Предсказание Фрэнсис о неминуемом сражении осуществилось. К пяти часам утра на улицах Парижа раздавались шаги сотен ног в сопровождении дудок и барабанного боя. Это в город входила гвардия короля Генриха – король решил предупредить готовящийся государственный переворот. Появилась надежда, что он все же не даст герцогу Гизу и поддерживающим его испанцам захватить свою столицу.

В половине седьмого Чарльз сказал Фрэнсис, что им пора уходить отсюда. Она боялась, что он снова заговорит об их будущей совместной жизни. Но Чарльз ничего не добавил, и Фрэнсис поняла, что он воспринимает происшедшее между ними совсем не так, как она. Очевидно, он не придает серьезного значения их близости, а может быть, и вовсе перестал что-либо чувствовать к ней… Неужели она переоценила его теплоту, скрывающуюся за холодной внешностью, и надеялась на слишком многое?

Эти вопросы раздражали: у нее не было ответов на них. Выйдя вслед за Чарльзом на палубу, закутанная в черную накидку, которую он купил у жены хозяина баржи, Фрэнсис приказала себе выбросить все это из головы. Вот только досадно было, что она обнажила перед ним свои чувства, сказала ему про волшебство, которое испытала…

А ведь она прекрасно знала, что именно так и бывает с мужчинами: добившись своего, они моментально охладевают.

Что ж, она получила очередной урок. Теперь, по крайней мере, не придется больше объяснять, почему она никогда не выйдет за него замуж…

– Куда мы идем? – спросила Фрэнсис, когда Чарльз помог ей сойти на берег.

– На площадь Мобер. Ведь, кажется, именно там ты должна встретиться с той женщиной? – Он крепко держал ее за руку, словно боялся, что она внезапно исчезнет.

Фрэнсис молча кивнула и, хотя ей казалось, что они отправляются туда слишком рано, не стала возражать.

Над городом вставало солнце, Фрэнсис рассматривала дома и лавки на тихих узких улицах. Ставни, которые обычно снимали, когда небо светлело, сейчас были плотно закрыты. Не ощущалось и привычного запаха выпекаемого хлеба. Двери в домах, которые она в лучшие времена посещала, были заперты – очевидно, их жители затаились в ожидании грядущих событий. Когда в Париж вступали солдаты, люди боялись, что на улицах начнется насилие.

Когда они свернули на улицу Сен-Жак, где находился бывший дом дяди, Фрэнсис испугалась, что ее охватит ностальгия по прошлому. То, что она увидела, заставило ее резко остановиться. Чарльз тоже застыл на месте.

В дальнем конце улицы группа людей молча возводила баррикаду. Перевернутая мебель, тележки, повозки закрывали проход на площадь Мобер. Но главным материалом для баррикады служили огромные бочки, которые выкатывали на середину улицы и ставили на днища. Фрэнсис поняла, что это надежное прикрытие возводят сторонники герцога Гиза. Если все ближайшие улицы будут забаррикадированы, солдаты короля, находящиеся на площади, окажутся отрезанными от города и не смогут даже атаковать.

Было похоже, что французского короля перехитрили…

Для Фрэнсис это означало одно – поддерживаемая испанцами партия одержит верх в Париже как раз в то время, когда она должна будет получить важные сведения. Ее шансы на успех этого предприятия резко сократились.

Фрэнсис поняла: действовать надо быстро, пока их не заметили и не начали расспрашивать. Она вырвала свою руку у Чарльза, резко повернулась и пустилась бежать.

От неожиданности Чарльз замер и не сразу бросился за ней. Что ударило в голову этой девушке, куда она так неожиданно устремилась? Возведение баррикады – вещь неприятная, но отнюдь не новая. Последние двести лет граждане Парижа используют цепи, протянутые поперек улиц, камни и вообще все, что попадется под руку, чтобы перекрыть отступление или атаку солдат. Судя по всему, это просто очередная сумасшедшая выходка Фрэнсис.

Она бежала очень быстро, но раздражение придало Чарльзу силы, и он без труда догнал ее. Как раз в этот момент она вдруг изменила направление, завернула за угол и, остановившись у одной из дверей, крикнула:

– Открой, Жан-Клод! Это я, мадемуазель Фрэнк.

Дверь открылась, и Фрэнсис проскользнула внутрь. Чарльз едва успел просунуть плечо в дверь прежде, чем она захлопнулась у него перед носом.

– Уж не собираешься ли ты оставить меня на улице? – резко спросил он, возмущенный ее странным поведением.

Фрэнсис пожала плечами, даже не взглянув в его сторону.

– Я знала, что ты последуешь за мной.

