После той ночи я перестала себя узнавать, задавала себе вопросы и не находила ответов. Что было между нами? Только физическая близость или нечто большее? Зов плоти или зов души? Похоже, я запуталась в своих чувствах. Я не хотела и не могла жить с этим человеком, и ушла от него два года назад и в мыслях не имела возврощаться. Никаких «я изменюсь, давай начнем все заново». И вот меня неудержимо влечет к нему таинственная сила, парализующая волю.

Я не видела его во вторник. У меня был напряженный день, и я решила лечь пораньше, чтобы выспаться накануне нелегкого путешествия. Мне приснился странный сон. Мы были с Андреем в средневековом замке. И я была его пленницей. Я боялась его. Во сне он носил шотландский национальный костюм, а я почему-то была облачена в шелковую пижаму и от этого чувствовала себя еще более беззащитной. Я проснулась среди ночи с колотящимся сердцем.

Немного поразмыслив, я решила, что сон совершенно обычный, навеянный дневными впечатлениями. Шелковую пижаму я видела в магазине недалеко от гостиницы, она меня сразу покорила – немудрено, что она мне снится. Замок и шотландский костюм – тоже объяснимые образы, насмотрелась я на них за последние дни. Ну а то, что я оказалась в плену у Андрея, и вовсе не удивительно. Это лишь метафора того, что происходит со мной наяву. Так я рассуждала про себя, пока не уснула вновь. Утром ощущение смутного беспокойства не покидало меня. Но я решила, что просто волнуюсь из-за предстоящей поездки.

Беспокойство все усиливалось и усиливалось. Я трудом заставляла себя слушать сегодняшние лекции. Если бы меня попросили рассказать в двух словах, о чем говорили преподаватели в течение нескольких часов, я бы не смогла. Я ни о чем определенном не думала, просто переживала свое взвинченное состояние. Примерно так я себя чувствовала однажды после бессонной ночи, выпив пять чашек очень крепкого кофе. Я ощущала болезненное возбуждение и не могла сконцентрироваться ни на одной мысли, а время то еле тащилось, то вдруг летело вперед со страшной скоростью.

Наконец наступил вечер. Я сидела в своем номере и тупо перебирала бахрому на светло-желтом гостиничном покрывале. Зазвонил телефон. Это был Андрей.

– Ты готова? Мы выезжаем через два часа. Я хочу прийти к тебе прямо сейчас. Ты не против?

– Пожалуй, нет. Ты поможешь мне собрать вещи. Я что-то ничего не соображаю – что пригодится, а что нет.

– Жди через десять минут.

Он был бодр и подтянут. Одет, как всегда, в нечто на вид непритязательное, но явно недешевое. Я уверена, что если бы ему пришлось стать нищим, он согласился бы надеть только лохмотья от Джона Гальяно. Для дальнего путешествия и лазанья по скалам он оделся не менее тщательно, чем для приема по случаю вручения Нобелевской премии. На нем были вельветовые брюки болотного цвета, замшевые ботинки в тон, но чуть темнее, и кашемировый джемпер с закрытым горлом песочного оттенка. Надо сказать, все это очень шло к его светлым вьющимся волосам, серым глазам и легкой небритости.

Эстет, подумала я беззлобно.

– Ты еще не передумала? – поинтересовался он. – Нам предстоит проехать около трехсот километров на север, до самого Инвернесса. А машина у нас не слишком комфортабельная. Старенький «ситроен» Гиббонса. В нем трясет почти так же, как в «Жигулях». Ненавижу французские машины!

– О да! Как истинный англичанин, ты должен ненавидеть все французское.

Он достал из кармана сложенную в несколько раз карту.

– Я подозреваю, что в школе у тебя была двойка по географии. Решил провести ликбез. Надеюсь, теперь ты запомнишь, где находится Стоунхендж.

– Может быть. А мы, как я поняла, поедем в противоположном направлении?

– Да. Вот Эдинбург, вот Инвернесс, вот наша извилистая дорога. Мы будем проезжать горы, а в пятидесяти километрах к западу оставим озеро Лох-Несс. Надеюсь, у тебя нет большого желания познакомиться с лохнесским чудовищем?

– Ни в коем случае! С меня хватит и одного знакомого чудовища.

Чудовище усмехнулось и подошло поближе.

– Брысь! – сказала я. – Не вздумай прикоснуться ко мне своими грязными лапами. Ты пожалеешь!

– Я пожалею, если не прикоснусь к тебе немедленно. – Его взгляд не оставлял никакой надежды на избавление.

Примерно через полтора часа я сидела на полу в одной майке и рылась в дорожной сумке, вытряхивая из нее все лишнее. Андрей ползал на четвереньках по номеру в поисках пропавшего носка. Вокруг творилось нечто невообразимое. С трудом верилось, что такой беспорядок устроили два солидных взрослых человека, а не десяток резвящихся школьников.

Мы еле успели собраться к назначенному времени. Гиббонс уже сидел в холле и нетерпеливо поглядывал на часы. Он выглядел как человек, действительно собравшийся лазать по скалам. Неопределенного вида штаны, разношенные кроссовки и непромокаемая курточка с капюшоном. При первом же взгляде на него я живо вспомнила толпы таких вот неприметных старичков, штурмующих по весне пригородные электрички. Мы начали хором извиняться, но он только махнул рукой, пробормотав что-то вроде: «Эх, молодежь…»

Мои пунцовые щеки и растрепанная шевелюра говорили сами за себя. Ужасно неловко. У меня на лице всегда написано, о чем я думаю. А сейчас на нем было написано, чем я занималась несколько минут назад. Мы виновато переглянулись и направились вслед за шотландцем к автомобильной стоянке, которая находилась за гостиницей.

Тут нас ждал небольшой сюрприз. Уильям Гиббонс уверенно подошел к шикарному серебристому автомобилю и торжественно сказал:

– Прошу!

– Это и есть обещанная мне не слишком комфортабельная машина? Тот самый «ситроен»? – поинтересовалась я недоверчиво.

– Нет, это не моя развалюха, если вы говорите о ней. Ради такого случая я одолжил машину своего старого друга. Мне не хотелось мучить вас, Джулия, путешествием на дребезжащей консервной банке. Что поделаешь, заработки скромного историка не позволяют обзавестись чем-либо подобным, – он кивнул в сторону серебристого чуда.

– Ваш друг, очевидно, арабский шейх?

– Нет, он всего лишь вице-президент компании «Скоттиш газ». Кроме всего прочего, в его распоряжении находится целый оркестр волынщиков. Он предлагал их услуги, но я пока отказался.

