Вхожу в свою комнату и вижу, что Крю сидит на подоконнике и дремлет. Когда я захлопываю дверь и тащусь к постели на ноющих ногах, он приоткрывает один глаз, затем взлетает и зависает в воздухе над кроватью. Признаюсь себе, что, несмотря на то, что он раздражает меня, приятно разговаривать с кем-то, кто знает, кто ты есть на самом деле.

— Как всё прошло? Чего на самом деле хотел герцог?

Я стаскиваю туфли и чулки, и швыряю их на ковёр. Господи, какое облегчение, наконец-то шевелить пальцами перед горящим камином. Марта или Элла, наверное, разожгли его, когда мы приехали домой.

— Все... хорошо. Мы с Генри не так уж много говорили, вообще-то.

— Не верю, — луковичные глаза Крю светятся, словно жёлтые огни светофора. — Чем более безразличной ты кажешься, тем больше я склонен считать, что произошло нечто грандиозное. Ну же, девочка. Или мне придется опрокинуть вон тот кувшин с водой на комоде.

Проклятие, он бесит меня. Я не успела умыться и почистить зубы, и не хочу валяться в постели в своём нынешнем состоянии, поэтому предоставляю ему краткий отчёт о танцах. Мне приходится также включить в отчёт Эдварда, так как Крю уверен, что мой "безразличный тон" связан с возможной встречей с принцем, но я пытаюсь лишь ограничиться рассказом о беседе насчёт восьмичасового рабочего дня. Каким-то образом речь заходит о просьбе Бьянки, а точнее о её угрозе, чтобы я докладывала ей о расписании принца, потому что сейчас у меня "особое" знакомство с герцогом Генри.

— Она хочет, чтобы ты выпытывала информацию о дорогом Эдди у его кузена?

— Перестань. Называть. Его. Эдди.

Крю ухмыляется.

— Вот тебе идея, как насчет того, чтобы соблазнять герцога Генри?

Я чуть не падаю с кровати.

— Ты спятил!

— А почему нет? Это решает большинство твоих проблем.

Я стону.

— Во-первых, Бьянка не совсем верит в то, что Генри интересуется мной. Во-вторых, он... он скорее всего, уже интересуется Эллой.

Кувыркаясь как Спайдермен, Крю смотрит на меня с дурацкой улыбкой и болтает в воздухе ногами.

— Аха! Девочка, если ты привлекаешь к себе внимание герцога, то подходишь ближе к своей цели.

— Не вижу, каким образом.

— Ты, как обычно, глупа, — он скорбно качает головой. — Мне казалось, что твоя цель — свести Эдди со своей служанкой.

На этот раз до меня доходит. Если я отвлекаю внимание Генри на себя, тогда он забывает об Элле. Плюс, если мы с ним становимся парой, Эдвард больше не флиртует со мной.

— Но... — хватая подушку, зарываюсь в неё лицом. — Господи, у меня никогда не было постоянного парня, а ты говоришь, что мне нужно соблазнять герцога.

Это смешно! Невозможно. Я, и соблазнительница? Да я скорее услышу, что Эшли восторгается прелестями жизни в маленьком городке.

Крю продолжает подпрыгивать.

— Ну, тогда ты навсегда остаёшься в книжке. Это не так тяжело, раз ты уже привыкаешь носить широкие юбки и красивые шляпы.

Ни за что! Я ХОЧУ домой! Мне хочется носить простую удобную одежду, пользоваться горячей водой. Я скучаю по интернету, и больше всего — по своей семье. Откидывая подушку в сторону, сажусь прямо.

У меня не выходит представить Генри иначе, чем хорошего друга, но у него привлекательные физические данные, которые стали вполне очевидными после того, как он спас Эллу из реки. Он любезный, добрый, сострадательный. Чего ещё можно желать?

Я вытесняю мысли о невозможности, неловкости и ужасе попыток подцепить парня. Боже, мне следует читать больше статей в "Seventeen", потому что там можно найти идеи, как привлечь парня. Хотя, в этом старомодном элитарном обществе они вряд ли сработают.

— Ладно, — чувствую себя Венди, которую Капитан Крюк заставляет проходить по планке. — Я попробую.

