Я борюсь со своими эмоциями. Не отрицаю, он — потрясающий и милый, но вполне очевидно, что нельзя поощрять его. Самое безопасное сейчас — это пытаться сменить тему разговора.

— У вас есть какие-нибудь новости об Адаме Снайдере?

Блеск в его глазах исчезает.

— Мы всё ещё ищем, — мрачно отвечает он. — Гален послал письмо в загородную резиденцию графа Бредшоу, но уйдет какое-то время, прежде чем мы получим ответ.

— Ох, — я опускаю глаза, пытаясь выглядеть не слишком расстроенной. Как жаль, что здесь нет возможности послать е-мейл.

— Я, на самом деле, хочу спросить вас ещё кое о чём, о новостях по поводу инцидента несколько дней назад. Вашего... эм... конфликта с Эндрю МакВином.

Мои руки сжимаются в кулаки.

— Вы здесь для того, чтобы читать мне лекцию о том чего не должна делать леди?

Его глаза сверкают, уголки губ приподнимаются, он считает, что я дурочка.

— Определённо, такое поведение не даёт результат. Выплёскивание вина на его одежду лишь наносит вред вашей репутации.

Плевать мне на мою репутацию. Эти слова чуть не вырываются из моего рта, но успеваю вовремя прикусываю язык.

— В мои намерения не входило его унижать, — цежу я сквозь зубы. — Джимми вообще не должен работать в этом месте и теперь он умирает, а эта задница живёт как ни в чем не бывало! Любой разозлится на моём месте.

Он поднимает брови.

— Вообще-то, это как раз и нормально. Реакция МакВина может казаться вам жестокой и бессердечной, но детский труд используется столетиями.

— Тогда это нужно менять и полностью запретить, — пылая гневом, говорю я.

Эдвард вздыхает.

— Я не говорю, что вы не правы, всем ясно, что дети страдают. И взрослые тоже, работа двенадцать часов в сутки истощает любого. Но помните, Кэт, что это родители позволяют своим детям работать. Без денег, которые они приносят, семьи будут голодать.

— Я... — мне не удается сидеть на месте, так что я встаю и начинаю ходить вдоль камина. В его словах есть резон. Но образ маленького Джимми, его голова в повязках, и кровь, сочившаяся на подушку, снова всплывают у меня в голове.

— Давайте думать вот над чем: если у вас есть ребенок, которому приходится попрошайничать на улицах, под дождем и снегом, без малейшей гарантии получить монетку, и тут появляется возможность работы на фабрике со стабильным заработком, что вы предпочтёте?

Я перестаю ходить туда-сюда и вызывающе смотрю на него.

— Мне плевать. Если это единственные возможные варианты, которые есть у детей бедняков, тогда должна сказать, что ваше руководство — отстой. В смысле ужасно, что вы считаете нормальным позволять ребенку работать двенадцать часов при условии, что он не получает смертельную травму.

На секунду он ошеломлённо замирает, но потом у него вырывается смешок. Парень медленно поднимается, не отрывая от меня взгляда.

— Знаете, я могу вас повесить за то, что вы смеете говорить со мной в таком тоне.

— Нет, не можете. Вы же сами говорили, что у монархов лишь консультативная роль при парламентских решениях. А раз не можете влиять на исполнение важных решений, то как же вы сможете сделать так, чтобы меня повесили за то, что я считаю вас некомпетентным? Или в этой стране на троне сидит тиран? — с триумфом спрашиваю я. — И кроме того,я не впервые говорю подобное, и все ещё стою перед вами, живая и здоровая.

Теперь он смеётся, искренним и заразительным смехом. Не могу сдерживаться и улыбаюсь в ответ.

— Вы прекрасно знаете, что я говорил это в шутку, — произносит он. Смех ещё остаётся в его взгляде, в уголках глаз появляются морщинки. — Но даже если бы и обладал властью, то все равно никогда не смог бы причинить вред такой неповторимой леди, как вы.

Он отрывает взгляд от моего лица и начинает рассматривать меня, моё фиолетовое шёлковое платье с тревожно низким вырезом. Я протестовала, когда Элла его вытаскивала платье, но она мне сказала, что такова мода. Я пыталась прикрываться золотым кулоном, но ложбинку между грудей всё равно видно.