– И правильно. Даже один волынщик способен порядком отравить жизнь своей заунывной игрой. Целый оркестр, должно быть, просто невыносим.

Я повеселилась, представляя себе процессию волынщиков, марширующих вслед за нашим автомобилем. Оказалось, что друг Уильяма одолжил ему вместе с машиной и шофера. Мы погрузились и отправились в путь. Ехать предстояло часа четыре с половиной. С тех пор как погибли родители и брат, автомобили я недолюбливала. Признаться, я их немного побаивалась и всякий раз всем телом ощущала исходившую опасность. Но в этой машине можно было забыть обо всем. Даже о том, что ты в машине. Быстрая и бесшумная, с кондиционером и мягкими сиденьями – последнее достижение цивилизации.

Я придвинулась поближе к окну и погрузилась в созерцание. На улице уже темнело. Весенние сумерки мягко обволакивали все вокруг, делая очертания города таинственными и неопределенными. Мои спутники заговорили о своем. Я не прислушивалась. Кажется, они снова обсуждали английского предка Андрея, шесть раз прадедушку, если я правильно посчитала.

Шесть раз прадедушка, похоже, был тот еще типчик. Он, прикрываясь службой английской короне, выполнял роль агента-провокатора. Он всячески подстрекал шотландцев к восстанию. Засылал к горцам шпионов-агитаторов, которые провоцировали их на выступления против власти англичан. Он жестоко преследовал, тиранил местных жителей, вызывая их гнев и возмущение, и тем самым толкал их на борьбу против Англии. Поистине иезуитская изощренность. Неизвестно, зачем он все это делал: то ли для того, чтобы уничтожить мятежников, то ли наоборот, чтобы поддержать их, когда придет время. И все сходило ему с рук, этому садисту, хотя на него неоднократно жаловались. Ведь ему покровительствовал некий герцог Сандринхэмский, тайный якобит и могущественная особа при дворе. Все свои черные дела предок, оказывается, творил совсем неподалеку от тех мест, куда мы сейчас направлялись.

Было еще темно, когда мы подъехали к небольшому городку к востоку от Инвернесса. Я дремала большую часть пути – мне снилась удобная гостиничная постель – и была очень недовольна, когда меня разбудили и заставили вылезти из теплой машины в бодрящий холод весенней ночи.

– Если хотите, Джулия, можете остаться здесь, – предложил Гиббонс. – Здесь есть где переночевать. Что-то вроде местной гостиницы, то, что называют «bed & breakfast». Вы отдохнете, а мы с Эндрю вернемся днем.

Соблазн был велик, но я глубоко вдохнула свежий, почти звенящий воздух и решительно сказала:

– Нет уж. Я тоже пойду с вами. Я прекрасно отдохнула по дороге. Так как называется это таинственное место?

– Оно вовсе не таинственное и называется Грэт-на-Дан, – ответил Андрей. – Осталось совсем немного: пройти чуть меньше четырех километров и влезть на скалу, с которой будет удобнее всего наблюдать, как местные жители исполняют обрядовый танец.

– Я надеюсь, это не очень большая скала?

– Это очень маленькая скала. Просто холмик. Вы и не заметите, как окажетесь на вершине, – фальшивым голосом сказал Гиббонс.

– Ладно, черт с вами. – Я обреченно махнула рукой, и мы отправились в путь.

Пробираться в кромешной тьме по узенькой лесной тропинке было нелегко. Сначала я часто спотыкалась, наступая на какие-то кочки, и все время хваталась за Андрея. Потом все-таки привыкла идти по неровной почве, перестала вздрагивать от каждой ветки, задевшей меня по лицу, и стала находить в этой прогулке свою прелесть. Лесной воздух был так легок, а тишина – так безмятежна…

Скала оказалась настоящей отвесной скалой, поросшей кустарником.

– Как мы сюда залезем? Я в жизни не занималась альпинизмом!

– Не боись, Джулия. Старина Гиббонс знает одну извилистую тропинку, которая ведет к вершине. Ей с давних времен, пользуются местные жители. Чем мы хуже? – Андрей пихнул меня локтем в бок, как мальчишка. Его глаза блестели в темноте, на физиономии расплылась довольная улыбка. Ему нравилось это путешествие, ему нравилось запугивать меня трудностями и, помучив немного, успокаивать. Вечные кошки-мышки.

– Ну что, полезли? – нетерпеливо спросил Гиббонс.

– Полезли! – хором ответили мы.

Тропинка петляла в зарослях кустарника, огибая отвесные склоны. Под ногами осыпались камни, и, чтобы не упасть, приходилось хвататься за колючие ветки. Но все это было вполне терпимо. Пока мы продирались сквозь колючки и протискивались между валунов, небо стало слегка светлеть. Близился рассвет.

На вершине мы сели передохнуть. Отсюда открывался великолепный вид. Мы же могли оставаться незамеченными, укрытые выступом скалы и кустарником. Внизу на открытом пространстве были выстроены в круг огромные камни, каждый высотой примерно в два человеческих роста и соответствующего объема. Внутри круга располагался самый большой камень, будто расколотый пополам ударом нечеловеческой силы. Это был алтарь. От всего этого сооружения веяло такой древней мощью и силой, что по моей спине побежали мурашки. Я смотрела и думала о древних людях, которые прилагали поистине фантастические усилия, чтобы построить этот храм. Камни явно не местного происхождения. Поблизости ничего подобного не было. Значит, их притащили Бог знает откуда и водрузили здесь, на этой поляне. На это мог потребоваться труд не одного поколения.

Мои спутники зашуршали мешками и вытащили на свет Божий бутылку минеральной воды, что-то завернутое в салфетку и – что было особенно приятно – жестяную коробку с моим любимым песочным печеньем.

– Нужно поесть. Позже не будет времени, – сказал Андрей. – Скоро рассвет. Вот-вот внизу появятся люди, чтобы встретить его по старинному обычаю. Я не хочу ничего пропустить.

– Они всегда встречают рассвет именно здесь? – спросила я с набитым ртом.

– Четыре раза в год. В дни весеннего и осеннего равноденствия и летнего и зимнего солнцестояния. Сегодня как раз день весеннего равноденствия. Потому мы здесь, – ответил Гиббоне.

Через несколько минут от припасов ничего не осталось. Мы расселись поудобнее (насколько это было возможно на небольшой каменистой площадке) и стали смотреть вниз. Жрицы древнего культа не заставили себя ждать. Их вид меня разочаровал. Обыкновенные женщины, молодые и средних лет, одетые в современную одежду, собрались у камней. Их было пятнадцать. Каждая из них держала в руках небольшой сверток, как будто бы собралась в баню. Не знаю, чего я ждала, но только не жриц в джинсах. Никакой мистики, никакой романтики, все чертовски прозаично. Они попрятались по кустам и вскоре появились вновь, уже облаченные в одинаковые белые балахоны. При ближайшем рассмотрении балахоны оказались обыкновенными простынями, обернутыми вокруг тела и закрепленными на левом плече.

