Серая Сватья ощенилась, когда уже перестали сбегать с ледников ручьи, когда кайры со своими птенцами слетели с базальтовых скал на воду и когда в ночную пору в бухте стало появляться первое ледяное «сало».
Помет был невелик, всего три щенка — два серых, как мать, и один белый. Белого назвали Бишкой. Собственно, начата ему дали имя Мишка, но каюр зимовки, страдая хроническим насморком и испытывая затруднения в произношении чистых носовых звуков, невольно заменил заглавную букву.
Мы согласились — Бишка так Бишка, эдак даже лучше. По крайней мере никаких претензий. К тому же и неизвестно, что еще получится из этого белого живого комочка.
Бишка рос незаметно и мало чем отличался от остальных щенят. Не было у него ни особых талантов, ни сообразительности, ни каких-то своих шкод. Правда, каюр Мелентьич, взяв однажды Бишку на руки и проделав с ним ряд таинственных манипуляций, авторитетно заявил:
— Первый медвежатник будет! Все признаки налицо и еще несколько совершенно особых!
Какие это были признаки, да еще «совершенно особые» — так и осталось для нас тайной, хотя все мы с интересом и даже некоторым почтением наблюдали, как каюр осматривал Бишку. Однако заявление Мелентьича было молча принято к сведению, и с тех пор на Бишку смотрели с уважением и надеждой как на будущую опору всех медвежьих охот.
Прошла короткая полярная осень, а за ней и зима с долгими вьюжными ночами. Пурга отсвистела положенное время, навалив у домов сугробы снега, вскоре затвердевшего, как лед.
В марте солнце осветило зимовку. Люди встретили появление солнца салютом из ружей, собаки радостным лаем. В многоголосом хоре собачьих голосов появился вдруг молодой, срывающийся, но солидный басок. Все обратили внимание на его обладателя. Среди стаи собак выделялся статный белый пес с острыми стоячими ушами и пушистым хвостом. Широкая грудь и крепкие короткие лапы говорили о силе и выносливости. В черных глазах сверкала отвага бойца. За осень и зиму Бишка превратился из кутенка в красивого пса. Мы решили на первой же медвежьей охоте испытать его способности.
— Бишка! — крикнул Мелентьич.
Мгновенный поворот настороженной головы. Улыбчиво прижимаются уши, и Бишка, стремительно бросившись к ногам хозяина, начинает выполнять какой-то дикий, восторженный танец — топчется на месте, прыгает и виляет не только хвостом, но и всей задней половиной туловища, кажется, вот-вот сломается пополам.
Вдруг… резкий бросок в сторону, и он уже стоит настороженный, чутко нюхает воздух, устремляя глаза и уши в сторону бухты.
В этот день восхода солнца после четырехмесячной полярной ночи Бишка родился для нас второй раз, и с этого дня началась его жизнь, полная приключений, хитрости и отваги.
Однажды утром, когда настали длинные дни и морозный воздух, пронизываемый солнечными лучами, искрился ледяными иглами, а на ледниках серебрились купола и лиловели впадины, каюр вышел из дому, держа в руках деревянную чурку с привязанной к ней собачьей шлейкой. Этот инструмент предназначался для Бишки.
У поморов принято приучать собаку к упряжке таким инквизиторским способом. Она должна несколько дней всюду волочить за собой тяжелую чурку, постепенно привыкая к лямке. Для живой, подвижной собаки такая «волокуша» — большое испытание.
Бишка только один раз позволил надеть на себя шлейку с чуркой и, очень быстро избавившись от нее каким-то хитроумным способом, больше не давал себя провести. Все ухищрения Мелентьича не приводили ни к чему. Пес, казалось, знал все намерения каюра. Стоило тому появиться на улице даже без злополучной чурки, а только с намерением поймать Бишку и запрячь, как он, с подозрением посмотрев на хозяина, низко опускал хвост и, нагнув голову с прижатыми ушами, рысцой убегал прочь. Спрятавшись за базальтовой скалой, он наблюдал за тем, что происходило около домов зимовки. Бишка мог лежать так целыми часами, не проявляя признаков жизни и даже не реагируя на инсценировку кормежки собак, которую устраивали специально для него. Каким-то особым чутьем он умел угадывать, когда оканчивалось покушение на его свободу, и спокойно появлялся среди собак, начиная с ними жестокую расправу. Тогда только клочья шерсти летели в разные стороны.
