату и еду. Пьер ходит в церковную школу, а потом покупает продукты и готовит.

Чарльз удивленно покачал головой. Если Фрэнсис захотелось кого-то усыновить, почему она выбрала именно этих двоих?

– А как же твоя семья? Они не возражают?

– У меня нет семьи, – нахмурился Луи. – Послушайте, а откуда у вас сумка Фрэнк?

Чарльз пожал плечами и взглянул на сумку, лежавшую рядом с ним.

– Она просила меня взять ее. Убей меня бог, не знаю, зачем, когда у нее осталась Ориана. Ведь в сумке, насколько я понимаю, все необходимое для соколиной охоты: путы, привязь, клобучок…

Луи положил руку на сумку.

– Берегите ее. Фрэнк очень дорожит этой сумкой.

Чарльз нахмурился.

– Должен тебе сказать, что она слишком уж носится с ней. Даже когда спит, не выпускает ее из рук. Можно подумать, что она обвенчана с этой проклятой сумкой!

– Вот как? – ухмыльнулся Луи. – А с кем же, по-вашему, она должна быть обвенчана?

Чарльз бросил на парнишку сердитый взгляд, но промолчал, не желая попасться в расставленную ему ловушку. Однако Луи не отступился:

– Признайтесь, вы целовали Фрэнк?

Чарльз поморщился: дерзость мальчишки переходила все границы.

– Я предупреждал тебя, Луи! Ты не должен…

– Но я ничего дурного не хотел сказать! – запротестовал Луи, явно довольный, что эта тема вызывает негодование Чарльза. – Просто все мужчины хотят поцеловать Фрэнк. Я думал, что и вы хотите…

– Какие еще мужчины?!

Чарльз вдруг представил себе негодяя, который, не испытывая никаких чувств к Фрэнсис, целует ее… и чуть с ума не сошел от ревности.

Луи не замедлил с ответом:

– Мужчины, которые бывают у посла, мужчины на рынке… Большинство мужчин, которые видят Фрэнк, хотят ее поцеловать. А почему вам это интересно?

– И она позволяет им?!

Луи проницательно взглянул на него.

– Только месье Антуану, с которым она собиралась обвенчаться.

Чарльз почувствовал, что кровь закипает у него в жилах.

– Собиралась обвенчаться? И почему же не обвенчалась?

– Не знаю, – Луи склонил голову набок и нахмурился, как будто и сам этому удивлялся. – Месье Антуан не приехал в церковь в назначенное время. Вместо этого он покинул Париж.

Сбежал от алтаря?! Фрэнсис была брошена в день свадьбы?? Чарльз потер голову, которая, казалось, сейчас расколется от боли. Такой ярости он уже давно не испытывал.

– Черт побери, почему ты мне все это рассказываешь?!

– Потому что вы меня спросили, – сказал Луи, внимательно глядя на него. – И потому что она сама никогда вам об этом не расскажет.

Солнце уже встало и сияло вовсю, когда они добрались до окраины Экс-де-Шуа. Только тут Чарльз впервые подумал о том, что он весь в грязи, волосы у него растрепаны, а куртка порвана. Кроме того, он умирал от голода, а все золотые монеты, какие у него с собой были, отобрали испанцы. Неужели опять придется прибегать к помощи мальчишек? Очевидно, без этого не обойтись. Прежде всего необходимо поесть, потом раздобыть оружие и деньги – и браться за дело. За время их путешествия он продумал план спасения Фрэнсис.

– Самуэл и Габи накормят нас, – сообщил Пьер, предваряя его вопросы. – Мы им оказывали кое-какие услуги, так что они должны помочь. Они вам понравятся, могу поклясться.

«Представляю себе!» – подумал Чарльз. Но выбора у него не было. Ладно, в конце концов, в еде он неприхотлив, а когда набьет свой желудок, выяснит, согласятся ли Самуэл и Габи на его план.

– Пошли, – проворчал он, закидывая за плечо сумку Фрэнсис.

– Я ничего не знаю, капитан! – Фрэнсис съежилась на стуле, в ужасе глядя на своего мучителя. – Я ничего не знаю ни о каких бумагах на испанском языке. И мой дядя тоже ничего не знал о них, клянусь вам!

– Сучка! – Он снова ударил Фрэнсис по лицу, так сильно, что ее голова мотнулась назад. – Ну, ничего, его преосвященство заставит тебя заговорить!

С этими словами капитан вышел из комнаты и запер за собой дверь. Фрэнсис застонала и спрятала лицо в ладонях. Все тело ее ныло от побоев, мысли путались. Никогда в жизни ей не было так страшно. Она много слышала о зверствах испанцев, но саму ее впервые избили только здесь, на постоялом дворе. Если так будет продолжаться, они превратят ее в кровавое месиво, прежде чем довезут до Нанта…

Снова и снова Фрэнсис спрашивала себя, правильно ли она поступила, отказавшись бежать вместе с Чарльзом. Но он никогда не позволил бы ей одной ехать следом за испанцами и ни за что не согласился бы сопровождать ее. Это ведь не его дядя. Зачем же ему рисковать своей жизнью?

Да Фрэнсис и не хотела больше никаких жертв от него: она и так доставила ему достаточно неприятностей.

И все-таки Фрэнсис не ожидала, что будет так страшно остаться одной! До того момента, когда она вытолкнула Чарльза из фургона, она не представляла себе, насколько от него зависит. Одна мысль, что он рядом, давала ей ощущение безопасности, вселяла надежду. Впрочем, Фрэнсис прекрасно понимала, что это ложное ощущение, ведь Чарльз был таким же пленником, как и она, да к тому же еще с кандалами на ногах… Зато теперь он свободен, Пьер и Луи устроили ему побег! На какое-то мгновение ощущение триумфа вытеснило из ее сознания страх. Ей все-таки удалось продемонстрировать Чарльзу, на что способны ее мальчишки! Испытывает ли он к ним такую же благодарность, как она? Фрэнсис от души надеялась, что испытывает: ведь они освободили его.

Осторожно ощупав лицо, она пришла к выводу, что там только синяки, а крови нет. Интересно, почему испанцы решили остановиться здесь? Вероятно, потому, что им необходим врач для обгоревшего…

Фрэнсис стала разглядывать единственное в комнате узкое окно. Может, попытаться привлечь чье-нибудь внимание? Если ей удастся сбежать, она последует за испанцами в Нант и дальше в Испанию. Там она найдет своего дядю и… Нет, это не выход. Фрэнсис знала, что ей придется обратиться к кому-нибудь за помощью, и тогда о ней непременно сообщат городским властям. Те, в свою очередь, будут настаивать на том, чтобы известить англичан в Париже, которые тут же приедут и положат конец ее усилиям спасти дядю. Они наверняка не станут даже выслушивать ее, убежденные, что ее дядя мертв…

А Фрэнсис не была в этом убеждена. Надежда на то, что он жив, заставляла ее забыть о всякой логике, пренебречь фактами. Она представляла себе, как он лежит в сырой камере, один, брошенный всеми, уверенный, что никогда больше не увидит свою племянницу… Конечно, испанцы лживы и коварны, но все-таки существует вероятность, что они сказали правду.

Фрэнсис открыла клетку Орианы и стала гладить свою подругу, поклявшись самой себе, что ни при каких обстоятельствах не прекратит поиски и сделает все, чтобы освободить дядю.

Ничто не могло удивить Чарльза больше, чем вид красивого каменного дома в лучшей части города, куда привели его Луи и Пьер. Откуда у этих мальчишек друзья среди привилегированного сословия? Красивая дама вежливо приветствовала их. Она была одета очень изящно – в прекрасно скроенное платье с модными фижмами и пышным кружевным воротником. Правда, Чарльзу показалось, что румян на ее щеках многовато.

Чарльз склонился над рукой дамы, демонстрируя самые изысканные манеры, потом пожал руку ее не менее респектабельному мужу. Их представили ему как месье Самуэла и мадам Габи, не называя фамилии, и это несколько насторожило Чарльза. Впрочем, ему не было никакого дела до их настоящего имени – тем более что его самого Луи представил как господина Джона, английского путешественника.

Хозяева отнеслись к ним с величайшим гостеприимством и проводили в столовую. Чарльз торопливо проглатывал все, что оказывалось на его тарелке, – каплун, нашпигованный луком, пирог со шпинатом, – но при этом не мог избавиться от образа Фрэнсис, связанной и беспомощной в руках капитана испанцев.

Через некоторое время мадам извинилась и удалилась из столовой, хозяин последовал за ней. Чарльз хмуро и подозрительно покосился на Луи.

– Откуда у тебя такие респектабельные друзья? Или это друзья Фрэнсис?

– Они наши общие друзья, из Парижа, – ответил Луи, набивая рот пирогом.

Чарльз раздумывал, стоит ли добиваться от мальчишки сведений о хозяевах или самому поговорить с ними, но Луи опередил его:

– Они специалисты по тому, как обходить законы. Кажется, так вы это называете в Англии? Фрэнк говорила нам.

Чарльз поперхнулся куском хлеба и закашлялся. Выходит, хозяин и хозяйка – самые обыкновенные мошенники и зарабатывают себе на жизнь, обманывая людей?

– Только не вздумайте держаться с ними высокомерно, – предупредил Луи. – Иначе вы никогда не доберетесь до Фрэнк.

Приходилось признать, что мальчишка прав. Собственно, только такие люди и могли им помочь. Во всяком случае, они наверняка обладают нужными связями, умеют держать язык за зубами и способны на решительные действия.

Когда хозяева вернулись в столовую, Чарльз изложил им свой план.

 

13

Было уже за полночь, когда Чарльз и Луи подходили к постоялому двору, где остановились испанцы. Самуэл и Габи оказались на высоте. Они разослали своих слуг по городу, и в течение нескольких часов были сделаны все необходимые приготовления. Участники предприятия четко знали свои обязанности, но Чарльз продолжал нервничать. В любой момент могло произойти нечто непредвиденное, однако он решил ни при каких обстоятельствах не отступать от своего первоначального замысла. Порох в кожаной сумке висел у него на поясе.

Они с Луи вошли на постоялый двор через кухню, притворяясь, что бедность не позволяет им пройти в общую комнату. Видит бог, они и в самом деле походили на нищих. Но целью их было наблюдать за тем, что происходит в общей комнате, пока не настанет время действовать.

Хозяин, посвященный в их план, принес пива, они уселись за стол в углу, и Луи вытащил из кармана пару игральных костей. Чарльз решил, что за игрой время, пожалуй, пройдет быстрее. Он взял кости, подул на них, чтобы они принесли удачу, а когда бросил кости на стол, услышал в общей комнате голос испанского капитана, который требовал еще пива.

Сердце забилось у Чарльза в груди, когда он понял, что враг совсем рядом. Значит, и Фрэнсис где-то здесь; очевидно, она заперта где-то наверху.

В этот момент появилась Габи. Чарльз услышал, как она приветствует хозяина, и сразу представил ее себе – такая хорошенькая юная леди в модном голубом платье и шляпке с лихим перышком ни у кого не должна вызвать подозрений. Он украдкой бросил взгляд в общую комнату. Габи уселась за стол. Капитан, вероятно, сидел у огня, Чарльз не видел его, но зато ему отлично видна была Габи.

– Как, мадам, вы одна? – воскликнул хозяин, как и было положено по плану.

– Увы, – вздохнула Габи и поднесла к глазам платочек. В своем горе она выглядела еще более привлекательной. – Я совсем, совсем одна, обо мне некому позаботиться. Мой муж – чудовище, я вынуждена была бежать от него…

– О, я уверен, что такая прелестная женщина, как вы, не останется в одиночестве, – сказал хозяин, с удовольствием принимая участие в игре.

Чарльз подумал, что среди мошенников и авантюристов живо чувство верности друг другу. Самуэл и Габи согласились помогать в освобождении Фрэнсис, хотя это дело не сулило им никакой прибыли. Во всяком случае – в данный момент: Чарльз обещал им возместить их расходы с лихвой, как только он вернется в Англию.

– Вы очень добры, но, боюсь, я обречена на совершенно одинокую жизнь. – Блестящие губки Габи задрожали. – Впрочем, я ценю свое одиночество. Разве что исключительно красивый мужчина может заставить меня изменить мой образ жизни. Принесите мне, пожалуйста, немного пива.

Хозяин подозвал мальчишку-помощника, и Чарльз с трудом узнал Пьера – умытого, с полотняным полотенцем через руку. Мужчины, сидевшие в комнате, исподтишка наблюдали за Габи, но не приставали к ней, воспринимая как должное ее присутствие здесь. Она же принялась пить свое пиво, после каждого глотка аккуратно вытирая губы платочком. Время от времени она тихо вздыхала и выглядела вполне приличной одинокой дамой, удрученной, ожидающей блестящего рыцаря, который спасет ее.

Хотя Чарльз не мог видеть капитана, он был уверен, что тот заметил появление Габи. Какой мужчина не заметил бы ее?

Габи не обращала внимания на мужчин и, казалось, целиком была погружена в свое горе. Покончив с пивом, она встала и, прижав платочек ко рту, неуверенными шагами двинулась между столиками, скамьями и стульями.

Поскольку Габи исчезла из его поля зрения, Чарльз быстро забросил сумку Фрэнсис за плечо и тихонько, сдерживая дыхание, пошел к двери. Когда Габи проходила мимо капитана, она зацепилась за ножку стула и, вскрикнув, растянулась на полу. Ее юбка взметнулась вверх, открывая соблазнительные ножки.

Капитан вскочил, взял ее за талию своими мясистыми руками и помог встать на ноги.

– О, мое колено! – Габи, всхлипывая, повисла на нем, лицо ее исказилось от боли.

Капитан, не раздумывая, заключил ее в объятия.

– Миледи, вы нуждаетесь в помощи врача. У меня наверху есть комната, и, кстати, сейчас местный лекарь ухаживает за одним из моих людей. Он может осмотреть и вас.

– Увы, боюсь, что мне действительно нужен врач, – вздохнула Габи. – Мое колено так болит…

Чарльз видел, как ее глаза встретились с глазами капитана. Их влечение друг к другу казалось совершенно осязаемым. Капитан, недолго думая, подхватил Габи на руки и понес наверх, а Чарльз вернулся к своему столику в углу кухни.

Прошло довольно много времени, и Чарльз начал испытывать нетерпение. Он бросил взгляд на Луи, но тот продолжал безмятежно бросать кости и, казалось, был целиком поглощен игрой. Чарльз проигрывал ему, но его это абсолютно не трогало.

– Два франка! – Голос Луи вернул Чарльза к действительности. – Вы проиграли два франка. Платите!

Луи протянул грязную руку.

– Я думал, это игра джентльменов, – запротестовал Чарльз.

– Так оно и есть, – ухмыльнулся Луи. – Джентльмены платят свои долги. Два франка!

– Я отдам тебе позже.

Чарльз нетерпеливо оттолкнул руку мальчишки и осторожно подошел к двери кухни. Повар и девушка, обслуживающая гостей, с любопытством посмотрели на него, но он не обратил на них никакого внимания. Пьер стоял с другой стороны двери, готовый исполнить любое указание.

Наконец дверь с улицы распахнулась, и в комнату вошел преуспевающий джентльмен в алом камзоле. Увидев его, Чарльз вздохнул с облегчением.

– Вы не видели мою жену? – требовательно спросил Самуэл у одного из слуг, пробегавшего мимо с подносом в руках.

– Добрый господин! – Пьер бросился к нему, готовый помочь. – Это красивая дама со светлыми волосами в голубом платье?

– Именно так. И в шляпке с пером.

– Эта дама была здесь не так давно, но она… – Пьер смущенно потупился. – Она ушла с одним джентльменом.

Лицо Самуэла потемнело. Не говоря ни слова, он положил руку на эфес шпаги и двинулся к хозяину постоялого двора. Тот так же молча указал ему наверх, а Пьер вызвался показать нужную комнату.

Пока Самуэл поднимался по лестнице, Чарльз дал знак Луи. Они подошли к хозяину и стали громко просить его дать им возможность немного подзаработать.

– Если вы вынесете из комнат помойные ведра, я заплачу вам су, – охотно согласился хозяин.

Они двинулись вслед за Самуэлом, делая вид, что не знают его. Наверху Пьер повел Самуэла в одну сторону, а Чарльз и Луи повернули в другую и остановились в конце коридора, напряженно ожидая, что произойдет дальше.

Внезапно раздался душераздирающий вопль, который мог бы разбудить мертвого:

– Ой-ой-ой, я ничего такого не сделала! Я не виновата!

Дверь комнаты распахнулась, и в коридоре появился Самуэл, таща Габи за волосы.

– Ты лживая шлюха! – кричал он. – Ты была с мужчиной, внизу все это знают! Где он? Я его убью! Будь ты проклята! Каждый раз, стоит мне отвернуться, ты пускаешься в блуд!

– Там никого нет, можешь посмотреть! – выкрикивала Габи, пытаясь вырваться из рук мужа. – Я подвернула ногу, и добрый джентльмен отвел меня в свою комнату, а сам пошел за врачом. Это правда, клянусь!

– Никого нет, говоришь? А чья это одежда?

Самуэл потряс перед ее лицом камзолом и штанами капитана, потом отшвырнул их и влепил ей такую оплеуху, что Габи отлетела обратно в комнату. В это время к Чарльзу подошел Пьер.

– Капитан сидит голый в шкафу, – прошептал он. – Я видел, как он туда залез, когда заглянул в комнату.

– Прекрасно! Это то, что нам надо. Возвращайся туда. Может быть, Габи удалось раздобыть ключ от комнаты, в которой заперта Фрэнсис. Поскорее принеси мне этот ключ.

Между тем Самуэл продолжал бушевать:

– Я отведу тебя домой и запру, ты шлюха! Но сначала я заколю этого негодяя. Отвечай, где он, или я переверну тут все вверх дном!

Чарльз знал, что, пока Габи и Самуэл находятся там, капитан из шкафа не вылезет. И все-таки надо было спешить. Наконец из комнаты выскользнул Пьер и сунул Чарльзу в руку ключ.

– Скорее! – прошептал он. – Хозяин показал мне комнату, где они держат Фрэнк.

Комната оказалась в противоположном конце коридора. От волнения Чарльзу не сразу удалось попасть ключом в замочную скважину, а когда дверь наконец открылась, кровь застыла у него в жилах.

Фрэнсис лежала на незастеленной кровати, сжавшись в комочек. Лицо ее было в синяках, по плечу расползся огромный кровоподтек. Когда Чарльз наклонился к ней, она открыла глаза, но взгляд ее был совершенно бессмысленным, и он понял, что она без сознания.

Нельзя было терять ни минуты. Чарльз подхватил Фрэнсис на руки и бросился из комнаты. В коридоре все еще слышались крики Габи; можно было не бояться, что капитан в ближайшее время покинет свое убежище.

У лестницы их догнал Луи.

– Возьми клетку с Орианой, – приказал мальчику Чарльз, передавая ему мешок с порохом. – Положи это в комнату, где была Габи, подожги фитиль и беги.

Луи, очень довольный, помчался выполнять приказание, а Чарльз поспешил вниз по лестнице, неся на руках бесчувственную Фрэнсис.

– Пожар! – закричал он, врываясь в общую комнату. – Бегите, все бегите!

Когда Чарльз выбежал через кухню во двор, Пьер уже сидел на козлах прекрасной коляски, которую для такого случая наняли Самуэл и Габи. Чарльз положил Фрэнсис на сиденье и уселся рядом. Вскоре к ним присоединился Луи и вскарабкался наверх к Пьеру.

Коляска сорвалась с места и помчалась по улице. Сквозь клубы пыли, которые она поднимала, Чарльз успел рассмотреть Габи и Самуэла среди людей, выбегавших из постоялого двора, и вздохнул с облегчением.

Фрэнсис негромко застонала, и он обернулся к ней. На ее изуродованное лицо невозможно было смотреть без гнева, и при этом его душу переполняли нежность и жалость.

– Фрэнсис, вы меня слышите? – спросил Чарльз, тронув ее за плечо. – Что они с вами сделали? Ответьте же мне!

Она открыла свои зеленые глаза и встретила его взгляд.

– О боже, Чарльз! Где мы?!

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Все в порядке. Вы в безопасности.

– Куда вы меня везете? – слабым голосом произнесла она. – Я должна вернуться!

– Конечно, дорогая. Но не сразу. Вам надо сначала отдохнуть, а потом мы вернемся в Париж.

– Вы меня не поняли! – Фрэнсис попыталась сесть. – Я должна вернуться на постоялый двор.

– Вы с ума сошли! – прорычал он, возмущенный, что даже теперь она верит вранью испанцев и готова выносить их жестокость.

– Фрэнсис, ваш дядя мертв! Поверьте мне!

Она отчаянно затрясла головой.

– Почему я должна вам верить?! Капитан сказал, что он жив! Я хочу вернуться! Я хочу вернуться!

 

14

Фрэнсис потянулась к дверце коляски, но Чарльз крепко держал ее за талию.

– Отпустите меня! – кричала она. – Я должна найти моего дядю!

Ее голос дрожал, это была настоящая истерика.

Чарльз призвал на помощь все свое терпение и спокойно сказал:

– Я никуда вас не отпущу, это дело решенное. Они что, выбили из вас остаток разума? Вам нельзя к ним возвращаться!

Тогда Фрэнсис нагнула голову и изо всех сил укусила его за руку.

Тут же оказалось, что терпение Чарльза небезгранично. Вне себя от обиды и боли, он налег на Фрэнсис всем своим весом, прижав ее извивающееся тело к сиденью.

– Черт побери, я только что рисковал жизнью, чтобы вырвать вас из их лап! – Его глаза сверкали, грудь вздымалась от прерывистого дыхания. – Из-за вас я голодал, из-за вас меня заковали в кандалы – и вот ваша благодарность? Вы способны только на то, чтобы укусить руку, спасшую вас? Так знайте: даже если мне придется связать вас, вы поедете со мной в Париж и…

Внезапно раздался оглушительный взрыв. Чарльз вздрогнул и резко отстранился: он не ожидал, что звук будет таким громким – ведь они уже довольно далеко отъехали от постоялого двора. Что же касается Фрэнсис, она закричала, сжалась в комочек и прикрыла голову руками, словно ожидая, что коляска сейчас разлетится на части.

Когда эхо взрыва уже пронеслось над опаленной солнцем землей и замерло вдали, Фрэнсис осторожно открыла глаза.

– Мы все еще живы?

– Да, – отозвался Чарльз и поморщился. – Чего нельзя сказать о наших испанских друзьях.

Она в ужасе посмотрела на него.

– Вы не…

– Я взорвал постоялый двор, – объяснил он ей с большим удовлетворением, надеясь, что другие его обитатели прислушались к его предупреждению и успели покинуть здание. – Разумеется, я заплачу хозяину за нанесенный ему урон, как только смогу.

К его удивлению, боевой задор сразу покинул Фрэнсис. Она свернулась на сиденье и безутешно заплакала.

– Теперь я никогда не найду моего дядю! – всхлипывая, бормотала девушка. – А ведь он – единственный человек, который любит меня. Если им нужно было кого-то убить, то лучше бы это была я! Я жалею, что не умерла…

Ее горе глубоко тронуло Чарльза. Не очень понимая, что надо делать в таких случаях, он крепко обнял Фрэнсис, чувствуя, как сжимается его сердце от желания утешить ее. Он вспомнил, как в тринадцать лет потерял отца – главную опору своей жизни. Несмотря на то что оставалась жива его мать, Чарльз чувствовал себя тогда сиротой и ужасно одиноким. Эта боль до сих пор жила в нем, время от времени напоминая о себе.

– Простите меня, – неожиданно произнесла Фрэнсис и погладила его по волосам. – Я вела себя непростительно. Вы так старались помочь мне… Я совсем потеряла голову!

Чарльз так сильно прижал Фрэнсис, что стал ощущать, как бьется ее сердце.

– Мне очень жаль, дорогая, но ваш дядя мертв. Я подслушал разговор капитана с Диего. Это был сознательный обман с их стороны. Они надеялись, что если вы поверите им, то станете кроткой, как овечка, и выложите какие-то важные сведения.

– Зачем вы говорите мне это?! – с яростью закричала Фрэнсис, откинув голову.

«Какие крайности уживаются в характере этой девушки!» – почти с восхищением подумал Чарльз. Мягкая и беззащитная, она в следующий момент делается строптивой. Он напрягся, готовый схватить ее, если она снова попытается открыть дверцу, но Фрэнсис больше не пробовала бежать. Вместо этого она смерила его надменным взглядом и холодно произнесла:

– Он жив, и вам не удастся помешать мне отправиться за ним. Я одна доберусь до границы и найду способ освободить его. Клянусь, я сделаю это!

– Нет, – сказал он твердо. – Будь он жив, я помог бы вам найти его. Но ваш дядя мертв, Фрэнсис.

– Как вы можете быть так уверены?

Впервые тень сомнения прозвучала в ее голосе и мелькнула в глазах. Чарльз снова удивился тому, с какой неожиданной силой отзывается ее боль в его сердце. А он-то думал, что жизнь в Вест-Индии закалила его, сделала неуязвимым для всяких эмоций!

– Уверенной можете быть только вы, – мягко сказал он. – Разве вы не видели, как его хоронили?

– В том-то и дело, что нет! – в отчаянии воскликнула Фрэнсис. – То есть я, конечно, присутствовала на похоронах, но не могла себя заставить взглянуть на него. Его тело было так ужасно обезображено… – Она вздрогнула от этого воспоминания. – Дядя всегда был такой жизнелюбивый, всегда убеждал меня видеть светлую сторону во всем. Я не могла смотреть на его телесную оболочку, из которой ушла жизнь! – Фрэнсис изо всех сил старалась не заплакать. – Сэр Генри, его друг, был приглашен для опознания, когда был найден труп. Он сказал мне, что это мой дядя. Я никогда не спрашивала его, почему он был так уверен. Я доверила ему заниматься гробом и всеми прочими делами. Я приехала на похороны и стояла у могилы, но… так и не смогла взглянуть на него еще раз. Фрэнсис спрятала лицо в ладонях, а Чарльз гладил ее волосы, стараясь перебороть чувства, которые она у него вызывала. Чувства, которые он давно похоронил в себе. Да, он очень хотел помочь ей. Но если бы можно было при этом ничего не чувствовать!

– Теперь вы меня понимаете? – продолжала Фрэнсис упавшим голосом. – Если у меня есть хоть какие-то основания думать, что он жив, я должна заняться его поисками! Иначе я обреку его на страшную смерть.

Чарльз слишком хорошо понимал эту непреодолимую потребность помочь дорогому человеку. Один бог знает, как он хотел помочь Ричарду! Чувство вины до сих пор преследовало его, и он не желал такой участи для Фрэнсис.

– Вы можете быть уверены, что я помогу вам, – хрипло произнес Чарльз. – Я постараюсь доказать, что ваш дядя мертв.

– Каким образом? – всхлипнула она.

– Мы попросим власти эксгумировать его труп.

Фрэнсис вздрогнула, ее зеленые глаза широко раскрылись.

– Что мы сделаем? – спросила она недоверчиво.

– Я хочу сказать, мы выкопаем его труп.

Фрэнсис все так же молча смотрела на него, и неясно было, то ли она не хочет этого, то ли не верит, что такое возможно. Чарльз взял обе ее руки в свои.

– Я думаю, это для вас единственный способ обрести спокойствие. Вы не сможете жить, не зная наверняка, что произошло с вашим дядей. Никто из нас не может жить, не разобравшись со своим прошлым. – Что там говорить, он и сам не смог. С тех пор как потерял Инес, Чарльз не представлял себе, что способен полюбить другую женщину. – Вряд ли власти охотно согласятся на это, но мы своего добьемся. Теперь вы готовы ехать со мной в Париж?

Фрэнсис внимательно наблюдала за выражением его лица, словно доискиваясь чего-то. «Она хочет убедиться в моей искренности», – подумал Чарльз и серьезно встретил ее взгляд. Как бы ему хотелось изгнать из ее глаз страх и неуверенность! В конце концов Фрэнсис отвела глаза и тяжело вздохнула.

– Я согласна, – хрипло сказала она. – Но, Чарльз, а если окажется, что это не мой дядя похоронен на церковном кладбище? Что тогда?

Чарльз отпустил ее руки и откинулся на спинку сиденья. Еще совсем недавно его раздражало упрямство Фрэнсис, ее нежелание признать правду. Но сейчас он понял, что она упрямится из чувства преданности. А преданность всегда вызывала его уважение.

– Постарайтесь отдохнуть и восстановить силы, – сказал он, надеясь избежать дальнейших споров. – Мы подумаем об этом, когда все выясним.

Но Фрэнсис неожиданно нахмурилась и покачала головой.

– Я боюсь, что испанцы не оставят нас в покое. О гибели капитана и его команды наверняка сообщат в испанское посольство в Париже. Они тут же пошлют за нами новую команду.

– Ну, не так сразу. – Чарльз вдруг впервые по-настоящему почувствовал, что их преследователи мертвы и у них есть передышка. Ему сейчас совершенно не хотелось думать о том, что будет завтра. – Весть об их гибели дойдет до Парижа только через несколько дней. Я заверяю вас, сейчас мы в безопасности. Включая щенков.

– Вы имеете в виду Пьера и Луи? Почему это вы их так называете?

Чарльз усмехнулся. Поразительно, как Фрэнсис всякий раз бросается на защиту мальчишек, хотя они явно менее нуждаются в заботе, чем она сама.

– Они действительно ведут себя как щенки, так что не ворчите. Кстати, у этих ваших мальчиков есть совершенно замечательные друзья. Их зовут Габи и Самуэл. Если бы не они, нам едва ли удалось бы вас вызволить. Жаль, что вы не видели, как они работают.

Чарльз хотел уже рассказать ей всю историю, заставить ее посмеяться, представляя себе капитана в шкафу, совершенно голого, дрожащего от страха, но Фрэнсис опередила его.

– Я достаточно хорошо знаю, как они действуют, – сказала она с легкой улыбкой. – Нам приходилось… Впрочем, неважно.

– Ах да, Луи говорил мне, что вы с ними знакомы.

– Я знаю их почти так же давно, как Луи и Пьера. Кстати, мальчики многому научили меня. Например, определять, кому можно доверять, а кому нет.

По какой-то непонятной причине ее слова напомнили Чарльзу о дерзком вопросе Луи прошлым вечером. «Вы уже целовали Фрэнк?» Ему тут же захотелось проделать это – благо ее мягкие губы находились так близко от него… Вместо этого он сказал:

– Почему бы вам не прилечь? Я, например, собираюсь отдохнуть. – Он поудобнее устроился на мягком сиденье и постарался вытянуть ноги. – Как только мы будем в безопасности и сможем остановиться, я сделаю холодный компресс вам на щеку. Надеюсь, что опухоль быстро спадет. Должен признаться, выглядите вы ужасно.

– Благодарю вас. Вы выглядите не лучше.

Чарльз не сразу понял, что она вовсе не хочет оскорбить его, а просто поддразнивает. Он промолчал, сознавая, что вообще мало что понимает в этой девушке, надвинул шляпу на здоровый глаз и притворился спящим. На самом же деле он краем глаза подсматривал, как Фрэнсис свернулась в клубочек на зеленом бархатном сиденье, приняв свою любимую позу. Она выглядела такой невинной, лежа рядом с ним! Следы слез на ее щеках и синяки усиливали его инстинктивное желание помочь ей.

Чарльз с трудом заставил себя отвести глаза от ее мягкого, соблазнительного рта. Интересно, долго ли он сможет воздерживаться от действия, которое Луи имел наглость назвать вслух? А еще интереснее – позволит ли ему Фрэнсис это действие совершить…

Коляска подпрыгивала на ухабах, ее швыряло из стороны в сторону, и Фрэнсис все никак не могла заснуть. Не в силах расслабиться, она то и дело бросала взгляды на Чарльза, который надвинул шляпу на глаза, защищая их от света. Даже отдыхая, он выглядел усталым. По краям рта залегли складки, словно он и во сне был чем-то озабочен. Несмотря на его заверения, она видела, что его тревожат грозящие им опасности.

«Как же это могло произойти? – дивилась она. – Почему этот незнакомец так доблестно, рискуя жизнью, сражается за меня?»

А ведь совсем недавно он казался ей бездумным, легковесным человеком, главное стремление которого – подчинять себе женщин. Нет, Чарльз вовсе не такой…

Однако ему не удалось все продумать – он оставил на постоялом дворе ее птицу. Фрэнсис с трудом подавила рыдание, когда вдруг осознала то, с чем так трудно было примириться. Орианы больше нет! Любимой ее Орианы, которая была связана с ней с самого своего появления на свет. Фрэнсис помнила, как соколиха ходила вслед за ней по всему дому, выпрашивая какое-нибудь лакомство, преданная, как щенок. Ориана выросла в прекрасную, сильную птицу, бесконечно любящую свою хозяйку, словно Фрэнсис была ей одновременно и матерью, и товарищем.

Она никогда уже не увидит дорогую свою подругу, не будет держать ее на руке! Никогда они вместе не испытают восторг охоты…

Фрэнсис надеялась, что стук колес заглушит ее рыдания, потому что сдерживать их не могла. Она потеряла и дядю, и Ориану. Боль этих утрат была непереносима.

– У вас что-нибудь болит? – внезапно спросил Чарльз.

– Нет, – прошептала она и отвернулась, чтобы скрыть слезы. Он, вероятно, не засыпал и, конечно, слышал ее плач.

– Мне очень жаль, что этот сукин сын ударил вас.

Что она могла ему ответить? Невозможно упрекать его за то, что он пожертвовал ее птицей. Он сам сокольничий, и Фрэнсис прекрасно понимала, чего ему стоило сделать выбор между ее спасением и спасением Орианы.

Чарльз тяжело вздохнул:

– Я вижу, что-то тревожит вас. Скажите, в чем дело, может быть, я смогу вам помочь.

– Ориана погибла! – с трудом выговорила она. – Только, пожалуйста, не думайте, что я виню в этом вас. Это не ваша вина.

Наступило молчание, нарушаемое только скрипом колес. Фрэнсис уже раскаивалась в том, что напомнила ему о соколихе. «И почему я такая жестокосердная?!» – с досадой думала она.

– Ваша соколиха наверху с Пьером и Луи, – проворчал он наконец.

Фрэнсис резко обернулась к нему и впилась глазами в его лицо, не в силах вымолвить ни слова.

– Не знаю, почему они решили взять ее наверх, – раздраженно продолжал Чарльз. – Ветер вреден ей. Как только мы остановимся, я обязательно заберу ее сюда. Но сейчас для нас важнее как можно быстрее увеличить расстояние между нами и постоялым двором. Не исключено, что кто-то из испанцев остался в живых.

– Так это правда?! – Фрэнсис смотрела на него во все глаза. – Она действительно с нами?

– Я сокольничий, – высокомерно заметил Чарльз. – У меня привычка думать прежде всего о благополучии этих птиц.

Фрэнсис внезапно бросилась ему на шею и стала покрывать его лицо поцелуями.

– Спасибо, спасибо! Вы удивительный человек! Как я смогу отблагодарить вас за то, что вы спасли ее? А я-то думала, что вы бесчувственный грубиян… Простите меня. Я ошибалась.

«Ну и дела! – думал Чарльз, неуклюже поглаживая ее волосы. – Все-таки она – самая загадочная девушка, какую я когда-либо встречал. Целует меня в благодарность за то, что я спас ее птицу, хотя ни разу не сказала мне спасибо за то, что я спас ее собственную жизнь!»

 

15

«Кроме всего прочего, она возмутительно прямолинейна», – думал Чарльз, поглядывая в окно. Значит, Фрэнсис считала его бесчувственным грубияном! Он догадывался об этом, более того – хотел, чтобы она так думала, но тем не менее вздрогнул, услышав ее слова.

Однако поцелуи Фрэнсис были хорошим возмещением нанесенного ею оскорбления. Правда, на его взгляд, они слишком быстро кончились. Чарльз был бы не против того, чтобы эти поцелуи имели продолжение, но Фрэнсис отодвинулась на свое место и устроилась там; рассеянная улыбка блуждала по ее лицу. «Будет ли она так же улыбаться, если я поцелую ее? – гадал Чарльз. – Вероятно, нет…»

Коляска тряслась и покачивалась, за кожаными занавесками, прикрывающими окошки, шла обычная деревенская жизнь. Мужчины и женщины трудились в полях, навстречу попадались двухколесные повозки. Чарльз пожалел о том, что сами они едут в такой роскошной – а значит, слишком заметной – коляске.

Если о них станут расспрашивать, каждый встречный сообщит, куда они поехали…

Чарльз прикрыл глаза, надеясь хоть немного поспать, но воспоминание о поцелуях Фрэнсис распаляло его воображение. Он мысленно видел ее лежащей на белой простыне; ее дивные волосы, темные, как его желание, рассыпались по подушке, изящное тело ожидает его прикосновений. Вот он опускается на колени рядом с кроватью… Но, увы, ничто не сулило ему осуществления этой мечты. А первую ночь в Париже они проведут на кладбище с парой лопат…

– Как вы предполагаете действовать? – спросила Фрэнсис, словно откликаясь на его мысли.

– Я как раз это обдумываю. Возможны разные осложнения, но главные трудности скорее всего у нас будут с властями. Боюсь, что они не одобрят наше намерение раскопать могилу на церковной земле и захотят проконсультироваться с доброй дюжиной официальных лиц – как английских, так и французских. – Чарльз замолчал, размышляя, как бы помягче изложить ей свой план, но ничего не придумал. – Возможно, нам придется раскапывать могилу самим, – объявил он ровным голосом.

– Вы шутите! – воскликнула Фрэнсис, ошеломленно уставившись на него. – Мы же не можем… Нас отдадут под суд за осквернение праха!

Чарльз хмуро покосился на нее.

– Я понимаю, это звучит жутко. Но вы же сами заинтересованы в том, чтобы выяснить истину как можно скорее. Кроме того, если вы поразмыслите, то поймете, что выкопать гроб не самое трудное. Самое трудное – это открыть гроб и заглянуть в него.

Он решил, что не стоит говорить ей о еще более неприятных моментах. А вдруг труп, который они выроют, окажется настолько изуродован, что его нельзя будет опознать? Тогда Фрэнсис предстоит мучиться сомнениями всю оставшуюся жизнь. Чарльз молил бога, чтобы ничего подобного не случилось: ведь он заверял ее, что таким образом будут разрешены все ее проблемы. Но сам он отнюдь не был в этом уверен.

– У вашего дяди были какие-нибудь особые приметы? – спросил Чарльз. – Что-нибудь, что могло бы помочь вам узнать его, если…

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – храбро ответила Фрэнсис. – У него на пальце правой руки был странной формы шрам.

– Это мы проверим. Что-нибудь еще?

– Нет, но я уверена, что узнаю его, если на этот раз внимательно всмотрюсь.

Должен ли он объяснить ей, как может выглядеть труп, восемь дней пролежавший в могиле? Особенно после того, как он побывал в воде… Чарльз решил, что не стоит заранее вызывать у нее отвращение.

– Мы все устроим, – пообещал он. – А теперь постарайтесь заснуть. Последние тридцать два часа мы оба почти не спали.

Совет был хорош, но, как он ни старался, сам не мог ему последовать. Глядя на спящую Фрэнсис, на длинные ресницы, которые, как крылья птицы, лежали на изуродованной щеке, он проклинал ее мучителя. Чарльз был доволен, что уничтожил капитана испанцев и отомстил за нее. А ведь когда-то он поклялся себе, что никогда пальцем не шевельнет ради женщины… Чарльз вспомнил, как три года назад обещал защищать Инес, быть ее верным рыцарем, даже если это будет стоить ему жизни. Но от него не потребовалось таких жертв, все его подвиги оказались никому не нужны. Он не винил Инес. Просто она поверила не тому человеку.

Но разве не безумие предлагать теперь другой женщине довериться ему? Тем более если эту женщину уже однажды обманули. Чарльз убеждал себя, что ему следует держаться подальше от Фрэнсис. Доверие приходит только один раз. Когда же человека предают, как предали Фрэнсис, трудно, невозможно поверить еще кому-то. Он не имеет права просить ее довериться ему…

И все-таки Чарльз не мог смириться с тем, что его предложение помочь так ошеломило ее.

Неужели в течение всей своей жизни эта девушка ни от кого не получала поддержки? Но ведь она просто одержима желанием спасти дядю. Значит, чувство верности заложено в ней глубоко и прочно, она не способна с легкостью отказаться от него. Интересно, что должен сделать человек, чтобы заслужить ее верность?

Заслужить верность… Когда-то Чарльз надеялся, что Инес будет верна ему. Она и вправду предпочла его Ричарду, Чарльз был счастлив, но вскоре выяснилось, что их представления о верности трагически не совпадают…

А друг его воспринял свой проигрыш достойно. Они ведь были товарищами и многое пережили вместе. Оба чуть не умерли от голода, когда приплыли в Вест-Индию, потом вместе наслаждались великолепием испанских владений. Вместе грабили испанские корабли и города под командованием своего командира Дрейка. Это было замечательное время, пока они не встретили Инес. Будь проклят тот день, когда они отправились купаться на пустынное озеро и там увидели ее! Она не подозревала, что за ней наблюдают, и резвилась, совершенно обнаженная, в сверкающей на солнце воде. Они оба сразу влюбились и лишь позднее, добиваясь ее благосклонности, поняли, что Инес для них – запретный плод. Они были англичанами, она – испанкой, между ними ничего не могло произойти…

Чарльз приподнял кожаную занавеску и стал разглядывать окрестности. Впереди показалась развилка, и решение пришло мгновенно. Им необходимо было отдохнуть перед приездом в Париж и запутать возможных преследователей. Чарльз знал, что неподалеку находится монастырь Святого Августина, куда регулярно ездила его сестра. Там они смогут принять ванну, перебинтовать свои раны, выспаться и поесть. Для осуществления задуманного предприятия им потребуются силы, а Фрэнсис, судя по всему, и понятия не имеет, какое тяжелое дело предстоит им ночью на кладбище.

Чарльз высунулся из окна и приказал Луи поворачивать направо.

Фрэнсис проснулась от пронзительного клекота Орианы, который раздавался с сиденья кучера наверху. Фрэнсис давно привыкла к этим оглушительным звукам. Они означали, что ее птица требует свою хозяйку, пищи и внимания – именно в таком порядке и немедленно.

– Нам еще долго ехать? – спросила она Чарльза, пытаясь привести в порядок свое платье и волосы.

Беспокойный сон в дороге не улучшил ее вида – щека Фрэнсис превратилась в сплошной кровоподтек; она невольно застонала, коснувшись ее.

– Мы уже почти приехали?

Чарльз опустил занавеску и обернулся к Фрэнсис.

– Пожалуй, нам стоит остановиться, чтобы дать отдых лошадям. – Он открыл дверцу и выскочил, как только коляска остановилась. – Я принесу вам воды, – бросил он через плечо. – Оставайтесь в коляске и постарайтесь поменьше двигаться.

– Дайте мне Ориану! – крикнула Фрэнсис ему вслед, облизывая сухие губы.

Ей хотелось пить, но прежде всего она думала о своей птице. Однако Чарльз сначала принес ей воды. Она с благодарностью взяла ковшик и сделала несколько жадных глотков. Чарльз смочил свой носовой платок и вручил его ей.

– Приложите это к щеке, – посоветовал он.

– Я предпочла бы кусок хорошего мяса, – печально улыбнулась она.

Чарльз хмыкнул:

– Ориана тоже не отказалась бы, но мы не можем здесь задерживаться. Мы должны приехать на место до темноты.

В коляску проскользнул Луи и плюхнулся напротив Фрэнсис.

– Каков мерзавец! – выругался он, разглядывая ее лицо. – Я убил бы его за то, что он сотворил с вами, если бы этот негодяй не был уже мертв.

– Я сама убила бы его, – сказала Фрэнсис и заметила выражение лица Чарльза при этом их обмене репликами.

Кажется, она опять шокировала его…

– Вот ваша Ориана, – Пьер просунул в коляску клетку с птицей.

Ориана клекотала от нетерпения, и Фрэнсис засмеялась, дотягиваясь до своей подруги.

– Иди ко мне, моя девочка! – запела она, открывая дверцу клетки.

Ориана выскочила, уселась на ее плече и сразу принялась чистить перышки. Между тем Луи наклонился к уху Фрэнсис и, подозрительно косясь на Чарльза, прошептал:

– Когда вас похитили испанцы, пришло известие – человек, которого ваш дядя посылал в Испанию, в скором времени прибывает в Париж. Вы должны доставить ожидаемое донесение королеве.

Выслушав Луи, Фрэнсис побледнела. Может ли она сказать об этом Чарльзу? Фрэнсис боялась, что, когда они приедут в Париж, Чарльз сразу обратится к английскому послу и это нарушит все ее планы. Нет, новость о гонце должна подождать. И кроме того, она вообще не хотела вовлекать Чарльза в свои дела. Он и так достаточно натерпелся из-за нее.

– Почему ты не сказал мне об этом раньше? – с досадой спросила она Луи. – Осталось всего два дня!

– А когда, по-вашему, у меня была такая возможность? – огрызнулся Луи.

– До чего это осталось два дня? – поинтересовался Чарльз.

Фрэнсис подняла глаза и встретила его подозрительный взгляд.

– Через два дня будет четверг, – весело ответила она, быстро овладев собой.

– Ну и что? Что вы задумали?

– Тебе не хочется пить, Луи? – Фрэнсис, не обращая внимания на вопрос Чарльза, обернулась к мальчику. – Может, нам сходить к роднику?

– Только после того, как он объяснит нам, куда мы едем! – Луи воинственно посмотрел на Чарльза. – Эта дорога не на Париж. Хотел бы я знать, куда он нас везет.

Фрэнсис повернулась к Чарльзу, озадаченная таким оборотом дела.

– Вы ведь говорили, что мы едем в Париж! Почему же вы…

– Отправляйтесь к роднику, вы, маленькие разбойники, и принесите воды.

Чарльз подтолкнул Луи к дверце коляски. Мальчик проворчал что-то себе под нос, но спорить не стал. После минутного колебания Пьер и Луи двинулись через поле, а Чарльз встал у дверцы, предупредив попытку Фрэнсис последовать за ними.

– А теперь отвечайте, что произойдет через два дня? – потребовал он.

– Чарльз, – Фрэнсис нервно облизала губы, – куда мы едем, если не в Париж? Мы ведь должны ехать в Париж, не так ли?

– Конечно, – согласился он. – И скоро мы туда отправимся. Но сейчас у меня на уме кое-что другое.

– Я вижу, – нахмурилась Фрэнсис. – И я хочу знать про это «кое-что». Или вы готовите новый сюрприз?

– Я расскажу вам, когда вы откроете мне, что произойдет в четверг, – отрезал Чарльз.

Фрэнсис надменно отвернулась от него. Пусть знает, что она может быть не менее упрямой!

– Хорошо, в таком случае ответьте мне на другой вопрос. Что вы намерены делать в Париже? Я не уверена, что мы должны являться в английское посольство. Везде полно шпионов, если мы это сделаем, испанцы узнают немедленно. Нам лучше укрыться в логове мальчиков, и хорошо бы направиться туда незамедлительно.

– Решать, куда и когда мы едем, буду я! И напрасно вы думаете, что я соглашусь ночевать в какой-то грязной трущобе.

– Вы просто не любите их, – упрекнула его Фрэнсис. – Ну, еще бы! Они ведь не потомки знатных родов…

– Не в этом дело! Они – воришки и попрошайки. Я не понимаю, почему вы не протестуете против рода их занятий. Разве вы не знаете, чем они зарабатывают себе на жизнь?

Фрэнсис с удивлением посмотрела на него.

– Я протестовала. И довольно часто. Но они пока что не готовы начать вести другую жизнь. Я стараюсь перевоспитать их, но постепенно.

– Каким же это образом?

– Я учу их читать. И разговаривать по-английски.

– По-английски? Зачем? Уж не собираетесь ли вы взять их с собою в Англию? Если так, то я вам не помощник. Что они будут там делать? Их дом – Париж!

– Их дом там, где я, – с достоинством возразила она. – Разве можно бросить мальчиков на произвол судьбы? Я хотела просить разрешения взять их с собой, когда вы только появились, но у меня не было такой возможности.

К ее огорчению, на лице Чарльза появилось непреклонное выражение.

– Вы сами не понимаете, о чем говорите! Они грязные, шумные, их манеры просто чудовищны. Они будут воровать повсюду, где нам придется бывать. Не говоря уже о том, что они связаны с компанией мошенников.

– Кажется, вы не возражали, когда Самуэл и Габи помогали вам!

– Тогда требовались решительные меры…

– Безусловно. Но существуют люди, вся жизнь которых требует решительных мер – иначе они давно погибли бы. Вы не знаете, что значит родиться для такой жизни, какая досталась им!

– А вы знаете? – резко спросил он.

– Я не испытала этого на себе, – призналась Фрэнсис. – Но я многое видела и могу себе представить, каково это.

– Я тоже могу, если понадобится, – проворчал Чарльз.

– Вот и прекрасно, – улыбнулась Фрэнсис, как будто он уже согласился остановиться в жилище мальчишек. – Кроме всего прочего, они найдут людей, которые помогут нам с могилой. Вы ведь понимаете, что мы не сможем сами вырыть могилу за одну ночь.

Чарльз, казалось, хотел возразить, но промолчал. Было очевидно: ему не нравится, когда она начинает командовать, но он понимает, что им, несомненно, потребуется помощь.

После этого разговора Фрэнсис утвердилась в своем решении ничего не говорить ему о посыльном. Он такой упрямый, так хочет быть главным и, без всякого сомнения, постарается взять всю ответственность на себя, утверждая, что это мужское дело. Но Фрэнсис твердо решила, что посыльный будет иметь дело только с ней.

Она подменяла своего дядю и раньше, она сделает это еще раз. Сведения, которые привезет посыльный, могут изменить будущее Англии. Она не подведет свою королеву и своего дядю!

 

16

Когда Чарльз наконец посвятил ее в свои планы, Фрэнсис, немного подумав, согласилась. В конце концов, Париж может и подождать. А им действительно необходим хороший обед и полноценный ночной сон.

Они ехали по широкой долине, разделенной серебряным журчащим ручейком, и Фрэнсис должна была признаться себе, что ей очень нравится вид монастыря Святого Августина с его древними стенами. На нее словно снизошла благодать этого благословенного места.

Настоятель очень обрадовался, услышав фамилию Кавендиш, и сказал Чарльзу, что его сестра регулярно посещает монастырь в своих поездках и снабжает аббатство одеждой и деньгами. Он сам проводил их в монастырскую столовую с тяжелым дубовым столом и приказал принести ужин.

Луи и Пьер набросились на пищу с такой жадностью, какую Фрэнсис и представить себе не могла. Чарльз за едой занимал настоятеля разговорами о торговле и политике, а Ориана уселась на деревянный чурбан и была счастлива, расправляясь с сырым необщипанным цыпленком.

Фрэнсис блаженствовала: до сих пор она и не подозревала, что настолько голодна. Стараясь вести себя прилично, как подобает леди, она тем не менее быстро расправилась с большой порцией копченого барашка, а затем взяла солидный кусок пирога с курятиной. Только утолив первый голод, она заставила себя есть медленнее и, когда ей в тарелку налили густого дымящегося супа, наслаждалась каждым глотком. Блаженное ощущение безопасности охватило ее. Никакие испанцы не могли напасть на них здесь!

Фрэнсис запивала ужин незнакомым ей напитком, который настоятель отрекомендовал как «особый настой». Этот напиток приятно освежал горло, от него по всему телу разливалось тепло, и она сама не заметила, как осушила большую деревянную кружку.

Совершенно забыв о том, что их ждет завтра, Фрэнсис откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, чувствуя, что губы ее расплываются в улыбке. Чему она, собственно, улыбалась, Фрэнсис сама не понимала. «Бог мой, – сонно думала она, – а ведь напиток настоятеля – это, должно быть, вино, только подслащенное и приправленное пряностями. А я-то с такой бесшабашностью пила кружку за кружкой!»

Вино явно ударило ей в голову, все вокруг стало казаться великолепным, она уже ничего не боялась. К черту все тревоги! Положив руки на свой набитый живот, Фрэнсис уже представляла себе, как окажется в тихой комнате с чистой постелью с насестом для ее птицы и гудением огня в очаге…

Все это оказалось в наличии – кроме уединения. В комнате, куда ее проводил пожилой монах, находился Чарльз! Фрэнсис сразу вспомнила, что он представил ее настоятелю как свою жену… Ну и наплевать! Они уже путешествовали вдвоем и в течение нескольких дней спали рядышком в фургоне. А фургон был гораздо меньше, чем эта комната.

Она отмахнулась от тревожных мыслей, вошла в комнату и, нетвердо держась на ногах, стала ее осматривать, пока монах разжигал огонь в камине и спрашивал Чарльза, не нужно ли им чего-нибудь еще.

– Ориана, – прошептала Фрэнсис птице, сидевшей у нее на плече, – это ты заставляешь комнату кружиться? Умоляю, скажи ей, чтобы она остановилась!

Однако Ориана была здесь ни при чем. Комната сама по себе медленно крутилась, не желая останавливаться, и Фрэнсис решила, что это, в конце концов, не так уж неприятно. Вот только бы добраться до широкой дубовой кровати с одеялом из гагачьего пуха!

Оглянувшись, Фрэнсис обнаружила, что монах уже удалился. Она осталась наедине с Чарльзом, и в сердце ее снова закралась тревога.

– Вы не должны были говорить настоятелю, что мы женаты, – пробормотала она, устраивая Ориану на спинке стула.

Чарльз как ни в чем не бывало уселся на постель и начал стягивать сапог с правой ноги.

– А что я, по-вашему, должен был ему сказать? «Эта дама – вовсе не моя жена, как вы, быть может, подумали. И ей совершенно безразлично, что она путешествует в компании чужого мужчины. А эти двое мальчиков, кстати, – бродяжки и воришки. Надеюсь, вы не возражаете, если мы все переночуем у вас». Так, что ли?

Он сказал это совершенно серьезно, чем еще сильнее рассмешил Фрэнсис. Она прыснула, как деревенская девчонка, и Чарльз наконец тоже улыбнулся.

– Нет, моя дорогая, я не жалею о своих словах. Конечно, лгать святым братьям – страшный грех, но я сделал это для их же спокойствия. Кроме того, вы же первая объявили хозяину постоялого двора в Париже, что ожидаете мужа. Почему я должен развенчивать ваш миф? Нет уж, приготовьтесь к тому, что до конца нашего путешествия вы будете именоваться баронессой Милборн, моей супругой.

Комната кружилась как сумасшедшая; Чарльз находился в самом центре карусели, и это почему-то очень нравилось Фрэнсис.

– Я хотела бы, чтобы вы называли меня Фрэнк, как это делают мальчики, – произнесла она неожиданно серьезно.

Чарльз нахмурился и некоторое время внимательно смотрел на нее, а потом вернулся к своему занятию.

– Проклятый сапог! – проворчал он. – Как приклеился. Ох! – Он потер больной бок. – Это не для моих сломанных ребер. Не поможете?

Фрэнсис хотела было возмутиться, но потом решила, что он прав. Глубоко вздохнув, она с трудом преодолела расстояние до Чарльза, опустилась на колени и взялась за сапог. При этом ее качнуло в сторону, а проклятый сапог никак не хотел поддаваться. И почему эта комната продолжает вращаться, когда ей так необходимо сохранять равновесие?!

На нее вдруг напал неудержимый смех.

– Вы и в самом деле сказали настоятелю, что Пьер и Луи воришки?

– Нет. Я только поинтересовался, хотите ли вы, чтобы я это сказал.

– О, пожалуйста, скажите! – Фрэнсис прямо трясло от смеха. – Я хочу посмотреть, каково будет выражение его лица.

– Вы совершенно несерьезно настроены, – строго заметил Чарльз, давая понять, как он недоволен ее легкомыслием. – А теперь слушайте внимательно и запоминайте. Я сказал, что Луи и Пьер – дети вашего дяди со стороны отца. Их родители умерли от лихорадки, поэтому мы забираем их с собой в Англию и теперь они будут жить у нас. Их ужасно воспитали, но, поскольку они сироты, упрекать в этом уже некого. – Он помахал рукой, привлекая ее внимание. – Фрэнсис! Вы вернетесь к моему сапогу? Он не слезет, если вы не поможете.

– Ох, простите.

Она взглянула вниз, весьма удивленная тем, что сапог все еще на ноге, и как следует потянула. Сапог неожиданно поддался, Фрэнсис качнулась назад и со всего размаху рухнула на пол, держа в руке сапог.

Хохот Чарльза огласил комнату, от его суровости не осталось и следа.

– Не вижу ничего смешного, – обиженно заметила Фрэнсис, стараясь сохранить остатки достоинства, что в данной ситуации было не так-то легко. – В конце концов, я сняла ваш проклятый сапог и, кажется, могла бы рассчитывать на благодарность…

– Черт возьми, да вы только посмотрите на себя!

Он хохотал еще громче, схватившись за больной бок, и Фрэнсис не на шутку рассердилась.

– Да, я упала; может быть, даже повредила себе что-нибудь. И все из-за вас!

– Надеюсь, вы ничего не повредили, – с трудом произнес Чарльз, тщетно пытаясь успокоиться. – А я тут совершенно ни при чем. Вы сами виноваты: не надо было за ужином пить так много настойки. Когда я увидел, как вы опрокинули в рот кружку, я решил, что вы к этому привычны. Мне и в голову не приходило, что с вами что-то не в порядке, пока…

Он замолк, бросив многозначительный взгляд на свой сапог, а потом разразился новым взрывом хохота. Фрэнсис уже была готова броситься на него с кулаками, но в этот момент в дверь постучали.

Чарльз поспешно поднялся и протянул руку Фрэнсис. Она с недоверием взглянула на свои ноги, поняла, что ей вряд ли удастся встать самой, и скрепя сердце приняла его помощь.

– Войдите! – крикнул Чарльз.

В комнату вошел монах в коричневом балахоне с горшком, от которого шел пар.

– Отец-настоятель прислал вам припарки, барон Милборн, – с поклоном произнес он. – Это его особый состав.

– Поблагодарите от нас отца-настоятеля, – Чарльз вежливо поклонился в ответ. – Ничто на свете так не полезно для синяков и шрамов, как свежий настой из трав.

– Совершенно верно, – согласился монах.

Довольный, он поставил горшок на стол и стал рассказывать Чарльзу, из чего состоит настой. Фрэнсис некоторое время пыталась прислушиваться к разговору, но вскоре поняла, что ей лучше прилечь, иначе она просто-напросто рухнет. Постаравшись сосредоточиться, чтобы не промахнуться, она, шатаясь, прошла по комнате и во весь рост упала на кровать.

Монах взглянул на нее в изумлении.

– Баронесса Милборн, я, наверное, должен выйти, чтобы вы могли раздеться? Когда вы ляжете в постель, я помогу вам с примочками.

– Весьма благодарен, но я сам помогу своей жене, – мягко возразил Чарльз.

Он проводил монаха до двери, рассыпаясь в благодарностях, что позволило ему не объяснять, почему его супруга улеглась на кровать в платье.

Фрэнсис услышала звук запираемой двери. Хотя глаза у нее были закрыты, она ощутила взгляд Чарльза, и от этого взгляда ей стало не по себе.

– Я не буду снимать платье! – предупредила она дрогнувшим голосом.

– Вам и не надо раздеваться, – спокойно и рассудительно произнес Чарльз. – Я все сделаю сам.

Фрэнсис нахмурилась, с тревогой обдумывая, все еще не решаясь взглянуть на него. Интересно, что это он собирается делать? Неожиданно что-то мокрое шлепнулось на ее больную щеку.

– Горячо! – закричала она, не сразу сообразив, что это лечебная примочка, и попыталась вскочить.

– Ничего, потерпите. – Сильные руки Чарльза уложили ее обратно на постель. – Я сначала испробовал это на своем лице. Лежите спокойно, мадемуазель, и пусть травы делают свое дело.

– Что в этой проклятой мешанине? – пробормотала Фрэнсис, неохотно уступая.

– Окопник, мята болотная, лук… – Чарльз послушно перечислил все, что говорил монах. – Их каким-то особым способом растирают, а потом вымачивают в вине.

«Ну вот, опять вино», – подумала Фрэнсис, и глаза ее затуманились. Как ни странно, настойка сразу принесла облегчение, боль постепенно начала проходить.

– А как вы? – спросила она. – Вам тоже не помешает такая примочка.

Чарльз усмехнулся.

– Я еще не закончил с вами. Надеюсь, вы не собираетесь спать в туфлях и чулках?

Фрэнсис не успела ничего ответить, а Чарльз уже быстро снял с нее туфли и начал стягивать чулки. «Слава богу, он не позволил себе ничего больше!» – мелькнуло в ее голове, но в то же мгновение она почувствовала, что его руки сомкнулись вокруг ее икр.

– Какие красивые ноги, – пробормотал Чарльз. – Завидую тому счастливцу, которому вы будете принадлежать…

Его ладонь скользнула выше по ее обнаженной ноге, и Фрэнсис пронзило острое желание.

– Чарльз, прекратите! – закричала она, испугавшись собственной реакции на его ласку.

Прижав примочку к щеке, она села, и тут же что-то теплое капнуло ей на грудь. Смущенная, она уставилась на коричневое пятно, расползающееся по ее белой блузке.

– Что это?!

Чарльз наклонился и вытер ее грудь чистым куском ткани.

– Ничего особенного. Просто капнуло с вашей примочки. Что и говорить, не слишком романтично… И страшно не вовремя.

Неожиданно Фрэнсис овладел приступ неудержимого пьяного смеха. Она представила себе, как выглядит с примочкой на лице и растрепанными волосами, упала на постель и захохотала.

– О, Чарльз, простите меня, – с трудом произнесла она. – Но я и сама настроена сегодня совершенно не романтично. Почему бы вам не укрыть меня и не забыть о том, что я здесь?

Чарльз разочарованно вздохнул, но послушно закутал ее в серое одеяло. Фрэнсис устроилась поудобнее, радуясь своему спасению. Слава богу, он не представляет себе, что делает с ней, не знает, что когда он дотрагивается до нее, то разжигает в ней ответное пламя. В такие моменты Фрэнсис испытывала дикое, безрассудное желание, подобное тому инстинкту, который заставляет голодного сокола лететь на охоту… Как хорошо, что с примочки так вовремя капнуло и это остановило их обоих!