Я еле сдерживалась, чтобы не захохотать. Тем временем жрицы деловито выстраивались в круг. Каждая стояла у своего камня. Одна из них, пожилая женщина, видимо главная, встала у алтаря. Она взмахнула рукой и высоким резким голосом запела. Скорее, это было не пение. Она произносила речитативом какой-то текст на непонятном мне языке. Андрей шепотом сказал, что это гэльский язык, а песне-молитве Бог знает сколько тысяч лет.

Словам главной жрицы начали вторить другие женщины, их подхватывало и умножало эхо. И вдруг мне показалось, что нарастающий звук исходит от самих камней. Женщины стали двигаться. Они раскачивались на месте, поднимая руки, сходились в круг и расходились вновь, не переставая петь. Этот странный хоровод зачаровывал. Я забыла о том, что живу в двадцатом веке, что смотрю на обычных теток, одетых в простыни. Во мне проснулось что-то первобытное, дикое, жаждущее чуда…

Я украдкой посмотрела на Андрея. Он не был похож на очарованного человека. Скорее, в его глазах читался научный интерес. Он внимательно всматривался в женщин, очевидно отмечая их перемещения, и что-то ел слышно бормотал про себя. Гиббонс что-то зарисовывал в блокноте.

Внезапно женщины внизу замерли на своих местах и замолкли. В эту секунду они стояли, разделившись на два полукруга. Главная жрица простерла руки к небу и громко выкрикнула какие-то слова. Смолкло эхо, и вот на горизонте показался край сияющего диска. Первый луч восходящего солнца упал на алтарный камень и осветил его, пройдя ровнехонько по той линии, которая разделяла танцующих. Женщины встретили это радостными возгласами. По-видимому, обряд закончился.

– Через некоторое время они разойдутся, и мы спустимся вниз. Осмотрим место, – вполголоса сказал Гиббонс.

Я с трудом приходила в себя. Казалось, овладевшие мной темные силы отступили ненадолго, но в любой момент могут вернуться и смести в одну секунду всю цивилизованную оболочку. Все мы первобытные люди, только притворяемся цивилизованными, ведь этого требует от нас общество. Но если вдуматься, как хрупка цивилизация, как эфемерны ее достижения… Достаточно небольшого наводнения или извержения вулкана – и гибнут города, а люди оказываются так же беззащитны перед буйством стихии, как и тысячи лет назад. А что сказать о буре первобытных эмоций, которая бушует в каждом из нас в экстремальной ситуации!

Андрей обсуждал увиденное с Гиббонсом. Похоже, они были довольны. Удовлетворили свой научный интерес. К тому же поиграли в подглядывающих мальчишек, ведь именно такой мальчишка живет в каждом мужчине.

– А почему там были только женщины? – спросила я.

– Дело в том, что это очень древний культ, относящийся к временам матриархата. Тогда женщина стояла во главе рода, женщина была связана с потусторонним миром, а мужчине оставалось лишь служить женщине. Позже женщины лишились власти, но тайные женские союзы сохранились. И дожили до сегодняшнего дня. Я думаю, сейчас эти жрицы не понимают и половины того, что делают и произносят. Они механически повторяют то, чему их научили матери, а тех – бабушки. А смысл затерялся в веках, сам обряд оброс позднейшими изменениями. То, что мы сейчас видели, не имеет ничего общего с подлинным обрядом, который, по-видимому, пришел с севера, из Скандинавии. Нужно приложить немало усилий, чтобы вычленить сохранившиеся древнейшие элементы. – Андрей задумчиво поглаживал подбородок.

Женщины разошлись, тихо переговариваясь между собой. Мы еще немного подождали для верности и стали спускаться. Спуск оказался сложнее, чем подъем. Несколько раз я была близка к тому, чтобы покатиться кубарем вниз по склону. Когда наконец мы добрались до ровной земли, мои ноги тряслись и подкашивались. Я чувствовала, что обратный путь мне не под силу. Андрей тоже заметно устал. Он тяжело дышал, на лбу блестели мелкие капельки пота. Его элегантные ботинки от пыли приобрели неопределенно-серый цвет и превратились черт знает во что. Только Гиббонс, казалось, был неутомим.

– В моих родных местах не было ни одной ровной дорожки. Только извилистые горные тропки, – улыбнулся он на мой удивленный взгляд.

Мы разбрелись между камней. Андрей и Уильям говорили о том, что каждый камень соответствует определенному светилу. Они говорили о древних временах, когда люди поклонялись силам природы, солнцу и звездам, и из первобытной магии постепенно выросла наука. Свидетельство тому – эти огромные каменные глыбы, расположенные строго в определенном порядке. Потребовались невероятно точные расчеты и труд поколений, чтобы возвести этот храм, не блещущий архитектурным изяществом, но слитый с самой природой, наполненный ее силой.

Я подошла к алтарному камню. Его поверхность была выщерблена дождями и ветрами. Мне захотелось прикоснуться к этой шершавой поверхности. Я протянула руку и услышала странный звук. Не то жужжание, не то гудение. То ли большой шмель пролетел совсем рядом, то ли автомобиль пронесся вдалеке. Я отдернула руку. Звук прекратился. Может, в ушах звенит от усталости? Я снова потянулась к камню, и моя ладонь ощутила созданный природой рельеф. Снова послышалось гудение. Я поняла, что это гудит камень. Я хотела позвать Андрея, сказать ему об этом, но тут на меня навалилось что-то дикое, страшное, лишающее воли и разума.

Я лежала на чем-то жестком и неудобном. Меня окружала кромешная тьма. Через пару секунд я поняла, что мои глаза закрыты. Я пошевелила руками, потом ногами. Все, кажется, в порядке. В висках отдавался пульс. Частый, но ровный. Я чуть приоткрыла левый глаз и тут же зажмурилась. Ничего не произошло. Тогда я открыла оба глаза и обнаружила, что сквозь сгущающиеся сумерки проступают силуэты деревьев. Я лежала в лесу на искривленных корнях здоровенного дерева. Как меня сюда занесло, где Андрей и почему сейчас опять ночь? Последнее, что я помнила, было ясное утро.

