– Барон Милборн, вы опоздали!

Судя по холодному приему, было не похоже, чтобы юная леди ему обрадовалась. Чарльз сунул монету слуге, который проводил его в ее комнату, и тот исчез, прикрыв за собой дверь.

– А вы оказались вовсе не там, где должны были быть, мадемуазель Фрэнсис. – Чарльз снял плащ и перебросил его через руку. – Я потратил уйму времени, пока разыскал этот постоялый двор. Вы не могли найти ничего подходящего в центральной части города?

Он обратил внимание на отсутствие занавесок на окнах и убогость обстановки.

– В этой части города у меня есть друзья. Я предпочла быть поближе к ним.

Чарльз поморщился.

– Вам ведь сообщили, что я буду сопровождать вас. Вы должны были дожидаться меня по указанному адресу.

– С какой стати? Наступил вечер, вы не приехали… У меня не было никаких оснований считать, что вы вообще появитесь.

Ее голос звучал воинственно – более воинственно, чем этого требовали обстоятельства. Да, эта юная леди явно не робкого десятка. У Чарльза с самого начала было предчувствие, что ему предстоит долгое и неприятное путешествие обратно в Англию. Но когда Фрэнсис сделала шаг вперед и на нее упал свет единственной свечи, он понял, что его подстерегают в путешествии трудности иного рода.

Прежде всего Чарльз увидел у нее на плече большого сокола. Птица без клобучка на голове, с коричневым отливом перьев была великолепна, но при взгляде на ее хозяйку Чарльз забыл обо всем. На Фрэнсис была невзрачная юбка, черный корсаж и белая блузка – она выбрала эту скромную одежду то ли в знак траура, то ли сочтя ее удобной в дороге. Но ее лицо, волосы, фигура… Ее красота загипнотизировала Чарльза, он был потрясен, покорен, очарован.

Длинные черные волосы свободно ниспадали ей на плечи и достигали талии. До его прихода Фрэнсис, видимо, причесывалась: она заметил гребень в ее нежной белой руке. Она опустила руку, и его жадный взгляд устремился на ее корсаж. Тонкая ткань скорее подчеркивала, чем скрывала высокую грудь. К сожалению, широкая юбка не позволяла ему судить о прочих достоинствах фигуры Фрэнсис, но он не сомневался, что они выше всех похвал.

Чарльз поспешно одернул себя, удивляясь направлению своих мыслей. Что-то здесь не так, раз, едва увидев госпожу Силлингтон, он уже мысленно раздевает ее. Чарльз почувствовал, как возбуждение охватывает его, и заставил себя сосредоточиться на ее лице – лице, обладающем необычной прелестью.

Несмотря на убогую обстановку этой комнаты, девушка казалась Чарльзу похожей на нимфу. В ее чертах, в посадке головы, в манере двигаться было что-то дерзкое, вызывающее, непокорное.

Ее лицо, окруженное темным облаком волос, отличалось тонкостью черт и нежной светлой кожей. Это была не та болезненная бледность, что свойственна многим знатным дамам. Алебастровая кожа Фрэнсис служила прекрасным фоном для огромных зеленых глаз и сочных губ. Чарльз не мог оторваться от этих колдовских глаз. Они вызывали мысль о цветущих долинах или об изумрудных лесах, куда не ступала нога человека…

Внезапно Чарльз нахмурился: из глубин его памяти всплыло воспоминание юности.

– Вас здесь не знают под фамилией Силлингтон, – начал он, желая проверить свои подозрения. – Спрашивая о вас на постоялом дворе, я назвал эту фамилию, но безрезультатно. Лишь когда я задал вопрос об англичанке, которая только что приехала, меня проводили сюда.

– Я племянница господина Силлингтона, а моя фамилия Морли, – отозвалась она. – Фрэнсис Морли. Кстати, девять лет назад в Дорсете вы, Чарльз Кавендиш, опоздали на охоте выпустить своего сокола – и продолжаете опаздывать. Видимо, ни годы, ни ваша должность королевского сокольничего не в состоянии повлиять на вас.

Значит, его предположение подтвердилось. Перед ним девушка, которая взяла над ним верх девять лет назад. Вернее, ее птица взяла верх над его соколом. Меньше всего Чарльз хотел бы иметь с ней дело. Но он обещал благополучно доставить ее в Англию и сдержит данное брату слово.

– Да, я опоздал, – признал Чарльз, – но на то были серьезные причины. Вы должны радоваться, что я вообще приехал!

– Я должна радоваться? Может быть, вы объясните мне, почему это я должна радоваться?

Ее дерзкий тон окончательно вывел его из терпения.

– Я приехал потому, что мне сказали, будто вы нуждаетесь в помощи, мадемуазель Морли, – резко ответил он. – Но если вы в ней не нуждаетесь, то спокойной ночи.

Чарльз повернулся и двинулся к двери. Неудивительно, что Джонатан не нашел охотников отправиться за этой девицей. Сначала она осыпала его упреками, потом очаровала, а теперь вот устроила словесную дуэль.