Мои щеки краснеют, а ладони потеют. Чёрт, теперь, когда мой гнев рассеивается, я снова становлюсь косноязычной и неуклюжей перед парнем, который с легкостью составляет конкуренцию деньгам мистера Дарси.

— Итак.... — мой голос превращается в жалкий писк. — Насчёт МакВина...

— Я планирую внести закон, — Эдвард снова садится. — И буду просить, чтобы его приняли. В законе будет предусмотрено, что дети в возрасте до двенадцати лет не должны работать больше десяти часов в день.

— Они вообще не должны работать!

Он поднимает руку.

— Я понимаю вашу озабоченность, но парламент всегда неохотно принимает перемены. Если мы предложим радикальные меры, гарантирую, это не принесёт никакого результата. Но если мы будем настаивать на переменах постепенно, шаг за шагом, в конце концов мы выйдем на идеальную ситуацию, о которой вы говорите.

— Восемь часов, — говорю я. Ужасно признавать, что его слова имеют смысл, но "десять часов" всё ещё звучит слишком кошмарно. Да ладно вам, мы даже в школе проводим меньше десяти часов, и ещё постоянно на это жалуемся.

Уголки его губ медленно поднимаются. В его глазах вспыхивает вспышка веселья.

— Ну что, мисс Катриона, вы хотите и дальше продолжать торговаться со мной?

— Восемь часов, — повторяю я.

Мы смотрим друг на друга, словно играем в "гляделки", пока он не кашляет и не протягивает руку.

— Договорились.

Ладно. Теперь, когда мы приходим к соглашению, я иду к дверям.

— Подождите.

Я поворачиваюсь.

— Дверь же не заперта снаружи, ведь так? — определённо, в изначальные намерения Генри входило только помешать посторонним входить в комнату.

— Нет, Генри бы не посмел, — отвечает он. — Садитесь, Кэт. Между нами всё ещё остаётся один нерешённый вопрос. — Его голос становится твёрдым и командирским. Хотя он и утверждает, что у монархии здесь нет настоящей власти, думаю, он всё же по-своему привык командовать. Дома в Окли, Эшли было достаточно лишь взмахнуть, и любой парень бросился бы выполнять её желания.

И все же, не собираюсь ему льстить. Я бросаю на него взгляд и иду обратно черепашьим шагом.

— В тот день, на вечеринке у Фрермонтов, — он постукивает пальцами по колену. — Ваше поведение вызывало у меня недоумение.

О, нет. Моё сердце уходит в пятки. Мне очень не нравится этот подозрительный блеск в его глазах.

— Когда ваша служанка упала в реку, вы попросили меня вытащить её, хотя по близости было вполне достаточно других мужчин. Однако же вам был нужен именно я. Почему?

— Хм... — я не смею поднимать на него глаза. — По... потому, что с вами я лучше знакома?

Его глаза вспыхивают.

— Даже если бы я был вашим женихом, всё равно было бы логичнее обратиться к кому-нибудь поблизости, а не искать человека, находящегося посреди крокетной лужайки.

Моё сердце бьётся сильнее. А он больше смыслит во флирте, чем кажется вначале.

Я прикусываю губу, стараясь припомнить тот день на крокетной лужайке. Вполне понятно, что нельзя выкладывать свои намерения о попытке свести его с Эллой. Но у меня плохо выходит оправдываться, а он ждёт, его взгляд внимательный и пронизывающий. Я должна что-то сказать.

— Потому что я хотела позлить Бьянку, — выпаливаю я. — Как вы, скорее всего, могли понять, мы — не самые лучшие сестры. Я... Я устала от того, что она всегда получает то, что хочет, и в тот день на неё и так обратили внимание множество мужчин. Мне не хотелось, чтобы вы также попали в её список влюбленных обожателей.

Его брови ползут вверх.

— Вы испытываете ревность к своей сестре?

С всепоглощающим ужасом понимаю, что натолкнула его на ошибочную мысль. Он может думать, что я убрала Бьянку с дороги, потому что хочу его для себя.

Неееееееет!

— Я... хм... это не так уж весело, когда все тебя игнорируют или хотят использовать, чтобы подобраться ближе к твоей сестре, — говорю я, вытирая ладони о платье. И это относится не только к Бьянке; Я привыкла, что была менее красивой, менее популярной сестрой. — И в любом случае, — продолжаю я, пытаясь говорить более нормально, — увидев, как она с вами флиртует, захотелось вмешаться... то есть устроить диверсию.