– Хвала небесам, – вздохнула Фрэнсис, вспомнив об испанцах, – вот уже сколько дней я не чувствовала себя в такой безопасности!

– Я рад слышать это, но должен напомнить вам, что сегодня ваша первая ночь в качестве моей жены, – усмехнулся Чарльз, и Фрэнсис подумала, что обрадовалась рано. Кровать заскрипела, и она почувствовала, как прогнулся матрас, когда Чарльз лег рядом с ней. – Но, кажется, вы вовсе не взволнованы, как это подобает новобрачной. Вы не боитесь, что я воспользуюсь вашим… не вполне трезвым состоянием?

– Раньше я бы, наверное, испугалась, – сонно пробормотала она и подумала, как приятно просто лежать вот так и разговаривать с ним. – Но теперь я знаю, что вы этим не воспользуетесь. Вы слишком добры.

– Вовсе нет, – серьезно сказал Чарльз. – Я ужасно хочу соблазнить вас, Фрэнсис Морли! – Он склонился над ней, и она ощутила его горячее дыхание на своей щеке. – Когда вы наконец признаетесь, что тоже хотите меня?

– Боюсь, что снова помешает припарка, – усмехнулась Фрэнсис.

Ей вдруг снова стало весело, голова слегка кружилась, но это было только забавно, голос Чарльза долетал до нее словно издалека. Внезапно она почувствовала, что безумно хочет поцеловать его. Это было совсем новое, неожиданное для нее ощущение. Оно нисколько не походило на то плотское желание, которое она до сих пор испытывала, когда Чарльз касался ее. Это новое ощущение согревало душу, а не тело, и Фрэнсис пожалела, что никогда прежде не чувствовала ничего подобного.

– А знаете, – пробормотала она доверительно, – этот настой из трав действительно прекрасная вещь.

– Вы полагаете?

– Угу, – сонно отозвалась она. – Мое лицо уже не так болит… А кстати, этот монах не говорил, что окопник – или как вы там его назвали – делает людей умнее? Мне, например, кажется, что я стала гораздо больше понимать…

– Думаю, окопник тут ни при чем. Это вино сделало вас такой мудрой. И все-таки это интересно. Что же вы поняли такое, о чем не догадывались раньше?

Фрэнсис заметила насмешку в его глазах и нахмурилась.

– Ничего смешного! Раньше я о многом не задумывалась, зато теперь сознаю свои ошибки.

– Вот как? И что же это за ошибки, если не секрет?

Последовала долгая пауза. Фрэнсис внимательно смотрела на него, словно раздумывая, стоит ли говорить.

– Вы! – наконец выпалила она. – Вы – моя главная ошибка!

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что хочу поцеловать вас, совершенно непонятно – почему. Вот это и есть ошибка.

Это было уже слишком. Чарльз и так с трудом сдерживал собственное желание, а тут… Черт побери, упустить такой шанс он не мог!

– Если вы хотите меня поцеловать, – осторожно сказал он, – я не буду вас останавливать.

– Прекрасно!

Фрэнсис резко села на кровати, забыв о своей примочке, и та полетела на пол. Склонившись над ним, она обхватила его за плечи и прижала губы к его губам. Чарльз обнял ее за талию, крепко прижал к себе и почувствовал, что она дрожит. А с ним самим творилось что-то невероятное. Эта женщина будила в нем давно забытые эмоции, которые он в течение трех лет загонял вглубь и которые теперь жаждали вырваться наружу.

– Фрэнк, вы хоть знаете, что вы делаете? – прошептал он, заставив себя оторваться от нее.

– Хм… Я целую вас. И мне это очень нравится.

Ее губы снова прижались к его губам, дразня и мучая, темные локоны волной упали ему на лицо, кофточка Фрэнсис сползла и соблазнительно обнажила плечо.

Чарльз весь напрягся, как напрягается сокол, нацелившийся на свою добычу.

– Вы понимаете, что сводите меня с ума?

Застонав, он приник губами к ее плечу, его рука легла на изгиб бедра Фрэнсис, и она засмеялась, откинув голову. Ее смех был похож на звон колокольчиков у сокола, но он показался Чарльзу каким-то странным. Он внимательно всмотрелся в ее затуманенные глаза и понял, что она абсолютно пьяна и сама не знает, что делает. Внезапно Фрэнсис показалась ему трагически беззащитной в своей невинной доверчивости. Он вспомнил, что когда-то ее обманул вероломный француз, и желание овладеть ею мгновенно исчезло, сменившись нежностью и жалостью. Он не мог позволить себе воспользоваться доверчивостью Фрэнсис, памятуя о ее и о своем прошлом.

На какую-то секунду Чарльз пожалел, что рядом с ним не беспутная женщина, к которым он привык за последнее время. Черт побери, если так и дальше пойдет, он вообще превратится в какую-то тряпку!

Чарльз нежно уложил ее на спину, и Фрэнсис сразу затихла. Рассеянная улыбка бродила по ее лицу.

– Вы не хотите спросить меня, что знал мой дядя? – неожиданно проговорила она.

– Ваш дядя?..

– Да. Вы ни разу не спросили меня, хотя наверняка очень хотите знать это.

На самом деле он хотел ее и больше ни о чем не мог сейчас думать. Но раз уж она сама заговорила…

– Так что знал ваш дядя?

– Он знал слишком много! – Ее настроение опять переменилось, и она захихикала. – У него есть подруга, которую он послал в Испанию. Самая настоящая шлюха! Она соблазнила нужного дяде человека и читала его донесения, пока он храпел, мертвецки пьяный. – Фрэнсис снова хихикнула. – И почему говорят, что шлюхи не приносят пользы?

– Что было в этих донесениях?

– Вторжение в Англию, – произнесла она очень серьезно. – Неизбежное.

– Когда?

– В скором времени.

– Но когда именно?

– Вы повторяетесь, милорд.

– Но я хочу знать!

– Я и так уже рассказала вам слишком много.

Чарльз понял, что настаивать бесполезно. Может, лучше дать ей заснуть? Но ему очень хотелось еще кое-что выяснить, и для этого он готов был воспользоваться ее настроением.

– Почему вы не замужем, Фрэнсис? Вы так прекрасны…

Так и есть, она разозлилась.

– Какое вам до этого дело?! Выйти замуж? Да будь я проклята, если снова попадусь на подобную удочку! Все мужчины лживы и коварны, они обещают жениться, когда у них таких мыслей и в помине нет. Я убью мужчину, который попытается проделать со мной такое еще раз!

Чарльз не ожидал такого взрыва злобы, но решил, что это к лучшему. Может быть, удастся выудить из нее то, что ему так хотелось узнать.

– Попытаться проделать что? – осторожно спросил он, но Фрэнсис не слушала его.

– Мерзкий негодяй! Лживый, жалкий, родившийся в навозной куче! Сын шлюхи! У него и отца-то никогда не было!

«Ничего себе! – подумал Чарльз. – Наверное, она набралась таких выражений от Пьера, у которого рот как помойка».

– О ком вы говорите? – мягко спросил он. – Что сделал этот человек?

– Что сделал? Ха! Он обещал жениться на мне и говорил, что любит меня! А я, как дура, не стала дожидаться и дала ему возможность доказать это в постели… Господи, как же я ненавижу мужчин!

Чарльз растерянно заморгал, выслушав эту тираду. Его подозрения подтвердились, но он не мог смириться с тем, что Фрэнсис думает, будто все мужчины одинаковы. Ему вдруг стало чрезвычайно важно доказать ей, что он не похож на человека, который похитил ее девственность и доверчивость.

– Фрэнсис, – рискнул он заговорить, – вы ведь, надеюсь, не сомневаетесь в том, что я ваш друг?

Чарльз боялся, что она сейчас начнет горячо возражать, но Фрэнсис неожиданно улыбнулась.

– Называйте меня Фрэнк, ладно? Антуан никогда не называл меня Фрэнк… «Мадемуазель Фрэнсис», вот как он обращался ко мне! И еще он говорил – «мое сокровище»… Вы ведь не станете так говорить?

– Ладно. Во всяком случае – не сейчас. Хотя до того, как вас избили, я мог бы сказать такое, – усмехнулся он. – И после того, как у вас все пройдет, наверняка скажу.

Фрэнсис поняла, что он шутит, и не обиделась.

– Антуан называл меня так вне зависимости от того, как я выглядела. Я его ненавижу! Я ненавижу свое имя Фрэнсис потому, что он так звал меня! Зовите меня Фрэнк, – повторила она. – А как я должна обращаться к вам?

– Как вам будет угодно. Можете называть меня Кавендиш. Так меня зовут друзья, которым кажется, что «барон Милборн» звучит слишком пышно. Или Чарльз, если вам так нравится. Но запомните, Фрэнк, – он убрал с ее щеки черный локон, – я обещаю вам, что со мной вы будете в безопасности. Так что выбросьте все из головы и спокойно спите.

– Этого никто не может обещать! – произнесла она с пафосом, но послушно закрыла глаза.

Довольный тем, что она успокоилась, Чарльз встал, подбросил дров в камин и вернулся к кровати. Фрэнсис уже успела заснуть, ее губы слегка приоткрылись, грудь вздымалась и опускалась в ровном ритме. «А все-таки судьба несправедлива к ней, – подумал он. – Сначала умерла ее мать, потом отец. Любовник предал ее, а теперь она лишилась дяди – своего единственного защитника».

Чарльзу очень хотелось обнять ее, но он знал, что не должен этого делать.

Прогнав прочь все эти сентиментальные мысли, он заботливо подоткнул под нее одеяло и отвернулся. Шерстяное одеяло будет разделять их, хотя ему так хочется ощутить совсем рядом ее тело. Фрэнсис заслуживает лучшей участи. Рядом с ней должен быть человек, такой же великодушный, как она сама, с таким же, как у нее, верным сердцем. Фрэнсис способна на все ради своего дяди, она полна решимости помогать Пьеру и Луи невзирая на то, что это может причинить ей боль разочарования. Чарльз предвидел, что происхождение и привычки мальчишек в конце концов приведут к этому. А она все равно готова щедро раздаривать свою доброту, и храбрость ее сияет, как звезда на темном небосводе мира…

Чарльз знал, что сам он не способен на такие рискованные поступки. Во всяком случае – на данном отрезке жизни.

«Да, лучше мне держаться подальше от нее, – подумал он, стоически борясь с вожделением. – Не стоит утешать себя, что я не виноват в своем прошлом, что я стоял перед неизбежностью». Правда заключалась в том, что у него не хватало мужества стряхнуть с себя это прошлое и попытаться начать все сначала. Хотя он обладал физической смелостью, но, когда дело доходило до эмоций, он всякий раз оказывался трусом.

В жизни, судя по всему, вообще нет справедливости…

 

17

Тишина опустилась на монастырь после того, как отзвонили утренние колокола. И только Фрэнсис стонала, сражаясь с приснившимся ей кошмаром.

Она бежала по голым полям, охваченная ужасом. Кругом пустынно, поблизости никакого укрытия, а испанские убийцы уже жарко дышат ей в затылок. Последние силы оставляют ее, тяжелая сумка с секретными бумагами тянет к земле. Неужели ей некуда бежать? Некуда скрыться?

«Ориана!» – в тоске взывает она, шарит глазами по синему небосводу. Вся ее надежда на то, что преданная птица прилетит и сядет ей на руку. Фрэнсис кажется, что тогда ей будут не страшны никакие испанцы.

О, как бы ей хотелось тоже стать владычицей неба, летать так же свободно, как летает ее соколиха! Она унеслась бы в обетованную землю, где ее никто никогда не найдет…

Пронзительный свист сорвался с губ Фрэнсис. Она посылала этот знакомый сигнал снова и снова – сигнал тревоги. «Лети ко мне, моя любимая птица! Лети ко мне!»

Но на зов ее пронзительным криком отозвалась другая птица – неизвестно откуда взявшийся огромный ястреб. Быстрый и яростный, он устремился на свою жертву… и этой жертвой была она! Фрэнсис чувствовала, как его крик проникает ей в мозг, парализует ее. С закрытыми глазами, с сердцем, трепещущим от ужаса, она собралась с силами, чтобы сопротивляться…

Неожиданно все переменилось. Она оказалась летящей рядом с ястребом, ее руки превратились в сильные крылья, рассекающие воздух. Ночная тьма отошла, сменившись ослепительным светом. Как ее радовала эта свобода полета! Она парила и ныряла в воздухе рядом с ним, она была королевой неба, подчиняющей себе ветер.

Ее спутник летел рядом, и это был настоящий принц среди ястребов. Но самки всегда господствуют – они крупнее и сильнее, поскольку рождают потомство. Она принимала его поклонение, это был ее триумф – осуществилось давнее стремление быть госпожой и хозяйкой собственной судьбы.

Но Фрэнсис ликовала недолго. Стоило ей взять судьбу в свои руки, как спутник покинул ее. Он камнем ринулся вниз, ударился о землю и превратился в человека, в мужчину.

Теперь она была соколихой, а он, ее хозяин, звал ее на место, на свою руку. Его свист прорезал воздух – жесткий и требовательный. Этот свист недвусмысленно давал понять, кто здесь господин. Он поднял руку, требуя, чтобы она подчинилась. Он хотел приручить ее, сделать ее своей собственностью! Никаких фальшивых соблазнов. Никаких лживых обещаний. Резко и честно он заявлял о своем желании.

Подчинись моей воле! Его свист долетел до нее, невзирая на расстояние. Этот человек прочно стоял на земле, на него можно было положиться, в его надежности было нечто манящее. Но нет! Ничто на свете не заставит ее сдаться! Всем своим существом она хотела летать.

И однако в этом человеке была какая-то сверхъестественная, волшебная сила. А волшебство заключалось в том, что она сама жаждала принадлежать кому-то, ей самой хотелось довериться этому человеку…

Она зарыдала и полетела к нему – к мужчине, который был ее судьбой. Он обладал властью над нею, он мог поймать ее и посадить в клетку, надеть ей на голову клобучок и сделать незрячей, мог заставить ее подчиниться.

– Нет! – кричала она, сопротивляясь его власти. – Я не сделаю этого! Не сделаю! Внезапно чьи-то сильные руки обхватили ее плечи, прижав к постели так, что она не могла пошевелиться. Но голос звучал неожиданно нежно:

– Фрэнк, вы меня слышите? Все в порядке, вам просто приснился дурной сон. Просыпайтесь.

Фрэнсис открыла глаза, и сразу яркий солнечный свет ударил ей в лицо. Рядом с ней был Чарльз, и она невольно потянулась к нему в поисках защиты.

– Все хорошо, – успокаивал он ее. – Это был ночной кошмар, ничего больше.

– Держите меня крепче! – Фрэнсис обвила руками его шею, но, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она оттолкнула его. – Нет! Я не могу! Мне… мне очень жаль, – бормотала она, отчаянно желая его, но умирая от страха.

Смысл сна был для нее слишком ясен – она не может перенести, чтобы ею управляли.

– Все в порядке, – спокойно произнес Чарльз. – Вам необязательно целовать меня утром, даже если вы целовали меня ночью.

Неужели она его целовала? Смутные воспоминания всплыли в ее сознании. Да, она целовала и дразнила его! Как она могла позволить себе такое?! Ведь Чарльз теперь подумает, что она просто-напросто шлюха?!

Но когда Фрэнсис решилась взглянуть на него, его карие глаза успокоили ее – Чарльз ласково улыбался, и она с облегчением вздохнула.

Ориана сидела поблизости на спинке стула и смотрела на них острыми золотистыми глазами. Фрэнсис протянула руку, чтобы погладить свою птицу.

– Наверное, я действительно целовала вас, но это получилось непроизвольно. Я была так благодарна вам и так хотела выразить свою благодарность…

Фрэнсис прекрасно знала: это далеко не все, что она чувствовала тогда. Но Чарльзу было вовсе не обязательно об этом знать.

– Как ваша щека? – спросил он.

– Лучше. А как она выглядит?

– Она становится сине-зеленой, – заявил Чарльз, внимательно осмотрев ее лицо. – Но опухоль спадает. А это уже большое достижение.

Фрэнсис улыбнулась ему. Хвала небесам, он совсем не похож на Антуана, который вечно рассыпался в лживых комплиментах. Когда она выглядит ужасно, Чарльз не кривит душой, а говорит правду. Но главное, он защищает ее. Он настоящий друг – не на словах, а на деле. Чарльз вырвал ее из лап испанцев и уничтожил коварных убийц. При воспоминании о них Фрэнсис вздрогнула, и он снова обнял ее.

– Вы в безопасности, дорогая. – Его руки успокаивали – добрые, нежные руки. – Эти дьяволы больше не будут тревожить вас.

Фрэнсис на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его рук, потом откинула одеяло и попыталась сесть.

– О, моя голова! – Она со стоном спрятала лицо в ладонях. – Этот ужасный напиток… Я никогда в жизни больше не прикоснусь к нему.

Чарльз тихо засмеялся.

– У вас похмелье, совершенно явное. Но дурной сон прошел. Все прошло, Фрэнк.

– В эти последние дни все похоже на дурной сон. Даже когда просыпаешься… И это не только из-за вина.

– Я знаю, но поверьте: нас ожидают лучшие времена. Давайте позавтракаем, а потом обдумаем, как действовать дальше.

– Хорошо, – согласилась она, хотя ей вовсе не хотелось начинать новый день. – Обдумать-то мы обдумаем, но вряд ли придем к общему мнению.

– Почему? Если вы будете вести себя разумно…

– Вы хотите сказать, что обычно я неразумна?

– О нет! Никогда не говорил ничего подобного. Просто порой вы бываете несколько… упрямой.

– Я упрямая? – рассердилась она, не замечая, что выглядит сейчас как взъерошенная птица. – Это вы упрямец! Я точно помню, как установила этот факт вчера ночью.

– Вы так решили потому, что я не соглашался с вами?

– Но в этом все дело! Вы никогда не соглашаетесь со мной!

Чарльз подумал, что такое начало ни к чему хорошему не приведет, и не ошибся. Они еще поговорили, но ни до чего не договорились. Фрэнсис немедля хотела ехать в Париж и разыскать там друзей, которые смогут помочь. Он же хотел переждать здесь еще день, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Фрэнсис настаивала, что им нужны помощники для раскопки могилы. Чарльз соглашался, но они решительно разошлись во мнениях о том, кто это должен быть.

– Честных работников нанимать нельзя, – уверяла Фрэнсис, когда они гуляли после завтрака по монастырскому саду. – Разумеется, они возьмут ваши деньги и проделают работу. Но при этом обязательно донесут о вас властям. Нас задержат, и нам долго придется объяснять, что к чему. А пока мы будем объяснять, нагрянут испанцы. Могу вас заверить, что известие о гибели капитана достигнет Парижа не позже завтрашнего дня. На этот раз они непременно убьют меня. Вспомните, что они сделали с моим дядей!

Чарльз внимательно выслушал Фрэнсис, отметил, как упрямо она вздернула подбородок. Это был дурной признак. Ориана, сидевшая у нее на плече, тоже уставилась на Чарльза своими немигающими желтыми глазами.

– А кого предлагаете нанять вы? – спросил он, стараясь скрыть раздражение.

– Друзей Пьера и Луи.

– Надо полагать, они и ваши друзья, – с отвращением заметил он. – В хорошей же компании вы проводили время последние девять лет! Мошенники и воры, по которым плачет веревка палача!

– Но разве вы сами сейчас не мошенничаете?

Ее обвинение разозлило Чарльза.

– А вы предпочитали бы, чтобы я не мошенничал?

– Разумеется, нет. Но это подтверждает мою правоту. – Она бросила на него самодовольный взгляд. – Мы делаем то, что должны делать, чтобы выжить. «Не судите, да не судимы будете!»

К обеду они заключили временное перемирие, но, когда вместе с Пьером и Луи приступили к трапезе в столовой, Чарльз понял, что Фрэнсис что-то задумала. Мальчишки подмигивали друг другу, многозначительно кивали головами и обменивались под столом какими-то предметами. Это его насторожило…

– Что происходит? – нахмурившись, спросил он.

– Ничего особенного, – заверила его Фрэнсис. – Просто мальчики играют мелкими монетами.

Когда обед был закончен, Фрэнсис удалилась, сославшись на то, что настоятель распорядился приготовить ей ванну.

Чарльз уверял себя, что она сказала ему правду: не станет же она, в самом деле, предпринимать что-то, не посоветовавшись с ним! И тем не менее все это ему очень не нравилось…

Он вернулся в их комнату и тоже принял там ванну, с наслаждением смыв с себя многодневную грязь. Надев чистую рубашку, которую ему дал один из монахов, Чарльз спустился в сад и принялся обдумывать план дальнейших действий. Но тревожные мысли не покидали его. Может быть, стоит потребовать, чтобы Фрэнсис беспрекословно подчинялась ему? Впрочем, он прекрасно понимал, что для этого пришлось бы связать ее и везти в Париж в мешке. Никогда она не согласится действовать по его указке!

Наконец Фрэнсис вышла из апартаментов настоятеля. Ее мокрые волосы были заплетены в косу, вместо юбки и кофточки она надела темное платье – из тех, что жертвовали в монастырь богатые прихожане, а монахи раздавали местным крестьянам. Ориана сидела у нее на плече, подозрительно поглядывая на Чарльза, словно опасаясь, не причинит ли он ее хозяйке вреда. За Фрэнсис следовали мальчишки, которых монахи тоже вымыли и приодели.

Это трио явно что-то замышляло! Чарльз не мог бы ничего доказать, но, когда час спустя исчез Луи, он убедился в своей правоте.

– Где мальчишка? – потребовал он ответа у Фрэнсис, встретив ее в саду.

– Отправился повидать родственников, – совершенно невинно заявила она.

– У него нет родственников! Признайтесь, вы что-то затеваете. Я хочу знать, что именно.

Фрэнсис пожала плечом – восхитительным, соблазнительным плечом, которое ночью он видел обнаженным, – и это ее движение свело его с ума. Ему захотелось сорвать с нее одежду и овладеть ею прямо здесь, в саду… Вместо этого он схватил ее за руку и сжал с такой силой, что она вскрикнула от боли.

– Объясните мне, что происходит! Вы наверняка послали Луи с каким-то заданием, поскольку обычно мальчишки не отходят от вас. Неужели я не заслужил вашего доверия? Нам с вами предстоит общее дело, и я полагаю, что имею право все знать.

С ним нельзя было не согласиться, и Фрэнсис смягчилась.

– Луи отправился в Париж, чтобы договориться с теми, кто будет раскапывать могилу, – сказала она.

– Но до Парижа долгий путь. Вы представляете, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться туда пешком?

– Луи найдет попутчиков. Он будет ждать нас там сегодня ночью.

– Сегодня ночью?

Проклятье! Чарльз только сейчас понял, как ему хотелось провести с ней еще одну ночь в постели, и чтобы никто не тревожил их, чтобы они могли забыть обо всех тревогах… Увы, его надеждам не суждено было сбыться.

– Почему сегодня ночью? – потребовал он ответа. – Вы опять что-то скрываете от меня?

– Разве у меня не может быть своих маленьких тайн?

Нет, чтобы иметь дело с этой женщиной, нужно обладать поистине ангельским терпением!

– Черт побери! – взорвался Чарльз. – Но как я могу защищать вас, если у вас от меня секреты? Ведь обязанность мужчины – быть защитником!

– А какова, по-вашему, обязанность женщины?

Ее зеленые глаза сверкали как изумруды, жесткие и насмешливые. Он положил руку ей на талию, но Фрэнсис отвернулась, резко тряхнув головой. Ее коса расплелась, и темные волосы тяжелой волной упали между ними. Всегда между ними вставала какая-то тень!

– Хорошо, – со вздохом признал Чарльз свое поражение. – Мы поедем в Париж сегодня ночью.

«А в чем действительно обязанность женщины?» – думал позднее Чарльз, сидя в монастырском фруктовом саду и флегматично разглядывая созревшие вишни. Еще несколько лет назад он считал, что обязанность женщины – обожать мужчину, удовлетворять все его желания и всегда быть у него под рукой.

Инес научила его другому, и этот урок он никогда не забудет. Однако Фрэнсис совсем иная… Но так ли это?

Как всегда, воспоминания об Инес, о ее роскошной красоте болью отозвались в сердце Чарльза. Все его надежды и мечты были сосредоточены на ней, но, когда пришло время испытаний, оказалось, что она не способна на преданность. А вот Фрэнсис может быть верной кому-то до самой смерти. Достаточно посмотреть на то, как она привязана к Пьеру и Луи – двум несчастным воришкам…

Впервые Чарльз признался себе, что ревнует к мальчикам. Как непринужденно кладет она руку кому-нибудь из них на плечо, с какой легкостью они шутят с ней, обнимают ее… Не раздумывая, они последовали за Фрэнсис, когда ее захватили испанцы, исполненные решимости освободить ее. А как по-детски плакал Пьер, когда понял, что их попытка освобождения Фрэнсис сорвалась! Вопреки странному кодексу чести, которым мальчишки руководствовались в жизни, Чарльз не мог отрицать их любви к Фрэнсис.

– Господин барон!

Голос старого настоятеля прервал его размышления. Чарльз снял шляпу и встал.

– Не беспокойтесь, милорд, сидите, – попросил его настоятель.

Чарльз снова уселся, и настоятель расположился рядом с ним.

– Какая замечательная птица у мадам баронессы. Это вы обучили ее, барон Милборн? – Нет. Она сама воспитала свою птицу.

– Значит, баронесса обладает столь же исключительным мастерством, как и вы. Скажите, вы не оказали бы мне честь и не посмотрели бы мою соколиху? Она последние дни ничего не ест.

В первый раз Чарльз внимательно взглянул на старика и задумался о его жизни. Несмотря на возраст и суровость его призвания, в серых глазах аббата светилась жажда жизни. По-видимому, он до сих пор получает наслаждение от охоты.

– Для меня большая честь, что вы обратились ко мне за советом. Если вы того желаете, я с радостью посмотрю ее.

Аббат повел его к специальному сарайчику, где на низком насесте сидела серая соколиха. За ней наблюдал молодой монах, который тут же, увидев настоятеля, вскочил. Чарльз сразу заметил, что голова птицы опущена, глаза скучные. Он попросил перчатку и ловко усадил птицу к себе на руку, размышляя, что может быть причиной ее недуга.

– Как давно она у вас? – спросил он, чувствуя, как дрожит птица.

– Около шести лет.

– Кто, кроме вас, ухаживает за ней?

– За ней ухаживал брат Себастьян, – медленно произнес настоятель. – Мы с ним вместе занимались ею с самого начала. Брат Себастьян был очень привязан к ней, но прошлой зимой он умер. Ему было шестьдесят девять лет.

Настоятель скорбно потупился, и Чарльз понял, что этот человек многое видел в жизни и многое потерял.

– Я полагаю, ваша птица в трауре, – сказал он, почесывая грудку соколихи.

Настоятель вздохнул.

– Я боялся этого, хотя, наверное, сам усугубил ее состояние. В последнее время я уделял ей мало внимания: у меня прибавилось обязанностей в связи с тем, что во Франции неспокойно.

– Что ж, мне все ясно, – сказал Чарльз, передавая птицу настоятелю. – И поскольку вы попросили моего совета, я предписываю: пищу она должна принимать только из ваших рук. И весь день она должна быть с вами. А ночью пусть спит в вашей спальне на насесте.

Настоятель погладил птицу свободной рукой и сокрушенно покачал головой.

– Я бы сам не догадался, – сказал он. – Благодарю вас за мудрый совет.

– Тут все очень просто. Всегда нужно учитывать, что птицы способны привязываться к людям. Без брата Себастьяна и без вас ваша соколиха оказалась покинутой и страдала.

Чарльз вспомнил об Арктурусе, тоскующем без него в Англии, и тяжело вздохнул. Конечно, там есть мастер Дикон, но хозяина птице не заменит никто…

Взгляд его упал на деревянную скамью с резной спинкой. Там были изображены две птицы.

– Что означает это изображение? – спросил он настоятеля.

– Ястреб и горлица? Это древний символ, ястреб символизирует жизнь активную, горлица – созерцательную. Мужчины обречены, как этот ястреб, сражаться и убивать ради спасения себя и своих близких. С горлицей обычно ассоциируется религиозная жизнь и жизнь женщины. А созерцательная жизнь – это жизнь в молитвах и размышлениях.

Чарльз подумал о Фрэнсис, и с его губ сорвался вопрос:

– А что должна делать горлица, чтобы выжить?

– Подчиняться с кротостью, – с готовностью ответил аббат. – Горлица живет в голубятне и кормит всех. Или выращивает птенцов. Она никогда не сражается. Она приемлет свою судьбу.

– Тогда Фрэнсис… совсем не горлица, – пробормотал Чарльз, даже не заметив, что произнес эти слова вслух.

Аббат усмехнулся.

– Нет, баронесса совсем не голубка, – согласился он. – Она хочет летать свободно, как и вы.

Чарльз задумался, припомнив, как выглядела Фрэнсис сегодня утром в саду. Пьер и Луи стояли рядом с ней, а она положила руки им на плечи, ощущая себя связанной с мальчиками, но при этом не подчиняя их себе.

Черт побери, он когда-то мечтал именно о такой связи с женщиной! Но после предательства Инес он решил, что женщин следует подчинять, иначе никогда не будешь чувствовать себя в безопасности. Чарльз знал: он не сможет поверить кому-то настолько, чтобы отдать свое сердце – свое несчастное, увядшее сердце – в чьи-либо руки. А это значит, что с ним Фрэнсис никогда не будет счастлива… Ну что ж, он, по крайней мере, постарается быть ей другом. Сегодня ночью на кладбище Фрэнсис будет невыносимо тяжело, и он сделает все, чтобы облегчить ей эту ношу! Но в то же время он должен предоставить ей полную свободу действий.

Чарльз поморщился, словно от боли, – он понял, что ему предстоит одна из самых трудных ночей в его жизни.

 

18

Дорога от монастыря до Парижа заняла три часа. Чарльз вновь и вновь пытался выяснить, что известно Фрэнсис о неминуемом вторжении Испании, но она упорно отказывалась отвечать.

– Вскоре мы оба узнаем больше, – вот и все, что она сказала.

Часы на башне пробили двенадцать, когда их коляска вползла в густой туман, окутывавший северный берег Сены. Настоятель отправил с ними одного из монахов, чтобы он в отсутствие Луи правил лошадьми. Пьер сидел рядом на козлах и показывал дорогу.

С тех пор как они въехали в город, Фрэнсис молчала, тревожно вглядываясь в темноту, и заговорила только один раз.

– Слишком тихо, – сказала она. – Улицы пусты. Что-то должно произойти…

Они решили оставить лошадей, Пьера и Ориану в доме, где жили мальчишки. Темное поле, полуразвалившееся строение, где они занимали одну комнатушку, безучастно взирало на Чарльза разбитыми окнами. Ночная тишина нависла над ним как саван. Чарльзу стало не по себе, и он подумал, что виной тому предстоящее им дело.

На кладбище они отправились пешком – Фрэнсис сказала, что идти недалеко. Вскоре показались кладбищенские ворота. Здесь, сейчас они решат все сомнения относительно Эдварда Силлингтона!

Тяжелые железные ворота оказались заперты, на калитке висела тяжелая цепь с замком. Казалось, она говорит: «Убирайтесь! Мертвым никто здесь не нужен».

– Нам придется перелезать, – громким шепотом сказал Чарльз, показывая на каменную стену, окружавшую церковный двор. – Но, может быть, подождать тех, кто будет раскапывать могилу?

– Мы договорились встретиться прямо у могилы. Луи знает, где это.

– В таком случае вы полезайте первой. Я подсажу вас.

Белая кожа Фрэнсис в темноте казалась еще белее. Хлопья тумана делали ее похожей на призрак. Чарльз впервые явственно осознал всю фантастичность их ночного предприятия.

Он хотел приободрить Фрэнсис, но не мог: это было бы просто нечестно. Либо ее дядя жив и находится в испанской тюрьме, либо он умер от рук испанцев. И то и другое ей будет тяжело пережить.

Фрэнсис поставила ногу на его сплетенные руки, путаясь в юбках, взобралась на широкую стену, села на ней, а потом исчезла из вида. Чарльз подпрыгнул, уцепился за край и, подтянувшись, перемахнул через стену. Угрожающие тени, населявшие церковный двор, сразу окружили его, вызвали в памяти рассказы о колдунах и ведьмах. Даже ему стало не по себе в этом зловещем месте.

Фрэнсис ожидала его около массивного мраморного памятника какому-то давно умершему отцу города. Чарльз взглянул на резьбу, украшающую памятник. На ней были изображены широко раскрытые ворота в рай. По ту сторону ворот стоял архангел Гавриил, приветственно протянув руку. «Пусть это будет добрым знамением», – подумал про себя Чарльз.

Положив руку на рукоять нового охотничьего ножа, подаренного настоятелем, он шагнул к Фрэнсис. Если для того, чтобы доставить ее в безопасности в Англию, требуется раскапывать ночью могилы – он проделает это!

– Куда идти? – спросил Чарльз.

Фрэнсис как-то неуверенно показала в глубь церковного двора.

– Там есть памятник?

Она кивнула. Чарльз взял ее за руку и обнаружил, что она холодная, как у трупа.

– Что бы вы там ни нашли, Фрэнк, я вас не оставлю, – сказал он, прижав ее ладонь к своей щеке. – Я помогу вам, чего бы мне это ни стоило.

Она по-прежнему молчала, вглядываясь в завихряющийся туман, и была похожа на потерянную душу, которая все никак не может обрести покой. Посмотрев на нее, Чарльз пожалел, что сделал ей такое чудовищное предложение. Но было уже поздно: тайна ее дяди манила их к себе костлявой рукой.

Взяв Фрэнсис за руку, он двинулся вперед. Она следовала за ним словно во сне. Могилы в этой части кладбища были хорошо ухожены. Не на всех имелись такие сложные орнаменты, как на вратах архангела Гавриила, но везде были четкие надписи на украшенных резными цветами мраморных досках.

Судя по всему, Фрэнсис не слишком хорошо ориентировалась на кладбище или просто от волнения забыла дорогу. По мере того как они удалялись от ворот, взгляд ее становился все более растерянным.

– Посмотрите, вот свежая могила. – Чарльз остановился перед холмиком земли и при свете фонаря прочитал надпись. – Нет, это не то.

Он снова взял ее за руку и снова поразился тому, какая она холодная и безжизненная. Они осмотрели еще четыре могилы, прежде чем обнаружили нужную. Ошибки быть не могло – на плоской гранитной плите была выбита надпись: «Эдвард Томас Силлингтон».

Чарльз поставил фонарь на землю, оглянулся на Фрэнсис и увидел в ее широко раскрытых глазах муку. Он поспешно отвязал от спины лопату и, не говоря ни слова, принялся копать, а Фрэнсис стояла рядом, окаменевшая, словно ледяной столп.

Несколько минут спустя из темноты вынырнул Луи, за ним шли трое мужчин весьма подозрительного вида. Их никак нельзя было назвать респектабельными, но Чарльз вынужден был признать, что все они крупные и сильные. Ветер обвевал их суровые лица, и Чарльз пожалел, что не взял с собой выпить чего-нибудь крепкого. Всем им это пошло бы на пользу – включая Фрэнсис. Она будет особенно остро нуждаться в чем-нибудь подкрепляющем, когда они закончат копать…

Теперь, когда их стало четверо, работа пошла быстрее. Они выбрасывали землю лопата за лопатой, и яма становилась все глубже. Через час они уже стояли в земле по щиколотку, потом по колено.

У Чарльза по лицу струился пот, рубашка на спине и груди стала мокрой. Не обращая внимания на ночную прохладу, он сбросил куртку. Прошло три часа, пока чья-то лопата не стукнулась о свинцовую крышку гроба.

– Вот он! – Это были первые слова, которые проронил Чарльз с того момента, как они начали копать. – Кто-нибудь принес веревку?

– Да, – отозвался один из мужчин и вылез из ямы за веревкой.

С большим трудом они просунули веревку под гроб, потом все четверо встали на обе стороны могилы и начали вытягивать его. Веревки натянулись, как струны, и Чарльз молил бога только о том, чтобы они не оборвались. Впрочем, фортуна была к ним благосклонна, в конце концов они вытянули гроб и поставили его на землю.

Страшная обязанность вскрыть гроб ложилась на Фрэнсис. Будучи людьми суеверными, мужчины перекрестились и отошли на почтительное расстояние, не желая принимать участие в том, что должно произойти.

Чарльз знал, что должен помочь Фрэнсис, но решиться на это было непросто. Однако, по всей видимости, иного выхода не было: она будет переживать еще больше, если не посмотрит на труп.

Чарльз лопатой сломал замок и взялся за крышку гроба, мысленно вознося молитву. Все истории, какие он когда-либо слышал, о привидениях и призраках, о том, как мертвецы хватают живых, пронеслись у него в мозгу. Чарльз понимал, конечно, что это не что иное, как результат слишком живого воображения. Но ему было ясно также, что реакция Фрэнсис наверняка будет бурной и вполне подлинной. Если бы только он мог заменить ее в этом деле! Но он не был знаком с ее дядей и не мог взять на себя эту тяжесть.

Отбросив пустые надежды, Чарльз нажал плечом на рукоятку лопаты и приподнял крышку.

Призраки могли ему привидеться, но запах, ударивший в нос, был отвратительно реальным, от него сразу закружилась голова. Почувствовав, что Фрэнсис стоит у него за спиной, он поспешно опустил крышку гроба.

– Отойдите! – резко сказал он. – Сначала посмотрю я.

Она подчинилась, не задавая никаких вопросов, подала ему фонарь и отошла на несколько шагов, отвернув лицо.

Вид трупа поразил Чарльза сильнее, чем можно было предположить. Хорошо еще, что благодаря свинцовой крышке до него не добрались черви.

– На какой руке, вы говорили, у него был шрам? – спросил он, приподнимая фонарь.

– На правой, – ответила Фрэнсис, прерывисто вздохнув. – На том пальце, на котором обычно носят кольцо.

Чарльз выругался про себя: правая рука трупа была дальше от него, и до нее труднее было добраться. Подперев плечом крышку гроба, он нащупал руку в толстом кожаном камзоле и приподнял ее.

– Шрам есть. Подойдите ближе, но смотрите не сразу. Сейчас я сделаю так, чтобы вам было лучше видно.

Фрэнсис схватила его за руку, и Чарльз вздрогнул: ее пальцы были такими же ледяными, как пальцы трупа.

– Это очень страшно? – дрожащим голосом спросила она.

Чарльз хотел было ответить, что нет, но ложь замерла у него на губах.

– Да, – спокойно сказал он. – Но вы, я думаю, иного и не ожидали. Обойдите меня слева. – Чарльз поднял фонарь так, чтобы он освещал руку, оставляя тело в тени. – Вот шрам. Вы узнаете его?

– Да. – Она поспешно отвернулась. – Именно такой шрам.

– У него были еще какие-нибудь особые приметы?

– Кажется, нет. Вот только… Позвольте мне взглянуть на его лицо. У него есть бородка и усы?

– Да, но должен предупредить вас: лицо страшно обезображено. Боюсь, что вы не сможете узнать его.

– Я узнаю. Только позвольте мне… посмотреть.

Чарльз обнял ее за талию на тот случай, если она потеряет сознание. Фрэнсис выпрямилась, наклонилась над гробом и взглянула в лицо трупа. Чарльз почувствовал, что ноги у нее подогнулись, и крепко прижал Фрэнсис к себе. Как бы хотелось ему облегчить ее боль! Но он с горечью сознавал, что это невозможно.

– Это ваш дядя? – мягко спросил он.

– Да! – Сдавленный стон сорвался с ее губ. – Я вспомнила: у него была родинка на щеке. Посмотрите, это она? – Фрэнсис показала пальцем. – Или это кровь?

Чтобы потрогать пятнышко, Чарльз должен был отпустить ее, но боялся, что она тут же упадет.

– Подержите фонарь, – приказал он, чтобы высвободить одну руку, а второй продолжая поддерживать ее. Фонарь в ее дрожащей руке бросал изменчивый свет, пока он торопливо ощупывал пятнышко. – Это не похоже на кровь. Должно быть, родинка. Что-нибудь еще?

Фрэнсис била крупная дрожь, но она изо всех сил старалась держаться.

– Я не сомневаюсь, что это мой дядя, хотя у него почти не осталось лица. Видите отчетливую линию его верхней губы? И его волосы… – Она протянула руку, но не смогла заставить себя дотронуться до трупа и уткнулась в плечо Чарльза. – О, дядя Эдвард!

Чарльз удержался от проявления эмоций и взялся за крышку гроба. Но не успел он поставить крышку на место, как Фрэнсис метнулась в сторону, уронив фонарь. Тогда Чарльз повернулся к ожидавшим мужчинам.

– Мы закончили. Будьте так добры, опустите гроб. – Он сунул серебряные монеты в их потные, грязные ладони. – А потом начинайте засыпать могилу. Я присоединюсь к вам через минуту, но прежде мне нужно позаботиться о даме.

Он нашел Фрэнсис прислонившейся к какому-то невысокому памятнику. Ее хрупкое тело сотрясалось от беззвучных рыданий. Чарльз обнял ее за талию, чувствуя, насколько бессилен перед лицом этой боли – подобной той, какую испытывал он сам, когда умер его отец. Он сидел тогда рядом с матерью, пока священник исполнял последний похоронный обряд, и не мог произнести ни слова. Мать крепко держала его за руку и плакала, а ему казалось, что в груди у него открылась зияющая дыра, грозящая затянуть его в черную глубину…

– Вы хотите мне что-нибудь сказать? – очень тихо спросил он Фрэнсис, стараясь отогнать горькие воспоминания.

Она прерывисто вздохнула и достала носовой платочек.

– Теперь я наверняка знаю, что он мертв. И, может быть, это к лучшему. По крайней мере, он не заточен в какой-нибудь темнице, где его мучают эти проклятые испанцы…

– Вы правы, – Чарльз прижал ее голову к своему плечу, поглаживая влажные от ночного тумана волосы. – Остается утешаться тем, что никто уже не может причинить ему вреда.

– Иногда я думаю, что хотела бы умереть вместе с ним. Это большой грех?

– Нет. Вы любили его, вот и все.

Фрэнсис заплакала еще сильнее, и он снова ощутил ее невыносимую боль, которой ничем не мог помочь.

– Кто такая Инес? – внезапно спросила Фрэнсис между двумя всхлипываниями, и Чарльз остолбенел. – Вы проклинали ее во сне сегодня ночью.

Что ж, не стоило удивляться тому, что Фрэнсис так неожиданно переменила тему разговора. А Инес снилась ему очень часто, и, очевидно, он не раз вслух произносил ее имя…

– Я предпочел бы не говорить о ней, – помолчав, ответил Чарльз.

– Но мне необходимо знать! – В голосе Фрэнсис звучало отчаяние, словно она стояла на краю обрыва. – Что вам сделала эта женщина?

Она подняла лицо, страшно бледное в смутном свете луны, и Чарльз понял, что ей хочется утопить свое горе в чужом несчастье. Она цеплялась за все, что угодно, и ее нельзя было за это осуждать.

– В том, что случилось, не было ее вины, – неохотно произнес он. – Виноват был я.

Фрэнсис покачала головой и сжала его руку так крепко, что ее ногти вонзились в его ладонь.

– Но что-то она все же сделала? – продолжала допытываться она, и Чарльз не выдержал.

– Да! – простонал он, чувствуя, что его мука перерастает в гнев. – Но она сделала именно то, что должна была сделать. Мы оба были влюблены в нее, Ричард и я. Мы вели себя как лунатики, пытаясь завоевать ее, хотя у нас не было никаких шансов на то, что она когда-нибудь выйдет замуж за одного из нас.

– А почему она оказалась на островах Карибского моря?

– Ее отец владел там огромной плантацией. Мы с Ричардом однажды увидели ее, когда она купалась в закрытой бухточке… О боже! – Он сжал зубы, чтобы удержать крик ярости. – Я не хочу говорить о ней! Пусть прошлое останется прошлым. Могу сказать только одно: временами я так же, как и вы, хотел умереть.

– Остерегайтесь таких желаний, приятель. Они могут неожиданно осуществиться, – раздался вдруг рядом с ними негромкий голос.

Чарльз мгновенно напрягся, готовый защищаться. Свет нескольких фонарей ослепил его – их окружили люди из парижской ночной стражи. Впереди стоял высокий человек в шляпе с пером.

– Сэр Хэмфри! – воскликнула Фрэнсис, узнав одного из друзей своего дяди. – Вы здесь… для того, чтобы помочь мне?

Голос ее прозвучал неуверенно: Фрэнсис понимала, что такое вряд ли возможно, раз его сопровождают люди, нацелившие на нее свои аркебузы.

– Мне очень жаль, Фрэнсис, но я должен сообщить вам, что вас хочет видеть парижский магистрат, – произнес сэр Хэмфри печально, но твердо.

– В чем дело? – потребовал ответа Чарльз, шагнув вперед, чтобы прикрыть Фрэнсис.

– Действительно, почему они хотят меня видеть? – спросила Фрэнсис.

Сэр Хэмфри всегда был ее другом. Добродушный сэр Хэмфри, с его крупным грубоватым лицом, с его сердечностью и вечными шутками… Что должно было случиться, чтобы он вдруг так изменился?

– Магистрат располагает бесспорными доказательствами того, что вы убили своего дядю, – невозмутимо заявил сэр Хэмфри.

Фрэнсис застыла на месте.

– Ч-что?!

– Повторяю, мне очень жаль, но у магистрата нет сомнений относительно вашей вины. – Сэр Хэмфри тяжело вздохнул. – Так что вам предстоит отвечать за свои действия.

– Но я любила своего дядю! – закричала Фрэнсис. – Я не могла сделать такое!

– Так ли уж вы любили его? Я вижу, что ваша любовь не помешала вам попытаться ограбить его могилу.

– Я не грабила его могилу! Я только…

Она в смятении замолчала. Как убедить их, что она хотела получить доказательства того, что ее дядя жив?

– Я всегда был привязан к вам, как к дочери, – сэр Хэмфри огорченно покачал головой, – и никогда бы не поверил, что вы способны на такое чудовищное преступление. И все ради того, чтобы предъявить права на имение вашего дяди в Англии!

Фрэнсис отшатнулась.

– Но у него не было никакого имения!

– Было. Владения вашей матери в Дорсете после смерти вашего отца перешли к нему.

– Здесь какая-то ошибка, – пробормотала Фрэнсис, сбитая с толку и встревоженная. – Эти владения принадлежат мне. Уже несколько лет…

– Вот видите! – обратился сэр Хэмфри к сопровождающим его стражникам. – Она настаивает на том, что имение принадлежит ей, а это наглая ложь. Имение должно было перейти к ней только после смерти ее дяди. Именно поэтому она его и убила.

– Постойте! – прервал его Чарльз, шагнув вперед и положив руку на рукоятку ножа. – Какие у вас есть доказательства того, что госпожа Морли виновна в этом преступлении?

– К сожалению, доказательства абсолютно бесспорны, – отозвался сэр Хэмфри. – Новые жильцы, поселившиеся в доме на улице Сен-Жак, обнаружили в спальне госпожи Морли окровавленный нож – орудие убийства. А поскольку, как известно, она ушла из этого дома последней…

Он замолчал, подчеркивая значимость сказанного.

– Но этого не может быть! Когда я уходила, там не было никакого ножа… – Пытаясь успокоиться, Фрэнсис обернулась к Чарльзу. – Я пойду с ними, все объясню, и это ужасное недоразумение разрешится.

– Вы проявляете похвальное стремление искупить свои грехи, – сэр Хэмфри кивнул головой в знак одобрения. – Я сделаю для вас все, что смогу, поскольку всегда благоволил к вам. Если вы без сопротивления пойдете с нами, магистрат проявит к вам снисхождение. Они могут заменить смертную казнь через повешение высылкой из страны.

«Высылка? Повешение?» – Фрэнсис в смятении затрясла головой, поняв, что ее надежды все уладить тщетны. Но как это может быть? Владения ее родителей после их смерти перешли к ней, по крайней мере, ее дядя всегда так говорил. Она осталась в Париже только из любви к нему.

– Сэр Хэмфри, вы не верите мне? – Фрэнсис подошла к нему и в отчаянии ухватилась обеими руками за его плащ. – Но вы ведь знаете меня уже девять лет! И конечно, не можете всерьез думать, что я способна на такое грязное преступление…

– Не прикасайтесь ко мне! – Сэр Хэмфри попытался оттолкнуть ее, и плащ соскользнул у него с плеча. – Между нами не может быть ничего общего, раз вы замешаны в этом деле. Если вы признаетесь в своих грехах, я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить вас. Но если вы будете упорствовать, мне останется только предоставить вас вашей судьбе.

Но Фрэнсис больше не слушала. Она уставилась на него во все глаза, и ей показалось, что внутри у нее что-то оборвалось. На его камзоле не хватает одной золотой пуговицы. Остальные пуговицы поблескивали в свете фонарей и были страшно знакомыми. Именно такую пуговицу она нашла около входа в дом после того, как ее дядя пропал в ту ночь!

– На вашем камзоле испанские пуговицы! – не веря своим глазам, воскликнула она.

Сэр Хэмфри посмотрел на свой камзол, потом на нее.

– Конечно, – спокойно сказал он. – Это подарок его преосвященства архиепископа Толедского. Он прислал мне его несколько недель назад. Прошу вас, моя дорогая, не пытайтесь увести нас от существа дела.

– Но в этом и состоит существо дела! – закричала Фрэнсис, схватившись за его камзол. – Вы решили опорочить меня, чтобы скрыть собственное преступление! Зачем вы убили моего дядю, сэр Хэмфри? Зачем?!

Фрэнсис отчаянно зарыдала; ей казалось, что у нее сейчас разорвется сердце. Ее дядя был привязан к сэру Хэмфри, так доверял ему! И эта его привязанность обернулась предательством.

Неожиданно один из стражников вскрикнул. Фрэнсис обернулась и увидела, что Чарльз набросился на него с ножом в руке. Она метнулась туда, но сэр Хэмфри железной хваткой вцепился в ее руку и потянул в сторону. Фрэнсис отчаянно сопротивлялась, но ей никак не удавалось вырваться. Она уже готова была позвать Чарльза на помощь, как вдруг сэр Хэмфри рухнул на колени, увлекая ее за собой – один из друзей Луи ударил его дубинкой по голове.

Фрэнсис пыталась встать, но сэр Хэмфри не отпускал ее, однако еще один удар дубинкой заставил его разжать руку. Фрэнсис почувствовала себя свободной и бросилась бежать к воротам.

Слезы застилали ей глаза, мешали дышать – сердце ее обливалось кровью. Один из немногих друзей, человек, на которого она всегда полагалась, предал ее! Неужели во всем мире не осталось никого, кому она могла бы доверять?

Всхлипывая, она добежала до стены, окружающей двор, но перелезть через нее самостоятельно была не в силах. Ворота оказались заперты, как и раньше: без сомнения, это сэр Хэмфри позаботился о том, чтобы его жертвы не могли сбежать. Фрэнсис подпрыгнула, пытаясь зацепиться за верх стены, но безуспешно.

Внезапно кто-то схватил ее сзади за талию и подсадил.

– Хватайтесь за верх! – сказал Чарльз, тяжело дыша.

Фрэнсис хотелось закричать от радости. Она тотчас подчинилась, вскарабкалась на стену и, перекинув ноги на другую сторону, соскользнула вниз. Чарльз спрыгнул следом.

– Бежим! – скомандовал он, сжав ее дрожащую руку в своей сильной руке. – Бежим к Сене!

Фрэнсис побежала, стараясь не думать о том, можно ли довериться Чарльзу. А что, если и он окажется предателем? Куда проще и надежнее верить только себе самой. Но сейчас у нее не было иного выбора.

 

19

Прижав к себе сумку, Фрэнсис бежала вслед за Чарльзом по окутанной туманом парижской улице, а за ними гнался сэр Хэмфри со своими стражниками. Их угрожающие крики и топот тяжелых сапог оглашали мрачные, странно пустынные улицы.

Перепуганная, онемевшая от страха, Фрэнсис бежала вслепую, отдавшись на волю Чарльза, а в голове ее билась одна мысль. Человек, которого она считала своим другом, обвинил ее в убийстве, он хочет отправить ее на виселицу! Она представила себе, как стоит со связанными руками, грубая веревка затягивается на ее шее, толпа ликует…

– Сюда! – крикнул Чарльз.

Они свернули и побежали по узкой боковой улочке. Сердце Фрэнсис стучало уже где-то в горле. О боже, только бы их не поймали!

В конце улочки поблескивала Сена. Чарльз крепче сжал ее руку и взбежал на мост. Туман, поднимающийся от реки, скрывал их от преследователей, но оба знали, что останавливаться нельзя. Спустившись с моста, Чарльз устремился к площади Мобер и дальше на запад, в студенческий квартал, где улицы были еще более узкими. Их бегство превратилось в головокружительное метание по сырым проулкам и проходам, ведущим к реке.

От судорожных попыток вдохнуть побольше воздуха горло у Фрэнсис пересохло и воспалилось. Разбитые камни мостовой рвали ее тонкие туфли и ранили нежные ступни. Ей придавала силы только рука Чарльза, за которую она держалась.

«Только бы они отстали от нас! Боже, заставь сэра Хэмфри прекратить погоню!» – беззвучно молилась Фрэнсис и снова бежала вперед. Словно в сумасшедшей игре в лисицу и гуся, Чарльз тащил ее из улицы в улицу, то и дело меняя направление. Они пересекли Сену уже несколько раз. К радости Фрэнсис, топот погони больше до них не доносился.

Только когда колокола на городской ратуше пробили половину четвертого, Чарльз замедлил бег. Они спустились по каменным ступенькам к воде, и Чарльз затащил Фрэнсис под мост. Она рухнула на каменную мостовую и постаралась перевести дыхание. Сердце ее колотилось о ребра. Вокруг неясно вырисовывались заброшенные склады на причалах, напоминая спящих драконов, которые в любую минуту могут проснуться.

– В городе явно происходит что-то странное, – с трудом смогла выговорить Фрэнсис, чувствуя, как стучат у нее зубы от нервного потрясения и холода. – Никого не видно, люди укрылись в своих домах. Повсюду мертвая тишина.

Она осмотрелась вокруг и, дрожа, еще крепче прижала к себе свою старую кожаную сумку.

Чарльз обнял ее за плечи, стараясь согреть и подбодрить.

– Нам надо найти какое-нибудь убежище, чтобы поспать хоть пару часов, – сказал он.

– Я знаю одного владельца баржи. – Фрэнсис прижалась к Чарльзу, сердясь на себя за то, что так нуждается в нем, но очень довольная тем, что он рядом. – За одну-две монеты он спрячет нас до полудня.

Чарльз фыркнул:

– Я намерен убраться из этого города задолго до полудня! Мы заберем Ориану и отправимся в одну бухту, о которой никто не знает, откуда тайно отходят суда в Англию. Если здесь что-то готовится, нам тем более лучше уехать. К тому же мы должны сообщить королеве о неминуемом вторжении испанцев. Она призовет страну к оружию.

– Понимаете, Чарльз… я пока не могу уехать из Парижа, – пробормотала Фрэнсис.

Она не хотела рассказывать ему про посланца дяди. Если Чарльз узнает о ее задании, то, не задумываясь, вмешается в эту опасную затею. Тогда сэр Хэмфри наверняка обвинит его в том, что он сообщник ее преступления, и отправит на виселицу вместе с ней.

– Давайте договоримся так, – предложила она, не слишком веря в успех. – Вы отправитесь в эту бухту – как только отдохнете. Я присоединюсь к вам попозже вечером.

Выговорив эти слова, Фрэнсис молча взмолилась богу о помощи: ничто другое не могло заставить его согласиться.

Как она и ожидала, Чарльз пришел в ярость. Об этом свидетельствовали его красноречивое молчание и сердито сжатый рот.

– Может быть, вы наконец скажете мне, что должно произойти сегодня в полдень? – спросил он после долгой паузы.

Чарльз убрал руку с ее плеча, и Фрэнсис испытала мгновенное разочарование. Она так нуждалась в его тепле!

– Я не могу… – прошептала она совсем по-детски.

– О, уже некоторый успех! Раньше вы просто отказывались говорить об этом. Черт бы побрал ваше глупое упрямство! Впрочем, кое о чем я могу догадаться сам. Очевидно, после смерти вашего дяди вы приняли на себя некоторые его обязательства. В чем это выражается сейчас? Вы должны с кем-то встретиться? Где?

Его быстрые вопросы, следующие один за другим, лишили Фрэнсис дара речи. Слишком усталая, чтобы спорить дальше, она откинулась на холодный камень и закрыла глаза.

– Меня послали, чтобы я привез вас в Англию, и я намерен выполнить свой долг, – заявил Чарльз со спокойной уверенностью. – Я пойду с вами в полдень на эту встречу. А когда вы закончите свои дела, мы вместе покинем город.

Он снова обнял ее, и Фрэнсис молча прижалась к нему, не в силах сопротивляться. Что скрывать, она испытывает насущную потребность в этом человеке, он дает ей ощущение безопасности. Но, удовлетворяя эту потребность, она ставит под угрозу его жизнь!

– Давайте сначала отдохнем, – пробормотала Фрэнсис, еще теснее прижимаясь к его груди.

– С удовольствием принимаю ваше предложение, – улыбнулся Чарльз. – Но для этого нужно найти хозяина баржи.

Фрэнсис со вздохом поднялась и повела его вниз по течению, не уверенная, что доживет до встречи с посланцем. Сэр Хэмфри слишком много знает о тайнах ее дяди. Судя по всему, она обречена оказаться в руках испанцев или парижского магистрата. А это означает, что либо ее подвергнут дьявольским пыткам с целью выудить сведения, либо повесят за выдуманное преступление…

Но впервые она не чувствовала себя одинокой, всеми брошенной, хотя теперь знала, что потеряла своего дядю навсегда. Рядом с ней был Чарльз. Он доказал, что останется с нею, хочет она того или нет. И хотя большую часть времени он раздражал или подавлял ее, его присутствие действовало на нее успокаивающе.

В ее сердце затеплилась робкая надежда – словно тоненький росток пробивался сквозь толщу земли навстречу солнцу.

…Через полчаса Чарльз лежал рядом с Фрэнсис на куче соломы в кормовой части грязной баржи. Пахло здесь ужасно – гнилыми овощами, грязной водой, протухшей рыбой. Впрочем, дурные запахи сейчас заботили его меньше всего.

Черт побери, он опять связался с женщиной, хотя дал себе клятву никогда не совершать подобной глупости! Однако собственное сострадание ее горю ясно дало ему понять, что он совершил роковой шаг, перейдя запретную границу: позволил себе что-то почувствовать по отношению к женщине – и не только в постели.

Оставалась все же спасительная надежда – он не влюблен. Чарльз хорошо помнил, как до боли обожал Инес. Влюбленность заставляла его выполнять ее малейшие желания. Ничего подобного не было с Фрэнсис – и он надеялся, что никогда и ни с кем больше не будет.

К тому же сейчас нужно было думать не об этом. Им предстояла какая-то важная и опасная встреча, а он даже не знал, где и с кем. В любом случае необходимо было хоть немного поспать.

Чарльз закрыл глаза и усилием воли заставил себя забыть, что Фрэнсис рядом. Но тут она перевернулась на бок, и вся его решимость испарилась. Узел ее волос распустился, темные локоны щекотали его лицо. Острое вожделение пронзило Чарльза.

– Ваши волосы опять мешают мне, – прошептал он тихо, чтобы его не услышали на палубе.

– Ничего подобного, – сонным голосом возразила Фрэнсис и подвинулась еще ближе. – Согрейте меня! Я вся застыла… А от вас пахнет тухлой рыбой.

– Это лодка и вода пахнут тухлой рыбой, – пробормотал Чарльз, наслаждаясь ее близостью, несмотря на все клятвы, которые он себе только что давал.

Она так доверчиво прижималась к нему, мягкие груди просили, чтобы его руки приласкали их, в ясных зеленых глазах светился робкий призыв. В ней было нечто очень простое – она была чистой, как земля, как вода, огонь и воздух. И еще она, конечно, была ветром – дразнящим ветром, приглашающим искать освобождения в полете.

Не в силах больше сдерживаться, Чарльз склонился над ней и прижался губами к ее губам. Фрэнсис еле слышно застонала и с готовностью откликнулась на его поцелуй. Ее губы были восхитительно сладкими, Чарльз упивался ими и никак не мог утолить жажду. Эта женщина великодушно предлагала ему себя, и устоять было невозможно.

Чарльз приподнял юбку Фрэнсис, его рука сжала ее колено, скользнула вверх… Но когда он коснулся самой сердцевины ее женского естества, она неожиданно напряглась и уперлась руками ему в грудь. В ее широко открытых глазах застыл страх.

Черт побери! Он слишком торопится.

Страх в глазах Фрэнсис мгновенно отрезвил Чарльза. Он понял, что если немедленно не вернет ее доверия, то будет презирать себя всю жизнь. Поспешно опустив ее юбку, он принялся ласково поглаживать ее по спине, призвав на помощь все свое обаяние.

– Не бойтесь, моя дорогая. Я уже говорил вам, что я не такой, как Антуан. – Чарльз успокаивал Фрэнсис, как успокаивал обычно своего Арктуруса, и с облегчением чувствовал, что ее напряженные мускулы постепенно расслабляются. – Хотя не сомневаюсь, что умею делать все это гораздо лучше.

– Что вы умеете делать? – насторожилась она. – Впрочем, если вы думаете соблазнить меня, вам, наверное, это удастся. Искусством обольщения вы, судя по всему, владеете в совершенстве.

– Вы очень храбрая женщина, если осмеливаетесь признаваться в таких вещах, – засмеялся он. – Но я не собираюсь вас соблазнять. Я намерен пробудить вас! А там уж вы сами решите, как ответить на это.

Фрэнсис слегка отстранилась и удивленно уставилась на него.

– Пробудить меня? По-вашему, я сплю?

– Безусловно, – очень серьезно ответил Чарльз. – Какая-то часть вашего существа до сих пор спала. И я надеюсь в скором времени доказать вам это.

Чарльз поймал ее руку, прижал к щеке и с удовольствием отметил, что Фрэнсис не отняла руку. Очевидно, этот интимный жест понравился ей.