– Куда же вы?!

Страх, прозвучавший в ее голосе, остановил его. Чарльз обернулся вовремя, чтобы заметить этот страх в ее глазах раньше, чем она успела скрыть его. «Выходит, она не такая храбрая, какой хочет казаться, – подумал он. – Однако же изрядно дерзка и остра на язык, – напомнил он себе. – К тому же весьма соблазнительна».

Чарльз собирался обсудить с ней дальнейшие планы, детали их путешествия, но никак не мог сосредоточиться в ее присутствии. Его взгляд опять оказался прикован к водопаду ее роскошных волос, потом он скользнул по нежной шее. Как хорошо помнил Чарльз то острое желание, которое испытал когда-то, – желание отомстить за унижение и с силой сжать эту тонкую шею! Теперь его желание носило не мстительный, а чувственный оттенок.

Неожиданное видение ошеломило его – горячие поцелуи под покровом леса, прикосновения к ее роскошному телу… Эта прекрасная нимфа, околдовавшая его в диких лесах Дорсета, где они впервые встретились, обещала так много…

Чарльз одернул себя.

– Я переночую в другой комнате, и мы увидимся завтра, – торопливо сказал он, отгоняя непристойное видение.

На ее лице промелькнуло облегчение, и это удивило его. Неужели она подумала, что он бросит ее? Он никогда еще не отказывался выполнять свой долг, каких бы усилий ему это ни стоило.

– Мы отправимся рано утром, – сказал он, чтобы успокоить ее. – Надеюсь, что к семи часам вы будете готовы.

– Деспот! – бросила она в ответ и повернулась к нему спиной.

Не обращая на него внимания, Фрэнсис вернулась к прерванному занятию и принялась расчесывать свои роскошные волосы. Самка сокола, видимо, была к этому привычна и спокойно сидела на плече хозяйки.

Чарльз покачал головой. Бесполезно проявлять к ней великодушие: она презирает его самого, презирает его помощь, хотя вынуждена принимать ее. Всем своим видом она демонстрировала это.

Ну что ж! Он не собирается докучать ей своим присутствием. Они скоро расстанутся, и он постарается поскорее выкинуть ее из памяти.

Уже на пороге комнаты Чарльз обернулся.

– Как вы повезете свою птицу? – спросил он.

Фрэнсис продолжала стоять неподвижно, словно не слыша обращенного к ней вопроса, а соколиха наклонила головку, ее острые желтые глаза уставились на него. Им предстояло длительное путешествие, надо было позаботиться и о сохранности птицы, и о том, чтобы она не доставила никаких неприятностей окружающим.

– У нее достаточно надежная и просторная клетка? – спросил Чарльз, не зная, соизволит ли эта гордячка ответить ему.

Фрэнсис обернулась.

– Вас это действительно волнует?

– Это мой долг, – кратко ответил он. – Такая ценная птица требует к себе особого отношения. Я прослежу за тем, чтобы с ней все было в порядке.

Губы Фрэнсис скривились в некоем подобии улыбки, но даже этот слабый знак благодарности доставил Чарльзу удовлетворение.

– У меня есть клетка. Надеюсь, Ориане в ней будет удобно. – Фрэнсис кивнула в сторону кровати, где стояла плетеная клетка. – Вы со мной согласны, барон Милборн?

Две пары глаз – Фрэнсис и соколихи – внимательно следили за ним.

Он не обратил внимания на сарказм, с которым она произнесла его титул, и принялся рассматривать клетку. Она была крепкой и хорошо проветривалась. Чарльз проверил, как открывается и запирается дверца, висящая на кожаных петлях.

– А что случилось с птицей, которая была у вас девять лет назад? – спросил он, опуская клетку и возвращаясь к столу.

Чарльз пододвинул себе стул и сел, уверенный, что теперь, заговорив о соколиной охоте, стал полноправным хозяином положения.

Фрэнсис боролась с собой, пытаясь сохранить дистанцию, не поддаться обаянию, исходившему от этого мужчины. Прошло девять лет, но интерес, который пробудил в ней когда-то этот юноша, снова напомнил о себе.

Красота Чарльза Милборна делала его опасным – как приманка в ловушке для дикого сокола. «Остерегайся, – подсказал ей внутренний голос. – Остерегайся, иначе окажешься в клетке, как Ориана».

К сожалению, сердце Фрэнсис не подчинялось голосу разума. Оно трепетало при виде этого красивого высокого мужчины, учащенно билось от возбуждения, охватившего ее.

Трепещущий золотистый свет одинокой свечи смягчил черты его лица, убрал резкие складки в углах рта, и сейчас Чарльз очень напоминал того юношу, с кем она повстречалась в лесу.

Понимая, что молчание слишком затянулось, Фрэнсис нарушила его.

– Не хотите ли воды с ячменным сахаром? – предложила она, стараясь быть любезной.

Он кивнул в знак согласия.