Я уселась на один из корней и осмотрелась. Невдалеке от меня высился каменный круг. Как я оказалась за его пределами? Я же помню, что была внутри круга и рассматривала алтарный камень. Возможно, я потеряла сознание и скатилась вниз под уклон. Думать получалось плохо. Голова трещала. Мысли расползались. Вдруг вдали я услышала крики, конское ржание и одиночные выстрелы. Как можно охотиться ночью? Через несколько минут между деревьями замелькали красные мундиры, вновь послышались выстрелы. Такие костюмы я позавчера видела в музее, на экспозиции, посвященной войне Шотландии за независимость. Красные мундиры и красные бриджи носили злодеи-англичане.

Всадники исчезли из поля моего зрения. Судя по всему, они кого-то преследовали. Тут я увидела, как человек в кильте с театральной выразительностью грозит кулаком вслед умчавшимся англичанам и что-то выкрикивает, видимо проклятия. Так вот в чем дело! Кажется, здесь снимают фильм на историческую тему. Очередное «Храброе сердце», в главной роли Мэл Гибсон. Но на кой черт им снимать ночью в лесу, да еще в такой глуши? По-моему, проще построить павильон с декорациями. Очевидно, странные причуды режиссера. Я плохо разбираюсь в съемках, но где же операторы с камерами и осветители с их огромными лампами? Может, режиссер специально заставляет своих актеров бегать ночью по лесу и таким образом вдохновляется? В любом случае, не стоит вмешиваться в творческий процесс. Я встала и направилась в сторону от места съемок.

Неожиданно сзади и чуть справа от меня раздался тихий шорох, хрустнула веточка, и я почувствовала чью-то руку на своей талии, а вторая чья-то рука зажала мне рот. Рука была мне знакома. Андрей! Но что за дурацкую игру он затеял?

– Пусти же меня, чудовище. Что это за шутки? – промычала я сквозь жесткую ладонь.

Я высвободилась, ожидая увидеть знакомую ухмыляющуюся физиономию. Неплохо бы закатить по ней пощечину, думала я мечтательно, за дурацкие шутки, за то, что бросил меня в лесу, и вообще за все. Но передо мной стоял незнакомый человек в красном мундире с какими-то золотыми нашивками. Видимо, один из актеров. Скорее всего, играет офицера.

– Так вы не Эндрю… – Я была разочарована.

– Нет, – подтвердил он. – Впрочем, так зовут моего кузена. Но вряд ли вы путаете меня именно с ним, мы нисколько не похожи.

Не знаю, как насчет семейного сходства с кузеном, но я с ужасом поняла, что он чертовски смахивает на Андрея. То же сложение, тот же разрез серых глаз, те же вьющиеся светлые волосы. Только у этого актера волосы были длиннее, убраны с лица и перевязаны лентой. И его кожа была темнее, чем у Андрея, она казалась загрубевшей от солнца и ветра. Любопытно. Может, это какой-нибудь дальний шотландский родственник Андрея, о котором он и сам не знает? К примеру, у этого самого шесть раз прадедушки могли остаться дети в Шотландии. Может, он тут беременную жену бросил, а сам сбежал в Россию. И с тех пор живут на свете две ветви семьи Рэндалл – русская и шотландская.

– Как вас зовут и кто вы такой? – спросила я требовательно. Он все еще держал меня за талию, что было не слишком приятно.

– Имею честь представиться: капитан Джонатан Рэндалл, эсквайр, к вашим услугам, – он отвесил шутовской поклон. – А вот вы кто такая? Что вы здесь делаете, одна, в столь поздний час и в столь неподходящей одежде?

– Хотела бы я это знать, черт побери! – ответила я. Интересно, чем ему не понравилась моя одежда? Брюки как брюки, разве что грязные. Но как он себя назвал? Джон Рэндалл? Неужели далекий предок Андрея такой важный персонаж местной истории?

– Вы были здесь не одна, с неким Эндрю. И кто же он такой? Местный пастух? Или крестьянин? Вряд ли, от вас не пахнет навозом. Как ваше имя, мадам? – Наглый актер довольно крепко сжал мой локоть.

– Джулия Ормонд! Но я не снимаюсь в вашем фильме, меня уже пригласил Никита Михалков! – Я начинала злиться. Почему я должна отвечать на его вопросы? – Пустите меня, я не собираюсь мешать вашим съемкам. Я просто хочу понять, где я нахожусь и где мой муж. Он должен быть неподалеку, наверное, ищет меня.

– Жюли Арман… – Он повторил имя американской актрисы с нарочито французским произношением. Похоже, он поверил, что это мое настоящее имя. Актер, который не слыхал о Джулии Ормонд, – странный актер.

– Француженка, которая случайно оказалась на поле боя. Любопытно. Вы говорите, с вами был ваш супруг? Что же произошло с ним, с вашими лошадьми и слугами? Вы не заставите меня поверить, что леди из высшего общества путешествует пешком и без сопровождения, да еще в таком нелепом костюме. – Он все еще держал меня за локоть.

– О да! Разумеется, у нас были лошади и примерно десяток слуг, но они разбежались, едва заслышав выстрелы. Оставьте меня в покое, сумасшедший!

Меня раздражал этот заигравшийся актер. Я дернулась и оставила у него в руках половину своего рукава, но удрать мне не удалось. У него была крепкая хватка. Впервые я пожалела, что не занималась спортом и прогуливала школьные уроки физкультуры. Кто ж знал, что я попадусь в лапы какого-то ненормального…

– Не спешите, мадам Арман. Я должен выяснить, с какой целью вы здесь находитесь. Признайте, обстоятельства указывают на то, что вы оказались в этой местности неслучайно. Ваш странный маскарад не введет меня в заблуждение. Почему вы подстригли волосы и переоделись в мужской костюм? Уж не потому ли, что вы французская шпионка и пытаетесь бежать?

– Прекратите задавать мне идиотские вопросы. Где ваш режиссер, в конце концов? Я случайно оказалась в этом проклятом лесу и не собираюсь играть в ваши игры. Роль Джона Рэндалла удалась вам прекрасно, не спорю, но всему есть пределы. Я не актриса! А вы не Джон Рэндалл!

– Режиссер? Актриса? Вы изъясняетесь очень странно. И смею вас уверить, я и есть капитан Рэндалл, командующий фортом Уильямс.