– Вы заросли волосами, как старый бык, – пошутила она.

– Вы тоже. – Он отвел ее буйный локон от своего лица. – Ваши волосы щекочут меня всякий раз, когда я оказываюсь поблизости.

– Я тут ни при чем, – она сложила губы в насмешливой гримаске. – Постарайтесь как-нибудь договориться с ними.

Чарльз хмыкнул:

– Вы хотите сказать, что ваши волосы живут сами по себе?

– Моя мама всегда так говорила, когда расчесывала их. У меня действительно ужасно непослушные волосы.

– А вы, очевидно, были непослушной девочкой? Могу представить себе, как ваша матушка говорила вам это, моя непокорная девочка с непокорными волосами.

Фрэнсис глубоко вздохнула, и глаза ее стали задумчивыми.

– Представьте себе, нет. Я очень изменилась после смерти родителей. А в детстве я всегда старалась быть похожей на маму. Она была такой терпеливой и спокойной… Отец советовался с ней во всех своих делах. Мне очень жаль, что я совсем не похожа на нее.

Она сказала это с такой тоской, что Чарльз снова обнял ее – и снова пушистый локон попал ему в лицо.

– Да уж, спокойной вас не назовешь, – проворчал Чарльз. – А ваши волосы совершенно не умеют вести себя прилично. Извольте научить их хорошим манерам. – Он попытался заправить локон ей за ухо, но тот не подчинился. – Пожалуй, я его отрежу ножом.

– Зверь! Я не позволю вам непочтительно отзываться о моих волосах!

Она шутливо ткнула его кулачком в плечо, и Чарльз неожиданно застонал, поморщившись от боли.

– Что случилось? – испугалась Фрэнсис. – Что с вами?

– Ничего особенного, дорогая. – Он быстро взял себя в руки. – Просто… это как раз то место, куда мерзавец капитан ранил меня.

– О боже! – Моментально забыв об их препирательстве, она посмотрела ему прямо в глаза. – Можно мне взглянуть?

– В этом нет нужды, – запротестовал Чарльз. – Рана была неглубокая, она давно затянулась…

– Разрешите! – настаивала Фрэнсис. – Вы ранены и даже не сказали мне об этом!

Она решительно расстегнула его рубашку и ахнула, увидев шрам на плече.

– Сколько же вам пришлось перенести из-за меня!

Фрэнсис коснулась пальцами шрама, ее прикосновение было невыразимо приятным.

– Какие у вас прохладные руки, – прошептал Чарльз.

В ее глазах он прочел сочувствие, и это снова возбудило его. Он не мог оторвать глаз от ее упругих грудей, проглядывающих под тканью блузки, от ее нежных губ, вкус которых все еще ощущали его губы. И зачем только он сказал ей, что не намерен уподобляться Антуану?!

Внезапно Фрэнсис наклонилась и прикоснулась теплыми губами к его шраму.

Проклятье! Что она делает?! Его сердце лихорадочно забилось, вожделение – примитивное и непреодолимое – вспыхнуло в нем. Не сдержавшись, Чарльз громко застонал.

Фрэнсис подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Я причинила вам боль?

Чарльз с трудом подавил желание немедленно опрокинуть ее на спину.

– Вы не причинили мне боль, – поторопился он заверить ее. – Умоляю, продолжайте. Вы даже представить себе не можете, как мне это помогает! Один из испанцев ударил меня еще и сюда.

Он перевернулся на живот, демонстрируя свою спину, – там тоже змеился шрам.

– О боже!

В ее возгласе звучали сожаление и боль. Она обняла его своими дивными руками за плечи, прижалась щекой к его спине, а потом принялась целовать шрам.

Чарльз тяжело дышал, тело его непроизвольно вздрагивало от наслаждения. Он уже не мог понять, кто из них кого соблазняет, а впрочем, это теперь было неважно.

Проклятье, он должен остановить ее! Если он этого не сделает, то уже не сможет отвечать за себя и они перейдут черту, к которой он обещал себе не приближаться. Призвав на помощь всю свою волю, Чарльз резко перевернулся на спину, сел… и замер, увидев в тусклом свете фонаря выражение ее лица.

Во взгляде Фрэнсис светилась безумная решимость, губы были плотно сжаты.

– Чарльз, через несколько часов я могу умереть или оказаться в тюрьме, – торопливо прошептала она. – Окажите мне перед этим одну услугу.

– Вы не окажетесь в тюрьме. Я этого не допущу.

– Сэр Хэмфри знает место, где мой дядя встречался со своим посланцем. Он наверняка будет поджидать меня там, а вместе с ним – его испанские друзья. Прежде чем я умру, мне бы очень хотелось… Любите меня, Чарльз! Прямо здесь и сейчас!

Он знал, что должен отказать ей, но его тело не желало повиноваться. Оно ликовало, бурно отзываясь на ее призыв.

– Вы потом будете сожалеть, – выдавил из себя Чарльз, обнимая ее еще до того, как успел выговорить эти слова.

– Я сама сделала выбор. Можете воспринять это как благодарность или извинение за все то, что вам пришлось перенести ради меня.

Ему было совершенно безразлично, как она будет называть то, что сейчас произойдет. Подойдет любое оправдание. Он желал ее с такой страстью, что уже не мог ни о чем думать.

Пусть желание отдаться ему вызвала в ней уверенность в неизбежности смерти. Жажда жизни была сильнее, она сотрясала хрупкое тело Фрэнсис, светилась в ее глазах. Фрэнсис освободилась от своего корсажа, уперлась руками в его грудь, и Чарльз упал на спину, увлекая ее за собой. Он тоже решил, что умрет счастливым, если даст ей то, чего она хочет.

Он задрожал от вожделения, когда Фрэнсис оседлала его. Кровь закипела, ударила в голову, он взялся обеими руками за ее гибкую талию, любуясь красотой обнаженной груди.

– Чарльз… О, Чарльз! – бормотала она, лаская его плечи и грудь.

Наконец ее руки скользнули ниже, начали расстегивать ремень на его штанах, и Чарльз совершенно обезумел. В мгновение ока он стащил с себя штаны, схватил Фрэнсис мертвой хваткой за бедра и, громко застонав, вошел в нее.

Долгие часы, когда он лежал рядом с ней и не мог овладеть ею, измучили его. Теперь ее влажная, горячая плоть сомкнулась вокруг его плоти, и он уже не мог сдерживать себя. Кульминация наступила очень быстро. Он застонал и содрогнулся, взлетев на пик страсти, ослепленный непостижимым даром, который Фрэнсис ему вручила.

Как жаль, что наслаждение имеет обыкновение кончаться! Чарльз глубоко вздохнул, открыл глаза и обнаружил, что Фрэнсис смотрит на него и ее прекрасное лицо выражает разочарование. Он опять слишком поторопился! Очевидно, она не успела ничего почувствовать…

Фрэнсис и в самом деле была разочарована. Ей так хотелось, чтобы Чарльз поделился с ней своим теплом, изгнал отчаяние и ужас из ее сердца! Но она не предполагала, что все кончится так быстро. Даже с Антуаном было иначе…

– Теперь твоя очередь, Фрэнсис, – неожиданно сказал Чарльз. – Ты подарила мне наслаждение, и я хочу, чтобы ты тоже испытала его.

Она раскрыла рот от удивления, не понимая, что он имеет в виду.

– Несмотря на все твои смелые разговоры, ты, по-моему, мало что знаешь о любовных делах, – усмехнулся Чарльз и снова заключил ее в объятия.

– Но я думала, что мы уже кончили…

– Дорогая моя, мы еще по-настоящему и не начали!

Он закрыл ей рот поцелуем прежде, чем она успела что-либо возразить.

Последующие несколько минут открыли Фрэнсис, что с Антуаном ей не удалось испытать самые блаженные моменты близости. Он целовал ее лишь для удовлетворения собственной похоти, нисколько не заботясь о ее чувствах. Чарльз потряс ее тем, насколько отличался он от Антуана. Теперь, когда его физическая потребность была удовлетворена, он думал только о ней. Его губы ласкали ее рот, шею, грудь, пока она не задрожала от наслаждения. Потом его ловкие, дразнящие пальцы коснулись ее живота, скользнули ниже, и Фрэнсис почувствовала, что слабеет. Она едва переводила дыхание, сердце ее билось, как крылья сокола. Антуан никогда не доставлял ей такого наслаждения.

– А теперь, сладкая моя, ты должна воспарить!

Хрипловатый голос Чарльза прозвучал у самого ее уха. Его пальцы погрузились глубже, их медленные толчки дарили блаженство. Фрэнсис начала извиваться, переполненная желанием, ей хотелось закричать от этой сладкой муки.

– О, Чарльз, ты заставляешь меня чувствовать такое… такое…

Она не смогла договорить: Чарльз неожиданно наклонился к ее лону и вместо пальцев начал действовать языком. Вне себя от изумления, Фрэнсис откинулась на спину, закрыла глаза и целиком отдалась буре ощущений, которые он пробуждал в ней. Ей казалось, что она идет по краю пропасти, на головокружительной высоте, глядя на огромное, расстилающееся внизу пространство. В ней росло непреодолимое желание броситься с этой высоты. Чарльз подвел ее к самому краю, и она закричала, когда ее неожиданно подняло вверх. Она словно бы взлетела на сильных крыльях, и ей больше не хотелось возвращаться на землю. Она готова была вечно плясать в потоках ветра, вечно обитать в небе…

Фрэнсис обхватила его голову обеими руками и прижала к себе. Он еще долго продолжал ласкать ее – пока последняя дрожь наслаждения не потрясла ее тело, пока не растаял последний миг оргазма.

Чарльз лег рядом с ней – обессиленный, потрясенный не меньше, чем она. То, с какой готовностью Фрэнсис отдавалась ему, переполняло его безумной гордостью. Нет, она не будет желать ни одного мужчину так, как желала его!

– Что ты почувствовала? – прошептал он, уткнувшись ей в волосы, не в силах скрыть довольства собой.

– Настоящее волшебство! – Фрэнсис вздохнула и, подобно ликующей птице, раскинула руки, как крылья в полете. – Я даже не представляла себе, что это может быть так потрясающе. Похоже на то, как бывает, когда я выпускаю в полет Ориану. Словно поднимаешься над мирской обыденностью, словно летишь… Я чувствовала такую силу… – Она приподняла голову, взглянула на него, и он увидел, что ее изумрудные глаза сверкают страстным огнем. – Но зачем я тебе все это рассказываю? Ты сам, наверное, испытывал такое чувство, взмывая в небо вместе со своей птицей.

Слушая все это, Чарльз преисполнялся еще большей гордости. Женщины часто говорили ему, что он очень хорош в постели, что он необыкновенно возбуждает их, доставляет удовольствие. При этом они уверяли, что любят его. Фрэнсис ничего не говорила о любви, но зато она нашла поразительные слова для описания своих ощущений. Даже не верилось, что эти ее слова относятся к нему.

– А тебе было хорошо со мной? – застенчиво спросила Фрэнсис. – Ты тоже испытал волшебство?

Чарльз молча наклонился и поцеловал ее в щеку – он не находил подходящих слов.

– Ладно, можешь не отвечать. Я думаю, для тебя это самое обычное дело. – Фрэнсис вздохнула. – Но я… Я никогда не испытывала ничего подобного. Теперь я умру счастливой.

– Ты не умрешь! – резко сказал Чарльз.

Он с благодарностью узнал, что доставил ей больше удовольствия, чем Антуан. Его удивило, что она восприняла это как невероятный взлет в своей жизни. Но ему не нравилась ее фаталистическая уверенность в том, что это происходит с ними последний раз в жизни.

– Возможно, ты прав, – согласилась она, однако голос ее звучал очень грустно. – Но даже если я не умру, то наверняка окажусь во французской тюрьме.

– Ты там не окажешься, – нахмурился Чарльз. – Я не допущу этого.

Фрэнсис невесело улыбнулась.

– Хотелось бы знать, как ты сможешь помешать им.

– Фрэнсис, хватит говорить об этом! Теперь ты принадлежишь мне, а я привык охранять то, что мне принадлежит.

Чарльз сам не ожидал от себя таких слов. Но, черт побери, она ведь действительно принадлежит ему! То, что с ними произошло сегодня, было неизбежно. В глубине души он понимал это на протяжении всего их мучительного путешествия. И потом – в конце концов, она ведь сама предложила ему себя!

Однако Фрэнсис, судя по всему, была совершенно потрясена его словами. Она уставилась на него, вне себя от гнева, готовая бросить ему вызов. Но губы ее лишь беззвучно шевелились: она не могла выговорить ни слова.

– Что ты имеешь в виду?! – воскликнула она наконец, когда снова обрела дар речи. – Я не вещь, чтобы принадлежать кому бы то ни было!

В полумраке баржи, с горящими глазами и черными растрепавшимися волосами, она выглядела восхитительно. Чарльз вдруг подумал о том, что скоро им придется покинуть свое временное убежище на барже и окунуться в волны полной опасностей жизни. Он понял, что может навсегда потерять эту прекрасную женщину, и ему стало страшно.

– Я уже говорил тебе, что не намерен уподобляться Антуану, – медленно произнес он. – А поскольку мы с тобой теперь так близки, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Ее лицо залила алая краска, и от этого Фрэнсис стала еще прелестнее.

– Я… но… ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? – воскликнула она и поспешно запахнула блузку на груди. – Но это невозможно, Чарльз! Совершенно невозможно!

– Это еще почему? – нахмурился он.

Фрэнсис изо всех сил старалась взять себя в руки, и наконец ей это удалось. От былой растерянности не осталось следа.

– Я благодарна вам за оказанную честь, милорд, но, к сожалению, не могу принять вашего предложения, – чопорно произнесла она. – Сейчас, когда испанцы и сэр Хэмфри гонятся за мной, с вашей стороны будет мудрее подумать о собственной безопасности. И пусть все идет как идет.

 

20

– Пусть все идет как идет? Это что еще за идиотский совет? – Чарльз раздраженно воззрился на Фрэнсис, весьма недовольный тем, что она снова проявляет свой несговорчивый характер. – Моей безопасности ничто не угрожает. Сейчас мой долг защищать тебя, и я намерен выполнить его. Ты немедленно расскажешь мне все, что тебе известно про посыльного, и я обо всем позабочусь.

– Чарльз, ты же ничего не знаешь об этом! Умоляю тебя, не вмешивайся. Ты не должен так рисковать!

– Я не знаю, потому что ты отказываешься что-либо рассказывать мне, – выпалил он, заметив, как напряглась у нее спина, что означало готовность к сопротивлению. – Неужели ты не понимаешь, что обязанность мужчины – защищать женщину?

Уже произнося эти слова, он вспомнил свой разговор с настоятелем. Да, сейчас он имел дело с соколихой, а не с голубкой… Но, черт побери, он любым способом заставит ее все рассказать!

– Так вот почему ты выполнил мою просьбу, Чарльз Кавендиш? Ты просто хотел мне доказать, что я всего лишь слабая женщина? – закричала Фрэнсис; воительница в ней, как он и подозревал, брала верх. – Никогда не думала, что ты можешь быть таким бессердечным!

Прекрасно зная, что ничего подобного у него и в мыслях не было, Чарльз смотрел на ее соблазнительные груди, которые высоко вздымались от волнения. Он «выполнил ее просьбу» по одной-единственной причине – потому что испытывал бешеное желание овладеть ею. Но говорить ей об этом сейчас не имело смысла.

– Фрэнсис, прошу тебя, давай не будем ссориться, – мягко произнес он. – Расскажи мне все, и тебе же самой станет легче.

– Нет! – отрезала она и улеглась на солому спиной к нему, не произнося больше ни слова.

Черт бы ее побрал! Чарльзу захотелось схватить Фрэнсис за плечи и хорошенько потрясти.

– Это может оказаться вопросом жизни и смерти, – предупредил он ее. – Я настаиваю на том, чтобы ты рассказала мне все. Я не дам тебе покоя, пока ты не расскажешь.

– Ты только и умеешь, что угрожать. Я не скажу ни слова.

Она так и не повернулась к нему.

Чарльз скрипнул зубами. Совершенно ясно, что из нее ничего не вытянешь. Он тоже лег на свой соломенный матрас и хмуро уставился в стенку. Эта женщина вызывает в нем то вожделение, то ярость; смена чувств происходит так быстро, что он перестает владеть собой. Подумать только, она вынудила его предложить ей руку, а ведь он знаком с ней всего лишь четыре коротких дня!

«Господи, что же я делаю?!» – в панике подумал Чарльз. Он ведь поклялся после Инес не уступать ни одной женщине. Он поклялся никогда не жениться. У него все внутри перевернулось при мысли о том, что ему придется терпеть сумасбродство Фрэнсис до конца своих дней…

Хотя сознание Чарльза отчаянно сопротивлялось женитьбе, тело его решительно отказывалось подчиняться доводам рассудка. Вожделение моментально вспыхивало в нем, когда он мысленно представлял себе, как она будет выглядеть в их брачную ночь. Он сорвет с нее свадебный наряд и не спеша овладеет ею – в собственной спальне, на белоснежных простынях… Сознание того, что он сможет наконец удовлетворить свою ненасытную жажду, укрепило его решимость.

Он женится на ней во что бы то ни стало – пусть даже будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!

Дьявол ее возьми, эта женщина способна свести с ума любого мужчину…

Фрэнсис проснулась от голода и жажды. Вода монотонно плескалась о борт баржи, часы на городской башне пробили половину пятого.

Потянувшись, она обернулась и обнаружила, что Чарльз не спит. Он лежал на своем матрасе, опершись на локоть, и пристально смотрел на нее. Она съежилась под его взглядом, который выражал страстное желание обладать ею. Это выражение она заметила в первый же момент их встречи. Так, значит, после того, как это желание было удовлетворено, его интерес к ней не угас?

Эта мысль наполнила ее ликованием. Ей страшно захотелось снова расстегнуть его рубашку, прижаться губами к его обнаженной груди…

Фрэнсис потрясла головой, поспешно отгоняя безумные мысли. Если она поддастся соблазну, это будет означать его окончательную победу над ней.

– Я сейчас вот о чем подумала, – пробормотала она, решив, что говорить следует о чем-нибудь абсолютно безопасном. – С тех пор, как ты приехал за мной во Францию, ты ни разу никуда не опаздывал.

Чарльз сердито взглянул на нее.

– Я опаздываю, только когда вожусь со своими птицами.

– А почему ты не взял с собой одну из них? – спросила Фрэнсис, удивившись про себя, что не заметила эту странность раньше – ведь сокольничий никогда не появляется без птицы на руке.

– Я бы взял, но Арктурус сломал себе лапку.

– Ты оставил птицу со сломанной лапкой из-за меня?!

Холодное выражение лица Чарльза и стальные нотки в голосе дали ей понять, что к тому же это его любимая птица. Ей хотелось заплакать от жалости к бедной птице, оставленной так далеко, и к ее хозяину, который так умело скрывал свое горе.

– Пусть это тебя не беспокоит, – сказал он, заметив, как она огорчилась. – Мой сокол в хороших руках. Арктурус так же привязан к мастеру Дикону, как и ко мне. Ну, почти так же…

Это «почти» было весьма красноречивым, и Фрэнсис захотелось как-то утешить его.

– Знаешь, что я придумала? – серьезно сказала она. – Давай спарим Ориану с твоим соколом. Конечно, после того, как он выздоровеет и когда начнется сезон вязки. Ты хотел бы получить нового птенца и растить его?

– Я-то, возможно, захочу. Вопрос в том, захотят ли они. Нельзя же спаривать их по твоему усмотрению.

– Вот увидишь, они друг другу понравятся. Я почему-то в этом не сомневаюсь. – Фрэнсис вздохнула, огорчившись, что удачная тема исчерпана. Нужно было придумать что-то еще. – Интересно, каково это – расти среди стольких братьев и сестер? Я видела твой дом в Уэст-Лалуорте несколько раз, когда ездила за покупками с мамой. Он огромный, правда ведь? Мама говорила, что у тебя шесть братьев и сестер. Это, наверное, замечательно! Всегда было с кем поиграть…

Чарльз почувствовал тоскливую нотку в ее голосе и нахмурился. Неужели она и в детстве была одинокой? Что за загадочный рок довлеет над этой женщиной?

– Ну, положим, мое детство по большей части напоминало сумасшедший дом, – сказал он, стараясь вспомнить что-нибудь забавное, чтобы развеселить ее. – Однажды мы с Мэттью обрядили поросенка в чепец и кофту Люсины и усадили его на ее стул. Поставили перед ним миску с овсяной кашей, между копытцами засунули ложку. Испугали повариху до полусмерти. Она после этого несколько недель клялась, что Люсину волшебники превратили в поросенка, хотя при этом видела, что с сестренкой все в порядке.

Чарльз погладил непослушные волосы Фрэнсис и подумал, что она тоже волшебница, наделенная даром превращений. Он, во всяком случае в ее присутствии, превращается в идиота, абсолютно не способного владеть собой… Вот и сейчас ему хочется расстегнуть ее кофточку, снять корсаж и зарыться лицом между мягкими обнаженными грудями… Большим усилием воли он заставил себя вслушаться в ее слова.

– А вот я никогда не шалила, – с сожалением говорила Фрэнсис. – Рядом со мной всегда находились няньки – хотя я больше любила быть с мамой. Ей нравилось вышивать необыкновенные узоры шелком разных цветов – синим, пурпурным, зеленым, – и она рассказывала мне всевозможные истории. А я смотрела, как мелькает ее иголка, создавая волшебные картинки, и мечтала иметь брата или сестру. Пусть даже старше меня.

Чарльз состроил гримасу.

– Уверяю тебя, в этом нет ничего хорошего. Старшие братья и сестры командовали нами так, словно были вторыми родителями. Я дружил с Мэттью и Люсиной – они мне ближе по возрасту. – Он вспомнил, как они играли в шары и в карты, как бегали по парку, и снова пожалел Фрэнсис, которая росла совершенно одна в имении Морли. – Ты очень редко приезжала в Уэст-Лалуорт. Почему?

– У нас в Морли все было. А если чего-то не оказывалось, то нам привозили. Нет, ты не подумай, что у меня было несчастное детство. Напротив, мы очень приятно проводили время. Родители любили меня. Отец помог мне поймать первую соколиху и воспитать ее. Мне тогда исполнилось семь лет, и он начал брать меня с собой на охоту. Он всегда хотел иметь сына и меня воспитывал как мальчишку. Однажды я нашла гнездо соколов в лесу поблизости от болота…

Чарльз обратил внимание на то, что она не упомянула, у какого именно болота, хотя скорее всего это было то самое болото, где они впервые встретились.

– Гнездо было высоко?

– Довольно высоко. Мне пришлось вскарабкаться по дереву.

Она прислонилась к обшивке баржи, ее волосы щекотали ему щеку. Он легко представил себе, как она перелезает с ветки на ветку: черная юбка заткнута за пояс, ноги босые… – А как ты нашла свою Ориану?

– Ориану я нашла в лесу под Парижем и тоже полезла к гнезду. Мне тогда было восемнадцать.

Чарльз быстро сосчитал в уме.

– Значит, Ориане уже четыре года? Неудивительно, что вы так любите друг друга. А сколько тебе было лет, когда умерла твоя мама?

В глазах Фрэнсис промелькнула скорбь, и он пожалел, что задает бестактные вопросы.

– Девять. Ты, наверное, слышал, моя мама умерла от оспы. Мне не разрешали входить в ее комнату, я только смотрела, как врач, папа и горничные в расстройстве бегали взад и вперед. Я знала, что она умирает, и однажды ночью проскользнула к ней. Отец спал в кресле у кровати; я легла рядом с мамой и обняла ее. Она была еще в сознании. Я целовала ее и плакала, а она успокаивала меня и попрощалась со мной, хотя ей уже трудно было говорить. Я не могу объяснить, как это получилось, что умирающая успокаивала живую. Но у нее было такое любящее сердце…

Фрэнсис опустила голову. Сейчас она была удивительно похожа на плакучую иву над болотом в имении Морли.

– Странно, что ты не заразилась оспой, – заметил Чарльз.

– Я заразилась, – сердито сказала она. – Я хотела заразиться, потому что мама болела оспой. Я считала, что должна разделить с ней все.

Чарльз вздрогнул, представив себе ребенка, который верит, что должен разделять болезнь с теми, кого обожает. Какой же преданной она была уже тогда! Он приподнял указательным пальцем подбородок Фрэнсис и внимательно вгляделся в ее лицо. Только сейчас он обратил внимание на то, какой у нее высокий благородный лоб, какие умные глаза.

– Жаль, что я не знал тебя тогда…

– Боюсь, что мы бы возненавидели друг друга с первого взгляда. Кстати, ведь так и произошло, когда мы встретились на болоте.

Это не было правдой, но Чарльз не хотел поправлять ее, да и вообще вспоминать о той первой их встрече. Он предпочитал, чтобы она никогда не узнала, какое острое сексуальное возбуждение вызвала в нем в тот день, несмотря на свой нежный возраст.

– У тебя тут шрам. – Он коснулся пальцем ее щеки. – Это от оспы?

– Да. И еще здесь.

Она показала на еле заметную отметину у основания брови. Чарльз наклонился и поцеловал шрам.

– А больше нигде нет? Может быть, здесь, пониже?

Он отодвинул воротник ее блузки, но Фрэнсис, нахмурившись, отбросила его руку.

– Прекрати! Ну почему все мужчины хотят только одного?! – Еще не успев договорить эти обидные слова, она уже пожалела о них и виновато дотронулась до его руки. – Прости меня, это вырвалось по ошибке.

Чарльз не обиделся: он прекрасно понимал, почему вырвались эти слова, – прежние убеждения не умирают так скоро. Но в этот момент он ненавидел Антуана как никогда раньше.

– Фрэнсис, – прошептал он, – надеюсь, ты помнишь, что я предложил тебе стать моей женой. И я никому не позволю поступить с тобой так, как поступил Антуан.

– Можешь не беспокоиться, я сама не позволю этого никому, включая тебя. – В ее голосе чувствовалась горечь. – И проклинаю свой глупый язык за то, что рассказала тебе о нем.

– Напрасно. Мне нужно было знать это.

– Я не хотела, чтобы ты знал! Достаточно того, что тогда об этом узнали все вокруг!

Фрэнсис вздрогнула, и Чарльз понял, что она готова заплакать. Чего бы он только не отдал, чтобы изгнать прошлое из ее памяти!

– Ты напрасно так переживаешь из-за этого, – сказал он, крепко прижимая ее к себе. – Французы не так строги в вопросах морали. К тому же он ведь обещал на тебе жениться, так что не твоя вина…

– Ты ничего не понял! – Фрэнсис отодвинулась от него и положила свою кожаную сумку себе на колени. – Ты думаешь, я переживаю из-за того, что потеряла невинность? – Злость закипала в ней, и она почти выкрикнула: – Я любила его и поверила, что он тоже любит меня! – Ее лицо исказилось от этого воспоминания. С величайшим трудом она заставила себя успокоиться и посмотреть Чарльзу в глаза. – Понимаешь, я никогда не сомневалась в нем. И даже когда он не приехал в церковь, я была так ослеплена собственными чувствами, что решила: наверное, какие-то срочные дела задержали его. Я отказывалась думать о нем дурно и защищала его перед всеми. Я не могла себе представить, что он лгал всем нам, включая священника! Но потом мой дядя нашел его и все выяснил. Оказалось, что Антуан уехал из Парижа в свои поместья на юге, о которых я ничего не знала. Не знала я ничего и о том, что он женат…

Чарльз подавил гневное восклицание. Больше всего на свете он хотел сейчас выследить и проткнуть шпагой этого негодяя. Но месть и убийство не могли помочь Фрэнсис, а вот утешить ее можно было попытаться.

– Выброси его из головы, дорогая, и начнем все заново. Я очень рад, что ты начала рассказывать о своей жизни. Мне бы хотелось, чтобы между нами не было никаких тайн.

Он пристально всмотрелся в ее лицо, словно стараясь понять, что еще она скрывает, и Фрэнсис, не выдержав его взгляда, отвела глаза.

– Я просто хотела, чтобы ты знал, почему я отказываюсь выходить за тебя замуж, – пробормотала она. Чарльзу давно уже хотелось ее как следует встряхнуть, и наконец он выполнил это намерение.

– Черт побери, Фрэнсис, ты не откажешь мне! Мы поженимся, как только доберемся до Англии! Будь я проклят, если позволю тебе отмахнуться от моего предложения как от чего-то несерьезного!

– Но почему ты хочешь жениться на мне? – в отчаянии воскликнула Фрэнсис. – В Англии наверняка по крайней мере дюжина красоток вздыхает сейчас по тебе. А я… Я старая, ожесточенная женщина, которую сломала жизнь!

– Ты – старая и ожесточенная?! – Чарльз не мог удержаться от смеха. – Это все глупости, Фрэнк. Ты вовсе не ожесточена. Вспомни хотя бы о том, как ты заботишься о Луи и Пьере.

Улыбка осветила ее лицо, как луч солнца после сильного дождя.

– Они же дети. Вполне естественно, что я испытываю к ним нежность. Но…

– Дети? – Он саркастически фыркнул. – Да эти двое уже в момент своего рождения были стариками. И то, что ты думаешь иначе, только подтверждает мою убежденность.

– Мне очень жаль, но ты заблуждаешься. – Когда они в чем-то не соглашались, она принимала позу, которую он ненавидел. – И вот что я хочу тебе сказать. Большинство мужчин хотят, чтобы жены их обожали, даже если сами они вовсе не разделяют этих чувств. А я никогда не смогу обожать мужчину.

Чарльз нахмурился. Почему, интересно, она не может обожать его, если обожает этих двух замарашек? Он почувствовал уже знакомый укол ревности.

– Ладно, не обожай меня. Просто стань моей женой.

Фрэнсис тяжело вздохнула.

– Все-таки ты страшный упрямец, Чарльз. Но ты забыл о самом главном. В полдень меня будут искать люди из французского магистрата или испанцы. После того, что случится сегодня, я не смогу быть ничьей женой, так что наш спор имеет чисто риторический характер. Я благодарна тебе за то, что ты был так добр и сделал мне предложение. По правде говоря, я даже представить себе не могла, что ты окажешься таким добрым, но я…

– Замолчи! Ты уже второй раз говоришь это. А между тем я совсем не добрый.

Чарльз действительно вовсе не считал доброту своей добродетелью. Он ценил в себе смелость, силу, умение обращаться с женщинами. Наконец, он был хорошим сокольничим. Но доброта?..

– Нет, ты в самом деле добрый человек. – Фрэнсис придвинулась поближе к нему и взяла обе его руки в свои. – Во всяком случае, ко мне ты был добр. Так что позволь мне так думать в мои последние часы.

Чарльз посмотрел ей в глаза – и утонул в них. Неожиданно его пронзило острое ощущение того, что он переступил через какой-то барьер. Окружающий мир померк. Он словно низвергся в черную пучину, вспышки света возникали вокруг него подобно звездам, а потом… его сознание прояснилось и возник некий образ.

Он чувствовал себя дикой птицей, попавшей в силок… или Фрэнсис была этой птицей? Чарльз не мог сейчас отделить себя от нее. Все, что он мог, это сражаться с силком. Он рвал его клювом и когтями, пытаясь вырваться на свободу, но добился только того, что окончательно запутался. Он испытывал страх, гнев и безнадежность, которые сводили на нет его сопротивление, но все-таки сражался изо всех сил, пока…

…Неожиданно путы упали, могучая птица расправила крылья и рванулась в полет. Чарльз смотрел на нее со стороны, но в то же время сам был этой птицей. И Фрэнсис тоже была здесь, он не мог отделить себя от нее. Чарльз наслаждался свободным полетом, земля внизу исчезла из вида, ее мелкие треволнения отошли куда-то. Он господствовал в небе, он был триумфатором, восторг трепетал в его венах…

Почувствовав, что не может больше выдержать, Чарльз величайшим усилием воли порвал душевную связь с Фрэнсис и обрел себя. Он сидел, моргая, в полумраке баржи, потрясенный, не в состоянии воспринять то, что только что пережил. Все эти годы после разрыва с Инес он оставался в своих мыслях и чувствах одиноким. Он привык к этому, и сама мысль о полном эмоциональном слиянии с кем-то вызывала у него холодный пот.

– Пожалуй, я спрошу у хозяина баржи, не может ли он предложить нам что-нибудь поесть. – Чарльз поднялся на ноги, испытывая потребность бежать, установить какое-то расстояние между собой и этой женщиной, которая вызвала в нем такое смятение чувств. – Ты должна отдохнуть.

Он заметил, как тень легла на лицо Фрэнсис, и понял, что она обо всем догадалась. Он ненавидел себя за то, что причинил ей боль, но ничего не мог с собой поделать.

– Ты все время советуешь мне отдыхать, – сказала она, стараясь не смотреть на него; ее голос был лишен всяких эмоций.

– Но ты действительно нуждаешься в отдыхе. – Его самого раздражал собственный покровительственный тон. – Ты потом ощутишь это, когда настанет полдень и мы встретим твоего посланца. Кстати, где мы встретимся с ним? Мне в связи с этим нужно кое-что продумать.

– Мой дядя обычно встречался с ней около монастыря кармелиток рядом с площадью Мобер.

– С ней? – Чарльз замер от изумления. – Так посыльный – женщина?

Фрэнсис даже не удостоила его взглядом.

– Я ведь говорила тебе, что мой дядя получает сведения от шлюхи.

Чарльз промолчал, обдумывая эту тревожную новость. Он был рад, что Фрэнсис наконец поделилась с ним своими планами, но услышанное не укладывалось в его мозгу. Женщина будет передавать секретные сведения другой женщине посреди открытой площади?! Теперь, когда сэр Хэмфри знает, что они в Париже, он не оставит Фрэнсис в покое. Возможно, он даже знает, что ее дядя ожидал посланца. В таком случае их легко будет выследить. Кроме того, существовало еще одно обстоятельство, которое тревожило его.

– Город слишком спокоен, – заметил Чарльз. – Обычно в такое время люди уже просыпаются и выходят на улицу, а сейчас не видно ни души. Я хочу выглянуть и выяснить, в чем дело.

Фрэнсис села и напряженно выпрямилась.

– Я думаю, что будет сражение.

– Между герцогом Гизом и королем?

– Да, и испанцами, которые поддерживают Гиза. Они хотят возвести его на французский трон, а потом управлять им по своему усмотрению. – Ее голос звенел от гнева, и Чарльз был рад, что она переключилась на другой объект. – Испанцы повсюду – в Париже и по всей стране. Вот почему весть о том, что ты взорвал постоялый двор, немедленно пришла сюда. Им мало того, что они жаждут вторгнуться в Англию. Они хотят подчинить себе всю Европу!

Чарльз почувствовал, как отягчают ее душу секретные сведения, которыми она располагает. А ведь через несколько часов она еще должна получить новую информацию. Минуту назад Фрэнсис открылась ему, поделилась своими чувствами. Теперь же она вернулась в свое обычное состояние, сдержанное и собранное. Ее настроение не располагало к расспросам, однако Чарльз хотел узнать больше.

– Я не представлял себе, до какой степени наши беды связаны с вторжением в Англию, – сказал он, стараясь тоже быть сдержанным.

– Это совершенно естественно, – нахмурилась Фрэнсис. – Особенно если учесть, что сэр Хэмфри служит испанцам. Мне не хочется думать о том, сколь многое дядя Эдвард успел рассказать ему.

В мозгу у Чарльза вспыхнул сигнал тревоги.

– А что еще он мог рассказать?

Фрэнсис подтянула колени к груди, обняла их руками и ничего не ответила. Его взгляд упал на кожаную сумку, которая лежала рядом с ней, и у него возникло новое подозрение.

– Фрэнсис, – спросил Чарльз, удивляясь, как мог он раньше быть таким слепым, – что у тебя в сумке?

Она подняла голову.

– Ничего особенного. Привязь Орианы и ее клобучок, баночка с мазью…

– Тогда почему же ты ни на минуту не расстаешься с нею? Ведь Орианы сейчас нет с нами.

Фрэнсис пожала плечами и хмуро взглянула на него.

– Эта сумка – подарок моего отца, и я ее люблю. Ты собираешься добыть нам что-нибудь поесть или нет?

Чарльз выругался про себя. Эта женщина кого угодно способна довести до отчаяния. Она, как обычно, ушла от ответа!

– Что еще в твоей сумке? – требовательно спросил он.

– А почему ты думаешь, что там есть еще что-то?

– Да потому, черт возьми, что ты вечно таишь от меня секреты!

– А ты вечно стараешься выведать их с тактом грабителя, который разбивает замок с помощью топора! – сказала она неприязненно, обращаясь к борту баржи.

Чарльз отвернулся и не стал отвечать ей. Пусть себе думает, что он человек бестактный, его это не волнует. Все равно она теперь знает его слабые места, а меняться он не собирается.

Он подошел к люку и высунул голову, высматривая хозяина баржи. В предрассветном небе еще мерцало несколько звезд, и он глядел на них, испытывая смешанные чувства. Подумать только, в какой-то момент он решил, что может исправить свою жизнь, обладая этой женщиной! Ему хотелось крикнуть себе: «Простофиля! Безмозглый дурак, вообразивший, что может управлять обстоятельствами!»

А ведь, если бы он не послушался Джонатана, остался в Англии, всего этого не было бы. Он мирно спал бы в Дорсете на своей пуховой постели, а Арктурус сидел бы на жердочке около него. Но мысль о постели – любой постели, неважно где – заставляла его видеть рядом Фрэнсис и снова будила в нем вожделение.

Тактичность, будь она проклята! Если бы он действительно был бестактен, он рассказал бы ей то, что ему известно об имении Морли. Это имение было продано и больше не принадлежало ей, как она предполагала. Однако, желая пощадить ее чувства, он не сказал ни слова. Он держал свой рот на замке, чтобы не огорчать ее без крайней необходимости.

Чарльз бормотал себе под нос, проклиная несправедливость такого обвинения. Если бы он был лишен такта, он потребовал бы, чтобы она снова легла с ним! Он мог овладеть ею еще раз, потому что вожделение, которое сжигало его тогда, сжигает и теперь. Однако он берег ее, заботился о ней, а она обвинила его в бестактности!

Чарльз раздобыл у хозяина баржи хлеб и молоко, не переставая проклинать судьбу, которая обрекает его на подчинение женщине – сначала в фургоне, потом в монастыре, теперь на этой проклятой барже, пропахшей гнилой рыбой. И самое досадное – их стычки ни на йоту не уменьшали его вожделения. Напротив, он жаждал ее все больше.

Чарльз снова вспомнил, как испытал чувство полного эмоционального слияния с нею, – и снова испугался. Он не любил думать о чувствах, особенно в том аспекте, который обожают обсуждать женщины. Он испытал все это с Инес и знал, к чему это ведет. Удивительная вещь, именуемая любовью, разрушила его разум и погубила его лучшего друга.

Что касается эмоций, тут лучше держаться на некотором расстоянии друг от друга. Фрэнсис должна бы понимать это после ее печального опыта с Антуаном. Ну ничего, он ей все спокойно объяснит, и она согласится с ним. Их брак будет построен на разумных условиях. Он обеспечит ей безопасность, а она будет удовлетворять его физические потребности. Главное, чтобы Фрэнсис никогда больше не вызывала в нем бурю чувств, как она делала это до сих пор, заставляя его терять голову, утрачивать собственную личность. Если она примет его условия, они смогут вести удобную жизнь рядом друг с другом. Это будет прекрасная сделка…

Только вот непонятно, что делать с невозможным, импульсивным характером Фрэнсис, с тем волшебством, которое, как она уверяла, он пробудил в ней. Как все это можно совместить?

Пропади все пропадом! Чарльз сердито затряс головой, чтобы отогнать эти мысли. Сейчас ему предстоит куда более серьезное дело: через считанные часы испанцы и сэр Хэмфри возобновят погоню за Фрэнсис, и он должен будет защищать ее.

Впервые Чарльз осознал мудрость своего брата, который послал его с этим поручением. Допуская, что могут возникнуть трудности, Джонатан подобрал человека сильного, способного активно действовать.

Но Джонатан не предполагал, что на улицах Парижа вот-вот вспыхнет война между соперничающими силами и они окажутся в ее гуще. Если их не убьют, они должны будут передать все полученные сведения в Англию, королеве Елизавете. А если убьют?..

«Нет, этого нельзя допустить, – подумал Чарльз. – Ведь испанское вторжение в Англию неизбежно – это чувствуется в воздухе столь же явственно, как гнилой ветер, дующий с Сены».

 

21

Предсказание Фрэнсис о неминуемом сражении осуществилось. К пяти часам утра на улицах Парижа раздавались шаги сотен ног в сопровождении дудок и барабанного боя. Это в город входила гвардия короля Генриха – король решил предупредить готовящийся государственный переворот. Появилась надежда, что он все же не даст герцогу Гизу и поддерживающим его испанцам захватить свою столицу.

В половине седьмого Чарльз сказал Фрэнсис, что им пора уходить отсюда. Она боялась, что он снова заговорит об их будущей совместной жизни. Но Чарльз ничего не добавил, и Фрэнсис поняла, что он воспринимает происшедшее между ними совсем не так, как она. Очевидно, он не придает серьезного значения их близости, а может быть, и вовсе перестал что-либо чувствовать к ней… Неужели она переоценила его теплоту, скрывающуюся за холодной внешностью, и надеялась на слишком многое?

Эти вопросы раздражали: у нее не было ответов на них. Выйдя вслед за Чарльзом на палубу, закутанная в черную накидку, которую он купил у жены хозяина баржи, Фрэнсис приказала себе выбросить все это из головы. Вот только досадно было, что она обнажила перед ним свои чувства, сказала ему про волшебство, которое испытала…

А ведь она прекрасно знала, что именно так и бывает с мужчинами: добившись своего, они моментально охладевают.

Что ж, она получила очередной урок. Теперь, по крайней мере, не придется больше объяснять, почему она никогда не выйдет за него замуж…

– Куда мы идем? – спросила Фрэнсис, когда Чарльз помог ей сойти на берег.

– На площадь Мобер. Ведь, кажется, именно там ты должна встретиться с той женщиной? – Он крепко держал ее за руку, словно боялся, что она внезапно исчезнет.

Фрэнсис молча кивнула и, хотя ей казалось, что они отправляются туда слишком рано, не стала возражать.

Над городом вставало солнце, Фрэнсис рассматривала дома и лавки на тихих узких улицах. Ставни, которые обычно снимали, когда небо светлело, сейчас были плотно закрыты. Не ощущалось и привычного запаха выпекаемого хлеба. Двери в домах, которые она в лучшие времена посещала, были заперты – очевидно, их жители затаились в ожидании грядущих событий. Когда в Париж вступали солдаты, люди боялись, что на улицах начнется насилие.

Когда они свернули на улицу Сен-Жак, где находился бывший дом дяди, Фрэнсис испугалась, что ее охватит ностальгия по прошлому. То, что она увидела, заставило ее резко остановиться. Чарльз тоже застыл на месте.

В дальнем конце улицы группа людей молча возводила баррикаду. Перевернутая мебель, тележки, повозки закрывали проход на площадь Мобер. Но главным материалом для баррикады служили огромные бочки, которые выкатывали на середину улицы и ставили на днища. Фрэнсис поняла, что это надежное прикрытие возводят сторонники герцога Гиза. Если все ближайшие улицы будут забаррикадированы, солдаты короля, находящиеся на площади, окажутся отрезанными от города и не смогут даже атаковать.

Было похоже, что французского короля перехитрили…

Для Фрэнсис это означало одно – поддерживаемая испанцами партия одержит верх в Париже как раз в то время, когда она должна будет получить важные сведения. Ее шансы на успех этого предприятия резко сократились.

Фрэнсис поняла: действовать надо быстро, пока их не заметили и не начали расспрашивать. Она вырвала свою руку у Чарльза, резко повернулась и пустилась бежать.

От неожиданности Чарльз замер и не сразу бросился за ней. Что ударило в голову этой девушке, куда она так неожиданно устремилась? Возведение баррикады – вещь неприятная, но отнюдь не новая. Последние двести лет граждане Парижа используют цепи, протянутые поперек улиц, камни и вообще все, что попадется под руку, чтобы перекрыть отступление или атаку солдат. Судя по всему, это просто очередная сумасшедшая выходка Фрэнсис.

Она бежала очень быстро, но раздражение придало Чарльзу силы, и он без труда догнал ее. Как раз в этот момент она вдруг изменила направление, завернула за угол и, остановившись у одной из дверей, крикнула:

– Открой, Жан-Клод! Это я, мадемуазель Фрэнк.

Дверь открылась, и Фрэнсис проскользнула внутрь. Чарльз едва успел просунуть плечо в дверь прежде, чем она захлопнулась у него перед носом.

– Уж не собираешься ли ты оставить меня на улице? – резко спросил он, возмущенный ее странным поведением.

Фрэнсис пожала плечами, даже не взглянув в его сторону.

– Я знала, что ты последуешь за мной.

Они оказались в теплой просторной кухне, наполненной ароматом свежевыпеченного хлеба. Пожилая женщина в черном уставилась на большой охотничий нож, висевший у Чарльза на поясе. В глазах у нее был страх. Чарльз не сразу догадался, что это монахиня и что они ворвались в чистенькую кухню монастыря кармелиток. Между тем Фрэнсис обнимала какого-то паренька, который явно был очень рад ее видеть, так что Чарльзу пришлось самому разъяснять монахине, что он друг мадемуазель Фрэнсис и не причинит им вреда. Конечно, все могло быть хуже. Но в глубине души он был возмущен. Фрэнсис в течение ряда лет жила в этой части Парижа и знала этих людей. Она должна была представить его, а вовсе не делать вид, что его как бы не существует!

Убедившись, что этого мужчину не следует бояться, монахиня пригласила его сесть у огня, предложила ему свежего хлеба, спелые вишни со сбитыми сливками и крутые яйца. Но вместо того чтобы чувствовать умиротворение, уминая поджаристую корочку хлеба, Чарльз злился. Фрэнсис могла бы сказать ему, куда она направляется. Он покинул баржу в надежде найти именно такое место, как это, откуда можно было бы наблюдать за площадью. Так нет же, она повела себя в соответствии со своим импульсивным характером. Побежала в монастырь, не сказав ему ни слова, словно вообще позабыв о нем!

Впрочем, Чарльз сознавал, что, составляя свой план, мог бы спросить у Фрэнсис совета: он ведь не знает эту часть Парижа. Но ему, как всегда, помешала гордость. Мастер Дикон частенько говорил, что гордость, сильный характер, нетерпимость помогают Чарльзу, когда он имеет дело с соколами. Но для общения с людьми необходимы другие качества…

Чарльз покосился на Фрэнсис, которая сидела на скамеечке рядом с кухонным мальчишкой. Без сомнения, это еще один из ее подопечных. Она уговаривала Жан-Клода разрешить ей постричь его, и было совершенно ясно, что делает она это не в первый раз. Взяв огромные ножницы, она стала напевать что-то, словно ей ни до чего на свете не было никакого дела, кроме как возиться с его космами.

А между тем Чарльзу необходимо было задать ей множество вопросов. Как выглядит женщина, которая везет послание? Каким образом эта женщина проникнет сюда, если площадь полностью отрезана от города? Ведь не исключено, что с ней начнут заигрывать солдаты, которые стоят там. Как ему отвлечь внимание сэра Хэмфри или любого, кто выслеживает Фрэнсис, чтобы она без риска для жизни смогла встретиться с этой женщиной и уйти?

– Тебе не кажется, что пора обсудить наши действия? – спросил Чарльз, смирив гордыню. – Скоро двенадцать часов.

– Встреча назначена на три, – невозмутимо ответила она, взглянув на него поверх головы мальчишки.

– Ты, кажется, говорила про полдень, – нахмурившись, заметил Чарльз.

– Говорила. Это чтобы быть уверенной, что я приду туда вовремя.

Чарльз сердито взглянул на нее. Но промолчал, хотя его страшно раздражало удовлетворенное выражение ее лица. Как она может быть спокойной в такой момент?! Впрочем, вероятно, она здесь чувствует себя в безопасности – с друзьями, которых хорошо знает.

Ближе к обеду в кухне началась суета. Появилось еще несколько монахинь, которые принесли известие, что король приказал своим солдатам защищать Париж, но не атаковать – во избежание кровопролития среди невинных граждан.

Монахини занялись приготовлением обеда, обсуждая благородство Генриха. Острые ножи так и мелькали в их руках, когда они резали овощи и травы. В воздухе стоял восхитительный аромат жарящегося мяса. Женщины бегали взад и вперед по выложенному каменными плитками полу. В этом женском царстве Чарльз чувствовал себя не очень уютно и потому решился попросить, чтобы им с Фрэнсис предоставили комнату наверху, с окнами, выходящими на площадь. Его просьбу немедленно удовлетворили – главным образом чтобы они не путались под ногами. Поскольку парень, ее подопечный, должен был помогать готовить обед, Фрэнсис покинула кухню без особых протестов.

Из окна второго этажа Чарльз разглядывал солдат, толпившихся на площади Мобер. Кое-кто из них отдыхал, другие слонялись по двое-трое, выкрикивая оскорбления горожанам, которые заняли позиции по ту сторону баррикад. Все улицы, выходившие на площадь, были перекрыты.

– Смотри-ка, это Луи де Крильон, командующий французской гвардией. – Фрэнсис приблизилась к окну и указала пальцем на высокого офицера. – О нем говорят, что он настолько же глуп, насколько храбр. Я вижу, он вне себя, потому что герцог Гиз послал графа де Бриссака к Сорбонне, а он не может вырваться с площади, чтобы сразиться с ним.

– На его месте я бы тоже злился.

Чарльз заметил, что к ней вернулись беспокойство и озабоченность. Он видел это по тому, как напряжены ее шея и плечи. Передышка кончилась, безмятежность ее оказалась мнимой. Она знала так же хорошо, как и он, что им предстоит очень опасное предприятие.

Подопечный Фрэнсис принес им обед, и Чарльз обратил внимание на то, что повозки с продовольствием для солдат так и не появились. Даже воды не было. Баррикады играли свою роль – никто не мог ни проникнуть на площадь, ни уйти с нее.

Между тем солдатам на площади явно надоело бездействовать. Некоторые громко спорили между собой, другие подходили к баррикадам и переругивались с разношерстной толпой сторонников герцога. Монахи, студенты, моряки, грузчики отвечали им бранью. Напряжение по обе стороны баррикады возросло настолько, что казалось, вот-вот грянет гроза. В груди Чарльза тоже нарастало напряжение. Сторонники герцога прекрасно знали, что солдаты короля получили приказ не начинать сражение. Но чем ответят солдаты, если в них будут швырять камни?

К двум часам Чарльз понял, что он не может придумать, как в этих обстоятельствах встретиться с женщиной, которая должна принести донесение. Лучше всего было бы, конечно, пойти на площадь вместо Фрэнсис, но он был уверен, что она этого не допустит. К тому же ведь та женщина не знает его.

Со своей позиции у окна он поглядывал на Фрэнсис и нетерпеливо хмурился, надеясь, что она все-таки решит наконец обсудить с ним план действий. Но Фрэнсис сидела за столом и молча листала молитвенник. Выглядела она страшно усталой, но сосредоточенной и собранной, однако, судя по всему, не собиралась делиться с ним своими планами.

Черт бы побрал ее упрямство!

В конце концов Чарльз не выдержал.

– У меня есть кое-какие соображения насчет того, как нам действовать, – сухо заметил он.

– Вот как?

Она приподняла брови, словно ставя под вопрос его право иметь какие-то соображения вообще, не говоря уже о том, что касается их действий. Чарльз скрипнул зубами, но решил не обращать внимания на ее иронию.

– Вот что мы должны делать. Я выйду на площадь и буду ждать женщину с сообщением, а ты останешься здесь. Мне не грозит никакая опасность среди этих мужчин, а тебе она грозит.

Фрэнсис словно бы не слышала его.

– Смотри, – показала она в сторону одной из баррикад. – Там монах принес солдатам воду.

Чарльз посмотрел в ту сторону и увидел монаха в коричневой сутане с капюшоном, который карабкался на баррикаду с двумя ведрами в руках. Ему никто не препятствовал – очевидно, из уважения к сану. Монах осторожно спустился с баррикады и предложил воду оживившимся солдатам. Те тут же столпились вокруг, зачерпывая воду черпаками и кружками, даже не глядя на того, кто принес им воду.

– Святой отец проявил христианское милосердие, – заметил Чарльз и продолжил: – Так вот, твоя роль будет заключаться в следующем. Ты встанешь у окна и, как только я покажу на тебя той женщине, помашешь рукой. Она узнает тебя, и я…

– Она-то меня узнает, – перебила его Фрэнсис. – Но я не представляю, как ты узнаешь ее. – Ну, во-первых, ты опишешь мне, как она выглядит. – Чарльз решил не выходить из себя ни при каких обстоятельствах. – А во-вторых, она будет единственной женщиной на площади. Надо быть слепым, чтобы не заметить ее. После того как она передаст мне донесение, мы с тобой оба вернемся на баржу, но порознь, чтобы нас было труднее выследить. Затем мы заберем Ориану и выберемся из Парижа. До сих пор не обнаружилось никаких следов сэра Хэмфри, так что опасаться нам особенно нечего. Я надеюсь, что он сейчас очень занят, поскольку испанцы вместе со сторонниками Гиза собираются захватить Париж. А что касается твоей посланницы, о ее безопасности можно не беспокоиться, – продолжал он, глядя в окно. – Ты ведь сама сказала, что она шлюха. Мужчины будут рады поглазеть на нее и уж никак не заподозрят, зачем она пришла туда. После нашего ухода она сможет заняться своим ремеслом и заработать пару-другую монет.

Чарльз засмеялся собственной шутке и обернулся, чтобы посмотреть, как отнеслась к ней Фрэнсис. Но смешок застрял у него в горле, когда он обнаружил, что разговаривает с пустотой.

Дверь комнаты была распахнута, Фрэнсис исчезла.

 

22

Фрэнсис стремительно сбежала по черной лестнице, ведущей к кухне, и спряталась за полку с посудой. Она с трудом сдерживала нетерпение, поскольку была совершенно уверена, что монах, раздающий воду солдатам, – не мужчина!

Когда Чарльз ворвался на кухню, там никого не было, кроме мальчика, склонившегося над корытом с мыльной водой. Он поднял голову от кастрюли, которую отскребывал, и встревоженно посмотрел на барона.

– Ты не видел мадемуазель Фрэнсис? – нетерпеливо спросил Чарльз.

– Нет, месье…

Выругавшись, Чарльз помчался дальше, а Фрэнсис осторожно выскользнула из-за полки.

– Жан-Клод, мне нужна монашеская одежда! Ты можешь мне в этом помочь? Какая-нибудь поношенная, никому не нужная, но обязательно с капюшоном.

– Мы можем поискать в гардеробной. – Жан-Клод явно был доволен предлогом оторваться от кастрюль и повел ее в соседнее помещение. – Там на площади уже стреляют?

– Нет, не стреляют, и молись, чтобы не начали, – сказала Фрэнсис, роясь в старых одеждах. – Нет ничего героического в том, чтобы случайно погибнуть под пулями. Ага, вот как раз то, что мне надо!

Через несколько минут Фрэнсис стояла в дверях кухни, облаченная в старую сутану с порванным подолом. Капюшон она низко опустила на глаза, так что лица почти не было видно.

– Я сойду за монаха? – спросила она у парнишки.

– Думаю, что сойдете, если никто не будет особенно приглядываться. А куда вы собираетесь идти в таком виде?

Фрэнсис вкратце объяснила ему свой план, и глаза Жан-Клода загорелись восторгом.

– Я помогу вам! Я буду ждать вас у маленькой двери, выходящей на площадь, и наливать воду вам в ведра, когда они опустеют. Вы можете рассчитывать на меня.

Он весь сиял от сознания того, что будет играть такую важную роль в этом опасном деле.

– Очень хорошо. Я постучу, когда будет нужно.

Фрэнсис ласково потрепала мальчика по волосам, и они вместе побежали к колодцу.

Никогда в жизни Чарльзу не хотелось задушить женщину, но сейчас был именно такой случай. И неважно, какая причина побудила Фрэнсис убежать от него.

Он не обнаружил ее в просторной чистой кухне, в которой теперь, когда кончилась трапеза, никого не было, кроме мальчишки, моющего посуду. Не нашел он ее и в пустом большом зале, где обедали монахини. Каблуки его сапог стучали по каменному полу, он ускорял шаг, потом побежал и заглянул в часовню, где молились монахини. Но Фрэнсис и там не оказалось.

Чарльза охватило мрачное предчувствие, когда он обнаружил дверь, ведущую на площадь. Рядом находилось окно, и площадь была хорошо видна. Он заметил де Крильона, разгоряченного и встревоженного, метавшегося верхом на коне среди своих солдат, пытаясь успокоить их и повторяя приказ сохранять присутствие духа. Оказываясь поблизости от баррикад, он урезонивал мятежную толпу, уговаривал горожан не задевать его солдат. Монах все еще наливал солдатам воду. К нему присоединился другой монах, который тоже перелез через баррикаду с двумя полными ведрами.

Но никаких следов Фрэнсис Чарльз не заметил.

Здравый смысл говорил ему, что только сумасшедшая отважилась бы сейчас пойти туда. «А она и есть сумасшедшая», – мрачно подумал он. Когда через несколько минут часы на башне пробили три, у него не осталось никаких сомнений, что Фрэнсис где-то на площади. Он должен был во что бы то ни стало найти ее и увести оттуда.

Внезапно внимание Чарльза привлек шум у одной из баррикад. Группа людей приблизилась к горожанам, сторожившим выход на площадь. После недолгих переговоров горожане расступились, пропустив одного из прибывших. Когда этот человек взобрался на бочку, Чарльз узнал сэра Хэмфри.

В груди Чарльза вспыхнула ненависть. Рука его инстинктивно схватилась за рукоятку ножа, в то время как другой рукой он открывал маленькую дверцу.

Люди на площади бурлили. Жажда боя захлестывала их, готовая выплеснуться. Чарльз проталкивался сквозь толпу в поисках Фрэнсис, а в это время к Хэмфри подъехал де Крильон. Площадь притихла, напряжение возрастало. Солдаты сдвинулись, все их внимание сосредоточилось на сэре Хэмфри. Не приходилось сомневаться, что они ждут от вновь прибывшего повода начать сражение.

– Герцог Гиз советует вам уйти отсюда! – звенящим голосом крикнул Хэмфри.

Воспользовавшись тем, что горожанам не до него, Чарльз перелез через баррикаду и теперь прокладывал себе дорогу сквозь толпу солдат. При этом он краем глаза следил за Хэмфри и де Крильоном.

Де Крильон был явно раздражен тем, что Хэмфри обратился к нему без титула.

– Почему вы, англичанин, говорите от имени герцога Гиза? – Он сделал намеренную паузу и оглянулся на своих людей. – А может быть, вы выступаете от имени испанцев?

Среди французов-солдат послышался ропот одобрения.

– Браво, Крильон! – раздались крики. – Если он служит Испании, мы вышвырнем его из Франции!

– Лучше убьем его! – выкрикнул один из солдат.

– Я служу Англии, и никому больше, – заявил сэр Хэмфри, надменно вскинув голову в ответ на оскорбление. – Я здесь для того, чтобы оказать дипломатическую помощь. Я уверен, что ваш король не одобряет беспорядков в столице и счел бы мой совет разумным.

В это время у соседней баррикады раздались крики. Де Крильон посмотрел в ту сторону и увидел посланца короля, которого удерживали сторонники Гиза. Двое монахов, которые как раз собирались перелезть через баррикаду с пустыми ведрами, замерли в неудобных позах, с трудом балансируя наверху. Толпа напирала с обеих сторон, и у них не было возможности спрыгнуть.

Де Крильон пришпорил коня и подъехал ближе к баррикаде.

– Дайте пройти посланцу Его Величества и передать мне донесение! Как вы смеете задерживать его?! – закричал он людям герцога, толпившимся по ту сторону ограждения. – Он пришел сюда от вашего короля!

Чарльз торопливо проталкивался сквозь толпу солдат, высматривая Фрэнсис, но его поиски не приносили успеха. Внимание всех было приковано к перепалке между де Крильоном и Хэмфри. Внезапно один из солдат толкнул его локтем и расхохотался.

– Ты только посмотри! Этот монах сейчас свалится!

Чарльз оглянулся. Королевский посланец пытался перебраться через баррикаду, чтобы подойти к де Крильону, при этом он толкнул одного из монахов, тот потерял равновесие и скатился вниз. Его сутана задралась, и под ней оказалось женское платье.

Солдаты принялись хохотать, а Чарльз застыл на месте.

Это была Фрэнсис!

Взгляды всех находившихся на площади обратились к ней. Теперь и сэр Хэмфри не мог ее не заметить. Хотя до сих пор его занимали более важные дела, он сразу же понял, зачем она здесь.

– Остановите эту женщину! – закричал Хэмфри. – Задержите ее сообщника, второго монаха! Они шпионы!

Второй монах схватил Фрэнсис за руку и резко дернул. Фрэнсис поднялась на ноги, поспешно поправляя сутану, но капюшон упал с ее головы, и непослушные темные локоны рассыпались по плечам.

Выругавшись, Чарльз попытался пробиться к ней, но его отделяли от Фрэнсис мятежная толпа и баррикада, добраться до нее было невозможно. Оставалось надеяться, что ей удастся добежать до монастыря и укрыться там. Чарльз отправился на противоположный конец площади, где было потише, решив, что так быстрее сможет прийти на помощь Фрэнсис.

Когда Фрэнсис услышала крик сэра Хэмфри, ее охватил ужас. Анна Роше, переодетая монахом, тащила ее за собой, но их окружили люди герцога, и пройти было невозможно.

– А у тебя прелестная ножка, святой отец! – хохотал один из них. – Почему бы тебе не показать нам ее еще раз?

– А зачем нам нога? – присоединился другой. – Покажи нам побольше. Твой друг ведь тоже женщина?

Несколько студентов попытались схватить Анну и Фрэнсис, но Анна отшвырнула их руки, проталкиваясь вперед.

