В больницу Ермаков попал только после похорон отца.
- Вы к кому, товарищ командир? - спросила дежурная сестра, подавая ему халат.
- Я к Поповой. Как ее здоровье?
- Врачи скажут, - уклончиво ответила сестра. - Попова на третьем, в хирургической палате.
Второй этаж, третий… «Где здесь хирургическая палата? Вот эта стеклянная дверь?» Андрей осторожно приоткрыл ее и остановился.
У кровати сидел, сгорбившись, Репьев.
Катя… Неужели это она? Бледное, почти белое лицо, синие, плотно сжатые губы, голова забинтована
Макар Фаддеевич оглянулся, прошептал:
- Спит…
Но Катя не спала. Она просто не могла пошевелиться, даже повернуть голову.
Андрей и Репьев, затаив дыхание, сидели плечом к плечу и смотрели на девушку. И она почувствовала их взгляд, медленно раскрыла глаза, едва пошевелила губами:
- Макар Фаддеевич… Товарищ Ермаков… Уйдите… Тяжело мне…
И опять закрыла глаза.
- Оставьте больную, - сказала вошедшая в палату фельдшерица. - Кто вас пустил сюда? Ей нельзя волноваться…
В длинном коридоре на диване сидели выздоравливающие, шутили, смеялись. Какой-то мальчуган проковылял на костылях; седой мужчина в сером халате говорил что-то розовощекой хохочущей сиделке.
Репьев остановился у окна, прижался лбом к стеклу и обхватил голову руками. «Видно, крепко он ее любит, - подумал Ермаков. - Нет ничего удивительного Вместе работали, вместе смотрели смерти в глаза…»
Захотелось чем-нибудь утешить Репьева, но разве есть слова, которые могут его утешить?…
За окном расстилалось синее, как всегда прекрасное море.
- Я беседовал с профессором Авдеевым. «Будем, - говорит, - надеяться», - тихо сказал Макар Фаддеевич. - Без сознания была, бредила, всё тебя звала… - Репьев повернулся к Ермакову. - Любишь ее?
- А ты? - так же тихо спросил Андрей.
- Люблю…
Андрей почувствовал, как глубоко несправедлив был до сих пор к своему помощнику, и ему стало невыразимо горько и стыдно.
- Пойдем… Никитин просил не задерживаться - Репьев тронул Андрея за плечо. - Пойдем, товарищ Ермаков.