У меня кружилась голова. Капитан Рэндалл. Джонатан Вулвертон Рэндалл, двойной агент, французский гувернер, скончался от апоплексического удара в возрасте шестидесяти четырех лет. Я брежу. У меня был солнечный удар, я упала и ударилась головой, и все это – плод воспаленного воображения. Сейчас я приду в себя, галлюцинация исчезнет, и я увижу Андрея и Гиббонса. Кажется, героини книжек в таких случаях щиплют себя за руку. Я тоже на всякий случай ущипнула себя за руку. Но, как обычно бывает в книжках, Джонатан Рэндалл, капитан, командующий фортом Уильямс, не исчез. Он продолжал говорить:

– Вы удивлены? Не ожидали меня встретить. Видимо, я нарушил ваши планы. Что ж, сударыня, соблаговолите отправиться со мной в форт, где мы сможем спокойно побеседовать. Я уверен, что вы сообщите мне немало интересного. Всегда приятно пообщаться с изысканной дамой. А вы несомненно изысканная дама. Вы не крестьянка. Эти духи, эта нежная кожа, тонкие пальцы и эта дорогая обувь великолепной работы выдают вас с головой..

Дорогой обувью он назвал мои уличные ботинки на толстой подошве со шнурками, довольно-таки грязные и разношенные. Идиот. Что он, дорогой обуви не видел? А может, и не видел. Черт побери, что же происходит? Мне нужно сосредоточиться и вспомнить, что произошло, а этот тип не оставляет меня в покое.

Вдруг он с силой толкнул меня в сторону. Спиной я оказалась прижата к стволу какого-то дерева. Я ощутила на своем лице его дыхание, в котором смешивался запах табака и алкоголя. Его руки бесцеремонно схватили меня за плечи, а губы впились в мои. Это было отвратительно. Я пыталась отвернуться, вырваться из этих диких объятий, но он только крепче сжимал меня. Я лихорадочно соображала, что делать. Ни разу в жизни я не сталкивалась с насилием. Очень давно я читала какие-то советы для женщин, подвергшихся нападению, но они сейчас совершенно не годились. У меня не было при себе газового баллончика или маникюрных ножниц. Ни к чему было кричать «Пожар!», все равно никто не придет на помощь. Не получится и бежать к ближайшей остановке или освещенной витрине – в лесу не ходят троллейбусы и не работают магазины. Совет не злить насильника криками и сопротивлением показался мне и вовсе странным. И я постаралась завизжать как можно громче, одновременно пнув его коленом куда придется. Пришлось, видимо, куда нужно. Капитан Рэндалл зашипел и согнулся пополам.

Я оттолкнула его и побежала не разбирая дороги. Впрочем, никакой дороги и не было. Через несколько шагов я споткнулась и налетела головой на дерево. Дерево охнуло и громко выругалось. Подняв глаза, я обнаружила, что дерево одето в шотландский костюм и физиономией сильно смахивает на горца. Рыжие взлохмаченные космы, квадратная челюсть, маленькие глазки и бычья шея. Красавец мужчина.

Красавец зажал мне рот ладонью и потащил куда-то, не давая опомниться. Неужели еще один маньяк, подумала я. Но он тащил меня так деловито, что я успокоилась. По-видимому, он не испытывал эротического интереса к моей персоне. И на том спасибо.

Он приволок меня на поляну, где, как мне показалось, никого не было. Но вдруг из-за кустов выступили смутные тени, оказавшиеся десятком вооруженных шотландцев, одетых, как и полагается, в клетчатые пледы и кильты.

– Эй, Руперт, что за странную добычу ты нам принес? – Один из них приблизился и насмешливо смотрел на меня. Он говорил с легким шотландским выговором, хотя его речь и звучала как речь образованного человека.

– Да вот услышал, как капитан Рэндалл беседует с дамой, и не слишком-то вежливо. Даме, видать, такой разговор не понравился, она и убежала. Я слышал, как он назвал ее французской шпионкой. Думаю, ты, Дугал, сам разберешься, что к чему, – ответствовал Руперт.

Его простонародный говор, по-видимому, не был искажен образованием. Капитан Рэндалл, насколько я могла судить, изъяснялся на чистейшем английском. Тот, кого назвали Дугал, начал с того, что слово в слово повторил вопрос капитана Рэндалла:

– Как вас зовут, мадам, и как вы оказались одна в лесу и в таком нелепом виде?

Чем им всем не нравится мой вид?! Неужели они ни разу не видели женщины в брюках? Даже в этой глуши жрицы солнечного культа разгуливают в джинсах как ни в чем не бывало. Но эти странные люди, похоже, не понимают самых обычных вещей. Сложно предсказать их реакцию, если я сообщу им, что меня зовут Юлия Ратникова и я приехала из России на семинар. Еще неизвестно, знают ли они, что такое Россия. Меня спас Руперт, ответив за меня:

– Она назвалась Джулией Ормонд. Сказала, путешествовала с мужем и слугами, но те разбежались, едва заслышав выстрелы.

– Это правда или вы солгали Рэндаллу? Не пытайтесь обмануть меня, – Дугал говорил начальственным тоном. Похоже, он и был здесь главным.

Я слегка оторопела. Все участники этой военно-исторической авантюры слишком увлечены своей игрой. Черт их знает, что они сделают с незнакомкой, случайно попавшей в их придуманный мир. Лучше подыграть им сейчас. Не может же игра длиться вечно… Главное – обойтись без лишних деталей, иначе эти сумасшедшие заподозрят меня во вранье. Чертовски странная съемочная площадка… Жалостливым голосом я начала:

– Я не уверена… То есть мы ехали… и вдруг раздались выстрелы… Я не успела понять, что происходит, и, наверное, потеряла сознание. Когда я очнулась, вокруг никого не было. А Эндрю… – Я вдруг всхлипнула по-настоящему.

На меня навалилась безумная усталость. Встреча и неожиданная разлука с Андреем, бессонная ночь, утомительный путь на Грэт-на-Дан, абсурд последних часов, неизвестность, глупые игры незнакомых и грубых людей… Судя по их виду и выражению лиц, они были очень и очень опасны. Я предпочла бы избежать встречи с ними даже днем на шумной городской улице – хотя в городе и не встретишь таких колоритных разбойников. Но сейчас у меня не было выбора. Я столкнулась с ними в чужой стране, в глухом лесу и должна была играть по их правилам.

Я громко зарыдала, не выдержав всего, что свалилось на меня сегодня. Видимо, мои рыдания их тронули или же у них были заботы поважнее, но меня оставили в покое. Я сидела на сыром холодном камне под кустом и оплакивала свою несчастную судьбину, украдкой осматриваясь на новом месте. Неподалеку от меня прохаживался Руперт с видом, не оставляющим сомнений относительно возможности сбежать. Да я и не собиралась бежать. Я была слишком измучена сегодняшними приключениями, часть из которых оставалась для меня непонятной. Образ капитана Рэндалла еще не изгладился из моей памяти, его поцелуй был груб и в то же время болезненно знаком мне. Я не стремилась нарваться на него еще раз. Руперт, Дугал и кто там еще могут не беспокоиться.