– Вы слышали, что сказал этот изысканный сэр Хэмфри? – выкрикивала она. – Он утверждает, что мы шпионы! Ему бы помолчать, ведь он только прикидывается сторонником Гиза. На самом деле он на службе у испанцев! Как только Гиз сядет на трон, они убьют нашего герцога и посадят на его место короля Испании Филиппа. Филипп – король Франции! Как вам нравится такое?

Настроение сторонников герцога резко изменилось.

– Убить Гиза?!

– Мы не хотим испанца на троне!

– Тогда вам лучше поговорить с ним, – Анна показала на сэра Хэмфри, который в этот момент перелезал через ограждение. – Он предает Францию! Не допускайте, чтобы он причинил нашей стране еще больше вреда!

Сэр Хэмфри перевалился через баррикаду и обратился к людям, которые несколько минут назад приветствовали его как посланца герцога.

– Я вам говорю, хватайте эту женщину! Она предательница и шпионка!

– Она говорит, что вы хотите убить Гиза! – закричал один из сторонников герцога. – Это правда?

– Глупости! – Сэр Хэмфри был не на шутку испуган. – Вы все должны понять…

– Разве вы не видите, что он лжет? – закричала Анна. – Не допускайте испанца на трон Франции!

Не слушая дальнейших аргументов, сторонник Гиза направил свой пистолет на сэра Хэмфри и выстрелил. Однако он промахнулся, и один из королевских солдат на площади упал замертво.

По обе стороны баррикады воцарился хаос, люди готовы были вцепиться друг другу в глотку. Фрэнсис пригнула голову и пустилась бежать. Выстрелы и воинственные крики неслись ей вслед.

– Они преследуют нас? – задыхаясь, спросила она у Анны.

– Кажется, нет. – Анна тоже тяжело дышала. – Так этот негодяй предал нас? – Она фыркнула от негодования. – Я никогда не доверяла ему! Он всегда появлялся, когда я встречалась с твоим дядей, и всякий раз норовил ущипнуть меня за зад и намекнуть, что был бы не прочь переспать со мной. Как будто я задаром стану ложиться с мужчиной!

Они торопливо прошли улочкой, ведущей к кухне монастыря, как вдруг из тени, отбрасываемой монастырской стеной, вынырнула темная фигура. Фрэнсис закричала от ужаса, узнав слугу сэра Хэмфри, который несколько дней назад укладывал ее вещи. Не говоря ни слова, он бросился на нее, повалил и мертвой хваткой вцепился в шею. Страх и эти железные пальцы, сжимавшие ее горло, парализовали Фрэнсис. Легким не хватало воздуха. Она поняла, что сейчас умрет.

Неожиданно чьи-то руки подняли напавшего на нее человека, словно мешок с тряпьем. Он пролетел по воздуху, ударился о стену и рухнул на землю, сложившись странным образом – не то потеряв сознание, не то испустив дух.

Фрэнсис с трудом поднялась и взглянула на своего спасителя.

– Бог мой, Чарльз! – Это было все, что она могла выговорить.

– Черт побери, Фрэнсис! Ты должна была сказать мне, что собираешься делать, а не отправляться одной на площадь!

Колени у нее подогнулись, она готова была упасть, но Чарльз, длинно выругавшись, подхватил ее за талию.

– Ты стал выражаться похуже Пьера. – Она слабо улыбнулась ему. – Вспомни о хороших манерах и познакомься с другом моего дяди. Анна, это барон Милборн. Чарльз, познакомься с Анной Роше.

– Очень приятно, – пробормотал он. – А теперь, если мы покончили с формальностями, я предпочел бы убраться отсюда. – Он потащил Фрэнсис по пустынной улочке, жестом предложив Анне следовать за ними. – Думаю, нам лучше всего вернуться на баржу. Будем прятаться там, пока не сможем покинуть Париж. Надо переждать и посмотреть, чем закончится это сражение.

– У меня идея получше, – сказала Анна. – Мы можем уехать отсюда немедленно. Я знаю, что из монастыря часто отправляют одежду в провинцию. Они отвезут нас куда нужно.

Фрэнсис ухмыльнулась про себя, увидев, как Чарльз метнул в сторону Анны сердитый взгляд, но спорить не стал. Как и большинство мужчин, он, вероятно, терпеть не мог, когда кому-то удавалось в чем-то превзойти его. Но сейчас Фрэнсис меньше всего волновали чувства Чарльза. Она глубоко вдыхала воздух, удивляясь про себя, что раньше не замечала, как это прекрасно – дышать нормально. Ее опасное предприятие удалось, бумаги, которые передала ей Анна, лежали в старой кожаной сумке. Какое облегчение! Худшее теперь позади.

Но так ли это?

Фрэнсис охватило смятение, когда она поняла, что теперь ей предстоит оказаться лицом к лицу с предложением Чарльза выйти за него замуж. Только сейчас она поняла, что он скорее всего просто отложил этот разговор до более спокойного времени. До сих пор ей тоже было не до этого, поскольку она не сомневалась, что ее ждет либо тюрьма, либо смерть.

А теперь ей нужно принимать решение. Обрести безопасность и потерять свободу? Но в таком случае они оба сделают друг друга несчастными. И правильнее всего прямо сказать ему об этом.

Монахини с готовностью согласились предоставить им свою повозку. На этот раз Чарльз надел коричневую сутану и уселся на козлы, а Фрэнсис и Анна, задернув холщовую занавеску, расположились на куче тряпья. Было решено, что они заедут за мальчиками и Орианой, а потом отправятся в потайную бухту, о которой Чарльз когда-то говорил Фрэнсис.

 

23

Путешествие через Ла-Манш, казалось, не предвещало никаких осложнений, однако Фрэнсис оно далось нелегко: ее свалила жестокая морская болезнь. В который раз, склоняясь над тазом, она уговаривала себя, что им еще повезло: они плывут! Найти в маленькой французской деревушке судно, хозяин которого согласился бы плыть ночью в Лондон, оказалось нелегко. Тем более что у них было туго с деньгами. Наличие двух мальчишек и клетки с соколихой еще повысило цену за проезд.

– Вот чистая одежда. – Чарльз вошел в каюту и присел в ногах у Фрэнсис. – Через час мы увидим берег.

Она смущенно задвинула таз под койку.

– Большое спасибо, но я буду счастливее, когда мы уже высадимся на берег, а не только увидим его.

Ориана закричала со своей жердочки в углу, давая понять, что ей тоже не нравится качающееся судно.

– Как только мы пристанем к берегу, я отправлю тебя в дом моей сестры. – Чарльз нежно погладил ее плечо. – Ты сможешь сразу же лечь в постель.

– Ты, конечно, шутишь! – Она подняла брови, надеясь, что это действительно шутка.

Он не сразу ответил ей – сперва прошелся по каюте. Его фигура и движения вроде бы не предвещали ничего опасного, но Фрэнсис исподволь следила за ним, ожидая, что он вот-вот взорвется.

Господи, какой же он все-таки тяжелый человек! И как прочно она теперь с ним связана… Нет, нужно как можно скорее сказать ему, что она не может принять предложение выйти за него замуж. Ведь они же ссорятся по каждому поводу! «Мы и сейчас начнем ссориться», – мрачно подумала она.

– Фрэнсис, иногда ты бываешь девушкой практичной и разумной, – начал Чарльз, стараясь держать себя в руках. – Но, к сожалению, далеко не всегда. Если ты отказываешься заботиться о своем здоровье, это должен сделать я. Ты больна и должна лежать в постели!

Фрэнсис в ярости вскочила на ноги.

– А кто передаст мои сообщения Ее Величеству? – закричала она. – Уж не ты ли?

– А почему бы и нет? – крикнул он ей в ответ. – Ты ведешь себя так, будто стоит тебе отвернуться – и я тотчас побегу к испанцам.

Она с воинственным видом вскинула голову.

– В этом деле меня никто не заменит. Я поклялась моему дяде хранить в тайне все, что я знаю. Я не смогу заснуть, пока не увижу Ее Величество. А ты можешь отправляться к своей сестре и спать там сколько угодно.

– Если ты поедешь ко двору, я поеду с тобой.

– Хорошо. Ты сможешь посторожить мальчиков, пока я буду разговаривать с королевой.

У Чарльза рот сжался в жесткую непреклонную линию, когда он услышал это ее распоряжение. Однако возражать он не стал, боясь, что она передумает. Черт побери, в конце концов, это действительно ее дядя и ее дело.

– Если ты хочешь сопровождать меня, пожалуйста, – продолжила Фрэнсис и, отвернувшись, взяла свою сумку, лежавшую на койке. Знакомое ощущение мягкой кожи успокаивало ее. – Но имей в виду, мой разговор с королевой будет носить частный характер. Я и так уже рассказала тебе больше, чем кому-либо другому, и поступилась доверием моего дяди. Даже Пьер и Луи знают только то, что испанцы жаждут моей крови.

– Снова мы заговорили об оборванцах! – раздраженно воскликнул Чарльз. – Если ты настаиваешь на том, чтобы они ехали с нами, имей в виду: я не намерен изображать из себя няньку. Они не подчиняются даже простейшим требованиям! Пьер сморкается в рукав вместо носового платка и ругается как грузчик. А Луи в один прекрасный день спалит твой дом.

Фрэнсис передернула плечами и не стала отвечать, убежденная, что он просто ревнует. Мальчики хлопотали вокруг нее с того момента, как судно отчалило и она слегла с морской болезнью. В конце концов Чарльз выдворил их обоих из каюты, настояв на том, что сам будет ухаживать за ней. Тогда его очевидная неприязнь к ним огорчила ее. Он воспользовался помощью ее мальчишек, но полюбить их не может. Впрочем, это неудивительно: он предложил ей выйти за него замуж, но ни разу не произнес слово «любовь»…

– Фрэнсис, ты просто не понимаешь, что делаешь. Эти мальчишки научились воровать с детских лет. И они никогда не изменятся, как бы ты ни старалась переделать их. Но поскольку ты говоришь, что не можешь жить без них, – хорошо, я согласен терпеть их присутствие. Но имей в виду: я не потерплю воровства. Если они не будут вести себя подобающим образом, они за это заплатят!

– Я передам им твои слова.

Он что-то буркнул про себя, Фрэнсис расслышала только имя его брата Джонатана и тут же уцепилась за него, радуясь возможности позлить Чарльза.

– Кстати, Джонатану будет очень интересна информация, которую я везу, – небрежно заметила она. – И я с удовольствием поделюсь ею с ним. Интересно, он все еще увлекается изготовлением оружия? Мне всегда нравился отделанный жемчугом молоточек, который он носит у пояса. Однажды он позволил мне…

– Подожди! – Чарльз и в самом деле разозлился, чего она и добивалась. – Откуда ты знаешь про отделанный жемчугом молоточек моего брата? И вообще, что ты знаешь о нем?

– Ну, кто же не знает о Джонатане Кавендише? – Она придала своему лицу самое невинное выражение. – Ведь он – такой интересный человек! Кроме того, он самый главный шпион королевы.

– А какое тебе до этого дело?

– Во время последней встречи с моим дядей Джонатан…

Судно нырнуло, ее бунтующий желудок снова сжался, она схватила таз, сразу позабыв об их перепалке.

– Уж признайся, – сказал Чарльз, поддерживая ее за плечи, – ты работаешь с моим братом? Он знал, что ты имеешь доступ к этим секретным сведениям?

Фрэнсис застонала; горло у нее свело судорогой. Неожиданно она почувствовала себя виноватой. Конечно, не надо было дразнить его, но с какой стати он ожидал, что она с радостью вручит ему плоды своего труда?

– Опять я остался в дураках, – примирительно вздохнул Чарльз. Он выглядел не слишком удивленным, очевидно, решив, что не стоит ссориться, когда она в таком состоянии. – Я говорил тебе, что старшие братья – сущее проклятье. Но, признаться, я понятия не имел, что вы с ним работаете рука об руку.

– Не совсем так, – призналась Фрэнсис, когда позыв к рвоте прошел. – Джонатан ничего не знал об Анне. Известие от нее пришло уже после последнего контакта с ним дяди. О приезде Анны дядя сказал только мне.

– И ты в результате оказалась во главе всего дела, а Джонатан послал меня именно за тобой. Какое удивительное совпадение!

– Не обвиняй своего брата. Он не мог знать, что моего дядю убьют. – Фрэнсис внезапно вспомнила, как они раскапывали могилу, как рухнула ее последняя надежда. Она закрыла лицо руками, и слезы хлынули у нее из глаз. – О боже, его уже нет в живых!

– Бедная моя девочка…

Чарльз крепко прижал ее к себе, Фрэнсис спрятала лицо на его широкой груди и подумала, что все это очень странно. Только что они ожесточенно спорили, а теперь ей так приятно его прикосновение…

– Я ведь до самого конца надеялась, что он все-таки жив, – всхлипывала она. – Как же я была глупа, безоговорочно поверив тому, что говорили испанцы! Его уже нет, я никогда не увижу его…

– Тихо, тихо, – успокаивал ее Чарльз, поглаживая по спине. – Я знаю, как тяжело терять человека, которого любишь, который защищал тебя. Но постепенно ты смиришься с этим. Все плохое уйдет из памяти, останется только хорошее.

– Я знаю. Я и раньше… теряла. – Опустошенная физической усталостью и душевным страданием, Фрэнсис прильнула к нему и проглотила слезы. – Сколько лет прошло с тех пор, как умер твой отец?

– Десять лет. Он обладал всеми качествами, которые я ценю в людях. К тому же он в основном обеспечивал наше существование. На счастье, Розалинда, моя сестра, взяла дела семьи в свои руки, и моя мать смогла поднять на ноги нас, младших детей. Одинокие женщины часто оказываются беспомощными после смерти близкого человека. Моя сестра в этом отношении – редкое исключение. – Он сжал ее руку, словно напоминая, что считает ее одним из таких беспомощных созданий. – Но ты не должна бояться за свое будущее. Теперь я буду заботиться о тебе.

– Спасибо, я сама о себе позабочусь!

Фрэнсис слегка отстранилась, уверенная, что так оно и будет, хотя положиться на Чарльза было очень соблазнительно. Его бережные руки вызывали в ее памяти давно забытые ощущения детства. Тогда рядом с ней были отец и мать, она росла в имении Морли в полной безопасности, окруженная заботой… Ну что же, она может опять уехать в Морли – туда, где она родилась, – и обрести там свободу и безопасность. А с Чарльзом она потеряет свою свободу. Он будет повелевать ею – как повелевает соколами – при помощи своей волшебной силы, от которой в ней тает всякое сопротивление.

– Ты не сможешь сама о себе заботиться, – нахмурился Чарльз. – У тебя нет денег. Тебе нужна безопасность. Я обеспечу ее тебе. Я дам тебе все, что ты захочешь, Фрэнсис. У тебя будут собственные покои и помещение для Орианы. Ты сможешь держать и других птиц. – Он крепко сжал ее руку. – Тебе нужно только принять мое предложение.

Будучи сокольничим, он прекрасно знал, чем соблазнить ее.

– Все имеет свою цену, – помолчав, сказала Фрэнсис. – Какова твоя цена?

Чарльз не спешил с ответом, внимательно глядя на нее.

– Мне действительно от тебя кое-что нужно, – наконец задумчиво произнес он.

– Ты хочешь спать со мной, – четко выговорила она. – Почему не сказать об этом прямо? Зачем подыскивать какие-то красивые слова?

В его глазах вспыхнул недобрый огонек.

– Ты так уверена, что знаешь про меня все? А между тем я собирался сказать совсем о другом. Мне нужна твоя верность, Фрэнсис. Полная и абсолютная преданность.

– Преданность? – Она была поражена его неожиданным требованием. – Ты говоришь так… словно это шляпа, которая переходит из рук в руки. Преданность так не получают.

– Как бы то ни было, таково мое условие. В обмен я обеспечиваю тебе безопасность.

Фрэнсис с удивлением почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы. Чарльз тронул ее своими словами, к которым можно было отнестись с уважением.

– Я должна подумать. – Она отвернулась и вытерла глаза. – А как насчет детей? Ты ничего не говорил о детях.

– Я хочу иметь наследника, – прямо сказал он. – И, кстати, был бы не прочь заняться этим немедленно…

Фрэнсис неожиданно разозлилась. Он все-таки нашел красивые слова, которые чуть было не обманули ее! Но она этого не допустит, ему не удастся так легко ее провести. Совершенно ясно, что ему нужна постель – и ничего больше. Только, может быть, на более долгий срок, чем тому же Антуану…

– Вы думаете только о себе, господин барон! – выпалила она. – Я ненавижу это в мужчинах!

– Это не ответ на мое предложение, – возразил он. – Попробуй еще разок.

– Я говорю – нет! – вспыхнула Фрэнсис. – Я отказываю тебе. Надеюсь, это понятно? Ты говоришь, что нуждаешься в моей преданности, а на самом деле хочешь большего. Ты хочешь владеть мною, но этому не бывать! Убирайся и оставь меня одну!

Слова ее, судя по всему, вовсе на него не подействовали.

– Я даю тебе два дня на размышления и жду правдивого ответа, – спокойно сказал Чарльз, поднимаясь. – Пойду вылью это, – он показал на таз, – и поговорю с капитаном.

– А что, если я через два дня отвечу «нет»?

– Ты этого не сделаешь. – Он жестко ухмыльнулся. – Будь хорошей девочкой и лежи спокойно. А лучше всего постарайся поспать.

Фрэнсис упала на койку, вне себя от раздражения. Как это любезно с его стороны! Он не хочет слушать, когда она отказывает ему. Оставил ее одну в этой дурно пахнущей каюте и приказал не двигаться. И благосклонно дал ей целых два дня на решение, которое она уже и так приняла! Фрэнсис не могла дождаться, когда закончится их совместное путешествие и они расстанутся.

Чарльз обрадовался холодному ночному бризу, встретившему его на палубе. Он поспешил уйти от Фрэнсис, чтобы не совершить очередного безумства и не наброситься на нее. Она выглядела такой восхитительно беспомощной, он так желал ее… Ну разве не сумасшествие? Женщина больна, а он только и думает о том, как бы потешить свою плоть…

Разумеется, он обуздал свой звериный инстинкт и вел себя как джентльмен. Даже убирал за ней и отослал мальчиков, когда они отказались спать и слишком расшумелись. Но на самом деле ему вовсе не хотелось вести себя по-джентльменски!

Мысленно Чарльз срывал с нее одежды – одну за другой – и выбрасывал их на ветер. Он чувствовал ее теплые губы под своими губами, касался ее восхитительного тела… Теперь, когда он изложил ей свои условия и она отказалась принять их, непоколебимая ее верность представлялась ему недосягаемой путеводной звездой. Изумление, которое он ощутил на барже, когда они предавались любви, вернулось к нему, приводя его в смятение. Он вглядывался в черную воду, пытаясь совладать со своей неистовой потребностью обладать этой женщиной, которую знал всего лишь пять дней.

Чарльз убеждал себя прислушаться к голосу разума. Хотя Фрэнсис обладала многим из того, в чем он нуждался, и верность была ее главным достоинством, некоторые черты ее характера он переносил с трудом. Во-первых, она часто приводила его в бешенство своими идиотскими идеями. Кроме того, начинала злиться быстрее, чем любая другая женщина из тех, кого он знал. Неожиданные смены ее настроения просто выводили его из себя.

Но что делать с этой потребностью сорвать с нее одежду, которая возникает у него постоянно, независимо от времени и места? Дьявол ее возьми, как только Фрэнсис оказывается рядом, она превращает его в примитивнейшее существо!

Нет, с этим определенно нужно было срочно что-то делать.

Может быть, взять и уехать в Новый Свет? Все, что угодно, лишь бы избежать этих мук! Но беда в том, что расстаться с ней было выше его сил. И не только потому, что он хотел каждый день засыпать и просыпаться с ней в одной постели. Он нуждался в ее преданности, в ее доверии, и именно это мучило его больше всего. Ведь он поклялся себе, что никогда не позволит женщине пробудить в его душе какие бы то ни было чувства.

Чтобы избавиться от всех этих неразрешимых вопросов, Чарльз отправился искать капитана – и появился как раз вовремя, чтобы спасти беднягу. Пьер и Луи приставали к нему с того момента, как поднялись на борт. Вот и сейчас они висели на леерах и бомбардировали капитана вопросами.

– Убирайтесь отсюда, негодники! – приказал им Чарльз. – Мне нужно поговорить с капитаном. И не вздумайте беспокоить госпожу Фрэнсис. Она наконец-то отдыхает.

Чарльз предложил капитану доплыть с ними по Темзе до дворца Уайтхолл. Тот согласился за довольно значительную сумму денег, и Чарльз решил, что сдерет их с Джонатана: он считал, что его брат перед ним в неоплатном долгу.

Возвращаясь в каюту, Чарльз оглянулся и обнаружил, что маленькие негодники снова принялись атаковать капитана. Вот еще забота на его голову! А ведь он предлагал оставить их с Анной Роше. По его убеждению, коль скоро мальчики французы, они должны были оставаться во Франции. Но Фрэнсис заявила, что не может жить без них, и он вынужден был уступить.

Ну что ж, пусть будет так. В конце концов, нет худа без добра: их присутствие привязывает ее к нему. Да, он будет заботиться о ней и о ее подопечных, но потребует кое-что взамен. Она просто обязана будет обещать ему, что выполнит его условия!

Однако, когда Чарльз вошел в каюту, вся его решимость серьезно поговорить с Фрэнсис развеялась. Она лежала на койке бледная как полотно, и из ее слабой попытки улыбнуться ему ничего не получилось. Было ясно, что она чувствует себя еще хуже.

Чарльз наполнил таз свежей водой из кувшина.

– Позволь, я умою тебе лицо. Станет легче.

– Я могу сама это сделать.

– Нет. Это сделаю я.

Он присел на койку рядом с ней, намочил в тазу тряпку и осторожно обтер ее лицо.

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя приятные руки? – пробормотала Фрэнсис, закрывая глаза.

– Говорили. – Он положил прохладную влажную тряпку ей на лоб. – А тебе когда-нибудь говорили, что у тебя прекрасные волосы?

Она слабо улыбнулась.

– Мне очень жаль, но ты не первый. А кто-нибудь говорил тебе, что у тебя грудь как у быка?

– Довольно сомнительный комплимент, – усмехнулся Чарльз. – По всей видимости, ты чувствуешь себя лучше, если способна на такие наблюдения. Да, я припоминаю, что кто-то заметил, какая широкая у меня грудь. Хотя сравнение было куда приятнее. Кстати, насколько я помню, эти слова сопровождались прикосновениями… Ты не хочешь доставить себе такое удовольствие? Нет?

Он хмыкнул, когда она замотала головой, и отвел прядь волос, прилипшую к ее влажной щеке.

– А тебе кто-нибудь говорил, как ты очаровательна, когда посылаешь в полет свою соколиху? Ты выглядишь так, словно летишь вместе с ней, паря среди облаков.

Ее изящно изогнутые брови взметнулись вверх.

– Нет, – прошептала она. – Никто никогда мне не говорил такое.

Чарльз поздравил себя с маленькой победой и коснулся ее густых темных волос. С губ Фрэнсис сорвался легкий вздох, она снова прикрыла глаза и глубже зарылась в подушку.

– А знаешь, что я заметила? Пьер ни разу не выругался с тех пор, как мы отплыли.

Настроение у Чарльза тут же испортилось. Пьер не ругался при ней, вот и все.

– Это моя высокопарная декларация заставила тебя подумать о нем?

Фрэнсис открыла глаза и улыбнулась.

– Я все время думаю о мальчиках. Они мне как собственные дети.

– Но почему именно эти мальчишки, Фрэнсис? Я уверен, что ты могла бы найти где угодно множество хорошо воспитанных сирот, если уж ты так хочешь заботиться о ком-то. Почему именно эта пара оборванных, грязных воришек?

Она села и сердито посмотрела на него.

– Да, ты не скрываешь своих чувств… Так вот, я выбрала их потому, что они нуждаются во мне гораздо больше, чем любые другие сироты. Я не надеюсь, что ты поймешь меня – ведь когда ты был ребенком, тебя любили и окружали заботой.

Чарльз нахмурился.

– Мое детство тут ни при чем. Я задал тебе вполне безобидный вопрос. Разве я не могу получить такой же вежливый ответ?

Он не хотел давать волю раздражению, но оно пробилось в интонациях его голоса, в сердитом блеске глаз.

– Ты считаешь такие слова, как «оборванные» и «грязные», вежливыми?

Черт побери, ну почему они обязательно должны поссориться? Как раз в этот момент дверь распахнулась, и в каюту ввалились Пьер и Луи, избавив его от необходимости произносить обидные слова.

– Мы видели землю! – задыхаясь, выпалил Пьер. – Она совершенно белая, дьявол меня возьми!

– Я никогда не бывал за границей, – вмешался Луи, тоже ужасно взволнованный.

– Ну вот теперь побываете. А то, что вы увидели, это белые меловые скалы Дувра. – Фрэнсис тепло улыбалась им, а Чарльз подумал, что лучше бы эту улыбку она сберегла для него. – Но учтите: после того как мы высадимся на берег, мы должны немедленно ехать к Ее Величеству. И я надеюсь, что оба вы будете вести себя наилучшим образом. Никаких штучек вроде обрезания кошельков! Вы меня поняли?

– Минуточку, – вмешался Чарльз, которому этот разговор совсем не понравился. – Они же не могут поехать во дворец в таком виде. Да и в доме моей сестры не могут находиться, пока я не выкупаю их и не подстригу им волосы. Кроме того, я намерен сжечь их лохмотья. У Розалинды, наверное, найдется какая-нибудь одежда, в которую они смогут облачиться, пока я не куплю им новую. А до этого им нигде нельзя показываться.

– О, спасибо, спасибо! – К его изумлению, Фрэнсис вдруг обняла его за шею и крепко поцеловала. – Ты так великодушен! А я-то все ломала голову, как приобрести им новую одежду…

– Если уж делать что-то, то делать как следует, – пробормотал Чарльз, стараясь не показывать вида, как растрогала его ее благодарность.

И все-таки противоречивость этой женщины оставалась для него загадкой. Он столько раз за эти несколько дней спасал ей жизнь, но она ни разу не поблагодарила его. А стоило ему пообещать, что он купит новую одежду для ее уличных мальчишек, – и ее благодарности не было границ.

– Я знаю, что они тебе не нравятся. – Фрэнсис застенчиво погладила его руку. – И именно поэтому я так благодарна тебе за твою щедрость.

Чарльз поморщился: ему не понравилось, что она сказала это при мальчиках.

– С чего ты взяла, что они мне не нравятся? В конце концов, они спасли нас. Ты что же, считаешь, что только ты одна способна на благодарность?

Фрэнсис улыбнулась ему своей ослепительной улыбкой, и Чарльз понял, что она перехитрила его. Эта женщина заставила его сказать слова, которые он не хотел произносить.

– А сейчас вы оба должны поспать, – сказала она мальчикам. – Я тоже прилягу.

Чарльз с раздражением смотрел, как Фрэнсис суетится вокруг своих подопечных, устраивая им постели. А ведь только что и пошевелиться не могла! «Дело не в том, что они мне не нравятся, – внезапно подумал он. – Просто я хочу, чтобы она целиком принадлежала мне одному».

Впрочем, проблема с происхождением мальчиков была абсолютно реальной. Чарльз по-прежнему был твердо уверен, что переделать их невозможно. Мысль о том, что они могут причинить Фрэнсис боль или огорчить ее, снова рассердила его. А Луи как раз в этот момент вытер свой мокрый нос рукавом, продемонстрировав привычку, которую Чарльз больше всего ненавидел. Он тут же поклялся себе, что отучит Луи от этой дурной привычки. И переделает речь Пьера. Оказавшись в приличном обществе, этот маленький дикарь возбудится и сорвется в первый же момент. Чарльз был в этом уверен, хотя в присутствии Фрэнсис за все время их плавания Пьер действительно воздерживался от сильных выражений.

– Вот тебе носовой платок, – жестко сказал Чарльз, протягивая Луи свой платок.

– Зачем? – Худое треугольное лицо Луи выразило искреннее удивление.

Чарльзу очень захотелось стукнуть его как следует.

– Не строй из себя дурачка! Ты прекрасно знаешь, зачем он. Когда ты чувствуешь, что у тебя вот-вот потекут сопли или тебе хочется чихнуть, пользуйся носовым платком. А теперь сделай так, как я тебе говорю, и, если я увижу, что ты сморкаешься в рукав, я его оторву. И твой нос в придачу.

– Чарльз! – запротестовала Фрэнсис. – Разве можно так разговаривать с детьми?

– Если они остаются с нами, они должны научиться приличным манерам! – зарычал Чарльз, давая волю своему раздражению. – Когда я приказываю, они должны подчиняться. В противном случае я их выгоню. Понятно?

Он сердито взглянул на эту парочку, и у мальчишек хватило такта молча кивнуть в ответ.

– Если ты хочешь, чтобы они вели себя прилично, обращайся к ним по имени, – снова вмешалась Фрэнсис.

– А ты держись подальше, когда я воспитываю детей! Кстати, как ваши фамилии? – требовательно спросил он у мальчиков.

Они поспешно обменялись несколькими словами по-французски, и оба пожали плечами.

– У нас нет фамилий. Просто Пьер и Луи.

– Так вот, запомните: с сегодняшнего дня вы братья, Пьер и Луи Силлингтоны, – безапелляционно заявил Чарльз и строго посмотрел на Фрэнсис, давая понять, что ей тоже надлежит выполнять его распоряжение. – Произносится Сил-линг-тон. Повторите. – Он заставил их повторить фамилию несколько раз. – Они твои дальние родственники со стороны матери, – обратился он к Фрэнсис. – Мы осуществляем именно то, о чем я говорил настоятелю: забираем к себе осиротевших родственников.

Фрэнсис посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Это означает, что ты согласен сделать их своими приемными детьми?

– Черт подери, это означает, что они должны беспрекословно повиноваться мне!

Еще не успев договорить, Чарльз заметил, что произнес эти слова с интонациями своего отца. Черт побери, он оказался отцом, даже не будучи женатым! Его жизнь переворачивалась, и это ему совсем не нравилось.

– Как я счастлива, что ты согласился! – воскликнула Фрэнсис. – Я тебя недооценивала. Смогу я как-то отблагодарить тебя?

Глаза у нее так сияли от радости, что ему захотелось воспользоваться этим.

– Разумеется, сможешь. Давай договоримся: если я усыновляю мальчишек – ты соглашаешься на мои условия. – Он жестко улыбнулся, довольный тем, что на этот раз настала его очередь загнать ее в угол. Он выдвинул стул и уселся. – Мы высадимся на берег через три часа, так что ты знаешь, что должна сделать.

– Тс-с-с, – Фрэнсис махнула на него рукой. – Послушай-ка, о чем они говорят!

– Эх, жаль, что король Генрих удрал от герцога Гиза и покинул Париж, – обращаясь к Луи, сказал Пьер. – Сражения не было. А я-то надеялся на какую-нибудь военную добычу.

– Эй, послушайте! – прервал его Чарльз. – Не кажется ли вам, что не слишком благородно грабить людей, которые сражаются?

– Но король Филипп так и делает! – заспорил Луи. – Если это можно королю Испании, то почему нельзя нам?

Чарльз беспомощно оглянулся на Фрэнсис.

– Ты не можешь объяснить им, что так поступать не следует? И вообще, когда король Франции теряет контроль над своей столицей, это, по-моему, неподходящая тема для детских разговоров.

– Конечно, очень жаль, что им пришлось познакомиться так близко с политикой и с тем, как она сказывается на людях, – вздохнула Фрэнсис. – Но они правы: Испания мертвой хваткой держит Францию. А если испанский флот одержит победу в Англии, на Франции это тоже отразится. Испанцы еще больше усилят там свои позиции.

– Но Армада не одержит победу! Кстати, ты так и не сказала мне, когда она должна отплыть. Что говорила Анна Роше?

Чарльз спросил об этом просто на всякий случай. Фрэнсис упорно хранила свои тайны, и он вовсе не рассчитывал, что она будет откровенна с ним сейчас, тем более в присутствии мальчиков. Поэтому ее следующие слова оказались для него совершенно неожиданными.

– Адмирал, командующий Армадой, получил приказ отплыть девятого мая, – мрачно произнесла она. – Сегодня уже двенадцатое. Вот почему нам нужно торопиться в Лондон. Ее Величество должна призвать страну к оружию.

 

24

Фрэнсис чувствовала себя безумно усталой, когда присела в реверансе перед королевой Елизаветой Тюдор в ее личных апартаментах в Уайтхолле ранним утром на следующий день. Солнце едва всходило над горизонтом, и официально считалось, что королева, облаченная сейчас в простое утреннее платье, еще не вставала.

– Герцог Медина Сидония получил приказ отплыть из Лиссабона девятого мая с целью вторжения в Англию, – сказала Фрэнсис. – Сегодня тринадцатое мая, значит, скорее всего они уже отплыли. Ваше Величество, кроме этого, я привезла вам отчет герцога Медины Седония о состоянии Армады. Он был получен моим дядей прямо из Лиссабона.

Фрэнсис сняла с плеча свою сумку, открыла потайной карман и вытащила бумаги, которые с риском для жизни хранила пять трудных дней. От усталости у нее кружилась голова, когда она положила документы на колени королеве.

– О боже! – воскликнула королева, просматривая бумаги, и на лице ее отразилось удивление. – Здесь все подробности об испанском флоте! Названия кораблей и имена их командиров, тоннаж кораблей, количество канониров и орудийных стволов… Вы говорите, эти бумаги получены непосредственно из Лиссабона?

– Да, Ваше Величество. У моего дяди была налаженная сеть контактов, на которые можно положиться. После смерти дяди я взяла на себя доставку этих бумаг и привезла их непосредственно вам. А известие об отплытии Армады я получила только вчера.

– Ваш дядя оказал нам неоценимую услугу. Я вдвойне скорблю о его смерти. – Королева положила руку на плечо Фрэнсис. – Будь вы мужчиной, я наградила бы вас рыцарским званием. Но поскольку вы не мужчина, вопрос о награде мы обсудим позднее. А сейчас я должна созвать мой Тайный Совет. Рассел! Кари! Быстрее сюда!

Королева хлопнула в ладоши, и Фрэнсис вздрогнула от этого резкого звука и оттого, что в комнату влетели две фрейлины, взволнованные столь срочным вызовом своей госпожи.

– Рассел, как можно скорее вызовите сюда Уолсингема и Баргли! – скомандовала королева. – Пусть они ждут меня в зале заседаний Тайного Совета. Кари, выберите для меня какую-нибудь одежду попроще и вызовите горничных, чтобы они помогли мне. Поторапливайтесь. Мы не можем терять времени. Испанский флот уже отплыл.

Обе дамы поспешили к дверям, даже не присев в реверансе. Вся нация знала о претензиях Испании в отношении Англии, и теперь военная угроза обернулась действиями.

– Проклятый Филипп, – бормотала королева, складывая драгоценные документы. – Я должна была прислушаться к словам сэра Джона Хоукинса. Он советовал мне еще в прошлом декабре держать флот наготове, а я не сделала этого. А теперь вот оно, свершилось!

– Видимо, многое зависит от того, насколько быстро они доплывут до наших берегов? – робко спросила Фрэнсис.

– Конечно, моя дорогая. Надо молиться, чтобы погода им не благоприятствовала. Вы отлично справились со своей задачей, особенно учитывая столь трудные обстоятельства. Ваша верность заслуживает награды. Вы говорите, что посланец, доставивший вам эти известия, в безопасности?

– Ее зовут Анна Роше. Я рассталась с ней в Париже, Ваше Величество, и тогда она была в безопасности. Но я должна сообщить вам, что в посольстве сэра Эдварда есть предатель. Некий сэр Хэмфри Перкинс. Он замешан в убийстве моего дяди, и он же пытался помешать мне доставить вам эти донесения. А мой дядя всегда считал его своим другом…

– Проклятье! – воскликнула королева, прижимая бумаги к груди. – Я прикажу вызвать его домой либо арестовать, если он окажет сопротивление, как только закончу разговор с Тайным Советом. – Она вдруг с такой неожиданной силой хлопнула Фрэнсис по плечу, что та пошатнулась. – А вы молодчина, дитя мое. Говорите, вас доставил сюда мой главный сокольничий? Отлично. Его сестра накормит и приютит вас в своем городском доме. Я оставила бы вас здесь, в Уайтхолле, но у нас ужасно тесно. Идите пока к леди Уинфорд и отдохните там.

– С вашего позволения, Ваше Величество, – задержала ее Фрэнсис, когда королева пошла к дверям, – не могу ли я присутствовать на заседании Совета? Мой дядя умер ради этого дела, и я умоляю дать мне какое-нибудь поручение, которое способствовало бы гибели Армады. Я могла бы, например, работать с вашими почтовыми птицами, у меня большой опыт.

– Мы обычно не привлекаем девушек… – начала королева и добавила, заметив отчаянное выражение лица Фрэнсис: – Но вы можете сопровождать меня на заседание Совета. Вы действительно умеете обращаться с птицами?

– Не хуже вашего барона Милборна! – решительно заявила Фрэнсис, заставляя себя держаться независимо, несмотря на то что была близка к обмороку от усталости. – Может быть, даже лучше. Я годами занималась этим. Мой дядя подтвердил бы мое мастерство… будь он жив.

– Бедное дитя. – Королева покачала головой. – Я скажу лорду-адмиралу Хоуарду, чтобы он взял вас на службу, если таково ваше желание. Присядьте и подождите меня здесь.

Королева показала ей на кресло и исчезла в соседнем покое. Фрэнсис утонула в мягком кресле и принялась разглядывать богатую резьбу по дереву и обитые штофом стены личных апартаментов королевы. Напряжение последних дней и мучительное плавание через Ла-Манш давали о себе знать, в висках пульсировала боль, но отдыхать было еще рано. Ей вдруг страшно захотелось, чтобы Чарльз был сейчас рядом. Интересно, он сильно сердит на нее за то, что она не взяла его с собой? Судя по его напряженному лицу и холодному молчанию с того момента, как они прибыли во дворец, он просто в ярости. Не сказав ей ни слова, Чарльз сразу направился к клеткам с королевскими птицами в сопровождении Пьера и Луи. А что еще можно было ожидать от него? Что он станет тосковать под дверями королевских покоев, пока она будет разговаривать с Ее Величеством? Но ведь он наверняка считает, что она опять ущемляет его гордость!

Что и говорить, ни один мужчина не потерпел бы такого обращения со стороны женщины, не разозлившись. Нет, она не создана для того, чтобы быть его женой. А это значит, что, как только она отдохнет и будет готова двинуться в путь, они расстанутся. Она возьмет мальчиков и отправится в имение Морли.

Но прежде она должна получить от королевы назначение и убедиться, что в нужный момент ее вызовут. Интересно, когда кончится заседание, соблаговолит ли Чарльз устроить ее или ей придется самой искать городской дом его сестры? Как досадно, что в Лондоне ей больше негде остановиться!

Взглянув в окно, выходящее на восток, Фрэнсис увидела, как встает солнце, отражаясь в оконных стеклах, пока все они не засверкали, словно бриллианты. «Королева Англии, Уэльса и Ирландии сама подобна солнцу, – подумала она. – Лучи ее правления греют землю. Только бы тучи испанского шторма не закрыли это солнце!»

Вскоре Фрэнсис уже стояла возле королевы в богато обставленном кабинете, известном как Зал Тайного Совета. Спустя минуту появился самый старый министр.

– Ваше Величество, что случилось? – Уильям Сесиль, барон Баргли, первый лорд казначейства и главный советник, отдуваясь, поклонился королеве. – Хорошо, что я остался ночевать во дворце. Я спешил со всех ног.

– Испанский флот направляется к берегам Англии, – ответила Елизавета. – Армада получила приказ отплыть из Лиссабона девятого мая, и если им ничто не помешало, то они так и сделали. – Она обернулась к сэру Уолсингему, ее главному секретарю, который появился в дверях. – Входите, Уолсингем. Я уже послала извещение лорду Хоуарду в Плимут и вызвала сюда министров. Мы должны немедленно мобилизовать войска.

– Из каких источников поступили эти сведения? – спросил Уолсингем, словно надеясь, что страшные вести окажутся ошибочными. – Еще вчера ничего не было известно.

– Вот курьер. А вот бесценные документы, которые она доставила, поступившие непосредственно из Лиссабона.

Фрэнсис почувствовала руку королевы у себя на плече и шагнула вперед. Она снова объяснила, откуда у нее эти донесения и как ей удалось привезти их в Лондон. Баргли и Уолсингем страница за страницей просмотрели документы и были поражены деталями, которые в них содержались.

– У нас есть время, чтобы подготовиться, Ваше Величество, – заметил лорд Баргли. – Говорят, что в мае ожидается ненастная погода. А при том, что главные силы Испании составляют примерно сотню судов, у них будут трудности с высадкой на берег.

– Пока лишь дыхание ветерка предвещает шторм, – пробормотала королева. Ее черное платье зашуршало, когда она села за стол и обмакнула в чернильницу гусиное перо. – Лорд Хоуард возглавит наш флот на борту «Арк-Ройяля». Роли говорит, что это самый быстроходный корабль из тех, что он строил. Но нам дорога каждая минута, чтобы успеть обеспечить корабли снарядами и провизией. Баргли, сколько времени на это потребуется?

– Две недели. Быть может, немного больше, – заявил министр. – Во всяком случае, столько времени потребовалось прошлой осенью. Я полагаю, мы успеем, Ваше Величество. Не следует также забывать о том, что в каждом графстве сформированы отряды местного ополчения. Все они готовы драться за вашу корону.

– Однако уверены ли вы, мадемуазель, что это не ложная тревога? – прервал его Уолсингем, обращаясь к Фрэнсис. – Испанцы должны были отплыть еще в прошлом ноябре, но из этого плана ничего не вышло. А мы истратили кучу денег на военные приготовления, и все напрасно.

Фрэнсис бросилась отстаивать привезенные ею сведения:

– Я слышала, что двадцать пятого апреля в Лиссабоне отслужили большую мессу, освящая флаг экспедиции. В Париже все уверены, что испанский флот возьмет курс на Англию. Это не значит, что он отплывет точно в назначенный день: может помешать погода или иные обстоятельства. Но нет сомнений, что отплытие состоится. Таков приказ короля Филиппа.

– Разумнее всего предположить, что они уже плывут сюда, – оборвал спор Баргли и, сев за стол, тоже взял гусиное перо. – Я начинаю с приказа командующему в Дептфорде, чтобы они готовились. Войска в Дептфорде будут защищать Ваше Величество, если испанские войска под предводительством герцога Пармы, расположенные в Нидерландах, высадятся на английском берегу. Не приходится сомневаться, что Армада не станет штурмовать Англию одна.

– Пишите, – произнесла королева, и заметно было, как дрожь пробежала по ее телу.

Начали прибывать и другие члены Тайного Совета. Зал гудел от торопливых приветствий и возбужденных разговоров.

– Я знала, что испанцы нападут на нас, – шепнула Ее Величество Генри Стенли, графу Дерби, когда он склонился к ее руке. – Я чувствовала это каждой косточкой, Дерби! Филипп хочет устроить у меня в королевстве кровавую баню, но я брошу ему вызов. Клянусь, я это сделаю!

– Вы можете положиться на нас, Ваше Величество, – твердо заверил ее Дерби.

– В чем это на вас можно положиться? – спросил, входя в зал, граф Листер, самый близкий друг королевы.

– Роберт! – Елизавета бросилась ему навстречу. Несмотря на то что он старел и толстел, не говоря уже о его постыдной женитьбе на ее племяннице пять лет назад, королева позволяла графу Листеру многое из того, чего не позволяла никому. – Испанская Армада плывет к нам! – произнесла она с надрывом. – Мы только что получили это известие из абсолютно надежного источника.

– Дьявол их возьми! – выругался граф и по-отечески обнял Елизавету за плечи. – Я отправляюсь на юг, и лорд Хоуард со мной. Не сомневаюсь, что наш флот легко справится с их Армадой. Мы будем кружить, как коршуны, вокруг их глупых, неуклюжих галеонов! Разве я не говорил вам, Ваше Величество, что наш флот значительно превосходит испанский?

– Да, Роберт, говорили, – вздохнула королева и вернулась к своим бумагам. – И все-таки нам нужно как можно лучше подготовиться к сражению. Джентльмены, прошу всех сесть. Сесиль, какими деньгами располагает казначейство?

Фрэнсис поняла, что о ней забыли за этой лавиной дел. Она тихонько села на стул в углу и принялась слушать. Через несколько минут королева бросила на нее взгляд и сообщила Совету, что госпожа Фрэнсис Морли будет помогать королевскому сокольничему и лорду-адмиралу наладить связь на южном побережье, используя почтовых птиц. С этими словами королева кивнула Фрэнсис в знак того, что ей следует удалиться.

Работать с Чарльзом? Так вот какое задание придумала для нее Елизавета?! У Фрэнсис закружилась голова, она с трудом добралась до двери и вышла из зала. Тяжелая дубовая дверь захлопнулась, и она прислонилась к ней совершенно без сил. Теперь она не сможет освободиться от Чарльза бог знает сколько времени! Но отказаться выполнить королевский приказ тоже невозможно. Что же ей делать?!

– Итак, ты подольстилась к королеве и получила должность? – раздался насмешливый голос.

Подняв усталые глаза, Фрэнсис увидела Чарльза, который стоял у лестницы, ведущей в служебные помещения. По-видимому, он уже знал все, что произошло в Зале Тайного Совета.

Неторопливой походкой Чарльз подошел к ней и по-хозяйски положил руки ей на плечи. Он очень внимательно рассматривал ее лицо, и Фрэнсис почувствовала, что ее щеки начинают гореть.

– Тебя можно поздравить, Фрэнк: ты добилась своего.

Его насмешливый тон совершенно вывел Фрэнсис из себя.

– Ты не говорил мне, что ведаешь почтовыми птицами Ее Величества! – закричала она, вырываясь. – И вообще, откуда тебе все это известно?

– Я хозяин королевских птиц. Как ты думаешь, кто еще может ведать ими? – Он в первый раз нахмурился, давая понять, что действительно рассержен. – Кстати, могла бы и предупредить, что собираешься попроситься на эту службу. А что касается источника моих сведений, одна из фрейлин королевы принесла мне эту новость.

– Я так и знала! Они подслушивали у замочной скважины, поэтому так проворно вошли, когда Ее Величество позвала их. Но они не имели права передавать тебе наш разговор! – Фрэнсис сама не знала, кто разозлил ее больше – Чарльз или эти болтушки-фрейлины. – Интересно, все фрейлины королевы оказывают тебе такого рода услуги?

Она разгневанно взглянула на Чарльза и обнаружила, что его карие глаза смеются.

– Почти, – спокойно ответил он.

Фрэнсис тут же представила себе, как Чарльз предается любви с другой женщиной – или по очереди с целой стайкой женщин, – и почувствовала, как сердце у нее сжимается от ревности. Что с ней происходит? Она не желает выходить за него замуж, но что-то в ней начинает бунтовать при одной мысли о том, что она оставляет его другим женщинам! И как она сможет работать с почтовыми птицами, избегая Чарльза? Он опять поставил ее в совершенно невозможное положение! Фрэнсис показалось, что она сейчас упадет. Прикрыв глаза, она прислонилась к стене и тут же услышала встревоженный голос Чарльза:

– Тебе опять нехорошо? – Не обращая внимания на протесты, он крепко обнял ее. – Ну, вот что. Хватит! Ты доказала свою выносливость, явившись сюда после такого тяжелого путешествия, но сейчас ты отправишься в постель. В мою постель! Но не пугайся: сейчас я дам тебе поспать. А потом ты будешь со мной. И незачем больше спорить, дорогая моя жена.

– Я еще не твоя жена! – возмутилась Фрэнсис, пытаясь вырваться.

– Мы поговорим об этом позднее, – твердо сказал он и повел ее к лестнице. – А сейчас я отвезу тебя домой.

– Наверное, фрейлины королевы оказывают тебе и другие услуги? – не удержавшись, спросила Фрэнсис. – Я ничего не могу поделать с тем, что нравлюсь им.

– Можешь! – сердито пробормотала она и неожиданно для самой себя уткнулась лицом в его плечо.

Он ведет себя с нею так, словно она принадлежит ему, и при этом сотни женщин жаждут его благосклонного внимания! Разве можно все это вынести?!

 

25

Фрэнсис открыла глаза, и яркий солнечный свет ударил ей в лицо, превратив балдахин над кроватью в пылающее зарево. Еще не совсем проснувшись, Фрэнсис раздвинула прозрачную ткань и обрадовалась, увидев Ориану, сидящую на высоком шестке. Заметив, что ее хозяйка проснулась, птица взмахнула крыльями, стараясь обратить на себя внимание. Фрэнсис улыбнулась, потрепала соколиху по спине и снова откинулась на подушки.

Боже, как давно она не спала на чистых простынях! Бегство от испанцев, невероятные приключения в Париже, тяжелое плавание через Ла-Манш – все это медленно проплывало у нее в голове, пока она не вспомнила все.

Она лежит в постели Чарльза, и если он застанет ее здесь, то примется настойчиво играть на ее желаниях до тех пор, пока она не отдаст ему свое тело и не пообещает выйти за него замуж! Нужно поскорее встать и одеться.

Фрэнсис резко села на постели, откинула полог и тут же услышала знакомый голос:

– А я уж подумал, не проспишь ли ты весь день.

Она обернулась и увидела Чарльза, сидящего в дальнем конце комнаты. Его темные волосы влажными прядями падали на лоб, подбородок и щеки были чисто выбриты, бакенбарды аккуратно подстрижены. Все это свидетельствовало о том, что он только что принял ванну и воспользовался услугами цирюльника. Мягкая шелковая рубашка цвета сбитых сливок мягкими складками облегала его торс, подчеркивала мускулатуру. Он скрестил ноги, откинувшись на спинку кресла, голову слегка склонил набок, разглядывая Фрэнсис, и поражал своей мужской привлекательностью.

А она сидела в постели в ночном одеянии.

Фрэнсис осознала, что сидит перед ним в одной прозрачной ночной сорочке, и поспешно натянула покрывало до самого подбородка.

– Как давно ты здесь сидишь? – требовательно спросила она, инстинктивно поджав ноги и стараясь справиться с охватившим ее волнением.

– Около часа. Ты проспала время обеда. Как ты себя чувствуешь?

Теплые нотки в его голосе немного успокоили ее. Если он и сердит до сих пор, то хотя бы не подает вида.

– Много лучше, – отозвалась она, радуясь, что он не стал говорить ни о предстоящем замужестве, ни о почтовых птицах. – Как я выгляжу?

Чарльз критическим взором оглядел ее.

– Синяк на щеке уже почти незаметен, хотя волосы растрепаны как всегда. – Он ухмыльнулся, заметив, что Фрэнсис начала машинально приглаживать непокорные локоны. – Сейчас тебе совершенно необходимо хорошо поесть. Не вставай. Я принесу тебе в постель.

Чарльз поднялся с кресла с какой-то кошачьей грацией, которой Фрэнсис раньше не замечала и которая заставила ее вздрогнуть под покрывалом. Вскоре он уже устраивал поднос у нее на коленях и подтыкал подушки ей под спину. Потом он уселся на кровати рядом с Фрэнсис, попирая все ее представления о приличиях. В конце концов, они уже не прячутся от погони на старой барже, они находятся в доме его сестры! Фрэнсис совсем не хотелось, чтобы ее застали неодетой в постели Чарльза. Но, украдкой взглянув на него, она благоразумно решила не затевать новую ссору, а сначала как следует подкрепиться.

Чарльз наблюдал, как Фрэнсис поглощает овсяную кашу, политую кремом и медом, не забывая при этом то и дело отправлять в рот кроваво-красные вишни, лежащие на соседней тарелке. Все время, пока она спала, его раздражение ее поведением нарастало, так что он готов был взорваться. Но прежде чем он выскажет ей все, что думает о ее фокусах, пусть сначала поест.

– Никто не собирается отнимать у тебя пищу, – заметил он, наблюдая, с какой скоростью мелькает ее ложка. – Если будешь глотать не прожевывая, испортишь себе желудок.

Фрэнсис состроила одну из тех гримасок, которые приводили его в бешенство.

– Ты покормил Ориану? – спросила она.

– Покормил. Она съела цыпленка у меня с руки и, судя по всему, готова хоть завтра охотиться. Сегодня она слишком сыта.

Чарльз следил за тем, как Фрэнсис утоляет свой голод, и не мог оторвать от нее глаз. Облаченная в ночную сорочку его сестры, она казалась воплощением чистоты и целомудрия: белоснежные кружева оттеняли белоснежную кожу. В нем закипело страстное желание сорвать с нее покрывало, а затем и эту сорочку… Пришлось потрясти головой, чтобы отогнать наваждение.

– Когда ты насытишься, я прослежу, чтобы ты приняла ванну и вымыла голову, – бесцеремонно объявил он. – Я велел согреть полотенца, приготовить горячую воду и лавандовое мыло.

– Ты говоришь со мной так, словно я твоя новая игрушка, – нахмурилась Фрэнсис. – А я вовсе не твоя игрушка.

Чарльз сжал зубы, но возражать не стал. Очевидно, она права: темная волна вожделения, поднявшаяся в нем, разрушала все доводы рассудка. То, чего он боялся больше всего, свершилось – он впустил женщину в свою жизнь. И теперь приходилось бороться изо всех сил, чтобы обуздывать слепое вожделение, которое она будила в нем.

– Какие новости об испанцах? – спросила Фрэнсис, когда молчание стало слишком уж тягостным.

Этот вопрос снова напомнил ему о ее непозволительном поведении. Удовольствие, с которым он любовался ею, полуобнаженной, в постели, растаяло. Он встал, взял со столика листок бумаги и бросил его ей на колени.

– Ты не могла бы объяснить мне, что это такое? Но учти: объяснение должно быть исчерпывающим.

Фрэнсис взглянула на листок, и на лице ее появилось виноватое выражение. Когда же она посмотрела на Чарльза, глаза ее расширились от страха.

– Я пересекаю половину Франции, Ла-Манш, рискую своей жизнью ради твоей безопасности, а что делаешь ты? – закричал он, уже не сдерживаясь. – На следующий день после твоего появления в Лондоне все улицы оказываются обклеенными секретным, официальным докладом командующего Армадой испанскому королю! Теперь этот доклад обсуждают в каждой лавке, в каждой таверне, а мне ты не сказала ни слова о секретном документе, который таскала при себе все это время!

Фрэнсис опустила глаза и некоторое время молчала. Когда же она снова посмотрела на Чарльза, взгляд ее был холодным и строгим.

– Мне очень жаль, но я поступала так, как считала правильным, – невозмутимо сказала она.

– Что?! – взорвался он, не веря своим ушам. – Я, значит, еще не заслужил твоего доверия? Надо было, чтобы меня разрезали на мелкие кусочки ради тебя, только тогда ты изволила бы мне сказать, чем ты занимаешься? Неужели ты считаешь, что было бы хуже, если бы я знал обо всем?

– Безусловно, – чопорно отозвалась она, заставив его сжать кулаки, чтобы ненароком не убить ее. – Потому что в этом случае ты отнял бы у меня мою сумку и стал бы с таким тщанием охранять ее, что испанцы сразу же догадались бы, что в ней что-то ценное. А поскольку ее носила я, они думали, что в ней всякие женские мелочи. У меня и были там разные мелочи на случай, если они поинтересуются. Щетка для волос, носовой платочек… В конце концов, я ведь только женщина!

«Да уж, это весьма заметно», – подумал Чарльз, чувствуя, как все его тело напряглось от ее присутствия и это напряжение к тому же подогревается яростью. Очертания ее бедер под легким покрывалом будили в нем хищника, который видит добычу. Черт бы ее побрал, но Фрэнсис всегда творит с ним такое! Сначала разжигает в нем пламя, и он сгорает от желания овладеть ее телом, а потом провоцирует, пока он не разозлится.

– Ну вот что, моя дорогая. Запомни, что больше таких фокусов не будет, – холодно заявил Чарльз, полный решимости подчинить ее раньше, чем она подчинит его. – Отныне ты будешь вести себя как следует – тем более когда мы поженимся. Я настаиваю на этом, а в противном случае вынужден буду принять меры.

– Как следует?! – Фрэнсис выпрямилась, разозленная его приказным тоном. – В том, как я веду себя, нет ничего неприличного. Это ты зачем-то уложил меня в собственную постель, а теперь явился сюда и компрометируешь меня в глазах своей сестры. Вот это и в самом деле неприлично!

– Ты нарочно делаешь вид, что не понимаешь меня! – Чарльз наклонился над ней, чувствуя, что еще немного – и он сойдет с ума. – Я хочу, чтобы ты прекратила совершать безрассудные, рискованные поступки. И очень надеюсь, что теперь, когда ты выполнила волю своего дяди, у тебя не будет для этого поводов.

– А, Чарльз, ты здесь!

Дверь распахнулась, и в комнату вошла его сестра Розалинда. Она холодно глянула на него, явно недовольная тем, что находит его в спальне вместе с незамужней гостьей. Кроме того, она, вероятно, слышала, как они ссорятся, и это ей тоже не понравилось.

С породистым аристократическим лицом и короной густых каштановых волос, Розалинда выглядела очень привлекательной, но Чарльз с раздражением подумал, что внешность ее обманчива. Его сестре уже исполнилось тридцать пять, она была матерью троих детей, но по-прежнему бралась за дела, которые, по его мнению, должны делать мужчины. Он с неудовольствием осознал, что они с Фрэнсис очень похожи друг на друга. До сих пор это не приходило ему в голову.

– Очень рада видеть вас в своем доме, мисс Морли, – Розалинда приветливо улыбнулась гостье. – Я заглядывала к вам и раньше, но подумала, что лучше дать вам выспаться, поскольку… Но что это?! – Она оборвала себя на середине фразы, с ужасом глядя на Фрэнсис. – Дорогая, что случилось с вашим лицом?

– Это следы ухаживания наших друзей испанцев, – насмешливо ответил Чарльз. – У нас обоих было несколько не слишком приятных встреч с ними. Но больше они не будут доставлять нам беспокойства. Мы порвали с ними раз и навсегда.

– Чарльз! Это ужасно! – Розалинда обняла брата. – Я не представляла себе, что это путешествие может оказаться таким опасным для тебя. Я непременно пришлю для мисс Морли целебную мазь. Она поможет вам, дорогая. Я бы сама показала, как ею пользоваться, но, к сожалению, мне нужно отправиться в гавань. Мы ожидаем прибытия трех кораблей с грузом из Индии.

– Моя сестра взяла на себя заботу о благосостоянии семьи и очень любит свои обязанности, – язвительно объяснил Чарльз Фрэнсис.

– Ты сам занимаешься только тем, что тебе нравится, так что не тебе меня осуждать, – отпарировала Розалинда. – Мисс Морли, воду для ванны вам уже греют, пока мы здесь разговариваем. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь к миссис Фетиплейс, моей старшей горничной. Обедать мы садимся в семь вечера. А теперь, миленький братец, уходи отсюда и дай возможность этой бедной девушке принять ванну. Не позволяйте ему мучить вас, – добавила она, обращаясь к Фрэнсис. – Уверяю вас, он большой мастер по этой части. Младшие братья все таковы, но он был самым худшим из них.

Чарльз встал и дернул Розалинду за прядь волос, которая выбилась из пышной прически. Когда он был мальчиком, она командовала им, но с тех пор он научился обращаться с ней.

– Дорогая моя сестрица, мы с тобой не виделись целую неделю, я вернулся из полного опасностей путешествия, как ты сама изволила заметить. И что за прием я встречаю? Конечно, ты моя старшая сестра, но это еще не дает тебе права обращаться со мной как с сопливым мальчишкой.

– Ты говоришь так, словно мне сто лет, – проворчала Розалинда. – А на самом деле я не настолько уж старше. Ну вот, из-за тебя я потеряла свою шпильку.

– Иногда ты и ведешь себя так, словно тебе сто лет. – Чарльз нашел шпильку и заколол выпавшую прядь. – А теперь я покину вас, чтобы вы могли от души посплетничать. Но позднее мне нужно будет поговорить с тобой, Розалинда, – добавил он. – И с тобой тоже, Фрэнсис. Будь добра, не забывай то, что я тебе сказал.

Все время, пока Чарльз пикировался с сестрой, Фрэнсис сидела тихонько, как мышка, уставившись на них широко открытыми глазами в густых ресницах. Чарльз подумал, что, будучи единственным ребенком, она, наверное, не привыкла к словесным перепалкам взрослых родственников. Это напомнило ему о мальчишках, оставшихся на его попечении.

– Ты, вероятно, будешь рада узнать, что Пьер и Луи прекрасно отдохнули, – сообщил он ей, с отвращением вспоминая борьбу, которую ему пришлось с ними выдержать. Мальчики были поражены элегантностью этого городского дома и так возбудились, что ему пришлось насильно отвести их в спальню и удерживать там, пока наконец усталость не взяла верх и они не уснули. – Я их накормил, вымыл и вообще привел в порядок. Теперь они чуточку чище, чем были раньше.

– Совершенно верно, – вставила Розалинда. – Чарльз держал мальчиков, пока миссис Фетиплейс по очереди их отскребала. Я объявила им, что в моем доме не должно быть вшей и, если обнаружу хоть одну, они окажутся на улице. Но у них хватило смелости ответить, что они предпочитают оказаться на улице, наглые проходимцы! Где вы их отыскали, мисс Морли? Я удивилась, что их крики не помешали вашему сну. Можно было подумать, что их убивают, а не купают.

Чарльз воздел глаза к потолку, когда Розалинда углубилась в пространные описания того, как отмывали мальчиков, с упором на выдающуюся роль, которую в этом деле играл Чарльз. Он знал, что, раз уж его сестра увлеклась рассказом, останавливать ее бесполезно, и решил поскорее ретироваться.

Когда он спускался по мраморной лестнице, его мысли обратились к мастеру Дикону и Арктурусу. Как бы хотелось ему сейчас оказаться в компании своего любимого сокола и старика, научившего его всем тонкостям соколиной охоты! Но он не мог уехать в Дорсет без разрешения королевы.

Ему хотелось увидеть мастера Дикона еще и по другой причине: обсудить с ним собственное состояние и попросить совета. Может быть, мудрый старик объяснит ему, как получилось, что он изменил своей священной клятве – оставаться холостяком?

Но до поры до времени Чарльз отогнал эти мысли и отправился на розыски Джонатана. Ему было о чем поговорить с братом.