Леди Бредшоу удивляется моей просьбе о дополнительных уроках этикета.

— Значит, ты, наконец, понимаешь, как важно привлечь мужа? — спрашивает она, когда я заодно прошу о покупках.

— Да, мама, — отвечаю ей, пытаясь при этом выглядеть раскаивающейся. — После посещения бала у герцога Генри, мне понятно, что его знакомые более желанны, чем другие.

— Хм-м-м, — леди Бредшоу поджимает губы. — Герцог больше склонен общаться с торговцами, чем с аристократией. Но я буду благодарна, если ты из-за своих последних выступлений вообще сможешь получить хоть кого-нибудь.

Вот уже несколько недель я работаю над своей внешностью и манерой держаться, пытаясь преодолевать свою неуклюжесть в ужасно неудобных кринолинах и кошмарных юбках. У меня появляются некоторые улучшения. Всё время думаю о маме и Пейдж, и в конце концов, после долгого привыкания к культуре Ателии, я становлюсь вполне подготовленной..

Когда Пьерр заявляет, что мои походка и осанка приемлемы, решаю, что пора действовать. Я сажусь за свой письменный стол и пишу записку для Генри, в которой спрашиваю, можно ли мне снова посетить его библиотеку. Просьба кажется вполне разумной, и мне легко о ней писать, не испытывая при этом смущения.

Однако, когда посыльный возвращается, то сообщает, что герцог отсутствует, и он оставил мою записку у его дворецкого Томаса.

Ну, конечно, удача как всегда на моей стороне. Нет ничего удивительного.

Я решаю снова наведаться в книжный магазин. Эллы какое-то время нет дома. Леди Бредшоу приказывает слугам провести в доме тщательную уборку и стирку, что полностью их истощает. Я могу встретить Билли и спросить, как дела у Джимми.

В книжном магазине находится только Билли, который чистит корешки книг большим желтым пером для пыли.

— Привет, Билли, — улыбаясь, здороваюсь я. — Как твои дела сегодня? Чувствуешь энергию солнечного утра?

Он улыбается в ответ сияющей улыбкой и кивает.

— А мистера Уэллсли здесь нет? — обычно в магазине всегда находится Мистер Уэллсли, а работа Билли — быть на побегушках.

— Он в подвале, — Билли берёт меня за руку и проводит за прилавок. Мы входим в узкий коридор, который пахнет книгами и выцветшими чернилами. В конце коридора находится покосившаяся лестница, которая ведёт на нижний этаж. Осторожно спускаюсь вниз. Независимо от того, как просто я одета, от длинных юбок никуда не деться, даже в середине лета. Хотя это и благословение для поклонников Бьянки. Если они увидят её в мини юбке, выставляющей напоказ её модельного вида ноги, они из полу-идиотов превратятся в полнейших идиотов. Билли указывает мне на комнату с открытой дверью. Изнутри доносятся невнятные голоса.

Войдя в помещение, вижу за столом мистера Уэллсли и нескольких мужчин. В комнате беспорядок, валяются кучи старых изданий, которые выглядят так, словно их место в музее, и стопки книг, грозящие вот-вот развалиться.

— Кто это? — спрашивает какой-то мужчина, почему-то не слишком дружелюбным тоном. Он большой, широкоплечий, с собранными в хвост волосами и с руками, похожими на ствол дерева, создающими впечатление, что он вполне может вышвырнуть меня через окно.

— Леди? — мистер Уэллсли бросает на меня любопытный взгляд из-под очков. — Что-то случилось?

— Хм... — я неуверенно пячусь назад, думая, не попала ли на собрание заговорщиков. — Вы же не делаете ничего нелегального?

Он ухмыляется.

— Ты угадала, леди. Мы занимаемся контрабандой опиума и наркотиков в королевстве. Теперь ты раскрыла наш маленький грязный секрет, и боюсь, что ты не выйдешь живой из этой комнаты.

Теперь мне становится ясно, что он шутит.

— Вы не смеете.

Мистер Уэллсли протирает очки своим зелёным фартуком.

— Тут я согласен. Его высочество заживо сдерёт с меня шкуру, если с тобой что-нибудь случится.