Не знаю, сколько времени я провела в ожидании. Может, полчаса, может, час. Послышался шум, и на поляну вышли еще двое шотландцев, тащившие третьего. Очевидно, он был тяжело ранен. Он приглушенно стонал, голова безвольно моталась из стороны в сторону.

– Господи милосердный, да это же Джейми! – воскликнул мой страж и подбежал к вновь прибывшим, оставив меня на произвол судьбы.

– Его ткнул штыком один из красных мундиров. Он упал с лошади и вывихнул плечо, – объяснял кто-то из темноты.

– Зато я жив, а этот парень уже не увидит рассвета, как и еще с десяток других, – на удивление бодро заметил сам раненый. – Но нужно поторопиться, иначе нас накроет большой отряд англичан. Сейчас они ищут нас как черти.

Все обитатели поляны собрались вокруг раненого, издавая разнообразные восклицания. Больше всего их беспокоило, впрочем, не самочувствие бедняги Джейми, а то, что он не может ехать верхом. Про меня забыли. Это был шанс незаметно ускользнуть от шайки Дугала. И попасть в руки большого отряда красных мундиров? Нет уж. И я осталась сидеть где сидела. Реальность происходящего становилась все более отчетливой. Это не розыгрыш и не киносъемки. Раненый настоящий. Кровь настоящая. Выстрелы не холостые. Может, я попала к шайке местных бандитов? Но почему они облачены в старинные костюмы и, насколько я могла судить, пользуются весьма несовременным оружием? А может, это еще один старинный обряд? Что-то вроде ритуального сбора клана. Я успела заметить, что почти все, кто был на поляне, носят цвета одного клана. Неожиданно ко мне подошел Дугал.

– Мы должны ехать немедленно. Если вы английская шпионка, вы донесете англичанам, которые будут здесь с минуты на минуту, в каком направлении мы отправились. Если же англичане ваши враги – было бы бесчестно оставить вас без защиты. Так или иначе, вы отправляетесь с нами, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – У нас нет лишней лошади, поедете со мной.

Я поплелась за ним. Хорошенькое дело – делить одну лошадь с этим шотландским чудовищем. Еще неизвестно, что страшнее – лошадь или сам Дугал. Издали лошадь кажется красивым, изящным животным, но вблизи… Я с трудом представляла, как на нее можно забраться. Потом, они же кусаются, брыкаются и лягаются. Но перечить Дугалу было еще страшнее. При взгляде на него я припоминала фильмы из средневековой истории. Примерно так выглядели жестокие рыцари, мучители крестьян и невинных девушек. Придется смириться. Хотя бы ради того, чтобы потянуть время и узнать, где я.

– Вашу ногу! – Дугал неожиданно опустился на колено рядом со мной, я смотрела на него непонимающим взглядом. – Левую ногу, – добавил он с видимым отвращением.

Я торопливо сменила правую ногу на левую и не без усилий оказалась в седле, вернее сказать, взгромоздилась в седло. Все когда-нибудь приходится делать в первый раз… Дугал ловко вскочил в седло сам, и вот я сидела перед ним и с опаской поглядывала вниз. Повыше, чем на велосипеде. Больнее падать. Можно и шею сломать. Тем временем на другую лошадь без особых церемоний погрузили раненого Джейми, и вся компания отправилась в путь.

Трясясь на лошади и ощущая спиной крепкую фигуру Дугала, увешанную оружием, я думала, каково же сейчас несчастному Джейми с воспаленной раной и вывихнутым суставом. Каждое движение должно причинять ему нестерпимую боль. В рану могла попасть инфекция, ее нужно немедленно обработать, а вывих вправить.

Иначе будут серьезные осложнения. Но о медицинской помощи эти люди, похоже, и вовсе не думают. Они что, не слыхали о заражении крови? Моему возмущению не было предела.

Мы выехали на открытую местность, и я стала осматриваться вокруг, чтобы найти хоть какие-то ориентиры. Слева за перелеском высилась та самая скала, на которую мы несколько часов назад карабкались с Андреем. Я узнала ее характерные очертания. Итак, я все еще находилась не слишком далеко от местного Стоунхенджа. Но тогда справа вдалеке должны быть огни Инвернесса. Огней не было. Темнотища, хоть глаз выколи. Авария на электростанции? Может быть, может быть. Как говорят англичане, may be yes or may be no, may be rain or may be snow…

С ума можно съехать. Похоже, что эти люди живут не в двадцатом веке. Пледы, кильты, старинное оружие, лошади, устаревшие обороты речи, вражда с англичанами… Другая эпоха. Это невозможно сыграть или подделать. Это чистая правда, не фальшивка. И в Инвернессе нет света, потому что нет электростанции. Господи, куда же я попала?!

Если встреченный мною в чаще Джонатан Рэндалл был действительно тем самым Рэндаллом, предком Андрея, то я нахожусь в восемнадцатом веке. Видимо, до тысяча семьсот сорок седьмого года. Поскольку после предок переехал в Россию, где и скончался от апоплексического удара. Какая нелепица: встретить предка Андрея! А где в таком случае сам Андрей? А он в таком случае еще не появился на свет. Отлично сказано: мой бывший муж еще не родился. Не попасть бы в психушку.

Этого не может быть. Я уверена, что всему происходящему найдется разумное объяснение. Не нужно ударяться в фантастику. В конце концов все закончится хорошо и мы с Андреем еще посмеемся над моими приключениями. Заблудилась в трех соснах, встретила экстравагантную съемочную группу и тут же решила, что путешествую во времени. Вот что значит начитаться научной фантастики и фэнтези. Но не слишком ли много случайностей?

Я застонала. Эти размышления причиняли мне почти физическую боль. Дугал обеспокоенно спросил:

– Мадам, с вами все в порядке? Вы не ранены?

– Я… нет-нет, я невредима… но вот мой муж… мой бывший муж… – пробормотала я бессвязно.

– Я сочувствую вашему горю, мадам, но вы уверены, что вашего мужа действительно нет в живых? Возможно, ему удалось спастись и он разыскивает вас?

– О нет, я абсолютно уверена, что его нет на этом свете… – Я снова искренне залилась слезами, но не стала уточнять, что моего мужа еще нет на этом свете.

Мы ехали довольно долго. Мои мышцы занемели, я не чувствовала своих ног. Несколько раз приходилось делать недолгие остановки, потому что раненому Джейми становилось плохо. Наконец, когда я почувствовала, что вот-вот потеряю сознание, мы добрались до небольшого домика, сложенного из серых камней. Избушка на курьих ножках по-шотландски… Всадники спешились, Дугал стащил меня с лошади и буквально внес внутрь. Следом вошел Руперт, тащивший Джейми. Джейми был бледен как полотно, однако находил силы криво улыбаться на какие-то шуточки Руперта.

