Джей Рассел — автор романов «Небесные собаки», «Обжигающе светлый» и «Жадность и деньги», напоминающие квазидетективы Марты Бернса и произведения номинанта на Всемирную премию фэнтези Брауна Харвеста. Некоторые рассказы автора были опубликованы в сборнике «Валы и шепот». Он живет в Лондоне вместе с женой и дочерью.

Вот что Рассел говорит о рассказе: «Мишель Сланг попросила меня написать что-нибудь для своей новой антологии — что-нибудь о «странниках», — упомянув, что не будет возражать против короткого исторического произведения. Поскольку сборники Мишель всегда замечательны, я не хотел упустить шанс и согласился. Кроме того, я давно мечтал написать несколько историй о старом Западе и посчитал, что теперь для этого настало время. Не скажу, чтобы мне очень уж нравился главный герой, несмотря на его положение в литературе. В то же самое время события, описываемые в рассказе, ничуть не противоречат фактам его биографии. Так что я полагаю, это альтернативно-исторический рассказ. Но с подначкой».

Ты нездешний. Стивенсон постарался улыбнуться. Запах, исходящий от этого человека, был отвратительным, словно от трупа, который следовало похоронить еще неделю назад. Первые несколько часов пути, пока человек спал, Стивенсон не ощущал запаха, но теперь, когда тот проснулся и, помогая себе руками, попытался встать, не почувствовать эту вонь было никак не возможно. Прочие пассажиры дилижанса, казалось, не обращали на это никакого внимания, но Стивенсон закашлялся, сдерживая позывы к рвоте, — все это губительно сказывалось на его больных легких. Он выплюнул комок мокроты в грязный носовой платок. Мерзко пахнущий блондин также откашлялся чем-то коричневым, сплюнул в окно, но промахнулся.

— Чахоточный? — спросил он Стивенсона. Тот кивнул, снова зайдясь в приступе кашля, не в силах более сдерживать себя. Он резко повернулся вправо и, перегнувшись через спящую рыжеволосую женщину, высунулся в окно. Из его глотки наружу вырвались кровавые комки вперемешку со слишком обильным завтраком, состоявшим из оладий, бекона и кофе, который подали в вагоне-ресторане поезда. Тот самый поезд должен был доставить его в Сакраменто, но по причине затопления путей всех пассажиров высадили в Карсон-Сити. По своей воле Стивенсон ни за что бы не поехал в дилижансе, но у него не было выбора. Не было, если он хотел встретиться с Фанни.

Увидеть ее снова — остальное не имело значения. Это желание перенесло его через океан на этот огромный безумный континент.

Стивенсон все еще выглядывал из окна, пока дилижанс с грохотом продвигался по грязной, разбитой дороге. Свежий воздух благотворно повлиял на легкие, но этого было недостаточно. Ничто не могло перебить запах человека, сидящего напротив. Стивенсон никогда бы не сел в этот дилижанс, если бы знал, что его ждет, но блондин запрыгнул к ним, когда они уже отъезжали из Карсон-Сити. Так что теперь ничего нельзя было сделать — только смириться. Набрав больными легкими побольше свежего воздуха, Стивенсон неохотно скрылся внутри дилижанса. Он начал было извиняться перед молодой женщиной, через которую ему пришлось перегнуться, но понял, что она крепко спит. На языке и нёбе чувствовался горький вкус желчи, но Стивенсона это обстоятельство скорее обрадовало, потому что в результате немного притупилось обоняние. Блондин наблюдал за ним с неприятной улыбкой, размазанной поперек небритого лица. Остальные пассажиры — прямой как палка, пожилой мужчина в черном костюме и цилиндре и его жена с поджатыми губами на лошадином лице, тоже вся в черном, — откровенно скучали.

— Противно, — сказал блондин.

— Так, — согласился Стивенсон.

— Что «так»?

— Простите? — смутился Стивенсон.

— Ты сказал: «Так», но не договорил что. Потом сказал: «Простите», но не пояснил, за что просишь прощения.

— Так, — повторил Стивенсон, догадавшись, о чем идет речь. — Я хотел сказать: «Да». «Так» означает «да». Ты понял?

— Нет, не совсем. И мое имя не Понял, а Джекуорт. — Он посмотрел на пожилого мужчину. — Ты Понял?

Старик едва заметно качнул головой, но и в одном этом жесте выразилась сильная неприязнь. Выражение лица его жены стало еще страшнее.

— Здесь нет никого с таким именем, — сказал блондин.

— Ошибся, — вздохнул Стивенсон.

— Вы забавно говорите, мистер. — Джекуорт снова выплюнул в окно комок мокроты.

Учитывая собственное состояние, Стивенсон не обратил на это внимания — во всяком случае, такого, как на запах. Хотя к этому времени Стивенсон многое повидал на американском западе, чтобы понять: с легкими у этого человека, скорее всего, все в порядке. Это всего лишь комок табачной жвачки, которой Джекуорт набил рот.

— Ну, так откуда же ты?

Стивенсон снова почувствовал этот запах. Рукой он прикрыл рот и нос, чтобы сдержать тошноту. Но это не очень помогало.

— Эдинбург, — сказал он и закашлял.

— Энбурр? — озадаченно спросил мужчина.

Стивенсон опустил руку, пытаясь не произносить «р» слишком раскатисто:

— Э-дин-бург.

Джекуорт почесал голову, вытащил из волос вошь и бегло осмотрел ее перед тем, как задавить между большим и указательным пальцами:

— Эд и нбург, — повторил он. — Это по пути в Небраску? Стивенсон снова закашлялся, на сей раз маскируя кашлем смех. Возможно, блондин и был глуп (хотя, может быть, это и не так), но он не походил на человека, который прощает насмешки. И к тому же он наблюдал за Стивенсоном весьма пристально.

— Эдинбург — это город в Шотландии. Джекуорт продолжал хмурить брови.

— Шотландия. Это такая страна. Никакой реакции.

— Это часть Великобритании, Англии… Мужчина замотал головой.

— За Атлантическим океаном. Глаза Джекуорта засветились.

— Об этом я слышал, — завопил он, хлопнув своей шляпой по колену. — Хотя и не видал никогда. Был однажды в Вичите. Большой старый город. — Он наклонился вперед, обдав Стивенсона зловонием, и прикрылся рукой, чтобы заговорщицки прошептать ему: — Я поимел там славную бабенку, крепкую, как молодая овечка. Никогда не забуду.

Потрясенный, Стивенсон тем не менее улыбнулся и кивнул, затем повернулся к окну, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Он надеялся, что на этом беседа окончена.

— Как насчет…

Вопрос был прерван страшным толчком. Дилижанс вдруг накренился. Спящая женщина завалилась на Стивенсона, и они оба упали в противоположную сторону. Джекуорт был расторопен — даже слишком расторопен — и первым схватился за дверную ручку, а старик и его жена скатились на пол, словно пара черных ворон. Цилиндр старика вылетел в окно. Правые колеса дилижанса поднялись над землей, и в этот момент, который Стивенсону показался очень долгим, он почувствовал, что карета вот-вот перевернется. Но с глухим стуком, сопровождаемым громким хрустом откуда-то снизу, дилижанс выровнялся. Возница извергал поток проклятий, пытаясь удержать лошадей.

