В детстве я очень любил читать описания морских путешествий. И мне казалось, будто нет ничего приятней и легче, чем писать строку за строкой на корабле, когда у борта шумит и пенится море, убегающее к самому горизонту.

Но сегодня убеждаюсь, что писать в каюте, когда волны бьют по стеклу задраенного иллюминатора, — дело совсем непростое. Ручка моя, следуя за качающимся столом, норовит провести по бумаге замысловатую кривую, и все время падают на пол отпечатанные на машинке страницы рукописи-перевода будущей книги, той самой, которую вы, ребята, держите сейчас в руках. Меня попросили написать к ней предисловие, и я, чтобы управиться поскорее, увез ее с собой, во Вьетнам. Но мне так и не удалось выкроить для этого времени. И только здесь, на советском грузовом теплоходе «Раздольное», увозящем нас из Хайфона домой, во Владивосток, я смог перечитать рукопись и взяться за дело.

Наверно, многие из вас не очень-то любят читать предисловия, но мне хотелось бы кое о чем рассказать вам, прежде чем вы раскроете переведенную для вас с вьетнамского языка повесть «Дальние края». Писатель Ван Линь написал свою книгу, а детское издательство «Ким Донг» напечатало ее в Ханое еще в ту пору, когда на Севере Вьетнама, в Демократической Республике, царил мир, и только к югу от семнадцатой параллели, временно разорвавшей надвое вьетнамский народ и его землю, громыхали выстрелы и пылали облитые американским напалмом хижины.

Но однажды, августовским утром 1964 года, мирное небо Севера распороли остроносые, как акулы, реактивные американские бомбовозы, и у рыбацких причалов разорвались снаряды, пущенные с американских эсминцев. Нападение было совершено по-разбойничьи, без объявления войны. В этой войне, идущей вот уже пятый год, нет, как бывало прежде, фронта и тыла; под ударом с воздуха оказалась вся территория республики. Американцы сбросили на Северный Вьетнам столько бомб, что на каждого жителя приходится 150 килограммов бомбового металла. Вдумайтесь в эту цифру: ведь чтобы убить человека достаточно нескольких граммов железа!

Я бывал в Северном Вьетнаме еще до войны. И как-то, весной 1963 года, провел целый день в хайфонской школе-интернате для ребят с Юга, той самой, где жила и училась Хоа, героиня этой книжки. Все запомнилось мне таким же, как в повести: широкий двор, красные цветы на деревьях и старенький сторож в будке возле ворот. Каникулы тогда еще не начались, и повсюду — в классах, на спортплощадке, в библиотеке — было много девочек, черноглазых и черноволосых, почти все в пионерских галстуках. Судя по нашей встрече, у большинства учениц любимым предметом была литература. Школа гордилась своими поэтами; в стенгазетах большую часть столбцов занимали стихи…

…Четыре года спустя я ехал на зеленом «газике» по Хайфону, сильно пострадавшему от бомбардировок. Мы остановились около школы-интерната. Покосившиеся ворота чуть заметно раскачивались на ветру. За ними виднелись разрушенные корпуса и перерытый воронками двор. «Детей эвакуировали еще до бомбежки, — сказал сидевший рядом со мной вьетнамец. — Они теперь далеко отсюда, в деревне…»

Вообще из городов ДРВ вывезено большинство детей. Это сразу бросается в глаза. Я помню, как раньше в Ханое день начинался звонким стуком сандалий по плитам тротуаров — первая смена шла в школу. Теперь по утрам детворы почти не увидишь. Только тысячи велосипедистов едут по мостовым — взрослые спешат на работу. Ребят можно увидеть в городе лишь в недолгие дни праздников, когда они приезжают домой погостить.

Я не знаю, где находятся уехавшие из Хайфона ребята-южане. Но если вам интересно, как живут сейчас Хоа и ее подруги, я могу рассказать о школе из ханойского городского района Донг-да, переехавшей в деревню, километров за пятьдесят от столицы. Наверно, жизнь эвакуированных школ повсюду складывается одинаково.

Мы приехали в эту деревню в прошлом году утром первого сентября, когда ребята праздновали начало учебного года. На маленькой площади собрались девочки и мальчики в белых рубашках и красных галстуках. За спиною у каждого широкополая шляпа, сплетенная из толстого соломенного жгута. Если во время налета не добежишь до укрытия, она прикроет от осколков голову и плечи. Гулко звучит разрисованный праздничный барабан. Потом ребят поздравляют директор школы, председатель административного комитета деревни и член Ханойского горисполкома, приехавший в «свою» школу.

