Кончитта отправлялась в Венецию каждую среду. Поэтому Джакомо стал ожидать от меня писем именно в этот день и всегда присылал мне ответ. Целую неделю я писала ему, исписывала целые страницы, во всех подробностях передавая свои дни. Я даже поведала ему о Марине, о том — осторожно, — что она меня поцеловала. Он воспринял это легко, написал мне ободряющий ответ: «Не изводи себя из-за пары поцелуев, ангел мой. Разве кто-то может устоять перед твоим обаянием? Могу только восхититься тому, как сестра Морозини ищет возможность удовлетворить свои желания».
И тем не менее я хотела как-то доказать ему свое постоянство, свою преданность. И спустя какое-то время у меня возникла идея.
«Джакомо, любовь моя, закажи свой миниатюрный портрет, а потом пришли его мне в кольце. Только попроси ювелира спрятать его получше, чтобы никто не заподозрил, что он внутри. Тогда, нося кольцо, я смогу тобою любоваться, делиться с тобой секретами, осыпать тебя поцелуями, носить твое любимое лицо на пальце, возле вены, которая идет прямо к сердцу».
Через две недели Кончитта принесла мне из Венеции плоский бумажный пакет. Я взяла его в руки — на удивление легкий.
— Это он вам передал? — разочарованно протянула я. — Похоже на книгу.
— Он передал только это, — ответила Кончитта. — А еще он сказал: «Передайте ей, чтобы молилась святой Катерине, и пусть каждый день читает «Патер ностер» и «Богородица Дева, радуйся», как и я каждый день молюсь своему покровителю святому Джакомо».
— Это он так сказал? — Я опустилась на жесткую кровать, у меня закружилась голова.
Кончитта пожала плечами, как будто говоря: «Я и сама его не поняла». Плохой знак, когда возлюбленный советует тебе больше молиться. И мы обе это понимали.
Кончитта ушла, я несколько минут держала пакет, не открывая. Читать совсем не было настроения. Наконец я стала стягивать бечевку и разрывать оберточную бумагу.
Я увидела старый кожаный переплет с медными застежками. На обложке был грубый оттиск «Богородица с Христом». Часослов. Джакомо, неужели в монастыре мне нужен часослов? Я открыла первую страницу, ожидая увидеть ненужные слова.
Но вместо них увидела нечто неожиданное: внутри книги был вырезан квадрат. В этом квадрате находилась крошечная восьмиугольная шкатулочка. А внутри шкатулки я обнаружила золотое кольцо.
Я вертела кольцо в руках, пытаясь понять, где же спрятан портрет. Лицо, вырезанное в слоновой кости, — красочный образ моей святой, святой Катерины. А вокруг ее портрета нанесена белая эмаль. Я провела по нему пальцем и почувствовала остатки клея. Меня будто иглой кольнуло. Я отодвинула его пальцем. Ничего.
Я поднесла кольцо к окну, рассмотрела его более пристально. Теперь я смогла разглядеть, что на выпуклости поставлена практически незаметная голубая точка. Я вытащила из прически металлическую шпильку и острым концом нажала на точку. Портрет на кольце открылся.
Я взвизгнула от радости. Передо мной было лицо Джакомо, в профиль. Портрет вышел очень похожим, и так искусно выписан — должно быть, над ним потрудился мастер с кисточкой не толще волоса.
Внутри изувеченной книги я обнаружила приклеенную к форзацу записку. Послание гласило:
«Джакомо ревнует к портрету, который будет жить на твоем пальчике каждый день. С ним будут беседовать, его будут целовать, к нему будут прикасаться аппетитные ручки Катерины… она ласкает его… ох! Приди сюда и спаси меня, как школьника, насилующего природу!»
Я спрятала книгу в ящик письменного стола. Я до сих пор ее храню. Это лучший часослов, который мне доводилось читать.