 

26

– А, Чарльз, ты вернулся!

Чарльз прищурил глаза, увидев своего брата, стоявшего посреди тренировочной площадки. После долгих поисков он обнаружил Джонатана в самой модной лондонской школе фехтования. Большая крытая арена гудела множеством мужских голосов, здесь шли поединки на шпагах и эспадронах.

– Ты совершенно прав: я вернулся. Но не благодаря тебе.

Джонатан в последний раз со свистом рассек воздух шпагой и, отступив назад, поклонился своему тренеру.

– Мастер Жильбер, мы продолжим наши занятия позже. Мой брат хочет поговорить со мной.

– Я бы предпочел сразиться с тобой! – выпалил Чарльз. – Я зол на тебя, Джонатан. Настолько зол, что готов выпустить из тебя кишки и вывесить их на городской площади.

– Не понимаю, чем ты недоволен, – нахмурился Джонатан. – Но если ты хочешь сразиться – изволь. Жильбер, рапиру моему брату! – Он пристально посмотрел на Чарльза и добавил: – С наконечником на острие. Тут кто-то, кажется, жаждет моей крови.

– Немного твоей крови выпустить сейчас не помешало бы, – пробормотал Чарльз, сбрасывая свой камзол.

Спустя несколько минут он уже кружился вокруг Джонатана, легко двигаясь по деревянному полу с рапирой наготове, и высматривал наилучший угол для атаки. Они были примерно одного роста, только Джонатан на восемь лет старше и, следовательно, опытнее. Однако и у Чарльза было припасено несколько хитрых трюков для такого случая, а кроме того, он знал, что его брат менее подвижен. Предвкушая удовлетворение, которое получит от поединка, Чарльз чувствовал, как кровь у него закипела.

– Что случилось с твоим лицом, братец? – неожиданно спросил Джонатан, когда они приплясывали друг перед другом.

Чарльз сделал резкий выпад, заставив Джонатана отступить, чтобы избежать укола его рапиры.

– Я наткнулся на кулак испанца. – Он постарался вложить в свои слова максимум сарказма. – А если быть точным, то на кулаки четырех испанцев. Может быть, ты все-таки объяснишь, почему ни о чем не предупредил меня?

Он нанес Джонатану удар слева, но Джонатан парировал его; их рапиры стукнулись друг о друга, и оба заняли прежние позиции.

– Наверное, я должен был сказать тебе, – согласился Джонатан. – Но я надеялся, что ты встретишь мисс Морли, вы быстро уедете вместе и все будет в порядке. Мне очень жаль, что все пошло не так, как я хотел, но я думаю, причина в том, что ты опять опоздал.

Чарльз снова бросился в яростную атаку, придя в бешенство оттого, что брат верно определил причину. Их рапиры схлестывались, Джонатан защищался от резких выпадов брата, но сам предпочитал не атаковать.

– Согласись, что все сложилось к лучшему, – примирительно сказал он. – Твое столкновение с испанцами дало возможность мисс Морли получить последнее послание. Вы вместе сработали прекрасно.

– Возможно, тут ты прав. Но если бы я знал заранее, что представляет собой мисс Морли и чего можно ожидать от испанцев, мне было бы значительно легче. Кстати, ты уже говорил с Ее Величеством?

– Разумеется. Пока ты спал, мой мальчик.

– В следующий раз, когда будешь посылать меня на опасное дело, будь осмотрителен до того, а не после!

Чарльз снова резко выбросил вперед рапиру, и Джонатан снова увернулся от удара.

– Если тебе это не нравится, подай на меня в суд, – поддразнил он брата, приплясывая вне досягаемости его рапиры.

– На судебный процесс уйдет слишком много времени. Я предпочитаю действовать немедленно, – парировал Чарльз, чувствуя, что его охватывает азарт атаки. – Я сейчас вспорю тебе твою нарядную сорочку!

Джонатан бросил быстрый взгляд на свою сорочку, очень изящно отделанную белыми кружевами по белому фону.

– Только не это! Маргарет своими собственными ручками сшила мне эту сорочку. Я ее очень люблю.

– Считай, что ее у тебя уже нет!

Нахмурившись, Чарльз бросился в новую атаку. Делая ложные выпады и отражая удары, он гнал своего брата по арене, сражаясь с невероятной энергией, чтобы выплеснуть свою злобу. Их схватка вызвала всеобщий интерес. Кое-кто даже начал заключать пари – когда в сражении участвовали братья Кавендиши, ставки всегда бывали высоки. Вокруг стоял шум, слышались выкрики, поощрявшие обоих дерущихся.

У Чарльза на лбу выступил пот. Он сделал ложный выпад, проскочил мимо Джонатана и, развернувшись, атаковал брата со спины. При этом он задел его сорочку, и, несмотря на тупой наконечник, рапира распорола ее по всей длине. Те, кто поддерживал Чарльза, разразились приветственными криками.

Чарльз опустил рапиру и шагнул назад, с досадой отметив, что не испытывает ни малейшего удовлетворения. Однако, несмотря на победу, гнев по-прежнему душил его. Но не драться же с собственным братом на настоящих боевых шпагах!

– Ну, теперь ты доволен? – Джонатан тоже остановился, тяжело дыша. – Ты погубил мою лучшую сорочку!

– Тебе повезло, что ты мой брат, – произнес Чарльз между двумя выдохами. – Иначе ты не отделался бы порванной сорочкой.

– Но и этого оказалось бы недостаточно, не так ли? – негромко спросил Джонатан.

Вопрос брата попал в цель, и Чарльз неожиданно ощутил такой прилив гнева, с которым не знал как справиться. Чем больше он старался унять его, тем сильнее он разгорался, пока не стал совершенно непереносим; и уже неважно было, насколько справедливо обвинял он брата. В конце концов Чарльз просто испугался и, нарочито небрежно подцепив острием рапиры край разорванной сорочки, показал ее толпе.

– Обрати внимание: я не дотронулся ни до тебя, ни до кружев. Очень тактично с моей стороны, не правда ли?

– Более чем тактично, – согласился Джонатан, но по взгляду его было видно, что он ни на мгновение не верит притворству брата. – Ты можешь обещать, что не убьешь меня, когда я отвернусь?

Чарльзу стало стыдно.

– Не убью, во всяком случае – до твоего нового гнусного поступка.

Чарльз почувствовал, что задыхается, и рванул ворот своей рубахи.

– Ну и характер у тебя! – покачал головой Джонатан.

– Просто мне надоело, что ты обращаешься со мной так, словно мне все еще восемь лет и я ничего не понимаю, – парировал Чарльз. – Ладно, я не собираюсь злиться на тебя бесконечно.

Джонатан пожал плечами и кивнул Жильберу, чтобы тот собрал рапиры. Потом он раздвинул толпу, сгрудившуюся, чтобы поздравить Чарльза, и повел брата в комнату для отдыха. Там Джонатан приказал слуге снять с него разорванную сорочку, а Чарльз отказался от помощи и сам стащил с себя пропотевшую рубаху. Им обоим подали по тазу с водой и по куску пахнущего мускусом мыла, чтобы смыть пот.

– Значит, ты собираешься жениться на Фрэнсис? – неожиданно спросил Джонатан, когда Чарльз уже склонился над тазом и закрыл глаза, готовясь умыть лицо.

Чарльз резко отшатнулся и изумленно взглянул на брата.

– С чего ты взял? И почему вообще ты всегда так настойчиво советуешь мне жениться? Послушай, а может быть, ты ради этого послал меня за ней в Париж?

– Нет, но я буду рад, если это случится. С тебя капает. Вытри подбородок.

Джонатан бросил ему полотенце, Чарльз поймал и яростно скомкал его.

– Будь ты проклят, Джонатан! Как ты можешь затевать против меня такой заговор?!

Джонатан кончил умываться, вытер лицо и теперь растирал свои широкие плечи полотенцем с видимым удовольствием. Потом он велел слуге принести ему свежую сорочку.

– Я не устраиваю заговоры. Просто я знаю, что ей здесь придется нелегко. Представь себе, придворные дамы вообразили, будто она добывает государственные секреты, занимаясь проституцией. Мне это представляется отвратительным, но слухи здесь при дворе распространяются, как бациллы чумы. Ей нужен человек, который защитит ее от этих колкостей.

– Ей нужен человек, который свяжет ее, увезет подальше и спрячет от всевозможных неприятностей, – произнес Чарльз, яростно вытирая лицо и отдуваясь с облегчением.

– По-моему, ты для этого очень подходишь, – заметил Джонатан.

– Ты забываешь, что я поклялся себе никогда не жениться!

Джонатан натянул сорочку и пожал плечами.

– Если ты воображаешь, будто должен хранить верность той шлюхе, что обретается на Карибских островах, то ты просто дурак, братец. Я слышал, что она уже вышла замуж за кого-то.

– Ты не знаешь Инес дель Кальвадос, – пробормотал Чарльз, вспоминая темные страсти Инес. Он растирал плечи полотенцем, желая заодно стереть и печальные воспоминания. – Она никогда не забывает о том, что ей принадлежало.

Он дотянулся до своей рубашки и вдруг почувствовал на плече руку брата. Этот жест выдавал симпатию, сочувствие и даже что-то большее.

– Возьми одну из моих чистых рубашек, – спокойно сказал Джонатан. – Твоя вся потная.

Чарльз задержал взгляд на его выглаженной белоснежной сорочке, стараясь не встречаться глазами с братом: ему было стыдно за свое вздорное поведение. В конце концов, у него с испанцами свои счеты, и он должен сам разобраться с ними.

И тем не менее его дух бунтовал. Как мог он добровольно связаться с этой цепью событий, которые теперь угрожают его душевному покою… даже его жизни?

– Ты не можешь всю жизнь прятаться от испанцев, – произнес Джонатан, словно читая его мысли. – Особенно теперь, когда Испания собирается напасть на Англию. У нас нет иного выхода, кроме как сражаться.

Он снова положил руку на плечо брата, и Чарльз почувствовал, что, несмотря на все их ссоры и разногласия, у него нет человека ближе, чем Джонатан.

– Скажи бога ради, как мне поступить с Фрэнсис? Оставить ее с Розалиндой в Уинфорд-Хаусе, пока меня не будет, или попросить Маргарет приютить ее?

– Значит, ты все-таки собираешься жениться на ней? – усмехнулся Джонатан.

Чарльз обернулся, чтобы глянуть в лицо брата, но тот улыбался так добродушно, что его настороженность мигом исчезла.

– Да, черт возьми! А что ты думаешь по этому поводу?

– Ты прекрасно знаешь, что я думаю. А что касается того, чтобы оставить ее в Лондоне… Разве она не поедет с тобой помогать с почтовыми птицами?

– Она не поедет! – решительно заявил Чарльз. – Она останется здесь – подальше от опасностей, которые могут угрожать ей.

Чарльзу показалось, что по лицу Джонатана снова промелькнула тень улыбки, но его следующий вопрос прозвучал вполне серьезно:

– Ты думаешь, она согласится остаться здесь, когда ты отправишься сражаться с Армадой?

– Она сделает то, что я ей прикажу!

Чарльза злило откровенно скептическое выражение лица Джонатана, который не спеша натягивал свой кожаный камзол с расшитой золотом грудью. Он поспешно надел свой простой камзол и направился к выходу.

– Куда ты идешь? – спросил Джонатан. – Может быть, прогуляемся вместе?

– Я хочу побыть в одиночестве, – буркнул Чарльз.

Он вышел из школы фехтования и оказался на залитой светом лондонской улице. Солнце светило ему прямо в глаза, заставляя щуриться. Скривившись, он надвинул шляпу на лоб и пошел на юг, к реке, раздраженно думая о том, как часто подтверждается простая истина, что судьба играет человеком.

Видит бог, он хотел только одного: чтобы его оставили в покое. Но обстоятельства складывались так, что выбора у него не было. Вопреки собственным желаниям, он вновь должен столкнуться с ненавистными испанцами и защищать свою страну и все, что ему дорого.

«А сможешь ли ты жить без Фрэнсис, когда уедешь?» – неожиданно спросил себя Чарльз и подумал, что едва ли. За те несколько коротких дней, которые они провели вместе, эта женщина целиком завладела им, и расстаться с ней будет очень тяжело.

Но что же все-таки заставляет его так страстно желать ее? Что вырвало его из оцепенения и вернуло к жизни?

Если быть честным с самим собой, приходилось признать, что правда ему известна. Его сводила с ума способность Фрэнсис пробуждать в нем те чувства, которые он решил навсегда изгнать из своей души. Собственная беспомощность угнетала Чарльза; он шагал по улице как слепой, не замечая прохожих, и знал только одно – он не хочет переживать все заново.

«Чистое волшебство…» Слова, которые когда-то произнесла Фрэнсис, вдруг зазвучали в его ушах, словно их принес ветер. Эти слова искушали его, но для того, чтобы понять их, нужно было подняться над обыденностью, а главное – снова обрести способность испытывать чувства. Иначе коснувшееся его волшебство будет всякий раз с дьявольской хитростью ускользать от него…

 

27

Какое все-таки блаженство – принять горячую ванну! Стоило Фрэнсис погрузиться в воду, тело сразу перестало болеть. Волосы она уже вымыла и завязала узлом на затылке. Теперь ей хотелось наслаждаться и ни о чем не думать, но тревожные мысли не оставляли.

Возвращение в Англию не сулило ей радости. Как она надеялась, что на родной земле обретет безопасность и все ее трудности исчезнут! А вместо этого их только прибавилось.

Угроза испанского нашествия нависла над страной; одни впали в панику, другие лихорадочно готовились к сражению, кое-кого опасность повергла в уныние. Фрэнсис мечтала только об одном: отдать все свои силы борьбе с ненавистным врагом. С испанцами у нее были собственные счеты.

Главная проблема сейчас заключалась в том, смогут ли они с Чарльзом вместе работать с почтовыми птицами. Ведь они только и делают, что ссорятся! А что, если она откажется выйти за него замуж? Он все-таки главный королевский сокольничий; вдруг Елизавета разгневается и лишит ее возможноcти служить?

Фрэнсис мучительно ломала голову над этими вопросами и не находила ответов. А может быть, плюнуть на все, уехать из Лондона в Морли и тем самым избежать всех сложностей? Если взять с собой Луи и Пьера, они втроем вернут старое имение к жизни.

Но тогда она не сможет принимать участие в битве с Армадой…

А между тем Фрэнсис была уверена, что принесла бы пользу своей стране. Ведь дядя столько рассказывал ей о расстановке сил в испанской армии! Он говорил, например, что адмирал, командующий Армадой, никогда не выходил в море и вообще человек не военный. Но больше всего ее дядю беспокоил герцог Парма, который командовал войсками короля Филиппа в Нидерландах.

– Парма – это тот человек, за которым нужен глаз да глаз, – говаривал дядя, грозя кому-то пальцем. – Запомни мои слова!

– Но ведь он ведет переговоры о мире с посланцами королевы, – возражала Фрэнсис. – Ты полагаешь, что он лжет?

– Я полагаю, что Филипп и его племянник Парма недолюбливают друг друга, – отвечал дядя. – Но время покажет.

Фрэнсис подсчитала, сколько дней обычно требуется, чтобы доплыть от Испании до Англии. Даже при самых благоприятных обстоятельствах такому большому флоту нужно не менее недели. Это означает, что у англичан еще есть время для того, чтобы подготовиться, но этого времени немного. Оставалось уповать на плохую погоду…

Нет, она все-таки не может позволить себе отказаться от участия в сражении и уехать в Морли!

– Госпожа, не добавить ли горячей воды?

Горничная Анна с чайником выглянула из-за деревянной ширмы, отделяющей ванну от комнаты.

– Это было бы прекрасно.

Фрэнсис с наслаждением вытянулась, положила руки на края роскошной ванны и предоставила Анне возможность трудиться над ее спиной. Прикрыв глаза, она вдыхала аромат лавандового мыла. Это напоминало ей зеленеющие поля под Парижем, покрытые цветами. Как любила она бегать там с Орианой! Отец и дядя Эдвард поддразнивали ее, говорили, что она ведет себя как дикарка, возвращаясь домой перепачканная, растрепанная, с Орианой на руке.

Однако они оба понимали ее и потому не препятствовали, когда она, завернув кусок хлеба с сыром в платок, исчезала на целый день. Ее птица расправляла крылья и устремлялась в небо, а Фрэнсис мчалась вслед за ней, испытывая невероятную любовь к парящей соколихе и радость от свободного бега.

А после нескольких дней такой свободы она усаживалась за письменный стол и переписывала документы для отца, когда он еще был жив, и потом для дяди. Он доверял ее умению молчать. Она не разгласила ни одной государственной тайны, и он знал, что вполне может положиться на нее.

Фрэнсис глубоко вздохнула, с удовольствием ощущая, как сильные умелые пальцы Анны растирают ее спину. Но вот мочалка выскользнула из руки Анны, и Фрэнсис глянула на эту руку… и увидела мужские пальцы, поросшие темными волосками.

– Чарльз! – воскликнула она и обернулась так резко, что вода выплеснулась из ванны. – Что ты делаешь?!

– Мою тебе спину, – невозмутимо ответил он.

– А где Анна?

– У нее устали руки, и я отправил ее вниз, чтобы она отдохнула.

Солнечный луч, падающий из окна, освещал лицо Чарльза, придавая ему совершенно ангельское выражение, хотя его цель сейчас вряд ли можно было назвать невинной. Под его спокойной внешностью Фрэнсис ощущала напряжение, в глазах Чарльза светилось желание, и она с досадой почувствовала, как тело ее откликается на его молчаливый призыв.

Чарльз провел мочалкой по ее груди, и Фрэнсис вздрогнула.

– Это вовсе не спина, – язвительно заметила она.

– Конечно. – Он смотрел на нее очень серьезно, почти мрачно, а потом, отбросив мочалку, положил ей на грудь ладонь. – Черт побери, на барже я не мог как следует разглядеть тебя. Ты очень красивая, Фрэнк…

Он принялся перекатывать между пальцами ее сосок, и Фрэнсис пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать от наслаждения. Желание становилось мучительным, но она знала, что не должна поддаваться ему. Иначе Чарльз окончательно подчинит ее своей воле, она согласится выйти за него замуж, и ее жизнь превратится в ад.

– Чарльз, прекрати! – Она попыталась отшвырнуть его руку, и вода забрызгала шелковый камзол. – Немедленно убирайся отсюда!

– Ненавижу, когда ты сердишься, но не могу не признать, что тебе это очень идет, – усмехнулся Чарльз.

Он явно не собирался выполнять ее приказание. Фрэнсис вдруг осознала, что сидит перед ним совершенно обнаженная, и поглубже погрузилась в воду.

– Я снова оболью тебя! – пригрозила она, отодвигаясь в дальний конец ванны, чтобы он не смог дотянуться до нее.

– Я не боюсь, – ответил Чарльз с какой-то дьявольской усмешкой.

– Я оболью тебя с ног до головы. Погибнет твой камзол. Он опустился на одно колено около ванны и театрально воскликнул:

– За один ваш взгляд, леди, я не пожалею ничего!

Фрэнсис постаралась взять себя в руки, чтобы голос ее звучал спокойно.

– Чарльз, неужели ты не понимаешь, что ведешь себя совершенно неприлично?

– Перестань, нам ли с тобой рассуждать о приличиях, когда мы столько пережили вместе? По-моему, неприлично после этого отказываться выйти за меня замуж.

– Я провела с тобой эти дни не по своей воле… – начала Фрэнсис, но договорить не успела.

Чарльз глубоко вздохнул, наклонился над ванной и, крепко схватив ее за плечи, прижался губами к ее губам.

Откликаясь на его молчаливое требование, она выпрямилась, пока не оказалась стоящей на коленях; теперь их ничто не разделяло, кроме воды и медного края ванны. От Чарльза замечательно пахло – корой тамариска, которой он, по-видимому, чистил зубы. Ошеломленная неожиданным вторжением его языка, Фрэнсис целиком растворилась в поцелуе, но Чарльзу этого было явно недостаточно. Он взял ее обеими руками за талию, поставил на ноги и крепко прижал к себе. Фрэнсис почувствовала, как слабеют у нее колени, и поняла, что, если он сейчас предложит ей лечь с ним в постель, она не сможет ему отказать.

– Я думаю, через два дня мы могли бы пожениться, – прошептал Чарльз, отрываясь от ее губ. – Завтра ты должна выбрать себе подвенечное платье.

У Фрэнсис перехватило дыхание. Как, уже через два дня?! Но разве она готова выйти за него замуж? Да, ее тело жаждало этого, она сейчас казалась себе похожей на созревшую гроздь винограда, готовую лопнуть под солнечными лучами. Но разум ее отказывался верить в возможность жить в гармонии с Чарльзом. «Наверное, он и сам не слишком верит в это, если так торопит меня», – с грустью подумала она.

Обвенчаться через два дня! Давние воспоминания внезапно нахлынули на нее, оживив былые страхи. Когда-то Антуан обещал ей жениться и затащил ее в постель. А спустя два месяца она стояла в пахнущей фимиамом церкви – невеста без жениха, обманутая и жалкая…

«Никогда больше я не поверю мужчине!» – в течение трех лет она повторяла эти слова каждый вечер, как молитву.

Все это мгновенно промелькнуло в голове Фрэнсис. Охваченная неожиданной паникой, она изо всех сил оттолкнула Чарльза, но при этом сама потеряла равновесие и упала прямо на деревянную ширму. Плечо пронзила острая боль; Фрэнсис лежала голая на этой проклятой ширме и удивлялась, почему Чарльз не смеется над ней. Но, оглядевшись, она с ужасом обнаружила, что он сидит на полу и держится за голову. Оказывается, ширма сложилась и ударила его противоположным концом.

– Ну почему каждый раз, когда я хочу затащить тебя в постель, что-нибудь происходит? – сердито бормотал Чарльз, ощупывая голову. – В первый раз испанцы избили меня до полусмерти, теперь на меня свалилась ширма… Может быть, ты все это подстроила?

Он подозрительно посмотрел на нее.

– Чарльз, мне так жаль! – Она протянула к нему руку, но вспомнила, что совершенно обнажена, и поспешно накинула на себя полотенце. – Дай-ка я посмотрю. Тебя ударило по старой ране?

– Я уж и не знаю, где кончаются старые раны и начинаются новые.

Судя по всему, ему сильно досталось. Он выглядел смущенным и обескураженным. Фрэнсис, осторожно поднявшись, взяла с постели чистый халат, накинула его на себя и направилась к кувшину с водой.

– Я налью тебе глоток воды. – Фрэнсис взяла со стола кувшин. – Это поможет.

– Пожалуй, на сегодня с меня достаточно воды. И не говори, что ты меня предупреждала. – Он пошатываясь встал на ноги, выпрямился и взялся рукой за голову. – Сейчас я должен прилечь. В другой комнате. А пока я буду отдыхать, ты продумай, что тебе нужно для свадьбы. И никаких возражений!

Фрэнсис обрадовалась отсрочке и сочла за благо не спорить с ним сейчас. Чарльз снова подозрительно взглянул на нее, очевидно, не слишком доверяя ее кротости. Все еще держась за голову, он натужно улыбнулся ей.

– Кстати, пока я не забыл, завтра вечером королева приглашает нас к себе на бал. Будет самое избранное общество, так что мы должны гордиться этим приглашением.

Меньше всего Фрэнсис хотелось появляться при дворе, где ее будут разглядывать все эти аристократы и многочисленные женщины Чарльза.

– Но мне нечего надеть для приема во дворце, – запротестовала она, придя в ужас от такой перспективы.

– Розалинда позаботится, чтобы ты была достойно одета. Нельзя не подчиняться распоряжению Ее Величества. Между прочим, королева намерена объявить там о нашем бракосочетании.

– То есть как?!

Эта новость ошеломила Фрэнсис. Каким образом королева оказалась вовлечена в планы Чарльза? Да еще собирается сообщать о них толпе незнакомых людей! Фрэнсис просто сжалась от страха.

– На случай, если ты не понимаешь, объясняю: королева хочет наградить тебя за твою верность баронским титулом.

– И избрала мне в мужья тебя? Но почему…

– Я не могу сейчас ни о чем больше говорить, Фрэнсис. – Он махнул рукой, желая прекратить спор. – У меня дьявольски болит голова.

Чарльз ушел, а Фрэнсис начала одеваться, продолжая размышлять над его словами. «Что, если идея женитьбы Чарльза принадлежит королеве?» – разочарованно думала она.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату с пронзительными воплями ворвались двое мальчишек, которых Фрэнсис с трудом узнала, настолько они были чистыми и хорошо одетыми.

– Фрэнк! – закричал один из них. – Тебе лучше! Провалиться мне на месте!

– Ну, чем мы не щеголи? – пытался перекричать его другой.

Они бросились к ней, и Фрэнсис со смехом обняла обоих.

– Да, я вижу, тебя подстригли. – Она, улыбаясь, погладила Пьера по волосам. – Тебе это очень идет. А ты, Луи, выглядишь совсем взрослым в этом камзоле. Так что не делай вид, что он тебе жмет. А какие нарядные рубашки! Вы у меня просто красавцы.

Радуясь тому, как выглядят ее мальчики в чистой одежде, Фрэнсис еще немного полюбовалась ими, потом оглянулась и обнаружила, что Анна оставила у нее на столе поднос с нарезанным пирогом и элем. Она усадила мальчиков за стол, поставила перед ними по тарелке и положила каждому на колени салфетку. Глядя, как они с удовольствием уплетают пирог, она понемногу успокаивалась.

В конце концов, Чарльз предложил ей выйти за него замуж до того, как королева узнала о ее существовании. Значит, он сам захотел этого. Но почему?

«Чистое волшебство…» – всплыли в ее сознании собственные слова, и Фрэнсис поняла, что единственное их спасение – в этом волшебстве. Он разбудил в ней его, но сумеет ли она научиться вызывать в нем подобное волшебство?..

Пьер поглощал пирог с необыкновенной быстротой, но при этом всячески старался вести себя прилично. Впрочем, к салфетке, которую она положила ему на колени, он так и не прикоснулся. Теперь, когда его темные волосы были подстрижены надо лбом и открывали цыганские черные глаза, личико Пьера казалось по-детски невинным.

Что касается Луи, то он, наоборот, выглядел старше оттого, что срезали его густые каштановые волосы. В новом камзоле и белоснежной рубашке он выглядел как настоящий маленький джентльмен.

Фрэнсис вдруг подумала, что, если ей удалось изменить жизнь двух этих парнишек, выросших в нищете, быть может, она окажется столь же удачливой с Чарльзом? Она чувствовала, что готова пойти ради этого на любой риск, потому что…

Фрэнсис проглотила комок в горле и впервые призналась себе, что так же, как она любит этих парнишек, она любит Чарльза Кавендиша – любит с тех самых пор, когда встретила его на болоте.

 

28

– Я, кажется, говорила тебе, что совсем не хочу идти на бал к королеве и, уж во всяком случае, не собираюсь надевать это чудовищное платье.

Чарльз тяжело вздохнул. Он привел Фрэнсис в гардеробную своей сестры, полагая, что она получит удовольствие, отбирая туалет для праздника. Но, как обычно, его дикая птица отказалась вести себя, как ведут себя птицы домашние, и с презрением отвергла все то, что так нравилось другим женщинам.

Черт возьми, ей слишком долго разрешали жить по своей воле! Но он не намерен потакать ее капризам. Если она в ближайшее время станет баронессой Милборн, ей придется выполнять светские обязанности.

Чарльз взглянул на отвергнутое Фрэнсис платье с фижмами и корсет из китового уса. Туалет этот действительно выглядел нелепым, неуклюжим и тяжелым, но требования моды строги. Она должна одеться так, как положено на королевских балах. Там будут присутствовать самые влиятельные особы; к тому же нервы у всех напряжены, поскольку английский флот готовится к сражению. Сегодня утром, правда, пришло известие о том, что испанская Армада еще не отплыла из Лиссабона, но все равно теперь это лишь вопрос времени.

Чарльз не хотел, чтобы Фрэнсис рвали на части дворцовые сплетники и сплетницы. Он знал, что люди бывают бессердечными и жестокими к тем, кто не похож на них.

– Все придворные дамы носят испанские юбки с фижмами, – пояснил он самым рассудительным тоном, на какой был способен. – Это новая мода, они считают ее прекрасной.

– Только испанцы способны придумать такое. Это же пытка для женщины, а не удовольствие!

– И все-таки тебе придется привыкнуть.

Фрэнсис злобно посмотрела на него и была в этот момент похожа на птицу, у которой хотят отнять добычу.

– Я никогда к этому не привыкну! – отрезала она. – Если все они – глупые овцы, из-за отсутствия собственных мозгов следующие за вожаком, то я не желаю, чтобы они принимали меня в свое общество. Хочешь иметь такую женщину – женись на ком-нибудь из стаи своих поклонниц. Ты ведь уже проверил всех их в постели? Остается только выбрать ту, которая понравилась тебе больше остальных.

Чарльз возвел глаза к небу и чуть было не выругался вслух. Выходит, она слышала о его прошлых похождениях. Интересно, многое ли она знает? С того момента, как они вернулись, он не прикасался ни к одной женщине, но, если сказать об этом Фрэнсис, она скорее всего не поверит ему…

У него по-прежнему болела голова, настроение тоже было неважное. Ему вовсе не хотелось иметь жену, которая будет спорить с ним по любому поводу и отказываться повиноваться. Он не намерен всякий раз упрашивать ее или обманывать, чтобы добиться своего.

Нет, черт возьми, видимо, они и в самом деле не подходят друг другу! Однако отказаться от Фрэнсис он не мог – это тоже было ему совершенно ясно. Так что же делать? Удивительно: он обладал бесконечным терпением в вопросах военной стратегии, но в том, что касалось Фрэнсис, его терпение иссякало мгновенно.

На память ему внезапно пришли слова настоятеля монастыря августинцев. Он говорил, что Фрэнсис отличается от всех женщин и будет отказываться принимать пищу из его рук, предпочитая летать свободной.

– Сама выбери, что надеть сегодня вечером, – угрюмо сказал Чарльз, показывая на яркие шелка и бархат, разбросанные по всей комнате и выглядывающие из сундуков и шкафов. – Я не буду тебе ничего советовать. Возьми то, что тебе нравится.

Скептическое выражение лица Фрэнсис чуть было снова не вывело его из себя. Выходит, она ему не доверяет? Впрочем, когда диких птиц ловят, они клюют руку, протягивающую им пищу, и упорно отказываются привыкнуть к новому хозяину.

– Ты уверен, что сможешь удержаться? – насмешливо спросила она. – Ты не будешь настаивать, чтобы я надела один из тех железных корсетов, которые только и ждут, как бы сломать чьи-нибудь ребра?

– Сомневаюсь, что моя сестра держит такие корсеты, и я ни на чем не настаиваю. – Чарльз поднял обе руки в знак того, что сдается. – Если тебе нравится, можешь отправиться на бал вообще голой, хотя я бы тебе не советовал: мужчины будут досаждать тебе всю ночь.

– Хорошо. – Она встала и важно кивнула ему. – Оставь меня, и я решу, что мне надеть.

Чарльз все-таки вышел из себя – его разозлило, что она отсылает его, как ребенка, чье мнение никого не интересует. Чтобы показать, кто здесь хозяин, он схватил Фрэнсис за гибкую талию и нашел ее губы. Но она осталась холодна и никак не откликнулась на его поцелуй, что разъярило его еще больше.

Хлопнув дверью, Чарльз выскочил из комнаты и, чтобы справиться с раздражением, пошел на задний двор, где располагались клетки с ловчими птицами, принадлежащими его зятю. Общение с соколами всегда действовало на него умиротворяюще – недаром он привык обсуждать свои проблемы с Арктурусом. Поскольку Арктуруса здесь не было, он обратился к самому старому соколу графа, царственной птице, сидевшей на своем насесте с закрытыми глазами.

– Ты только представь, что вытворяет эта женщина! В течение многих лет у нее было маловато денег на наряды. Я хотел порадовать ее, завалить этими шелками, зная, как женщины любят их. И что же? Она отказывается. Да еще объясняет мне, что женщины, которым нравятся тряпки, просто-напросто овцы!

Птица открыла один глаз и серьезно, не моргая, посмотрела на него, словно и вправду интересуясь его историей.

– Ладно, ладно, не совсем так. Это относилось не ко всем туалетам, а только к фижмам.

Чарльз погладил птицу по спинке и подумал, что трудность с туалетами – не самая главная трудность в его жизни. Ему еще повезло, что Фрэнсис согласилась вообще поехать на бал. Даже если ей захочется надеть свою старую блузку, она хотя бы будет там присутствовать.

Гораздо больше его волновало, как Фрэнсис станет вести себя в изысканном обществе. Не выкинет ли она что-нибудь необычное, особенно если почувствует недоброжелательное к себе отношение?

– Милорд, – прервал его раздумья чей-то голос, – мне очень жаль беспокоить вас, но нам нужна ваша помощь в птичнике Уайтхолла.

Чарльз обернулся и увидел своего помощника.

– Роберт, я и не слышал, как ты подошел. Что случилось?

– Любимый королевский сокол попал в беду. Пожалуйста, поспешите, милорд.

Чарльз вскочил на ноги, приказал оседлать лошадь и поскакал в Уайтхолл, только по дороге вспомнив, что следовало бы предупредить Фрэнсис. Впрочем, он не сомневался, что вернется вовремя, чтобы сопровождать ее на бал. Ей даже необязательно знать, что он уехал.

По дороге во дворец в его голове вновь и вновь возникала одна и та же мысль. Однажды он уже позволил чувству, именуемому любовью, завладеть им и управлять его разумом. Но больше он этого не допустит. Все эти расслабляющие чувства, которые превращают человека в безвольную тряпку, следует оставить женщинам. Да, он хочет жениться на Фрэнсис и обладать ею, но не собирается влюбляться в нее.

– Барон Милборн, вы опять опаздываете! – такими словами встретила его Фрэнсис, когда через несколько часов он вернулся в дом своей сестры. – Где вы пропадали, хотела бы я знать?

Со скрещенными на груди руками, нетерпеливо постукивая ножкой в мягкой туфле, она гневно смотрела на него с верхней ступеньки лестницы.

– Я буду готов через пять минут.

Чарльз прошел мимо нее в свою комнату, с трудом сдерживая раздражение, но злился на этот раз на себя. Неудовольствие Фрэнсис можно было понять. Углубившись в свою работу, он начисто забыл о бале и, очевидно, не вспомнил бы о нем, если бы его помощник, вернувшись с ужина, не начал рассказывать о том, какие нарядные гости собираются в банкетном зале королевы. Проклятье! Чарльз бросился в Уинфорд-Хаус, ожидая увидеть там разъяренную Фрэнсис.

Она действительно была разъярена и довольно бесцеремонно последовала за ним в его комнату.

– Мало того, что я согласилась поехать на это дурацкое сборище, так теперь мы к тому же опаздываем и все будут глазеть на нас! – набросилась она на него, как только за ним закрылась дверь. – А я ненавижу, когда на меня глазеют! Ненавижу даже больше, чем всю эту мишуру. И больше… чем надевать летом туфли, вместо того чтобы бегать босиком.

Это ее сравнение чуть было не заставило Чарльза улыбнуться, но он сдержался и только покосился на низкий вырез ее платья.

– Я должен был поехать во дворец, – проворчал он. – Сломанное крыло не могло ждать.

Стоило ему упомянуть о беде, случившейся с птицей, ее гнев моментально сменился озабоченностью.

– Сломанное крыло?! Боже мой! С кем же это случилось?

– С самым любимым королевским соколом. Я выправил крыло, но это потребовало времени.

– Спасибо небесам, что ты хорошо умеешь обращаться с птицами. Нет ничего хуже перелома основания крыла. Кстати, граф и твоя сестра уже уехали на бал. Они прислали карету обратно за нами, но, поскольку мы все равно опоздали, может быть, лучше остаться дома?

Чарльз покачал головой.

– Королева рассердится, мы не можем так рисковать. То, что мы опаздываем, уже плохо, но тут целиком моя вина, и я приношу тебе свои извинения.

Он извинился! Фрэнсис не могла поверить своим ушам, но вся ее злость мгновенно испарилась.

– Что же ты ничего не скажешь о моем платье? – Она покружилась перед ним, отчего ее пышные юбки взлетели и опустились с легким шуршанием. – Я не очень смахиваю на чучело?

Чарльз внимательно осмотрел ее.

– Гм-м-м.

Она выглядела ослепительно, как весна, но он заставил ее пережить минуту сомнения, сложив руки на груди и слегка склонив голову набок, словно решая, достаточно ли она хороша.

Перед его глазами возник образ пленительной лесной нимфы, которую он впервые увидел в Дорсете. Она выбрала шелковое платье неяркого зеленого цвета, которое шевелилось и шуршало при каждом ее движении. Чарльз заподозрил, что она обошлась без фижм – мягкая прокладка вокруг бедер поддерживала оборки и образовывала похожее на колокол облако. Шелковые нижние юбки выглядывали из-под подола, как зеленая поросль из-под деревьев, приоткрывая вышитые шелком голубые левкои.

Бархатный лиф платья был такого глубокого зеленого цвета, что напомнил Чарльзу листья старого дуба, обрамленные золотом. Поблескивающая на свету вышивка подчеркивала волшебную прелесть фигуры Фрэнсис. Лиф облегал холмики ее грудей и гибкую талию плотно, как перчатка. Вырез был таким низким, что Чарльз с трудом удержался от соблазна прижаться губами к ее груди.

Чарльз так ничего и не сказал, но Фрэнсис по его глазам поняла, какое впечатление произвел ее наряд, и улыбнулась.

– Пожалуйста, посмотри на мои волосы, – потребовала она. – Ты настаивал, чтобы я заплела их. Соответствует ли моя прическа вашим меркам, господин барон?

Косы Фрэнсис с вплетенными в них золотыми лентами были уложены вокруг головы. Когда она двигалась, ее волосы сверкали при свете свечей, а на лбу красовалась золотая диадема, украшенная одним-единственным изумрудом под цвет глаз. Диадему венчали два белоснежных журавлиных пера, как у сказочных королев-фей.

– Одежда женщины выглядит лучше всего, когда усиливает желание мужчины снять эту одежду, – наконец изрек Чарльз и с удовлетворением отметил, что ее губы сложились в улыбку. Только тогда он заметил, что она подкрасила их поблескивающей помадой. Неудивительно, что эти розовые губы так возбуждали его…

– Почему бы тебе не спуститься вниз? Мне нужно умыться и переодеться, – хрипло сказал Чарльз, понимая, что еще немного – и он просто-напросто набросится на нее. – Через несколько минут я тебя догоню.

– Так, значит, я выгляжу надлежащим образом?

– Ты необыкновенна! Кавалеры будут затаскивать тебя в альковы и под лестницы, чтобы выпросить поцелуй. А кто-то может действовать и без спроса, так что будь осторожна.

– Только кавалеры? А ты?

Фрэнсис насмешливо посмотрела на него, и Чарльз вдруг почувствовал, что штаны стали ему тесны.

– Иди же скорее, – проворчал он. – Мы и так сильно опаздываем.

Оставшись один, Чарльз сумел справиться с напряжением, умылся и переоделся. Однако, когда он помог Фрэнсис усесться в карету, вожделение снова овладело им. Лукавые взгляды, которые она бросала на него, говорили о том, что она видит его страдания. Фрэнсис умышленно дразнила его и от души радовалась этой игре. Чарльз подумал, что в юности ей, видимо, было отпущено маловато времени для веселого девичьего флирта.

Ладно, пока она кокетничает с ним, это неопасно. Но на балу у королевы будет множество светских развратников и болтливых сплетниц, с которыми следует соблюдать осторожность.

– Фрэнсис, – сказал он, когда карета выехала за ворота Уинфорд-Хауса и повернула на улицу Стренд. – Я хочу предупредить тебя. Над нашей страной нависла угроза испанского вторжения; мужчины готовы сражаться, женщины нервничают. Ты не должна давать повода для того, чтобы развязались злые языки.

Ее глаза сразу стали холодными.

– Ты не уверен, что я буду вести себя как надо?

Чарльз прикусил язык. Разумеется, ей не могло понравиться, что он не вполне доверяет ей и не знает, как она будет вести себя в светском обществе. Впрочем, у него для этого есть основания. Раз она отказалась одеваться как все, то, вероятно, не пожелает и вести себя как все.

– Просто я не хочу, чтобы тебя обидели, – объяснил он. – Не обращай внимания, если услышишь что-то неприятное. Некоторые люди прикрывают свой страх наигранной веселостью, другие распускают сплетни. Через несколько дней наше королевство подвергнется мощному нападению испанцев. Никто не знает, чем все это кончится, и любое случайно брошенное слово или действие могут вызвать взрыв.

– Ты боишься, что сплетни обо мне будут справедливы?

– Ну, положим, мужчины наверняка придут от тебя в восторг, а вот женщины…

– По-моему, королеве я понравилась, – нахмурилась Фрэнсис.

– Это естественно. Ты оказала весьма ценную услугу ей и всей стране. Но при дворе задают тон фрейлины, а они, я думаю, не разделяют этих чувств.

– Я не буду бросать им вызов, не буду дразнить их. Ты, кажется, сказал, что я «необыкновеная»… Ведь ты употребил именно это слово?

Она, конечно, была необыкновенной, но в данном случае это не сулило ничего хорошего. Чарльз знал, что Фрэнсис бросит им вызов одним своим присутствием: ведь из них всех он именно ее выбрал в жены!

Она излучала какую-то особую ауру, которая привлекает мужчин, как охотничьих птиц – добыча. Но женщины возненавидят ее за это, а он не хочет, чтобы она испытала новые страдания. Фрэнсис не была девственницей, однако сумела сохранить душевную чистоту, которой сияют ее глаза, когда свет фонаря через окно кареты падает ей на лицо. Но хватит ли у нее мужества противостоять опытным и искушенным придворным дамам?

– Закрой свои уши и ничего не слушай, – посоветовал Чарльз, отодвигаясь в угол кареты.

Он сделал все, что мог, чтобы защитить ее от испанцев. Очевидно, ему придется снова защищать ее, но никто не может уберечь человека от клеветы.

 

29

Позднее Фрэнсис повторяла про себя совет Чарльза, стоя в уединенной нише в большом банкетном зале королевы. Только теперь она поняла, насколько важен был этот совет. Чарльз отправился за бокалом вина для нее, скоро она потеряла его из вида в толпе, заполнившей помещение, и оказалась одна на королевском балу, отданная на растерзание сплетничающим волчицам.

Две дамы прошли мимо Фрэнсис, задев ее своими широкими шелковыми юбками, но не подумали извиниться. Во взглядах, которыми они смерили ее, сквозила ненависть.

Фрэнсис ощутила большое желание выпустить свои когти и наброситься на них, но ограничилась тем, что тоже бросила им вслед убийственный взгляд. Высокомерные шлюхи! Когда она была представлена им в присутствии королевы, они вежливо приветствовали ее, а теперь же, когда их никто не видел, постарались оскорбить ее.

Она нервно сжимала в руке платочек и мечтала только об одном – чтобы этот бал поскорее кончился. Она всегда плохо себя чувствовала в закрытых помещениях, битком набитых людьми. А тут еще обнаружила, что танцы, которым она была когда-то обучена, здесь, в Англии, танцуют теперь совершенно иначе. К тому же голова у нее раскалывалась от яркого света и оттого, что она постоянно ловила на себе недоброжелательные взгляды.

Но вершиной пытки оказался тот момент, когда королева призвала всех к вниманию. Музыка замолчала, зал притих, Ее Величество объявила о ее предстоящем замужестве с Чарльзом. Фрэнсис показалось, что все глаза обратились к ней, но ответом этих холодных англичан было ледяное молчание, проникающее в самое сердце. Ей страшно захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть.

Фрэнсис вжалась в нишу и в ожидании Чарльза принялась осматривать зал. Ей нравились золоченые потолки и орнамент на стенах. При других обстоятельствах атмосфера здесь была бы вполне приятной: зал украшали гирлянды зеленых ветвей и большие вазы с цветами, распространяющими чудесный аромат. Но веселая музыка и шум голосов скрывали зависть, подозрительность и ревность, которые, как знала теперь Фрэнсис, царили при дворе Елизаветы Тюдор.

Впрочем, в отличие от женщин мужчины оказывали ей всяческие знаки внимания. Как и предсказывал Чарльз, они роились вокруг нее, как осы вокруг вазы с вареньем. Вот и теперь к ней подошел какой-то молодой человек в зеленом камзоле с огромными золотыми пуговицами.

– Мадемуазель Морли, могу ли я пригласить вас на падекатр?

– Благодарю вас, но я не танцую падекатр, – решительно заявила Фрэнсис. – А также не танцую гальярд и павану. Короче говоря – я вообще не танцую, – добавила она, предвосхищая его следующий вопрос.

– Тогда, может быть, просто поболтаем? – предложил он и, не дожидаясь ответа, начал хвастаться своей воинской доблестью, пока ее голова не разболелась еще больше. Слушая его болтовню, Фрэнсис заметила, что он то и дело заглядывает ей в вырез платья, словно раздевая ее глазами. Она выругалась про себя. При французском дворе мужчины никогда не ведут себя так, хотя, надо признать, у них в этом нет нужды. Они не ограничиваются только взглядами на обнаженную женскую плоть, а просто увозят приглянувшуюся им женщину в какое-нибудь уединенное местечко…

Но куда же, черт возьми, пропал Чарльз? Он наверняка помог бы ей избавиться от назойливого поклонника.

Фрэнсис привстала на цыпочки, чтобы взглянуть поверх толпы в надежде увидеть его. Внезапно молодой человек без всякого предупреждения схватил ее за талию и, крепко прижав к себе, затащил за драпировку. Его рот потянулся к ее рту.

Фрэнсис резко отвернула голову в сторону и изо всех сил ударила его ногой по голени.

Молодой человек закричал от боли, и этот крик все еще стоял у нее в ушах, когда она выбралась из-за драпировки и налетела на внушительного вида джентльмена с трубкой в руке.

– Госпожа Морли? Что-нибудь случилось? Может быть, вам нужна моя помощь?

Он поддержал Фрэнсис за локоть и, вынув трубку изо рта, разглядывал ее в некотором изумлении.

– Нет, благодарю вас, я сама справилась. – Она машинально поправила волосы. – Видите ли, я просто не привыкла к таким пышным праздникам и такому количеству народа.

Проводив взглядом молодого человека, который, покраснев как рак, выскочил из-за драпировки, джентльмен отпустил руку Фрэнсис и вернул свою трубку в рот.

– Не похоже на двор французского короля? – вежливо поинтересовался он. – Вы ведь, должно быть, бывали там при дворе, поскольку ваши отец и дядя состояли в свите нашего посла.

Фрэнсис поежилась, припомнив зловещую атмосферу при дворе короля Генриха, где она была несколько раз вместе с дядей.

– Ничего похожего! Во всяком случае, надеюсь, что так. Дело в том, что люди, бывающие при дворе французского короля, порой умирают так неожиданно…

– Вы полагаете, что их отравляют?

Он вытащил трубку изо рта и выдохнул ароматный дымок, который вопросительным знаком завился вокруг его головы.

– Поклясться я бы не могла, но несколько таких загадочных случаев произошло на моей памяти.

– Да, тогда Англия и в самом деле отличается от Франции. Правда, здесь придворные дамы могут укусить, но, надеюсь, не смертельно.

Хотя он говорил без тени улыбки, Фрэнсис заметила веселые искорки в его глазах и почувствовала, что этот джентльмен нравится ей все больше. Она уже хотела спросить его имя, как вдруг ее внимание привлек довольно громкий шепот, доносящийся из-за соседней драпировки. Джентльмен, поклонившись, отошел, а Фрэнсис, вопреки предупреждению Чарльза, стала прислушиваться. Две дамы, которые недавно задели ее своими платьями, стояли за занавесью и трещали как сороки. Интересно, знают ли они, что она их слышит?

Спустя минуту Фрэнсис поняла, что они все прекрасно знают, а то, что она услышала, заставило ее кровь закипеть. Сердце тяжело забилось, перед глазами поплыл красный туман. Подобрав юбки, она решительно направилась к этим женщинам.

– Лорд Милборн, сэр, Ее Величество спрашивает вас! Я… Вам лучше… Она требует вас немедленно!

Паж подбежал к Чарльзу в тот момент, когда он разговаривал с Джейн Маннерс о ее кречете. Джейн увлекла его в дальнюю комнату, утверждая, что птица отказывается есть, но маленький кречет, сидящий сейчас на руке у Чарльза, казался ему вполне здоровым. Зато запыхавшийся паж явно требовал его внимания.

– Все в порядке, Джейн. С вашим маленьким Пиппой не случилось ничего плохого, – сказал он, пересаживая птицу ей на руку.

– А вы не можете задержаться? – попросила Джейн.

Она поспешно посадила кречета на насест и при этом брезгливо поморщилась.

«Ей эта птица совершенно безразлична, – подумал Чарльз. – Она придумала предлог, чтобы вызвать меня».

– Я очень сожалею, но не могу задерживаться, когда королева требует моего присутствия, – чопорно заявил он и, поклонившись, последовал за пажом.

– Что случилось? – спросил он у юноши, с тревогой вспомнив, что оставил Фрэнсис одну в зале.

Проклятье! Стоит ему услышать о больной птице, и все остальное мгновенно вылетает у него из головы.

– Я не знаю, что случилось, милорд, – сказал паж, торопливо шагая по коридору. – Я видел, как госпожа Морли разговаривала с лордом-адмиралом Хоуардом и он улыбался ей. Вы ведь знаете, что он не очень любит придворных дам, но она, кажется, понравилась ему. А вскоре раздались какие-то крики, и Ее Величество сказала, чтобы вы немедленно явились.

Вот оно что! Чарльз побежал. Он ни в коем случае не должен был оставлять Фрэнсис одну среди этих сплетниц-волчиц!

Распахнув двери в зал, он увидел, что навстречу ему идет королева, крепко держа Фрэнсис за руку. Поблескивающий костюм королевы – черный с золотым шитьем – придавал величие ее гневу. Заметив Чарльза, она толкнула к нему Фрэнсис.

– Вот, мистер Сокол, заберите вашу невесту и держите ее на коротком поводке. Она совершенно неуправляема! Не знаю, чему вас учили там, во Франции, мисс Морли, но я не потерплю кошачьих схваток в моем банкетном зале.

– Я ведь просила разрешения удалиться, Ваше Величество. – У Фрэнсис с лица не сходило упрямое выражение, и она явно не собиралась сдаваться. – Я говорила вам, что все кончится неприятностями.

– Если вас пригласили на бал во дворце, вы должны вести себя прилично! – властно заявила королева и начала обмахиваться веером из перьев, тщетно пытаясь охладить свое опасно покрасневшее лицо. – Из-за чего вы затеяли ссору с леди Дигби?

Фрэнсис уставилась в пол.

– Она говорила ужасные вещи о моем дяде. А я сказала… все, что я о ней думаю. После этого она схватила меня за волосы, утверждая, что они искусственные. А они настоящие, поэтому мне было больно! Я закричала, чтобы она оставила меня в покое, но ничего больше не сделала, клянусь.

Королева, нахмурившись, скрестила руки на груди; было слышно, как постукивает об пол ее нога, скрытая под большим кринолином.

– Что же сказала леди Дигби о вашем дяде?

Фрэнсис подняла на нее глаза, и в этих глазах была боль.

– Я не могу повторить это вслух, Ваше Величество. Но если вы настаиваете, я могу прошептать вам на ухо…

Королева кивнула, и Фрэнсис, наклонившись, что-то зашептала ей. Выслушав, королева нахмурилась еще сильнее.

– Мне очень жаль, что вы стали жертвой такой жестокой клеветы. Но ваш ответ, должно быть, тоже содержал в себе оскорбление, если леди Дигби вцепилась вам в волосы.

Фрэнсис посмотрела на королеву, потом на Чарльза, не зная, стоит ли говорить всю правду. Елизавета явно поостыла, чего нельзя было сказать о Чарльзе. Он с такой силой сжимал рукоятку своей шпаги, что даже суставы на руке побелели; было видно, что он разъярен не на шутку. Фрэнсис испугалась и снова что-то торопливо зашептала королеве на ухо.

Елизавета поджала губы, и Фрэнсис затаила дыхание от страха. Но, присмотревшись повнимательнее, она поняла, что Ее Величество едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– И вы сказали это леди Дигби?! – Королева откинула голову и захохотала громко, от всего сердца. – Неудивительно, что она пыталась выдрать ваши волосы!

Фрэнсис вздохнула с облегчением.

– Я прошу прощения, Ваше Величество, за то, что оказалась причиной скандала. – Несмотря на то что королева развеселилась, Фрэнсис по-прежнему хотелось сбежать отсюда. – Но я уже говорила вам, что не подхожу для жизни при дворе. Я лучше займусь тем, о чем мы с вами договорились. И если позволите…

– Ваше Величество, только что прибыл посыльный с важным письмом.

К ним подошел граф Листер. Его высокая солидная фигура и пышный придворный костюм резко контрастировали с мрачным выражением лица. Не обращая внимания на то, что королева занята, он вытолкнул вперед мужчину в плаще и сапогах, который тут же опустился перед королевой на одно колено.

– Ваше Величество, я прискакал из Плимута от сэра Дрейка. – Было видно, что он очень торопился и даже не успел отряхнуть пыль с сапог. – Он приказал мне вручить это письмо вам в руки.

Сломав печать, Елизавета пробежала глазами послание и нахмурилась.

– Встаньте, друг мой. Я благодарю вас за верную службу. Паж отведет вас к лорду Уолсингему: я хочу, чтобы вы получили награду.

Она подождала, пока эти двое не скрылись из виду, взглянула в сторону Фрэнсис и Чарльза, словно размышляя, следует ли говорить в их присутствии, и, очевидно, что-то решив про себя, обратилась к лорду Листеру, который стоял рядом с ней:

– Новости и хорошие, и плохие. Дрейк сообщает, что испанский флот действительно задержался в Лиссабоне, но есть сообщения из Нидерландов, что герцог Парма подготовил армию в сорок тысяч человек. А ведь всего несколько дней назад он клялся моим посланцам, что хочет согласия между нашими странами! Он бессовестно лгал.

Чарльз тихо присвистнул, Листер выглядел мрачным. В памяти Фрэнсис вспыхнули слова ее дяди: «Больше всех меня беспокоит Парма».

– Ваше Величество, вы сейчас сообщите об этом гостям? – негромко спросила она.

Королева минуту раздумывала.

– Нет, – произнесла она наконец. – Пусть все пируют и веселятся. Завтра мы отзовем наших представителей из Нидерландов и начнем серьезно готовиться. Листер, давайте проведем эти последние часы спокойно. Я хочу сделать вид, что ничего не произошло, во всяком случае – на сегодняшний вечер. Но через две недели я намерена объявить войну.

Елизавета взяла Листера под руку, но перед тем, как удалиться, протянула руку Фрэнсис.

– Ведите себя прилично, мисс Морли, – предупредила она. – А то как бы следующая женщина, которую вы рассердите, не оставила вас лысой.

Хотя голос ее звучал сурово, Фрэнсис показалось, что она заметила смешинку в глазах королевы.

– Я постараюсь исправиться, – кротко отозвалась Фрэнсис, отнюдь не собираясь выполнять свое обещание.

Каждый, кто осмелится сказать что-либо дурное о ее дяде, заслуживает того, что получила госпожа Дигби!

– Чарльз, – мягко сказала она, когда королева ушла, – ты покажешь мне королевские клетки для птиц?

– Ты напрасно пытаешься отвлечь меня, – раздраженно отрезал Чарльз. – О чем ты думала, устраивая такое безобразие?! Ты оскорбила дочь графа Лансдоуна, главную фрейлину королевы!

Фрэнсис смотрела на него, удивляясь, что нисколько не раскаивается. А ведь она повредила его репутации при дворе, устроила отвратительную сцену, и теперь кто угодно может посмеиваться над ним из-за того, что он берет в жены такую невоспитанную женщину. Но она ничего не могла поделать с собой. Слезы, которые Фрэнсис удерживала, когда Элинор Дигби оскорбляла ее, теперь готовы были пролиться. Не дожидаясь Чарльза, она резко повернулась, взмахнув всей массой зеленых юбок, и побежала к клеткам для птиц.

 

30

– Может быть, ты все-таки объяснишь, как она оскорбила твоего дядю?

Слова Чарльза прозвучали так громко, что разбудили птиц, дремавших на своих насестах. В воздухе зашуршали дюжины крыльев – соколы и кречеты были растревожены сердитым голосом своего хозяина.

Слишком измученная для того, чтобы отвечать, Фрэнсис упала на скамью и закрыла лицо ладонями. Даже мнение королевы значило для нее меньше, чем мнение Чарльза, но королева простила ее, а он, видимо, простить не может…

– Пожалуйста, оставь меня! – умоляла она, не в силах сдержать рыдания.

Но Чарльз опустился рядом с ней на скамью и схватил ее за руку.

– Весь дворец знает! – воскликнул он в ярости. – Почему ты хочешь держать это в тайне от меня?

Однако Фрэнсис вовсе не собиралась таиться от него. Она даже хотела, чтобы он узнал, какими отвратительными могут быть его английские друзья. Подняв голову, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты хочешь знать? Изволь. Эта женщина сказала, что мой дядя… что мой дядя спал со мной в течение многих лет и что мой отец позволял это. Вот так. Ты удовлетворен? Теперь ты можешь забрать обратно предложение выйти за тебя замуж, – с горечью добавила она, вытирая следы слез со щек. – Я в любом случае тебе отказываю. Я не подхожу для того, чтобы быть женой королевского сокольничего, невесткой графа и графини Хоуард – кажется, такой титул носит твоя сестра? Ну и так далее… Я не умею сдерживать свой язык, и моя семья известна страшными скандалами.

Жалость на его лице ударила ее больнее, чем она предполагала. Было до оскорбительного ясно, что его отношение к ней – чистая благотворительность.

– Я завтра же уеду в Дорсет и не буду больше доставлять тебе неприятности. Ты должен забыть обо мне и жить дальше так, как ты жил до этого.

– Ты не поедешь в Дорсет одна. Я этого не позволю. – Его рука крепче сжала ее руку. – Кроме всего прочего, тебе там негде остановиться.

– Я буду жить в имении Морли. Конечно, оно запущено, но я буду рада заняться им и привести там все в порядок. – Она почувствовала прилив сил при воспоминании о любимом старом доме, о красоте бескрайних зеленых полей, тянувшихся от него во все стороны. – Отец оставил мне немного денег, которые я могу получить через лондонского адвоката. Я выживу.

– Фрэнк, я тебе говорю, ты не можешь ехать туда.

В его тоне прозвучало что-то зловещее, и у Фрэнсис замерло сердце.

– Но почему?

– Ты помнишь, что говорил Хэмфри Перкинс?

– Я не хочу вспоминать о нем! – закричала она, не в силах больше выносить эту пытку. – Я уезжаю в Морли завтра же – и конец!

– Фрэнсис, ты должна меня выслушать. Имение Морли продано. Там теперь живет некий Ральф Стоукс.

– Что?! – Фрэнсис вскочила на ноги, охваченная яростью при мысли, что какой-то незнакомец живет в ее фамильном доме. – Этого не может быть!

Чарльз медленно поднялся и положил ей руки на плечи.

– Мне очень жаль, Фрэнк. Я надеялся хотя бы на некоторое время избавить тебя от этих переживаний. Но раз уж ты настаиваешь… Стоукс въехал туда еще в марте, заявив, что он купил имение у господина Силлингтона.

– Он лжец! – Невыносимая печаль наполнила ее сердце. – Мой отец оставил имение мне!

– У тебя есть документы на владение землей, соответствующим образом подписанные и засвидетельствованные? У тебя есть завещание отца?

– Конечно, есть. В моем сундуке… – Внезапно Фрэнсис побледнела, глаза ее широко раскрылись. – Мой сундук у сэра Хэмфри! Держу пари, что он так и не отправил его в Дорсет! Он говорил, что хочет помочь мне, а сам в это время обманывал меня, желал моей смерти… – Рыдания душили ее. Теперь, когда у нее отняли Морли, она осталась совершенно бездомной; последняя надежда, что у нее будет убежище, рассыпалась, и черепки валялись вокруг. – Если Хэмфри продал имение в марте, значит, он знал, что мой дядя будет убит, – всхлипывала она. – Как он мог так поступить с нами?

– Бедная моя Фрэнсис…

Чарльз обнял ее, проклиная судьбу, которая так жестоко обошлась с ней. Теперь, когда они вернулись в Англию и им не угрожала прямая опасность, он рассчитывал, что каменистый путь ее завершен, судьба станет к ней мягче. А вместо этого она нанесла Фрэнсис еще один тяжелый удар.

Успокаивая ее, он вновь подумал о капризах судьбы. Вот уже два дня, как он в Англии, и ему ужасно хотелось хотя бы ненадолго съездить домой, повидать Арктуруса и мастера Дикона. Раньше он, не задумываясь, так бы и поступил, и ничто не послужило бы ему препятствием. А сейчас он не может уехать к ним, не может оставить Фрэнсис одну… Черт побери, откуда у него эта непреодолимая потребность помогать ей, почему он чувствует такую ответственность за ее судьбу? Ведь она даже не хочет выходить за него замуж!

Внезапно Чарльзу пришло в голову, что теперь, лишившись своего дома, она может уступить. Ничего не стоит воспользоваться ее трудностями и заставить ее немедленно выйти за него, но уже в следующее мгновение он понял, что не сможет поступить так. По какой-то причине ему вдруг стало очень важно, чтобы она захотела выйти за него замуж. Иначе он до конца своих дней будет жить с ощущением, что вынудил ее.

– Я встречусь с человеком, который претендует на владение поместьем, – объявил он, постаравшись сосредоточиться на этом самом неотложном деле. – Я потребую, чтобы он предъявил мне документы. Если то, что ты утверждаешь, правда, они могут быть подделаны.

– Конечно, они подделаны! – Ее плечи тряслись от рыданий. – Ты же видел, что сэр Хэмфри пытался уничтожить меня. Если бы он сумел добиться своего, я бы погибла от рук испанцев или гнила бы сейчас в тюрьме…

Чарльз опустился на скамью и посадил Фрэнсис себе на колени. Ее беззащитность болью отзывалась у него в сердце.

