В начале сентября Андрея вызвали в Губчека. В назначенный день он встал раньше обычного и перечитал про себя повестку: «Предлагается вам явиться 5 сентября 1921 года к 10 часам утра в комнату № 42 к товарищу Никитину…»
- Ты это куда? - спросил только что вернувшийся с маяка Роман Денисович, увидев, что сын надевает потертую флотскую шинель и фуражку с красной звездочкой на потускневшем золотом «крабе».
- В военный комиссариат!
Андрей не хотел волновать родителей: мало ли что они могут подумать!…
- Опять пошлют скакать на кобыле! Отлежался бы уж, - в голосе отца слышалась не то горечь, не то усмешка.
- Понадобится - буду скакать!
- Ну, скачи, скачи, сухопутный моряк! - Старик досадливо махнул рукой.
Из-за аварии на электростанции трамвай не работал, и Ермакову пришлось шагать пешком от Молдаванки почти через весь город.
За годы военной службы Андрей привык к неожиданностям, однако на сей раз был озадачен: «Зачем я понадобился Чека? Разве из-за происшествия в кабачке?» Но откуда же чекистам известен его адрес? Впрочем, что туг гадать?
Губчека помещалась в небольшом особняке на Маразлиевской, напротив городского парка.
Дежурный провел Ермакова по длинному коридору в комнату № 42 к Никитину.
«Так вот она какая Губчека!» Андрей с любопытством оглядел кабинет председателя: простой канцелярский стол, полдюжины стульев, несгораемый шкаф, койка за ширмой, - вот и всё убранство.
За столом сидел бледный сероглазый человек. Коротко подстриженные русые волосы, веснушчатый нос.
«Не глаза - сверла». Андрей сразу настроился против чекиста, который пригласил сесть и предложил махорки.
- Я махорки не курю.
- Напрасно! Отличная штука самосад!
«И чего ты тянешь?» - подумал Андрей, глядя, как Никитин свертывает «козью ножку».
Руки у чекиста были натруженные, с мозолистыми ладонями и желтыми ногтями. Не торопясь, он закурил и внимательно поглядел на угловатого, явно встревоженного моряка.
- Могу я узнать, зачем меня вызвали? - не утерпел Андрей.
- У нас с вами будет серьезный разговор.
- Надо думать, - ответил Андрей, в свою очередь разглядывая чекиста, одетого в зеленую суконную гимнастерку с черными пуговицами.
А тот, будто не замечая иронии в тоне моряка, достал из стола чистый листок бумаги и сказал:
- Что ж, приступим… Ермаков Андрей Романович, год рождения тысяча восемьсот девяносто третий, беспартийный…
- Точно!
- Уроженец города Одессы?
- Угадано!
- После призыва в Черноморский флот в тысяча девятьсот тринадцатом году вы плавали марсовым и рулевым на учебном паруснике «Вега», - не обращая внимания на тон моряка, продолжал Никитин. - Потом были переведены на тральщик «Сметливый», а вскоре на эсминец «Пронзительный»?
- Правильно! - подтвердил Андрей, подивившись про себя осведомленности чекиста
- Скажите, Ермаков, за какие заслуги в тысяча девятьсот шестнадцатом году вас произвели в кондукторы.
- А за то, что я, как рулевой, самолично круто изменил курс и «Пронзительный» увернулся от торпеды немецкого миноносца.
«Чего, собственно, добивается чекист? Ведь через месяц, в январе 1917 года, свежеиспеченный кондуктор был разжалован».
- А за что вас разжаловали?
«И это знают!» - всё более изумлялся Ермаков. Теперь он говорил уже без усмешки, с невольным уважением глядя на чекиста:
- Я поспорил с ластовым.
- Нельзя ли уточнить, в чем выразился ваш спор?
- Он, шкура, выведывал, кто из рулевых настроен против старпома.
- Та-ак… - неопределенно протянул Никитин. - «Пронзительный» был потоплен вами?
Ермаков сузил брови и почувствовал нервную дрожь в верхней губе.
- Не мной, а по приказу товарища Ленина.
- Но вы в то время были исполняющим обязанности командира?
- Был. А что, немцу прикажете корабль отдавать?
Ермаков зло взглянул на председателя Чека: «Чего он добивается?»
