Венеция, 1753 год

В следующий раз я увидела Джакомо, когда начался сезон карнавалов, в начале июня. Во времена моего детства и отрочества карнавал всегда знаменовался небольшой ярмаркой у церкви на площади Сан-Джорджо. Девочки и мальчики в масках танцевали furlana, повсюду были развешаны гирлянды из цветов, а воздух наполнен запахом жареных орехов. Но позже я поняла, что карнавал придумали для того, чтобы хоть ненадолго спрятаться от мира — будь ты мужчина или женщина, богач или бедняк. И стать тем, кем на самом деле не являешься, жить той жизнью, о которой мечтаешь.

Театры в Венеции были разрешены только во время карнавалов. Я же никогда не была ни в опере, ни на балете. А сейчас Пьетрантонио пригласил меня пойти с ним. У нас была тайна: в театре Сан-Самуэль нас встретит Джакомо.

Нашу доверчивую маму, как всегда, можно было обвести вокруг пальца.

— А какую оперу дают? — поинтересовалась она. Мы стояли на кухне, она предложила моему брату теплый пирожок с корицей, завернув его в льняную салфетку.

— «Мир вверх тормашками, или Женщины правят», — ответил он. Выхватил пирожок у мамы из рук и, сунув себе в рот, засмеялся, пока не подавился крошками. Наверное, он думал как раз о том, что у самой мамы в голове все вверх тормашками.

Мама любила брата больше, чем он того заслуживал.

Джульетта пришла к нам в гости в день представления, чтобы одолжить мне платье. Она была чуть полнее, чем я, но эту проблему легко было решить, затянув платье потуже. И она знала, что мне всегда нравилось это платье. Шелковое, цвета полыни, расшитое золотыми стрекозами. Золотая нить спускалась петлями, словно изображая насекомых в полете.

— Мне не стоило бы помогать тебе выглядеть сегодня настоящей красавицей, — сказала она, когда закончила затягивать корсет. Платье все еще источало ее сладкий запах — как цвет апельсинового дерева.

Она достала из кармана миниатюрную шкатулку для драгоценностей.

— Закрой глаза и протяни руку. — Она вложила мне в ладонь какую-то безделушку.

Я открыла глаза. Там лежало шесть стрекоз — заколки для волос под платье.

— Ой! Какая красота! — воскликнула я. — Украсишь ими прическу?

Джульетта жестом велела мне сесть перед зеркалом. Она украсила стрекозами — светло-розовыми, желтыми и зелеными — мою прическу. И они засияли у меня в волосах. Я ощущала ее нежность, искреннюю любовь ко мне.

— Ты уверена, что Пьетрантонио не бросит тебя там среди ночи? — спросила она. — Не выпускай его из виду.

— Не волнуйся! Не выпущу! — заверила я.

Мы обе играли в игру, и обе об этом прекрасно знали. Мы понимали, что Пьетрантонио не из тех братьев, которые будут беречь чью-то репутацию.

— Будь осторожна, cara, — сказала она, осматривая меня в зеркале.

Я встала и обняла ее.

— Что я сказала тебе? — спросила я, беря ее за обе руки.

— Что с тобой все будет отлично?

— Вот именно!

Она встревоженно взглянула на меня и сжимала мои руки, пока я наконец-то их не отпустила.

* * *

Около полуночи мы с Пьетрантонио вышли из дома и отправились в плавание по Большому каналу. Я надела в каюте гондолы простую черную кожаную маску. Пара стеклянных стрекоз упала с моих волос на бархатное сиденье. Я подхватила их и приколола назад. Они казались живыми созданиями, порхающими в ночи.

Я открыла ставни, чтобы полюбоваться окрестностями. На улице было тепло, и все вышли на балконы, наблюдать за парадом лодок на Большом канале. На балюстрадах были развешаны шелковые стяги и ковры. Наш гондольер запел «Если ты меня любишь» («Но если ты думаешь, что я должна любить одного тебя…»), а дальше его песню подхватил кто-то из темноты канала («Пастух, ты наверняка себя обманываешь…»). Настроение у меня было хорошее, и я стала тоже подпевать.

— Останови здесь! — велел Пьетрантонио гондольеру.

— Ты что задумал? — повернулась я к брату. — Мы где?

— У Ридотто, — ответил он.

— Ты… выходишь здесь, чтобы поиграть в карты? — удивилась я. — Со мной в оперу ты не едешь?

Он похлопал по кошельку с монетами, который лежал у него в кармане бриджей.

— О нет! Джакомо заплатил мне немало, чтобы я отослал тебя к нему одну. — Он оставил меня в каюте и выпрыгнул на мокрый тротуар.

Вот, значит, как… меня купили на ночь. Я почувствовала себя куртизанкой. Но в то же самое время я ощутила себя удивительно ценной. Желанной.

— А как же я вернусь домой? — крикнула я вслед брату через открытое окно, неожиданно вспомнив о главном.

— Ах да! — крикнул Пьетрантонио в ответ. — Я сказал маме, что потерял ключи. Она обещала оставить дверь со стороны канала открытой. — Он театрально мне поклонился и зашагал прочь.

Вот уж балабол! Гондольер посмотрел на меня, ожидая приказа.

— В театр Сан-Самуэль, — велела я. — Voga!

Гондола заскользила в ночи. Я откинулась на спинку дивана и обхватила себя руками, чтобы успокоиться. Ладони у меня были липкими, я вытерла их о платье. О платье Джульетты. Что бы она обо мне подумала, если бы увидела? Впервые в жизни одна на улице, направляюсь на встречу с любимым!

Сердце мое трепетало. Я понятия не имела, что ждет меня впереди. Но… меня ждал Джакомо.