Ребятам в деревне живется нелегко, труднее чем в Ханое. Родителей тут нет. Все надо делать самим: стирать, убирать спальни и классы, зашивать и штопать одежду, присматривать за младшими. Многое из того, что идет на школьную кухню — овощи, рис, кукурузу, — выращивают сами ученики. Вместе со взрослыми строили они свои жилые и учебные помещения, очень похожие на остальные дома в деревне — глинобитные или плетенные стены и крыши из пальмовых листьев; вместе со взрослыми рыли убежища и траншеи. Ход в траншею подводится к каждой парте и к учительскому столу, чтоб по тревоге можно было сразу попасть в укрытие. А кабинеты физики, химии и биологии, где есть ценное оборудование, вообще помещаются под землей. Между прочим, классы рассредоточены по одному, по два на довольно большой площади за деревенской околицей — это чтобы уменьшить число жертв на случай попадания бомбы. Предосторожность совсем не напрасная. Янки, твердившие о бомбардировках «военных объектов», обстреливали и разрушали школы. Я видел разбомбленные школы не только в Хайфоне, но и в пригородах Ханоя, и в городах Фу-ли, Тхань-хоа и Винь, в рыбацкой деревушке Нги-тан, неподалеку от семнадцатой параллели, в деревне Винь-тхай и в городке Хо-са, и еще в очень многих местах. Только за первые два с небольшим года войны в Северном Вьетнаме американские летчики сбросили бомбы на 391 учебное заведение. Сравнительно небольшие потери объясняются во многом дисциплиной и хорошей выучкой ребят. Ученики постарше несут ответственность за то, чтобы младшие по сигналу тревоги как можно скорее занимали места в убежищах. И они относятся к своим обязанностям далеко не формально. Вьетнамский писатель То Хоай, чьи книжки знают и любят и в нашей стране, рассказал мне об одном двенадцатилетнем школьнике, который во время бомбежки прикрыл своим телом пятилетнего мальчугана, не успевшего добежать до убежища, и ценой своей жизни спас мальчика от смерти.

А сколько нелегких дел легло на плечи учителей республики (вернее сказать, учительниц, потому что почти все учителя-мужчины ушли в армию)! Им приходится не только вести уроки и проверять домашние задания, но и заменять матерей и отцов тысячам эвакуированных детей и тем малышам, которых война сделала сиротами. Вместе со своими классами учителя выходят на поля помогать крестьянам, восстанавливают разрушенные дома и дороги.

Помню, однажды неподалеку от города Тхань-хоа прямо перед нами американские самолеты разбили мост на шоссе. Его начали восстанавливать немедленно, хотя самолеты могли еще и вернуться. Часа через четыре движение по дороге возобновилось. В ремонтной бригаде, как я узнал, были старшеклассники местной школы со своим учителем… Тогда же мы были в зенитном полку неподалеку от города Виня; мы прослушали вместе с солдатами целый концерт ансамбля самодеятельности одной из окрестных школ… В другой мой приезд я видел поблизости от Ханоя, как школьники рядом со взрослыми строили подъездные пути и разравнивали площадки для прибывшего ракетного дивизиона… А если надо, ребята бесстрашно заменяют старших, подносят зенитчикам снаряды, помогают выносить из-под огня раненых.

Вместе с солдатами, со всем народом ребята Демократической Республики защищают свою родину, и в том, что число сбитых над Севером воздушных пиратов давно уже перевалило за три тысячи, есть и их, пусть скромная, заслуга.

Конечно, война наложила на детей свой отпечаток. Даже в языке малышей появились новые «воинские» словечки. Теперь уже никто из них не спутает ракетную установку с комбайном, как это случилось с незадачливыми хайфонскими мальчуганами в повести «Дальние края». Ребята издалека определят вам калибры и типы советских ракет и зениток, из которых солдаты Народной армии ведут огонь по врагу, и на слух отличат шум мотора входящих в военно-воздушные силы республики наших «МИГов» от «джонсонов», как здесь называют американские самолеты.