Моё сердце пропускает удар. Откуда он знает обо мне и Эдварде?

— Только что вспомнил, — мистер Уэллсли хлопает себя по лбу. — Сегодня парламент голосует за закон, который предоставил на рассмотрение его высочество.

— О восьмичасовом рабочем дне?

— Его отклонили.

У меня отвисает челюсть.

— Отклонили? Почему? Разве они не видят, что это просто бесчеловечно позволять детям работать больше чем восемь часов в день? Даже до того, как Джимми получил травму, он был таким тощим и хрупким, что на него было больно смотреть.

Мистер Уэллсли качает головой.

— Ничто не станет между недобросовестными владельцами и их неуёмной жаждой богатства. Как минимум четверть из них заседает в парламенте, и больше половины лордов так или иначе связаны с промышленностью. Это будет долгая, тяжелая кампания, если мы хотим ввести законодательный запрет на тех, кто опротестовывает право человека на труд.

— А Эндрю МакВин тоже там заседает?

— Нет, но у него десять процентов голосов. Не стоит тебе снова выплескивать на него вино. Мы об этом позаботимся.

— Как?

— Она слишком любознательна для леди, — рычит один из мужчин. — Уэллсли, если ты продолжишь отвечать на её вопросы, мы никогда не закончим.

Мужчина с конским хвостом отодвигает свой стул, поднимается и движется в мою сторону, и на миг мне кажется, что он и правда собирается меня вышвырнуть, но он лишь смотрит на меня.

— Нам здесь не нужны молодые девушки, которые суют свой нос в наши дела. Идите-ка отсюда и занимайтесь лучше вышиванием.

Горячая волна злости охватывает меня. Будь то хозяин фабрики или рабочий, взгляды по отношению к женщинам у них одинаковые. Господи, как же я скучаю по современному миру.

Мистер Уэллсли прокашливается.

— Видишь ли, Годфри, это не такая благородная леди, к которым ты привык. Она поддерживала его высочество, когда он вносил закон о восьмичасовом рабочем дне.

Годфри «Лошадиный Хвост» этим не впечатлён, кажется.

— Восемь часов — это немного резковатое начало при том, что дети вынуждены работать по двенадцать или пятнадцать часов. Принцу стоит лучше подумать над его изначальной идеей.

— Всё ещё есть надежда на поправки, — говорит мистер Уэллсли. — Слушайте, почему бы вам не продолжить дискуссию по мобилизации в фабричных городках? А я провожу леди к выходу.

Мне не слишком нравится идея с "провожанием" (скорее меня гонят пинками), но я итак не намереваюсь оставаться здесь с этими сексистами. Особенно после того, как Годфри качает головой и бормочет.

— Может быть, Господь все-таки убережёт нас от богачей, которые считают, что они знают всё о настоящем мире.

Стряхивая руку мистера Уэллсли со своего локтя, холодно говорю.

— Я могу сама найти выход, спасибо.

Он понижает голос.

—Знаю, что они не очень-то дружелюбные, но вы никак не можете помочь из-за того, кто вы есть и как выглядите. Вы — леди из привилегированного общества, и, даже если вы симпатизируете рабочему классу, все равно не поймете, что значит быть бедным и бороться с этим.

— Это не классовый вопрос, — бормочу, стряхивая пыль со своей юбки. Я не слышала от него критику в адрес Эдварда за то, что тот является частью богачей. Они видят во мне бесполезную женщину, которая не должна совать свой нос в общественные дела. По их мнению, женщины недостаточно умны.

— Для вас достаточно оказывать моральную поддержку, — говорит мистер Уэллсли. — Видите ли, мы здесь организовываем ассамблеи, формируем союзы и собираем подписи под петициями правительству. Даже если вы хотите вносить свой вклад, вы не можете проявлять себя в общественной деятельности.

— Почему нет?

Мистер Уэллсли как-то странно на меня смотрит.

— Ваш ум, определённо, работает не так, как у других молодых леди - это точно. Вы что, прибыли с другой планеты?

Ха. Очень близко к правде.