Они оказались в теплой просторной кухне, наполненной ароматом свежевыпеченного хлеба. Пожилая женщина в черном уставилась на большой охотничий нож, висевший у Чарльза на поясе. В глазах у нее был страх. Чарльз не сразу догадался, что это монахиня и что они ворвались в чистенькую кухню монастыря кармелиток. Между тем Фрэнсис обнимала какого-то паренька, который явно был очень рад ее видеть, так что Чарльзу пришлось самому разъяснять монахине, что он друг мадемуазель Фрэнсис и не причинит им вреда. Конечно, все могло быть хуже. Но в глубине души он был возмущен. Фрэнсис в течение ряда лет жила в этой части Парижа и знала этих людей. Она должна была представить его, а вовсе не делать вид, что его как бы не существует!

Убедившись, что этого мужчину не следует бояться, монахиня пригласила его сесть у огня, предложила ему свежего хлеба, спелые вишни со сбитыми сливками и крутые яйца. Но вместо того чтобы чувствовать умиротворение, уминая поджаристую корочку хлеба, Чарльз злился. Фрэнсис могла бы сказать ему, куда она направляется. Он покинул баржу в надежде найти именно такое место, как это, откуда можно было бы наблюдать за площадью. Так нет же, она повела себя в соответствии со своим импульсивным характером. Побежала в монастырь, не сказав ему ни слова, словно вообще позабыв о нем!

Впрочем, Чарльз сознавал, что, составляя свой план, мог бы спросить у Фрэнсис совета: он ведь не знает эту часть Парижа. Но ему, как всегда, помешала гордость. Мастер Дикон частенько говорил, что гордость, сильный характер, нетерпимость помогают Чарльзу, когда он имеет дело с соколами. Но для общения с людьми необходимы другие качества…

Чарльз покосился на Фрэнсис, которая сидела на скамеечке рядом с кухонным мальчишкой. Без сомнения, это еще один из ее подопечных. Она уговаривала Жан-Клода разрешить ей постричь его, и было совершенно ясно, что делает она это не в первый раз. Взяв огромные ножницы, она стала напевать что-то, словно ей ни до чего на свете не было никакого дела, кроме как возиться с его космами.

А между тем Чарльзу необходимо было задать ей множество вопросов. Как выглядит женщина, которая везет послание? Каким образом эта женщина проникнет сюда, если площадь полностью отрезана от города? Ведь не исключено, что с ней начнут заигрывать солдаты, которые стоят там. Как ему отвлечь внимание сэра Хэмфри или любого, кто выслеживает Фрэнсис, чтобы она без риска для жизни смогла встретиться с этой женщиной и уйти?

– Тебе не кажется, что пора обсудить наши действия? – спросил Чарльз, смирив гордыню. – Скоро двенадцать часов.

– Встреча назначена на три, – невозмутимо ответила она, взглянув на него поверх головы мальчишки.

– Ты, кажется, говорила про полдень, – нахмурившись, заметил Чарльз.

– Говорила. Это чтобы быть уверенной, что я приду туда вовремя.

Чарльз сердито взглянул на нее. Но промолчал, хотя его страшно раздражало удовлетворенное выражение ее лица. Как она может быть спокойной в такой момент?! Впрочем, вероятно, она здесь чувствует себя в безопасности – с друзьями, которых хорошо знает.

Ближе к обеду в кухне началась суета. Появилось еще несколько монахинь, которые принесли известие, что король приказал своим солдатам защищать Париж, но не атаковать – во избежание кровопролития среди невинных граждан.

Монахини занялись приготовлением обеда, обсуждая благородство Генриха. Острые ножи так и мелькали в их руках, когда они резали овощи и травы. В воздухе стоял восхитительный аромат жарящегося мяса. Женщины бегали взад и вперед по выложенному каменными плитками полу. В этом женском царстве Чарльз чувствовал себя не очень уютно и потому решился попросить, чтобы им с Фрэнсис предоставили комнату наверху, с окнами, выходящими на площадь. Его просьбу немедленно удовлетворили – главным образом чтобы они не путались под ногами. Поскольку парень, ее подопечный, должен был помогать готовить обед, Фрэнсис покинула кухню без особых протестов.

Из окна второго этажа Чарльз разглядывал солдат, толпившихся на площади Мобер. Кое-кто из них отдыхал, другие слонялись по двое-трое, выкрикивая оскорбления горожанам, которые заняли позиции по ту сторону баррикад. Все улицы, выходившие на площадь, были перекрыты.

– Смотри-ка, это Луи де Крильон, командующий французской гвардией. – Фрэнсис приблизилась к окну и указала пальцем на высокого офицера. – О нем говорят, что он настолько же глуп, насколько храбр. Я вижу, он вне себя, потому что герцог Гиз послал графа де Бриссака к Сорбонне, а он не может вырваться с площади, чтобы сразиться с ним.