Стивенсону ничего не было видно из-за лежащей на нем женщины, он слышал только ржание лошадей и надсадный треск, когда у дилижанса вырвало заднюю ось. Стивенсон сильно ударился челюстью о деревянную скамью, прикусив верхнюю губу, потому что в тот самый момент именно тем и занимался, что кусал губы. Его рот наполнился знакомым вкусом крови.

Еще один толчок, и все благополучно остановилось.

Джекуорта уже не было в дилижансе, когда Стивенсон пришел в себя. Женщина скатилась с него на стариков после того, как карета накренилась в последний раз. Стивенсон тыльной стороной ладони зажал рот, чтобы остановить кровь, и понял, что ранка не слишком глубокая. Стараясь изо всех сил, он поднялся на ноги — в тесном дилижансе он не мог выпрямиться более чем на шесть футов — и предложил помощь попутчикам. Молодая женщина, казалось, пребывала в оцепенении, но, похоже, не пострадала. Стивенсон поднял ее и отнес к скамье, где она уселась и стала тихо поглаживать свой живот. Старик, упав на колени, хлопотал над своей женой, которая сидела на полу и рыдала. Лоб мужчины пересекал длинный глубокий порез, его «траурный» костюм порвался, но женщина была травмирована намного серьезней. Ее черная юбка задралась, и Стивенсон увидел, что у нее сломана нога. Из окровавленной раны на левом бедре выпирала белая кость. Женщина дотронулась до кости пальцем, не в силах поверить, что все это на самом деле происходит с ней. Она побледнела и закричала от боли, но ее муж, увидев, куда устремлен взгляд Стивенсона, скорее был обеспокоен тем, что приподнявшийся сзади подол ее юбки обнажил призрачно белое бедро. Мужчина стиснул зубы, но не успел Стивенсон что-либо сказать, снаружи послышались два выстрела. За ними еще два.

Стивенсон выпрыгнул в открытую дверь и, не рассчитав расстояние до земли, не удержался на ногах. Скорее испугавшись, нежели поранившись, он с большим трудом встал, затем обошел дилижанс, и в тот миг, когда оказался впереди него, увидел, как возница выпустил еще одну пулю в голову умирающей лошади. Другое животное, уже мертвое, лежало рядом.

— Такова моя работа, — сказал возница и плюнул на труп. Пара лошадей, которые не переломали ноги в дорожном инциденте, нервно ржали в нескольких ярдах от экипажа.

— Пожилая дама серьезно ранена, — громко сказал Стивенсон. — У нее открытый перелом.

Возница повернулся к Джекуорту, который возбужденно приплясывал между мертвыми животными:

— Что, черт возьми, он сказал?

— Он нездешний, — сообщил Джекуорт. — Приехал из-за океана. Атлантического. Знаешь такой?

— В дилижансе пожилая дама с тяжелым переломом, — медленно повторил Стивенсон. — У нее сломана нога.

— Ч-черт, — сказал возница и снова сплюнул. — Вечно какая-нибудь пакость приключится!

— Ты док в этих делах, Э-дан-бурк? — спросил Джекуорт. Он переминался с ноги на ногу, как человек, которому срочно нужно помочиться.

Стивенсон не понимал, что его так заводит.

— Не-а… нет. Но там кость торчит! Можно не сомневаться, что там случилось.

— Черт побери! Да вы должны молиться на меня за то, что я все это терплю! — Джекуорт запрыгнул обратно в дилижанс.

Спустя минуту из экипажа выглянула молодая женщина, все еще поглаживая живот, но теперь она уже немного успокоилась. Стивенсон подошел помочь ей, а потом они вместе стали осматривать то, что осталось от дилижанса. Задняя ось переломилась пополам и лежала теперь в дюжине ярдов вверх по дороге, возле неглубокой ямы в колее, которая и стала причиной аварии. Передняя ось была на месте, но тоже сломана, как и нога старухи. Было ясно, что дальше в этом экипаже ехать нельзя. Однако, даже несмотря на все пережитые злоключения, Стивенсон был счастлив, что остался жив и почти невредим.

— Что же нам теперь делать? — спросил он у возницы.

Тот ковырнул пальцем в носу и сплюнул. Его, казалось, огорчала необходимость отвечать на этот вопрос. «Или, возможно, его пугают последствия крушения», — размышлял Стивенсон.

— Славно! Вот и проехали ни два ни полтора! Слишком далеко до следующей станции, особенно с женщинами и тому подобное. Правда, есть старая станция не очень далеко отсюда. Пять, возможно, семь миль. Как бы то ни было, здесь нам оставаться нельзя.

— А почему?

— Наша компания этого не любит. Некоторое время назад я уже имел кое-какие неприятности. Мне лучше знать.

— А врач там будет? — спросил Стивенсон. Возница засмеялся:

— Врач далеко, друг мой, но я думаю, нам помогут. На той станции живет один тип, он кое-что смыслит во врачебном деле. Так о нем говорят, я слышал. Кровь пустить он, во всяком случае, умеет.

Стивенсон не придал его словам большого значения и спросил:

— Так нам действительно лучше ехать туда?

— Главное, успеть до наступления сумерек. На одну лошадь мы положим пожилую даму, а миссис Рейли посадим на другую, так будет лучше всего. Не самая плохая прогулка. Правда, немного в гору. Но у нас не слишком большой выбор.

Итак, Роберт Луис Стивенсон, из Эдинбурга, Шотландия (через Атлантический океан, о котором многие слышали), отправился в Шкурятник.

Старуха истошно кричала, когда ее вытаскивали из дилижанса, но, «к счастью», потеряла сознание, как только ее усадили на лошадь. Это намного облегчило задачу. Джекуорт продолжал восхищаться длиной высунувшейся из ее бедра кости, хотя, надо отдать ему должное, он безропотно принял на себя основную часть работы по ее переноске. Муж пожилой дамы, неохотно представившийся мистером Андерсоном Бэлфором — он сделал акцент на мистере, — наблюдал за происходящим с неодобрением и постоянно одергивал платье супруги, словно в этом и должна заключаться помощь. Возница — Грей, как он сам себя называл, а служило это слово именем или фамилией, Стивенсон так никогда и не узнал — оказался немногим полезнее. Он был разозлен потерей своего дилижанса и вместе с ним средств к существованию. Джекуорт же был полон энергии, и Стивенсон, который еще в начале пути почувствовал нечто странное в этом типе (не только его запах), предположил, что впервые Джекуорт нарушил закон будучи еще совсем юным. Впрочем, и теперь, хорошо разглядев блондина, Стивенсон никак не дал бы ему больше двадцати, хотя тот и носил на поясе пару револьверов.