– Фрэнк, перестань плакать, – утешал он ее, прижимая к груди и гладя по волосам. – Ты только причиняешь себе лишние страдания.

– Кому до этого дело? – передернула она плечами.

– Мне, – прошептал он так тихо, что сам едва расслышал это вырвавшееся у него слово.

– Нет. – Она глубоко вздохнула. – Ты просто жалеешь меня. И не совершай ошибки, не принимай это за нежность или за… за что-то еще. Не надо портить свою жизнь, связывая ее со мной. Я разрушу твою репутацию при дворе. Ты можешь утратить свое положение. Кроме того, испанцы хотят убить меня. После того, как они захватят Англию, я знаю, что они мне готовят. Смерть на костре!

Терпение Чарльза лопнуло.

– Сейчас же перестань! Что еще за идиотские предсказания?!

– Но я не могу забыть, как испанцы издевались над нами, как они убили моего дядю…

– Я тоже, но при этом не собираюсь сидеть как на иголках и мучиться каждую минуту. Кроме того, перестань говорить мне, что я должен делать. Можно подумать, что я брошу тебя на милость испанцев! Я просил тебя выйти за меня замуж, и, если ты не согласишься, я силой притащу тебя в церковь и заставлю сказать «да».

Чарльз тут же вспомнил о своих благих намерениях, но было поздно. Черт побери, она своим упрямством в конце концов действительно вынудит его так поступить!

– Как благородно с твоей стороны, – мрачно заметила она. – Уж не хочешь ли ты сказать, что любишь меня?

Ее тон подчеркивал, что она ни на одну минуту не допускала такой возможности.

– А твои слова, надеюсь, означают, что ты согласна?

Чарльз смотрел на Фрэнсис и думал, что она все-таки поразительная женщина. Даже после того, как королева объявила об их браке, она отказывается уступить.

– Давай не будем спорить и ссориться. – Фрэнсис стойко выдержала его взгляд. – Я отвечу тебе завтра, и на этом поставим точку.

– Но на завтра назначена наша свадьба!

– Если я приду, это и будет моим ответом. Но ты пожалеешь, если женишься на мне, – мрачно предрекла она. – И не говори потом, что я тебя не предупреждала.

– К черту твои предупреждения!

Чарльз поймал ее подбородок и приподнял его. При свете луны он видел, что глаза ее опухли от слез, а милый вздернутый носик покраснел. Тем не менее ему она казалась прекрасной. Черт побери, по-видимому, действительно придется ждать до завтра, но он сделает все возможное, чтобы убедить ее согласиться в ближайшие двадцать четыре часа. А пока нужно постараться как-нибудь успокоить и отвлечь ее.

Он решительно вытер ее слезы и обратился к одной из любимых ею тем:

– Ладно, ссориться мы не будем. Скажи лучше, Пьер и Луи видели тебя в этом наряде перед тем, как мы уехали?

В глазах Фрэнсис сверкнула гордость при одном упоминании о ее мальчиках, и он понял, что выбрал правильный путь, хотя эта тема оставалась для него мучительной.

– О да. Им очень понравилось мое платье.

– Ну, еще бы! Держу пари, они никогда не видели тебя так роскошно одетой. И что же они сказали?

Фрэнсис выдавила из себя слабую улыбку.

– Ты опять будешь сердиться, но Пьер сказал, что я выгляжу лучше самой нарядной проститутки, какую он когда-либо видел.

Про себя Чарльз подумал, что с удовольствием вырвал бы мальчишке его грязный язык, но заставил себя улыбнуться.

– Нам предстоит как следует поработать над речью этого ребенка.

– А мне иногда нравятся его выражения…

– Он должен научиться разговаривать, как подобает мальчику его лет!

– А Луи должен научиться пользоваться носовым платком, иначе ты удушишь его? – усмехнулась Фрэнсис.

– Совершенно верно.

«Наконец-то я заставил ее рассмеяться», – с облегчением подумал Чарльз. Похоже, что момент крайнего отчаяния у нее прошел. Теперь, если бы она согласилась на женитьбу…

– Спасибо тебе, что взял их под свое крыло. – Фрэнсис опустила глаза, словно стыдилась того, что вынуждена принимать его помощь. – Я очень благодарна тебе, тем более что знаю, как ты не любишь их.

– Черт побери, когда ты перестанешь твердить это?! Я готов полюбить их, если они постараются быть хорошими мальчиками и перестанут бесконечно трепать мои нервы.

Улыбка исчезла с лица Фрэнсис.

– Боюсь, я не очень подхожу для роли воспитательницы: мой дебют при дворе оказался весьма неудачным.

Чарльза снова охватило раздражение. Он способен был с бесконечным терпением разрабатывать стратегию сражения, часами заниматься с непокорной птицей, уговаривая ее взлететь. Но мальчишки и Фрэнсис испытывали его терпение свыше всякой меры. Он не был уверен, что сможет существовать, являясь одновременно и мужем, и отцом.

– Ты умеешь быть вполне благовоспитанной дамой, когда захочешь, – заметил он. – Мне, к примеру, передали, что ты вела очень разумный разговор с лордом-адмиралом Хоуардом и что ты ему понравилась.

Фрэнсис нахмурилась, недоумевая.

– Я разговаривала с лордом-адмиралом?

– Конечно. Такой седой джентльмен, весьма внушительный. Часто курит трубку. А вот тебе другой пример, – продолжал он после паузы, решив, что она успела осознать всю важность его сообщения. – Ты заставила королеву рассмеяться. И поверь мне, если ей кто-то не нравится, она не будет смеяться, как бы ее ни развлекали. Кстати, раскрой секрет. Что же ты все-таки сказала Элинор Дигби? Я умираю от любопытства.

По всей видимости, уловки, к которым он прибегнул, улучшили ее настроение, и она бросила на него лукавый взгляд.

– Наверное, лучше тебе не рассказывать…

С чопорностью, от которой можно было сойти с ума, Фрэнсис поджала губки и опустила глаза.

– Это еще почему?

– Боюсь, ты просто-напросто выпорешь меня.

– Что за глупости? Я никогда этого не делал!

– Но ведь хотел?

Да, черт побери, он действительно испытывал такое желание. Ему и сейчас хотелось потрясти ее как следует, чтобы она перестала таить от него свои секреты. Было и кое-что другое, что ему хотелось бы сделать с ней, но он сдерживал себя, пока не подоспеет время, сознавая, что королевский птичник – не самое подходящее место для этого.

– Клянусь честью, я не подниму на тебя руку, даже если ты этого и заслуживаешь, – торжественно произнес он. – А ты, конечно же, заслуживаешь.

– Ладно, раз уж ты поклялся, я, так и быть, открою тебе этот страшный секрет. – В глазах Фрэнсис прыгали искорки смеха, а именно этого он и добивался. – Я сказала ей: «Неудивительно, что вам так нравится новая мода. Фижмы скрывают вашу необъятную задницу».

– О небо! – Чарльз уставился на Фрэнсис с ужасом и восторгом. – И ты сказала это Элинор Элизабет Дигби, второй дочери графа Лансдоуна, одной из самых богатых наследниц во всей Англии?!

– Одной из самых злых мегер во всей Англии! – Фрэнсис опять поджала свои восхитительные губки.

Чарльз представил себе Элинор, всегда такую самоуверенную и требовательную, представил ее надменное лицо, искаженное невероятной яростью. Этот образ был настолько смешным, что он откинул голову и разразился хохотом. Нет, она просто удивительна, его Фрэнк!

– Клянусь тебе, невозможно сосчитать всех женщин, которые хотели бы оказаться на твоем месте в этот момент. Впрочем, они, наверное, предпочли бы наблюдать издали: эта госпожа Дигби нагоняет на всех страх. Неудивительно, что королева была довольна.

– Я вовсе не собиралась кого-то веселить…

– Конечно, нет. Дай мне носовой платок.

Фрэнсис решила воспользоваться хорошим настроением Чарльза и попытаться уговорить его улизнуть из дворца.

– Послушай, а что, если нам… немного развлечься?

– С удовольствием!

Чарльз еще крепче прижал Фрэнсис к себе и наклонился, чтобы насладиться ее губами.

– Я не это имела в виду! – Она резко отвернула голову, дав ему возможность только почувствовать вкус ее волос.

– Черт побери, ты прекратишь это? Я ненавижу целовать твои волосы. А впрочем, если подумать… они такие темные и густые… – Он провел губами по ее волосам, коснулся уха. – Нет мне нравится целовать твои волосы – если, конечно, этим не ограничиваться…

– Хватит! – Фрэнсис вскочила на ноги, смеясь и отряхивая свою зеленую юбку. – Я хотела сказать, что мы могли бы развлечься охотой. Здесь столько прекрасных птиц… Тебе бы не хотелось заняться этим прямо сейчас?

Чарльз с удовольствием поохотился бы, но не за дичью. Кровь стучала у него в ушах, и все его чувства обостренно откликались на каждое движение Фрэнсис. Он проследил за ее взглядом и обнаружил, что она смотрит на белоснежного филина, привязанного к насесту в углу, вдали от остальных птиц. Настороженный и готовый к полету ночной охотник только и ждал, когда его выпустят и он сможет взлететь в озаренное лунным светом небо.

Что и говорить, предложение Фрэнсис было весьма соблазнительным. Перед глазами Чарльза уже возникла дивная картина – как они бегут по ночному лесу вместе с Фрэнсис. Азарт охотника заставил волноваться кровь в его жилах.

– Тебе понравился этот филин? Его зовут Цезарь. Если хочешь, можем взять его. Но нельзя же тебе отправляться в лес в таком наряде… Вот что, здесь, в сундуке, есть запасная одежда. Она принадлежит молодым парням и может подойти тебе.

Чарльз натянул на руку перчатку и позвал Цезаря. Филин охотно пересел к нему, предвкушая свежую добычу.

Фрэнсис принялась рыться в сундуке; на лице ее играла улыбка, глаза блестели от нетерпения.

– Это подойдет, – объявила она, выудив из сундука штаны из грубой ткани, рубашку и камзол. – Отвернись, чтобы я могла переодеться. И не вздумай подглядывать!

 

31

Хотя Фрэнсис и просила его не подглядывать, удержаться было невозможно. С Цезарем на руке Чарльз прошел в комнату, где хранилось всякое снаряжение, будто бы ища там запасные привязи, а сам украдкой следил за Фрэнсис.

Освободиться от тяжелого платья было не так-то просто, но все-таки она с этим справилась, оставшись в нижней юбке и украшенном кружевами корсаже. Чарльз любовался ее пышной грудью, пока она боролась с многочисленными крючками, и наконец Фрэнсис предстала перед ним совершенно обнаженная.

Это уже невозможно было вынести. Тихо застонав, Чарльз прислонился к стене и прикрыл глаза. Как ему хотелось сейчас отпустить Цезаря и овладеть Фрэнсис с яростью сокола-самца!

На счастье, Фрэнсис переоделась довольно быстро, но вид ее в мужской одежде оказался для него губительным. Тугие чулки и короткие узкие штаны облегали ее ноги, подчеркивая каждый изгиб лодыжек и бедер. Белая рубашка скрывала грудь, но это еще больше соблазняло его, чем когда она была в платье. Словно не желая совсем расстаться с прежним нарядом, она воткнула белый плюмаж в золотую ленту, завязывающую ее волосы, и это еще сильнее подчеркнуло экзотический контраст с ее мальчишеской одеждой. Чарльз понял, что, если они сейчас же не уйдут отсюда, он не сможет поручиться за себя.

Отрывисто приказав Фрэнсис взять сумку с принадлежностями для охоты, Чарльз пошел к двери, и спустя несколько минут они уже бежали по открытой долине к северу от дворца. Цезарь парил над ними, осматривая землю своими острыми глазами, и прислушивался к малейшему шороху, готовый ринуться в темноте на добычу.

Чувства Чарльза были обострены до предела. Фрэнсис бежала рядом с ним, не отставая ни на шаг, глаза ее сверкали в темноте. Звуки и запахи ночных полей возвращали Чарльза к их первой встрече, когда они были совсем юными. Опечаленная молодая женщина, какой она была только что, исчезла. Фрэнсис снова стала той девочкой, которая так понравилась ему тогда, – дитя земли и неба, свободное в своем беге.

Он схватил ее за руку, увлекая вперед, следя глазами за крыльями над ними, которые казались белыми на фоне темно-синего неба. Шла охота, и его добычей было сердце этой необузданной нимфы, бегущей рядом с ним.

Неожиданно филин устремился вниз. Сложив крылья, он камнем упал на землю, раздался писк полевой мыши, и сразу же наступила тишина. Чарльз остановился и привлек Фрэнсис ближе к себе; слышно было только ее учащенное дыхание, когда она схватила его за руку.

Их взгляды встретились, и между ними возникла почти физически ощутимая связь. Чарльз понял, что она тоже хочет его; их взаимное вожделение, подогреваемое азартом охоты, достигло наивысшего накала.

Цезарь расправился с лесной мышью и снова взмыл в ночное небо, усыпанное алмазами звезд, а Чарльз, тоже жаждущий вкусить свою добычу, увлек Фрэнсис в тень леса.

Деревья, окаймляющие поляну, шептали что-то дивное, полная луна была похожа на нежную грудь Фрэнсис, скрытую сейчас под тонкой рубашкой. Облака, пробегая, бросали легкую тень на ее разгоряченное лицо. Чарльз прижал Фрэнсис к себе и внезапно резким движением вынул гребень из ее кос. Все богатство ее волос вылилось на плечи, резко контрастируя с белыми перьями и золотым обручем, придавая ей дикий, неукротимый вид. В глазах Фрэнсис мерцала нежная зелень, когда она подняла лицо, чтобы ответить на его поцелуй.

У ее губ был вкус ягод, он никак не мог насытиться ими. Ему казалось, что он тонет, а Фрэнсис была тем воздухом, без которого он задохнется. Его пальцы скользнули по ее шее к вороту рубашки, он расстегнул несколько пуговиц, прижался губами к ее груди, и Фрэнсис застонала от наслаждения.

Эта женщина сводила его с ума. Чарльз не мог понять, почему она упрямится, почему не хочет выйти за него замуж. У них оставалось совсем мало времени: вторжение испанцев было неминуемо, и он мог навсегда потерять ее.

– Фрэнк, ответь мне наконец, ты согласна стать завтра леди Милборн? – В голосе Чарльза слышалось отчаяние. – Скажи мне «да», скажи сейчас!

Но Фрэнсис решительно отказывалась сознавать серьезность положения. Рассмеявшись, она покачала головой, и Чарльз окончательно потерял терпение.

– Скажи «да», или я… вырву все твои перья!

– О нет, тогда я не смогу летать!

Ее рука взметнулась к голове, но было уже поздно. Чарльз выдернул из ее плюмажа самое большое перо и высоко поднял его.

– Осторожно! – предупредил он, когда она попыталась дотянуться до пера, задыхаясь от смеха. – Ты не получишь его, пока не согласишься.

– Но ты ведь, кажется, не нуждаешься в моем согласии. Ты поклялся жениться на мне вне зависимости от того, хочу я этого или нет. Отдай же мне мое перо, барон Милборн, а то…

Она подпрыгнула, стараясь добраться до пера, но Чарльз поднял руку еще выше.

– Зачем оно тебе? Ты и так хороша.

– Я уже говорила, что без него не смогу летать.

– Ага, так ты хочешь улететь от меня? Знай же, что тебе это не удастся!

Чарльз изо всех сил прижал ее к себе и почувствовал, что она перестала бороться. Тело ее расслабилось, мягкие груди касались его груди, от спутанных волос исходил сладкий дурманящий аромат. Он начал поглаживать ее спину ласковыми, успокаивающими движениями. Ночной ветерок пробегал по лесу, шевелил ветви у них над головами, приоткрывая звезды в темной глубине неба. Шорох ночного леса проникал в его сознание, запах влажного мха и папоротника смешивался с запахом цветов, исходящим от прохладного тела Фрэнсис.

– Что тебя беспокоит в связи с нашей свадьбой, Фрэнк? – прошептал Чарльз. – Расскажи мне все, избавься от этого мучения.

К его удивлению, она не стала уклоняться от этого разговора.

– Скольким женщинам ты предлагал выйти за тебя замуж? Если не считать той, одной?

Ее безжалостный вопрос снова заставил его вспомнить о другой женщине с черными, как вороново крыло, волосами. Чарльз напряг всю свою волю, чтобы заставить эти воспоминания убраться в свои клетки, и запер их там. Хватит, он устал думать об Инес!

– Значит, ты полагаешь, что каждой женщине, с которой спал, я предлагал руку и сердце?

– Не знаю, но Антуан, например, действовал именно так.

– Нет, он действовал не так, – стал терпеливо объяснять Чарльз. – Уверяю тебя, он обещал это только девственницам. А я не спал с девственницами и никогда не предлагал ни одной женщине жениться на ней – кроме одной, но из этого ничего не вышло. Думаю, Антуан, как и многие французы, специально искал невинных девушек. Это как на пирушке: ему хотелось все попробовать первым. Он знал, что вслед за ним будут другие, но ничего не имел против этого, поскольку сам уже насытился. – Чарльз взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза. – Мы с ним во многом отличаемся друг от друга, но особенно в этом. Потому что я никогда не сумею насытиться тобой, Фрэнсис Морли! Если мы поженимся, ты можешь рассчитывать на то, что будешь находить меня в своей постели до конца своих дней.

Горячность Чарльза заставила Фрэнсис заколебаться. Он так и не сказал, что любит ее, но того, что он предлагал, она жаждала почти столь же страстно. Жадные губы Чарльза, ласкающие ее шею, яснее всяких слов, без всякого сомнения, говорили о том, что она желанна, и Фрэнсис невольно поощряла его.

Чарльз воспринял это как приглашение к более смелым действиям. Он развязал пояс ее штанов, и Фрэнсис поспешно сбросила их. Когда нетерпеливая рука Чарльза коснулась средоточия ее женского естества, она содрогнулась всем телом и закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением. Никогда еще Фрэнсис не испытывала ничего подобного.

– Пощади меня! – вскрикнула она наконец еле слышно, потому что его рот опять приник к ее губам.

Чарльз тут же послушался и отодвинулся.

– Ну как, я достаточно возбуждаю тебя?

– Слово «возбуждаю» здесь не подходит, – пробормотала она, тяжело дыша. – Я бы сказала, что ты… совращаешь меня!

Его лицо озарилось радостной улыбкой.

– Я буду это делать до тех пор, пока ты не согласишься. Выходи за меня замуж, Фрэнк!

Его настойчивость тронула ее. Десятки красивых женщин при дворе Елизаветы, многие из которых к тому же богаты и знатны, хотели бы выйти замуж за него, главного королевского сокольничего. А он объявляет, что ему нужна она, Фрэнк, странная, необузданная девушка с невозможными манерами и буйным нравом. Всем своим существом она хотела сказать ему «да»… но пока еще не могла.

– Чарльз, прежде чем ответить, я должна спросить тебя кое о чем.

– Спрашивай.

– Расскажи мне об Инес, – прошептала она, понимая, что сейчас наиболее благоприятный момент.

Именно сейчас, когда он признался, что хочет ее, когда он беззащитен. Именно сейчас, ибо тень Инес, стоявшая между ними, должна быть уничтожена.

Чарльз вспыхнул и резко отстранился, ошеломленный тем, что она затронула эту запрещенную тему.

– Ты обещала не говорить о ней!

– Я ничего не обещала.

Поддразнивание кончилось. Она смотрела на него совершенно серьезно.

– Чарльз, в истории, которую ты мне рассказывал, есть что-то странное. Она не кажется мне правдивой.

– Я рассказал тебе все, как было, – проворчал он раздраженно. – Я обещал Инес дель Кальвадос быть верным ей всю жизнь, а потом обманул ее. Разве этого недостаточно для угрызений совести?

– Постой… Ты говорил, что вы с Ричардом оба любили ее, и она разрывалась между вами, не зная, кого предпочесть. Очевидно, она была потрясена и убита горем, когда узнала о смерти Ричарда?

– Конечно, была.

– Ты в этом уверен?

Чарльз покопался в том туманном уголке своей памяти, где покоилась Инес, и обнаружил, что не может припомнить ничего о том, как она вела себя тогда. Он был слишком поглощен в то время своим страданием, своими безуспешными попытками отменить приказ ротного командира и попытаться совершить невозможное, чтобы спасти Ричарда из неприступной тюрьмы и от неминуемой смерти.

– Она плакала? – настаивала Фрэнсис, срывая защитные покровы с его памяти. – Может быть, она пошла в гарнизон испанцев и попыталась предотвратить пытки? Она просила их командира освободить Ричарда?

– Я был слишком подавлен, чтобы обращать на это внимание, – проворчал Чарльз. – Я не помню, что она делала. – Однако он ощутил, что Фрэнсис заронила в его душу семена сомнения. – Я думаю, она просила своего отца помочь.

– А что это могло дать? – неумолимо продолжала Фрэнсис. – Разве ее отец имел какое-нибудь влияние на гарнизон?

Чарльз хотел что-то сказать, но только беззвучно пошевелил губами. Он не мог смириться с мыслью, что Инес было все равно, но, говоря по правде, не мог припомнить и никакой реакции с ее стороны. Виновата ли в этом его память или она действительно не проронила ни слезинки?

– Отвечай! – Фрэнсис упорно продолжала растравлять его рану. – Ее отец мог помочь?

– Нет! – с болью выкрикнул он наконец. – Ее отец-плантатор не имел никакого отношения к миру военных. Он ничего не мог сделать.

– Значит, она ничего не предприняла, не так ли, Чарльз? – Фрэнсис очень серьезно и печально посмотрела ему в глаза. – Я бы на ее месте обязательно пошла к их командиру и умоляла бы отпустить Ричарда на свободу. Или устроила бы ему побег. Или…

– Хватит!

Чарльз отвернулся, подавленный охватившей его печалью. Впервые он задался вопросом, один ли он несет ответственность за то, что случилось с Ричардом. Подумав об Инес, Чарльз вынужден был признать, что преданность не являлась ее сильной стороной. Впрочем, мало кто из людей способен в этом сравниться с Фрэнсис…

– Инес всегда была испанкой до мозга костей, – медленно произнес он. – И ни в чем бы не пошла против своих соотечественников. Она ведь не пожелала уехать со мной в Англию – хотела, чтобы я остался с ней там. Но я не согласился.

– Ничего не понимаю, – нахмурилась Фрэнсис. – Ты же утверждал, что это она отказала тебе.

– Не совсем так. Она… она хотела, чтобы я работал на ее отца, чтобы стал, по существу, испанцем. Я готов был сделать для нее все, что угодно, но на это пойти не мог. Я англичанин с головы до ног и не изменюсь никогда. О боже! – Он неожиданно обнял ее: страдание стало непереносимым и заставляло его искать утешения. – Не спрашивай меня больше ни о чем, Фрэнсис. Я умоляю тебя, оставь этот разговор.

– Я не могу, Чарльз. Я должна знать все. Теперь мне по крайней мере ясно, почему ты считаешь, что обманул ее. Но ты не рассказал, каким образом они схватили Ричарда.

Это Чарльз прекрасно помнил, хотя предпочел бы не вспоминать.

– В тот вечер Ричард сказал мне, что должен встретиться у бухты с Инес. В последний раз. Он уже знал тогда, что она не выйдет за него замуж.

– Они и раньше встречались наедине? Как странно… И ты это позволял?

– Ты что же, считаешь, что я не должен был верить своему лучшему другу?!

– Подумай как следует, Чарльз! – Голос Фрэнсис срывался от волнения. – Неужели ты не допускаешь такую возможность, что она сначала предложила себя Ричарду?

– Этого не могло быть! – Чарльз с негодованием отверг такое предположение. – Я ведь только что сказал тебе: она предпочла меня.

– А ты когда-нибудь говорил об этом с Ричардом?

– Нет, но мы оба знали…

Он застыл, впервые осознав, что разговора на эту тему между ним и Ричардом никогда не было. Он был уверен, что, предложив себя ему, Инес отказала Ричарду. И в те дни считал, что молчание друга свидетельствовало о признании его достойным своего поражения.

Фрэнсис обняла его за плечи и заглянула в глаза, словно стараясь смягчить последний, сокрушающий удар.

– Неужели ты ничего не понял? Она сначала избрала Ричарда, полагая, что он согласится на ее условия. Но когда он отказался стать испанцем, ей стало нужно избавиться от него: она ведь не могла выйти замуж за вас обоих. Вот она и попросила его встретиться с ней у бухты и сообщила испанцам, где он будет.

Чарльз открыл было рот, чтобы запротестовать, но Фрэнсис торопилась изложить ему ход своих мыслей.

– Я готова держать пари, что она потеряла невинность, отдавшись Ричарду, а может быть, еще до него. После этого ни один приличный испанский дворянин не взял бы ее в жены. А она хотела выйти замуж. Так что, когда Ричард ее разочаровал, она решила попробовать с тобой.

Это могло быть правдой. Чарльз вдруг припомнил, какой скандал закатила Инес, когда он отказался работать на ее отца и перейти на сторону испанцев. Выражения, к которым она прибегала, скорее подошли бы матросу с испанского корабля, чем юной девственнице. Да она и не была девственницей. Он выяснил это достаточно быстро в ту ночь, когда они скрепили свою клятву, предавшись любви. Инес сказала ему, что ее изнасиловали, когда она была девочкой, но теперь он подумал, что она действительно могла до него отдаться Ричарду. Или же, как утверждала Фрэнсис, переспать с кем-нибудь еще раньше…

В его памяти вспыхнула еще одна неприятная картина – Инес в ночь их последнего спора. Он тогда пришел к ней с разбитым носом, поскольку слишком настойчиво упрашивал своего командира разрешить ему попытаться спасти Ричарда. Он и в самом деле совершенно вышел из рамок военной дисциплины, так что командир в конце концов, потеряв терпение, ударил его по лицу. Инес насмехалась над ним, говоря, что он заслужил это наказание, а потом потребовала, чтобы Чарльз уже наутро явился к ее отцу – она хотела представить его как своего жениха и человека, который переходит на службу к испанцам.

Чарльз в ужасе отказался, и тогда с ней случился очередной припадок ярости. Она стала бить фарфоровую посуду и подняла такой шум, что он вынужден был бежать. После этого они уже никогда не встречались наедине…

– Чарльз, признай, что существует нечто такое, о чем ты избегал думать. – Голос Фрэнсис вернул его к действительности. – Инес возлагала на тебя свои последние надежды, веря, что ради нее ты будешь готов забыть обо всем на свете. Но она не могла оценить твоей верности своей стране. Кроме того, ей и в голову не могло прийти, что ты станешь обвинять себя в гибели Ричарда.

Чарльз затряс головой, оглушенный таким количеством новых соображений. Все эти годы он считал, что вел себя как предатель. И пусть у него не было выбора, это служило слабым утешением. Он любил женщину, которая уговаривала его предать свою страну, а отказавшись, он предавал свою любовь. В полном смущении Чарльз оценивал сейчас доводы Фрэнсис и вынужден был допустить, что, быть может, она права.

Но доказательств у них не было. Никаких.

И тем не менее на душе у него стало немного легче. Он и раньше знал, что едва ли смог бы спасти Ричарда – тем более вопреки воле своего командира. Теперь он понимал, что, если Инес была в сговоре с испанцами, она не позволила бы ему сделать это, поскольку знала все его планы.

Да, он был тогда наивным юношей, который идеализировал свою возлюбленную и переоценивал лучшего друга. Но если Инес действительно отправила Ричарда на смерть, это снимало с него непомерный груз вины.

Фрэнсис снова положила руки ему на плечи.

– Чарльз, – прошептала она, – отбрось свое прошлое. Давай начнем все сначала.

Он посмотрел в ее потемневшие глаза и почувствовал, что боль отпускает его, хотя горечь и сожаление останутся с ним навсегда.

Фрэнсис торопливо вытерла слезы. Она не жалела, что высказала Чарльзу свои подозрения насчет его прошлого. Высвобождение воспоминаний всегда приносит пользу – какими бы болезненными ни были эти воспоминания. Она слишком хорошо знала, какое испытываешь отчаяние, когда любимый человек рушится с пьедестала и оказывается ничтожеством. Та ночь, когда Антуан держал ее за руку и говорил о своей любви, была самым драгоценным моментом в ее жизни, пока не обнаружилось, что он предал ее. Но она не пряталась от своих воспоминаний, и именно поэтому они не имели такой роковой власти над ней.

– Ты пострадала больше, чем я, – услышала она голос Чарльза.

Он благоговейно взял ее руку в свои, и в этот момент Фрэнк ощутила, что чувство преданности может быть свойственно ему, если только он сумеет осознать это и доверять себе.

– Да, – прошептала она, прижав ладонь к своей щеке. – Чарльз, мой ответ – «да».

– Что «да»?

– Да, я обвенчаюсь с тобой завтра, Чарльз Кавендиш! – торжественно сказала она и поцеловала его ладонь.

– Слава богу…

Чарльз прижал ее к себе, нашел ее рот и поцеловал так крепко, словно он умирал и она была его последней надеждой. Фрэнсис ответила на его поцелуй со всей страстью, которая пылала в ней и рвалась наружу. Неожиданно она почувствовала, как Чарльз воткнул ей в волосы перо.

– Давай улетим вместе, Фрэнсис, – прошептал он, уже не шутя. – Я обещал тебе, что мы будем парить в небе, – и мы будем.

– Хорошо, пусть это произойдет сейчас.

Не успела она произнести эти слова, как Чарльз подхватил ее на руки, уложил на мягкую траву и сам опустился рядом. В сознании Фрэнсис вспыхнули воспоминания о ночи, проведенной ими на барже, но теперь все было иначе. В эту ночь их окружало волшебство леса – листья папоротника щекотали ей щеку, зеленые ветви сплетались над их головами, образуя высокий свод.

Фрэнсис твердо решила, что пустится в это опасное плавание и станет его женой. Ибо теперь в ней расцвела надежда. Барьер, разделяющий их, рухнул, и она увидела далеко впереди ослепительный солнечный свет, который когда-нибудь будет светить ей.

«Я смогу летать вместе с ним и быть при этом свободной!» – ликуя, подумала Фрэнсис.

Чарльз сорвал с нее рубашку, и теперь она лежала рядом с ним совершенно обнаженная; ее груди сияли в лунном свете молочной белизной. Он наклонил голову, взял в рот ее напрягшийся сосок, и Фрэнсис засмеялась от счастья, чувствуя, как блаженное тепло разливается по телу.

Поддавшись импульсу, Фрэнсис быстро расстегнула его рубашку, и она исчезла в зарослях папоротника. Ее пальцы скользили по груди Чарльза, она наслаждалась его стальными мускулами, мощью его торса и бедер. Чарльз отвечал на ее ласки, его руки, казалось, были одновременно везде, и это безмерно возбуждало.

Наконец он освободился от остатков одежды и внезапно, перевернувшись на спину, усадил Фрэнсис на себя сверху.

– Ты ведь всегда хочешь быть главной, – улыбнулся он. – Я предоставляю тебе эту возможность.

Крик наслаждения сорвался с ее губ, когда Чарльз вошел в нее. И было уже неважно, что он так и не сказал ни слова о любви. Скоро испанцы вторгнутся в Англию, и они оба могут умереть. А пока что Фрэнсис наслаждалась своей властью над ним; ей было достаточно того, что этот человек хочет ее, что она тоже может подарить ему наслаждение.

Упершись руками в грудь Чарльза, сжав коленями его бедра, она двигалась в бешеном темпе, с восторгом отвечая на каждое его движение. Кто еще мог бы толкнуть ее на такое безумство? Уж конечно, не Антуан!

Потом все мысли испарились, и их место заняла чистая чувственность. Радость от их близости переполняла ее – отчаянная и блистательная, как полет сокола.

Они были двумя равными партнерами, летящими на крыльях волшебства.

Но вот Чарльз вскрикнул, все тело его содрогнулось, лицо приобрело восторженное выражение, и Фрэнсис поторопилась догнать его, чтобы вместе устремиться к звездам. Сейчас ей казалось, что в мире нет ничего невозможного, что жизнь благословенна. В этот миг она целиком доверилась Чарльзу, безраздельно отдала ему свое сердце.

Пережив кульминацию страсти, они еще долго, опустошенные и измученные, лежали на лесной постели. Чарльз чувствовал, что в его спину впивается острый камень, но не обращал на это внимания. Сегодня он испытал то волшебство, о котором Фрэнсис говорила тогда на барже. Произошло чудо – все то время, что они были вместе, ему казалось, будто путеводная звезда висит над ними, благословляя их союз. Чарльз был счастлив: Фрэнсис согласилась стать его женой, она будет принадлежать ему, и он постарается пронести это ощущение волшебства через всю жизнь.

 

32

Однако на следующий день барьер между ними, который, казалось, рассыпался в прах, возник вновь. Фрэнсис спряталась за этой завесой, испуганная тем, что совершила.

Она попалась, она в ловушке!

Ради призрачной надежды она продала себя в рабство. Люди не в силах изменить друг друга, они должны меняться сами. Как она могла быть такой глупой, чтобы думать иначе?

Страх овладел ею, когда она осознала, что Чарльз похитил ее сердце, ничего не дав взамен. Он ведь так и не сказал, что любит ее, его сердце по-прежнему было спрятано от нее за семью замками…

Теперь Фрэнсис оказалась в шелковых тенетах Розалинды Хоуард – так выразилась графиня, поглощенная подбором туалета для новобрачной.

Фрэнсис стояла посреди элегантной гардеробной, заполненной туалетами графини, чувствуя себя совершенно опустошенной и вовсе не испытывая радости, как того требовали обстоятельства. Она совершила ужасную ошибку, связав себя с этим мужчиной – членом большой семьи, занимающей высокое положение в обществе. Она боялась пошевелиться, чтобы не совершить какой-нибудь ложный шаг.

– Не смущайтесь, милочка. Вполне естественно, что мы хотим помочь вам выбрать подвенечное платье, – сказала Розалинда, смеясь в ответ на протесты Фрэнсис. – Мы же теперь ваши родственники.

– А вы становитесь нашей родственницей, – подхватила Маргарет Кавендиш, жена Джонатана, вызывавшая у Фрэнсис благоговейный трепет своей яркой красотой, золотыми волосами и глазами цвета янтаря.

В Париже Фрэнсис много слышала об этих двух легендарных красавицах, но ей и в голову не приходило, что когда-нибудь она может оказаться с ними в родстве. Она смотрела на них, потеряв дар речи, стоя в одной вышитой сорочке среди вороха нижнего женского белья, предоставив им выбирать то, что они сочтут нужным.

Дамам помогала, а скорее, мешала любознательная хихикающая девочка лет шести, которую Маргарет почему-то называла Мерси.

– Милая Мерси, положи это на место! – то и дело раздавалось в комнате, поскольку девочка оказалась страшной непоседой.

Сначала она развлекалась с бриллиантами своей тетки, а потом зачем-то полезла в огромный сундук с нарядами, потеряла равновесие и свалилась туда вниз головой.

– Милая Мерси! – в ужасе закричала Маргарет, извлекая дочь из сундука.

Все священнодействие с туалетами сопровождало это «Милая Мерси», и девочка, очевидно, была уверена, что Мерси – не прозвище, а ее настоящее имя.

Впрочем, озабоченность Фрэнсис поведением Пьера и Луи вполне могла конкурировать с озабоченностью мадам Маргарет Кавендиш. Она уже успела пожалеть о том, что позволила мальчикам присутствовать на церемонии. Пьер в данный момент рылся в загадочных ящичках и раскрашенных коробочках, полных шелками всех цветов радуги и тафты, развлекаясь не меньше, чем Мерси.

– Ты только посмотри! – воскликнул он, держа в руке какую-то цепочку. – Спорю на что угодно, это чистое золото! Я бы мог продать ее за…

– Положи на место! – Розалинда выхватила цепочку у него из рук. – Если ты не будешь вести себя подобающим образом, месье Пьер, то немедленно покинешь этот дом! Вы оба здесь только благодаря доброте моего брата и Фрэнсис. И почему она так заботится о вас? Вы оба не умеете себя вести, это совершенно ясно. Маргарет рассмеялась прелестным серебристым смехом.

– Пусть он пороется, Розалинда. Какой от этого вред? А ты, – строго обратилась она к Пьеру, – не имеешь права продавать вещи графини. Есть правила для улицы и есть правила для приличного дома. Ничего из того, что ты найдешь здесь, продавать нельзя, ты меня понял?

– Вот именно, а не то мы отдадим тебя испанцам, – пригрозила Розалинда. – Да, кстати, об испанцах… Маргарет, Кристофер написал из Плимута, что на Ла-Манше ветры бушуют, как фурии. Я надеюсь, что Лиссабон сметет с лица земли.

– Могу вас заверить, что в Ла-Манше и впрямь бушует ветер, – вмешалась Фрэнсис, поскольку разговор зашел о том, что занимало ее сейчас больше всего. – Ветер поднялся, когда мы отплывали из Франции, так что испанцы получат свою долю.

– Эта буря должна задержать Армаду в Лиссабоне на несколько дней.

Розалинда вытащила из кучи кружев плоеный воротник и приложила его к Фрэнсис. Результат ее не устроил, и она, нахмурившись, отложила воротник в сторону.

– Будем надеяться, что так и произойдет, – поддержала ее Маргарет. – Во всяком случае, волноваться не следует, – добавила она, заметив озабоченное лицо Фрэнсис. – Наши корабли плавают быстрее испанских. И пушки наши бьют дальше.

Все это так, но Фрэнсис отнюдь не была уверена, что англичане смогут победить вражеский флот, насчитывающий почти двести кораблей. К тому же испанцы намерены высадить на берегах Англии более сорока тысяч солдат. А Фрэнсис встречалась с испанцами и знала их беспощадную тактику.

– По количеству судов испанский флот превосходит наш, – отважилась она заметить. – Вас это не беспокоит? Неужели вы не хотели бы отправиться в Плимут и принять участие в приготовлениях?

Розалинда вздрогнула и нахмурилась, делая вид, что рассматривает яркий корсаж.

– Разумеется, я хотела бы поехать в Плимут, но не могу. У меня трое детей, которые нуждаются в моей защите. Разве можно оставить их?

– А я снова жду ребенка, так что не могу сделать и шага, – сказала Маргарет. – Мне не хотелось бы потерять этого ребенка, как я потеряла предыдущего. – Фрэнсис ахнула, и Маргарет ласково улыбнулась ей. – Не пугайтесь. Этому ребенку уже четыре месяца, и он чувствует себя прекрасно в своем убежище. Вы, кстати, тоже можете в скором времени забеременеть, так что и вам лучше остаться здесь. С кем вы предпочтете пожить, со мной или Розалиндой? Или поочередно у нас обеих?

Фрэнсис отвела взгляд от тонкой талии Маргарет, по которой никак нельзя было догадаться, что она беременна.

– Я очень благодарна вам обеим за ваше любезное предложение, – ответила она, – но сразу же после свадьбы я уеду в Дорсет. Ее Величество дала свое согласие, чтобы я работала с ее почтовыми голубями.

Розалинда и Маргарет обменялись многозначительными взглядами, которые не предвещали ничего хорошего, и Фрэнсис нахмурилась.

– Разве мой брат не говорил вам, что он хочет, чтобы вы остались здесь? – после паузы спросила Розалинда, призвав на помощь все свое обаяние.

– Нет, не говорил, и я здесь не останусь, – твердо объявила Фрэнсис и сильно рассердилась при этом.

Неужели Чарльз решил оставить ее здесь, даже не посоветовавшись с ней?!

– Ах, дорогая, как это похоже на моего брата! – вздохнула Розалинда. – Ему надо еще многому учиться.

Скрывая смущение, она углубилась в ворох ярких материй, а Фрэнсис поджала губы, но смолчала. Она не собиралась отказываться от своего решения; если Чарльз до сих пор не договорился о ее поездке, она все устроит сама.

– Скажи мне, – обратилась Розалинда к Маргарет, неожиданно задав вопрос, который висел у Фрэнсис на кончике языка, – что, Джонатан все еще в Дувре?

– Думаю, как раз в этот момент он едет сюда, – ответила Маргарет. – Джонатан поклялся, что, если Чарльз решится жениться, он ни за что на свете не пропустит такое событие.

– Папа приезжает! Папа приезжает! – запела Мерси, хлопая в ладоши и улыбаясь от уха до уха. – Он не может пропустить свадьбу дяди Сокола!

Фрэнсис ухватилась за это известие, подумав, что если Чарльз откажется взять ее с собой, то она присоединится к Джонатану.

– А после свадьбы он вернется в Дувр? – спросила она самым невинным голосом.

Розалинда очень внимательно посмотрела на нее, и Фрэнсис поняла, что ей не удалось обмануть графиню.

– Нет, он поедет в Плимут, к Кристоферу. Но если вы, Фрэнсис, решите ехать с ним, будьте осторожны: у Чарльза характер похуже этих неожиданных штормов.

Фрэнсис прекрасно знала характер Чарльза, но была слишком возмущена его вероломным решением, чтобы испугаться. Внезапно ее внимание привлек Луи, который размахивал зажженной свечкой.

– Луи, прекрати!

Фрэнсис метнулась к нему, но в этот момент Луи уронил свечку на покрывало. Фрэнсис успела вовремя схватить и задуть свечку, но при этом обожгла себе пальцы.

– Ты же мог сжечь покрывало! – воскликнула она. – Нельзя возиться со свечой так близко от кроватей и драпировок! – Мальчишка выглядел раскаявшимся, но Фрэнсис по опыту знала, что его раскаяния хватит ненадолго. – Ты закапал воском постель ее светлости. Придется теперь платить за причиненный ущерб. – Схватив его за руку, она потащила его в гардеробную. – Сиди здесь, чтобы я могла следить за тобой, а не то отправишься вниз.

– Ну и мальчишки! – покачала головой Розалинда. – Послушайте, дорогая, они обязательно должны быть здесь?

– Но эти мальчики – вся моя семья, – смущенно пробормотала Фрэнсис и усадила Луи на стул.

Графиня снова покачала головой и, судя по всему, решила чем-нибудь занять парня.

– Лучше скажи нам, Луи, какое платье больше подходит для твоей благодетельницы. – Она приложила ярко-голубое пышное платье к Фрэнсис. – Это или то? – Розалинда показала на платье изумрудного цвета. – А ты как думаешь, Маргарет?

– Оба они смахивают на лошадиное дерьмо, – отозвался Пьер из другого конца комнаты, где рылся в сундуке вместе с Мерси.

– Пьер! – закричала Фрэнсис в ужасе. – Не смей произносить такие слова! Никогда больше, ты слышал?

Пьер ухмыльнулся, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках, которые до последнего времени скрывались под грязью, так что Фрэнсис и забыла об их существовании.

– Извините, графиня, – сказал он и, поднявшись, отвесил легкий поклон сперва Розалинде, потом Маргарет, показывая, что умеет, когда захочет, вести себя как воспитанный мальчик. – Я хотел сказать, – продолжал он, подражая отшлифованной речи домашних слуг, – что оба эти платья такие же безобразные, как лошадиные какашки.

Фрэнсис прикрыла глаза и застонала.

– Пьер, ты невозможный мальчик! Что мне с тобой делать?!

– Наденьте вот это! – закричала Мерси, пританцовывая вокруг Фрэнсис и показывая на платье из мягкого кремового бархата, украшенного зелеными лентами. – В этом вы будете замечательной невестой!

«Я скорее похожа на перепуганную невесту», – с тревогой думала Фрэнсис несколько часов спустя, стоя в Королевской часовне в роскошном кремовом платье и ожидая Чарльза, который, как всегда, опаздывал.

Опаздывать на собственную свадьбу – это уж слишком! А что, если он, как Антуан, вообще не появится? Нет, не может быть. Этот ужас не повторится.

Отгоняя от себя эти мрачные мысли, Фрэнсис сосредоточила свое внимание на большом семействе Чарльза, собравшемся ради такого события. В помещении толпилось множество людей, среди них пять из шести братьев и сестер Чарльза, племянники и племянницы. Присутствовала здесь и пожилая мать Чарльза, которая, несмотря на свой ревматизм, настояла на том, что должна быть на бракосочетании своего сына. Ну а семью Фрэнсис представляли только Пьер и Луи, отмытые, как еще никогда в жизни, и облаченные в чистые камзолы и штаны.

Чарльз в конце концов приехал и, запыхавшись, объяснил, что опоздал из-за заболевшего сокола королевы. Теперь все трое мужчин семьи Кавендиш – Джонатан, Чарльз и Роджер – стояли у алтаря, и Фрэнсис снова стало не по себе. Они выделялись из толпы своей статью и высоким ростом. Даже Роджер, которому исполнилось только пятнадцать и который был чуть пониже других Кавендишей, пугал ее своей красотой.

Чего ожидают от нее все эти люди? Как она должна себя вести? В отчаянии Фрэнсис подумала, как хорошо было бы сейчас убежать к клеткам с птицами и спрятаться там среди соколов и ястребов. Вот уж с ними она прекрасно находит общий язык!

Но вот в часовню вошла королева. Приседая перед ней и придворными дамами, Фрэнсис благодарила небо за то, что все это продлится недолго. Очень скоро она окажется далеко отсюда. Оставалось только надеяться, что Чарльз не будет очень разъярен, узнав о ее планах.

 

33

– Ты хочешь сказать, что мы уезжаем в Дорсет через час?!

Чарльз кричал на новобрачную, не успев выйти из Королевской часовни, через несколько минут после окончания свадебной церемонии, не обращая никакого внимания на то, что их слышат окружающие. Семья и гости тактично удалились в зал для банкетов, чтобы освежиться напитками, предоставив новой супружеской паре ссориться сколько угодно. Хотя Фрэнсис в своем роскошном кремовом с зеленым платье выглядела как богиня леса и совершенно ослепила его, Чарльз не намеревался обращать внимание на ее глупости. Он лихорадочно, с нескрываемым нетерпением предвкушал, как они впервые окажутся вместе в постели, и не собирался потакать ее капризам.

– Сначала у нас будет брачная ночь, – отрезал он. – А потом мы обсудим, чем ты займешься, пока я буду на войне.

– Весьма сожалею, – невозмутимо отозвалась Фрэнсис, – но если ты откажешься, то я поеду с твоим братом в Плимут. Я уже договорилась с Джонатаном, он согласен взять меня с собой. Я не могу не подчиниться приказу королевы.

– Ты сама попросила это назначение! Королева просто хотела сделать тебе приятное!

Фрэнсис пожала плечами и, отвернувшись, направилась к двери. Чарльз шел за ней, испытывая непреодолимое желание схватить ее, но ему мешало облако кружев, окружавшее Фрэнсис. Наконец он дотянулся до ее талии и резко повернул к себе.

– Согласись, если бы не твои прошлые заслуги, королеве и в голову бы не пришло поручить тебе это дело.

– Это неправда! – обрушилась на него Фрэнсис. – Она согласилась потому, что распознала мое мастерство, а ты просто-напросто боишься состязаться со мной!

Чарльз сузил глаза, разъяренный ее оскорбительными словами.

– Дело совсем не в мастерстве, – заявил он, с трудом сдерживая гнев. – Я не хочу, чтобы ты снова оказалась в опасности. И не хочу, чтобы ты интриговала у меня за спиной.

– Ты первым начал, – парировала Фрэнсис. – Ты принял серьезное решение, не посоветовавшись со мной.

– Принимать решения – привилегия мужчин, – твердо заявил Чарльз. – Я сделал то, что считал нужным.

Фрэнсис впервые по-настоящему осознала, что теперь он ее муж и отныне ей придется подчиняться ему. Однако это не поколебало ее решимость, просто она поняла, что нужно сменить тактику.

– Чарльз, мы ведем себя как дети, – неожиданно мягко сказала она. – А это дело серьезное, поэтому, прошу, выслушай меня. Разумеется, я не сомневаюсь, что ты лучше меня умеешь обращаться с птицами. Эти слова вырвались у меня сгоряча. Пожалуйста, прости…

Ее голос дрогнул, и Чарльз понял, каких огромных усилий ей стоило извиниться. И все-таки она сделала это.

– Продолжай, – хмуро сказал он.

– Пойми, я просто не могу оставаться в стороне от подготовки к сражению! Наша страна на краю войны, наши дети могут стать рабами испанских лордов, а у меня такое ощущение, что я единственная, кто это понимает. Вы ведете себя так, словно испанцы приплывут сюда, чтобы отведать пирога и выпить эля, а потом весело отправятся домой.

– Ерунда, – нахмурился Чарльз. – Разумеется, мы все озабочены. А паника ни к чему хорошему не приводит.

– Но тогда нужно действовать! – воскликнула Фрэнсис. – Мы должны немедленно ехать в Дорсет, чтобы приготовиться к появлению испанцев. Кроме того, я хочу получить обратно свой дом, а поскольку с этим наверняка будут сложности, надо начинать поскорее. Я не могу оставаться еще на одну ночь в Лондоне, зная, сколько всего предстоит! – Она схватила его за руку, ее глаза лихорадочно блестели. – Разве в твоей жизни не бывало ситуаций, когда следовало действовать немедленно? И потом, разве ты не испытываешь потребность поскорее увидеть Арктуруса?

Разумеется, ему хотелось увидеть Арктуруса и своего старого учителя. Но на решение Чарльза повлияло другое. После того как прошлой ночью в лесу Фрэнсис удалось облегчить его совесть, он понял, что не может без нее жить. Конечно, Чарльз искренне хотел, чтобы она находилась в безопасности, но при этом боялся, что просто не выдержит такой длительной разлуки.

Он крепко прижал ее к себе и заглянул в глаза.

– Фрэнсис, если я соглашусь, то кое-что потребую взамен…

Чарльз принялся покрывать поцелуями ее щеки, лоб, губы.

– Мерзкий деспот!

Она ускользнула от его рта, отвернув голову.

– Это я деспот? Подожди, то ли еще будет, когда мы с тобой наконец окажемся в настоящей постели! Я не выпущу тебя из нее целый месяц. – Он поймал ее подбородок и заставил взглянуть на него. – Фрэнсис, это все очень серьезно. Обещай: во всем, что связано с испанцами и твоей безопасностью, ты будешь подчиняться мне безоговорочно.

– Ладно. Я согласна, но только в том, что действительно связано с испанцами. Теперь мы уже можем двинуться отсюда?

– Только после того, как ты поцелуешь меня!

Чарльзу с самого начала не нравилась эта затея с поездкой, а узнав, что Фрэнсис решила взять с собой мальчиков, он совсем помрачнел. Чтобы доехать до Дорсета, требовалось несколько дней, да и то при условии, что они будут скакать как дьяволы, часто менять лошадей и останавливаться только для того, чтобы поспать несколько часов. Их ожидает грязь, усталость и постоянное присутствие мальчиков. А это значит, что они ни на минуту не смогут остаться наедине.

По мере того как их маленькая группа скакала на юг, проблема все больше тревожила Чарльза. Впрочем, он готов был переносить все, что угодно, лишь бы чувствовать, что Фрэнсис рядом.

Единственное, к чему он, как выяснилось, не был готов, – это постоянные вопросы, которые задавал ему Луи. Кстати, чем больше вопросов задавал этот мальчик, тем взрослее он казался Чарльзу. Поначалу Фрэнсис говорила, что ему лет двенадцать, но когда Чарльз самолично отмывал парня в ванне, то подумал, что он, пожалуй, старше, просто невелик ростом. Теперь же ему можно было дать все пятнадцать.

Чарльз натянул поводья своей лошади и повел всю группу через небольшой ручей. Солнце приятно пригревало плечи, Фрэнсис с Орианой на руке ехала позади него, а мальчики рядом с Чарльзом, в соответствии с его строгим приказом. Они не были привычны к верховой езде, так что он хотел, чтобы они все время находились у него в поле зрения.

Поглядывая на эту парочку, Чарльз неожиданно признался себе, что испытывает гордость: при виде вымытых, причесанных, прилично одетых мальчиков никто не сказал бы, что это уличные сорванцы. Впрочем, лишь до тех пор, пока они не открывали рот… Пьер, правда, вел себя сдержаннее и большей частью молчал, возможно, потому, что был младше и более послушен. А вот Луи совершенно непозволительно, по мнению Чарльза, распускал свой язык.

– Итак, барон Милборн, на этот раз вы попались! – ухмылялся он. – А ведь еще совсем недавно говорили, что никогда не женитесь.

– А ты, кажется, этим доволен, – покосился на него Чарльз.

– Я рад за Фрэнк, – просто ответил Луи, и тут же губы его снова расплылись в насмешливой улыбке. – А я ведь говорил вам, что вы хотите поцеловать ее! И, как видите, оказался прав.

«Этому парню определенно не меньше пятнадцати, – подумал Чарльз и выругался про себя. – Надо было понять это с самого начала».

Он вытащил фляжку с водой и поднес ее к губам, давая понять, что не намерен продолжать этот разговор. Однако Луи не отставал:

– Итак, вы сделали ее своей женой. А когда же вы собираетесь сделать меня рыцарем?

Чарльз поперхнулся и выплюнул воду. Пьер, на которого попала струя, выдал длинную очередь французских ругательств.

– Хватит! – закричал Чарльз на Пьера, хотя на самом деле его разозлил Луи. – И не прикидывайся, что ты не сказал ничего дурного! Я распознаю ругательства на любом языке, даже когда не могу перевести их на английский.

Пьер надул губы, а Фрэнсис укоризненно покачала головой, подтверждая, что ругань была крепкой.

– Когда мы приедем в Дорсет, ты будешь наказан, – заявил Чарльз.

– Вы собираетесь выпороть меня, барон? – угрюмо спросил Пьер.

– Нет, но всякий раз за непотребную ругань ты должен будешь выполнять не очень приятную работу.

Чарльз удовлетворенно улыбнулся, думая о задании, которое даст мальчишке. Сам он, будучи мальчиком, частенько выказывал неуважение к отцу, за что бывал вынужден чистить конюшню.

И снова его неприятно поразило, как явно он становится похож на отца. Уж не означает ли это близость старости? Господи боже, что за несчастная мысль!

Чарльз потряс головой и вспомнил, что не ответил на вопрос Луи.

– А почему, собственно говоря, ты считаешь, что достоин быть произведенным в рыцари? – обратился он к мальчику, строго взглянув на него.

К его удивлению, Луи не отвел глаз.

– Фрэнк говорит, что я могу этого добиться. Она говорит, что я могу добиться всего, чего захочу!

– Она забыла упомянуть нечто очень важное, – саркастически заметил Чарльз. – Во-первых, ты еще слишком молод, так что придется подождать. А во-вторых, хотя ты и выказал храбрость и изобретательность перед лицом опасности, для того чтобы быть произведенным в рыцари, нужно еще кое-что. Рыцарь исполняет свой долг без колебаний, готов на любой подвиг ради королевы и подает пример окружающим безупречным поведением. Если ты будешь воспитывать в себе эти качества, то сможешь стать достойным рыцарского звания. Я буду счастлив помочь тебе заработать это право.

Чарльз сам не знал, зачем посеял надежду в душе мальчика, но, когда лицо Луи вспыхнуло от радости, он понял, что говорил правду, а правда всегда таит в себе надежду. Луи действительно проявил храбрость и изобретательность, рискуя собой ради спасения Фрэнсис от неминуемой смерти. Если бы еще он научился достойно себя вести, если бы избавился от дурной привычки красть, которая выработалась у него за годы жизни на улице, он и в самом деле мог бы когда-нибудь получить звание рыцаря.

– Я научусь вести себя, клянусь! – крикнул Луи; глаза его сияли.

Чарльз внезапно почувствовал острую боль, вспомнив, что сам был когда-то юным и полным надежд совершить нечто великое. Это было до того, как несчастья и собственное безрассудство сбили его с ног. Он потерпел поражение и долгие годы считал, что жизнь его кончена. Лишь теперь благодаря Фрэнсис перед ним снова забрезжила надежда…

Прошло еще несколько ветреных дней, прежде чем они наконец достигли Уэст-Лалуорта. По мере того как путешественники подъезжали к побережью, им все чаще встречались группы вооруженных мужчин. Чарльз пояснил своим спутникам, что генерал Джон Норрис отдал приказ о мобилизации, и теперь сотни мирных жителей обучались военному делу.

Им то и дело попадались телеги, груженные продовольствием, оружием и боеприпасами. Встречались и гонцы, спешившие с важными поручениями. Многие знавшие Чарльза здоровались с ним, а один человек, ехавший им навстречу, остановился и приподнял шляпу.

– Господин барон, мы очень рады снова видеть вас в родных местах. Вы не поможете в обучении моего отряда? Нам бы пригодились ваши советы.

Пока они беседовали, Фрэнсис с трудом скрывала свое нетерпение. Невидимое отсюда имение Морли призывало ее, этот зов доносился до нее через поля, леса и болота.

Дом! Это единственное слово звенело в голове Фрэнсис, и она желала только одного: сию же минуту увидеть Морли, хотя бы издали. Прошла, казалось, тысяча лет, прежде чем они добрались до имения Кавендишей. Фрэнсис с трудом спешилась возле конюшен, растирая спину, а Пьер и Луи ловко соскочили с лошадей и тотчас пустились обследовать новое место.

Чарльз весело приветствовал конюхов и слуг, сбежавшихся со всех сторон, а потом обнял Фрэнсис за талию и повел ее к дому.

– Я прикажу, чтобы тебе и мальчикам приготовили горячую ванну, – сказал он. – А я сначала должен увидеть Арктуруса и мастера Дикона. Не скучай без меня, я скоро вернусь.

Фрэнсис вдруг стало грустно. Чарльз возвратился к себе домой, здесь его корни, здесь его ждут близкие люди. А ее дом – это старая развалина, и она даже не может привести его в порядок, поскольку там поселился чужой человек…

Ей вдруг безумно захотелось разделить с Чарльзом его радость и немедленно познакомиться с замечательным сокольничим. Так что, когда Чарльз провел ее в дом и передал в руки домоправительницы, Фрэнсис распорядилась, чтобы мальчики принимали ванну первыми, а сама извинилась перед доброй женщиной и поторопилась выйти.

Она проскользнула в заднюю дверь, испытывая недовольство собой за то, что поручила купать мальчиков незнакомой женщине. Кто знает, что им может прийти в голову? Они и подраться способны. Но все-таки Фрэнсис не сумела пересилить себя и с Орианой на руке направилась в сад, расположенный позади дома.

Дом Фрэнсис рассмотреть не успела, но зато двор с многочисленными постройками и большой сад очень понравились ей. Расположенная неподалеку голубятня наполняла воздух шорохом крыльев и курлыканьем. Фрэнсис представила себе семерых смеющихся детей Кавендишей, выбегающих из кухни в сад, с играми и проказами, и у нее защемило сердце: она вспомнила свое одинокое детство, проведенное всего в нескольких милях к северу отсюда.

Впереди она увидела Чарльза, идущего по выложенной камнем дорожке к небольшому строению, и последовала за ним, прячась за стволами деревьев. Впрочем, она могла бы этого не делать: Чарльз был так поглощен своим стремлением поскорее увидеть друзей, что не замечал ничего вокруг.

Чарльз исчез в домике, сложенном из прочных бревен. Длинный ряд окон давал прекрасную возможность расположить вдоль них клетки с птицами. Дымок из трубы в конце строения подсказал Фрэнсис, что мастер Дикон, видимо, живет здесь.

Подкравшись к двери, за которой исчез Чарльз, Фрэнсис взялась за ручку. Хорошо смазанная дверь тихо отворилась – как раз настолько, чтобы пропустить Фрэнсис с Орианой. Она, как воришка, на цыпочках прокралась мимо множества насестов. Соколы и кречеты расправляли крылья, издавая хриплые крики, и Фрэнсис уговаривала их быть потише, прижимая палец к губам. В конце помещения она увидела еще одну дверь.

Приложив ухо к двери, Фрэнсис стала прислушиваться. Там гудели мужские голоса. Можно было надеяться, что они целиком поглощены друг другом и не заметят ее.

С великой осторожностью она приоткрыла дверь и проскользнула в комнату.

 

34

Сцена, открывшаяся глазам Фрэнсис, глубоко тронула ее. Чарльз опустился на одно колено перед стариком в потертом кожаном камзоле со следами когтей птиц на плечах. Лицо старика окаймляла густая лохматая борода цвета древесной коры, припорошенной снегом. Крупный самец-сокол сидел на руке у Чарльза, перья его блестели в солнечном свете. Все трое склонили головы друг к другу, и было похоже, что они ведут неторопливый разговор.

Фрэнсис понравилось, как по-отечески старик погладил Чарльза по волосам. Это прикосновение и то, как воспринял его Чарльз, произвели на нее сильное впечатление. Между ними чувствовалась связь, скрепленная любовью и нежностью – эти чувства отражались на лице мастера Дикона. В его глазах светилась мудрость, добрый юмор и терпимость к порывам молодости. Фрэнсис ощутила обаяние мастера Дикона, едва успев приоткрыть дверь.

– Итак, Шикра, ты уехал и женился. – Фрэнсис затрясла головой – так ее поразило необычное имя, с которым старик обратился к Чарльзу. – Ну что же, время пришло. И я вижу по твоему лицу, что это любовь.

– Я не стал бы спорить с тобой в нашу первую встречу, мастер, – отозвался Чарльз, – но ты ведь знаешь, в моем сердце не осталось места для любви.

– Да, ты говорил это и раньше, но в этом мире все меняется. А если нет любви, почему ты женился на ней?

Фрэнсис затаила дыхание. Ей казалось, что от ответа Чарльза зависит вся ее дальнейшая жизнь. А Чарльз не торопился отвечать. Фрэнсис увидела, как огрубевшая от работы, мозолистая рука мастера коснулась головы птицы, и ей вдруг захотелось, чтобы старик так же приласкал и ее.

– Потому что она нуждается в заботе, – сказал наконец Чарльз. – А кроме меня, о ней позаботиться некому.

– И это все? – спросил мастер.

Чарльз молча склонил голову в знак подтверждения.

У Фрэнсис сжалось сердце. Она знала и раньше, что Чарльз не может дать ей то, чего она жаждет. Но его молчаливое согласие болью отозвалось в ее душе. Она крепче обняла Ориану и прижалась щекой к шелковистым перьям птицы.

– Это благородно с твоей стороны – предложить ей защиту, – снова заговорил мастер Дикон. – Но будь осторожен, мой мальчик. Женщина требует не меньшего внимания, чем твой сокол. Не огорчай ее своим небрежением.