— В любом случае, — его тон резкий и твёрдый. — Вы здесь мало что можете поделать. Лучше оставьте эту проблему нам.

Меня возмущает его покровительственный тон, и я сдерживаю искушение показать ему язык.

— Кстати, разве через несколько дней не открывается ежегодное шоу цветов? Если вы не были там в прошлом году, то предлагаю вам посетить данное мероприятие. Это отвлечёт вас от тревожных вопросов. Пусть ваша прелестная головка отдыхает.

И тут до меня доходит, что я идиотка. С чего вдруг меня волнует несправедливость сказочного мира, когда это определённо не моё дело? Мне точно нужно возвращаться к своей миссии.

— Прости, что тебе снова приходиться заниматься моими волосами, — говорю я, пока Элла ловко расчесывает мои волосы. Я пытаюсь сделать себе несколько модных причесок, но, в конце концов, сдаюсь. Моя неуклюжесть простирается и на мои руки, это очевидно по ужасающей игре на пианино: мои пальцы стучат по клавишам словно сосиски. Моя игра улучшатся, но ничто не может заменить годы практики.

Возвращаясь с утренней прогулки в парке, где ругаю себя за невозможность ходить за герцогом Генри, чуть не натыкаюсь на низко висящую ветку какого-то дурацкого дерева. При этом несколько листьев застревают в моих волосах.

— Но мне нравится заниматься вашими волосами, — Элла подхватывает рыжую прядь, которая спускается на мою ключицу. — Они такие красивые, густые и волнистые, как цвет вина. И, кроме того, вы должны снять свою одежду для верховой езды, так что мы заодно можем и причесать вас заново. Могу я приколоть розу у вашего уха? Те бутоны, что вы принесли из магазина такие красивые, что жалко не использовать их.

Смотрю на своё окно. В мой последний визит во дворец Эдвард настоял на том, чтобы я взяла растения из его сада. А так как я говорила Марте, что хочу разводить цветы, то решила принять этот подарок. Розы растут хорошо, несмотря на дым из дымохода и пыль с улицы. Понятия не имею, что это за сорт, но Эдвард определённо знает, что делает: они огромные, малиново-красные с приятным ароматом.

— Но цветы такие большие, — говорю я. — разве я не буду выглядеть смешной с огромной розой в волосах?

— Ни в коем случае, — решительно отвечает Элла. — Это элегантный штрих; вы же не целый букет прикалываете. Разве вы не собираетесь на королевское цветочное шоу сегодня? Цветок в волосах как раз то, что нужно. Спорю на что угодно, что многие девушки сделают то же самое.

Девушка слегка поворачивает мою голову, чтобы дать мне возможность рассмотреть в зеркале свою прическу, и собирает мои волосы на затылке в низкий шиньон. Роза помещается как раз в центре. Честно говоря, я выгляжу красивой, и даже могу сойти за подружку невесты.

Кто-то стучит в дверь. В комнату входит горничная и несёт серебряный поднос для визитных карточек.

— Кто может приходить к нам в такое время? — я медленно поворачиваюсь, чтобы не растрепать прическу. — Ещё даже нет полудня. — К этому времени мне уже известно, что наносить визиты утром не принято. Утром могут приходить лишь самые близкие знакомые, и сомневаюсь, что у меня здесь есть таковые.

— Это не визитная карточка, — говорит Элла, передавая мне конверт. Качество бумаги и цвет мне знакомы, я получала точно такой же месяц назад. Пальцы слегка дрожат, и, открывая конверт, вынимаю из него письмо.

"Моя дорогая мисс Катриона,

После того, как я узнал, что вы восторгаетесь моей библиотекой, с сожалением вынужден сообщить вам, что моё нынешнее расписание очень загружено. Лекции по медицине, практические занятия, и, разумеется, визиты к семье Эллы, отнимают большую часть моего времени.

Однако, пусть моё текущее расписание не мешает вам наслаждаться чтением. Вам всегда рады в моём доме, и вы всегда можете пользоваться моими книгами. Я проинформировал своего дворецкого Томаса, что он должен быть готов к тому, что вы можете нанести визит, и что он должен обеспечивать вас всем необходимым.

Искренне ваш,

Генри."