Обычно драку и визг прекращал вожак стаи — старый, но еще самый сильный пес, полукровка Джим. Ударив грудью расходившегося Бишку и повалив его на землю, вожак презрительно обнюхивал лежащего на спине с раскинутыми лапами забияку и, постояв над ним, отходил прочь, перед этим воинственно поскребя лапами снег.
Мы все принимали участие в пресечении Бишкииых хитростей, но это не приводило ни к чему. Он проявлял столько изобретательности и выдержки, чтобы избавиться от ненавистной чурки, что заставить его забыть этот злополучный предмет мы не могли. Как ездовая собака Бишка погиб для нас.
Первая охота на белого медведя, в которой принимал Участие Бишка, чуть не окончилась для него трагически. Три дня бушевала пурга. Три дня апрельский влажный снег несся сплошной стеной с юго-востока. Три дня все живое пряталось от пурги и колючего снега. На четвертый день с ночи в небе вызвездило, и стихающий ветер унес последние хлопья облаков.
В эту ночь к жилью пожаловал зверь. Смело, не замедляя шага, хозяин ледяной пустыни вплотную подошел к продовольственному складу, обошел его кругом, оставляя на снегу громадные следы, встал на задние лапы во весь свой трехметровый рост, обнюхал стену, похлопал по ней мохнатой лапой и неудовлетворенно рыкнул, потом отвернулся, сел и стал оглядываться, осваиваясь с обстановкой.
Здесь его и почуяли собаки. Первой тявкнула старая Сватья — мать Бишки. Это послужило сигналом для остальных собак. Отовсюду, из всех укромных, нагретых за ночь уголков с лаем выскакивали потревоженные псы.
Зверь не проявил особого беспокойства, только встал и, поводя головой, начал рычать. Через несколько секунд, окруженный злобно лающими собаками, он медленно повернулся и, отмахиваясь лапами от особенно активных преследователей, стал уходить по льду в сторону скалы Рубини-Рок. Эта скала, сложенная из долеритов и базальта, громадой высилась над бухтой.
В поведении медведя не чувствовалось особого беспокойства и страха. Казалось, что нападающие собаки только выводят его, привыкшего к тишине и одиночеству, из равновесия.
Среди стаи собак Бишки не было. То ли случайно, то ли из особых соображений он задержался на зимовке и, бегая между домами, бухал своим неустановившимся баском. Его голос, многократно отраженный в звонком морозном воздухе, нарушал тишину спящего поселка.
И действительно, кое-где в темных окнах вспыхнул свет и в домах захлопали двери.
Лай собаки по медведю столь характерен, что всякий полярник воспринимает его как боевую тревогу.
Шуршат и поскрипывают по снегу лыжи. Ремень винтовки привычно оттягивает плечо. Впереди, в брезжущем сумраке ночи временами чуть виднеется подвижный силуэт Бишки. Собака то исчезает в темноте, забегая далеко вперед, то, появившись как из-под земли у самых лыж и призывно гавкнув, снова устремляется вперед. Нам, спешащим к зверю, кажется, что наш проводник нарочно отстал от собак, чтобы поторопить охотников и быстрее довести по следу к медведю. На этот раз мы не обратили особого внимания на поведение Бишки, но дальнейшие события во время охоты заставили зимовщиков сделать вывод о его исключительной преданности и отваге.
Все сильней и сильней раздается в тишине ночи разноголосый собачий лай. Приближаемся к месту, где наши четвероногие друзья остановили зверя и заставили его принять оборонительную позицию.
Хорошо, хотя и чуть-чуть жутковато идти в полной темноте к медведю. Сама обстановка заставляет насторожиться, невольно думаешь о висящей за спиной винтовке, и это как-то успокаивает.
Вот, впереди, как видение, встает громада скалы. Бишка исчезает, и мы несколько раз слышим его басовитый лай, выделяющийся среди хора собачьих голосов.
Подходим вплотную к отвесной базальтовой громаде, у подножия которой в непрерывном движении сплетается клубок рассвирепевших псов и в самом его центре Бишка. Куда девалось величавое спокойствие полярного гиганта. Он мечется на одном месте, отбиваясь от нападающих собак. Зверь, как-то весь подобравшись, хищно прижав уши, отстаивает свою вековую власть над полярной пустыней.