– Этого никогда не будет, не сомневайся.

В его голосе прозвучала страсть, и Фрэнсис с облегчением вздохнула. Пусть он испытывает к ней только вожделение, это все-таки значит, что она нужна ему.

Мастер Дикон, видимо, тоже почувствовал это и положил руку на буйные каштановые волосы Чарльза, отливающие сейчас золотом в лучах солнечного света, льющегося из окон.

– Прогони старые думы, Шикра. Открой место для новых.

– В том-то все и дело, что не могу!

Старый мастер задумался и наконец произнес:

– Я знаю средство, которое принесет тебе радость и очистит душу.

– Что я должен делать?

В голосе Чарльза прозвучала покорность, было ясно, что он привык выполнять все указания мастера.

– Пусть твоя дама возьмет на себя тренировку почтовых птиц.

Чарльз вскинул голову.

– Но почему я должен соглашаться на это?

– А почему ты предоставляешь своей птице решать, когда ей лететь, а когда нет?

– Потому что я уважаю ее инстинкт… Если Арктурус не хочет летать, у него на то есть свои причины. Я не могу заставлять его и не хочу.

– Совершенно верно. А что получится, если ты попытаешься?

– Он будет ненавидеть меня. Нельзя заставить дикое существо делать что-то против его воли. Но какое это имеет отношение к тому, кто из нас будет тренировать почтовых птиц?

– Ты же сам сказал, что нельзя заставить дикое существо делать что-то против его воли. Но если ты предложишь ему то, что он любит…

Его невысказанная мысль поразила Фрэнсис; судя по всему, такое же впечатление она произвела и на Чарльза. Он нахмурился и некоторое время размышлял, а потом произнес не слишком уверенно:

– Но Фрэнсис мало что понимает в этом. Я знаю побережье, знаю корабли, с которыми мы будем иметь дело…

Мастер Дикон добродушно усмехнулся.

– Для тебя, Шикра, найдутся другие обязанности. Оставь обучение птиц кому-нибудь другому. Научи свою даму тому, что она должна знать, и доверься ее умению. Если ты не будешь доверять ей, она никогда не станет тебе хорошей женой.

Чарльз удрученно покачал головой.

– Я не думаю, что это может помочь. Всякий раз, когда мне кажется, что мы стали ближе друг другу, между нами возникает какая-то тень. Всегда эта проклятая тень!

Фрэнсис прислонилась головой к косяку двери, испытывая горечь. Чарльз сказал правду: призраки преследуют их обоих. Он полагает, что кровь друга запятнала его руки, этот ужас не перестает мучить его. И ее прошлое тоже встает между ними тенью.

Фрэнсис тихо повернулась, чтобы уйти, когда мастер Дикон внезапно произнес ее имя:

– Госпожа Фрэнсис, пожалуйста, присоединяйтесь к нам.

Фрэнсис вздрогнула от неожиданности и почувствовала, что ее щеки покрываются краской стыда. Подслушивать под дверью! До чего же она опустилась! Неужели мастер все время знал, что она здесь?

Понимая, что дальше прятаться бесполезно, она отошла от двери и приблизилась к ним. Чарльз вскочил на ноги, и по изумленному выражению его лица Фрэнсис поняла, что он не догадывался о ее присутствии.

– Ты, кажется, назвал ее застенчивым цветком? – Мастер склонил голову набок, словно изучая Фрэнсис. – Что ж, это имя ей очень подходит.

– Я сказал, что она дикий цветок!

Мастер Дикон не обратил внимания на раздраженный тон своего ученика.

– Подойдите сюда, дорогая.

Только тут Фрэнсис заметила, что Ориана опустила голову, распушила хвост и принялась раскачиваться и кудахтать. Арктурус, к изумлению Фрэнсис, вел себя точно так же.

– Они приветствуют друг друга. – Широкое лицо мастера Дикона расплылось в улыбке. – Причем очень церемонно – гораздо лучше, чем это делаем мы. Меня зовут Ричард Пеннингтон, к вашим услугам, госпожа баронесса.

Он поднялся с некоторым трудом, выдававшим больные суставы, и низко ей поклонился. Фрэнсис в ответ присела. Глядя на его короткие сильные ноги, широкую грудь, обтянутую кожаным камзолом, и светлые, словно выгоревшие глаза, она поняла, что ни старость, ни болезни не могут удержать этого человека от охоты с птицами.

– Фрэнсис Морли, к вашим услугам. Я хочу сказать, Фрэнсис Кавендиш. – Она покраснела от своей ошибки, но все-таки не удержалась и задала ему вопрос, который давно занимал ее: – Скажите, а почему вы называете Чарльза Шикра?

Мастер пригладил свои припорошенные сединой волосы, лицо его стало задумчивым.

– Это слово означает «ястреб», оно пришло к нам из страны, находящейся далеко на юго-востоке, где пустыни, выжженные солнцем. Когда Чарльз был еще мальчиком, я учил его управляться с самым первым соколом, которого звали Шикра. Потом это имя перешло к Чарльзу, да так и прилипло. По-моему, оно ему очень подходит.

– Шикра… – Фрэнсис произнесла это имя вслух, и ей понравилось, как оно перекатывается у нее на языке. Она вдруг увидела Чарльза таким, каким видел его учитель, каким он был когда-то – любящим и верным. Как хотелось бы ей найти ключик от замка, за которым скрывается его боль, и развеять эту боль по ветру…

Фрэнсис уже открыла было рот, чтобы спросить, может ли она тоже называть мужа Шикрой, но не решилась. А мастер Дикон снова заговорил:

– Я так понимаю, что у вас есть дом, который надо вернуть? – Он взял банку с маслом, окунул в нее два пальца и смазал путы Арктуруса, чтобы смягчить их. – Мне никогда не нравился человек, который живет в Морли. И никому в Лалуорте он не нравится. Мы хотели бы, чтобы он убрался оттуда. Я думаю, вы должны посетить его и потребовать, чтобы он предъявил свои права на этот дом.

– Я так и сделаю, – заявила Фрэнсис, обрадованная неожиданной поддержкой. – Это первое, что я сделаю завтра утром!

– А я буду сопровождать тебя, – напомнил ей Чарльз. – Я убежден, что документы его на право владения Морли фальшивые.

 

35

– Эта подпись – подделка! Нет, это хуже, чем подделка! – выкрикивала Фрэнсис, шагая взад и вперед по хорошо обставленному кабинету адвоката Кавендишей господина Кэрью.

Она понимала, что ведет себя как помешанная, но ничего поделать с собой не могла.

– Тот, кто подделывал подпись моего отца, даже не удосужился постараться, чтобы его почерк хоть немного походил на отцовский. А Стоукс, судя по всему, испытывал чрезвычайное удовольствие, демонстрируя мне эту фальшивку, – словно предвкушал, что я не смогу ничего доказать.

Господин Кэрью расправил свою длинную мантию, продолжая шелестеть страницами сборника законов. По просьбе Чарльза этот адвокат согласился помогать в деле Фрэнсис, однако ближайшие перспективы возвращения ее земель выглядели довольно мрачно. Чарльз молча стоял у большого окна эркера, пока Фрэнсис говорила. Два клерка скрипели перьями, записывая ход разговора.

– Я готов поверить всему, что вы говорите, – сказал адвокат. – В здешних краях мистера Стоукса не очень-то жалуют. Он создает себе врагов на каждом шагу. Прежде всего он обнес часть земли Морли забором, лишив таким образом людей возможности пасти там скот. Кроме того, он пригрозил, что потащит в суд всякого, кого поймает во время охоты на его земле. Я отказался помогать ему в этом, тогда он расставил повсюду капканы – как тот, в который попался сокол господина барона. Уверяю вас, баронесса, никто из нас не любит его. Однако трудность заключается в следующем: без завещания вашего отца невозможно доказать, что документ является фальшивкой.

Фрэнсис скрипнула зубами от досады – она ведь уже объясняла, что завещание оказалось в чужих руках.

– Королева послала распоряжение, отзывающее сэра Хэмфри, еще до того, как мы уехали из Лондона. Я приложила к нему бумагу: напомнила, чтобы он привез мой сундук, в котором находится завещание. Но пока мы ничего о сэре Хэмфри не слышали, и я подозреваю, что он уже в Испании. Я не знаю, что мне делать!

– Нет ли у тебя какого-нибудь другого документа с подписью твоего отца? – спросил Чарльз.

С тех пор как они вернулись из Морли, он заговорил впервые. Пока они ехали оттуда, Фрэнсис рыдала от ярости и отчаяния, а он мрачно молчал.

– Это решило бы проблему, – согласился Кэрью. – Если у вас есть официальный документ или личная корреспонденция с его подписью и она не похожа на подпись под документом, которым располагает Стоукс, у меня будут основания попытаться отнять у него вашу собственность. Впрочем, он, несомненно, обратится в суд, а на судебные разбирательства такого рода обычно уходят годы…

Последнее замечание адвоката ужаснуло Фрэнсис, но выбора у нее не было. Она прикрыла глаза и напрягла свою память.

– Где-то обязательно должна быть его подпись!

– Может быть, на каких-нибудь документах о продаже или покупке земли? – попытался помочь ей адвокат. – Или на донесениях, которые он посылал королеве.

– Скорее всего такие бумаги должны быть в Лондоне, но мне в голову не пришло спрашивать о них, пока мы были там. А для того чтобы привезти их, понадобится не меньше недели. Прибавьте еще время, которое потребуется на поиски в королевском архиве… Постойте! Я думаю, что смогу найти кое-какие письма в Морли, – задумчиво произнесла Фрэнсис: в ее голове начал созревать план. – Мы спрятали кое-какие вещи на чердаке. Надеюсь, что Стоукс о них ничего не знает.

– Мы их поищем, – решительно заявил Чарльз.

– Конечно! – воскликнула Фрэнсис, радуясь, что он согласен с нею. Идея обыскать дом под носом у Стоукса казалась ей чрезвычайно привлекательной.

– Только не попадитесь ему, если предпримете такую попытку, – предостерег их Кэрью. – Учтите: закон будет на его стороне.

– Об этом можете не беспокоиться.

Фрэнсис никогда не видела Чарльза таким мрачным – разве что когда Диего бросился на него с распоркой для кандалов. Тогда у него в глазах промелькнула жажда крови, и теперь Фрэнсис внезапно почувствовала, что в ней тоже проснулся инстинкт убийства. Она будет сражаться на смерть, чтобы вернуть себе свои земли! «Очевидно, подобные чувства проснутся в душе каждого англичанина, когда сюда вторгнется испанская армия», – подумала она.

Чарльзу и вправду очень бы хотелось убить Стоукса. Конечно, пока что он не станет этого делать, но, если Стоукс поймает их и будет угрожать Фрэнсис, он готов на убийство. Чарльз сразу же распознал, что человек этот опасен, но так и не понял, какая сила за ним стоит. Почему Стоукс не испугался того, что может потерять имение? Почему в глазах у этого сукиного сына мелькнуло торжество?

Впрочем, для дурного настроения Чарльза была еще одна причина. Прежде чем отправиться к Стоуксу, он провел целую ночь рядом с Фрэнсис – в собственной спальне, на мягкой чистой постели, – а овладеть ею не мог. Он всячески старался разжечь ее, но она не откликалась. Впору было сойти с ума! Если бы Чарльз не понимал, что она пребывает в отчаянии, можно было бы подумать, что он утратил свою мужскую силу.

А ведь она со всей страстью отдавалась ему на барже и в лесу; он не обманул ее у алтаря, как этот злосчастный Антуан… И тем не менее стоило им войти в спальню, где они должны были провести свою первую брачную ночь, Фрэнсис вдруг стала абсолютно деревянной. А действовать насильно Чарльз не хотел.

Простившись с адвокатом, они решили отправиться домой пешком, и, когда дошли до болота, Чарльз вдруг схватил Фрэнсис за руку.

– Подожди минутку! Это не то место, где…

– Где я впервые взяла над тобой верх, Шикра? Да, это то самое место.

Чарльза поразило, что она назвала его этим полузабытым, детским именем. К своему удивлению, он вновь почувствовал себя юным Шикрой – чистым и обновленным, как ветер, шуршащий в кронах деревьев. Ему захотелось вернуться в то время, когда он был мальчиком, захотелось начать все сначала.

А Фрэнсис, эта возмутительная лесная волшебница, насмешливо улыбалась: его сентиментальные воспоминания абсолютно не тронули ее.

– У наших птиц были неравные силы, это было нечестное состязание. В противном случае я был бы первым.

– Ничего подобного! Просто ты, как всегда, опоздал.

Фрэнсис вырвалась и побежала по бревну через топкое место, балансируя руками. Чарльз поспешил за ней, разбрызгивая воду своими сапогами, так же как в тот день давным-давно.

– Ты дразнила меня тогда и дразнишь сейчас! Признайся, что я заинтересовал тебя ничуть не меньше, чем ты меня.

– Не обольщайся, ты мне тогда совсем не понравился.

– Конечно, не понравился, – спокойно согласился Чарльз. – Ты просто влюбилась в меня с первого взгляда.

– Я не могла влюбиться в тебя: ты был невнимателен к своему соколу. – Фрэнсис соскочила с бревна, взмахнув своими юбками. – Ты даже не позвал его назад.

– Вот поэтому ты и влюбилась в меня!

– Потому что ты был невнимателен? – Фрэнсис удивленно оглянулась на него.

– Потому что, увидев тебя, я забыл обо всем на свете, даже о своей птице.

Чарльз ступил на глубокое место, и вода проникла ему в сапоги. Он выругался, устремился вперед, в два шага догнал Фрэнсис и заключил ее в объятия. Она не сопротивлялась, позволив ему прильнуть к ее губам. Его поцелуй был полон страсти и сразу растопил страх и сдержанность, которые она испытывала ночью. Оказавшись с Чарльзом в обычной постели, Фрэнсис почему-то не могла отделаться от воспоминаний об Антуане. Она твердила себе, что с Чарльзом все иначе, что он женился на ней и привез в свой дом, но ничего не могла с собой поделать.

Однако сейчас губы Чарльза, прикосновения его рук изгнали из ее головы все эти мысли и вообще все мысли. В этом благословенном месте, где все вдруг напомнило о безмятежной юности, Фрэнсис чувствовала себя так, словно наконец-то оказалась дома. Именно здесь, а не в Морли она ощущала души своих родителей, соединившихся после смерти…

Внезапно Фрэнсис вздрогнула, вспомнив, как утром они с Чарльзом посетили ее родной дом, оскверненный пребыванием чужого человека. Она вспомнила отвратительную ухмылку Стоукса, обнажавшую гнилые зубы, такие же черные, как его душа. Нет, она не сможет быть спокойной и счастливой, пока этот человек находится в Морли.

– Помоги мне, Чарльз! – взмолилась Фрэнсис, отворачиваясь от его поцелуев. – Я должна вернуть себе мой дом! Чего нам ждать? Давай отправимся туда немедленно.

Подавив вздох разочарования, Чарльз согласился. Он понимал, что Фрэнсис необходимо очутиться в родных стенах, иначе она не сумеет разобраться в себе. Имение Морли манило ее через болота и леса. Она глубоко вздохнула, взяла его за руку и повела за собой вверх по холму – туда, где стоял старый деревянный дом, в котором она родилась.

– Как ты собираешься попасть туда? – спросил Чарльз, когда через некоторое время они крались по запущенному саду.

– Я полагаю, Стоукс находится в гостиной. Или в спальне, если уже отправился отдыхать. – Фрэнсис прижалась к Чарльзу, не в силах удержать дрожь страха и возбуждения. Мысль о Стоуксе, который спит в постели ее родителей, сидит за их столом, оскорбляла саму священную память о ее детстве. В ней разгоралось инстинктивное желание сражаться, как у самки сокола, которая стремится защитить своих птенцов. – Мы обогнем дом и влезем в окно по дереву. Я часто проделывала это, когда была ребенком.

Чарльз следовал за Фрэнсис, чувствуя, как ее возбуждение передается ему. Он ощущал себя мальчишкой, который готовится совершить шалость. Однако это была смертельно опасная шалость: если Стоукс поймает их, он может пойти на крутые меры. Ощущение опасности взвинчивало Чарльза, ему хотелось бросить вызов этому сукиному сыну. В то же время он испытывал беспокойство, зная, что этот человек будет рад уничтожить их, если подвернется такая возможность.

Влезть по старому дубу оказалось нетрудно. Фрэнсис подобрала свои юбки и превратила их в штаны, засунув подол за пояс. Чарльз подсадил ее, чтобы она смогла дотянуться до первой ветки, испытав при этом прилив совершенно неуместного вожделения. Пришлось напомнить себе, что они здесь по очень важному делу и следует соблюдать сугубую осторожность.

Отбросив грешные мысли, Чарльз подпрыгнул и последовал за Фрэнсис. Ветки прогибались под его тяжестью, а Фрэнсис карабкалась все выше с поразительной грациозностью, и тело ее было таким соблазнительным…

Добравшись почти до самой вершины дуба, она принялась разглядывать окно. К сожалению, оно было слишком высоко, а верхние ветки оказались очень тонкими. Фрэнсис не могла дотянуться до окна, а Чарльзу не удавалось добраться даже до того места, где она стояла. «Неужели нам придется отказаться от такого блестящего плана?» – с досадой подумал он.

– Шикра, – прошептала Фрэнсис, – ты можешь пробить дыру в оконном стекле? Я тогда могла бы дотянуться до щеколды.

– Сейчас попробую, – отозвался он таким же громким шепотом.

К счастью, предвидя всякие неожиданности, Чарльз взял с собой длинный штырь. Достав его из-за пояса, он пополз по ветке, которая угрожающе прогибалась под ним, и в конце концов ему удалось дотянуться штырем до стекла.

Стекло оказалось прочным. Ему пришлось ударить штырем несколько раз, пока оно разбилось. Чарльз поморщился от произведенного шума и невольно задержал дыхание, надеясь, что их никто не услышал.

– Но как ты переберешься туда? – обеспокоенно спросил он.

– Я дотянусь вон до того резного карниза. Я часто проделывала это, когда была девочкой.

Чарльз скептически осмотрел планку карниза.

– Она тебя не выдержит. Не забывай, что с тех пор прошло более десяти лет и ты слегка прибавила в весе. Кроме того, ты давно не тренировалась в подобных эскападах.

– Шикра, тебе надо было изучать право. – Она покрепче ухватилась за ветку и улыбнулась ему. – С твоим умением подбирать доказательства ты выигрывал бы любое дело.

Как всегда, последнее слово осталось за ней. Прежде чем он успел сообразить, что происходит, Фрэнсис отпустила ветку и рванулась в пространство.

 

36

Сердце Чарльза подскочило и остановилось где-то в горле. Он резко наклонился, готовясь поймать Фрэнсис, если она сорвется, и понимая, что это невозможно.

Пальцы Фрэнсис ухватились за резной карниз, и она повисла, пытаясь ногами найти опору на выступе нижнего окна.

– Я сейчас помогу тебе! – крикнул Чарльз, совершенно не представляя, как сможет выполнить это обещание.

И все-таки он пополз по своей ветке, чувствуя, как опасно она прогибается под его тяжестью, и понимая, что не сможет удержать Фрэнсис, когда она начнет падать. Черт побери, неужели их ночная авантюра закончится переломами конечностей?! Но Фрэнсис наконец удалось нащупать ногой опору. Он и глазом моргнуть не успел, как она просунула руку в дыру, которую он пробил в стекле, и открыла задвижку.

– Оставайся там! – выдохнула она и исчезла в темноте чердака.

– Слава богу!

Чувствуя огромное облегчение, Чарльз пополз обратно к стволу дерева и уселся там на основании ветки. Его раздражало то, что Фрэнсис полезла на чердак одна, оставив его в тревожном ожидании. Потом он заметил, что его мокрая от пота рубашка прилипла к спине, и понял, насколько испугался за Фрэнсис. Это вызвало у него еще большее раздражение.

– Будь оно все проклято! – пробормотал он, чувствуя себя бессильным, как ребенок. Ему оставалось только ожидать, когда она вернется.

Оказавшись на чердаке, Фрэнсис моментально забыла о Чарльзе, забыла об опасности, спешке и о том, что она тайком проникла в этот дом. Она вдруг ощутила себя семилетней девочкой, сидящей на полу старого чердака, который всегда был ее любимым убежищем.

В темноте Фрэнсис нащупала маленький столик – он стоял на обычном месте под сводом крыши, словно ожидая ее. Выдвижной ящик угрожающе заскрипел, но свечи оказались именно там, где она их когда-то оставила. Фрэнсис достала из ящика кремень и огниво, зажгла свечу, и ее сразу обступили знакомые вещи. Старый комод для белья, сундук ее матери, маленький стульчик, сколоченный руками отца… Несмотря на то, что всюду лежал слой пыли, несмотря на то, что прошло столько времени, в памяти ее ожило прошлое.

Здесь были ее владения, здесь она была королевой! Воспоминания оказались настолько яркими, что Фрэнсис лишь небрежно стряхнула капли крови с кисти руки, которую порезала, когда пролезала в окно. Она припоминала, как играла здесь в воображаемую страну и никто ей не мешал, даже тень огорчений не касалась ее. Защищенная родительской любовью, она полновластно царствовала в своем маленьком мире…

Однако нужно было спешить. Затаив дыхание, Фрэнсис подошла к старому сундуку, обтянутому грубой кожей. Его поверхность высохла и потрескалась от времени, холодок медных застежек заставил Фрэнсис вздрогнуть. Когда она подняла крышку, ее окутали знакомые запахи: пахло душистой водой от старого маминого платья из темно-фиолетового шелка. Ставшая сухой и хрупкой, материя заскрипела, когда она взяла платье в руки. Фрэнсис с благоговением прижала платье к щеке и залилась горючими слезами.

О, если бы она могла снова поселиться в родном доме!

Воображение. Вот чем одарил ее Чарльз! Ее воображение неожиданно разыгралось, и в ней вдруг возникла надежда на будущее, казалось бы, невозможное. Неожиданно Фрэнсис представила имение Морли полным детских голосов и смеха. Дети бегают по саду, проказничают и озорничают, а она выходит на крыльцо и зовет их ужинать…

Эти образы оказались настолько яркими, что Фрэнсис задрожала от возбуждения. Вот чего она хочет! Вот о чем она мечтала, когда ей было восемь лет и она играла здесь, на чердаке. И Чарльз даст ей возможность осуществить эту мечту. Она будет ему верной женой, и они вместе возродят имение Морли.

Вдохновленная этими новыми для нее мыслями, Фрэнсис отложила шелковое платье и принялась дальше шарить в сундуке.

Старомодный веер с выпавшими перьями, книга сонетов, сочиненных кем-то, давно похороненным… И наконец то, что она искала. Письма! Письма, которые писал отец матери, когда они были молодыми.

На каждом письме стояла дата, указание места, откуда оно было отправлено, и подпись ее отца. Подлинность этих писем никто не сможет отрицать; это были ее доказательства, ее неопровержимые доказательства! При свете свечи Фрэнсис склонила голову и принялась читать.

Письма были полны нежности, любви благородного рыцаря к его прекрасной даме. Перед внутренним взором Фрэнсис вновь возник образ матери – юной, улыбающейся, с такими мягкими и нежными руками… Ее мать, как и Фрэнсис, рано потеряла родителей, потом умерла растившая ее тетка, и она осталась одна, без всяких средств к существованию. Совершенно случайно ее увидел в окне проезжающий мимо дома рыцарь и влюбился с первого взгляда. Он предложил ей руку и сердце, несмотря на ее молодость и отсутствие приданого, и это оказался на редкость счастливый брак.

Взгляд Фрэнсис остановился на последней строчке одного из писем: «Зачем мы пришли в этот мир, если не ради любви? Мы не должны никогда в жизни забывать об этом». Дрожащими пальцами она сложила письма, завернула их в носовой платок и спрятала в мешочке у себя на поясе.

Чарльз не спускал глаз с чердачного окна, его терпение иссякало. Когда Фрэнсис наконец показалась в окне, он весь напрягся.

– Я их нашла!

– Что нашла? – Чарльз так тревожился за нее, что успел забыть, зачем она полезла на этот проклятый чердак.

– Подписи моего отца! Целых двенадцать, и они совершенно неопровержимы.

– Превосходно. – Чарльз вздохнул с облегчением и вдруг отчаянно замахал рукой, заметив, что она перекинула одну ногу через подоконник. – Стой! Не двигайся! Ты не сможешь вернуться обратно тем же путем.

Фрэнсис посмотрела вниз на ветку, до которой было не дотянуться.

– О боже! Что же нам делать?

– Ты должна выйти через дом. Как ты думаешь, ты сможешь?

Она кивнула:

– Это нетрудно, если только он уже лег спать.

– Я сначала проверю. И, пожалуйста, не двигайся, пока я не вернусь, – велел Чарльз, сползая на нижнюю ветку.

– Я встречу тебя в дверях кухни.

– Только после моего сигнала! Оставайся на месте, пока я не скажу тебе. Ты слышишь меня, Фрэнсис?

– Деспот!

Это слово донеслось до него, когда он уже спрыгнул на землю. «Хорошо хоть, что она еще способна дразнить меня, – подумал Чарльз. – Значит, не утратила присутствия духа».

– Не вздумай ослушаться. Обещаешь?

– Обещаю.

Ему не оставалось ничего другого, как поверить ей, и он счел себя удовлетворенным. Но к тому времени, когда он, перелезая с ветки на ветку, коснулся ногами земли, он уже снова был недоволен собой. Как он мог отпустить ее в дом одну?

Он обследовал первый этаж дома Морли, заглядывая в темные окна. Разглядеть, что там внутри, было почти невозможно, но везде царила мертвая тишина. В окнах второго этажа тоже не было света.

Закончив осмотр дома, он вернулся к Фрэнсис. Явно погрузившаяся в мечту, она сидела у окна, опершись подбородком на руку и глядя, как дымка тумана закрывает луну. Чтобы привлечь ее внимание, но при этом не кричать, Чарльз снова влез на дерево.

– Стоукс, должно быть, лег спать, – сообщил он. – Нигде света не видно. Но нужно быть очень осторожной. Выбери самый безопасный путь. И нигде не задерживайся!

Фрэнсис кивнула, не говоря ни слова, и закрыла окно. Теперь ему оставалось только слезть с дерева, пробраться к двери кухни и ждать.

Ожидание, казалось, длилось вечность. Черт побери, что ее там задержало?! На лицо ему упали первые капли дождя, ночь становилась темнее. Он чувствовал, как напрягся каждый его мускул.

Дверь распахнулась неожиданно, как будто пробка вылетела из бутылки.

– Чарльз?

– Я здесь!

Со вздохом облегчения он шагнул ей навстречу и заключил ее в свои объятия. Второй раз за эту ночь он был счастлив видеть Фрэнсис в безопасности.

Неожиданно в лицо ему ударил яркий свет, а в грудь уперлось холодное дуло мушкета.

– Стоять! – раздался скрипучий голос, который Чарльз сразу узнал. – Стоять, или буду стрелять!

 

37

Стоукс высовывался из ближайшего к двери окна; в правой руке у него был мушкет, в левой – зажженный фонарь.

– Так это сам барон Милборн? – Голос Стоукса был отвратителен. – А я-то думал, что за грабители забрались ко мне в дом? Подождите, барон, у меня тут кое-что для вас есть.

Он бросил вниз какой-то листок, и Чарльз, нагнувшись, подобрал его.

– Что это? – удивленно спросил он.

Мрачный хохот огласил тихую дорсетскую ночь.

– Возьмите с собой и увидите. А теперь убирайтесь с моей земли и никогда больше не возвращайтесь!

Прогремел выстрел, пуля прожужжала у них над головами. Прежде чем Стоукс сумел справиться с отдачей мушкета, Чарльз потянул Фрэнсис прочь, засунув бумагу себе под рубашку. Они пробежали по запущенному саду, путаясь в высокой траве, перелезли через заднюю ограду и помчались к лесу.

– Куда мы так бежим? – с трудом переводя дыхание, спросила Фрэнсис. – Он же не собирался преследовать нас.

Но Чарльз тащил ее все дальше по болоту, приминая ногами мхи и папоротник.

– Кто знает, что у него на уме? Я не желаю больше подвергать тебя опасности.

Только благополучно добравшись до леса, они остановились и прислушались. Вокруг не раздавалось никаких звуков, кроме их тяжелого дыхания, да откуда-то издали доносилось пение соловья.

Фрэнсис вдруг ощутила небывалый прилив сил. Обхватив Чарльза за плечи, она прижалась губами к его губам с неистовой страстью, обостренной пережитой опасностью и напряжением. Чарльз, по-видимому, испытывал то же самое – судя по тому, как жадно он отвечал на ее поцелуи.

– Я хочу, чтобы ты взял меня! – прошептала она. – Прямо здесь и сейчас!

Ее неожиданное требование изумило Чарльза.

Неужели это та самая женщина, которая была так холодна сегодня ночью в мягкой чистой постели? Неужели она всерьез предпочитает отдаваться ему в лесу, под открытым небом?

А впрочем, какая разница? Разве сам он не испытывал сейчас непереносимого желания, разве не был готов на все, лишь бы обладать ею? Он жаждал эту женщину, эту гибкую и обольстительную лесную нимфу, и разве не естественно, что ей хотелось предаться любви в своей родной стихии?

Дрожащими пальцами Фрэнсис принялась расстегивать его пуговицы, сняла камзол и, расхохотавшись, бросила его прочь.

– Эй, подожди! Я никогда не найду свой камзол в этой темноте!

– Ну и прекрасно.

Ее смех разносился по лесу – чистый и звонкий, как пение соловья. Она расстегнула ворот его рубашки и тоже отшвырнула ее. Когда она стягивала с него рубашку, выпала бумага, которую бросил им Стоукс. Но Чарльз не обратил на это никакого внимания, поскольку в этот момент Фрэнсис нагнулась, чтобы прижаться губами к его плечу. Шелк ее мягких губ спутал все его мысли, он уже не мог рассуждать разумно. Когда она расстегивала пуговицы своей блузки, Чарльз сорвал с себя оставшуюся одежду с такой стремительностью, с какой обрушивается с высоты сокол. Разгоряченный страстью, он хотел схватить ее, но Фрэнсис ловко увернулась.

– Еще рано, – усмехнулась она и принялась нарочито медленно стягивать с себя чулок.

Сгорая от нетерпения, Чарльз смотрел, как за чулками последовала юбка, блузка повисла на кусте, напоминая белую сову, и наконец его глазам открылось ее восхитительное тело.

Белый жар вожделения ослепил Чарльза, он не видел ничего вокруг, кроме этого тела, мерцающего в струе лунного света. Они стояли друг против друга совершенно обнаженные, но, стоило Чарльзу сделать движение в ее сторону, Фрэнсис отстранялась.

– Я не могу больше ждать ни одной секунды! – простонал он. – Черт побери, если ты сейчас же не подойдешь ко мне, пеняй на себя!

– И не подумаю! – дерзко бросила она, вытащила из волос шпильки, и непокорные черные локоны заструились по ее плечам. – Ты должен поймать меня, Шикра. А впрочем, нет. Ты будешь моим соколом. Иди сюда!

Фрэнсис повелительным жестом вытянула руку вперед ладонью кверху, словно Чарльз был птицей, которую звали домой. Она знала, что Чарльз не обидится: он прекрасно понимал, что сокольничий служит птице так же, как птица служит своему хозяину. Эта пара связана самыми прочными узами, и Фрэнсис хотела установить между ними такую же связь. В ее сердце пылал яростный огонь, она твердо решила, что сегодня сломает последний барьер, разделяющий их, и скажет ему о своей любви.

С еле слышным стоном она раскрыла Чарльзу свои объятия, и он крепко прижал ее к себе. Их тела слились, они словно бы стали единым существом и опустились на землю, не разнимая губ. Фрэнсис оказалась наверху, ее волосы закрыли его лицо. Откинув голову, Чарльз сжал руками ее бедра и вонзился в эту податливую плоть, ощущая непередаваемое блаженство.

А Фрэнсис казалось, что ее уносит сильный ветер. Жаркая дрожь пробегала по ее телу с каждым его движением, с каждым толчком. Неожиданно она почувствовала себя такой свободной, какой не была никогда в жизни.

– Чарльз, я люблю тебя! – воскликнула она ликуя. – Клянусь, люблю тебя…

Услышав эти слова, он приподнялся, лицо его осветилось радостью. Не разрывая их единения, он перевернул ее на спину, и Фрэнсис засмеялась, выгнувшись и вовлекая его еще глубже в себя. Поддразнивая его, она сделала вид, что борется, и они покатились по влажной траве, пока Фрэнсис снова не задержалась наверху.

Они двигались все быстрее в едином ритме, в головокружительном полете и одновременно достигли пика наслаждения. Фрэнсис не выдержала и закричала от переполнявших ее чувств. «Господи, сделай так, чтобы мы сейчас зачали ребенка!» – молча молилась она, веря, что это будет лучшим подарком для мужчины, которого любила.

Чарльз лежал на голой земле, потрясенный, опустошенный и совершенно счастливый. Фрэнсис любит его! Она сказала это с таким убеждением, что он сразу поверил ей. Да и как можно было не поверить, глядя в ее глаза, полные страсти? Она отдалась ему здесь, на болоте, с таким самозабвением, что стоило ему вспомнить об этом, как он снова испытывал возбуждение.

Правда, теперь он знал, что эта женщина всегда сама будет выбирать время и место… Ну что ж, это стоило того, чтобы дожидаться. И все-таки Фрэнсис не переставала изумлять его. Будь он проклят, если рискнет явиться домой совершенно голым, потому что его жена раскидала одежду куда попало! Она оказалась еще более дикой и необузданной, чем он мог предполагать. Ну какая женщина предпочтет заниматься любовью в лесу или на болоте, а не в спальне на мягкой пуховой постели?!

В первый раз его чувства приличия были задеты, но, если говорить правду, он так хотел обладать ею, что ему уже было все равно, где это произойдет. Ибо в момент наивысшего восторга Фрэнсис произнесла слова, которые он так давно хотел услышать. Когда она призналась, что любит его, он ощутил волшебство и был готов на все, чтобы вновь испытать это счастье.

– Готов на все? – поинтересовалась Фрэнсис, склонившись над ним, так что ее волосы защекотали ему щеку. – В самом деле на все?

Чарльз удивленно воззрился на нее, поскольку не заметил, что произнес последние слова вслух. Но, так или иначе, отказываться от этих слов он не собирался.

– Люби меня всегда так, как сейчас, Фрэнсис, и я дам тебе все, что ты захочешь.

– Все? – неожиданно серьезно спросила она.

– Все, – поклялся Чарльз, полный решимости удовлетворить любое ее желание.

– Тогда дай мне детей, Шикра! – воскликнула Фрэнсис, схватив его за руки. – Я хочу иметь дюжину детей и хочу растить их в Морли. А если я не смогу родить всю дюжину, то возьму сирот, обездоленных, чтобы они вместе с нашими детьми заполняли дом смехом и радостью, которых мне так не хватало в детстве. Ты согласен?

Если Чарльз и удивился, то не подал виду.

– Я с радостью приму участие в этой операции, – торжественно заявил он. – Ну а что касается того, как нам вышвырнуть из дома этого негодяя… Покажи-ка мне, какие бумаги ты нашла.

Слова Чарльза вернули Фрэнсис к земным заботам. Она внезапно почувствовала, что страшно замерзла, лежа на влажной от ночного тумана траве, и вспомнила, что одежда их валяется неизвестно где. Боже, неужели она способна на такие безумства?!

– Подожди минутку, – смущенно пробормотала Фрэнсис, – я сейчас все соберу.

Она отправилась разыскивать части туалета в зарослях деревьев и в папоротнике, а вернувшись, начала разбираться, что у них есть.

– Вот твои штаны и камзол. – Фрэнсис бросила все это ему на колени, а сама поспешно надела блузку и юбку.

– Слава богу, мешочек с письмами отца цел. Где-то я потеряла твою рубашку, но сейчас найду. Никуда не ходи. Держу пари, что знаю, где она.

Вскоре Фрэнсис вернулась с его рубашкой и листком бумаги в руке.

– Мы совсем забыли о письме, которое передал Стоукс. Ты его так и не прочел.

Она вертела бумагу, надеясь разобрать в темноте, что там написано, но безуспешно.

– Наверное, это предупреждение, чтобы мы не появлялись в его владениях. – Чарльз протянул руку за письмом, наклонился над ним, стараясь разобрать имя отправителя, и внезапно напрягся. – Святой боже!

Сердце Фрэнсис тревожно забилось, когда она услышала его возглас.

– Что случилось?

Ничего не ответив ей, Чарльз сломал печать, прочитал письмо и отбросил его в сторону.

– Проклятье!

В голосе прозвучала такая злоба, какой Фрэнсис никогда еще не слышала. Она нерешительно взяла письмо и шагнула на освещенное луной место. Слова, написанные явно женской рукой, прочесть было нетрудно.

«Мой дорогой Чарльз», – так начиналось письмо. Стараясь не обращать внимания на леденящий страх, проникший в душу, Фрэнсис читала дальше: «Теперь, когда испанцы вот-вот завоюют Англию, ничто не сможет помешать нам соединиться, мой возлюбленный. Мы наконец-то станем мужем и женой, и обещаю, что обеспечу тебе высокое положение при дворе Его Величества. Скоро наши мечты осуществятся, любовь моя…»

Чувствуя, что у нее слабеют колени, Фрэнсис перевернула страницу, чтобы найти подпись. Впрочем, ей и так было ясно, кто автор этого письма. Инес дель Кальвадос.

Фрэнсис стояла, бессмысленно глядя на острые, четкие буквы подписи, не в силах вымолвить ни слова. Второй раз в своей жизни она влюбилась в мужчину, который был связан с другой женщиной!

– Надеюсь, ты понимаешь, что это ничего не значит? – с горечью произнес Чарльз. – Ты ведь не веришь, что я могу бросить тебя ради нее?

– Конечно, я верю тебе, Чарльз! – воскликнула в смятении Фрэнсис. – Но разве ты не понимаешь? Она связана со Стоуксом! Иначе почему именно он передал тебе ее письмо? Я и раньше подозревала, что Стоукс – испанский шпион, а теперь совершенно ясно, почему он ничего не боится… Чарльз, если Испания завоюет Англию, эти люди ни за что не оставят тебя в покое!

– Но Испания не завоюет Англию. Мы будем сражаться с ними и победим.

– Если бы это зависело от меня, мы бы непременно победили, – мрачно пробормотала Фрэнсис, потуже затягивая корсаж. – Так или иначе я намерена немедленно приступить к своим обязанностям.

 

38

Через несколько дней пришло сообщение, что небо над Лиссабоном прояснилось, шторм утих и Армада с великой пышностью и грандиозными церемониями вышла в плавание. Скептики, утверждавшие, что Армада никогда не двинется на Англию, заткнули свои рты и присоединились к военным приготовлениям. К мрачному удовлетворению Фрэнсис, вся страна вооружалась, капитаны поспешно обучали людей обращаться с пиками, мечами, мушкетами и аркебузами. Дворянство за свой счет снаряжало всадников, сигнальные костры были выложены по всему побережью и в глубь страны вплоть до Лондона. Теперь уже никто не мог считать себя в безопасности.

Фрэнсис целыми днями занималась с птицами, но в одно прекрасное утро Чарльз сообщил ей, что их хочет видеть адвокат Кэрью.

– Я так боюсь услышать о результатах его беседы со Стоуксом! – говорила Фрэнсис, ерзая на стуле в приемной адвоката, слишком взволнованная, чтобы сосредоточиться на чем-то. – А что, если Стоукс вообще не пожелал встретиться с ним?

– Перестань придумывать сложности, – предостерег ее Чарльз. – Прежде всего надо послушать, что он скажет.

Мистер Кэрью приехал, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– К сожалению, не могу порадовать вас. – Он протянул Чарльзу связку писем Ричарда Морли. – Я показал Стоуксу подпись на одном из писем, предложил предъявить документ на право владения имением и доказать, что он достоверный. И вы можете себе представить? Он расхохотался мне в лицо! – При этих словах адвокат покраснел от гнева. – Стоукс заявил, что все эти доказательства не имеют теперь ровным счетом никакого значения. «Обращайтесь в суд», – сказал он с мерзкой ухмылкой.

– Так мы и сделаем. Передадим дело в суд. Пусть расходы вас не смущают, – услышала Фрэнсис слова Чарльза. – Готовьте все нужные бумаги…

Больше слушать она не могла. Пробормотав извинения, Фрэнсис выскочила из комнаты, прекрасно понимая, что ведет себя непозволительно. Но она чувствовала, что просто лопнет от ярости, если немедленно не займет себя чем-нибудь. Конечно, лучше всего разнести голову Стоуксу, но такой возможности у нее не было.

Оказавшись на улице, Фрэнсис пустилась бежать. Прохожие с любопытством смотрели ей вслед, она слышала, что позади ее догоняет Чарльз, но ей уже все было безразлично. Она не могла сидеть сложа руки и планировать бумажную атаку. Ведь этот негодяй обманом захватил дом ее родителей, дом, в котором они трое жили и любили друг друга!

Впереди показался дом Кавендишей, воплощая приветливость и гостеприимство. «Неужели этот дом станет моим единственным пристанищем? – с грустью думала Фрэнсис. – Неужели Морли никогда уже не будет принадлежать мне?»

Она прошла к голубятне, схватила большую клетку и посадила в нее нескольких голубей. Птицы возбужденно ворковали, Фрэнсис знала, что у нее за спиной стоит Чарльз, который ее жалеет, но не произносит ни слова утешения. Ей хотелось шепнуть, как она ему благодарна, но не поворачивался язык. Она не могла перенести это новое унижение, которому подверг ее Стоукс.

Фрэнсис закрыла клетку и поспешила к конюшне. Чарльз приказал приготовить лошадей и привязал клетку к луке ее седла.

Вскочив в седло, Фрэнсис сразу же пустила свою кобылу в галоп, направляясь на запад, к побережью. Подъехав к морю, она заметила подходящий мысок, направила туда лошадь и спешилась. Ветер бросал ей волосы в лицо, а она разглядывала широкий, взбаламученный ветром Ла-Манш. Где-то там, вдалеке, плыли испанские корабли, и нужно было сделать все, чтобы готовиться к вторжению.

Чарльз, спешившись, следил за ней, потом приблизился, чтобы снять тяжелую клетку с ее седла. Однако Фрэнсис отмахнулась от его попыток помочь ей. Она вырвала у него из рук клетку и потащила ее на заросшую травой лужайку, предоставив Чарльзу привязывать лошадей. Мрачно сосредоточившись, Фрэнсис открыла дверцу и вытащила самого крупного голубя, с удовольствием ощущая теплоту его тела.

– Домой! – закричала она, подбрасывая птицу в воздух. – Лети домой, я буду ждать тебя!

Птицы охотно отзывались на ее приказ. Одна за другой они взмывали в воздух, резко свистя крыльями, кружились у нее над головой, а потом улавливали поток воздуха над побережьем и начинали набирать высоту. Все голуби, без исключения, брали направление на восток, к дому Кавендишей.

Фрэнсис смотрела им вслед, пока они не превратились в крохотные пятнышки, и только тогда заметила, что у нее по щекам струятся слезы. Когда Чарльз обнял ее, она уткнулась лицом в его плечо и разрыдалась.

– Теперь мы имеем доказательства того, что Стоукс связан с сэром Хэмфри, – выговорила она наконец.

– Мы с тобой это и так знали.

– Да, – сердито отозвалась она, – мы знали, но я не могу смириться с этим! Стоуксу с самого начала было известно, что у меня нет завещания отца и я не смогу выгнать его из моего дома. А тут еще Инес… Она не успокоится, пока ты не будешь принадлежать ей!

– Она настойчива, – сдержанно согласился Чарльз.

– Она хуже чем настойчива! – выкрикнула в отчаянии Фрэнсис. – Но я не допущу, чтобы она снова ворвалась в твою жизнь! Ну почему она не вышла замуж за кого-нибудь другого?!

– Я не знаю, и мне это безразлично. Я не собираюсь подчиняться ей.

– И я не собираюсь. Я буду сражаться с испанцами до конца и уже все продумала. Я знаю, как научить наших птиц долетать до кораблей Дрейка и Хоуарда и возвращаться обратно. Кроме того, я хочу, чтобы нескольких птиц увезли в Париж: с их помощью мы будем скорее получать новости с континента. Что касается связи с Лондоном, то я взяла птиц из королевских голубятен.

Чарльз одобрительно кивнул.

– Что еще? – спросил он.

Фрэнсис показала рукой в сторону Нидерландов.

– Я хочу отправить часть наших птиц вместе с английскими войсками в Остенде. Они будут приносить нам донесения о приготовлениях Пармы.

Фрэнсис прикрыла глаза и услышала голос своего дяди, звучащий в ее памяти так явственно, словно он был рядом с ней: «За Пармой необходимо следить».

– Интересно, в самом ли деле у него сорок тысяч солдат или это военная хитрость? – задумчиво произнесла она.

– Ты сомневаешься, что они могут разгромить нас без солдат Пармы? У них около двухсот военных кораблей!

Ее сдержанности как не бывало.

– Я в ужасе от того, на что они способны.

Самообладание снова покинуло Фрэнсис. Она расплакалась, и Чарльз крепко прижал ее к себе, мечтая об одном – встретить Ральфа Стоукса наедине темной ночью, разрубить его на куски и выбросить в море. Он обдумывал, как это можно осуществить, как вдруг Фрэнсис неожиданно подняла голову.

– Обещай мне одну вещь, – попросила она, дрожа от волнения.

– Все, что ты захочешь, дорогая!

– Если испанцы придут, обещай мне, что ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы сохранить себе жизнь. Даже если тебе придется бросить меня.

Чарльз внимательно посмотрел на нее.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Пропади все пропадом, но я не брошу тебя! Ты моя жена!

Фрэнсис вырвалась из его объятий и уставилась на море.

– Чарльз, я прошу тебя об этом, потому что смерть преследует меня повсюду. Все, кого я любила, умерли!

– Никто не живет вечно. Я любил моего отца, а он тоже умер.

– Но я потеряла и мать, и отца, и моего опекуна. Всех, кого я любила. А теперь… теперь я люблю тебя. Чарльз, мне страшно! Тебя ненавидят и сэр Хэмфри, и Стоукс. Кто знает, чей дом или землю он захочет еще заполучить? Я уверена, они оба постараются избавиться от тебя, а если власть окажется в руках испанцев, сделать это будет очень просто. Посмотри на Стоукса, который размахивает своими фальшивыми документами и издевается над нами. Он ждет высадки Армады, которая все изменит. Испанцы превратят нас в своих рабов!

– Успокойся, – Чарльз снова прижал ее к себе. – У тебя просто слишком разыгралось воображение. Испанцы никогда не будут здесь господствовать.

Воображение… Фрэнсис понимала, что это ее враг и ее спаситель. Воображение ввергло ее в пучину отчаяния и вырывало оттуда, возвращая надежду. Это оно помогло ей распознать, кто на самом деле был виновником смерти Ричарда. А сейчас оно же делало ее несчастной, подсказывая, какая судьба ее ждет.

Фрэнсис подняла голову, посмотрела на Чарльза, и он увидел, что ее зеленые глаза блестят неукротимой страстью, в которой смешались злость, вожделение и любовь. Как бы ему хотелось избавить ее от этой злости, оставив ей только драгоценные чувства! Но он был всего лишь человеком и не мог устранить неприятности из ее жизни.

– Возьми меня, Чарльз! – Фрэнсис бросила ему эти слова как вызов. – Я хочу забыть об этих чудовищах, выбросить все из головы. Помоги мне!

Она, как всегда, потрясла его. Но, черт побери, он был готов к любому ее вызову, он жаждал обладать ею в любое время, где угодно, нужно было сказать только слово.

Чарльз поднял ее на руки и осторожно положил на песок. Здесь, на этом диком берегу, он будет принадлежать ей, а она ему, и им совершенно безразлично, увидит ли их кто-нибудь. Ведь эта женщина – его жена перед богом и людьми!

 

39

Напряжение последних дней давало себя знать, и однажды ночью Фрэнсис приснился Филипп Испанский. Он сидел в углу, как паук, и ткал огромную паутину, которая должна была опутать ее страну. Подобно несчастной мухе, Фрэнсис висела вместе с другими, завязнув в прочных нитях паутины. Паук хотел завладеть ею, ее домом, всем, что дорого ее сердцу…

20 июня пришли новые известия из Португалии: шторм заставил Армаду искать убежище в порту Ла-Корунья. Вся Англия вздохнула с облегчением.

Пользуясь этой временной отсрочкой, лорд-адмирал послал своего родственника Кристофера Хоуарда встретиться с официальными лицами в каждом прибрежном графстве и уточнить боевую стратегию. Фрэнсис тоже была приглашена на такую встречу в Дорсете, а вечером, дома, неожиданно набросилась на Чарльза.

– Я отвечаю за этих птиц! – кричала она. – Почему ты вел себя на встрече так, словно ты здесь главный?

– Признаться, впервые слышу, что за птиц отвечаешь ты. Но я вовсе не хочу спорить с тобой, Фрэнк.

– И все-таки споришь! Может быть, напишем королеве и попросим ее разрешить наш спор?

Чарльз тяжело вздохнул, раздраженный ее упрямством.

– Мы будем выглядеть дураками, если станем обращаться к ней всякий раз, когда ссоримся.

– В таком случае давай спросим мастера Дикона. – Фрэнсис вызывающе взглянула на него. – Ты помнишь, что он говорил по этому поводу?

– Вот уж не предполагал, что ты способна подслушивать.

– Да, я подслушивала и не отрицаю этого!

Чарльз сузил глаза и бросил на нее гневный взгляд, что, судя по всему, отнюдь не испугало Фрэнсис. Внезапно он понял ее душевное состояние: она цепляется за работу, чтобы побороть свои страхи. И хотя Чарльз был уверен, что женщинам на роду написано подчиняться, а не приказывать, он решил позволить ей действовать по своему разумению.

– Ладно, ты победила, – буркнул он. – Но в таком случае нам придется изменить всю диспозицию. Давай договоримся: ты будешь командовать птицами, а я – мальчиками.

Фрэнсис изумленно взглянула на него.

– Но ты же их не любишь. Почему ты хочешь взять их под свое начало?

– Черт побери, да люблю я их! – закричал Чарльз, сжав кулаки, и только тут понял, что сказал. Лицо Фрэнсис озарилось улыбкой. Невозможная женщина, она опять перехитрила его. Проклятье, ну и что из того, что он полюбил этих уличных мальчишек? – Их нужно занять делом, чтобы не оставалось времени на проказы. Если ты будешь управляться с птицами, я хочу взять под свое наблюдение их занятия.

Улыбка Фрэнсис стала еще шире.

– Занятия? Ты хочешь, чтобы они получили образование, какое дают джентльменам?

– А почему бы и нет? Местный священник может учить их читать и писать, арифметике, географии – всему, что им понадобится. А верховой ездой я займусь с ними сам. – Чарльз все еще испытывал раздражение, но точно знал, что требуется мальчишкам. – Кроме того, я хочу, чтобы они обучились обращаться с соколами и ястребами. Я буду учить Луи, а ты – Пьера. К тому же они могут помогать тебе с почтовыми голубями. И давай договоримся, что, если мне придется наказывать их, ты не будешь заступаться. За плохое поведение нужно отвечать.

– Все будет так, как ты скажешь, милорд и господин, – кротко произнесла Фрэнсис, но глаза ее при этом насмешливо блеснули.

Чарльз с ворчанием удалился, удивляясь, как он мог даже думать, что женщины готовы повиноваться. Если уж страной управляет женщина, естественно, что все остальные стремятся следовать ее примеру.

Поскольку срочных дел у Чарльза не было, он решил приступить к своим новым обязанностям немедленно. Луи он нашел у клеток с птицами. За последние недели мальчик поправился, выглядел крепким и посвежевшим, но была одна вещь, которая сильно беспокоила Чарльза. Ему все чаще передавали, что видели Луи в таверне, где он в компании взрослых мужчин накачивался пивом. Чарльз понимал, что это следствие его прежнего образа жизни, но поклялся себе, что не допустит больше ничего подобного.

– Луи, мне нужно серьезно поговорить с тобой. Ты должен дать мне слово джентльмена, что не будешь посещать таверны. Это неподходящее место для мальчика твоего возраста.

Луи нахмурился и некоторое время молчал.

«Неужели его пристрастие к пиву зашло так далеко?» – с тревогой подумал Чарльз. Луи, казалось, сосредоточенно размышлял о чем-то.

– Хорошо, я согласен, – сказал он наконец. – А тогда вы позволите мне дежурить у сигнального костра?

На этот раз нахмурился Чарльз. Поскольку большинство людей ушли в ополчение, дозорных при сигнальных кострах не хватало. Но он знал, как любит Луи шалить с огнем. Можно ли поручать мальчишке такое ответственное дело? Ведь костер, зажженный по ложной тревоге, может вызвать хаос в отрядах ополчения вдоль всего побережья. С другой стороны, любое воспитание бесплодно, если оно не основано на доверии.

– Я разрешу тебе это, если ты пообещаешь относиться к делу со всей серьезностью, – наконец решился он. – И держись подальше от таверны!

– Я завтра должен ехать в Плимут, чтобы встретиться с лордом Хоуардом и другими военачальниками, – сообщил Чарльз жене на следующий день. – Надо обсудить некоторые планы.

Фрэнсис подавила тяжелый вздох. Ей тоже хотелось поехать в Плимут обсудить с лордом-адмиралом проблемы связи и стратегии. Но, взяв на себя ответственность за почтовых голубей, она тем самым ограничила свою свободу. Ей положено было оставаться в Лалуорте на своем посту.

Когда Чарльз уехал, Фрэнсис с удвоенным усердием занялась птицами и вскоре увидела отдачу с их стороны. Одни голуби прилетали в Лалуорт с кораблей лорда Хоуарда, другие отправлялись в Лондон и Дувр. Фрэнсис поддерживала прочную связь с королевскими военно-морскими силами.

Это было очень важно, потому что ложные тревоги, слухи и истерия распространялись с необыкновенной быстротой. До Фрэнсис дошел слух, что Филипп Испанский составил «черный список» тех, кто будет казнен, когда испанцы завоюют Англию. Чем больше говорили об этом списке, тем длиннее он оказывался, и у Фрэнсис голова уже шла кругом от смятения и страха.

Единственный способ сохранить самообладание заключался в том, чтобы не обращать внимания на слухи, и Фрэнсис находила спасение в работе. Каждый день она приходила на голубятню, чтобы поговорить с птицами, покормить их и налить им воды. Ей помогал мастер Дикон, на попечении которого в течение долгих лет была голубятня. Однако вскоре Фрэнсис стала замечать за ним кое-что, весьма ее обеспокоившее. По утрам от Дикона попахивало спиртным, и, хотя он по-прежнему выполнял свои обязанности, все меньше времени проводил на голубятне. Судя по всему, раньше такого не было: Чарльз никогда не стал бы любить и уважать человека, который слишком много пьет.

Фрэнсис была озабочена этим, но не хотела осложнений и поэтому молчала и наблюдала. Впрочем, возможностей наблюдать у нее становилось все меньше: мастер Дикон все реже приходил помогать ей, и значительную часть его обязанностей взял на себя Луи.

– Смотри, вот и Мраморная прилетела! – воскликнула Фрэнсис в один из дней, увидев, как голубка толкнула дверцу голубятни и оказалась внутри. – Я ведь тебе говорила, что она вернется первой.

– Где же этот проклятый Рекс? – проворчал Луи, недовольный тем, что проиграл пари. – Выходит, я должен тебе два пенса.

– Если помнишь, я отказалась держать пари на деньги. – Фрэнсис взяла голубку на руку и предложила ей горсть молотого зерна. – Послушай, а вот это, кажется, Рекс.

Дверца приоткрылась, и в нее просунулась голова голубя. Луи насыпал ему в оловянную посуду корма.

– А что же я вам должен, если не деньги?

Фрэнсис посмотрела, как он ловко справляется со своими обязанностями, и поздравила себя с тем, что смогла быстро обучить его.

– Поцеловать в щеку и обнять, – отозвалась она. – Ничего больше мне от тебя не нужно.

Луи засмеялся и с удовольствием обнял ее.

– С тобой хорошо спорить, Фрэнк. А вот господин барон вечно требует от меня чего-то невозможного. Мне кажется, он хочет превратить меня в образцового джентльмена. Это меня-то! И знаешь, по-моему, он все еще не доверяет мне…

– Ты наверняка не прав. – У нее обе руки были заняты Мраморной. – С чего ты взял? – Фрэнсис посадила голубку на насест и тяжело вздохнула: она тосковала по Чарльзу и мечтала провести с ним последние дни, оставшиеся до вражеского вторжения. – Чарльз доверяет тебе, просто иногда ты его огорчаешь. Например, нас обоих беспокоит твой интерес к таверне. Не понимаю, чем она тебя так привлекает.

– Мне там нравится, – пожал плечами Луи. – Табачный дым, музыкант играет на лютне, дружеские разговоры…

– Но ты, кажется, обещал Чарльзу больше не заглядывать туда. Надеюсь, держишь свое слово?

В этот момент прилетело еще несколько птиц, они толкались в дверцу голубятни, и Луи начал торопливо впускать их. Фрэнсис показалось, что слишком торопливо. А на ее вопрос он так и не ответил. Она продолжала наблюдать за ним со все возрастающим беспокойством, но, когда уже собралась повторить свой вопрос, Луи вдруг вскочил, сказал, что должен отправляться на урок к священнику, и, не добавив ни слова, убежал.

Фрэнсис, расстроенная, смотрела ему вслед: он шел по направлению к церкви, шагал по-мужски размашисто и решительно. Раньше она не замечала, как он повзрослел…

…Чарльз вернулся из Плимута озабоченный новыми проблемами. Кто-то привозил письма и воззвания испанцев в Дорсет и распространял их по всем прибрежным графствам. Недавно Дрейк поймал человека, который входил в эту сеть, и тот признался, что снабжал сведениями испанского адмирала, командующего Армадой. Но при том количестве судов, что бороздят залив Лалуорта и двигаются дальше вдоль побережья, обнаружить шпионов было очень трудно. Чарльз пообещал лорду Хоуарду помочь местным властям выяснить, откуда и как просачиваются сведения.

Ночью шестого июля Чарльз дождался, когда Фрэнсис заснула, потом оделся и тихо вышел из дома. Он решил, что по ночам будет обходить пешком улицы Лалуорта и окрестности, а начать лучше всего с какой-нибудь таверны, где всегда можно услышать свежие новости.

Когда он вошел в большую общую комнату таверны «Голова пони», там клубился табачный дым, посетители сидели за грубо сколоченными столами, кое-кто стоял у камина. Хозяин таверны суетливо поспешил ему навстречу, вытирая руки о залитый пивом передник, и радушно приветствовал его.

Чарльз принял из рук хозяина кружку пива и уселся на скамью, откуда мог слышать разговоры нескольких ополченцев. Певец кончил настраивать свою лютню и запел патриотическую балладу о разгроме Армады. Чарльз делал вид, что заинтересован представлением, в то же время рассматривая посетителей.

Через некоторое время к нему снова подошел хозяин таверны.

– Барон, я очень рад, что вы заглянули сегодня, потому что мне нужно поговорить с вами. – Хозяин заглянул в кружку Чарльза, чтобы убедиться, не требуется ли долить туда пива. – Мне кажется, вам стоит обратить внимание на вашего друга. В последнее время он приходит сюда каждый вечер и слишком много вливает в себя. Раньше за ним такого не водилось.

Чарльз вопросительно поднял брови, не догадываясь, кого имеет в виду хозяин, и тот кивком головы показал в полутемный угол. Там сидел мастер Дикон, откинув назад голову и приоткрыв рот, из которого вырывался громкий храп. Чарльз, пораженный, уставился на него. Он никогда не видел, чтобы старик так напивался.

– Неужели это он от пива? – спросил Чарльз, не веря своим глазам.

– Нет, он предпочитает более крепкие напитки, если вы меня понимаете.

Хозяин заспешил к другому посетителю, требовавшему пива, а Чарльз, тяжело вздохнув, подошел к Дикону. Ну почему все складывается так плохо? Со дня на день произойдет вторжение испанцев, Фрэнсис в отчаянии от утраты имения, а теперь он видит своего лучшего друга пьяным, в этой жалкой таверне…

Он наклонился и потряс мастера за плечо. Дикон приподнял голову, приоткрыл мутные глаза и улыбнулся Чарльзу.

– А, парень, ты пришел забрать меня домой?

Чарльз невольно отшатнулся – его обдал запах перегара. Огорченный до глубины души, он поставил Дикона на ноги и повел к дверям. Посетители дружески кивали Дикону, а он, спотыкаясь и всей тяжестью повиснув на руке Чарльза, ухмылялся и кивал им в ответ. Видно было, что его состояние никого здесь не удивляет. Никого, кроме Чарльза…

Когда они уже добрались до двери, Чарльз оглянулся и вдруг увидел шустрого паренька, который вышел из кухни и присоединился к тем, кто стоял у камина. Это был Луи!

Гнев охватил Чарльза. Какую еще пакость приготовила ему судьба?! Пребывая в смятении, он с трудом дотащил Дикона до его дома, и тот, явно не испытывая никакого раскаяния, свалился на кровать и заснул, как только голова его коснулась подушки.

Чарльз упал на стул и закрыл лицо руками. Друг его всегда словно бы излучал опытность и мудрость. Большую часть своей жизни Чарльз полагался на эту мудрость.

– Нет, не может быть, я в это не верю! – громко шептал он, чувствуя, что сердце его разрывается от боли. – Не предавай меня! Не предавай меня особенно теперь, когда я так нуждаюсь в твоей поддержке…

Ответом ему было только курлыканье голубей за стеной.

Чарльз встал и расправил плечи. Со стариком он поговорит утром, а сейчас ему предстоит самое неприятное: он должен наказать Луи. Фрэнсис, конечно, будет очень расстроена, но он не отступится от того, что считает правильным.

 

40

– Луи, ты был сегодня в таверне? – с порога спросил Чарльз, входя в гостиную.

Фрэнсис, сидевшая у камина, вздрогнула и в испуге уставилась на мальчика, который встал с дивана и посмотрел Чарльзу прямо в глаза.