Другая женщина, которая представилась как миссис Тимоти Рейли, продолжала держаться за живот, утверждая, что с ней все в порядке. Поначалу она упиралась, не желая садиться на лошадь, но потом согласилась ехать верхом, но только боком, как в дамском седле. Стивенсон мог бы предположить, что она просто боится лошади, но, оказавшись верхом, миссис Рейли успокоилась и держалась довольно уверенно.

Грей шел впереди, ведя под уздцы лошадь, на которую положили потерявшую сознание пожилую даму и короб с дилижанса; остальной багаж пришлось оставить. Возница для сохранности спрятал вещи пассажиров в лесу, неподалеку от дороги, и замаскировал свои следы. Бэлфор, шедший сразу за Греем, не сводил глаз с ноги своей жены. За ним ехала миссис Рейли. Процессию замыкал Стивенсон. К его большому огорчению, Джекуорт держался рядом, размахивая руками, подобно ребенку на праздничном параде. Легкий ветерок с севера предвещал грозу, Стивенсон обрадовался этому, потому что ветер отгонял от него вонь попутчика.

— Ну, Эд, и чем ты занимаешься? — спросил Джекуорт.

У Стивенсона не было большого желания разговаривать — ему было достаточно трудно просто идти и дышать, — но в то же время он не хотел показаться грубым.

— Я учился, а потом работал адвокатом и инженером, хотя ни то, ни другое не является моим призванием. Я пробую себя в качестве писателя, и говорят, у меня к этому талант. Большинство зовут меня Луис. — А про себя подумал: «Кроме одной женщины, которая называет меня Робби».

— Без дураков? Извини, если что не так, Лу. М-м-м, знаешь, я всегда хотел научиться читать. Мой кузен знает весь алфавит. С начала и до конца. Ну или почти весь. Да, он у меня умный, знает, что почем. Можем поспорить, кто умнее, если не боишься! А про что ты пишешь?

— По большей части это истории о моих путешествиях. О людях и вещах, виденных мною, о местах, что я посетил. Недавно — о Франции и Германии писал. А еще о моем доме в Шотландии, конечно.

— Ух ты! И ты везде там был? Знаешь, я слыхал про Францию. Это тоже за Атлантическим океаном?

Стивенсон кивнул:

— Мое здоровье вынуждает меня путешествовать. Климат в Шотландии менее всего подходит для больных легких. А жаль, ведь я ее так люблю.

— Ну так какого черта тебе уезжать отсюда? Собрался написать еще одну историю?

Стивенсон колебался. Ему совершенно не хотелось обсуждать свою жизнь и планы с этим незнакомцем. И он ни с кем не мог говорить о Фанни. О ней… было невозможно рассказывать.

— На самом деле, как раз сейчас я подумываю о чем-то совершенно ином: об истории, придуманной от начала и до конца.

Пиратской. Считаю, что с каждым годом выдумывать мне становится легче, чем наблюдать за действительностью, — усмехнулся Стивенсон.

— Не-е, я не знаю ни одного пирата. Тут я ничем помочь не смогу, Лу. Зато про эти места ходит множество других интересных историй.

— Да неужели?

— Ты, должно быть, слыхал о Доннерах, — шепнул Джекуорт.

— Не припоминаю.

Джекуорт снял шляпу и хлопнул ею по ноге. Он улыбнулся так широко, что Стивенсон заметил, что у него нет коренных зубов.

— Не слышал о бригаде Доннера?! — почти закричал Джекуорт.

Все обернулись. Во взгляде возницы Грея сквозило особое отвращение. Джекуорт хлопнул себя рукой по губам.

— Так что там с бригадой Доннера? — спросил Стивенсон. Когда стало ясно, что остальные снова смотрят вперед, а не на них, Джекуорт продолжил, решительно, но полушепотом:

— Они людоеды.

Стивенсон решил, что он ослышался, и переспросил:

— Прошу прощения?

Джекуорт лихорадочно закивал головой:

— Они были каннибалами. Не думаю, что они такими родились, но так уж вышло.

— Не понимаю.

— Тридцать или около того лет назад Доннеры и Риды отправились на Запад. Два больших семейства. Они застряли поздней осенью в горах Сьерра. Лишь некоторым удалось выбраться оттуда до зимних холодов. Да уж, не повезло им. Без дураков. Еды становилось все меньше, животных тоже, а главное — их оставила удача. Ничего не оставалось, как начать поедать друг друга. Люди говорят, что они ели только тех, кто уже умер, но кто тебе скажет правду. Кто-то утверждал, что они бросали жребий и убивали проигравших. Другие рассказывали, что они разделились на два лагеря и сражались друг с другом, как на войне, съедая пленных врагов. Перед началом зимы их было больше восьмидесяти, до весны дожили не многим более сорока. Остальных съели.

— О господи!

— Да-с, сэр. Здесь есть люди, которые все это еще помнят и могут рассказать ужасные подробности, если не упадешь, услышав их. Впечатляет? Только представь — закончить свои дни в чьем-нибудь желудке!

— А ты уверен, что все это правда?

Лицо Джекуорта перекосилось.

— Ты хочешь сказать, что я лгу?

— Нет, конечно нет. — Стивенсон знал, что в этой части мира более страшным преступлением, чем сомнение в чьем-либо слове, было только конокрадство. — Я только спросил, не является ли все это лишь страшной местной легендой? Я слышал парочку наподобие этой. Какой-то бред о гигантском лесорубе, например. Все это напоминает мне об историях, рассказываемых в старом Сони Бин и неподалеку от Балантре.

Джекуорт кивнул, по-видимому успокоившись.

— Хорошо, но это никакая не легенда. Точно. Это, черт возьми, исторический факт. Старый каньон, где это происходило, называют теперь Ущельем Доннеров.

— Замечательно, — размышлял Стивенсон. — Но как вообще кто-то мог такое делать?

— Что ты имеешь в виду?

Эта история в равной степени интриговала и вызывала отвращение у Стивенсона.

— Вообрази, — сказал он, — есть человеческую плоть. Не только есть, но сперва разделывать ее. Друга, кузена, брата. Даже если они уже мертвы, такие вещи все же придется делать. Выпустить кровь. Срезать мышцы с костей. Вырезать органы из полостей. Приготовить мясо, положить себе в рот. Прожевать. Проглотить. — Он дрожал. — Не поверю, что такое возможно.

— Я бы смог это сделать.

Стивенсон изучал молодого человека. Джекуорт напряженно смотрел вперед, с очень серьезным выражением лица, кивая самому себе.

— Ты не смог бы.

Джекуорт посмотрел на писателя:

— О да. Если бы был голоден. Да я делал и не такое…

— Но не это именно.

— Да, не совсем. Но я никогда и не застревал в горном ущелье в снежную бурю, без еды, как один мой дальний родственник. Но я видел юбку на мужчине, и это поразило меня не меньше, чем смерть от голода. Люди — забавные животные, Лу. Мой папа учил меня никогда не поворачиваться спиной к животному, потому что никогда не знаешь, что оно может выкинуть. Ну а я много раз вставал спиной ко всяким тварям, и никогда они не причиняли мне вреда. В худшем случае укусят за ногу. Но повернись спиной к человеку, и наверняка получишь пулю в задницу. Или того хуже. Люди — просто животные, у которых день и ночь поменялись местами, да ты и сам прекрасно это знаешь. Не перестаешь удивляться, узнавая, на что они способны. Аи, черт, мне срочно нужно помочиться! Жжет, как в аду, когда это делаю. Не знаешь, к чему бы это?

