Ночь выдалась на редкость темная, холодная и сырая. Дождь как зарядил с утра, так и не переставал Палуба, снасти, паруса - всё было мокрое, скользкое, и краснофлотцы проклинали в душе и темень, и дождь, и нарушителей границы, за которыми приходилось гоняться в любую погоду.
Еще когда выходили из Одессы, Ковальчук заметил, что с Фоминым что-то неладное: уж больно подозрительно у него блестели глаза. Но подойти к нему - Фомин стоял на вахте у шкота - не было возможности до самого Большого Фонтана.
- Ни сна, ни отдыха! - проворчал Фомин, увидев боцмана. Сказал, поскользнулся и выпустил снасть. Парус распустился, шхуна повернула в полветра и резко накренилась. Волна обдала палубу брызгами.
- Ты что, не проспался?! - прикрикнул боцман. И тут по запаху почувствовал, что Фомин навеселе. - Да ты, «вроде, выпивши?
- Я чуть-чуть, помалкивай! - пробормотал Фомин.
- Эх ты, горе луковое!
Боцман хотел было пойти сказать о проступке Фомина командиру, но раздался сигнал о появлении какого-то судна.
- Может, мне показалось, - говорил впередсмотрящий Уланцев, указывая Ермакову направление.
- Она, она, голубушка! - обрадованно прошептал Андрей, словно остерегаясь, что Антос может его услышать, и прильнул губами к переговорной трубе: - Заводи мотор! Полный вперед!
До сих пор, чтобы не выдать себя шумом мотора, «Валюта» шла только под парусами.
Дальнейшее сложилось как нельзя лучше для пограничников: они отрезали шхуне контрабандиста путь в открытое море и держали ее под пулеметным огнем. Оставалось стремительно выскочить под самый форштевень «грека».
- Самый полный вперед! - скомандовал Ермаков. - Грот до места!
И тут Фомин вторично замешкался, выпустил шкоты, и подхваченный ветром парус взвился кверху.
Ковальчук подскочил к Фомину, хотел поймать пляшущий шкот и подтянуть парус, но новый порыв ветра с треском сорвал грот и унес его.
Антос немедля воспользовался замедлением хода «Валюты», поднял все паруса и стал уходить от пограничников. Пока на шхуне достали из трюма новый парус, поставили, судно грека было уже вне пределов пулемета от огня и настолько вырвалось вперед, что дальнейшее преследование его было бессмысленно.
Разъяренный Ермаков подбежал к Фомину и схватил его за ворот бушлата.
- Ты пьян, негодяй, пьян! Упустили из-за тебя Антоса!
- Извини, Альбатрос! - невнятно бормотал Фомин, которого качка разморила его больше.
- Марш в кубрик!
Ермаков не смог сдержать приступа гнева.
- А ты, боцман, чего глядел? - набросился он на Ковальчука. - Ты где был?…