- Уточним, - повторил чекист - Следовательно, летом тысяча девятьсот восемнадцатого года вы, по представлению судового комитета, были назначены из рулевых исполняющим обязанности командира эскадренного миноносца «Пронзительный», входившего в состав революционной эскадры, потопленной по решению Совнаркома в Новороссийской бухте.
- Отрезаны мы были.
- Так… - снова неопределенно произнес Никитин. - Из Новороссийска вы с отрядом моряков поехали под Царицын?
- Не поехали, а прорвались с боем.
- Поехали в Царицын, - словно не слыша поправки, продолжал чекист, - командовали там батальоном и получили выговор от командира дивизии за невыполнение боевого приказа?
- Реввоенсовет отменил этот выговор и объявил мне благодарность! - вскипел Ермаков. - Я был прав и нечего меня корить.
- Никто вас не корит: я выясняю обстоятельства
- Выясняете… Я за революцию воевал, а не раков ловил!
Андрей увидел у себя в руке невесть когда вытащенную трубку, сунул ее в рот и, глядя в окно, стал сосать холодный мундштук.
На улице шел дождь. Мелкие капельки сбегали по оконным стеклам тонкими струйками. Резкие порывы норд-оста раскачивали в парке деревья.
- Если вы насчет Лимончика хотите знать, так прямо и спрашивайте.
- Насчет Лимончика? - равнодушно переспросил Никитин. - Насчет Лимончика кое-что я слышал, но, может быть, не все, расскажите сами.
Андрей, краснея и сбиваясь, рассказал о злосчастной ночи, проведенной в кабачке.
- Может, вы не верите мне?
- Нет, я верю… Значит, он хотел вас завербовать? - Никитин свернул «козью ножку», закурил. - У вас зажила рана?
Судя по всему, чекист не собирался кончать длинный разговор.
- Вот что, товарищ Никитин, - вспылил Андрей. - Мои карты на столе: вам, я гляжу, все мои потроха видны. Давайте ваши карты: в чём дело?
Ермаков нервно постучал о пепельницу пустой трубкой.
Никитин пододвинул табакерку. Андрей машинально набил трубку махоркой и закурил от зажженной его собеседником спички.
- Что вы окажете, если мы предложим вам работать у нас? - словно не замечая волнения моряка, спросил Никитин.
Работать в Чека? От неожиданного вопроса Андрей поперхнулся дымом. Он никак не мог думать, что ему предложат работать в Чека. Ему никогда и в голову не приходило, что он может стать чекистом.
- Ну как? Согласны? - нарушил Никитин молчание.
- Собственно… я ведь моряк.
- Именно поэтому мы вас и пригласили. - Никитин улыбнулся, заметив недоумение, отразившееся в глазах Ермакова, и повторил: - Именно поэтому. Вы не ответили мне, как у вас со здоровьем? Кажется, вы демобилизовались из-за ранения?
- Кончилась война - и демобилизовался. - Андрей не любил жаловаться на болезни.
- Ошибаетесь, товарищ Ермаков! Война продолжается!
Никитин поднялся из-за стола, подошел к несгораемому шкафу, растворил тяжелую, массивную дверь:
- Полюбуйтесь!
Шкаф был наполнен ручными пулеметами, автоматическими пистолетами, ребристыми гранатами «Мильса», На верхней полке стояло несколько бутылок и лежали какие-то коробочки и пакетики.
- Шаланду задержали у Санжейки, - пояснил Никитин.
- Это улов! - воскликнул Ермаков.
Чекист взял одну из бутылок:
- Марка «Вермут», начинка - нитротолуол. Одной штучкой можно взорвать дом. А это, - Никитин взял белый пакетик, - якобы хина, таблеткой отравите сотню лошадей. Я вам скажу по секрету: в море у нас пока прореха, а контрабандисты совсем обнаглели. Есть у них один шкипер - Антос Одноглазый: неуловим, дьявол! Днем, наглец, к берегу пристает…
Никитин захлопнул дверь шкафа.
- Мы хотим организовать морскую пограничную охрану и предлагаем вам принять командование сторожевым судном Особого отдела.
«Командовать судном!» Русоволосый бледнощеким чекист сразу показался не дотошным и излишне придирчивым, а добрым, славным малым. Андрей выпрямился и отчеканил по-военному:
- Когда прикажете принимать корабль?