Как только Джекуорт, расстегнув ширинку, скрылся за деревьями, Стивенсон ускорил шаг. Он надеялся, что сможет провести некоторое время в другой компании.

Через час пути, состоящего главным образом из подъема в гору, они остановились. Госпожа Рейли предложила отдохнуть. Грей с ней согласился, безрадостно посматривая на темнеющее небо. Стивенсон подошел к женщине, чтобы помочь ей спешиться, но очередной приступ кашля овладел им, и в конечном счете ей пришлось помогать ему сесть на каменистый склон у ручья. Он жестом попросил ее отойти и благодарно кивнул. Через мгновение он уже выплевывал кровавый комок мокроты на белый камень. Стивенсон положил шляпу на землю и протянул руки к ручью, чтобы зачерпнуть немного чистой воды. Она оказалась настолько холодной, что у него заломило зубы, но после нескольких глотков кашель затих. Он повернулся, медленно вдыхая воздух, наслаждаясь тусклыми лучами заходящего солнца, пронзающими облака.

Бэлфор, словно стражник, стоял возле жены, все еще находившейся без сознания. Вместе с Греем они сняли ее с лошади, дав животному возможность отдохнуть и напиться. Джекуорт следил за всем этим с огромным любопытством, ему не терпелось снова увидеть обнаженную кость. Рыжеволосая миссис Рейли скрылась за деревьями, без сомнения, по зову природы. Спустя несколько минут она возвратилась, все еще поглаживая живот. Ее обычно приятное выражение лица исказилось от каких-то неприятных мыслей. Она была явно подавлена. Госпожа Рейли подошла посмотреть, не нужна ли ее помощь миссис Бэлфор. Четверо путников беспомощно стояли вокруг пожилой дамы: никто не знал, что делать. Джекуорт смотрел на Стивенсона, обдумывая сложившуюся ситуацию и про себя посмеиваясь над писателем. Стивенсон тяжело вздохнул, когда увидел, что блондин направляется в его сторону. Джекуорт наклонился и шепнул ему на ухо:

— Ты еще не пробовал представить, кого из них ты мог бы съесть?

Прежде чем Стивенсон смог сказать, что ему вообще не приходили в голову подобные мысли, Джекуорт добавил:

— Ну, я ставлю на ирландскую крошку, слышь? — И, похотливо облизав губы, он встал и побрел к дороге, к облегчению Стивенсона.

Миссис Рейли неистово размахивала руками перед лицом пожилой женщины. Мистер Бэлфор стоял, скрестив руки на груди.

Непреклонный в своих убеждениях, он отрицательно качал головой на любое предложение. Потом миссис Рейли повернулась к вознице, но тот воздел руки в жесте «нет, мэм, только не я» и пошел назад к лошадям. Миссис Рейли снова умоляюще посмотрела на старика, но он просто развернулся к ней спиной. Возмущенная, она подошла к Стивенсону и присела рядом.

— Она потеряет ногу, — сообщила ему миссис Рейли. — Он сверху обвязал ее поясом, чтобы остановить кровотечение, но сделал это слишком туго, так что уже вся нога посинела. И не хочет ничего слушать!

— Да, он словно старый упрямый осел.

— Невыносимый. Я сказала ему, что его жена потеряет ногу, а он только все твердит «упаси бог, упаси бог». Я ему ответила, что Бог может и не услышать его молитву.

Стивенсон поднял бровь:

— А как же Провидение?

— Я так поняла, что вы пишете рассказы. Я всегда считала, что писатели — люди объективные и свободомыслящие.

Стивенсону показалось, что Джекуорт хочет вмешаться в разговор.

— Да, но ко всему прочему я сын проповедника.

— В этом нет ничего плохого, я уверена.

— Вы не так поняли, мэм. Просто для меня было удивительно услышать, что вы — милая ирландская девушка — выражаете такое мнение.

— Кто сказал, что я ирландка? Стивенсон слегка смутился:

— Ну, просто… ваше лицо и волосы и… миссис Рейли и тому подобное.

Миссис Рейли пододвинулась поближе к Стивенсону:

— Могу я вам кое в чем признаться? — Стивенсон кивнул. — На самом деле я никакая не миссис Рейли.

— Нет?

Она покачала головой:

— Нет никакого мистера Рейли.

— Нет никакого мистера Рейли?

Она снова покачала головой. И внезапно картина происходящего начала проясняться для Стивенсона. Он не заметил, как это произошло, но понял, что уже знает правду, и сказал вслух:

— Тогда кто же отец ребенка?

Глаза женщины округлились, и рука, которая до сих пор поглаживала живот, застыла.

— Я не хотел вас напугать, — сказал Стивенсон, слегка касаясь ее руки.

— Как вы узнали? — прошептала она.

— А я и не знал этого наверняка. До этой секунды. Но всю дорогу вы поглаживали свой живот и когда садились верхом на лошадь… ну, в общем… А если приглядеться, вы излучаете какой-то свет. Я только сопоставил ряд наблюдений и придумал историю, которая соединила их вместе. Вот все, что я сделал. Так это правда?

Она кивнула.

— Вы им не расскажете…

— Вам не о чем беспокоиться, — сказал он, слегка похлопав ее по руке. — Их это не касается. И меня тоже. Говорю вам это как объективный и свободомыслящий писатель.

Женщина, по-видимому, успокоилась:

— Цель моей поездки — найти отца. Дать ему знать о сложившейся ситуации. Я надеюсь стать миссис Рейли. Ну или хотя бы просто миссис, необязательно с такой фамилией. — Она внимательно посмотрела на Стивенсона. — Держу пари, вы хороший писатель.

Прежде чем он смог ответить или оправиться от смущения, их отвлек пронзительный вопль. Пожилая женщина пришла в себя, и боль, которой она не чувствовала, находясь без сознания, нахлынула на нее. Непрекращающиеся вопли заставили Грея быстро вернуться к лошадям, чтобы хоть как-то их успокоить. Примчавшийся откуда-то Джекуорт сразу же направился к Бэлфорам. Он встал прямо над старухой, тяжело дыша после быстрой ходьбы. Мистер Бэлфор боролся со своей женой, удерживая ее, пытаясь успокоить. И Стивенсон, и миссис Рейли одновременно встали, но прежде чем они смогли что-либо сделать, Джекуорт улучил момент и со всей силы ударил пожилую даму кулаком в челюсть. Ее голова упала на плечо, а затем и она сама опрокинулись назад.

Она снова потеряла сознание.

Мистер Бэлфор осмотрел жену и перевел взгляд на все еще ухмыляющегося Джекуорта. Старик кивком поблагодарил его, а Джекуорт подмигнул в ответ.

