Но случаю предстоящего выхода «Валюты» в море старик Ермаков созвал гостей: шутка ли, сын открывает в Одессе навигацию!

Андрей привел с собой Павла Ивановича Ливанова. Ковальчук остался дежурить на шхуне. Репьев от приглашения отказался: «Мне надо сходить в Губчека».

Мать усадила сына между собой и Катюшей Поповой.

Андрей несказанно обрадовался ее приходу. Он никак не ожидал, что после первой неприятной встречи она согласится прийти к ним.

- Это я ее, курносую, уговорил, - посмеиваясь, сказал отец.

Здороваясь, Катя крепко, по-мужски, пожала руку. Андрей отметил про себя, что ладони у нее стали грубые, мозолистые. Он обратил также внимание на то, что одета она очень просто, даже бедно: синяя фуфайка, черная узенькая юбка, парусиновые туфли на низком каблучке. «Трудно, наверное, ей одной жить…»

Андрей так пристально разглядывал девушку, что она смутилась и покраснела:

- Вы всегда так смотрите на гостей?

Андрей с горечью услышал это «вы» и не сразу нашел ответ.

- Да… то есть я хотел сказать… Я хотел спросить, где вы работаете?

- В порту, - ответила она. - Я часто вас вижу, вы всё спешите.

- Как воробей, - пошутил Андрей.

Анна Ильинична приветливо потчевала собравшихся:

- Кушайте, дорогие гости! Угощение не бог весть какое, чем богаты, тем и рады.

- Самое что ни на есть пролетарское угощение, - ухмыльнулся Роман Денисович.

На тарелках лежали початки вареной кукурузы, ячменные лепешки, соленые помидоры и жареная камбала.

Глядя на хитро подмигнувшего Ливанова, Андрей предложил выпить за старых моряков, которые, несмотря на все невзгоды, не забывают моря.

- Теперь оно наше, пролетарское, и любить его надо вдвойне.

- Как я свою старуху, - громко засмеялся отец, наполняя рюмки. - За полвека перевалило - еще крепче полюбил… Не унывай, Андрей, Петр Великий тоже с ботика начинал!

Роман Денисович быстро захмелел. Склонив набок голову, он ласково обнял Анну Ильиничну и запел надтреснутым голосом:

Море воет, море стонет,

И во мраке, одинок,

Поглощен волною, тонет

Мой заносчивый челнок…

Внезапно оборвав песню, отец повернулся к сыну: - Эх, Андрей, Андрей, счастье тебе великое выпало - плавать. Только вот ты спросил бы в своей Губчека: думают они Лимончиком всерьез заняться? Вчера ночью у Тихоновых, на Портофранковской, его молодчики дом подпалили, зачем-де сын в коммунисты записался…

Гости рассказывали о своем житье-бытье, вспоминали старых знакомых, многие из которых погибли на фронтах гражданской войны, расспрашивали Андрея о потоплении Черноморского флота, обороне Царицына. И он, обычно скупой на слова, говорил обстоятельно, с увлечением, ловя себя на мысли, что говорит так для нее, для Кати…

Далеко за полночь Ермаков пошел проводить ее домой. Павел Иванович, которого он из вежливости пригласил прогуляться, ответил, что-де ему недосуг, без него на «Валюте» может испариться машинное масло-Ночь выдалась теплая. С высокого безоблачного неба светила полная луна. Длинные черные тени от домов и деревьев перечёркивали улицу.

Девушки, с которыми Андрею приводилось встречаться за годы войны, - работницы, рыбачки, сестры милосердия, фельдшерицы, сотрудницы штабов любили его за веселый, хотя и вспыльчивый характер, и он чувствовал себя с ними свободно. Они понимали его грубоватые шутки и не сердились на них.

Но вот сейчас, идя рядом с Катюшей, он не знал, о чём говорить. Словно какая-то тень стала между ними, и не было уже прежней простоты и откровенности. Она совсем не похожа на других девушек, которых он знал, она серьезная, нет, это было не то слово, - не серьезная, а строгая, и в то же время какая-то застенчивая, и, может быть, именно поэтому она так дорога ему. Андрей хотел сказать, что по-прежнему любит ее, но не решался. Удивительно, как еще она согласилась, чтобы он проводил ее.

- Вы давно в партии, Андрей Романович? - неожиданно спросила Катя. - Я сразу догадалась, что вы большевик.

- Почему? - удивленно поглядев на нее, спросил Андрей.

- Вы… - Катя хотела сказать, что любит смелых, прямых людей, каким показался ей сегодня Андрей, и что она горда им.

Она многое еще сказала бы, но по-своему поняла сейчас его сдержанность: «Он стал каким-то другим».