Домик был населен. Нас встретила пожилая женщина, одетая довольно странно: длинная грязная юбка, блуза с длинными рукавами, наполовину прикрытая чем-то вроде жилетки или корсажа. Еще одна актриса? Она тотчас же подложила дров в очаг, усадила раненого поближе к огню и принесла здоровенную флягу. Нетрудно было догадаться, что булькает внутри. Фляга пошла по кругу. Ее продвижение сопровождалось довольными возгласами. Я тоже не отказалась сделать глоток. Ничего другого все равно не предложат, а подкрепиться нужно. Я не ела черт знает сколько времени, желудок уже давно требовал пищи или хоть чего-нибудь. Я зажмурилась, задержала дыхание и приложилась к фляге. Шотландское виски. Гадость неописуемая и к тому же очень крепкая. Я мужественно проглотила эту отраву, даже не закашлявшись. Я протянула флягу следующему клиенту и заметила на себе удивленные взгляды. В них читалось: леди, а пьет как лошадь.

Тем временем Дугал с видом знатока обследовал раны Джейми. Действовал он неловко, и я сразу поняла, что врач из него никудышный. Зато мясник бы получился. Пациент болезненно кривился от его прикосновений. Дугал подозвал Руперта и приказал ему подержать раненого, чтобы не дергался. Похоже, он собирался вправлять вывих. Он взялся за руку Джейми и начать тащить ее на себя, от чего Джейми глухо застонал, побледнел еще больше и потерял сознание. Я не выдержала и, вскочив со своего места, крикнула в профессиональном рвении:

– Вы что, с ума сошли оба? Вы так сломаете ему руку, чертов кретин. Отойдите сейчас же от больного, – я присовокупила витиеватое ругательство, которое по черпнула в каком-то американском детективе.

Вышло убедительно. Оба отскочили от него как ошпаренные и остолбенело воззрились на меня. Леди пьет как лошадь и ругается как извозчик. Я воспользовалась паузой, подошла и перехватила у Дугала запястье Джейми.

– Прежде чем прикладывать силу, нужно поставить кость под правильным углом, вот так, и тогда она встанет на место.

Рука в моей руке была теплой, но не горячей. Жара нет. Это хорошо. Значит, воспаление не сильное. Впервые за сегодняшний день я чувствовала себя уверенно. По крайней мере я знала, что делать в ближайшее время.

Я внимательно осмотрела руку. Тяжелая как камень. Тем временем раненый пришел в себя и уставился на меня с таким же недоумением, как и его товарищи. Впрочем, никто не мешал мне делать свое дело. Итак, мы имеем вывих плечевого сустава, мышцы уже воспалились и распухли, они сдавливают суставную сумку, усложняя мою работу, мешая кости встать на место. Вправить будет непросто. Тут потребуется грубая сила, а я, как назло, страшно вымотана и к тому же давно не практиковалась.

Я взялась за локоть, глубоко вдохнула и приготовилась с силой повернуть его вверх и внутрь.

– Сейчас будет очень больно. Придется потерпеть, – предупредила я своего нежданного пациента.

– Больнее, чем сейчас, уже не будет. Так что давайте, – сказал он.

У огня было очень жарко. Я моментально взмокла от жара и физических усилий. По моей спине текла струйка пота. Джейми тоже взмок – от боли, которую переносил стоически. Он не издал ни звука, просто закрыл глаза и сделался еще бледнее. Мне не встречался столь терпеливый пациент. Наконец с легким щелчком рука пришла в нормальное положение.

– Уф! – сказала я и облегченно вздохнула.

– Больше не болит! – радостно провозгласил Джейми, и на его лице появилась широкая улыбка. Окружившие меня люди разразились восклицаниями и аплодисментами.

– Будет, – Пообещала я, чтобы остудить восторги. – Еще несколько дней могут быть боли и неприятные ощущения в руке. Поберегите сустав два-три дня, двигайте рукой как можно меньше. Потом будьте очень осторожны, не делайте резких движений, и обязательно каждый день теплые компрессы.

В глазах Джейми читалось легкое изумление, но еще я увидела в них доверие и уважение. Мне был знаком этот взгляд. Так смотрят на врача пациенты во все времена. Ради этого я готова была работать сутками. И мне вдруг захотелось бросить к черту свою сытую и благополучную жизнь консультанта в фармацевтической фирме и снова лечить. Снова спасать, успокаивать, вселять надежду… И жить впроголодь? Или лечить богатых в частной клинике?

Я отсутствующим взглядом обвела комнату и почувствовала какое-то напряжение. На меня смотрели с изумлением и подозрением. Что-то было не так.

– Я врач, – объяснила я.

Вместо того чтобы расслабиться, они напряглись еще больше. Изумление исчезло. Осталось подозрение и недоверчивость.

– Как бы то ни было, похоже, вы кое-что понимаете в лечении, – Дугал нарушил воцарившееся молчание. – Вы сможете залатать его рану, чтобы он мог ехать верхом?

– Ну конечно, я могу сделать перевязку. Если у меня будет все необходимое.

Дугал бросил женщине, сидевшей до того в углу, несколько слов на незнакомом мне языке, скорее всего на гэльском. Та сделала неуклюжий реверанс и стала рыться в деревянном крашеном ящике. Тем временем я осмотрела все помещение. Домик состоял из единственной комнаты, не отличавшейся уютом. Закопченные стены, жуткая грязь, нет электричества и водопровода. Такого я не видела даже в глухой деревне в Псковской области, куда ездила с подругой навестить ее бабушку. Старушка жила в типичном деревенском домике, небольшом, но прочном и теплом. Никаких благ цивилизации там не было. Воду брали в колодце, еду готовили на дровяной плите, по вечерам зажигали свечку. И все-таки в доме было прибрано и уютно. Не было такой вековой грязи, как здесь.

Женщина извлекла на свет кучу серых тряпок.

– Ни в коем случае! – Я с отвращением взяла одну из них двумя пальцами. – Это очень грязное. Рану нужно сначала продезинфицировать, затем перевязать чистой тряпкой, если нет стерильных бинтов.

– Продезинфицировать? – переспросил Дугал. Похоже, он не понимал значения этого слова, хотя и казался образованным человеком. Или его образование весьма однобоко, или… Или что?

– Нужно удалить из раны всю грязь. Для этого нужно лекарство, которое убьет микробов и ускорит выздоровление. – Я говорила, как с маленькими детьми.