Принц какое-то время смотрит на меня, словно пытается решить, говорю ли я ему правду.

— А как насчет других поклонников? Вы их тоже удерживаете от ухаживания за вашей сестрой?

— Нет, вообще-то... — я прикрываю рот рукой. Этот разговор становится слишком неприличным. — Бьянку они не слишком волнуют, но вы — другое дело, так что я постаралась остановить её... наверное, не стоило этого делать, но... мне нужно извиняться?

— Не нужно извинений, Кэт, — он улыбается искренней улыбкой, затронувшей его глаза. — У вас нет никаких причин, чтобы беспокоиться насчет вашей сестры. Могу заверить, что все её знаки внимания совершенно бесполезны.

Я улыбаюсь в ответ с чувством облегчения, но этого все ещё недостаточно. Мне нужно, чтобы он влюбился в Эллу. Сейчас, кажется, я ему нравлюсь, но если ясно дам ему понять, что он мне не интересен, то он поймёт намёк и обратит своё внимание на кого-то другого. Он – принц и может получить любую, которую захочет.

Хотя, смотря в его тёплые глаза кофейного цвета с золотистыми крапинками, почему-то не хочется этого делать.

Когда я возвращаюсь в бальный зал, немного запыхавшись после разговора с Эдвардом, ко мне подходит слуга.

— Мисс Катриона? — он низко кланяется. — Ваша сестра ждёт вас.

Бьянка сидит в роскошном кресле, обитом красным бархатом. Возле неё вьются двое молодых мужчин, но даже издалека на ее лбу можно прочитать желание поскорее отделаться от них. Когда я приближаюсь, на её лице появляется выражение облегчения и даже радости.

— Наконец-то ты вернулась, — говорит она укоризненным тоном. — Мне нужно поехать домой. Я вывихнула лодыжку.

— Позвольте мне проводить вас до кареты, мисс Бредшоу, — быстро предлагает один из молодых людей.

— Нет, позвольте мне, — встревает второй. — Я могу нести ваше пальто и сопровождать вас до двери.

— В этом нет необходимости. Со мной моя сестра, — Бьянка поднимается и хватает меня за локоть. — Подставь мне своё плечо, Катриона. Нет, мистер Ротшильд, мой вывих не настолько серьёзен. Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Линдсей, вам лучше вернуться на танцпол. Есть ещё несколько молодых леди, чьё внимание не стоит игнорировать.

Когда она наклоняется вперед и переносит на меня весь свой вес, её длинные, холодные пальцы впиваются в мою кожу. Как бы сильно она была мне неприятна, я делаю всё возможное, чтобы ей помочь. Когда мы добираемся до кареты, Бьянка залазит в неё лишь с небольшими трудностями, и подозреваю, вывих лодыжки — лишь предлог уехать пораньше.

— Почему ты так спешишь? — спрашиваю я. — Сейчас же едва за полночь.

Она бросает на меня пронзительный взгляд. Напряжённость чувствуется даже в темноте.

— Не лги мне, Катриона, — шипит она. — Сперва герцог присылает нам отдельные приглашения, затем он уводит тебя из столовой. Что между вами двумя происходит?

Я сглатываю. Одно ясно совершенно точно — мне нельзя говорить ей об Эдварде. Он определённо хотел, чтобы кто-то знал о его присутствии в доме своего кузена. И, кроме того, невозможно представить, в какое бешенство впадёт Бьянка, если узнает, что я оставалась наедине с принцем.

— Он хотел показать мне свою библиотеку, — говорю я. — Там как минимум тысяча книг. Я подумала, что она впечатляющая и захотела остаться и поглазеть на книги, так что он просто оставил меня там и вернулся к гостям.

Вот так вот! Думаю, что я неплохо справляюсь. Я где-то читала, что для того, чтобы сделать ложь убедительной, нужно вплести в неё немного правды.

— А откуда он узнал, что ты любишь читать? — спрашивает Бьянка. — Чтение низкопробных книжек вошло у тебя в привычку лишь недавно. Ты с ним общалась в последнее время?

— Я... Я встречала его в "Книжном Черве", — кстати, это правда. — Они друзья с мистером Уэллсли, владельцем магазина.