- Я так решила, когда вы рассказывали о Царицыне…

- Ошиблись вы, Катя, я беспартийный. А вы? - поспешил Андрей со встречным вопросом.

Катя ответила, что она комсомолка, ее приняли в комсомол еще в подполье, при интервентах. Она получала в ревкоме прокламации и расклеивала их по городу. А однажды из озорства среди бела дня налепила листовку на автомобиль начальника белогвардейской контрразведки. Вспомнив это, Катюша рассмеялась.

- И не боялись? - удивился Андрей.

- А вы боялись под Царицыном?

- Еще как! Кому охота прощаться с жизнью?

- Не поверю, - упрямо, совсем как раньше, покачала Катя головой и помолчала, что-то вспоминая. - Один раз, правда, я испугалась, очень испугалась. Это при интервентах было. Мы возвращались с подпольного собрания на Малом Фонтане и чуть не попались. За нами гнались шпики, стреляли. Двое нас было, я и один товарищ из ревкома. Он знал, где пробраться в катакомбы, и у самого входа его ранили. Вот тогда я испугалась, не за себя, - за него испугалась. Если бы вы знали, какой он чудесный, замечательный человек и какой бесстрашный. Я его тащу, а он мне приказывает бежать одной. «Нет, - говорю, - не могу я вас оставить, товарищ Репьев!»

- Репьев? - быстро переспросил Андрей.

- Да, Репьев. Это у него фамилия такая. Смешная фамилия, верно? Макаром его зовут. Макар Фаддеевич… Только мы заползли с ним в катакомбы, а фараоны тут как тут и нам вслед из наганов стреляют, а войти-то боятся: у нас тоже пистолеты: И знаете, куда мы с Малого Фонтана выбрались? На вашу Молдаванку. Под всем городом проползли. Тьма-тьмущая, сырость, грязь, а Репьев сам двигаться не может, спички чиркает и дорогу мне указывает, где куда повернуть. Там ходы в разные стороны.

- И вы всё время его тащили?

- Тащила. Он ведь невысокий такой, с меня ростом… Так он у меня трое суток и прожил. Встану бывало утром, накормлю Макара Фаддеевича, уйду на работу, а сама дрожу, - вдруг кто из соседей ко мне в комнату войдет или через стенку услышит, как он во сне разговаривает.

Катя задумалась, вспоминая пережитое, и опять они некоторое время шли молча, пока она снова не заговорила:

- А почему вас зовут Альбатросом?

- Моряки прозвали. Моряки всегда друг другу прозвища дают.

- Сюда, сюда нам, - сказала Катя, как только они свернули в узкий переулок, и тут Андрей резко схватил девушку за локоть и прижал к себе

- Андрей Романович! - негодующе воскликнула Катя и тотчас умолкла. Теперь и она увидела, что поперек тротуара в тени каштана стоят трое мужчин.

- До свиданья! - громко сказал Андрей и скороговоркой прошептал: - Стучись в любую квартиру, - подтолкнул Катюшу к подъезду соседнего дома и шагнул навстречу неизвестным.

- Я не оставлю тебя одного, - сказала Катя. - Я никуда не уйду…

- Нет, уйдешь! - ответил Андрей и резко, почти грубо отстранил Катю.

Он сразу догадался, что это за люди: «Долговязый парень слева - тот самый тип, с которым мы подрались в кабаке Печесского. Видимо, это подручный Яшки Лимончика…»

Ермаков опустил руку в карман, нащупал пистолет и перевел предохранитель на боевой взвод.

- Он! - раздался голос долговязого.

- Вижу! - Человек, стоявший посредине, медленно поднял руку. - Не беспокойтесь за свою даму, гражданин моряк.

- Я не намерен с вами разговаривать.

- Охотно верю.

- Так идите своей дорогой.

- Прошу простить, но я принужден выполнить деликатное поручение. Во избежание неприятностей Лимончик советует вам отказаться от затеи с «Валютой» и принять его предложение. Он ждет вас во вторник там же. Приятной ночи!

- Ладно, я приду, - тихо сказал Андрей.

- В этом доме все спят, я не достучалась, я останусь с тобой, - взволнованно прошептала подбежавшая Катя.

А вся троица приподняла кепки и, повернувшись, пошла в противоположную сторону.

- Почему вы велели мне уйти? - чуть ли не с гневом спросила девушка.

Андрей взял ее за руку:

- Потому, что не девичье это дело беседовать с бандитами.

- Вы думали, что я струшу? - оскорбилась Катя. - Пустите меня! - Она резко выдернула руку и, не простившись, побежала.

- Катя, Катюша! - крикнул ей вслед Андрей, но девушка даже не оглянулась и свернула в ближайший переулок.