– Какое лекарство?

– Йод, борная кислота, перекись водорода. – Я видела непонимание на лицах. – Ну хотя бы спирт?

Слово «спирт» звучит по-английски так же, как и «алкоголь». Вероятно, поэтому они с возгласами облегчения предложили мне все ту же флягу с виски. Невероятно! Или они просто олигофрены, или… У меня подкосились ноги, и я на всякий случай села.

– Почему бы вам просто не отвезти его в город к врачу? – спросила я наудачу.

– Какой город? Здесь нет города, – ответила мне женщина. Остальные только молча переглянулись.

Я чувствовала, как бьется мое сердце и делаются ватными руки и ноги. Я в Шотландии, неподалеку от Инвернесса, и мне говорят, что здесь нет города, хотя Инвернесс стоит на своем месте уже шесть веков. Я встречаю капитана Джона Рэндалла, очень похожего на Андрея, шотландцев, не знающих, что такое дезинфекция, и воюющих, с англичанами. Всего этого не может быть в двадцатом веке. Чтобы поверить в это, нужно нагромоздить цепь фантастических совпадений, да и то не все сойдется. Но если допустить одну-единственную фантастическую мысль, то все сразу становится на свои места. Я каким-то непостижимым образом оказалась в прошлом, и то, что со мной происходит сейчас, вполне закономерно.

В комнату вошел с улицы приземистый коренастый человечек с черной бородой. Он обменялся с Дугалом несколькими фразами на гэльском и вышел. На вопросительные взгляды он покачал головой.

– Близко никого. Отправляемся сейчас, пока все спокойно. Посмотрев в мою сторону, добавил: – Она едет с нами.

– Почему ты не оставишь ее здесь? – спросил усатый человек с багровым шрамом, пересекающим левую щеку. Похоже, он не был заинтересован в попутчиках.

– Она может сообщить англичанам, куда мы поехали. К тому же нам пригодится ее умение врачевать. Но не сейчас. Нет времени. Так что тебе, Джейми, придется обойтись без дезинфекции, – сказал он, хлопая Джейми по спине. – Ты сможешь ехать верхом с одной рукой?

– Да.

– Хорошо. Перевяжите его, и побыстрее. – Дугал бросил мне все те же серые тряпки.

– Но я не могу… – заикнулась я.

– Придется, – оборвал меня Дугал на полуслове, сжав мое плечо и подтолкнув в сторону Джейми. Я поняла, что действительно придется сделать так, как он хочет.

Одно утешало: быть более напуганной, чем сейчас, я уже не могла. И я продолжила осматривать раненого. Нужно было перевязать рану, используя скудные подручные материалы. Прикоснуться к замусоленному тряпью без содрогания я не могла. И я, не долго думая, оторвала широкую полосу от моей и без того драной блузки. Это было самое чистое, чем я располагала, чтобы забинтовать плечо Джейми. Нижняя рубашка моего пациента была довольно поношенной, но ткань оставалась на удивление грубой. С усилием я разорвала рукав до конца и сделала из него подобие косынки, поддерживающей больную руку. Получилась вполне приличная перевязка, особенно если учесть, в каких условиях пришлось работать. На слегка обнажившейся спине Джейми я увидела бесформенный широкий рубец, видимо, от старой раны. Он уродовал чистую гладкую кожу плеча и явно продолжался на спине. Чем можно было нанести такую рану? Я терялась в догадках.

– Хорошая работа, – одобрил Дугал мои усилия, прерывая уже не в первый раз мои мысли. – Пойдемте. Мы отправляемся.

Он сунул женщине монету и вышел из домика, сопровождаемый все еще бледным Джейми. Тот, встав с табуретки, оказался высоким и стройным. Он был на несколько сантиметров выше Дугала, мужчины немаленького роста. Оба они были похожи на викингов: хорошо сложенные, широкоплечие, рыжие, всклокоченные, с глубокими синими глазами и широкими скулами. Мой знакомый Руперт и человек с черной бородой – кажется, его называли Муртаг – держали лошадей, тихо разговаривая с ними по-гэльски.

– Садись. Девица поедет с тобой, – сказал Дугал, обращаясь к Джейми. Он взял меня за локоть. – Вы будете держать поводья, если он не справится одной рукой. И постарайтесь держаться поближе к остальным. Иначе я перережу вам горло. Понятно?

Я кивнула. Как сказал Толстой о Леониде Андрееве: он пугает, а мне не страшно. Вот и мне уже не было страшно. Мои эмоции притупились. Слишком много острых ощущений я испытала за сегодняшний день и уже успела к ним привыкнуть. Если постоянно есть на ужин ананасы, через некоторое время будешь относиться к ним так же, как к картошке. Люди, которые каждый день подвергают свою жизнь опасности, не обращают на это внимания. Иначе они не смогли бы делать свое дело. Теперь я поняла, как это бывает. Со мной происходили странные вещи, моей жизни угрожала серьезная опасность, но я была в состоянии размышлять и действовать.

На этот раз я уже легко села верхом на лошадь. Чувствовать спиной тепло Джейми почему-то было несравненно приятнее, чем прислоняться к словно из камня выточенной фигуре Дугала. Ночь была холодной, и я вспоминала о своей куртке, брошенной где-то на Грэт-на-Дан, и о теплом шерстяном платке в шотландскую клетку – тартане, который мне подарили в первый день семинара. Семинар, Андрей… Как все это было далеко. Словно осталось в другой жизни. Но я должна туда вернуться.

Молча всадники отправились в озаренную звездным светом ночь. Никто не разговаривал, шотландцы держались настороженно, видимо, опасаясь чего-то. Мой спутник не испытывал никаких затруднений в управлении лошадью, даже и с одной рукой. Время от времени я чувствовала, как он ногами направляет коня. Превосходный наездник, насколько я могла судить.

Джейми завозился у меня за спиной, и я не могла понять, что он хочет сделать.

– Осторожнее, вы сдвинете повязку! Что вы делаете?

– Вы дрожите от холода. Ваша одежда слишком легкая для ночной прохлады. Я хочу укрыть вас моим пледом, но мне никак не расстегнуть застежку одной рукой. Если бы вы мне помогли…

Некоторое время мы неловко возились вместе. Наконец плед укутал нас обоих и я перестала трястись от холода, но внутри меня все колотилось и не могло успокоиться.

– Теперь вы не замерзнете, пока мы не прибудем на место.

– Очень мило, – сказала я, – но куда мы едем?

– Сказать по правде, я и сам не знаю, – хмыкнул он. – Посмотрим, когда доберемся.