— Так значит, вы оба помешаны на книгах? — она недоверчиво смотрит на меня.

— Разумеется, нет. Он, определённо, ослеплён моей потрясающей красотой.

Бьянка фыркает.

— Ты считаешь себя достаточно красивой, чтобы увлечь герцога? — её тон напоминает мне Крю, когда он рассмеялся из-за того, что я решила возомнила себя Золушкой.

Мгновением позже она хватает меня за запястье.

— Мне плевать на то, какие отношения у тебя с герцогом, но так как герцог — близкий друг принца, ты можешь сделать кое-что для меня.

Только не это. За этим последует нечто нежелательное.

— Когда ты в следующий раз увидишь герцога, мне нужно, чтобы ты узнала у него всё о принце. Его расписание, намерения, и самое важное — проявляет ли он КАКОЙ-НИБУДЬ интерес к дамам.

— Разве мама не завела шпиона в замке?

Бьянка скрещивает руки и надувает губы.

— Принц узнал о нём. Теперь слугу назначили в летний дворец в нескольких милях от замка.

Так держать, Эдвард! Так вот, значит, как ты поддерживаешь свою таинственность и отчужденность на публике.

— Но, я редко вижу герцога. И, даже если буду с ним говорить, вряд ли смогу узнать у него всё, что тебя интересует.

— Если Генри заботится о том, чтобы прислать тебе приглашение, особенно после твоего ужасного поведения с МакВином, он как минимум должен видеть в тебе нечто особенное. — Нечто особенное? Он действовал по указу принца.

— Узнай у него всё о принце, — командует Бьянка. Я закатываю глаза: она ведёт себя так, словно уже стала королевой. — Иначе Я скажу маме, что ты пользуешься нашей коляской, чтобы ездить в бедный район и берёшь с собой Эллу.

На этот раз я хватаю её за запястье.

— Ты знаешь?

Она вздёргивает подбородок.

— Вен сказал мне, что ты посещаешь трущобы так же часто, как и книжный магазин. Мама не будет рада это слышать. Особенно о том факте, что ты позволяешь служанке сидеть в коляске рядом с тобой, как будто вы одного круга.

— Это было срочно, — стискивая зубы, говорю я. — Мама Эллы была серьезно больна, а потом её брат получил травму...

— Это их дела, — шипит Бьянка. — Ты что, святая или сестра милосердия? Ты должна волноваться о своих перспективах выйти замуж! С начала сезона прошло два месяца, и до сих пор никто не проявляет к тебе ни малейшего интереса.

— Мистер Ллойд проявляет, — бормочу я.

— Он не считается, он невыносим.

Мои симпатии к Ллойду возрастают.

— И твои перспективы уменьшились из-за твоей глупой истерики перед МакВином. Если бы герцог не проявлял к тебе интереса… Маме было глубоко стыдно за тебя. Она может упаковать твои вещи и отправить тебя с гувернанткой в наше загородное поместье, пока ты не научишься вести себя должным образом.

Меня передёргивает. Я определённо не хочу, чтобы это происходило. Иначе застряну в Ателии навечно.

Какое-то время мы молчим. В карете слышится лишь цокот лошадиных подков.

— Почему ты так помешана... почему ты так стремишься получить принца? — спрашиваю я.

— Я мечтаю о нём с тех пор, как впервые увидела, когда мы были детьми, — говорит Бьянка, её голос становится заметно мягче. Не знала, что она способна говорить с такой нежностью. — Ты помнишь пикник во дворце, на котором мы были, когда нам было лет десять?

— Нет, — разумеется, я не помню об этом.

У нее вырывается стон отвращения.

— Ты была занята тогда поеданием корзиночек с желе. И, в любом случае, все мальчики смотрели только на меня, он был единственным, кто не обращал на меня внимания. И тогда я поклялась себе, что добьюсь его.

Закатываю глаза. Я-то думала, что она расскажет какую-нибудь трогательную историю, а оказалось, что в Эдварда она не влюблена, а просто не выносит, когда её игнорируют.

— И я знаю, что могу. У меня больше шансов, чем у любой девушки в королевстве, — затем она снова заговаривает своим обычным, холодным голосом. — Ничто не встанет на моем пути, чтобы стать королевой, королевой Ателии. И в этом ты мне поможешь.