– Да, барон Милборн, но у меня для этого была серьезная причина. Клянусь вам.

– Какие могут быть причины, чтобы нарушать данное слово?!

Чарльз был огорчен больше, чем сам мог предположить. Краем глаза он увидел, что у Фрэнсис дрожат губы, хотя она и сдерживает слезы. Но она, конечно же, заплачет, когда он объявит свой приговор. Чарльз надеялся, что противоречить ему Фрэнсис все же не станет, поскольку в данном случае Луи, несомненно, заслужил строгое наказание. Нарушать данное слово в доме Кавендишей всегда считалось серьезным преступлением. Это было единственное прегрешение, за которое его и братьев пороли, когда они немного подросли. После чего они быстро поняли, что слово надо держать.

– Луи, я надеюсь, ты согласен, что заслужил серьезное наказание?

– А ты не хочешь узнать причину? – вмешалась Фрэнсис.

Чарльз сердито взглянул на нее. Разумеется, он был бы очень рад узнать, что у мальчика действительно существовала серьезная причина для того, чтобы отправиться в таверну. И хотя он с трудом представлял себе, что могло бы оправдать такой поступок, Чарльз решил все-таки дать возможность объясниться.

– Так какова была причина?

Луи опустил глаза.

– Милорд, мне очень жаль, но я не могу сказать вам.

Чарльз сжал губы в тонкую линию.

– Я полагаю, тебе ясно, что ты не оставляешь мне другого выбора. Я не могу ограничиться легким наказанием, если ты отказываешься рассказывать мне, почему ты туда отправился.

– Я приму любое наказание, милорд.

– Только, ради бога, не бей его! – закричала Фрэнсис, хватая Чарльза за руку.

Чарльз понял, что спора не избежать. Он отослал Луи подождать на кухне и прикрыл дверь гостиной, приготовившись к схватке.

– Фрэнсис, Луи нарушил свое слово, – сказал он, стараясь быть убедительным.

– Да, я знаю, что он виноват. – Она умоляюще прижала руки к груди. – Но ты же можешь избрать какое-нибудь другое наказание. Любое! Пусть моет пол на кухне…

– Мой отец порол нас, когда мы нарушали свое слово, и мы хорошо усвоили его уроки. То, что было хорошо для меня и моих братьев, будет хорошо и для Луи.

– Но, Чарльз, почему ты не хочешь поверить, что у него была серьезная причина?

Чарльз нахмурился.

– Ты что же, думаешь, мне очень приятно наказывать его? Если ты знаешь, что это за причина, скажи мне.

– К сожалению, не знаю. Я хотела выяснить, но он очень скрытен.

– Вот видишь! У него есть секреты даже от тебя, а это никуда не годится.

Фрэнсис ничего не ответила. Ее вера в людей, которых она любила, была непоколебимой, и это принесло ей в жизни много горя. Чарльзу было очень жаль ее, но он не сомневался в своей правоте.

– Поднимись в спальню, – мягко сказал он. – Потом ты сможешь увидеть его.

Фрэнсис опустила голову, признавая свое поражение. Ей было нечего возразить, но она не могла смириться с тем, что он будет бить ребенка. Ей показалось, что между нею и Чарльзом разверзлась пропасть, которую невозможно преодолеть.

Она медленно прошла к двери, но на пороге обернулась, глаза ее сверкали.

– Я так сердита на тебя, Чарльз Кавендиш, что хотела бы… Я хотела бы не любить тебя!

Она резко отвернулась от него и выбежала из комнаты.

Слова Фрэнсис больно укололи Чарльза, но он не мог изменить своего решения. Взяв на себя воспитание Луи, он был твердо убежден, что необходимо быть строгим к мальчику для его же пользы.

Наломав за домом ивовых прутьев, Чарльз пришел на кухню и приказал Луи лечь на скамью. Он убеждал себя, что поступает правильно, но, когда розга свистнула и у мальчика вырвался невольный крик, Чарльзу стало так больно, словно это его ударили. Обругав себя за малодушие, он занес руку во второй раз и был поражен выражением лица мальчика.

Луи храбро ожидал следующего удара, с такой силой вцепившись в край скамьи, что суставы на руках побелели. Губы его дрожали, в глазах накипали слезы.

Чарльз собирался нанести ему десять ударов, но почувствовал, что не сможет. Черт побери, кто он такой, в конце концов, чтобы наказывать этого ребенка?! С проклятием, которое сотрясло стены, он сломал розгу о колено и со всей силой швырнул обломки в угол.

Луи обернулся к нему, на лице у него было написано удивление, смешанное со страхом.

– Ты не будешь выходить из дома в течение недели! – крикнул Чарльз. – И никаких больше дежурств по ночам у сигнального костра. Отправляйся в свою комнату и оставайся там!

Мальчик не стал ждать второго приглашения и метнулся к двери. Когда его башмаки простучали вверх по лестнице, Чарльз упал на стул и закрыл лицо руками – второй раз за этот вечер. Он был страшно разочарован – и в себе, и в мальчишке. А ведь Луи делал такие успехи, он уже научился читать и писать и мог бы вырасти образованным человеком… Неужели ничего нельзя поделать с дурными наклонностями, которые остались ему в наследство от беспризорного детства?

Чарльз не желал смириться с этой мыслью. В конце концов, Луи еще совсем ребенок и может попытаться начать сначала. Однако теперь мальчик должен не только доказать, чего он стоит. Он должен искупить свою вину.

Как это ни странно, но Чарльз чувствовал, что и он тоже должен начинать сначала. Ибо у него было идиотское ощущение, что Луи разочарован в нем не меньше, чем он в мальчике…

– Я не смог сделать это! – Чарльз захлопнул дверь спальни с такой силой, что стены задрожали. Фрэнсис вскочила; она была дивно красива в свете свечи, с распущенными иссиня-черными волосами. – Надеюсь, ты удовлетворена?

– Я просто счастлива! – Она бросилась к Чарльзу и обняла его. – Я же знаю, что на самом деле ты все-таки любишь наших мальчиков.

Он холодно отвел ее руки.

– Ложись в постель, а я хочу немного почитать. Мы можем опустить края балдахина, чтобы свет не мешал тебе спать.

– Сначала я должна увидеть Луи. Я хочу понять, что с ним происходит.

Фрэнсис направилась к двери, а Чарльз поставил свечу на маленький столик у окна, взял книгу и уселся там. Однако читать он не мог: из головы у него не выходило письмо, полученное накануне. Чарльз никак не мог решить, стоит ли говорить о нем Фрэнсис: если первое послание Инес усложнило отношения между ними, то второе может совсем отдалить их друг от друга.

Получив письмо, Чарльз долго смотрел на нераспечатанный конверт, подмоченный водой, и раздумывал, не бросить ли его в огонь. Потом все-таки вскрыл конверт, но, прочитав письмо, швырнул его в камин. Огонь охватил бумагу и быстро превратил ее в пепел, и Чарльза охватила ненависть. Инес намеревалась высадиться в Веймут-Малколме и требовала, чтобы он встретил ее корабль. Она милостиво позволяла ему выбрать, где они будут жить, ни секунды не сомневаясь, что он жаждет увидеть ее…

Чарльз чувствовал, что им овладевает черная меланхолия. Хватит того, что Инес разрушила его жизнь. Он не позволит ей разрушить доверие к нему Фрэнсис. И, как назло, впервые в жизни он не мог обсудить свои проблемы с Диконом, ибо у его друга были сейчас собственные проблемы. Чарльз и раньше замечал, что старый сокольничий сильно изменился, но только теперь понял причину этого. У него возникло горестное ощущение, что Дикон покинул Лалуорт и никогда больше сюда не вернется…

Всю следующую неделю мастер Дикон практически не появлялся на голубятне, а если и появлялся, то от него так разило спиртным, что у Фрэнсис в конце концов лопнуло терпение. Однажды утром она отправилась разыскивать его и обнаружила в постели. На ее вопрос, не болен ли он, Дикон ответил отрицательно, и тогда она прямо спросила, почему он проводит все вечера в таверне.

– Я не могу не бывать там. – Он театрально ударил себя в грудь. – Эта потребность живет во мне!

– Я не верю вам.

Дикон поднял голову, внимательно всмотрелся в нее, и, встретив его взгляд, Фрэнсис могла бы поклясться, что глаза его светятся прежним пониманием и мудростью. Впрочем, уже через мгновение Дикон опустил голову, и она решила, что все это ей только показалось.

– Вы меня мало знаете, – слабым голосом произнес он. – Да и что вам за дело до этого? Кому нужен немощный старик?

Она нетерпеливо фыркнула и встала, отодвинув стул.

– Вы нужны Чарльзу!

– Чарльзу нужно одно: поверить в себя так же, как он верит в Арктуруса, – сказал Дикон с неожиданной твердостью.

Фрэнсис удивленно обернулась, но перед ней опять был слабовольный, опустившийся старик.

– Позвольте мне хотя бы выстирать вашу одежду. Она пропахла пивом.

Дикон запротестовал, но она решительно забрала его рубашку и штаны и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Оказавшись на голубятне, Фрэнсис дала волю слезам. Ну почему она вечно стремится изменить людей, которые ее окружают? Она старается переделать Луи и Пьера, хочет, чтобы изменился мастер Дикон. Что же касается Чарльза… Ведь она вышла за него замуж, тоже надеясь, что он станет другим. Но кто знает, сможет ли он когда-либо полюбить ее так, как она того хочет?

Глупые мечты – надеяться изменить других. Людей может изменить только время – но необязательно к лучшему. Достаточно посмотреть на мастера Дикона. У Фрэнсис разрывалось сердце при виде того, что происходит со стариком. Но если это так болезненно для нее, можно себе представить, что должен чувствовать Чарльз…

 

41

Вечером в пятницу двадцать восьмого июля Чарльз сидел за ужином в отделанной деревом столовой, во главе стола, как когда-то сидел его отец, а Фрэнсис занимала место матери. Чарльз даже благословил Луи и Пьера перед ужином, как благословлял отец его с братьями много лет назад.

«О боже, – подумал он, придвигая тяжелый стул поближе к столу, – ощущал ли отец такую же тяжелую ответственность?» Хорошо хоть, Луи всю последнюю неделю вел себя безукоризненно. Он оказался прилежным учеником, священник хвалил его, да и в том, что касалось соколов, мальчик схватывал на лету все, чему учил его Чарльз. И поскольку Луи беспрекословно выполнял все указания, Чарльз снова разрешил ему дежурить у сигнального костра.

– Ты знаешь, сегодня утром прилетел голубь из Остенде, – сказала Фрэнсис. – Оказывается, у герцога Пармы нет сорока тысяч солдат! Нам сообщили, что очень многие болеют дизентерией. Ну а кораблей, чтобы переправить сюда войска, у него никогда не было.

– У Армады хватит кораблей и для солдат Пармы, – заметил Чарльз.

– Ах, если бы нам удалось устроить так, чтобы Армада не встретилась с войсками Пармы! Но в любом случае в порты Дюнкерка или Ньюпорта Армада не может войти – там плавучие пески, а у испанских кораблей очень низкая осадка. Так что, даже если они доплывут до Нидерландов, они не смогут взять на борт всех этих солдат.

Ему не хотелось охлаждать ее энтузиазм. Поэтому он не стал напоминать ей, что двадцати тысяч солдат, которые находятся на борту кораблей Армады, вполне достаточно, чтобы взять Лондон, убить королеву и захватить правительство, пока остальная армия будет переправляться из Нидерландов. Плохо уже то, что он должен сообщить ей результаты расследования, которое провели мэр и городские олдермены у Ральфа Стоукса.

Поводом для такого визита стало подозрение в том, что Стоукс обогащается каким-то нечестным путем: у него много слуг, он стал богато одеваться. Доказать что-либо не удалось. При этом Стоукс охотно согласился, когда его попросили предоставить для армии двух вооруженных всадников и обеспечить торговое судно для нужд войны. Мэр уехал из Морли по-прежнему полный подозрений о причинах преуспевания Стоукса, но доказать ничего не смог.

Фрэнсис смолчала, когда он рассказал ей эти новости, но он чувствовал в ней невысказанную боль, более осязаемую, чем слова.

После ужина Луи и Пьер отправились к сигнальному костру, а Фрэнсис с Чарльзом перешли в гостиную, уселись рядом за письменный стол и занялись разбором донесений. Фрэнсис радовало, что им удалось наладить надежную связь, и теперь ей хотелось нарушить планы испанцев.

Она как раз размышляла, каким образом это можно осуществить, когда внезапно распахнулась дверь и в гостиную ворвался Пьер. Одного взгляда на лицо мальчика было достаточно, чтобы понять: случилось что-то серьезное.

– Луи не пришел на сторожевой пункт! – воскликнул Пьер, бросаясь к Фрэнсис. Мальчик выглядел испуганным. – Он сказал, что догонит меня, а сам… Он пошел в таверну, я знаю. Я боюсь за него, Фрэнк! Тот человек убьет его, если заметит, что Луи следит за ним!

– Какой человек?

Фрэнсис прижала Пьера к себе, надеясь выведать у него подробности этой загадочной истории. А в голове у Чарльза билась одна-единственная мысль: Луи снова пошел в таверну! И это после того, как он поверил мальчику и разрешил ему дежурить у сигнального костра! Его ярость не знала границ.

Поскольку от Пьера невозможно было добиться вразумительного ответа, Фрэнсис метнулась к двери.

– Я накину плащ и пойду искать его.

– Нет! – решительно остановил ее Чарльз. – Ты останешься здесь с Пьером. Я разберусь с этим сам.

Пока Чарльз шагал по грязной мостовой, часы на башне пробили одиннадцать. В большинстве домов и в лавках было уже темно, и только таверна сияла огнями, оттуда доносились голоса и взрывы хохота. Когда он уже подходил к таверне, дверь открылась, и из нее вышел какой-то человек. Не желая ни с кем встречаться, Чарльз завернул за угол, чтобы переждать, пока этот человек пройдет, – и тут же узнал его неуверенную походку. Это был мастер Дикон, уже в подпитии.

Тяжело вздохнув, Чарльз проводил старика глазами и с изумлением увидел, что, добредя до перекрестка, Дикон выпрямился, походка его изменилась. Голову он теперь держал высоко, плечи расправились: это шагал прежний Дикон – бодрый, уверенный в себе.

Удивленный, Чарльз вышел из своего укрытия и поспешил в таверну. К сожалению, у него не было времени расследовать сейчас эту тайну.

– Луи, я человек справедливый, но я теряю терпение!

Когда Чарльз схватил Луи за шиворот и вытащил из таверны, мальчик не сопротивлялся. Всю дорогу домой они шли молча и теперь стояли в гостиной друг против друга, а Фрэнсис с выражением страдания на лице переводила взгляд с одного на другого.

– Чарльз, – взмолилась она наконец, – неужели ты собираешься снова проделать это?!

– Не вмешивайся! – рявкнул Чарльз, ярость душила его. – Луи, я даю тебе последнюю возможность, – произнес он, несколько тяжеловесно демонстрируя свое терпение. – Скажи мне, почему ты там оказался?

К его удивлению, вместо того чтобы съежиться и опустить глаза, Луи уверенно посмотрел ему прямо в лицо. На лице у него заиграла слабая улыбка.

– Теперь я могу сказать вам, милорд, почему я ходил туда. – Он вытащил из-за пазухи толстое письмо. – Вот, прочитайте это!

Озадаченный, Чарльз взял письмо и поднес его к канделябру, чтобы прочесть, кому оно адресовано. Фрэнсис заглядывала через его плечо, ее волосы щекотали ему щеку.

– О боже! – Прежде чем Чарльз сообразил что к чему, она нетерпеливо схватила конверт и разорвала его. – Письмо адресовано Ральфу Стоуксу, а написано сэром Хэмфри Перкинсом на борту одного из кораблей Армады. Луи, чей бы кошелек ты сегодня ни опустошил, это хорошо проделано!

Она заключила мальчика в объятия.

– Радоваться тут нечего, – произнес Чарльз, когда оправился от шока. – Это означает, что Армада находится в одном дне плавания от нас, а может, и того меньше. Ты же видишь дату? Ну давай читай скорее.

Фрэнсис пробежала глазами письмо и прижала руку к щеке.

– Милостивые небеса! – воскликнула она. – Корабль Перкинса собирается причалить в Веймуте, чтобы взять там боеприпасы. Они хотят ограбить нас!

Чарльз взял у нее письмо, быстро прочел его и нахмурился.

– Сомневаюсь, что испанцы намерены захватить английские арсеналы. Скорее у них есть собственные потайные склады в Веймуте, о которых английские власти ничего не знают.

Чарльз решил сегодня же ночью отправиться в Веймут и найти такой склад. Но перед этим следовало кое-что сделать.

– Луи, я должен перед тобой извиниться. Мне очень жаль, что я был несправедлив к тебе.

В голосе Чарльза слышалось искреннее раскаяние, и Луи спокойно, как равный, встретил его взгляд.

– Я принимаю ваши извинения, барон, – с достоинством произнес он. – Но надеюсь, что в следующий раз вы будете доверять мне.

Чарльз покачал головой.

– Ты выполнил задание, которое сам себе поставил, но следующего раза не будет. Ты имеешь дело с очень опасными людьми. Тебя могли убить.

– Но, как видите, не убили!

– Это может случиться в любой момент, – нахмурился Чарльз. – У кого ты вытащил это письмо? Ты знаешь его имя? Или, может быть, просто покажешь его мне?

– Я думаю, что этот человек сам по себе не представляет интереса, – уклончиво ответил Луи. – Скорее всего он сотрудничает с испанцами только ради денег и вряд ли знает содержание писем…

– Все, что мне надо, это его имя! – нетерпеливо перебил мальчика Чарльз.

– А вы не думаете, что будет лучше, если он продолжит получать письма? А уж я постараюсь, чтобы они попадали в ваши руки.

– Нет, я так не думаю! Ты больше не пойдешь в таверну. Это решено.

– Но почему?! – завопил Луи.

Чарльз взглянул на Фрэнсис, надеясь, что она поддержит его, но эта невозможная женщина явно опять была на стороне мальчишки. Однако Чарльз остался тверд.

– Речь идет о твоей жизни, – сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более убедительно. – Мы с Фрэнсис отвечаем за тебя, и, если с тобой что-нибудь случится, вся вина ляжет на нас. Кроме того, Фрэнсис и Пьер просто не переживут твоей гибели, а ты прекрасно знаешь, что испанцы не щадят ни женщин, ни детей. Ты можешь дежурить у сигнального костра, но не подходи близко к таверне! Ты слышишь меня?

По всей видимости, Луи все понял, потому что, помолчав, он нехотя кивнул:

– Ладно. Я обещаю не приближаться к таверне и на этот раз сдержу свое слово.

– Я верю тебе. Жаль только, что ты не хочешь сообщить мне имя этого человека. Но, надеюсь, ты еще передумаешь.

Чарльзу не хотелось давить на мальчика, но то, что Луи так упорно скрывает источник своих сведений, казалось ему очень странным. Столь же странным, как и то, что Дикон неожиданно обрел свою былую упругую походку.

Чарльз понимал, что его отъезд не вызовет у Фрэнсис восторга, но не ожидал, что она так огорчится.

– Но ведь это же страшно опасно! – воскликнула она, когда он рассказал о своем намерении отыскать испанский склад боеприпасов. – А я была так рада, когда ты извинился перед Луи, подумала, что теперь наконец-то все станет лучше… Я подумала, что мы будем работать с птицами вместе, что ты на самом деле сможешь…

Фрэнсис не договорила. Ее нижняя губа дрожала, в голосе слышалась страстная мольба. Чарльзу вдруг безумно захотелось отказаться от своего рискованного предприятия, остаться с ней и не выпускать ее из спальни дни и ночи напролет. Но им всем угрожала смертельная опасность, и он не мог себе этого позволить.

– Обещай присматривать за Луи, пока меня не будет.

– Конечно. И за Пьером тоже.

Фрэнсис сдерживала слезы, но трагическое выражение ее лица пронзило Чарльза.

– Я имел в виду другое, – сказал он. – Пьер еще ребенок, а Луи уже почти мужчина. Если ты почувствуешь, что он снова что-то замышляет и ему угрожает опасность, дай знать капитану Генри Эшли.

– Но, Чарльз…

– Никаких «но»! – Он прошелся по комнате, начиная раздражаться. – Ты ведь любишь его, не так ли? Поэтому не допускай, чтобы он оказался втянутым в какую-нибудь историю. Пусть сначала вырастет.

Фрэнсис хотелось возразить, что Чарльз сам был совсем юным, когда отправился на Карибы, но она промолчала. Этот выбор изменил его навсегда, и она не хотела, чтобы такое произошло с Луи.

– Хорошо, – сказала она, чувствуя, что он ее убедил. – Не беспокойся о нас, я сделаю все, как ты скажешь. Просто я очень разочарована тем, что ты уезжаешь. Я думала, мы вместе займемся птицами…

Чарльз махнул рукой.

– Из этого никогда ничего не выйдет: мы вечно будем спорить по любому поводу. У нас с тобой хорошо получается вместе только одна вещь…

– Какая же?

В глазах Чарльза зажегся огонь. Не говоря ни слова, он притянул ее к себе, и Фрэнсис почувствовала, что уже знает ответ. Какое-то мгновение они стояли молча, потом оба рванулись к дверям. «Так-то лучше! – мелькнуло в голове Фрэнсис. – Возможно, мы никогда не сможем работать с голубями вместе, зато мы умеем дарить друг другу наслаждение!»

Схватив Чарльза за руку, она потащила его через сад в сторону леса. Как веселящиеся дети, они срывали друг с друга одежды, и Фрэнсис чувствовала, что никогда еще ее страсть не разгоралась так ярко. Они предавались любви торопливо и никак не могли насытиться; это граничило с безумием. А когда все кончилось, Фрэнсис заметила мелькающий между деревьями свет костра. Не в силах произнести ни слова, она застонала.

Чарльз удивленно поднял голову и посмотрел в ту сторону, куда показывала Фрэнсис.

– Ну вот, Луи наконец нашел применение своей страсти к огню, – пошутил он, словно не желая признавать всю серьезность положения.

На самом деле оба они понимали, что это значит. Пока они предавались любви, в лесу на побережье Англии были замечены войска вторжения, и теперь вдоль всего побережья от далекого Корнуолла до Дорсета и в глубь страны вплоть до Лондона зажигаются костры, оповещающие об опасности. Цепь огней освещает их землю подобно ожерелью из драгоценных камней.

Чарльз снова потянулся к ней, и Фрэнсис бросилась в его объятия. Ей показалось, что ее любовь к нему похожа на этот костер, а цепь таких костров объединяет людей отсветом любви, которую нельзя уничтожить. Англия будет сражаться за свою свободу, а она будет сражаться за свою любовь!

 

42

– Ты хочешь сказать, что потерял мое письмо?!

Ральф Стоукс вскочил из-за письменного стола в гостиной дома Морли и в гневе уставился на человека, который стоял и мял шляпу в руках.

– Я не понимаю, как это случилось, мистер Стоукс. Только что оно было на месте, а в следующую минуту пропало. Я могу поискать его…

– Ерунда! Письмо наверняка выкрали, – сердито перебил его Стоукс. – На этот раз ты не получишь никакой платы, вот и все. Я напишу и сообщу, что то письмо перехватили. Все равно я завтра уезжаю в Веймут, и твои услуги мне больше не понадобятся.

Стоукс эффектным жестом отпустил своего собеседника.

– Но, сэр, – рискнул заговорить посетитель, – вам ведь придется поддерживать связь с Лалуортом. Я мог бы ее обеспечить. Кроме того, я могу помочь загружать корабль…

– Это правда, для погрузки боеприпасов нам потребуется столько людей, сколько мы сумеем найти. Ты можешь пригодиться. – Стоукс некоторое время сверлил его глазами. – Послушай, а для чего ты все это делаешь? – спросил он наконец.

Его собеседник пожал плечами.

– Я всю свою жизнь тяжело работал и мало что заработал, – произнес он с некоторым достоинством. – Может, новая власть будет больше ценить тех, кто служит ей верой и правдой? Ну а то, что случилось сегодня, не повторится, обещаю вам.

Стоукс снова сел к столу и взял в руку перо. Сказать по правде, он нуждался в этом человеке: до сегодняшнего дня тот отлично выполнял все поручения.

– Передашь это письмо сегодня ночью, а потом отправляйся в Веймут. Встретимся завтра в полдень в «Голубом ястребе». У меня будет письмо, которое ты доставишь в Лалуорт, когда вернешься, я займу тебя на другой работе. – Он неожиданно перестал писать и поднял глаза. – В твоем доме никто не подозревает тебя?

Тень улыбки мелькнула в глазах его собеседника.

– Нет, никто.

Он подобострастно поклонился и вышел.

После того как Чарльз уехал в Веймут, Фрэнсис не находила себе места. Как всегда, единственное спасение было в работе, и уже на следующее утро в ее голове возник хитроумный план. Она села к столу и прежде всего написала короткое письмо лорду-адмиралу Хоуарду в Плимут.

«Мы перехватываем все сообщения, которые герцог Парма посылает Армаде, – писала Фрэнсис. – Для этого мы используем наших соколов: они атакуют испанских почтовых голубей. Но, к сожалению, мы не можем перехватывать посланцев от Армады. Предлагаю вам, милорд, взять на себя эту задачу. У вас есть обученные мною соколы. Вы могли бы отдать приказ хозяину какого-нибудь небольшого суденышка плыть впереди Армады и следить за тем, как они утром выпускают почтовых голубей. Мои соколы способны перехватывать любых птиц и приносить их в нужное место».

Завернув послание в тонкую трубочку, она помолилась о том, чтобы адмирал получил ее донесение раньше, чем его корабль выйдет навстречу врагу. Главное – побыстрее выпустить голубя.

Зайдя в голубятню, Фрэнсис выбрала одного из выращенных в Плимуте голубей и привязала бумажку к его ноге. Потом, с клеткой у седла, она поскакала на берег.

Солнце пробивалось сквозь дымку утреннего тумана. Все обещало ясный день – прекрасная погода для полета. Фрэнсис открыла клетку, даже не спешившись, и птица устремилась в небо, оставив в ее сердце острую боль. Как она хотела бы тоже взмыть в небо на сильных крыльях и полететь к своему любимому! Но она была прикована к земле, а без Чарльза волшебство исчезло из ее жизни. Тяжелее всего было сознавать, что он где-то далеко подвергается смертельной опасности, а она ничем не может помочь ему…

По дороге домой Фрэнсис не встретилась ни одна живая душа: по приказу королевы, как только запылают сигнальные костры, жители города должны были оставаться в своих домах.

Домой она вернулась около восьми часов, но Луи и Пьер еще спали, устав от возбуждения и страха, пережитого ими накануне вечером. Таким образом она могла спокойно, без всяких помех, составить первое послание Парме.

Подражая стилю сэра Хэмфри, Фрэнсис информировала Парму о местоположении Армады и о ее плане.

«Не обращайте внимания на то, что пишет его превосходительство герцог Медина Сидония о боеприпасах, – советовала она. – Герцог лишь недавно получил мое сообщение о складах в Веймуте и решил, что может пополнить запасы Армады там. Вы можете не реагировать на его запросы».

Фрэнсис сама себя поздравила с тем, как удачно составила письмо. В конце концов, она даже не лгала: сэр Хэмфри действительно намеревается пополнить запасы Армады в Веймуте. Оставалось надеяться, что Чарльз вовремя обнаружит склад и уничтожит боеприпасы. Теперь следовало посетить капитана Эшли и попросить предоставить ей специалиста по подделыванию почерков.

Когда Фрэнсис добралась до центра города, он весь гудел от мужчин, собирающихся группами на площадях. Она поймала Генри Эшли уже в сапогах и при шпорах, готового выехать из своего штаба. Услышав ее просьбу, он в нерешительности на нее уставился.

– Вы отправляете это письмо по собственной воле, баронесса? – спросил он. – Не следует ли сначала показать его лорду-наместнику?

– Разумеется, проводите меня к нему. – Фрэнсис напустила на себя самое смиренное выражение.

– Но он в Плимуте вместе с лордом-адмиралом и флотом.

Фрэнсис возвела глаза к потолку.

– Какая жалость! В таком случае он не сможет прочитать это письмо. Но вообще-то его поручила мне написать Ее Величество, – бесстыдно солгала она. – Показать вам ее приказ? Он у меня дома.

– Мадам, у меня нет на это времени. Я должен двигаться со своим ополчением к Веймуту – там собирается армия.

– Тогда будьте так любезны, одолжите мне вашего человека, – сказала она как можно более кокетливо, – чтобы я смогла выполнить приказ королевы.

Эшли вздохнул, но нужного человека нашел и послал его к Фрэнсис. Тот блестяще скопировал почерк сэра Хэмфри, вплоть до подписи, получил от Фрэнсис шиллинг и удалился, очень довольный. А Фрэнсис, взяв подделанный документ, пошла в птичник и отобрала голубя из Остенде. Командир английского гарнизона, расположенного поблизости, регулярно перехватывал послания из штаба Пармы. Фрэнсис не сомневалась, что совершить обратную операцию для него не составит труда. Шпионов в обоих лагерях полно; англичанину достаточно всего лишь похвастаться в соответствующей компании, что он перехватил послание Парме, как его немедленно у него выкрадут.

Ближе к середине дня, взяв с собой Луи и Пьера, Фрэнсис отправилась посмотреть, как ополчение будет уходить в Веймут. Группы женщин и детей с испуганными глазами наблюдали за происходящим из дверей лавок и домов. Никто уже не судачил о том, что испанский король собирается посадить свою дочь на английский престол, как еще неделю назад. Теперь говорили о том, что в стране будет учреждена инквизиция и все должны будут перейти в католическую веру или же бежать из страны и скрываться. В эти дни, когда судьба Англии, ее будущее висят на волоске, пришло время не сплетничать, а сражаться.

Когда последние ополченцы промаршировали мимо них под пронзительные звуки дудок, Фрэнсис повела мальчиков домой. Следовало неотлучно дежурить на голубятне, поскольку в любой момент могла прийти весточка от Чарльза.

Уже в сумерках голубь ткнулся в дверцу клетки. Словно две кошки, охотящиеся за добычей, бросились к нему Луи и Фрэнсис. Луи оказался проворнее. Он держал птицу, пока Фрэнсис дрожащими руками отвязывала послание и разворачивала бумажный рулончик. Письмо было отправлено сегодня рано утром.

«Армада вчера ночью была обнаружена у Плимута сэром Томасом Флемингом, – кратко сообщал Чарльз. – Наш флот вышел из гавани Плимута с вечерним приливом, в самых трудных условиях, плывя против ветра. Но адмирал намерен поймать ветер и занять более выгодную для боя позицию. Перешли это сообщение в Дувр и Лондон как можно быстрее».

Вскрикнув от ужаса, Фрэнсис закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Она знала: предстоит грандиозное сражение, которое наверняка принесет много смертей.

В эту ночь вдоль всего побережья горели в темноте сигнальные костры, предупреждая о готовящемся нападении врага. Не в силах заснуть, Фрэнсис металась на смятой постели.

– Пожалуйста, Чарльз, – шептала она в темноту, – береги себя, любовь моя! Доверяй себе и будь осторожен…

 

43

Чарльз лежал на берегу на холодном песке вместе с другими мужчинами, ожидая приплытия испанского судна. Облака плыли по ночному небу, а море, не переставая, плескалось, окатывая скользкие камни Чезил-Бэнк к северу от Портленда. «Отличное укрытие для галеона», – подумал Чарльз. Судя по всему, его предположение относительно содержимого сотни бочонков, скрытых в близлежащей пещере, было верным.

– Хотите закурить? – Человек, лежащий рядом с ним, протянул ему кисет с табаком, видимо, забыв о запрещении курить и зажигать огонь.

– Спасибо, нет.

Сосед Чарльза достал трубку и потянулся за огнивом, но внезапно хлопнул себя по лбу.

– Черт возьми, я и забыл, что нельзя, – пробормотал он. – Огонек могут увидеть. А как же еще убить время?

Остальные мужчины если и сочувствовали ему, то делали это молча, ворочаясь в своих норах за гребнем серых камней. Чарльз почесал подбородок, заросший двухдневной щетиной, и поглубже надвинул шляпу, надеясь, что его никто не узнает. Перед тем как добраться до Веймута, он поставил свою лошадь в конюшне в соседнем городке, купил рваную одежду, испачкал лицо дорожной грязью и остаток пути шел пешком.

В Веймуте Чарльз нашел таверну, о которой ходили слухи, что там собираются местные пираты. Одноглазый моряк, у которого искалеченный глаз был прикрыт повязкой, разговорился с ним. Чарльз заказал ему кружку пива и словно между делом спросил, не знает ли он, где здесь можно подзаработать. Одноглазый охотно согласился ему помочь, и теперь Чарльз лежал на этом пустынном, засыпанном камнями берегу, с трудом веря в свою удачу: слишком уж легко все получалось. Впрочем, эта легкость, очевидно, объяснялась тем, что испанцы отчаянно нуждались в людях. Быстро и незаметно перенести такой груз на борт корабля было не так-то просто.

Несколько часов прошло в напряженном ожидании, и наконец Чарльз услышал скрип уключин. Небольшой баркас пристал к берегу, мужчины по сигналу поднялись и принялись за работу.

Только подняв бочонок, Чарльз окончательно убедился, что не ошибся: в бочонке явно был порох. Итак, он нашел тайный склад боеприпасов, оставалось осуществить самую важную и опасную часть плана.

Он крякнул, приспосабливая тяжелый бочонок на плече, и зашагал к кромке воды. Вокруг него двигались тени других грузчиков, перетаскивавших бочонки и мешки с ядрами из пещеры к берегу. В этой оборванной разношерстной команде никто не привлекал внимания Чарльза. Только походка одного мужчины, одетого в рваный плащ, показалась ему знакомой, но в такой темноте невозможно было ничего разобрать. Кроме того, грузчики старались не смотреть друг другу в лицо: никому не хотелось, чтобы его запомнили выполняющим столь позорную работу.

Сходив раз десять к берегу и обратно, Чарльз почувствовал, что страшно устал. Он решил облегчить дело, положил бочонок набок и покатил его к выходу из пещеры.

– Так ничего не получится, – внезапно раздался за его спиной знакомый голос. – Катить бочку трудно, слишком много камней на пути.

Чарльз резко обернулся.

– Ты?! Какого черта…

Он замолчал, увидев, что в пещеру вошел еще один грузчик. Человек в плаще как ни в чем не бывало взвалил бочонок на плечо. Понимая, что не может задать сотню вопросов, которые вертятся у него на языке, Чарльз тоже поднял бочонок и направился к выходу.

По дороге к берегу Чарльз почувствовал, как улучшилось его настроение. Его старый друг Дикон снова с ним, как всегда! Теперь ему многое стало ясно. В течение последних двух месяцев Дикон притворялся, будто страдает от пьянства, а на самом деле тайно вел подрывную работу и делал это так хитро, что даже он ни о чем не догадывался! Чарльзу хотелось закричать от радости. Как прекрасно сознавать, что твой друг вернулся! Дикон наверняка находится здесь по той же причине, что и он, и теперь они вместе постараются уничтожить боеприпасы, пока не подошли основные силы Армады. Конечно, желательно самим при этом остаться в живых…

Уже наступал рассвет, когда Чарльз оттащил последний бочонок на борт баркаса. Его измученные компаньоны вповалку лежали на палубе, восстанавливая свои силы.

– Все, кто хочет остаться на берегу, должны сойти. Это последняя возможность, – объявил капитан баркаса, открывая кошель. – Я сейчас расплачусь с теми, кто решит сойти на берег.

Неожиданно к Чарльзу подошел Дикон и взял его за локоть.

– Иди, – негромко сказал он. – Ты должен вернуться в город.

Чарльз в недоумении посмотрел на него.

– Но почему?

Дикон отбросил всякие попытки соблюдать осторожность и отвел его в сторонку.

– Тебе необходимо быть в Веймуте завтра в полдень. Инес послала письмо Фрэнсис, в котором сообщает, что ты, раненный, находишься там. Не знаю, зачем ей понадобился этот обман, но я не жду от Инес ничего хорошего.

Чарльз нахмурился:

– Откуда ты узнал все это?

– Узнал, – уклончиво ответил Дикон.

Чарльз некоторое время молча смотрел на своего старого учителя. Что, если это не тот человек, которого он знал пятнадцать лет и которому верил безоговорочно? А вдруг по какой-то причине Дикон хочет избавиться от него? Может быть, он преследует совсем другие цели и вовсе не собирается уничтожать испанские боеприпасы?

Самые разные эмоции овладевали им и не давали разумно мыслить, прошлые непоправимые ошибки мешали поверить в себя. Чарльз хотел знать правду, но правда ускользала от него.

Неожиданно он почувствовал на своем плече руку Дикона. Их взгляды встретились, и Чарльз вспомнил, с каким обожанием смотрел в детстве на опытного сокольничего, которого нанял его отец. Они вместе бродили по песчаным дюнам Дорсета, и Дикон учил его, как держать птицу у себя на запястье, как проворно надевать клобучок и снимать его, как приучить дикого сокола доверять тебе и слушаться тебя. Дикон делился с ним своими знаниями, своей мудростью, своим сердцем, а когда Чарльз потерял отца, именно он поддерживал его, помог пережить горе. И сейчас в глазах Дикона светилась прежняя мудрость, прежняя любовь. А еще в них была глубокая печаль: старик понимал, что его ученик не доверяет ему.

Внезапно Чарльз почувствовал, что все его сомнения исчезли. Дикон не может быть испанским шпионом, это так же верно, как то, что солнце встает на востоке. Теперь оставалось решить, как поступить в данный момент. Чарльз сознавал, что Фрэнсис угрожает опасность, но чувство долга пересиливало тревогу за любимую женщину.

– Я остаюсь на баркасе, – твердо сказал он. – У нас будет достаточно времени на то, чтобы уничтожить боеприпасы и встретить завтра Фрэнсис.

Дикон улыбнулся и хлопнул Чарльза по плечу.

– Я рад, что ты снова начал доверять себе, мой мальчик.

Повернувшись к капитану, Чарльз жестом показал ему, что можно отчаливать. Они с Диконом останутся вместе. Впервые за много лет Чарльз почувствовал себя целеустремленным, сильным и обновленным.

 

44

Однако сняться с якоря баркасу так и не пришлось. Едва рассвело и на горизонте показались суда Армады, которые выстроились огромным темным крестом, растянувшимся на семь миль, раздались орудийные залпы. Английские корабли атаковали Армаду с тыла. Туманная дымка закрывала картину боя, поэтому Чарльз, к сожалению, не мог точно определить, на чьей стороне перевес. Не в силах ничему помочь, страдая оттого, что не может принять участие в битве, Чарльз весь день наблюдал это первое столкновение между англичанами и испанцами, в то время как Дикон, напустив на себя безразличие, спал на нижней палубе.

К вечеру никто не одержал решительной победы. Обе стороны понесли потери, но ни одно судно не было захвачено противником. Битва закончилась, и Армада поплыла на восток, а баркас, снявшись с якоря, бросился ее догонять. Уже в полной темноте они причалили к борту корабля «Сан-Сальвадор», откуда их приветствовали радостными криками. Сомнений не оставалось – боеприпасы были испанцам очень нужны.

В течение последующих нескольких часов Чарльз вместе с другими перегружал бочонки и мешки в трюм этого корабля. Перенеся последний бочонок, он задержался в трюме, пережидая, когда все остальные поднимутся на палубу.

– Пора отплывать, – услышал он голос капитана баркаса. – Все, кто возвращается, переходите к нам на борт.

Чарльз понял, что настало время действовать. Не раздумывая, он пробил дырку в бочонке, высыпал на пол порох широкой длинной дорожкой и поджег его.

Вернувшись на палубу, Чарльз обнаружил, что все уже спустились с корабля и только Дикон ждет его. Он поспешно отвязал канат и уже собирался бросить его в баркас, но в этот момент его остановил пронзительный крик.

– Чарльз! – кричала женщина. – О, Чарльз, наконец-то это ты!

Он обернулся и увидел Инес. Годы не коснулись ее пышной знойной красоты. Радостно смеясь, она бежала по палубе, протягивая к нему руки.

У Чарльза все внутри перевернулось. Он знал, что пороховая дорожка быстро укорачивается, и не мог допустить, чтобы эта женщина погибла из-за него. Не в силах думать ни о чем другом, он бросился навстречу Инес, но чьи-то сильные руки схватили его за плечи и толкнули за борт. Уже оказавшись в воде, он услышал, что воздух потряс чудовищный взрыв.

Фрэнсис всю ночь не могла заснуть, мучаясь от неизвестности. Чтобы успокоиться, она присела к письменному столу и сочинила еще несколько посланий Парме, подписывая их на этот раз инициалами «МС» – Медина Сидония. В одном из этих писем она велела Парме погрузить всю свою армию на баржи и выйти в море, чтобы атаковать английский флот, – предприятие совершенно немыслимое, поскольку баржи Пармы были способны плавать только по каналам Нидерландов. В другом письме Медина Сидония приказывал Парме захватить остров Уайт и ждать Армаду там. Этот приказ тоже был невыполним – у Пармы не было кораблей, которые могли бы доплыть до Уайта, не говоря уже о том, что его суда никоим образом не могли принять участия в сражении.

Фрэнсис писала по-испански мелкими буквами, чтобы никто не мог заподозрить подделку. Она полагалась на изобретательность капитана в Остенде, который доставит письма Парме различными путями, так что подлинность их не будет подлежать сомнению. Если Парма получит эти письма, он наверняка посчитает Медину Сидония сумасшедшим и не будет выполнять никакие его приказания.

Солнце только показалось из-за горизонта, когда она отправила свои послания, и уже собиралась покормить остальных птиц, но тут еще один почтовый голубь постучался в дверцу. Фрэнсис поспешно отвязала от его ноги бумажку. «Немедленно приезжайте в Веймут, – гласило письмо. – Чарльз Кавендиш тяжело ранен и хочет видеть вас».

У Фрэнсис потемнело в глазах. Боже, Чарльз тяжело ранен! Успеет ли она застать его в живых?

Разбудив мальчиков, она поручила им почтовых и охотничьих птиц, поцеловала обоих на прощание и одна отправилась в Веймут.

Чарльз со стоном поднял голову. Они чуть было не утонули после взрыва на «Сан-Сальвадоре». Только благодаря силе духа ему удалось отплыть от пылающего корабля, при этом он тянул за собой не умеющего плавать Дикона. Люди с баркаса вытащили их из бурных и холодных морских волн и подняли на борт.

Охваченный внезапным страхом, Чарльз дотронулся до плеча лежавшего рядом Дикона.

– Дикон, как ты?

Ответа не было. Его друг сильно наглотался воды, и Чарльз беспокоился за его жизнь.

Его друг… Как он мог сомневаться в нем?! Чарльз приложил ухо к груди Дикона. Видит бог, он не может потерять его сейчас! Наконец Дикон слабо застонал, и Чарльз в изнеможении откинулся на соломенный тюфяк.

– Чарльз, – услышал он тихий шепот.

– Я здесь. Ты можешь дышать?

– Да. – Дикон говорил с видимым трудом. – Мне нужно многое объяснить тебе. Я несколько недель сотрудничал с испанцами, потому что…

– Да, я знаю, – перебил его Чарльз. – Не надо сейчас говорить. Теперь я понимаю, как попадали в Лалуорт сведения об испанцах и утекали кое-какие наши сведения. Это была с твоей стороны разумная сделка.

– Я должен был завоевать их доверие, – тяжело вздохнул Дикон, – иначе моя затея не удалась бы.

– Я все понимаю и ценю твой поступок. Ты готов был пожертвовать нашими добрыми отношениями ради интересов страны. – Чарльз положил руку на плечо старика. – Это, должно быть, очень тяжело, когда не имеешь возможности рассказать обо всем.

– Да. – Дикон закашлялся, и дыхание его стало полегче. – Я с тоской думал о том, что причиню тебе боль. Но к тому времени у тебя появилась Фрэнсис. Я знал, что она поможет тебе. Она хорошая женщина и очень умно придумала срывать замыслы врага с помощью ложных донесений. И ты знаешь, она ведь догадывалась, что я только притворяюсь пьяным…

– Каким образом?

– Я должен был в таверне оставаться трезвым, а для того, чтобы от меня разило, как из бочки, я проливал спиртное на свою одежду. – Он грустно улыбнулся. – Баронесса однажды захотела выстирать мою рубашку, и я вынужден был снова залить ее. Так вот, твоя жена заметила, что рубашка мокрая. Я понял это по ее лицу.

Чарльз улыбнулся.

– Она многое замечает. Я полюбил ее за это с самого начала. А теперь постарайся поспать. Завтра нам должно хватить сил на то, чтобы прийти на помощь Фрэнсис.

 

45

Стоя на пороге маленького домика в Веймуте, Фрэнсис с удивлением смотрела на человека, который открыл ей дверь. Он больше походил на тюремщика, чем на врача. Тем не менее это был именно тот дом, о котором говорилось в письме.

– Насколько я понимаю, сэр, у вас тут раненый. Могу я взглянуть на него?

Мужчина распахнул дверь пошире, отступил в сторону, и Фрэнсис шагнула внутрь. После яркого света снаружи в комнате с зашторенными окнами невозможно было ничего рассмотреть. Но когда глаза Фрэнсис привыкли к полумраку, она увидела, что в углу на кровати действительно кто-то лежит.

– Чарльз!

Призвав на помощь все свое мужество, Фрэнсис бросилась туда, наклонилась над кроватью – и тотчас отшатнулась в ужасе.

На нее смотрела женщина с чудовищно обезображенным лицом. Одна сторона его была покрыта страшными волдырями, половина волос сгорела.

Фрэнсис с криком вскочила, но в ту же секунду чьи-то железные руки обхватили ее сзади.

– Ведите себя тихо, вам же будет лучше, – раздался знакомый голос.

Фрэнсис не понадобилось даже оборачиваться, чтобы узнать сэра Хэмфри Перкинса.

Но в таком случае женщина, которая смотрела на нее с кровати горящими глазами, могла быть только Инес дель Кальвадос! Она явилась сюда, чтобы отнять у нее мужа…

– Немедленно отпустите меня! – закричала Фрэнсис, но сэр Хэмфри только рассмеялся.

– О нет! Вы выйдете отсюда живой лишь при одном условии: если добровольно откажетесь от титула баронессы Милборн. Женой барона станет женщина, которую вы видите перед собой.

Инес громко застонала от непереносимой боли.

– Но эта женщина не может быть ничьей женой! – воскликнула Фрэнсис. – Разве вы не понимаете, что она умирает?

Неожиданно в ушах у нее раздался грохот разбиваемого оконного стекла, и в комнату ворвался яркий дневной свет.

– Чарльз, – слабо прошептала Фрэнсис.

Она протянула к нему руки, благодарная за его любовь, и в то же мгновение почувствовала, что в горло ее уперлось острое лезвие.

Чарльз ворвался в дом с обнаженным охотничьим ножом в руке, готовый сражаться. Инес узнала его и выкрикнула его имя, но все внимание Чарльза было обращено на Фрэнсис, которая не могла пошевелиться в руках Перкинса.

– Если вы сделаете хотя бы шаг в мою сторону, она умрет! – выкрикнул сэр Хэмфри. – Предлагаю согласиться на мои условия: все равно я скоро стану главным советником при дворе новой королевы, дочери короля Филиппа. Ну а вы будете жить в замке Лалуорт вместе с баронессой Инес Кавендиш.

– Армада разбита, – невозмутимо произнес Чарльз.

Он лгал, но ему было необходимо напугать Перкинса, чтобы тот совершил какую-нибудь ошибку. Однако сэр Хэмфри был слишком хорошо информирован.

– Армада уверенно движется к Лондону, – язвительно усмехнулся он.

– Но мы спутали всю связь между двумя вашими герцогами, – сказал Чарльз. – Их войска никогда не сойдутся. Мы перехватывали сообщения с вашей стороны и вместо них посылали другие. Кстати, это делал и мой учитель Дикон – Ричард Пеннингтон. Он никогда не работал на вас и на Стоукса. Все донесения испанской стороны он передавал английскому командованию.

– Что?!

Широкое лицо Хэмфри Перкинса выражало изумление, его рука с ножом дрогнула.

Именно этого и добивался Чарльз. Он прыгнул на своего врага, но тот успел вонзить нож в грудь Фрэнсис, и она рухнула на пол.

В следующую секунду Чарльз схватил руку Перкинса мертвой хваткой и всей своей тяжестью навалился на нее, заводя назад. Плечо хрустнуло, раздался отвратительный звук выламывающегося сустава. Перкинс взвыл и затих.

Чарльз опустился на колени рядом с Фрэнсис и прижал к ее ране платок.

– Я люблю тебя, Фрэнк! – в отчаянии прошептал он, склоняясь над ней. – Не умирай сейчас, когда я сумел сказать тебе, что я чувствую!

Знакомые голоса окружали Фрэнсис, когда к ней вернулось сознание. Она лежала с закрытыми глазами на мягкой пуховой постели, и только острый запах целебных трав напоминал ей о том, что произошло. Рана в груди ныла, но не сильно.

Открыть глаза почему-то оказалось очень трудно, однако ее усилия были вознаграждены. Над ней склонился Чарльз, и никогда еще Фрэнсис не видела в его глазах такой нежности и теплоты.

– Фрэнк! Слава богу! – Чарльз засмеялся от радости. – Тебе лучше? Сейчас мы накормим тебя хорошей едой, дадим выпить красного вина… Доктор сказал, что рана неглубокая: нож наткнулся на медальон и только скользнул по груди. Через пару дней ты поправишься и все будет хорошо.

– Я люблю тебя, Чарльз, – прошептала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Вот те слова, которые я хотел услышать! Я тоже люблю тебя, баронесса Фрэнк.

– И у тебя не будет другой баронессы?

Чарльз сразу стал серьезным.

– Женщины, которая претендовала на эту роль, больше нет. Бог взял ее душу. Фрэнк, неужели ты на самом деле думала, что я мог уйти от тебя к ней?

– Никогда. В глубине души я всегда верила тебе. – Она взяла его руку и крепко сжала. – А как дела у английского флота?

– Сегодня четверг, и, к сожалению, Армада еще не разбита. Но у нее почти нет боеприпасов, так что наша победа – вопрос времени.

– Ваши поддельные послания отлично сработали, баронесса, – вмешался Дикон, подходя к кровати. – Вчера мы перехватили письмо герцога Пармы к Медине Сидония. Оно очень короткое, всего три слова: «Вы сошли с ума!» Я также слышал, что Парма написал королю Филиппу, сообщая Его августейшему Величеству, что лорд-адмирал ничего не смыслит в военном искусстве и что его люди никогда не отправятся в Англию под командованием Медины Сидония.

Фрэнсис тихо вздохнула.

– Я очень рада слышать это. Но, Чарльз, я страшно беспокоюсь за Луи и Пьера. У вас есть вести от них? Я должна быть уверена, что с ними все в порядке.

– О, они, безусловно, в полном порядке, – беззаботно сказал Чарльз. – Хотя Луи пропал…

– Пропал?! Нет! – Фрэнсис села на постели, и ей тут же показалось, что сотни кинжалов вонзились в ее рану. – Чарльз, – с трудом произнесла она, – я знаю, Стоукс убил Луи за то, что он выкрал его письма!

– Успокойся. – Чарльз уложил ее обратно в постель. – Вместе с ним исчезло несколько почтовых голубей, находившихся в Лалуорте. И Арктурус тоже. Стоукс не добрался до них, можешь быть уверена.

– Мой мальчик! – простонала Фрэнсис. – Мой мальчик…

– Фрэнк, послушай меня. Луи наверняка присоединился к флоту, который плывет в Дувр. Завтра мы получим от него весточку, вот увидишь.

Фрэнсис эти слова не убедили.

– Ведь ты же ничего толком не знаешь! Как ты можешь сидеть здесь и ничего не предпринимать?! – выпалила она в раздражении.

– Ну, положим, кое-что я предпринял. И ты тоже. Мы научили Луи ухаживать за почтовыми голубями и работать с соколами. Он много раз видел, как ты перехватывала послания Медины Сидония, и прекрасно сможет делать это сам. Кроме того, не забывай, что с ним Арктурус. Не знаю, как ты, а я доверяю им обоим.

– Я уверен, что Луи постарается оправдать это доверие, – добавил Дикон. – Я видел, как он работает. Вы можете гордиться своим мальчиком, баронесса.

Фрэнсис обессиленно откинулась на подушки и улыбнулась старому сокольничему. Она вдруг поняла, что с Луи и в самом деле все в порядке. Если уж Чарльз доверил ему свою любимую птицу, то и она может быть спокойна.

Семнадцатого августа, в воскресенье утром, Луи стоял на борту корабля «Арк-Ройяль» рядом с лордом-адмиралом Хоуардом. Утреннее солнце рассеяло туман и открыло взорам угрожающий крест Армады, стоящей на якоре в неспокойных водах недалеко от берегов Кале. Широко расставив ноги, чтобы справляться с качкой и ровно держать Арктуруса, мальчик всматривался в этот крест из кораблей, чтобы обнаружить то единственное судно, которое его интересовало, – флагманский корабль Медины Сидония «Сан-Мартин». На борту «Арк-Ройяля» стояла напряженная тишина: все члены корабельной команды следили за работой Луи.

– Ты уверен, что они выпустят птицу на рассвете? – наклонился к нему адмирал.

– Уверен, – твердо сказал Луи. – Послания отправляются рано, чтобы птица успела потом вернуться домой.

Луи хорошо знал, что делает: разве он не наблюдал много раз, как работают Фрэнк и барон? Они недаром учили его – он прекрасно усвоил их уроки.

Наконец с борта галеона, на котором находился Медина Сидония, взлетел голубь. Он был не больше точки на голубом небе, однако острые глаза Луи тут же заметили его.

– Летит! – закричал дозорный, увидевший голубя в свою подзорную трубу.

Луи вытянул вперед руку и снял с Арктуруса клобучок – точно так, как учила его Фрэнк. Сокол взмыл в небо и за несколько секунд преодолел расстояние, отделяющее его от голубя. Делая круги над обреченной птицей, Арктурус словно присматривался к своей жертве и наконец камнем упал на нее.

– Браво!

Крик триумфа вырвался из уст Луи, когда две точки в небе слились в одну. Потом Луи издал пронзительный свист, отзывающий птицу, которому научил его Дикон, и испытал огромное удовлетворение, когда Арктурус вернулся на «Арк-Ройяль» и положил голубя к его ногам.

Вскоре Луи вручил свернутую бумажку лорду-адмиралу, который прочитал послание и обернулся к окружающим его офицерам.

– Медина Сидония приказывает Парме, чтобы тот со всей поспешностью выступал со своей армией. Он, видите ли, готов развивать наступление! – прогремел голос адмирала. – Ну, так я подменю это послание. Я напишу Парме, что Армада пострадала от огня английских кораблей и встреча состояться не может. А вечером Армада на самом деле пострадает от нашего огня. Брандеры это обеспечат. Мы пошлем им такой подарок, который они надолго запомнят!

– Брандеры? – удивленно спросил Луи. – А что это такое?

– Это корабли-факелы, мой мальчик. Их начиняют смолой и другими легковоспламеняющимися материалами, потом посыпают порохом и поджигают. Мы направим наши брандеры прямо в середину Армады!

– А могу я участвовать в подготовке этих кораблей-факелов? – Луи умоляюще заглянул в глаза адмирала.

Хоуард хлопнул мальчика по плечу.

– Конечно, можешь, парень. Но мы должны подготовить их так, чтобы быть уверенными: испанские корабли загорятся. Это будет нелегкая работа.

– Я не боюсь тяжелой работы, милорд! – возбужденно воскликнул Луи. – И как раз с огнем я управляюсь лучше всего.

 

ЭПИЛОГ

Февраль 1589 года,

шесть месяцев спустя

– И тогда Луи изготовил самый лучший брандер, и он рассеял всю Армаду! – Глаза Пьера горели, он размахивал руками, стараясь привлечь внимание слушателей. – Он помог разгромить испанцев в ужасной битве при Грейв-Лайнс.

– Мне кажется, любимая, что мы уже когда-то слышали эту историю.

Чарльз закутал плечи Фрэнсис накидкой, и она теснее прижалась к нему. В гостиной дома Морли было тепло и уютно.

– Для меня она звучит заново каждый раз, когда я ее слышу. – Она ласково улыбнулась Пьеру.

– А что ты скажешь, Луи? – продолжал настаивать Чарльз. – Тебе не надоела эта история?

Луи поглаживал Арктуруса, который сидел на жердочке рядом с ним.

– Нет, поскольку я в ней выступаю главным героем. Продолжай, Пьер. Что случилось потом?

– Ужасный шторм раскидал то, что осталось от Армады! – торжественно объявил Пьер. – Они все оказались разбиты – герцог Медина Сидония, герцог Парма и этот… – Он искоса взглянул на Чарльза, который сразу насторожился, и все-таки добавил: – И этот гнилой гороховый стручок, король Испании.

Чарльз откинул голову и расхохотался.

– Очень изобретательное ругательство, мой мальчик!

– Отличная история, Пьер, – вмешался Луи. – А теперь давайте сыграем в жмурки. Давай, Фрэнк?

– Она не может играть в жмурки. – Чарльз придержал Фрэнсис, которая уже собиралась подняться. – Не забывай о своем положении, дорогая.

Фрэнсис снова опустилась в кресло, делая вид, что сердится, но при этом не могла сдержать улыбку.

– Мой лорд-протектор не велит мне играть, но с вами, я думаю, с удовольствием сыграет мастер Дикон. – Она махнула рукой в сторону кресла у камина, откуда доносился заливистый храп.

– Просыпайтесь, мастер Дикон!

Пьер без всякого стеснения набросился на старика и принялся щекотать его. Дикон вскочил, выпучив глаза, и, очевидно, не сразу понял, где находится.

– Что?.. Кто?..

– Ты решил, что я испанец? – хихикнул Пьер. – А я вовсе не испанец. Я хочу играть в жмурки!

Дикон успокоился и снова уселся в кресло.

– Мистер Пьер, нельзя так пугать старика. С тех пор, как мне пришлось несколько недель жить двойной жизнью, я пугаюсь собственной тени.

– Подумать только, Луи обо всем знал и даже не намекнул мне, – заметил Чарльз.

– Мальчик умеет держать слово, – улыбнулся Дикон. – Рассказав тебе, он мог проговориться кому-то еще, и я был бы уже мертвецом. Ну что, мы будем играть или нет? Дайте мне платок.

Дикон завязал себе глаза, Пьер и Луи с шумом от него разбежались, а Фрэнсис, довольная, взяла Чарльза за руку.

– А все-таки хорошо, что мальчики с нами, правда? Мне кажется, они счастливы.

– Они это заслужили, особенно Луи. Он доказал свою преданность новой родине.

Фрэнсис бросила на мужа удивленный взгляд.

– Новой родине? Что ты имеешь в виду?

Чарльз откашлялся.

– Я хотел сказать тебе об этом после ужина, но раз уж ты сама заговорила… Королева позволила мне официально усыновить Луи и Пьера и даровала им обоим английское подданство – со всеми правами и привилегиями.

– О, Чарльз! – Фрэнсис бросилась ему на шею и крепко поцеловала. – Ты не представляешь, как я благодарна тебе! Без тебя мы бы просто пропали. Ты кормил мальчиков, одевал, учил… А главное – ты любил их и доверял им.

– Но не сразу, – проворчал Чарльз.

– Не будем вспоминать об этом. – Фрэнсис махнула рукой, отметая все прошлые невзгоды. – Поговорим лучше о том, как весной мы засеем поля. Я так рада, что Стоукс сбежал из Морли! Интересно, что с ним случилось? Я слышала, он присоединился к Армаде.

– Как ты правильно заметила, не будем говорить об этом. Стоукс ушел из нашей жизни, так что мы можем спокойно располагаться в Морли и растить кучу детей.

Фрэнсис положила руку на свой увеличившийся живот и улыбнулась.

– А мы не сможем выращивать еще и птенцов?

– Надеюсь, об этом позаботятся Арктурус и Ориана.

Чарльз нежно обнял ее, Фрэнсис прижалась к его груди и оглядела уютную комнату с удобной мебелью и отделанными деревом стенами. Здесь все было как много лет назад. Когда-то Фрэнсис сидела в этой комнате с матерью и отцом, счастливая их любовью. Потом она потеряла родителей и думала, что никогда уже не сможет обрести счастье, однако госпожа Судьба улыбнулась ей. У нее были Чарльз, Луи и Пьер, а скоро появится еще одно существо, о котором нужно будет заботиться.

– Я по-прежнему твоя Леди Сокол? – спросила она, заглянув в глаза Чарльза.

– Думаю, что теперь уже нет, – очень серьезно ответил он и взял ее руку. – Ты изменилась, Фрэнк, и я собираюсь дать тебе новое имя. Я хочу назвать тебя Повелительницей ветра – или Королевой воздуха, как тебе больше нравится.

– Королевой? Ох, Чарльз, вот уж не думала, что ты такой романтичный! – рассмеялась Фрэнсис. – Боюсь, что в ближайшие несколько месяцев я стану Королевой описанных пеленок.

– Когда родится ребенок, мы возьмем няньку, которая будет за ним ухаживать, – заверил ее Чарльз. – Тебе не придется тратить свои силы.

– А как насчет твоих сил? – Она бросила на него лукавый взгляд. – Ты собираешься их расходовать? Учти: я хочу иметь много детей.

– Всегда рад стараться, – усмехнулся Чарльз, – особенно с тех пор, как ты научилась наслаждаться пуховой постелью. Не представляю, что бы я делал, если бы ты пожелала предаваться любви в лесу в такую погоду.

Они оба посмотрели на окна, за которыми февральский снег укрыл сады и поля имения Морли, а потом их взгляды встретились, руки соединились, и Фрэнсис засмеялась от счастья. Чарльз Кавендиш возродил в ней веру в будущее. Скоро их дом наполнится веселыми детскими голосами, а еще они будут воспитывать соколов – быстрых, уверенных в себе благородных птиц с храбрыми сердцами.

Фрэнсис вдруг показалось, что она парит высоко в небе, а под ней расстилается огромный гобелен, на котором выткана вся ее жизнь. Мечты сбывались. Она искренне верила, что на ней корона, что она и в самом деле Королева неба и воздуха.