Фрэнсис налила ему в кружку золотистого напитка из глиняного кувшина и села напротив, застыв в напряженной позе, словно перед ней за столом переговоров находился противник. Чарльз пил, продолжая наблюдать за ней. Поставив опустевшую кружку на стол, он внезапно протянул к девушке руку – и Фрэнсис резко откинулась назад, словно бы почувствовав в его невинном жесте угрозу.

– Не бойтесь, я не укушу вас, – Чарльз усмехнулся при виде такой ее реакции и легко коснулся головки Орианы.

Что он позволяет себе?! Он дерзнул дотронуться до ее птицы!

– Я опасаюсь не за себя, – выпалила Фрэнсис и вся напряглась, к неудовольствию Орианы, – но она может клюнуть вас. Ориана не любит незнакомцев. И особенно не любит, когда трогают ее спинку.

Не обращая внимания на ее слова, Чарльз медленно провел пальцами по блестящим перьям на спинке Орианы. Фрэнсис вспыхнула, когда птица спокойно приняла его ласку. Ориана подвела ее, выставила лгуньей! Больше того, Фрэнсис чувствовала себя так, будто Чарльз ласкал ее, а не птицу… Еще с прошлой их встречи она помнила притягательную силу этого человека. С годами его обаяние стало еще более ощутимым, заставляя трепетать от страсти женские сердца…

Фрэнсис прикрыла глаза, чтобы отгородиться от его присутствия, и внезапно перестала чувствовать Ориану на своем плече. Девушка открыла глаза и увидела, что ее птица устроилась на руке у этого дьявола и принялась охорашиваться!

Поведение Орианы всколыхнуло в ней волну гнева, но Фрэнсис ничем не выдала его.

– Я просто не узнаю Ориану. Она никогда раньше ни с кем так не вела себя.

Чарльз улыбнулся, продолжая поглаживать птицу.

– Она у вас с самого рождения? Вы взяли ее из гнезда?

– Да, – отрезала Фрэнсис. – Я вырастила ее, и она любит меня.

Чарльз взглянул на нее с улыбкой.

– Не беспокойтесь, она не пойдет ни к кому другому, кроме вас и меня.

– Но почему она вообще пошла к вам?

Чарльзу хотелось смеяться при виде недоумения, написанного на красивом лице этой гордячки. Он стал объяснять ей, что природа, видимо, наделила его особым даром находить с птицами общий язык. Может быть, это был ответ на то восхищение, которое он питал к этим гордым, сильным созданиям.

Чарльз заметил, что соколиха покалывает его руку своими когтями – признак того, что она чем-то встревожена. Она не могла поранить его, потому что стеганый рукав надежно защищал руку.

– Вы не ответили на мой вопрос, – сказал он, переведя взгляд с Орианы на Фрэнсис и продолжая гладить пальцами грудку птицы. – Что случилось с тем вашим соколом, с которым вы тогда охотились за цаплей?

– Он подавился куском мяса – через три года после той охоты, – резко сказала Фрэнсис, стараясь не выказывать свою боль от этой утраты.

– Я тоже лишился своего первого сокола. Он однажды улетел от меня, когда мы охотились на куропаток.

Чарльз тут же пожалел о сказанном, опасаясь насмешек с ее стороны. Однако в зеленых глазах Фрэнсис светилось только сочувствие.

– Это ужасно, – прошептала она.

– От вас тоже когда-нибудь улетали птицы?

– Нет, но я знаю, каково это… когда тебя бросают.

Эти ее слова дали Чарльзу новую пищу для размышлений. Очевидно, она потеряла кого-то, и боль потери еще слишком свежа. Ему вдруг стало неловко за то, что он приманил к себе Ориану. В нем неожиданно зародилось желание обнять Фрэнсис и избавить ее от боли.

Это желание удивило его: менее всего он подходил на роль утешителя горюющих женщин.

Наверное, он сам все это выдумал. Фрэнсис – волевая, независимая девушка, она вполне может постоять за себя и не нуждается ни в чьем утешении. Чарльз вспомнил слова брата о том, что Фрэнсис недавно потеряла дядю. Видимо, из-за перенесенного горя она проявила минутную слабость, а он уже готов выступать в роли утешителя.

Он пересадил птицу обратно на ее плечо.

– Господин Силлингтон был братом вашей матери? – поинтересовался Чарльз.

При этом вопросе ее лицо словно застыло, как будто он коснулся запретной темы.

– Моя мать носила фамилию Силлингтон, – неопределенно ответила Фрэнсис и встала. – Вы совершили утомительное путешествие и должны как следует отдохнуть перед обратной дорогой.

– Вы не боитесь оставаться одной?

Она равнодушно пожала плечами.

Задетый тем, что ему едва ли не указывают на дверь, огорченный, что доверие, установившееся между ними, было столь мимолетным, Чарльз поднялся. На пороге он задержался и, обернувшись к ней, стал подыскивать нужные слова, но ничто подходящее не приходило ему на ум.

Он уже собирался закрыть дверь, ограничившись пожеланием спокойной ночи, как вдруг страшный удар обрушился сзади на его голову.