Скидываем уже ненужные лыжи и, взяв на изготовку оружие, подходим еще ближе, внимательно вглядываясь в пляшущие силуэты. Стрелять можно только наверняка, иначе под пулю может попасть один из наших четвероногих друзей. Бишки не видно. Только его голос дает знать, что он здесь, что он в числе первых.
До медведя четыре-пять метров; всю сцену можно было почти ясно различить в обманчивом сумраке ночи. И совершенно невольно наши взгляды устремляются на светлую фигуру Бишки, мечущегося у самого медведя.
Плотно прижав к затылку уши, ловкий и подвижный, Бишка возбужденно нападал на могучего зверя. Крохотный по сравнению с колоссальной фигурой медведя, он мужественно бросался к зверю, стараясь схватить за толстую неподатливую шкуру, отскакивал в сторону, увертываясь от его страшных передних лап. Несмотря на свою неопытность, казалось, что он стал вожаком всей стаи.
Невольно забыв об опасности, которой подвергался наш четвероногий друг, мы залюбовались этой живописной сценой. И вот внезапно лапа медведя задела бок Бишки. Скорчившись от боли, но не издав ни звука и потеряв от обиды инстинкт самосохранения, разгоряченный пес с еще большим азартом бросился на грудь зверя, стараясь схватить его за горло.
Молниеносный взмах лап полярного владыки — и Бишка, описав в воздухе широкую дугу, покатился по заснеженному льду.
Это было последним движением медведя. Залп трех винтовок положил конец охоте. Многократно повторенное звонкоголосое эхо выстрелов потерялось в тишине наступающего весеннего полярного утра.
Мы нашли Бишку под ропаком. Его белая пушистая шерсть была в кровяных пятнах. На боку зияла глубокая Рваная рана. Он нашел еще силы слабо вильнуть хвостом на наше приветствие и, устало откинув голову, замер в ожидании человеческой помощи. Домой мы донесли Бишку на импровизированных носилках из двух винтовок и ватной куртки. Переход он перенес терпеливо.
Через две недели Бишка, шатаясь, появился среди собак. Еще несколько дней — и первая жестокая схватка показала, что он совершенно здоров. Крепкий организм пса и внимательный уход за ним сделали свое дело. Но после этого в поведении Бишки произойти серьезные изменения. В эту весну было много охот на медведей. Сколько раз тишина снежных просторов нарушалась собачьим лаем. И все же среди этих голосов мы совсем не слышали густого баса нашего любимца.
Бишка участвовал в охотах, чуял зверя всегда самый первый и также водил нас по следу к блокированному собаками медведю, указывая дорогу среди торосов бухты, однако близко к зверю не подходил. После такого трусливого поведения мы решили, что карьера Бишки как охотника погибла навсегда. Подросли другие псы, которые блестяще держали медведя. Бишка на время был забыт.
Прошла весна. Короткое полярное лето отшумело ледниковыми бурными ручьями. Стал замолкать птичий базар на скале Рубини-Рок, гаги появились в разводьях льда со своими семействами. Наступала короткая полярная осень. Зимовка ждала парохода с Большой земли.
Однажды утром нас разбудили рев и шум под самыми окнами дома. И мы увидели страшную сцену. Матерая медведица в грязной осенней шкуре и два годовалых пестуна терзали Бишку. Он был совершенно один. Видимо, остальные собаки убежали куда-то в глубь острова.
Медведица, прижав Бишку лапой к земле, судорожно щелкала клыками, стараясь перекусить ему затылок. Одновременно с этим ее подростки растягивали в разные стороны щеки хорошо знакомой нам белой головы.
Наконец, медведи потеряли интерес к измятому безжизненному телу собаки, бросили ее среди камней и отошли в сторону. Казалось, все кончено. Но вдруг Бишка вскочил на ноги и бросился к старому карбасу, лежавшему на берегу вверх килем.
Это движение не ускользнуло от внимания медведей. Мягкий прыжок — и Бишка под мохнатыми лапами, клыки снова впились в шейные позвонки.
Раздался выстрел… тело медведицы обмякло и распласталось на снегу. Медвежата бросились наутек, и скоро их неуклюжие фигуры скрылись за ближайшим ледником.
У наших ног лежал растерзанный Бишка. Искусанный затылок и разорванные щеки сильно кровоточили. Мутные глаза и острые уши были неподвижны. Казалось — жизнь ушла из этого, когда-то полного энергии молодого тела. Склоняемся над ним, чтобы поднять с земли и оказать помощь. Вдруг пробежавшая по мускулам дрожь и слабое движение ушей дали знать, что жизнь еще в нем теплится.