И все-таки дети во Вьетнаме, как и повсюду, любят играть в футбол, петь и рисовать. Недавно я видел в Ханое выставку детских рисунков; точнее, целых две выставки — одну вьетнамскую и другую, присланную пионерами ГДР. Маленькие вьетнамцы любят интересные книжки, веселые фильмы и красивые игрушки. И несмотря на войну и связанные с нею невзгоды и трудности, писатели республики пишут для детей стихи и рассказы, а из типографии, на которую не раз уже падали бомбы, привозят каждую неделю в магазины и киоски новенькие, пахнущие краской книжки с картинками. Для детей ставят пьесы, снимают фильмы — рисованные и «настоящие», игровые. Уже накануне отъезда я пошел на утренний сеанс в кино и вместе с ребятами смеялся, глядя, как маленькие партизаны Юга, герои нового мультфильма, дурачат незадачливых оккупантов-янки. Пожалуй, видя такое веселье, можно было вообразить, будто нет никакой войны, если бы не горящие в темноте зала красные стрелки с надписью «Убежище» и множество пустых скамеек: чтобы в случае тревоги не было давки, продаются билеты только на половину мест.

Года два назад один вьетнамский писатель напечатал рассказ «На переправе» об инженерном офицере, человеке строгом, может быть даже излишне педантичном; как он на своем пароме — а там дожидались переезда грузовики с разными важными грузами — перевез вне очереди машину, которая везла игрушки к Новому году. И это вовсе не литературный вымысел. Можно смело сказать, что слова «Все для детей!» стали одним из главных лозунгов республики, потому что дети — это будущее народа, его надежда.

Между прочим, у ребят во Вьетнаме игрушки и книжки, рубашки, куртки и лекарства не только свои, вьетнамские. Когда в школе Донг-да третьеклассники показывали мне свои рисунки, я обнаружил на обложке альбома отпечатанные русскими буквами слова «Тетрадь для рисования». Видя мое недоумение, ребята с гордостью показали и свои «орудия производства» — цветные карандаши, сделанные в Москве, на фабрике имени Сакко и Ванцетти.

И наш теплоход «Раздолье» в этот свой рейс, кроме тысяч мешков с мукой, на толстых боках которых надпись: «Сделано в СССР», во второй раз доставил в ДРВ подарки от советских пионеров. И везет сейчас капитан теплохода Трофимов владивостокским ребятам письмо пионеров Хайфона: они благодарят за подарки и обещают хорошо учиться и делать все для победы.

Вообще переписка между маленькими гражданами наших стран началась уже давно. В обе стороны идут сотни конвертов со старательно выведенными адресами — только успевай читать! И все-таки ребята во Вьетнаме хотят узнать еще больше о своих советских друзьях. В каждой школе республики нас засыпали вопросами: как одеваются советские дети? Любят ли они ходить в кино? Как они помогают старшим? А правда ли, что зимой едят мороженое? Как учатся наши пионеры и есть ли среди них лентяи?..

И было бы очень здорово, если б каждый из вас, кто прочитает эту книжку, написал письмо во Вьетнам и рассказал своим сверстникам, как вы живете и учитесь, рассказал про свою школу, свой город, про необъятную нашу страну. Пусть на далекой вьетнамской земле у вас появятся новые друзья. Я вспоминаю, как в Ханое замечательный вьетнамский писатель Нгуен Туан говорил нам: «Это самое главное, самое важное, что дети наши дружат между собой. И я верю, что, когда они вырастут и станут взрослыми, они вместе — вьетнамцы и русские — полетят в космос».

Вы спросите: «Если так, для чего же нам эта книжка о мирной жизни, раз сегодня во Вьетнаме идет война и многое там переменилось?» Но ведь все вы читаете газеты, смотрите телевизор, слушаете радио и знаете, что народ Вьетнама, его вооруженные силы каждый день наносят сокрушительные удары по американским захватчикам и их продажным ставленникам в Сайгоне. Уже недалек тот день, когда вьетнамский народ вышвырнет врагов со своей земли и настанет мир. А тогда исчезнут убежища со школьных дворов, поднимутся стены новых светлых классов, распустятся цветы на пожарищах, и дети снова заживут радостно и весело, точь-в-точь как Хоа и ее друзья и подружки из книги «Дальние края», а может быть, даже и еще лучше. Вот и выходит, что повесть эта не только о прошлом, но и о будущем.