— Вы уверены, что это хорошая мысль? — спросила Леда Катерину в каюте гондолы на следующий день, когда они пересекали Большой канал, направляясь к театру Сан-Моизе.

Катерина сжала ее руку. Она поняла, почему Леда так боится рисковать. Ребенок все изменил.

— По крайней мере послушай, что скажет Филиппо, — подбодрила Катерина, когда Леда несколько раз глубоко, протяжно вздохнула. Катерина настояла на том, чтобы не передавать подробности своего разговора с Филиппо, она хотела, чтобы Леда приняла собственное решение.

Катерина сказала ей только одно — как бы все ни сложилось, назад в монастырь Леда не вернется. Никогда. Катерина так решила в тот страшный день, когда девушка исчезла. Если девушке будет нужен приют, домом для нее и ее ребенка станет дом Катерины и Бастиано.

Весь непродолжительный путь голова Леды лежала у Катерины на плече. Глаза были закрыты, но она не спала. Время от времени Катерина замечала, как девушка хватается за свой кулон, а ее губы шепчут какую-то молитву.

Лодка с глухим стуком причалила у ряда старых дубовых швартовых тумб. Чтобы помочь Леде выбраться на причал, понадобилась помощь двух гондольеров. Потом они с Катериной под руку зашагали к театру.

— Ты так и не сказала мне, — произнесла Катерина, чтобы как-то отвлечь девушку, — как назовешь ребенка, если родится девочка. Карус — мальчика, а девочку? Кара? — улыбнулась Катерина. Ей нравилось, как звучало это имя. Означает «дорогая».

— Нет, — лукаво улыбнулась Леда. — Попробуйте еще раз.

— Карушка?

Леда расхохоталась:

— Нет! Никогда не слышала более ужасного имени!

Прохожие смотрели на нее не только потому, что она была настоящей красавицей, а к тому же смеялась, но еще потому, что, будучи на большом сроке, решилась выйти на люди. Это было не принято.

— Катерина, — взяла себя в руки Леда. — Если родится девочка, будет Катериной.

Катерина ощутила такую радость, что повернулась и поцеловала Леду в щеку. Девушка еще крепче прижалась к ней.

Они миновали церковь Сан Моизе с ее резными фасадами: фруктовыми гирляндами, putti, святыми. Яркий фасад, перегруженный лепниной, отвечал нынешнему настроению Катерины. Они завернули за угол и наткнулись на залитый солнцем двор, кишащий котами, рывшимися в корзинах с очистками, которые вывесили из окон. В дальнем конце двора Катерина разглядела здание театра. Они с Ледой направились туда, Катерина распахнула огромные входные двери.

В фойе царила восхитительная прохлада, высились колонны из розового мрамора, пол был выложен черной, белой и розовой плиткой. На золотом кессоне потолка размещалась огромная картина, на которой была изображена Муза с лирой, плывущая на облаке. Катерине казалось, что потолок разверзается прямо в небеса.

Похожее на шкатулку с драгоценностями фойе напомнило ей то время, когда она была в театре Сан-Самуэль много лет назад с Джакомо. С тех пор она в театры не ходила. Когда они поженились, Бастиано сначала предлагал сводить ее в оперу, но она всегда отказывалась. Она не позволяла себе быть с ним счастливой. Теперь она поклялась ходить туда почаще — песня Филиппо напомнила ей, как сильно она любила слушать пение, ощущать, как голос открывает ее сердце.

Катерина бесшумно провела Леду внутрь, в зрительный зал театра. Внутри царила темнота, была заметна лишь одинокая фигура Филиппо в оркестровой яме у клавесина, который он настраивал при свете лампы. Вокруг на пустых стульях лежали скрипки, флейты, гобои, рога. Катерина смогла разглядеть возвышающийся на сцене силуэт какой-то декорации. И рядом… совершенно не к месту — простая деревянная колыбель.

Катерина жестом показала Леде, что будет ждать ее в глубине зала, и спряталась в темноте за толстой колонной. Она выглянула из-за колонны и наблюдала, как Леда тяжело идет в сторону оркестровой ямы.

Увидев ее, Филиппо отскочил от инструмента. Он повел ее по ступеням на сцену и показал колыбельку. Встал перед ней на колени. Он взял обе ладони Леды в свои руки и стал покрывать их поцелуями. Катерина увидела, что он ей объясняется в любви, но слышала только бормотание. Ей казалось, что Филиппо вглядывается в глаза Леды, как будто они излучают небесный свет, о котором он пел ей под окном.

Наконец, Филиппо замолчал. Он склонил голову, ожидая вердикта Леды. Леда положила свою руку ему на щеку и повернула его к себе лицом. Она улыбалась. Филиппо, видя, что он прощен — что любимая отвечает ему взаимностью, — вскочил, обнял Леду и стал покрывать страстными поцелуями. Видя это, Катерина с неловкостью осознала, что подсматривает за ними. Она тайком покинула театр.

Когда она вышла на улицу, сердце ее разрывалось от счастья. «Леда воссоединилась с Филиппо». Она вдохнула радость этой вести. У ребенка будет и мать, и отец, который любит ее. Или его. Но Катерина надеялась, что все-таки будет девочка. Девочка по имени Катерина. Чье имя будет означать: «Катерина Капретте помогла мне найти надежное место в этом мире».

«В жизни я совершила больше хорошего, чем плохого, — убеждала себя Катерина, — вероятно, это все, о чем я… любой из нас… может просить». Она ощутила, как избавилась от последнего ужасного груза прошлого.

По дороге домой Катерина и не заметила, как идет и улыбается. Она достигла моста у площади Сан-Моизе, и красивый мужчина, приблизительно ее ровесник, благожелательно взглянул на нее. Она улыбнулась еще шире, на краткий миг игриво стрельнув в него глазками.

«В конце концов, я еще не такая старая! Еще достаточно молода, чтобы на меня заглядывались мужчины. Еще молода, чтобы получать удовольствие от оставшейся жизни».

Она удивилась тому, что с нежностью вспоминает Бастиано, вероятно, впервые со дня замужества. Она по-новому начала его ценить, думая о том, как он без лишних слов помог ей с Ледой. Он был добрым и внимательным и по-своему любящим. Где-то в глубине души Катерина тоже поняла, что любит его.

Она оглянулась: не ушел ли с моста тот красавец? Ушел. Он чем-то напомнил ей Джакомо. Она на секунду остановилась и закрыла глаза. Нежное сентябрьское солнце согревало лицо. Она прикоснулась к щеке, вспоминая сладкое эхо прикосновений Джакомо к ее коже. И гадала: а может, где-то там, далеко, он когда-нибудь закрывает глаза… и тоже вспоминает ее?