Женщины были снова усажены на лошадей, и процессия снова тронулась в путь.

Дорога выровнялась, но воздух раннего вечера вызывал озноб. Стивенсон оставил пальто в дорожной сумке, и ему оставалось лишь закутаться поплотнее в свой сюртук. Джекуорт и Грей шли впереди, то и дело заходясь в приступах дурацкого смеха. Миссис Рейли ехала очень медленно и, казалось, дремала в седле. Стивенсон же то отставал, то ускорял шаг, но лишь потому, что старался сохранить тепло, а не по какой-то другой причине. В конце концов он оказался рядом с мистером Бэлфором. Писатель решил обогнать старика, но его остановил очередной взрыв мерзкого хохота, доносящегося со стороны Грея и Джекуорта. Стивенсон поравнялся с Бэлфором и оглянулся назад. Он посмотрел на раненую женщину. Та лежала на спине лошади, стараниями Джекуорта все еще без сознания, а сам Джекуорт вел ее лошадь под уздцы. Так все они и шли в нескольких метрах друг от друга.

— Она не шевелится? — спросил Стивенсон несчастного мужа, не в силах больше выносить неловкую тишину.

— Нет.

— Надеюсь, этот джентльмен со станции сможет помочь.

— Кто знает.

— Вы знаете что-нибудь об этой местности? Вознице, похоже, все равно.

— М-м-м.

Стивенсон решил переменить тему:

— А куда вы и ваша жена направляетесь?

— Запад. Писатель кашлянул.

— Похолодало, — сказал он.

— Наверно, раз вы так говорите.

Бэлфор пошел немного быстрее. Стивенсон снова замедлил шаг, пропуская его и Джекуорта с лошадью в поводу вперед.

Стивенсон продолжал путь, покашливая, мотая головой в ответ на собственные мысли, обхватив себя руками в тщетной попытке согреться.

Света было достаточно лишь для того, чтобы различить, что было написано на вывеске. Это была грубая, обожженная старая деревянная доска, которую, возможно, когда-то оторвали от двери. Она висела на потертом пеньковом канате, привязанном к ветке мертвой ивы, в которую попала молния. На ней написано было лишь одно слово:

— Это здесь, — объявил Грей.

На первый взгляд здание было прямоугольным, но на самом деле ни один из его углов не был прямым. Несколько кривых окон прорубили в непохожих друг на друга деревянных стенах. В рамах не было стекол, лишь тонкие непрочные ставни, предназначенные для того, чтобы не пропускать внутрь дождь и ветер. Одна из стен дома была черной и обугленной, хотя попытки восполнить ущерб, нанесенный пожаром, очевидно, все-таки предпринимались. Яркий свет пробивался сквозь щели в двери, между рамами и в стенах. Он свидетельствовал о том, что в доме кто-то есть. Хотя Стивенсон не представлял себе, кто мог бы счесть эту развалину домом. Как бы то ни было, его главным образом занимала мысль, найдут ли они здесь помощь для раненой женщины.

— Шкурятник, — прошептал Стивенсон. Его голос дрожал от холода.

— Говорят, раньше здесь было большое торговое поселение, — стал объяснять Грей. — Здесь еще был щенок Гектор. Яна и ацугеви приезжали сюда менять кожу, бисер и тому подобное на выпивку. Э-эй! Расслабьтесь, с тех пор как я видел ацугеви, лет десять прошло. Думаю, их всех уже поубивали. Или они перепились до смерти, грязные индейские педерасты.

Он сплюнул.

— Не знаю, что тут делается сейчас, но не похоже, что хозяева занимаются торговлей шкурами.

Миссис Бэлфор, лежавшая на лошади, пошевелилась. Она еще не совсем пришла в себя, но уже начинала постанывать и стучать зубами от холода, что было похоже на стрекотание цикад на закате. Стивенсон заметил, как Джекуорт сжал пальцы в кулак, приготовившись ударить снова, но миссис Рейли слезла со своей лошади и встала между блондином и пожилой женщиной.

— Давайте лучше занесем ее внутрь, — сказала она мистеру Бэлфору.

Старик посмотрел на Джекуорта так, словно предпочитал его способ обезболивания, а затем кивнул миссис Рейли. Джекуорт поначалу был разочарован, но потом хитро заулыбался, когда понял, что Грею понадобится помощь, чтобы занести женщину в дом.

Миссис Рейли пошла вперед и открыла входную дверь, а Грей и Джекуорт перенесли миссис Бэлфор через порог. Сразу за ними зашел мистер Бэлфор. Молодая женщина придержала дверь и для Стивенсона, шедшего последним.

Торговый зал состоял из одной-единственной комнаты, разделенной на две части прилавком. Помещение освещалось газовыми лампами и сальными свечами, от которых воняло, как в аду, но зато, к всеобщему удивлению, они дарили долгожданное тепло. Стены были задрапированы, а грубый деревянный пол — выстлан шкурами. Стивенсон не очень-то хорошо был знаком с американской фауной, но узнал среди шкур мех бобра, енота, оленя. В центре комнаты лежала огромная шкура медведя. Скорее всего гризли. От шкур исходил затхлый мускусный запах, но их мягкость и теплота высасывали холод из больных легкий Стивенсона.

Человек, сидевший в кресле-качалке в углу у потрескивающего огня, был похож на шар — тучный мужчина с лысой головой неправильной формы. Надев очки в проволочной оправе, он читал изодранный пожелтевший экземпляр «Бульварных романов» Бидла. Увидев группу людей, вторгшихся без приглашения, он вытаращил на них карие глаза.

— Хоуди, — сказал Грей. Он сплюнул в плевательницу у двери. — Пол?

— Пул, — поправил толстяк. У него был тонкий, почти девичий голос. Нахмурившись, он вытащил из жилета карманные часы. — Вы должны были проехать мимо несколько часов назад. И почему вы остановились здесь?

— Несчастный случай. Сломались обе оси, представляете? Несколько миль мы шли пешком. Дилижанс попал в аварию, и мне пришлось даже пристрелить двух лошадей.

— Ну надо же, — ответил Пул.

Вошедшие все еще стояли на пороге и смотрели друг на друга, Джекуорт и Грей держали на руках миссис Бэлфор. Она стонала все громче.

— Этой женщине нужна помощь, — наконец сказал Стивенсон. — Она сломала ногу.

— Этот господин из Эд и бурга, — любезно подчеркнул Джекуорт.

Пул продолжал сидеть на своем месте.

— Можете ли вы ей помочь? — настаивал Стивенсон. — Или, может быть, здесь есть еще кто-нибудь, кто сможет?

— Здесь больше никого нет. Только я, — сказал толстяк, часто моргая. Он наконец отложил книгу и направился в противоположный угол комнаты. — Несите ее сюда.