Через несколько секунд, судорожно шевельнув всеми четырьмя лапами, Бишка слегка приподнялся и с трудом пополз от нас в сторону знакомого карбаса. В узкой щели между его бортом и камнями на мгновение задержался пушистый хвост.
В это время на горизонте пролива мы увидели дымок… В сутолоке последовавших за этим дней разгрузки парохода был забыт наш белый друг. Наконец, настал час отплытия. Отгрохотали лебедки. Катера и кунгасы подняты на борт, и бухта оглашается троекратным ревом сирены уходящего до следующей весны парохода. Рев сирены сопровождается залпами наших ружей и лаем собак.
И вдруг около старого карбаса мы увидели странную неподвижную грязно-белую фигуру, у которой вместо головы был распухший мохнатый фантастический шар. И только пушистый хвост, раскачиваясь из стороны в сторону, говорил о том, что перед нами живое существо.
Это был Бишка…
Услышав громкие звуки сирены и салюта, он выполз из своего убежища, где молча пролежал несколько суток, зализывая раны и оправляясь от потрясений. А теперь, распухший до неузнаваемости, предстал перед нами.
В этот день Бишка родился для нас в третий раз.
Быстро поправившись, он снова стал первым медвежатником и ревностным участником всех охот. Казалось, он умышленно искал встреч с медведями и мстил им за свои поражения. Даже мороженое мясо медведя, которое давали в корм собакам, он рвал зубами и пожирал с особым озлоблением. В каждой охоте он принимал самое активное участие, висел у медведя «на штанах», и еще не один десяток крупных зверей мы убили с помощью Бишки, пока печальный случай не прервал его доблестную жизнь.
Снова наступила полярная весна.
Хлопотливые люрики стаями гомонили на первых полыньях бухты. В солнечные дни на льду у лунок появились тушки чутких нерп. Снег начинал оседать под лучами незаходящего солнца. Подошло время весенней миграции полярного медведя.
Однажды утром, разбуженные криками дежурного по зимовке, мы соскочили с постелей и, наскоро одевшись, выскочили на улицу.
По льду бухты спокойно и величаво шел матерый медведь. Оглядываясь на зимовку и чутко поводя носом, он шел в сторону скалы Рубини-Рок. Собак поблизости не было. Как всегда по утрам, они всей стаей убежали к берегу.
Через несколько секунд трое лыжников с винтовками за плечами уже спешили вдогонку за зверем. Не обращая внимания на бегущих, тот спокойно и размашисто шел своей дорогой. Один лыжник, обогнав остальных, стал настигать медведя. Зверь обернулся и прибавил шагу. Затем, мотнув головой, стал, потом опять сделал несколько шагов и вдруг, круто повернув, пошел на лыжника. Охотник остановился, скинул лыжи и, сбросив с плеча винтовку, прицелился.
Зверь быстро и решительно подходил к нему, оскалив клыкастую пасть и хищно прижав к затылку короткие уши. В маленьких, налитых кровью глазах таилась злоба. Ствол ружья спокойно следил за ним, а мушка стояла у самой развилки передних лап под широкой грудью. Остается двадцать… пятнадцать… десять метров. Щелчок затвора, но выстрела нет. В патроннике винтовки не оказалось очередного патрона.
Зверь сделал прыжок и почти накрыл своей тушей охотника. В этот миг из-за спины охотника молнией блеснуло серебристо-белое ловкое тело, и клыки Бишки впились в горло ненавистного зверя. Медведь грузно осел на лед, заревел и. стиснув лапы, упал на грудь. Еще мгновение — и пуля оправившегося охотника пригвоздила его ко льду.
Когда мы с трудом перевернули многопудовую тушу убитого медведя, то увидели, что в его крепко стиснутых лапах измятый, с переломанными костями лежал Бишка. Его пасть по самые уши утопала в шкуре зверя, клыки застыли в последней судороге на ненавистной глотке. Выразительные глаза были неподвижны и мертвы. Белая с желтизной между пальцами лапа безжизненно упала в сторону.
Спасенный Бишкой зимовщик с трудом оторвал от горла медведя голову собаки и, помедлив мгновение, прикоснулся губами к черной пуговке носа.
Грустные и опечаленные, мы везли на связанных лыжах неподвижную белую тушку.
Так отважно погиб наш четвероногий полярный друг!