– На его месте я бы тоже злился.

Чарльз заметил, что к ней вернулись беспокойство и озабоченность. Он видел это по тому, как напряжены ее шея и плечи. Передышка кончилась, безмятежность ее оказалась мнимой. Она знала так же хорошо, как и он, что им предстоит очень опасное предприятие.

Подопечный Фрэнсис принес им обед, и Чарльз обратил внимание на то, что повозки с продовольствием для солдат так и не появились. Даже воды не было. Баррикады играли свою роль – никто не мог ни проникнуть на площадь, ни уйти с нее.

Между тем солдатам на площади явно надоело бездействовать. Некоторые громко спорили между собой, другие подходили к баррикадам и переругивались с разношерстной толпой сторонников герцога. Монахи, студенты, моряки, грузчики отвечали им бранью. Напряжение по обе стороны баррикады возросло настолько, что казалось, вот-вот грянет гроза. В груди Чарльза тоже нарастало напряжение. Сторонники герцога прекрасно знали, что солдаты короля получили приказ не начинать сражение. Но чем ответят солдаты, если в них будут швырять камни?

К двум часам Чарльз понял, что он не может придумать, как в этих обстоятельствах встретиться с женщиной, которая должна принести донесение. Лучше всего было бы, конечно, пойти на площадь вместо Фрэнсис, но он был уверен, что она этого не допустит. К тому же ведь та женщина не знает его.

Со своей позиции у окна он поглядывал на Фрэнсис и нетерпеливо хмурился, надеясь, что она все-таки решит наконец обсудить с ним план действий. Но Фрэнсис сидела за столом и молча листала молитвенник. Выглядела она страшно усталой, но сосредоточенной и собранной, однако, судя по всему, не собиралась делиться с ним своими планами.

Черт бы побрал ее упрямство!

В конце концов Чарльз не выдержал.

– У меня есть кое-какие соображения насчет того, как нам действовать, – сухо заметил он.

– Вот как?

Она приподняла брови, словно ставя под вопрос его право иметь какие-то соображения вообще, не говоря уже о том, что касается их действий. Чарльз скрипнул зубами, но решил не обращать внимания на ее иронию.

– Вот что мы должны делать. Я выйду на площадь и буду ждать женщину с сообщением, а ты останешься здесь. Мне не грозит никакая опасность среди этих мужчин, а тебе она грозит.

Фрэнсис словно бы не слышала его.

– Смотри, – показала она в сторону одной из баррикад. – Там монах принес солдатам воду.

Чарльз посмотрел в ту сторону и увидел монаха в коричневой сутане с капюшоном, который карабкался на баррикаду с двумя ведрами в руках. Ему никто не препятствовал – очевидно, из уважения к сану. Монах осторожно спустился с баррикады и предложил воду оживившимся солдатам. Те тут же столпились вокруг, зачерпывая воду черпаками и кружками, даже не глядя на того, кто принес им воду.

– Святой отец проявил христианское милосердие, – заметил Чарльз и продолжил: – Так вот, твоя роль будет заключаться в следующем. Ты встанешь у окна и, как только я покажу на тебя той женщине, помашешь рукой. Она узнает тебя, и я…

– Она-то меня узнает, – перебила его Фрэнсис. – Но я не представляю, как ты узнаешь ее. – Ну, во-первых, ты опишешь мне, как она выглядит. – Чарльз решил не выходить из себя ни при каких обстоятельствах. – А во-вторых, она будет единственной женщиной на площади. Надо быть слепым, чтобы не заметить ее. После того как она передаст мне донесение, мы с тобой оба вернемся на баржу, но порознь, чтобы нас было труднее выследить. Затем мы заберем Ориану и выберемся из Парижа. До сих пор не обнаружилось никаких следов сэра Хэмфри, так что опасаться нам особенно нечего. Я надеюсь, что он сейчас очень занят, поскольку испанцы вместе со сторонниками Гиза собираются захватить Париж. А что касается твоей посланницы, о ее безопасности можно не беспокоиться, – продолжал он, глядя в окно. – Ты ведь сама сказала, что она шлюха. Мужчины будут рады поглазеть на нее и уж никак не заподозрят, зачем она пришла туда. После нашего ухода она сможет заняться своим ремеслом и заработать пару-другую монет.

Чарльз засмеялся собственной шутке и обернулся, чтобы посмотреть, как отнеслась к ней Фрэнсис. Но смешок застрял у него в горле, когда он обнаружил, что разговаривает с пустотой.

Дверь комнаты была распахнута, Фрэнсис исчезла.