Джекуорт и Грей перенесли миссис Бэлфор туда, куда указал хозяин, и не слишком деликатно уложили ее на скамью. Стивенсон на какое-то мгновение задумался о судьбе несчастной женщины, но потом отступил назад. Мистер Бэлфор обошел скамью, покровительственно наклонившись над своей супругой. Женщина заморгала, постепенно открыла глаза и тут же заорала от боли. Подойдя к ней вразвалку, Пул без стеснения поднял подол ее черного платья. Мистер Бэлфор открыл было рот, чтобы возразить, но не решился. Пул встал перед женщиной на колени, обхватил руками ее больную ногу и стал мягко проталкивать торчащую кость. Миссис Бэлфор кричала, что было мочи.

— Так, — сказал Пул.

— Вы сможете что-нибудь сделать? — спросила миссис Рейли.

— Жгут затянули слишком сильно, — сказал он громко. Миссис Рейли негодующе вскрикнула. Пул ослабил жгут и стал растирать женщине верхние мышцы бедра. Мистер Бэлфор стоял позади скамьи, не сводя глаз с ляжки, но держал язык за зубами. Его жена кричала так громко, что, если хотя бы в одной оконной раме было стекло, Стивенсон не сомневался, такой крик разбил бы его. Рана по-прежнему кровоточила, но уже не так сильно.

— Прежде всего самое важное, — сказал Пул.

Он встал и медленно пошел за прилавок, нисколько не обеспокоенный криками старухи.

На криво прибитых полках и на полу вдоль задней стены стояло множество кувшинов и мензурок разной величины. Некоторые полностью, а некоторые и наполовину были заполнены разноцветными жидкостями. Пока пожилая женщина продолжала кричать — так что Стивенсону хотелось заткнуть уши, — Пул спокойно расхаживал, наливая или сцеживая по капле из различных бутылок в стакан для виски с обитыми краями. Он зачем-то посмотрел наверх и под прилавок, пожал плечами, затем засунул палец в стакан, чтобы размешать микстуру. Вынув палец, Пул понюхал его и кивнул в знак одобрения. После чего вручил стакан мистеру Бэлфору.

— Заставьте ее это выпить, — сказал он.

Старик попробовал дать стакан жене в руку, но она, не понимая, что происходит, стала колотить его руками, выплескивая содержимое стакана на пол. Бэлфор растерялся. Пул покачал головой и вздохнул:

— Да, нужна помощь.

Грей и Джекуорт в это время уединились у камина с бутылкой хлебной водки, но, услышав разговор, они обменялись взглядами и встали. Грей взял женщину за руки, а Джекуорт, усмехаясь, — за ноги. Только она открыла рот, чтобы что-то выкрикнуть, Пул выхватил стакан у ее мужа и влил содержимое прямо ей в рот.

Миссис Бэлфор подавилась лекарством и часть его выплюнула на пол, но той части, что попала ей в горло, оказалось достаточно, чтобы меньше чем через минуту она снова уснула.

— Что вы там смешали? — спросил Стивенсон.

— О, достаточно простое средство, — сказал Пул. — Если повезет, она будет спать до утра. Мы сможем осмотреть ногу, и она ничего не почувствует. — Он посмотрел на мистера Бэлфора. — Резать я ничего не хочу. По крайней мере пока. Но вам не следовало затягивать жгут так сильно. Я попытаюсь ее вылечить, но не знаю, удастся ли это. Время, как и всегда, — главный судья. И обстоятельства, конечно.

Мистер Бэлфор кивнул.

Стивенсона и миссис Рейли Пул выбрал себе в помощники, решив, что Грей и Джекуорт слишком грубы для такой работы. То, как этот толстяк вправлял поломанную кость, сильно впечатлило Стивенсона. Он не мог не отвернуться, когда Пул засовывал торчащую кость в рваную рану, а потом поворачивал и вытягивал ногу миссис Бэлфор, пока не почувствовал, что поломанные концы не притерлись и не соединились. Несмотря на то что процесс вошел в свою решающую стадию, Пул не терял хладнокровия, работал быстро, не проливая лишней крови. Они взяли две длинные, изъеденные червями доски для малой берцовой кости и привязали их веревками, нарезанными из шкуры ондатры. Пул никак не мог решить, что же делать с открытой раной, но потом подумал, что ее можно зашить с помощью кетгута и костяной иглы, которые он использовал для сшивания шкур. Стивенсон снова отвернулся. Он уговаривал себя, что в любом случае миссис Бэлфор еще повезло, что она оказалась в Шкурятнике. Тут Пул завершил процедуру, облив рану низкосортным виски. Когда янтарная жидкость стала капать на шов, миссис Бэлфор вздрогнула в вынужденном сне. Пул достал два одеяла: одним укрыл бедную женщину, другое дал ее мужу, который устроился на ночь рядом с женой.

В то время пока они занимались пожилой леди и приводили себя в порядок, Джекуорт и Грей уговорили бутыль самогона и без сознания рухнули прямо на полу перед гаснущим огнем.

— Пусть так и спят, — сказал Пул, взяв пару вшивых попон, которыми бережно укрыл спящих мужчин.

Порывшись в залежах шкур, он нашел кусок хлопчатобумажной ткани и завесил им угол комнаты, отгородив таким образом спальное место миссис Рейли. Для нее хозяин подыскал более или менее мягкое и чистое одеяло, из нескольких шкурок сделал небольшой матрас на полу.

— У меня тут нет ничего подходящего для женщин, — сказал он, — и вам придется обойтись лишь этим. Здесь редко бывают гости.

Миссис Рейли, поблагодарив Пула и пожелав всем спокойного сна, скрылась за занавеской, поглаживая свой живот. Пул собрал еще несколько шкур и бросил их на пол рядом со своей кроватью.

— А это для вас, — сказал он.

— Превосходно, — ответил Стивенсон.

Хозяин затушил свечи и лампы, и теперь комнату освещали лишь тлеющие угли в камине. Стивенсон снял ботинки и сюртук, расстегнул верхние пуговицы на брюках, на сорочке и тоже лег спать.

Шкурятник быстро заполнился храпом.

Стивенсона разбудил дождь. Дождь и кашель. Буря, угрожающе преследовавшая путников в течение всего долгого пути, все-таки их настигла. Дождь заливал в щели в стенах комнаты. Вода просачивалась сквозь дыры в окнах и двери. Воздух становился влажным. Это вызвало у Стивенсона отчаянный приступ кашля.

Сначала кашель был редким, и Стивенсон мог отдышаться и успокоиться, однако приступы возобновлялись опять и опять, так что он уже не мог уснуть.

Стивенсон сполз с меховой подстилки и направился к двери, чтобы подышать свежим воздухом. Стараясь не разбудить остальных, он вышел под ночной дождь. Его ноги в одних лишь чулках утопали в грязи по самые лодыжки, но небольшой навес над входом спасал голову от ливня. Кашель, однако, не прекращался.

Стивенсон согнулся пополам, когда боль пронзила его грудь. Боль была такой сильной, какой он еще никогда не испытывал. Легкие горели огнем. В горле, казалось, застряло что-то влажное и большое: невозможно было набрать достаточно воздуха, чтобы откашляться. Он открывал рот так широко, насколько мог, хватался за пустоту грязными руками, как будто собирался ладонями начерпать воздуха в легкие. Он задыхался. Он умирал.

Когда уже темнело в глазах, перед мысленным взором Стивенсона возникло милое лицо Фанни. Тогда он сделал последнее усилие над собой, чтобы вдохнуть. Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что никогда больше не поцелует Фанни, не почувствует на своих губах ее губы.

И вдруг от сильного удара в спину он упал. Чья-то рука схватила его за волосы и резко дернула вверх. Затем последовал второй удар. И еще. После четвертого удара Стивенсону удалось-таки откашляться. Он сплюнул вязкую мокроту в черную грязь под ногами и с судорожным хрипом набрал полные легкие влажного воздуха. Ничего более сладкого на вкус он еще не пробовал. Стивенсон глубоко вдохнул и прочистил горло. Его! снова ударили по спине. На этот раз напрасно, потому что дышал он уже нормально, только слезы текли из глаз.

— Полегчало?

Стивенсон повернулся в скользкой грязи и увидел Пула, насквозь промокшего под дождем. Пул посмотрел ему прямо в глаза и протянул руку, чтобы помочь встать.

— Благодарю вас, сэр.

— Я услышал шум. Ну и вид у вас!

— Я полагаю, мистер Пул, — сказал Стивенсон сквозь стихающий кашель, — вы только что спасли мне жизнь.

Пул пожал плечами и улыбнулся. Он выглядел обеспокоенным.

— Всего лишь несколько хлопков по спине, вот и все. Может, и без меня обошлось бы. Как давно у вас туберкулез?

— Всю жизнь. Так или иначе, я заболел им, когда еще был мальчишкой.

Буря стихала, и Стивенсон шагнул из-под навеса, так чтобы прохладные капли смыли с лица пот и слезы. Он глубоко вдохнул, радостно почувствовав, что приступ закончился.

— Мало приятного, — сказал Пул. — Но вы бьете все рекорды, все еще оставаясь в живых. Поразительно! Наша маленькая жизнь полна больших неприятностей. Как-нибудь лечитесь?

— Все без толку. Я путешествую. Еду в ту страну, где климат более подходящий, по крайней мере на какое-то время. Не ожидал, что эта страна будет столь… негостеприимной.

— Эта страна может быть и жестокой.

Стивенсон снова шагнул под навес. Пул тем временем зажег черут, и они вдвоем стали вглядываться в ночь.

— Мне говорили об этом. Но я думал, что только зимой.

— Слышали о Доннерах, да? Ну, я думаю, уже любой о них знает.

— Я не знал, пока мистер Джекуорт не рассказал мне эту историю, когда мы шли сюда. Ужасно.

— Ничего вы и теперь не знаете, мой друг. Стивенсон поднял брови:

— Вы не…

— И видел, и делал многое, — сказал Пул, стараясь не встречаться со Стивенсоном глазами. — Это жестокая страна, а жизнь еще более жестокая штука. И вы на самом деле ничего и не поймете, пока не станете частью всего этого. Некоторые люди наш образ жизни называют жестоким, но все относительно. Видели когда-нибудь, как кот играет с мышью? Лиса с цыпленком или медведь с овцой? Поедание живьем — закон природы, и только мы, люди, называя себя цивилизованными, высказываем высокомерные идеи на этот счет. Идеи о том, что мы заслуживаем лучшего, чем быть заживо съеденным. Лучшего, чем то, что предлагает нам природа.

— И мы?

Пул пожал плечами:

— Возможно, некоторые из нас. Не все.

— Но, я уверен, путь цивилизации, ее главное достоинство состоит в том, чтобы избегать жестокости. Мы должны радоваться нашей уникальной способности быть выше жестокости, превосходить природу. Даже если она часть нашей собственной личности.

— Вы так думаете? Думаете, что кто-нибудь может быть выше природы? Что это возможно?

Пул снова пристально взглянул на Стивенсона, который хотел ответить утвердительно, но не желал спорить с человеком, только что спасшим ему жизнь. И Пул сам ответил на свой вопрос:

— Спросите об этом у Доннеров.

Когда буря разразилась с новой силой, Стивенсон почувствовал приближение очередного приступа, поэтому Пул увел его внутрь, подальше от дождя. Мистер Бэлфор поднял было голову, нахмурился, но снова погрузился в сон. Он спал рядом с женой, которая так и не пришла в себя. Джекуорт и Грей продолжали храпеть на полу, а миссис Рейли, видимо, уже проснулась, так как за занавеской чувствовалось какое-то движение.

— У меня кое-что есть, что вам немного поможет, — прошептал Пул и повел Стивенсона к полкам, где стояла коллекция кувшинов и мензурок. Он встал на стул, чтобы достать с верхней полки бутылку со светлой жидкостью. — Попробуйте.

— Что это?

— Настойка опия. В основном. Попробуете? Стивенсон кивнул.

— Эффект хороший, но недолгий. Последствия такие, как если выпить баррель дешевого джина. На ночь вам хватит, — предположил Пул.

Стивенсон подумал и кивнул. Толстяк наполнил мерный стакан. Стивенсон поднял его вверх, будто хотел произнести тост.

— А вы не считаете, что это как раз противоречит природе? — спросил Стивенсон. Он явно хотел пошутить.

— Иногда вмешательства необходимы. И это поможет вам спокойно провести ночь, — повторил Пул безрадостно.

Стивенсон опрокинул стакан. Микстура оказалась настолько сильной, что Пулу пришлось помочь ему дойти до импровизированной постели.

Нормально дыша, Стивенсон уснул уже через пару секунд.

Проснулся он от такого знакомого запаха крови.

Стивенсон так привык, что ночью ему приходилось плеваться кровью, что и не задумался о том, откуда она взялась. Благодаря опию теперь можно было размышлять о чем угодно, не только о боли. Дождь закончился, и утренний солнечный свет стал пробуравливать ему веки, словно вязальные спицы. Стивенсон постарался поднять голову, но не смог этого сделать и решил еще немного полежать, наслаждаясь спокойным дыханием. Легкие совсем не болели. Высохшая грязь комьями лежала на шкурах и на полу под ним. Когда он поднял руки, чтобы протереть сонные глаза, оказалось, что и они все в грязи.

Запах крови был очень сильным.

Стивенсон постарался принять полулежачее положение и посмотрел вниз на свою рубашку. Он увидел, что она грязная, но крови на ней не видно. Дотронулся пальцами до губ — на них также не было никаких следов крови. Запах, однако, продолжал его одолевать.

Стивенсон оглянулся назад и увидел согнутую спину спящего Пула, его слегка поднимающиеся и опускающиеся округлые плечи. Осмотрев комнату, он смог различить ноги Грея и Джекуорта за прилавком. Видимо, за ночь они так ни разу и не проснулись. Бэлфор тоже молчал. Пошатываясь, Стивенсон встал на ноги и украдкой взглянул на занавешенный угол миссис Рейли.

Кусок материи лежал на полу, так что можно было увидеть ничем не прикрытое тело молодой женщины, распластавшееся поперек меховой постели. Смутившись, Стивенсон отвел глаза в сторону, но, даже не видя ее, он понял: что-то здесь не так.

Откуда же исходит этот кровавый запах?

Стивенсон повернулся обратно к миссис Рейли. Он сделал осторожный шаг и увидел, что груда шкур, на которой она спала, была темной и влажной. Женщина была полностью обнажена, и, хотя сначала его взгляд упал на выпуклость ее открытой груди, потом он увидел: что-то темное сидит на ее животе. Когда Стивенсон приблизился, у него закружилась голова от запаха свежей крови. На животе миссис Рейли ничего не лежало, живот был разрезан, выпотрошен, а его содержимое вывернуто наружу. Разрез тянулся от места между ногами до пупа. Большая часть внутренностей была аккуратно сложена рядом.

— Джекуорт, — прошептал Стивенсон.

Он обернулся, но не заметил никакого движения со стороны пары ног, выглядывающих из-за прилавка. Стивенсон схватил за горлышко пустую бутылку из-под виски как дубинку, стремительно подошел к прилавку, поднимая бутылку высоко над головой, и повернул за угол.

Ноги были отделены от тел. Кровавые, ампутированные конечности были аккуратно сложены на полу, а остальных частей ни Грея, ни Джекуорта нигде не было видно. Стивенсон опустил бутылку и несколько раз открыл и закрыл глаза. Он хотел убедиться в том, что, скорее всего, попал в ловушку опиумного кошмара.

Вид и запах тел Бэлфоров — голова мужа на плечах жены и наоборот — в конечном счете убедил его в обратном. Шинированная нога старухи была аккуратно отрезана.

Стивенсон внимательно осмотрел последствия кровавой бойни. Его голова все еще кружилась от наркотика и пережитого шока.

Что же случилось? Кто мог это сделать? Какое животное…

Пул.

Стивенсон снова схватил бутылку и отбил донышко о прилавок. Держа оружие за горлышко, он направился к хозяину — еще несколько часов назад его спасителю, который все еще лежал в своей кровати.

Стивенсон слышал тяжелое дыхание толстяка. Теперь он заметил, что одеяло и соломенный матрас хозяина пропитаны засохшей кровью.

Стивенсон приблизился к нему. Пул медленно перевернулся. Его глаза были стеклянными, а лицо в красных пятнах.

Стивенсон придвинулся еще ближе и увидел, что руки мужчины прижимают к груди что-то мокрое и темное.

Стивенсон занес над головой бутылку.

Пул тупо посмотрел на него, не делая никаких попыток защититься или хотя бы встать. Он просто лежал там, в своей пропитанной кровью пижаме.

— Зачем? — спросил Стивенсон.

Пул не ответил, не шелохнулся, даже не мигнул.

— Зачем? — требовал ответа Стивенсон, запинаясь. — Зачем вы это сделали?

— Съел заживо, — прошептал Пул. — Съел заживо. Стивенсону стоило значительных усилий оставаться на ногах и не терять сознания.

— … заживо, — прохрипел Пул.

Стивенсон опустил свое оружие. Он посмотрел Пулу в глаза и увидел лишь отражение утреннего солнца.

— Почему не меня? — спросил Стивенсон.

Пул тяжело сглотнул, и его взгляд скользнул вниз. Стивенсон глазами последовал за ним.

Мужчина раскрыл руки, чтобы показать Стивенсону, что в них. А там было нечто совершенно крошечное. Нельзя было ошибиться в том, что это было.

Он запихнул это в свой жирный рот.

Стивенсон закричал и поднял бутылку высоко над головой.

На коже Фанни при свете лампы сверкал пот, выступивший от их усилий. След спермы, засохшей на ее бедре, напоминал улитку, раковина которой закрывала мягкую кожу. Ее голова лежала на его плече, а он гладил ее длинные волосы. Она нежно держала в руке его изнуренный орган; его рука обхватила ее грудь.

— Он, наверное, очень долго был один, — сказала Фанни.

, — Дилижансы проезжали мимо, иногда останавливались. Возница Грей знал это место, знал его. Пул не был отшельником.

— Я пытаюсь понять, как он мог…

— Ты думаешь, я не пытался? Разве ты не знаешь, что теперь я не могу думать ни о чем другом?

Она не ответила.

— Кроме тебя, — добавил он. И поцеловал ее волосы.

— Он мог и с тобой поступить точно так же, — сказала она и задрожала. — Так легко. Почему он не сделал этого, Робби? Почему он оставил тебе жизнь?

— Нет никаких причин. Возможно, потому что он спас меня ночью.

— Он спасал и старуху тоже. Но ей это не помогло.

— Да. Я не знаю. Именно поэтому я так и говорю. В его поступке лишь безумие — так какой смысл искать логику, причину в таких вещах?

— И не было никакого намека? Ты не чувствовал, я не знаю, исходящей от него опасности или угрозы?

— Совсем. Как я уже говорил, наш с ним ночной разговор о человеческой природе и качестве цивилизации был немного специфическим, но ночью это были всего лишь слова. Или я только так думал. И если бы ты видела, как он был обходителен с той старухой вечером — он казался настолько здравомыслящим, настолько хорошо осведомленным. Но как будто это был несколько другой человек, скрывающий внутри себя другого, того, которого я увидел позднее, понимаешь? Заключенный внутрь первого, ожидал своего часа, чтобы вырваться наружу. Но, проклятие, если бы я знал, что это за ключик, который открыл дверь и освободил монстра. Были ли это слова, которые я сказал ему? Поэтому ли он оставил меня в живых? Проклятие, если бы я вообще хоть что-то понимал в людях!

— Съел заживо, — прошептала Фанни.

— Что ты хочешь сказать?

— Это слова, которые он повторял тебе? Съел заживо?

— Да. Это все, что я мог разобрать. Но это не значит, что я их понял.

— Возможно, он описывал себя. Возможно, говорил о чем-то, что случилось с ним?

— Я не знаю, любовь моя, мне кажется, что я уже ничего не знаю. Я только чувствую себя потерянным. Как будто внутри меня сидит незнакомец.

— Съел заживо, — повторила Фанни.

Стивенсон повернул к ней голову, но, несмотря на тему разговора, он снова почувствовал желание. Фанни выскользнула из его объятий, села на него верхом, разрешив ему нежно войти в нее, и начала медленно раскачиваться на нем назад и вперед.

— Робби?

— Да, — застонал он.

— Ты не сказал мне, что сделал ты.

— А? — сказал он отвлеченно.

— Ты не закончил историю. Ты сказал, что в руках у тебя была бутылка и что ты занес ее над головой. Но не рассказал, что сделал дальше. Что случилось с Пулом.

— О Фанни. О моя Фанни!

Она схватила его голову и твердо посмотрела ему в глаза:

— Скажи мне, что ты сделал, Робби. Ты же знаешь, что все можешь рассказать мне. Ты можешь рассказать своей Фанни.

— Съел заживо. — Стивенсон стал задыхаться и взорвался внутри нее.

— Робби?